Бесплатный фрагмент - Монголия белая

МОНГОЛИЯ БЕЛАЯ

Завиток судьбы

Москва 1989 год. Мне четырнадцать. Закончив восьмой класс, я решил продолжить обучение в своей родной школе и поступил в девятый чтобы завершить среднее образование. Мои горячо любимые «Ба» и «Де» настояли на этом решении разумно предполагая, что такой путь быстрей всего приведёт меня к образованию высшему. Институт был выбран архитектурный поскольку они оба архитекторы, а я в детстве любил играть в кубики и неплохо рисовал. Ничего против того чтобы стать архитектором я не имел, а посему всё семейство единодушно стало меня к этому готовить, но прежде всего надо было закончить десятилетку.

В нашу школу пришёл новый очень энергичный директор, который, вдохновившись «Перестройкой» конца 80-х решил проявить инициативу и провести эксперимент над одним из двух старших классов назвав его «Военным» и «со специальным уклоном». Мне было не до анализа его чудачеств и главным приоритетом моего выбора в пользу старой школы стало то, что не придётся куда-то ездить, а значит утром можно больше спать.

В класс «А» набрали двадцать два парня и ещё взяли четыре девушки что крайне меня удивило, учитывая характер мероприятия. По приказу директора из состава нашего мужского коллектива вычленили сборную команду для выступлений на всевозможных соревнованиях по Начальной Военной Подготовке районного и городского значения и назвали её «Сборная команда по НВП Ленинградского района». В сборную вошло практически всё мужское население класса и на протяжении двух лет мы отдувались за весь наш Ленинградский район. Пропадая целыми днями на тренировках и состязаниях по детской глупости своей, мы радовались освобождению от текущих уроков до конца не понимая, как это пагубно влияло на наши шансы куда-либо потом поступить.

Параллельный класс «Б» получил исключительно женское наполнение в составе тридцати трёх юных леди и все два года их класс для нас был образцом целомудрия и прилежания. Никаких поводов тратить свою молодую энергию кроме как на учёбу у них не было и каждую перемену каждая из них что-то учила, разложив на подоконниках аккуратные тетрадки в цветных обложках куда красивым почерком на уроках заносились истины бытия. При первом ударе молоточка школьного звонка все они хватали свои конспекты и на удивление дружно семенили в класс чтобы до конца трезвона успеть сесть на свои места за партой выложив на оную всё те же тетрадки и не менее аккуратные учебники и пеналы. Учителя по всем предметам кроме физкультуры и НВП вкладывали свой педагогический талант исключительно в класс «Б» твёрдо убеждённые в том, что бестолковых новобранцев класса «А» собирали по всему району не для академической карьеры. А четыре девчонки те что решились прийти в наш класс были естественным образом освобождены от марш-бросков и всяких соревновании, а потому на нашем фоне без особых усилий учились на «отлично».

Вот таким получился наш поток 9-го класса. Один класс был полностью из благородных девиц, а второй ещё более чудной класс состоял почти из одних парней при этом рослых и сильных. Почти, потому что благодаря четырём девушкам мы всё же оказались в женской компании и формат взаимоотношений в классе получился как бы светским что не дало превратить его в казарму. Как следствие на протяжении этих двух лет четыре юных леди были окружены вниманием двадцати двух недорослей, строящих из себя рядом с ними настоящих мужчин, что несомненно скрасило тяготы их женского пути к вершинам среднего образования.

Это были самые странные и самые яркие годы моей юной жизни и воспоминания о них не угасают по сей день. Потом уже спустя годы я много чего пережил и яркого, и странного, но сочетание юности и первых взрослых впечатлений выдало столь крепкий коктейль, что до сих пор от него протрезветь не получилось. Вероятно, я уделю когда-нибудь внимание подробному описанию «солдатских дней моих суровых», но в этот раз только слегка ознакомлю читателя с ключевыми событиями завитка судьбы который лег в основу всех дальнейших приключений моего повествования.

В целом нас ждёт рассказ или скорей очерк о моём путешествии по первобытным местам девственной природы, о городах и селах, а главное — о людях Монголии с и их неповторимой древней культурой. И как знать возможно мне никогда не пришлось бы побывать в этой удивительной стране не попади я в наш странный класс.

Мечты, надежды и реальность

Директор школы внешне похожий на Ельцина был добр, слегка лысоват, велик, громогласен и весел. Он лично захотел руководить нашим классом. Возможно мечтал о лаврах «Учителя года», а может «Заслуженного учителя» я не знаю главное, что детей он любил и нам от широты душевной прощал любое хулиганство и любые дерзости, а мы этим пользовались, не ведая стыда. Лавры в итоге его настигли, но насладиться ими ему не пришлось так как в год нашего выпуска рухнул Союз настали совсем другие времена и советское прошлое уступило место бессовестному рынку девяностых. А тогда в самом начале эксперимента нашим наивным родителям рассказали о всевозможных специализациях военного класса, которые сделают из нас физиков, математиков, химиков, возможно, гуманитариев, но уж точно не военных. Военную службу нам зачтут как строевую настоящую что конечно же оказалось неправдой хотя в эту неправду на тот момент верил каждый наш родитель, да и мы надо сказать тоже. В итоге в список «спец-уклонов» вложили все имеющиеся предметы старших классов всех существующих спецшкол Союза и конечно, все родители услышали то что нужно для карьеры именно его дитя. Не помню, чтобы проводилась какая-то рекламная кампания нашего «сверх-класса», но по «сарафанному радио» возник ажиотаж во всем огромном Ленинградском районе города Москвы и перед приёмной кабинета директора в очередь выстроились новобранцы с тревогой теребя свои аттестаты.

Я ни разу не был в кабинете директора хотя всю мою школьную карьеру с «поведением» не дружил, но именно к «Директору» не попадал никогда. Войдя в незнакомый кабинет к незнакомому директору, я сел на краюшке потёртого горчичного стула и максимально напряг зрение и слух. Директор подошел ко мне и бодро поздоровался.

Услышав в ответ что-то вежливое и нечленораздельное удовлетворённо кивнул потрепал меня по плечу и степенно приступил к допросу:

— Сколько у тебя по «Физ-ре»? — спросил он бодро.

— «Три» — ответил я тихо, разглядывая пол.

Он подозрительно посмотрел на меня, попросил встать, взглядом оценил телосложение, подошёл ко мне как можно ближе и прямо в ухо спросил, прибавив громкость:

— Подтягиваешься сколько?

— Пятнадцать, — чуть увереннее пролепетал я удивлённый вопросом.

Директор сел в кресло и секунд десять смотрел на меня не моргая:

— А по физкультуре «пять», — на всякий случай уточнил я ещё твёрже пытаясь реабилитироваться, но всё равно до конца не понимая, что происходит.

Похоже слух свой я всё же перенапряг и услышав «по физ… мозг добавил «…ике», а с этим предметом мы не дружили из-за личной вражды с преподавательницей, которую по сей день поминаю только добрым словом став мудрее спустя годы.

В глазах директора сверкнул оптимизм, но всё же с некоторым недоверием оценив меня снизу-вверх видимо сомневаясь то ли в моём слухе, то ли в умственных способностях слегка вздохнул, улыбнулся и тихо произнёс:

— Ну вот, а ты говоришь «три», — и взял в класс.

С первого дня нам выдали солдатское обмундирование, кирзовые сапоги, камуфляжные комбинезоны, каски и всё что положено по настоящему воинскому уставу. В общем шутки кончились — прощай детство. С утра построение, сплошная физкультура и Начальная Военная Подготовка. На учёбу сил не оставалось, поэтому к концу второго года мы стали очень спортивные, хорошо стреляли, далеко кидали, но при этом наши знания по всем предметам всех заявленных специализаций были девственно чисты. Про поступление в институт можно было забыть, зато кубков и грамот мы завоевали столько что директору пришлось построить огромную витрину для наших трофеев по центру главного холла и почти до потолка. Петрович, так мы звали его заглаза, в нас души не чаял и нещадно баловал, защищая от праведных нападок учителей всех предметов за исключением физкультуры и НВП от которых замечаний по понятным причинам не было. Военкомы Ленинградского района пристально отслеживали наши успехи на районных и городских соревнованиях и заранее всех приговорили в морскую пехоту и в воздушный десант. От такой перспективы нас как один потянуло в институты. Прививка этих двух весёлых лет напрочь отбила хоту к строевой службе и не жалея ни сил, ни времени занимаясь с репетиторами мы все пробили дорогу к высшему образованию и в армию в итоге не пошёл никто.

А в самом начале почти сразу после старта нашего странного проекта где-то в середине сентября первого года уже отбегав пару недель в камуфляже еще не очень дружный класс грохоча сапогами среди тишины идущих уроков пробегал на улицу через школьный вестибюль на очередное занятие по НВП.

23-й

Прижавшись к стене один во всём огромном холле школы невысокого роста щуплого телосложения с копной соломенных волос одетый в дедушкин джемпер поверх брюк со стрелками наверно того же дедушки, он стоял не шевелясь, двигая туда-сюда зрачками. Мимо пробегали какие-то солдаты почему-то с деревянными автоматами и как ему казалось каждый старался разглядеть именно его. Мне особенно запомнился смелый и в тоже время, растерянный взгляд человека, который до конца не осознаёт, что вообще происходит и каким боком ему это может выйти. Похоже он был не в восторге от увиденных рослых парней в камуфляже с которыми ему предстояло провести долгих два года.

Пробегая мимо нам было абсолютно всё равно кто он и зачем он тут, но мельком каждый на него глянул поскольку только один он и был по ходу нашего пути. На самом деле нас больше заботил предстоящий десятикилометровый марш-бросок и отжимания на асфальте на голых кулаках на первой паре уроков физкультуры. На второй паре НВП мы развлекались преодолением огромного школьного гаража, в котором по бедности того времени автомобилей никогда не было, а предназначен он был в основном для приёма макулатуры и за которым в нарушении всех пожарных норм и школьных правил плохие старшеклассники, то есть мы, курили на переменах.

Гараж брали тройками. Самый крепкий из трёх подставив сцепленные пальцы рук под ногу взбирающегося ему на плечи сослуживца выталкивал его тело наверх и рискуя потерять ухо под солдатским сапогом товарища крыл его трёхэтажным надеясь таким образом уберечь свои ушные раковины. Встав на плечи первому второй рисковал ушами, как и первый, когда по ним обоим взбирался третий так что трёхэтажный автоматически умножался на два впечатляя нашего военрука своим многообразием. Усевшись на краю крыши сарая третий за руки вытягивал наверх второго и уже вдвоём свесив солдатские ремни первому вытягивали и его. С гаража как правило уже просто прыгали.

После четырёх уроков подобной чехарды страшно измотанные придя в класс и наполнив его стойким запахом пота мы обнаружили очередную жертву милитаризации за одной из парт нашего класса, но никто не мог вспомнить где он эту жертву видел.

Оказалось, наш новый попутчик прибыл из Монголии где прожил пять лет учась в русской школе, в которую он был определён судьбой в виде родителей, переехавших туда на заработки. Русских в русской школе практически не наблюдалось и характер Александра Захарова формировали монгольские мальчишки и девчонки. Надо сказать, что окружение Саши было по спартански жёстким, честным и справедливым. Мы сразу заметили, что он ментально отличается от нас и не могли понять, почему городской с виду парень прибыл как будто из деревни, но, когда он озвучил свои мемуары всё стало понятно.

Продолжительное пребывание в Монголии, особенно в таком нежном возрасте, сильно впечатлило Александра, и он не только приобрёл черты характера своих одноклассников, но и выучил их непростой хрустящий язык. А заодно абсолютно и навсегда полюбил природу бесконечных степей Монголии с их чистыми и быстрыми ветрами, где круглый год по бескрайним зелеными пастбищам россыпью черно-белого гороха, бродят бесчисленные стада рогатых друзей человека. Живя пять лет в Монголии и путешествуя с родителями, он видел закаты живописной пустыни Гоби, слышал шум вековых лесов на покатых грядах старинных гор, любовался зеркальным блеском бескрайних горных озёр, запросто пил из каменистых журчащих рек чистейшую воду, достойную наивысших номинации мира. И только вернувшись в Москву, осознал, что то, к чему он так привык, и на что не обращал внимания, увлечённый суетой повседневной жизни, это и есть самые бесценные моменты, которые незаметно, но навсегда покорили его ум, душу и сердце. Намного позже, спустя пару десятков лет, обзаведясь семьёй и став взрослым мужчиной, он снова связал свою судьбу с Монголией и запустил несколько бизнес проектов со своими повзрослевшими монгольскими друзьями.

Так волею случая удалось совместить бизнес поездку моего друга с нашим путешествием, и я получил шанс познакомиться с этим фантастическим краем.

В путь

В этот раз мне повезло. Я был избавлен от бремени интернет подготовки и предвкушал полный спектр будущих ярких ощущений. Меня должен был встретить в аэропорту Улан-Батора мой друг Захарыч, и всю программу путешествия он взял на себя. По сути, до поездки мне были известны только три вещи: первое — я лечу в Монголию, второе — будет какая-то охота, и третье — это всё в феврале, то есть в самый контрастный и суровый месяц года. Несмотря на свою любовь к непредсказуемости, погоду я всё же посмотрел. Сопоставив температуру воздуха, его влажность и скорость ветра, вывод получился неутешительный: организм может взбунтоваться и отправиться домой, или ещё чего хуже: не выдержать и заболеть. Понимая, что наибольшее время пребывания будет на свежем воздухе в дикой местности, я начал собираться основательно. Разложив по квартире всё теплое, непромокаемое и непродуваемое, и оглядев полученный объём разложенного, стало понятно, что нужно чемодана три, а задача запихнуть всё в один походный рюкзак, казалась невыполнимой. Пришлось провести бескомпромиссную ревизию, применить все свои познания в эргономике, и, приложив немало физических нажатий и прижатий, укомплектовать всё в некий объект, напоминающий синтетический цилиндр, готовый лопнуть в любой момент. Закончив суетиться с упаковкой, я «присел на дорожку», проверил документы и с чувством лёгкой неуверенности выехал в аэропорт.

Взлетели стандартно под крик детей. Вокруг одни монголы. Все молчат, не шевелятся. От такого статичного бойкота с каждой минутой становилось как-то не по себе. Лететь около семи часов, за окном тьма, ничего не видно, развлечений ноль. Я уж подумал, что это будет самый унылый из всех моих самолётных перелётов.

Как же я ошибался. Неожиданно причиной веселья стал я сам. Как только мной был извлечён из пакетика «Duty free» 12-и летний виски, сразу обнаружился неподдельный интерес к моей персоне от соседей по ряду. Надо сказать, что, несмотря на свою показную сдержанность, монголы народ непосредственный и открытый, поэтому интерес к бутылке был озвучен без всяких стеснений.

— О. — с легким удивлением небрежно произнес пассажир слева, — Виски. Дринк. — и, подкрепив жестами сказанное, оратор не оставил сомнений в своих намерениях.

— Вери гуд. — отреагировала попутчица справа, слегка усложнив фразеологию. При этом жесты были примерно те же. Затем мадам лучезарно улыбнулась и добавила на чисто русском языке. — Давай, пожалуйста!

Сделав по глотку и удобно расположившись после взлёта, собеседники начали раскрывать все секреты суровой Монголии и свои личные тоже.

Оказалось, что монголов раскидано по планете гораздо больше, чем тех, что живут в самой Монголии. Восемь миллионов находятся за её пределами, и только три внутри. Всего на всей огромной территории три крупных города, соединенных нитками дорог между гор, пустынь и огромных пастбищ. Есть еще мелкие поселения городского типа, но в основном, остальные жители вне городов-это традиционно кочевники. На каждого монгола приходится 25 голов рогатого скота, независимо от того кочевник он или нет, так что с мясом и молоком в Монголии все в порядке, а вот салат оливье для них — деликатес. Из-за сурового климата земледелием заниматься очень сложно, овощи нормально не растут, исключение составляют только пшеница и всякие другие злаковые. В итоге ничего не остаётся, как только сидеть на суровой диете из мяса, хлеба и молока. Мясо едят в вареном виде и не часто: всё-таки это не дёшево даже там. Хлеб не всегда есть, а вот молоко точно девать некуда. От такого питания поступление в организм кальция просто зашкаливает, вследствие чего зубы у монголов всегда сверкают белизной без всякого дополнительного обслуживания. А ещё, они ненавидят китайцев за отобранную сто лет назад во время войны «северную Монголию», все ездят на «крузаках» и у всех в багажнике «калаш», потому что вокруг волки. Вот с таким набором знаний я летел в полной темноте навстречу неизвестному.

Попутчики в ряду потихоньку удивляли. Один из них был мужчина средних лет, разумеется, монгол, и своим видом ничем не выдавал своего бунтарского характера. Стоило нескольким глоткам крепкого достичь каких-то потаённых мест его нутра, он тут же совершил дерзкое преступление — подверг мирно-спящих пассажиров и смелый лётный экипаж невиданной опасности — покурил в туалете. В итоге был разоблачён с позором, унижен признанием, и, как в детском саду, дал обещание, что больше так не будет. На этом суровость законов «Аэрофлота» ограничилась, хотя штраф преступник по прилёту всё же заплатил. Немного придя в себя после конфуза, преступник стал словоохотлив и рассказал немного о себе. Оказалось, что он практически француз и живет в предместье Парижа с женой и детишками. Возит всякую всячину на «фуре» по всему Евросоюзу и абсолютно доволен жизнью. И таких монгольских семей много, как я впоследствии узнал. Получается, цивилизация их всё же к рукам прибирает, и комфорт побеждает суровый, простой и понятный образ жизни, несмотря на всю неприхотливость этого крепкого степного народа. Страну свою они очень любят, природу обожают, но жить большинство хочет где-то «За», а «В» ездят только в отпуск или по неотложным делам каким-то.

Другая моя попутчица оказалась учительницей русского языка слегка преклонных лет, и по совместительству ей пришлось стать моим переводчиком, поскольку водитель «фуры» был франкоговорящим европейцем, как мы уже знаем, и я без перевода понимал лишь, когда ему надо было смочить горло моим виски. Ближе к середине полёта нас всех неплохо накормили и гормоны счастья стали пробиваться наружу. Мы начали петь. Сказать, что я был удивлён нашим трио и его познаниями советского фольклора, значит ничего не сказать. Я был сражён. Пел даже дальнобойщик, хотя русский язык не знал в принципе. Терпеливость черноголовых слушателей всего салона самолёта поражала. Не было ни одного замечания. Дети тоже не смели орать. В общем, концерт прошёл с триумфом, но без аплодисментов и в полной темноте. Дальше мы как-то неожиданно уснули.

Приземлились на рассвете. Силуэт аэровокзала не впечатлил, но я другого и не ждал, особенно после краткого ликбеза от моих новых друзей, полученного в полёте. «Друзья», протрезвев, абсолютно изменились, и таких серьёзных монголов ещё свет не видывал. Водитель-француз грустно пошел платить законный штраф, а учительница-переводчик растворилась среди монгольских лиц, которые были тоже очень серьёзны. Пройдя несложную процедуру контроля, я забрал с ленты свою синтетическую сардельку и, убедившись, что она цела, направился непосредственно в Монголию. Первый вздох морозного воздуха меня крайне удивил. Я знал, что будет минус тридцать, но по факту этого почти не ощущалось. Впереди я увидел сияющую в улыбке, белобрысую физиономию, и понял, что передо мной мой друг. Мы обнялись.

Водитель

Пройдя на парковку, где в предрассветной тишине среди замороженных в инее автомобилей стоял одинокий «крузак», контрастно выделявшийся блестящей чистотой и радикально чёрным цветом. Из-под него густыми белыми клубами валил выхлоп, и я догадался, что это и есть наш трансфер. У машины нас кто-то встречал.

— Доброе утро, — слегка медленно сказал водитель и коротко представился, — Ган-Болд.

— Андрей, — назвался я и поздоровался в ответ. — Доброе утро! Свежо у вас тут!

Монгол улыбнулся, и мы пожали руки. Меня посадили вперёд рассматривать красоты, «крузак» тронулся, и мой друг начал чересчур непринужденную беседу с водителем, так что мне стало как-то не по себе от такого панибратства.

— Ничего-ничего, ещё отоспишься, — успокаивал он, — не каждый день к тебе такие гости приезжают.

— Я очень рад, — сказал устало водитель, — твой друг-мой друг, — посмотрел на меня и белоснежно улыбнулся.

Я наконец понял, кто есть на самом деле водитель, но не это главное. Больше всего поражала чистота русской речи, как будто я никуда не уезжал. Готовясь к поездке, я специально не хотел знать, что меня ждёт, чтобы каждое последующее мгновение для меня было сюрпризом. Для любого путешественника — это ведь наивысшее счастье, а для меня оно оказалось вдвойне приятным, поскольку я был среди друзей. Как выяснилось, друзья учились в одной школе и знали друг друга с детства. Компания получилась тёплой в хорошем смысле слова, и мы были уверены в успехе во всём.

Ган-Болд, как-то отличался от уже виденных мною его соотечественников, но я не мог сразу понять, чем, то ли манерой держаться, то ли осанкой, лицо какое-то не такое круглое, прическа длинная, и всё говорило о каких-то внешних и внутренних признаках далеко не простого человека.

— «Калаш» в багажнике? — Спросил я ради шутки, вспоминая рассказы своих попутчиков.

— «Винчестер», — абсолютно серьёзно ответил Ган-Болд, — «калаш» у отца в машине.

Я посмотрел на водителя. Сзади раздалось фырканье напополам с икотой.

— Всё нормально, Андрей Георгич, все нормально, — продолжал через смех Захарыч.

— Волков в городе нет, — медленно выговаривал Ган-болд, — «калаш» не нужен.

— А «винчестер» всегда со мной, — после паузы заметил он, — так, на всякий случай, — добавил Ган Болд и наконец, улыбнулся, лукаво посмотрев вверх в зеркало, в котором сиял довольный Захарыч.

Успокоенный тем, что нас так просто не возьмёшь, я рассказал о своих приключениях при перелёте, чем немало повеселил своих спутников. За шутейным разговором время пролетело, и наш путь показался не долгим. По дороге я увидел непривычный пейзаж мягких холмов, покрытых жухлым плюшем из сантиметровой травы. Как мне объяснили, такая стрижка характерна для зимнего времени года, поскольку это всё, что остаётся от травы после прохода тучных стад самых многочисленных жителей Монголии. Я фотографировал всё, что казалось интересным, вертелся, создавал суету и надоедал вопросами. В конце поездки мы заметили странный серый туман, который висел над приближающимся городом. Оказалось, так образуется угольный смог от очагов тысяч юрт вокруг города, и он же накрывает элитные жилые районы дорогих многоэтажек. Эти стихийные поселения жмутся поближе к городской инфраструктуре и невольно создают экологический коллапс.

Ган-Болд оказался очень представительным бизнесменом и поселил нас по-царски в одной из гостевых квартир на верхнем этаже типа пентхауса в здании своего офиса. Такого я точно не ожидал. Видом из окон пентхаус похвастаться не мог, поскольку окружение состояло из типовой панельной застройки, так популярной в советском союзе, которую, кстати, советский союз там и построил. Решив не терять времени, кинув вещи, мы отправились в город. Улан-Батор оказался вполне себе столицей, с центральной площадью, дворцом, памятниками и даже одним небоскрёбом. Впечатляющие красоты не так впечатляли, как сами монголы. Несмотря на 30-и градусный мороз, почти все ходят без шапок и нараспашку. Все в чёрном, все очень серьезны, и все на тебя смотрят.

Насладившись местным колоритом центральных улиц Улан-Батора, после непродолжительной прогулки Ган-Болд повёз нас в ресторан, но не традиционной кухни, а корейской. Почему-то среди монголов эта кухня очень популярна. В ресторане была абсолютная тишина: ни музыки, ни телевидения, вообще никаких звуков. Как я впоследствии узнал, такой подход к приёму пищи соответствует всей азиатской культуре, особенно в тех местах, где побывала со своим визитом армия Чингиз-Хана. В основном это страны, где традиционно преобладает кочевой образ жизни. Кстати говоря, память о великом «Покорителе вселенной» до сих пор бередит умы современных монголов, и совсем не редкость увидеть где-нибудь на главной стене в ресторане или в любом общественном месте карту всех его завоеваний. Гордятся им очень.