ГЛАВА 1
Он больше я, чем я сама. Из чего бы ни были сотворены наши души, его душа и моя — одно…
Эмили Бронте «Грозовой перевал»
Осеннее солнце, лучистое, но холодное, уже пряталось за горизонт, когда я шла по набережной навстречу ветру, срывающему с моей шеи длинный шерстяной шарф. Я жалела, что мое твидовое пальто сейчас не может превратиться в меховую шубу. Животных я обожала, поэтому мечтала об искусственной. Лишь бы грела, потому что в эту позднюю осень мне больше нечем было согреться.
Я наступала замшевыми ботинками на мокрые, опавшие листья, которые ветер каким-то образом принес сюда, и прятала руки в карманы. Я прекрасно вписывалась в эту унылую вечернюю картину, написанную масляными красками серых, багровых и грязно-желтых оттенков.
В моих наушниках звучала пятая симфония Чайковского. Я заглушала классической музыкой собственные мысли. Она играла так громко, что некоторые прохожие удивленно поглядывали на меня, проходя мимо. Но мне было не до них.
Ты переживаешь осень иначе, когда одинока. Малейшее дуновение ветра замораживает тебя, собственное отражение в грязной луже кажется совсем нелепым, а серость окружающего мира наводит тоску. И вся та завораживающая красота, которую ты раньше искала и находила в каждом позолоченном осеннем дне, вдруг куда-то исчезает. Осенью можно быть любимой или несчастной.
Когда перед глазами вдруг замигал красный свет светофора, я резко остановилась… посреди дороги, которую разделяли на две части автомобили, несущиеся на большой скорости по обе стороны от моей фигуры.
Я не успела до конца открыть входную дверь, когда лицо девушки с яркими веснушками выглянуло из полумрака и оказалось напротив моего лица.
— Где ты была? — схватившись за мою руку, Валери затащила меня в квартиру, — Ты хоть понимаешь, что я переживала за тебя? Твоя мама звонила двадцать раз, Рене каждые пятнадцать минут заходила узнать, вернулась ли ты.
— Я просто гуляла.
— Просто гуляла… — повторила Валери, — просто гуляла? А зачем ты выключила телефон?
— Мне не хотелось ни с кем разговаривать.
— Ты жуткая эгоистка.
— Я устала…
— Просто поражаюсь, — девушка схватилась за голову, — о чем ты думала?
— Не знаю… — я прижалась спиной к стенке.
— Аврора, где ты была?
— Встречалась с Гаем… — чуть помедлив, ответила я.
— Что случилось между вами?
— Я сказала, что не люблю его…
— Аврора… ты… ты серьезно?
Я с безразличием развязала шнурки на ботинках и прошла в гостиную. Швырнула на диван сумку, пальто, шарф сам сполз с шеи. Валери шла за мной по пятам, ожидая хоть какого-то объяснения моему сегодняшнему безрассудству, но мне не хотелось делиться ни с кем своими переживаниями. Я поспешила хлопнуть дверью прямо перед носом подруги, чтобы остаться в полном одиночестве.
Только наедине с собой я осознала весь масштаб моего поступка, последствия, вытекающие из вдруг вырвавшегося наружу признания. Странно, но… несмотря на весь ужас, я чувствовала облегчение.
Двумя месяцами ранее.
В один вечер раздались два звонка. Один от мамы, которая встревоженным голосом сообщила, что папа серьезно болен и его хотят положить в больницу на обследование. Она просила меня приехать, и я без колебаний согласилась, думая в эти секунды лишь о здоровье родного мне человека. Второй от Гая, он пригласил меня на праздничный ужин со своей семьей в честь юбилея его отца. Наш разговор был примерно таким:
— Аврора, мои родители очень хотят увидеть тебя. Я обещал им, что ты будешь с нами в этот семейный вечер. Это важно для меня.
— Гай, мне жаль… но я не смогу. Подожди, не вздыхай так. Несколько минут назад звонила мама.
— Что-то случилось?
— Да. У папы опять приступ… проблемы с желудком. Мне нужно уехать.
— Извини, я не знал… Я поеду с тобой.
— Нет.
— Да, это не обсуждается.
— А как же юбилей твоего отца?
— Забыл…
— Гай, я очень ценю твою поддержку. Но нам достаточно ее и на расстоянии. Надеюсь, папа быстро поправится, и я скоро вернусь.
— Держи меня в курсе всего, хорошо?
— Конечно.
— Когда ты уезжаешь?
— Поезд рано утром.
— Прости, но я ненавижу, когда ты едешь туда. Ты возвращаешься другая. Мне стоит переживать в этот раз?
— Не задавай мне таких вопросов. Меня сейчас волнует только папа.
Я не беспокоилась, что оставляю Валери одну в незнакомом городе, за два месяца совместной жизни с этой рыжей бестией я поняла, что она может о себе позаботиться. Временами умудряется заботиться и обо мне тоже.
— А что с работой? Тебе снова разрешат оставить ее? — спросила Валери, помогая мне укладывать все самое необходимое в небольшую спортивную сумку.
— Не знаю. Я написала Софи, что уезжаю. Она предупредит начальство.
— Чувствую, это плохо закончится… у тебя и так конфликт с директором.
— Поверь, сейчас он меня волнует меньше всего, — твердо сказала я, натягивая на ноги теплые носки. — Как думаешь, в деревне холодно?
— Не холоднее, чем здесь. Но прихвати с собой теплые вещи, на всякий случай.
— Я никогда не была там осенью. Интересно, как сейчас выглядит море…
— Так же, как и летом. — Валери пожала плечами.
— Не может быть, — я улыбнулась ей, — просто ты не обращала на это внимание, я уверена.
— Возможно. Я написала Луису, что ты едешь.
— Зачем? — Вырвалось у меня.
— Не надо было?
— Я… я не знаю.
— Просила, чтобы он никому не говорил… — добавила Валери, взглянув на меня, — если ты об этом…
— Хорошо. Я опаздываю… помоги мне найти зарядку от телефона.
— Она лежит рядом с твоей рукой…
Я прикусила губу и отвернулась от подруги, пока она снова не завалила меня вопросами.
Мне не хотелось будить Гая рано утром, несмотря на его возражения, и без пятнадцати шесть я вызвала такси. Попрощалась с уставшей Валери, которая не сомкнула этой ночью глаз, повесила на плечо тяжелую сумку и вышла из дома. Уселась на заднее сиденье автомобиля, встретилась в зеркале с любопытным взглядом таксиста и, указав ему направление пути, надела наушники. В окна били крупные капли дождя, на стекле я рисовала узоры — плавно растекающиеся цветы…
Середина дождливой осени, купе, в котором я снова еду одна, бутерброды, поспешно приготовленные Валери и неаккуратно завернутые в пакет, в ушах стук колес поезда, мчащегося по рельсам. Все такое знакомое… и в то же время чужое. Что изменилось с тех пор? Прошло каких-то пару месяцев, а ощущение, будто несколько долгих лет осталось позади. Жизнь движется или всё же стоит на месте?
«Слишком много философии…» — подумала я и легла спать. Но мысли атаковали, как стая безумных ворон, хотелось отогнать их рукой. Какая разница, почему судьба снова играет со мной в эту странную игру? Я все равно не умею с ней бороться и каждый раз проигрываю.
Мы ищем опору, твердую землю, теплое пристанище, где сможет найти покой наша измученная душа, и чаще всего находим все в одном человеке. Не всегда любим его, но что такое любовь в сравнении со спокойствием? Кому нужна любовь, которая причиняет бесконечные переживания?
Людям все чаще нужна уверенность в завтрашнем дне, после многих лет странствий они приходят к спокойствию. И кто вправе их осудить? Даже те, чьи глаза вчера горели желанием жить, которые выжимали жизнь, словно лимон, получая все ее соки… даже они изменились. Теперь огонь в их глазах потух, быть может, навсегда…
Я записывала свои мысли, сидя у окна одного из последних вагонов поезда. Очередной блокнот скоро займет свое положенное место в шкафу среди многих других, исписанных моим размашистым почерком. И, возможно, когда-нибудь все эти строчки найдут постоянный приют в твердом переплете изданной книги, на обратной стороне которой разместится удачная фотография писательницы и маленький абзац из ее жизненной биографии.
А тем временем большой город и люди, живущие в нем, оставались позади, за много километров от меня.
И снова пейзажи, волнующие и без того неспокойное сердце, замелькали перед моими глазами. А когда я увидела море: буйное, шумное, бьющееся о берега, моя душа возликовала. Я попросила водителя такси остановиться, не доезжая до дома родителей, и вышла возле церкви. Не терпелось пройтись по знакомым местам и вновь отдаться приятным воспоминаниям.
В церкви никого не было. Звуки моих шагов эхом отозвались в величественной тишине и замолкли. Я остановилась напротив алтаря и вслух прочитала молитву, которую знала наизусть.
В детстве мама учила меня верить, читала мне Библию перед сном и всегда говорила, что только Бог может ответить на все мои вопросы. С возрастом моя вера слабела: я видела, что на эти же вопросы может ответить медицина, философия, физика. Среди молодежи модно было называться атеистами, и какое-то время я начала сомневаться, существует ли Он…
Но чем старше становится человек, тем он мудрее — это истина. Когда мне было восемнадцать, я встретила Гая. Наша первая встреча состоялась у церкви. После долгих лет поиска себя, я, наконец, вновь обратилась за советом к Богу, и он послал мне его… чуть скованного, скромного молодого человека, который не сводил с меня смущенного взгляда, пока я спускалась вниз по ступенькам. Затем, как будто в кино, ветер сорвал с моей головы платок, и Гай успел схватить его…
А через несколько месяцев я встретила Гая на дне рождении своего приятеля…
Гай стал особенным человеком в моей жизни. Я редко соглашалась с ним, но любила слушать, что он говорит. В каждое свое слово он вкладывал смысл, порой непонятный для меня, но мне нравились его длинные монотонные монологи. В нем я нашла спокойствие.
Он сказал мне однажды, что самые драгоценные слова для человека — не «я тебя люблю», а «я за тебя молюсь». И с годами я поняла это. Люди часто бросают на ветер эти три слова, ведь их сказать гораздо легче…
Я медленно шла по пляжу, иногда останавливалась, чтобы перевести дыхание. Плечо ныло от тяжести сумки. Я подумала, что отпустить таксиста раньше, чем нужно, было очень плохой идеей. До дома оставалось еще пару десятков метров, из-за усталости я не могла даже насладиться окружающей меня красотой. Только когда я проходила мимо знакомого мне места, боль и усталость на минуту исчезли. Именно здесь я впервые увидела Луиса, Тео и его… Кажется, с ними в тот вечер была и Эжени.
Я села на свою спортивную сумку посреди пляжа. Холод пробирал до костей, но желание остаться в этом месте оказалось сильнее. Не было костра у моря, не было подвижных фигур, чертивших пируэты в воздухе, не было голосов и смеха…
Я спрашивала себя: хотелось бы мне именно тогда увидеть Франца? Наша встреча была бы такой романтичной, как и все другие… но нужного ответа так и не нашла. Мы не встретились в тот вечер, хоть нам обоим, возможно, хотелось бы… И это в очередной раз доказывало, что теперь не будет так, как прежде.
Входная дверь была закрыта. Мне пришлось сбегать к соседям и попросить у них ключ от нашего дома, мама предупреждала, что оставит его там в случае, если ее не будет дома к моему приезду.
Оказавшись в нашей уютной прихожей, первым делом набрала номер мамы, но ее телефон оказался выключенным. Я забеспокоилась. Позвонила Валери, та поспешила меня успокоить:
— Наверное, она в больнице, а телефон просто разрядился. Не переживай так, Аврора.
— Не знаю, у меня очень плохое предчувствие. А если что-то с отцом…
— Нет, не думай о плохом! Слышишь меня? Зря ты не предупредила ее, она бы встретила тебя.
— В этом не было необходимости… я добралась сама.
— Тогда подожди, она же знает, что ты сегодня должна была приехать.
— Да…
— Все будет хорошо, верь мне.
— Кажется, кто-то вошел в дом… — тревожно сказала я, вслушиваясь в шорох, доносящийся из прихожей.
— Ты что там в фильме ужасов снимаешься? Мне уже самой страшно…
Я взяла в руку стеклянную вазу (на всякий случай) и, не выключая телефон, в котором притих голос Валери, вышла из гостиной. Облегченно выдохнула, когда увидела перед собой знакомую мужскую фигуру.
— Луис… я чуть не умерла от страха!
— Моя красавица, — парень бросился обнимать меня, — как же я скучал!
— Валери, надеюсь, ты услышала голос своего брата. Потом поговорим, сейчас мне нужно его убить.
— И от меня тоже парочкой ударов в живот награди его.
— Это Валери? Дай мне трубку! Дай! — Луис выхватил из моих рук телефон. — Алло, рыжая, алло. Она выключила… — протянул он разочарованно.
— Мне жаль… — улыбнулась я и развела руками.
— Зачем тебе ваза?
— Эм… не знаю.
— Ах вы, трусишки. Испугались, да? — Луиc снова прижал меня к себе. — Я так обрадовался, когда Валери сказала, что ты приедешь. Безумно соскучился.
— И я, Луи.
— Надолго приехала?
— Не могу сказать. Ты не знаешь, где мама? — Спросила я, освободившись от крепких объятий блондина.
— Она в больнице.
— С папой все хорошо?
— Да, ему намного лучше. Не беспокойся.
— Слава богу…
— Твоя мама просила присмотреть за тобой, пока она будет в больнице. А завтра утром проводить тебя к ним. Ты не против?
— Конечно, нет. Наоборот, я рада возможности побыть вдвоем. Сейчас я сварю нам по кружечке горячего какао, и ты мне расскажешь, как вам тут живется без нас с Валери.
— Плохо, — сказал Луис, — это я и без какао могу тебе сказать.
— Значит, моя сестра учится целыми днями?
— Да, ее сложно вытащить куда-нибудь из дома, с утра до вечера сидит за своими учебниками. Иногда мне становится жаль ее.
— Ничего, пусть. Хорошо, что у нее нет времени думать о мальчиках.
— Совсем нет. Ну а ты? Что у тебя в жизни нового?
— Да ничего. По-прежнему работаю с отцом в автосервисе.
— Когда уже свой откроешь?
— В следующей жизни, наверное. — Отмахнулся он.
— Не говори так. У тебя еще вся жизнь впереди, успеешь.
— Мне кажется, с годами ничего не изменится…
— Только кажется, — перебила я его, — просто не теряй надежду. Живи ради своей мечты, стремись к ней каждый день, и все получится.
— Неужели так просто? — Засмеялся он.
— Мне так нравятся твои ямочки на щеках, — сказала я, любуясь его улыбкой, — они напоминают лето, почему-то…
— Тоже часто вспоминаю наше лето. Хорошо было, правда?
Я кивнула. Луис помешал угли в камине и снова сел напротив меня, в мягкое, глубокое кресло отца.
— Как Арро? Я думала, вы не расстаетесь даже на день.
— Он сбежал… — Луис опустил голову, голос стал тише, — еще месяц назад…
— Как жаль… — я взяла парня за руку, — мне очень жаль…
— И мне.
— Может, вернется еще.
— Вряд ли…
— И ты нам ничего не сказал…
— Не хотел расстраивать.
Луис спал на диване, на его лице мелькала тень от пламени, плавно танцующей в камине. Я, укутавшись в теплый плед, сидела в кресле. Даже не пыталась уснуть, потому что знала, что этой ночью бесполезно. Наверное, этот вечер был одним из самых худших в моей жизни… Столько ожиданий разбилось всего за несколько часов…
Чего я ждала от этой поездки? Здорового отца, который бы встретил меня в саду с улыбкой, мамы, которая бы хлопотала на кухне, крепких объятий Луиса и Валери, Тео, веселого лая Арро… И Франца. Я ждала нашей встречи… Стоило огромных усилий честно признаться в этом самой себе.
Мне захотелось уехать. Деревня стала вдруг чужой… совсем не такой я сохранила ее в своей памяти. Она просто не оправдала моих ожиданий. И я боялась столкнуться с новыми разочарованиями, встречая рассвет у потухшего камина.
Глава 2
Я с облегчением вздохнула, когда за окном рассвело. Луис всю ночь беспокойно ворочался во сне, сопел, разговаривал, а я не покидала теплое кресло в гостиной. Мои глаза сомкнулись лишь на час, все остальное время я охраняла сон Луиса: прикрывала его одеялом, поднимала с пола подушку, которая сползала из-под его головы.
— Только не говори, что ты всю ночь сидела в этом кресле. — Это первое, что сказал мне блондин, открыв глаза.
— Увы… все так и было.
— Но я же ужасно сплю… — он приподнялся на локтях, — разговариваю, дергаюсь, а иногда даже слюни пускаю…
— С первым и вторым не могу не согласиться, но с третьим мне повезло. В комнате было темно, и я не видела твоего лица, а уж тем более всяких подробностей… — улыбнулась я.
— Ты это говоришь, чтобы успокоить меня?
— Нет. А вообще… если бы рядом с тобой спала девушка?
— Именно по этой причине я сплю один… наверное. — Грустно резюмировал он.
— Не переживай, если вы полюбите друг друга по-настоящему, она будет любить тебя и днем и ночью одинаково сильно.
— Не знаю… не уверен, что любовь вообще существует.
— Просто не полюбил еще…
— И не хочу. Все влюбленные несчастны.
— Не все…
— Ладно, все, кого я знаю.
— И кто же влюбленный и несчастный из твоих знакомых? — Полюбопытствовала я.
— Их много… — Луис сделал задумчивый вид, — Франц, например…
— Франц? — Переспросила я, снизив голос.
— Да. Он любит тебя, и поэтому несчастен.
— Откуда ты знаешь, что он любит меня? — Спросила я взволнованно.
— Просто знаю. — Коротко ответил он.
Я не стала продолжать разговор, потому что боялась услышать то, что мне не следовало знать. Луис не умел скрывать секреты…
— Ладно, пойду, приготовлю нам что-нибудь поесть. А потом ты проводишь меня в больницу? Она далеко?
— Нет, дойдем пешком.
— Хорошо. — Я остановилась по пути на кухню и вновь повернулась к парню. — Луи, у Тео и… Франца все хорошо?
— Да. Они обрадуются, когда узнают, что ты приехала.
Увидев меня, светловолосая женщина с еле заметной сединой на висках печально улыбнулась, и вокруг ее глаз заиграли озорные морщинки. Я обняла маму, она нежно прикоснулась губами к моей щеке.
— Как хорошо, что ты приехала, — она погладила меня по голове и заботливо посмотрела на мое лицо, — похудела? Я не вижу твоих щечек.
— Теперь у меня скулы, — я вновь прижалась к ней, — мама, ты не представляешь, как мне не хватает тебя и папы. Как он?
— Врачи говорят, что ему намного лучше, через несколько дней он сможет вернуться домой.
— Но, что с ним?
— Снова проблемы с печенью. Ты же знаешь, твой отец никогда не слушает меня и не хочет показываться врачам. Все доводит до крайней степени… А теперь лежит и даже не оправдывается, признает, что был не прав.
— Жаль его…
— Человек всегда сам виноват во всем, что с ним происходит.
— Нет. Ты как всегда слишком строга.
— Иначе с вами не получается.
— Ладно. Я могу увидеть его?
— Боюсь, не сегодня… — мама глубоко вздохнула, — ему будут делать какие-то процедуры. Мы с тобой завтра утром его проведаем, хорошо? Не вешай нос, милая, — она приобняла меня, заметив мое огорчение, — завтра вы увидитесь. Два непослушных ребенка — ты и твой папа.
— Тогда пойдем домой?
— Да, только вещи свои заберу. Спустись и подожди меня внизу.
Я послушалась маму, и, миновав несколько ступенек, оказалась на улице, у центрального входа в больницу. Возле скамеек, которые скорее служили «курилкой» для больных, я увидела Луиса. Он стоял не один, подойдя поближе, я разглядела знакомую фигуру его спутника: широкая спина, средний рост, чуть выше Луиса, спортивные штаны, легкая ветровка темно-синего цвета, короткая стрижка… Франц.
Я замедлила шаги, а через некоторое время и вовсе остановилась, чтобы свернуть назад, но меня окликнул Луис. Я спрятала дрожащие руки в длинных рукавах свитера и обернулась, жмуря глаза… Напротив стоял не Франц, а Тео.
— Аврора! Ты приехала и даже ничего не сказала?
— Тео, я так рада видеть тебя!
— Обманщица, если бы была рада, то хоть одну смску бы написала.
— Это поездка слишком неожиданная для меня… я хотела написать.
— Хотела она… — Тео закатил глаза, — снова врешь.
— Прекрати, — я широко улыбнулась парню, — ты же простишь меня и обнимешь?
— Как же устоять перед этим взглядом, — потерпев поражение, Тео крепко обнял меня.
— Скучал? — Спросила я, вдыхая резкий запах его одеколона.
— Конечно. Но я не думал, что мы так скоро увидимся.
— К сожалению, повод печальный…
— Нет, — сказал он, смотря на меня своими серо-голубыми глазами, — нужно радоваться, что с твоим отцом все хорошо. Кстати говоря, мои родители тоже хотели навестить его.
— Сегодня уже не получится.
— Значит, мы все явимся к нему завтра, — решительно сказал Луис, — он будет рад нам всем. А где твоя мама?
— Она идет. — Я увидела издалека хрупкую фигуру матери. — Ладно, я пойду домой. Была рада увидеться, Тео, — я протянула руку парню, но он не пожал ее.
— Подожди… может быть придумаем что-нибудь вечером? Не ложиться же просто спать, когда ты где-то по соседству.
— Я тоже думал об этом. Можем собраться у меня, все равно родители рано ложатся спать, а безумной рыжей нет дома.
— Отличная идея, Луис.
— И что будем делать? — Спросила я.
— Разве мы не найдем, чем заняться? Посмотрим фильм какой-нибудь, поболтаем, выйдем мерзнуть на улицу. — Луис пожал плечами. — Да много что.
— Хорошо. — Я не стала отказываться, чтобы не обидеть друзей.
К нам подошла мама. Вежливо поздоровавшись с парнями, ответив на все их вопросы, касающиеся здоровья отца, она взяла меня под руку, и мы направились в сторону нашего дома на холме.
— Давай немного прогуляемся, — предложила она, — свернем на центральную улицу, зайдем по дороге в магазин, я куплю продуктов. Последние дни провела в больнице и совсем забыла про домашнее хозяйство.
— Давай. Я не прочь прогуляться. Только тоскливо немного на душе.
— Почему?
— Хочется лета. Особенно остро ощущается нехватка солнца именно здесь.
— Кому же не хочется лета.
— Верно. Но осень тоже прекрасна по-своему.
— Как Гай? — Мама быстро сменила тему разговора на более обыденную.
— Нормально. Меня пригласили на юбилей его отца, но я приехала сюда.
— Как жаль… У него образцовая семья, правда?
— Да. Но, знаешь… с ними я чувствую себя какой-то скованной. Не могу раскрыться, поддержать беседу, не могу вести себя непринужденно в их доме. Мне все время кажется, что они наблюдают за мной и ищут недостатки… Знаю, это глупо, — тут же оправдалась я, заметив недовольство мамы, — но…
— Аврора! — Она сурово нахмурила брови. — Это его родители, они хотят узнать тебя поближе. Ты ведь скоро станешь членом их семьи. Женой их единственного сына. Дочка, поставь себя на место этих людей.
— Мне сложно это сделать… — обеспокоенно выдохнула я.
— Глупенькая… — голос матери смягчился, — тебе кажется, что весь мир против тебя — но это не так. Мы с твоим отцом воспитали замечательную дочь, которая не может не понравиться кому-то… без причины, разумеется.
— Мы дошли, — я обрадовалась, увидев за углом магазин с зеленой крышей, — ты же здесь покупаешь продукты?
Как только мы зашли домой, мама сразу же ушла на кухню. Я вдыхала вкусные запахи её готовки, сидя в гостиной, щелкала пультом по всем каналам телевизора, переписывалась с Валери, которая жаловалась на тяжелые учебные будни. Приближалась первая сессия, и положение Валери ухудшалось — чтобы по-прежнему учиться на бюджете, ей нужно было сдать на отлично все экзамены. Я поддержала подругу, искренне сказав, что верю в нее, она еще немного пожаловалась на постоянную головную боль, усталость, раздражение и отправилась спать.
— Валери очень трудно приходится, — сказала я, когда мы с мамой сели за сервированный стол, — она не представляла, на что идет, была полна энтузиазма. А теперь устала, как мне кажется. Возможно, даже передумала.
— Ее родители всегда мечтали о том, чтобы их дочь училась на врача, а Валери — хорошая девочка, послушалась. Да, ей придется тяжко, но что в этой жизни дается легко?
— Родители не всегда знают, что на самом деле хотят их дети.
— Мы всегда спорим с тобой, когда тема заходит о родителях и детях. Скажи, — мама отложила вилку и нож в сторону, посмотрела на меня, — ты думаешь, я тоже не понимаю тебя? Может, я чего-то не знаю?
— Мама, к чему сейчас этот разговор? — Я перебила ее. — Давай поедим спокойно. Тем более я не говорила, что ты меня не понимаешь.
— Я не знаю… ты отдалилась от меня за эти последние месяцы… Хотела узнать причину.
— Нет никакой причины. Просто у меня тяжелый период в жизни.
— О котором я тоже ничего не знаю… — вздохнула зеленоглазая женщина, откупорив бутылку вина, — ладно, давай выпьем. Это вино приготовил твой отец.
— Давай. — Я дождалась, когда мой бокал наполнился красной жидкостью, и взяла его в руки. — За что будем пить? За здоровье папы?
— В первую очередь, — сказала мама, — а потом за твое счастье. Поверь, я хочу видеть свою дочь счастливой.
— Я знаю, мам…
— Можешь рассказать мне все, что у тебя на душе.
— Хорошо. Дай мне самой разобраться в себе… и тогда я поделюсь с тобой. — Я поднесла бокал к губам и почувствовала сладкий привкус спелого винограда на кончике языка.
— Ночевать у Луиса? Но его родители сейчас не дома, Валери тоже… вы будете вдвоем? — Настороженно спросила мама, когда я ей поведала о своих планах на ночь.
— Нет, с нами будет Тео. Мы посмотрим какой-нибудь фильм, поговорим немного и ляжем спать.
— Но какой смысл? Посмотрите фильм, и пусть они проводят тебя до дома. Зачем тебе оставаться на ночь в доме других людей, тем более с двумя парнями. Гаю бы это не понравилось. Да и мне тоже не нравится.
— Мама, что с тобой? Я уже оставалась у них… Не понимаю.
— Да, но с вами была Валери…
— Что за условности? Они мои друзья.
— Не бывает дружбы между мужчиной и женщиной. Так что… — она невозмутимо встала из-за стола, — уберись тут и сходи к своим друзьям. Но возвращайся домой. Я не засну, пока ты не вернешься.
Я не ответила. Решила не оглашать свое несогласие, тем более, в чем-то она была права… Гаю бы это не понравилось.
Глава 3
Я надела свободные джинсы и колючий вязаный свитер, собрала волосы в небрежной пучок, подкрасила немного глаза. Я понимала, зачем кружусь уже полчаса перед зеркалом: все для одного единственного человека… чужого и не принадлежавшего мне. Я не рассчитывала на нашу встречу и жутко боялась ее, но наивно надеялась, что она когда-нибудь состоится. Мне хотелось понравиться ему. Без всяких мыслей, отравляющих мою душу… просто понравиться.
Стрелки неторопливо приближались к цифре одиннадцать, я сидела на диване, поджав под себя ноги, и ждала. Спустя десять минут раздался негромкий стук в дверь.
Я открыла, и передо мной возник образ человека, которого я ожидала увидеть меньше всего. Франц. Мы оба молчали, не зная, какими словами начать разговор, ощущали очевидную неловкость. Я не могла смотреть ему в глаза, а он — мне. Но поразительным было то, что все это время наши губы улыбались…
Молчание слишком затянулось, а в дом проникал холодный воздух. Я взяла Франца за руку и затащила его в дом. Это прикосновение словно разбудило парня; он протер глаза ладонями, запустил пальцы в свои густые волосы. Я закрыла дверь, у меня была минута, чтобы собраться и вновь повернуться к нему.
— Привет. — Сказала я, разглядывая Франца и пытаясь найти изменения, которые произошли в нем за эти два месяца.
— Привет. — Он по-прежнему не смотрел на меня.
— Не ожидала тебя увидеть здесь…
— Ты против?
— Нет, почему же… — я пожала плечами, стараясь придать себе непринужденный вид, — совсем без разницы, кто меня проводит до дома. Главное, чтобы не пришлось одной пробираться по деревне в эту темень.
— Ну да… я здесь для этого. — Неуверенно произнес он.
— В таком случае… я готова. Пошли?
Франц кивнул, открыл дверь и пропустил меня вперед. Мы вышли на улицу, холодный ветер сразу же пробрался под свитер.
— Я на машине. — Он показал рукой на старый форд, припаркованный возле забора.
— Твоя?
— Нет, отца.
— Мне нравится, — я обошла машину со всех сторон, — люблю старые автомобили, от них будто бы веет частью истории… Она бордового цвета?
— Красного.
— Здорово.
— Я тебе дам потом сесть за руль.
— Почему не сейчас? — С улыбкой спросила я, проводя пальцами по капоту машины.
— Сейчас поведу я. — Серьезно ответил Франц и сел за руль. Мне оставалось только устроиться рядом с ним.
Мы ехали по пустым, неосвещенным улицам на небольшой скорости. Играла тихая музыка, слова которой я не могла разобрать… Франц сосредоточенно смотрел на дорогу, он ни разу не взглянул в мою сторону, казалось, и вовсе забыл о моем существовании. Я смотрела в окно, и в кромешной темноте мой взгляд еле улавливал полную луну, то выглядывающую из-за верхушки деревьев, то снова скрывающуюся за ними. В эту ночь небо было мистическим, с серыми облаками — будто декорациями страшных сказок.
Эти ночи так не похожи на наши, которые окутывали пеленой нежности, приносили с собой теплый, южный ветер, шептали слова любви на ухо… Ночи без сна, без цепей, сковывающих наши желания, без мыслей… Ночи, в которых мы не притворялись чужими, в которых мы любили друга. Любили по-настоящему…
Еще никогда молчание не было таким долгим и тягостным. Я уже готова была заговорить, задать какой-нибудь бессмысленный вопрос, но машина вовремя остановилась. Я огляделась по сторонам. Все та же темнота. Это место не было похоже на жилой район, я не видела ни одного дома, ни одного окна, в котором бы горел свет. Машину со всех сторон окружали виноградники. У меня задрожали руки, я посмотрела на Франца, надеясь найти в выражении его лица хоть какое-то объяснение. Он заглушил машину.
— Где мы? — Мой голос заметно дрожал.
— Не переживай, я не собираюсь что-то делать с тобой… — сказал он, откинув голову назад, — хоть и хочется безумно.
Я снова почувствовала эти дикие ритмы в груди. Страх сковывал меня, но сердце трепетало, хотелось бежать, но я не могла двинуться с места. Я ненавидела его за эти ощущения, но в тоже время любила именно из-за них…
— Франц, объясни мне, что происходит. Я думала, ты везешь меня в дом Луиса… И как я не заметила, что мы едем намного дольше, чем нужно…
— Ты была слишком занята своим мыслями. О чем думала? Обо мне?
Его слова загоняли меня в тупик. Я не узнавала в нем прежнего Франца. Какая-то дерзость, незнакомая мне, появилась в его голосе, в движениях. Он понял, что я не собираюсь отвечать на его вопросы.
— Ладно. Извини меня, я веду себя как придурок.
— Не могу не согласиться… — раздраженно сказала я.
— Не злись. Я просто хочу показать тебе одно место. Еще летом хотел показать, но не получилось… ты уехала.
— Сейчас? — Я посмотрела на экран телефона. — Франц, ты время видел? Луис и Тео потеряли меня, наверное… Ты об этом хоть подумал?
— Не переживай, они знают, что ты со мной.
— Это заговор? — Мое возмущение росло, но с другой стороны, я была очень заинтригована.
— Нет. — Он поморщился. — Ладно, ты пойдешь со мной?
— Ты только теперь спрашиваешь у меня об этом? Когда привез неизвестно куда… а если я отвечу «нет»? Мы уедем?
— Да.
Я замолчала. Моя рука неуверенно потянулась к ручке на двери, и я вышла на улицу. Франц сразу же вышел за мной. Он протянул мне теплый плед.
— Зачем это? — Спросила я, удивляясь все больше и больше.
— Чтобы ты не замерзла.
На этот раз мне действительно нечего было ответить ему. Он заботливо накинул плед на мои плечи, я поблагодарила его взглядом, и мы направились в самую гущу ночи… Франц шел впереди, я старалась не отставать от него. Дрога осталась позади, свет от фонарей тоже. Мы погружались в темноту, от переживаний у меня вспотели ладони.
— Ты, наверное, не учел тот момент, что я боюсь темноты. — Заговорила я, стараясь хоть как-то развеять свои страхи.
— Да? Я не знал.
— Теперь знаешь…
— Аврора… — Франц остановился, и я почувствовала его руку в своей руке. — Ты не против? Я не знал, тебе страшно, наверное.
— Теперь не очень… — Я улыбнулась темноте.
— Немного осталось…
— Куда ты меня ведешь?
— Скоро сама увидишь.
Больше вопросов я не задавала. Мы шли еще минут пять или семь, прежде чем вышли к берегу. Вдали, на фоне ночного неба, показался маяк, и Франц, крепче сжав мою руку, направился к нему. Я еле успевала за ним; резкий ветер бил прямо в лицо, и я чувствовала, как замерзаю, как холод обнимает каждую частичку моего тела.
Мы приблизились к высокой башне, из которой яркий луч прожектора падал на колыхающиеся волны. От окружающей красоты захватывало дух, я жадно глотала морской воздух, снова вглядываясь в эту бесконечность.
— Боже… — не в силах более сдерживать свои эмоции, произнесла я.
И мне захотелось броситься в объятия Франца, отогреть свое ледяное сердце, вновь забыться… Но он опередил меня. Секунды спустя мы обнимались, все крепче прижимаясь друг к другу. И лишь тогда я почувствовала, как сильно скучала… Мы осознаем всю горечь расставания, только обнимая родные плечи, думая лишь о том, как смогли прожить без их тепла столько времени.
— Почему ты обманываешь себя? — Шепотом спросил он, убирая с моего лица пряди спутавшихся волос. — Можешь лгать мне сколько угодно, но не себе. Посмотри, твои чувства оказались намного сильнее, это они заставили наши сердца снова биться вместе. Это они привели тебя сюда. Эти чувства и есть ты.
Я ничего не говорила ему. Наверное, боялась все испортить. Мне хотелось растянуть эти ощущения молчанием…
Как узнать, твой ли это человек? Просто обними его и закрой глаза, и если не только тело, но и душа ощутит полную гармонию в эти минуты, если всем своим существом ты почувствуешь умиротворение — знай, что он предназначен именно для тебя.
Ничего во мне более не противилось Францу. И даже мысли, которые обычно не давали дышать рядом с ним спокойно, теперь отступили, подарив нам возможность побыть какое-то время счастливыми.
Франц немного отстранился, и, снова взяв меня за руку, повел куда-то. Он достал из кармана ключ, к моему удивлению, открыл тяжелую деревянную дверь, и мы с ним оказались в маленькой, но очень уютной комнатке. Благодаря винтовой лестнице, которая располагалась в самом центре, комната разделялась на две части: слева стоял небольшой диван, кресло, на стене висела картина с мельницей. Справа пространство казалось меньше, туда вместилась только полка с книгами и тумбочка. Деревянный пол покрывал ковер с восточными узорами, комнату освещал один лишь светильник, от которого исходил тусклый, но приятный свет.
Франц украдкой взглянул на мое лицо, стараясь уловить эмоции, но я смущенно отвернулась, вспомнив о том, что в этой комнате мы одни. Нам редко приходилось бывать наедине, может быть, это был самый первый раз.
— А что наверху? — Спросила я, смотря на лестницу.
— Она очень длинная, и ведет на самый верхний этаж, — ответил он, следя за моим взглядом, — если ты не боишься высоты и холода, можем подняться туда.
— Хочешь исполнить еще одну мою мечту?
— Я не знал, что это твоя мечта, но я рад. А разве я уже исполнял какие-то мечты? Мне кажется, только все портил…
— Я купалась в море под ночным небом, усеянном звездами, я не спала много ночей подряд и встречала рассветы, я бегала босиком по побережью и чувствовала под ногами теплый песок…
— Но не благодаря мне…
— Ты был частью всего этого, — сказала я.
— Мне хочется поговорить с тобой, поэтому я привел тебя сюда.
— Я знаю. Говори.
— Давай сядем… — он повел меня к дивану, — хочешь чего-нибудь выпить? Ту есть чайник, вода, кофе…
— Нет, садись.
Мы сели, и некоторое время разглядывали комнату. Наши пальцы случайно соприкоснулись, и это заставило нас снова посмотреть друг на друга.
— Я знаю, что не должен был уезжать. — Начал Франц, и уже взволновал меня. — Но в тот момент у меня не было сил остаться. Надеюсь, ты понимаешь.
— Твой отъезд на многое повлиял…
Мои слова насторожили Франца. Он вздохнул и сжал руки в кулак, очевидно, ожидая от меня дальнейших объяснений, но я замолчала. Внутри себя я знала, что ему ответить, придумала красивую и правильную речь. Но озвучивать её оказалось намного сложнее. Я видела, как он переживает: словно от моих слов зависит его жизнь. И мне захотелось быть с ним до конца откровенной.
— Мы с Гаем думаем пожениться… — проговорила я как-то расплывчато, в надежде, что Франц не разобрал смысла моих слов.
Я убедилась в обратном, когда он вдруг встал с дивана и замер посреди комнаты. Мне было страшно встречаться с ним взглядом, поэтому я сидела в каком-то трансе, глядя в одну точку.
— У тебя на пальце кольцо… я только что заметил. — Усмехнувшись, сказал он. Его голос был пропитан грустью, которая тут же передалась мне.
— Мы замечаем лишь то, что нам хочется…
— Хватит философии, я сыт ею по горло. — Он спокойно перебил меня. — Просто хотел узнать, это решение окончательное?
— Ты думаешь, это развлечение? — Какая-та тонкая нить терпения разорвалась внутри меня, и я не могла больше сдерживаться, все слова, которые мне все время хотелось высказать Францу, тут же сорвались с уст. — Сегодня я говорю Гаю да, а завтра нет? Я достаточно врала ему… и об этом знают все, кроме него… Я чувствую себя омерзительной дрянью. И твой вопрос в очередной раз доказывает, что вы все считаете меня такой! Ты думаешь, что надев на палец обручальное кольцо, я могу снять его в любую минуту? И ради чего, скажи? Ради чего? Ради того, чтобы не видеть твоего грустного взгляда, но видеть твою отдаляющуюся фигуру на фоне вокзала? Франц, что тебе хочется? Скажи мне! Ночью ты целуешь меня, обнимаешь, шепчешь слова любви, а на утро становишься совсем другим человеком, и, кажется, что твое сердце не так уж и любит меня. За все время ты мне не сказал ничего… только какие-то обрывки чувств, иллюзий… Я даже не знаю, хочешь ли ты, чтобы я была твоей? А Гай хочет… Пожалуй, это единственный способ искупить перед ним свои грехи… быть верной ему до конца жизни. С этих пор и до конца.
Вдруг мой голос оборвался рыданиями. Они были настолько сильны, что душили и не давали вдохнуть. Франц бросился ко мне, обнял мое дрожащее тело, а я все равно не могла успокоиться.
— Аврора, не плачь, пожалуйста. — Он старался утешить меня, но не находил нужных слов. — Извини, если я обидел тебя, только не плачь. Я не могу смотреть на твои слезы.
Мы лежали на узеньком диване, обнявшись, и нас связывало такое откровение, которое никогда прежде не ощущалось в нашем уединении. Мы первый раз говорили открыто, не стесняясь своих мыслей и чувств, не боясь задеть или огорчить друг друга, и это было самое лучшее успокоительное, в котором мы оба нуждались как никогда.
— Я понимаю, что если выйду за Гая, то никогда не буду счастлива, потому что не смогу простить себя. Я сделаю несчастным и его.
— И меня… — тихо сказал Франц.
— Но я не знаю, как сказать ему об этом… я не знаю, как признаться… Он меня не простит, возненавидит. Я боюсь за него. Франц, пойми, он так дорог мне. Ради него я готова на все, даже отказаться от тебя, потому что я не вправе быть счастливой, делая несчастным другого человека.
— Если бы мы с тобой встретились раньше…
— Но мы не встретились раньше. Жизнь поступила с нами совсем по-другому… Для чего? — Я смотрела на него глазами, полными сожаления. — Ты мне так нужен, Франц. Но мы должны прекратить это. Мне тяжело говорить, но я забуду тебя, я не могу жить во лжи… А ты забудь меня. Я уверена, ты еще встретишь свою мечту, а я всего лишь красивая история, которая приключилась с тобой.
— Не будь так в этом уверена. Но я больше ничего не скажу. Я понимаю, что не могу разлучить вас… Против меня многие годы отношений и пережитых чувств… Ты боишься за него и думаешь, что он не сможет без тебя. Хотя я не понимаю, почему. Мы все что-то теряем в жизни, видимо, он очень слабый человек, если не может отпустить то, что не хочет принадлежать ему. Не хочет ведь? — И он с улыбкой на бледных губах посмотрел на меня, словно заранее знал мой ответ.
— Мне только нужно знать, что ты разлюбишь меня, сделаешь все возможное для этого.
— Сумасшедшая, — он покачал головой, — как вообще можно такое просить. Да если бы я смог…
— Ты бы уже давно разлюбил?
— Нет. Я хочу любить тебя и страдать. Я всегда буду страдать, потому что всегда буду любить тебя.
— Франц… — я не смогла сдержать улыбки, его слова звучали так серьезно и так невероятно… — мне иногда кажется, что ты обожаешь страдать. Это так?
— Не знаю. Я просто хочу всегда помнить о тебе. Чтобы на протяжении всей жизни из моей памяти не стирались воспоминания, связанные с тобой. Я буду специально каждый вечер думать о тебе, смотреть твои фотографии, перечитывать сообщения, которые мы писали друг другу поздней ночью, и в которых было так много откровенности. Пусть ты не будешь моей, но те мгновения, в которых ты была со мной, уже никто не сможет отнять у меня. Ты ни с кем больше не будешь такой Ты моя навсегда, вот и все, что я хотел сказать.
Больше и не нужно было ничего говорить. Все последующие слова были бы лишними, потому что эти ранили слишком глубоко. Есть фразы, которые пронзают больнее ножа. Лезвие можно вынуть, и рана со временем затянется, а от слов излечиться невозможно, их следы остаются на душе и неподвластны времени. Они причиняют невыносимую боль долгие годы, а иногда и всю жизнь.
Слова Франца задели меня, как когда-то «Титаник» задел айсберг: бесповоротно и катастрофически. Они громко звенели в моей голове всю обратную дорогу до дома (мне не хотелось ехать к Луису, поэтому я попросила Франца отвезти меня домой). Я не попрощалась с ним, выбежала из машины, наивно веря, что это была наша последняя встреча. Мне хотелось скрыться от него навсегда.
Из своей комнаты вышла мама. Она вопросительно взглянула на меня, но я только лишь улыбнулась ей какой-то потерянной улыбкой и, ничего не сказав, прошла в другую комнату, уже успевшую стать моей. Я сняла с себя колючий свитер и упала на кровать, застеленную свежевыстиранным постельным бельем.
Этой ночью я успокаивала себя тем, что поставила окончательную, жирную точку в наших отношениях с Францем. У них нет ни будущего, ни настоящего. Я испытывала облегчение, мне в какой-то степени удалось оправдать себя и искупить свою вину перед Гаем. О чувствах Франца я не думала этой ночью, я запрещала себе это делать. Только спустя время я поняла, какую ошибку совершала снова и снова, беспокоясь о себе и Гае, совершенно забыв о переживаниях Франца…. Будто он был чужим в этом любовном треугольнике с опасно острыми углами.
И только мое сердце бесконечно ныло от тоски и боли.
Я долго ворочалась в постели и заснула под утро. Но через час или два меня разбудила песня, играющая на звонке мобильного. Я, находясь еще в полусонном состоянии, потянулась к телефону, и еле слышно проговорила «алло».
— Аврора, я тебя разбудила? — Это был голос Валери. Он мне показался очень обеспокоенным.
— Да, но ничего. Сколько время?
— Восемь. Я опаздываю на учебу.
— Почему?
— Потому что звоню тебе…
— Зачем? — Я находилась в полном недоумении.
— Кое-что сказать…
— Валери, не томи, пожалуйста. Я уже проснулась, говори.
— Аврора… мне кажется, это очень серьезно. И я боюсь, что ты станешь волноваться. Там рядом нет воды, случайно?
— Ты издеваешься? — Я даже приподнялась с постели. — Валери, говори!
— Ладно, как хочешь. Вчера заходил Гай. Мы с ним пили чай в гостиной, он меня расспрашивал о моей жизни в деревне. Я рассказывала ему про детство, про родителей, Луиса…
— Он спрашивал про Франца? — Я нетерпеливо перебила ее.
— Нет. Лучше бы это…
— Боже, ты меня пугаешь…
— Потом он попросил показать ему фотографии нашей деревни, и я вспомнила, что они в комнате. Оставила его одного на несколько минут, а когда вернулась, увидела твой ноутбук у него на коленях.
— Что? — Я запустила свои дрожащие пальцы в волосы, — Валери, рассказывай.
— Он открыл твою страничку, видимо, пришло смс. Когда я подошла ближе, уже чувствуя, как мое сердце готовится выпрыгнуть из груди, то заметила на экране вашу переписку с Францем…
— Он ее прочитал? — Совершенно разбитая, вскрикнула я.
— Думаю, да… Он увидел меня и закрыл ноутбук. Потом попрощался и ушел, даже не допил чай…
— Это конец…
— Что теперь будет?
— Извини, Валери… мне нужно ему позвонить.
— Аврора, не делай глупостей…
— Потом поговорим, — я убрала в сторону телефон, из которого все еще доносился встревоженный голос Валери.
Но потом вновь схватила его и набрала номер Гая. Его телефон был выключен. Мне оставалось только спрятать лицо в подушках и дать волю неизбежным слезам. Еще никогда в жизни я не ощущала такого страха перед чем-то неизведанным. Слезы прекратились, мною овладело какое-то оцепенение.
Глава 4
В дверь постучались. Я с трудом подняла тяжелую голову с подушки, чтобы посмотреть, кто входит в комнату. Увидев Луиса, я вновь отвернулась к стене. Он сел на край кровати и осторожно коснулся рукой моей спины. Я по-прежнему не поворачивалась к нему.
— Твоя мама сказала, что ты плохо себя чувствуешь… что случилось?
— Голова болит… — сделав усилие над собой, неохотно ответила я.
— Со вчерашнего дня?
— Да.
— Может, врача вызвать?
— Не надо, Луис… мне уже намного лучше.
— Аврора… твоя мама верит в твою головную боль, а я нет.
Я повернулась и взглянула на взволнованное лицо парня. Его прямые брови опущены вниз, уголки рта тоже; было видно — он хочет мне помочь, но не знает, как это сделать. Его вид тронул меня, и на секунду мои губы искривились в печальной улыбке.
— Пошли, подышим свежим воздухом и поговорим. Валери далеко, она бы сейчас позаботилась о тебе, но я тоже могу… Правда, я не такой рыжий и конопатый, но все равно…
— Хорошо, пошли. Только дай мне минут десять, я оденусь.
— Одевайся теплее, там очень ветрено, — воодушевленно сказал Луис, вставая с кровати.
— Как скажешь. — Я не могла отказать ему, он искренне хотел мне помочь и, возможно, мог бы сделать это.
Мы шли по побережью и слушали шум прибоя, вой ветра, крики чаек, пролетающих высоко над нашими головами. Я собрала волосы в хвост, но пряди выбивались и падали мне на лицо, мешая смотреть. Я чуть не споткнулась о камень, лежащий на пути, но Луис вовремя схватил меня за руку. Он был в легкой, не застёгнутой ветровке, на его шее болтался теплый вязаный шарф, волосы торчали в разные стороны. Скорее всего, мы были похожи на двух сумасшедших, молча прогуливающихся у моря и иногда улыбающихся друг другу. У нас был вид, словно мы выбежали из дома во время пожара или наводнения, натянув на себя первую попавшуюся одежду.
Знаете, что самое ценное в дружбе? Это обоюдное молчание, когда одному из вас плохо. Такое молчание исцеляет. Больше всего я люблю этот беззвучный разговор мыслями и взглядами. А когда при этом друг заботливо и искренне сжимает твою руку, кажется, что тебе все по силам.
Луис купил нам по стаканчику горячего шоколада. Мы расположились на деревянной лавочке неподалеку от пристани, откуда отплывали маленькие суда с морепродуктами для торговли.
— Я думала, здесь теплее, чем в городе.
— Здесь и так теплее, просто очень ветрено. Там, ближе к восточной стороне деревни, нет ветра, и люди ходят без курток и шапок. А мы живем у побережья.
— Море волнуется… — шепотом произнесла я.
— Как и ты… — тихо сказал Луис.
Наши голос звучали на фоне моря, и мне так нравилось все вокруг. Я словно погрузилась в красивый кинофильм, где герои разговаривают в нужное время и в нужном месте, и весь окружающий мир предназначен именно для этого откровения. Здесь я часто чувствовала себя вдохновленной, даже в моменты, наполненные моими внутренними переживаниями и страданиями. Хотелось взять в руки бумагу и записывать мысли, потоками поступающие в мое сознание.
Это и было основной чертой характера, которая делала меня привлекательной, но порой непонятной для окружающих. Гай часто говорил, что я во всем ищу только прекрасное, черпаю вдохновение повсюду. Даже там, где не следует делать этого. Я готова была сама создавать ситуацию, которая бы вдохновила меня. Например, когда мы ругались с Гаем, я растягивала время нашей ссоры, чтобы скучать по нему сильнее, дольше. Когда он злился на меня, я добивалась того, чтобы эта злоба выражалась ярче, специально перечила ему, спорила, вела себя как непослушный, вредный ребенок. В итоге, я выводила его на эмоции, о существовании которых он даже не догадывался до встречи со мной.
Теперь я понимаю, почему меня так сильно тянуло к Францу: он был таким же, как и я. Из него не нужно было вытягивать никаких чувств, он готов был дарить их днями и ночами. С ним все было прекрасно: каждая секунда будто постановочная, а вокруг, как в театре, красивые декорации. Иногда казалось, что даже музыка включалась в подходящий момент. Конечно, она звучала в нашем воображении, но мы слышали ее так отчетливо и громко.
Однажды у нас с матерью был такой разговор:
— Ты живешь в мире своих иллюзий, и знаешь, что самое страшное? Ты теряешь связь с реальным миром… — говорила она.
— Что же в этом страшного? — Не понимая ее, спрашивала я.
— А то, что когда-нибудь ты изменишься… и поймешь, что потеряла все то, на чем держалась твоя жизнь. Это страшно.
Я больше ничего не сказала ей. Не потому, что ее слова напугали меня — я не боялась остаться в одиночестве. Мне просто не хотелось спорить.
Мы сидели у моря, и Луис сосредоточенно слушал меня, вникая в каждое произнесенное слово, боясь что-то упустить из общего смысла. А я говорила и говорила…
— Нет смысла ничего скрывать от тебя. И мне не хочется этого делать. Ты один из тех немногих людей, которые постараются понять, я точно знаю это… Мне тяжело. Я звоню Гаю уже второй день, он не отвечает. Что же делать? Бросить больного отца, маму и вернуться? Но что я скажу ему? Что все время врала? Что изменяла? Как же это мерзко звучит… я так презирала это слово. А сейчас презираю еще больше. Почему мы становимся теми, кого ненавидели?
Создавалось ощущение, что я говорю сама с собой. Вряд ли Луису было по силам разобрать весь тот несвязный лепет. Когда я замолчала, он все еще пристально вглядывался в мое лицо, и от этого взгляда у меня побежали мурашки по телу. Я и не знала, что Луис может так смотреть…
— Аврора, я тоже буду с тобой предельно откровенен. Во-первых, потому что люблю тебя и желаю счастья, а во-вторых, мне хочется хоть немного распутать этот узел…
— Иначе он нас всех задушит… — я все еще говорила сама с собой.
— Послушай. Вы с Францем мне дороги, и я хотел бы видеть вас вместе.., то есть хотел бы, чтобы у вас что-то вышло. Но я вижу, что это невозможно. Объясню, почему… — добавил он, увидев мое изменившееся выражение лица. — Я вырос с Францем, я знаю, какой он. Тебя не так хорошо знаю, конечно, но за время нашего знакомства я убедился в том, что ты умная и перспективная девушка. Тебе нужен такой человек, как Гай, который сможет быть твоей опорой, помогать и поддерживать. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Я покачала головой, словно ничего не понимаю. Но мы оба знали, что мысленно я соглашаюсь с ним. Луис говорил именно то, что я сама доказывала себе много раз. Странно, но от него я никак не ожидала услышать таких вразумительных размышлений, и все то время, пока он говорил, во мне назревала какая-то обида. Он один из самых близких людей для меня, и не верит в то, что моя мечта исполнима. Я сама в нее не верила, но хотелось искать поддержки в окружающих. Хотелось лицемерия со стороны друзей, как бы удивительно это не звучало. Ведь правду воспринимать порой слишком тяжело.
Мы поговорили еще немного, и Луис проводил меня до дома. На прощание он сказал, чтобы я попробовала поспать. Дома никого не было, и я воспользовалась одиночеством, чтобы ненадолго вздремнуть в гостиной. Проснулась от шума в прихожей.
— Аврора, ты дома?
— Да, мама.
— Отца завтра выписывают, я накупила продуктов, приготовим праздничный ужин и позовем всех наших друзей. Как тебе такая идея?
— Нравится, — ответила я, забирая из рук матери тяжелые пакеты, — почему ты меня не позвала с собой? Была в больнице?
— Тебе нездоровилось с утра. Я подумала, прогулка на свежем воздухе с Луисом избавит тебя от головной боли.
— Мне теперь намного лучше. Что будем готовить? Кого позовем? Папиных друзей? Твоих подружек?
— Только самых близких. — Она улыбнулась мне какой-то таинственной улыбкой. — Скажи Луису, Францу и Тео, что мы завтра их всех зовем в гости. С родителями, конечно же.
Мама была слишком увлечена своей идеей и подготовкой к ужину, поэтому я не нашла в себе храбрости возразить ей. Мне пришлось сделать вид, что я рада и с удовольствием приготовлю с ней разные блюда. Но рада я была только выздоровлению отца, и теперь искала повод скорее уехать в город.
По отношению к матери я была слишком несправедлива. После отца она стала единственным человеком, кому я ничего не рассказывала… вообще ничего. Она по-прежнему оставалась уверенной в том, что мы с Гаем поженимся. Мне и самой хотелось верить в это, но, зная Гая и его характер, я готовилась к худшему. Я искала всему этому какое-то объяснение, чтобы хоть как-то оправдаться перед близкими людьми, возлагающими на меня слишком большие надежды, и понимала, что каждое сказанное мной слово выступит против меня. Нет никаких оправданий. Я виновата, и вскоре все осудят меня. Я знала, что между мной и мамой испортятся отношения, как только она узнает… я не оправдала ее ожиданий. Родители тяжело прощают ошибки своим детям, особенно тем, от которых они ничего подобного не могли ожидать.
Я решила, что уеду сразу после того, как отца привезут домой. Придумаю какой-нибудь повод, связанный с Валери или с работой, и сяду в поезд, не дождавшись ужина. Я больше ни дня не смогла бы выдержать в этом неведении. Мне нужно было срочно поговорить с Гаем, даже если этот разговор будет самым тяжелым в моей жизни. По крайней мере, я буду знать, что он цел и невредим.
На следующее утро я поговорила с Валери, от Гая по-прежнему не было никаких вестей. После разговора у меня начали дрожать руки, сердце беспокойно забилось. Я уже не надеялась, что он ответит на мой звонок, но все равно набрала его номер. Гудки… трудно передать, что я испытывала в тот момент. Мне казалось, что я упаду в обморок, если сейчас в трубке прозвучит его голос.
Он ответил. Молчанием.
Я слышала его дыхание… Осознавала, что мне нужно говорить. Но я забыла все слова, забыла свой голос…
— Я слушаю. — Сказал он спокойно.
Но сколько боли было в этом спокойствии! Я зажмурила глаза и попыталась произнести его имя, но ни звука… я потеряла дар речи. Его дыхание стало раздраженным, учащенным. Я все ждала, когда он прервет связь…
— Так и будешь молчать?
— Да. — Это было сказано так слабо, так тихо. Но он услышал.
— А зачем позвонила?
— Поговорить…
— Говори.
Каждое его слово резко обрывалось. Словно он заранее заучил эти реплики, говорил без каких-либо чувств, сухо и совершенно безразлично. «Он меня больше не любит… ни капли» — подумала я.
— Не знаю, с чего начать… нам надо встретиться.
— Ты уже в городе?
— Нет. Но сегодня возвращаюсь.
— Хорошо. Я напишу, когда буду свободен.
— Ты ведь не напишешь… — вздохнув, сказала я.
— Мне тоже нужно поговорить с тобой. Напишу.
— Тогда… я буду ждать.
— До встречи.
— Гай, — я задержала его еще на какое-то время, — знаю, ты слишком зол… и… я хочу сказать, что жалею. Это ошибка… Я… Если бы ты смог понять меня. Ты должен знать, что я не способна на такое. Должен понять причину… Гай… Прости. — В конце сказала я, заплакав.
Снова раздались гудки.
Я собирала свои вещи, и мне на глаза попался билет на поезд. Я взяла его в руки и села на кровать возле окна. Я полюбила этот вид на море с того момента, как оказалась первый раз в доме родителей. Гостевая комната теперь стала моей, мама даже повесила на стене мои фотографии в белых деревянных рамках. Здесь я чувствовала себя намного уютнее, чем в городе. Может, потому что становилась ребенком… жила как раньше, с мамой и папой, окруженная заботой.
И я снова подумала о том, что могла бы переехать сюда… Расстаться с работой, с несколькими приятелями, с городом. Все это мне было по силам. Но только не расставание с Валери и Рене… Вот бы можно было их тоже взять с собой.
Как бы родители отреагировали на это? Когда-то я так радовалась, что представилась возможность жить одной и работать в типографии, с таким трудом уговорила их оставить меня одну в большом городе. Помню, как мы с Рене несколько дней подряд ходили за папой и придумывали убедительные аргументы. Он все же уступил мне.
Я не раз представляла, как бы сложилась моя жизнь, если бы я переехала с родителями в эту деревню. Чем бы занималась, какой бы стала. С трудом и некоторым смущением осознавала, что между мной и Францем ничего бы не было… если бы мы жили в соседних домах. Я увидела перед собой взрослого парня, даже мужчину, и влюбилась в него, но если бы Франц взрослел на моих глазах… Возможно, для меня он навсегда остался бы просто мальчишкой. В этом случае разница в возрасте была бы ощутимой…
В комнату зашла мама. Она удивилась, увидев на кровати сумку и разбросанные вещи.
— Ты уже уезжаешь?
— Да.
— Завтрашним поездом, надеюсь?
— Сегодняшним…
— Почему так скоро? — Она села рядом со мной и взяла билет из моих рук. — Ты сама его купила?
— Нет, попросила Луиса. Возникли проблемы на работе, и мне срочно нужно возвращаться. Дождусь папу и поеду на вокзал.
— А почему я ничего не знаю?
— Ты так увлечена подготовкой к приезду папы, не хотела беспокоить.
— Аврора, а получилось наоборот. Так ты меня действительно беспокоишь. — Она пристально посмотрела на меня, и я не могла отвести взгляд.
— Мама, с чего бы? Я просто не хотела тебе говорить, что у меня сложности на работе. Все равно вернусь в город и решу их.
— Создается ощущение, что ты сбегаешь… очень неожиданно.
— Я же работаю, мое время ограниченно. — Сказала я убедительно.
— Ну, хорошо. Во сколько поезд?
— В семь часов.
Мама погладила меня по щеке и с нежностью улыбнулась. Я обняла ее. Мне так хотелось рассказать ей обо всем, попросить совета. Но я была уверенна в том, что все испорчу… лучше самой постараться решить свои проблемы.
Из больницы папу привез на машине Франц. Когда они зашли, мы с мамой уже накрыли стол и встретили гостей. Я сразу же бросилась обнимать отца.
— Папочка, как же я рада, что с тобой все хорошо.
— А разве могло быть иначе? — Весело улыбался он.
— Конечно же, нет!
Папа немного похудел, и цвет лица показался мне по-прежнему нездоровым. Но глаза сияли от радости, он обрадовался, когда увидел всех своих друзей за одним столом.
— Вы все собрались, чтобы встретить меня? Ну и ну! — Воскликнул он. — Здорово, очень здорово! Кто это придумал?
— Твоя жена! — Сказал отец Луиса.
Это был красивый мужчина лет сорока, невысокий, светловолосый. Рядом с ним сидела женщина с копной огненно-рыжих волос. Валери была копией своей матери, а Луис — отца. Их мама работала продавщицей в магазине «Все для праздника», а папа трудился в автосервисе своего друга. Я любила бывать у них в гостях, могла часами сидеть с их мамой на кухне, разговаривать и пить чай. Они все были добродушными людьми с большими сердцами, готовыми помочь в любой момент.
Я радовалась за родителей, когда видела, какими друзьями они себя окружили. Именно друзьями, потому что не каждый знакомый или приятель может быть нашим другом. В большом городе отец часто жаловался на лицемерие со стороны начальства, коллег по работе. Несколько раз его предавали друзья. После этого он поменял свое отношение к людям, стал недоверчивым и осторожным. Но здесь все изменилось, он снова научился верить окружающим.
Возможно, мой рассказ временами выглядит выдуманным и невероятным. Быть может, из-за людей, о которых я пишу. Они отличаются от тех, кого мы встречаем каждый день, проживая спокойную и размеренную жизнь. Мы привыкли видеть и искать в людях отрицательные качества, поэтому знакомясь с новым человеком, подсознательно ждем от него плохого поступка, способного разочаровать нас. И я тоже так жила… до тех пор, пока не встретила особенных людей. Так получилось, что все они жили рядом и дружили, а я просто оказалось в их теплой компании. Валери, Луис, Гай и Франц. Но это далеко не весь список… Удивительно, но мне казалось, что в этой деревушке с видом на море, не могут жить плохие люди.
Мы находим тех, кого ищем. Всегда. Если в тебе есть свет, то к тебе тянутся такие же люди со светом внутри, если в тебе темнота, то рядом всегда будут темные люди. Бывает и наоборот, но я такие случаи называю просто несправедливостью жизни. Истина заключается в том, что каждый человек достоин такого же человека, каким является он сам.
Ужин проходил оживленно, в доме царила атмосфера настоящего праздника. Папа, несмотря на строгие взгляды мамы и наставления врачей, все же выпил бокал вина, но при этом выглядел совершенно невиновным. Пока рассказывали анекдоты, смеялись, обсуждали кино и музыку, я незаметно ушла в свою комнату, собрала оставшиеся вещи, переоделась. Когда я вышла, возле двери меня ждали Тео и Луис.
— Все-таки уезжаешь, — нахмурив брови, Тео посмотрел на меня.
— Приходится.
— Мы так и не погуляли нормально.
— Ничего, не в последний раз же видимся. — Я обняла парня. — Ты прости, что так получилось. Просто повод моего приезда был не очень хорошим… и все пошло не так.
— Я понимаю. И Валери очень не хватает.
— Она скучает по вам.
— А мы по ней. — Сказал Тео.
— А я не скучаю совсем, — влез в разговор Луис, — от меня ничего не передавай ей.
— Это не так, — я толкнула Луиса в плечо. — Мне пора, к сожалению, поезд через час.
— Мы все отвезем тебя на вокзал. Подожди, сейчас скажу Францу.
Я хотела остановить Тео, но он уже вышел из комнаты.
Я попрощалась со всеми. Мама Валери передала мне еще одну сумку, в которой лежали продукты и выпечка, я поблагодарила ее и пообещала хорошо заботиться о рыжей подруге. Родители долго не хотели отпускать меня, мама как всегда давала наставления, папа шутил, пребывая в хорошем настроении.
Наконец, я вышла из дома. Тео и Луис ждали меня на улице, Франц уже сидел в машине. Мне стало грустно, когда я подумала о том, что так и не села за руль красного «Форда». Франц словно прочитал мои мысли, когда я уселась на заднее сидение, и в зеркале поймал мой взгляд.
Мы ехали медленно, Франц специально продлевал минуты. Я смотрела на часы, которые показывали без двадцати семь, но ничего не говорила. И почему-то в этот момент Луис крепко сжал мою руку и тихо сказал: «все будет хорошо». Я озадаченно посмотрела на него, он шепотом произнес: «я о вас с Гаем» и добродушно улыбнулся. Я отвернулась, снова ощущая какую-то затаенную обиду на него.
Все получилось очень неожиданно. Я опаздывала, поэтому в спешке выскочила из машины, Луис и Тео взяли мои сумки, Франц, как мне показалось, остался в машине. Быстро прошла через паспортный контроль, добежала до поезда, взяла из рук парней сумки и заскочила в вагон. В тот самый момент, когда я хотела сесть к окну и помахать рукой друзьям, в вагон зашел Франц. Я настолько растерялась, что облокотилась обеими руками на стол, чтобы удержать равновесие. Он уверенным шагом, но с сомнением в глазах подошел ко мне, и я не успела опомниться, как его руки обвили мою талию, а спустя секунды мои губы оказались в его власти. Мы целовались мгновение, но с таким желанием и страстью, как будто каждый из нас ждал именно этого. Я только начала чувствовать вкус его поцелуя, как он отстранился и, не оборачиваясь, вышел.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.