Бесплатный фрагмент - Мистерии и поэмы

«Познать суть есть ничто иное как познать бытие, а именно смысл жизни.»

Мария Эрдман.

В данном сборнике собраны все мои литературные изыскания за многие года. Человек не вечен, поэтому мной движет желание оставить после себя то, за что мне не будет стыдно: мои стихотворения, прозу и переводы.

Литература — моя жизнь, и все то, что вы здесь найдете, является в высшей степени любовно — созданным.

Я не считаю, что поэзия является уделом частной жизни и ее не стоит выставлять напоказ, если ты не профессиональный поэт. Личное, тем более если это относится к области литературы, перестает им быть, так как может оказывать глубокое метафизическое влияние на умы и души людей.

Посвящаю эту книгу тем, кто блуждает во тьме в поисках света и истины, всем пилигримам, кто избрал путь сложный и долгий, но полный тайн и откровений жизни.

Посвящаю свои творения тем, кто не остался со мной до конца, ибо тяжек путь поэта, тем более, если это женщина. Благодаря вам родились эти произведения, ведь нет вдохновения сильнее, чем кровоточащее сердце.

Посвящаю эти работы моему учителю Иосифу Бродскому — великому поэту и вечному изгнаннику.

«Потомку»

Я останусь как след эпитафий

на надгробии божеской жизни.

Тенью страхов и цепью стараний,

обрести зов бессмертия трижды.

Появлюсь в зове рощ песнопенных,

в тень фольварка войду незаметно.

Стану идолом для легковерных

и одним из бродяг в русском гетто.

Сквозь пространство абстрактность и время

ветровой вздох земля испускает.

На века. Рядом с ней, как идальго,

светлый дух жар небес поглощает.

«Гиперборея»

Ушло прекрасных поколенье!

Сиротски — тихо шепчет небо.

Борьба. Мучение. Терпенье!

Народ богов, Гипербореи!

Той неприкаянной судьбины,

желанья смерти и бессмертья,

не пожелал бы даже идол:

бездумной веры воплощенье!

Но вы справлялись и терпели

и храм души остался целым.

Безбрежным кладбищем навеки,

чужих молитв и песнопений.

Забытым прахом прошлой вехи.

Венец огня, дыханье в вечность!

Взгляд херувима: жгуч и тонок,

зов на борьбу как крик прощенных!

Лети в Эдем, на свет, потомок!

«Ифигения»

Предназначена для боли,

грубой жизни, жара сплетен.

Не для сахара, для соли.

Крест ей данный будет вечен!

Не спасет ни тень прохлады,

не измученный молитвой голос.

Громкий возглас канонады.

Битва. Смерть. Эдем и Хронос.

***

Глубинно жмется, ерзает и бьется

мой циферблат внутри

и бешено стучит..

И стрелка в вечность, в небо рвется!

Но крыльев нет. Материя. Пиит.

Догматы веры сковывают руки.

Жестокость нравов. Tertium non datur.

Вселенский хаос, зыбкость духа, строки

страдают вечно. Но огнем! огнем!

Лети, моя гондола, в вертикали,

в небесные пейзажи сквозь миры..

Я полечу с тобой, но первоткани,

плоть, оставлю для страдающей земли.

«Шопен»

Звук отчаянья слепит, пробирается внутрь.

С частотою души он вливается в суть

моего мирозданья, ощущенья побед.

В горечь страсти и муки,

протяженности лет.

Так Шопен одинокий, в сумрак звука входил.

Лился свет фортепьянный, неустанно парил

над сознаньем уставших, жалких толп недотрог.

Резонировал часто, но внезапно умолк,

поглощенный глазами полудуш, полутолп.

Вечность музыки смолкла, тихо плачет фагот.

Но внутри обертоны, не смолкают, кружат.

Выявляя все чаще самобытную навь.

«Дорогому В. Р.»

До знака бесконечность не дойти.

Фатальность сцен исчезла в эго.

Мы сбиты в ясность. Вмиг, пути, сошли на нет,

как крик поэта.

Безумство действий — грех и явь.

Ты обними меня до встречи

с печалью новой — страх и страсть.

И потуши как Эрот свечи.

«Последний изгнанник»

Вечерняя кантата не смолкает.

Кружит и воет. Воет и молчит.

Частицы мирозданья поглощает

и смерть мне одинокую сулит.

Скитаюсь, как изгнанник, по долинам,

очерченным рукой создателя-творца.

По черным, болью выжженым пустыням.

Дорогам, где начало лишь с конца.

С конца — начало перспективы!

Убийство вечности оставь слепым!

Я чужд и немощен отныне,

иду путем для вас чужим.

Немая тень с лица спадает.

Я альтер — эговский больной.

Виновник собственных обьятий,

наедине с самим собой.

«Путешествие за Рубикон»

Безмолвным прахом реки веют,

что вспоминаю сеть эпох.

Заложниц вечности отныне,

Лихих, отрубленных голов.

По лицам мертвым и ослепшим,

покрытых рясой наготы,

я узнаю не вновь воскресших,

а сгустки вечной пустоты.

Порочный сад и лимб Эдема —

хранитель памяти святой.

Отныне присно и навеки

вмиг потерял блуждающий покой.

«Любовнику»

Основа не союзница любви!

Поэтому явлюсь ее началом

И в ноги кинусь Вам. Увы-

все не закончится романом.

Ведь вы не Вертер.

Я, увы, не Демагог.

И на Шарлотту С. нисколько не похожа.

Поэтому не создавайте ложных догм,

в обличье страсти томного вельможи.

Кладите финку в ножна, бросьте взгляд

на вашу Клеопатру с римским обожаньем!

И уходите. Расточая яд,

из сердца вашего, смертельным содроганьем.

* * *

Безумный крик полустолетий

осядет рясой темноты

в некрополь душ, полуистлевших,

как новый образ суеты.

Виновник страхов и упреков,

страдалец вечности слепой!

Ты, как Христос, давал дорогу

и благоденствующий покой.

Играл ты пальцами Шопена

И кистью Врубеля водил.

И словом Бродского — поэта

вселенский хаос усмирил.

Все беззаконья и пороки

ты заливал как, кровь, огнем.

Безмолвных демонов портреты

уничтожал святым мечом!

Великий дух! Воззри на землю!

Жаровен пламя остуди.

Священность лжи предай забвенью!

И род ты святый, вознеси!

«Афина»

Скорбяще спящее сознанье.

Безмолвны демоны души.

Я обреку себя на счастье

явившись в центр пустоты.

Мой Парфенон теперь, лишь память

о беспорядках тех частиц,

что существом моим являлись

и бессловесностью страниц.

Страдала богом как страстями

и возносясь, скорбела вслух.

Анафем терпкие печали

связали крепко плоть и дух.

Лишь оттого, что плоть тесна мне,

а дух не сведущ о земле,

то пустота являлась светом,

тоннелем веры в темноте.

И в перспективу уходящий,

бездушный хаос явит мир:

полупустынный и смотрящий

не в суть вещей, но через них.

«Лев и лилия»

Ломает, режет по углам,

как сто голов на шее тонкой

танцуют дикий карнавал:

словесный, мысленный, минорный!

И грозовым величьем слов

влетает в танец Афродита.

Безмолвствуя, даря любовь

уже казненному пииту.

Бесстрашно, дико и смешно!

Ведь вне сознанья смоль давно:

Примета ядовитых лилий!

«Вольтеру»

Я ухожу. Беззлобно и беззвучно

в изгнанье дней и в повесть о душе,

которой нет. И буду самолично,

страдая, рушить эго и клише.

Не падок тот, кто есть бесчеловечность,

бесчувственность, точнее говоря.

Все сантименты — грех. Отсутствие их вечность

сознания и разума, себя.

Страданья есть опора и фундамент,

но лишь для тех, кто безразличен к ним!

Безмолвные вмиг счастие восславят,

без признаков скорбеющей души.

Спокойствие как почва благодати

и дар не Самому, но лишь себе,

как деконструкции и рати

пустынных бездн и дыр во мгле.

Не люби, не тоскуй, не печалься.

Будь как перст: одинок но лучист!

И скользи по мгновениям счастья,

словно вечно — незримый деист.

«Воспоминание о Флоренции»

Я ночью, в полумраке вспоминаю,

обитель гениев, порочных и святых.

Плеяды нимф и духов стаи

как часть архитектуры. Грех и миф.

Брожу по площади свободы

и крах династий жжет лицо.

Семейство Медичи отныне не правит здесь.

И зов творцов не слышен больше в перспективе.

Угас, исчез в пространстве лет.

Цветущей колыбели Возрожденья больше нет.

Святейшая Тоскана как поэма.

И боги — покровители искусств

ее поцеловали как богиню, как музу вечную,

усладу своих уст.

Она, как, мать, в обьятиях теплых,

вскормила гениев — творцов.

Мадонной Литтой для Да Винчи

 явилась вся в покрове снов.

Безбрежным гением Вазари писала труд «le vite de’piu»!

Каррарским мрамором воздвигла соборы ангелов и муз.

Цветочной девой танцевала на флорентийском полотне

и муки счастья предрекала великой алчущей стране.

Прошли века, и все померкло. Весь гений прошлого исчез.

Лишь воды рек хранят ту память о прошлом

тех великих мест.

«Клеопатра и Марк Антоний»

Любовники в ночи а днем цари!

Величье духа римского с Египтом

создало новыймир, люби!

Союз плебея и Лагидов!

Под звуки нежные кифар,

она плывет как Афродита.

Вселяя страсть бесстрашным львам,

как Беатриса для пиита.

Горящий взгляд и сладость уст:

вся рождена для наслажденья!

Для празднеств диких и искусств,

томящих душу для мученья.

Она мать Солнца и Луны:

двух близнецов в любви зачатых.

Но счастья были лишены

те дети и в цепях проклятых

шли на осмеяние толпы.

И бог Анубис шел вначале.

Как вечный страж Нефтид и тьмы

и как отец их в смертном часе.

Царица та как враг была

для римских граждан и Сената.

И на погибель обрекла

влюбленного в нее солдата.

Антоний сдался и бежал

с гетерой огненной, блудницей.

И перед смертью пировал

на ложах Комуса с царицей.

Но смертный час пришел для встреч

и римский Август в спину дышит!

Антоний бросился на меч.

Гетеры стонов не услышит.

Царицу мертвую нашли

в хитоне, в золоте, на ложе.

И два укуса от змеи

на золотистой тонкой коже.

«Тамерлан. Эмирский Хан.»

В чертах твоих пустынь жара!

А голос с низкой доминантой

звучит как Дафниса игра:

так глубоко и музыкально.

Горяч и мудр, Тамерлан:

Правитель-воин, щит для слабых!

В столице тюркской, Самарканд,

Эмиру ханскому вся слава!

Враги, разбитые, бегут

от луков, сабель и булавы!

Дракон, как силы атрибут,

и как предвестник вечной славы

на черном знамени летит,

все земли в пепел превращая.

Монгольский воин усмирит

всем ненавистного султана

и в цепь златую закует,

как память о победах прошлых.

Земля Османов запоет

от звуков ножен!

Он гордость рода Тимуридов!

Потомок хищного Орла!

И славой вечною покрыта

его монгольская земля!

***

Дикий лев разорвал антилопу.

Картина, конечно, жестокая, но нравы

общества еще отвратительней.

Оно как мифическая Горгона Медуза

и Персеям нужно быть осмотрительней.

Вдалеке маячит неприглядное будущее,

словно все монеты из карманов вытащили

и выставили на экзистенциальный холод.

Неприятно, но, видно, инквизиторы

думают по — другому, раз голод

считается здесь двигателем прогресса,

а пустой карман индивида сулит удачу.

И маленький парнишка в магазине на сдачу

покупает не сладкое, а дешевых сигарет и с эйфорией

курит за углом великой архитектуры,

выдыхая не дым, а остатки

культуры, истории, счастливого будущего

и прочей дряни что называлось Россией.

«Посвящается водичке»

Вода как форма бытия

переживет меня, тебя,

холодным, призрачным зрачком

все ищет цель на дне морском.

Частицы слов, обрывки снов

и метафизики миров: вот цель ее

а не песок, не рыбий белый позвонок.

Так бесприютна и нежна, прозрачная

как свет вода. И ты уверена в одном:

что впереди твой новый дом:

волокна, внутренности, тьма

или квартирная труба, а может сгусток облаков,

туманный лес и холод льдов.

Я жив еще! и ты позднее

создашь те формы бытия

когда дожди с небес на землю

мне явят новую тебя.

Вариация на тему первого сонета Шекспира

У прекрасных созданий молю одного:

Красоту сохранить всех пылающих роз!

Но не вечно ничто, аромат приглушен:

Только память останется с прошлых времен.

О танцующий странник! Обратись к сам к себе

И проникнись тем пламенем, рвущимся в мир,

В изобилии смерть, будь покорен судьбе

и услышишь мелодии ангельских лир.

Ты предвестник весны и венец всех миров,

Но хоронишь внутри силу нежной любви,

Ароматы олив Гефсиманских Садов

Охраняют как стражники гордые львы.

Сжалься к нам! и спаси этот мир от Чумы,

Поглощающей сильных и слабых душой.

Я клянусь, что жасмин расцветет у воды.

Я клянусь всем могилой и вечным тобой.

Вариация на тему второго сонета Шекспира

Вся тяжесть зим осядет вмиг

И ранит хрупкость юной красоты.

То облаченье гордое сменив

Одеждой нищих и скорбящих нимф.

Где все сокровища сокрыты?

Любовный яд в теченье дней?

В глубинах глаз полузабыты

позор и честь в сонме теней.

Каких похвал желаешь ты, для всех прекрасных дочерей?

Дитя цветов и простоты, докажет истину в тебе!

Тот старый мученик исчез, давая юности покой

и в жилах ледяная кровь забьется жгучей теплотой.

«Pompei»

Под силой древнего вулкана, тот город римский погибал

Плебеев нищих, меценатов, горою пепла покрывал.

Менады в ужасе бежали из царства роскоши и благ,

и Оркус дикий появился, неся с собою смерть и страх.

Все души римские, на крыльях, он унесет в царство теней,

в подземный мир, полузабытый, обитель тайны и смертей.

Огонь небесный покрывает весь город и людей вокруг

и протянулись к пантеону десятки тысяч римских рук!

Сатурн с Юпитером в бездействе. Им не спасти своих детей!

Аид спустился в колеснице, он правит здесь среди царей.

И тени умерших исчезнут с Хароном в вечной тишине,

в подземных реках полноводных, в спокойной черной глубине.

Последний день Помпеи прожит, и город в тишине лежит:

навеки вечные покинут, но для потомков не забыт.

«Дориан Грей»

В твоем величьи пустота,

Ты словно мрак в готичном зале

И нечестна твоя игра с невинной девушкой вначале.

Дитя Мефисто, сладок плод того запрета и наказа

и в жилах тягостная кровь вновь не послушает приказа.

Ты вознесешься как Амур

и рухнешь в бездну словно Демон.

И твой проклятый Эпикур

вновь сочинит тебе поэму

о страсти чувств и грешной тьме,

где темный Ангел восседает,

покорный алчной судьбе в объятьях смерти погибает.

***

Я трижды сбрасывала кожу

И как змея, вкушала яд,

что сделал меня чище, строже,

что был как свет ночных плеяд.

Плеяд не мрачных и далеких,

а звездный свет родных планет,

в великой строгости покорных,

где гимн для истины воспет.

Где истина без мрака дышит,

Она — подобие Творца.

И дух Поэта к ней все ближе,

Как пламень темного жреца.

«Her»

Допив просекко темной ночью,

Она уходит, не прощясь.

В безмолвной гибели полночной

и в свете лун преображаясь.

Любимый Бродский в черной сумке

и пачка Marlboro навеки.

В том длинном, вечном промежутке

Квадрат стены на два поделен.

И хаос ночи наступает,

Апофеоз частиц в сюжете.

Она так медленно ступает по ткани,

сотканной вселенной.

Но свет луны заменит солнце

И хаос мира ограничит

квадрат стены на двух страницах:

союз гармонии различий.

«Mara»

Земля горит от черных рук,

От таинств темных лунной ночью.

И проклят всеми ведьмин круг,

Что смерть в объятья напророчил.

Пропитан дух полынью горькой,

Огонь все ближе до небес.

Во взгляде темной ведьмы зоркой

смеется и гарцует бес.

Огонь все больше полыхает

И тьма ночная поглотит.

На землю Мара прибывает

К безумным дочерям своим.

«Николай Ставрогин»

Все бесы вместе собрались

А ты — их главный предводитель.

Дворянский дух и нигилист

И душ невинных искуситель.

Все канет в мрачности порок

и светлый дух тебя покинет.

Ты в тайны истин посвящен,

но не Христос был твой спаситель.

Ты ранишь дъявольским умом,

для слабых душ ты словно идол.

Идеей смерти поглощен,

Она и Ты лишь темный символ

глубокой бездны бытия

и вместо ангела отныне

с тобой лишь черная змея,

что сдавит шею вмиг гордыне

и все закончится, мой друг.

Твои апостолы убиты.

И мрачный, неспокойный дух

стоит у райских врат закрытых.

«Witch»

В глухих лесах, в покрове ночи,

Твой мрачный дом стоит в тиши.

Там духи водят хороводы

на глади вечности души.

Там постоянно черный сумрак,

с мерцаньем лунным в тишине.

И бродит Ведьмина фигура

в полузабытом, вечном сне.

Глаза ее горят кострами,

там плоть и дух слились в одно.

И тонкими, как ветвь, руками

прядет судьбы веретено.

Все знает, видит и услышит.

Что было, будет в темных снах.

Она — загадочный провидец

и голос вещий на устах.

Святую правду ведьма знает

и сохранит ее навек.

Во мраке сумрачных созвездий,

как древней силы амулет.

«Сирены»

В черных водах, мрачной ночью,

потерявшись в свете лун,