Бесплатный фрагмент - Мир добрых чудес

МАЛЬЧИК, КОТОРЫЙ ХОТЕЛ СТАТЬ ВОЛШЕБНИКОМ

Коттеджный поселок был роскошен: обеспеченные люди здесь не столько вили себе гнездо, сколько мерились богатством, престижем и социальным статусом.

Этой ночью в дальнем уголке одного из участков, куда обычно заглядывал лишь специально нанятый садовник, вился дымок. Мишка Орлов, паренек лет 15, хозяйский сын, явно прячась от родителей и прислуги, разжег тут себе костерок и теперь сидел, задумчиво глядя на огонь. На коленях у него был дорогой планшет. Время от времени мальчик бормотал себе под нос:

— Все не то! «Гарри Поттер», «Доктор Стрендж», «Ученик Мерлина»… Все эти волшебные палочки и спецэффекты — все не то!

Только что он закончил смотреть очередной фильм про волшебство и магию — и теперь испытывал разочарование: волшебство было надуманно-зрелищным. А Мишка, несмотря на свой не такой уж ребяческий возраст, мечтал стать… ВОЛШЕБНИКОМ.

— Глупость, конечно, мальчишество, — продолжал Мишка беседу с самим собой. — А если получится?

Мишка был современным подростком, весьма начитанным, несмотря на эпоху гаджетов. В мистику он не верил. Но в его юную голову недавно закралась сумасшедшая мысль: побеседовать с самим… МИРОЗДАНЬЕМ.

И вот теперь он, в душе смеясь над самим собой, но какой — то потайной частичкой души все же веря, решился-таки опробовать свою идею.

— Мирозданье… или как тебя там? Судьба? Высшая сила? Ты меня слышишь? Я хочу научиться волшебству. Только не такому, как в кино, а настоящему. Чтобы смочь творить чудеса! Хм, — он смутился от сознания нелепости своего поведения.

— Я тебя слушаю, — отозвалось Мирозданье.

— Ой! — вздрогнул Мишка, не веря собственным ушам. Он поднял голову: в небе виднелись звезды, издревле загадочно-манящие для мечтателей всех эпох.

— А зачем тебе волшебство, мой юный друг? — ласковым тоном мудреца спросило Мирозданье.

Мишка, запинаясь от волнения, начал рассказывать. Он учился в весьма престижной (как сейчас говорят, «элитной») школе, в 9 классе. Очень редко, но все же попадали туда дети простых людей, что называется «по месту жительства», хотя администрация и пыталась избавиться от них всеми способами: чтобы не затесалась среди «голубых кровей» всякая там «черная кость». В Мишкином классе училась такая девочка по имени Майя: родители ее давно умерли от пьянства, а опекуном Майи была ее родная тетка — причем слово «родная» лучше было бы опустить: та относилась к девочке не как к родной и даже не как к воспитаннице, а просто как к досадной помехе в ее большой, многодетной семье. На беду, у Майи был врожденный дефект ног — обе ступни были подвернуты внутрь, так что девочка ходила, как ковыляла, чем вызывала насмешки в школе и косые взгляды на улице.

Училась Майя неплохо — и у директора школы не было веского повода, чтобы выпроводить ее в другую школу, попроще. Несколько раз он пытался поговорить об этом с теткой, но та была особа скандальная, чуть что — начинала визжать, мол, напишет жалобу, что притесняют ребенка-сироту. Жалобы директору были ни к чему.

На самом деле, тетка просто не хотела лишних хлопот: идти в новую школу, нести туда документы. На Майю ей было глубоко наплевать: смеются «престижные» одноклассники над калекой — и бог с ним. Всю пенсию, назначенную девочке по потере кормильцев, она тратила на своих родных детей, даже квартиру, оставшуюся Майе от родителей, сдавала — и деньги клала себе в карман. Майя жила на положении подкидыша, приживалки — донашивала вещи тетки и ее старших дочерей, получала от опекунши сполна подзатыльники и упреки, а уж о том, чтобы сделать девочке операцию, даже несколько, как предлагали врачи, с целью выправить ступни — об этом тетка даже думать не хотела.

Мишке Майя нравилась. Они дружили со всей чистотой ранней юности, доверчиво и открыто поверяли друг другу свои душевные тайны, делились радостями и огорчениями. Мишка знал, как несладко живется девочке: зачастую он приходил к ней в гости и видел все своими глазами. Тетка, хоть и зло косилась на него, но впускала, и то лишь потому, что он приносил что-то съестное, а в семье вечно не хватало денег — пятеро детей и всегда пьяный теткин муж, не приносивший в дом ни копейки.

Правда, Мишкины родители не одобряли этой дружбы, отец даже пытался запретить ему встречаться с «этой оборванкой», но Мишка, всегда покладистый и послушный, здесь проявил упрямство и готов был на конфликт с отцом. Вмешалась мать: пусть, мол, дружат, все равно Майя в 10 класс не пойдет, тетка пристроит ее в какой-нибудь плохонький колледж и выпрет жить в общежитие, чтобы сбыть с рук.

Мишка взахлеб поведал это Мирозданью и объяснил, что волшебство нужно ему для того, чтобы вылечить ноги Майе и сделать так, чтобы та смогла поступить в институт, а не в какой-то заштатный колледж.

— Она такая способная! — Мишка от волнения аж прижал руки к груди. — Намного способнее меня, просто мне родители с детства нанимают множество репетиторов — вот и учусь на «отлично». А Майя — ей просто дано!

— Так, пометим в Великой книге судеб, — пробормотало Мирозданье, листая какой-то толстый том. — Запишем: «Скромность — в наличии». А еще запишем… м-м-м… «Интеллект — в наличии». Невозможно учиться на «отлично», мой мальчик, не имея хороших мозгов, — тон у Мирозданья стал несколько менторским. Оно помолчало, размышляя.

— Значит, ты хочешь стать волшебником, чтобы помочь Майе? — теперь его голос казался задумчивым.

— Да, — горячо подтвердил Мишка. — Отец положил на мой счет много денег, целый миллион. Он требует, чтобы я после совершеннолетия начал «свое дело». А потом, когда я закончу институт и наберусь опыта, он сделает меня своим партнером. Я давно отдал бы эти деньги на операцию для Майи, но ведь все заберет эта тетка! И еще, — он понурил голову, — отец постоянно проверяет мой счет: на месте ли деньги. Но когда мне исполнится 18, я смогу тратить их, как захочу — и ничего он мне не сделает. Как думаешь, Мирозданье, этого хватить на операции и на учебу? Боюсь, не хватит, — мальчик вздохнул.

Он уже советовался со своей бывшей няней, а ныне — домработницей в их коттедже. Немолодая, добродушная женщина гладила его по голове, причитала, что это о-о-очень большие деньги, но что сейчас цены таки-и-ие, что, наверное, миллиона не хватит. Она любила Мишку за его золотое сердце, за сострадание ко всем и вся, сравнивала со своим непутевым сыном, 30-летним бездельником, сидевшим на шее у матери, и втайне одобряла дружбу с Майей. «Вот только, — переживала она, — как же ты потратишь отцовские-то деньги?! Он тебе не простит, под горячую руку из дома выгонит — и останешься на улице, нищим и голодным». Она знала крутой, своенравный характер Орлова-старшего и искренне тревожилась за судьбу своего любимца-Мишки.

— А ты сам отца не боишься? — поинтересовалось Мирозданье.

— Боюсь, — признался мальчик. — Его все боятся. Я как-то случайно услышал разговор родителей и понял, — мальчик запнулся и пробормотал совсем тихо, — что отец в 90-е был… ну… э…

— Бандитом, — спокойно подсказало Мирозданье.

Мальчик кивнул — виновато, как будто отвечал за прошлое отца.

— Но я люблю родителей, — торопливо добавил он. — Я надеюсь, что он… исправился, — мальчик начал нервно палочкой ворошить дрова в костре. — Он теперь не бандит, а крупный бизнесмен.

— А как думаешь, мальчик, если бы твой отец стал волшебником, что бы он сделал?

Мишка даже поежился:

— Ой, лучше не надо! Он бы все превратил в деньги — и стал самым богатым человеком на земле. Деньги, только деньги — вот что у него на уме. Знаешь, мне кажется, что он… очень несчастный человек, мне его жалко.

— Так, сделаем пометку в Великой книге судеб: «Доброта и сострадание — в наличии. Бескорыстие — в наличии». Удивительно: в такой семье — такой мальчик. И почему мои помощники до сих пор не доложили о тебе?

— А у тебя есть помощники? — по-детски удивился Мишка. — Кто? Ангелы?

Мирозданье рассмеялось:

— Да кто угодно может быть моим помощником: и люди, и даже животные. У тебя собака или кошка есть?

— Родители не разрешают, — вздохнул Мишка. — Я как-то принес котенка, а мама велела выкинуть, еле уговорил няню: она взяла его себе.

— Любой может стать моим помощником, — продолжало Мирозданье. — Вот, твоя няня когда-то была, пока не затянула ее бытовая суета сует. Думаю все же, что добро у тебя — от нее. А может, ты от природы такой… Впрочем, неважно. Во всей этой генетике и психологии — что там у человека врожденное, что приобретенное — даже ученые разобраться не могут. Темный лес!

— Тетка говорит, что у Майи родовая травма, что мать ее даже рожать пьяная пришла, — мысль Мишки снова перешла на самую важную для него тему. — Родители меня хотят на экономический факультет в МГУ отправить. А я, ты знаешь, хочу стать врачом. Может, я сам смогу когда-нибудь Майю вылечить?!

— Может, и сможешь, — согласилось Мирозданье.

— Только мама кричит, что не переживет, если я пойду в медицинский, — Мишке, видимо, надо было кому-то выговориться. — Она говорит, что все врачи — «нищеброды». И что, если я ослушаюсь отца, тот меня лишит всего. Мама тоже отца боится.

— Так, значит, отца все боятся. И все равно ты готов потратить эти деньги по-своему!

— Да! Вот только знаешь, я переживаю: а вдруг это нечестно?! Все же это — деньги отца. Может, просто вернуть их ему — и пойти самому зарабатывать после 9 класса? Ну, ведь есть же ребята, которые учатся и работают.

— Ага, еще и совесть в наличии. Запишем! Кстати, о помощниках, Мишка. Ты вполне сам можешь стать моим помощником, если захочешь.

— Правда? — оживился Мишка. — А как это?

— Со временем поймешь, ничего хитрого тут нет! Без помощников мне не управиться. Это только люди думают: сидит бог на небесах — и слышит все их молитвы одновременно.

Мальчик кивнул:

— Да, Майя верит в бога, ходит с теткой в церковь. А я вот думаю: если бы бог был, разве был бы на земле голод и войны? Разве были бы газовые камеры Освенцима и разве сгорели бы заживо дети в Кемерово?

Мирозданье тоже, вроде бы, кивнуло:

— Эта давняя проблема, она называется теодицея. Оправдание бога. Люди пытаются понять, как на земле возможно зло, если бог добр и всемогущ.

— Вот-вот, — подтвердил мальчик. — Я вообще материалист! Наши ребята верят во всякую чушь: пытаются вызвать духов, Пиковую даму, Чарли. Некоторые вообще пытаются вызвать Сатану. А я считаю: все это вздор.

— Однако сейчас ты говоришь с Мирозданьем, — с улыбкой напомнил собеседник. — И хочешь стать волшебником.

Мальчик смутился.

— Ничего, Мишка, мир полон противоречий. Итак, что мы имеем? «Скромность, интеллект, добро, сострадание, совесть», — зачитал его собеседник. Полный комплект для волшебника. Не хватает, правда, кое-чего… Но я тебе это подарю

Мальчик вопросительно вскинул брови.

— Тебе нужна воля, свобода воли. Тогда ты смело сможешь делать свой выбор и идти к своей цели, что бы там ни говорили отец и мать. Пусть это будет мой тебе подарок. Держи!

Пламя в костре вдруг взметнулось вверх, будто кто-то плеснул горючего. Мальчик вздрогнул, отшатнулся — и планшет упал с его коленей на землю.

— Если бы ты знало, Мирозданье, — он вскочил на ноги, — как не нужны мне все эти дорогие игрушки! Мои одноклассники хвастаются друг перед другом гаджетами и шмотками от дорогих фирм. А у Майи нет даже необходимого. Я пытаюсь купить ей из своих карманных денег, но она отказывается. Вот и приходится приносить еду и отдавать тетке, только ведь Майе мало что достается. А когда мы идем по улице, все оглядываются и только что пальцем на нее не показывают. Почему люди такие жестокие?! В классе над ней открыто не издеваются только потому, что я обещал любому морду за нее набить, специально в каратэ для этого пошел: некоторые понимают только силу.

— Да, с волей у тебя все будет в порядке! — удовлетворенно кивнуло Мирозданье. — А теперь слушай! Я дам тебе дар волшебника!

Глаза мальчика блеснули восторгом и сумасшедшей надеждой. И тогда Мирозданье поведало ему такую притчу:

«Жил-был мудрец, которого все уважали и приходили за советом. Говорили, что он знает все. Один юноша решил посрамить мудреца, поймал бабочку и спрятал у себя между ладонями. И говорит мудрецу:

— Ты же все знаешь? Скажи, что у мен в руках — живое или мертвое?

Юноша рассуждал так: если мудрец скажет, что живое, я сожму ладони, бабочка умрет — и мудрец окажется неправ. Если же он скажет, что неживое, я открою ладони, бабочка взлетит — мудрец опять же будет неправ.

— Так скажи же, что в моих руках! — настаивал он.

Мудрец посмотрел на него и ответил:

— Всё в твоих руках!»

— Вот такая притча, мой юный друг, — подвело итог Мирозданье. — Запомни: ВСЕ В ТВОИХ РУКАХ! Так что теперь ты волшебник. Только повторяй почаще себе это заклинание: «Все в моих руках!»

— Все в моих руках! — отозвался эхом мальчик.

……………………..

Прошли годы. Молодой, но уже известный своим мастерством детский хирург Михаил Орлов только что закончил сложную операцию и теперь, после тяжелой смены сидел в пустой ординаторской: сил не было, даже чтобы одеться и пойти домой.

О нем ходили слухи, что он сын олигарха, но от родителей ушел, когда поступил в мединститут, кто-то даже говорил, что он отказался от огромных денег, подаренных отцом, и все годы учебы «пахал» санитаром в больнице. Сам Михаил на эти темы не распространялся. Достоверно было известно, что он живет от зарплаты до зарплаты и принципиально не берет денег у родителей своих маленьких пациентов, хотя от желающих оперироваться у него нет отбоя. «Вот чудак, — удивлялись некоторые коллеги. — Живет в маленькой квартирке у жены, а мог бы уже купить хоромы». Что касается родителей вылеченных им детей, то все были единодушны: доктор Орлов — волшебник.

— Докладывай! — вдруг прозвучал у него над ухом властный голос Мирозданья.

— А! Что? — Михаил начал озираться.

— Не узнал? А ведь ты — мой помощник!

Михаил понял, потер усталый лоб и пожал плечами:

— А что тут докладывать? Вот, детей оперирую. Говорят, неплохо. А у нас с Майей двойняшки, представляешь?! И еще — она теперь нормально ходит.

— Знаю-знаю, — улыбнулось мирозданье. — Еще студентом ты добился, чтобы ее прооперировал хороший врач, и потом сам выхаживал ее. Потом сделал предложение. Все знаю. Даже то, что до брака у Вас ничего не было.

Михаил слегка покраснел и смутился.

— А что ты стесняешься? По-моему, очень даже красиво и романтично. А то, знаешь, брат, надоели уже эти «свободные отношения» на каждом шагу. Я это… того… несколько старомодно и консервативно, — тут пришел черед Мирозданью смущаться. — Так ведь я же очень старо: мой возраст — вечность.

— Майя поступила на бюджет, закончила юридический, — продолжил Михаил. — С красным дипломом. Но карьеру делать не хочет — работает инспектором по делам несовершеннолетних, ей нравится. Занимается «трудными» подростками из таких примерно семей, как ее собственные родители-пьяницы или тетка. Уже не один десяток ребят с ее помощью пошел по верному пути.

Лицо Михаила светилось гордостью за любимую.

— Значит, и она — мой помощник, — подытожило Мирозданье. — Теперь будешь докладывать мне по всей форме: какому ребенку и какая моя помощь нужна. Да, и не забудь обращать внимание на добрых детей — у меня еще вечность впереди, мне всегда нужны помощники.

АИСТ-ВОЛОНТЕР И КАТЮША

Всем, кто задумывается об усыновлении, посвящается.

Днем и ночь трудятся добрые аисты: разносят младенцев по белу свету. В некоторых домах их встречают со слезами восторга, в других — со сдержанной радостью, а где-то и вовсе не рады их появлению. С ужасом смотрят бедные аисты, как матери отказываются от новорожденных младенцев прямо в роддомах, седеют от горя их черные перышки — и каждый раз, улетая и с горестью оглядываясь на горе-мамашу они от души желают, чтобы младенцу повезло — и он все же обрел однажды семью. Но — вот беда — не всегда их надежды сбываются.

Десятилетняя Катюша, ускользнув из детдомовской спальни, сидела в чуланчике при свете тусклой, засиженной мухами лампы — и с увлечением читала в сборнике сказок «Путешествие Нильса с дикими гусями». Возможно, она уже переросла столь детские книжки, но Катюше нравились сказки, воображение переносило ее в удивительный мир чудес, где добро всегда побеждает. Катюша, несмотря на печальную судьбу сироты, была романтиком.

«Вот бы так сесть на спину дикого гуся, — мечтала она, — и полететь на поиски мамы. Только не той, что отказалась от меня, а другой, НАСТОЯЩЕЙ МАМЫ, которая полюбит меня всем сердцем и уже никогда не бросит». Страстный читатель, девочка даже думала красивым книжным языком. Вот только, увы, понимала она, что шансов у нее никаких. Ведь берут только детей славянской внешности, а Катюша, на свою беду, была чернокожей: когда-то непутевая мать родила ее от случайной встречи с заезжим иностранцем.

Воспитатели, ободрявшие детей надеждой найти семью, глядя на Катю, только вздыхали и горестно отводили глаза: ее африканские черты лица, темная кожа и шапка черных, кучерявых волос на голове говорили сами за себя, Когда в детском доме проводили традиционный «День аиста», где желающие могли посмотреть на деток и выбрать себе сына или дочку, Катюша, умевшая и петь песни, и красиво читать стихи со сцены, замечала, как гости отводят от нее глаза, а потом, по ночам, горько рыдала в подушку.

— Мама, — молилась она про себя неведомо кому, — мама! Найди меня, пожалуйста, я прошу, я умоляю тебя! Я буду так тебя любить!

После прочтения сказочных книжек ей снились прекрасные сны, и каждом сне была она, неведомая мама — молодая и очень красивая. Насмотревшись сериалов, которые воспитатели включали для себя вместо положенных детских мультфильмов, она создала себе образ богатого дома и моложавой дамы с искусно наложенным макияжем, играющей на собственном корте в большой теннис.

Очень редко в детдоме случалось чудо: за кем-то из детей приходили родители. Провожая их глазами, Катюша искренне желала им счастья и каждый раз представляла себе тот самый богатый дом из сериалов и корт для тенниса. А потом снова горько плакала ночью — не из зависти, нет, ее доброе сердце не знало злых чувств, а просто от пронзительного, безысходного одиночества.

В этот раз, дочитав сказку о Нильсе, она на цыпочках шла через холл в спальню, как вдруг в окно постучали — как-то гулко и звонко, как будто большая птица ударяла в стекло клювом. Катюша вздрогнула, осторожно подошла к окну и отодвинула занавеску.

На перилах балкона сидел большой аист. Он приветливо покивал головой и махнул крылом, словно просил впустить ее. Катюша отворила окно.

— Здравствуй! — приветливо сказал аист.

Катюша отпрянула от неожиданности, потом решила, что она спит — и все это ей просто снится.

Аист достал из-под крыла очки, водрузил себе на нос и начал рассматривать Катюшу и книжку у нее подмышкой. Потом почистил клювом несколько седых перышек, спрятал очки и склонил голову набок:

— Полетели! — сказал он. — Правда, ты уже большая, а я староват, силы уже не те. Я, пожалуй, не понесу тебя в клюве, а посажу на спину. Идет?

— А куда мы полетим? — осторожно спросила Катюша.

— Будем искать тебе маму. Видишь ли, нам положено разносить младенцев. Это наша, так сказать, основная работа. Но я волонтер. Аисты-волонтеры могут по желанию прилетать в детские дома. Только, знаешь, — аист вздохнул, — маловато среди нас волонтеров: устаем на работе, да и семья есть у каждого.

Аист производил впечатление степенности и солидности. Да и очки придавали ему очень серьезный вид. Катюша осторожно погладила его длинную шею.

— К нам в детский дом приезжали волонтеры, — сказала девочка. — Они добрые, делали всем девочкам красивые прически ко Дню аиста. Только мне не смогли сделать прическу, — она указала на свои жесткие кудряшки. — Я пела со сцены песенку, которую сочинила для мамы, только… только никто на меня даже не посмотрел.

— Да, все хотят блондинов с голубыми газами, — сказал аист с видом бывалого знатока. — Но мы с тобой поищем. Вся ночь у нас впереди. Самое лучшее время для поиска мамы.

— Почему? — спросила Катюша.

— Ночь — волшебное время, ночью люди доверяют друг другу самые сокровенные мысли, ведут самые задушевные разговоры. Если внимательно слушать ночь, можно многое узнать. Полетели!

Ксюша осторожно села на спину аиста и он, тяжело взмахнув крыльями, взмыл в ночное небо над городом.

— Спой мне свою песенку для мамы, — попросил аист.

И девочка запела тоненьким голоском:

— Мамочка, я тебя люблю!

Мама, ты самая лучшая на свете!

Как я люблю тебя, мама!

Мамочка моя!

Песня была не в рифму, но мелодия оказалась приятной на слух, да и голос у Катющи был неплохой, звонкий, как колокольчик.

Они покружили над красивым трехэтажным коттеджем. Все здесь дышало роскошью — и сам дом, и ухоженный сад с умело подстриженными деревьями, и теннисный корт. Сердце Катюши учащенно забилось. А из окна доносились два голоса — разговаривали женщина и мужчина.

— Ты была сегодня у врача? — спросил мужской голос. — Что он тебе сказал?

— Сказал, что нужно лечиться дальше, — голосом, дрожащим от подступивших слез, отвечала женщина. — Милый, неужели у нас никогда не будет ребенка?

— Ты сама виновата, незачем было делать тот аборт! — резко, почти грубо ответил мужчина.

Послышались рыдания. Аист подлетел к окну и постучал клювом. Женщина подняла к ним заплаканное лицо, потом переглянулась с мужем. Тот жестко сжал губы и резко задернул дорогие портьеры. Аист снова взмыл в небо. У Катюши упало сердце.

— Поищем еще, мы только начали, — утешительно сказал аист. — В прошлом месяце я уже нашел семью для двоих детей — братика и сестренки.

— Они ведь не были чернокожими, — горестно откликнулась Катюша.

Крылья аиста сильными взмахами несли их вперед. Где-то внизу замяукали кошки. Аист спустился вниз, где миловидная женщина средних лет кормила бездомных кошек возле подъезда.

— Кис-кис-кис, — ворковала она ласково, — кушайте на здоровье! Никого у меня нет, кроме вас, мои пушистики. Даже ребеночка для себя не родила.

Аист величественно уселся прямо перед ней. Кошки испуганно зашипели.

— Нет-нет-нет! — замахала руками женщина. — Взять ребенка — это же такая ответственность! Нет, я не готова, — и она поспешно зашла в подъезд, закрыв за собой тяжелую дверь с кодовым замком.

Катюша вжала голову в плечи:

— Я ей не понравилась, потому что негритянка!

Аист покачал головой:

— Да она и разглядеть-то тебя не успела, сразу убежала. Нет, она, и правда, не готова.

Следующим был балкон высотного дома. Там тоже беседовали муж и жена. Женщина с горечью делилась с мужем, что ЭКО опять не дало результатов.

— Может, уде хватит? — участливо спрашивал муж. — Мы сделали столько попыток — и все безуспешно. Может, усыновим ребенка из детского дома?

Аист встрепенулся и начал стучать в окно клювом.

— Да ты что?! — резко вскинулась женщина. — У детдомовцев такая плохая наследственность! Они все вырастают умственно отсталыми, а потом спиваются…

Катя хотела из всех сил закричать, что это неправда, рассказать, как много книжек она прочитала, спеть свою песенку.

Но женщина смотрела сквозь нее и повторяла, как мантру:

— Нет, только не усыновлять. Сделаем еще ЭКО.

— Но у нас нет больше денег, мы все потратила на эти бессмысленные попытки! Подумай, любимая, если мы возьмем сироту, то подарим несчастному ребенку семью!

— Возьмем кредит, — упрямо твердила женщина. — Может быть, следующая попытка будет удачной…

Аист снова поднял Катюшу в воздух. Они видели молодую женщину, которую бросил муж из-за того, что она бесплодна. Женщина смотрела с балкона и от отчаяния думала о том, чтобы спрыгнуть вниз. Но, едва взглянув на Катюшу, она брезгливо поморщилась: негритоска, фу!

Они видели пару, уже собравшую документы на усыновление. Но эти люди желали только младенца. «Мы будем имитировать беременность, — мечтали они. — И никто даже не догадается, что ребенок приемный».

Они долго смотрели на скорбящую, потерявшую единственного сына. Та стояла перед иконами и сквозь слезы молилась. Аист постучал в ее окно. Но она отрицательно покачала головой.

Целую ночь они кружились над городом, заглядывая в окна. Они увидели даже семью, где муж был чернокожим, а жена — белой. На ковре играл чудесный темнокожий мальчик.

— Почему бы нам не усыновить ребенка из детского дома? — вслух размышляла женщина. — Мы обеспечены, вполне сможем воспитать еще одного.