Бесплатный фрагмент - Мини-поэмы

Стрелка

Вызов

Ушли как последние твари,

Умылись кровянкой и ладно,

А гопников наглые хари

Во след ухмылялись злорадно.

Казалось, протест невозможен:

Утрите терпилы сопелки.

Но им матч-реванш был предложен

И место для яростной стрелки,

Забздело крикливое кодло,

Дошло до урода что биться

Мы будем открыто, не подло,

Что кровь не простая водица.

И гопа, дрожа, предложила

Махаться без бит, без кастетов,

Используя мускулов силу,

Без перьев и острых предметов.

Встреча

Весенний парк благоухал

Сияло солнышко над Невкой,

А я, засунув страх в анал,

Спешил на пляж с какой-то девкой.

Её случайно подхватил

С вполне конкретной установкой:

Чтоб стресс немного отступил

Пред кровавой потасовкой.

Но стресс, увы, не отступил.

Деваха что-то лепетала.

А я спешил по мере сил

Добавить в голосе металла.

Стычка

На пустынном пляже

Встретились две стаи.

Снег уже растаял,

Лужи вкривь и вкось

С рёвом, матом, свистом

Закружилась драка

Но «поставить раком»

Нас не удалось.

Подлые дешёвки

Отступили к роще

Пацаны не ропща

К Невке поплелись

Чтоб обмыть мордасы

Синяки и раны

А затем в стаканы

Кое-что налить.

Дева охватила

Нежными руками

Стала мне духами

Ранки прижигать

«Как зовут, сестрёнка?»

«Длинно — Серафима

Можешь просто Сима

Звать и величать»

Серафима

Ах, дева Серафима

Ну не совсем что б дева!

Но молода, красива

И есть на что взглянуть.

Душа её ранима.

Наивная как Ева.

У Бога просит ксиву,

Чтоб встать на верный путь.

Напрасно, Серафима,

Ты отрываешь Бога

От дел его вселенских,

Напрасно помощь ждёшь.

Промчится счастье мимо,

И будет жизнь убога

Без чар, без вальсов венских.

Смирение — это ложь.

Единожды живём мы.

Не надо плоть тиранить.

Диетой, воздержанием,

Не стоит хмурить бровь.

Пусть манит непутёвых

Веселия фонтаны,

Шампанское, компании

И жаркая любовь!

Звезда

Поэзия не в моде

Почти никто стихов не покупает.

Стоят на полках редкие издания.

И хоть бы хны! На Блока — ноль внимания!

И поэтесс любовные признания

Простых людей совсем не привлекают.

Что с публикой случилось? Люди пресны.

Куда исчезли девы-истерички,

Которые в метро и электричках

Стихов машинописные странички

Желающим вручали безвозмездно.

Серебряного века менестрели

Вручили эстафету Евтушенкам,

А те, создав советские нетленки,

Сняв с премий сладостные пенки,

Взрастить себе замену не сумели.

А стихи пишут

А стихи, конечно, люди пишут.

Всё ж совсем реформы чувства не убили.

Натворили виршей выше крыши

Про теперешние небыли и были.

Поздравления, шутки и приветы

Ну, а больше про любовь, про дивны очи.

Вот и Вася пишет про рассветы

Наступающие после бурной ночи.

Потрясли Василия ни перси,

Ни глаза возлюбленной, ни бёдра

Потрясло обилие разных версий

Чудность поз и дух стабильно бодрый.

Стихи не всем по вкусу

Корпел Василий над стихом

Томился творческою мукой

Но получалась у него

Обыкновенная вампука:

«Твои глаза как два стекла,

А груди –жаркие вулканы.

Бесцельна жизнь моя текла,

В башке роились тараканы.

Но ты возникла как мираж,

Как алый мак в пустыне снежно.

И колотил меня мандраж,

Когда снимал с тебя одежды.

Ты мой маяк, моя звезда.

Ты солнца луч и мёда сладость.

Ты счастье мне даёшь всегда

И упоительную радость.»

Парнишка стих переписал

И девушке вручил хорошей,

Но он нечаянно узнал,

Что в унитаз тот стих был брошен.

Развязка

Завял Васёк. Обида вмиг

Его всего заполонила.

И дух погас, и стих поник,

И злость сознанье заслонила.

Обиду он уймёт сполна,

И с девой он поступит жутко,

Когда узнает, что она

Была вокзальной проституткой.

Художник

Богу богово

Вот художник Воробей

(а по-польски Wrobel)

не писал простых людей.

Лики высшей пробы

на заветные места

малевал успешно:

Богородицу, Христа,

ангелов, конечно.

Стены киевских церквей

расписал как надо.

От церковных от властей

получил награду.

Чтоб скорее отойти

от духовной темы,

проложил чудак пути

в мутный мир богемы.

В Париже

Покуролесив в Киеве прилично,

отправился художник за границу,

где жил себе разгульно, хаотично,

Меняя государства и столицы.

Париж очаровал его мгновенно.

Вино и секс, рулетка и курильни

(в компании певичек непременно)

его преобразили очень сильно.

Он стал беспечен, с скромностью не знался,

Забросил мастихины, кисти, краски.

Зато кутил и радостно включался

в случайные контакты без опаски.

Когда же опустели все карманы

и разом отвалили все чудачки,

убрался он в российские туманы

с подхваченной французскою болячкой.

Женитьба

Дождь совсем обнаглел,

без конца поливал.

Вдрызг пропахли бензином туманы.

Но художник дождей

просто не замечал:

он безумно влюбился в сопрано.

В Мариинке она

гордой примой была,

воздыхателей прочь отшивала.

Но художник был твёрд.

Он прилип как смола,

и красавица не устояла.

Свадьба просто восторг,

а венчанье вдвойне,

в православном соборе в Женеве.

Страсть испили, как грог,

молодые вполне,

подражая Адаму и Еве.

И хоть муж часто пил,

а супруга в летах, (28 лет)

молодые друг друга любили.

Шли по жизни легко,

и летели года

в романтическом шарме и стиле.

Депрессия

Свет жизни угас на заре.

Сыночка-отрады не стало.

Мороз лютовал на дворе.

Отчаянье душу сковало.

Депрессия руку и кисть

отняла от светлых созданий.

По мрачным холстам понеслись

печали, сомненья, страданья

Там яростных красок пожар,

там демоны в тяжком раздумье.

Не вынес художник удар.

Его поразило безумье.

Лечение не помогло.

Упор на покой и прогулки.

И стали приютом его

различные частные дурки.

Художник был жизни не рад:

его обуял повсеместно

не только душевный распад,

но также распад и телесный.

Конец

Поразила спирохета мозг спинной.

Слепота художника накрыла.

Скрылся мир за чёрною стеной.

Стала жизнь ненужной и немилой.

Вышел он на улицу нагим,

на морозе постоял в охотку.

За неделю рассчиталась с ним

стерва, скоротечная чахотка.

Память

В столичных музеях картины висят.

Народ перед ними толпится.

Сурово с картин на туристов глядят

нездешние странные лица.

Со временем краски темнеют, увы.

И лица хмуреют отчасти.

Но будет всегда будоражить умы

над бездною демон сидящий.

Эдельвейс

1

Юные швейцарки красотой не блещут.

Может климат горный действует на них.

Там де факто много незамужних женщин.

Там на двух красоток лишь один жених.

Нет! Мужчин в кантонах очень даже много,

Но они активны. Дома не сидят.

Дома нет работы. Манит их дорога.

На пути встречают множество девчат.

Русских, украинок, немок, итальянок.

Девушек красивых много в мире есть.

Вплоть до экзотичных, жарких бразильянок,

Сдержанных японок. Всех не перечесть.

Попадая в сети дев и Гименея,

Для парней горячих выбора и нет.

Иностранок ценят, от любви балдея,

Напрочь отвергая местный контингент.

А швейцарок очень любят азиаты,

Негры и латинос. Чтят не без надежд.

И спешат из школы чёрные ребятки,

Девочки глазастые с кожей цвета беж

2

В киргизских горах не цветёт эдельвейс.

В ущельях не стонут альпхорны.

Кругом всё гранит и конечно же гнейс,

Но нет настоящих уборных.

Направил наследника местный богач

На год поучится в Европе.

Мол, сколько же можно с отарой топтать

Тернистые горные тропы.

Швейцарские горы отнюдь не Памир,

Но девушки просто отрада.

Киргиз окунулся в неведомый мир,

Где девичья страсть как награда.

Цепочки событий, мелькания дел

Закончились свадьбою яркой.

И страстный киргиз через год улетел

На родину с юной швейцаркой.

3

И совсем не в радость жить по шариату.

И совсем не в радость свёкру ноги мыть.

Ублажать свекровку, и любить как брата

Деверя дурного. Скромно есть и пить.

Плов хватать руками. Крадучись — до ветра.

И решила дева в Казахстан бежать.

Благо это рядом. Двадцать километров.

Хватит быть рабою, мучаться страдать.

Тайно тёмной ночью на велосипеде

В путь пустилась дева в полной темноте.

После нервной гонии, в солнечном рассвете

Спешилась беглянка прям в Алма Ате.

Помогли в торгпредстве ей билет оформить

На воздушный лайнер рейсом до Москвы.

Дева, очевидно, долго будет помнить

Это приключенье, грустное увы.

4

Позор всей семье и позор всему роду!

Старейшины в гневе. В тревоге народ.

Решенье одно. Его приняли с ходу:

«Преступнице — смерть! Пусть супруг изберёт

Огнём иль ножом покарать негодяйку.»

Собрали киргиза в далёкий вояж.

Канистру бензина и нож без утайки

Отец поместил в небольшой саквояж.

Наивные люди: багаж неуместен.

Контроль не пропустит оружье в руке.

Решив: то что нужно он купит на месте,

Отправился мститель в полёт налегке.

5

Едва дождав прибытья рейса,

К супругу бросилась швейцарка.

И поцелуй дополнил жаркий

Букетик белых эдельвейсов.

А Цюрих цвёл погодой ясной.

Сияло солнышко приветно…

Киргиз остался беззаветно

С женой в Швейцарии прекрасной..

У Смирнова проблема

Беда

В нелюдных переулках

(не видели б отцы)

гоняли на «снегурках»

лихие огольцы.

На валенки верёвкой

коньки крепили в миг

и зацеплялись ловко

за каждый грузовик.

Вот это физкультура!

Надежда лишь на крюк

из крепкой арматуры

да на закрытый люк.

А люки открывали

чтоб снег туда сгребать

и часто забывали

ловушки закрывать.

В такую вот ловушку

влетел Смирнов Иван.

Отпали покатушки —

калекой стал пацан.

Стресс

Над сыночком Ванечкой

мамочка тряслась.

Мармелад и прянички

и другая сласть

всё ему болезному,

всё ему, а он

жизнью бесполезною

очень удручен,

был когда соклассники

мчались на каток,

делали гимнастику

в физкультурныый урок.

Или милых девочек

увлекали в вальс

В общем мимо Ванюшки

сволочь-жизнь неслась.

Но зато отличником

слыл Иван Смирнов.

Помогать дебильщикам

был всегда готов.

В шахматных сражениях

верный чемпион

Слава, уважение

честь со всех сторон.

Почему же Ванечка

мрачным был всегда?

И какая Ванечку

встретила беда?

Охламоном стал почти,

зол и нелюдим,

потому что девочки

не дружили с ним.

Вот уж у товарищей

крали завелись

Высох Ваня как Кащей.

Злись или не злись

у хромого юноши

нет надежд на секс.

Грусть добралась до души.

Ум кошмарил стресс.

Не в радость

Добровольцами в пекло пошли

в день, когда разразилась война,

навалялись в грязищи, в пыли

нахлебались кровищи сполна.

комсомольцы великой страны,

заслонив Мать-отчизну собой

Они были присяге верны верны,

и никто не вернулся домой.

Наступила для Вани лафа,

хоть хромой, но у баб нарасхват.

И к чему здесь пустые слова?

Секс есть секс. Ну и кто виноват?

Ваня снова в депрессию впал.

Ему чужд стал душевный покой.

Он бы обе ноги откромсал,

лишь бы парни вернулись домой!

Ленинградские дети

1 Канун

Осень 41-го была в Ленингараде на удивление ласковой. Садовники срезали цветы и дарили их детям

В оранжевую осень у города отгул.

Не видно вспышек молний, не слышен грома гул.

Не рвут ветра рекламу, не бесится Нева.

В заливе штиль и чайки, в тумане острова.

Оранжевые листья, оранжевый  закат.

И в очагах, и в яслях замолкнул смех  ребят.

Луна над Ленинградом печалью налилась.

В оранжевую осень блокада началась

2. О тревоге

В первые месяцы блокады ленинградцы ещё спускались по тревоге в бомбоубежища. А зимой 42-го сил спускаться уже не было

Взвыли сирены.

Люди все в подвалы.

Быстро по ступеням.

Дети в одеялах,

женщины кто в чём.

Дрогнули плиты.

У детей глазёнки

Ужасом налиты.

Сыплется щебёнка

вместе с кирпичом.

Взвинчены нервы.

Все на пределе.

В темном подвале, где холод и лёд,

С жуткой улыбкой

Мальчик на скрипке

Моцартом струны скрипичные рвёт

Выжил мальчишка и стал скрипачом.

Слава, гастроли, награды, почёт.

Скрипка всех властно за сердце берёт.

Чудо-смычку вроде всё нипочём.

Чисто колдун этот странный скрипач!

Так отчего эти стоны и плач?

Правда проста, но не знает народ:

В скрипке под декой блокада живёт.

3.Об эвакуации детей

Только за 1941 год из Ленинграда через Ладогу было эвакуировано более 130 000 детей. От последствий дистрофии умирал каждый четвёртый ребёнок

Снег, как крупа по глазам.

Полынья чуть парит.

Дал шофёр наугад по газам.

Лед под машиной трещит.

Кузов полон детей.

Все без мам,

Но никто не пищит.

Ночь негодяйка светит лунищей.

Вот уже бомбы отчаянно свищут.

Негде укрыться лёд и вода.

Как бы на дно не уйти навсегда.

Твердь, как спасение от бед.

Берег дальний зовет.

Полосой разливается свет.

Стоп! Жуть уже вдалеке.

Из кабины шофёр выпал вон

С злым осколком в руке.

Люди спешат оделить детей пищей.

Вроде спаслись. Но за утлое днище

Смерть уцепилась. Не отстает.

Каждый четвертый из деток умрёт.

4. О материнской любви, которая была не на ползу детям

Зенитки на Марсовом поле стучали.

Лучи рассекали блокадное небо.

Железные крыши от боли стонали.

Детишки просили у мамочек хлеба.

И матери  жизнь отрывали для крошек,

А крошки без мам, как цветы  погибали,

Обняв своих мишек, солдат и матрешек,

Кто в детской кроватке, кто в темном подвале.

5.О страшной трагедии трудно говорить, но говорить нужно!

Трупы в машины несли, как дрова.

Рвы не копали, взрывчаткой взрывали.

В каждой квартире покойник иль два,

В каждой парадной и в каждом подвале.

Плакали ангелы, сжался    астрал

(Не было раньше страшней лихолетья).

Город горел, а народ умирал,

Страшной и долгой мучительной смертью.

Дети как тени искали покой.

Тощие все и в лице без кровинки.

Тихо страдали и гибли порой.

Как под морозом младые травинки.

6. О пятнах блокады. И это жутко.

На улице узкой и ровной.

Всего-то шесть  метров иль пять.

Устроили морг районный,

Чтоб трупы с проездов убрать.

Над окнами плыл смрадный морок:

Под небом прожекторных жал

Лежало сот двадцать иль сорок.

Да кто же их бедных считал?

Шофёрам за лишнюю ходку

Назначили хлеба сто грамм,

А к хлебу давали и водку.

К теплу морг убрали, но там

Беззвучно проходит старушка

С  пустою авоськой а руке,

Вдруг в луже проступит игрушка.

Там стоны слышны вдалеке.

По стенам худым по карнизам

То вздохи, то мальчиков клич.

На веки блокадой пронизан

На Репина каждый кирпич.

7. О памяти

На кладбище старинном в Ярославле

Взлетает белый ангел тихо в небо.

Он не трубит и никого не славит.

Он просто не пускает деток в небыль,

Которых дистрофия уложила

В вместительную братскую могилу.

А в Тихвине совсем с вокзалом рядом,

Где шумно от движения и гама,

Среди огня и рвущихся снарядов

Рыдает в камне каменная мама.

Там два последних детских эшелона

Сгорели до последнего вагона.

В Лычкове после вражеской бомбежки

Над куклами, над грудой детских книжек

На проводах висели ручки, ножки

Несчастных ленинградских ребятишек.

Девчонку лижет бронзовое пламя,

А на граните мишки, катьки, вани.

Есть памятники детям ленинградским

И в Омске, в Красноярске, в Ереване

И, наконец, дельцом азербайджанским (больше некому)

Им в Петербурге памятник поставлен..

Там четверо детей по плитам гулким

Как будто вышли утром на прогулку.

7. О Родине-матери

Искала девочка в сирени

Частичку счастья своего,

Но взвыли адские  сирены

И не осталось ничего.

Ни мира, ни цветов, ни счастья

Ни даже девочки самой...

Набив   кладбищенские пасти

Костями , тленом и золой.

Прошлись бульдозеры, трамбуя

Детей, дистрофиков, как грязь.

И полнотелая статУя,

Гирляндой медной салютуя,

Над миром скорби вознеслась.

И где ж была ты Мать-Россия?

Как так случилось, так стряслось,

Что на снега, на мостовые,

Пол Ленинграда улеглось?

8. Мечта о памятнике детям блокады

     Аметистовый дым то сиренев, то желт.

     Человечьи ошметки под цвет родонита.

     В злых рубиновых бликах нетающий лед

     Хрусталем холодит сидеву лазурита.

     На обломках коричневых яшмовых плит,

     Не надеясь увидеть желанное лето.

     Обреченно нефритовый мальчик стоит

      За кольцом беломраморных полу скелетов.

     И чугунные лапы сплетаются в круг:

    Враг есть враг, и осада всегда есть осада.

     Где же лучший был Друг? Ведь блокада не вдруг

     Придушила несчастных детей Ленинграда…

    Храм одел малахит  из демидовских шахт,

    А внутри не алтарь и не в свечечках зальчик.

    Многоцветный  кошмар и руины, и прах,

    И, как боль ленинградцев, нефритовый мальчик.

Дарий на коне