Бесплатный фрагмент - Накануне

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Любимому городу

посвящается

Глава 1. Потеряшки

— Командир! Так мы едем или как?

Рослый парень двадцати с небольшим лет сверкнул гладко выбритым затылком и, заглянув в кабину автобуса, бросил на водителя недовольный взгляд. Но тот в ответ только развел руками — мол, что я могу поделать? — и кивнул в сторону полицейской машины, перегородившей улицу, вдоль которой нескончаемым потоком текла людская река.

— Ага! Понятно! — выдохнул парень. — Опять из-за этих сектантов город перекрыли!

— Ну, зачем Вы так? — неожиданно уважительно, на «вы», спросила женщина, с интересом разглядывавшая пеструю, многотысячную толпу. — Это же паломники! Они за нас на Великую реку ходили, а теперь возвращаются домой!

— И что? — не собирался сдаваться парень. — За что им такая честь? Ходили, бродили, — ухмыльнулся он, явно рассчитывая на поддержку товарищей. — А у нас тут шашлындос киснет!

Парень поднял сумку и, под одобрительные возгласы друзей, потряс ей над головой.

— В самом деле! — поддержал возмутителя спокойствия мужчина в деловом костюме, непонятно как оказавшийся в рейсовом автобусе. — Что они полезного сделали? Да на них же пахать надо! Вон, смотрите, какой кабан идет!

Деловой кивнул на крупного, широкоплечего мужчину с густой окладистой бородой и огромным рюкзаком, на груди которого, при движении, из стороны в сторону раскачивался небольшой образок святителя Николая. Мужчина обвел взглядом автобус, что-то сказал своему такому же широкоплечему и бородатому спутнику и через мгновение затерялся в толпе.

— Видели? — прошептала девушка, сидевшая рядом с предводителем веселой компании. — Видели, как он посмотрел? У меня, прямо, мурашки пробежали по телу.

— Наверное, это не мурашки, а клещи! — съязвил один из парней. — Говорят, в этом году их видимо-невидимо!

Девушка оторопело посмотрела на шутника и, вскочив с места, начала бить себя по рукам и ногам, пытаясь стряхнуть насекомых. Спутники в голос засмеялись.

— Да, ну вас! Дураки! — махнула рукой девушка и отвернулась к окну, изобразив обиду.

Одна из старушек, проходя мимо автобуса, улыбнулась и легонько постучала посохом по стеклу, словно приглашая пассажиров выйти и пойти вслед за паломниками. Водитель приветливо и чуть смущенно помахал ей рукой.

— Надо же! Да ей лет сто, не меньше! И эта туда же! А с внуками посидеть не допросишься! Точно! — раздались голоса.

— Так мы едем или нет? — снова взялся за свое парень.

Водитель покачал головой.

— Тогда высади! Тут не далеко, мы пешком дойдем!

— Не положено, — пробурчал водитель и скосился на стоявшую перед автобусом машину полиции.

— Не положено, — передразнил его парень, — Тогда, хотя бы, дверь открой! Духотища какая!

Парень задрал футболку и вытер сырое от пота лицо. Отчего на его животе обнажилась наколка с какой-то непонятной, сделанной на латинице надписью.

— Нечего тут стриптиз устраивать! — одернула парня пожилая женщина, сидевшая напротив и бережно, как ребенка, державшая бумажный ящик с рассадой.

— Верно! — поддержал ее муж, и с раздражением добавил. — Итак, уже почти всю Россию продали. Сталина на вас нет!

Парень опустил футболку и хотел, было, что-то сказать в ответ, но передумал, махнул рукой, пошарил в сумке, извлек банку пива, ловко щелкнул язычком и сделал несколько жадных глотков.

— Стой! Не положено! — прозвучало в конце автобуса, после чего по салону пошла людская волна — это кондуктор, расталкивая пассажиров, начала пробираться вперед, ближе к нарушителю порядка.

— Да что же это за страна такая! — разразился тирадой мужчина интеллигентного вида, после того, как кондуктор, проходя мимо, едва не заехала ему локтем в лицо. — Кому-то все можно! Можно, посреди дня, прямо по проезжей части, шастать туда — сюда, а кому-то, — мужчина немного театрально развел руками, — только и слышно, ничего нельзя! Даже окно открыть! Как будто мы не люди? У меня, например, аритмия. Мне теперь здесь умереть что ли?

— В самом деле! Я буду жаловаться! Да сколько же можно над людьми издеваться! Откройте двери! Дайте нам выйти! — раздались голоса.

Водитель растерянно закрутил головой и нажал на кнопку. Открылась передняя дверь.

— Давай, вторую тоже открывай! Я курить хочу! — басом прорычал с задней площадки здоровенный детина, сырой от пота, в расстегнутой до пояса рубашке.

Кондуктор, почти добравшись в начало салона, резко развернулась.

— А если кто без билета зайдет? Мне же не разорваться! Хочешь курить — иди вперед и выходи!

Представив, что здоровяк сейчас попрется сквозь переполненный салон к передней двери пассажиры переглянулись, но тут кто-то заметил:

— Последние идут! Скоро поедем!

Только тогда все заметили, что колонна значительно поредела. Если десять минут назад паломники шли плотными, ровными рядами, то теперь небольшими группами по пять-десять человек, которые из последних сил старались догнать ушедшую вперед икону, священников и певчих, но не могли. Стоптанные ботинки. Согбенные фигуры. Опаленные июньским солнцем лица. Даже смотреть на это было больно.

Наконец, показался последний ходок, которым оказалась вовсе не старушка или инвалид, а молодой, лет тридцати, священник в сером, местами затвердевшем от пыли и пота подряснике и длинной, помятой епитрахили. Глядя на то, с каким трудом ему давался каждый шаг, нетрудно было понять, что ноги ходока давно были стерты, причем сразу во всех местах, но он упрямо продолжал идти вперед.

Когда священник подошел ближе, Никита, все это время стоявший на подножке у передней двери и теперь, волей случая, оказавшийся на свежем воздухе, сразу его узнал. Это был Валерка — как еще совсем недавно называли его однокашники по семинарии и среди них сам Никита — а теперь отец Валерий, недавно рукоположенный в священный сан и направленный на служение в столь глухое село, что даже в Википедии о нем не было сказано ни слова.

То, что радости в этом было немного, конечно, понимали все. Никита даже предположил, что отец Валерий отправился в крестный ход неспроста, а чтобы помолиться о переводе на другое, более посильное и доходное место. Да вот, видимо, не задалось!

Что с ним случилось, и почему теперь молодой и полный сил священник ковылял, чуть ли, не последним? Этого Никита не знал и вообще, надо признаться, думал о другом. О том, чтобы товарищ поскорее прошел мимо и не встретился с ним взглядом. Почему? Потому что сейчас Никита мог идти рядом, если бы тоже пошел в крестный ход. Но он в него не пошел, решил остаться дома, чтобы лучше подготовиться к выпускным экзаменам, и теперь, глядя на паломников, все отчетливей понимал, что главного из них — на любовь к Богу и ближнему — не сдал.

— Так мы едем или нет? — глядя вслед уходящей колонне, повторил свой вопрос любитель шашлыков.

— Или, может, подождем, когда они пойдут обратно? — поддержал его кто-то из друзей.

Парни загоготали.

— Задолбали! — еле слышно и где-то совсем рядом произнес незнакомый голос.

Никита обернулся и увидел мужчину, которого, судя по аккуратно подстриженной бороде и статному виду, можно было бы принять за священника, профессора или «айтишника», но, в любом случае, человека просвещенного и потому, что называется, по умолчанию понимавшего, что паломники не заслуживают подобного отношения.

— Спасибо, что одернули их, — почти одними глазами сказал Никита, решив, что слова мужчины были адресованы веселой кампании.

— Не они, а вот эти! Реконструкторы несчастные!

Мужчина кивнул в сторону паломников.

— Почему ре-кон-струк-то-ры?

От неожиданности Никиту как будто окатили ушатом холодной воды.

— А ты посмотри на них, — ухмыльнулся мужчина. — Отпустили бороды до пупа, напялили лохмотья из бабкиного сундука, уперлись глазами в асфальт и топают. Как будто туда, куда они идут, нельзя доехать на машине. А между тем, в обычной жизни, никто из них в таком виде не ходит. Например, вон та девица!

«Профессор» показал на девушку в длинной до пят юбке и сбившемся на бок платке, которая остановилась на обочине, чтобы сделать селфи на фоне уходящей вдаль колонны паломников.

— Да она даже повязать платок толком не может, а все туда же, — с какой-то особенной неприязнью произнес мужчина. — Сейчас запостит свою фотку, напишет какую-нибудь глупость, типа, «я такая православная!», и будет считать под ней «лайки». Вот я говорю — реконструкторы, притворщики, потеряшки.

Услышав смешное слово, Никита улыбнулся.

— Почему потеряшки?

— Потому что потерялись во времени.

— В каком смысле?

«Профессор» смерил Никиту с ног до головы взглядом, как бы прикидывая, способен ли тот понять, что он собирается сказать.

— Тут важно определить исходный файл … — начал он.

«Наверное, все же айтишник», — подумал Никита, однако незнакомец снова его удивил.

— Ведь человек — грешен. Так?

Никита, как бы, нехотя, пожал плечами.

— А раз так, значит, ждать от людей ничего хорошего не приходится. Будущее человечества или туманно, или ужасно. Там одни только роботы и прелюбодеи. Поэтому все так называемые «православные», — «профессор» ловким движением закавычил последнее слово, — так хватаются за прошлое и остальных тянут туда же.

Никите, было непонятно, чем его собеседнику не угодило прошлое. Он всегда любил историю, уроки которой, как в школе, так и в семинарии, он старался никогда не пропускать.

— Чем же это плохо?

— Тем, что жить прошлым нельзя, — отрезал «профессор». — Это все равно, что идти вперед с повернутой назад головой. Как не старайся, а все равно упадешь. Но эти, — он кивнул вслед паломникам, — все равно, топают и топают, а мы из-за них на солнцепеке в железной коробке паримся. Вот я и говорю — задолбали!

Мимо автобуса медленно, поблескивая голубым маячком, проехала полицейская машина.

— Ну, что? Последнего попа все видели? — уже не в полголоса, а громко, так, чтобы все услышали, произнес «профессор».

По салону прокатились смешки.

— Тогда, командир, запрягай и вперед! А то у ребят шашлындос прокиснет! Да и мы не бездельники. Не всем же без дела шататься!

Последний камушек снова был брошен в огород паломников, которые его, явно, не заслуживали. Никита хотел, было, об этом сказать и уже даже набрал в легкие воздуха. Но тут водитель закрыл двери. Автобус вздрогнул, тронулся и под одобрительные возгласы пассажиров покатил в привычном направлении, к следующей остановке.

Солнце спряталось за тучи. Свежий ветер, ворвавшись в окна, освежил салон, и уже вскоре пассажиры забыли о том, что еще пять минут назад их так волновало. Молодежь привычно травила анекдоты. Садоводы обсуждали капризы погоды. Мамочки пытались урезонить детей. Все как обычно. Как будто не было ни долгого ожидания, ни встречи с паломниками.

За всем этим и Никита, на какое-то время, также забыл о своем собеседнике, а когда вспомнил, в автобусе его уже не было. Наверное, вышел на одной из остановок.

— И все же интересно, кто он такой? Хотя, православным, конечно, его не назовешь. Скорее, наоборот. Да и что означает слово «православный»? Тот, кто ходит строем и хочет жить по «Домострою» или все же нечто большее?

Никита вспомнил слова незнакомца.

— Идти вперед с повернутой назад головой. А ведь точно подмечено! Пожалуй, надо будет обсудить это с Юркой. Интересно, что он скажет?

Автобус подъехал к нужной остановке. Никита дождался, когда дверь откроется, весело сбежал по ступенькам, достал телефон и набрал номер друга.

Глава 2. Неожиданная находка

— Дурак твой «профессор»! А почему?

Юрка засунул руку в карман подрясника, немного в нем порылся и, достав новенький, пахнущий клеем и краской диплом, потряс им над головой.

— Потому что он любитель, а мы профессионалы!

Со стороны это выглядело весьма эпично. Поскольку после выпускного друзья, в порыве чувств, забрались на лестницу, ведущую на вершину главного городского холма, и теперь Юркин диплом гордо сверкал в лучах июльского солнца над Трифоновым монастырем, семинарией и всем старым городом.

Почему Юрка вспомнил о том разговоре именно сегодня? Может потому, что, хотя прошел уже целый месяц, но времени для того, чтобы обстоятельно обо всем поговорить, так и не нашлось. Сначала навалились экзамены, затем дипломная работа, которая, подобно Крещенским морозам, выжала последние соки и окончательно превратила выпускников семинарии в сухие, но прочные деревья. На радость отцам настоятелям, уже давно имевшим на молодое пополнение свои планы. Все это понимали, и Никита тоже. А вот как это связано с разговором в автобусе — об этом он не догадывался.

— Почему ты о нем вспомнил?

— Так в этом вся фишка! Мы в церкви работаем, а твой «профессор» ходит в нее. Как бы это сказать? — замялся Юрка. — По необходимости! Когда ему чего-то нужно, и потому требует, чтобы «услуга» была оказана качественно.

— В смысле?

— Ну, чтобы, — начал загибать пальцы друг, — в храме было чисто, свечки были дешевыми, хор пел красиво, все ему улыбались, каждый прихожанин был богословом, а священники — те и вовсе святыми.

— Честно говоря, я сомневаюсь, что тот «профессор», вообще, ходит в церковь, — признался Никита.

— Однако это не мешает ему обо всем судить и рядить, парировал друг. — Видите ли, ему не нравится, что «православные хватаются за прошлое»! А за что им еще хвататься? К тому же нам, «профессионалам», надо питаться! И мне, честно говоря, абсолютно все равно, за что будут хвататься мои будущие прихожане. Лишь бы им было, на что свечки покупать.

Никита вспомнил картину из детской Библии, на которой Христос протягивает руку тонущему апостолу Петру, и подумал, что вот и ответ — держаться надо за Христа. Однако сказать об этом не успел, так как друг неожиданно сменил тему.

— Ну, что? Наперегонки?

Юрка обвел взглядом лестницу, нагнулся, чтобы поправить шнурок и пулей бросился вверх. Никита немного помедлил — друг уже не первый раз проделывал с ним такую штуку — и кинулся следом, стараясь шагать через ступеньки, которым, казалось, не будет конца. Хотя оба знали, что в лестнице их сто сорок шесть и, чтобы одолеть их вот так, на одном дыхании, надо быть выпускником института физкультуры, а не семинарии.

Вот еще один пролет позади! Как все-таки жарко! Даже для Иванова дня. И полы подрясника, на бегу, так и норовят попасть под ботинки. Отчего, то и дело, приходится клевать носом.

— Ну, все! Хватит! Сдаюсь! Твоя взяла!

Никита остановился, оперся руками о колени и попробовал отдышаться.

— Ого! А это откуда?

Мимо по ступенькам пропрыгал футбольный мяч.

Никита поднял глаза и заметил в верхней части лестницы веселую компанию — юношу и двух девушек, почти ровесников, спешивших к пляжу за монастырем. Там, где река, делая крутой поворот, огибала песчаную косу, играя на солнце миллионами бликов. Странно, но Юрки нигде не было. Интересно, куда он запропастился? Ведь еще пару пролетов назад его подрясник мелькал перед глазами и вдруг исчез!

Никита сделал шаг в сторону, чтобы пропустить молодых людей, и уже за спиной услышал, как юноша что-то сказал, и спутницы засмеялись. Что он сказал, расслышать не удалось. Однако то, что девушки смеялись над Никитой, было ясно и без слов. И поделом! Поскольку в жаркий летний день, в длинном, шерстяном подряснике, раскрасневшийся и запыхавшийся, он выглядел, действительно, странно.

Никита проводил шутников взглядом и тут, краем глаза, заметил Юрку, который стоял не на лестнице, а рядом, на крутом, заросшем травой склоне и делал пассы руками, как будто звал к себе.

— Ты как там оказался?

— Потом расскажу! — почему-то шепотом ответил друг и, оглянувшись по сторонам, добавил. — Смотри, что я нашел!

Юрка почти силой затянул Никиту под лестницу, стоявшую на высоких, воткнутых в грунт опорах, и медленно раздвинул кусты руками.

— Вот!

Перед друзьями, среди зарослей высохшей на солнце осоки, огромным пятном с неровными краями в земле чернел провал. Как будто кто-то большой и сильный обмакнул перо в чернила и решил расписаться на склоне оврага, но тут другой великан толкнул его в спину, рука дрогнула, и он поставил кляксу. В верхней части провала земля осыпалась сильнее, обнажив остатки деревянного свода, заглянув под который, Никита ощутил запах сырости и легкий сквозняк. Значит, это была не яма, а прорытый в земле туннель.

Глаза товарища сияли так ярко, что, заглянув в провал, он, наверняка, смог бы его осветить. Не верилось, что они нашли один из подземных ходов, о существовании которых в их городе говорили все, кому не лень. Однако, прежде, никто ничего подобного не находил. И вдруг такая удача!

Никита вспомнил о смартфоне, включил фонарик и заглянул в провал.

— Что там?

— Пока ничего не видно. Надо бы…

Никита не договорил, потому что, едва он уперся локтем о край ямы, земля тут же дрогнула, просела, и он поехал вместе с ней вниз. Словно там, на другом конце туннеля, кто-то включил огромный насос и втянул незадачливого археолога под его своды.

Ощутив под ногами опору, Никита поднялся и посветил вокруг себя фонариком. Сомнений не осталось. Это был самый настоящий подземный ход! Достаточно высокий, чтобы идти в полный рост, и широкий, чтобы, при необходимости, в нем можно было разойтись. Как далеко он протянулся, понять было невозможно. Но, сколько хватало света фонарика, было видно, что туннель не заканчивается и постепенно забирает вверх, к поверхности земли.

— Ты там живой?

В луче света, упавшем в яму из провала, появилась Юркина голова, вокруг которой засиял нимб, так, словно друга канонизировали. Никита улыбнулся.

— Ну, раз, лыбишься, значит, жив!

Юрка нырнул в провал.

— Ого! Как тут интересно! — он включил фонарик и посветил в темноту. — А ну-ка, что там впереди?

Однако не успел Юрка сделать и пару шагов, как, сначала, издалека, а затем все ближе послышались чьи-то шаги, земля над головой задрожала и посыпалась на плечи друзей вперемешку с комочками мха и трухи. Юрка пулей отпрянул назад. Шаги постепенно удалились и стихли.

Никита привстал на цыпочки и, стараясь быть незамеченным, выглянул из ямы.

— Футболисты! Тренируются, наверное.

Внизу, в огромной чаше оврага, находился стадион. Долгое время он стоял заброшенным. Однако не так давно одна предприимчивая пара решила вдохнуть в него новую жизнь. Арендовала и засеяла новой травой поле, нанесла разметку, накупила мячей, и стадион ожил! В жителях соседних кварталов снова проснулся олимпийский дух. Повсеместно стали возникать дворовые команды, изнуряя себя тренировками, в которых приовражная лестница служила, едва ли, не самым востребованным тренажером.

— Ага! Тогда все понятно!

Юрка задумчиво почесал затылок.

— Что понятно?

— Понятно, почему ничего не было, и вдруг на тебе! — не особенно подбирая слова, ответил друг, но Никита и так понял то, что тот хотел сказать.

— Удивительно, как тут все еще не обвалилось!

Никита осветил свод и провел по нему рукой, пытаясь найти трещину, но тот был, хотя влажным, но крепким.

— Вроде выглядит надежно?

— Надо бы тут лучше осмотреться, — согласился Юрка. — Вдруг найдем что-нибудь интересное?

— Клад?

— А что? Пусть даже несколько монет. Представляешь, сколько за них могут дать? До конца жизни хватит!

— Прямо-таки до конца?

— А то!

— А если все это, — Никита осветил свод фонариком, — ка-а-а-ак обвалится и прямо…

— … по башке, — закончил Юрка.

Друзья, немного помолчали, хмыкнули и засмеялись. Как-то, уж, очень смешно это получилось.

— Видел бы ту свою рожу! — хохотал Юрка, вытирая слезы. — Ой! Простите, Ваше будущее Высокопреподобие! Не рожу, а лицо! Нет! Берите выше, не лицо, а лик!

— Ты сам-то свой лик видел?

Никита выпучил глаза и изобразил испуганного товарища.

— Пожалуйста, ржите потише! — не унимался Юрка. — А то прямо сейчас все и рухнет.

— Сами ржите потише, Ваше Высокоблагородие!

Никита почему-то решил обратиться к старому товарищу как к будущему диакону.

— Ваше Преосвященство! — поправил друг.

— Ого! Куда мы метим!

— А почему бы и нет?

Юрка принял важную позу, изобразив из себя правящего архиерея, и уже совершенно серьезно спросил.

— Так что? Рискнем?

Никита пожал плечами.

— Как благословите, владыка!

— Тогда заметано! — по-деловому подытожил друг. — Сегодня все равно не выйдет. Впереди служба, и, если ее пропустить, отец Сергий практику не зачтет, и тогда прощай диплом! — Юрка выразительно провел пальцем по горлу. — Но попробовать стоит! Завтра или послезавтра … — он на секунду задумался и махнул рукой. — Собственно, да куда эта яма денется! В общем, будем на связи!

Никита кивнул.

— Ты возьми лопату, а я принесу фонарь. Настоящий, на аккумуляторе. Надолго хватит. Вот и разведаем, что к чему. Идет?

— Идет!

Друзья ударили по рукам и разошлись, на всякий случай, прикрыв яму ветками сирени, что росла здесь же, на склоне оврага. За всеми событиями забыв, что человек предполагает, а Бог располагает. Причем, порой, совсем не так, как было задумано. Но от этого еще более волнительно и интересно.

Глава 3. Зачем люди женятся?

Однако ни завтра, ни послезавтра друзьям встретиться не удалось. Накатили экзамены, защита диплома и за ней долгожданный выпускной акт, во время которого архиерей, непривычно жал выпускникам руку и советовал «определиться со второй половиной», без чего диаконской хиротонии им было не видать как собственных ушей. На что семинаристы кивали головами и озирались по сторонам. Словно будущие матушки роились вокруг них, как комары на исходе дня и, чтобы выхватить одну из них, нужно было только протянуть руку.

Между тем, время шло. Кто-то по-прежнему валял дурака, а вот Юрка, наоборот, успел уже несколько раз объясниться в любви и каждый раз получить от ворот поворот. Что же касается Никиты, то он не спешил. Жениться, чтобы рукоположиться и получить назначение на приход — в этом, казалось ему, была какая-то неправда. Говорят, стерпится — слюбится. А если не слюбится, и тогда ты сделаешь другого человека несчастным. Кому это нужно? Богу? Странно так думать о Том, Кто есть Любовь. Как и просить лицензию на предательство у Того, Кто Сам был предан.

Впрочем, у друга на это был свой ответ.

— Ты пойми! — Юрка почему-то решил, что может выступить в столь деликатном вопросе наставником. — Рай в шалаше — это ненадолго! Только до первых холодов. А ходить до ветру на морозе — удовольствие не из приятных. Тут одной любви мало. Потому что ни дом, ни теплый туалет из одних мечтаний не построишь. Тут нужны кирпичи, а, значит, деньги и должность, положение, власть!

Войдя в раж, Юрка ткнул пальцем в небо, как будто хотел его проткнуть. После чего обвел взглядом монастырь, в котором располагалась семинария.

— А иначе что мы тут делаем? — он подмигнул товарищу и приятельски хлопнул его по плечу. — Так что, брателло, перестань блажить и найди бабу, которая не будет дурой и сможет все это оценить.

Никите подобные откровения были неприятны, и ему отчаянно захотелось поддеть своего «наставника».

— И как? Уже нашел?

Но тот даже не повел бровью.

— Пока нет. Но ведь мы знаем, — Юрка стряхнул пыль с воображаемого фрака, поправил бабочку и пропел, — кто ищет, тот всегда найдет!

— А если не найдешь? — не хотел отступать Никита. — Или, вдруг, твоя «мудрая и практичная баба» возьмет да бросит тебя. Со всеми твоими «кирпичами».

— Это почему?

— Ну, например, захочет большой и светлой любви.

— Ну, тогда, — помрачнел Юрка, — пусть идет до ветра!

— А ты?

— А я стану монахом или, может, даже архиереем! — нашелся друг. — Тогда вызову тебя к себе, припомню этот разговор и пошлю куда подальше. На самый далекий и бедный приход! Чтобы впредь не задавал глупых вопросов.

Увидев, что товарищ стушевался, Юрка рассмеялся.

— А ты все еще сохнешь по той зеленоглазой?

Никита отвел глаза.

— Так она же некрещеная!

Последнее прозвучало, как приговор, и в переводе на язык семинариста означало примерно следующее: «Если твоя избранница некрещеная, то венчаться с ней нельзя. А, раз так, то никакого рукоположения не будет, и придется тебе, дорогой друг, до старости подавать кадило. Со всеми вытекающими из этого последствиями. Поэтому, пока не поздно, подумай, об этом ли ты мечтал, и одумайся!».

К счастью, в этот момент прозвенел звонок, и разговор так и остался не законченным. Со временем колкие слова забылись, и дружба обрела прежнюю силу. Однако ни тот, ни другой своего мнения не переменили — Юрка так и не перестал искать «мудрую и практичную бабу», а Никита мечтать о своем «зеленоглазом чуде». Вспоминая день, когда они впервые встретились, и, надеясь, что встреча была неслучайной.

Однако прежде, чем о ней рассказать, следует, хотя бы в нескольких словах, описать город, в котором это произошло. Бесконечно похожий на сотни других городов и все же не лишенный собственного лица. Для чего понадобится отдельная глава.

Глава 4. Хлынов, Вятка, Киров

Город, в котором жили друзья, находился в тысяче километров от столицы и был таким старым, что за свою историю сменил несколько имен. Впрочем, ни одно из них не было забыто. Все они были в ходу, и всплывали на поверхность, как субмарины, в зависимости от того, что его жители хотели тем самым сказать или подчеркнуть.

Например, когда местные экскурсоводы хотели поразить древностями и охмурить высоких гостей, они называли город Хлыновом. Тогда в ход шли названия, полные местного колорита — Болясково поле и Кикиморская гора, Ветроум и Филейка, Засора и Вздериха.

Однако это нравилось не всем. Простецкие названия резали слух. Особенно людям интеллигентным, которым маленький и деревянный Хлынов казался слишком грязным и примитивным. Отчего они предпочитали называть город просто — Вяткой, по имени протекавшей возле него реки. И лишь в исключительных случаях величали его иначе: Крутогорском, поскольку он, и в самом деле, стоял на крутых холмах, или же Глуповым, когда местным чиновникам удавалось отчебучить что-нибудь из ряда вон выходящее.

Каждое из этих названий было по-своему интересно, уходило корнями вглубь веков или восходило к вершинам русской литературы. Благодаря чему имело своих сторонников, споры между которыми длились десятилетиями. Однако, в итоге, победило совсем другое название. Навязанное извне, никак не связанное с историей города и потому со временем превратившееся в простой набор букв, лишенный всякого смысла, но зато привычный — Киров.

В окружении Никиты большинство семинаристов стояли за Вятку и Хлынов. Что было понятно, поскольку после последнего переименования почти все городские храмы в нем были закрыты и разрушены. Уцелели единицы. Но даже этого было достаточно, чтобы, глядя на них, Никита задумался о былом величии и красоте родного города, загорелся желанием сделать для него что-нибудь хорошее и так, собственно, оказался в стенах семинарии.

А вот Юрка неожиданно удивил, однажды сказав, что до всех этих «высоколобых» споров, ему нет никакого дела, и он готов согласиться с любым названием, лишь бы от всего этого, ему самому, была польза.

— И, вообще, еще не понятно, чья возьмет, — разоткровенничался друг.

— Что ты имеешь в виду?

— Не понимаю.

— Сейчас у нас 2030 год. Так?

Никита кивнул.

— Сколько ему еще осталось?

— Кому?

— Сам знаешь, кому!

Юрка и бросил взгляд в угол учебной аудитории, где привычно светился голубой огонек видеокамеры.

— Ну, еще лет пять или шесть?

Никита понял, о ком говорит друг.

— А дальше?

— Что дальше?

— Вот и я спрашиваю, что будет дальше?

— Не знаю.

— И я не знаю, — Юрка изобразил задумчивую гримасу. — Только знаю, что никто никому ничего так просто не отдаст. Верно?

Никита молчал. Политика его никогда не интересовала, и, как он думал, Юрку тоже. Да, видно, ошибся. Оказывается, товарищ о ней думал не меньше, чем о катехизисе.

— А раз так, значит, будет новая…

Юрка замолчал, предлагая другу самому подобрать нужное слово.

— … революция?

Друг хмыкнул и поправил пояс на подряснике.

— Ну, вот и подумай! Впишешься за Вятку, а к власти придут коммунисты и сразу это тебе припомнят. Так надо ли, не знаю броду, соваться в воду?

В глазах товарища блеснул хитрый огонек.

— Хлынов, Вятка, Киров. Да какая разница! С какой курицы бульон жирнее, та и лучше. Что тут непонятного?

Собственно, в этом был весь Юрка, который родился и вырос далеко от областной столицы, в одном из дышащих на ладан северных поселков, и потому на родной для Никиты город смотрел прагматично. Как смотрит крестьянин, что привез на рынок свой товар: если его купят — значит, и город хорош, и жители хороши, а не купят — да, ну их в баню!

В итоге, прожив в областном центре несколько лет, Юрка так и не обзавелся в нем любимыми местами, не прикипел к нему сердцем. В отличие от Никиты, который, казалось, наизусть, как «Отче наш», знал каждый квартал. Особенно в самой старой, прибрежной части, стиснутой с двух сторон глубокими оврагами с такой силой, что она была похожа на огромную подушку, взбитую чей-то сильной и уверенной рукой.

Четыре на пять — двадцать кварталов. Было время, когда весь город, в те годы называвшийся Хлыновым, умещался на этом пятачке. Почему-то с детства, сколько помнил себя Никита, его тянуло именно сюда. Пройтись по набережной, которая еще помнила разрушенные храмы. Полюбоваться с высокого берега бескрайними просторами, за которые город так и не решился шагнуть. Весело сбежать по улице Казанской к Трифонову монастырю. Сделать круг по Монастырской слободке, завернуть на Кикиморскую гору, с которой в погожий день можно увидеть устье Никульчинки. Спуститься с нее к Засорному оврагу и старым кузням, чтобы затем по Царевской снова подняться на главный городской холм. Пересечь Спасскую, Преображенскую и Пятницкую улицы с такими древними и близкими сердцу названиями. Свернуть у старой Устюжской часовни к Александровскому саду и до вечера бродить по его аллеям. Пока колокол Кафедрального собора не возвестит о вечерней службе.

Глава 5. Сретение

Именно так все и было. В тот день, когда они впервые встретились. На Сретение. Кажется, это был четверг? Да, точно, четверг!

Вечерняя служба закончилась. Стемнело. Никита вышел из Трифонова монастыря и, на этот раз, решил идти домой не привычным маршрутом мимо стадиона, а свернуть и пройтись берегом Вятки. Почему? Возможно, виной тому был снег, на удивление крупный и пушистый, который всего за несколько минут превратил украшенную фонарями набережную в сказочную Нарнию. Так, что, если бы во время этой прогулки навстречу попалась пара барсуков, неспешно идущих под руку и мило беседующих о том или сем, Никита этому не удивился бы. Ну, если только чуть-чуть.

Впрочем, может виной тому был вовсе не снег, а сам праздник Сретения, название которого означает встречу. Причем не абы какую, но самую важную, определяющую, а она все еще не состоялась. Почему? Что Никита делал не так? Не потому ли, что, если он так никого и не встретил, значит, хотел чего-то другого? Неужели монашества?

Мысль показалась настолько неожиданной и, одновременно, реалистичной, что Никита вздрогнул и остановился. И как только такое могло прийти ему в голову? А что, если эта главная встреча так и не состоится, и ему суждено всю жизнь вот так, одиноко, бродить по своей Нарнии?

Навстречу попалась молодая пара, юноша и девушка. Следом еще одна. Смеющиеся, счастливые, влюбленные.

— Ну, конечно! Как же я мог забыть? Ведь сегодня Валентинов день! День всех влюбленных. Вот все нормальные люди и ходят парами. Один я … — Никита попытался вспомнить нужное имя, — … мистер Тумнус! Одинокий фавн или, проще сказать, козел. Вот это будет точнее!

Никита наклонился, зачерпнул пригоршню снега, слепил снежок, прицелился и запустил его в щит с рекламой нового автомобиля, поставив счастливому владельцу машины роскошный фингал.

— Интересно, чем провинился перед Вами этот джентльмен?

Никита обернулся. Перед ним стояла девушка в белом полупальто и берете с большим, пушистым помпоном и пыталась спрятать улыбку в шарф кораллового цвета, который удивительно шел ее зеленым глазам. Откуда она взялась? Ведь еще мгновение назад никого не было!

— Вы смотрите на меня так, словно увидели привидение! Не бойтесь! Я не привидение, а обычный человек.

Незнакомка взяла руку Никиту и попыталась согреть озябшие пальцы.

— Ну, что же Вы молчите? — девушка улыбнулась. — Ага! Кажется, я поняла! Вы не умеете говорить?

Позже, вспоминая их встречу, Никита не раз удивлялся тому, как просто и естественно все произошло. Но тогда он растерялся и все также, молча, замотал головой.

— Значит, я угадала! Вы — немой!

Не в силах перечить своей новой знакомой, Никита утвердительно кивнул и добавил:

— Зато я умею слушать.

— Это я уже поняла.

Девушка надела варежки, поправила шарф и так, словно они были уже давно знакомы, спросила:

— Куда пойдем?

Все это было похоже на сон. Добрый и светлый, но, совершенно, нереальный. По крайней мере, в том мире, в котором уже несколько лет Никита жил и с которым хотел связать свою судьбу. Не потому что в семинарии не было девушек, или встречи с ними были запрещены. Вовсе нет. Просто, узнав о том, что перед ними семинарист и, возможно, будущий священник, девушки вели себя по-разному. Одни тут же смущенно хихикали и отходили в сторону, чтобы затем выразительно покрутить пальцем у виска и засмеяться. Другие же, наоборот, с разбега бросались на шею, опасаясь, что бы никто другой не похитил доставшееся им сокровище и все, связанные с ним, перспективы.

Как будет на этот раз? Узнала ли в нем незнакомка семинариста, и, как поведет себя, когда узнает? Вопросы теснились в голове Никиты, но он решил — будь, что будет, и неловким жестом предложил своей спутнице пройти по набережной вдоль ограды женского монастыря. Сам же на шаг приотстал, и, желая проверить, не снится ли ему все это, незаметно ущипнул себя за руку.

Нет! Это был не сон! Все происходило наяву, здесь и сейчас и, главное, обещало продолжение. Конечно, если он не упустит этот шанс и перестанет вести себя как неотесанное полено. Однако легко сказать! Как найти тему для разговора, когда вы едва знакомы? О чем говорить? Как выразить то, о чем в эту минуту стучит твое сердце, когда простые слова, кажется, бессильны это передать? И тогда негромко, в полголоса, Никита прочитал:

Пахнет в доме грибовницей,

наклонился день к вечеру.

За окном Вятка скромница,

молода и застенчива.

Двухэтажные улочки

словно дочки на выданье.

Все дворы, переулочки

белый снег вымел, выбелил.

Никита замолчал и краем глаза посмотрел на свою спутницу. Ну, вот! Сейчас, покрутит пальцем у виска и уйдет.

Но девушка не ушла.

— Твои? — она первой перешла на «ты».

— Так, одного знакомого, — не решился признаться Никита.

— Почитай еще!

Зазвонили ко всенощной,

и душа успокоилась.

В печке квасится хлебушек,

пахнет в доме грибовницей.

От Засоры до Гласисной,

от Покрова до Сретенья

ты — предчувствие праздника,

и другую не встречу я.

— Предчувствие праздника, — повторила незнакомка. — Хорошо сказано! Светло!

— Спасибо! — поблагодарил Никита и тут же спохватился, что выдал себя.

Раздался телефонный звонок.

— Извини, мне надо ответить.

Спутница достала из кармана пальто мобильный телефон в стильном, даже по столичным меркам, чехле и ловко провела пальцем по экрану.

— Привет! Нет, не дома. Гуляю. С кем? — она посмотрела на Никиту и улыбнулась. — С одним интересным молодым человеком. Что делаем? Читаем стихи. Да, представь себе, такое еще бывает. Нет, не долго. И тебя тоже!

Телефон снова исчез в кармане пальто. Никита понимал, что интересоваться этим не совсем прилично, и все же не смог удержаться от вопроса.

— Родители?

— Так, один знакомый, — ответила незнакомка теми же словами, что и Никита, и улыбнулась, дав понять, что сразу раскусила его хитрость, а затем огорошила признанием.

— Жених.

— Жених? — удивленно выдохнул Никита, а сам подумал, что вот и конец, а как хорошо все начиналось!

Поймав полный разочарования взгляд, спутница добавила.

— Это он сам так решил. Уже и кольца купил, и даже дату назначил.

— И когда свадьба?

— 22 августа. Пятница и к тому же день его рождения. Вот он и… чтобы дважды стол не накрывать… в Москве все так дорого.

— Так он москвич?

Незнакомка развела руками, словно хотела извиниться. Надо же! А Никита уже почти поверил, что… Какой лопух! А вот его спутницу, похоже, надо поздравить — скоро выйдет замуж за москвича!

И все же что-то не складывалось. Ведь сегодня День всех влюбленных. Так, где же ее кавалер? Почему она гуляет одна? И разве таким тоном говорят о предстоящей свадьбе? Хотя, как знать… Может, они уже давно живут вместе, и эта свадьба — не больше чем формальность.

Чувствуя, что ему нечего терять, Никита остановился и неожиданно для себя самого спросил:

— Ну, ладно! Это он так думает. А что думаешь ты?

Девушка не ответила.

— А знаешь что? Выходи за меня! — выпалил Никита первое, что пришло ему в голову, и уже приготовился, в очередной раз, услышать девичий смех. Но ответом была тишина, настолько оглушительная, что, казалось, было слышно, как падает снег. А затем в этой тишине неожиданно прозвучало:

— Тогда нам надо бы познакомиться поближе…

Никита не поверил своим ушам. Если бы кто-то сказал ему, что такое возможно, в ответ, скорее всего, он сам покрутил бы пальцем у виска. И вот, оказалось, бывает!

— Кстати, мы пришли.

Девушка показала на дом, который, как корабль из тумана, выплыл на них из снежной пелены, и только тогда Никита заметил, что они дошли до конца набережной и стоят на мостике, соединяющем два склона глубокого оврага. Подобно тонкой нити, что связала их этим вечером. Тонкой, почти незаметной и все же реальной. И надо было быть полным идиотом, чтобы за нее не ухватиться. Пусть даже кому-то это могло показаться ненужной тратой сил.

И Никита ухватился!

— Ты сказала, что нам надо лучше узнать друг друга. Тогда, может быть, сходим куда-нибудь? Например, завтра вечером?

Никита почти не надеялся, что незнакомка согласится, но она улыбнулась и протянула руку.

— Тогда до завтра!

Они простились и лишь, когда его спутница дошла до конца моста, Никита вспомнил, что так и не узнал, как ее зовут. Он уже хотел окликнуть свою новую знакомую, но было поздно. Приветливо помахав ему рукой, девушка пропала в дверном проеме. Так словно все, что случилось этим вечером, было видением или сном, доброй сказкой, которые иногда случаются. Конечно, не каждый день, а, например, на Рождество или Сретение. И, что еще интереснее, вскоре оказалось, что может случиться и не такое.

Глава 6. Между первым и вторым

Весь следующий день Никита отчаянно торопил время и не мог дождаться, когда он закончится. Даже лекции по истории епархии тянулись бесконечно и казались ничуть не интереснее остальных. Никита откровенно скучал и первым, конечно, это заметил Юрка.

За обедом, в трапезной, друг поставил поднос рядом и, едва студенты пропели «Отче наш», выпалил:

— Ну, давай! Рассказывай, что произошло!

Никита попробовал отмолчаться, но товарищ не собирался отступать.

— Я же вижу, ты не здесь! — Юрка бросил в суп пригоршню сухариков. — Обычно, когда отец Алексей о чем-то рассказывает, ты его глазами ешь, а сегодня зеваешь. Чуть, было, челюсть не вывихнул. А это означает … — он вытер рот салфеткой, приосанился, поправил воображаемые очки и, изобразив старосту, прогнусавил, — что у Вас, молодой человек, возникла новая доминанта, мешающая эффективно усваивать учебный материал. Короче, колись!

— Не здесь.

Никита бросил взгляд на товарищей. Не хотелось вот так, за обедом, между первым и вторым, делиться глубоко личным и сокровенным.

— Да, ладно, брат!

Юрка подцепил соленый огурец и обвел взглядом застывших за столами однокурсников:

— Мы же… одна семья… или я… не прав?

В Никиту уставилось тридцать пар глаз.

— Да, нет! Правда! Ничего не случилось! — попытался он отшутиться. — Утром поел грибов, вот живот и болит!

— Грибы это хорошо! — резюмировал друг.

Студенты снова уткнулись в тарелки, а Юрка подвинул к себе второе, наклонился к товарищу и вполголоса добавил:

— А вот врать другу не хорошо! Никакие это не грибы, а … — он облизал косточку и бросил на край тарелки, — … баба!

— Да, ну, тебя…

«Козел!» — хотел добавить Никита, но смог сдержаться. Так ему стало обидно оттого, что друг назвал незнакомку «бабой». Однако обед был окончательно испорчен. Даже булочка, специально испеченная поварами к празднику Сретения, не вызвала интереса.

— Не будешь? — Юрка взглядом показал на булочку и, не дождавшись ответа, протянул руку. — Ну, тогда я возьму. День длинный. Еще пригодится!

Он завернул булочку в салфетку и, как ни в чем не бывало, улыбнулся.

— Ну, что? Молимся и идем?

Впереди были еще две пары, но идти на них не хотелось. Хотелось спать. Поскольку из-за праздничной службы никто не выспался. Впрочем, так было всегда. Иногда даже казалось, что распорядок дня в семинарии нарочно утроен таким образом, чтобы из всех желаний доминировало одно — спать! Самое естественное и невинное. Поскольку спящий, если и грешит, то во сне и, значит, не всерьез.

Теперь же, после обеда, глаза, вообще, закрывались сами собой. К тому же Юрка привык добиваться своего и, значит, не отстанет, а объясняться же с ним хотелось еще меньше, чем учиться. Поэтому Никита решил воспользоваться случаем и, сославшись на нездоровье, «свалить». Однако сделать это незаметно не удалось. Потому что, когда он накинул пальто и, бросив на ходу охраннику «до свидания», выскочил за дверь, то неожиданно на всем ходу уткнулся лицом в чью-то зимнюю рясу.

Никита открыл глаза. Ряса была с бархатными отворотами. Любой семинарист знал, что во всей епархии носить такую мог только один человек — митрополит Антоний. Ноги со страха стали ватными. Еще мгновение, и незадачливый беглец упал бы на крыльцо, но его подхватили чьи-то сильные руки и поставили перед архиереем.

Это был пожилой священник, с которым когда-то митрополит Антоний учился в Академии, а сегодня, за праздничной литургией, служил в Кафедральном соборе. После трапезы владыка решил показать другу монастырь и свое любимое детище — семинарию, и вдруг такой прием!

— Владыка! Да у Вас тут не семинария, а завод шампанских вин. Вот еще одна пробка вылетела!

Гость по-отцовски заботливо поправил на голове Никиты съехавшую шапку.

— Пожалуй, надо будет подсказать директору завода, чтобы крепили пробки понадежней, — поддержал друга митрополит Антоний и окинул нарушителя дисциплины взглядом, от которого у Никиты, уже на самом деле, свело живот.

— Однако во всем нужна мера, и в этом тоже. Иначе может…

— … пробку сорвать, — закончил священник. — Так что, как не крути, а придется, владыка, его простить.

Владыка и его гость посмотрели друг на друга.

— Итак, молодой человек, что надо сказать?

— Простите, владыка!

— А затем?

— Благословите!

Никита привычно сложил руки лодочкой.

— Ну, вот! Другое дело! — улыбнулся священник. — А теперь ступай и больше не бодайся!

Никита спустился с крыльца и бодро, пока еще чего-нибудь не случилось, зашагал к выходу из монастыря, в котором располагалась семинария. И вовремя. Потому что, стоило ему повернуть за угол, как дверь отворилась и в ней показалась Юркина голова. Постреляв по сторонам глазами и увидев, что товарища нигде нет, Юрка снова пропал в дверном проёме. Пообещав себе обязательно выяснить, что за история приключилась с его другом, и, главное, кто посмел вбить между ними клин. Пока этот клин не разрушил их дружбы.

Глава 7. Аня

Аня приехала домой 14 февраля, утром, московским поездом, чтобы навестить маму и город, в котором она выросла, и который теперь ей снился и звал к себе.

В Университете, где Аня училась на архитектора, заканчивались каникулы. До диплома было еще далеко, и зачетка уже уверенно работала на свою хозяйку. Появились первые заказы и с ними первые деньги. Пусть не большие, но достаточные для того, чтобы жизнь в чужом городе, вошла в свою колею и начала приносить первые бонусы.

Одним из них стала встреча с Андреем или, как называли его друзья, Дрю. Коренной москвич. Подающий надежды программист. Совладелец офиса в центре Москвы и хозяин собственной «трешки» на Малой Грузинской.

Порой, Аня и сама не понимала, чем смогла его покорить. Может тем, что, в отличие от других провинциалок, не сразу обратила на него внимание. Променять душу на сотню квадратных метров внутри Садового кольца — такая перспектива никогда не казалась ей единственно верной. Даже если поклонники выразительно крутили пальцем у виска, когда она закрывала перед ними дверь.

Также было и с Дрю. Но, в отличие от других, он вернулся. Затем еще раз. Снова и снова. Андрей каждый раз возвращался, и Аня постепенно начала привыкать к тому, что он рядом. С букетом цветов, квартирой и деньгами, без которых в Москве нехорошо. Не только девушке. Всем.

На Новый год Дрю познакомил Аню с родителями. Подняв бокалы с шампанским, родители воспитанно встали и ушли, оставив молодых вдвоем. Но он ее не тронул, а несколько дней назад, когда Аня впервые разрешила заплатить за себя в кафе, неожиданно достал из кармана кольцо и сделал предложение. Ни капельки не волнуясь. Одно слово — программист!

Другая, наверное, запрыгала бы от счастья, а Аня села в поезд и сбежала в родной город и так февральским вечером встретила Никиту и вместе с ним, словно, встретила саму себя — романтичную и немного наивную. Какой была еще недавно, до отъезда в Москву. И теперь пыталась понять, было ли это возвращением к себе настоящей или возвращением в прошлое, которого нет, и уже никогда не будет.

Понять, кто она — Анюта, как когда-то ее называли родители и друзья, или без пяти минут дипломированный архитектор Анна Штайн? А, может, Красавица Энн с Малой Грузинской, которая точно также, легким движением языка, может превратиться в Малую Джорджию? Было бы желание! Пока же беглянке хотелось одного — покоя и еще, конечно, любви. Впрочем, кто же этого хочет в двадцать лет?

И вот наступил вечер, когда они с Никитой условились встретиться. Не сказать, чтобы Аня совсем о нем не думала. Думала, но не всерьез. И к его предложению отнеслась также, не всерьез. Да и могло ли быть иначе? Разве серьезный человек будет предлагать девушке выйти за него замуж, если даже не знает, как ее зовут?

Казалось, надо бы поскорее об этом забыть и идти своей дорогой. Мало ли вокруг сумасшедших и пройдох? Но в том и дело, что новый знакомый не был похож на мошенника или больного. И это с каждым часом все больше лишало покоя, заставляло возвращаться к вчерашней встрече и выглядывать в окно, которое выходило на тот самый мостик, на котором они вчера расстались.

Никита пришел вовремя, даже чуть раньше. Аня вышла не сразу, села у окна, сложила руки и стала ждать, что произойдет дальше. Решив, что, если новый знакомый уйдет, она решительно вычеркнет их встречу из памяти.

Но Никита не ушел. Ни через полчаса, ни через час. Он преданно стоял и ждал. Ни сделав за это время ни одного звонка, ни выкурив ни одной сигареты. С букетом цветов, в легкой куртке, явно, не по погоде. Просто стоял и ждал, когда она придет, и, когда они, наконец, встретились, не сказал ни слова упрека.

Они гуляли до полуночи и лишь иногда, чтобы согреться, заходили в кафе, пока они, одно за другим, не закрылись. Никита рассказывал о старом городе. Аня внимательно слушала и ловила себя на том, что почти ничего о нем не знала. Не знала, что овраг, на склоне которого стоял ее дом, возможно, был рукотворным и помогал жителям города наблюдать за движением солнца, чтобы они могли вовремя начинать сев и убирать урожай.

— Откуда ты об этом знаешь? — Ане, и, правда, в такое верилось с трудом.

— Просто, я живу поблизости и не раз приходил сюда, чтобы встретить рассвет. Вот и догадался.

Никита ничуть не обиделся на ее вопрос и даже обрадовался тому, что он ее также интересует.

— И во сколько тебе пришлось для этого вставать?

— Где-то в половине второго.

— В такую рань! Но зачем?

— Во-первых, это очень красиво…

— А во-вторых?

Никита переступил с ноги на ногу и смущенно пожал плечами.

— Это интересно.

Никита улыбнулся, а Аня подумала, какой он все-таки странный! Просыпаться ни свет, ни заря для того, чтобы увидеть рассвет. Потому, что это красиво и интересно. Как давно она ничего подобного не делала! А ведь когда-то именно по этой причине Аня решила стать архитектором — не ради славы или денег, а потому что это было интересно. Какое забытое слово! И этот Никита — какой-то он, и впрямь, странный? Или лучше сказать «интересный»?

Зазвонил телефон. Аня бросила взгляд на экран — это звонил Андрей. Нет, видимо между ними все же была телепатическая связь! Как будто, находясь в другом городе, он каким-то загадочным образом почувствовал, что может ее потерять. Андрей был настойчив и, наверняка, дозвонился бы, но Аня не стала брать трубку. Чувствуя, что его звонок или всего лишь одно слово может нарушить равновесие. Хрупкое и все же неслучайное. Как эта ночная прогулка по набережной, за которой в ночи лежал целый мир. Новый и неизведанный, но при этом ничуть не страшный. Может, оттого, что рядом был ее новый знакомый?

Пора было возвращаться. Фонари гасли один за другим. Что поделаешь? В провинции приходилось экономить на всем. Когда Аня и Никита добрались до мостика, пришлось достать смартфон и освещать дорогу фонариком, как факелом. Как будто на дворе было не третье тысячелетие, а средневековье.

В подъезде также было темно, и Никите пришлось снова включить фонарик, чтобы проводить спутницу до дверей квартиры.

Аня протянула руку.

— До завтра?

Никита кивнул.

— Как договорились, в полдень?

Прошло время, а он все не уходил, стоял и держал ее руку в своей руке, и Аня подумала, что, если сейчас он решится ее поцеловать, она будет непротив. Но он не решился.

Вспомнив, что он все еще не знает имени своей новой знакомой, Никита слегка пожал ее руку и представился:

— Никита Гостев!

— Анна Штайн! — ответила она, и они засмеялись. Может, оттого, как смешно это получилось, а, может, потому что им было хорошо вместе, и этой радостью хотелось поделиться.

Никита махнул рукой и сбежал вниз по лестнице. Аня проводила его взглядом и нажала на кнопку звонка.

Глава 8. Жизнь полна неожиданностей

На следующий день — это была суббота — Аня проснулась, когда стрелка на часах уже приблизилась к цифре двенадцать. Удивительно, что после вчерашней прогулки она, вообще, смогла оторвать голову от подушки!

Времени заправить постель не было. Аня закинула ее одеялом, включила кофемашину и выглянула в окно, выходившее на овраг и мостик, где они с Никитой условились встретиться, и сразу заметила одинокую фигуру.

Молодой человек стоял, навалившись грудью на перила, и вглядывался вдаль. Туда, где овраг, сбежав к покрытой льдом реке, сливался с ней в один бесконечный и безмолвный простор. Незнакомец выпрямился, посмотрел на часы, знакомым жестом поправил шарф, повернулся и, заметив в окне Аню, помахал ей рукой.

Это был Андрей!

От неожиданности Аня опустилась на стул и села у окна, не обращая внимания на то, что кружка переполнилась, а кофемашина по-прежнему продолжает наливать кофе.

— Так вот почему он звонил! — Аня вспомнила, что вчера не ответила на звонок Андрея. — Но зачем? Ведь послезавтра, в понедельник, я и так возвращаюсь в Москву.

Аня посмотрела на часы. Они показывали полдень. Раздался звонок. Аня подошла к входной двери и прильнула к глазку, но увидела в нем только огромный букет бардовых роз. Щелкнул замок. Дверь медленно приоткрылась. Последнее, о чем подумала Аня: «А что, если все-таки это Никита?». Но это был не он. Они так и не встретились. А еще через пару часов маленький самолет взлетел в аэропорту с самоуверенным названием «Победилово», чтобы доставить Аню и Андрея в Москву. Откуда она так и не смогла выбраться в родной город ни через неделю, ни два или три месяца спустя.

Снег давно сошел. Овраг покрылся зеленью. Такой яркой и сочной, что от нее рябило в глазах. Словно у художника во всей палитре не нашлось другого цвета, и ему пришлось сделать весь мир зеленым. Жаль, что Аня этого не видела. Причиной чему были не только близкие экзамены, но также новость, которую столь неожиданно привез с собой Андрей.

Аня уже давно искала работу в столице. Со временем это стало чем-то вроде навязчивой идеи. А как иначе? Не зацепишься — придется вернуться в провинцию, где у всех все уже давно схвачено и, значит, нет никаких перспектив. Поэтому «битва за Москву» шла не шуточная.

И тут, неожиданно, повезло! Причем снова не обошлось без Андрея, приятель которого задумал строить коттедж. Да, не где-нибудь, а на самой Рублевке! Понятно, что в главные архитекторы пришлось нанять известного всей столице человека, а Ане досталась роль «архитектурного негра», которому предстояло выполнить за него всю работу. Конечно, не бесплатно, но главным было даже не это, а возможность показать себя.

Как удалось Андрею «сосватать» Аню на эту работу, неизвестно. Только приступить к ней следовало немедленно, и для этого уже в ближайшее воскресенье встретиться с заказчиком в одном из лучших ресторанов Москвы. Ради чего Андрей и прилетел за Аней. Вечером они уже были в столице и вели переговоры, больше похожие на смотрины. Какие в прежние времена помещики, раз в год объезжая свои владения, устраивали крепостным девкам, успевшим за это время подрасти.

Смотрины прошли успешно. С тех пор Аня почти не вылазила из-за рабочего стола. Особенно жаркой выдалась последняя неделя июня. Причем во всех смыслах. Стояла настоящая жара, и пешеходам, пробираясь по городу, приходилось выбирать теневую сторону улицы. К тому же экзамены совпали со сдачей проекта. Поэтому Аня вела войну сразу на двух фронтах. К счастью, и там, и там неприятель был разбит, и на банковский счет Ани впервые упала серьезная сумма, внушавшая надежду на то, что все было не зря и жизнь налаживается.

Вспоминала ли она о Никите? Да, вспоминала, но вскользь, как бы невзначай. На большее, просто, не хватало сил. Однако теперь, когда заботы отпустили, не было дня, чтобы Аня не возвращалась мыслями в тот день, когда они впервые встретились. И еще ей не давал покоя вопрос, почему он не пришел? Ведь тогда все могло сложиться иначе! Впрочем, могло ли? Ведь она сама решила улететь с Андреем в Москву и вряд ли могла поступить по-другому.

Глава 9. Самое звонкое послушание

— Эй, на колокольне! Как там? Бога не видать?

Никита перегнулся через перила звонарской площадки, чтобы посмотреть кому, на этот раз, церковь не дает покоя, но никого не увидел. «Должно быть, опять студенты балуются?» — подумал он и бросил взгляд через улицу, на распахнутые окна музыкального колледжа, заметив, как в одном из них дернулась штора. Никита для острастки погрозил кулаком. Штора снова дернулась, и послышался девичий смех.

С тех пор, как несколько лет назад Спасский собор стал Кафедральным, попасть на его колокольню мечтали многие. Такого набора колоколов, как здесь, не было во всей епархии, а самый большой из них — благовестник пел так протяжно и густо, что в соседних домах дрожали стекла. Что, по понятным причинам, нравилось не всем жильцам. Вот они и старались, при случае, подколоть звонаря.

Однако к их шуткам Никита уже давно привык и не обижался. Здесь, на колокольне ему нравилось, буквально, все. Сияющие на солнце колокола, до блеска натертые умелой рукой, с литыми иконами и надписями, набранными причудливой вязью, разбирать которые было так интересно. Крыши старого города. Вечно спешащие по делам прохожие, которые, заслышав колокольный звон, нет-нет, да поднимут голову к небу и перекрестятся. И даже голуби, любившие задать звонарю дополнительной работы, его ничуть не раздражали и казались маленькими ангелами, присевшими отдохнуть на пути в Царство Небесное в тени и прохладе огромной колокольни.

Учебный год закончился, экзамены были позади, диплом в кармане. Выпускники семинарии разлетелись по приходам, ожидая от правящего архиерея новых послушаний и рукоположений. Самые толковые и амбициозные уже сгоняли в столицу, забросили документы в Академию и теперь ждали вестей от приемной комиссии. На время отпуска старшего иподиакона Юрка был назначен на его место и теперь, буквально, лез из кожи, чтобы оправдать возложенные на него надежды.

Никите же досталась колокольня Кафедрального собора. Самое звонкое послушание. Ну, что же! Тоже неплохо. Только жаль, что так и не удалось узнать, куда ведет подземный ход, который они с Юркой нашли почти месяц назад, в Иванов день, и с той поры смогли пройти по нему всего с десяток метров, пока дорогу не преградил завал. На большее не хватило времени. К тому же завал испугал не на шутку. Увидев его, Юрка, кажется, даже перестал дышать. Затем, сглотнул застрявший в горле ком, включил задний ход, вылез наружу и больше не возвращался.

Это случилось три дня назад, в Ильин день, а сегодня, в понедельник, в шесть часов утра пришла смс-ка: «Мы в Санаксарах. Вернусь завтра. Если владыка еще чего не надумает. Не теряй!». Что поделаешь? Такова доля старшего иподиакона, который, как нитка за иголкой, всегда следует за своим архиереем. На этот раз в Санаксары, где ныне празднуют память святого воина Федора Ушакова. Не близко, но зато как интересно!

Никита отложил метелку и обвел взглядом старую торговую площадь, которая с колокольни Кафедрального собора вся была как на ладони. Трудно поверить, что еще тридцать лет назад, Кафедральный собор стоял заброшенным и обезглавленным, без купола и колокольни, с осыпавшейся штукатуркой и высунувшимися из-под кровли кирпичами, грозящими свалиться на голову случайным прохожим.

Сам Никита этого не застал — он родился позже. Но родители застали. Более того, они в нем жили! Когда в обезглавленном храме располагалось общежитие пединститута. Можно представить, какое тут, порой, случалось веселье! Обо всем не расскажешь. Да и не надо. Достаточно сказать, что, когда в начале восстановительных работ в храме случился пожар, отец не удивился и сказал, что, видимо, иначе и быть не могло. Чтобы все, чему суждено сгореть синим пламенем, сгорело, и храм очистился.

Кто бы мог тогда подумать, что Никита будет стоять на колокольне возрожденного Спасского собора и, щурясь от солнца, вглядываться вдаль, задерживаясь взглядом на куполах таких же воскресших церквей — Успенской, Никольской, Серафимовский, Предтеченской, Знаменской, Екатерининской, Преображенской, Федоровской, Макарьевской. А ведь еще могли бы быть Троицкая, Богоявленская, Покровская, Всесвятская, Владимирская и красавец Александро-Невский собор. Но не сохранили, не сберегли.

Никите нравилось листать фотографии старого города и угадывать, откуда был сделан тот или иной снимок. Вот, например, за оврагом когда-то находилась Донская церковь — большая, двухэтажная, вместительная. А самый известный ее снимок был сделан с колокольни Спасского собора. Примерно с того места, где сейчас стоял Никита и, прикрыв ладонью лицо, чтобы солнце не слепило глаза, вглядывался вдаль.

«Однако кто это там, в начале квартала? — Никита пригляделся. — Не может быть! А, впрочем, почему не может?»

По улице Казанской, в гору, к собору поднималась девушка, как две капли воды похожая на Аню. Да, это и была Аня! В белоснежной и легкой, почти невесомой футболке и юбке цвета самой сочной в это время года травы. Стремительная и воздушная, необычайно летняя. Возможно, в это мгновение нужно было, просто, броситься вниз по лестнице. Однако Никита поступил иначе — он перегнулся через перила и окликнул девушку по имени. Аня посмотрела по сторонам, но никого не заметила.

Вот она поравнялась с собором и, наклонившись к сидевшей на паперти женщине, положила в пластиковый стакан пару монет. Ах, если бы она не опустила глаза, а, наоборот, посмотрела наверх! Никита снова окликнул девушку, но проехавший мимо грузовик заглушил его крик. А вот в колледже, напротив, его услышали. Судя по тому, что в распахнутом окне выстроились сразу несколько девушек, наблюдавших за тем, что случится дальше.

Аня прошла мимо собора и, заметив на другой стороне улицы знакомую, приветливо помахала рукой. Затем остановилась, достала из сумочки телефон, задумалась, сбросила чей-то звонок и снова пошла, с каждым шагом все дальше удаляясь вглубь квартала. Еще несколько шагов, и до нее было уже не докричаться.

Солнце играло на кровлях домов. Мамы тянули за руку в горку разомлевших малышей. Бабушки на скамейках в тени соборной колокольни вели свои бесконечные разговоры. Студентки замерли в окне. И даже голуби, казалось, приутихли, с интересом косясь на растерявшегося звонаря.

Позже Никита не раз удивлялся тому, как такое могло прийти ему в голову. В другой ситуации он никогда бы так не поступил, но Аня уходила и, возможно, навсегда. И тогда он решил действовать. Никита встал под колоколами, перекрестился, сказал: «Прости, Господи!», взял в руки веревки, зажмурился и, стараясь не взять ни одной фальшивой ноты, сыграл то, чего Кафедральный собор за всю свою историю никогда не слышал. Но зато горожане знали все, от мала до велика, и Аня, конечно, тоже это знала.

Пусть бегут неуклюже

Пешеходы по лужам

И вода по асфальту рекой.

И не ясно прохожим

В этот день непогожий,

Почему я веселый такой.

Когда последний удар колокола растаял в полуденном небе, Никита разжал пальцы и посмотрел по сторонам, приготовившись увидеть, если не конец света, то что-то вроде этого. Однако ничего не произошло. Город продолжал жить своей жизнью. Большинство прохожих не обратили на шалость звонаря никакого внимания, и, как спешили куда-то по своим делам, так и продолжали спешить. И только бабушки, забыв о внуках и раскрыв рты, удивленно смотрели на звонаря, который, по их мнению, сошел с ума.

Маленькая девочка, которую мама — по такой-то жаре! — затащила-таки на главный городской холм, запрокинула голову и ткнула в Никиту маленьким, игрушечным пальчиком:

— Мама! Смотли! Чебуласка!

Раздались аплодисменты, и за ними дружный девичий смех — это студентки музыкального колледжа оценили экспромт находчивого звонаря.

Но Никите было не до них — он, не отрываясь, вглядывался в другой конец квартала, где, немного не дойдя до перекрестка с улицей Московской, остановилась девушка в белой футболке и, прикрыв ладонью глаза, смотрела в сторону колокольни, пытаясь понять, что там происходит. Это была Аня.

Узнает или не узнает? Никите так хотелось поскорее получить ответ на этот вопрос, что он даже привстал на цыпочки и помахал девушке рукой. Аня помахала в ответ и быстрым шагом направилась к собору.

Никита бросился к лестнице, пулей слетел на три пролета, пробежал по притвору и уже был готов потянуть на себя ручку входной двери, как неожиданно за спиной услышал:

— Ну, здравствуй… Чебурашка!

Это был отец ключарь. Убеленный сединами митрофорный протоиерей, положивший половину жизни на восстановление Кафедрального собора, профессор богословия и председатель экзаменационной комиссии, от решения которой еще месяц назад в жизни выпускников семинарии так много зависело.

«Это конец!» — подумал Никита и, подняв глаза, удивился тому, что ключарь с трудом сдерживает улыбку.

— Куда это ты собрался? Или решил показать пешеходам пример?

— Каким пешеходам?

— Тем самым! — священник попытался добавить в голос металла, но это у него не особенно получилось. — Что бегут неуклюже! А ты — вон, какой орел! — мчишься через ступеньки. Так куда спешим, молодой человек?

Никита собрался с духом и уже решил рассказать все, как есть. Как вдруг входная дверь распахнулась и из нее, как птица из клетки, выпорхнула Аня и тут же замерла, не зная, что в такой ситуации можно и чего нельзя. Молодые люди обменялись взглядами.

— Так это ты, получается, ей звонил? — по-прежнему пытаясь быть серьезным, спросил ключарь.

Никита кивнул.

— А что по телефону нельзя было?

— У него нет номера моего телефона, — заступилась за друга Аня.

— Так дай ему свой номер! — ключарь снова добавил в голос металла. — Потому что, если такое повториться, я включу такой роуминг, что этот звонок станет последним. Надеюсь, это понятно?

Хотя вопрос был адресован Никите, но молодые люди, не сговариваясь, синхронно кивнули в ответ.

Ключарь разгладил седую бороду.

— Ну, вот и славно! А теперь — бегите по своим делам, пока еще чего-нибудь не случилось.

Священник открыл дверь и слегка подтолкнул молодых к порогу. Остаток дня день они провели вместе, в бесконечных разговорах. Так много нужно было рассказать обо всем, что им пришлось пережить и чем теперь хотелось поделиться. Конечно, Никита рассказал Ане и про подземный ход, и она не только согласилась его посмотреть, но и проверить надежность всей конструкции.

— Не забывай, что я дипломированный архитектор!

Аня на прощание улыбнулась, и ее улыбка еще долго стояла перед глазами Никиты, когда он возвращался домой северной ночью, больше похожей на короткий зимний день.

Набережная была пустынной. Близился рассвет. Протянувшаяся вдоль горизонта светлая полоска с каждой минутой становилась все ярче и шире, обещая погожий день, полный света и радости. И на душе было также радостно и спокойно. Настолько, что Никите захотелось обнять весь этот мир и начинающийся день, который, при своем рождении, был настолько прекрасен, что фонари казались гвардейцами, застывшими в почетном карауле у его колыбели.

Глава 10. Юрка

Все это было настолько ново и важно, что Никиту даже не расстроил разговор с Юркой, который позвонил из Санаксар и уже с первых слов огорошил:

— Ну, давай! Рассказывай про свой залет!

— Какой залет?

— Ничего себе! Поставил на уши всю епархию и еще спрашивает, какой залет? — удивился друг. — Рассказывай, какой ты концерт устроил. Владыка так расстроился, что даже обедать не стал, сразу уехал их храма в гостиницу. Голодным. Ну, и мы с ним.

Юрка немного помолчал, словно хотел дать время оценить масштабы трагедии.

— Ты чего молчишь? — не унимался он. — Я сам слышал, как владыка звонил секретарю: «Чтобы завтра этот Чебурашка был у меня!».