Бесплатный фрагмент - Наблюдатели

НАБЛЮДАТЕЛИ

1

Пробуждение от трёхлетнего сна начинается постепенно. Сознание возвращается медленно и лениво. Ты словно поднимаешься со дна глубокой подводной расщелины на поверхность. После полнейшей, тотальной тьмы в пространстве вдруг начинают появляться вибрации и световая рябь. Затем слух начинает фиксировать отдельные шумы, и постепенно складывает их в смутно знакомые звуки. Голоса, стук, скрипы. Потом включается зрение. Очертания плывут и изменяются в простейшей монохромной гамме. И только потом включается тело. Оно заявляет о себе сильнейшей судорогой и болью во всех членах. Адреналин заставляет сердце биться сильнее. С каждым ударом сердца тело становится менее прозрачным. Примерно минута — и я снова видим для окружающих. С уходом судороги уши снова слышат, глаза видят, запахи врываются в сознание. Последнее — весьма неприятная побочка, о которой всегда забываешь… Вонища. Страшный смрад, вынуждающий встать и привести себя в порядок.

Осматриваюсь. Чердак. Да, помню, как я сюда забрался, чтобы отключиться. Три года назад здесь было уютнее. Сейчас — хлам, птичьи перья. Из маленького окна мягко стелется полоска лунного света, от которого больно глазам, разучившимся смотреть.

— Жэка, это ты? — где-то поблизости, из-под вороха тряпок послышался хриплый голос. Я попытался выдавить из себя звук, получился сухой кашель. — Я не слышал, как ты пришёл, — продолжали говорить со мной грязные тряпки.

Я разразился адским кашлем. Три года сна в этом гадюшнике оставили в моих лёгких след из пыли и прочей дряни. Даже не хочу знать, какие хороводы водили вокруг моего тела Жэка и его приятели. Пытаюсь подняться. Тело не слушается, и я безвольно плюхаюсь обратно.

— Жэка, — ты чё, захворал? — беспокоятся тряпки.

— Порядок, — отвечаю я, и с удивлением отмечаю, что голос почти не изменился. Медленно, скрипя, словно старая коряга, встаю на четвереньки. Тело нехотя повинуется. Каждый раз после пробуждения я боюсь, что не смогу встать. Опираясь на какую-то рухлядь, принимаю вертикальное положение. Загребая ногами и запинаясь, двигаю в направлении люка. Там лестница. Выход. Мне туда.

Я спускался целую вечность, зависая над ступенями, присаживаясь на них. На четырёх конечностях, как учат малых детей. Этажом ниже был ремонт. Здание, где я пробыл в анабиозе три года, было на капремонте. Видимо, мой приятель с чердака пробирается туда ночевать, когда никого нет. Я брёл по оставленным строителями рекреациям. В одном из помещений нашёл ржавую ванну. Из крана капала вода. Я жадно пил её, затем сбросил одежду и встал в коричневую от времени ёмкость. Холодный душ взбодрил тело и прояснил ум. Глаза стали лучше видеть, я отчётливее стал различать предметы вокруг — инструменты, вещи рабочих. Взял спецовку, комбинезон, висевший на гвозде, вбитом прямо в деревянную оконную раму, и заляпанные краской ботинки.

Для Наблюдателя ситуация всегда складывается благоприятным образом. Я знаю точно, что моей жизни ничто не угрожает, я всегда найду средства к существованию и ресурсы для осуществления своей миссии. Это не первое моё пробуждение, и, скорее всего, не последнее.

Сейчас важно вернуть телу привычную подвижность и силу, а для этого нужно безопасное место и еда. И я побрёл. Вперёд. Интуиция Наблюдателя обострена до предела, я ей доверяю. Улица, освещённая фонарями, была мне незнакома. Я не знал, сколько сейчас времени, но в домах почти не горел свет. Пару кварталов шёл не останавливаясь, пока не увидел вывеску на арке, ведущей в подворотню: «Мини-отель «Шестое чувство».

Ноги сами понесли меня в темноту арки. «Мне туда», — пришла мысль. Я оказался у двери с табличкой. Моё отражение смотрело на меня из зеркальной поверхности стены. Выглядел я отвратительно, на мой взгляд. Мне было все шестьдесят или семьдесят. Притом шестьдесят в не лучшем их варианте. Для мужчины это не возраст, а скорее сумма прожитого опыта. Но я был очень плох. Редкие отросшие в неопрятную шевелюру волосы. Истощённое, исчерченное морщинами лицо. Опущенные, покорные плечи.

Ребят, спите по девять часов, не больше! Живите, двигайтесь! Три года беспрерывного сна — это ад для тела.

Но я Наблюдатель. А значит, так должно быть. Наблюдатель просыпается в преклонном возрасте. Видимо, это высший замысел — мы должны быть стариками, отдавашими ситуацию на попечение молодых. Мы видим мир через пелену, не имея сил активно включиться в его процессы. Мы, словно уставшие пожилые люди, уступаем дорогу тем, кто может, делает, берёт на себя ответственность. С этим трудно смириться. Когда я засыпал, мне было двадцать девять. А сейчас главное — как можно реже смотреть в зеркало. Я вернусь в свой возраст по мере набора информации о мире. Это немного успокаивает.

Я нажал кнопку с надписью «Ресепшн». Дверь открылась. Девушка бегло оглядела меня. «Ну да, выгляжу не очень… заходите через пару лет, когда восстановлюсь», — подумал я.

— Вы же сантехник? Нам сказали, что аварийка только утром будет. Пойдёмте, я покажу, у нас труба течёт.

Я покорно потопал за провожатой. Труба действительно текла, я перекрыл воду и сообщил, что тут надо покопаться до приезда «наших». С ходу сочинил легенду, что ребята приедут с инструментами, а я пока подежурю, так сказать, принесу себя в жертву — на случай, если рванет. Героя, меня то есть, накормили, и я принял вахту до утра около благословенной трубы. Я заснул сидя, и на этот раз мне снились обычные человеческие сны. В них я блуждал по пустому городу. Кто-то заботливо укрывал меня тряпками и звал: «Жека, пора!»

Проснувшись теперь, я был уже гораздо бодрее. Электронные часы на стене показывали 6.15 — пора было двигать, пока ребята из аварийки не начистили мне пятак за помощь в отключении всего дома от водоснабжения. Уходил я тихо, оставив на память о себе ботинки, испачканные в краске, и комбинезон на лямках. На мне были линялые джинсы и свитер, которые я нашёл в шкафчике, в комнате для персонала. Под скамейкой в душевой стояли потрёпанные, но добротные кроссовки, мне они были немного великоваты, но однозначно лучше предыдущих говнодавов.

Камеры отеля? Плевать. Через год я буду выглядеть моложе на десять лет. Всем алоха, ребята!

На улице было совсем светло. Фонари погасли. День осторожно протискивался в город сквозь монументальные бока каменных домов, высвечивая солнцем одну улицу за другой. Автомобили начали активный движ. Люди едут на работу. Как же я соскучился по дневному свету! Какой сегодня день недели? Хотелось бы знать. Какой сейчас год, прикидываю в уме, прибавляя три.

Через полчаса движения по принципу «сапоги дорогу знают» я вышел к площади. Там готовилось какое-то масштабное событие, шла разгрузка сценического оборудования, монтировались огромные рекламные конструкции. Здесь что-то будет. Интуиция Наблюдателя вывела меня в правильное место! В таких местах по обыкновению царит суета, горят какие-то сроки, здесь легко затеряться и удобно устроиться, потому что всегда нужны руки. Я шёл между занятыми своим делом рабочими. У вагончика-бытовки грудой валялись сигнальные жилеты.

— Ну что, ребят, теперь я с вами, — поставил я в известность коллег по цеху, надевая ультраяркую тряпку.

Мне не дали опомниться. За спиной прозвучал командный голос начальницы:

— Папаша, чего прохлаждаемся? Там парни ограждения ставят, — она показала в сторону, где работяги снимали с грузовика металлические трубы, потом посмотрела мне в глаза и добавила: — Я слежу за тобой, будешь сачковать — вылетишь мигом.

Я подобострастно кивал, бормотал: «Будет сделано, всё записал, упал-отжался». И тут в висках появилось забытое ощущение — лёгкая вибрация. Начальница думала о том, что жрать по часам — это мучение. Она ощущала себя собакой, которой рубят хвост частями. Вроде как без хвоста она станет ценнее, но блин, почему так больно? У начальницы был чёткий план избавиться от лишнего веса, который мешал нравиться мужчинам. Она трогательно уговаривала себя подождать до следующего приёма пищи: «Моя милая, потерпи. Сейчас отправим старикана работать и заточим бананчик. Грёбаный ЗОЖ! Хочу нормальной еды…»

Я отвёл глаза, чтобы прекратить контакт, и побрёл к ребятам на разгрузку. Я начинал вникать в особенности мира, за которым должен наблюдать три года. Я снова в деле.

Несколько часов работы над площадкой для велопарада пролетели незаметно. Моя удача помогла мне найти новых приятелей и спланировать свою ближайшую жизнь.

Мишкач, молодой парень с огромными плечами качка, предложил мне пойти к нему сменщиком в охрану. Ему частенько надо было отлучаться, а на КПП всегда должно быть два человека. И, насколько я понял, неважно каких — главное, чтобы присутствовали кепка и бейдж охранника.

«Ну давай, дед-пердед, соглашайся! — зудело в моих висках. — У меня жизнь, молодость, всех денег не заработаешь!»

— Тихонечко посидишь на КПП, погреешься, посмотришь телевизор, — соблазнял громила. — Да не бойся ты, я в паре с Василичем работаю, вместе вам не скучно будет.

Аккуратно, по крупицам, стал собираться мой архив обстоятельств и судеб, та самая объективная история, которая должна быть записана на общемировой процессор. Мой опыт — путь с чистого листа, что я должен пройти в этом времени. Родителями и другими важными для меня людьми во мне заложены моральные нормы, не имеющие срока годности. Сейчас я такой как есть, проснувшийся в 2022-м Наблюдатель. Я исполняю условия контракта, по истечении которого смогу жить среди людей, и, возможно, наконец обрету покой. Мир живёт по своим правилам, причины большинства событий мне не ясны, я спал, долго спал. Незнание причин делает оценку честнее.

Я смотрю на жизнь и вижу поступки людей, фиксирую их, но не разделяю. Я просто рядом, я наблюдаю. Возможно, поэтому все Наблюдатели просыпаются старыми? Не уверен, но когда гляжу на своё — и одновременно не своё — старческое лицо, думаю, что это способствует выполнению моей задачи. Когда человек стар, он смотрит на всё отстранённо. Его не терзают страсти, он не верит заверениям политиков. Он смотрит поверх этого, его не запутаешь. Старому человеку абсолютно точно известно, счастлив он или нет, хорошо ли живёт его семья. Он наблюдает. Но это моя гипотеза.

Монтаж площадки благополучно состоялся. На смену монтажникам пришли волонтёры в ярких футболках и кепках. Поток людей наводнил площадь. Полным ходом шла регистрация спортсменов-бегунов. На сцене трудился диджей. Из мощных динамиков разливались гулкие вибрации, заставляя толпу двигаться в одном ритме. Выбрав себе хорошую точку обзора, я погрузился в наблюдение. Я скользил взглядом по лицам людей. Глаза, встретившиеся с моими, открывали мне мысли, словно оставленный на видном месте ключ от сейфа с драгоценностями.

Бегунов сменили велосипедисты. Толпа разбавилась разношёрстным двухколёсным транспортом. Экипировка участников вызвала моё любопытство. Народ готовился к заезду заранее, продумывал детали. Я навёрстывал трёхлетний прогул — интересно, насколько изменился мир, пока меня не было. Ментальный эфир фонил нетерпением и ожиданием старта.

Я захотел поехать — на самом деле мне тридцать два, из них я суммарно проспал шесть лет. Вернуть бы себе молодость как можно скорее! Слиться с толпой, зарядиться её энергией и силой — мой способ почувствовать себя лучше. И да, я буду наблюдать, буду собирать свой архив, буду объективен. А пока мне нужны пара колёс и Удача Наблюдателя.

Велосипед нашёлся почти сразу. У магазина околачивались алкаши, они деловито обсуждали что-то, и, судя по напряжённым позам, между ними был какой-то конфликт. У одного из них был ржавый велосипед с не единожды переваренной рамой. К багажнику был пристёгнут полиэтиленовый тюк.

— Мужики, хорош баламутить, выпейте за моё здоровье, а я на велике погоняю, — я решил пойти с козырей и протянул купюру владельцу байка. «Промотал первую зарплату», — пронеслось в моей голове.

— Нет базара, гоняй, ещё приходи.

Сделка состоялась быстро. Так же стремительно произошло примирение сторон. Новоявленный пешеход направился за водкой на полученные барыши. Его дружбан, оставшийся сторожить поклажу, орал мне вслед:

— Э-э-э-э-э, у меня ещё коляска детская есть, не хочешь покататься?

Я двигал к турникетам, через которые пропускали участников заезда на трассу. Велосипед истошно скрипел, но ехал вполне сносно. Виски зудели. Голова начинала болеть от передозировки информацией. От мыслей этих пройдох хотелось как можно скорее отмыться. Они давно переубивали бы друг друга, но вместе бухать всё же веселее.

Толпа на площади становилась плотнее. Я наблюдал десятки судеб, аккуратно складывая в свою библиотеку их тайны, надежды, желания. Передача архива происходит, когда ты засыпаешь на три года. Всё это складывается куда-то в целях зафиксировать историю такой, как она выглядит со стороны. События не редактируются, они просто складываются в файл и хранятся. Кому это нужно, я не знаю. Но система работает, и ей много тысяч лет.

Велопрогулка завершилась полным провалом. На середине пути велосипед объявил, что мы прибыли, оставив за собой на дороге след из ржавых деталей. К финишу я добирался на машине спецтранса, где меня напоили чаем и выдали одеяло.

— Отец, твоему металлолому конец! Кто на нём не убился, тот молодец! — пошутил волонтёр, подбирающий вдоль трассы таких, как я, потерпевших.

У парня в голове были планы закончить с работой и скорее ехать домой, его ждала жена с новорождённым сыном. Ещё мысли: «Нужны деньги, скоро платёж по кредиту». И рефреном в его раздумьях стучало одно слово: «кран». Я спросил, что за кран.

— Я что, вслух сказал это?

— Ага, — кивнул я.

— У нас кран на кухне сломался, не могу починить. Жена сказала без нового не возвращаться. А мне некогда, понимаешь?

Парень довёз меня до складского комплекса, куда меня пригласил Мишкач. Тот был рад меня видеть и не откладывая познакомил с Василичем, хмурым мужичком лет шестидесяти пяти, подрабатывавшим в охране на пенсии. Василич почти всё время смотрел новостные каналы по маленькому телевизору, уютно расположившемуся в углу комнатушки охранников. Мишкач уезжал каждый вечер, и мы с Василичем оставались сторожить въезд в комплекс.

Днём я бродил по городу.

Моя удача подкидывала мне промысел. Пару дней назад я схватил зазевавшегося пса, на которого мчался автомобиль, тем самым продлив собаке жизнь. Хозяйка листала страницы в смартфоне, просматривая сообщения через затемнённые стекла очков. Визг тормозов и вой мопса, охреневшего от того, что какой-то человек вероломно взял его на руки, всё же привлёк её внимание. Я поймал взгляд хозяйки, её мысль вошла в моё сознание. «Расширена ответственность за неуплату алиментов… Господи, я чуть не потеряла Марсика!»

Марсик быстро пришёл в себя. Повизгивая и разбрызгивая слюну, он лизал мне руки. Читать мысли животных невозможно. Я не могу. Но чётко вижу намерения и настроение. Собачонок хотел играть, трагичный кульбит судьбы, который едва не случился, его вообще не беспокоил.

— Спасибо вам! Как же я так? Мой Марсик… А если бы случилась беда? — она сунула мне в руку купюру: — Берите-берите, пожалуйста, мне очень стыдно… я вам так благодарна!

А дальше мысль: «Чуть ребёнку не устроила Армагеддон! Отец свинтил, так ещё и собачку чуть не угробила».

На пункт охраны я пришёл, переодевшись. По пути мне попался магазин секонд-хенд, и с деньгами за спасение собаки я заглянул посмотреть, нельзя ли тут приобрести что-то на мой скромный гонорар. Выходил из магазина я, чувствуя себя человеком. На мне была одежда подходящего размера, «по моде и по погоде». Зеркало показало посвежевшего меня, я выглядел отдохнувшим. Процесс омоложения начался. Газетный киоск снабдил свежей прессой, которую я привычным движением сунул под мышку.

— Это что за жених к нам пожаловал? На работу как на праздник? — похлопывая меня по плечу, восхитился Василич. «Когда придёт актриса, я тоже хочу выглядеть достойно», — зудели у меня в висках его мысли. Василич был чем-то обеспокоен, — какая-то «актриса»? Подожду, пока сам расскажет.

Василич тревожно вскакивал от каждого звука, доносящегося со стороны КПП. Он бежал к окну выдачи пропусков раньше, чем я успевал отреагировать.

— Актриса? — спросил я, откладывая газету, где остановился на новостях о международном конфликте и вооруженных столкновениях. «Идеальная женщина, мечта. За такую можно отдать жизнь. Нереальная», — газовал Василич.

— Кино у нас снимают в секторе 2а. Я ходил. Хотел посмотреть на неё. Мне сказали, что она скоро приедет. Предупредили, чтоб я ждал. Вот жду.

На его лбу проступила испарина. Застёгнутый до последней пуговицы жакет охранника был жарковат. «В форме я выгляжу представительней. Она идеальная. А вдруг она… и я… и мы…» — чесались мои виски.

Дальше я не хотел это слушать и отвернулся от распалившегося в мечтах охранника.

— Ладно, актриса так актриса, — я откинулся в кресле, пялясь в экран старенького телевизора.

Василич, опёршись подбородком на руки, направил мутный сонный взгляд куда-то вдаль, сквозь стены вагончика, к своей диве. «Нереальная», — опять пробежали мурашки по моему лицу, прежде чем я заснул. Около двух часов ночи сигнал авто прервал нашу с Василичем дрёму. У шлагбаума, светя фарами, стоял блестящий Porshe. Василич попытался разгладить руками мятую физиономию и сайгаком выпрыгнул из будки. За рулём и правда сидела актриса, Ника Арбузова. Бледное уставшее лицо с пышными щеками. Бесцветные глаза. Гигантский студенистый бюст. Актриса была компактно упакована в авто, как в тесную обёртку. Она сунула под нос Василичу пропуск, нахально скомандовав:

— Быстрей открывай, придурок!

Он нажал кнопку подъёма ворот, и карета с принцессой помчалась вглубь охраняемой нами промзоны.

— Василич, ну как ты? — осторожно поинтересовался я у напарника. «Кругом враньё. Мой ангел оказался наглой образиной», — пронеслась обречённая мысль.

— Баба как баба, — сухо резюмировал Василич.

Жизнь простых людей и их мысли не меняются независимо от времени. Люди стремятся к идеалу, обманываются, подранками идут дальше, их волнуют проблемы довольствия, насыщения, безопасности… Чувствую себя философом — Диогеном, живущим в железной будке охранников.

Несколько недель я работал в охране, сменяя Михача, иногда Василича, и собирая данные о мире, в котором оказался после пробуждения. Надо сказать, жилось мне неплохо — до тех пор, пока однажды в наш вагончик не ворвался взволнованный Михач.

На съёмках фильма произошёл инцидент. Перепив на площадке после работы, поспорили дублёр и охранник. Кто-то из них выстрелил в воздух и попал в раму с осветительными приборами, которая рухнула на ширму-подсобку, где снимала грим госпожа Арбузова. Актриса получила удар по голове и неудачно приземлилась, сломав ногу. Всех срочным образом поставили на уши, ожидая проверки и порки от начальства.

— Старик, извини, шеф просёк, что за меня кто-то работает. Я в опале. Тебе пора валить!

«Быстрей, умоляю, сваливай!» — добавил он мысленно. Сунув мне в руку деньги и мою куртку, висевшую на спинке стула, он вытолкал меня за ворота.

— Спасибо, друг, очень выручил, — добавил он и исчез.

Я побрел по дороге до трамвайной остановки — у меня уже были намётки, куда податься, если этот чудесный приют откажет мне в постое. Полагаясь на встроенную в базовую комплектацию Наблюдателя удачу, я сел в первый попавшийся трамвай. Мысли людей, встретившихся со мной взглядом, стройным потоком вливались в моё сознание. Я расслабленно наблюдал за пассажирами, наполняясь новыми историями. Я был намерен ехать до конечной, поэтому за время пути сформировал резюме почти обо всех, кто составил мне компанию в этом путешествии.

В нескольких шагах от меня сидела парочка, мило пререкавшаяся между собой. Они приходились друг другу Пончиком и Пятачком. «Молодожёны», — условно нарёк их я про себя. Я не мог читать их мысли — Пончик смотрела в глаза только Пятачку, который не в силах был оторваться от прекрасного лица Пончика.

Ещё один персонаж оказался закрыт от чтения. Дама лет шестидесяти, или около того — никогда не умел определять возраст женщины. У меня начиналась непонятная тревога: я ловил её взгляд, она не отводила глаз, и по классике жанра чтение должно было бы состояться, но мои виски оставались спокойны. Я запаниковал. Это что за экземпляр такой? Я такого никогда не встречал. Тем временем, женщина озабоченно оглядывалась. Она массировала лоб и шумно вздыхала. Потом смотрела на свои ноги, спешно прятала их под сиденье, расстроенно поджимая губы. В её глазах стояли слёзы. Вытирая их рукавом, она неловко сдвинула набок рыжий парик, так, что чёлка съехала тоже.

Она — Наблюдатель!

Это открытие поразило меня как гром. Я впервые встречаю Наблюдателя, если не считать того парня, что вытащил меня из петли, когда я решил, что моя жизнь больше не может продолжаться. Он орал на меня, а я видел всё через мутную пелену:

— Парень, ты что творишь? Сдурел что ли?

Он тряс меня за плечи и шлёпал по лицу. А потом, когда я очнулся, поставил меня перед выбором. Я могу умереть — как трус, как предатель, не сделав ничего для мира. Верёвка ещё здесь и есть кому подсадить. А могу вписаться в странную историю, где, возможно, обрету новый смысл. Он рассказал, как работает система и, получив от меня кивок в качестве согласия, свалил.

Эта женщина — номер два в моём личном архиве встреч с Наблюдателями. Выглядит она не очень — «старая морковка». Парик нелепый… Одежда броская, весёлые тряпки какого-то непонятного стиля. Недавно проснулась? Сколько циклов она намотала? Что она знает про систему наблюдений? Она знает, как это закончить, как сделать так, чтобы не засыпать на три года? Я терзался вопросами.

Трамвай завершил маршрут, пассажирам было предложено покинуть вагон. Все вышли, и я пошёл за женщиной-Наблюдателем.

2

— Классная причёска, — за спиной раздался мужской голос.

«Ну надо же, есть жизнь и знакомства после восьмидесяти», — саркастично подумала я, проверяя, на месте ли шевелюра. По привычке из далёкой своей жизни, когда выглядела значительно моложе, хотела ускорить шаг и побыстрее оторваться от ухажёра, рванула вперёд, но уставшие больные ноги, доставшиеся мне в нагрузку к лысеющей голове, подвели. Я споткнулась. За ту секунду, что я летела, стремясь воткнуться в землю носом, попыталась поправить волосы, но мои неповоротливые узловатые пальцы зацепили прядь и стащили их с головы. Это фиаско!

Приближаясь лицом к асфальту, я достроила в голове картинку «Вид сзади». Вот мужчина, которому лет сто (не умею определять возраст мужчин), хочет познакомиться с женщиной лет восьмидесяти. Он отвешивает комплимент её причёске. Дурак! Хотя, наверное, люди в таком возрасте слегка слеповаты, и он спутал старушку с рыжекудрой младой нимфой. Она в порыве кокетства делает нелепый прыжок — и эффектно падает ниц, держа в руках волшебные локоны.

Рыцарь меж тем подхватил меня под руку и рывком поставил на ноги, не дав достичь земли. Почувствовав опору, я первым делом хотела натянуть парик обратно, но в руке его не оказалось. Он валялся в паре метров от меня, разлохмаченный и обесчещенный.

Мужчина, увидев мою растерянность, рванул за волосами. Он небрежно сунул мне в руки мочалкообразное нечто и отошёл на почтительное расстояние.

«Конечно, вдруг из меня ещё что-нибудь выпадет? Граната. Рота солдат. Голодный питбуль…» — язвила я мысленно. Рыцарь не собирался уходить, он внимательно, даже слишком, рассматривал меня.

— Вы очень добры, спасибо! — выдавила я, гордо водрузив парик на макушку. — Всё в порядке, у меня только волосы не настоящие, остальное на месте.

Мужик широко улыбался, и этим разозлил меня ещё сильнее.

— У вас окурок в волосах и чёлка набекрень, — смеясь сказал он. И тут меня прорвало. Я хохотала как сумасшедшая, представив это со стороны. Смех сменился слезами, и я осела на асфальт, рыдая и кашляя одновременно. Вот это разрядочка!

Он второй раз поднял меня на ноги и предложил проводить до дома. «Может быть, это и есть „удача Наблюдателя“?» — думала я, опираясь на подставленный локоть. Разрешаю проводить до дома, только дом, ну хотя бы ночлег, сначала надо найти.

Мы шли и молчали. Присутствие чужого человека рядом меня нисколько не напрягало. Мысли потекли привычной рекой. Мои, вперемешку с чужими, что ввинчивались в голову при столкновении взглядов.

Ну вдруг я не такая уж и старая? У меня кроссовки модные! Женщина из секонда отдала мне их бесплатно, потому что на них была дырень размером с футбольный стадион, которую я тут же заштопала. Одежда — модная, молодежная — единственное, что сейчас меня связывало с моим реальным возрастом. Господи, мне всего двадцать три, во что я превратилась? Я посмотрела на свои ступни. Кроссовки создавали привычную иллюзию, что я — это я.

«Осталось найти всего тридцать пять тысяч, — думала женщина, закрывающая рольставни на уличном киоске. — Нет, мой сын не будет пушечным мясом».

«А камер-то тут нет! — осматривая фасады, думала блондинка, косясь на соседнюю машину. — Уеду, никто не найдёт меня. Подумаешь, немножко задела бампер».

«Мамаша, давай быстрей, шевели суповым набором», — думал парень, свесившийся из окна своего авто, пока пропускал нас с Рыцарем на пешеходном переходе.

Мой спутник зло посмотрел на наглеца и показал ему средний палец. «Какая прелесть, — с восхищением подумала я, — защитник чести дамы». Мы доковыляли до тротуара, водитель стартанул с проворотом, обдав нас бензиновым выхлопом, и тут меня словно прострелило:

— Вы что, слышали его мысли?

— Так же, как и вы, — сказал он. — Первый раз наблюдаете?

— Да. А вы?

Дальше мы шли с остановками, чтобы обсудить возникающие по ходу вопросы. Он знал много! Третье пробуждение! Да он собаку съел на наблюдениях! А я что? Неделю назад проснулась, не успев отойти он потрясения, что моя жизнь теперь — в этом измученном сгорбленном теле, страдающем одышкой. Зачем, зачем меня откачали? Зачем я согласилась наблюдать? Героиня хренова, миру пригодиться решила. Давай, иди теперь, шаркая тапками, побирайся чужими мыслями.

— У нас нет выбора, мы должны пройти цикл до конца. Удача не позволит нам покончить с собой. Пространство вокруг нас работает на сохранение и благополучие, чтобы мы могли завершить миссию, — разъяснял мне положение дел новый приятель. Трудно сказать почему, но его слова казались мне абсолютно логичными. Как если бы он принялся объяснять, что в кофе надо плеснуть кипятку, чтобы он стал жидким.

Мы доковыляли до автобусного депо. Было совсем темно, дорогу тускло освещал моргающий фонарь. Никто из нас не спрашивал друг у друга, какой план действий. Мы молча шли вдоль рядов рейсовых автобусов. Не сговариваясь, забрались в автобус без заднего колеса. Гармошка двери была чуть сдвинута в сторону, она легко поддалась, и под нажимом открылась. Видимо, автобус не успели починить с вечера и оставили до утра, выровняв крен домкратом.

— Бабуля отправляется на покой! — сказала я и вырубилась, развалившись на заднем сидении.

«Господи, какой ужас. Я храплю, как старый спаниель», — проснувшись от собственного храпа среди ночи, я села и огляделась. Кто-то укрыл меня детским клетчатым одеялком. Наверное, мой знакомый нашёл на водительском месте. Сняв кроссовки, положила их под голову. Расправила складки на юбке: она нравилась мне необычным сочетанием изумрудного и розового, и я не хотела, чтобы она помялась. Моя прелесть.

Я пробудилась после трёхлетнего сна на чердаке театра комедии, и в моём распоряжении той ночью была вся костюмерная. Изучив вешалки с одеждой, я схватила эту юбку, свитер и пиджак. Подбирая себе гардеробчик, ещё не не знала, как я выгляжу. А так сделала бы себе look добропорядочной женщины, вызывающей доверие. Отсутствие волос на голове я заметила, доковыляв до туалетной комнаты. Там огромное старинное зеркало явило мне картину моей новой реальности. Поплакала. Вернулась в костюмерную. Взяла парик и сумочку.

Наблюдатель мирно сопел на соседнем ряду, вытянув длинные ноги через проход.

— Послушай, — начала я, — мне нужно найти кое-кого…

— Остатки прошлой жизни? — хрипло поинтересовался он.

— Родственников, мой дом…

— И ты заявишься к ним через три года отсутствия бодрой бабулей? Скажешь: «Привет, меня немножко жизнь помотала! Ничего, что я свалила, а вы меня оплакали?» Не хочу показаться занудой, но ты сама выбрала этот путь, ты хотела оставить их, когда… Как это случилось?

— Не хочу вспоминать об этом, — буркнула я и отвернулась.

Он прав, чёрт его дери! Трёхлетний сон притупил остроту проблемы, из-за которой я пыталась уйти из жизни. Это было будто бы не со мной. Я очень, очень жалела, что решилась на крайнюю меру тогда! Даже сейчас, в своём-чужом теле я остро, нестерпимо хотела жить.

— Я пробовал найти, — обречённо сказал он, — все попытки блокируются. Какой-то запрет… Возможно, это наказание — за то, что мы выбрали смерть.

Я всё ещё сопротивлялась своему новому статусу. Происходящее не укладывалось у меня в голове. Я словно в какой-то компьютерной игре. Прохожу маршрут в теле взрослой женщины, одетой, как клоунесса. Это я, и не я! Я не успела повзрослеть, я резко состарилась, не прожив свои годы до состояния «мне 50 или 60». Сколько мне сейчас? Не понимаю. Мне очень нужна поддержка. «Какое счастье, что я не одна», — думала я. Голова под париком нещадно чесалась, и это простое телесное проявление возвращало меня к реальности. Мне это не снится. Это происходит. «Завтра я должна обязательно найти душ», — с этой мыслью я отключилась от мира. Всё же преклонный возраст имеет свои преимущества — никаких тебе бессонниц.

Резкий звук удара металла по металлу возвестил, что пора вставать. Автобус качало. Осторожно вынырнув из дремоты, я надела обувь и побрела к выходу. Наблюдателя нигде не было. Свалил, зараза. Мне стало горько: я не хотела снова оставаться в одиночестве.

Мужики из автопарка занимались колесом. Они подняли на меня взгляд, и полетели мысли, метко приземляющиеся в моём сознании: «Это что за чудище?»

— Вован, ты чего, подружку от нас прятал в автобусе? — заржал работяга с копчёным лицом. «Бомжиха ограбила пионерлагерь. Гардеробчик огонь».

— Милая, ты что, сбежала из дома с приятелем из параллельного класса? — прикололся Вован. «Ну, бабуля и нарядилась!»

— Где тут у вас дамская комната? — игнорируя ржач, миролюбиво спросила я. Вован махнул гаечным ключом в сторону небольшого строения. «Сами вы бомжи», — отправила я им едкую мысль и почапала в указанном направлении.

В туалете привела себя в порядок и рассмотрела в зеркало зудящую голову, сняв парик. С ним пора прощаться.

— Как только найду какой-нибудь платок, ты отправишься в помойку, — объявила я ему. Всё пропало, я разговариваю с париком.

Мой вчерашний приятель сидел на скамейке у входа в депо. Он отрешённо чертил в серой пыли круги поношенным ботинком. Под боком лежал пакет, из которого торчали батон и бутылка молока. У меня заурчало в желудке.

— Не хотел тебя будить. У меня тут новости. — Не уверен, что именно так это работает, но пространство нас разведёт, чтобы мы не дублировали мысли и наблюдения, — сказал он, протянув мне еду, когда я села рядом с ним на скамейку. Сегодня он выглядел лучше, чем вчера. Или мне кажется?

— Мы просто должны это знать, и быть готовыми, — закончил он.

— Окей… нам нужны телефоны. Мало ли что.

Я убрала недоеденный кусок хлеба в сумочку. Почему-то была уверена, что нам лучше держаться вместе. Или я просто трусила?

Посовещавшись, мы решили спуститься в метро, чтобы понаблюдать.

Эскалатор увёз меня вперёд, оставив позади Наблюдателя, которому пространство подкинуло попрошайку, цеплявшегося за прохожих с криками: «Дяденька, дай монетку». Толпа, заполнившая ступени, оттеснила нас ещё дальше друг от друга. Оказавшись на станции, мы жестами договорились сесть в разные вагоны одного поезда. Встретимся на конечной.

Метро — это маленький ад. Тут засилье ментального присутствия огромного количества людей. Раньше я даже не задумывалась, скольких глаз тут касаешься мимоходом. Оценивая по пути, изучая их, примечая детали, обходя в толпе. Наблюдателю достаточно доли секунды для установки контакта. Чтобы потом, отведя взгляд, продолжать слышать обрывки незаконченных мыслей.

Прежде мне доставляло удовольствие внимание прохожих. Каждый взгляд был неким вызовом, на который был заранее заготовлен ответ — как минимум наглой надписью на футболке. Да! Я всегда была воплощением смелости, эпатажа, бросала вызов серым будням. Даже теперь разгуливала в ярком наряде.

Однако сегодняшнее положение Наблюдателя пинком и с ускорением отправляло меня срочно сменить имидж. Кричаще одетая бабуля приманивала взгляды, словно банка с вареньем — августовских ос. Опустив очи долу, я продвигалась дальше, то и дело натыкаясь на людей. Но и этих столкновений было достаточно, чтобы мой бедный мозг начал дымиться от чужих мыслей.

Сначала от них распирало. Руки сами чесались натянуть парик на глаза. Потом сознание перенастроилось, и человеческие мысли потекли ровным фоном. Ну, как будто работает радио с блоком новостей на не сильно волнующую тебя тему.

Когда мы увиделись с Наблюдателем на платформе в конце пути, у него в руках был потрёпанный смартфон. Дедуля светил ребячьей улыбкой, тыча мне в нос своим приобретением. «Кто-то забыл на сидении». Ну да, смотрите и завидуйте, как здорово быть Наблюдателем!

В вагоне я заприметила пассажирку, которая судорожно соображала, где найти няню. Няню для собак. Какая-то трагичная история, я не вдавалась в подробности, потому что фонило со всех сторон всевозможными размышлениями о виражах судьбы. Героиня жила с матерью и дедом в обычной городской квартире. Мать слегла в больничку с сердечным приступом, а от деда толку не было совершенно. На плечи молодой женщины легли заботы о беспокойном хозяйстве — двенадцать собак корги разного возраста и дед. Им нужна была помощница, а мне требовалась работа и крыша над головой.

Я следовала за пассажиркой, уцепившись за идею стать собачьей няней. Поймав мой взгляд, полный решимости следовать за выбранной целью, мой приятель Наблюдатель тоже двинул за мной.

Раздался гудок, между нами неприлично быстро для фойе метрополитена пролетел, будто разрезав плоскость, электромойщик.

Мы переглянулись. Нас будет разводить, это первые, безобидные, предупреждения. Мы шли на расстоянии, стараясь не терять друг друга из виду. Мысли людей кирпичиками тетриса складывались в блоки в моём сознании, я уже не различала, кто их думает. Это был хор…

Мы вышли на поверхность. Женщина-собачница уверенно шла к пешеходному переходу. Позади раздался грохот, звон, и голос моего товарища:

— Куда прёшь?

Обернувшись, я зафиксировала двух лежащих на асфальте людей, отталкивающих друг друга и пытающихся встать из-под мопеда, венчающего сию пирамиду, словно вишенка на торте. Рядом с ними бабуля на скорость собирала продукты, выпавшие из её авоськи. Начинала скапливаться толпа зевак.

Нам нельзя идти вместе! Мой приятель-Наблюдатель уже попал в нехилую заварушку.

— Встречаемся здесь через неделю, — крикнула я и припустила за моей потенциальной работодательницей.

3

Марина Марковна жила трудной аскетичной жизнью. Она работала продавцом в киоске в переходе метро, и ей вечно не хватало денег. Растила двух дочерей, на которых тратилось всё до копейки. Девочки были талантливы, умны и очень радовали мать. Обе были творчески одарены и играли на музыкальных инструментах. Выбиваясь из сил, женщина старалась устроить их жизнь наилучшим образом, найти прекрасных педагогов, оплатить репетиторов, раздобыть инструмент поновее. Хваталась за подработки, выгадывала цены на продукты… Обменивала старую одежду на такую же «бывшую в употреблении», но посвежее. Шила сама, перелицовывая вещи или украшая их деталями от других, вышедших из моды нарядов.

Сегодня она очень спешила. Её выходной совпал с выставкой мастеров-поделочников «Край родной». На вернисаже были представлены работы её детей, были организованы презентация, конкурс чтецов, и даже планировался фуршет.

Марина Марковна выбрала костюм под мероприятие. Да уж, вещь немодная! Женщина успокоила себя, что классика не стареет и, расправив бархатное жабо на блузке, поспешила обуваться, на ходу добавляя последний штрих — брошку с божьей коровкой. Застёгивая непривычный замочек — брошь надевалась редко — она почувствовала, как сумочка выскальзывает из рук. От удара о пол из сумки на кафель, красиво, как саночки зимой, выехал очёшник и открылся, выпуская на волю старенькие очки, которые тут же выпали вперёд.

Подняв и оглядев их, Марина Марковна ужаснулась: оба стекла дали трещину! Как идти на выставку? Девочки так старались, они ждут маму, чтобы разделить с ней свой триумф. Где-то были контактные линзы, отданные знакомыми. Марина Марковна никогда не отказывалась от предлагаемых вещей — пригодятся. Линзы были новые, их не использовали, потому что ошиблись, купив продукт неподходящей оптической силы. Окуляры заняли место на роговицах хозяйки, согласно инструкции на упаковке.

Боясь опоздать, Марина Марковна выбежала из дома, даже не подозревая, что сегодня увидит мир совершенно другими глазами — в этом ей помогут линзы «Змеиный глаз».

Женщина не придала значение эпизоду, случившемуся с ней в вагоне метро. Она хотела уступить место седовласой старушке с рюкзаком, а та отказалась, свершив над собой крестное знамение, причитая «Свят, свят» — и поспешила к выходу. Из метрополитена Марина Марковна вышла быстрым шагом и направилась к автобусной остановке.

Как получилось, что парень на мопеде оказался на тротуаре? Она не поняла. Объезжал толпу?

«Беспредел», — возмутилась женщина. Байк мчался на неё. Она устрашающе растопырилась, уперев руки в боки, и впилась уничижительным взглядом в возмутителя спокойствия. Марина Марковна была поборницей справедливости и знала свои права. Узкие зрачки анакондовых глаз хищно сверкнули на солнце. Парень попытался обогнуть преграду, поравнявшись с ней, но, поймав змеиный взгляд, не справился с управлением и завалился набок, подмяв под себя зазевавшегося мужчину, заодно свалив мусорный бак и задев авоську с продуктами, которую несла пожилая дама.

— Нельзя ездить по пешеходной зоне! — шипела женщина со страшным взглядом кобры перед броском. Ее причёска растрепалась, добавляя образу сюрреализма.

Виновник переполоха вжался в асфальт под склонившимся над ним демоном.

— Извините, — промямлил парень, и с ужасом подумал: «Сейчас сожрёт!»

«Я так тороплюсь, девочки волнуются. Мне не до этого», — негодовала Анаконда.

«Мужика задавили», — прилетело из толпы.

«Мне капец!» — казнил себя парень.

4

Подошли люди, нам помогли подняться. Выбираясь из-под мопеда, я почувствовал, что у меня сломана рука. Парень, устроивший свалку, подволакивал ногу. «Родители меня убьют».

Подошёл представитель правопорядка.

— Встречаемся здесь через неделю в это же время! — крикнул я в сторону, куда ушла Наблюдательница. Ответа не услышал. Наверное, мы с ней потерялись.

Нас с непутёвым водителем повели в пункт полиции при метрополитене, где запротоколировали досадный конфуз. «Сейчас по-быстрому оформим», «Денег нет у чуваков», «Носки на подтяжках — дурацкая идея», «Административку парню», «Шестой кофе бесплатно».

У меня не оказалось при себе документов — украл кто-то из прохожих, когда помогали встать. Телефон вдребезги разбился. Никаких данных. Легенда сошла за правду. Как меня зовут, я якобы тоже не помнил, потому что при падении ударился головой. Рука опухла. Нас повезли в больницу. Удача Наблюдателя создавала нужный фон для выполнения миссии.

5