Бесплатный фрагмент - КАМЕЛОТ

Настоящий волшебник

Краски дня потихоньку затушевывал вечер, а вскоре и сама ночь спустилась на землю, окутав свои владения покрывалом тьмы. Добрым людям, да и многим божьим тварям полагалось спать сладким сном, а вот всякая нежить, напротив, только просыпалась, собираясь на свою вечную охоту. Наверное, поэтому ночь — лучшее время для колдовства, да еще такая: с идеально круглой желтой луной, разверзшейся посреди черного неба гнойным оком. Удачный час, чтобы навести чары, раскинуть гадательные пластинки или кости, навести смуту или черный мор. Удачный, но не слишком приятный для человека, даже если тот и посвятил себя ремеслу мага. «Именно ремеслу, а не искусству», — мысленно уточнил для себя Фальстааф: он уже смирился с тем, что всегда будет в этом деле только хорошим ремесленником, настоящим мастером. Но не гением… Этого ему не дано.

Только что с того? Разве можно назвать сейчас кого-нибудь истинным магом, всемогущим, всесильным? Повывелись, измельчали. Из нынешних чародеев он лучший, и не многие помнят, на что были способны прежние маги. Ему не довелось застать ни одного другого Маэстро, как их почтительно величали, кроме своего старого учителя. Маэстро были творцами, ваяли из магической субстанции миры со всеми населяющими их созданиями, месили эфир, как скульптор глину… Ему же доступны лишь жалкие копии мельчайших осколков их не самых лучших шедевров. Напрасны все мечты и тщеславные помыслы, он не способен составить ни одного собственного заклинания, и лишь как попугай повторяет подобранные другими слова.

Фальстааф часто спрашивал себя, а не прозевал ли он крошечный, едва заметный поворот на пути постижения магической науки. Он сам убил в себе возможность творить, разглядев в магии лишь мощное оружие, способное служить его целям. А Маэстро были смиренными слугами великого искусства, познавали и проникали в его тайны для других, не оставляя ничего для себя и не алча практического применения открытиям.

Неужели это глупое и непонятное ему стремление позволило Им достичь столь многого, в то время как он, со своим рационализмом и терпением, несмотря на все способности, считался бы в старину лишь магом средней руки и никогда бы не вырос выше подмастерья. Нельзя было постигать чудеса подобно математике, и одним усердием тут не взять. Нужно что-то большее. Но что? Слишком много было в Фальстаафе от человека, и человека не самого хорошего… Жажда власти, славы, богатства — если от этого надо отказаться, чтобы заткнуть за пояс старых чудодеев в звездчатых колпаках, то к чертям всю магию!

Фальстааф не любил ночные бдения и предпочитал использовать ночь, за редким исключением, на естественные для человека нужды. Но последнее время ему не спалось… Все честолюбивые планы рушились, в одиночестве его одолевали мрачные думы, мешающие уснуть. И откуда только взялся этот горе-наследник? Никто о нем ничего не знает, да и о его происхождении известно только с собственных слов самозванца. Но за принцем стоит многое, чего никогда не было у Фальстаафа. Кем бы он ни был, но деньги у него за душой имеются, иначе, как соберешь такое огроменное войско? Люди ему верят, твари побаиваются. Теперь о Фальстаафе никто и не вспомнит, хотя он ведь тоже в своем роде принц…

Все что у него есть сейчас, Фальстааф добыл своим потом и кровью. Детство и юность прошли незамеченными для него. Когда его сверстники играли, а затем сражались на турнирах и охотились, он проводил долгие часы, скрючившись над книгами — до рези в глазах, слезившихся от тусклого света свечей, источающих смрадный дым. Он всегда старался уйти в тень, беря хитростью там, где другие применяли тупую силу. Сеть интриг, подкупы и предательства приближали его к заветной власти все ближе с исчезновением Светлого Короля. И вот все труды пропали даром.

Да, его тайная власть была велика, и племена тьмы покорились ему, но слуг держала не преданность, а страх перед его преувеличенным могуществом. Он решил, что пришло время воспользоваться плодами иссушившей его науки… То ли маг переоценил свои силы, то ли надежность союзников, то ли слишком доверился советам Старых книг, но результат его попытки прибрать бесхозную власть к рукам был печальным.

И вот он остался один против целой армии Тристана — загнанный дикий зверь, укрывшийся в своем логове, в которое вот-вот заберутся охотничьи псы. Один, в якобы неприступной башне, когда-то бывшей жилищем его покойного учителя.

Раздался робкий стук — поздние гости не были редкостью в крепости. Но сейчас гостей быть не могло. Маг в досаде щелкнул пальцами, как будто его отвлекли от важного дела. Дверь сама беззвучно отворилась, впустив визитера. Один из языков пламени камина, ярче прочих, взметнулся вверх, выхватив из полумрака комнаты лица хозяина и слуги. Фальстааф не пренебрегал возможностью пустить пыль в глаза дешевыми фокусами даже собственным слугам.

Вошедшее в комнату существо склонилось в почтительном поклоне.

— Какие новости, Ульрик? Надеюсь, добрые на этот раз…

Слуга не мог сдержать дрожи в коленях.

— Повелитель, гномы не выполнили оброк, говорят, что нынче самоцветы в неурожае. Так что нам нечем платить наемникам — орки уходят из крепости завтра. Они не хотят защищать башню даром.

— Этот, Тристан, хоть приличия ради, мог бы предложить мне союз. Все-таки я ему в какой-то степени брат, если, конечно, Король был действительно способен к интрижкам на стороне, — заметил с досадой Фальстааф.

— Впрочем, если он не дурак, — добавил маг, — То не станет оставлять в живых даже поверженного соперника.

Существо сморщило свою мордочку и без того смахивающую на зеленое печеное яблоко.

— Но ведь это вы первым напали, Господин. Согласитесь, последствия вашего «армагедона» жители окрестных сел так скоро не поправят.

— Ты обнаглел однако, Ульрик! — грозно рявкнул чародей.

Создание сжалось и втянуло голову в плечи так, как будто его собирались пребольно стукнуть, при этом и без того малый рост слуги уменьшился практически вдвое. Фальстааф выдавил гримасу отвращения.

— За что я только терплю это мерзкую тварь, такую нахальную и в тоже время трусливую… — проворчал Фальстааф.

«Подумаешь, армагедон, — мысленно вздохнул чародей, — Ну, перепутал я пару слов. Делов-то! Унесло ветром корову, да несколько соломенных крыш. Ну, пшеничное поле превратилось в обожженную воронку — не рассчитал. Двадцатью милями севернее — и дырка была бы на месте дворца, а от всех этих расфуфыренных бездельников с Тристаном во главе не осталось бы и горстки пепла».

«Если бы я только мог повторить этот маленький ритуал. Но, увы, и силы истощены, и нет необходимых ингредиентов. И посох сломался. А новый — негде достать и нет времени сделать. Что может маг без своего чародейского атрибута? Даже должного страха внушить толпе — и то вряд ли. Хуже всего, что об этом знают все мои враги. Уж больно представление было, э-ээ, публичным».

«Знают, что я им не смогу навредить, вот и решились на штурм. А орков понять можно. Зачем им голодать и гибнуть на стенах крепости. У этого лже-короля армия и не такой бастион приступом возьмет. Если не приступом, так измором. А орки пожрать-то любят. Все запасы на год умяли за месяц, сволочи».

Ульрик топтался в дверях, не зная, как прервать задумчивость хозяина. Наконец, он решился.

— Бежать вам надо, Господин. Долго мы вашими шутихами не продержимся. Фейерверки они уже раскусили — шуму и дыму много, а вреда никакого. Тут алхимией не возьмешь. Настоящее колдовство надо. Ну, превратите вы их в соляные столбы, или в камни. Или… того лучше. Внушите, что вы и есть истинный наследник. И все будут здоровы и довольны…

— Дур-рак, — губы Фальстаафа обиженно задергались. До чего же он докатился! Какой-то мерзкий гоблин дает ему советы, как надо наводить чары.

— Посох, сломался, — хорошо поставленный голос чародея зазвенел, как порванная струна, — Кого я заколдую без посоха? Разве что крысу одну, да и то маленькую! А тут целая армия и куча мирных жителей, каждому из которых надо втолковать правильные мысли. Дурак, не одному магу служил, а ничему не выучился до сих пор.

— Дык, я больше вам всякую дрянь достаю, толку в ступке, смешиваю да варю. А что к чему вы меня не посвящаете, все строго по указке.

— Ну, вот и достань мне посох, сморчок! Это ведь твоя обязанность доставать мне нужные вещи.

Фальстааф швырнул в гоблина чернильницей на редкость метко. Собственной рукой, впервые за двадцать лет не прибегнув при этом к магии. Ульрик забился в угол и жалобно захныкал, явно преувеличивая свои страдания. Маг бушевал.

— «В ступке толку», — передразнил он гоблина, — Вот и перетолок! И не доварил! Вместо того, чтобы избавить народ от дворца с пирующими в нем нахлебниками и стать народным героем, спалили целое поле и оставили крестьян голодать. Теперь у них Тристан герой. Ишь какой храбрый да хороший — повел свой легион на одного плохого злого мага. Расселись вокруг моей башенки, даже штурмовать боятся, а ведь догадываются, что у меня кроме хлопушек ничего за душой нет.

Гоблин престал выть и всхлипнул:

— Туман еще держится. Вот они и боятся друг дружку в дымке перебить.

— Ага, завтра ветер подует и туман разгонит, а новый мне не из чего сотворить. Все запасы кончились! Орки уйдут. Стрелять со стены кто будет? Может ты?

— Не-а. Я лучше тряпку белую на шпиль повешу, — неожиданно дерзко сказал Ульрик.

— У-ууу, предатель, убил бы на месте, — Фальстааф судорожно стал искать, что бы еще швырнуть в надоедливое создание.

— Плохой из вас маг вышел, Господин. Никакой вы волшебник, только и умеете, что жульничать! Поэтому все так и выходит. Мой прежний хозяин свой посох ни за что бы не угробил.

— А кстати, где его посох? — Фальстааф так увлекся пришедшей ему в голову идеей, что даже простил слуге оскорбительную выходку. А толстая книга замерла в воздухе, так и не долетев до головы гоблина.

— Как где?! — удивился Ульрик, — Где и положено лежать посоху почтенного покойного мага. В его склепе.

Увесистый том, повисел еще пару секунд на уровне глаз гоблина и, наконец, упал с грохотом на пол.

Уже забрезжил рассвет, а Фальстааф так и не сомкнул глаз. Тяжкие раздумья не покидали его. Жалость к себе маленьким тщедушным зверьком скреблась где-то в районе желудка и тихо подвывала. С ним поступили несправедливо, чудовищно несправедливо! Сын королевы, но не короля, он не был объявлен наследником. Хотя бы из приличия, отчим обязан был дать ему титул принца, тем более, что король не имел других детей ни от своей первой жены, ни от матери Фальстаафа. «Надеюсь, кости „папочки“ давно растащили стервятники, чтоб его светлому духу не было покоя», — зло подумал Фальстааф.

То как с ним обошлись, не давало надежды на трон. Сразу после рождения его отдали на воспитание и обучение престарелому магу. С тех пор он не видел матери до ее кончины. И все же в нем жила надежда стать королем, которая умерла с приездом Тристана. Улыбчивый и белобрысый воин, неожиданно появившийся откуда-то из-за моря, полюбился и придворным, и простому люду. Сразу нашлись желающие трезвонить по всей округе о его необыкновенном сходстве с покойным королем, а остальные легко согласились с этим утверждением, благо видели правителя лишь на портретах, к слову сказать, не в меру приукрашенных. Жители города, конечно же, предпочли лицезреть на троне этого светловолосого с лучистым взглядом красавчика, чем смурого, похожего на сердитого ворона мага с кожей землистого оттенка и тяжелым взглядом мутно-зеленых, как болотная вода, глаз.

Постепенно мысли Фальстаафа от учиненной с ним в детстве несправедливости вернулись обратно к вожделенному посоху…

Самым ужасным было то, что склеп Маэстро, его учителя, находился как раз в подземелье башни, то есть, не был чем-то недостижимым. С другой стороны у молодого мага мороз пробегал по коже при одной мысли о том, чтобы нарушить святость не просто чьей-то могилы, а могилы знаменитого волшебника. Но посох был необходим горе-чародею. С помощью магии он еще надеялся запугать людей, осаждающих крепость, на милость которых не рассчитывал после капитуляции.

Фальстааф выглянул во двор через узкое отверстие бойницы. Напущенный им зловонный дым рассеивался, разгоняемый свежим утренним ветерком. Над крепостным валом взметнулась белая тряпица, которой размахивал главарь орочьей банды. Фальстааф потянулся было за арбалетом, чтобы снять предателя метким выстрелом, но передумал — зашвырнул оружие в темный угол и презрительно сплюнул сквозь зубы. Орки уже шли по опущенному мосту. Когда последний орк перебрался через ров, мост стал подниматься. «Ага! Значит Ульрик не смылся вместе с этими головорезами. Негодяй решил спрятаться в подземелье. Вряд ли ему хочется быть поджаренным на костре за содействие злому колдуну!» — горько усмехнулся маг.

«Скоро нас отсюда выкурят. Надо бы еще порасспросить создание о склепе». Фальстааф чувствовал, что иного выхода у него нет — пора спускаться в подземелье.

— Ульрик, где ты, черт-побери! Вечно тебя нет, стоит мне что-нибудь понадобиться! — закричал маг. Раньше он никогда бы не унизился до того, чтобы повысить голос, а предпочел бы дать о себе знать слуге другим способом.

— Я здесь, Господин…

Гоблин вынырнул, будто из-под земли.

— Принеси фонарь и лом.

— Зачем, Господин?

— Дурак, я хочу спуститься в склеп. Там темно и мне нужно открыть чем-то дверь.

— От двери, ведущей в склеп, есть ключи. Но я вам тут не помощник. Это плохо кончится. Маэстро был великий волшебник!

— Но он умер и за десять лет превратился в такой же гнилой труп, как и простой смертный. Так, что из гроба он не восстанет. Что-то я не слышал о Маэстро, который мог бы обмануть собственную смерть, ну, разве что на время.

— Все равно! — гоблин упрямился, вперив свои обычно бегающие глазенки в землю, — Не известно, что может вытворить настоящий волшебник, даже мертвый, если его побеспокоить! Я с вами не пойду и баста, — впервые за весь долгий срок службы слова Ульрика прозвучали твердо.

— Дьявол с тобой. Неси фонарь и ключи, разберусь без тебя.

— Только не говорите, Господин, что я вас не предупреждал, — многозначительно заявил гоблин, и скрылся в темноте коридора.

Через четверть часа слуга вернулся и отдал магу затребованные вещи. Гоблин сопел и отворачивался, стараясь не смотреть вслед удаляющемуся хозяину.

Связка, принесенная Ульриком, была огромной. Там были ключи от различных комнат башни, кладовок и погреба, шкафов и сундуков. Фальстааф не раз помянул слугу недобрым словом, пока подобрал нужный ключ. Прежде ему никогда не пришло бы в голову искать ключ от двери. Достаточно было коснуться посохом замка и приказать ему открыться, как любые ворота отворялись перед магом.

Но, наконец, в замок вошел нужный ключ, и дверь распахнулась неожиданно легко, как будто и не плесневела нетронутой десять лет. «Неужели паршивец смазывал и этот замок», — недоумевал Фальстааф.

И все же чародей медлил, прежде чем войти в склеп. Колени у него подгибались против воли, а ключи позвякивали в дрожащих руках. Перед глазами проплывали картины его ученичества. Маэстро не отличался терпимостью к прегрешениям подмастерья и был скор на расправу. «А ведь Ульрик прав, — подумалось вдруг Фальстаафу, — От старика и после смерти можно ожидать всего, что угодно».

Однако чародей сумел совладать с трусостью, стоило ему только представить счастливую рожу Тристана, врывающегося в никем не охраняемый чародейский «бастион». Он ступил в склеп и, посветив по углам фонарем, еле сдержал удивленный вздох.

— Старый мошенник и скряга! Мне оставил лишь жалкие крохи и предпочел унести все за собой в могилу.

Склеп был уставлен канделябрами, которые Фальстааф не преминул зажечь от своего фонаря. Большинство свечей превратились в огарки, как будто их часто зажигали. Вряд ли это делал покойный маг, значит, Ульрик часто наносил ему визиты. Чародей не сомневался, что бывал здесь именно Ульрик, а никто иной. Во-первых, ключи были только у гоблина, во-вторых, остальные просто не посмели бы сунуться в склеп.

— Теперь мне ясно, почему этот пройдоха не пошел со мной. Уверен, он был здесь не для того, чтобы положить на крышку гроба цветы.

Комната была набита всевозможными магическими предметами, среди которых были и бронзовые зеркала судеб и магические кристаллы, кости из полудрагоценных камней и амулеты, кувшины с благовониями и амфоры с пряностями. Различные по ценности металлы лежали в слитках, а самоцветы наполняли узорчатые шкатулки так, что их крышки не закрывались. Фальстааф даже протер глаза, чтобы убедиться, что это не иллюзия. «Мне нечем было заплатить даже маленькому отряду орков, а такие сокровища пропадали здесь. И Ульрик даже словом не обмолвился. Попадись он мне только!»

Маг зачерпнул полную пригоршню сапфиров, залюбовался игрой отблесков пламени на их гранях, и небрежно рассыпал их по полу. Затем он также запустил пальцы в рубины, но передумал. Теперь драгоценности его не спасут. Разве что скинуть их прямо на головы солдат Тристана, чтобы они перегрызли друг другу глотки. Но на это мало надежды — в лагере железная дисциплина.

Взгляд Фальстаафа блуждал от одной вещицы к другой. Посоха старого мага нигде не было видно. Впрочем, гроба он тоже не заметил. Хоть он и присутствовал на торжественной церемонии в дань памяти усопшего, но провожали Маэстро в последний путь лишь приближенные слуги: Ульрик, да Гвидо, последовавший в мир иной вскоре после кончины хозяина. Кто знает, возможно, тело было предано огню и пепел хранится в одной из точеных амфор, стоящих на малахитовом столике. Но Фальстааф сомневался в этом. Посох мага должен быть подле его тела, а сжечь магический жезл глупому гоблину не по силам. Хотя, получилось же сломать свой посох у Фальстаафа, правда, делал он это далеко не намеренно.

Внимание чародея привлек необычный браслет из темного серебра в виде дракона, кусающего собственный хвост. Маленькие зубчики из искристого зеленого авантюрина изображали гребень рептилии, а в каждую чешуйку на «шкуре» было вплавлено зернышко хризопраза или кровавика. Лапы «дракона» имели гиацинтовые коготки. Фальстааф уже было решил, что это обычный оберег, учитывая свойства гиацинта и кровавика — защищать заклинателей от воздействия враждебных духов и хризопраза — средства от зависти и клеветы. Но при дальнейшем рассмотрении браслета, маг изменил свое мнение на его счет. Глаза «ящерки», выполненные из золотистого цитрина казались подернутыми мутноватой пленкой. А этот кристалл издавна считался камнем обманщиков и обострял чувственные ощущения, как любой хрусталь.

Не долго думая, маг примерил браслет на правую руку. Ему казалось, что украшение будет ему велико, но браслет будто бы сжался и крепко обхватил его сухощавое запястье. Фальстааф попытался снять «дракона» с руки, но вещица не поддалась, только крепче впившись в кожу яркими коготками. «Я займусь этим пустячком позже, когда на это будет время», — подумал Фальстааф, и безделушка сразу перестала стискивать руку в судорожном объятии. «Словно не хочет со мной расставаться!» — пришло в голову магу.

Чародей огляделся: комната никак не походила на склеп. Фальстааф попытался нашарить скрытую дверь или лаз, тайник, в конце концов. Вдруг он заметил, что один из гобеленов прилегает к стене не слишком плотно. Фальстааф отогнул край материи и обнаружил узкий и темный лаз. Больше всего на свете магу не хотелось забираться в этот холодный и пахнущий плесенью коридор, такой низкий, что пройти, не сгибаясь, здесь мог разве что гоблин. «Мне нужен посох!» — повторил про себя Фальстааф, как заклинание, опустился на колени у входа тоннеля и пополз на четвереньках, зажав кольцо фонаря зубами. Пол противно хлюпал при каждом движении, и Фальстааф старался не смотреть себе под ноги, так как за крепость своего желудка он не ручался. Челюсти сводило, фонарь словно налился тяжестью, и Фальстааф удерживал его из последних сил, лишь бы не уронить в воду.

Наконец, за поворотом лаза забрезжил слабый свет. Маг даже решил, что подземный коридор приведет его прямым ходом на поверхность, в объятия старины Тристана. Но подъема он вроде бы не заметил, да и свет был каким-то неестественным. Фальстааф выполз из туннеля, со вздохом поставил фонарь на какой-то выступ в стене. Нагнулся, чтобы отряхнуть грязь с колен, да так и замер с согбенной спиной — из глубины склепа до него донесся замогильный голос:

— Что, проведать пришел, ученичок?

Все мысли в голове Фальстаафа зароились как пчелы в разоренном улье, а спина прямо окаменела в столь неудобном для нее состоянии.

— Вот то-то же! Так и стой. Это как нельзя лучше пристало твоему положению. Видно, раньше поклоны-то не бил перед любимым учителем?

С одной стороны голос не был похож на голос Маэстро, но с другой, кто его знает, как может произносить слова полуразложившийся труп. Однако Фальстааф все же попытался разогнуться. Спина с трудом, но поддалась, к счастью, ее свел всего лишь приступ радикулита, а не проклятие потревоженного духа.

Воздух склепа был густой и тяжелый. Пахло тухлым мясом и нечистотами. Вся комната, за исключением нескольких темных углов, была озарена тусклым голубоватым свечением неизвестного происхождения. Вскоре чародей обнаружил, что источником света является массивный саркофаг из адуляра. Не нравилось магу лишь то, что из дальнего угла помещения на него взирали оранжевые и огромные, как плошки, глаза. Маэстро должен был сильно вырасти после смерти, чтобы разместить на своем плешивом черепе что-либо подобное. До Фальстаафа дошло, что его кто-то мерзко разыгрывает, он взял фонарь и поднял его повыше, одновременно шагнув в ту сторону, откуда раздавался голос.

Фонарь высветил силуэт вещавшего существа. Фальстааф мог бы поклясться собственным здоровьем, что это был самый, что ни на есть черный дракон. Маг судорожно сглотнул, стараясь вернуть отвисшую челюсть в более естественное для нее положение.

— А здорово, я тебя напугал! — довольно промурлыкал ящер, — Небось, подумал, что учитель сам из гроба восстал посохом по хребтине настучать, уму-разуму поучить.

«Пожалуй, я был бы больше рад видеть зануду-старикана, чем это», — тоскливо подумал Фальстааф. Чешуйчатая скотина сотрясалась от хохота.

— А учитель твой лежит как новенький. Хочешь посмотреть? — все еще похохатывая, пробулькал дракон.

Фальстааф против воли посмотрел на саркофаг. Голубоватый адуляр был довольно прозрачным, и сквозь него просвечивало тело и лицо старика с застывшим на нем святейшим благообразием. Маг был мертв, хоть и довольно хорошо сохранился в холоде погреба, так что казался спящим. Посох лежал в гробу вместе с хозяином.

— Принес? — требовательно произнес дракон.

Раздвоенный язык нетерпеливо затрепетал, и слюна закапала с великолепных желтых клыков. Фальстааф недоуменно воззрился на антрацитовую громадину.

— Ч-ч-что… принес?

— Что-что. Корову. Барана. Свинью. Гусей на худой конец. Короче, пожрать принес? — растолковал дракон, — А где этот безобразный пигмей? Он меня уже три месяца не кормил.

«Как раз эти три месяца мы перебиваемся хлебом, мочеными яблоками да соленьями», — отметил Фальстааф.

— Гусей? — переспросил маг, храбрясь, — В крепости уже и черствой корки не осталось…

— Очень жаль, — грустно заметил дракон, — Вероятно, гоблин умнее, чем я полагал, если не появлялся здесь все это время.

— Поч-чему? — вздрогнул чародей, у него стали появляться плохие предчувствия.

— Какой ты недогадливый. Вот почему из тебя не вышел настоящий волшебник, — дракон задумчиво поскреб лапой за длинным остроконечным и покрытым жесткой щетиной ухом.

— Потому, что тогда я съел бы его, — ответил, наконец, ящер и, сделав артистическую паузу, добавил, — А теперь съем тебя, ты, вероятно, вкуснее этой слизкой твари, хотя почти такой же тощий.

Фальстааф только сейчас заметил аккуратно сложенную гору тщательно обглоданных костей и черепов. Его не утешило, что мощи принадлежали исчезнувшей с его двора домашней скотине.

Маг попятился обратно к туннелю, но оказался сбитым с ног ударом драконьего хвоста.

— Ты, куда-то торопишься, приятель? — ехидно осведомился дракон.

— Нет-нет, просто я считаю неправильным быть съеденным просто так, без всяких объяснений…

Фальстааф вытер капли холодного пота, выступившего на лбу:

— Я не ожидал увидеть здесь… Вас… И тем более не мог предположить, что Вы голодны…

— Драконы всегда голодны, — проворчал ящер уже более миролюбиво. Ему польстило почтительное обращение.

Чародей сделал повторную попытку придвинуться поближе к выходу. Новый удар хвоста, уже более сильный, отбросил его к противоположной стене, так что он оказался нос к носу с гробом учителя.

— Я вряд ли удовлетворю Ваш аппетит, мяса на мне мало, к тому же маги никогда не бывают вкусными, — оправдался Фальстааф.

Дракон противно захихикал

— Да какой из тебя маг!? У тебя даже посоха нет.

Стоило бежать от головорезов Тристана, чтобы оказаться в желудке у ящера? Но у чародея появилась слабая надежда на спасение. На шею дракона был надет массивный шипастый ошейник, который соединялся с одной из стен склепа с помощью короткой цепи, с виду довольно прочной. Фальстааф горько пожалел, что не утруждал свои мышцы раньше. Надо было лишь ловко уворачиваться от ударов драконьего хвоста, и пробраться к выходу из склепа. Пока он находился вне досягаемости лап и зубов чудища, но еще один неудачный маневр и — ему несдобровать. Фальстаафу осталось только воспользоваться единственным оружием, которое у него было с собой — неплохо подвешенным языком.

— Маг я или нет, но люди, осаждающие крепость, считают меня таковым. Если бы я освободил Вас от цепи, Вы могли бы выйти наружу и утолить голод всем, чем только заблагорассудится.

— Ты сказал, что в крепости не осталось ничего съестного, — задумчиво произнес дракон.

— Конечно, но вокруг нее множество людей, лошадей и огромные запасы провианта.

Монстр хмыкнул.

— Они не такие тощие, как ты, эти люди? — спросил ящер. В его глазищах загорелся жадный огонек.

— Нет, что Вы. Они все очень упитанные, особенно Тристан — их главарь, — чародей еле сдерживал радость от того, как легко ему удалось задурить голову чудищу.

Дракон соображал туго, но здраво. Он почесал еще свое волосатое ухо и поклацал челюстями для пущего эффекта. Краем глаза он по-прежнему зорко следил за поползновениями Фальстаафа.

— Ты меня обнадежил, человек. Но прежде, я съем тебя, чтобы заморить червячка.

— Но тогда Вы не сможете выйти наружу, ведь Вас некому будет освободить, — с дрожью в голосе выдавил из себя Фальстааф.

— Действительно, некому… — засомневался дракон. Но затем прозрел:

— Ты считаешь себя слишком умным, человечек. Думаешь, что спасешь свою жалкую шкуру, а глупый дракон еще и разгонит всех твоих врагов, засевших вокруг крепости? — хвост дракона угрожающе завибрировал и приготовился к гораздо более мощному удару.

— Я и в мыслях такого не имел, — притворно ужаснулся Фальстааф, — Мне бы только посох, а там уж я и сам с ними справлюсь. Я просто беспокоился о Вашем желудке. Негодяй Ульрик не сказал мне, что у нас тут такое соседство. Я бы сам в лепешку разбился, но сделал бы все, чтобы накормить такое благородное создание.

— Как же я выберусь наружу, через такой узкий туннель, в котором даже ты, тощий червяк, ободрал коленки? — рассмеялся ящер.

— Дык, я ж и хотел… — замялся Фальстааф, — Посох покойничку нашему уже не нужен, а я бы с ним горы свернул. Я бы живо проход расширил!

— Так вот ты зачем явился, — заревел в гневе монстр, — Осквернить прах покойного учителя! Посох ему подавай, видите ли. С подобным заявлением ты обращаешься ко мне, поклявшемуся верой и правдой служить Маэстро!?

Фальстааф понял, что на этот раз его подвела собственная изобретательность. Дракон бил хвостом по чему ни попадя, откалывая камни от стен и разбивая их на более мелкие осколки. Вероятно, его держали не столько цепи, сколько какое-то заклятие. Вдруг он затих, для того чтобы излить на голову Фальстаафа очередную порцию проклятий.

— Сейчас доберется до посоха, и еще окаменит меня, чего доброго.

— Я обещаю… — простонал маг, но дракон прервал его.

— Знаем мы эти обещания. Маэстро тоже обещал, и вот: я сижу здесь, и меня даже никто не кормит! Даже если ты окажешься честнее его, чего не скажешь, глядя на твою хитрую рожу, что мне с того? Я уж и забыл, как надо добывать себе пропитание на свободе. Я привык, что Ульрик меня кормит. За стеной целое войско, у них оружие. Они могут не испугаться, а напасть на меня. А моя шкура, вопреки твоему мнению — не железная!

Фальстааф и не думал, что драконы могут оказаться такими трусливыми.

— Лучше, я подожду, когда они войдут в крепость и спустятся сюда по одному. Вот тогда-то я и наемся! — мечтательно произнес дракон, — А пока все же закушу тобой.

Фальстааф не успел ничего возразить, так как хвост дракона вдруг обвился вокруг его колен, подсек и подтащил почти не сопротивляющегося мага прямо к зловонной пасти.

Чародей вскрикнул и инстинктивно закрыл голову руками.

Через некоторое время, осознав, наконец, что он все еще не съеден, и его уже никто не держит, Фальстааф медленно убрал ладони от лица. И открыл сначала один глаз. Дракон выжидающе смотрел на мага. Затем Фальстааф открыл и другой глаз — ничего не изменилось: его по-прежнему никто не ел, даже не пытался.

— Вы уже очнулись, Повелитель? — вкрадчиво промурлыкал голос его знакомца.

Маг тут же вскочил, отряхнулся и придал себе величественный вид. Обстоятельства переменились, и надо было этим воспользоваться. Фальстааф мгновенно избавился и от дрожи в коленях, и от заикания, и даже приосанился, насколько это было возможно в его плачевном состоянии.

— Что, скотина! Не узнал повелителя? У-у, вонючая ящерица, — Фальстааф пнул носком сапога дракона в бок.

— Но ведь Господин не сказал, что у него есть Талисман… — жалобно проскулил ящер.

Фальстааф искоса глянул на свою правую руку, которую дракон просто пожирал взглядом. Рукав рубахи был, как бритвой исполосован когтями рептилии, а на запястье пульсировал волшебный браслет, так заинтересовавший дракона.

— Естественно, у меня есть Талисман. Я ведь ученик Маэстро, — надменно сказал маг, подумав, как кстати он нацепил эту дурацкую вещицу.

— Простите меня, Господин! Я не знал! Откуда мне было знать! При вас не было даже посоха. От вас почти не пахло волшебством, — подвывал дракон.

Фальстааф проглотил это оскорбление, посчитав, что сейчас не до подобных мелочей.

— Хватит ныть. Лучше подумай, как мне выпутаться из беды. Крепость в осаде.

— Приказывай, Господин! — покорно вздохнул ящер.

— Быстро выбирайся отсюда и отгони этих мерзавцев вон от моей башни. И еще слопай Тристана, — дракон вздохнул еще более тяжко.

— Не могу, Господин.

— Почему? Ты же мне все уши прожужжал о своем голодном брюхе.

— Не могу, Господин. Я не могу отлучиться отсюда. Я — хранитель.

— Я твой Господин и приказываю тебе! — Фальстааф угрожающе поднял руку, подсунув дракону браслет под самый его нос. Дракон боязливо попятился и опять заскулил.

— У вас нет посоха Господин, чтобы снять с меня заклятие.

— Так в чем же дело! — усмехнулся маг. Он подошел к саркофагу, дернул крышку… — но тщетно. Гроб казался монолитным.

— Ладно, достань мне посох, и я тебя расколдую, — небрежно заметил чародей, стараясь не выдать свою досаду.

— Не могу, Господин. Я не должен приближаться к Маэстро. Я охраняю и его сон тоже, — вымученно сообщил дракон.

— Вот заладил: не могу, да не могу. Что ты вообще можешь? — вспылил Фальстааф. Теперь, когда дракон не угрожал жизни, его больше волновало возмездие со стороны Тристана.

— Если ты меня расколдуешь, то я буду делать все, что прикажешь, но сейчас — я могу выполнить лишь некоторые твои желания.

— Какие, например? — оживился Фальстааф.

— Приказывай, Господин…

Фальстааф призадумался. Дракон мог делать только то, что не шло в разрез с должностью Хранителя.

— Ты умеешь творить чудеса?

— Да, — ответил дракон, — Все драконы немного волшебники.

— Отлично, тогда сделай меня королем!

— НЕ МОГУ! ГОСПОДИН! — дракон уже отчаялся. И Фальстааф тоже, в нем закипала ярость.

— Чтобы сделать вас королем, я должен заставить множество людей пожелать этого, так как сам не могу сражаться на вашей стороне, по крайней мере, пока вы меня не расколдуете. Но я не знаю этих людей. Я могу лишь пообещать, что каждый, кто войдет сюда — захочет видеть вас королем.

Маг поразмыслил немного. Затем он отрицательно покачал головой.

— Ты можешь не успеть им что-либо внушить. Знаешь ли, стрелы, могут быть быстрее, чем мысли. Интересно, как Маэстро удалось заколдовать тебя после смерти.

— Я был поставлен здесь, как Хранитель, гораздо раньше. Но, естественно, что я обязан охранять и покой заколдовавшего меня человека.

— И что же ты ЕЩЕ охраняешь? — хмыкнул Фальстааф, продолжив свою возню с гробом.

Дракон почти стонал:

— Я не должен говорить об этом!

— Ну и черт с тобой! — плюнул Фальстааф.

Крышка по-прежнему не поддавалась.

— Так как на счет пожеланий, Господин? — осведомился дракон.

— Кажется, мы выяснили, что ты ничего не можешь, — фыркнул маг.

— Я вовсе так не говорил, — возмутился ящер, — Я могу, например, изменить что-либо в тебе: прибавить уверенности, храбрости, силы, красоты…

Фальстааф нахмурился:

— Всего этого мне и так хватает!

Дракон сдавленно булькнул. Маг чувствовал, что скотина явно над ним издевается.

— Во всяком случае, я нравлюсь себе таким, как я есть — и не будем об этом. Ты, конечно, можешь наколдовать кучу поддельных драгоценностей, но их и так хватает в соседней комнате. Ты можешь изменить мою внешность, но Тристан знает, что других людей, кроме меня, в башне нет, и меня маскировка не спасет. Подыхать здесь с голоду я тоже не намерен. В конце концов, Тристан может и не догадаться зайти в склеп.

— Ты оставил открытой дверь, и они наверняка будут искать тебя по всей башне.

— Они могут начать штурм не сегодня и не завтра. Я не крыса, чтобы отсиживаться в норе.

Фальстааф уже совсем измучился. С досады он изо всех сил пнул гроб. Совершенно неожиданно для него саркофаг поддался и с вымученным скрипом немного съехал со своего постамента. Не совсем тот эффект, о котором мечтал Фальстааф…

Дракон с шумом втянул в себя воздух и всхлипнул.

— Что… Что это? — маг недоумевал: в стене рядом с гробом открылся какой-то ход.

— То, что я охраняю, Господин. То, что я охранял еще до смерти хозяина.

— И что же это? — чародей просто умирал от любопытства. Сначала он решил, что отверстие завешено мутно-серым газом, но затем, пошарив рукой в этом своеобразном окне, убедился, что никакая ткань вход не закрывает. Просто сам воздух внутри лаза был какой-то густой и тягучий, словно насквозь пропитанный серебристой пылью.

Дракон опять тяжко вздохнул.

— Не ходите туда, Господин…

Фальстаафу еще не приходила в голову мысль, что туда можно ходить, но после предупреждения ему стало интересно. Все равно, куда ведет этот ход, лишь бы он вывел его подальше от этой башни, Тристана и жаждущей мщения деревенщины. А в том, что ход ведет в хорошее место, маг уже не сомневался, иначе, зачем этой разговорчивой гадине его охранять.

— Ты так и не ответил, что это… — заметил маг, обращаясь к дракону.

— Врата. Дверь. То есть, я хочу сказать «Дверь» с большой буквы.

Фальстааф поджал губы. Для «Двери» с большой буквы лаз выглядел уж очень непривлекательно.

— И что же там, за этой дверью? — усмехнулся он.

— Я не должен этого говорить, — обиделся дракон. Ему не понравилось, что новый господин игнорирует его предупреждения.

— Вот как?! — уже открыто рассмеялся маг, — Да ты попросту этого не знаешь! Тебя в это не посвящали. Ты там никогда не был!!!

— Я ЗНАЮ, что там! — хранителя охватило священное негодование, — Хотя я действительно там никогда не был. Но лучше и вам там не бывать, Господин!

Фальстааф задумался. Слова дракона звучали на редкость убедительно. Но из башни было пора сматывать.

— Дверь в другой мир, не так ли? — попытался угадать маг.

Дракон кивнул и трагично закатил глаза. Весь его облик излучал, казалось бы, только одну мысль: «Моя совесть чиста! Я не выдавал тайны… Он сам все узнал».

— Ну, вот и отлично! — маг довольно потирал руки.

Хранитель понял, что его единственный собеседник собирается уйти, даже не попрощавшись.

— Господин, а как же желания? Я очень хочу сделать для вас хоть что-то, прежде чем вы… — дракон горестно всхлипнул.

— Что ты можешь сделать? Хотя… — маг ступил уже одной ногой за Врата, — Ты сказал, что можешь изменить что-то во мне самом? Вот и отлично! Сделай меня настоящим волшебником! Маэстро говорил, что быть волшебником — не просто ремесло, а состояние души. Иметь Дар, все равно, что быть наделенным умом, красотой или каким иным качеством. Так что давай, исполняй!

Фальстааф улыбался. Он посадил в лужу это надоедливое заносчивое существо. Выполнить это желание, дракон точно не сможет. Пусть теперь терзается от осознания собственного ничтожества.

— Хорошо, — неожиданно спокойно сказал дракон.

— Что хорошо? — опешил Фальстааф.

Дракон почесал свое зудящее ухо и безразлично повторил.

— Хорошо. Ты будешь НАСТОЯЩИМ волшебником. Я тебе это дарю. Пользуйся на здоровье.

Фальстааф ощупал себя, осмотрел свое измятое платье, повертел головой, но не заметил ровным счетом никаких в себе изменений.

— Что-то ничего не происходит… — скептически заметил он.

— Не так сразу, — хихикнул дракон, — Дар должен созреть. И тебе тоже нужно время, что бы его осознать.

Это глубокомысленное изречение напомнило Фальстаафу те, которыми он сам потчевал просителей, когда не мог им ничем помочь в силу нехватки знаний или таланта.

— Жулик ты, — махнул он рукой на дракона, и даже совсем на него не рассердился за обман. Ему вообще расхотелось обижать это посаженное на цепь несчастное голодное создание, к тому же, страдающее чесоткой. Никакой злости не осталось, только жалость к ящеру.

— Ну, я пошел! — кивнул дракону маг. И даже добавил напоследок:

— И не бойся, тебя обязательно кто-нибудь освободит. Какой-нибудь настоящий маг, более удачливый, чем я. Я бы очень хотел, что бы ты расстался с этой цепью! А еда, скоро сама придет к тебе в гости. Не забудь: Тристан самый вкусный!

Фальстааф вступил прямо внутрь пыльного хода, старательно задерживая дыхание. Воздух явно препятствовал его передвижениям. Вроде бы и сделал он всего один шаг, но голос дракона доносился уже как бы издалека:

— И не возвращайся больше, неблагодарная тварь! Я тебя съем! Только потеряй браслет — обязательно съем! Нет… Даже и на браслет не посмотрю!

Злой и обиженный голос дракона поглотила звенящая тишина за Вратами. Уши, казались забитыми ватой, шаги давались с трудом, словно пробирался маг по разлитой патоке. Фальстаафа окружала тьма. Он даже успел пожалеть, что не внял предупреждению Хранителя.

Вдруг один из шагов он произвел неожиданно легко. Следующий тоже. На третьем Фальстааф споткнулся об какую-то неровность. Тоннель заметно расширился, а прямо по его середине пролегали две колеи. Только они не вдавливались в почву, как ему было привычно, а наоборот, выступали из нее, а сама тропа между колеями была какой-то ребристой. По-прежнему было темно, пахло сыростью и плесенью, как и в склепе, но ощущался легкий сквозняк.

Фальстааф шел, уже не спотыкаясь, справа от колеи. Там почва была ровной, и он мог чувствовать рукой гладкий свод пещеры. Изредка ему в ноги тыкались юркие и жирные крысы.

Однако сквозняк нарастал. Более того, вскоре он превратился в самый настоящий ветер, если не ураган. Уши наполнил неясный гул или рев, а почва под ногами завибрировала.

«Дракон», — подумал Фальстааф. На душе его противно и тоскливо засвербело. «Все-таки он освободился… Теперь уж он меня обязательно съест».

Свет, ослепительный свет, яркой вспышкой появился из-за поворота, наполнил резкой болью уже привыкшие к мраку глаза, взорвался где-то под черепной коробкой фейерверком цветовых пятен. Фальстаафа словно охватил столбняк. Он не мог сдвинуться с места, в растерянности закрывая глаза ладонями, а свет все приближался, становился все ярче и ярче, нарастая вместе с свистяще-ревущем шумом…

Поезд разогнался вовсю. Он еще только приближался к середине пролета между станциями метро. Ничего не подозревающий молодой машинист секундой раньше того, как поезд миновал поворот в тоннеле, был абсолютно спокоен. Вдруг свет фар выхватил из мрака тоннеля силуэт человека в ярком парчовом халате, остроконечной шляпе и туфлях с загнутыми носами. Парень почувствовал, как противный холодный пот заструился у него по спине, что-то в груди словно покрылось инеем, и этот ледяной ком медленно покатился прямо по направлению к желудку.

«Не успею», — промелькнуло в голове у машиниста. Эта мысль обречено заскреблась и затрепыхалась, заполнив все действующие серые клеточки его мозга. Ноги словно примерзли к полу и не желали давить на тормоз.

Перед глазами молодого человека с ужасающей ясностью вставала непрошеная картина свершившейся трагедии: кровавая каша из плоти и костей на рельсах, багровые маслянистые брызги на лобовом стекле, блестящие лоскутики дурацкого халата, прилипшие к стенкам поезда.

Он просто не мог закрыть глаза, хотя вовсе не хотел на это смотреть. Впрочем, ему сильно повезло! Иначе, он не увидел бы, как перед самым столкновением, странный человек будто растворился в воздухе. Был, точнее, стоял, закрывая лицо руками — и мгновением спустя — исчез. Вместе со своим восточным платьем, колпаком и клоунскими башмаками.

Машинист растерянно провел рукой по лбу, стирая липкий пот, затем, протер глаза, ущипнул себя за ухо. Ничего! Ровным счетом ничего не произошло. Никакой трагедии. Ни единого алого пятнышка на стеклах. Не говоря уже о похожем на плесень, размазанном по их поверхности сером веществе. Почему-то особенно четко парень представил скорее кошачий, чем человечий глаз, весь в гнойно-багровой слизи, стекающий вниз по пластику, как желток на перевернутой сковородке.

И всего этого не было.

«Обошлось», — облегченно вздохнул машинист, — «Устал. Насмотрелся ужастиков. Вот и померещилось».

«А, может, и не померещилось», — подумал парень, когда поезд затормозил на следующей станции. «Если бы обычный человек. А тут такое: словно из цирка сбежал… Только куда он потом делся?»

«Обошлось», — облегченно вздохнул Фальстааф. Он пережил за последнее время немало страхов. Сначала покойный учитель, потом дракон, и, наконец, это грохочущее чудовище. То, что его чуть не задавил не его старый знакомый Хранитель, маг понял, когда громадина уже приблизилась к нему вплотную. В светящемся зеве чудовища, через щелочку в пальцах, прикрывающих глаза, он увидел живого человека, испуганного не меньше, чем он сам. И этот человек управлял этим, похожим на дракона, монстром.

«Это — было не живое, — сообразил маг, — Я не должен забывать, что нахожусь в другом мире, в котором люди могли достигнуть большего, чем у меня дома. Просто большая карета, очень быстрая. Точнее много карет сцепленных вместе. Только двигается без лошадей. Но ее мог кто-то толкать сзади. Неважно, я скоро пойму, что к чему».

Фальстааф стоял все в том же тоннеле, но вокруг было уже светло. Одна из стен исчезла. Тоннель плавно сливался с внутренностью какого-то здания. «Прямо дворец», — подумал чародей, глядя на великолепие зеркал и огромных люстр, мраморный пол и сводчатый купол потолка, но вскоре изменил свое мнение. Слишком много людей. Так не бывает во дворцах.

Людей было действительно много. Чернь. Толпа. Они затирали мозаику пола грязными подошвами мокрых ботинок. Все они были странно одеты, шумели и тыкали в него пальцами. А маг стоял, как ни в чем не бывало, прямо на рельсах, в величественной позе знатного сеньора.

Фальстаафа занимало, как это у него получилось: мгновение назад он находился в недрах пещеры, и вот он на свету, в холле, и ему больше не грозит никакая опасность. Впрочем, его глубокую задумчивость грубо потревожили.

— Что ты тут делаешь, идиот? Жизнь надоела что ли? — какой-то невоспитанный мужлан спрыгнул с платформы, на которой теснились любопытствующие, и начал сталкивать Фальстаафа с колеи. Люди нагибались и протягивали к нему руки, готовые вытянуть его наверх. Маг брезгливо поморщился и — оказался прямо в центре зала. Вокруг него сразу очистилось небольшое пространство. Толпа загалдела еще сильнее, но близко к магу никто больше не подходил.

«О чем это они лопочут, — недоумевал Фальстааф, — Наверное, я выгляжу для них не менее странно, чем они для меня». Стоило ему так подумать, и здешний язык стал ему понятен, как родной. Конечно, было много слов, значение которых оставалось для него загадкой, но в целом смысл речи до него доходил.

«А почему бы и нет?» — мысленно усмехнулся Фальстааф. «Я же теперь настоящий волшебник!» — вспомнил он почему-то совсем без свойственного ему самодовольства. «Верно, я недооценил этого дракона. Не такой уж он был и никчемный».

Невыразимая тоска захлестнула мага. Он почувствовал, как чужд ему окружающий мир, как далеки от него здешние жители. И ему ужасно, ужасно захотелось вернуться назад, домой, в свой уютный пыльный кабинет, к старине Ульрику. Фальстааф даже закрыл глаза, внушая себе, что все это ему только снится. Ему так этого захотелось, что он даже забыл про обещание дракона съесть его, если он вздумает вернуться, забыл про осаждающих башню наемников.

Но его желание сбылось просто непредсказуемо. Кто-то робко потянул Фальстаафа за полу одежды.

— Хозяин… — робко произнес до боли знакомый голос. «Свершилось», — решил маг и открыл глаза: он находился все в том же зале.

— Фу, какой урод! — тоненький детский голосок раздался за спиной Фальстаафа. Маг обернулся: уж не его ли касалась, столь неуважительная реплика. Однако маленький мальчик показывал куда-то под ноги чародея. Фальстааф медленно опустил взгляд вниз: его колени обнимал скорчившийся на полу гоблин.

— Ульрик! — обрадовался маг, — Как же ты сюда попал, дружище?

Гоблин ожидал чего угодно: пинка под тощий зад, ругательств, страшных проклятий, но только не дружеского участия со стороны хозяина. Он ослабил свою хватку, и даже присмотрелся к магу повнимательней — не обознался ли случаем. Однако глаза и прочие чувства его вроде не обманули. Перед ним был действительно его господин, только одетый как на великий праздник.

— Я это… за вами… следил… Прошмыгнул мимо хранителя и тикать… Туда, за Ворота.

Фальстааф снисходительно потрепал гоблина по взъерошенной шерсти на затылке.

— Это хорошо. Дракона только жалко. Как же он там один…

Гоблин выпучил глаза:

— Вы ж его освободили, Господин!

Маг совсем растерялся и недоуменно посмотрел на слугу.

— Ну, вы же захотели, чтобы с него сняли цепь? Вы ведь уже были тогда настоящим волшебником…

Ульрик увидел озабоченное лицо хозяина и поспешил добавить:

— Ну, он из подземелья так сразу не выйдет. Выход то узкий. Потом конечно, разнесет башню… со временем…

Сейчас был не самый подходящий момент, чтобы беспокоится за судьбу какого-то зловредного дракона, и маг приступил к осмотру достопримечательностей и людей.

— Дядя! Ты волшебник? Да? — мальчик подошел к Фальстаафу совсем близко и даже дотронулся до блестящей ткани его халата.

Маг застенчиво улыбнулся и протянул ребенку руку тыльной стороной ладони вверх.

— Не приставай к дяде, сынок, — молодая женщина потянула малыша к себе за рукав.

— Конечно, крошка! Я — волшебник! — сказал Фальстааф, так и сияя. Собственные слова зазвучали в его ушах подобно дивной музыке.

Маг развернул руку, резко сжав пальцы в кулак, и тут же раскрыл их: прямо с ладони вспорхнула пестрая и удивительно хрупкая бабочка.

Мальчик захлопал в ладоши, и даже его сердитая мама невольно рассмеялась. Бабочка покружила над головой малыша, приземлилась на его курносом носу и растаяла как снежинка.

— Еще! — завопил мальчик. Другие дети, придвинулись тоже поближе к Фальстаафу. Да и их родители, и прочие зеваки смотрели на него с возрастающим интересом. Чуткое ухо мага уловило восторженные шепотки.

— Ты так раньше не умел, — так тихо, чтобы услышал только Фальстааф, заметил гоблин.

Изящный взмах руки и из рукава волшебника посыпались разноцветные шарики. Они ударялись об пол и через мгновение взмывали в воздух мыльными пузырями. Они лопались, когда люди ловили их с чарующе-мелодичным перезвоном. Если раньше маг и знал подобные фокусы, то ему бы даже в голову не пришло, их сотворить. У него не хватило бы фантазии, подобная затея показалась бы ему глупой и бессмысленной. Никогда раньше ему не хотелось просто сделать приятное ребенку или отвлечь от дела, вызвать улыбку на губах мастерового.

Фальстааф заметил также, что преобразился его костюм. Если покидал склеп он в запыленных и продранных на коленях штанах, то теперь его одежда поражала пышностью. Вся магическая атрибутика была соблюдена. Но он не знал, стоит ли ему радоваться. Подобный костюм выглядел среди здешних жителей необычным, но, вероятно, дракон счел его наиболее уместным для «настоящего волшебника».

Фальстааф отвесил искусный поклон проходящей мимо девушке. В его руках появилась еще не распустившаяся роза, которую он тут же ей преподнес. На глазах изумленной красавицы цветок стал распускаться, из кремового стал алым, затем вишневым, и, наконец, фиолетовым, а в самой сердцевине розы протирал глазки крохотный заспанный эльф. Впрочем, эльф вспорхнул и растворился в воздухе, как перед этим бабочка, но это не умалило прелести фокуса, тем более, что необычного окраса роза никуда не делась.

— Маэстро, маэстро! Где вы даете представление? Я думал, что ваш визит отложен, — растолкав зевак к Фальстаафу пробился какой-то холеный мужчина средних лет в темном костюме и ослепительно белой рубашке с бабочкой.

— Вы меня с кем-то спутали, — вежливо заметил маг.

— Разве вы не Истерлинг? Маг подобной величины! Нынешние, просто клоуны в сравнении с вами!

— Меня зовут, Фальстааф, — он поспешил вывести сеньора из заблуждения.

— Вот как, — мужчина был удивлен, — Надо же. Никогда не слышал! Впрочем, да вы и не похожи. Истерлинг старше и солидней. Но ваш талант не меньше. Восхитительно! Изящно! Великолепно! Приехали на гастроли?

Фальстааф замялся, не зная, что и ответить. Но забавный человечек, казалось, и не нуждался в ответе.

— Инкогнито? Понимаю-понимаю. Восходящая звезда… Кто ваш импресарио?

— Импресарио? — растерялся маг.

— Я! — нагло вякнул Ульрик.

Сеньор покосился на зеленокожее создание и рассмеялся, как будто услышал хорошую шутку.

— Ваш помощник? — полувопросительно заметил он, — Забавное существо. Милое. Публике понравится.

Гоблин скорчил самую жуткую гримасу из своей обширной коллекции, но вызвал только веселый смех. Ульрик окончательно обиделся, ощерил длинные желтые клыки и даже попытался кого-то укусить, но застеснялся — нрав у него был в сущности отходчивый и покладистый. К тому же он привык к насмешкам.

— Вот и отлично, — продолжал нахальный господин. Я даю вам ангажемент. Мой цирк так нуждается в отличном маге. Теперешний — уже всем надоел со своими кроликами из цилиндра и бумажными цветами в трости.

Фальстааф решил, что все складывается просто отлично.

— Так где вы остановились?

— Еще нигде, — нашелся догадливый Ульрик.

— В вашем распоряжении номер в первоклассном отеле. А пока я покажу вам ваши апартаменты в цирке, гримерную, ну, и достопримечательности, конечно. Вы же еще совсем нигде не бывали?!

Разговорчивый господин быстро рассеял любопытную толпу, заверив всех, что представление Маэстро Фальстаафа они смогут увидеть в ближайшие дни, посетив шапито. Затем он увлек за собой мага в сторону самодвижущейся лестницы. Толпа обволокла их, подхватила и вынесла на свет божий. Ульрик едва поспевал следом за своим совсем растерявшимся хозяином.

Наверху было здорово. Солнце, правда, спряталось за хмурыми тучками и дул промозглый ветер, но Фальстааф всего этого не замечал. Жизнь была опять прекрасна! Дома стремились к небесам, эдакий каменный лес. Все кругом кипело, деловито бурлило в собственном соку. По дорогам проносились красивые фаэтоны, в которые не были впряжены лошади. Они были почти столь же быстрые, как и чудовище из тоннеля.

«Они не считают это магией, — подумал Фальстааф, — А ведь в сравнении с этими чудесами мои цветы и бабочки, просто забавные пустячки. Почему же за меня так вцепились, словно я какое-то сказочное божество?»

«Потому, что это прогресс!» — заметил Ульрик в ответ. Он уже привык общаться мысленно со своим господином, но никогда раньше у них не выходило так легко. «Наука. Ремесло… — добавил гоблин, — А то, что показал им ты — настоящее чудо. Скоро прославишься, Маэстро!»

Маг молчал. «Разве ты не этого хотел?» — настаивал гоблин.

«Может и хотел… Но я еще не знаю, не наскучат ли им мои фокусы. Не покажутся ли ненужными мне самому? Их чудеса настоящие, а мои — лишь тонкая ткань иллюзии. Подуй — и порвется…».

В облаках пронеслась металлическая птица, оставив тающую белую дорожку в небе. Никто из спешащих по улице людей не проводил ее взглядом.

«Все в наших руках, Маэстро! У тебя есть дар — творить, так воспользуйся им в этом скучном и сером мире!»

Дождь полил как из ведра, и деловитый господин, так внезапно вторгшийся в жизнь мага, раскрыл лиловый зонт. Над Фальстаафом, в свою очередь, как по мановению волшебной палочки, возник купол, не видимый глазу. Вода стекала с этой «крыши», не задевая мага. Его одежда оставалась сухой.

Прохожие оглядывались. Смотрели на Фальстаафа и улыбались.

— Как вы это делаете? — спросил Фальстаафа его спутник.

Чародей пожал плечами. Господин с заговорщицким видом подмигнул.

— Простите. Профессиональная тайна. Понимаю и ценю вашу скрытность. Не к чему разглашать такие восхитительные секреты. Кругом столько любопытных глаз. Зачем играть на руку конкурентам?

Этим вечером Фальстааф спал в номере люкс отеля для знаменитостей, в постели, которая не снилась Тристану в его королевском дворце. А еще из кранов в душевой текла горячая вода, шкафчики были наполнены разнообразными флаконами с ароматными жидкостями, о назначении которых чародей мог только догадываться. Маг с отвращением вспомнил склизкое мыло, сваренное из какого-то жира, которым ему приходилось пользоваться дома. Боже мой — помыться раньше составляло целую трагедию: Ульрик весь день кипятил воду, и когда в емкость выливалось последнее ведро с горячей водой, ванна была уже едва теплой.

Фальстааф так устал, что даже не воспротивился тому, что Ульрик устроился на ночлег в его комнате, свернувшись калачиком на пухлом диване по соседству с ложем мага. Этот день закончился для них хорошо.

Утро тоже начиналось неплохо. Маг провел в ванной не меньше часа, затем развалился на диване напротив телевизора и убивал время, щелкая с программы на программу. Ему и гоблину волшебный ящик показался занятным, изображение в нем было намного лучше, чем в магическом кристалле или зеркале.

Пришельцев испугал телефон. Пронзительный гудок заставил Фальстаафа и Ульрика подскочить. Маг застыл как истукан, не понимая, что могло издавать подобный звук. Но гоблин быстро нашел надрывно верещащую небольшую черную шкатулку, состоящую из двух половинок, сложенных вместе как сэндвич. Стоило Ульрику разделить коробочку, как из одной ее части послышался голос господина Шульмана — директора цирка.

— Господин, это тоже что-то вроде твоего кристалла, но передает только звук, в отличие от того ящика, — прошептал гоблин, покосившись на телевизор.

— Вас не слышно, маэстро Фальстааф! — донеслось из коробочки.

— Наверное, надо придвинуть ее поближе к лицу, — задумчиво произнес маг.

Гоблин последовал указаниям хозяина, откашлялся и торжественно сообщил таинственному предмету.

— Маэстро сейчас занят!

Фальстааф даже удивился, как многозначительно это прозвучало.

Через некоторое время гоблин соединил вместе две половинки.

— Зачем ты это сделал? — возмутился маг.

— Оно уже перестало говорить голосом того человека. Оно просто гудит, — оправдался Ульрик, — Оно сказало, что господин Шульман заедет к вам после ленча, чтобы вы подписали контракт. С завтрашнего дня вы можете выступать.

— Что это значит? — Фальстааф мало что понял.

— Вероятно, это значит, что завтра вы будете показывать свои фокусы перед здешними жителями. Вам за это будут платить. И судя по интересу Шульмана — хорошо платить.

— Это я и без тебя сообразил, — раздраженно заметил Фальстааф, — Что значит «контракт»?

— Ничего хорошего, если это надо подписывать. Какой-то документ. Смотрите: не попадите в рабство к этому проныре. Надеюсь, у вас наготове исчезающие чернила?

Маг улыбнулся в ответ.

— По поводу этого — не беспокойся. Перехитрить обманщика не так-то просто. Мы постараемся извлечь из господина Шульмана максимум пользы.

— Хорошо бы тебе сменить образ, хозяин, — заметил Ульрик, — Твои шальвары и колпак здесь не в моде. Но для балаганного шута подойдут.

— О, да, — отмахнулся маг, — Это дракон перестарался. Ты же знаешь, что я терпеть не могу эти тряпки, в которые любят обряжаться Маэстро. Звездчатые колпаки и пестрые халаты не по мне. Для выступлений я выберу что-нибудь посолиднее. Напяливать на себя подобные вещи, все равно что развешивать в кабинете высушенных летучих мышей и жабьи шкурки.

Фальстааф просматривал каталоги, любезно оставленные кем-то на журнальном столике. Его очень заинтересовали фотографии в журналах мод.

— Все это должно стоить безумные деньги, — сказал он, отбросив со вздохом журналы, — У меня и наших-то золотых не водилось с тех пор, как я нанял этих прожорливых орков. Когда я еще начну здесь нормально зарабатывать. Вдруг, мои представления не будут пользоваться успехом? Надо будет платить за жилье, еду, одежду… Может, попросить у господина Шульмана, аванс…

— Не стоит, хозяин. Он подумает, что мы нуждаемся, и не станет платить в последствии столько, сколько ты заслуживаешь. Судя по тому, как на тебя смотрели эти люди в подземелье, разинув рот, твои фокусы примут на «ура».

— Да, но для представления мне будет нужен какой-то реквизит, костюм, наконец. И мы не сможем долго пользоваться жилищем, так любезно предоставленным этим сеньором.

— Не беспокойся, хозяин, — усмехнулся гоблин, — Думаю, эти безделушки ценятся здесь не меньше, чем у нас, — Ульрик, вывернув карманы своей замшевой курточки и штанов, высыпал на столик несколько пригоршней самоцветов и золотых монет.

У Фальстаафа даже глаза округлились от удивления:

— Откуда это, Ульрик?

— Господин не подумал ничего взять из комнатки рядом со склепом Маэстро, а Ульрик решил, что это может пригодиться в путешествии…

— Ты уверен, что это не стекляшки? — с сомнением перебрал камешки маг.

Глаза Ульрика заблестели.

— Уж в чем-чем, а в этом я с детства разбираюсь! — глядя на сморщенную мордочку гоблина невозможно было даже предположить, что у него могло быть детство.

— Смотри: любой из этих камешков царапает стекло, а самоцвет может повредить лишь другой такой же, — просветил гоблин чародея.

— Да, но такие монеты здесь не в ходу… — пожал плечами маг, — И камешков мало.

— Монеты можно переплавить. Я видел: люди расплачиваются бумажками. Золото здесь настолько редкий металл, что обычные украшения покрывают им только сверху — тонким слоем. Предложи господину Шульману штучки три-четыре, вот увидишь: он перед тобой расстелется ковровой дорожкой.

— Думаешь, с продажи трех камешков он сможет нажиться?

— Уверен, но если ты вздумаешь продать их сам, тебя надуют еще больше.

Фальстааф понял, что у него просто бесценный слуга. И что только он делал бы без Ульрика в этом чужом мире?

Уже через пару дней весь город пестрел афишами, на которых была изображена желчная физиономия мага.

Фальстааф развалился в шезлонге, впитывая тепло южного солнца. Песок приятно подогревал ноги, море тихонько рокотало, как ленивый кот. Жизнь была прекрасна…

Чародей сильно изменился. Не то чтобы потолстел, но стал выглядеть солиднее, загорел, походка приобрела плавную величавость, спина больше не сутулилась, так как маг перестал стесняться собственного высокого роста. Отступили приступы лихорадки и кашля, близкого к чахоточному. Ничто в нем не напоминало того растерянного, выряженного как пугало человечка, вынырнувшего из ворот отсталого средневекового мирка.

Его костюм теперь был всегда в идеальном порядке — выходной белый, повседневный черный, и темно лиловый фрак для выступлений. Звездчатый колпак сменился на сцене чалмой с огромным брильянтом, имитирующим третий глаз. Тюрбан необычайно шел его скуластому лицу, обрамленному темной, недавно отращенной, аккуратной бородкой. Даже глаза цвета болотной травы блестели как изумруды, но это уже было данью обретенному таланту волшебника.

Он купался и в роскоши, и славе. Желающих приобрести билет на его выступление было больше, чем мест в зрительном зале. И публика, и конкуренты поражались красочной пышности представлений, их праздничной яркости, никто бы и подумать не мог, что эти чудеса ему ровно ничего не стоили, так как были чудесами истинными, а не изысками технических новинок. Душа волшебника ликовала от каждого нового придуманного им фокуса, и он даже не чувствовал обычной усталости, как раньше во время своих занятий магией.

Он успел побывать во многих странах, отдыхая в промежутках между гастролями на лучших курортах. И все же магу чего-то не хватало. Его окружала не более чем великолепная мишура, и все чаще вспоминался захламленный кабинет в башне старого Маэстро, покойный учитель, мать да еще почему-то девочка-приживалка, которую королева взяла во дворец из жалости то ли на роль фрейлины, то ли камеристки. А больше, собственно говоря, вспоминать, было и нечего…

Фальстааф даже не истратил деньги, вырученные за самоцветы, его представления также приносили немалый доход, покрывавший все траты с лихвой. Ульрик умело взялся управлять финансами и не позволял денежкам плесневеть в сейфе. Капиталы были вложены в различные доходные дела. Их положение оставалось бы надежным, даже если Фальстааф вдруг решил бы покончить со своей карьерой фокусника.

Перерывы между турне становились все значительней, но маг так и не нашел для себя другого достойного занятия. Все в этом мире было ему чуждо, и даже Ульрик временами грустил, хотя люди и не показывали больше на него пальцем, как на забавного уродца.

«Маэстро» — так теперь величали мага, но этот титул не приносил радости, ведь он считался лишь мастером обмана, иллюзионистом, ловкачом, никто не воспринимал его чудеса всерьез, кроме Ульрика, да еще Елены, в которую он был влюблен еще вчера. Верный слуга и женщина знали всю подноготную его волшебства.

Чтобы развлечь Елену, он не раз превращал только что налитую из водопровода воду в вино с изысканным букетом, выращивал гладиолусы из луковицы в течение нескольких минут, устраивал фейерверки и даже изменял ей внешность без всякой косметики. А неделю назад она ушла, хлопнув дверью, только потому, что он, наконец, рассказал ей правду: о себе, о своем богатстве, и о природе его чудес.

— Ты мог бы вернуться в свою страну и быть королем, а предпочитаешь оставаться шутом. С твоими-то возможностями! Когда-нибудь ты надоешь публике, а там твоя власть была бы бесконечна. Ты получил великий Дар и не хочешь им воспользоваться, растрачиваешь его попусту, — Елена была в гневе ужасно хороша.

Каштановые с медным отливом волосы разметались в беспорядке, голубые глаза сверкали, высокая грудь рвалась на свободу из тесного корсета. Милая кокетка превратилась в разъяренную фурию.

— Ты мог жить во дворце, а таскаешься по отелям и смешишь сброд. Я бы все отдала, чтобы быть королевой. Позвони мне, если передумаешь!

Напрасно Фальстааф и Ульрик уверяли ее, что ей совершенно не понравилось бы жить по законам варварского мира, мириться с отсталостью жителей и бытовыми неудобствами.

— Там нет великолепных автомобилей, яхт, бассейнов с подогретой водой. Парфюмерия, даже самая лучшая, не годится ни в какое сравнение с твоей!

— Ничего страшного, — Елена была непреклонна, — Я обойдусь не менее великолепными каретами, и упряжкой отличных коней. Воду в ванне можно подогреть очень быстро с помощью твоей магии, а косметику я прихвачу с собой.

— А как же дракон? Он никогда не пропустит нас живыми через Врата.

— Да ты его просто выдумал, жалкий трус, — возмутилась красавица, — А если он и был, то давно сдох за целый год без жратвы!

Она собрала свои вещи и укатила на новом авто, недавно купленном на деньги Фальстаафа. Ульрик не преминул напомнить неудавшемуся возлюбленному, сколько недвижимости переведено на имя красавицы и сколько раздарено драгоценностей. Но что деньги — Фальстаафу было жаль лишь свое разбитое сердце. Он еще помнил прежнюю уверенность в том, что не умеет нравиться женщинам.

Фальстааф и рад бы был согласиться с доводами Елены, если бы не знал, насколько живучи созданные с помощью волшебства твари, да и время в обоих мирах могло течь по-разному. Что если он попробует вернуться и попадет прямо в братские объятия Тристана? Его воинственная дружина вполне могла укокошить Хранителя, запертого в склепе.

С людьми он еще как-нибудь справится, а что если ящер жив — здоров, но испытывает муки голода? Можно и не успеть применить свои магические таланты — только высунешься из ворот, а тебя чешуйчатым хвостом по башке стукнут и скушают… с аппетитом. Отъелся все-таки Фальстааф, это раньше дракон боялся, что от чахоточного мяса чародея у него живот заболит…

Фальстааф отбросил сигару, выкурив меньше половины, и отхлебнул немного охлажденного вина из кувшина. Ульрик, расположившийся в соседнем шезлонге, всхлипнул и выплеснул содержимое своего фужера на песок.

— Я так соскучился по старому доброму элю. Здешнее пиво такая гадость.

Фальстааф удивленно посмотрел на слугу:

— Ну, уж извини, я никогда не пил ни того, ни другого, поэтому мне трудно придать этому напитку нужный вкус. Надеюсь, это все о чем ты жалеешь, попав в этот эдем.

— Нет не все, — огрызнулся Ульрик, — У меня там много чего осталось… В отличие от вас!

Маг ели удержался, чтобы не сказать грубость, но у него самого на душе скреблись кошки.

Полдень приближался, и пора было возвращаться в отель. Гоблин, и сам прячущийся от солнца под зонтиком, не уставал напоминать Маэстро, что дневное солнце вредно для их никогда не загоравшей кожи.

В номере было непривычно тихо и пустынно. Елена пронеслась в жизни Фальстаафа подобно урагану, и теперь его терзала скука. Еще вчера он думал, что любовь никогда не забудется, а сегодня здраво поразмыслив, решил, что, может, так оно и к лучшему. Красавицу притянуло к магу корыстолюбие, но тень его славы стала постепенно ее раздражать. Любви тут, пожалуй, и не было, просто страсть красивой женщины была новинкой для мага, отшельничавшего почти четверть века.

Однако обнаруженная им безделушка Елены, оброненная во время торопливых сборов, ввергла его в уныние. Чародей попытался даже позвонить ей, но в трубке раздался чувственный мужской голос, и Фальстааф прекратил попытки вернуть свою пассию.

Маг старался, как мог, выбросить из головы все мысли о возвращении домой, но, как оказалось, и Ульрику слова Елены запали в душу.

— Хозяин, мне здесь надоело, — проскулил гоблин, — Мне здесь все надоело! И люди, и дома, и еда, и одежда…

— Клянусь могилой матушки, вернись ты домой, загрустил бы по здешней вольготной жизни! — постарался пошутить Фальстааф.

Физиономия гоблина стала совсем кислой.

— Зачем вы этого дракона с цепи сняли? Теперь его не запугаешь одним браслетом.

— Тебе-то чем плохо? — возмутился маг, — Что ты раньше видел со своими сушеными шкурками, ступками да ретортами?

— Все! Все плохо! — совсем расклеился Ульрик, — Я совсем один! Я внушаю отвращение! Надо мной все смеются.

— Что, здешние женщины тебя не любят? — усмехнулся Фальстааф, — Они тебя и там вниманьем не баловали.

— Вопрос в том, что здешние женщины не нравятся МНЕ!!! — отрезал гоблин.

Фальстааф был озадачен таким подходом.

— Вот как… — только и смог сказать он.

— Вот именно, — уже спокойно подтвердил Ульрик, — И, кроме того, у меня была подруга дома… моего племени… У нее была самая зеленая кожа в мире! И такие прекрасные крохотные глазки, цвета человечьей крови! А эта щетина на загривке, и клыки в целый палец, желтые как старая кость.

Маг почувствовал, что его сейчас стошнит. Но Ульрик продолжал свои излияния:

— Она всегда красила свои загнутые коготочки лаком… Наверное, ее уже кто-нибудь соблазнил. Совсем молоденькая, только триста двадцать годков…

— И что же ты… Кхе-кхе, … — совсем растерялся Фальстааф, — Хотел обзавестись… семьей? Бросил бы меня?

Ульрик примолк и засопел. Но потом тихонько пробурчал:

— Да, пора бы уж… на покой. Учителю вашему служил, и отцу вашего учителя и еще…

— Хватит-хватит! — рявкнул маг, — Если ты так хочешь домой, то катись, и пусть проклятый дракон тебя слопает.

Гоблин сразу притих, удрал в другую комнату и врубил телевизор на полную катушку.

«Ну, все! — подумал Маэстро, — Пора возвращаться к работе! А то я с ума сойду от этой ностальгии».

Фальстааф сидел в своей гримерной после представления, устало разглядывая свою физиономию в зеркале, когда в дверь неожиданно постучали.

«Кого это черти принесли в такое время?» — удивился он. Маг даже не успел переодеться в обычный костюм и парился во фраке.

В дверь вошел циркач — бывший фокусник. Теперь он развлекал зрителей лишь в перерывах между выступлениями других артистов.

— Отметим успех, Маэстро? — улыбка Бартека казалась наклеенной.

— Нет настроения, — осторожно ответил маг. Этот тип чародею никогда не нравился, а поскольку появление Фальстаафа стало началом конца карьеры прежней цирковой звезды, то никакой приязни к кумиру публики Бартек испытывать не мог.

— От тебя ушла Елена, — полу утвердительно спросил факир.

— Да, — как можно более грустно ответил Маэстро, ему показалось, что выпить с Бартеком будет даже полезно. Он сделал приглашающий жест и достал из шкафчика несколько едва початых бутылок и фужеры.

— Я ее встретил недавно, — вскользь обронил циркач, — Знаешь, она говорила о тебе странные вещи.

— И что же она говорила? — рассмеялся маг, — Истеричная особа…

Однако Бартек не купился на деланное пренебрежение Фальстаафа к его словам.

— Да так, многое, — Бартек вертел пустой бокал в пальцах.

«Надеюсь, он не станет жонглировать богемским хрусталем», — подумалось магу…

— Что ты наделал хозяин?! — набросился на мага Ульрик, когда ели стоящий на ногах Бартек вышел из гримерной Фальстаафа.

— Опять подслушивал… — лениво протянул чародей.

— Да вы пьяны, Маэстро! — фыркнул гоблин, подозрительно принюхавшись к атмосфере комнатки. При этом его приплюснутый нос забавно зашевелился.

— Вовсе нет, — смеясь, ответил Фальстааф, — Но, бьюсь об заклад, Бартек уверен в обратном.

— Значит, вы ему все рассказали с каким-то умыслом. Ваши излияния не были вызваны излишком принятого бренди?

— Мне следовало как-то объясниться. Елена наплела ему много лишнего. Теперь надо ждать результата: либо он решит, что я сочинил для него сказку, либо примет все за чистую монету. В любом случае, он уже догадался, что мои чудеса подозрительны.

— Я заставал его не раз за попыткой проникнуть в гримерную в твое отсутствие, Маэстро. Думаю, он хотел разгадать секрет твоих фокусов. Нам следовало обзавестись каким-нибудь реквизитом хотя бы для вида, — гоблин сильно разволновался.

— Ничего страшного. Он об этом никому не расскажет, ему никто не поверит. Его просто сочтут сумасшедшим завистником.

— И все же этот бывший факир опасен. Раз он был настолько умен, чтобы сообразить, что твои номера ничего не имеют общего с фокусами, — настаивал на своем Ульрик, — Зачем ты рассказал ему про браслет?

— Ты же сам говорил, что он теперь бесполезен — просто забавная вещица, — Фальстааф загадочно улыбнулся.

Ульрик понял, что большего от хозяина на сегодня не добиться.

Вскоре гоблин стал замечать, что Фальстааф оставляет дверь в гримерную незапертой и забывает свой «драконий браслет» на туалетном столике, небрежно разместив его среди россыпи подобных безделушек: булавок, колец и запонок.

— Браслет исчез, хозяин, — в один прекрасный день сообщил Фальстаафу гоблин.

— А вместе с ним и Бартек, — счастливо промурлыкал маг.

— Я вас не понимаю, хозяин… — мрачно изрек Ульрик, — Может, он был и бесполезный, но стоил не дешево.