Бесплатный фрагмент - На крылышках шмелей

ГЛАВА 1. ЛЕТНЯЯ БАБУШКА

Сестра Варька на меня не похожа вообще. В школе даже сначала не верили, что эта белобрысая девчонка — моя родная сестра. И глаза у неё серые, как у мамы, а у меня карие, и кожа у неё светлее. Ну вот чего бы ей не родиться такой же, как я, в отца? Тоже красиво было бы. Но нет — она пошла в маму. Как знала. И теперь они все — мама, сестра, бабушка — похожи, как матрёшки, а я один — в отца.

Раньше мне нравилось, когда говорили: «весь в отца», «вылитый папка», «ну настоящий Василь Васильич». Это было вроде похвалы. А теперь, когда родители развелись, всё переменилось. И бабушка, когда я чего-нибудь набедокурю, тихо так иногда говорит: «Весь в отца». Думает, я не слышу. А я слышу. И мне обидно.

Что там мама с папой не поделили — я не знаю. Но он больше не с нами, и это, вроде, всех устраивает. И он даже не приезжает, хотя бы изредка. Значит, и его это устраивает.

Когда я спрашиваю, где папа, мне говорят, что он живёт отдельно, что мы ему не нужны, ну и забудь. Забудешь тут с вами! Когда я грызу ногти, они говорят (или думают): «Весь в отца!», когда не знаю, где мои вещи — «Весь в отца», резко ответил сестре — «Весь в отца». Неужели он был такой плохой? А если он был такой плохой, то почему мама вышла за него замуж?

Мама и бабушка, конечно же, любят меня. И сестра любит. И я их люблю. Но у меня такое впечатление, что они меня любят как бы вопреки: вопреки тому, что я похож на папу. Я это чувствую, и мне это не нравится.

Почему-то я отца плохо помню. Он уходил на работу, когда мы ещё спали, и приходил поздно — задерживался в офисе. По выходным он тоже постоянно был занят: куда-то ездил, с кем-то ругался по телефону. Мама говорила, что он занимается строительством. Иногда, бывало, мы ходили с ним в парк, катались на аттракционах, ели мороженое. Но это было редко, и я смотрел не на него, а больше по сторонам. Я же не знал, что родители могут развестись. Я вообще тогда маленький был. А теперь уже в третьем классе.

Недавно нашёл свадебную фотографию моих родителей. Теперь смотрю в зеркало и сравниваю себя с папой. Я действительно на него похож. И он мне даже нравится. Странно, я его почти не помню, а мне его не хватает.

И ещё мне не хватает моей летней бабушки. Это папина мама. Вообще её баба Нюра зовут, но я про себя всегда называл её летней бабушкой, поскольку мы к ней только летом ездили. Она живёт в деревне c каким-то смешным названием. Почему-то деревню и бабушку я помню лучше, чем папу. Всегда, когда мы туда приезжали, было тепло и хорошо, на лугах цвели всякие душистые цветы, которых я и названий-то не знаю. Мелкие, яркие, пахучие. И над ними всегда то шмели, то пчёлы, то ещё какая мошкара кружилась.

А когда на лугах траву и цветы скашивали, такой аромат получался — не передать. И радостно, что сено будет (зимой им бабушка корову кормит), и грустно — такую красоту скосили… Но потом трава опять нарастает, и хорошо становится.

Но когда мама с папой развелись, в деревню мы ездить перестали.

А вторая бабушка — она не зимняя, нет, она постоянная. Её баба Валя зовут, она мамина мама. Она хорошая, помогает нам с сестрой с учёбой, пока мама на работе.

Однажды, почти сразу после Нового года, раздался звонок в дверь, и к нам в квартиру вошла женщина в валенках и старом пальто, обвязанная платком.

— Здравствуйте, Анна Васильевна, — сказала мама, и я понял по голосу, что она волнуется.

— Здравствуйте, здравствуйте… — ответила женщина.

А когда она сняла пальто, я сразу её узнал — это же моя летняя бабушка!

Но как же так? Сейчас ведь зима.

— Васёчек, какой же ты большой стал! И такой красавец — вылитый папка! — сказала летняя бабушка.

Я тогда обнял её и долго-долго не отпускал, потому что… я и сам не знал почему. А Варька испугалась почему-то. Наверное, она не помнит летнюю бабушку, она же совсем маленькая была, когда мы в деревню ездили. Но потом мама меня от бабушки отлепила и мы все пошли чай пить.

Баба Нюра привезла нам гостинцы — мёд с пасеки, домашнее варенье из сливы и яблок. Я давно не ел варенья с кусочками яблок: у нас в магазине только джем продаётся.

За чаем мама осторожно спросила:

— Как там у вас дела, Анна Васильевна?

— Хорошо, не жалуюсь, — ответила бабушка.

— А что Василий? Заезжает?

— Какой заезжает! Звонит — и то редко. Работает, некогда ему.

— Как всегда, — вздохнула мама.

— Я вот что приехала-то… — вдруг говорит бабушка. — Отпустили бы хоть Васька ко мне на каникулы, пусть воздухом подышит.

А про сестру не спросила. То ли потому, что маленькая ещё, только в первый класс пошла, то ли потому, что она больше на маму похожа.

— Вася летом в лагерь поедет, — сказала мама, — а потом с нами на море.

— Зачем летом? Сейчас отпустите.

— Сейчас? — мама так удивилась, что чуть чашку не уронила.

Вот интересно, если бы уронила, она тоже была бы «вылитый отец»?

— Васёк, поедешь ко мне на каникулы? — ласково спросила бабушка.

Я посмотрел на маму, мама — на бабу Валю, баба Валя пожала плечами. Я понял, что сейчас решается всё: и поеду ли я к летней бабушке этой зимой, и поеду ли к ней потом летом, и даже увижу ли ещё папу. Поэтому я сразу решительно сказал:

— Конечно, поеду! — и крепко взял её за руку.

Бабушка погладила меня по волосам.

— Ну а что мама скажет?

Мама посмотрела на меня и сказала:

— Ну, допустим… пусть бы и съездил на недельку… Только… кто ж его повезёт?

— Я и повезу, — ответила баба Нюра. — Сейчас на электричку сядем, к вечеру уже у нас в Гречишке будем.

— Как — сейчас? — всплеснула руками баба Валя.

— А чего тянуть? Пусть собирается. Мне в Москве ночевать негде, а вас стеснять не хочу… Сейчас и поедем.

— Ур-ра! — закричал я и побежал в свою комнату за игровой приставкой.

Оказывается, в деревне бывает и зима. Я это, конечно, и раньше знал, просто своими глазами не видел никогда. И печку летом топили только иногда, когда яблоки сушили или ещё что. А сейчас её каждый день топить надо, иначе весь дом промёрзнет. Дом деревянный, не очень большой: сени (это холодная комната, где оставляют верхнюю одежду и обувь), кухня и две комнаты. Печь стоит посередине избы, бабушка топит её дровами со стороны кухни, а тепло везде.

Игровую приставку мне взять не разрешили, потому что её подключать не к чему. Телевизора у бабушки нет, она говорит, что он ни к чему: новости можно узнать и в магазине, а фильмы ей смотреть некогда.

В первую ночь я долго не мог уснуть: вокруг стояла какая-то нереальная тишина, ни тебе проезжающих машин, ни телевизора, слышного от соседей, ни работающего лифта… Зато часы на стене тикают на весь дом! Так громко, что начинаешь их слушать. И кажется, что они тикают не равномерно, а с ударением на каждый третий щелчок. Или на второй. А потом понимаешь, что все щелчки одинаковы и всё это только кажется…

Ночью выпал снег, и с утра мы с бабушкой расчищали дорожку у крыльца и проход к сараю. Мне понравилось, хотя справиться с большой лопатой поначалу было непросто.

У бабушки есть кот Тимофей. Он живёт дома, но и на улицу гулять ходит. А ещё есть корова и овцы. Они живут в сарае. Над сараем устроен второй этаж, там хранится сено для коровы и овец на всю зиму, поэтому он так и называется — сеновал. А в специальном домике — курятнике — живут куры и петух. Корова у бабушки сейчас не доится: у неё будет телёнок, и её нельзя доить, чтобы телёнку питания хватало. Поэтому молоко бабушка покупает у соседей, для нас и Тимофея.

А варенье у бабушки своё, и квашеная капуста, и грибы солёные, и картошка. И хранится всё не в холодильнике, а в погребе. Там всю зиму холодно. И даже летом холодно.

Мои ботинки набрали снега и промокли сразу после приезда. Бабушка поставила их сушиться к печке, а мне дала валенки. Валенки кажутся бесформенными, но внутри они удивительно удобные и тёплые.

Под навесом на улице заготовлены дрова на всю зиму. Но их надо ещё колоть, чтобы они в печку влезли. Бабушка колет их сама на чурбаке, вкопанном в землю, и я решил ей помочь. Баба Нюра вначале очень волновалась за меня: боялась, что я топором по руке или по ноге себе попаду. Но я же не маленький уже, сам понимаю, что надо по полену попадать. Так разошёлся, что даже жарко стало.

А ещё я познакомился с соседскими ребятами. У них тоже каникулы, и они, если есть время от домашних дел, играют все вместе на улице. Бабушка отпустила меня с ними на пруд. Пруд замёрз, а его берега превратились в замечательные горки. В одном месте горку залили водой, и она стала ледяная. Мы с неё катались, сидя на картонках или просто так, без ничего. Иногда внизу возникала настоящая куча-мала. Было очень весело, я со всеми подружился, а к Косте Покосову даже сходил в гости. Их участок расположен рядом с нашим, и живут они всей семьёй в деревне круглый год. Это здорово, только вот Косте (которого здесь все называют Коськой) и остальным ребятам приходится ходить в школу в соседнее село, так как в этой деревне школы нет.

У бабушки есть сотовый телефон, такой простенький, без игрушек, но она его с собой не носит, хранит дома, за иконой. И вчера вечером я слышал, как бабушка разговаривала с кем-то.

— Ты б заехал, — говорила она. — Ну так что же… Сроки у него… Ведь Рождество скоро, сам отдохни и людям дай отдохнуть… И ещё новость у меня… Да… Васёчек наш у меня гостит, еле уговорила отпустить… Ну вот так вот… Большой уже и чистая твоя копия. И спит так же, как ты, маленький, спал… И улыбается так же, и смеётся… Давай-давай! Подумает он… Что тут думать!

Потом бабушка положила телефон обратно за икону и зашептала молитву.

Я не слышал, что отвечали ей в трубку, но, когда она зашла пожелать мне спокойной ночи, лицо её так сияло, что я и сам всё понял.

ГЛАВА 2. ПАПИН КОНСТРУКТОР

И действительно, через два дня к нам приехал папа!

Я его даже сразу не узнал, когда он вошёл. На нём была большая рыжая шапка с ушами и куртка на меху. И он оказался совсем не похож на ту фотографию, которую я видел. Какой же он, оказывается, большой и сильный!

— Ну, привет, Василич! — сказал он мне, словно мы никогда и не расставались. — Экий ты у меня здоровенный вымахал!

И он так подхватил меня на руки, что я чуть в потолок не врезался!

— Тише ты, зашибёшь ребёнка! — испугалась бабушка.

— Не зашибу, — сказал папа. — Ты ж парень крепкий, а? — спросил он меня.

— Крепкий, — ответил я.

— Ну как вы тут? Бабушке помогаешь?

— Помогаю.

— Он-то помогает, — сказала бабушка, — а родной сын дрова наколоть не заедет.

— Хочешь, я тебе бригаду пришлю? Они за полчаса наколют.

— Не нужна мне твоя бригада. Ты сам приезжай хоть иногда.

— Ой, ну ты же знаешь, какой у нас график… Ну ладно, будет время, приеду.

И я подумал, что папа, хоть и взрослый, тоже слушается свою маму.

Потом он ещё спрашивал меня про сестру, про школу, про то, как мы живём. Я рассказывал, а папа больше молчал и кивал.

Папа остался с нами на весь день. Он нашёл в сарае лыжи, подогнал крепления под меня, и мы пошли с ним в лес.

Папа шёл впереди, прокладывая лыжню, а я ехал за ним на своих лыжах.

Лес зимой настолько красивый, что у меня просто дух захватывало, когда я видел это чудо. Словно кто-то специально трудился и посыпал искрящейся снежной пудрой каждую веточку, каждое деревце. В городе такого почти не бывает.

Иногда какая-нибудь птица, завидев нас, испуганно взлетала с дерева, и с веток вниз летел целый маленький снегопад.

На снегу было множество звериных и птичьих следов. Оказывается, они все разные, и папа умеет по следу определить, кто здесь пробегал. Много было собачьих следов, в нескольких местах мы пересекли запутанную заячью дорожку и даже большие следы лося видели. А сколько было птичьих следов! Я даже не думал, что в лесу зимой столько живности бегает.

Мы обошли вокруг деревни и снова пришли к началу нашей лыжни. Теперь идти было гораздо легче, снег был уже слегка укатанный. Мы сделали ещё один круг и вернулись домой.

После обеда папа сказал:

— Смотри, что у меня для тебя есть! — и показал на большую деревянную доску, которая стояла в сенях.

— А что это? — спросил я.

— Конструктор! — весело ответил папа.

У меня до этого только конструктор «Лего» был, и ещё металлический, с винтиками и гаечками. А деревянного конструктора у меня никогда не было.

— А что из него можно сделать? — поинтересовался я.

— Много чего. Всё что хочешь. Но мы с тобой будем делать скворечник.

— Скворечник? — переспросила бабушка. — Так зима же, какой скворечник? Лучше лопату мальцу сделай поменьше, а то ему с большой тяжело ещё.

— И лопату сделаем, — согласился папа, — и скворечник. Мы сейчас всё приготовим, а весной я его на берёзу повешу.

— А что такое скворечник? — спросил я.

— Это домик такой для птиц. Для скворцов. Или для других пернатых — какие поселятся, такие и будут там жить. А ты летом приедешь и посмотришь, понравился наш скворечник пичугам или плохо мы его сделали. Птицы — они ведь привередливые бывают. Где попало жить не станут.

— Летом? Летом меня мама может не отпустить, — сказал я. — У неё всё расписано. Я сначала в лагерь еду, а потом на юг, на море.

— Море — это хорошо, — согласился папа. — Но, я думаю, недельку-другую выкроим. Лето — оно ведь большое.

И правда, лето — оно очень большое. Только проходит как-то быстро.

И весь оставшийся день мы с папой делали скворечник. Папа научил меня размечать нужные детали, а потом их выпиливать настоящей пилой. У меня не всегда получалось пилить точно по линии, но папа мне помогал. Детали мы склеили столярным клеем, а потом для прочности сбили гвоздями. Получился симпатичный маленький домик с круглым окошечком и съёмной крышей.

— А где же у него будет дверь? — спросил я.

— Дверь? — засмеялся папа, — А дверь птицам и не нужна. Точнее, так — вот это окошечко — это одновременно и окно, и дверь. Леток называется.

Странно, такое маленькое отверстие — всего-то сантиметров пять.

— А они пролезут? — спросил я.

— Конечно, пролезут. Мы ведь для маленьких птиц домик делаем. А вот если какая-нибудь ворона захочет гнездо разорить, она-то как раз и не протиснется.

Я предложил раскрасить скворечник яркими красками, чтобы птицам точно понравилось и они запомнили, куда надо возвращаться, но папа сказал, что яркие цвета могут птиц напугать, а хищников, наоборот, привлечь. Домик не должен быть слишком приметным.

— Какие же здесь могут быть хищники? — спросил я, думая, конечно же, про львов и тигров, о которых читал в книгах.

— А самые разные. Вот, например, кот наш Тимофей — ух какой хищник! — сказал папа.

— И он может съесть птичек?

— Конечно, может.

— А зачем? Мы же с бабушкой его кормим и молока наливаем каждый день.

— Это правильно, но он всё равно хищник, и у него инстинкт — ловить мышей, например… Может и птичку поймать, если та зазевается. Ну вот… весной, когда птицы с юга прилетят и место для гнезда искать будут, повешу наш скворечник на дерево А летом уже птенцы, наверное, будут у них.

Ох уж это лето! Пока его дождёшься!

А папа рано утром снова уехал на свою стройку. Но я знаю, что раз папа для птиц такой замечательный домик сделал, то он и для людей хорошие дома строит. А для этого нужно много времени.

ГЛАВА 3. РЫБНЫЙ ДОЖДЬ

Лета я всегда жду с нетерпением, потому что летом тепло, можно долго гулять, а в школу ходить не надо. Но это лето было особенное: папа наконец-то договорился с мамой, и мама вместо лагеря отпустила меня в деревню Гречишку к бабушке Нюре.

Я сразу же спросил бабушку, поселился ли кто-нибудь в скворечнике, который мы делали с папой. И оказалось, что поселились там не скворцы, а мухоловки — маленькие такие серые птички (они мух ловят, потому так и называются). Но это тоже хорошо. Главное, им наш скворечник понравился! Или он теперь уже не скворечник, а мухоловник?

В деревне у меня сразу нашлись всякие дела. Во-первых, надо было помогать бабушке Нюре: пропалывать грядки в огороде, окучивать картошку, кур кормить — много чего. А ещё можно было играть с соседскими ребятами, лазить по деревьям, запускать с сеновала мыльные пузыри… тоже много чего! Бабушка разрешала мне бегать с друзьями босиком под дождём, чего мама в городе никогда не позволяла. В городе даже в голову прийти не могло — босиком выйти из дому!

Однажды утром ко мне заглянул Коська Покосов и сказал:

— Айда на речку! Мне разрешили!

А я и не знал раньше, что здесь есть речка. Я спросил:

— А это далеко?

— Ерунда! Минут за сорок добежим.

— За сорок минут?!

— Собирайся скорее, а то до обеда не успеем!

К реке мы идём по старой грунтовой дороге. Вокруг звенит, жужжит, цветёт и благоухает лето! Такого лета, как в деревне, в городе никогда не бывает… В городе это почти и не лето вовсе, просто тёплое время года. А в деревне лето — это пора чудес и открытий!

Коська снимает сандалии и идёт босиком. Я тоже.

Под ногами даже не песок, а какая-то белёсая пыль, горячая-прегорячая! Так нагрелась на солнце, что невозможно стоять на месте, прямо обжигает пятки. Дорога старая, неровная, ухабистая. Коська говорит, по ней раньше на телегах ездили, а сейчас совсем не ездят, разве что на велосипедах. Когда-то здесь через реку деревянный мост был, но потом он развалился, и ездить перестали. А новый мост сделали уже в другом месте.

В глубоких колеях кое-где стоит вода. Дорога постепенно зарастает травой, и в этих водоёмчиках особенно зелено. Коська заходит прямо туда, в эту лужу. Вода ему чуть выше щиколоток.

Я, конечно же, тоже захожу в лужу. Вода приятно холодит ноги, только вот под пальцами чувствуется какая-то жижа. И ещё… Что это?!

Мне показалось, что кто-то легонько коснулся моей ноги под водой. Потом ещё раз, и ещё!

— Ай! Что это такое? — я сразу же выпрыгиваю из лужи.

— Ты чего? — спрашивает Коська.

— Там, в воде, кто-то есть! Вдруг это змея? Или пиявки?

Коська тоже пулей выскакивает из воды.

— Сейчас посмотрим! — говорит он.

Мы склоняемся над лужей, пытаясь разглядеть, кто же там может быть. Вся она длиной метра три, а шириной вообще с колею. И кто там может жить?

Постепенно взвесь оседает, и мы видим спинки маленьких рыбок, снующих туда-сюда.

— Карасики! — радостно вскрикивает Коська.

— А откуда они там?

— Не знаю.

— Давай поймаем!

— Давай!

Коська оказался проворнее, и вот уже у него в руке крохотная, меньше ладошки, рыбка.

— А что с ней делать? — спрашиваю я.

— Давай нашей кошке отнесём, — предлагает Коська.

— Жалко… Кошка сама себе наловит.

— А тут они всё равно погибнут. Лужа-то высохнет за лето.

— Может, в реку выпустим?

— А как? До реки ещё шагать и шагать — рыбка задохнётся.

— Пошли банку возьмём. Или пакет.

Мы выпустили маленького карасика в лужу и побежали обратно.

Дома я объяснил бабушке, что в лужах живёт рыба и её надо срочно спасать, пока лужи не высохли. Бабушка дала нам крепкий пакет, и мы с Коськой помчались эвакуировать рыбий детский сад.

Налили в пакет воды и стали прямо руками ловить рыбёшек и складывать туда.

И в другой луже наловили карасиков.

А в третьей луже были не карасики, а маленькие щучки! Всего десятка три рыбок наловили.

Всех в пакете донесли до реки и выпустили. Пусть плавают!

И сами искупались.

Обратно мы с Коськой шли счастливые: всё-таки такое важное дело сделали — рыбок спасли! Теперь они уже в реке вырастут большими, красивыми!

Мы шли домой и гадали, как в луже могли оказаться эти рыбки.

— Может быть, это был рыбный дождь? — предположил я.

— Как это — рыбный дождь? — удивился Коська.

— Ну бывает же грибной дождь.

— И что?

— После него всегда грибов много. Так бабушка говорит.

— Так грибы же не с неба падают, а из земли вырастают. Дождь их только поливает, вот они и растут.

— А рыбы из чего растут?

— Рыбы из икры растут.

— Это понятно. Только неясно, как она в лужу могла попасть… Я вот видел по телику, что бывают такие смерчи, которые воду засасывают вместе с рыбой, и потом с неба и рыба, и лягушки сыплются.

— Глупости!

— А вот и не глупости! Была такая передача!

— Ну, даже если правда, у нас таких смерчей не бывает.

— А это не у нас, может, смерчем засосало, а к нам потом в лужу насыпалось.

— Нет, не может быть. Ерунда какая-то…

— А как же тогда они туда попали? Не из реки же пешком пришли!

— Ну, может, рыбаки несли улов, да и потеряли одну рыбку, а она с икрой была… вот и пошли мальки.

— Да ну, вот такого уж точно не может быть…

Так мы спорили до самого дома. Пришлось спрашивать у бабушки, как могло получиться, что в лужах на дороге живёт рыба.

— Да очень просто, — сказала бабушка. — Весной-то река разливается, половодье широко расходится — и дорогу затапливает, и луга вокруг… Вот и занесло, видать, икру-то. А лужи эти, почитай, чуть не до середины лета стоят… Вода в них тёплая, вот мальки и выжили.

ГЛАВА 4. НЕ ХУЖЕ БОБРОВ

До реки от Гречишки идти далеко, а поблизости течёт только ручей, в овраге за огородами. Но он очень мелкий, не окунёшься.

Есть ещё заросший пруд, где одни утки да лягушки купаются.

Об этом мы рассуждали с Коськой, сидя на лавочке в огороде после прополки картошки. Его тоже заставляют картошку полоть, вот мы и договорились: сначала в нашем огороде две борозды полем, а потом в покосовском. А потом опять в нашем. И так далее. Две борозды мы наперегонки полем — я одну, Коська другую. Так веселее и быстрее получается. Но за Коськой мне никак не угнаться. Он привычный, а я то об колючку какую-нибудь руку уколю, то на бабочек засмотрюсь. Так что он свою борозду заканчивает и идёт на лавочку отдыхать, а потом и я к нему присоединяюсь. Мы оба мокрые, усталые, чумазые. А искупаться негде. И даже баню только в субботу будут топить.

— Жара какая… Пойти, что ли, в ручей лечь? — размышляет Коська.

— Он же мелкий, только ещё больше изгваздаемся.

— Зато прохладный.

И тут мне в голову приходит одна идея.

— Слушай, — говорю, — а давай на ручье плотину сделаем!

— Какую ещё плотину?

— Ну, когда гидроэлектростанции строят, на реках плотины устраивают. И тогда получается озеро, то есть водохранилище.

— А зачем нам электростанция?

— Не нужна нам никакая электростанция. Нам водохранилище нужно. Чтобы купаться. Когда большие плотины делают, русло реки перегораживают, ей деваться некуда, она и разливается вширь. Даже деревни затапливает.

— А вдруг и мы деревню затопим? — пугается Коська.

— Не затопим, не бойся. Мы же сами будем контролировать, насколько ручей разольётся.

И мы побежали за огород, к ручью.

— Ну и как мы это будем делать? — спросил Коська.

— Сначала надо место выбрать.

— Выбирай поближе к нашему огороду.

— Почему это к вашему? Может, к нашему? И вообще, не это главное.

— А что главное?

А что главное, я и сам пока не придумал, поэтому молчу.

В одном месте земля по краям оврага осыпалась, и он здесь становится шире. А потом опять сужается. Мне это место почему-то больше нравится — подходящее для плотины.

— Давай здесь сделаем, — говорю.

— Давай, — соглашается Коська. — А как?

— Надо чем-нибудь запрудить ручей, завалить.

— Если мы завалим ручей, у нас и ручья не останется.

— Нет, надо завалить только в одном месте, вот здесь, где поуже. Давай, ищи камни, палки — что найдёшь…

Чего только мы не накидали в ручей: и камни, и бутылки, и колесо от детской коляски, и сломанный бампер от машины…

А ручей по-прежнему течёт сквозь всё это по своему руслу.

— Что-то не то, — говорю я.

— Зато округу от мусора очистили… — отвечает Коська. — Кстати, я вспомнил, кто так делает.

— Кто?

— Бобры.

— Точно.

— Только у них лучше получается.

— Да, у них опыта больше… И чем же мы хуже бобров?

— Они деревья грызть умеют.

— Правильно. Надо дров туда накидать!

— Не-е… За дрова мне мать башку оторвёт.

— Тогда пошли веток наломаем.

Ветки нам помогли, но не очень. Ручей только чуть-чуть пошире стал.

— Всё равно протекает, — сказал Коська, осматривая наше сооружение.

— Но что-то же должно остановить эту воду! — и я начинаю руками грести к запруде со дна оврага всё подряд слой за слоем: сначала траву, потом землю, потом песок, а потом какую-то глину. И вот всё это, накиданное на тот хлам, который у нас уже был, застревает в нём и начинает, наконец-то, задерживать воду!

— Ух ты, получилось! — говорит Коська, глядя, как в овраге образуется нашими стараниями большая лужа.

Тут мы услышали, что нас зовёт Коськина мама.

Пришлось возвращаться на огород полоть картошку.

На следующий день мы продолжили строительство запруды. Воды в ней было уже выше колена, но нам этого было мало. Хотелось, чтоб можно было зайти хотя бы по пояс. Мы целый день таскали к запруде камни и битые кирпичи отовсюду, где находили, а сверху заваливали их ветками и глиной.

К вечеру воды прибавилось, и хотя плавать, конечно же, было нельзя, но окунуться и ополоснуться после прополки картошки мы наконец смогли.

— Ну вот, мы с тобой уже настоящие бобры! — сказал Коська.

Однако на следующий день о нашей запруде каким-то образом проведали коровы, которых пасут на этом лугу. Им очень понравилась наша идея насчёт того, чтобы окунуться и смыть грязь, и они освежились в нашем «водохранилище» всем стадом. Своими копытами они разворотили нашу плотину, и уровень воды снова упал. Да нам и самим как-то расхотелось там купаться после коров.

— Да что ж такое! Мы строим, а они ломают! — сокрушался Коська. — Не понимают пользы прогресса! — он поднял несколько камней и уложил их в самые большие пробоины на плотине.

— Думаешь, есть смысл восстанавливать? — спросил я.

— Нет, это я так… Пусть хоть по колено будет… Всё-таки коровам понравилось. Пусть себе пьют… им тоже жарко.

— Получается, что мы строили ванну для себя, а построили поилку для коров?

— Получается, так…

— А как же мы?

— А мы пойдём на речку.

ГЛАВА 5. НАУЧИ СЕБЯ САМ

На реке деревенские ребята устроили тарзанку.

На высоком берегу растёт дуб, и ветви его нависают над водой. На одной из таких ветвей укрепили верёвку, к ней привязали деревянную палку-перекладину. Хватаешься за перекладину, разбегаешься и летишь, а над водой тарзанку отпускаешь и ныряешь в реку.

Я плавать не умею, поэтому просто катаюсь на тарзанке, то есть руки над водой не разжимаю, а спрыгиваю потом на берег. Тоже очень интересно — всё-таки летишь над землёй и над водой, как птица!