Бесплатный фрагмент - На свете оно всякое бывает

Картина-натюрморт

В одном из старых бюргерских домов в Башенном переулке, имелась одна ничем не примечательная картина. Башенным этот переулок называли всегда — ведь там испокон веков стояла старая, когда-то сторожевая, а теперь заброшенная, поросшая серым мхом, не очень высокая, но всё же башня. Так вот, в доме, наверное, таком же старом как эта башня, висела тоже очень старая, что не удивительно, картина-натюрморт. Хозяин дома, в прошлом егерь, а сейчас слоняющийся без дела брюзга Крон, даже и не помнил, как эта картина здесь появилась. Первая версия, что может была куплена вместе с домом. А надо сказать, раньше бюргерский дом принадлежал старухе-процентщице. Та ещё кровопийца была. Она, когда померла, родственники её знатно прибарахлились. Много ценных вещей в доме оказалось — выносили мешками всё, что старуха годами копила в своих закромах. А картина эта, видать, никому по вкусу не пришлась. Позже сами поймете, почему. Вторая версия — может, кто за карточный долг Крону картину ту отдал. В молодые годы, я вам скажу, пан Крон был не дурак, и в картишки поиграть, и погулять от души. Ох, какие затеи он вытворял со своими сотоварищами. Говорят, что именно его компашка разнесла в ночь на святого Мартина лавку папани нынешнего булочника и выложила дорожку из плюшек и баранок от двери пекарни до самой городской Ратуши. Но это только говорят… Да, простите, мы сейчас не об этом. Значит, висела в доме картина. И не помнил Крон, хоть убей, откуда эта картина взялась. Что было на картине, вы спрашиваете? Обычный натюрморт: стол, весь какой-то замызганный, не прибранный, скатерти и вовсе на нём не было, перевернутый кувшин и лужица разлитого вина, две чарки под старинные, да вот и всё, собственно. Фон тёмный, как грязный, ничего не видно. Да и, вообще, написана картина была дурно, очень дурно. Предметы выписаны слабо, видно, что не мастером. В целом, такая дешевенькая вещь. И впечатление от неё было, конечно, мало того, что не ахти, так даже и мрачновастенькое.

Картина висела в какой-то там зале, сама по себе, без соседства, как говорится. Но вот, что странно — всё время с этой картиной что-то происходило. Как будто она сама пыталась разрушиться. Ну такое, знаете, постоянное самокрушение. Падала она несчетное количество раз. Как её только не крепили, она умудрялась снова хлопнуться об пол. Краска с неё сыпалась, что с моего кота блох. Рама постоянно, то подгнивала, то пересыхала и трескалась. Каждый раз пан Крон, конечно, принимал меры — и склеивал, и подчищал и даже своей трясущейся рукой пытался подкрашивать на холсте особенно уж затёртые места. В общем, вы понимаете, эта картина с художественным мастерством хозяина имела вид уже просто карикатурный. Но, чёрт подери, держалась. Всё-таки не разбилась вдребезги, не треснула напополам и каким-то чудом оставалась целая. Саморазрушалась, но все-таки продолжала висеть, и можно сказать, жить своей настенной жизнью.

И вот, как говорится, прошли дни пана Крона — скончался хозяин. Тут выясняется, что наследников нет. Из-за этого суматоха небольшая образовалась. Давай делать опись всего имущества. Что-то с молотка пустили, что-то в приюты раздали. А картиной как-то снова никто не заинтересовался. Всё стояла одна под стеночкой, пока остальной хлам выносили. А раз никому не нужна — решили отдать в местный, забытый богом музейчик. Там разберутся, что за вещь, не жалко будет, так и выкинут.

В музейчике служил тогда пан Жева, царство ему небесное. Старичок был не из дотошных. Получив ту картину, глянул на эту мазню не сильно прицельно, и пока в уголок ее и задвинул. Думает, потом разберусь, что с ней делать, выбросить всегда успеется. Ну, вы поняли, что старичок тоже вскоре приказал долго жить. В музей явился новый управляющий. Молодой, энергичный, любопытный. Давай делать ревизию всей галереи, ну и запасников, конечно. И все так тщательно — это на реставрацию, это убрать подальше, это перевесить, ну и всё прочее. Дошло дело и до нашей мрачной мазни. Покрутил её в руках, потом надел свой прибор глазной, какой-то специальный. Начал раму изучать, краску царапать. И с одного бока видит, что под отвалившимся слоем тёмной краски какой-то совершенно другой цвет вырисовывается. Можете такое представить? И он заинтересовался, отдал специалистам, велел разобраться. А те пошкрябали как надо, верхний слой винного безобразия сняли и ахнули. В руках у них оказалась красота просто ангельская — птица изумительного вида, правда непонятного сорта. Перья длинные, алые, клюв маленький, аккуратный, а глаза… это что-то. Разноцветные — один светло-карий, другой зеленый и доброты в этих глазах… на весь мир хватит. И сидит эта птица в той самой башне, ну, сторожевой. И не просто сидит, а как живая она на картине той. Кажется, руку протяни, дотронься и вспорхнёт. И видно, что устала уже, что давно она там, что рвётся всё её существо на волю. И взгляд, взгляд… хоть и добрый, но что царский. В общем в городе, да что в городе, во всех соседних и дальних селениях был аншлаг неслыханный. Не знаю даже, кто не приехал ту птицу посмотреть. И до столицы быстро слух дошёл. Наместник царя даже три раза соизволил со всей семьей приезжать, лицезреть.

Висела картина отдельно, на специально отведенной под неё стене, в том же музейчике. В большую столичную галерею не отдали. — управляющий настоял, что всё-таки их находка. Говорят, даже плакал в ногах у Самого, чтобы птица осталась в их музее. Там до сих пор и висит эта небесная птица, из-под грубой мазни достанная. Народу всё время валом, любуются. Кстати, башня та старая, сторожевая, после того как птицу, можно сказать, освободили, поросла вся зелёным цветочным вьюнком. И такое чудо — цветочки у вьюна все бежевые, что карие, а листики зелёные. И вид такой, как-будто башня вся в изумрудных глазках птицы той диковинной. Ну, просто, одна сказка за другой в один момент в городе образовались. И серый мох куда-то вскорости весь с башни исчез.

Вот так-то оно на свете бывает.

Галилея капитана

Жил на свете капитан. Настоящий морской волк. Вся жизнь в море. Землю, можно сказать, только в свою подзорную трубу и наблюдал. На грузовом корабле он командовал. Возили всё подряд. В одном порту загрузили и пошли новым курсом в другой. Вид капитан имел бравый, прямо скажем капитанский. Рост средненький, но крепенький. У штурвала он всегда пряменько. Ноги для устойчивости пошире поставит и стоит не сдвинешь. И походку такую имел — типичную морскую, слегка враскачку. Но ему даже шло это. Солидно, в общем, смотрелся. А, забыл сказать, усища, усища у капитана были знатные. Ну прямо-таки капитанские. Вот, кто не знал, одни усы покажи, сразу скажут — морской капитан. В общем, типический такой персонаж. На берегу жену имел. Два раза к ней на сушу вышел, она дочку и сына родила. Вот так прицельно бил. Но это я шучу, судно-то не боевое, грузовое было, говорил уже. Команда его уважала. Было за что. Из таких перетрясок выходили, мама не горюй. Штормы такие видели, что матросы до сих пор своим внукам рассказывают. Бури, течи, на мель пару раз садились, груз теряли. Чего только не было. Однажды с курса сбились. Вот так шли по своей морской карте, всё как положено. Навигация работает. Все при сознании, всё по плану. А потом понимают, что не в том месте они оказались. Вот не то. По звёздам смотрели. Не в той они точке, что на карте была. Прямо-таки местный Бермудский треугольник. Карта одно показывает, небо другое. Ну, и чуйка капитана не подвела. Побродили, побродили. По небу смотрели, интуицию слушали и вышли все-таки с того места гиблого. Потом в местном порту узнали, что и вправду есть в их акватории такое «нечистое» место. Не один корабль там затерялся и сгинул. Пропали люди. Вот так-то. А наш капитан выбрался и команду спас. В общем, море чуял, как моя бабка, когда дед хоть каплю в рот возьмет.

Долго он ходил капитаном. Считай пол жизни. До этого, с младых ногтей на корабле юнгой, после матросом был. Потом вот дослужился. И уже он командовал парадом. В общем, и к морю привык и командиром быть тоже. Как обычные люди уже и говорить не мог. Всё команды отдавал. Четко, ясно, лаконично, и всегда громко.

Но всему приходит конец. Сильно уж поседели усища капитана. Возраст, скажем уже критический. Бравый, не бравый, пора на пенсию. Какое там у них морское командование отправило его на сто раз заслуженный отдых. На сушу. Амба. Хоть лезь на мачту и кричи «палундра». Дома капитан первые дни держался. Строгенько так. Кухаркой немного покомандовал. Разок семейных своих свистал всех наверх. Сам не понял зачем. По городу прошёлся в мундире. Получил общее, заслуженное любопытство. Да и все. Стоп-машина. Сник, захирел. Всё в своем кресле сидит, раскачивается. Видно, морскую качку вспоминает. Почти не ест, ни с кем не разговаривает, разве что дышит только. И так качался он в своем кресле полгода. Семья извелась, что с ним делать. Море в дом же не запустишь и капитана уже туда не выпустишь. Помрет человек без морской пены, как пить дать. И тут, как всегда, вдруг. Вдруг, троюродно-десятая кузина прислала жене капитана семена каких-то там особенных помидоров. «Галилея» что ли, назывались, черти как их там. Лежали, они лежали, руки не доходили. Чего-то жену дернуло, приспособить капитана по стаканчикам семена растыкать на рассаду. Все равно, сидит качается, но руки-то есть. Попросила, даже не подумавши ни о чем таком. Он порастыкивал. Десять стаканчиков получилось — всего-то десять семян прислали. Говорю же, особенные были. Ну и задачу ему дали не сложную, поливай каждый день. Вода, знаешь, как выглядит — дело простое. Он поливал. Ввиду своей капитанской выучки, не забывал. Но так, без особого внимания, чисто, как говорится, выполняя задание. И тут семена пошли в рост. Пробиваться начали росточки-то. Все десять стаканчиков результат дали. Капитану курс на огород указали. Прям с интересом уже взял он свои стаканчики и все росточки в землю потыкал. И каждый день исправно ходил, поливал, наблюдал, так сказать, общую посевную обстановку. А когда пошли первые помидорчики, капитана не узнать. Ходит на огород, по десять раз за день что-то там подвязывает, обнюхивает. Ветер проверяет. В общем поперла баржа. Первый урожай был знатный. Помидоры, и вправду, особенные оказались — сладющие, вкуснючие. Какие-то там голландские — кто разбирается. Но, что я вам скажу. На следующий год капитан заказал семена уже сортов двадцати разных помидоров. И каких-то черных, и каких-то испанских, и черри и перечерри. В общем, разошелся. Вся его комната весной была, что моей кумы цветочная оранжерея, только в стаканчиках с рассадой. То есть всю зиму он готовился — читал все, что можно о помидорах, разве что только не молитвы, семена из разных стран по почте заказывал. Благо, знакомств много в разных портах имел. А весной вперед — причем самый полный. Всё садит, всё по схеме, зюйд-вест проверяет. Весь борт, простите, огород в итоге в помидорах. Летом еще интереснее. Пошли первые сорта ранние. Так капитан приспособился там и спать. Не знаю, охранял или за направлением ветра наблюдал, но решил, что надо и ночью возле помидоров своих якорь кидать. Днем в раскачку по дорожкам между кустиками ходит, можно сказать, командует ростом своей помидорной команды. Ночью бдит и звезды наблюдает. Ну, что сказать, помидоры, конечно, знатные у капитана каждый год были, сортов неимоверных. Сами они ели, на продажу отдавали. Копеечку даже с этого неплохую имели. Но не это главное. Какой делаем из этого вывод? А такой, что всегда можно найти занятие по душе. Главное, искать, пробовать разное и прислушиваться к себе. Ни это ли моё любимое дело? А оказаться им может всё, что угодно, что и сам не думал. Море, не море. А видите, как получилось — простая земля стала настоящим спасением, казалось бы, для такой просоленной морской души.

Чёрный талисман