Бесплатный фрагмент - Мистерия

Мистерия

Мистическая аллегория.

Эпиграф

Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины.

Алигьери Данте. Ад. Песнь первая

Глава первая

— Эй! Ты!

Денис почувствовал, как мелкая дрожь пробежала по всему его телу. Голос послышался из-за угла дома. Это был пацан из соседнего блока — Валерка. Валерка был старше и сильнее Дениса, к тому же за ним накрепко закрепилась репутация хулигана и драчуна, и ещё он был не один. Из-за его спины выглядывало ещё несколько мальчишеских голов. Денису была хорошо знакома вся эта компания. Среди них были и его одноклассники, а один мальчишка — Коська, даже был соседом по парте. Теперь он понимал, в чём причина.

Первая мысль, мелькнувшая в этот момент в голове у Дениса, была: «Бежать».

Но в этом не было никакого смысла. Рано или поздно его всё одно поймают. К тому же он не умел быстро бегать. Шанс стать Денису известным спортсменом был нулевым. Поначалу родители даже хотели записать его в какую-нибудь спортивную секцию.

— Занятия спортом укрепят твой дух! — торжественно произнёс отец.

— Слишком он у нас уж слабенький, — жалостливо проговорила мама Дениса.

— Вот для этого ему и надо заняться спортом. Он же мужик, ему ещё в армии нужно будет служить, а там слабакам не место.

На стене у комода, покрытого вязанной скатёркой с ажурными узорами, в рамочке рядом с фотографиями дедушек и бабушек и других родственников Дениса была фотография и его отца, где он ещё совсем молодой юнец в военной форме с погонами, на которых крупными буквами было выведено СА — Советская армия. Отец очень гордился этой фотографией и часто показывал её Денису.

— Армия делает из пацана настоящего мужика, — говорил он, показывая на фото.

Но первый же тренер, посмотревший на Дениса, решил, что у него нет никаких данных для занятия спортом.

— Слишком щуплый, — авторитетным голосом заключил тренер.

Тогда Дениса отдали в музыкальную школу. Оказалось, что «у мальчика есть слух», чему мама несказанно обрадовалась.

— Возможно, это судьба! — торжественно заключила она.

«Коль у нашего чада нет никаких шансов стать вторым Александром Дитятиным — многократным олимпийским чемпионом и знаменитым спортсменом, ему непременно следует стать великим скрипачом, вторым Никколо Паганини — не менее знаменитым, чем сам Александр Дитятин».

И что для Дениса было самым удивительным, что отец не стал возражать против этого тезиса.

Денис не был знаком ни с Дитятиным, ни с Паганини. К тому же Паганини умер задолго до того времени, как Денис родился. И жил Паганини в Генуе в Италии, а Денис жил в СССР. Но эти факты никак не повлияли на отношение Дениса к этому человеку. Денис твёрдо был убеждён, что именно этот самый Паганини виновен во всех его сегодняшних бедах и несчастьях, а посещение музыкальной школы — скучным и совершенно бесполезным занятием.

Отец Дениса работал слесарем в железнодорожном депо, а мама была медсестрой в военном госпитале. Откуда у обоих родителей была такая тяга к музыке, Денис не понимал.

Денис пытался было переубедить родителей в их неправильном, на его взгляд, подходе к выбору занятия для собственного отпрыска. Но его голос так и остался «гласом вопиющего в пустыне».

Не подействовала на родителей и попытка убедить их, что он мог бы с гораздо большей пользой потратить своё время на какие-нибудь другие — более полезные занятия, к примеру, на учёбу. Но родители оставались непреклонными. И Денису не оставалось ничего другого, как подчиниться.

Теперь он стал в глазах своих сверстников идеальным объектом для издевательств и оскорблений, тычков и затрещин — маменькиным сыночком.

Однажды, не стерпев обиды, когда Коська из баловства облил его новую рубашку чернилами, — это «переполнило чашу его терпения». Денис размахнулся и со всей силы ударил Коську кулаком в лицо, точнее, в глаз. Удар был столь сильным и точным, что Коська упал на пол и ударился головой об угол соседней парты. В тот момент Денис плохо понимал, что он делает. Всё было так быстро. Он опомнился, когда услышал, что Коська, схватившись за голову, стал орать не своим голосом. Кровь проступила у него между пальцев.

Шум привлёк внимание учительницы.

— Завтра чтобы родители были в школе, — сказала учительница, делая запись в его дневнике красным карандашом на весь лист. — И отправляйся к директору.

Денис отправился к директору, а Коська, держась за окровавленную голову, в медпункт, где ему наложили повязку на разбитую голову.

Директор встретил Дениса в просторном директорском кабинете, сидя за массивным письменным столом. Весь вид этого кабинета: большие окна с портьерами, идущими от самого потолка и до пола; массивный стол, покрытый зелёным сукном, которые обычно ставят в кабинетах больших начальников и важных чиновников, со стопкой каких-то бумаг, придавленных массивной фигурой отлитого из бронзы, сидящего с открытой пастью льва; чернильный прибор, вырезанный из куска зелёного малахита, с торчащими вверх, словно заострённые антенны, двумя перьевыми ручками; шкаф с выставленными рядами толстыми папками и сам директор — всё это должно было внушать каждому входящему в этот кабинет ощущение святилища — храма. Будто сам Зевс с высоты Олимпа взирает на бренных и никчёмных людишек.

— Ху-ли-ган, — разделяя на слоги, произнёс директор. — Разбить голову своему товарищу!

Он окинул Дениса полным презрения взглядом. Денис отчего-то вдруг ощутил себя виноватым. Он не стал рассказывать учительнице и директору, что же произошло на самом деле. И, конечно же, во всём обвинили его.

«Хотя в чём я, собственно говоря, провинился? Дал Коське в глаз. Так Коська сам давно этого добивался. Вот и получил».

Денис посмотрел на залитую чернилами рубашку. Пятно расплылось и превратилось в огромную кляксу.

«Что я теперь скажу маме?»

Но этот факт, по всей видимости, мало занимал учительницу и директора школы, так как директор, совершенно не обращая на кляксу никакого внимания, сухо добавил:

— А вас, Муза Евлампиевна, прошу: проследите, чтобы завтра родители этого малолетнего бандита обязательно пришли в школу. — А затем, повысив голос и посмотрев на ученика взглядом, отражающим полное его презрение к этому малолетнему асоциальному элементу, каковым, по его глубокому убеждению, являлся Денис, он произнёс: — Мы этого так не оставим! В нашей школе нет места подобного рода хулиганам!

— Только жестокий и бессердечный человек может поступить так со своим товарищем, — срывающимся от охватившего её волнения гласом подвела итог Муза Евлампиевна.

Дома Денис скрыл, что директор вызывает родителей в школу, а лист, на котором была сделана запись, он попросту вырвал.

«Они и так рано или поздно всё равно узнают об этом сами», — подумал Денис.

Но в глубине души он надеялся, что это случится не так скоро, а может, и не случится никогда. Произойдёт чудо, и взрослые забудут о нём. Бывает же так. Он несколько раз просил родителей подарить ему велосипед, но каждый раз они об этом забывали и дарили какую-нибудь совсем ненужную вещь, к примеру: барабан, рубашку или книгу.

Но Денису всё-таки не удалось избежать наказания.

Как Денис ни старался спрятать испачканную рубашку, мама всё же нашла её. От увиденного она пришла в ужас.

— Это теперь даже будет невозможно отстирать.

Показав ему испачканную чернилами рубашку, она обвинила сына в жестокости и бессердечности по отношению к собственным родителям.

— Ты совершенно не жалеешь нас, — сказала мама. — У других родителей дети как дети, а ты. Мы с отцом работаем, чтобы ты ни в чём не нуждался, чтобы ты был не хуже других. Так-то ты платишь нам за нашу любовь к тебе? Новая рубашка. — Она смотрела на Дениса так, что он снова почувствовал себя виноватым. Будто это не Коська, а он облил свою рубашку чернилами. — Ты что думаешь, что деньги на деревьях растут?

Она опустилась на стул и, прикрыв руками лицо, сделала вид, что готова вот-вот расплакаться. Мама делала так, когда они ругались с папой.

В этот момент Денис подумал, что лучше бы она отругала его или ударила. Но только не это… Денис не мог видеть, как его мама плачет.

На глазах у самого Дениса выступили слёзы. Они покатились из его глаз помимо его желания. Ему вдруг стало обидно, что взрослые во всём обвиняют только его.

— Это Коська, — запинающимся от волнения голосом сказал Денис. — Это он начал первый…

Он хотел сказать ещё что-то, но мать подняла голову и строго посмотрела на сына. И Денис понял, что он попался, он сказал то, чего ему не хотелось говорить.

Когда он был совсем ещё ребёнком, мама так играла с ним. Она притворялась, что плачет, прикрывала руками лицо и начинала всхлипывать. Так было и тогда, когда он тайком от родителей съел целую банку ягодного варенья. Варенье было очень вкусным, и Денис не смог вовремя остановиться. Он ел и ел, пока банка не опустела. А потом он выбросил банку, думая, что если не будет банки, то и родители не смогут догадаться, что он в одиночку съел всё варенье. Но обман раскрылся, когда к ним пришли гости и маме захотелось угостить их вареньем собственного приготовления. Был большой конфуз, когда варенья на месте не оказалось и маме пришлось что-то выдумывать, чтобы как-то выйти из создавшегося неловкого положения.

После ухода гостей Денис был допрошен. Он долго отпирался. Не помог даже папин ремень, пока мама не прибегла к последнему средству — к своей уловке. И тогда Денис во всём сознался.

И на этот раз уловка сработала.

— Какой Коська? — строгим голосом спросила мама.

Денис понял, что проболтался.

— Подожди, тот Коська, что из соседнего подъезда? Сын Антонины Семёновны? — Глаза матери буквально впились в сына. — Ну-ка, идём! — сказала она тоном, не терпящим никаких возражений.

Она крепко взяла Дениса за руку, нисколько не обращая внимания на его сопротивления.

Дверь открыла сама Антонина Семёновна. Невысокая женщина в халате и домашних тапочках, с накинутым на голову прозрачным газовым платком, из-под которого ясно прорисовывались бигуди-папильотки, которыми обычно женщины завивают свои волосы; полноватая, с большими бёдрами и, судя по тому, как часто и тяжело она дышала, — страдающая одышкой.

— Посмотрите, что ваш сын сделал! — едва только Антонина Семёновна появилась на пороге своей квартиры, произнесла мать Дениса. Она показала ей испачканную чернилами рубашку.

— Позвольте! — громко и отчётливо возразила Антонина Семёновна. — Ваш сын бандит! — Она ничуть не обратила внимания на протянутую к самому её лицу испачканную её сыном рубашку. — По таким, как он, плачет колония для малолетних преступников. — Она говорила, тщательно выговаривая каждое слово. Словно судья, зачитывающий приговор. — Посмотрите, мамаша, что он, ваш сын, сделал с моим мальчиком!

Отец Коськи работал начальником в каком-то главке, что давало повод его супруге чувствовать свою социальную значимость.

Из-за спины Антонины Семёновны показалась замотанная бинтом голова Коськи. Антонина Семёновна, с несвойственной для её комплекции гибкостью, подхватила одной рукой прячущегося за её спиной сына и вывела его вперёд.

— Я этого так не оставлю! — заключила она, демонстрируя оторопевшей от неожиданного оборота всего этого дела матери Дениса голову своего отпрыска.

Увидев перед собой Коську с забинтованной головой, где ещё виднелись следы крови, мать Дениса пришла в замешательство.

Одним словом, опять Денису досталось… Он снова оказался виноватым. Вечером пришёл отец, и всё повторилось снова. Дениса ругали, говорили, что он неблагодарный сын и не ценит здоровья и сил своих родителей, которые они тратят на него с одной лишь целью — чтобы поставить его на ноги и сделать из него человека…

Но и этим всё не закончилось.

Глава вторая

— Стукач, — с угрожающим видом злобно проговорил Коська, приблизившись к Денису почти вплотную.

Денис инстинктивно попятился назад. И в этот момент кто-то из пацанов поставил ему подножку, а Коська с силой ударил Дениса в грудь.

Поднявшись, Денис обнаружил, что весь перепачкан грязью, а столпившиеся вокруг него мальчишки указывали на него пальцем и весело смеялись над ним.

— Маменькин сыночек! — кричали они.

И снова дома был скандал.

— Только с тобой такое могло случиться, — укоризненно произнесла мать.

Денис не понимал, за что его ругают в этот раз. Разве он начинал драку? И разве не его только что выпачкали в грязи соседские пацаны? Денис пытался что-то объяснить, но его не слушали.

— Тряпка, — сказал отец. — Ты должен уметь защищаться. Нельзя позволять себя унижать.

Денис зашмыгал носом.

— Не будь девчонкой. И нечего распускать здесь сопли.

Денису сделалось невыносимо обидно.

«Я не тряпка, и когда-нибудь я это докажу».

А пока… Пока ему доставались тумаки, и всякий раз он был вынужден скрывать это, так как в любом случае он оказывался виноватым, даже если для этого не было никаких причин. Этот случай надолго врежется в его память.

После случая с разбитой головой Коськи Дениса перевели в другую школу, и там он почувствовал себя немного лучше, но отношения с новыми одноклассниками так у него и не сложились.

Во дворе всё оставалось по-прежнему вплоть до того момента, пока однажды, взяв в руки большой камень, Денис не пригрозил, что первый, кто приблизится к нему, получит этим камнем в голову. Возможно, что эти его слова прозвучали настолько убедительно, что пацаны решили оставить его в покое и больше не донимали его.

После этого случая сверстники его начали сторониться, словно он был чумным. Но Дениса это уже не беспокоило. Главное, что удалось избавиться от того террора, в котором ему приходилось жить на протяжении длительного времени.

Но рано или поздно всё когда-то заканчивается. Закончилась учёба в школе. Прозвенел последний звонок. Выпускные экзамены. Прощальный бал… белые ночи, встретить новый день, сидя на берегу Невы, заботливо накинув на худенькие девичьи плечи свой пиджак, а сам ёжится от утреннего холода, при этом делая вид, что тебе совсем не холодно.

Денис не пошёл на выпускной бал. Друзей среди ребят у него так и не появилось, а девочки попросту не обращали на него никакого внимания.

А в один из дней, от внезапного сердечного приступа у него умер отец, это случилось на работе, и все прежние заботы как-то отошли на второй план. Денису так и не удалось наладить отношения с отцом, и этот факт будет всегда тяготить его на протяжении всей его дальнейшей жизни.

Валерка станет «форточником» и окажется в колонии для несовершеннолетних преступников, а со временем его следы и вовсе где-то затеряются.

Коськиного отца повысят, переведут на новое место работы, и они всей семьёй уедут в другой город — в Москву.

Денис сдаст вступительные экзамены и станет студентом.

Он поступит в университет и сразу же окунётся с головой в учёбу. Его с детства увлекали биология и любовь к животным. Хотя на все его просьбы завести дома какую-нибудь зверюшку родители ему постоянно отказывали. Однажды он нашёл на улице брошенного щенка, но отец заставил Дениса избавиться от него, и ему ничего не оставалось другого, как вынести щенка в подъезд и оставить его там. Он слышал, как ночью щенок жалобно скулил. А утром, выглянув за дверь, он уже не обнаружил его, Денис не знал, что стало с щенком, возможно, что кто-то забрал его — ему хотелось в это верить. Он пытался выяснить о пропавшем щенке у дворника дяди Саша, который жил в их же подъезде, в полуподвальном этаже, в дворницкой. На самом деле дворника звали труднопроизносимым для русского человека именем — Сагадатвали, поэтому все его звали просто Сашей. Дети называли дядей Сашей. Он жил один, без семьи, к тому же он слыл человеком необщительным и замкнутым. Вдобавок нередко по утрам дядя Саша был не всегда расположен к задушевным беседам по причине сильного похмелья. Подумав, Денис решил, что не стоит ему приставать к дворнику со своими расспросами.

Всю свою жизнь Денис был уверен, что животные добрее, чем люди.

Денису нравилось учиться, ему нравилось осознавать себя студентом, посещать лекции, семинары и лабораторные. Нравилось, что в расписании занятий теперь значатся не уроки, а пары. Ему даже нравилось само это слово — «пара». Денис с каким-то особым воодушевлением произносил это слово: «Пара…» И все окружающие сразу понимали, что перед ними не какой-то там школяр-промокашка, а солидный и даже, можно сказать, серьёзный человек — студент. У него появились друзья, вернее, приятели, и, что было самым замечательным, Денис познакомился с девушкой, которую звали Ниной — первое и очень серьёзное его сердечное увлечение — любовь.

Как-то его одногруппник Генка Бекешин пригласил его прогуляться вечером после занятий.

— Я тут познакомился с одной девчонкой с параллельного потока, мы договорились встретиться сегодня вечером. Только она сказала, что придёт на встречу с подругой. Сам понимаешь, облом… А у меня на её счёт свои планы. Понимаешь, старик? Выручай, Дёма!

Генка называл Дениса — Дёмой. Немного фамильярно, но Денис не обижался. А ещё Генка любил вставлять в разговор всякого рода непонятные словечки, смысл которых для Дениса не всегда был понятен. Но Генка был нормальным парнем, с ним было интересно общаться, и их отношения с первых же дней учёбы в универе стали приятельскими.

— Старик, возьми на себя подругу.

— А если я ей не понравлюсь? — нерешительно заметил Денис.

— Я не прошу тебя ей понравится. Ты только погуляй с ней — отвлеки, проводи домой.

Денис робел от одной только мысли, что ему нужно будет общаться с девочкой. Он никогда этого не делал. Даже в школе с одноклассницами он с трудом мог членораздельно связать только несколько слов.

— Не знаю… — Денис почувствовал, как его будто начало обдавать жаром.

— Кочумай, старик. Я же не прошу тебя на ней жениться. Всего пару часиков… Я тебя как друга прошу — выручай!

Подругу Генкиной девушки звали Нина.

Они все месте прошлись от Аничкова моста по Невскому до площади Восстания, а потом как-то незаметно Генка и его девушка отделились и Денис остался наедине с Ниной.

Они шли молча, пока вдруг Нина не произнесла:

— Ну вот мы и пришли.

Денис осмотрелся. Они стояли во дворе дома у входа в подъезд.

— Здесь я живу, — сказала Нина, указывая на светящиеся окна на третьем этаже.

Денис поднял голову и посмотрел наверх.

— Понятно, — проговорил он.

Денис лихорадочно соображал, что бы ему ещё сказать, но в голове у него всё смешалось, и на ум не приходило ни одной путной идеи.

— Спасибо, что проводил, — сказала Нина, повернулась и через мгновение скрылась за дверью.

А Денис пошёл к остановке.

«Идиот! — мысленно ругал себя он. — Впервые в жизни ему выпал шанс, а он…»

Ему стало стыдно за собственную неуклюжесть перед этой девушкой.

«В кои-то веки мне представился случай познакомиться с девушкой, а я не смог этим воспользоваться».

Денису было стыдно, и поэтому, когда на следующий день он вошёл в аудиторию, где к тому времени уже был Генка, Денис сделал вид, что не заметил его. Но это не помогло. Генка сам первый подошёл к Денису.

— Привет, Дёма, — весело заговорил с ним Генка. — Спасибо, что выручил. Ну, я тебе скажу…

И Генка принялся рассказывать о своих вчерашних похождениях. Денис слушал его отвлечённо. Ему казалось, что Генка вот-вот сейчас скажет, какой он, Денис, тюфяк, так и не смог заговорить с девушкой, и, может, даже как-то пошутит на эту тему. Наверняка уже Нина обо всём рассказала своей подруге.

— Кстати, — вдруг сказал Генка. — Нина о тебе спрашивала. Думаю, что ты смог произвести на неё впечатление.

Отчего-то, несмотря на всю свою неуклюжесть и немногословность и вопреки всем ожиданиям, Денис понравился Нине.

«Женщины — странные существа. Порой их логика поступков не вписывается в привычные для мужчин представления».

Глава третья

Денис захлопнул книгу и посмотрел на часы, которые показывали без четверти шесть.

— Какой же я идиот! — воскликнул он.

Денис сильно хлопнул себя ладонью по лбу.

— Назначить свидание и забыть об этом.

Денис выскочил из библиотеки и что было духу понёсся по улице. Прохожие останавливались и с удивлением оглядывались на бегущего, словно спешащего на пожар молодого человека. Расстояние от библиотеки до Александровского сада, где они назначили свидание, было немалое.

Всю дорогу пришлось бежать. Добравшись до сада, он остановился и попытался отдышаться. Конечно же, он опоздал.

Был вечер, конец августа. В воздухе уже ощущалось приближение осени, и парк почти опустел, только несколько запозднившихся посетителей прогуливались по аллеям парка. Оглядевшись по сторонам, он увидел Нину. Она сидела на скамейке в дальнем конце парка, едва склонив набок голову и о чём-то задумавшись. Её волосы были аккуратно зачёсаны назад и собраны на затылке в хвост, перевязанный алой шёлковой лентой. Одета она была в вязаную синюю кофту-кардиган, в белую блузку с длинными рукавами, манжеты которых выглядывали из-под рукавов кофты, в плиссированную ярко-жёлтую юбку чуть ниже колен, со множеством складок, а на ногах были надеты ярко-красные босоножки-танкеткис большими серебристыми застёжками на щиколотках. На коленях у неё покоилась сумочка такого же ярко-красного цвета, что и её обувь.

На мгновение в сознании Дениса всплыла Тициановская Мадонна, держащая на руках младенца — кроткая и смиренная. Нина однажды ему показывала репродукцию этой картины. Она мечтала стать искусствоведом, изучать искусство художников Высокого и Позднего возрождения, а пока она работала художником-реставратором в Эрмитаже. Иногда Денис встречал Нину после работы, и они шли гулять.

А однажды, воспользовавшись своим положением, Нина провела его в зал, где хранились мумии. Посетителей в зале не было. Они оказались в огромном просторном помещении, заставленном музейными экспонатами времён правления египетских фараонов, почти одни, если не считать мирно дремавшей в дальнем конце зала на стуле пожилой смотрительницы. Очутившись в окружении высохших за столетия трупов, Денису стало немного жутковато. Его пугал вид замотанных в лоскуты потемневшей от времени ткани, ссохшихся и почерневших от времени, полуистлевших человеческих тел, но он старался не подавать вида, хотя ему и хотелось поскорее выбраться из этого мрачного места. Нина же, напротив, казалось, не испытывала ни малейшего неудобства и с увлечением рассказывала о всех этих экзотических предметах, которые хранились за стеклянными витринами этого зала.

— Знаешь, — сказала Нина, когда они остановились возле одной из витрин с выставленной за стеклом скульптурой сидящей кошки, вырезанной из камня. — Египтяне верили в переселение душ. А индийцы до сих пор верят, что однажды душа человека сможет переселиться в какое-нибудь дерево, растение или животное.

— К примеру, в кошку, — шутливо произнёс Денис.

— Да.

Нина уловила в голосе Дениса сарказм.

— Не вижу в этом ничего смешного, — с обидой в голосе произнесла она. — Многие народы верили в переселение душ умерших людей в животных. К примеру, в Египте кошка всегда была священным животным — она даже считалась богиней.

— Богиней?! — Казалось, что Денис специально подтрунивает над Ниной.

Ему действительно нравилось наблюдать, как, обижаясь, Нина надувает губы, словно младенец, готовый вот-вот расплакаться.

— Да, богиней, и в этом нет ничего смешного, — с обидой в голосе произнесла Нина. — У них была богиня, которую звали Баст — женщина с головой кошки или льва.

Денис понял, что Нина на него действительно обиделась.

— Не обижайся. Я же просто пошутил, — сказал он, беря Нину за руку. Ему хотелось поскорее уйти отсюда. — Пойдём лучше я тебя провожу домой.

Оказавшись на улице, Денис глубоко выдохнул. Он не понимал отчего, когда они вошли в зал, на него навалилось какое-то странное гнетущее чувство. Он не мог объяснить это, но его словно бы опустили в сырую, смердящую гнилью и плесенью яму. Теперь ему стало лучше.

Они пошли пешком вдоль набережной в сторону Летнего сада, Троицкого моста в сторону Невского проспекта. Всю дорогу они шли держась за руки.

Денис впервые в жизни ощутил, насколько была дорога ему эта милая и пылкая девушка. Кто бы мог подумать, что однажды он сможет завоевать чью-то любовь, только одна мысль об этом когда-то казалась ему вздорной и несбыточной. Он был уверен, что в его жизни такого никогда не случится. Временами он едва сдерживал себя, чтобы не закричать от охватившего его ощущения счастья.

И вот сейчас, стоя у входа в Александровский сад, Денис испытал то же самое чувство.

Постояв немного и переведя дыхание, Денис пошёл к Нине.

Когда он подошёл, погружённая в собственные мысли Нина не сразу заметила его.

— Нина, — позвал её он.

Она посмотрела на него, словно отходя от охватившего её оцепенения.

— Денис, — произнесла Нина.

Голос её прозвучал мягко и негромко. Казалось, что она впервые встретила его после многих лет ожидания, словно вернувшись из долгого путешествия.

— Нина… — повторил он.

Он хотел попросить у неё прощения за своё опоздание, но она не дала ему договорить.

— Я знала, что ты задержишься, и поэтому никуда не уходила.

«Господи, какая же она славная!» — подумал Денис.

— Нина, прости меня. Я так рад, что ты меня дождалась. Я смогу тебе всё объяснить.

— Только не сейчас, — спокойным голосом произнесла девушка. — У меня два билета в «Аврору», и сеанс вот-вот начнётся, так что если мы хотим ещё успеть, то нам следует поторапливаться, — сухо и деловито проговорила Нина.

Его поразила её перемена. Теперь это была другая Нина, собранная и деловитая.

Она поднялась со скамейки, поправила оборочки юбки и, взяв его под руку, повела к выходу из сада.

Они едва успели к началу сеанса.

Денис не помнил, о чём был этот фильм. Он весь сеанс держал её руку, трепетно улавливая каждое её движение, каждое дуновение её дыхания. Он смотрел только на неё. Он был влюблён в эту девушку. Ему хотелось поцеловать её, но он упорно гнал от себя это навязчивое желание. К тому же Денис не знал, как к этому отнесётся сама Нина, а спросить её он не решался. А Нина — она всецело была поглощена происходящим на экране. Это был фильм «Спартак» с Криком Дугласом в главной роли — красивым, атлетически сложенным кумиром женщин — голливудская звезда. Нина смотрела на всё происходящее на экране будто заворожённая. Тогда как Дениса это нисколько не волновало. Он едва смог дождаться конца фильма.

Потом они гуляли и он проводил её домой.

Они постояли молча возле её подъезда. Прощаясь, он осторожно пожал её ладонь — маленькую и тёплую, которую она подала ему при расставании. При этом Нина едва заметно подалась вперёд, слегка приподнявшись на цыпочки, словно чего-то ожидая. Это длилось всего мгновение. Затем она высвободила ладонь из его руки, резко повернулась и через мгновение исчезла за дверью, которая с шумом захлопнулась за ней, издавая дребезжащий звук растянувшейся от времени пружины.

Уже было поздно, улицы города опустели, стали безлюдными. Денис шёл по пустынным улицам, думая о Нине, о том, что хотел бы провести с ней всю свою жизнь, и какая она замечательная, и какая она красивая.

«Что она нашла во мне? — думал Денис. — Вокруг столько парней, которые и красивее, и гораздо достойнее её».

Глава четвёртая

Так пронеслись несколько счастливых лет его жизни.

К концу учёбы Денис уже вполне представлял себе то, чему он хочет посвятить свою жизнь: он станет учёным-исследователем. Он непременно хотел себя посвятить науке. Посещение Эрмитажа заставило задуматься его, что же на самом деле есть человеческая жизнь и что такое смерть. Он понимал, что многие люди хотя бы раз в жизни задумывались об этом. Но, в отличие от других, он хочет найти ответ на этот извечный вопрос, который задавали себе люди на протяжении всей своей истории, во всяком случае, с того самого момента, когда человек смог впервые осознать себя живым существом и научился думать.

Денис был уверен, что сможет найти ответ на этот вопрос. Он часами пропадал в библиотеке и упорно штудировал труды великих учёных: Грегори Менделя, Фридриха Мишера, Августа Вейсмана и других не менее великих и почтенных отцов-основателей биологической науки и усердно конспектировал их высказывания и мысли в толстенную тетрадь. Но он так и не находил нужного ему ответа.

Между тем его собственная жизнь продолжалась.

Он долгое время так и не мог решиться первым поцеловать Нину. А Нина, понимая, что Денис сам на это никогда не решится, сделала это первая. Это произошло у того же самого подъезда, где жила Нина.

Он уже хотел сказать Нине своё дежурное «пока», но в этот момент Нина приблизилась к нему, и её тёплые и влажные губы коснулись его губ.

В голове Дениса всё закружилось от нахлынувшего на него блаженства, он едва удержался, чтобы не упасть. Его руки обвили её, и он с жадностью начал целовать её: щёки, шею, губы, а она не сопротивлялась. Их тела стали так близко друг к другу, что он ощущал её тепло. И то, как она вздрагивает при каждом прикосновении его губ.

Теперь их отношения из юношеской влюблённости переросли во что-то более сильное — страсть. Им казалось, что они бесконечно вот так могут наслаждаться в объятиях друг друга.

А пока нужно было заботиться о хлебе насущном. Стипендии не хватало, и Денису удалось устроиться работать в лабораторию при университете. В его обязанности входило мытьё колб, наведение порядка и уборка лаборатории, когда все сотрудники и руководство лаборатории в конце рабочего дня оставляли её на его попечение, чтобы он без помех мог навести в ней порядок. Денис, покончив с уборкой, занимался своими собственными делами. Он закрывал на ключ дверь и гасил свет во всей лаборатории, оставляя только невыключенной настольную лампу на лабораторном столе, где он проводил свои опыты. Так он мог, не привлекая ненужного внимания, «колдовать» без особых помех над своими формулами, забыв о еде и сне.

В один из таких моментов, поглощённый работой, он не заметил, как в лабораторию вошёл руководитель кафедры. Было уже поздно, почти за полночь, в такое время на кафедре не остаётся ни одной живой души, все преподаватели и студенты уже давно должны были разойтись по домам либо по другим своим делам. Во всяком случае, так думал Денис. К тому же он был уверен, что запер дверь на ключ.

Сидя спиной к входной двери, Денис не заметил, как она открылась и в лабораторию, бесшумно ступая, вошёл Леонид Эрастович Дикт — профессор и заведующий кафедрой молекулярной биологии.

— Так-так-так, — сказал профессор, взглянув на то, чем Денис занимался.

— Профессор?! — Денис соскочил со своего места.

Одна из колб едва не выскользнула у него из рук. В этот момент он был занят тем, что смешивал растворы, переливая их из одной колбы в другую. Он был полностью поглощён этим занятием.

— И что же у нас тут происходит, уважаемый?!

Профессор специализировался на структуре механизмов макромолекулярных процессов в клетках живых организмов, и читал курс лекции посвящённых этой тематике. Предки профессора перекочевали в Россию из Германии ещё во времена царствования Петра Алексеевича. Семья его давно обрусела, а о его немецком прошлом напоминала только фамилия.

Денис ошарашенно смотрел на профессора. От бессонницы и напряжения белки его глаз стали красными. И этот факт не ускользнул от внимательного взгляда профессора.

— Вы что, всё это время находились в лаборатории? — Профессор показал на настенные часы. — Вы не заметили, что уже поздно и по правилам вы должны были уже давно закончить работу?

Денис не знал, что ответить. Он опустил голову, будто провинившийся ученик.

Профессор перевёл взгляд на разложенные на столе предметы. Его внимание привлекла толстая тетрадь, в которой Денис скрупулёзно, опыт за опытом, отмечал все проводимые им исследования. Он взял её в руки и перелистал несколько страниц.

— Ваше? — спросил он, оторвав взгляд от тетради и внимательно посмотрев на Дениса.

Денис всё так же стоял, опустив голову и глядя в пол.

Профессор ещё раз перелистал тетрадь, затем он закрыл её и вернул на прежнее место.

— Вы понимаете, что не можете находиться в лаборатории так поздно?

Конечно же, Денис знал это.

— Понимаете… — проговорил Денис. — Я… — Он не закончил начатую фразу.

Необходимо было собраться с мыслями и объяснить профессору, чем именно он занимается в лаборатории, в противном случае его могут попросту выпереть из университета.

— В организме человека несколько сотен различных типов клеток.

Он начал рассказывать профессору о своих исследованиях и о том, как ведёт себя живая клетка и что он выяснил о её механизме развития и деления.

— То есть мы получим возможность регенерировать ткани любого типа стволовых клеток, возможность заменять повреждённые органы, а может, и продлевать жизнь человека. Можем омолаживать клетки наподобие того, как это происходит у саламандр.

Всё это время, пока он говорил, профессор слушал его с неподдельным удивлением и интересом.

Когда Денис закончил, в лаборатории воцарилась тишина, нарушаемая тиканьем больших настенных часов.

— Вижу, что вы очень внимательно слушали мои лекции.

В уголках губ профессора мелькнула едва заметная улыбка.

— Но позволю себе полюбопытствовать: всё это вы придумали сами? — спросил профессор.

— Не совсем, — сказал Денис. — Эта тема всегда интересовала учёных.

С этого времени профессор и Денис станут часто встречаться и обсуждать то, над чем работал Денис. Как-то раз, нарушив правило, что случалось крайне редко, профессор пригласил Дениса к себе в гости.

Они пили чай.

— В вас, несомненно, просматривается дух исследователя, — сказал профессор, удобно расположившись в огромном старинном кресле с высокой спинкой, придвинутом почти вплотную к чайному столику, подле которого они и расположились.

Он глядел на Дениса поверх оправы очков, сползших к самому краю его слегка крючковатого носа и вот-вот готовых с него свалиться. Но профессора, видимо, это совершенно не беспокоило.

— Перед вами, дружок, аспирантура.

На лице Дениса появилось выражение удивления.

— Да-да. Не удивляйтесь, дружок. Вам прямая дорога в аспирантуру.

— Но я об этом как-то ещё не думал, — с ноткой неуверенности в голосе проговорил Денис.

Денис слукавил. Конечно же, он об этом думал. Они даже обсуждали такую возможность с Ниной.

Однажды Нина пригласила его к себе домой, чтобы познакомить с родителями.

Отец Нины был военный — полковник, правда, вот уже несколько лет он был в отставке, но, видимо, не потерял былого армейского запала. Он был человеком старой послевоенной закваски и строго придерживался консервативных взглядов во всём, что касалось его дочери в отношениях с мальчиками. Мама — тихая и немногословная женщина, какой и следовало быть жене кадрового военного.

Был праздничный день — Первое мая.

С утра Нина и Денис прошествовали в колонне студентов, выкрикивая приветствия и неся в руках транспаранты с изображениями первых лиц государства — членов политбюро, вдоль трибун, выстроенных по этому случаю на Дворцовой площади напротив главных ворот Зимнего дворца, тех самых, на которые взбирались революционные матросы в знаменитых фильмах Эйзенштейна и Ромма. С трибун им с важным видом приветствовали высокие руководители городской и партийной администрации города.

Замёрзшие (май в этом году выдался холодным) и уставшие, но всё же весёлые они вернулись домой к Нине.

Круглый обеденный стол уже был покрыт белой скатертью, и на нём в строгом порядке были разложены обеденные приборы, а из кухни доносился запах домашней сдобной выпечки. Из висящей на стене радиоточки звучала праздничная музыка, и бодрый голос диктора рассказывал о праздничных мероприятиях, которые проходили в городам и весях нашей необъятной советской родины.

Из кухни в прихожую вышел высокий широкоплечий мужчина в обвязанном вокруг бедра кухонном фартуке — папа Нины.

— Семён Семёнович, — отрапортовал он, протягивая Денису руку.

— Денис, — едва слышно проговорил Денис, отвечая на рукопожатие Семёна Семёновича.

Он почувствовал, как широченная ладонь отца Нины крепко сжала его руку, так, что кончики пальцев Дениса сделались белыми, он едва удержался, чтобы не вскрикнуть от боли.

— Много наслышаны о вас, — проговорил папа Нины, внимательно разглядывая ухажёра своей дочери. Он словно бы изучал его, продолжая удерживать руку Дениса. От боли у Дениса на глазах выступили слёзы. Если бы не пришедшая ему вовремя на помощь Нина, то Денис наверняка потерял бы сознание.

— Папа, опять ты со своими штучками, — проговорила Нина, видя, как лицо Дениса слегка сделалось бледным.

Семён Семёнович ослабил хватку.

— Он ведь мужчина, — всё ещё не сводя с Дениса своего изучающего взгляда, проговорил он.

— Да, — сказала Нина. — Но не все мужчины служили в армии.

Она взяла Дениса под руку и провела его в комнату. Усадив его на широкий диван, она устроилась рядом с ним.

Папа Нины проследовал за ними в комнату и устроился на стуле возле обеденного стола.

— И чем вы, молодой человек, занимаетесь? — спросил он, внимательно глядя на вконец оробевшего Дениса.

— Денис учится в университете и собирается стать биологом, — ответила за Дениса Нина.

— Будете учить детей в школе биологии? — продолжил свой допрос Семён Семёнович.

— Денис будет заниматься наукой, — снова вступилась за него Нина. — Он очень талантливый, и, возможно, он будет учиться в аспирантуре.

Тогда это были только планы. И вот речь снова зашла об аспирантуре.

— Я мог бы стать вашим научным руководителем, — сказал профессор, внимательно поглядев на Дениса. — И уверен, что ваши способности будут весьма полезны для общества. — Профессор поправил очки, которые ещё мгновение — и уже готовы были свалиться с его носа. — Высоких должностей я вам, конечно, не гарантирую, но думаю, что должность лаборанта для начала вполне вас могла бы устроить, к тому же я полагаю, что у вас будет возможность работать по выбранной вами теме. Как вам, голубчик, это предложение?.. — Последнюю фразу профессор произнёс с особой интонацией.

От неожиданности у Дениса даже перехватило дыхание. Он посмотрел на профессора широко раскрытыми от удивления глазами. Весь его вид в эту минуту говорил, нет, кричал: «Да! Конечно же, я согласен». Ему ужасно — нестерпимо хотелось этого. «Да я всю свою жизнь только и мечтал об этом».

— Спасибо, — всё, что он смог сказать в эту минуту.

Выйдя от профессора, он сразу направился к Нине.

«Она первая должна узнать об этом. Может быть, что мы даже сможем начать говорить о свадьбе. Нет, теперь я точно должен… нет, я просто обязан буду сделать ей предложение».

Глава пятая

Позади кажущиеся вначале нескончаемыми годы учёбы. Впереди аспирантура, любимая работа. И любимая девушка, которая однажды должна будет стать его женой. Они обязательно поженятся. Он мысленно представил, как это всё произойдёт. И как же может быть иначе!?

Денису хотелось иметь свою семью. Возможно, в нём говорило чувство недополученной любви и непонимания, с которыми он сталкивался, собственно, в семье. Родители значительную часть времени проводили на работе, и Денис по большей части был предоставлен самому себе. И он был уверен, что в его жизни всё будет по-другому, не так, как было у его родителей поглощённых своей работой.

Так он думал, идя по длинному коридору университетского корпуса. Старинное здание в стиле барокко, построенное на Васильевском острове во времена Петра Великого для нужд коллегии, позже в здании располагался педагогический институт, а уже 1835 году в здании разместился университет.

Денис шёл погружённым в собственные мысли.

— Денис!

От неожиданности Денис даже вздрогнул.

— Тебя вызывают в деканат. — Это был одногруппник Дениса — Мишка Звонарёв.

Про Звонаря, как его называли в группе, говорили разное: что, мол, у него есть «мохнатая лапа», что отец Мишки какая-то большая шишка то ли в обкоме, то ли заведующий какого-то крупного строительного треста, а возможно, что и то и другое было неправдой. Только вёл себя Мишка всегда вызывающе и нагло не только со своими сверстниками, но с преподавателями.

Подтверждением всем этим слухам служил тот факт, что, несмотря на все свои непосещения и хвосты, Мишка смог благополучно добраться до последнего курса без особых на то с его стороны видимых стараний.

Все говорили: «Тёпленькое место Звонарю уже обеспечено».

Что это значило, Денис никогда не задумался. Мало ли таких, как Мишка, на этом свете. Его волновала больше его собственная судьба.

Но сейчас от Мишкиного оклика повеяло каким-то холодком. Денис не мог себе объяснить, что именно так насторожило его в голосе Мишки. Но его шестое чувство подсказывало ему, что всё это неспроста. Слишком уж Мишка смотрел на Дениса нагло и дерзко. И Денису стало как-то неуютно и зябко от этого взгляда. К тому же Денис знал, что близится распределение, кто-то из выпускников ВУЗа должен будет отправится на периферию, так сказать, «нести знания в массы».

— Такова жизнь, старик, — сказал однажды Денису Генка, когда речь зашла о распределении. — Но тебе-то, старичок, чего волноваться, у тебя всё в шоколаде, ты у нас голова. Тебе прямая дорога в аспирантуру, а такие, как я, пойдут бездарей учить в школу.

Но Дениса не слишком-то и вдохновлял Генкин так называемый оптимизм. Даже Нина как-то укоризненно сказала ему:

— Ты пессимист, Денис. Нужно верить в хорошее — добро.

— Пессимист, к твоему сведению, — это просвещённый оптимист, — ловко парировал он слова Нины.

Но, скорее всего, Нина была права. Слишком уж мрачными порой казались Денису некоторые вещи.

Он не мог забыть слова, сказанные ему отцом, когда он назвал его тряпкой. «Скорее всего, отец сказал эти слова в запале, не подумав». Но даже теперь, по прошествии стольких лет, он так и не смог избавиться от этого ощущения.

Мишка — это другое дело. Весь его внешний вид, манера поведения и то, как он говорил, выдавало в нём человека весьма самоуверенного.

С Мишкой они общались очень редко, между ними не было ничего общего, так — иногда перекинутся парочкой слов типа «привет!» или «как дела?» Дежурные фразы. Мишка относился к золотой молодёжи, все шмотки на нём были как минимум из 200-й секции ГУМа, где отоваривалась вся партийная и номенклатурная элита страны. Вокруг него всегда крутились смазливые девчонки и сомнительного вида юнцы, в большинстве своём дети таких же, как и Мишкин отец, начальников — шишек. Все знали, что если Мишка с кем-то заговорит, то это происходило исключительно в тех случаях, если Звонарю было что-то от тебя нужно.

Вот и сейчас Звонарь снизошёл до того, что заговорил с Денисом, а это был явно недобрый знак.

— Не знаю.

Миша произнёс это, делая как можно более безразличное выражение лица, явно наигранное.

Денис уловил это, но ему не оставалось ничего другого, как отправиться в деканат.

Едва Денис вошёл в приёмную, как секретарша, что-то выстукивая по клавишам пишущей машинки и не отрывая взгляда от утыканного чёрными буковками листа, бесстрастным голосом проговорила:

— Дёмин?

Денис уже было открыл рот…

— Проходи, — сухо проговорила секретарша.

Денис вошёл в кабинет, сделал несколько шагов и остановился. Он сразу же понял, что здесь его уже ждали: кроме самого декана было ещё несколько человек: профессор, с которым Денис работал над своей темой, заместитель декана, секретарь партийной организации университета и ещё один важного вида человек, которого Денис видел впервые.

Декан начал без долгого вступления:

— Уважаемый Леонид Эрастович… — Он указал на сидевшего напротив его стола профессора. — Несколько поторопился, предложив вам место на нашей кафедре, но как оказалось на данный момент, у нас нет для вас свободной вакансии.

Профессор старательно не смотрел в сторону Дениса. Взгляд его был прикован к большому окну.

— Вы взрослый человек и должны понимать, — продолжал декан, — что в данной ситуации желание одного лишь Леонида Эрастовича недостаточно. — Он более пристально посмотрел на профессора, давая таким образом понять, что не слишком одобряет столь скоропалительных со стороны Леонида Эрастовича решений. — По моему глубокому убеждению (и коллеги со мной согласятся), вы, несомненно, подающий большие надежды молодой человек, но вам ещё следует хорошенько подготовиться. Нужно время. Думаю, что через годик мы сможем рассмотреть вашу кандидатуру на общих основаниях как одного из возможных соискателей в адъюнкты, как бы выразились в старые времена.

Денис непонимающим взглядом окинул присутствующих, пытаясь понять смысл сказанных деканом слов. Он явно не был готов к такому повороту событий в своей жизни.

— Но как? — только и смог произнести он.

— Голубчик, — наигранно примирительным тоном проговорил декан. — Не всё так страшно. Вы ещё молоды и у вас всё ещё впереди. Не надо отчаиваться.

Денису показалось, будто огромный каменный валун, сорвавшийся с вершины высоченного обрыва, летит на него, стремясь раздавить его. Холодный пот выступил у него на лбу.

— Но вот ваши, так сказать, изыскания… — Декан произнёс это как бы ненароком, словно случайно вспомнив о чём-то совсем незначительном. — Леонид Эрастович посвятил нас в некоторые детали. Он считает, что они могут представлять определённый научный интерес. К тому же работа велась в стенах нашей родной альма-матер и по праву считается собственностью нашего факультета. Как вы думаете, Леонид Эрастович? Думаю, есть смысл поручить дальнейшее исследование этой темы какому-нибудь из наших сотрудников. Скажем, более опытному, подающему большие надежды учёному.

Лицо Дениса покраснело от охватившего его возбуждения. Он с нескрываемой злостью посмотрел на декана.

— Но… Леонид Эрастович…

Он не успел закончить начатую фразу.

— Мы же, в свою очередь, могли бы, скажем… — Декан сделал короткую паузу, внимательно следя за выражением лица Дениса, и добавил: — Подумать, что мы можем для вас сделать. Возможно, не сейчас, позже подыскать вам подходящую у нас вакансию. Вы понимаете меня?

Денис прекрасно всё понимал. Тема взамен на возможность в неопределённом будущем поступить в аспирантуру — наглый и неприкрытый шантаж. Ему приходилось об этом слышать, но то, что это произойдёт именно с ним. Научный мир полон «сюрпризов» и порой бывает жестоким и безжалостным к людям.

На мгновение Денис почувствовал, что вокруг него всё закружилось и к горлу подступила тошнота. Он приложил немало усилий, чтобы удержатся на ногах и не упасть.

Волшебная дверь под названием «Большая наука», так чудесно раскрывшаяся перед ним вначале, в мгновение ока захлопнулась прямо перед самым его носом.

Какое-то время Денис стоял в полном оцепенении.

— Как? — спросил он. — Ведь буквально недавно… — Он не смог договорить, горло его пронзила острая резь.

— Мы понимаем ваше негодование, — успокаивающим тоном проговорил декан.

Денису понадобилось немало сил, чтобы овладеть собой.

— Нет… — Денис произнёс это, пытаясь перебороть охватившее его волнение, голос его прозвучал хрипло и глухо. — Нет! — повторил он, заглатывая образовавшийся у него в горле сухой ком.

Декан явно не был готов к подобному ответу.

— Что означает это «нет»?

В кабинете на некоторое время воцарилось неловкое молчание. Было видно, что присутствующие не ожидали такого ответа. Во всяком случае, они явно не рассчитывали на то, что Денис станет возражать против того, чтобы самому добровольно согласиться отдать в чужие руки свою работу.

— Я думал, что мы взрослые люди… — Декан обвёл всех присутствующих взглядом. — И вполне могли бы найти некое разумное решение, не вступая в ненужные пререкания. Вы должны понимать, что штат университета не резиновый и мы не можем его раздувать, исходя из наших желаний. Нам этого никто не позволит. Но, знаете, что… — Декан перевёл взгляд на незнакомца, который безмолвно взирал на всё происходящее. Лицо его всё это время оставалось неподвижным и не выражало никаких эмоций. Создавалось такое впечатление, что всё происходящее в этом кабинете ровным счётом не имеет к нему никакого отношения. Но, судя по тому, как декан посмотрел на этого человека, было ясно, что именно он и есть здесь самый главный.

— Думаю, что товарищи меня поддержат. Мы, полагаю, могли бы пойти вам навстречу только из уважения к Леониду Эрастовичу, который отзывался о вас как о разумном и способном молодом человеке, и обсудить ваше будущее.

Декан хотел добавить ещё что-то, но Денис не стал его слушать, он развернулся и выбежал из кабинета.

В коридоре он увидел всё того же Мишку. Тот стоял в окружении ещё нескольких студентов и что-то им громко и весело рассказывал. Не раздумывая Денис сразу направился в его сторону. Ему хотелось подойти и сказать ему что-нибудь грубое и унизительное или даже ударить его. Но едва он приблизился, Мишка посмотрел в его сторону с таким презрением и безразличием, что единственное, что Денис смог сделать, это выдавить из себя нечленораздельное:

— Ты!.. — Он проговорил это через сжатые губы, и оттого это прозвучало как «тши» — звук, похожий на шипение.

Однако Денис постарался вложить в это всё своё негодование и отвращение, которое он испытывал к этому человеку.

Мишку это ничуть не смутило.

— Не парься, старичок. В этом мире побеждает сильнейший, — произнёс он с таким пренебрежением, что Денис всё же не выдержал. Он размахнулся и попытался ударить Мишку со всей силой в лицо, но Мишка успел увернуться, и удар прошёл вскользь. Он ударил бы ещё раз, но на помощь Мишке поспешили его друзья, а из кабинета декана на шум в коридоре вышло руководство факультета.

— Дёмин! — раздался за спиной голос декана. Денис не стал оборачиваться на окрик. Он вырвался из держащих его рук и побежал к выходу.

Только оказавшись на улице и убедившись, что он остался один, он остановился. Денис начал жадно заглатывать воздух, словно рыба, которую выбросили на берег, он чувствовал, как у него сдавило грудь. Ему потребовалось немало усилий, чтобы успокоиться и овладеть собственными эмоциями.

Нужно было всё хорошенько обдумать.

Он решил пойти в сторону Университетской набережной. Ему было необходимо побыть одному.

«Конечно же, в происшедшей в коридоре факультета драке обвинят меня, ведь это я был её зачинщиком».

Денис понимал, что он оказался не в самом лучшем положении.

До позднего вечера он пробродил по улицам города, совершенно не задумываясь, куда и зачем он идёт. На смену злобе и отвращению постепенно стало приходить ощущение вины. Он вдруг осознал, что у него теперь не будет обратной дороги. Его наверняка исключат. Он совершил проступок. Обиднее всего было, что удар прошёл вскользь, он даже не задел Мишкиного лица. Но кого это теперь волнует. Его не осмотрительное поведение при желании можно будет классифицировать как хулиганство — уголовное преступление и Денис об этом знал. Один из его знакомых подрался на улице, за что получил год лишения свободы, правда, условно. Помогли личные связи его родителей. Но у Дениса и его мамы таких связей не было. Был, правда, дядя Толя — брат мамы, у которого был некоторый опыт в таких делах. Дядя Толя когда-то работал экспедитором на винно-водочном заводе. Денис точно не знал, что именно произошло с дядей Толей, но однажды дядю арестовали и посадили.

И Дениса тоже могут посадить либо назначить штраф, а возможно, и то и другое.

Было уже поздно. Плутая по улицам, Денис незаметно для себя вышел на набережную Фонтанки. На Аничковом мосту он немного постоял, упёршись локтями в железные перила ограждения и с тоской наблюдая за медленным течением речной воды.

— Что я наделал? Что я наделал? — Денис обхватил руками голову.

Им овладело ощущение полного отчаяния.

«Что я теперь скажу маме? И что я скажу Нине?»

Созерцание текущей воды не успокоило его, и он побрёл дальше.

«Им нужна тетрадь. Подумаешь. Я не смогу поступить в аспирантуру в этом году, поработаю в школе учителем биологии. Но потом я всё же смогу поступить, нужно будет только подождать».

Денис похлопал себя по нагрудному карману пальто. Накануне он забрал тетрадь из лаборатории, хотя всё это время хранил её в выдвижном ящике стола. Утром он собирался показать её профессору и обсудить с ним некоторые возникшие у него вопросы.

«Но почему он промолчал, не вступился за меня?» — подумал Денис.

Он ещё раз ощупал нагрудный карман.

Он силился сообразить, как ему следует поступить.

— Денис! Дёма! — кто-то окликнул его по имени.

Денис осмотрелся по сторонам, он вдруг обнаружил, что стоит напротив Казанского собора, на пересечении Владимирского и Невского проспектов. Это было известное в городе тусовочное место: ресторан «Москва». Но не само здание сделало это место столь известным (построено в конце девятнадцатого столетия известным архитектором) и даже не ресторан. Известным его в городе делало небольшое кафе, которое располагалось в этом же здании. В народе кафе звалось «Сайгон», здесь любила собираться и тусоваться питерская молодёжь: неформалы, фарцовщики, спекулянты, проститутки, обслуживающие иностранцев за валюту, и прочая пёстрая публика, которую было принято называть модным иностранным словечком «андеграунд» — люди искусства, скрытые дарования и непризнанные гении.

И как оказалось, любил здесь бывать и тусоваться его одногруппник Генка Бекешин.

— Дёмин, ты что, своих не признаёшь? — Генка отделился от длинной очереди и направился в сторону Дениса. Было много желающих попасть в это кафе и приходилось выстаивать длинную очередь снаружи, чтобы оказаться внутри. А чтобы ускорить процесс, можно было дать дежурившему на входе вахтёру трояк или пятёрку и ты мог пройти в кафе, минуя длинную очередь.

— А, это ты. Привет, — сказал Денис.

— Ну ты, старик, и наделал шума, — весело произнёс Генка. — Все буквально на ушах ходят. Только о тебе и говорят.

— Что говорят? — поинтересовался Денис. — Хотя какое это сейчас имеет значение.

Денис махнул рукой.

— Разное говорят, — проговорил Генка. — Больше других возмущалась Сосуля.

Сосулей называли комсорга курса Ольгу Мутко. Заслужила такое прозвище Мутко из-за выражения своего лица — холодного и неподвижного, будто замерзшего, как у холодной сосульки.

— Грозилась вызвать тебя на бюро и разобрать твоё поведение.

У Дениса как-то сразу не сложились отношения с комсоргом. Его уже даже однажды вызывали на бюро, как выразилась Сосуля — «пропесочить за некомсомольское поведение». Поводом стал случай, произошедший на комсомольском собрании курса, которое происходило в торжественной обстановке в большом актовом зале университета. Во время выступления Сосули о руководящей роли коммунистической партии и её авангарда — комсомола, в строительстве нового коммунистического общества, где все его граждане будут равны и станут получать равное распределение всех материальных благ, Денис невольно улыбнулся. Это произошло случайно, Денис и не думал смеяться над тем, что поколение молодых комсомольцев будет жить при коммунизме. Но этот досадный факт не ускользнул от зоркого ока Сосули.

Прервав свою речь, Сосуля пристально посмотрела на Дениса.

— Дёмин! Я сказала что-то смешное? — обратилась она прямо с трибуны к Денису. — Ты не веришь в руководящую роль нашей партии и в то, что нашему поколению выпадет огромное счастье жить в коммунистическом обществе?

В тот раз Денис отделался предупреждением и выговором с занесением в личное дело комсомольца Дёмина, за что проголосовали единогласно все члены бюро. Теперь он был уверен, что предупреждением дело не обойдётся. В лучшем случае его исключат из комсомола. А в худшем… — Денису об этом не хотелось даже и думать.

— Да ты не парься, всё наверняка обойдётся, — попытался успокоить его Генка.

— Ничего не обойдётся, — удручённым голосом проговорил Денис.