Бесплатный фрагмент - Мориан

Посвящается Эмилю и всем жителям Мориана

Вдох

Потоки ветра, расточая аромат чего-то нежного, необычно сочного и свежего, врывались в комнату. Так начал говорить со мной воздух, проникающий сквозь легкие занавески приоткрытых окон. Я вдыхал аромат утра на неизвестном мне континенте. «Даже странно, — подумал я. — Такой невероятный запах воздуха, а окна так похожи на наши. Кажется, что в этом месте оконные проемы должны раскрывать иную суть и представлять собой сложную форму или сочетание форм, подобных музыке».

Пора было открыть глаза, подняться с постели и, наконец-то, в полной мере ощутить место, в котором я оказался. Иначе мое появление здесь не назовешь: я не прилетел, не приехал на поезде, мне не пришлось даже крутить педали велосипеда. Я здесь в буквальном смысле оказался. Осталось понять — где я и что тут делаю.

В моей голове еще три часа назад звучала фраза: «Сейчас ты уснешь. Сейчас ты уснешь, сейчас ты ус…». В тот момент у меня не было ни сил, ни желания выяснять — почему это, собственно, я должен спать и кто это мне нашептывает. Я просто как будто провалился на самую глубину океана, а сейчас проснулся в огромной спальне с тремя окнами.

Обстановка и интерьер были похожи на очень ухоженный отель в стиле прованс с чертами современного минимализма, то есть все здесь было как-то со вкусом. Светлое пространство с яркими и насыщенными акцентами, а освещение — с пеленой восходящего солнца. Каждое окно обрамляли деревянные балки, которые спускались с потолка, продолжая свой размеренный ритм. Они были покрыты белым маслом, в глубоких слоях дерева светились голубовато-серые оттенки. Легкие занавески на окнах колыхались от дуновения ветра и спокойно скользили по светлому дощатому полу. Над кроватью между балками висели огромные плетенные из лозы светильники, покрытые белой краской. В такой атмосфере хотелось задержаться, поиграть в «потягушки» и еще раз заснуть. Но любопытство не дало мне валяться в постели, и я пошел в поисках какого-то объяснения.

Складывалось впечатление, что я приехал в отпуск или с какой-то миссией, о которой не помнил. Я увидел удобный рабочий стол и кресло, с накинутым мехом. На столе была куча бумаги разной фактуры и размеров. Кому это могло принадлежать — я не догадывался. Ярко синяя дверь с состаренной медной ручкой и стеклянным набалдашником вывела меня в фойе. Ни в коридоре, ни в фойе я никого не встретил и вышел на улицу. В этот миг я полноценно ощутил волшебный запах свежести, словно оказался в абсолютно комфортном для меня климате, поэтому кроме блаженства во мне ничего не возникало. Пейзаж превзошел все ожидания: вокруг была роща деревьев, цветущих розовыми и лиловыми цветами, а в глубине я увидел дорогу, ведущую, как мне показалось, к морю.

Пока шел — нигде не встретил зеркала, чтобы увидеть себя; но, насколько я мог судить, на мне была удобная одежда простого кроя. В памяти остались какие-то обрывки того, что я писал важную для меня книгу, какая-то очень мудрая истина скрывалась в моем существовании. Это было не конкретным воспоминанием — на уровне ощущения. Так, проматывая обрывки чувств и увиденного мною, я постепенно вышел на дорожку, которая вела к морю. По крайней мере, озером этот водоем точно не назовешь — в пустынной дали не было видно берега.

Передо мной возник выбор — пойти чуть левее или прямо. Я огляделся. Дорожка, которая, изгибаясь, вела налево, была длиннее, но зато на ней я мог различить человеческие фигурки. А это сейчас главное — понять и разузнать, где я нахожусь.

Приближаясь к фигурам, я смог различить в них двух женщин. Вернее — женщину с девочкой лет десяти. Они сидели на песке спиной ко мне, поэтому я постарался их слегка обойти, чтобы не напугать.

— Доброе утро! — обратился я.

— Доброе морианское! — ответила женщина. — Меня зовут Эльза, давно Вы здесь?

— М. Простите… Меня зовут Эмиль.

Эта фраза словно выпала из меня, до этого я никак себя не идентифицировал. Она возникла как отголосок из прошлого.

— Давно ли я здесь? Не знаю, кажется, что с сегодняшнего утра. Я, собственно, не совсем понимаю, где я. Что это за курорт? Индия? Мальдивы? Греция? Простите, но я совсем ничего не помню.

Девочка улыбнулась и тоже поприветствовала меня. Эльза посмотрела на нее, кивнула с каким-то понимающим видом и ответила:

— Мы называем это место Мориан.

Ее глаза с зеленоватым оттенком слегка блеснули в улыбке. Казалось, что она рада меня видеть. Но я не понимал причины этой радости — я просто стоял и задавал нелепые вопросы.

— Эй, Эмиль, меня зовут Эрика, мне десять лет. А ты умеешь делать колесо?

Такой живой эмоциональный всплеск девочки меня обескуражил. Я еще не понял, на каком континенте нахожусь, а меня уже просят сделать колесо.

— Эри, успокойся, дай человеку прийти в себя и немного оглядеться, — сказала Эльза.

— Эмиль, Эмиль, а мое имя тоже начинается на «Э»!!! Ура! — не успокаивалась девчушка.

Я слегка нелепо ей улыбнулся — просто не хотел обидеть; пока мне не удалось, так сказать, найти себя на карте этой местности, поэтому было не по себе. Казалось, что я забыл огромный кусок своей жизни.

— Эмиль, Вам предстоит узнать некоторые особенности пребывания здесь. Пока я могу сказать лишь то, что это не Индия и не Мальдивы; более того — Вы не найдете здесь привычные земные континенты. Вам следует пойти и поговорить с Павликом или с Ромарио, они смогут кое-что объяснить. Их можно найти неподалеку, Вам нужно пойти вдоль берега и повернуть направо. Увидите сооружение, похожее то ли на обсерваторию, то ли на пантеон.

Все эти слова были для меня сплошным бредом. Меня похитили инопланетные существа? Я сплю? Это рай с обсерваторией? Что за черт.

— А пока наслаждайтесь местным воздухом, до встречи! Мы еще увидимся, — ответила Эльза, уводя от меня Эрику; наверное, она немного испугалась моей реакции и пожелала поскорее отделаться от меня.

Погода была прекрасной, и я быстрым шагом пошел в указанном направлении. Мне не терпелось встретить людей, которые бы все прояснили. За время пути я постарался собрать в кучу свои мысли и немного покопаться в памяти. Я вспомнил, что родители дали мне имя Эмиль, нежно называли Микой. Вспомнил день своего рождения и врачей, принимающих роды; моего отца-музыканта и маму, которая говорила о том, как они вместе с папой меня любят. Это все пролетело в одну секунду. Я лишь разок взглянул на маму, внимательно слушая ее слова.

Еще в памяти всплыло, как мама кричала, очень сильно. После того, как я родился, ей делали больно; она просила унести меня, чтобы я этого не слышал и не пугался. А потом мама пришла ко мне, потому что меня не оставили с ней в палате.

Это те воспоминания, которые звучали отчетливее всего, а потом — лишь обрывки: я рос, у меня была прекрасная полная семья с родителями, бабушками и дедушками. Все меня учили чему-то: кто-то — любви и ласке на своем примере, кто-то — рассказывал все о мире, религии, о земле и космосе. Я получал эти знания и составлял их у себя в голове, словно мозаику.

Мама занималась со мной, играла, рисовала. Она была архитектором. Когда я подрос, мой папа стал уделять мне все больше времени, мы говорили с ним о философии, о музыке; я въедливо спрашивал все, что могло прийти в голову. Все эти воспоминания промелькнули, как слайды, в моей голове, перемежаясь с пустотой, с паузой. Я закрывал глаза и больше ничего не мог вспомнить…

Вот еще кусочек из моей уже юношеской жизни — как я путешествую и пишу какую-то книгу. Потом голос: «Сейчас ты уснешь…» Или это уже в нынешнем мире кто-то шептал мантру… Я не знаю.

С такими мыслями я подошел к зданию, напоминающему пантеон, но какой-то более камерный и уютный, чем тот, который я знал в Риме.

— Есть здесь кто-нибудь? Тук–тук, — сказал я.

Там не было ни дверей, ни звонка.

— Здравствуйте! Меня зовут Павел! — появился из глубины сначала голос, а потом очертания довольно крепкого молодого человека.

— Добрый день! Меня отправила к Вам Эльза, Вы ее знаете?

— Конечно, здесь все друг друга знают, — ответил Павел.

— Ооо!!! Еще один новичок со своими вопросами? Лучше бы искали ответы, чем шляться по морю, — раздался другой резкий голос мужчины постарше.

«Должно быть, это Ромарио», — подумал я.

— Давай, давай закатывай рукава! — достаточно резко заговорил со мной Ромарио.

Я испугался — может, он хочет надрать мне задницу или… как бы это помягче выразиться… морду. Выглядел он как южный житель — нос с горбинкой, кудрявые черные волосы и слегка худощавая прыткая фигура. Я немного напрягся, ожидая худшего.

— Ромарио, прекрати, ты же пугаешь его, — перебил Павел.

Своим добрым тоном он снял мое напряжение, и, поскольку Ромарио больше ничего не сказал, я понял, что в безопасности.

— Давайте присядем, как Вас зовут?

— Меня зовут Эмиль. Я очутился здесь сегодня и совсем не помню, что было до этого утра, и не понимаю, где нахожусь, — ответил я.

Павел понимающе покачал головой:

— Это, как Вы уже поняли, Ромарио; он немного нервный и уставший, потому что давно не спал. Обычно он не такой дерзкий, не пугайтесь.

— Чай с мятой и земляникой, прошу, милейшие, — язвительно произнес Ромарио и сел за большой прямоугольный стол, приглашая нас своими жестами.

Стол был из красивого, очень темного дерева, похожего на макасар или эбен. Эти названия тоже как-то неожиданно всплыли из моего подсознания. Я молча осмотрел обстановку.

Интерьер так называемой обсерватории слегка напоминал научную лабораторию. Здесь не было компьютеров, колбочек и сложных технических приспособлений, но валялись кучи исписанных бумаг, висели листочки с какими-то расчетами и формулами, кое-где стояли макеты из дерева. На другом, таком же большом столе лежал огромный лист бумаги, и на нем была начерчена схема, похожая на генеалогическое дерево.

«Чай с мятой и земляникой» оказался настоящим чаем с мятой и земляникой. Приношу извинения за тавтологию, но мне казалось, что они здесь вообще не едят или питаются воздухом.

Павел предупредил, что будет длинный разговор. Я сказал, что не тороплюсь. А куда мне было спешить? Особой цели в моей голове не наблюдалось.

— Еще бы. Мы здесь все зависли «в неспешке», — в привычной манере заметил Ромарио.

Затем начал свое повествование Павел:

— Эмиль, мы не сможем ответить на все вопросы, но расскажем то, что знаем. Мы находимся не на Земле, а на Мориане. Это условное название, его придумали те, кто был здесь до нас. Хочу обрадовать, что здесь клево. Мориан всегда радует прекрасной погодой, кормит нас, у каждого жителя есть свой дом, но… — здесь Павел сделал длинную паузу и задумался.

Я в это время уже снова срывался на вопросы: «Как это может быть? Если не на Земле, то где? На Марсе? Что за ерунда?»

— Поднимите, пожалуйста, рукава, закатайте их.

Ничего не оставалось, как подчиниться ему. На левой руке, чуть ниже локтевого сгиба, я увидел какие-то цифры. Они были словно впечатаны в меня, как в фантастических фильмах: 65074012. И вдруг заметил, что цифра изменилась на 65074011, а затем на 65074010.

— Они меняются каждую секунду, — заговорил Павел.

В моем взгляде было столько вопросов, что слов уже не требовалось.

— Приблизительно каждую секунду они отсчитывают что-то…

Павел закатал свой левый рукав — на циферблате были цифры 98766345.

— Мы называем это таймером. Таймер каждого человека уникален — словно время, написанное для каждого из нас. Но это не секунды нашей жизни, мы уже это выяснили. Это что-то другое, — вкрадчиво и медленно проговорил Павел. — На Мориане никто не стареет и не растет, здесь нет болезней, и потому здесь никто не умирает. Изменяются только числа на наших руках.

Как хороший актер, Павел выдержал паузу, зная, что мне нужно переварить информацию.

— Ну… Это не плохо, — начал говорить я. — Замечательно, что здесь никто не болеет и не умирает. Значит — здесь нет страданий? Вот Будда с Иисусом бы удивились, не так ли?

Я сам заметил, что уже шучу. Мне казалось это игрой, звучало вполне увлекательно. А пахло еще лучше — я снова почувствовал вкусный сочный воздух.

— А как же вы сюда попали? Как я здесь оказался? Я ведь помню, что родился на земле, во Франции. Ну, знаете, такая страна в Западной Европе?!

— Он думает, что мы с другой планеты. Ха-ха. Я, между прочим, из Греции родом, мистер француз, — сообщил в своем прежнем тоне Ромарио.

— Я родился в России, — спокойно сказал Павел и продолжил: — На самом деле, это не столь важно. Сейчас мы находимся здесь, говорим на ранее не известном языке. Мы такие разные, но друг друга слышим и понимаем — соответственно, нас что-то объединяет. Не знаю, правда, что…

Павел задумчиво поглядел на формулы, которые висели на стенах, встал и подошел ко второму столу, приглашая меня за ним.

— Это то, что нам удалось с Ромарио выяснить о людях, которые здесь живут. Они помечены цифрой с буквой и обведены в кругляшки синего цвета. Само собой, о тех людях, с которыми мы так или иначе где-то встречались. Это не полная карта. А вот видите эти цифры, которые потом помечены красным квадратом? Это те люди, которые уже исчезли.

— Ммм… не понял? Что значит «исчезли»? Вы же сказали, что здесь никто не умирает, не болеет даже…

— Да, и даже сохраняет тот возраст, в котором человек сюда попал. Но люди рано или поздно исчезают! Просто растворяются, как в матрице, раскалываются на пиксели, на частицы и пропадают. Я не знаю, как объяснить иначе. Я не физик и не химик, у нас нет фотоаппаратов и видеомагнитофонов, но это факт: иногда люди исчезают у нас на глазах, не испытывая при этом ни боли, ни мучений. За доли секунды. Знаете, как волшебница палочкой махнула! И все. И на нашем «генеалогическом» дереве появляется кружок, заключенный в красный квадрат. Понимаете?

— Вы чего тут — свихнулись и думаете, что люди исчезают по мановению волшебной палочки колдуньи? Пропадают, как капля воды испаряется на солнце? Это я должен понять? И никаких тебе крематориев, кладбища. Черт знает что. Красивая идея — не более того.

Я кричал как идиот. Когда я поднял глаза и увидел Павла, который ни словом, ни делом меня не обидел, я понял, что ору только потому, что не могу в это поверить. Я начал извиняться и просить прощения. Сказал, что мне нужно остыть, пока не могу принять эту информацию.

Потихоньку я вышел на улицу, меня никто не стал удерживать. Через какое-то время я посмотрел на свои цифры: 6507017. Прошло около часа, наверное. Я не помнил, какие точно были цифры, когда увидел их впервые. Наверное, нужно было их запомнить, чтобы знать хоть что-то о себе в этом мире. Я считал секунды, как баранов, время утекало сквозь пальцы. Метафора превратилась в наглядный пример.

Я провалился в крепкий сон прямо там, на берегу моря. Мне приснились какие-то мужские руки, они держали мое тело, я был очень маленький. «Дыши, дыши, не спи… Не спи, давай дыши». Я очнулся весь мокрый от пота, это был страшный сон. Какие-то люди реанимировали меня. Вокруг я видел высокие стены, уложенные белым кафелем от пола до потолка. Металлический холодный стол; я ощущал, как мне в рот запихивают пластиковые трубочки, сжимают мою грудь, чувствовал прикосновение чего-то холодного. Я видел мужчину в медицинской одежде, который раз за разом склонялся надо мной или брал на свои руки. Резкий свет лился откуда-то сверху. Чувствовался запах резиновых перчаток.

Я проснулся и начал перебирать все свои мысли. Я умер? Я в аду? В раю? Нет, я ведь помню, как я рос, помню своих родителей, как проводил с ними время — мы даже пускали воздушного змея. Я не мог тогда умереть, у меня есть другие воспоминания.

Что происходит? В той жизни, которую я помню, люди умирают — это правда, но там я был уверен в себе, понимал, как все устроено. Я точно помню это обрывками чувств.

Выдох

Я проснулся следующим утром в своем уютном домике, не помня, как сюда вернулся. Как только открыл глаза — обнаружил на столе кучу бумаги. Похоже, ночью я что-то писал. Вокруг все было так же умиротворенно и красиво, как и в первое утро. Но в голове оставался сумбур — куча вопросов без ответов. Ночь не добавила ни толики смысла во вчерашние слова, сказанные Павлом; подтвердилось только то, что цифры тикают быстрее, чем бьется сердце, и что здесь всегда прекрасная погода. Это были уже три пунктика, которые я точно знал. Третьим был мой дом, похожий на гостиницу.

Я решил пойти на улицу и продолжить изучать обстановку. Интернета здесь не было, поэтому фраза «Google вам в помощь» здесь не имела смысла. Как только я вышел в фойе, сразу увидел там Эльзу. Она ждала меня с подносом фруктов и чаем.

— Доброе морианское! — с невозмутимым видом объявила Эльза. — Я принесла Вам поесть, позже я покажу, где Вы сможете найти это самостоятельно.

— Спасибо, Эльза. Я уже и забыл, что нужно еще и питаться. Можно я задам Вам вопрос?

— Да, конечно.

— Вы верите в чудеса?

— Я верю в то, что вижу. А что Вы, Эмиль, называете чудом?

— Ну, например, то, что люди исчезают, испаряются, как это здесь принято говорить.

— Да. Я видела это совсем недавно. До этого мне тоже не верилось: пока это не произойдет на твоих глазах — невозможно такое вообразить. На самом деле, на Мориане есть еще более интересные вещи!

— Например?

— Например, то, что каждый человек оказывается здесь в абсолютно разных условиях. Кто-то, как Вы, например, живет в уютной гостинице. Кто-то имеет свой двухэтажный особняк, а кто-то располагается в домике на дереве, как Эрика. Помните девочку?

— Эрику, да, конечно, классная девчоночка! Надеюсь, я ее не обидел своим рассеянным поведением? Вы ее мама?

— О, нет, что Вы. Мы появились с ней в разное время, она — совсем недавно. Все здесь просто друзья.

Эльза рассказала мне, что детям, с одной стороны, проще — они мало что знали о жизни на Земле, но, с другой стороны, им нужна забота и любовь больше, чем нам. Дети воспринимают здесь все как игру и практически ничего не помнят из прежней земной жизни, поэтому получается наслаждаться моментами, не думая о том, что будет дальше.

— Вкусные персики? — неожиданно спросила она.

— О! Очень. Невероятно насыщенный вкус и аромат. Спасибо большое за Ваше внимание.

— Хорошо, я тогда пойду к Эрике, она уже должна проснуться, мы обычно с утра идем гулять и купаться. Присоединяйтесь, если будет желание. Море здесь, как колыбель, успокаивает и манит.

От этой женщины исходило столько доброй энергетики и положительного настроения, что на некоторое время я забыл о своих мыслях. Мне захотелось, чтобы утро и для меня стало добрым морианским.

Сегодня я направился вверх, чуть выше моего дома, на горизонте вырисовывался силуэт небольшого города. Интересно, кто там живет, кто его построил? Идти пришлось около двух часов: казалось, что вот они, эти небоскребы, совсем близко, но, поднимаясь, я вновь и вновь видел перед собой следующий горизонт холма, который нужно было преодолеть.

На самом деле, там было только два высотных здания, а остальные были похожи на загородные коттеджи; вместе они составляли некий городок. На улицах было пустынно, даже около небоскреба, это меня очень удивило. Я осматривал местность, словно инопланетянин, попавший в незнакомый мне мир. И вдруг примерно на девятом этаже я увидел на балконе мужчину, он приветливо помахал мне рукой. Через несколько минут мужчина догнал меня, стукнув по плечу:

— Здорово, приятель! Я мистер Ноулт-младший.

Этот человек странно выглядел по сравнению с теми, кого я здесь видел. У него был очень строгий шерстяной костюм. Под пиджаком виднелась атласная оранжево-коричневая жилетка с вышитой монограммой на кармане. Как у настоящего состоятельного джентльмена, на кармане висела цепочка от часов. И на рубахе были отличные золотые запонки с такой же монограммой. Я подумал, что он здесь важная «птица».

— Здравствуйте, мистер Ноулт! Я Эмиль. Как поживаете? Похоже, что Вы — мэр этого города?

Ноулт рассмеялся:

— Ха, как же… Я, скорее всего, мэр этого небоскреба, — он показал рукой на один из них с медными колоннами, в котором было не меньше пятидесяти этажей. — Вы, мистер Эмиль, должно быть, тут совсем недавно, раз полагаете, что здесь есть мэры, президенты и тому подобные классовые неприятности. Это не так. Я не знаю, какой у Вас дом, а мой вот этот. Я живу на девятом этаже, там отличные апартаменты. В спальне этого жилища я проснулся, этот металлически-стеклянный монстр оказался моим домом. Я, кстати, там единственный жилец!

— Ничего себе! Вы живете в небоскребе один?

— Да, на данной момент один, но не исключено, что у меня появится сосед или соседка, а пока приходится мириться с одиночеством. В этих коттеджах тоже живут люди, хотя и не во всех, кое-кто уже исчез.

В моей голове опять зазвенели колючие слова: «исчез», «исчезновение», «появление».

— М. И давно Вы здесь, так сказать, в ожидании соседа?

— Да, очень давно, по местным меркам я тут один из старейшин, подзадержался, иначе не сказать. Наверное, мой живот слишком большой, чтобы запросто исчезнуть, — сказал довольный собой мистер Ноулт.

Мне импонировал его ироничный юмор по поводу этой ситуации.

— Я здесь второй день хожу, пытаюсь выяснить, как я сюда попал. Вчера я был в обсерватории у Павла с Ромарио, они мне рассказали о том, что здесь происходит.

— О, да! Эти мальчишки не успокаиваются, все пытаются выяснить, зачем они здесь и почему люди исчезают, даже если у них на таймерах остались еще миллионы секунд. Раньше мы полагали, что люди здесь находятся ровно столько, сколько отмерено в их внутренних часах. Но оказалось, что это не так. Ромарио почти не спит, он не может успокоиться, в своих снах он ученый-физик, и это не дает ему покоя. По своей природе он искатель.

— А Вы как относитесь ко всему этому? Как долго Вы здесь живете?

— О, милейший, Вы все хотите узнать за раз? Что же Вы потом будете делать? Здесь нет ничего интересного кроме одного — возможности разбираться в «сюрпризах».

Он рассказывал обо всем этом, как о своем любимом домашнем питомце, который вытворяет разные вещи, чтобы его рассмешить. Мистера Ноулта-младшего ситуация забавляла. Являлось ли это его личной нирваной — я не знал.

В тот день он много говорил о том, как проводит здесь время, о людях, которые живут неподалеку. Продвигаясь по городу без названия, он продолжал свой рассказ, со свойственной для него харизмой и самоиронией.

— Здесь нет часов, — он полез в карман своей жилетки и с легким побрякиванием цепочки вытащил карманный циферблат в золотой оправе; стрелки стояли на без пятнадцати пять. — Видите, это аксессуар, не более того. По-настоящему ведут счет в этом мире только наши личные таймеры, встроенные в тела. Я здесь уже 473040450 секунд, но, может быть, и больше, я уже сбился со счета. Сейчас посмотрим … 24921000… оп, оп… 24921098… Так что, молодой человек, время здесь тикает. Пока я снова застегну свои запонки и одерну костюм — цифры изменятся.

— Какой смысл следить за ними… Я не слежу.

— Я здесь динозавр, если так можно выразиться, население «моего города» меняется на глазах. Кто-то исчезает, кто-то появляется, тем и развлекаюсь.

Я не нашел, что сказать, все это для меня было новостью, как новенькая сказка для маленького ребенка, я просто слушал.

— Кстати, о «птичках»: я не всегда такой пафосный. В этом костюме я здесь очутился, он уже довольно поистрепался, но я его берегу, ношу не всегда. В нем я чувствую себя на своем месте почему-то. Такие вот дела, молодой человек!

Мистер Ноулт сказал, что очень редко выходит к морю и предпочитает гулять, отражаясь в своем стеклянном доме.

Показав все свои «владения», он помог мне почувствовать и материально ощутить действительность этого мира. В мини-городе не было выбоин, трещин, ржавчины — складывалось впечатление, что за ним хорошо следят. Если и были какие-то потертости, то это служило передаче определенного образа. Все дома отличались по стилю, и каждый из них олицетворял мир своего жильца.

— Приходите, поспорим о жизни! Мне нужно идти, у нас тут с синьором Антонио недоигранная партия, я ему обещал.

— Был рад познакомиться!

Я моментально ощутил, что, встречаясь с людьми, сразу попадал в водоворот их жизней. Я слушал истории, непрерывно думал, возмущался и удивлялся. Позже, оставаясь один, все как будто выключалось, и я в тишине постепенно выстраивал замок из своего мироощущения и своих воспоминаний. Я как будто писал на холсте свою жизнь, краски оказались в моих руках впервые. Слой за слоем вырисовывалась картинка, на которую я мог опираться, как на базовую основу. До этого я был как мальчишка, с разорванными картинками из прошлого и разрозненными фактами из мира под названием Мориан. Было тяжело найти свое место здесь, казалось, что я чужой. Какое- то время я решил побыть наедине.

Хотя меня немного мучило чувство совести за то, что вчера так резко убежал из обсерватории; я сожалел, что так грубо прервал рассказ Павла.

Вдох

Несколько дней я просидел дома, но вечерами выходил на улицу и гулял чаще всего за пределами моего дома-гостиницы, за пределами моего сада (деревьев вокруг дома). Пройдя метров десять–двадцать, я оказывался на ландшафтном пейзаже, открытом до самого горизонта. Среди деревьев можно было разглядеть другие дома, но они встречались предельно редко. И днем и ночью воздух был настолько приятен, что от температуры окружающей среды нельзя было замерзнуть или вспотеть, а уж тем более получить солнечный удар или ожог. Все здесь было в меру комфортно.

Бесконечные пейзажи радовали глаз и всем своим состоянием заставляли мечтать или наслаждаться. Лишь ищущий мозг человека мог противостоять этой красоте, не давать смиряться и скользить на волнах блаженства. Когда я видел гуляющих людей, которые загорали, играли и бегали по морской кромке, казалось, что здесь безмятежный рай, где не нужно зарабатывать деньги, чтобы купить себе жилище, еду или путевку в теплые страны. Это все было подано на блюдечке с голубой каемочкой.

Гуляя однажды вечером, я забрел в прекрасный цветущий сад или лес: он был слишком большим, чтобы называться садом. Сначала мое внимание привлекла красивая резная беседка, окруженная поляной с голубоватыми незабудками и ярко-оранжевыми нарциссами. Все было сделано так искусно, что я боялся приблизиться и случайно нарушить чей-то мир. Я решил пройтись вокруг и узнать — живет здесь кто-то или нет.

Обогнув беседку, окруженную цветами, чуть справа, я прошел мимо нее и в траве увидел еле проглядывающие тропинки, которые вели к небольшому домику, оказавшемуся не менее прекрасным. Он представлял собой стеклянный параллелограмм, высотой в один этаж, а сверху натяжные конструкции белого цвета хаотично перекрывали этот стеклянный куб, развиваясь в пространстве леса свободно и живописно. Это было очень красиво. Солнечные блики скользили по скульптурной форме конструкции, подчеркивая плавные изгибы. Дом был настолько же органичен в окружающем ландшафте, насколько и контрастен по своим материалам. Я медленно подошел к стеклянному фасаду, из-за отражений и бликов не было видно, что внутри. Я наклонился и приложил ладони к стеклу, чтобы получше разглядеть. Создавалось впечатление, что я смотрю сквозь медузу: все было прозрачным, даже стулья, сквозь интерьер был виден лес за домом, лишь изредка встречались непрозрачные плоскости стен. В интерьере была масса стеклянных колбочек и вазочек, закрепленных на металлических кольцах или на консолях. Кое-где в колбочках стояли зеленые побеги с красивыми цветами.

— Проходите, я покажу Вам свое жилище! — раздался нежный голос позади меня; это была Эльза.

— Ой, простите, я не знал, чей этот дом, и хотел выяснить — живет ли здесь кто-то. Это самое красивое строение из тех, что я здесь видел.

— Ничего страшного, все нормально.

Мы вошли в стеклянную раздвижную дверь, которая так и осталась открытой. Эльза предложила мне перекусить, я согласился, а сам продолжил разглядывать все детали этой волшебной комнаты. Даже вдоль окна здесь росла травка с мелкими белыми цветочками — тем самым стиралась грань между лесом и домом. Казалось, что домик создан для жизни бабочек.