Бесплатный фрагмент - Не умри

Не умри.

«Зомби-апокалипсис может быть всего лишь сном, фильмом или игрой, но его тени, вкрадываясь в нас, остаются и тем самым, вторгаются в реальность, как сигнал о том, что внутри каждого таится потенциал для настоящего кошмара.»

I

Кабинет, выделенный для интервью начинающему журналисту, выглядел как настоящая сокровищница прошлого. Стены, увешанные массивными книжными полками, с изношенными временем книгами, но хранивших в себе неоценимый опыт, чертежи и знания, а потому без единой пылинки. Мягкий, приглушенный свет от лампы создавал уютную атмосферу, а протертый пыльный ковер придавал нотку домашнего комфорта. Атмосфера внутри кабинета настолько притягательна, что словно каждый предмет в нем имеет свою увлекательную историю, жаждущую рассказа.

— А давай я налью тебе нашего, именно нашего коньячку или как это было правильно когда-то называть — бренди. Ну, это так, для затравки, а уж затем поговорим по душам так сказать? — седовласый мужчина с довольной улыбкой на лице, заторопился к креслу в своем кабинете и поудобней разместившись, уже взял потертую телефонную трубку чтобы набрать номер, но тут его остановили.

— Нет, спасибо, давайте сначала сделаем дело, а уж затем расскажете и про свой коньяк. Ну понимаете, для трезвости мышления и все такое, — молодой человек, лет двадцати, с гладко выбритым лицом, четкими чертами и короткострижеными темными волосами, аккуратно установил видеокамеру на штатив, проверил ракурс и фокус съемки, а затем устроился аккурат так напротив рассказчика, чтоб не загораживать того перед объективом и самому так же быть в кадре.

— Ну, не хочешь — не надо, мое дело предложить — твое отказаться, а я, пожалуй, буду. Не так просто это все вспоминать. Нет, не подумай, что я старый алкаш и буду рассказывать сказки и небылицы всякие про драконов, ведьм и вурдалаков, я ценю то, что ты делаешь. Записывать истории каждого выжившего, это очень даже необходимо для будущего. Для нашего так сказать общего будущего, — мужчина, взял телефонную трубку и стукнул пальцами по нескольким кнопкам, спустя несколько гудков, на другом конце провода раздался щелчок:

— Аренька, принеси пожалуйста графин с коньячком из подвала… а и два снифтера, да-да бокалы такие специальные для коньяка. Рядом, ну там точно есть, круглые такие, поищи… Ждем, — пожилой человек, положил трубку и искренне улыбнулся, сложив ладони на стол перед собой.

— Хорошо. Аппаратура готова, так что, — молодой человек выдержал небольшую театральную паузу, — как только будете Вы готовы, то мы можем сразу и начать.

— Ага, чудненько, только не надо тут галантничать и перейдем сразу на «ты». Хорошо? Как тебя?.. Старик с прищуром взглянул на серьезное лицо журналиста в ожидании ответа.

— Алексей, Леха. Попробую, но думаю, что не сразу получится, так что заранее извините… ой ну вот сразу и не получилось.

— Так вот, — мужчина за столом расположился поудобней, откинувшись на издавшую небольшой скрип спинку офисного кресла, — а ты знаешь процедуру приготовления, нет не приготовления даже, а созревания хорошего коньяка?

— Нет, но мы же не про коньяк будем говорить, — молодой человек, изобразив печальную гримасу, начал было уже разочаровываться в рассказчике.

— Нет конечно, но есть некая связь нынешнего благополучия с этим поистине отменным напитком. Какая? Ну ладно, об этом в конце расскажу.

Скрипнув комнатной дверью, вошла молодая, стройная, невысокая девушка, на вид которой было двадцать пять плюс-минус пару лет. Длинные каштановые волосы, закрепленные одной маленькой косичкой, изящно падали на плечи потоком горного ключа, как это зачастую изображалось на старых картинах с лесными эльфами или нимфами. Ее кожа загорелая и гладкая, а глаза карие, большие и яркие, словно солнце весенним вечером на закате. Девушка одета в легкий сарафан бирюзового цвета, украшенное вышивкой в виде цветов, листьев и ещё каких-то непонятных плетёных узоров. Одежда, слегка обтягивает ее стройную фигуру и подчеркивает изящество ее движений. На ногах у нее кроссовки цвета хаки, которые несколько выбиваются из ее общего образа, но при этом добавляют некую игривость и свободу. В руках она держит поднос с графином, в котором плещется коричневатая жидкость чайного цвета, а по бокам от графина стоят два бокала. Поставив на стол поднос, она остановилась, вопросительно глядя на старшего мужчину улыбнувшись приподняв одну бровь и закинув правую руку на бедро.

— Спасибо доця, ты звиняй что отвлек от твоих делов, замотался я просто, не подготовился заранее — проскрипел седовласый взяв девушку за руку.

— Да какие там дела, на сегодня я уже все сделала. Радио зарядила, сигнал на повтор поставила, сопровождение в столовой хавает за обе щеки. Вот, только из душа вылезла, как ты позвонил, — и пристально осмотрев молодого человека Аркадия заискивающе спросила: это тот журналист, да? А можно остаться, послушать?

— Я, если что, не против, если твой отец согласится, хотя обычно записываю рассказы тет-а-тет. Впрочем… как хотите.

— Да пусть останется, — сказал седовласый. Она и так знает, как все было. Мужчина открыл графин, легким жестом налил себе в бокал пьянительный, ароматный напиток. Затем взял бокал в руку для предания напитку температуры тела, поднес бокал к носу и закрыв глаза вдохнул горьковатый аромат и пригубил немного. С прищуром, на несколько секунд сосредоточившись на Аркадии, ухмыльнувшись по-стариковски, продолжил:

— Да… пожалуй… о коньяке потом. Потом, уверен поймешь к чему я про него вспомнил с самого начала.

Помолчав еще секунд пять смакуя послевкусие и разглядывая пьянительную жидкость на свет, он начал вспоминать, глядя будто сквозь своего собеседника, мысленно перелистывая страницы давно минувших дней…

II

Старик закрыл глаза погружаясь в воспоминания, которые переносили его в маленький чешский городок Велька-Битеш. В его памяти вновь всплыли образы, словно он оказался там, в городе, пережившем многие напасти на протяжении всей своей, многовековой истории. Это был город, который встретился с новой угрозой, когда мир рухнул в одночасье, не выдержав затянувшейся эпидемии. Жестокий вирус и попытка передела крупными государствами-диктаторами внесли свои правила в новую мировую игру.

В бесчисленных попытках поскорей уснуть Артем ерзал, переворачиваясь с боку на бок, на своей импровизированной кровати. Вот уже почти полгода, он, уставший, ежедневно возвращаясь с шестнадцатичасовой заводской смены в то, что ранее было частью рабочего заводского цеха. Он устраивался на едва ли мягком ватном, насквозь провонявшем потом и сыростью заплесневелом матрасе, укрываясь вонючим и совсем не согревающим по ночам пледом. Его окружали такие же усталые работяги, как он сам, и мыши, бегавшие по комнате. Кому-то удавалось привыкнуть к такой обстановке, кому угодно, но почему-то только не ему. Многих работяг по соседству, уже не интересовало ни время суток, ни день недели, главным было — отстоять смену. После чего получить пайку в виде слизистой, жиденькой и далеко не самой вкусной баланды приготовленной из непойми чего будто выблеванного, с ароматом, напоминающим сырость подвала и таким же привкусом. Употребив это, едва-ли съедобное вещество, называемое местными «полевкой», сдерживая в себе рвотные позывы, все старались как можно быстрее уснуть. Главной целью для многих, здесь было — не сдохнуть. В комнате, приправленной запахами нестиранной длительное время одежды и немытых тел вместе с Артемом, было еще девять таких же трудяг, как и он сам и еще с десяток мышей. Работяги уже храпели во всю душу, или бормотали всякие несуразицы судорожно подергиваясь во сне. Мыши устраивали под полом бега и возню время от времени выбираясь из щелей, охотясь на постельных клопов или в поисках крошек. Спали все, кроме двоих, самого Артема и его камрада.

— Эй, Тем, снова не спится да? — это был сипловатый голос Сани — собрата по несчастью, с которым Артему утром, через каких-то пять часов уже вновь заступать в очередную смену. Саня, будучи высоким и худощавым человеком, растянулся на деревянном поддоне, закинув руки за голову напоминал больше не мужчину за тридцать, а скорей десятилетнего пацана, пытающегося уместиться в кроватке для младенца. Он всегда был энергичный и жизнерадостный, всегда готов к новым приключениям и искренне наслаждался жизнью до падения мира. Но несмотря на происходящее он не утратил свое чувство юмора и умел поднять настроение своим друзьям.

— Как тут уснешь то, эти храпят вот… то мышиные твари скребутся будто внутри меня уже… то мысли разные в голову лезут. Интересно что дома творится. Даже не знаю, жив ли кто вообще там, — ответил шепотом Артём.

— Пора-бы и привыкнуть к обстановочке-то а, — хихикнул Саня, — а что дома может твориться, конечно, никто не знает. Новичков давно на этой каторге невидно, значит плохо дело, может и вокруг по селам нет уже никого, чего говорить про дом. Последний курьер так и не вернулся из Йиглавы, вторая неделя пошла как пропал с товаром. Ни новостей, ни товара. И прикинь, как нам повезло оказаться тут, а могли бы уже давным-давно и крякнуть от сукападло-вирусов этих. — Саня иронично и натянуто улыбнулся, сделав вид что поверил собственным словам. Он всегда умел найти позитив во всем и подобрать к этому позитиву самые подходящие саркастичные выражения.

— Прыгай… прыгай в окоп говорю-у-а, — раздалось бормотание с соседней койки.

— О, Андрюха снова воюет с кем-то во сне, и ведь ни разу не был в горячих точках. Ну или морозится просто и не говорит об этом. Это наш Рэмбо епта, — Саня снова хихикнул.

— Да ну тебя, уже вижу, как ты привык на столько что тоже не уснешь никак. И вес, наверное, ты тоже привык терять? Сколько ты весил до всего этого? Даже не до работы в Чехии, а просто до этого рабства?

— Ну… центнер точно… С такой жратвой много не накопить жирка. — Саня с секундной задумчивостью похлопал себя по животу и тот с пониманием начал жалостливо урчать в ответ, — сейчас бы яишенку, да со свежим хлебом и сальцем, эх…

— А ты говоришь — привык, если так и дальше пойдет, то от тебя останется лишь хребет, да зубы, спи давай, — Артем демонстративно перевернулся на другой бок и медленно, с мыслями о доме, жене и сыне старался проваливаться в сон… И провалился. Снилось ему теплое море, в котором его сын Жека ещё учится плавать. Женька нырял, но как ни старался, макушка все равно была над водой, затем выныривал с радостной улыбкой спрашивал:

— Пап, ну как? Артем, в это время потягивая прохладное, пенное пиво из запотевшего бокала, приобняв супругу Аньку, одобрительно кивал, напоминая про ошибки сына.

— Супер! Но ты плаваешь на одном месте и голова не полностью под водой, когда ныряешь. В этот момент начало появляться необъяснимое чувство тревоги, но глядя на жену с сыном, Артем себя успокаивал. Затем всей семьей собирали ракушки, Женька нашел поистине огромного рапана, который украсил самую высокую башню в выстроенном песчаном замке. Тем временем, небо сгущалось тучами, возник прохладный, лёгкий ветер и становилось всё прохладней, непонятное чувство тревоги нарастало. Пляж постепенно заполнялся «отдыхающими», одни выползали из моря, другие выкапывались из песка, третьи шатающейся походкой подходили издалека, все они, постанывая брели, тащились или бежали в сторону безмятежной семьи. Раковина рапана странным образом превратилась в человеческий череп, в глазницы которого Женька, как ни в чем небывало, пытался вставить белые, давно уже высохшие на солнце ракушки. Это был ужасный и запоминающийся сон, который будет преследовать Артёма долгие годы в самых разных своих интерпретациях.

III

Мотнув головой, будто стряхивая некое наваждение старик повернулся к журналисту:

— А мы можем после короткого интервью, пройтись по городу, чтоб ты увидел, как мы все восстанавливаем и так сказать закладываем фундамент будущего? Ведь ты все равно застрял здесь на недельку как минимум. Колонна в сторону твоего города будет формироваться еще не один день точно, а на одиночку ты не похож.

— Думаю, что да, можно даже и поснимать Вас…, тебя на фоне местных достопримечательностей, будет время.

— Хорошо, просто замечательно. Ну, тогда погнали! Задавай свои дурацкие вопросы, — с задором выплеснул старик, махнул рукой и поспешил пригубить коньяк из бокала.

— Ну почему сразу дурацкие? Вопросы как вопросы, это же интервью.

— Вот только без обид давай, я все же уже в годах, так что не стоит обижаться, в общем стартуй, хорошо?

— Договорились конечно, мы журналисты не обидчивы. Но для съемки, я все же буду выкать. И так… расскажите, как Для Вас все началось? — Алексею казалось, что он этой фразой установил «статус-кво», затем привычным движением руки проверил фокусировку объектива и нажал на кнопку записи.

Старик, с серьезным лицом, показывая тем самым, все свои глубокие как рвы морщины, помешкав пару тройку секунд, начал свой рассказ:

— Началось для меня все в 2020-е годы, после очередного мирового кризиса, вызванного распространением внезапно появившегося коронавируса, распространившегося с молниеносной скоростью по всему земному шару. Тогда, погрязший в кредитах как человек, попавший в непроходимую трясину, всасывающую в себя и неумолимо тянущую на дно, от безысходности и в поисках денег я был вынужден, как и многие выехать за границу на поиски работы. Так и попал в неблизкую Чехию. Для начала на три месяца, затем еще на три, на девять и еще, еще… Знал бы я, тогда как сложится жизнь далее, как поиграет проказница судьба, быть может и не ехал бы вовсе, а остался бы с семьей. Хотя, кто знает, может и не сидел бы тут, перед тобой. В общем, завод, на котором работали мы с Саней до мирового падения занимался сборкой электроники для обычных легковушек. Саня, — это собрат по несчастью из соседнего района, с ним мы познакомились уже там, в Чехии. Работодатель попался хоть и скупой, но довольно надежный, платил регулярно, выдавал авансы, и я постоянно посылал заработанные средства домой, семье, в маленький, древний городок в Одесской области.

— Ну, это было до конца света, а расскажите, что было потом?

Старик встал из-за кресла и неспеша зашаркал к окну. Леха плавным движением повернул камеру за стариком. Там, вдали, по водяной глади, раскачиваясь под парусами шли два тральщика, тянув за собой тяжелую сеть, явно с уловом кефали.

— Да, я вот и веду к тому. После начала конца завод перепрофилировался под давлением чиновников и начал работать по госзаказам производя электронику для военных и медицинских нужд, проводку для бронетехники, детонаторы, патроны различных калибров, медоборудование для операций и переливания крови и даже электроудочки, представляешь, вот такое разнообразие, — старик вновь вдохнул коньячный аромат, отдававший нотками дубовой бочки.

— А в момент, когда в двадцатые годы мировое сообщество было уверено, что практически преодолело пандемию коронавируса, последний резко мутировал и увы, по закону подлости именно в худшую сторону. Да, пожалуй, это и было тем самым началом конца всего. Поговаривали что это было связано с пришельцами, масонами и прочими рептилоидами. Выходили различные статьи в желтой прессе, кому как не им было выгодно поднять бучу и свой рейтинг очередным «спецрасследованием», «сенсацией», «открытием», «британские ученые выяснили», тем самым увеличить тиражи газет, просмотры сайтов и набить на этом свои жадные, прожорливые карманы. Были и домыслы, что скорей всего, виной всему, авария в какой-то тайной лаборатории, где безуспешно пытались вывести вакцину от коронавируса или коронавирусное биологическое оружие. Вот вина журналистов была в чем, они забыли главный лозунг, как у врачей — не навреди! По всей земле вспыхивали войны, — последние две фразы вырвались со злобным тоном.

— Я вижу камень в свой огород, я так не работаю, я записываю правдивую историю. Точнее даже истинную. — Алексей готовился к тому, чтоб выключить камеру и продолжить спор более ожесточенно. Но оппонент его не заметил, как не заметил бы танк муравья и продолжил свой, будто заранее заученный монолог развернувшись и облокотившись о подоконник:

— Я тогда следил за статистикой на каком-то сайте при ООН, да и за новостями в целом. Так вот, сам коронавирус COVID-19 выкосил лишь десять процентов от заразившихся ним населения всего мира. А вот его прямой потомок, названный COVID-А, который любители конспирологии расшифровали как COronaVIrus Disease Apocalypse — что не было удивительным, в течение нескольких месяцев зимы и весны 2025 года, безжалостно выбил большую часть оставшегося населения Европы. Согласись, с названием они угадали! Что творилось на других континентах вообще было неизвестно, так как начался хаос, и паника, локдауны прекращение транспортного сообщения. И в конце концов обрывы телефонной связи и интернета в результате, спланированных массовых хакерских атак, наверное, или хуситов в Красном море, перебивших кабели… Державы начали ссориться между собой, а многие даже затеяли военные конфликты обвиняя друг друга в использовании биологического и химического оружия. В одночасье рухнули мировые биржи нефти, валют и прочих необходимых для поддержания экономики государств товаров. Вследствие чего национальные валюты обесценились и превратились в никому не нужные фантики. Люди начали умирать, просто умирать. Первыми были те, кто перестал получать заграничные лекарства так как последовали перебои с поставками продукции и сырья: диабетики, онкобольные, гормонозависимые, многие потом назовут их счастливчиками. Особенно пострадали те из простых смертных, кто был вакцинирован. Вирус, каким-то чудовищным непонятным ни для кого образом вступил в биологическую связь с одной из вакцин. Это был новый, умный вирус, который медленно убивал своего носителя. Ведь как говорят вирусологи: вирус умирает вместе с носителем и ему невыгодна смерть последнего. Появилось что-то более страшное на его основе. Больные вирусом, теряя все человеческое что в них было, бросались на здоровых кусали и заражали последних, часто даже пожирали людскую плоть. В порыве бешенства человек без разбору бросался на любого, будь то ребенок или старик, родственник или сосед. Вот только этому новому штамму вируса уже никто не дал ни названия, ни маркировки, так как было уже некому это делать. Новый COVID оказался хуже, чем все предыдущие его версии. Инкубационный период составлял один-два часа, на протяжении которых, вирус проявлял массу различных симптомов. У больного появлялась высокая температура, боль в груди, сыпь по всему телу, обильное потоотделение, покраснение глазных сосудов, впрочем, всех симптомов никто уже не знал наверняка. Больной не умирал ни от вируса, ни от обострений хронических болезней как ранее, не мог он умереть даже от обезвоживания или голода. Ранее немощные больные, которые не могли передвигаться и жили лишь за счет искусственной вентиляции легких, превращались в настоящие машины для убийства. Толпы бродячих больных часто сражались друг с другом, без причин, до смерти. Открытые лаборатории были заражены и к ним боялись подступить даже оставшиеся в живых правительственные биохимики и вирусологи в спецкостюмах. Видимо, кто-то опытный специально все просрал и как обычно это бывает в самый нужный момент! Закрытые лаборатории перестали подавать сигнал, превратившись в безмолвные саркофаги хранящие множественные государственные тайны. Самые обычные госпитали и больницы стали братскими могилами и рассадниками ужаса. Огромные города — миллионники, казалось, опустели и все пришло в упадок, хотя на самом деле они опустели лишь от живых людей. По началу предприимчивые лидеры перешли от бумажек к драгоценным металлам, камням, ископаемым, но и те потеряли свою цену, когда местами начали требовать за сотню банок просроченной тушенки от ста граммов до килограмма золота. И, вот в этот момент, вместо политиков уже заговорили автоматы на местных уровнях… Людей почти не осталось, а многие из тех, кому посчастливилось выжить, потеряли человеческий облик и человечность. Мародеры разоряли склады и магазины, объединялись в группировки и воевали за ресурсы, в том числе и людские, ведь их можно использовать как рабочую силу и для пополнения своих отрядов, зачастую состоящих из отбитых головорезов и наемников. Те выжившие что успели забаррикадироваться в своих домах, вынуждены были выходить на поиски пропитания во избежание голодной смерти, естественно они часто попадали в ловушки. Священники начали взывать о покаянии, вспоминая слова из священно-писаний про последние дни и восстание мертвых перед великим судным днем. Заразившиеся и работорговцы стали поджидать легкую добычу в некогда людных местах: парковки, магазины, торговые центры… Представь: вот стоит на перекрестке тележка с консервами, подойдет к ней выживший в надежде найти пропитание, а ему к затылку сразу ствол приставляют и дают выбор: либо стать трупом, либо пойти как раб. А там, если повезет, то тоже будет искать выживших подобным способом, спустя некоторое время и пройдя проверку на преданность стае, такой себе постапокалиптический карьерный лифт, если останешься в живых конечно. Эпидемия, начавшаяся с небольшого рынка в Китае, «сожрала» человечество всего за пару-тройку лет. А остальное время люди начали жрать и уничтожать друг друга, борясь за свое выживание на осколках умирающего мира. Больных начали называть мертвецами, зомби, трупаками, гнилыми, ходячими и даже людоедами, самое смешное название из всех слышанным мной — дэдс, наши переиначили на дэдов или дедсов. У них не было ни цели, ни чувств, в них не осталось ничего человеческого, только жажда, жажда голода, толкавшая нападать на все еще живых людей.

— Вы, конечно, отменно подготовились, термины, события. Ну, это все более обобщенно, а что было с Вами? Где Вас застал вирус и каковы были Ваши действия?

Старик, после длительного монолога снова подошел к письменному столу и налил себе выпить. Аркадия все это время завороженно слушала сидя на диване крутя пальцем локон волос и даже не попытавшись ни разу вставить слово.

— Что случилось со мной, да как со всеми полнейший кабздец. Пока все это творилось в мире, в основном где-то как казалось тогда — далеко, на юге и западе Европы, в Азии, за Океаном, в Африке, Австралии, мы работали и ждали перемен к лучшему. А как дошла волна ужаса до нас, в тихий провинциальный городок, то как и везде, произошло нечто ужасное — из-за вируса большинство его жителей превратилось в дохлых, голодных до людской плоти тварей. Их глаза были пустыми, кожа бледной, а зубы острыми как ножи. Они бродили по улицам в поисках свежей плоти, и никто не был в безопасности, хоть в квартире, хоть на укрепленном заводе. Перед тем, как я в очередной раз должен был уже ехать домой, вынуждено, по воле судьбы, спасаясь, я попал на завод, на котором работал. Затем, там появилась солянка из военных без шевронов и каких-либо других знаков различия. — Старик сделал брезгливое выражение лица и некое театральное движение рукой. — Выяснилось, что это была, наспех склепанная и до зубов вооруженная банда, все выжившие работники, в одночасье попали в рабство. Главным в банде был некий Куба, грубый, бородатый мужик, с постоянно зализанными назад волосами пропорциональным телосложением, высоким лбом, прямым носом и мощным подбородком, бессменно одетый в кожаную косуху, точнее у него их было несколько. — Старик описывал Кубу так, будто тот стоял перед ним в полный рост и улыбался, — Он обладал достаточным уровнем харизмы, чтоб как минимум запугать любого из своих оппонентов или же переманить на свою сторону, при том, ничего особенного не обещая, кроме жизни разумеется. Кто знает кем он был до всего этого, может актером, учителем или уличным музыкантом? После смены власти появились новые правила. На заводе смена длилась по шестнадцать часов, работали за одну миску баланды и немного сухарей в день. Раз в неделю, каждому выдавали один-два бич-пакета в виде вермишели быстрого приготовления, иногда перепадали даже консервы с непонятным содержимым. Несогласных, смутьянов, провинившихся или даже слабых, неспособных к работе, уводили в заводской подвал, где находилась котельная и откуда те уже никогда не возвращались.

— Такой вопрос, среди вас, то есть рабов были только мужчины или еще и женщины? — журналист полез в настройки камеры, что0то проверяя.

— Были и бабы, конечно, от мала до велика. Большая часть входила в гарем, но были и просто рабыни, для уборки и готовки. Гарем, собственно, представлял из себя с десятка два наложниц, а точнее заложниц, которых содержали для плотских утех. Некоторые из рабынь были и не против такой своей участи, ведь они находились в относительной безопасности несмотря на то, что пьяный охранник мог и избить ни за что и даже убить. Зато была еда и условия намного лучше, чем в бараках, где обитали рабы. Время от времени, самую некрасивую из работниц, за самый малый грешок или ради эксперимента, могли подкинуть в барак к рабам. Если кто к ней проявлял половой интерес, то в баланде на следующий же день увеличивали дозу брома и антидепрессантов. Такой рецепт начали практиковать сразу после захвата завода, чтоб пленные рабы не бунтовали и не тратили свою энергию на женщин, которые стали принадлежать исключительно новым хозяевам. За точностью рецепта следили после случая с пленной семейной парой. Жена приглянулась одному из замов Кубы, естественно, пара не хотела разлучаться. После изнасилования супруги муж набросился на обидчика и выколол тому глаз отверткой, которой собирал приборы на своей линии монтажа. Раба тотчас пристрелили, хотя он хорошо и быстро работал, а вдова пошла в гарем. Позже, как самка богомола, она выколола другой глаз обидчику, за что и была подвешена живьем за ребра крюком и спущена со стены на съедение ходячим мертвецам. После такой казни, наполовину обглоданная девушка стала такой же зараженной мертвой и в вечном голоде, жаждущей живой плоти. С болтающимися кишками, дергающееся, рычащее тело провисело недолго и было убрано лишь тогда, как только все поняли кто на заводе хозяин и как следует себя вести с панами. Ослепшего и ставшим бесполезным зама попросту пристрелили конечно же оба наказания проводили на глазах у всех.

— Ого, жесть, конечно. Ну, откуда брались припасы то понятно, из магазинов и складов естественно. А что вы сделали дальше? Поставили этого Кубу на место, договорились, убили или так сбежали?

Старик вновь потупился сквозь Алексея, как через призму времени.

— Мы тогда долго не знали, что делать… Никто не знал, что делать и что толком творится вокруг. Тяжело нам давались решения и тем более правильные. Да и не могли сделать практически ничего такого, что бы не привело к нашей же смерти, — старик, немного пригубив горький напиток и поморщившись, вновь погрузился в далекие воспоминания рассказывая о пережитом.

IV

Раздался заводской звонок, это значило, что ночная смена закончилась и дневной пора идти, как бы того не хотелось на свои рабочие места и пахать так, чтоб тебя не сочли бесполезным балластом. Пока все собирались, Саня не отставал от Артема, вдохновленный своей новой идеей-фикс, военным переворотом на фабрике:

— Глянь какие шмотки я раздобыл у вояк за несколько консервов. Почти новенькие. Ведь пригодится, чтоб с трупов не снимать. Ты знал, что некоторые из них понимают наш язык?

— Кто? Трупы что ли? — с иронией выдал Артем.

— Та не, местные. Ну, в школе немногие, наверное, учили.

— А кого ты вояками называешь? Это же вооруженный сброд, который разбежится если их перестанут кормить. А перед тем, как разбежаться еще и нас перебьют потехи ради. Да и шмотки твои кстати наверняка с трупов и сняты были, глянь нет ли там дырок от пуль и бурых пятен крови, — Артем высказал свою точку зрения, даже не глядя в сторону Сани, обувая тяжелые рабочие боты на неоднократно зашитые носки.

— Да, поэтому будет все быстро и легко. Им все равно на кого работать, если кормят и платят. Может некоторые даже перейдут на нашу сторону. Я говорил с одним, если мы начнем, то он перекинется к нам и еще парочку уговорит.

— А ты с ними говорил до того, как менял тряпки на собачьи консервы или уже после? Можешь даже не отвечать, я все равно сделаю вид что тебя не знаю и не знал никогда.

— Да консервы сам даже не знаю с чем были, да и кто там помнит вкус настоящей тушенки из них? Сам, наверное, забыл уже? — Саня начал смеяться. — Эх, тушеночка, да с гречечкой, — на секунду оба ностальгируя задумались помнят ли они этот манящий вкус.

— Ты видел, чтоб эти наемные мудаки голодали? Нет? Я тоже не видел, дались им твои банки, им скорей ты нужен чтоб сдать и получить за тебя награду в виде бабы, бухла или повышения в должности.

— Да че ты такой нудный то? Душнила, все будет ок, епта.

— Сань, нет! Нам не надо переворот делать, а надо спетлять по-тихому с этого проклятого завода. Пока они спохватятся, то мы уже будем в целом дне пути галопа минимум. И валить домой, может там еще не все так печально как здесь. Даже если переворот удастся, в чем я лично сомневаюсь, то что ты с заводом будешь делать? Тоже в рабовладельцы подашься? Продукцию тулить кому будешь? Будешь ждать, когда тебя пристрелят в новом перевороте или когда приедет соседняя группировка, например из Брно или вообще из того, что когда-то называлось Словакией или Австрией?

— Что делать решим потом, а сначала надо этих вот скинуть. — Саня кивнул в сторону охраны. А в Брно и так не до какого-то Битеша, там несколько банд между собой воюют, азиаты с ромами, чехи с венграми, разделились по нацбандам и всем власти хочется. То союзничают, то каждый сам за себя. А еще полмиллиона трупаков бродит по улицам, пожирая заблудившихся потеряшек.

— Это тебе те, кого ты называешь вояками рассказали? У нас нет ни оружия, ни навыков, а они явно готовились и скорей всего убивали людей пачками даже до всего этого маразма с вирусами. Тот десяток взрывателей, которые ты стырил с конвейера не в счет, их не хватит ни на что, даже на суицид.

— Откуда ты знаешь про…

— Наблюдательный просто, нехрен их ночью перепроверять как Голлум кольцо. Камуфляж просто выкинь. Даже если сбежим, как думаешь, кто для снайпера будет первой мишенью, дохляк, тело в гражданском или в камуфляже?

— Так в «комке» незаметней и практичней будет ведь, — Саня старался оправдать свою «покупку».

— Хорошо, допустим сбежали, допустим в твоих этих тряпках даже. Но сейчас на дворе осень, а значит холода впереди, тут планирование необходимо, а не спонтанность. Конечно, я согласен, что надо валить с этого гиблого места как можно быстрее, пока еще живы.

Охранник — здоровенный боров, с автоматом на перевес зашел в барак и с подозрением уставился на Артема с Саней.

— Ну все, тихо… — Шепнул Артем, выдумывая на ходу новую тему для разговора.

— О czym tu szepczesz, psy? (О чем шепчетесь тут, собаки? — польский.)

— Да вот вспоминаем как было до всего этого, — Артем моментально сменил тему разговора, на нейтральную, побоявшись, что охранник понимает отдельные слова и тем самым поймет тему их беседы. Сань, так вот, была у меня одна подруга, ну не красавица, но симпотная, конечно, иначе я бы не клюнул, сам понимаешь. Ее Верой звали, одесситка, родители не из бедных. А любила она почему-то статуэтки котиков коллекционировать, и хвасталась, что ей парни покупали их как сувенир. Ну мы, гуляя по парку и купили ей одного котика. Ну, то да се, цветочки, конфеточки. Потом как дело уже близилось к кровати, она вышла на секунду из комнаты, и я начал разглядывать ее комнату, ну третье свиданье только у нас было тогда, хата пустая и как тут не воспользоваться моментом. Ну, так я на полке у нее и насчитал похожих котиков аж двадцать семь штук прикинь.

— Гы, и дальше, что сделал с этим колодцем?

— Да я че дурак штоль, во всех смыслах слова «нахер», мне в мои тогдашние восемнадцать не сдался этот морской букет, венерический, отморозился сделал вид что забыл то-то важное и свалил, забрав даже статуэтку котика с собой, чтоб не оставался у нее как трофей.

Саня с Артемом громко и откровенно засмеялись.

— Kurva, idź do pracy zanim on strzeli! idź! Jo? (Курва идите работать пока не стрельнул! Идите! — польский) — И для уверенности, непонимающий, что ему говорят, боров щелкнул затвором.

— Е-е, уж едэм. Не советую на нас тратить патроны, начальство не похвалит за это. Розумиш? Не допоручуй те стрилеть, — спокойно и размеренно произнес Артем на ломанном чешском, проходя мимо охранника.

Тот принял на свой счет, что его ни во что не ставят рабы и с целью вернуть статус-кво замахнулся прикладом на Артема ударив его по правой лопатке. Артем от удара влетел в стену, да так, что разбил губу, затем сполз на пол. Боль сковала, накрыла с головой так, что перехватило дыхание на несколько секунд. Во рту появился знакомый тёплый, металлический привкус крови. Надо было вставать и идти работать, пока не последовали еще удары, пока его не сделали бесполезным. Стоит получить перелом, как ты становишься ненужным и тебя уводят в подвал, — нервно, промелькнула мысль у Артема в голове, когда он, схватившись за плечо пытался быстро подняться.

— Вам бы не мешало на заводских воротах написать: «Arbeit macht frei» мать вашу. — Крикнул Саня, тем самым обратив внимание охранника на себя.

— Arbeit, idź! Jo? Идти, Jo?

— ДА, е! Е! Еп твою на лево… — Выкрикнул Саня, помогая Теме подняться и пойти на рабочее место.

Сегодня всему цеху попалась довольно легкая работа, хоть и опасная — выплавлять тол из ржавых, почти развалившихся снарядов разных по времени и сохранности, начиная от Второй Мировой до советских времен и до вполне современных натовских калибров. Конечно, многие из работяг старались хоть маленький кусочек умыкнуть, чтоб потом поменять его на еду. Так, некоторые смогли себе собрать примитивный самострел — кусок трубки, шпингалет, пружина и гильза. В основном такое оружие использовалось для самообороны, запугивания, охоты на крыс или мести внутри рабских бараков. О таком оружии многие знали, но молчали и не сдавали владельца. Стоило узнать охране или начальству про наличие у раба огнестрела, как могли всю комнату перевернуть вверх дном и публично, без разбору казнить пару человек, в том числе и того, кто сдал нарушителя. Артем и Саня не были исключением, они старались как можно больше тола выплавить для себя, все же при планируемом побеге, взрывчатка пригодится, даже малая доля. Так же собирали различный электронный хлам и запчасти, которые как они считали так же могут пригодиться. Так, получилось собрать из пластиковых моторчиков для бензобака, несколько примитивных, свето-шумовых и начиненных гвоздями осколочных гранат. Хотя о каких планах побега могла идти речь, планирование практически было бессмысленной и смертельно-опасной затеей. На заводе для многих главной задачей была — задача выжить, а выживал конечно тут каждый по-своему. Кто сотрудничал с местными аборигенами из числа вооруженных головорезов, стараясь подхалимничать и угождать. Кто как Артем работали в поте лица, на износ, тем самым показывая свою полезность и знание работы. Попавших в плен женщин ждала участь другого плана, в основном — гарем, уборка и готовка. А могли и использовать в обмене с другой бандой, на что-нибудь: оружие, автомобиль, провизию. Любой из банды Кубы мог изнасиловать поварешку или уборщицу, но в гарем имели доступ далеко не все, это был такой себе личный золотовалютный запас Кубы.

За этот день Артему удалось выплавить более ста килограммов тола. После термической обработки тол превращался в жидкость светло-коричневого цвета, которую он разливал в емкости по 14 килограмм, в которых тол затвердевал. Далее, емкости передавались в следующий цех, где его экипировали промежуточным детонатором из того же прессованного тола, брикетом весом около 50 граммов.

Напротив Артема сидел невысокий парень с длинными волосами, все звали его Игорюней, но чаще всего его называли Малым. По говору явно был выходец из какого-то села на западной Украине, ему исполнилось недавно двадцать, и он прямо-таки восхищался своей работой.

— Темич, ну прикинь як нам подфартіло то га? — Спросил на суржике Игорюня.

— В каком плане подфартило? — Задался вопросом Артем.

— Прикинь работали б з радіоактивними метеріялами. Я в Брно так працював, але тількі на упаковці. Потім сюди попав по обміну. Ось робиш місяць і починаєш туго соображати, волосся лізэ. Пацан при мені так місяць витримав та й гыкнув, а на упаковці, як і тут, можна жити роками, — Малый заулыбался во весь свой беззубый рот.

— Ты на смену постоянно будешь ходить пока не сдохнешь? Тебе вообще, разве есть разница от чего и как ты сдохнешь? В твои двадцать, у тебя уже зубы все выпали. Или может хватит батрачить? Ты и такие как ты подохнете здесь и все, найдут новых на ваше место, так что может-таки надо драться за жизнь? — Артем сам не ожидал услышать от себя такой поток мысли, ведь он был сторонником тихого бегства, а не переворота.

— Не хочу, мене і так все влаштовує. Мені пох! Я бачу як ти борешься за життя. Вже на волі мабуть? Ні? — Малый начал смеяться.

— Я-то отсюда рано или поздно свалю. А какие у тебя цели? Просто существовать как червь, жить лишь бы жить, срать и жрать? Как червь — бесцельно. Если ты живешь так, то чем ты лучше тех голодных мешков с костями что снаружи? Только в том отличие что твое сердце еще бьется?

— Нє, я живу для того щоб… — парень замялся, не найдя что ответить и не дожидаясь его ответа Артем продолжил свою речь:

— Или мы подохнем в бою, или мы все по очереди будем гореть в той котельной. Или все же победим и будем свободны. Как по-другому то?

— Ні, мы не переможемо, а скоріш за все помремо. В них є зброя, а в нас немає. Ні!

— Что ни то, блять? Подохнешь тут и будешь лежать в котельной как дерьмо дожидаясь зажарки. А в лучшем случае, будешь гнить как те дохляки что за забором, только ты все еще хоть что-то чувствуешь, — сделав глубокий вдох, Артем решил взять себя в руки и успокоиться.

— Да уж, перспективное и насыщенное существование… Раньше молодежь думала, как бы авто купить или квартиру, ну на худой конец телочек поразвлечь после работы, а тут готовы сдохнуть на конвейере. Поколение айфонов и пэпси, у тебя и тебе подобных есть все, кроме воли жить, — подытожил Артем и отвернувшись от собеседника, сосредоточено продолжил свою работу.

На коротком обеденном перерыве к Артему подошел Саня с двумя знакомыми из их барака, это был Дед и Андрюха. Говорили о нормах и о происходящем на заводе, кто не вышел на смену, кого увели в подвал и конечно же о бабах.

— Вот вчера видел чешек красивых, они тоже в военной форме ходят. Я бы так и отжарил парочку. Ну че Дед, сколько у тебя баб было то за всю твою жизнь? — Андрей очень любил хвастаться своими похождениями, говоря о том, что в свои 35 лет, у него уже было 995 баб и если бы не вирус, то уже перешпилил бы и за тысячу.

— Да хер його зна, ну я точно не дотягую до тебе. Тобі вже в кожвені прогули ставлять. Покушай краще більше брому щоб не задавать такі питання.

— Та я чист, никогда ничем не болел даже, — начал было отрицать Андрей, но внезапно для всех и для охранников в том числе, его перебила завывшая сирена, затем впервые за год раздался скрежет в громкоговорителе.

— Všichni na dvoře, bude vyhlášení (Все во двор, будет объявление — чеш.)! Это могло значить все что угодно конечно, но в любом случае это было весьма плохим и редким явлением.

— О! Можно будет сосчитать количество охраны на смене и осмотреть двор, — прошептал Саня, находясь уже в толпе, направляющейся к выходу в небольшой укрепленный дворик завода.

— Ты смотри, а я уж думал, что ты ничего умного не скажешь, надо же, учишься. — Артем, находясь на волне позитива всегда старался подколоть своего единственного камрада.

— Да, много ты там знаешь об уме Тем? — Выплеснул в свою очередь колкость Саня. Когда Тема с Саней между собой ссорились, то весь барак старался успеть на этот момент и якобы случайно оказаться рядом. Сие, столь театральное действо сопровождалось подначиванием то одной стороны конфликта, то другой, то кем-то из числа зрителей. Время от времени один из участников дискуссии высказывал свое мнение о комментирующем, припоминая все его косяки за какой-то определенный период, тем самым закрывая рот, а затем возвращался к первоочередной цели спора. В такие моменты все, кто находился вокруг, могли попросту забыть про ту, плачевную ситуацию, в которой они оказались по воле рока.

— Оставь всю эту хрень собачью на потом, подкалывать явно не твое. Иди считать стойких оловянных солдатиков, раз уж нечем заняться тебе больше, и жить так надоело. Ах да, на охрану не смотри, а то еще подумают, что ты у них что-то стырил и быстро сделают в тебе вентиляционные отверстия из автомата. Считать он, видите ли, научился, дырки в себе считать будешь, — Артем изображая пулевые отверстия, тыкал пальцем по робе Сани.

— Смотри как бы ты раньше меня не украсил мир своим отсутствием, — выплеснул Саня в попытке взять реванш в словесной перепалке.

С поднятым настроением от вида такого себе подобия стендап шоу, вся смена дожевывая свою пайку, вышла во двор завода. На улице уже не было того летнего зноя каким он казался еще неделю назад, иногда дул теплый ветерок, но уже появилась легкая прохлада и запах сухой листвы. Воздух был свеж и чист, изредка пролетали невесомые, едва поблескивающие паутинки. В начале сентября, было ощутимо прохладно, многие в толпе съежились от холода и попрятали ладони в рукава рабочей робы.

Саня с серьезной физиономией начал осматривать, запоминать и анализировать все что попадалось ему на глаза. Двор был небольшим, тут даже негде было развернуться автобусу, а значит при попытке побега на транспортном средстве, дорогу было очень легко перегородить. На стенах высотой в пять-шесть метров выстроенных наспех их армейских габионов, стояли автоматчики через каждый десяток метров. Дозорные вышки образовывали треугольник, тем самым лишая всех шансов к побегу, своим перекрестным огнем. Ворота запирались изнутри не только на засов и замок, но и к ним подгоняли груженый камнем прицеп, что давало уверенность в том, что никто и ничто во двор, так и из него не прорвется. Недалеко от одной из стен был вырыт котлован величиной шесть на восемь и глубиной около трех метров. В нем, на дне плескалась вязкая, желто-коричневая болотистая жижа, натекшая туда после дождей и, судя по всему, не высыхающая уже несколько дней.

Артем, в это время любуясь небом, подставил свое лицо последним, теплым лучам солнца, вдыхая полной грудью осенний воздух, на миг забыв о происходящем вокруг, вспоминая морской пляж и шум прибоя. Проследив за бегающими глазами Сани, Артем шепотом спросил:

— Сань, ну что, шпатни наши дела да? Ну, плохи, да? Не вылезти так просто будет?

— Ты бы уже на одном каком-то языке говорил, без всяких суржиков. Как видишь… Целый месяц, а то и больше думал, как, да чего сделать, вот вроде бы и не сложно, но шанс то только один. Явно транспорт нам необходим, но грузиться надо будет за стенами завода, иначе нам просто пипец.

— Да, это тебе не игра Тем, не засейвиться вовремя… Я вот думаю, бежать тут шансы малы, переворот тоже так себе вариант. Может надо записываться в их ряды и стараться набить себе рейтинг как добытчик, чтоб хоть как-то еще узнать, что происходит за стенами завода? А там уже и валить ко всем чертям.

— Ска, да ну походу ты прав… Хоть и не хотелось бы. Конечно, есть и те, рабы, что выходят за стены, но для этого наверняка придется испачкаться в крови да?

— Pozor… teď bude mluvit náš šéf… (Внимание… Сейчас будет говорить наш шеф — чеш.) — снова раздался хрипловатый скрежет из динамиков. Как нам перевел Дед, кое-как знающий чешский язык, на заводе были обнаружены заговорщики, подговорившие к побегу вооруженную охрану из параллельной смены Артема. Заговорщиков конечно же поймали и будет применено публичное наказание. Сорокапятилетнего Деда звали Иваном, он не был старым, но был самым старшим из всех рабов-работников, а дома у него уже был внук, потому ему и дали прозвище — Дед. Собственно, ему это очень льстило, он каждый раз улыбался, когда слышал это прозвище в свой адрес.

— Vyveďte vězně na dvůr (выведите пленных во двор — чеш.) — раздалась команда из громкоговорителя, означавшая, что сейчас кого-то выведут.

Показательно под штыками, приставленными к автоматам Калашникова, старенькой, потёртой 74-й модели, были выведены два раба из соседнего барака. И что удивило некоторых, вместе с ними так же вывели по виду уже явно бывших, двух охранников. Все были избиты, шли босиком, поскальзываясь на скользком, покрытом грязью растрескавшемся асфальте. Один из рабов придерживал здоровой правой рукой, окровавленную левую с открытым переломом, из которого струилась темно-красная, местами переходящая в алую, кровь. Белёсая кость торчала из раны, явно причиняя адскую боль раненому, который устало постанывал. Рядом прихрамывал бывший охранник, держась одной ладонью за разбитое в кровь лицо, а другой за правый бок. Странная процессия прошагала к яме, где, всех пленников столкнули в яму-котлован, а в это время, с другой стороны, откуда-то из склада, к этой же яме подогнали грузовой микроавтобус, из которого раздавались приглушенные рычащие и стонущие голоса. Все замерли в ожидании того, что должно свершиться. Никто толком не знал к какому зверству, к какой расправе готово начальство заводской банды и, в частности, сам Куба ухмылявшийся в стороне. В тоже время, все понимали, что сейчас будет прилюдная казнь с элементами устрашения, мол, чтоб не повадно было другим, но не догадывались как именно.

— Видимо что-то пошло не по плану у тех, кто попал в яму. Сань? А это не твои ли знакомые охранники случайно?

— К счастью, нет, но теперь те могут, обосравшись сдать меня. Если я доживу до конца дня, то пойду вытряхивать из штанов кирпичи.

Минут пять, в полнейшей тишине все ждали и вот, по скрипящим деревянным ступенькам, на импровизированный помост, неспеша, поднялся сам Куба. В его сопровождении было два охранника, один с натовским крупнокалиберным пулеметом МГ, другой с карабином СА. Даже несмотря на дождливую погоду и раннее утро, Куба иронично улыбался, гладя на окружающих его охранников и изнеможденных рабов, создавая впечатление будто он находится на открытии стадиона или на митинге в честь праздника имени его самого. По небритой улыбающейся физиономии, можно было прочитать лишь то, что сейчас будет очередное шоу, после которого отличившуюся поимкой беглецов охрану ждет награда в виде бухла и доступа в гарем. А рабы пойдут дорабатывать смену, затем хлебать свою баланду и спать до новой смены и так до нового «дня сурка».

— Ahoj! — раздалось с трибуны на чешском… и улыбчивый Куба, махнув присутствующим рукой, начал тараторить далеко непонятные всем фразы.

— Дед, что он там йодль-то свой врубил или реп решил нам зачитать как Эминем? — Спросил Саня.

Дед, родом из Каменца-Подольского, проработавший в Чехии уже лет двадцать, и попавший в ту же ситуацию что остальные рабы, знал более-менее язык и начал переводить:

— Говорит… мол, так и так, раб должен знати своє місце і тогда буде жив. Мол он тут с камрадамі дає їжу, дах та охрану. А эті решилі сбіжать, пообещав золоті гори охраннікам. Охранніков могли і так отпустить аби ті спросили Кубу, но оні решилі сбіжать, убив двоих його людей и забрав його імущество в віде зброї та боєприпасів. За преступленіе всі будуть казнєны. Но так как на дворе такой замечатєльний день, Куба великодушно решив всій четверці подарить шанс. Той, хто виживе в ямі, буде отпущен.

— Дед, у тебя изо рта воняет моими носками, скажи правду — ты их ел или что? Сходи уже к стоматологу и залепи ту дырку в зубе, — Саня старался хоть как-то разрядить обстановку среди своих.

— Сань, ну не сейчас ок? — Артем скептически скрестил руки на груди и продолжал слушать. Под слова Кубы, два охранника открыли задние дверцы микроавтобуса что стоял возле ямы и из кузова медленно шатаясь начали выходить двуногие твари некогда бывшие людьми. Существа, с посеревшей местами обвисшей кожей, издавая хрипящие звуки, словно качаясь на ветру медленно вышагивали, распространяя вокруг себя вонь гниющей плоти. Мертвецы, увидевшие свою добычу в несчастных, начали падать в яму. Как только первое упавшее тело некогда бывшее самой обычной женщиной средних лет, начало подниматься во весь рост, на него тут же упало еще два таких же уродливых мертвяка, затем еще пара, тем самым раздавив первую нежить под своим весом. Раздался хруст костей и хрип, а брызги от гнилых внутренностей разлетелись по всей яме. Вонь от мертвецов чувствовалась даже в толпе рабов, наблюдающих за происходящим…

…Старик перевел взгляд на журналиста и тихо сказал:

— Понимаешь, я не видел «вернувшихся» практически с самого первого дня падения мира, для меня тогда это было шоком, и я в тот день, спустя несколько месяцев тоже можно сказать, остолбенел.

— Да, от вашего рассказа и меня в дрожь кидает, я родился уже после всего этого, полчища мертвяков вижу с детства, но меня к этому готовили, теперь это обыденная опасность.

— Я может и не выгляжу на свой шестой десяток, а кажусь старше. Как видишь, нервы и переживания дали о себе знать.

— Я вначале думал, что вам лет семьдесят с плюсом.

— В том, то и дело, тогда многие «постарели» от происходящего и пережитого. Все только начинали понимать с чем мы имеем дело, а были и те, кто был против убийства уже мертвых людей, мол они же только больные.

— Да, были такие у меня в интервью. Извините, вы упомянули про первый день «падения мира», как вы встретили этот день, что делали? А потом продолжите с того места казни, хорошо?

— Ну, что ж, давай и об этом поговорим.

V

Еще весной того года, Артем был перепуган происходящим, как и все. Собираясь в свой последний день на завод, за получкой, в тот злополучный день, сжимая в руках свой билет на вечерний автобус домой, Артем, окинул взглядом комнату. На секунду сосредоточив свое внимание на столике с игральными картами, и на обрывке тетрадного листа со счетом не доигранной с позавчера игры в «деберц», вспомнил как смачно он играл с напарником. Затем, включил любимую, но уже приевшуюся музыку в телефоне и взяв наушники и улыбнувшись, на волне позитива вышел из своей комнаты. В небольшом узком коридоре, у двери соседей собрались его коллеги-постояльцы и о чем-то активно споря. Выяснилось, что ночью стало плохо Димону, — одному из коллег Темы и тот в горячке начал бросаться на Леху и Стаса, которые жили с ним в одной комнате, в горячке покусал обоих. Как результат, больного закрыли в комнате. Кто-то шутил, что у него белая горячка, мол перепил не закусывая. Кто-то делал безуспешные попытки дозвониться в больницу, чтоб вызвать скорую. Покусанные тем временем бледные сидели в кухне зажимали истекающие кровью раны. Выяснив вкратце что произошло, Артем осмотрел укусы бледнеющих на глазах от боли, посоветовал промыть и перевязать до приезда скорой и затем вышел из общежития. Посланный в различные глубинные и высотные направления, Тема понял, что уже сделано было все и даже больше из перечисленного им, и решил поскорей ретироваться по своим делам. К счастью, от общежития до завода было недалеко, всего минут пятнадцать неспеша, пешком. Поскольку город был небольшим, то все необходимое в виде работы и магазинов казалось было рядом. Выстроенный еще в дремучем средневековье вокруг площади размером с футбольное поле, по сторонам которой находились различные магазины и кафе, крохотный, живописный Велька-Битеш можно было обойти весь за минут сорок. Дойдя быстро до главной площади города, Артем стал свидетелем следующей сцены: работавшие громкоговорители, как выяснил он у понимающих чешский язык людей, сообщали о всеобщей и срочной эвакуации, местных жителей выстроили в несколько очередей к автобусам. Объявлено чрезвычайное положение, вдоль крупных трасс будут или уже расставлены блокпосты с военными. В целях же безопасности необходимо покинуть дома и направляться в пункты осмотра для последующей эвакуации в безопасное место. Ни у кого из эвакуируемых практически не было с собой сумок с вещами, лишь несколько пакетов и рюкзаков для города. Было ясно, что люди были застигнуты врасплох такими известиями. Местная полиция была в полном составе, все двадцать человек, в полном обмундировании, со щитами, тизерами и резиновыми дубинками, старались оцепить как можно большее пространство вокруг нескольких автобусов. Артем, глянув на часы решил, что спешить ему незачем, время есть и можно ненадолго остановиться чтоб понаблюдать за происходящим находясь в очереди на осмотр. Очередь двигалась по направлению к белой палатке с явно нанесенным наспех красным крестом. У входа в палатку стоял перепуганный молодой медик в защитном желтом комбинезоне и делал замеры температуры у каждого, кто заходил в палатку, вид у него был такой, будто он только вчера закончил университет в лучшем случае на ветеринара. Артем попробовал позвонить домой, но увы связи не было и общественный вай-фай не работал так же. Спустя минут двадцать, вывалившись с одной из ведущих на площадь арок, показались трое в такой же горячке, как и сосед Артема. Те, раскачиваясь в разные стороны будто из последних сил стараясь не упасть, бежали к автобусам. От удивления Артем растерянно раскрыл рот, он буквально хотел окрикнуть бегущих, это были его соседи: Стас, Димон и Леха. Навстречу бегущим неспеша, вышли двое полицейских быстро, по-спартански примкнув свои тактические щиты. Бегущие, будто не видя преграды, буквально врезались по инерции как автомобиль, потерявший управление, разлетаясь на куски, влетает в придорожный столб. Поверженные, упав на землю, достаточно быстро поднялись, не ощущая боли и уже без разбега продолжили свой натиск, клацая зубами и елозя лицами, оставляя кровавые следы по поликарбонату, из которого состояло их препятствие. Один из капитанов полиции перегородил служебным авто арку, из которой прибежали бешеные. Затем был отдан приказ так же перегородить и остальные въезды на площадь, надеть наручники на трех невменяемых и чтоб местные мужчины помогли разгрузить мешки с песком, устроив тем самым баррикады. Артем, в недоумении от происходящего, не заметил, как людей стало больше. Казалось, что все семь тысяч живущих в городе, решили собраться на площади, но не на праздник или ярмарку, а чтоб одночасье покинуть город и уехать разом на нескольких автобусах. Тема попытался покинуть площадь и обойдя все потенциальные выходы, понял, что это ему не удастся сделать, все въезды были перекрыты, начали мелькать мысли будто он попал в ловушку. На одном из выходов стояло несколько человек, перекрикивая друг друга и осаждая вопросами полицейских, позади которых стоял микроавтобус преграждающий въезд. В толпе конечно же были и те, кто говорил на русском, либо на украинском или даже на белорусском, при том понимая чешский. Расспросив одного из таких же заробитчан разговаривавшего с представителем закона, Артем узнал, что в связи с распространением вируса был введен карантин и режим чрезвычайного положения, начата срочная эвакуация населения. Куда решили увезти людей, полицейский не знал, сказав, что на площади будут обустроены помещения для проверки эвакуированных на ковид. Рядом с автобусами будут разбиты палатки со штабом и выстроены баррикады, больше либо он ничего не знал, либо не мог говорить, чтоб не пугать население. Тем временем, долго разворачиваясь на одном месте, мешая друг-другу, начали отъезжают первые автобусы.

«Эвакуация, так эвакуация, позже надо будет позвонить работодателю, чтоб тот перекинул зарплату на карточку, вещи потом попрошу коллег выслать, а там по ситуации. Главное, что документы при мне и немного денег есть» — думал Артем, на случай если остановит полиция в очередном рейде по выявлению нелегалов.

Мобильная сеть уже ни у кого не работала и многие на площади понятия не имели что происходит, тщетно пытаясь дозвониться знакомым, друзьям или родственникам. Все что тут творилось, снимало внезапно возникшее местное телевидение. Молодая репортерша поначалу бегала от одних участников эвакуации к другим, спрашивая о самочувствии и что те думают по поводу всего окружающего их, а одутловатый оператор, изрядно вспотев, едва поспевая, смешно бегал за ней, изнуренно запыхавшись и страдая отдышкой постоянно поправляя сползающие штаны. Спустя полчаса спокойствия, местный предприниматель, решивший обогатиться, открыл витрину в свою кафешку со сладким названием «Cukrárna». Чтоб не впускать внутрь людей, начал работать на вынос, продавая бутерброды, пиво и воду, мороженное и прочие продукты практически по двойной цене. Люди начали привыкать к этому хаосу, появилась даже некая своеобразная обстановка, как на празднике. Артем за то время успел пройти проверку, которая была скорей лишь формальной: замер температуры, визуальный осмотр ротовой полости и глаз. Затем, он купил баночку энергетика, пачку сухариков конечно же по завышенной цене, заказал чашку кофе и разместился укромно за столиком небольшого кафе. Рядом с ним, сидели работяги-чехи, словаки, поляки, украинцы и даже парочка невесть как попавших сюда румын. Работяги попивали пиво местного разлива, наслаждаясь каждым глотком, вели беседу о происходящем на целой смеси различных языков, используя даже жесты для понимания друг друга. Подъехала новая партия пустых автобусов и прошедшие проверку уже было начали грузиться в них. Внезапно, на площадь растолкав две легковушки перегораживающие въезд, на большой скорости въехал автобус с помятыми, испачканными чем-то красно-коричневым боками. Из автобуса весь мокрый выбежал человек в черном обмундировании с знаками различия польской воинской части специального назначения «Гром» и направился к оторопевшей полиции. Затем, едва понимая друг друга, поляк и офицер полиции начали о чем-то громко спорить, выясняя кто кому должен или не должен подчиниться. Туда же подбежала и журналистка с оператором. Спецназовец начал кричать и на нее, закрыв ладонью объектив камеры. Из его объяснений, следовало что город будет вот-вот кем-то атакован, что чей-то план по «децимации» населения вышел из-под контроля и сейчас тут будет множество больных и мертвых. Тем временем из автобуса вышло человек десять в потрепанной черной униформе и стали полукольцом возле своего автобуса в ожидании окончания спора своего начальника с местной полицией. После недолгой перепалки, спорящие стороны притихли, видимо придя к общему знаменателю. Капитан полиции отвел «громовца» в сторону, где на брусчатке, в наручниках за спиной, корчилась троица соседей Артема, недавно атаковавшая полицейских со щитами. Спецназовец, тыкнул коском ботинка одного, затем другого. Посеревшие люди в наручниках, рыча и брызжа пеной попытались достать ногу обидчика, а затем один из лежащих кое-как встал на ноги и направился в сторону ближайшего полицейского. Капитан достал свой табельный хеклер кох и недолго целясь сделал выстрел в идущего на него явно чем-то больного Леху. Пуля попала идущему в грудь, но тот не упал, а дёрнувшись издав протяжный рык и ускоряясь продолжил движение, словно пикируя на свою цель. В толпе кто-то ахнул, кто-то пронзительным голосом завизжал. Затем, поляк, прицелившись, тоже выстрелил, пуля попала больному в голову и тот моментально упал. Кровь, вместе с кусочками мозга и осколками кости, забрызгали одежду капитана полиции. Громовец, хладнокровно сделал еще два выстрела по корчащимся в наручниках, рычащим телам и отдал приказ жестом, означающий занять круговую оборону по периметру площади в зданиях. Полицейские Чехии, через громкоговоритель начали успокаивать толпу, уверяя, что это была вынужденная мера, что польский спецназ на их стороне и знает, что надо делать. Так же уведомили, что придется остаться на некоторое время на площади, так как пропала связь с пунктом эвакуации, автобусами и центром управления операции, но техники уже работают и скоро все починят. Так прошел еще час, люди с беспокойством задавали все больше и больше вопросов. На многих лицах появилась печать тревоги. Никто не понял сразу в чем дело, когда с разных сторон стали раздаваться приглушенные хлопки, это стрелял спецназ в пока еще невидимые цели для людей на площади. Раздался звон бьющегося стекла, и все увидели, как поляки в спешке покидают занятые боевые позиции, отбегая к своему автобусу и наспех выстроенным баррикадам. Все, кто был на площади, замерли, как и единый организм в ожидании развязки прислушиваясь и всматриваясь в ту сторону, куда велась стрельба. С юго-запада внезапно стал слышен нарастающий гул толпы, крики, стоны и топот сотен ног. Шум стал панически действовать на людей и те попятились за эвакуационные автобусы. И вот, в арке, ведущей на ту самую площадь, вскарабкиваясь на загораживающие вход авто и падая с него, появилось несколько десятков силуэтов. С виду это были люди, вот только что-то в них было не так, неопрятно одетые, бледные, рычащие будто стая внезапно взбунтовавшихся бездомных нищих. Большинство их этих странных людей были в изодранных лохмотьях, испачканных в какой-то слизи, напоминавшей запекшуюся кровь, а некоторые даже с укусами и оторванными конечностями. За этими ужасающими первыми десятками полезли еще и еще, переваливаясь через авто как волна через волнорез. Спецназ, не теряя ни минуты времени вместе с полицейскими стали действовать слаженно, образовав боевую фалангу в составе двух десятков бойцов. Впереди фаланги стояли пятеро копов со щитами, вооруженных глоками, по сторонам по два громовца с крупнокалиберными FN. Во второй линии стояли остальные бойцы с карабинами и командиры обоих подразделений. Несколько бойцов вскарабкались на автобус и оттуда ждали приказ об открытии огня. Атакующие больные, вливаясь на площадь, спешно бежали на толпу, в ужасе жмущуюся к автобусам, давя друг друга. Раздались приказы и выстрелы, первый ряд бегущих упал, но лишь несколько замертво, другие с ранениями, казалось бы, несовместимыми с жизнью продолжили свой бег. Бойцы перешли на хаотичную стрельбу, но когда расстояние сократилось, то были вынуждены перейти на рукопашную потеряв возможность вовремя перезаряжать оружие и прикрывать друг друга. Оттесняя щитами больных, в ход пошли полицейские дубинки и приклады, гражданские же решившие помочь, вооружились подручными средствами в виде стульев и брусчатки. Нападающие клином вошли в толпу, вытянув из шеренги несколько жертв. Камера, во время паники брошенная на камни, продолжала снимать происходящий ужас, запечатлевая в кадре как живьем поедают молодого, истекающего кровью полицейского, орущего от страха и адской боли, причиняемой ему укусами. Мертвецы рвали его одежду и плоть, в какой-то момент, они вырвали свето-шумовую гранату из разгрузочного жилета. Раздался взрыв, и вспышка ослепила нескольких обороняющихся и отступающих людей, и как результат — оборона была сломлена и смыта как песчаный замок во время прибоя. Ослепшие и оглушенные бойцы и гражданские были в тот час же сметены и повалены мертвыми, рычащими и вечно голодными машинами для убийства. Журналистка, делавшая репортаж упала на землю закрывая голову раками и вопя изо всех сил, на нее сразу навалилось трое разлагающихся мертвецов. Оператор попытался было бежать, но это было безуспешно, он так же был настигнут и практически разорван десятками впившихся зубов. Несколько бешеных влезли в автобус для эвакуации, в салоне началась драка. Водитель спешно закрыл дверь и надавил на газ. Автобус, раскачиваясь и виляя, давя живых и мертвых, въехал в несколько легковушек загораживающих выезд. Дверь заклинило и внутри уже творилось что-то поистине страшное, некоторые пассажиры стучали в окна, стараясь разбить и спастись тем самым. Другие дрались за свою жизнь с больными, получая укусы или падая в кровавые лужи под натиском последних. Артем, ранее не видевший ничего подобного, так же в панике, оглядываясь поддавшись инстинкту толпы истекая потом стал бежать, по началу к автобусу, затем вверх по улице через разбитые автобусом легковушки, прочь от площади. Сзади него больные бросались на людей, валили тех с ног и впивались в руки, ноги, шею, разрывали кожу и пожирая вытаскивали внутренности вопящих от боли несчастных. Все еще работающая камера засняла ужасающее зрелище, как только что погибшие от нападения больных люди, конвульсивно вставали обращаясь в таких же больных, затем срывались с места и преследовали здоровую добычу. Симпатичная, молодая журналистка с обглоданным лицом, оператор с уже выеденным брюхом и полицейский весь в ожогах и укусах, тоже поднялись и направились в сторону убегающей толпы, в поисках своих жертв, обретя новую жизнь неупокоенных, ходячих мертвецов, испытывающих вечные жажду и голод. Неподалеку, в двух минутах от площади, находился небольшой, старинный форт, к стенам которого примыкало кладбище с фамильными склепами местных жителей. Внутри крепости так же располагалась старинная кирха, часть жителей уже успела укрыться там, в спешке закрыв и забаррикадировав ворота входной башни тем самым, казалось бы, обезопасив себя от нападения. Перепуганные и отчаявшиеся люди старались не впускать внутрь новых беглецов, которые поняв свою обреченность орали и проклинали всех, кто находился по ту сторону стены, напирая на ворота, а другие пытались перелезть средневековые стены скидывая конкурентов, стараясь попасть внутрь. Так Артем поняв, что и здесь не будет ему безопасного приюта, из последних сил ринулся далее. Миновав детскую площадку, он остановился на несколько секунд и переводя дыхание охрипшим голосом крикнул мамашам, чтоб те срочно забирали своих детей и сваливали с площадки. Некоторые из мамочек послушались, другие застыли в непонимании. Бегущая толпа, повинуясь инстинкту самосохранения начала редеть, люди разбегались в разные стороны в надеже, что за ними не будет погони, но многих больные настигали и разрывали. Так, Артем добежал до самого завода, где и работал, въезд на территорию которого закрывали прочные, высокие, стальные ворота. За ним прибежали на завод Саня, Дед и еще несколько собратьев по несчастью, запыхавшись, с глазами полными слез и ужаса. Спустя полчаса на завод с дымящимся мотором, весь в бурых потеках, измятый заехал автобус с оставшимися в живых «громовцами», полицейскими и десятком выживших. Ворота были закрыты наглухо, спецназ больше никого не впускал, взяв на прицел тех выживших, которые скапливались у ворот, моля впустить их. Затем, из центра прибежали зараженные, достаточно быстро и жестоко расправились со всеми, кто был брошен судьбой и не впущен внутрь…

…Старик сложил руки, будто молясь. Тишина вокруг него была настолько глубокой, что можно было услышать дыхание ветра, струившегося среди старых ветвей. На его высохших и жилистых ладонях видны были следы времени, словно горизонты, пережитые им на своем пути. Взгляд его глубоких глаз, как окно в прошлое, казался пронзающим тайны, скрытые от мира, и проникшим в самые глубины души.

— Тогда, среди этой спасшейся спецуры приехавшей на завод, был и капитан полиции. Именно его я увидел в той злощастной яме.

— Можете вкратце рассказать, что было дальше? И если можно, чего-нибудь попить бы, — сказал с хрипотцой Леха.

— Не хотелось бы это вспоминать, противно, ну да ладно, для истории. Аря сейчас принесет воды или может хочешь чаю, раз не хочешь коньяк?

— Можно и чаю, во рту пересохло, — Алексей взялся за горло, немного прокашлявшись.

Аркадия, хихикнув и подмигнув молодому человеку, легкой походкой вышла из комнаты. Ее шаги были легкими, словно танец на воде.

— Так вот… -старик продолжил свой рассказ.

VI

— Мать моя… — прошептал Дед, — шо оні роблять? Зачем?

Четыре оставшихся мертвеца, источая зловоние и испуская хриплые стоны, выбрали свои жертвы и жестоко схватились с ними в последнем танце. Двое напали на беззащитного раба, у которого уже была поломана рука, напирая сбили бедолагу на землю, заставив его оказаться в беспомощном положении. Началась страшная борьба. Раб отчаянно пытался защититься от натиска тварей. Он использовал все доступные средства, даже обломком своей сломанной кости старался наносить удары, чтобы отразить нападение. В ярости он смог пронзить одному из мертвецов глаз, но даже это не остановило ненасытный ужас, впивающийся в живую плоть. Из пронзенной глазницы зомби вытек сгусток зловонного гноя, пачкая все вокруг. Прямо на лицо несчастного человека упала отвратительная масса. Жертва вскрикнула от отчаяния, произнеся лишь невнятные звуки, прежде чем ее горло было разорвано в клочья укусами мертвеца, погружая его в мир кошмара.

— Видимо запах крови все же они чувствуют вполне неплохо, — хладнокровно заметил Саня. Артем, проглотив подкативший к горлу комок, мотнул головой едва сдерживая рвотный позыв, для многих, как и для него действо было шоком, осипшим голосом спросил Саню:

— Как ты можешь еще и про это думать? Я с тебя в шоке блять, я так не могу, это же живые люди…, и мы… мы могли бы… нет мы можем быть на их месте и даже будем, если останемся здесь.

— Я тоже не могу смотреть, но приходится. Уверен, что мы с тобой еще и не такое увидим. И не важно будем мы тут или в другом месте, но будет и кровь, и смерть вокруг нас. — Сказал Саня едва дрожащим голосом и нервно прикусил до крови обветренную губу.

Тем временем бывшие охранники в яме став спиной к спине отбивались от двух мертвецов. Второй раб, вжавшись в стену ямы нервно ревел и молился. Скользя ногами на одном месте, меся глину, руками перебирая борта ямы, он старался вылезти и не упасть в объятья трупов. Один из мертвецов, расправляющийся с первым рабом, медленно повернул голову в сторону и заметив новую жертву, молниеносно набросившись впился тому в шею. Раздался звук раздираемой плоти, из сонной артерии ударил фонтан крови и тело издав свой предсмертный, душераздирающий крик, медленно осунулось на дно ямы в сопровождении мертвеца, вгрызающегося в него как голодное животное в свою добычу. Для рабов было все кончено, они или окончательно будут разорваны на куски или через час-два превратятся в таких же голодных ходячих мертвецов, от зубов которых пали. А вот бывшие охранники сопротивлялись изо-всех сил, добив парочку зомби уже было переключились на оставшихся двоих. Хромой охранник хотел было раздавить череп одному из трупов, но больная нога дала о себе знать и подвела, поскользнувшись он упал в самый неподходящий момент своей жизни, которая оборвется сразу после падения. На него сразу повалились оба оставшихся мертвеца, начав хрипя и чавкая раздирать зубами одежду и кожу жертвы. Через пару секунд мертвецы добрались до плоти и тот истекая кровью уже бился в предсмертных конвульсиях под наваливающимися сверху телами. Воспользовавшись занятостью мертвецов, последний живой в яме принялся с хрустом выкручивать, ломая шеи мертвых. Это заняло всего минуты две, пришлось скрутить шеи даже тем, с кем его скинули в эту проклятую яму смерти. Расправившись с последним, он измотанный, перепачканный, весь в глине и крови, выровнялся и переводя дыхание ненавистно посмотрел на Кубу, который уже не улыбался. Видимо не в его планах было чтоб остался хоть кто-то живой. Ведь, по его мнению, именно в таких поединках рождаются любимчики публики и лидеры, за которыми пойдут толпы в надежде поменять правила игры.

— Сhceš mi něco říct? (ты хочешь мне что-то сказать? — чешский) — Начал с расстановкой, негромко Куба.

— Дед, не томи, что он там бормочет? — Заискивающе выдал Саня.

— Спрашивает не хоче лі охранник єму что-то сказать, попросить пощадити його став на колэні, — Дед начал переводить что говорит Куба: