Бесплатный фрагмент - На Восток

На Восток

10 октября 2008 года

Прошло чуть больше года, как я вернулся в Россию. Кажется, что я прожил одну жизнь и начал другую, но что-то в ней было не так. Мой мир разваливался на кусочки, и я не мог понять, как это — остановить и собрать всё воедино. Схвати за одно, как тут же другое летит в пропасть.

Мы с Алёной уже три дня не разговариваем. Каждый живет своей параллельной жизнью, но сегодня вечером я хочу положить этому конец, расставить все точки над i. Спускаюсь в метро, еду домой, перед глазами мелькают картины недавнего прошлого… Где я ошибся, что сделал не так?..

Навстречу солнцу

Перед посадкой в самолет, кажется, все тот же инспектор, что и год назад, увидев мою просроченную визу в паспорте, неодобрительно покачал головой, на что я ему попытался объяснить, что документы на переоформление, что, мол, я поступил в колледж… Но он, не слушая, отковырял мою миграционную карту, поставил красную печать и, с легким пренебрежением, вернул паспорт обратно:

— Хорошего полета…

— Спасибо…

Если честно, мне было всё равно, смогу ли я когда-нибудь вернуться в Штаты или нет, все мысли были там, за горизонтом, где меня ждала любимая. Настроение было на высоте, до которой не мог добраться даже тот самолет, на котором я собирался лететь на Восток, на Родину.

А между тем вылет задерживали. Уже целый час в ожидании полета я смотрел через небольшое овальное окно иллюминатора на размытые огни взлетно-посадочной полосы. Не сдерживая свои эмоции, дождь лил, как из ведра, и мне казалось, что это славный город Нью-Йорк провожал именно меня, по крайней мере, так хотелось думать. Голос почти пропал — результат моих бурных проводов с друзьями. Гуляли до утра, пели, нет, орали песни. И, когда ко мне в самолете подошла стюардесса, предлагая напитки, я еле-еле слышно прошептал:

— Воды… Воды, пожалуйста… А когда мы полетим?

— Уже скоро…

— Спасибо

Сколько раз я, видя пролетающие над небоскребами самолеты, говорил про себя: «Самолет, самолет, забери меня в полет, домой», и вот этот долгожданный момент настал. Загудели двигатели, мы начали потихоньку выруливать на свободную полосу. Я достал плеер, воткнул наушники и под мелодично-ритмичные напевы Лос-Анджелесских армян, погрузился в приятные воспоминания прошлого, предвкушая светлое будущее.

Жизнь удивительная штука. Мы постоянно цепляемся за прошлое: «как было вчера хорошо», «а в наше время было лучше», или ждем будущего: «завтра будет лучше, чем сегодня», «скоро все будет хорошо», но на самом деле мы живем только сегодня, здесь и сейчас. Только в этот момент, в эту секунду мы можем что-то делать, что-то менять, что-то создавать, сегодня, здесь и сейчас. Для вечности, частью которой мы являемся, времени не существует. Есть только бесконечное сейчас. Только нашему физическому облику свойственно существовать в ожидании чего-либо, но мы — не просто наше тело, мы светлые, бессмертные, вечные души, и для тех, кто это осознал, нет ни прошлого, ни будущего, ни времени, есть только бесконечная радость бытия в здесь и сейчас.

Все эти рассуждения, образы, философствования были как будто бы сном, который возник между взлетом и посадкой где-то в глубинах подсознания и, проснувшись, я о них даже не вспомнил. Меня переполняли эмоции, я не мог ощущать себя «здесь и сейчас», все мои мысли были там, в объятиях моей возлюбленной, которая ждала меня в аэропорту. Уже совсем скоро наши сердца зазвучат в унисон. Я летел навстречу солнцу, навстречу новой главе моей жизни.

Просто счастливы

Ранним утром, выглянув в иллюминатор, я увидел, как лучи света, едва пробиваясь сквозь смог, выдыхаемый в воздух городом, пытались дотянуться до нашего воздушного корабля, под крыльями которого спал могучий Танкоград. Самолет, нырнув в серую дымку, заходил на посадку. Все эти чёрно-белые тона не могли размыть моего красочного настроения, моей радости возвращения домой, возвращения к любимой.

Сердце просто выпрыгивало из груди, оставались считанные мгновения до встречи. Вышли из самолета, сели в автобус. Вокруг хмурые, по-сибирски, лица, а у меня улыбка не сходила с лица. Около здания аэропорта уже сновали незнакомые фигуры, и где-то среди них была она, моя Алёнушка.

Я поспешно вышел из автобуса, цепляясь глазами за слегка растерянные лица, и пробирался вперед. Вдруг увидел её. Она стояла такая нежная, такая родная и по-прежнему излучавшая свой ангельский свет. Мы бросились друг другу в объятья:

— Больше никогда так надолго меня не оставляй! Больше мы никогда не будем расставаться, хорошо?! — говорила она, уткнувшись мне в грудь. Футболка сразу стала мокрой от ее слез. Я гладил Алёнушку по голове, молча кивая головой.

— Да… да… — едва слышно отвечал я.

Я тысячу раз представлял себе этот момент. Все испытания, лишения, трудности, минуты отчаяния, страх и боль — всё померкло в свете этого мгновения долгожданного счастья. Всё было не зря. Я чувствовал, как её сердце бьется, и мое вторило в ответ. Я готов был так стоять целую вечность, мне боле ничего не нужно было.

Все уже разошлись получать свой багаж, а мы всё стояли.

— Тебе же надо багаж получить!

— Хорошо, пойдем… — прошептал я. — Прости, у меня голос пропал…

— Ничего, я тебя вылечу! — сказала Алена и мы, обнимая друг друга, вошли в здание аэропорта.

Я нашел оба своих неподъемных, чемодана, мы вышли на улицу, было раннее летнее утро, загрузились в старую советскую Волгу и поехали.

— Откуда сами-то? — спрашивал водитель, выдыхая сигаретный дым в окно.

— Из Америки… А можно вас попросить пока не курить, пожалуйста, — прохрипел я настолько громко, насколько мог.

— Окей, ноу проблем… Ну, и как там?

— По-разному…

— А чего вернулся-то? — улыбаясь своими редкими зубами, спросил таксист. Тогда я еще не знал, что это будет один из самых популярных вопросов в мой адрес, в последующем он меня всегда удивлял.

— В гостях хорошо, а дома лучше, — ответил я и прислонил голову к Алёнушке, которая уже дремала на моем плече. Водитель усмехнулся, покачал головой, хотел еще что-то спросить, но видя, что я уже закрыл глаза, не стал ничего говорить, выключил музыку и сосредоточился на дороге.

Почему я вернулся… А разве могло быть иначе? Для меня нет. Здесь я родился, здесь жили, трудились, верили, любили мои прадеды, прабабушки, мои бабушки и деды, мои родители, здесь моя любовь. Здесь я учился милосердию и состраданию у самой природы. Здесь почва помнит мои следы, здесь реки и озера всегда держали меня на плаву. Я всегда любил путешествовать, это необычайно расширяет мировоззрение, ощущение себя среди других культур, народов, стран, но есть что-то магическое в том месте, где ты родился, где провел детство, это как станция подзарядки для души и тела. Я всегда помнил: «Если запутался, вернись в начало», и я всегда возвращался, обретая покой и внутреннюю гармонию.

Один французский писатель в своей книге говорил об интересном факте, что большинство великих путешествий было совершено с востока на запад. Одиссей, Колумб, Аттила… «Идти на запад — значит надеяться узнать будущее», — писал автор. Видимо, я тоже поддался этому влечению, этому желанию узнать будущее, но осознав, что оно не где-то там, за горизонтом, а здесь, в сердце, в мыслях, я сменил направление. И в этой же книге говорилось, что идти на Восток — значит искать место рождения солнца, место своего рождения. Я интуитивно всегда двигался в этом направление. Моим желанием всегда было найти, познать, полюбить себя и, в конечном итоге, весь мир, и это было возможно, только двигаясь на Восток. В более глубоком понимании, двигаться на Восток — значит двигаться внутрь себя, внутрь своей Вселенной и через микрокосмос познать макрокосмос.

— Приехали, — сквозь сон услышал я голос водителя.

Северок, так назывался район города, где Алена жила в последнее время. Не так давно и я снимал квартиру где-то тут, среди этих безликих бетонных многоэтажек. Мы поднялись на шестой этаж. Небольшая однокомнатная квартира, но в ней чувствовалась женская рука, Алёнушка умела создавать уют. Я вспомнил то время, когда она переехала ко мне. Придя вечером домой, я не узнал своё жилище. Везде были какие то коврики, занавесочки, фигурки, а на кухне пахло чем-то вкусным. Так и сейчас. Давно забытое чувство уюта, заботы и тепла вновь нежно обволакивало мое существо.

Алёна сразу же мне дала выпить какое-то лекарство, чтоб вернуть голос, и налила теплый суп. Боже мой, как я давно не ел ничего подобного, это не описать словами. В Америке можно было, конечно, поесть вкусной еды где-нибудь в ресторане, в которые я не ходил, но самому себе готовить у меня не было большого желания. Поэтому, в основном, это была гречка или овсянка, купленная на Брайтон-Бич, куда её привозили из России. Вся остальная доступная еда, так называемая «джанк-фуд», что значит «еда-мусор», соответствовала своему названию. А то, что приготовил мне мой Ангелочек, это еда не только для тела, но и для души, ведь она была пропитана любовью. Алёнушка сидела напротив меня, смотрела и улыбалась. Время остановилось. Я еще не мог до конца осознать, что это не сон, что все на самом деле так, что мы дождались друг друга. Потом мы вместе приняли теплую пенную ванну. Наши тела трепетали от давно забытой близости, нежности и любви. Из ванной комнаты мы перебрались в спальню и еще долго не могли успокоиться, пока, оказавшись без сил, не уснули в теплых взаимных объятиях. В голове еще несколько секунд мелькали картинки последних двух дней, дорога, встреча и, как у Пастернака,: «…скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья…», а потом наступила тишина. Я осознал этот миг счастья, нашел себя в нем. Никуда не надо бежать, не нужно больше ждать, всё было здесь и сейчас, в этом моменте. Я засыпал счастливый, как никогда, с улыбкой на устах.

За окном уже во всю распоряжался солнечный день. Мы нежились в кроватке, не хотелось ничего делать, никуда идти. Я вспомнил про подарки, которые привез для любимой.

— Ну что, ты готова к подаркам?

— Конечно, да, — лукаво улыбаясь, ответила Алёна.

Честно сказать, дарить подарки я люблю больше, чем получать, поэтому с огромным удовольствием, открыв свой чемодан, я начал доставать их один за другим: аксессуары, одежду, нижнее белье, духи, часы и, конечно, то самое колечко.

— Ах… Это мне? — несколько растерянно спросила Алёнушка.

— Да…

— Это значит… — она заулыбалась.

— Да… Теперь ты моя невеста, — я надел ей колечко, Алёна посмотрела на него, на меня, её лицо сияло, глаза стали немного влажными, потом она поцеловала и крепко-крепко обняла меня.

Я не подумал в тот момент, что, наверно, нужно было это всё сделать традиционным способом, встать на колено, спросить: «Ты выйдешь за меня?», дождаться ответа и тогда надеть кольцо на палец. Мне этот вопрос казался давно решенным, оставались только формальности, да и опыта делать предложение я не имел, поэтому всё случилось так, просто, без оркестра и фанфар, но с любовью. И, может быть, внутри себя я несколько занижал значимость этого действия, для Алёны же оно очень много значило. Для девушек вообще не бывает мелочей в вопросах их женской судьбы, от цвета платья до цвета волос будущего ребенка, но, всё же, тогда, в этой скромной однокомнатной квартире, мы были счастливы, просто счастливы.

Октябрьский

Этот населенный пункт заслуживает отдельного внимания. Меня с ним связывают теплые воспоминания, но так было не сразу. Когда наша семья переехала из Саянска, молодого, красивого города, в небольшой рабочий поселок, я две недели не мог выйти из дома, просто не было желания. Единственный вопрос, который меня волновал: «Мама, куда ты нас привезла?». Мы жили на третьем этаже новой пятиэтажки с зелеными балконами. Из окон открывался вид на поле, которое раз в два года засаживали картофелем. После просторной, трехкомнатной квартиры в городе, эта двухкомнатная квартира в поселке производила впечатление сдавленного со всех сторон вагончика. На сэкономленные деньги была куплена кое-какая мебель, телевизор и видик — символ, как бы, хорошей, постперестроечной жизни. Выкраивая деньги из карманных расходов, я покупал какую-нибудь видеокассету с фильмом сомнительного качества и устраивал вечер кино, в честь этого мама всегда пекла открытый пирог, который мы называли пицца.

До переезда вся моя жизнь была посвящена спорту, я ходил сразу на 3—4 секции: ушу, плавание, футбол, легкая атлетика, мне это безумно нравилось, а в Октябрьском, на тот момент, было только одно единственное место, где молодежь могла заниматься спортом — Дворец спорта. Дворцом, конечно, его сложно было назвать, обитал в нем один тренер по легкой атлетике, который не отличался особой трезвостью взглядов. Он только однажды свозил нас на соревнования, в соседний город Копейск. Я выиграл все свои забеги, и тренер, слегка пошатываясь, отслюнявил мне и остальным ребятам по червонцу и с оставшимся призовым фондом ушел в неизвестном направлении, с тех пор мы его не видели. В отсутствие каких-либо других вариантов спортивных секций, после школы я стал самостоятельно заниматься ушу, прямо на том самом картофельном поле, вспоминая то, чему меня когда-то учил тренер. Чуть позже у меня появилось два ученика, Кирилл и Виталя. Один был на год младше, а второй мой ровесник. Мы бегали, прыгали, кувыркались, играли в ниндзя, а потом сидели и разговаривали на философские темы, конечно, настолько, насколько могли вместить наши юные умы и сердца ту самую мудрость, которую я черпал от своей мамы. Кирилл и Виталя стали моими первыми друзьями в посёлке. На дворе бушевали лихие девяностые. Время, когда каждый выживал, как умел, и никому не было дела до того, чем живет, и как развивается молодое поколение, в маленьком рабочем посёлке. Видимо, поэтому моя спортивная карьера закончилась, или, быть может, просто в небесной канцелярии были свои планы на мой счет, ведь ничего в этой жизни не происходит случайно.

В пятом классе меня отвели на прослушивание в школьный фольклорный ансамбль. До сих пор не знаю почему, но так решила мой классный руководитель, добрейшей души человек, Эльвира Яковлевна. Видимо, она что-то во мне увидела и направила в сторону моей судьбы. В актовом зале, который стал домом родным на все последующие школьные годы, я познакомился со своими первыми учителями в творчестве.

Встретила меня светловолосая улыбчивая женщина, но я в ней сразу почувствовал характер, стержень, она была требовательной и в тоже время доброй. Около сцены кто-то, тихонько перебирая клавишами на баяне, наигрывал незнакомую мне мелодию. Подойдя поближе, я увидел человека с белыми, от седины, волосами и бесконечно теплыми глазами. Прекрасная пара, Мезенцевы Петр Николаевич и Лариса Дмитриевна. Сколько любви, сил, заботы и таланта они отдали детям за годы работы, сложно представить и невозможно переоценить.

Петр Николаевич попросил меня воспроизвести за ним какую-то простую мелодию. Он сыграл на баяне, я воспроизвел голосом, и так несколько раз. Спустя пару недель, я уже пел на сцене, с трясущимися от страха ногами, песню «Мама, милая мама». Мама, конечно, была в зрительном зале и плакала, очень хочется верить, что от счастья, а не от того, как я пел. Это было началом моего большого, увлекательного, творческого пути.

Семья

Поднявшись на третий этаж, я позвонил в дверь квартиры, за которой тут же раздался шум открывающегося замка и голоса:

— Никита… Никитушка, — схватившись за сердце, уже начиная плакать, встречала моя любимая Бабушка. Она расцеловала меня почти с ног до головы, крепко обняла и не отпускала. — Как же ты там… Один… Милый мой, родной, — причитала она, и слезы градом лились из ее глаз.

— Все хорошо, Бабушка, я приехал, все хорошо, — улыбаясь, отвечал, а самому было не по себе… За что ей достался такой непоседливый внук?

Она для меня была не просто Бабушкой, она была моим лучшим другом, моей второй Мамой. Каждое лето проводя в деревне, мы с ней вместе сажали, поливали и собирали урожай. Первые несколько дней моего приезда к ней я просто слушал её и слушал, за год у Бабушки накапливалось столько эмоций и впечатлений, которыми она хотела со мной поделиться.

— Ой, Никитушка, — смеялась она, — и смех и грех… Стал тут ко мне в женихи набиваться дед Калашников… Ой, — заливалась она со смеху, — говорит: «Катя, ты одна и я один. Давай жить вместе. Мужик я мастеровой…», — еще пуще смеялась она, а потом вдруг делалась такой серьезной. — А мне, Никитушка, никого не надо, кроме дедушки твоего, — со слезами говорила она. — Вот, лежит он там… Ждет меня…

Я успокаивал мои милую Бабушку, рассказывал о своих делах, и уже через минуту мы вместе хохотали. Когда я уехал в Америку, Бабушка продала дом в деревне и перебралась в поселок. Одной такое большое хозяйство тянуть уже было не под силу. Я, когда узнал об этом, очень расстроился, ведь это было наше родовое гнездо, в котором выросло не одно поколение, там прошло и мое детство, но так, видно, было угодно Богу.

Тут же и моя любимая Мамочка подошла, крепко обняла и поцеловала:

— Мой сыночек…

И мой любимый Брат:

— Вот и приехал мой братик…

И Папа, со слезами на глазах:

— Ну, здравствуй, сын…

И тетушки, дядюшки, все, кто был там, обрушили свою радость на меня. Кто-то выкрикнул: «Возвращение блудного сына!», и все засмеялись. На душе было хорошо. Вот она, сила семьи, тебя любят, тебя ждут, тебе всегда рады, тебе всегда готовы помочь. Я не особо это умел ценить, а в повседневной суете большинство из нас об этом вообще забывает, а, между тем, в семье сила, в ней всё закладывается, вся наша будущая взрослая жизнь.

Всем интересно было, как же там, что же там, за бугром? Я рассказывал, рассказывал, они удивлялись, смеялись.

— Ну и молодец, что вернулся! — сделал заключение мой дядька. — Нехрен там ловить!

Сложно переоценить значение семьи в жизни каждого человека. Это основа всех основ, это малая Церковь, это государство, это институт жизни, в котором мы учимся любить, благодарить, прощать, делиться, бороться. Без семьи человек, как древо без почвы, он медленно погибает. Наша семья не была какой-то особенной, у нас было много проблем, забот и трудностей, как у всех, наверное, но я всегда чувствовал и чувствую до сих пор этот Дух Рода, этот стержень, который присутствовал в каждом из нас.

Неубиваемое жизнелюбие, оптимизм, стойкость, упорство, трудолюбие, честность — это то, что меня всегда поражало и вдохновляло в моей семье. Как бы сильно ни дул ветер, гора перед ним не склонится, об этом я всегда помнил.

Петербург

Один день пролетел незаметно, я вновь собрал свой чемодан, попрощался с родными, и ночью этого же дня мы с Алёной уже сидели в аэропорту, ждали нашего вылета в Санкт-Петербург. Голова была квадратная, я еще не отошел от двенадцатичасового перелета через Атлантику и Европу, и сейчас снова в небо, но, Слава Богу, только на два часа.

Мы подошли к стойке регистрации.

— Кажется, я паспорт забыла… — с ужасом в глазах прошептала Алёна

— Так, спокойно, ты ничего не забыла, — уверенным голосом, который почти восстановился, сказал я. — Ты же все вещи собирала, ты не могла его забыть.

Алёнушка судорожно копалась в своей сумочке и где-то, на самом дне, нашла паспорт. Недаром женские сумочки называют «черными дырами», всё, что туда попадает, исчезает. Наши приключения только начинались или, правильнее сказать, продолжались.

Пока мы летели, она хвасталась, что рассказала родителям про колечко, и что они очень обрадовались, мол, у нас, наконец-то, всё определено. Я тоже был этому рад, но, размышляя сам в себе, думал о том, что мы, порой, уделяем большее внимание символам, а не их значению, обёртке, а не содержанию, это иногда мешает оценивать реальную картину событий, но без этих символов и фантиков, тоже никуда. Нельзя от них отказываться, главное, не подменять ими внутреннее содержание.

Петербург встретил нас серыми тучами и прохладным дождем. Первым делом нужно было найти жилье. Мы отправились на Невский проспект, купили газеты, сели в каком-то кафе и начали кружками обводить интересные нам объявления о сдаче квартиры и комнаты. Сил уже не было, хотелось скорее что-нибудь найти и отдохнуть. К обеду выглянуло солнышко, и мы решили выбрать варианты в шаговой доступности от центра. На Вознесенском проспекте, в доме пятьдесят пять, нас ждала комната в коммунальной квартире, на четвертом этаже, в доме тысяча девятьсот шестого года постройки. Высокие потолки, обшарпанные стены, мутные окна, выходящие в «тот самый» питерский дворик, словом, куда не глянешь, везде ощущалось богатое прошлое. Недолго думая, мы ударили по рукам и заселились в комнату. Из мебели в ней был стол, стул и небольшой шкаф, который, кажется, стоял тут с момента постройки дома, а спать не на чем.

— Ну что, поехали за диваном? — спросил я Алёну

— Поехали!

Он был куплен, доставлен, еле-еле втиснут в дверной проём и водружен в центр комнаты. Долгожданный момент настал. Наконец-то можно было немного выдохнуть, перевести дыхание, отдохнуть. Мы, словно укутавшись в диван, став с ним одним целым, уснули, как младенцы.

Утром следующего дня мы поехали подавать документы на поступление. Она — в свой вуз, я — в свой. Год назад, еще живя в Америке, я уговорил её попробовать себя в роли актрисы, она ходила на какие-то курсы, а сейчас решила поступать на театральное. Я же хотел углубить свое творческое образование и поступить на режиссера. Была середине лета, и в большинстве театральных вузов вступительные испытания уже закончились, а в Петербургских еще нет, поэтому, совместив приятное с полезным, мы оказались здесь, в культурной столице.

Алёнушка всегда хотела жить в этом городе, любоваться его красотой, вдохновляться историей. Я никак не мог привыкнуть, после Нью-Йоркских гонок на выживание, к этому размеренному, почти сонному Питерскому ритму жизни. Мой мозг еще не до конца перестроился на родную речь, я не понимал стоимости денег, еще продолжал в мыслях складывать предложения на английском языке, получалось очень нескладно. Было настоящим мучением оказаться один на один с продавцом, в каком-нибудь маленьком магазине.

— Могу я иметь две шоколадки и… То есть, можно мне две шоколадки и бутылку воды, пожалуйста?

Но нет ничего прекраснее, чем быть влюбленным и любимым, летом, в Петербурге. В свободное время мы с Ангелочком гуляли, катались на лодке по каналам, смотрели разные выставки и просто наслаждались друг другом, наслаждались этим прекрасным городом.

Всё шло хорошо, мы оба дошли до третьего тура. Однако, дальше начались вопросы. При подаче документов я скрыл тот факт, что уже имею одно высшее образование, чтобы была возможность поступить на бюджет. Узнав об этом, приемная комиссия на одном из испытаний вежливо попросила меня поискать другое место обучения. С Алёной случилась такая же история.

Мы сидела на набережной и думали: «Что же делать дальше?»

— Чижик-Пыжик, где ты был? — напевал я, бросая монетку в основание памятника Чижику-Пыжику. Говорили, если монетка там останется, то желание сбудется. В воде блестели сотни монет. Постамент, на котором стоял Чижик, был совсем небольшой, и попасть на него представлялось не простой задачей. Не с первого раза, но мои пару монет остались лежать у ног Пыжика, значит, подумал я, желание сбудется.

— Поехали в Москву? — предложил я Алёне.

Немного подумав, она ответила:

— Поехали!

Вечером следующего дня, катастрофически опаздывая, мы неслись на Московский вокзал. В комнате, помимо уже имеющейся мебели, остался наш диван и записка: «Спасибо огромное за жилище! Диван вам в подарок, нас ждет Москва! Никита и Алёна».

Мы едва успели забросить вещи в вагон, как наш поезд тронулся. Стальное полотно, натянутое между Санкт-Петербургом и Москвой, быстро наматывалось на колеса, издавая ритмичное «тутух-тутух, тутух-тутух». Настроение было легкое, как ветер в голове, я смотрел на Алёнку, она улыбалась, и от этого хотелось жить еще больше, еще сильнее. Казалось, что нет ничего невозможного, что так будет всегда — она, я, счастье, приключения, радость и любовь. В конце концов, мы все рождены, чтоб быть счастливыми.

Москва

Ранним утром мы приехали в Москву. Встретила она нас, на удивление, гостеприимно. В метро какой-то благодетель, по виду напоминающий мультяшного пухлика-добряка, заплатил за наш проход через турникеты:

— У меня еще много поездок, а я уезжаю, так что, давайте, я вас пропущу, только если вы мне улыбнетесь.

Мы заулыбались и прошагали к эскалаторам. Я сразу заметил, почувствовал, как ритм столицы отличается от Петербургского, даже эскалаторы двигались быстрее. Люди неслись вниз, наверх, уткнувшись в свои гаджеты, книги, газеты, закупорив уши музыкой. Этот ритм мне нравился куда больше, конечно, он все-таки был медленнее, чем в Нью-Йорке, но привычнее.

Немного поблуждав в подземелье, мы нашли нужную нам ветку метро и отправились в Марьино, где нас должны были встретить родители Майкла, моего соседа, с которым мы почти год прожили под одной крышей дома в Бруклине. Да здравствует дружба народов!

Несмотря на то, что Москва, наверно, процентов на девяносто состоит из приезжих, она весьма специфично относится к ним. Знаменитое «Понаехали!» чего только стоит, а культовое «Москва слезам не верит…»? Да, это все так, но люди везде — люди, и среди них есть исключения. Как говорил Антон Павлович Чехов: «Берегите в себе Человека», и такими Человеками были родители моего друга.

На кухне у них стоял раскладной диван, там мы и приютились на несколько дней. Не хотелось злоупотреблять гостеприимством, поэтому первое, чем мы занялись, это поиском жилья, оно не заставило себя долго ждать.

На задворках Павелецкого вокзала еще сохранились пятиэтажные хрущевки. Второй Павелецкий проезд, дом четыре, корпус два — там нас ждала комната. Грязная, жалкая, маленькая, в которой, раздвинув обе руки в ширину, можно было практически упереться в противоположную стену, а в длину всего три шага. С одной стороны на стене висел ковер, закрывая собой дверь в смежную комнату, в которой нашими соседями должны были быть два таких простых мужика из Магадана, которые работали мясниками.

— Ну что, может, еще поищем? — спросил я Алёну.

— Нет… Я не хочу больше никого обременять… Пусть будет пока так…

— Ну да, согласен… Всё будет хорошо, не переживай, — подбадривал я Алёнушку.

В этот же день, поблагодарив родителей моего друга, мы попрощались, забрали вещи и отправились в наше новое временное жилище. После подвала в чужой стране меня сложно было чем-то удивить, но я переживал больше за Алёну, мне кажется, она не была к этому готова.

Наутро я собирался идти на почту, это ближайшее место, где был интернет, чтоб заняться поиском работы, но страшно было оставлять Алёну одну. Орудуя отверткой и молотком, я врезал в дверь нашей комнаты замок, который, по крайней мере, создавал иллюзию безопасности. Наши мясники оказались, в целом, мирными ребятами, но почти каждый вечер под звуки шансона они квасили по-черному, закусывая икрой, которую им присылали из Магадана.

— На, Никит, попробуй… Это тебе не какая-то столичная байда, это настоящая… Мои сами солили… И свою позови, пусть попробует, — уговаривал меня мясник по имени Андрей, когда я выбирался на кухню за продуктами.

— Ага, да, сейчас, спасибо, — отвечал я и уходил к себе.

Однажды ночью в комнате наших соседей раздался звук разбивающегося стекла, я осторожно вышел в коридор и подошел к их двери. Кто-то кряхтя, пыхтя пытался залезть внутрь, потом послышался хруст шагов по разбитому стеклу, я сжал кулаки и приготовился…

— О, Никит, здаров, не разбудил? — ехидно улыбаясь, пробормотал Коля, второй мясник. — Андрюха уехал, а у меня ключей нет, подъезд закрыли, вот я по газовой трубе и залез, — он был в таком состоянии, при котором, как известно, море по колено

— Понятно, спокойной ночи.

Каждый день я ходил на кастинги, пробы, искал себя в искусстве, хотя это было и не искусство вовсе, а просто рутина, но такова актерская работа — нужно пройти сотни, а то и тысячи кастингов и проб, чтоб получить одну роль. Алёна искала себя в журналистике, отдавая должное своей профессии. Деньги, заработанные в Штатах, спешно заканчивались.

Чтоб иметь хоть какой-то доход, я устроился работать промоутером. Моя задача была ездить по рынкам Москвы и распространять листовки, информацию о новой выгодной системе денежных переводов. Для отчета нужно было фотографировать свои действия, процесс, так сказать, работы. Все было бы ничего, но никто не согласовывал этот вопросни с одной администрацией рынка. На очередном, очень крупном рынке, который уже канул в лету, я и еще несколько моих коллег, как обычно, знакомили публику, работников, с новой системой переводов, которая позволяла дешево отправлять деньги в страны СНГ. Когда мы для отчета фотографировали всё происходящее, вдруг нас окружили ребята с автоматами, охрана и предложили пройти с ними. Против АК-47 не поспоришь. Дав прикладом под дых, нам рекомендовали удалить все фото и убраться подобру-поздорову, что мы и сделали.

Еще один Ангел

Честно сказать, моя нелюбовь к рынкам тянулась с детства. Стоишь зимой на какой-нибудь картоночке, меряешь задубевшие от холода штаны или ботинки, и ничего уже не хочется. Жизнь похожа на восходящую спираль, всё повторяется, но немного в других декорациях, особенно, когда ты не усваиваешь уроки.

Пока я шёл в метро, мне позвонила Мама.

— Никитушка… Бабушка умерла… — сквозь слезы, едва сдерживаясь, прорыдала она.

Я ничего не мог ответить. Шёл осенний дождь, и моих слез не было заметно. Осень всегда приносила боль в мое сердце. Я не мог понять, как такое может быть, почему сейчас… Несколько дней назад мы с ней созванивались… Я ей рассказывал, как мы живем, как у нас дела…

Вдруг мой телефон зазвонил. Я посмотрел на экран, звонила Бабушка… На секунду я подумал, что это всё ошибка, и Бабушка жива, вот, звонит мне.

— Алло, — чуть слышно ответил я.

— Никита, это Игорь… Бабушка умерла… — это был мой дядя.

— Да… Я уже знаю…

Не помню, как я добрался до дома. Вошел в комнату, Алёна сидела на диване, я рухнул к ней на колени и зарыдал.

— Что такое, что случилось? — испугавшись, спросила она.

— Бабушка… Бабушка… умерла…

Алёнушка, обняв, слегка поглаживая мою голову, ничего не ответила, просто оставалась рядом.

Взросление это процесс расставания со своими детскими привязанностями, иллюзиями. Ты покидаешь комнату, в которой вырос, дом, город, страну, уходят близкие, дорогие тебе люди, и так, постепенно ты становишься взрослым. Это болезненный процесс, но кто-то рождается уже взрослым, не имея ничего того, что было у меня, а у меня было детство, и за это я благодарен, в первую очередь, своей Бабушке. Теперь на небе у меня будет еще один Ангел.

2 * 2 = 4

Вспоминая поговорку: «С милым рай и в шалаше», хотелось бы сказать, что у нас так и было, но, увы, у нас так не было.

Алёну, наверно, как и любую другую женщину, беспокоило наше шаткое положение, отсутствие стабильного дохода, нормального жилья.

— Как вообще можно строить семью… У нас нет ничего…

— Алёнушка, потерпи, всё будет хорошо.

Я твердо решил, что моя будущая семья важнее, чем мои актерские амбиции, а раз так, мне нужна была стабильная работа. Перебирая в голове возможные варианты, я понял, что стабильность у меня, как это ни странно, ассоциируется с некой крупной финансовой компанией, но где я и мое образование, и где крупные финансовые компании? Пока мы были в противоположных концах Вселенной, но смелость города берет. Я отправился на почту, где был интернет, выбрал несколько крупных банков и, не надеясь на какой-либо ответ, отправил свое резюме. Через несколько дней мне перезвонили из Международного Московского Банка и пригласили на собеседование.

Я испытывал смешанные чувства. С одной стороны, я был рад этой возможности начать новый путь, а с другой, мне было мучительно больно отказаться от своего творчества, которым я дышал почти всю свою сознательную жизнь. К сожалению, в Алёне я решения этой дилеммы не нашел, как оказалось, она никогда особо не понимала моего стремления творческой реализации, но была рада моей перспективе работы в банке. Да, я принял это решение самостоятельно и ни о чем не жалел, но мне нужна была просто моральная поддержка, понимание того, что то, чем я занимался всю свою жизнь, не было бессмыслицей, что это было важным отрезком моего пути и важным не только для меня, но и для неё. Алена улыбалась, я улыбался ей в ответ, но внутри чувствовал, как сам проваливался в какой-то темный колодец.

Одев свой старенький костюм, я отправился на Овчинниковскую набережную. Офис банка располагался на нескольких этажах бизнес-центра. Он был недалеко от Павелецкого вокзала, поэтому добрался я до него пешком.

Собеседование состояло из нескольких этапов: на первом предлагалось заполнить анкету, ответить на вопросы, решить несколько простых задач из школьной программы по математике, а потом представиться, рассказать о себе на русском и английском языках. Заполняя анкету, я понял, что ничегошеньки не помню из школьной программы, тем более по математике, поэтому отвечал почти наугад. Затем, все претенденты, сидевшие полукругом в комнате, отвечали на вопросы трех руководителей, представителей банка.

Звучали громкие названия Московских финансовых, экономических вузов, которые закончили ребята, а я сидел и улыбался, с каждым выступающим мне становилось всё смешнее и смешнее над самим собой. «Что я тут делаю?», — думал я про себя. Настала моя очередь:

— Здравствуйте, меня зовут Кедров Никита. Я закончил Челябинскую Государственную Академию Культуры и Искусств, работал в театре, потом в течение года жил, учился, работал в Америке, потом около месяца жил в Петербурге, и теперь я здесь, с вами, — когда я остановился, на суровых лицах выпускников финансово-экономических институтов не было ни одной улыбки. Могу только представить, какого жалкого мнения они были обо мне. Это меня ничуть не расстраивало, а, наоборот, придавало задора и энтузиазма. Приемная комиссия же была настроена более доброжелательно и, улыбаясь, они меня спросили:

— А зачем вам это надо? Как вы думаете, вы справитесь с такой работой?

— Знаете, как говорят: «У актеров то густо, то пусто», а я твердо решил создавать семью, поэтому мне нужна стабильность и уверенность в завтрашнем дне, — выпалил я, давно заготовленный текст. — И мое образование в такой работе наоборот поможет быстрее находить общий язык с клиентами, — и еще что-то я говорил, шутил, теперь уже все улыбались. В конце меня попросили рассказать о себе на английском языке, что я с легкостью сделал.

Когда я пришел домой, Алёна мне подарила черную кожаную папку и ручку. Я ей рассказал, что чувствовал себя каким-то шутом среди серьезных людей. Я боялся того, если вдруг меня не выберут на эту позицию, и еще больше боялся, если выберут.

На следующий день мне позвонили:

— Здравствуйте, Никита! Вас беспокоят из Международного Московского Банка, меня зовут Ирина, руководитель отдела по подбору персонала, удобно говорить вам?

— Да, вполне.

— У меня для вас хорошие новости Наш банк готов вам сделать предложение на позицию специалиста фронт-деска с испытательным сроком три месяца, окладом пятнадцать тысяч рублей после налогового вычета, плюс ежеквартальными премиями по итогам работы. Бесплатное двухнедельное обучение начинается завтра. Вы готовы?

— Да, — мой мозг метался, но дороги назад уже не было, — я готов.

— Ну что, ну что? — бегала вокруг меня Алёна

— Всё кончено, теперь я банкир, — с сильным драматизмом произнес я.

— Ух ты, ура! Ты мой банкир! — она меня поцеловала и обняла.

Мне хотелось кричать, но не от счастья, на душе скребли львы, а не кошки. Я стал забывать, как радоваться жизни, я стал принимать её слишком серьёзно.

Заставить мозг работать с цифрами, с точными данными оказалось не просто. Любое творчество строится по формуле дважды два пять, ты учишься раздвигать грани, рамки, расширять сознание, а здесь же царил порядок и дважды два должно было быть четыре, и никак иначе. Каждый день, в течение двух недель, я приносил домой кучу материала, который нужно было выучить, нормативы, условия, правила, скрипты, и я зубрил всё это. В конце обучения предстоял итоговый экзамен и начало настоящей работы.

Нервы были на пределе, давно я так не боялся, наверно, со времен студенчества, когда сдавал Историю Отечества ректору Академии. На экзамене присутствовали управляющие отделениями банка, и каждый выбирал себе своего сотрудника. Вытянув билет, я ответил на всё, что знал, добавив, конечно, много лишнего, благодаря своей бурной фантазии. Мой мятежный ум, по-прежнему, в тайне надеялся, что меня не выберут, и я всё-таки смогу заниматься творчеством, хоть как-нибудь.

Я пришел домой выжатый, как лимон. Алёны не было, я упал на диван и уснул.

Случайная находка

— Эй, ну как всё прошло? — разбудил меня нежный голосок Алёнушки.

— Прошло… Хорошо… нНе знаю, позвонят… А ты как?

— Я тоже хорошо… Ездила фотографироваться… С работы там один, мужчина, занимается фотографией и предложил пофотографироваться… Мы ездили в парк и на набережную…

— Ааа… понятно… Он тебя сам привез и отвез?

— Да… У него Мерседес и фотоаппарат такой, профессиональный… Он, конечно, хотел бы большего, но я ему сказала, что у меня есть ты… — улыбаясь, ответила она.

— Ты об этом жалеешь?

— О чём?

— О том, что у тебя есть я?

— Если б жалела, меня бы здесь давно не было, — сказала она, улеглась рядом и обняла.

Я доверял Алёне на двести процентов и никогда не устраивал сцен ревности. Я знал простую истину: «Если любишь — отпусти, если оно твое, то обязательно вернется, если нет — то никогда твоим и не было». Конечно, когда живешь с человеком длительное время, становится сложно определить, где любовь, а где привязанность, привычка, но я в нас ни капельки не сомневался, по крайней мере, тогда я готов был на всё ради нашего будущего, нашей семьи.

Через полтора месяца, поднакопив немного денег, мы переехали в однокомнатную квартиру. Счастью нашему не было предела. Давно забытое чувство собственного пространства, целая квартира в нашем распоряжении. Она была достаточно просторной, светлой, с большой лоджией, на седьмом этаже, с которого открывался вид на каменные джунгли спального района. «Лепота!», — так отозвался Иван Грозный, герой фильма «Иван Васильевич меняет профессию», увидев такой же пейзаж. Можно сказать, мы жили, как в кино.

Я постепенно втягивался в работу, учился, постигал банковские премудрости. Через три месяца меня ждала очередная аттестация на зачисление в штат. Проявил я себя на ней не с лучшей стороны, на вопрос: «Какую юридически-правовую форму носит наша организация?», я не знал, что ответить, никогда об этом не думал, «это мы не проходили, это нам не задавали, в Академии, парам-пам-пам». Конечно, я знал, как расшифровываются аббревиатуры ЗАО, ОАО, ООО, но я не знал, что это и есть «юридически-правовая форма организации». Я много не знал, но быстро впитывал. Тем не менее, я стал штатным сотрудником.

Алёна пыталась найти работу в газете или на телевидение, но это были разовые проекты за небольшие деньги. Кто-то ей предложил подрабатывать «Go-Go» в престижном ночном клубе Москвы. Хорошие деньги, не пыльная работа, костюмы, блеск ночного города и еще много всего, что может привлечь внимание молодой девушки. Я знал, что Алёна никогда не была легкомысленной, и в других обстоятельствах она бы вряд ли согласилась на такую работу, но красиво жить не запретишь. Я, наверно, сделал большую ошибку, дав свое согласие на это. Но я думал, что поступаю правильно, предоставляя возможность человеку самому решать свою судьбу, я был уверен в ней, но она не была уверена в себе, этого я не учел. К тому же, я сам когда-то работал «Go-Go» танцором и спокойно к этому относился, воспринимая, как временную меру, пока я не встану на ноги.

Большое усердие в работе не всегда означает большую зарплату. Мой доход рос не так быстро, как мне того хотелось. Алёна же почти сразу стала зарабатывать больше меня. Сначала я не особо обращал на это внимание, но мужская природа такова, что обеспечивать должен самец, а не самка. Звучит примитивно, но суть одна — я не мог примириться с такой ролью. Быстрые и легкие деньги развращают, Алёна не хотела ждать, когда все будет хорошо, когда я начну зарабатывать, хотя открыто мне об этом никогда не говорила, это я читал между строк.

По праздникам, а иногда и по выходным Алёна улетала к своим родным. Она скучала по дому и каждый раз возвращалась со слезами на глазах. Я успокаивал её, как мог, но, мне кажется, тогда я не совсем понимал её печали. Она никогда не отождествляла меня со своей семье и никогда не придавала значения тому, что мы, вдвоем, тоже семья.

Время летело с бешеной скоростью, оставляя за собой только тени прожитых дней, и в этой суете я не заметил, как Алёна отдалилась от меня. Внешне всё было по-прежнему, нежность, забота, но на душе не спокойно. Все наши диалоги превращались в мои монологи, она не хотела разговаривать, или хотела, но боялась. Я ни на секунду не переставал верить в нас, я знал, что мы всё преодолеем, нужно просто немного потерпеть.

Был выходной день, Алёны не было дома. Я включил компьютер, чтобы позвонить своим родным, он был нашим, общим, поэтому мы пользовались одной программой. Передо мной открылся длинный список звонков и сообщений между Алёной и незнакомым мне мужчиной. Прочитав только несколько из них, я почувствовал, что мне как будто кто-то выстрелил прямо в сердце. Я упал на пол и закрыл глаза, стиснув зубы от боли. Мои губы едва шевелились:

— Нет, нет, нет, нет… Зачем, как же так… Как же больно… — шепотом, чуть слышно, бормотал я.

Не знаю, сколько я так пролежал, но, собравшись с силами, я вернулся к компьютеру. Стало понятно, что Алёна за моей спиной готовила себе запасной аэродром.

Вечером, когда она пришла домой, я поведал ей о своей случайной находке. Алёна стала оправдываться, говоря, что это ничего не значит, что это просто общение. Я очень хотел ей верить, но, сопоставляя многие факты, её действия, отношение ко мне в последнее время, я чувствовал себя обманутым, преданным. Я дал ей три дня на размышление, будет ли она со мной или с другим, и как нам вообще дальше жить. Это были три долгих, мучительных дня, и не знаю, кто кого наказывал больше, потому как я был один на один со своими мыслями, а Алёна продолжала свое общение с другим мужчиной. Мы жили, не замечая друг друга, а может так было давно и стало очевидно только сейчас. Я пытался понять, что я сделал не так, где я ошибся, до последнего надеясь, что мы всё преодолеем и будем вместе.

Боль

У всего есть своя атмосфера, не только у Земли или других небесных тел, но и у человека и даже помещения. Как только я входил в квартиру, я всегда мог сказать, в каком настроении была Алёна, и сейчас я чувствовал её напряжение. Проходя в комнату, я как будто бы наталкивался на тысячу маленьких иголок.

— Ну что… что ты надумала? — спросил я осторожно. Алена сидела за компьютером, спиной ко мне.

— А что тут думать, всё понятно… — резко ответила она и вышла из комнаты.

— Подожди… Мне ничего не понятно, может ты объяснишь?

— Да что объяснять, между нами все кончено, — достаточно спокойно рассуждала Алёна.

— Нет, подожди, как… Ты готова, вот так просто, вычеркнуть меня из своей жизни? Моя любовь, наши почти три с половиной года отношений, ничего не значат?

— Нет, значат… но… Я устала… от неопределенности, от этих бесконечных трудностей, лишений…

— Но это всё временное явление… Нужно немного потерпеть…

— Я не хочу больше терпеть…

— Хорошо… Ты права… Зачем терпеть здесь эти трудности, когда где-то там ждёт всё готовенькое… да?

Она ничего не отвечала, молча собираясь на работу.

— Ты куда?

— На работу… Я еще неделю поработаю и уеду…

— То есть, ты хочешь, чтоб мы с тобой еще неделю жили вот так…

— Я хочу, чтоб мы были просто друзьями… Я думала, ты взрослый человек и всё поймешь, что мы с тобой мирно разойдемся…

— Ты меня просто уничтожила… И теперь хочешь, неделю просто пожить, как друзья… Нет… Раз ты решила уехать к другому, собирай вещи, я куплю тебе билет домой, посажу на поезд и с Богом отпущу…

— Ты что, совсем? Мне нужно еще доработать…

— А мне нужно как-то жить… Собирай вещи…

Я достал чемодан и стал складывать её вещи. Внутри меня бушевал ураган.

Алёна достала телефон и кому-то позвонила:

— Алло, привет… Да вообще, сумасшедший дом… Он не хочет, чтоб я неделю доработала, вот сейчас собирает мои вещи и собирается везти на вокзал… На вот, поговори, — Алёна протянула мне телефонную трубку.

Я взял телефон, сбросил вызов, выключил и положил себе в карман.

— Ах, что ты сделал, ты… Отдай мне трубку…

— Отдам, когда сядешь в поезд… Ты понимаешь, что мне не о чем и незачем разговаривать неизвестно с кем, по телефону… Если б он был здесь, мы бы поговорили… А здесь только ты… пока что…

«О женщины, вам имя — вероломство!», — писал Уильям Шекспир в своей трагедии «Гамлет». Я не мог понять, как можно так легко и просто разрушить отношения между двумя близкими людьми. В моей голове роились мысли: «Я думал, что меня любят… Как я ошибался… Любовь слепа…» В отношениях всегда играют роль двое, и я не исключал своей вины в происходящем, но я не мог понять, что я сделал не так. Я любил, отдавал всего себя, растворялся в ней. Наверно, в этом была моя ошибка, недаром Александр Сергеевич писал: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей…» Но как, если любишь, заставить сердце меньше любить?

Глубокой ночью, вызвав такси, мы поехали на вокзал. За всю дорогу никто из нас не проронил ни слова. Приехав, я вытащил её чемодан и сразу направился к кассам, Алена, не спеша, шла позади.

— Давай паспорт.

Она, нехотя, с чувством возмущения, протянула мне свой паспорт.

— Один билет до Челябинска, ближайший.

— Ближайший… Только в семь утра.

— Пойдет…

Было около двух часов ночи, я отдал билет и паспорт Алёне и направился в зал ожидания.

— И что, мне теперь пять часов сидеть тут? — возмущалась Алёна. — Ты жестокий, бессердечный человек…

— Да, я жестокий и бессердечный…

В зале ожидания собрались все традиционные обитатели вокзала. Было холодно, пахло какой-то тухлятиной и еще Бог знает чем. Я поставил чемодан, сел на железную скамейку и стал ждать. Алёна некоторое время стояла, потом села рядом.

— Я не думала, что ты такой…

— Ты сама этого захотела…

— Я не этого хотела… Я думала, у нас всё будет спокойно… Я не собиралась сегодня уезжать…

— Я тоже сегодня не собирался проводить ночь на вокзале…

Казалось, время тянется бесконечно, всё вязло, как в каком-то дурном сне. Прошло около часа, я был без сил, Алёна начала плакать.

— Хорошо, поехали домой… — выдохнул я.

Мы снова загрузились в такси и молча поехали обратно. Кругом в квартире были разбросаны вещи, которые Алёна решила не брать. Всё напоминало картину с места землетрясения. Чувствовалось, что что-то тут разрушилось, разбилось, сломалось навсегда. Не включая свет, я сел на кухне, подперев голову руками. Алёна подошла сзади и положила руки мне на плечи.

— Ну, что ты…

Я уже не мог ничего сказать, вся моя твердость рухнула, и я, как малое дитя, зарыдал. Чтоб Алёна не видела моих слез, я перебрался в ванну, закрылся, включил воду и, свернувшись клубочком, разместился на полу. Алёна постучалась в дверь:

— Зай?…

В моей голове промелькнула мысль, может быть, она передумала.

— Зай… Отдай мне, пожалуйста, телефон…

— Он в кармане куртки…

Она его достала, включила и в первую очередь набрала своему новому, удобному, более подходящему варианту.

— Да, всё хорошо… Я скоро буду…

Нет, это не дурной сон, это моя реальность, в которую я не хотел верить. Я вышел из ванной.

— Ты первым делам позвонила этому человеку…

— Ну, он же тоже переживает и не знает что тут, да как…

— Как будто я тебе способен причинить боль…

Вот так Алёна хладнокровно вырвала мое сердце и бросила в пропасть. Земля не остановилась, звезды не упали с небес, всё продолжило быть, жить своим чередом, только мне не хотелось больше участвовать в этом танце. За окном уже светало, она позвонила своей подруге, сняла кольцо, взяла чемодан, открыла дверь, обернулась на секунду, сказала «Пока» и вышла.

Я упал на кровать и завыл от нестерпимой боли. Я не хотел открывать глаза, хотелось утонуть в этой темноте, и на мгновение всё исчезло, я уснул, провалился в небытие.

Проснувшись от собственного крика, я несколько секунд не мог понять, что случилось, где я. Постепенно перед глазами стали всплывать картины минувшей ночи, они душили меня, встав комом в горле. Закопавшись под одеяло, я не хотел видеть белый свет, мне не хотелось жить в мире, где меня не любят. Почему в сердце нет тумблера, который можно было легко и просто переключать «ВКЛ» — «ВЫКЛ», зачем эта боль?

Чем хуже, тем лучше

Позвонив на работу, я сказался больным. Впереди были выходные, и я надеялся хоть немного прийти в себя. Взяв телефон, я стал пересматривать сообщения от Ангелочка. Все они были пропитаны нежностью и любовью, но, выходит, это был просто искусный обман. Я попытался позвонить Алёне, никто не отвечал. Я стал пересылать ей её же сообщения, спрашивая: «Это ложь?», «А это?», «Ты писала, что любишь, ты об этом забыла, или это тоже был обман?». Ответа не было.