Бесплатный фрагмент - Мир и его паразиты

ЛЕГЕНДА О ЗИГФРИДЕ

Глава 1

В век информации то, что еще полвека назад могло показаться магией, становилось реальностью. И речь даже не о виртуальной реальности, напечатанных органах и лекарствах, опасно приближающихся к понятию «панацея». Простой электронной почты порой достаточно, чтобы магическим образом стереть десятки тысяч километров одним щелчком компьютерной мыши. Однако мы так привыкли, что подобная «магия» прочно вошла в нашу жизнь, что профессор Олаф Дитлев Энгелен ничуть не удивился и не поразился могуществу технологий, когда увидел очередное письмо на электронном почтовом ящике. Если обладателей электронных адресов все-таки можно назвать немножко магами, то Олаф, вероятно, был одним из самых скучных чародеев современности. Его адрес состоял из имени, значка «собака» и названия почтового сервера университета Осло.

Скучный волшебник не потрудился даже прочесть письмо, сперва просто махнув рукой — оно стало еще одной горсткой пикселей среди десятков таких же от самых разных адресатов, так и оставшихся с пометкой «новое». Когда работаешь профессором кафедры культуры и истории, свободного времени остается чрезвычайно мало, особенно на рабочем месте; дома же читать электронные письма — плохой тон и вообще неразумно. Дома, по традиции, нужно становиться недоступным для всех рабочих контактов, чтобы не дай бог не поработать лишние пятнадцать минут.

Но что-то изменило мнение профессора Энгелена. Он сначала бегло прочел тему письма. Вслух прочитал автора. Нахмурился и сунул в зубы и так порядком обгрызенный карандаш. Ему жуть как не хотелось бросать дела и бумаги, прерывать написание очередного труда, призванного поставить его имя в одну строку с крупнейшими историками планеты, но фамилия виртуального собеседника была не из тех, которые пропускают. Тем более, что между ними пролегали не десятки тысяч километров, а всего-то меньше сотни.

— А, черт с тобой. Чего там у тебя?..

На секунду задумавшись, компьютер представил Олафу полный текст письма, укоризненно выделив жирным остальные сообщения, которые остались непрочитанными за сегодня. В графе «от кого» значилось «Ламберт Ван дер Мер», а текст заставил бы заволноваться любого историка, тем более такого калибра, как профессор университета Осло.

«Дружище! Давно не переписывались, не созванивались, и уж тем более не виделись — но, поверь, на то была причина. Мы тут напали на след чего-то очень важного прошлой осенью, и работали не покладая рук весь год. Прессе пока ничего не говорим и никого не пускаем, но появилась одна проблема. Видишь ли, мы с коллегами по экспедиции, может, копаем и хорошо, но в истории и культуре смыслим не так много, как такая шишка как ты. Есть у нас свой историк, Андерс Ольсен, но ты его знаешь — он горазд только байки травить.

В общем, Олаф, мы нашли курган. Забрались в такую глушь, в которой ты в жизни не бывал. Думали, просто холм, но потом Шарлотта решила проверить — и, представляешь, мы нашли погребальную камеру. С подношениями, костями, как положено. Сам знаешь, что это значит. Сенсация, друг! Сюда ни одна экспедиция еще не приходила! Но из-за того, что в качестве историка взяли придурка, мы не можем все систематизировать и идентифицировать как следует. С дарами и подношениями он разберется, но есть кое-что еще, на что тебе следует взглянуть. Все карты раскрывать не стану — мало ли, кто читает твою почту…

Я тут в экспедиции хвастался, что мы один и тот же университет заканчивали, пусть и в разное время, и они меня чуть не в слезах просили с тобой связаться. Очень уж не хочется такой куш упускать. Мне с этого — всемирная известность, а ты столько диссертаций сможешь написать, что больше в жизни не придется покупать туалетную бумагу. Я пока что пишу с компьютера смотрителя на железнодорожной станции, в Гульсвике. Знаешь, где это? Долго я у них интернет отнимать не смогу, а на раскопках связь не ловит совсем. Так что жду твоего ответа, друг. Ты нам тут нужен. Постарайся ответить сегодня, максимум — завтра. Дело горит. Ламберт Ван дер Мер.»

Олаф заинтересовался. Сгреб в сторону всю ту макулатуру, которой завалил рабочий стол. В то же мгновение за матовым стеклом двери его кабинета появилась неясная тень. В кабинет вошел ассистент, Герхард, вечно жующий, но, парадоксально, вечно голодный.

— Профессор Энгелен, я сейчас сбегаю до Долли Димплз, хочу взять что-нибудь. Обед скоро. Вам что-то прихватить?

Олаф задумчиво перебирал пальцами над клавиатурой и даже не посмотрел в сторону ассистента. Лишь скорчил гримасу и помотал головой.

— Ладно, нет так нет. Буду минут через десять!

Профессор пропустил слова молодого специалиста мимо ушей. Он думал, вспоминал живое, вечно смеющееся лицо Ламберта. Олаф познакомился с ним лет двадцать назад, как только Ван дер Мер перебрался в Норвегию из Голландии. Профессор перечитал письмо три раза, прежде чем открыть в интернете карту и найти Гульсвик. Деревушка, которую и деревушкой-то назвать сложно, волей судеб оказавшаяся там, где проходил ураган «Ламберт». На своем пути он сметал обычно все до последней пылинки, а в этот раз умудрился не только найти курган, но еще и не повредить содержимое. А оболтусу Ольсену даже удалось что-то опознать! Удивительно, как подношения и старинные артефакты просто не рассыпались у него в руках…

Профессор заложил руки за голову и откинулся на стуле; прикусил карандаш так, что заныли зубы. Если Ван дер Мер не преувеличивает, то ведь это и правда сенсация! Оставалось только надеяться, что у экспедиции была не только договоренность с правительством, но и местными. Потому что у Ламберта уже возникали проблемы с законом, когда его чуть ли не посадили за «мародерство». Адвокат его вытащил и разрешение на раскопки все-таки выдали, теперь же Ван дер Мер появился из ниоткуда, воспрянув, как феникс, из глубин интернета. Олаф выплюнул карандаш на стол и поцокал языком. Курган… крупный, судя по всему. Историческая находка, и Олаф Дитлев Энгелен может стать тем самым профессором, который явит миру удивительные артефакты прошлого и приоткроет завесу тайны над историей родных земель! Если бы ангелочек и дьяволенок склоняли сейчас Олафа к разным решениям, то на одном плече сидел бы целый взвод жирных чертей. Соблазн слишком велик.

Профессор крутанулся на стуле и подкатился к календарю. На нем синим маркером было размечено расписание всех встреч, конференций, слушаний и лекций. Придется парочку важных событий отменить… ничего, ассистент справится. Олаф поднял трубку телефона и набрал короткий внутренний номер.

— Привет, Ян. Да, я. Да, по делу, знаю, что обед! Послушай, тут такое дело… нужно выписать командировку. Да. Да. Очень важно. Ты же меня знаешь, если бы я хотел отсидеться дома, то так бы и сказал! Серьезно. Да. Спасибо! С меня угощение.

Профессор положил трубку и вернулся к компьютеру. Невидимый Ван дер Мер под личиной простого электронного письма терпеливо ждал решения знаменитого историка. Олаф еще раз прочитал длинное послание. В ответ написал не менее содержательный ответ: «Приеду».

***

Поезд плавно вез Олафа в неизвестность, и профессор задумчиво смотрел в окно, закинув ногу на ногу. Погода не радовала с самого утра; табло в поезде показывало всего-то плюс семь, а мелкий, противный дождик покрывал окна мокрой пеленой. Профессор подумал с досадой, что зря вырядился, одев свое лучшее пальто и шляпу — перед кем красоваться? Курганами? Впрочем, он не рассчитывал задержаться надолго. Всего лишь посмотрит на находку, оценит, вернется в Осло за инструментами, записями и прочими необходимыми вещами. Профессор Энгелен заглянул в сумку. Там притаился исписанный блокнот, старенький планшет, документы и ручка, практически без чернил.

— Желаете чего-нибудь, мистер? — елейным тоном произнес проводник, развозивший чай и сладости.

— Нет, благодарю, — улыбнулся профессор, чувствуя, как жужжит в нагрудном кармане сотовый телефон.

Олаф взглянул на притушенный экран. Ван дер Мер.

— Слушаю.

Голос доносился едва-едва, словно голову археолога обмотали мокрой тряпкой; шуршание и скрипы мешали хоть что-то разобрать. Из пучины помех внезапно прорвались слова:

— … видел твое письмо, Олаф. Здорово, что приедешь! Команда будет довольна. Поверь, оно того стоит.

— Плохо слышу тебя, Ламберт! Что там у тебя происходит?

— Ничего, просто я нахожусь там, где обычно люди по телефонам не говорят. Когда будешь?

— Уже еду. Часа два, наверное, осталось. Встретишь на станции?

— Конечно. Жду.

Профессор Энгелен провел рукой по седым волосам, заплетенным в хвост. Почесал бороду. Выудил двумя пальцами планшет из сумки и открыл файл с книгой, которую давным-давно бросил на середине. Не то чтобы она была скучной, вовсе нет, просто Олаф по праву слыл человеком крайне занятым. И он считал, что сделал Ван дер Меру большое одолжение, согласившись приехать в отдаленную деревушку только ради одного-единственного кургана. Олаф многое ставил на кон, соглашаясь помочь голландцу, и ему оставалось только надеяться, что тот ни в чем не преувеличил. А внутреннее чувство, которое Энгелена еще не обманывало, подсказывало, что преувеличил Ламберт немало. Дождь не прекращался, но и не усиливался, покрывая поезд водяной паутиной. То ли он гнался за профессором, то ли профессор сам попал в тенета дождя. А посреди паутины сидел хитрый паук Ван дер Мер и потирал лапки. Перелистывая очередную страницу, профессор цыкнул. «Пожалуйста, пусть у него будет разрешение на этот раз», — подумал он.

Спустя полтора-два часа поезд затормозил на железнодорожной станции Гульсвика. Вслед за теми немногими, кто медленно тянулся из поезда, профессор Энгелен вышел в промозглый холодный норвежский вечер. Уже потихоньку начинало темнеть, и компанию моросящему дождю составил холодный северный ветер, продувавший пальто Олафа. Профессор поежился, натянул потуже шляпу и, сжимая перед собой сумку, побежал на станцию. Внутри оказалось тепло и сухо; только пара сонных пассажиров да продавец газетного киоска населяли небольшое помещение. Стряхнув капельки воды с драпа пальто, Олаф огляделся. Вот и Ван дер Мер, идет к нему, картинно расставив руки; одет археолог был по-походному, а черные взъерошенные волосы на висках успела тронуть седина. Пышные усы выглядели так же, как и три года назад, во время последней встречи ученых — тогда Олаф даже и помыслить не мог, в какие истории горазд попадать Ламберт.

— Олаф, мой добрый друг! — Ламберт заключил профессора в объятиях, и Энгелен осклабился, мягко отстранив археолога в грязной куртке. — Ты чего так вырядился? Не на официальный прием едем! Ну что, как дорога?

— Сносно, — Олаф отряхнулся и снова посмотрел по сторонам, — если ты не против, я хотел бы побыстрее отправиться на место. Насколько я знаю, мне выдали «отпуск» только на пару дней, и если я не явлюсь послезавтра, то придется снова с Яном собачиться.

— А старый ворчун все еще ректор, а? — подмигнув, Ламберт похлопал Олафа по плечу. — Все готово. Моя машина стоит снаружи. Ехать будем где-то часа три, да еще и по бездорожью, так что, надеюсь, ты взял что-нибудь почитать.

Энгелен разочарованно вздохнул. Он дочитал книжку по пути сюда и совершенно забыл, что до кургана не ходят поезда.

— Идем, — Ван дер Мер накинул капюшон и вышел наружу.

Погода напоминала профессору о туманах, что стелятся над кладбищами по утрам: сковывала по рукам и ногам, проникала сквозь всякую одежду, морозила самое сердце и подрывала и так слабое здоровье. Ван дер Мер пингвиньей походкой направился к старенькому черному пикапу, заляпанному грязью от колес до крыши. Шмыгнув носом, Энгелен залез следом, захлопнув дверь и тут же пристегнувшись.

— Ну что, — Ламберт завел машину, и та натужно загудела, — немного потрясет. Думаю, солнце уже зайдет, как доедем, или будет на краешке горизонта висеть.

— Какое солнце? Весь день поливает… Курган этот ваш в лесу? — поинтересовался Олаф.

— Да, среди деревьев. Почти с самого края; за ними — берег и озеро. Холодное, зараза!

— Еще бы, осень, вообще-то, — проворчал Олаф, — купаться вроде не собираемся.

— Как работа? — Ламберт оглянулся, проверяя, нет ли позади машин. — Все тем же самым занимаешься, бумажки перекладываешь с одного места на другое?

— Лучше, чем в грязном пикапе кататься по такой погоде, — огрызнулся профессор, — скажи мне, что в этот раз у тебя с документами все в порядке.

— Какими документами?

— Как — какими? Разрешение на раскопки и все остальное!

Ван дер Мер махнул рукой.

— А, да сделаем! Я же не виноват, что курган нашелся до того, как мы все уладили с властями…

— О, Боже… — профессор закрыл лицо руками.

— Да не дрейфь, никто не узнает. Ну что нам, в самом деле, сидеть нужно было на этом кургане, пока разрешение не дадут? Ну, копнули немножко, ну, нашли пару артефактов… бывает!

— Не бывает. Тебя опять потащат в суд, и в этот раз все точно окончится сроком.

— Не ворчи. Ты же им не скажешь, верно? — Ламберт снова оглянулся, щурясь и хмурясь.

— Чего ты там высматриваешь все время? — Олаф проследил за взглядом археолога.

— Ничего… наверное. Не знаю. Чувство у меня странное, как курган мы нашли. Знаешь, как будто в спину кто смотрит.

Профессор лишь пожал плечами. Какое-то время пикап тащился по дороге, разбрызгивая лужи, а тучи становились чернее и чернее с каждой минутой. Тяжелая сталь неба готова была обрушиться настоящим дождем, а мрачная морось стала только прелюдией. Справа на пути показались лесозаготовки, а на дороге стали попадаться пожелтевшие дубовые листья. Профессор Энгелен молчал, погрузившись в мрачные мысли о проблемах с законом и разрешениями, а Ламберт Ван дер Мер прибавил громкости радио.

— … ожидается сильный ветер и обильные осадки, а температура ночью обещает упасть до нуля градусов по Цельсию.

— До нуля, — присвистнул Ламберт, — хорошо, что у нас есть печка.

Пикап свернул на бездорожье и сбавил скорость, меся колесами грязь. Чем дальше уползала дорога в зеркалах заднего вида, тем тише становился голос диктора и громче — помехи. Вскоре из динамиков раздавался один лишь белый шум, не нарушаемый ничем. Ламберт выключил радио и взглянул на экран мобильного телефона.

— Связь еле держится. Еще немного — и совсем пропадет. И почему курганы не насыпают там, где есть вай-фай?

Профессор Энгелен тоже бросил взгляд на телефон. Нет сети. Дождь пошел сильнее, застучав крупными каплями по лобовому стеклу; пикап выехал на каменистую местность, и его затрясло, словно на аттракционе. Дворники едва справлялись с потоками воды.

— А я удивляюсь, — проворчал профессор, — как ты умудряешься находить все не летом. Хуже погоды для раскопок не придумаешь.

— Да уж, тут ты прав, — Ван дер Мер сжал губы.

С полчаса прошли в молчании. Камни сменились деревьями, и Ламберт лавировал между ними, упорно пытаясь не вогнать пикап в какую-нибудь сосну или ель. Дрожащим от тряски голосом Олаф спросил:

— Ты говорил, что не будешь раскрывать все карты, потому что не знаешь, кто читает мои письма. Что ты имел в виду?

— А, это… — протянул Ван дер Мер. — Понимаешь ли, мы нашли внутри, в погребальной камере, множество подношений и старинных артефактов, но один из них выглядит… новым. И не спрашивай, как это возможно.

— Может, он просто не древний, и все тут? — пожал плечами Олаф.

— Черепки, традиционные посмертные дары, оружие, броня — не похоже, чтобы в наше время кто-то баловался насыпанием курганов с артефактами в глуши. Разумеется, на анализ я ничего пока не отправлял. Но поверь мне, кое-что выглядит новехоньким.

— Странно…

— Не то слово. В общем, сам все увидишь. Заодно и расскажешь нам, что же мы такое нашли. Не доверяю я словам Ольсена.

— Вы там лагерем встали?

— Да. Две больших палатки у озера, кое-какое оборудование, так что на первое время хватит. Позже подвезем что-нибудь посерьезнее, а пока приходится довольствоваться тем, что есть — да и мы ненадолго, дня за четыре разберемся. Продукты подходят к концу, но на одном из берегов озера есть деревенька. Люди в ней точно живут — мы видели рыбака ранним утром. Если что, купим еды у них.

— А как называется деревня?

— Не знаю, мы с жителями еще не разговаривали. У нас такой бардак, что они, наверное, думают, что мы какие-нибудь туристы. Так или иначе, на карте я их не нашел, так что деревенька очень маленькая.

Природа Норвегии осенью всегда казалась профессору Энгелену чем-то особенным, сказочно-мистическим; она представала ландшафтами книг о магии, альвах и цвергах. Проезжая хвойные леса, безразличные ко всему серые спящие камни, мшистые холмы-великаны, поневоле начинало казаться, что вот-вот на гребень одного из них выедет уставший всадник в развевающемся меховом плаще. Существа скандинавских легенд оживали, выходя из пелены утренних туманов, чтобы населить край фьордов. В туманной дымке появлялись и пропадали силуэты огромных турсов и злобных ётунов.

Постепенно становилось все темнее, и вскоре только лучи фар вырывали из тьмы силуэты деревьев. Ван дер Мер болтал без умолку — о своей работе, о находках, о последних исследованиях и о семье в Голландии. Олаф только слушал и кивал, клевал носом. Наконец, Ламберт указал куда-то пальцем:

— Вон там, видишь? Между деревьев огни! Это наши палатки. Почти на месте.

Зевнув, Олаф посмотрел на часы. Отстегнул ремень безопасности. Дернувшись в последний раз и подпрыгнув на большом камне, машина встала, закрыв глаза-фары. Ночь наполняла лес волшебными звуками, и даже осенью они не утихали, несмотря на холод и дождь. Профессор Энгелен поежился и вышел; Ламберт одним лишь жестом предложил ему пройтись побыстрее, и два ученых заковыляли к палаткам, кое-как прикрываясь от дождя. Сосны расступились и пропустили профессора на прекрасный каменистый берег, на который сонно наползали небольшие волны. Там раскинулся настоящий бивак: большая палатка на манер шатра, а в сторонке еще одна — «жилье» для сотрудников, с печкой внутри. Похоже, Ван дер Меру не требовался отряд крупнее. Тепловая пушка, сваленные инструменты, бензопила на троне из опилок, запас топлива, лапника и дров; в стороне, будто обидевшись на всех, стоял прицеп, укрытый брезентом. В нем покоилась основная часть лагерных запасов.

— Заходи, заходи, — подзывал Ламберт, приподняв полу шатра, — у нас тут местный командный пункт. Все, что первое время тебе может пригодиться, в том числе такая сложная вещь как микроскоп и такая простая как лопата.

Вздохнув и опустив голову, старый профессор ступил в круг искусственного света ламп. Четыре лица повернулись к новоприбывшему. Не слишком-то много для серьезной экспедиции, но вполне годится для тех, кто не хочет привлекать к себе особенного внимания. Пожалуй, тем или иным образом, Олаф был знаком со всеми членами команды Ван дер Мера: Шарлоттой Йоханссон, той еще авантюристкой, Андерсом Ольсеном, историком с маленькой буквы; компанию им составлял проходчик и неутомимый путешественник по кличке Як, а в самом дальнем углу расположился известный в узких кругах археолог из Австрии — Доминик Мозер.

— Ба, сам профессор Энгелен! — воскликнул Ольсен, вскочив с раскладного стула; он энергично затряс ладонь Олафа, который вяло пытался вырвать руку. — Рад, очень рад! Всегда хотел заняться с вами совместным проектом. Надо признаться, когда мистер Ван дер Мер сказал мне, что учился с вами в одном университете, я принял это за плохую шутку, но вот вы здесь!

— Оставь его, — засмеялся Ламберт, — успеешь еще поработать. Господа, позвольте представить…

— Мы знакомы, — коротко кивнула Шарлотта.

— Встречались, наслышан, — Як пожал Олафу руку, — почту за честь работать в команде.

Он снова уселся поудобнее у самого обогревателя, пожевывая кусок вяленого мяса. За стеной шатра противно жужжал генератор. Мозер, казалось, из-за этого шума сидел весь на нервах. Он нервно кивнул профессору и повернул голову к Ван дер Меру, взъерошив на голове соломенные волосы:

— Герр Ламберт, а нельзя ли сделать генератор потише? Он, право, мешает мне думать. Скоро все мысли превратятся в жужжание!

— Только если хотите остаться без света и тепла, герр Мозер, — ответил Ламберт.

Он взял с большого раскладного стола фонарик и проверил его, щелкнув пару раз кнопкой. Тот ответил ярким мерцанием.

— Пойдем-ка, Олаф, покажу тебе курган. Шарлотта, иди с нами: как-никак, ты этот холм начала копать.

Женщина встала, набросила теплую куртку и вышла в темноту. Профессор Энгелен и Ламберт шагнули следом. Археолог набросил капюшон на голову и направил фонарь на землю, освещая мокрую жухлую траву и рыжие иголки; Олаф поправил шляпу и поднял воротник пальто. Тишину наступившей ночи нарушало только шуршание дождя по стволам деревьев да звуки шагов трех исследователей, почти крадущихся во тьме.

— Сейчас все будет не разглядеть, — бросила Шарлотта через плечо, — но находка чрезвычайно интересная. Если что, мы несколько сотен фотографий сделали, прежде чем что-то трогать, могу потом показать. Ни я, ни Ольсен не знаем здесь ни одного крупного захоронения или даже намека на него в исторических книгах и трактатах, однако курган похож на последнее пристанище крупного военачальника, если не конунга. Более того, скелетов двое.

— Двое? — заинтересовался профессор Энгелен. — Надо думать, отец и сын, павшие в бою?

— Нет, мимо, профессор, — сверкнула в темноте белоснежная улыбка Шарлотты, — судя по подношениям и погребальным дарам, это мужчина и женщина.

Мрачный холм, обросший соснами, встретил людей в лесу. Сырой и скользкий, несмотря на иголки, он не желал принимать гостей, создавая ощущение чего-то злобного, затаившего обиду на весь мир, чуждого и враждебного. Пятно света от фонаря ерзало по коре сосен вокруг, и профессор с археологами стали обходить холм, пытаясь найти в темноте вырытый вход в погребальную камеру. Вскоре он показался — темный лаз, чернее самой ночи; пахло мокрой землей и старым кладбищем, а у профессора Энгелена сжалось сердце. Он не любил гулять ночью даже по родному Осло, а уж залезать в могильники в такое время суток и вовсе не хотелось, особенно после всяких вздорных историй о призраках и оживших мертвецах.

Команда Ван дер Мера успела протянуть внутрь какое-никакое освещение, провод от которого вел ко второму генератору, сразу у входа в курган. Ламберт завел его, и тот недовольно загудел, как потревоженный шмель. Холодный белый свет ламп осветил неровный прорытый лаз в глубины холма с кое-как сооруженными подпорками. Несмотря на искусственный свет, тьма внутри захоронения не желала рассеиваться, храня тайну о давно забытых костях.

— Давайте побыстрее закончим и вернемся поближе к печке.

Ламберт стянул капюшон, и волосы на его голове приняли самую абсурдную форму из возможных. Во мраке леса они казались слишком длинным мхом. Силуэт археолога на секунду загородил первую лампу. Свет мигнул и разгорелся снова, когда Ламберт прошел дальше; скрылась вторая лампа, третья… Шарлотта шагнула следом. Профессор Энгелен, вдохнув холодный сырой воздух, махнул рукой и последовал за ней. Внутри кургана пахло еще хуже, но не настолько, как Олаф себе представлял. Широкое помещение было погружено в вязкую, неспокойную тишину, нарушаемую только монотонным гудением лампочек. В яме посередине лежали подозрительно хорошо сохранившиеся скелеты; вокруг них, словно в сказочной сокровищнице, расположились дары. Любой археолог и историк счел бы такую находку за чудо — посуда, как целая, так и черепки, оружие и броня, не в самом идеальном состоянии, амулеты и обереги, рунические таблички и потускневшие ювелирные украшения… Подношения на любой вкус. Но профессора Энгелена поразило другое, из-за чего он стоял с открытым ртом, не видя больше ничего вокруг — идеально сохранившийся меч со сверкающим клинком, лежащий между останков. Ни одна пылинка не смела осесть на нем, ни одного пятнышка ржавчины не появилось на лезвии.

— Откуда… откуда это здесь?! Он выглядит новым!

— Именно, — Ламберт потер небритый подбородок, — это и есть самая крупная наша находка, из-за которой-то, кстати, тебя и вызвали. Мы тут уже все теряемся в догадках, а бедный Ольсен, кажется, скоро сойдет с ума. Мы набрели на что-то жутко интересное, Олаф.

— Жуткое — не то слово, — Шарлотта присела возле меча и осторожно наклонилась к эфесу, — ни царапины, ни пятнышка. Ничего! Будто только что выковали!

— Здесь материалов для исследования — не на один год, — Олаф окинул погребальную камеру взглядом, останавливаясь на секунду на дарах и амулетах.

— Верно. Говорил же — сенсация! — улыбаясь, Ван дер Мер потер руки. — Пойдемте назад. Завтра перенесем самое интересное в лагерь и начнем работу. Нужно как следует все идентифицировать и изучить, насколько возможно с полевым оборудованием — а там получим разрешение и заберем все в нормальные лаборатории. Что скажешь, Олаф? Не зря приехали?

Профессор Энгелен не ответил, в молчаливом удивлении разглядывая сверкающий клинок.

Глава 2

Дождь прекратился ближе к утру, перестав жалобно стучать по шатру. Все мирно спали в общей палатке, Олаф же остался в главной — посмотрел кое-какие документы, ознакомился со списками находок, сделанными Ван дер Мером, и тихо уснул как сумел, завернувшись поплотнее в пальто и прикрыв лицо шляпой. Спустя какое-то время он проснулся от странного холода, несмотря на то, что оставил включенным обогреватель, наплевав на все инструкции и советы по безопасности. Сонно протерев глаза, профессор сел и бросил взгляд на полог. За ним — ни пятнышка, ни лучика света. Темно, хоть глаз выколи. Может, еще слишком рано? Энгелен, порывшись в кармане пальто, достал телефон, но тот не желал включаться, сколько бы ни щелкал профессор на нужную кнопку. Из-за полога раздался звук — как будто вздох, но тяжелый, неестественный. Олаф поднялся.

— Ламберт?

Молчание. На необычно ватных ногах Олаф подошел к пологу и расстегнул его. Внутрь ворвался туман, густой и странно клубящийся, будто кто специально напустил дыма. Снаружи — ни звука. Черные стволы деревьев, синие кроны в тон едва освещенному небу. Палатка пропала; ни озера, ни берега — только бесконечный лес, карабкающийся по склонам холмов и угрюмо смотрящий на незваного гостя. Профессор пошел было наугад, но тут же остановился. Маленький темный силуэт проступил в чаще, за одним из деревьев. Будто ребенок играл в прятки, уверенный, что его не видно. Олаф сделал пару робких шагов вперед и тихонько позвал:

— Ламберт?..

Тень испарилась. Профессор Энгелен услышал частое придыхание, будто кто-то торопливо шел или бежал прямо позади него. Звук нарастал, пока не превратился в громовые раскаты, давящие на уши. Олафу показалось, что он почувствовал чье-то теплое дыхание на затылке. Обернулся…

И проснулся по-настоящему. Вскрикнув, профессор дернулся и свалился с импровизированной кровати. Ворча и пытаясь продрать сонные глаза, он, шатаясь, поднялся на ноги. Схватил телефон, который лежал на раскладном столе. Пять тридцать. Небо покрывало сплошное серое одеяло облаков, а иголки и траву даже тронуло инеем за ночь; судя по всему, день не обещал быть солнечным. Ежась, Олаф вылез наружу. Из спальной палатки не доносилось ни звука, зато что-то двигалось меж деревьев, на озере. Профессор Энгелен вышел на берег, слушая, как хрустят камни под подошвами. Вода ледяными волнами набегала на них, облизывала и без того ровные булыжники. Одинокая лодчонка, утлая и старая, плыла посередине озера, а в ней сидел человек в красной шапке — с такого расстояния Олаф не мог его как следует разглядеть. Тончайшей ниточкой тянулась леска от простой самодельной удочки. В деревне на другом берегу можно было заметить искорки света в окнах: что ни говори, а настоящая природа и люди, живущие вместе с ней, в ее ритме, просыпаются куда раньше. В отличие от городских неженок.

— Ух-х-х, — снова вздрогнул Олаф и подошел ближе к кромке озера.

Набрал полные ладони студеной воды и плеснул в лицо. Морок неприятного, неспокойного сна улетучивался прочь вместе с ночью, и профессор протопал назад, к шатру, чтобы взять из кармана сумки прихваченную зубную щетку и пасту. Олаф чистил зубы, глядя на рыбака, сохранявшего спокойствие атлантов; тот порой так неподвижно сидел, что казалось, будто на лодке по озеру пустили статую. Рыбак чуть приблизился к берегу, где стоял лагерь, и Энгелен, щурясь, вглядывался в грубое, истерзанное возрастом и погодой лицо. Оно походило на маску, сделанную резчиком по дереву. Олаф хмыкнул: подумал, что резани такого рыбака ножом — и увидишь кольца, по которым можно сосчитать возраст. Ореолом вокруг бледного лица мерцала серебряная шкиперская борода. Красная шапка, кое-где дырявая, походила больше на часть головы, чем головной убор. В дополнение ко всему, на рыбаке висела старая куртка, протертая и потрепанная. Складывалось впечатление, что деревенские жители не слишком-то часто наведывались в города поближе к железной дороге или трассам. Поплавок сидел на водной глади неподвижно, как и его хозяин.

Шумно прополоскав рот, Энгелен сплюнул белую пенящуюся пасту на круглые камни.

— Отличное утро.

Голос сзади раздался так неожиданно, что Олаф вздрогнул и обернулся. Улыбнувшись и кивнув, Як встал рядом и потянулся.

— Я бы сейчас не против присоединиться к тому мужичку, — сказал он, глянув в сторону рыбака, — жаль, что мы тут не просто так отдыхаем, а в могилах копаемся. Хоть и древних.

— Да, рыбачить и я любил, пока дел не стало так много, что я вообще позабыл такое слово, — усмехнулся Энгелен; из всей компании, пожалуй, только Як ему импонировал в определенной степени.

Длинные волосы путешественника расплескались по плечам, а борода, заплетенная в косички, легла на грудь, как волна озера ложится на гальку. Як все еще зевал и протирал глаза, тихо насвистывая какую-то мелодию. Олаф посмотрел вниз — на поясе Яка висел громадный охотничий нож. То ли Энгелену так показалось, то ли он действительно больше походил на тесак, чем простой нож.

— Что скажете о лагере, профессор? — Як повернулся и широким жестом указал на палатки. — Неплохо устроились, а? От туристической стоянки почти не отличить, только что многовато нас. Я, конечно, сделал несколько ходок — еще до того, как остальные приехали. Перевез некоторые инструменты и запасы, одного пикапа, пусть даже с прицепом, маловато…

Вслед за путешественником и Энгелен отвернулся от озерной глади цвета стали. Он закивал:

— Видал и хуже, работал и в более плохих условиях. Сейчас-то я все больше по университетам сижу да конференциям, выбираюсь редко…

— Что говорить, Ван дер Мер умеет заинтересовать. Но тут — случай особенный. Его слова хоть раз оказались правдой!

Двое мужчин посмеялись. Як вытянул сигарету из пачки с надписью «Marlboro» и затянулся. Сизый дым удивительным образом сочетался с туманом, лениво ползущим по холмам на другой стороне озера. Путешественник приподнял брови, одним взглядом указав на пачку, но профессор помотал головой:

— Не курю, спасибо.

— Давно вы знакомы с Ламбертом? — спросил Як, ткнув носком ботинка особенно крупный камешек.

— Очень. Он всегда доставлял мне много хлопот, даже в бытность студентом. Мы учились в одном университете, но я предпочел стол и бумажки, а он — палатки и жужжащие генераторы. А вы?

— Недавно. Я читал пару его статей несколько лет назад, но встречаться нам не доводилось. Он сам связался со мной в этот раз, хотел нанять хорошего проводника и специалиста по выживанию. Хочет, наверное, предусмотреть каждую мелочь.

Лагерь постепенно оживал, стряхивая с себя ночной холод и сырость. Вылезла из палатки Шарлотта, выглядевшая так, словно всю ночь не спала; прошел мимо с чашкой кофе Ольсен, Доминик в сторонке принялся делать зарядку.

— Господа и дама, прошу внимания, — из главного шатра показались седые виски Ван дер Мера, — завтрак готов!

— Идемте, а то я сейчас оглохну от урчания в животе, — Як затушил сигарету и аккуратно положил окурок в пакетик для мусора. Он посмотрел на Олафа и улыбнулся. — Терпеть не могу, когда люди загрязняют природу.

Широким шагом Як отправился на зов Ван дер Мера, а Энгелен, сложив руки на груди, вдохнул поглубже холодный воздух. Выдохнул, закрыв глаза. Обернувшись через плечо, профессор приоткрыл рот от удивления: лодка подплыла еще ближе, и рыбак в ней стоял во весь рост, уставившись на Олафа немигающим взглядом. Поплавок дергался, уходил под воду, пускал круги по озерной глади, но старик с седой бородой не обращал на него внимания. Нахмурившись и то и дело оглядываясь, профессор Энгелен отправился к остальным.

В шатре обитал запах яичницы и паршивых сосисок, купленных в Гульсвике. Ван дер Мер облизал пальцы, покрытые маслом и соком от сосисок, и взглядом указал профессору на свободный складной стул.

— Слушай, Ламберт, — Олаф даже сидя никак не мог успокоиться, то и дело пытаясь заглянуть за полог шатра, — видел рыбака на озере? Часто он тут плавает? Какой-то он странный. Пялился так, будто раньше никогда людей не видел.

— Какой рыбак? — археолог сдвинул брови и поставил пластиковую тарелку на стол.

— Выйди, посмотри.

Ван дер Мер высунул голову и окинул взглядом гладь озера. Редкая рябь, словно мурашки, пробегала по нему и пропадала у берегов.

— А, в красной шапке?

— Он самый.

— Каждое утро сидит. Но он ни разу на нас не обращал внимания.

— Но он только что…

— Да выкинь ты старика из головы, — махнул рукой Ван дер Мер, — жуй сосиску, да поживее. Глотаем завтрак и идем к кургану, пора переносить находки в лагерь.

Вскоре, прихватив все необходимое оборудование, группа направилась в лес, к кургану. Утро делало его куда гостеприимнее, он походил на простой сонный холм, покрытый рыжей шевелюрой иголок, безобидный и доброжелательный. Ван дер Мер включил генератор. Внутри кургана зажегся свет и, кивнув остальным, голландец зашел внутрь, слегка пригнувшись. Остальные гуськом пошли следом, снаружи остался только Як — он готовил все необходимое для безопасной транспортировки. Запах лесной сырости, который ни с чем не спутать, снова ударил в ноздри Олафу; профессор все никак не мог забыть выражение лица рыбака, а живот недовольно урчал, не оценив качество завтрака.

— С чего начнем? — спросил Ольсен, присев на корточки перед сверкающим мечом. — Мне кажется, логичнее всего будет заняться утварью и посудой. Потом перенесем все дары из металла и, наконец, прихватим меч.

— Так и поступим, — ответил Ламберт, — Олаф, помоги, пожалуйста, Шарлотте с вазами, кувшинами и горшочками. Только не забудьте надеть перчатки. Мистер Мозер, мистер Ольсен — ведите учет всего, что вынесут остальные. Скажите Яку, пусть сходит в лагерь и подгонит мой пикап.

Не дожидаясь ответа, Ван дер Мер бросил ключи Мозеру и отвернулся. Прошел к дальней стене кургана. Он занялся небольшими руническими табличками, которые профессор во вчерашней спешке не особенно разглядел; притаившись в тенях, серые плоские камни злобно глядели рунами на археологов. Энгелен кивнул Шарлотте и, натянув перчатки, осторожно поднял первый кувшин с древним узором. Работа закипела; вскоре профессор сбился со счета, сколько раз им пришлось входить в захоронение и выходить из него, сколько даров прошло через его руки и сколько еще осталось. Через какое-то время раздалось приглушенное рычание недалеко от кургана — пикап подъехал, зарываясь колесами в лесную подстилку. Шарлотта стала грузить все в кузов, а Энгелен вернулся внутрь, забрать последние черепки.

Ван дер Мер все еще копался возле табличек, аккуратно складывая их в стопочки. Не оборачиваясь, он сказал:

— Самое главное — меч не забудьте! Кости оставим на месте, завтра Ольсен вернется и попытается провести анализ как следует. Олаф, вы все взяли?

— Да, все черепки забрал. Ждем только тебя. Ну и меч, разумеется.

— Забирай его, только аккуратно, всеми богами заклинаю!

Олаф присел на одно колено рядом с мечом и протянул было руки, но тут же их отдернул: вокруг клинка копошились насекомые и черви. Тараканы, жужелицы, полусонные мухи, муравьи… Энгелен никогда не слыл брезгливым, но увиденное выходило за всякие границы. В это время года никаких насекомых уже не должно было остаться.

— Ламберт?

— Чего тебе?

— Посмотри.

Ван дер Мер, ухнув, поднял таблички и с видом усталого сноба подошел к профессору.

— Чего увидал? Знаю, что клинок выглядит как новый! Это и изучаем!

— На насекомых посмотри.

Голландец замолчал. Ряды мелких копошащихся тварей толчками двигались вокруг меча, повторяя его силуэт. Казалось, насекомые и черви подчиняются только им известному ритму, будто слышат музыку, которую нельзя уловить человеческим ухом.

Ритуальный танец продолжался несколько секунд, пока Ламберт, наконец, не сказал:

— Забирай его, Олаф. Размышления и догадки оставь на потом. Что-то я уже начинаю думать, что зря мы нашли этот курган.

— Тяжеловат…

Осторожно Энгелен поднял меч с земли. Он невольно посмотрел на скелеты — оружие лежало прямо между ними, а те уставились пустыми глазницами на гостей кургана. С укоризной и вроде бы даже насмешкой. Едва профессор отошел на шаг назад, к выходу, кучка насекомых сбила ряды и разбежалась по темным углам, спасаясь от яркого света ламп. Они будто бы пришли в себя после гипноза.

— Всему есть рациональное объяснение, я точно знаю, — пыхтел Ламберт под весом табличек, хотя Олаф его ни о чем и не спрашивал, — может, вещества какие-нибудь там есть, или скопилось что под клинком, пока лежал… вот и привлекает насекомых с червями. Подумаешь!

— Кажется, придется университету меня временно на кого-нибудь заменить, — задумчиво проговорил Энгелен, рассматривая чистейший клинок, — за один день мы тут точно не управимся. Черт возьми, да тут работы на целый месяц!

— Хочешь сказать, не можешь остаться?

— Могу и останусь. Такие шансы упускать глупо. Университет первым получит выгоду с нашей маленькой «экспедиции». Ради всего святого, получи только это проклятое разрешение!

— Да не нуди, Олаф. Дадут нам его. Позже. Просто не болтай направо и налево.

— Тут и болтать не с кем.

Як показал большой палец из окна пикапа. Профессор погрузил меч в кузов, ко всему остальному, надежно закрепив.

— Все, Як, едем, — Ван дер Мер сел на пассажирское сиденье, — вроде ничего не забыли. Если что упустили, Ольсен завтра подберет. Не будем терять времени, начнем анализ сегодня же!

Маленький лагерь вновь оживился. Все носились туда-сюда, обсуждали находки, проводили первичную классификацию и анализы. Главное место в шатре занимал профессор Энгелен — никто и не смел даже подумать о том, чтобы поручить всю основную работу кому-то еще. Ван дер Мер занимался, в основном, тем, что хлебал кофе в невероятных количествах, Як превратился из путешественника в разносчика старинных артефактов, а Шарлотта и Мозер с Ольсеном записались к Энгелену на побегушки. Принеси то, запиши это… Казалось, археолог Ольсен даже остался доволен, что скинул бремя ответственности на чужие плечи.

Днем по озеру никто не плавал, а в деревушке не было заметно никакого движения — то ли люди сидели по домам, то ли не желали показываться чужакам на глаза. Профессор Энгелен преобразился едва ли не в местного конунга — он распоряжался, что куда положить и в каком порядке изучать. Большую часть стола занял сверкающий меч; серые рунические таблички аккуратной стопкой покоились слева. Место справа занимал кофейник — не менее важный артефакт лагеря.

— У нас, конечно, здесь не полноценная лаборатория, и углеродный анализ мы сделать не можем, но давай хотя бы примерно попробуем опознать эпоху, — сказал Ван дер Мер после очередного глотка кофе, похлопав Энгелена по плечу.

— Я думаю, — Энгелен осматривал собранные сокровища, — лучше начать с утвари, а потом перейдем к табличкам. Мне кажется, их расшифровка — дело первой важности. Они наверняка скажут нам, кто находится в кургане.

— Добро. Материал по рунам я тебе дам.

— Шарлотта, — повернул голову профессор, — начнем вон с того осколка.

***

Исследовательская работа продолжалась до глубокого вечера, пока Шарлотта не уронила голову на стол от усталости. Австриец Мозер устало потер глаза; он надавил на веки так сильно, что Олаф услышал скрип. Судя по всему, скрежетали мозги Мозера, потому что археологи уже который час бились над табличками, не в силах найти первую. Им приходилось либо выбирать слова наугад, либо перебирать табличку за табличкой, пока не попадется та самая, заветная, с которой начинается рассказ о тех, кто покоится в кургане. Стоит найти начало рунического шифра, как все встанет на свои места, и можно будет прочесть сообщение полностью. Пока же поддались только черепки да кувшины, намекая, что дарам намного больше лет, чем изначально казалось Ван дер Меру или Энгелену. Это поставило Олафа в тупик — как же тогда меч сохранился в превосходном состоянии?

— Иди спать, Шарлотта. Продолжим завтра.

— Может, еще одну? Хотя бы попробуем, дело нескольких минут!

— А я вот, — пожал плечами Ольсен, — полностью с профессором согласен. Давайте отложим до утра, когда проснемся со свежими головами. У меня уже взгляд замылился с этими табличками и посудой…

Нехотя Шарлотта встала из-за стола и, сделав неопределенный жест рукой, вышла из шатра.

— До завтра, профессор, — доброжелательно кивнул Андерс Ольсен, — может, кости завтра скажут мне что-нибудь интересное. Уверен, еще чуть-чуть — и все сложится в понятную картинку. Но поспать тоже нужно. В конце концов, нас никто никуда не гонит.

— Тоже верно, — проворчал Олаф, — я еще посижу немного. Вдруг что-то придет в голову на ночь глядя.

— Не засиживайтесь, а то мы вас утром не разбудим, — зевнув во весь рот, ответил историк.

Оставшись один, Олаф встал и как следует потянулся. Хрустнула спина, вторили коленки; поморщившись и подняв воротник пальто, профессор снова уселся за стол и мутным взглядом осмотрел разложенные таблички. Порядок неверен, если верить тому, что написано в замызганной и покрытой пятнами кофе тетрадке Ван дер Мера.

— Ладно, начну хотя бы с записей.

Профессор Энгелен встряхнул ручку и стал ровным почерком выводить закорючки в собственной записной книжке. Это помогало ему сосредоточиться, взглянуть на общую картину как бы со стороны; чем больше записей окружало Олафа, тем спокойнее он себя чувствовал. Он внес в записную книжку список всех находок и обвел его в красивую рамочку. Напротив некоторых строчек появились специальные отметки-галочки: Энгелен помечал то, чем следовало заняться в первую очередь. Меч, таблички, разорванная кольчуга, обломок наконечника копья и прекрасно сохранившийся охотничий рог с необычными узорами. Нахмурившись, Олаф отложил в сторону ручку и замер.

Издалека доносились голоса остальных, то и дело раздавались взрывы смеха, где-то зажужжала бензопила — Як готовил дрова для печки общей палатки. Но Олаф ничего не слышал и не видел, не обращал внимания, плененный собственным отражением в безупречном клинке. Он коснулся меча подушечками пальцев и тут же их отдернул — по телу будто пустили электрический разряд.

— Зараза! — прошипел Олаф, встряхнув ладонь. Неужели статика собралась?

Энгелен повертел в руках охотничий рог. На нем можно было заметить наполовину стертые руны, сквозь черноту полированного временем и землей дерева проглядывали красный и зеленый цвета, складываясь в причудливый орнамент. Рог чрезвычайно заинтересовал профессора — он одновременно походил и не походил на те, что широко использовали древние скандинавы.

«Почему же скелетов двое?.. — подумал Олаф, отложив в сторону рог и вернувшись к табличкам. — Почти все подношения — воинские, даже знаки на кувшинах указывают на военачальника или конунга. Но второй скелет — женщина. Дева щита? Может быть».

Темнота за пологом шатра сгущалась быстро, словно гигантский ётун пролил на мир чернила. Звезды усыпали небо, хищно глядя сквозь обрывки облаков вниз, на затихший лагерь. Только Як не спал, периодически подбрасывая дрова в печку и читая какую-то книгу на планшете. Профессор Энгелен, то и дело протирая глаза, окружил себя бумагой и электроникой, пытаясь разгадать тайну рун. Казалось, что ответ прямо здесь, где-то среди грязных записей Ван дер Мера, еще чуть-чуть — и сам выпрыгнет! Но ответ все не шел, и Олаф боролся со сном и усталостью, говоря себе в очередной раз, что поищет еще пять минут и все.

Олаф вздрогнул. Резко обернулся. Он мог поклясться, что услышал тот же самый шорох, как и в кошмаре, который весь день не выходил у него из головы. Как будто кто-то наблюдал за ним, дышал в затылок, смотрел через плечо… «Знаешь, как будто в спину кто смотрит», — всплыли в памяти слова Ван дер Мера. Энгелен вскочил — снова то же самое! Прямо за стенами шатра! Рванувшись вперед, профессор распахнул полог и чуть не налетел на удивленного Яка. Тот шел от озера и нес полный котелок воды. Едва успев остановиться перед Олафом, Як чуть не расплескал все по штанам.

— Осторожнее! Нельзя же так пугать человека ночью в лесу!

— Ох, — Олаф закрыл глаза и вздохнул, — простите. Чудится всякое. Устал, и всякая чушь в голову лезет.

— Понимаю, — улыбнулся Як, — шли бы лучше спать. У нас там тепло, я только-только дров подбросил. Чего зазря генератор гонять?

— Нужно работать. Иначе застрянем тут надолго, а у вас с продуктами и так все не очень хорошо.

— Что верно, то верно, — задумчиво ответил путешественник, направившись к палатке, — скоро, наверное, тоже придется ловить рыбу по утрам в озере. Мне кажется, старик ловит линей.

Як удалился и принялся хозяйничать в общей спальной палатке. Олаф рассмеялся собственным страхам, почти детским, и махнул рукой. Вернулся к свету и теплу обогревателя. Вот оно! Профессор буквально впился взглядом в очередную страницу тетради Ван дер Мера. Первая руна! На одной из табличек, что лежит под всеми остальными и хитро-хитро выглядывает сколотым уголком. Одинокая руна показалась на свет.

— Указание на кого-то, — тихо прошептал Олаф, чувствуя, как грудь охватывает торжество, — это значит «он»! «Она» или «оно»… и некое действие. Ну, теперь одной тайной меньше!

С удвоенной энергией профессор Энгелен зашуршал листами, выискивая значение определенной комбинации рун. Теперь, с таким начальным ключом, не составит труда перевести все таблички! Единственное, что нужно было знать — первое слово, за которым, как гирлянда, потянутся остальные; профессор не уставал удивляться про себя, как все оказалось просто на практике. Ему доводилось разгадывать рунические знаки на порядок сложнее, а эти начинались с элементарного указания! Краем уха Олаф уловил шаги — Як снова протопал мимо, в сторону озера. Профессору очень хотелось позвать длинноволосого норвежца и рассказать о триумфе. Совсем как ребенок, будто и нет седых волос да ученой степени.

Несмотря на промозглую прохладу, капелька пота сползла по серебряному виску Олафа. Второе слово — «скоро». Теперь перевод пойдет как по маслу! Свет моргнул. Генератор будто закашлялся, но снова вошел в ритм. Профессор едва ли обратил внимание, целиком поглощенный работой. Непонятно откуда взявшаяся вереница муравьев вскарабкалась по ножке стола и принялась маршировать вдоль сияющего клинка.

— «Придет», — сказал Энгелен вслух, — «он скоро придет»!

Зарычав, взвыл генератор. Несколько секунд ему удавалось поддерживать энергию, но потом все затихло. Главный шатер погрузился во тьму, а у Олафа екнуло сердце. Он едва не упал со стула; оперевшись на стол и пытаясь разглядеть что-то в холодной тьме, профессор щурился и старался нащупать телефон в кармане пальто. Вскоре фонарик смартфона зажегся маленькой звездой. Но она была слишком блеклой, чтобы осветить весь шатер, и потому в углах палатки затаились тени, что шевелились при каждом движении профессора. Тот, чувствуя, как страх подкрадывается ближе, хрипло позвал:

— Як?!

— Придет, придет, придет…

Тихий, глухой шепот пронесся мимо Олафа, заставив профессора задрожать. Он тряхнул головой — что еще за чертовщина?! Совсем с ума сошел от недосыпа!

— Як!

Одна из теней чернела неподвижно, сгущаясь все больше и больше с каждой секундой в самом дальнем углу. Обернувшись, Олаф направил туда смартфон, но фонарик не мог разогнать тьму. Кошмар сковал мозг профессора: в углу стоял тот же самый маленький силуэт, словно в шатре внезапно появился ребенок.

— Мне это кажется, — глубоко задышал Энгелен, — просто кажется. Надо меньше смотреть фильмы ужасов…

Но едва Олаф сделал шаг к выходу из шатра, как тень тоже двинулась. Глаза Энгелена расширились; не контролируя себя, он бросился прочь, выскочив на улицу. Як стоял в нескольких шагах от шатра, удивленно глядя на старого историка. Олаф бросился прямо к нему.

— Я вас звал! Там что-то есть!

— Он скоро придет, — ответил Як, положив руку на тесак.

Профессор Энгелен споткнулся и растянулся на земле. Полными ужаса глазами он смотрел Яку в лицо. Звезды окружали его неестественным сиянием. Норвежец протянул руку, а Олаф закрыл лицо руками, коротко вскрикнув…

Одним рывком Як поднял Энгелена на ноги и затряс за плечи.

— Профессор! Вы в порядке?! Что случилось? Я говорю, что услышал, как вырубился генератор. Ван дер Мера предупредил, он скоро придет!

Олаф тихо проклинал свою пугливость. Надо же так опозориться перед Яком! Выбежал, как перепуганный ребенок, да еще и кричал как последний трус!

— Я… Мне просто нужно поспать. Мне почудилось, будто в шатре кто-то есть, а еще и свет выключился так внезапно… Вот из-за кошмара и выскочил. Не обращайте внимания.

— Ничего, — путешественник похлопал Олафа по плечу, — идите в общую палатку. Поспите там, в тепле. Ван дер Мер тут сам разберется.

— Да… — проведя рукой по лицу, ответил Олаф. — Так и сделаю.

Профессор Энгелен побрел в сторону палатки, а Як смотрел ему вслед. Покачал головой. Отодвинув полог, Як зажег мощный фонарь и осмотрел каждый угол шатра. Только инструменты да стол, на котором Энгелен развел ужасающий беспорядок. Усмехнувшись, путешественник потянулся за пачкой сигарет и вытянул одну зубами.

— В шатре кто-то есть… Как же, как истопника нужно выбирать, так никого там нет, кроме Яка.

Мимо проплыл силуэт Ван дер Мера, ворчащего что-то о паршивых генераторах и слишком ушлых продавцах.

***

Профессор Энгелен чувствовал себя неважно. Кажется, ему удалось подхватить простуду, просиживая штаны в холодном шатре и роясь в находках. Обогреватель не справлялся, а уйти в общую палатку, к печке, значило потерять время и оставить любопытство ненакормленным. Олафа бросало то в жар, то в холод, и не только из-за легкого озноба — пропитанный холодом озерный воздух боролся с горячим, как лава, кофе, что лился в глотку профессору. Рыбак снова сидел в лодчонке, а поплавок спал на озерной глади, даже не думая шевелиться. Поежившись, Олаф поплотнее закутался в пальто и в который раз пожалел, что надел именно его; шмыгнув красным носом, профессор повернулся к лагерю. В тот же самый момент раздался визг бензопилы — неутомимый Як готовил дрова на ночь. За это он и получил свою кличку: его не брали никакие морозы, не существовало дела, которое не было бы ему по плечу.

— Ты как, дружище? — Ван дер Мер с блокнотом в руках кивнул Энгелену.

Тот лишь закашлялся в ответ и наморщил лоб.

— Понимаю, — рассмеялся голландец, — отвык ты от полевой работы! На-ка вот, запей своим кофе. Знаю, что надо водой запивать, но воды у нас маловато, а из озера пить — собирать коллекцию паразитов.

Археолог вытащил из кармана куртки мятую пластинку таблеток и выдавил красную пилюлю на раскрытую ладонь профессора. Тот, ничего не спрашивая, проглотил ее и опрокинул в рот остатки кофе. Едва не застряв в горле, таблетка все же проскользнула дальше, сгинув в бездне желудка.

— Скоро полегчает, — Ван дер Мер бросил взгляд на строчки в блокноте, — ну что, удалось что-нибудь разузнать интересное вчера? Я слышал, ночь была… неспокойной.

— Да уж, — наконец, разжал челюсти Олаф, — жду не дождусь, когда снова попаду в теплый кабинет в университете.

— Скукота же!

— Да, но куда комфортнее. Может, я уже староват для полевых выходов. Лучше буду перебирать бумажки.

— Этим ты всегда занимался с особенным рвением.

— Хватит острить. Я сумел перевести первую часть первой таблички. Ключ подобран, так что вам остается только закончить работу.

— В самом деле? — Ван дер Мер заметно оживился; Шарлотта, проходившая рядом, повернула голову и остановилась. — И что там написано?

— «Он скоро придет».

Судя по всему, Ван дер Мер рассчитывал на более интересный ответ или на более содержательное сообщение. Так или иначе, он обескураженно пожал плечами.

— А я-то думал, нам сразу расскажут о том, кто лежит в кургане. Обычно все таблички начинаются с имени или хотя бы с намека.

— Может, еще встретится в тексте.

— Верно. Приступлю к расшифровке сразу после завтрака. Спасибо, Олаф, — Ламберт хлопнул профессора по плечу, — ты нам уже очень сильно помог. Я не прогадал с самого начала — твое участие в экспедиции очень сложно переоценить.

Из общей палатки сначала показалась голова Ольсена, а потом и сгорбленная спина, изнывающая под тяжестью большого рюкзака. Он поправил очки и помахал рукой Ламберту.

— Я к кургану! Изучу кости, вернусь после обеда. Если что, у меня с собой есть еда и питье, не переживайте.

— Да иди уже, — махнула рукой Шарлотта, — как будто кто-то беспокоился.

Историк ответил что-то едкое, но слова украла взвизгнувшая бензопила; Як с нерушимым спокойствием методично готовился к холодной ночи. Профессор Энгелен повернулся к озеру, но в этот раз ничего необычного не произошло: старик мирно дремал в лодочке, выпустив удочку. Поплавок все так же не шевелился — будь его воля, утонул бы совсем и отправился на озерное дно, в спячку. В главном шатре царил тот же беспорядок, что и до этого — с самого утра хозяйничал Мозер, а ему было решительно плевать на состояние вещей вокруг. Он все еще морщился от жужжания починенного генератора, разбирая осколки посуды и домашней утвари. Тетрадь, исписанная тонким и убористым почерком, лежала рядом — австриец вносил в нее строчку за строчкой, даже не думая останавливаться.

— А, герр Энгелен, — закивал он, едва Ван дер Мер раздвинул полог, — я видел ваш разбор рунной таблички. Прекрасная находка! Вы сэкономили нам очень много времени.

— Не стоит благодарности, — хрипло ответил профессор, — продолжайте перевод, а я пока изучу меч.

Пришла пора главного открытия и самого загадочного артефакта кургана. Не замечая ничего вокруг, Энгелен сосредоточился на работе и вонзил взгляд в лезвие. Вооружившись увеличительным стеклом, он миллиметр за миллиметром рассматривал клинок, смахивая со стола назойливых муравьев, никак не желавших отправляться восвояси. Раз за разом профессор удивлялся, что настырные маленькие создания не спят в своих кучах в лесу, а маршируют вокруг меча; воспоминания о ночном страхе снова вернулись к Олафу, нашептывая, что насекомые неспроста облюбовали лагерь. Отмахнувшись от идиотских суеверий, профессор пытался найти хоть что-нибудь, маленькую царапину или полустертую гравировку, которая смогла бы пролить свет на артефакт. Ничего. До Олафа доносился монотонный бубнеж Ламберта — он вместе с австрийцем и Шарлоттой работал над табличками. Олаф не вслушивался.

Клинок казался безупречным, сошедшим с картинки — чем-то таким, что не имело ничего общего с реальностью. Профессор Энгелен откинулся на стуле и прикрыл глаза: все поиски оказались бесплодны. Клинок идеален.

— Олаф?.. Олаф!

— А? Что? — Энгелен открыл глаза и завертел головой; его настолько поглотили мысли о мече, что он позабыл, где находится.

— Таблички. Знаешь, что это? Всего лишь миф, легенда! На табличках написана история Зигфрида, или Сигурда — зависит от интерпретации. Мы перевели пока только первый набор рун, но я уже узнаю сюжет легенды. Ты ведь помнишь, о чем в ней говорится?

Разумеется, профессор Энгелен помнил — эта легенда не раз появлялась, в том или ином виде, на местах древних раскопок и в фольклоре народов, населявших Норвегию; она передавалась из уст в уста, руны переползали с одного камня на другой, рассказывая историю героя, совершившего много подвигов, но преданного и убитого в конце. Впрочем, как и во многих других мифах того времени.

— Это еще мало что говорит, — покачал головой Олаф, — погребенные могли отождествлять себя с героем, они могли достичь такой же славы, они могли хотеть достичь такой славы… черт, да они могли просто любить эту легенду!

— Разумеется. Но давай пойдем от обратного.

— Да брось. По наиболее популярной версии воитель Зигфрид был сожжен вместе с девой щита или валькирией, а не погребен. Но меч… настораживает.

— Что можешь нам о нем сказать? — Ван дер Мер отложил в сторонку рунические таблички.

— В том-то и дело, что ничего. Он идеален. Понимаешь? Это безумие какое-то! Посмотри, на нем ни пылинки, ни царапины, ни пятнышка… еще и эти проклятые муравьи! — резким движением Энгелен смахнул очередную порцию насекомых со стола.

— А как, герр Энгелен, назывался меч Зигфрида? Я помню, что он был одной из главных точек повествования в легенде.

— Грам. Также он владел мечом по имени Бальмунг, о чем говорится в немецком тексте, «Песне о Нибелунгах». В одной из своих работ в университете я сделал вывод, что речь идет о двух разных мечах; однако неточностей много, и это может быть один и тот же клинок. Сами знаете, как оно с такими древними мифами — до нас дошли только их отголоски.

Австриец только кивнул и бросил выжидательный взгляд на Ламберта. Шарлотта все это время молча переводила взгляд с одного ученого на другого и не спешила делиться соображениями. Голландец думал никак не меньше пяти минут, а потом произнес:

— Двое погребенных. Между ними идеальный клинок. Таблички, рассказывающие нам известную легенду о Зигфриде, мече его Граме, и, если не ошибаюсь, валькирии Брюнхильде… Она же потом и наняла убийцу Зигфрида. Пронзила мечом себя и была похоронена вместе с героем.

— Сожжена, — поправил Олаф, — сожжена, Ламберт. На погребальном костре. А у нас тут курган.

— Дай хоть минутку помечтать! Ладно, продолжу переводить. Может, после легенды на табличках найдем что-то мало-мальски полезное.

Як заходил в шатер раз или два, потому что ему становилось скучно — а как только все дрова были напилены, припасы подсчитаны, все интересные камешки с берега собраны, норвежец с любопытством уставился на результаты исследовательских работ. Исписанной бумаги на столах скопилось столько, что клинок оказался полностью под ними погребен, как и многочисленные черепки древней кухонной утвари. Мозер с Шарлоттой оживленно обсуждали таблички, а Ван дер Мер и профессор Энгелен спорили, выдвигая гипотезы, опровергая их и тут же выдумывая новые.

— Не хотелось бы прерывать вас, — громко сказал Як, перекрывая гомон ученых, — но обед уже почти готов. Я там наколдовал нечто вроде рагу из остатков провизии. Ламберт, нам нужна еда. Я не хочу ловить рыбу по утрам, как тот старикан в лодке.

— Мы уже почти закончили. Завтра или послезавтра возвращаемся к цивилизации, в нормальные лаборатории, где будем изучать все как следует. Вот только переведем таблички до конца и дадим Ольсену изучить кости.

— А как же разрешение? Ты же его еще не получил! — воскликнул Энгелен.

— Не бойся. У меня все схвачено. Я надеюсь, ты составишь нам компанию и в более спокойной и теплой обстановке?

— Шутишь? Разумеется. Особенно с разрешением.

Ван дер Мер встал, кивнул Олафу и потянулся. Археолог слишком уж засиделся; суставы его захрустели так, будто кто-то ломал ветки деревьев. Ламберт зевнул и потер виски. Он сложил бумажки, мятые черновики, книги и отчеты ровной стопкой на столе.

— Давайте прервемся. У меня уже в глазах рябит от букв, а в ушах шумит от дурацких аргументов профессора Энгелена. Что за рагу, Як?..

Обед прошел в молчании, каждый двигал челюстями и думал о чем-то своем. В голове Ван дер Мера в бесконечном вальсе кружились рунические таблички, которые рассказывали уже порядком набившую оскомину историю о Зигфриде. Ничего необычного, никакого упоминания того, кто же все-таки погребен в кургане. Ничего полезного! Запасы еды и вправду практически закончились, еще чуть-чуть — и пришлось бы либо ехать в Гульсвик, либо испытывать удачу в деревушке. Может, тот самый старичок в красной шапке продал бы пару рыбешек. Профессор Энгелен все никак не мог перестать думать о мече. Меч манил его, звал из-под груды исписанных страниц. Было в нем что-то такое, из-за чего не хотелось выпускать клинок из рук, хотелось скользить взглядом по сверкающему металлу, прижимать подушечки пальцев к холодному лезвию. Профессор едва пережевывал рагу, глотая одну ложку за другой, лишь бы поскорее вернуться назад в шатер.

После обеда работа закипела вновь. Начало темнеть, когда Ван дер Мер с улыбкой взглянул на полностью переведенный текст табличек. Он гордился проделанной работой, хоть и остался кислый осадок от того, что все оказалось именно так, как археолог и предполагал: просто легенда, ничего больше. Как и говорил Олаф, погребенные могли просто быть любителями легенды о Зигфриде или желать стать такими же героями. Так или иначе, рунные таблички являлись ценным артефактом далекого прошлого, и уже ради них стоило подняться с теплого дивана. Члены команды голландца переговаривались между собой, и только профессор Энгелен сидел в стороне, в очередной раз вглядываясь в поверхность клинка. Внезапно Шарлотта огляделась и как бы невзначай спросила:

— А где Ольсен? Он обещал вернуться после обеда.

Олаф вздрогнул и отвлекся от своего увлекательного занятия. Ван дер Мер беспечно махнул рукой:

— После обеда — понятие растяжимое. Вернется! Давайте-ка рассортируем, что понаписали. Мне нужно разослать целую тонну отчетов, не хочу все делать по памяти.

Но время шло, а Андерс Ольсен не появлялся. Сумерки сгущались удивительно быстро, охватывая мир вокруг, проникая между деревьев и сверху, сквозь кроны. Ламберт не на шутку разволновался; Доминик и Шарлотта сидели как на иголках, а профессор Энгелен мерил шагами шатер. Он даже перестал обращать внимание на мерзкий мокрый холод, который с легкостью просачивался сквозь пальто. Як со спокойствием удава сидел в углу, закинув ногу на ногу. Наконец, Ван дер Мер не выдержал; он решительным шагом вышел из палатки и вернулся через минуту, сжимая в охапке несколько мощных фонарей.

— Вот, разбирайте. Здесь всего четыре, так что кому-то придется идти за остальными. Надо искать Ольсена, больше ждать нельзя, мы и так промедлили.

Члены команды переглянулись. Помедлив, Олаф взялся за ручку фонаря:

— Главное — чтобы еще кто-то не потерялся по дороге. Как он вообще мог сбиться с пути? До кургана рукой подать!..

— Могло произойти все, что угодно, — пробубнил Ламберт, — мог просто поскользнуться, неудачно упасть и сломать что-нибудь. Мало ли таких случаев? Так или иначе — мы должны его найти.

Шарлотта молча взяла фонарь. Як пожал плечами.

— И с чего мы должны его искать? — вызывающим тоном сказал он. — Говорил, что вернется — значит вернется. А нет, так и черт с ним, найдет дорогу утром. Нам нельзя рисковать ни лагерем, ни людьми. Еще чего, искать одного Ольсена ночью в лесу! Мы ему не личная служба спасения.

Ван дер Мер даже потерял дар речи на несколько секунд. Наконец, возмущенно оглядев остальных, он подошел вплотную к норвежцу и с нажимом ответил:

— Нет уж, дружище, ты сейчас встанешь и пойдешь искать Ольсена вместе с остальными. Решил главного из себя строить? Ты здесь только из-за меня, не забывай! И плачу по счетам тоже я!

— Да мне плевать. Я в такую погоду ночью искать этого идиота не потащусь.

Як закатил глаза и забросил руки за голову. Задохнувшись от злости, Ламберт схватил Яка за грудки.

— Встал и взял фонарь! Живо!

— А не то что? — норвежец поднялся и посмотрел в глаза Ван дер Меру.

Он возвышался над голландцем на добрых полголовы, но Ван дер Мер и не думал отступать. Вместо этого он с размахом упер фонарь в грудь путешественника.

— А не то тебя самого будут потом искать по лесам. Взял фонарь и вышел из шатра!

Олаф беспокойно облизал губы. Он смотрел на остальных, а те не сводили глаз с Ламберта.

— Ладно, — процедил Як, вырвав из рук Ван дер Мера фонарь, — но я это запомню.

— Запомнишь и в следующий раз подчинишься без разговоров, — выплюнул ему в лицо Ламберт.

Без фонаря остался только Мозер. Он вызвался присмотреть за лагерем, пока все будут отсутствовать, и Ван дер Мер счел это верным решением. Як с недовольной миной шел впереди, медленно поводя фонарем по сторонам. Погода испортилась, тучи наползли как гигантские темно-серые улитки; сначала с небес упало несколько робких капель, а потом мелкий дождик обрушился на головы людей, словно со злорадством метя прямо в глаза.

— Ольсен! — закричала Шарлотта, натягивая капюшон поплотнее. — Андерс, где ты?!

Темные сосны и мохнатые ели промолчали в ответ. Они смотрели на незваных гостей с издевкой, скрадывая крики и пряча свет фонарей.

— Ольсен! Отзовись, черт тебя дери! — срывал голос Ван дер Мер.

Нет ответа. В темноте вырос горбатый силуэт кургана с распахнутой пастью погребальной камеры. Генератор тарахтел на последнем издыхании, и лампы скорее моргали, чем светили, уводя вглубь холма.

— Значит так: Шарлотта и Олаф — проверьте внутри кургана. Я с Яком стану прочесывать лес вокруг. Кто знает, может, он сбился с пути… По крайней мере, я хочу так думать. Просто потерял тропинку назад в темноте…

Профессор Энгелен первым ступил под сырые своды кургана. В мерцающем свете тяжело было разглядеть хоть что-то, и, напрягая зрение, профессор щурился и вертел головой. Шарлотта присела на корточки и оглянулась на Олафа — скелеты пропали. Ни единой косточки, даже отпечатков на земле не осталось.

— Что за чертовщина… — Олаф не знал, в который раз эта фраза проносилась у него в голове.

Он присел рядом с Шарлоттой и в ступоре пошарил рукой по земле. Действительно, пусто.

— Наверное, он решил унести кости в лагерь, — предположила Шарлотта, — провести анализ или… я не знаю. Забрать их в лабораторию. Значит, из кургана все-таки вышел.

— Похоже, — профессор Энгелен не нашел других слов.

Куда могли подеваться два целых скелета? У Ольсена с собой был только набитый доверху рюкзак — ни машины, ни даже захудалой тачки, чтобы везти в лагерь еще и кости. Не мог же он нести их в охапке! Издалека, словно ветер, прилетели крики Яка и Ван дер Мера. Они все еще звали Андерса. Шарлотта и Олаф уже собирались уходить, как вдруг женщина вскрикнула и показала куда-то в сторону стены кургана. Вскочив на ноги, она попятилась так, будто сам черт прятался в тенях. Олаф мгновенно обернулся. У профессора зазвенело в ушах, свело скулы, проступил пот на лбу; справившись со страхом, он сделал несколько осторожных шагов вперед. Скелеты стояли в самой темной части погребальной камеры. Словно безмолвные наблюдатели, они прятались от посторонних глаз и стояли так, будто все это время были просто праздными прохожими. Пустые глазницы пожелтевших черепов смотрели прямо на Энгелена.

На негнущихся ногах Олаф приблизился и протянул руку. Шарлотта стояла сзади, не в силах вымолвить и слова; едва профессор коснулся плеча одного из скелетов, тот грудой обрушился на землю.

— Их просто… просто прислонили к стенке! — выдохнул Олаф.

Он нагнулся и осмотрел обрывки одежды, которыми связали суставы, чтобы составить из костей единое целое.

— Но зачем? Андерс?

— Не знаю. Нам лучше вернуться к Яку и Ламберту.

Голландец и норвежец безуспешно бродили по лесу, окончательно охрипнув от криков. Дождь поливал с удвоенным усердием; Ольсен не отзывался, не оставил никаких следов, словно испарился.

— Анде-е-ерс! — что было мочи заорал Як, сложив руки рупором. — Мы здесь!

Только насмешливый шепот деревьев да гогот птиц, что слетелись посмотреть на людей. Лес и курган превратились в одно живое существо, которое похитило историка. Ван дер Мер обернулся, услышав топот — Олаф и Шарлотта выглядели бледными и испуганными, особенно в лучах фонарей.

— Что случилось, Олаф?

— Там, в кургане… скелеты. Кости на месте. Он собрал скелеты и прислонил их к стенке, как манекены!

— Что? Зачем?

— Не знаю. Нашли что-нибудь?

— Ничего. Как сквозь землю провалился!

Як сплюнул и пошел дальше. Он направлялся к большому поваленному стволу, настолько толстому, что мог сойти за укрытие. Но и за ним никого не оказалось, а на крики отозвался только дождь, что с неистовством барабанил по земле.