Бесплатный фрагмент - Милая Мия. Противостояние

Глава 1 
И снова в школу

«А всё же я хороша!» — думала Кира, проходясь по густым каштановым волосам с выгоревшими на солнце рыжими прядями.

С другого конца зеркала на неё смотрела уже не девочка, нет, как минимум симпатичный подросток. Да, она уже взрослая, летом ей исполнилось тринадцать. К тому же она наконец начала себе нравиться. И непонятно было, в чём тут дело: то ли ей очень шёл загар, и глаза стали сиять ярче, то ли черты лица стали взрослее — ушла детская наивность, появилась уверенность в собственных силах. В общем, она себе нравилась. А это главное. Но в школу всё равно идти не хотелось.

— Кира, ты готова? — за спиной раздался голос мамы, в котором уже слышались нотки раздражения.

— Да-да, мамуль, иду.

— Не забудь достать букет из вазы, — в дверном проходе появилась мама, спешно надевая часы.

«Почему надо обязательно дарить цветы этим учителям? Они этого совсем не заслуживают. Вот например в соседней школе передают все деньги за цветы в помощь детям. Почему у них такого нет?» — подумала Кира, а вслух, чтобы задобрить маму, крикнула: — Шикарный букет! — и, нырнув в нежные лепестки лилий, неожиданно чихнула от попавшей в нос пыльцы, продолжая тихо бурчать: — Лучше бы себе его оставили.

Затем, бросив последний взгляд в зеркало и поправляя юбку, поспешила к выходу. Там уже её ждала мама, с осуждающим выражением лица нетерпеливо позвякивая ключами.

— Бегу-бегу, — вздохнула Кира, проходя мимо неё.

Выйдя на улицу, они сразу окунулись в оживлённый поток людей, спешащих кто куда: на работу или, так же как и Кира с мамой, с цветами в школу.

«Почему мы сами, да ещё и с улыбками, идём к волку в пасть, на эту каторгу, аж злость берёт», — негодовала про себя Кира. Однако всеобщее возбуждение, волнение и даже что-то, отдалённо напоминающее радость, присутствующее в воздухе, передалось и ей, и вскоре она уже думала иначе: «С другой стороны, наверное, интересно будет на других посмотреть и себя показать».

И занятая своими размышлениями, Кира не заметила, как очутилась на школьном дворе. Пробираясь за мамой через толпу вымученно-радостных товарищей по несчастью, она почему-то думала о море и жёлтом песке, и навязчивый неразрешимый вопрос крутился в её голове: «Почему же, о господи, так быстро пролетели каникулы — счастливое время безграничного веселья и ничегонеделания?!»

Но мамин голос быстро вернул её в реальность:

— Ну вот, вроде бы вижу табличку вашего класса. У вас же 6 «В»? — не дожидаясь от Киры ответной реакции, она продолжала говорить и дальше: — Да, точно, вот же ваша Зоя… Не пойму только, она причёску поменяла или что?

Подойдя к толпе Кириных одноклассников, мама радостно защебетала сначала с классной, а потом и со знакомыми девочками и мальчиками:

— Как вы все повзрослели, похорошели! А Маша как выросла! Выше всех стала, наверное, в классе.

Девочки жеманно изображали смущение, хотя кто их знает, может и правда смутились. Мама же у неё такая, кого хочешь смутит.

— А что это с Семёновой такое творится? — наклонившись, шепнула она дочке на ухо. — С таким цветом волос в школу?! Не рановато ли она начала..?

Что там начала Семёнова, Кира так и не успела дослушать, так как некто, проводящий школьную линейку, не видимый и не слышимый простым людям, дал знак, понятный только классным руководителям, и Зоя Александровна стала строить всех по парам, решительно и быстро пихнув Киру к Лерке. И толпа понесла их вместе со всеми сначала слушать стихи первоклассников («Бедные дети! Они ещё не знают, что их ждёт!»), потом смотреть выступление школьного ансамбля и внимать речи директора. «Боже мой, кто слушает этого директора?! Зачем всё это? Ненавижу эти линейки!» Снова заиграла музыка, послышались аплодисменты.

Опомнилась она, когда сидела за партой на традиционном классном часе. Но полностью прийти в себя удалось только на перемене. Хорошо, бежать никуда не надо: следующий урок был хоть и профильным, но проходил здесь же, у Зои Александровны. Кира сидела за партой и с интересом оглядывала одноклассников. Внезапно взгляд остановился на темноволосом незнакомом мальчишке, сидевшем вполоборота к ней. «Новенький, значит, — решила Кира. — А это событие! Давненько в нашем классе не было новеньких. Незавидная же у него участь, ведь у нас не жалуют даже стареньких… И почему я его сразу не заметила? Да и что там можно было заметить? Меня как будто саму внесли в кабинет».

Неожиданно он развернулся и посмотрел на Киру в упор. Пришлось тут же изобразить скучающий вид, с интересом уставившись на свои туфли.

«А он ничего, симпатичный», — оценила Кира, исподтишка продолжая разглядывать его. И тут она почему-то вспомнила Мию, которая тоже когда-то была новенькой, хотя и не в их классе. И как же Кире тогда повезло, что Мия познакомилась именно с ней. Да, она прибежала рыдать в школьный туалет по какому-то дурацкому поводу и… Прозвеневший звонок отвлёк её от воспоминаний, но Кира, бросив последний взгляд в сторону мальчика, почему-то прониклась к тому беспричинной симпатией.

После второго урока они распрощались с классной и отправились в кабинет русского и литературы. Русичка Ольга Викторовна, как обычно, отсутствовала.

Свалив в кучу портфели, класс разбился по группам. Народ делился летними впечатлениями, а у кого их не было — сплетнями. И только Кира и новенький остались в стороне от весёлой тусовки, и почему-то оказались друг напротив друга, одиноко подпирая похожие на больничные серые стены.

Лерка и другие девочки были любезны с ней только в присутствии мамы. Сейчас же все, как обычно, делали вид, что не замечают её. Кира, конечно, могла бы подойти к ним и сама, но во-первых, это нужно было делать сразу, а она замешкалась, и теперь поздно; а во-вторых, гордость с самолюбием не позволяли сделать это в принципе.

Рядом с новеньким стояла группа Артёма Льдова. У них с Вероничкой был в классе почти один и тот же статус. Крутые, короче. Около него, дружески пихаясь, бравировали Михайловский с Покровским. Артём и Валерка Князев, хлопая друг друга по плечу, нарочито громко смеялись, будто желая показать незнакомцу, что он изгой, и вызвать у него стойкое желание удостоиться чести стоять рядом с ними, попасть к ним в компанию. Группа девчонок делала то же самое. И это сближало Киру с новеньким.

Тут мимо неё проплыла Вероничка. Локоны её лежали в умопомрачительно идеальном порядке, стильная форма сидела как влитая, и вся она была безупречна хороша. Мальчишки восхищённо свистели ей вслед. И Кира завистливо подумала, что она и вправду ну очень уж красивая. Прям–таки раздражающе и неприлично!

— Козлов, пачку закрой, а то губа нижняя отсохнет, — отчеканила Вероника, окинув его сверху вниз уничтожающим взглядом.

Раздалось улюлюканье, пара одобрительных смешков. И тут же королеву класса окружил плотным кольцом верный круг её подданных.

«Подхалимки!» — презрительно фыркнула Кира, но где-то очень глубоко в душе ей хотелось примкнуть к этому празднику жизни, а не стоять здесь в полном одиночестве и фыркать. Всё-таки у Веронички есть чему поучиться. Подаёт себя как королева, и ничего с этим не сделаешь. У Киры так в жизни никогда не получится: «Закрой пачку, Козлов…» Вот это характер! Ну ещё, конечно, внешность.

Буквально какой-то час назад Кира казалась себе красивой, умной, смелой. Сейчас же всё улетучилось. Слыша смех соседней девчачьей тусовки, Кира всё больше и больше съёживалась и всё сильнее и сильнее чувствовала своё одиночество. Захотелось стать невидимкой, исчезнуть, испариться из ненавистного класса, школы. Но нельзя, невозможно. И от этого «невозможно» становилось ещё ужаснее. Особенно если учесть, что учёба её в этих стенах только начиналась.

Вероника что-то бурно рассказывала, изысканным жестом отстраняя от лица белокурые пряди, выбивающиеся из причёски, потом достала телефон, наверное, чтобы показать новые фото со своего шикарного отдыха. Но фотографии тут же отошли на задний план. Всеобщее внимание поглотил телефон, конечно, последней модели, украшенный по-королевски: чехлом со стразами Сваровски.

— Ох, Вероника! Это супер! Последняя версия?! Можно посмотреть?

— А можно мне?

— Нет, я первая спросила!

— Девочки, не ссорьтесь, вы все успеете посмотреть, — с царственным великодушием разрешила ситуацию Вероника.

Кира уже просто физически не могла выносить этот спектакль. До конца перемены оставалось каких-то три минуты, уходить не имело смысла, но и слушать это было невозможно. И вдруг она, сама от себя не ожидая, направилась к новенькому, который, присев на корточки, оживлённо нажимал пальцами на дисплей своего телефона.

— Привет. Во что играешь? — услышала она свой непринуждённый голос, присаживаясь рядом с ним. Она сказала это так естественно, как будто они были знакомы полжизни, но она даже имени его не знала. Вот это да!

Мальчик оторвался от игры и поднял на неё глаза.

«Ого! Какие синие! Никогда не видела такого яркого цвета глаз», — подумала Кира.

В это время парнишка произнёс что-то нечленораздельное, показавшееся Кире даже оскорбительным. Она вопросительно вскинула брови, но он пояснил:

— Игра так называется, следи по губам: П-У-Б-Г… — улыбнулся он и без предисловий представился: — Кирилл.

— Кира, — машинально произнесла она, и оба почему-то рассмеялись. И тут прозвенел звонок, вместе с которым волшебным образом открылись и двери класса. Русичка Ольга Викторовна всегда совершала чудо: появлялась возле своего кабинета секунда в секунду со звонком.

Немного смущённая новым знакомством Кира, мыслями плавая где-то опять далеко, замешкалась и зашла в класс почти после всех. А стоило бы собраться! Шло распределение мест, которые закреплялись почти на год. Ведь только у классного руководителя было приоритетное право рассаживать класс по своему усмотрению, у других учителей такой прерогативы не было (либо им было всё равно, либо они смирились), но места в средней школе распределялись между учениками самостоятельно. И когда Кира осознала свою оплошность, было уже поздно: её обычное место рядом с Леркой заняла Вика Бегунова — очередная приспешница из свиты Королёвой, которую то принимали в компанию, то изгоняли. Сейчас она была милостиво принята обратно в стаю, поэтому смотрела вызывающе, что, мол, съела. Вдвойне обидно получать пинки от такой шавки. Качать права и требовать освободить место бессмысленно и глупо. Если Кира откроет рот, тут же вступится весь террариум, вон Горшкова уже всполошилась и смотрит зорким оком, готовая на всё. И потом, это просто унизительно…

Поэтому она, сделав скучающий вид, безразлично прошла мимо, двинувшись к единственной свободной парте в самом конце правого ряда. Свой портфель она бухнула на стол одновременно с… новеньким. «Опять он! Путается всё время под ногами, — раздраженно промелькнула первая мысль, но вторая мысль была уже более благожелательной: «Почему бы и нет. Почему бы и нет, когда да. У нас даже имена похожи, и мы одиночки, из неопределившихся, так что мешает объединиться? Всё лучше, чем сидеть одной». Они снова почти синхронно достали из портфелей тетради и пеналы, но у Киры, в отличие от Кирилла, был ещё и учебник. Она вопросительно уставилась на него и зашептала:

— А ты чего? Учебники не взял, что ли?

— Неа, — шепнул он и добавил: — Я вообще только позавчера узнал, что иду в эту школу.

— Ого! — то ли возмутилась, то ли восхитилась Кира. Затем, поразмышляв секунду-другую, подвинула на середину парты учебник.

— Спасибо, — шепнул Кирилл.

«Воспитанный парень, — про себя заключила Кира. — Мелочь, а приятно».

— Да, мы с семьёй как-то неожиданно здесь оказались, — после некоторого молчания продолжил Кирилл очень органично, как будто они и не прерывали беседу.

— А из какого города вы приехали? — спросила она.

— Эй, вы, на задних рядах! Почему такое оживление? — услышала Кира громкий голос русички.

— Ольга Викторовна, мы работаем над вашим заданием, — решила взять огонь на себя Кира.

— Хорошо, — протянула Ольга Викторовна, усыпляя бдительность, но тут же, изменив тональность, выдала: — Тогда озвучьте, что вы там наработали.

И подойдя ближе, воскликнула:

— О, да у нас тут новенький. Как, кстати, тебя зовут?

Кирилл представился.

— Ну что ж, встаньте, молодой человек, — проигнорировав его имя, продолжила русичка, — объясните нам разницу между языком и речью.

Кирилл даже не стушевался, спокойно встал и удивил всех своим ответом:

— Речь — это общение, а язык — свод правил, по которому происходит это общение.

— Ну что ж, неплохо, — выдавила из себя Ольга Викторовна, явно не ожидавшая от новенького вразумительного ответа, и тут же быстро переключилась на другого возмутителя спокойствия. А Кира восхитилась выдержкой парня, заулыбавшись про себя: «Вот вам. Нас голыми руками не возьмёшь». И тут же поймала на себе взгляд Веронички. Злой прищур её глаз не сулил ничего хорошего.

Глава 2 
Конфликт разгорается

Хорошо, что первого сентября уроки проходят по сокращённой программе, и этот «чудесный» день быстро завершился. Но осадок остался. Конфликт просто висел в воздухе. И как Кира ни надеялась, как ни старалась, как ни гнала от себя эти мысли, всё напрасно. От былой утренней уверенности не осталось и следа. Дома, в кругу семьи, она чувствовала себя и красивой, и хорошей, и умной. Здесь же, в стенах школы, буквально через час уже ощущала себя неуверенной дурой.

Сколько сил и труда она потратила тогда весной, чтобы заслужить одобрение одноклассников своим танцем на школьной вечеринке? Ещё ведь было и зелье от Мии. И что? Поахали, посуетились вокруг, одобрили «классный прикид», и всё. А ведь глубоко в душе Кира надеялась на другой приём. Но всё вернулось на круги своя: они либо не замечали её, либо смотрели с презрением. Она изгой! Как ни обидно это признавать — надо смотреть правде в глаза. Поэтому утром она с неохотой шла в школу. «То ли ещё будет», — говорила ей интуиция. И она её не обманула.

Травля началась уже в раздевалке.

Переобувшись, Кира отправилась в гардероб вешать мешок со сменкой. Она неожиданно почувствовала смутную тревогу, внезапное беспокойство и, резко развернувшись, столкнулась нос к носу с двумя неразлучными подружками: Машкой Горшковой и Дашкой Сидоровой. На их лицах были нескрываемые ухмылки из разряда «сейчас позабавимся». А вдалеке стояла Вероничка со своей неизменной молчаливой спутницей Настей О́синой. Они наблюдали. И Машка не подвела.

— А что это ты одна сегодня? Где же твой кавалер распрекрасный? — начала атаковать Горшкова.

— Отстань, не твоё дело, — зло буркнула Кира и попыталась пройти, но не тут-то было. Машка, выше и шире Киры в два раза, перегородила могучей грудью путь: — Не торопись, дорогуша. Мы не договорили.

— Серьёзно? — бросила Кира с вызовом.

— Серьёзно, — тявкнула молчавшая до этого момента Дашка и, подобострастно поглядывая на Машку, растянула губы в хитрой улыбке.

От двойного натиска Кире стало не по себе. Тем более краем глаза она заметила, что за ними наблюдает не только Вероничка, но и добрая половина класса, включая мальчишек. И Кира начала сдавать позиции.

— Ладно, что вам надо? — тихо процедила она.

— Вот-вот. Так-то лучше. Разговаривать сначала научись, дура рыжая, — рявкнула Машка.

От возмущения у Киры начало стучать в висках. Ей хотелось вцепиться в волосы обидчицы или оскорбить в ответ. Но что-то ей подсказывало, что так делать не стоит. Она снова бросила взгляд в сторону толпы наблюдающих одноклассников и уловила на лице Козлова нескрываемое злорадство. Он ждал драки или какой-нибудь иной драматичной развязки. Рядом посмеивались Покровский с Князевым. Всем было интересно и весело. Хищники слетелись на запах крови, не думая, что они точно так же могут оказаться на её месте. Возможно, именно поэтому они с таким остервенением жаждут её крови, чтобы не пролилась их собственная. Кира читала, что в древних цивилизациях приносили жертвы богам. Как-то это там называлось… Жертвенная овца. Но нет! Ей совсем не хотелось быть такой овцой. Она должна постоять за себя. Надо срочно что-то придумать. И Кира, собрав всю свою злость, тихо выдохнула в лицо Горшковой:

— Если не отойдёшь от меня сейчас же, я всё расскажу маме. И имей в виду, она прибежит в школу через пятнадцать минут, и лично тебе не поздоровится, — конечно, это был блеф, никому она звонить не стала бы, но на войне как на войне: все средства хороши.

— Да ну… — скептически протянула Машка, но озадачилась: по её лицу было видно, что она просчитывает варианты, вспоминая, как всего лишь день назад мило улыбалась Алле Дмитриевне, и ей совсем не хотелось выглядеть плохой в глазах взрослого человека. Со взрослыми уже не будет поддержки одноклассников, тут каждый сам за себя, и ей точно достанется. В конце концов, ей это вообще не очень-то нужно!

Машка Горшкова отступила на полшага назад, и этого оказалось достаточно, чтобы Кира смогла проскочить.

Но радоваться было рано. К сожалению, наступил другой, не сокращённый день, и уроков было много. И все их предстояло выдержать. А если так всё начинается, что же будет дальше? У Киры уже дрожали руки-ноги от возмущения и негодования. Хватит ли ей сил продержаться целых шесть уроков? Она не знала…

К счастью, первым уроком была география. Евгения Николаевна — строгий, но справедливый препод. У неё нет любимчиков, она держит весь класс в напряжении, а уроки проходят в очень быстром темпе, поэтому ни у кого не остаётся времени расслабиться, а уж тем более устраивать каверзы, и Кира надеялась, что хоть здесь всё пройдёт спокойно. Но проблемы возникли ближе к концу урока. У Кирилла до сих пор не было учебников, а Евгения Николаевна дала всем письменные задания, разделив класс на первый-второй вариант, и соответственно ему достался первый, а Кире — второй. И пока они шептались, как разделить один учебник на двоих, Евгения Николаевна, ходившая по рядам, сразу вникла в суть дела.

— Новенький? Без учебников? Ну что ж, добро пожаловать в нашу школу. Но учебники нужно получить. Знаешь, где школьная библиотека? Нет? — тут она неопределённо обвела класс глазами. — Кто-нибудь хочет помочь Кириллу показать, где находится библиотека?

Неожиданно поднялся лес рук. Хотя почему же неожиданно, как раз ожидаемо. Кто хочет сидеть и работать в классе, когда можно откосить от части урока и пройтись в тишине коридора по школе, пока везде идут занятия? Это ли не счастье?!

— Хорошо, Вероника проводит тебя, — как гром среди ясного неба услышала Кира голос учительницы. Вот так новости! С чего это Вероничка решила оказать новенькому услугу? Готовит очередную подлянку? Наговорит ему с три короба про Киру, так, чтобы и он с ней не разговаривал? В этом её план?

Но как ни странно, опасения Киры не подтвердились: на следующем уроке английского Кирилл был очень приветлив и как ни в чём не бывало работал с ней в паре, помогая в трудных местах (английский он знал превосходно!).

После были уроки русского и литературы. Они тоже прошли спокойно, если не считать, что Машка постоянно шепталась с Дашкой, с которой сидела за одной партой, и кидала записки Вероничке. Ольга Викторовна даже сделала ей замечание, и Горшкова густо покраснела: не любила, когда взрослые делали ей замечание, она же хорошая.

Неприятности начались после. Кира как раз выходила из кабинета и поравнялась с Вероничкой. В глазах Королёвой было торжество, злорадство, такой малоутешительный и до боли знакомый взгляд, не предвещавший ничего хорошего. «И чего она ко мне прицепилась? Я же не сделала ей ничего плохого», — заныла про себя Кира. Она понимала, что им всё равно. Они просто нашли жертву, не такую как они, и будут издеваться, пока… не найдут другую, или она не даст им отпор. Но сколько раз она давала этот отпор, посчитать не хватит пальцев на обеих руках! И что? Какой результат? Н у л е в о й. Сопротивление раззадоривает их ещё больше. Потому что они привыкли получать удовольствие от издевательств, привыкли самоутверждаться за счёт другого. Здесь всё просто — либо тебя травят, либо травишь ты. Выбирай своё место. Она не хотела присоединяться, ей было всегда противно и немыслимо участвовать в этом, поэтому травили её.

Эх, а вот если бы у неё была сила, которую дал ей Зигор-Велес в Плантайе! Она бы быстро всех здесь «застолбенела», как тех собак и раптуса, и стояли бы они с открытыми ртами, пока уроки не закончатся, а Кира спокойно отучилась и пошла бы себе домой. Представив королеву класса с открытым ртом в немыслимо-комичной позе, Кира заулыбалась и тут же услышала:

— Слышь, ты, смех без причины…

— Ну я ж говорил, она с приветом.

— Эй, Смирнова, что ты там употребляешь?

Это Покровский с Михайловским прошли рядом, дружно гогоча.

Да! И с этими она бы тоже поработала. Так и застыли бы, чтобы мухи в рот залетали. Ладно, ещё не вечер. Но пока нужно держаться.

Последним уроком была физкультура. Ох уж эта физкультура! В прошлом году именно там она опозорилась с колготками, торчащими из штанов. Что делать — сама виновата, из-за своей забывчивости и растерянности дала этой шайке-лейке повод разгуляться. С другой стороны, нет худа без добра — благодаря этому она и познакомилась с Мией.

Оказавшись почти первой в раздевалке, Кира достала из портфеля физкультурную форму, положила её на скамейку и отправилась в туалет, но когда вернулась, то обнаружила, что пакет с формой бесследно исчез. В помещении уже было полно народу — не протолкнуться. Повсюду были разбросаны вещи, обувь, но её жёлтого пакета нигде не было. Кира в замешательстве озиралась по сторонам, беспомощно хлопая глазами. Вид у неё был, наверное, презабавный, и конечно, над ней бы в очередной раз посмеялись, но никому, походу, до неё пока не было никакого дела, даже команда Королёвой, казалось, не обращала на неё внимания: все переодевались в ускоренном темпе, ведь до начала урока оставалось каких-то пять минут.

— Куда же она подевалась, эта форма? — бурчала себе под нос Кира, заглядывая под все скамейки и проверяя пустые шкафчики.

В конце концов она дошла до Милены, которая всегда казалась Кире самой спокойной и умной девочкой в классе, но из-за малого рвения по выполнению заданий «как надо» Ольге Викторовне или Зое Александровне, а также легкомысленного отношения к оценкам, отличницей не была, но слыла серой мышью и интеллектуалкой. И вот она, переодевшись и уже закрыв свою ячейку, тихо сидела одна на скамейке, ожидая начала урока.

— Что-то потеряла? — обратилась она к Кире.

— Да, ты не видела жёлтый пакет? — пробормотала та. — Куда подевался, ума не приложу.

Милена сначала молча покачала головой, но потом, как будто что-то вспомнив, заметила:

— Знаешь, что… девчонки, — она кивнула в сторону Королёвой, — хохотали возле твоего шкафчика. Может, спросишь у них?

— Ну ты же понимаешь… — с неким осуждением начала было объяснять Кира.

— Да-да, понимаю, — сочувственно протянула Милена и, понизив голос, вдруг сообщила: — Знаешь, кажется, Горшкова куда-то выходила с этим пакетом.

Кира уставилась на Милену, будто спрашивая совета, что ей теперь делать, и та подсказала:

— Поди посмотри снаружи, может, там где валяется.

— Спасибо, — благодарно кивнула ей Кира и поспешила к выходу.

До начала урока оставалось совсем ничего. И тут неожиданно на выходе она столкнулась с Козловым, который сразу нагло осклабился. Рядом стояли Покровский с Михайловским и Князев. У Киры тут же возникло нехорошее предчувствие.

— Как, Смирнова? — масленым голосочком осведомился Козлов, изображая удивление. — Ещё не переоделась? Урок вот-вот начнётся.

Остальные ухмылялись в предвкушении.

— Не твоего ума дело, — процедила она, ясно понимая, что дело-то, скорее всего, его.

Ну а дальше пошло-поехало:

— Смирнова, а может, моего… Ты ведь, кажется, что-то ищешь? А? Что? Форма пропала? — издевался он.

Кира молчала, а Козлов продолжал кривляться:

— Так я тебе помогу. Ты спроси у меня… Гы-ы-ы… Только вежливо. Смирнова, ты умеешь вежливо? А?

Он тянул время и, видя, как нравится спектакль зрителям, — Льдов и Князев благосклонно ухмылялись, ожидая кульминации, — старался как мог, используя весь свой театральный талант.

— Ну же, чувиха, — теряя терпение, он перешёл на привычный язык, — ты ещё не одета? Игорь Борисович это не любит. У тебя, Смирнова, будут проблемы.

«Главное не нервничать, не поддаваться на его провокации. Они ведь только этого и ждут — когда я распсихуюсь, чтобы потом было что обсудить», — думала про себя Кира.

— Хорошо, Козлов, — как можно спокойнее начала она и медленно, ставя паузу после каждого слова, спросила: — Где моя форма?

— Смирнова, я же сказал, веж-ли-во, — по слогам протянул он.

— Хорошо, Никита, ты не знаешь, где моя форма? — театрально изображая мнимую покорность, пошла у него на поводу Кира, но уже понимала, что зря.

— Ба! Смирнова! Да ты, оказывается, знаешь, как меня зовут. Вот видишь, можешь же, когда захочешь.

И тут прозвенел звонок.

— Ладно, Смирнова, я сегодня добрый, — махнув рукой в сторону мужского туалета, произнёс он и, удаляясь вразвалочку вместе со всеми мальчишками в спортзал, прогоготал: — Не тормози, сникерсни!

Кира в одиночестве осталась стоять возле уборной, беспомощно и растерянно озираясь на девчонок, внезапно высыпавших из раздевалки и поспешивших на урок вслед за физруком. Из туалета нестерпимо несло, было противно даже стоять рядом, а от мысли, что нужно зайти туда, её вообще замутило. Тошнота подходила к горлу, и она не знала, что делать, как вдруг из мужской раздевалки вышел запоздавший Кирилл и в удивлении поднял брови, мол, что она тут делает.

— Эти козлы спрятали мою форму, — пояснила побледневшая Кира.

Как ни странно, он сразу понял и несмотря на то, что урок уже начался, без всяких предисловий исчез за вонючими дверями уборной. Через минуту он вышел с её жёлтым пакетом.

— Оно? — уточнил парень.

— Угу, — выдохнула с облегчением Кира. Она была немногословна, глазами выражая благодарность, лишь вслед ему прошептала: «Спасибо» и побежала переодеваться.

Глава 3 
Где же ты, Мия?

— Не плачь, милая, пожалуйста, не плачь, — тихо повторяла Мия, ласково гладя Киру по волосам.

О, этот голос она могла слушать бесконечно, он успокаивал, дарил надежду, она верила ему безгранично. Если бы только услышать его снова, но нет…

Ах, ну почему? Почему сейчас с ней нет Мии? Она всё бы пережила: все эти издевательства, школьные проблемы и прочее. Да она бы горы свернула, если бы услышала любимый голос. Но она не слышала его с той самой поры, как вернулась из Плантайи обратно в Урбанию.

Кира уже смутно помнила, что там произошло: события от их насыщенности и многочисленности слились в яркую кавалькаду образов, которые крайне сложно было выстроить в хронологическом порядке.

Например, её память совершенно не сохранила, каким образом они покинули Мегаплантис и очутились в том одиноком домике на пастбище возле Каштании. Она лежала ничком на кровати и рыдала, а Мия сидела рядом и пыталась её утешить. И Кира сквозь всхлипывания слышала голос подруги, думавшей, наверное, что она плачет от страха пережитого: «Не плачь, милая, всё закончилось». Да, она боялась, но не за себя, нет… Кира вспомнила, как, подняв красное от слёз лицо, кричала:

— Что кончилось?! Что?! Милан… Миу… Я же ему так ничего не объяснила, не сказала. Он же… он же так и остался там с этим ужасным Зигором. Он погибнет… погибнет там!

Мия ничего не отвечала, только смотрела так правильно и сочувственно, почти как мама. Как описать этот взгляд одним словом? Там была и боль, и понимание, и решимость, и спокойствие.

Вот другая картинка — Мия протягивает ей кружку с тёплым ароматным напитком и уже строгим голосом говорит:

— Выпей, нам надо торопиться. Мы не можем оставаться здесь долго. Это опасно.

Киру трезвят слова Мии. В памяти всплывает жуткий бункер, в котором она провела несколько ужасных часов. Она перестаёт плакать, поднимает голову и спрашивает:

— Куда мы теперь?

— Ты отправишься домой в Урбанию, — спокойно отвечает подруга.

— А ты? — почти с возмущением вопрошает Кира.

— Я… — мешкает Мия с ответом, будто раздумывая, — мне нужно собрать Совет наставников и… — и тут же взмахом руки прерывает себя на полуслове, торопливо меняя тему: — В любом случае здесь нам оставаться долго нельзя. Думаю, Зигор-Велес не собирается бездействовать.

— Да-да, — суетливо отвечает Кира, наконец осознавая, что им действительно грозит опасность, и снова спрашивает: — А вдруг он доберётся до нас, что тогда будет?

— Не волнуйся, — успокаивает её Мия, — ты ему не нужна, сейчас у него и без того будет полно дел. И потом, в Урбании безопасно…

— Но ты-то, ты? Ведь ему нужна ТЫ! — вспомнив про семена, кричит Кира. — Что будет с тобой?

— За меня не беспокойся, — невозмутимо отвечает подруга. — Я отправлюсь туда, где он не сможет до меня добраться.

— А Миу? Что же будет с ним? — продолжает беспокоиться Кира.

— Мы поможем ему, обещаю! Ты же знаешь, я сделаю всё, что в моих силах.

Кира прекрасно знает, что Мия сделает всё, всё возможное и невозможное. Она может! Она ведь всё-всё-всё может, эта маленькая хрупкая девочка с чёрными грустными глазами. И вдруг Кира осознаёт, что теперь её Мия останется одна, без родных и поддержки против мощного врага. Ей так страшно за подругу! Она снова предпринимает попытку:

— Я всё понимаю, но мне надо знать. Понимаешь, мне нужно, очень нужно знать, когда мы снова увидимся. Ты же вернёшься ко мне… в Урбанию?

Кира всматривается в Мию, но ничего не может понять: взгляд подруги непроницаем.

— А если со мной что-то случится? — давит Кира на слабые места.

— Хорошо, — Мия идёт на уступки, — мы будем держать с тобой связь через кольцо Милана, вот возьми, — и, протягивая Кире красивую вещицу, добавляет: — Ты оставила его в Мегаплантисе, на кушетке.

— Да, — машинально соглашается та, непроизвольно окидывая взглядом свои руки.

— Через него я смогу видеть тебя, — объясняет Мия, — и если понадобится моя помощь….

Но тут Кира возбуждённо прерывает её:

— Да, но я-то, я! Как же я смогу найти тебя, связаться с тобой?!

Она помнит то отчаяние и чувство полной беспомощности возле пустой квартиры с запиской в руке, которое её охватило тогда — ведь подруга исчезла, и Кира совершенно не знала, где её искать. Она не хотела столкнуться с этим вновь.

Однако Мия спокойно объясняет:

— Кольцом можешь воспользоваться и ты, — тут она смешно морщит носик, — но есть и сложности: нужна тренировка, с первого раза вряд ли получится но, к сожалению, у нас абсолютно нет на это времени.

— Ну дай инструкцию, — не отстаёт Кира.

— Тут нет инструкций, я сама не знаю, как это происходит. Просто смотри на кольцо и представляй меня. Импульс, поймай импульс, если сможешь. Потом всё будет происходить само по себе, но сначала нужно поймать импульс.

— Как его поймать? Как? Давай потренируемся, ну дай я попробую?! — умоляет она.

— Нет, Кира, я же сказала, нет времени, — подруга непреклонна.

Потом опять ступеньки, башня, предзакатное солнце. Мия обнимает её. В последний момент Кира всё хочет сказать ей что-то очень важное, но никак не может сформулировать мысль от переполняющих её чувств, и время упущено. Секунда-другая, и вот она уже перед картиной сундучкового города в квартире Мии в Урбании, и только запах волос, кольцо, да прозвучавшие вслед слова подруги: «Не забудь закрыть дверь перед уходом» остались с ней.

И вот после Кира почти каждый день гипнотизировала кольцо, пытаясь поймать какой-то импульс. Но как поймать то, чего не знаешь? Она помнила, что раньше хвост кота оживал и светил, как свеча, сейчас же кольцо совершенно никак не отзывалось на её посыл — это был просто мёртвый кусок метала, плотно прижатый к пальцу и не подающий никаких признаков жизни. В какой-то момент она решила, что, может быть, не стоит носить кольцо всё время, и убрала его в укромное место. Но сегодня Кира прибежала домой со стойким желанием непременно оживить его. Ей нужно, очень нужно связаться с Мией. Она ей жизненно необходима!

«Ну миленькое, ну пожалуйста, оживай! — причитала про себя Кира, снова нацепив кольцо на палец, — гори красным пламенем или синим, мне уже всё равно, гори уже каким-нибудь, только дай мне сейчас связаться с Мией, она мне очень-очень как нужна!»

Импульс. Импульс. Знать быть ещё, что это такое, этот импульс!

Сложное дело — волшебство. Даже математика проще. Сложил, вычел, получил. Ясно, чётко, логично. Сделал всё правильно, вот тебе и результат. А тут? Как воспроизвести этот импульс? Откуда? Его же даже потрогать нельзя и глазами не увидеть.

Но ей очень, очень нужна сейчас Мия, пускай бы на чуть-чуть: она просто поговорит с ней, получит совет, что делать дальше. Ведь эта Вероничка-подлюка теперь от Киры не отстанет, взялась за неё по-серьёзному: именно она устроила этот спектакль с упрятыванием спортивной формы. У Козлова просто ума не хватило бы на такое. «Повеселиться», подставив подножку, — это он может, но хитрые трюки не для него. Это под силу только такой интриганке, как Королёва.

Вообще у них в классе всегда кого-нибудь травили, называя это шуткой, ха-ха, и даже Кира однажды участвовала, понимая, что если не ты, то тебя, но было противно, очень противно, а после того как она познакомилась с Мией, поняла, что всё это неправильно. Но что делать, если ты один и вступиться за тебя некому, а тебя выбрали в жертву? Даже друзья от тебя отвернутся. Вот раньше Кира дружила с Лерой, но когда случайно или нет перешла дорогу Вероничке, Лерка, с которой они вместе с детского сада и за которую Кира всегда в огонь и в воду, взяла и переметнулась в стан врага. Потому что боится, что достанется и ей. И вроде бы стыдно и неловко, но пока они с теми, кто издевается, пока смеются вместе с толпой, они чувствуют себя немного, но в безопасности.

Причём издеваются не только над ровесниками, но и над взрослыми. Вон в прошлом году новой молодой училке по труду как досталось за то, что не оценила таланты Веронички. Королёва такое шоу устроила, что даже директор включился, чтобы защитить учительницу. И что? Наказал кто-нибудь Веронику? Нет! Она снова вышла сухой из воды, даже выговор ей не сделали.

И непонятно, почему ей всё сходит с рук. Почему её так слушают? Чем она берёт? Ну, красивая, богатые родители, опять же старший брат, известный хакер-блогер, в плюс к имиджу. Но ко всему этому она ведь жестокая, злопамятная и завистливая. Свою бывшую подругу Светку Корякину, провинившуюся из-за сущей мелочи, довела до того, что родители в середине года забрали её и перевели в другую школу. Поэтому Настя О́сина, нынешняя её подружка, ведёт себя тише воды, ниже травы, слова не вымолвит без хозяйского приказа. Безликая тень. Одевается, разговаривает, делает всё, как скажет Королёва. Ведь не дай бог раздраконить королеву класса! Страшно и подумать…

«Ах, Мия, ну ответь, пожалуйста ответь!» — шептала Кира кольцу как заклинание. Только бы услышать её голос! Ей бы сразу стало спокойно и хорошо. Но хвост кота не оживал — её мольба и в этот раз осталась без ответа.

Глава 4 
Мелиады

Мия смотрела на раскинувшуюся перед ней долину и грустно размышляла, увидит ли эту красоту вновь. Может, в последний раз она любуется чистым небом, бескрайним горизонтом, чувствует на себе свободный ветер? После мёртвого замкнутого пространства Мегаплантиса так хотелось надышаться этим простором, насмотреться, вобрать в себя гармонию пейзажа вместе со здешним воздухом, пахнущим детством, радостью жизни, родным домом.

Но времени цепляться за воспоминания нет. Минута-другая, и она столкнётся здесь с Зигор-Велесом. Глубоко вздохнув, Мия закрыла глаза и сделала шаг в портал.

И вот она вновь на поляне среди кедров возле родного Цедруса. Солнце уже скрылось за горизонт. Почти темно: в лесных сумерках освещённость хуже, чем на открытых пространствах. Тихо, спокойно. Только деревья перешёптываются о чём-то между собой. Они рады видеть её снова. Здесь она в безопасности.

Но что это? Чуть заметное движение, непохожее на обычное трепетание листвы. Будто воздух в разных местах меняет свою плотность, будто горит без пламени, и кажется, повсюду мелькают фигуры, созданные из стекла. Да, это они, прозрачные сущности, — её спасители. Именно они помогли ей в прошлый раз справиться с раптусом и пройти портал.

Мия решила заговорить с ними, телепатически передав послание: «Спасибо».

Молчание.

Ещё одна попытка: «Спасибо, что спасли и помогли выбраться из Цедруса».

Снова молчание. Но несмотря на то, что ей никто не ответил, Мия знала, что её слышат, поэтому продолжила: «Вы духи леса? Почему помогаете мне?»

Внезапно она почувствовала какое-то шевеление внизу, кто-то касался её ног. Она опустила взгляд и радостно вскрикнула. Множество милых зверьков пытались обратить на себя её внимание. Как же рада была она видеть своих травочушек, милых отважных помощников! Она присела на корточки и стала целовать их в носы и гладить пушистые оранжевые брюшки и жёсткие упругие панцири.

— Спасибо, родные, что дождались меня, — шептала она.

В ответ они бурно хором начали передавать ей что-то своё.

— Да-да, поняла, — ответила она и, поднявшись, обратилась к прозрачным сущностям: — Спасибо, что спасли моих травочушек.

Не зная, понимают они её слова или нет, Мия решила выразить свою благодарность по-другому — жестом. Приложив руку к сердцу, она склонила голову в знак глубокой признательности.

Духи зашелестели. Мия уловила определённый ритм и догадалась, что они общаются с ней, но осознать, что те говорят, не могла. На помощь снова пришли травочушки. Один из милых зверьков быстро забрался на её ладонь, высунул длинный розовый язычок и, распрямив уши-локаторы, начал переводить.

Она вникала и, поблагодарив своего помощника, снова обратилась к сущностям: — Значит, вы духи наших срубленных деревьев-кедров — мелиады. Простите нас, мы виноваты перед вами.

Раздалось гудение. Травочушка снова застрекотала язычком, помогая себе хвостом и ушами.

— И всё же простите нас, — тихо возразила Мия, слегка поклонившись.

Опять раздался лёгкий шелест, ещё и ещё… И вдруг она начала различать смысл, понимать, что говорят мелиады.

«Мы знаем, настали трудные времена… Мы долго жили в гармонии с вами… Теперь порядок нарушен… и мы не можем быть безучастными».

— Подскажите, что делать? Дайте совет, — попросила она.

«Остановить его», — был ответ.

— Но как?

«Ты». «Знаешь», — пронеслось как эхо.

— Нет-нет, — в отчаянии она замотала головой, помолчала, затем грустно произнесла: — У меня нет сил, я ничего не могу, даже летать.

И тут же, ещё не успев договорить, ощутила мощную вибрацию. Это мелиады сгущались вокруг неё. Казалось, протяни она сейчас руку, коснётся их прозрачных тел. И пусть сильно похолодало, она не озябла: будто кто-то заботливо укрыл её одеялом. Она чувствовала прилив энергии, сильный мощный поток, наполнивший её до краёв. И вдруг поняла, нет, ясно, чётко осознала, что может летать. Так бывает — спустя время, пройдя через множественные попытки пробиться к знанию, не дающие результата, вдруг возникает вспышка, озарение: могу, знаю!

Она провела рукой у области солнечного сплетения, и тут же притяжение исчезло. Какая небывалая лёгкость в теле! Мгновение, и ноги уже оторвались от земли. Ура! Она может! Может! Всё выше и выше поднималась она над деревьями, и чувство невообразимой радости охватывало всё её существо. Наконец она оказалась так высоко, что видны были черепичные крыши домов родного Цедруса, и, забыв обо всём, по зову сердца она полетела туда и… чуть не врезалась в плотный прозрачный купол. Она тут же всё вспомнила: сквозь невидимый заслон не пройти. Да и что ей там делать? Город вымер. Только пара чудовищ, похожих на тёмные призраки, передвигалась теперь в нём беззвучно.

Внезапно ярко засветил амулет на её груди. Она опустилась на землю. Это был Регнер. Они с Инджи ждали её в Пинасе́е.

Но перед тем как отправиться к ним, необходимо было сделать кое-что ещё. Она не знала, получится ли, но нужно попробовать: передать сообщения наставникам Плантайи. К сожалению, она могла связаться только с теми, кого лично видела, с кем встречалась. По-другому кулон не работал. Возможно, она просто ещё не умела.

С наставником Каштании Йоном-Вернером она связалась легко. По нескольку раз в год между Цедрусом и Каштанией проходили ярмарки товаров, праздники. В Каштании у Мии жили родственники, которых она посещала почти каждую неделю, поэтому Йона-Вернера знала хорошо, к тому же он был уже в курсе, что в Цедрусе стоит защитный купол и в город невозможно попасть. Но даже он не мог поверить, что к этому причастен Зигор-Велес и что именно по его приказу были срублены все именные деревья жителей. То же было и с наставником другого южного города — Пальметты, и с центральным — Фраксинуса. Они не верили, сомневались. Именно этого она и боялась. Нужно торопиться, действовать — собирать всеобщий Совет, а они затягивают время, объясняя, что надо всё взвесить, подумать, встретиться-поговорить с Зигор-Велесом, наверное, Мия неправильно поняла его замыслы. Они не понимают, что если встретятся с ним, то попадут в ловушку, в которую уже угодила она! И если бы не Миу, который спас её, они вообще вряд ли что узнали.

Её стало охватывать отчаяние. Всё пустое! Она зря тратит время! Беспомощно смотрела она в сторону мелиад. И они помогли. Зашелестели. И она чётко услышала: «Керкус, Аксель».

Хотя Мия и посещала когда-то главный центральный город Плантайи — Керкус, лично с его наставником Акселем знакома не была, и как с ним связаться, не знала. Но решила попробовать: снова активировала кулон. Восьмилучевое солнце зажглось ярким синим сиянием. Пару секунд она потратила на то, чтобы вспомнить-представить Керкус, но когда вошла в информационное поле города, растерялась. Не могла определиться: мелькали образы, много, очень много. Она искала среди них нужный. И вдруг услышала строгий голос — Аксель сам вышел с ней на связь.

— Кто ты? Почему используешь каналы наставников? — пробасил голос.

Она объяснила, быстро и лаконично, как её и учили:

— Я Мия, ученица Зигор-Велеса. Мой учитель уничтожил все именные деревья с помощью животных из Негра-Терры, а жителей Цедруса переместил в созданный им город Мегаплантис.

Она не видела наставника, слышала только его голос, который звучал на удивление спокойно.

— Верно, деревья там срублены. Однако почему ты уверена, что Зигор-Велес причастен к этому?

— Он сам мне признался.

— Его заставили? Эти животные?

— Нет, думаю, он сделал это по собственной воле, — печально ответила Мия.

— Ситуация непонятная. Я бы сказал: невообразимая, — невидимый голос как будто начал терять бесстрастность. — Но зачем ему?

Она объяснила:

— Он хочет самостоятельно управлять людьми с помощью своей воли, хочет создать свой нексус.

— Но как он создаст нексус без деревьев? — в голосе наставника проскользнуло недоверие.

— Он взял семена из ратуши и намерен посадить другие деревья в Мегаплантисе, внедрить новый нексус. Свой.

Воцарилось молчание. Когда же Аксель заговорил, голос его вновь обрёл невозмутимость.

— Полагаю, что нужно созвать Совет и проверить эту информацию. Вижу, ты возле Цедруса. Можешь прийти к нам в Керкус, я гарантирую тебе защиту.

— Спасибо, но я обещала встретиться с Регнером, наставником Пинасеи. Мы искали Мегаплантис вместе. Возможно, он сможет подтвердить мои слова.

— Несомненно, будет лучше, если он подтвердит. Отправляйся к нему. Я свяжусь с вами позже.

После разговора с Акселем Мия немного успокоилась: они созовут Совет! Теперь она не одна, мудрые наставники всех городов Планта́йи скоро соберутся вместе и найдут выход из этой ситуации.

Ещё раз поблагодарив мелиад, она собрала своих травочушек и шагнула с ними в портал.

В Пинасее была уже ночь. Но повсюду белым-бело и холодно, очень холодно. Хорошо, что она знает, куда идти: огни дома служат маяком, а то можно и замёрзнуть здесь. И к счастью, видна тропинка, протоптанная к жилищу Регнера, без неё можно завязнуть по пояс в снегу. Мия не переставала удивляться и никак не могла привыкнуть к такому количеству снега. Но ведь это был самый крайний город на севере Плантайи, и подобное положение дел естественно.

Травочушки включили фонарики, помогая освещать дорогу луне, которая уже посеребрила всё вокруг. Построенные из снега на лапах елей и сосен хрустальные дворцы и галереи светились голубым светом, сверкали алмазным блеском.

Мия подняла голову к небу. Чёрное, ясное, с миллионом ярких звёзд. Видеть такую красоту — счастье, которое скоро, возможно, у неё отнимут. Зачем? Зачем он хочет поменять этот прекрасный чудесный мир на искусственный безжизненный суррогат под названием Мегаплантис? Она, наверное, никогда этого не узнает.

Мия посчитала своих помощников и, поёживаясь от мороза, побежала к дому. Она постучала, открыла двери, вошла, раскрасневшаяся. Снежная метелица ворвалась вместе с ней.

Хозяйка дома радостно ахнула:

— Выбралась? Дошла! — и тут же, накинув на плечи ей меховой тулуп, усадила возле самой печки, через минуту уже протянула горячую кружку травяного настоя.

Собака, лежащая у ног хозяина, глухо зарычала на катившихся рядом с Мией травочушек, и они, сбившись в единую кучку, приготовились защищаться: тут же спрятали свои пушистые тельца, выставив бронированные спинки. Но Югра узнала Мию по запаху, и травочушки из опасных нарушителей превратились в гостей, а значит, в своих.

Чуть отдышавшись и отогревшись после мороза, Мия увидела двух незнакомых мальчиков, сидевших рядом с Регнером за столом. Инджи заметила её интерес и, кивнув в их сторону, пояснила вполголоса: — Ученики.

Мия совсем забыла, что Регнер тоже наставник, которому по закону положено иметь двух учеников. Это всколыхнуло мысли, которые она всю дорогу пыталась отогнать, о своём побратиме — Миу, этот импульсивный, добрый мальчишка пожертвовал свободой и остался в бездушном, чужом Мегаплантисе, убивающем нексус. И её родители, и сестрёнка, и Тео… Глаза сами по себе наполнились слезами.

Инджи, тут же приметив это, взялась успокаивать, и так же, как совсем недавно сама Мия успокаивала Киру, гладила её по волосам, тихо приговаривая:

— Ну что ты, милая, всё будет хорошо.

Да, нет у неё сейчас права плакать. Она должна быть сильной. И Мия, чуть улыбнувшись хозяйке, тихо и уверенно произнесла:

— Так и будет. Так и будет.

Глава 5 
Лелль и Каиль

Мия сидела на веранде деревянного дома, закрыв глаза и подставив лицо под лучи утреннего солнца. Она делала так каждый день — ловила, набирала солнечную энергию, как батарейка. На ней поверх одежды была меховая безрукавка и вязаные шерстяные гетры с весёлым рисунком. Огромные сосульки таяли на солнце, с них ритмично падали капли, ветер шумел в соснах. Ей было хорошо, привольно в этих местах.

Неожиданно шею и подбородок обдало обжигающим холодом. Она открыла глаза. Это снежок разлетелся о её плечо. И тут же она услышала голос Лелля, плюхнувшегося возле неё на скамейку:

— Привет, ученица злого мага.

— Перестань, — услышала она справа другой голос, который принадлежал второму ученику Регнера. Каиль подошёл бесшумно, но не стал садиться, а просто встал рядом.

— А что, я ещё никогда не видел злых магов. Уж я бы с ним сразился, — хвастливо усмехаясь, произнёс Лелль.

— Сразился бы он, ага, — поддел его Каиль, — иди лучше бочонок с рыбой отнеси, Инджи просила. От работы в Пинасее тебя ещё никто не освобождал.

Но Лелль не сдвинулся с места. Поёрзав немного на скамейке, он нашёл удобное положение и, так же, как и Мия, подставив лицо солнцу, закрыл глаза.

— Ну и погодка сегодня! Хороша–а! — заговорил он после минутного молчания, немного разомлев.

— У вас разве нет уроков? — прервала его умиротворение Мия.

— Сегодня нет, — ответил за Лелля Каиль, поясняя: — учитель уезжает на встречу с наставниками севера: Пинуса и Бетулы. И он оставил нам задание, но этот лентяй, — он легонько пихнул друга ногой, — саботирует их.

— Слушай, Каиль, — вдруг встрепенулся Лелль, — будь другом, отнеси сам этот бочонок. Мне нужно кое о чём потолковать тут с Мией, — заговорщицки подмигивая ей, он снял шапку и начал собирать распущенные, почти белые, волосы в косичку. Когда Каиль отошёл от них, Лелль, положив ей руку на плечо, важно произнёс: — Мы вам поможем, — затем многозначительно посмотрел и, выждав небольшую паузу, продолжил: — Не грусти. Я тебя очень даже понимаю… — тут он вздохнул, провожая глазами уходящего друга. — Не знаю, чтобы я делал, если бы с Каилем что-нибудь случилось. Мы ж неразлучны. Он мне как брат. Нет, больше чем брат…

— Да, я вижу, — засмеялась Мия, наблюдая, как Каиль тащит тяжёлую бочку к дому, — он работает, ты болтаешь.

Но Лелль ничуть не смутился.

— Ну, у каждого свой путь, подсказанный нексусом, — произнёс он серьёзно. — Я воин, охотник. А Каиль — собиратель, ему нужно трудиться. А что умел твой… как его… Мила… ах да… Миу? — определился он с именем после её подсказки.

Она молчала, и Лелль, стукнув себя ладонью по лбу, догадался:

— Ну да, типа секрет!

Но уже через секунду не сдержался и воскликнул:

— Знаешь что! То, что сделал твой учитель… — при этих словах на лице мальчика отразилось негодование, — его поступок снимает с тебя все обязательства хранить тайну и приравнивается к Пакту о расторжении вашего с ним договора.

Мия заулыбалась, и он тут же вскинулся:

— А что? Я слышал о таком… у Регнера. И у нас, между прочим, никаких секретов нет. Наоборот, мы гордимся своими умениями, — и тут посыпались вопросы: — Ну ты-то? Ты? Что умеешь? Какой талант определил у тебя учитель? А дерево? Небось скучаешь по своему именному, у тебя же был кедр, да? А хочешь, я покажу тебе своё?

— Ого! Сколько вопросов! — засмеялась Мия и быстро перевела тему: — Ну уговорил, твоё дерево я посмотрю.

— Правда-а-а, — замялся вдруг он, по-видимому, не ожидая, что она согласится. — Отсюда далековато будет, минут тридцать ходьбы, — на его веснушчатом лице появилось сомнение в правильности задуманного мероприятия.

— Ничего. Воинам не престало отступать перед трудностями, правда? — поддела она его.

— Ну да, да… — неуверенно протянул он, всё ещё не определившись: радоваться ему или огорчаться.

— Где находится твоё дерево? — подбодрила его она.

Он махнул неопределённо в сторону замёрзшей реки:

— Там, на другом берегу, где я живу.

Дома в Пинасее были расположены на холмах по обе стороны вдоль реки. Расстояния были большими, и жители часто использовали для перемещений порталы, которые находились, как правило, на деревянных причалах. Чтобы добраться даже до такого портала, требовалось минут пятнадцать идти пешком. Но Мия снова умела летать. И она так соскучилась по своему навыку, что готова была использовать любую возможность для этого.

— Хорошо, туда мы долетим быстро, — хитро произнесла она.

Увидев недоумение на лице Лелля, она пояснила с улыбкой:

— Ты же просил меня показать, что я умею.

— Отлично, — решился он, — летать так летать. Я ведь ещё ни разу не летал, будет хороший опыт. Что мне делать?

— Ничего, я сама всё сделаю, только доверься мне, — с этими словами Мия подошла к нему вплотную, взяла его за руку и отключила притяжение.

Так, держась за руки, они взлетели. Поднимаясь всё выше и выше, оказались над деревьями и вмиг — на другом берегу. Весь полёт мальчик зачарованно молчал, и только когда они перелетели реку, притянул её ближе к себе и восторженно закричал ей прямо в ухо:

— Вот же, вот же, смотри! Видишь, там дом мой, с деревянной черепицей (отец этим летом перекладывал). Чудно́! Даже не думал, что сверху выглядит всё так… ну… по-другому!

Мия сделала ему знак, что нужно спускаться, и через несколько секунд они приземлились прямо на небольшой причал, от которого шла тропинка к дому.

— Пойдём же, пойдём, я познакомлю тебя со своей семьёй, — тянул её Лелль в сторону холма, где расположились такие же деревянные постройки, как у Регнера, но она отрицательно покачала головой, напомнив, что он хотел показать ей своё именное дерево.

— Ах да! — воскликнул он, будто только что вспомнил (он так зажигался всем, что забывал о своих предыдущих намерениях буквально через несколько минут). — Но, может, попробуешь мамино фирменное блюдо… — не сдавался он. — Даю слово, если ты хоть раз попробуешь мамины кленделы, ты никогда не захочешь есть ничего другого.

Мию не очень прельщала такая перспектива, ведь маму Лелля нельзя брать везде с собой — эдак и голодной останешься. Но она не стала увлекать его дальше своими мыслями, только произнесла:

— Не могу. Иначе как я буду смотреть в глаза Инджи за обедом?

— Ну да, — согласился он, приняв её шутку всерьёз. — Наверное, ты права, — вздохнул он и, почесав затылок, неуверенно заметил: — И мама, опять же, будет задавать ненужные вопросы, типа почему я не учусь… то-сё…

Они прошли несколько метров по тропинке вверх к дому, который был ещё далеко, и очутились возле небольшой ёлочки, на самой макушке которой красовалась бледно-синяя лента, почти потерявшая цвет от солнца. Стволик в два обхвата крепкой мужской руки казался тростиночкой по сравнению с соснами-великанами и другими высокими ёлками, росшими рядом.

Молоденькое деревце, казалось, говорило со своим побратимом. Он нежно похлопал ёлочку рукой и произнёс:

— Когда моё дерево окрепнет, я сооружу на нём домик.

— К тому времени ты повзрослеешь, — возразила Мия, — и вряд ли у тебя возникнет желание заниматься этим.

— Брось… Если бы я умел летать, как ты, — восхищённо возразил он, — я, конечно, и не думал об этом. Но так было здорово смотреть на всё сверху… Сегодня точно решил — домику быть!

Однако что-то Мие подсказывало, что его решение вряд ли осуществится.

Внезапно к ним подбежал белый пушистый зверёк и начал виться вокруг Лелля, как собака, требуя ласки. Он наклонился и небрежно потрепал того по холке.

— Я наслышан про твои способности, — выпрямившись, хитро произнёс он: — Говорят, ты умеешь находить язык с любыми животными. Ну, скажу тебе сразу, я в это не верю.

Мия не собиралась убеждать его в обратном, но у него были явно другие планы.

— Вот те на… — желая скорого «разоблачения» и пытаясь вовлечь её в спор, начал он. — Ты знаешь, для охотника понимать язык зверей очень полезное качество. Регнер не только лучший наставник, но и учитель, зверология в его исполнении — настоящее искусство. И в этом я натренировался как никто другой. Обо мне ходят легенды по всей Пинасее. Вот возьми моего песца, Зигу, — с гордостью похвалился Лелль, — он никого не слушает кроме меня, — и снова, погладив зверька, начал её подзуживать: — Ну давай же, скажи ему что-нибудь. Он тебя ни в жизни не послушает. Такой вот зверь!

Мия наклонилась, вытянула руку, что-то тихо произнесла. Сначала песец насторожённо принюхивался к незнакомому запаху, но уже через секунду-другую дал ей спокойно себя погладить.

— Надо же, — удивлённо протянул Лелль, — он никому не даётся. Если кто неопытный лезет к нему (хотя таких уже и не осталось у нас), всех кусает! А тебя не тронул, — восхищённо констатировал он, — значит, что-то в тебе, и правда, есть. Талант… Но, конечно, не такой, как у меня.

После этих слов он гордо выпрямил спину, но потом вспомнив что-то, начал беспокойно топтаться на месте и обратился к Мие с просьбой:

— Слушай, коли мы здесь оказались, помоги сделать одну работёнку. Не хочу откладывать на вечер.

— Да, конечно, — с готовностью отозвалась она, — что нужно делать?

— Ну, тебе, собственно, ничего, — ответил он и подмигнул: — Сейчас сама всё увидишь, — и тут же громко, протяжно свистнул. Звук получился ритмичным, в нём даже ощущалась некая мелодия.

Сначала она ничего не заметила, но вдруг со стороны леса увидела бегущего во весь опор почти такого же, как Зигу, песца.

— Это Каиля, — пояснил Лелль, самодовольно заметив, — но меня слушается лучше, чем его.

По тропинке они поднялись к одной из хозяйственных пристроек. Двускатная крыша, доходившая до земли, была покрыта дёрном и, как почти каждая постройка здесь, украшена замысловатым цветным орнаментом и деревянными фигурами животных. Лелль нырнул внутрь и почти тут же шустро вынырнул, держа в одной руке шкуры, а в другой — лёгкие сани. Сгрудив шкуры на снег, он снова свистнул, и пушистые зверьки опять засуетились вокруг него. Он ловко зацепил сани, накинул на песцов упряжь, затем водрузил на санки шкуры и закрепил их кожаным ремнём.

— Готово, — радостно просиял он, поднимаясь в полный рост, — теперь только нужно сказать заклинание: «Ерхо-йу, Отсо-йу, Ове-йохля».

И тут же зверьки, как чумные, побежали в сторону соседнего поселения.

— Ты прям как волшебник управляешься с ними! — похвалила его Мия.

— Нет, я просто охотник, — серьёзно возразил он, — поэтому должен уметь многое. Каждый в своём деле должен быть волшебником. Если любишь то, чем занимаешься. А как же иначе? Вот видишь мои унты?

Она взглянула на его чёрные меховые сапожки с белым орнаментом. Такие же, только белые, были на ней. Их ей дала Инджи.

— Хорошая работа, — похвалила она.

— Вот, а я о чём! — вскинулся он. — Это наш Ове делает такие. Представляешь, он изготавливает такую пару всего за три дня. И Регнер договорился, что на следующей ярмарке северных городов мы обменяем их на муку из Бетулы. У них тоже бывают холода, но не такие, и лето длиннее. Наши с Каилем отцы — охотники, так что мы отправляем выделанные шкуры Ове, из которых он сошьёт знатные унты, а Пинасея получит муку, из которой Инджи испечёт замечательный хлеб. О! Какой вкусный хлеб печёт Инджи, — мечтательно произнёс мальчик и, вскинув голову к небу, вдруг воскликнул:

— Ого! Смотри-ка, уже три часа. Нам нужно возвращаться.

Пока они шли к причалу, Мия восхитилась, как чётко Лелль определяет время, и поинтересовалась, почему им нужно спешить.

— Работа работой, а наши с Каилем занятия всё ж никто не отменял, — заметил он на ходу. — Ты как никто другой должна это знать. Сейчас у нас урок по повадкологии зверя, но поскольку Регнер уехал, мы будем тренироваться в ловкости. Каиль небось потерял меня. А насчёт времени, так это вообще легче лёгкого, у нас каждый ребёнок может определять его по солнцу, а если даже оно и отсутствует, есть знаки (три основных), но я их тебе не скажу, — засмеялся он, и все его веснушки заплясали на лице, — в отместку за твою таинственность.

Когда вечером после ужина Мия с Инджи остались наедине, девочка спросила хозяйку, есть ли у них такие правила — сохранять обучение наставника с учеником в секрете. Та удивилась.

— Зачем же? У нас нет от людей секретов. Каждый на своём месте.

И Мию вдруг озарила страшная догадка. А что, если и у них в Цедрусе держать план обучения в секрете тоже не было всеобщим правилом? Что если Зигор-Велес сам придумал и внушил им с Миу это? Они верили ему безоговорочно. А если бы она знала об этом, и рассказала родителям сразу о его планах и спрятанных семенах, возможно, катастрофы можно было бы избежать. О! Как страшен сбой нексуса! Как опасно зло! Под какими, оказывается, личинами оно может скрываться в людях!

— Скажи, Инджи, а что произошло с Регнером возле Мегаплантиса, когда я пропала? Он говорил тебе?

— Конечно, — отозвалась хозяйка и с готовностью начала пересказывать: — Он шёл долго, не оборачиваясь, думал, что ты следуешь за ним. А когда обернулся, то увидел, что никого нет, начал кричать, звать тебя, даже вернулся, но безрезультатно. Ты как будто в воду канула. — Мия вспомнила, что так практически и было. — И всё же он решил пойти дальше, чтобы выяснить, правду ли ты говорила про этот город и своего учителя. И наткнулся, на прозрачную стену, сквозь которую никак не мог пройти. Он шёл долго вдоль неё, но конца так и не увидел. И когда он предпринял ещё одну попытку проникнуть внутрь, оказался вдруг там же, откуда вы с ним и начали своё путешествие.

— То есть Мегаплантис он так и не увидел? — огорчилась девочка.

— Да, но он сохранил проекцию увиденного, — утешила её Инджи, понимая, что Мия опасается неверия со стороны других наставников, — соотнёс её с точкой на карте, которая показывала не то, что было в реальности. На карте-то была пустыня. Налицо изменение материи. Так что не переживай, сегодня он представит на совете северных городов доказательства твоих слов.

— Да, я очень надеюсь, что они поверят ему и скоро назначат всеобщий Совет, — отозвалась девочка и грустно заключила: — Ведь время уходит, люди слабеют, а Зигор-Велес только наращивает силу.

Глава 6 
Мия и Регнер отправляются на Восток

Мия следующим утром встала рано: ей не спалось. Вчера вечером она всё хотела дождаться Регнера, чтобы узнать новости. От них зависело многое, в том числе жизни её близких. Но она так и не дождалась — Регнер не вернулся, и Инджи почти насильно отправила её спать.

Солнце ещё не встало, и на втором этаже, где она спала, было темно, но внизу горел свет — хозяйка хлопотала у печи. Мия спустилась. Травочушки, как обычно, освещали ей дорогу.

— Проснулась? — радостно встретила её Инджи. Она была одета в красивый белый фартук с красной вышивкой, на голове — в тон косынка, которая почти полностью прикрывала её густые светлые волосы.

— Да, не спится что-то, — ответила Мия с чуть виноватой улыбкой и, заметив дремлющую на своём месте собаку хозяина дома, радостно воскликнула: — Вернулся! Регнер вернулся?!

— Да-да, не волнуйся, прибыл сегодня под утро и сразу лёг спать, так устал. А я вот хлеб печь собралась.

Мие очень хотелось расспросить хозяйку — наверняка Регнер рассказал о том, что было на совете — но природный такт говорил ей, что нужно подождать и помочь сначала с приготовлением хлеба. Дома она часто помогала маме, а потом и сама научилась хорошо готовить, но Инджи неожиданно отказалась, и, увидев на лице Мии замешательство, благодушно пояснила:

— Каждый должен заниматься своим делом: тем, к чему предназначена душа. Только так можно принести пользу себе и людям. Я люблю готовить, у меня всё отлажено так, что чужие руки будут только помехой в деле. Мне будет приятно, если ты просто посидишь со мной рядом, составишь компанию. Налей-ка пока себе елового чая, — и она кивнула в сторону кувшина на столе.

— Спасибо, — отозвалась Мия, наливая напиток сначала в свою кружку, а потом и травочушкам в блюдечко, и села за стол напротив хозяйки. На лице у неё было написано такое нетерпение, что Инджи, бросив взгляд в её сторону, не выдержала, улыбнулась с пониманием.

— Сейчас-сейчас всё расскажу, — при этом она нагнулась, чтобы убрать с пола ковёр. Под ним оказалась большая дверь, которую Инджи открыла. — Только схожу в подпол за мукой.

— А можно и мне? — Мия никогда не видела подобного хранения продуктов (в каменистой почве сложно рыть погреб), и ей было интересно, как там всё устроено внизу.

Инджи кивнула, и по лестнице они спустились в подпол. Тут же зажёгся свет. В большом помещении стояли различной формы деревянные ящики и бочонки, глиняные кувшины и плетёные корзины, на стенах висели связки грибов, лука, специй и рыбы. Инджи открыла один из больших ящиков, сняла со стены деревянный совок и ловко отсыпала нужное количество муки в чан, который поставила на небольшую платформу рядом с лестницей. Туда же она водрузила маленькую баночку с закваской, которую так же отмерила из большой кадки деревянной лопаткой. Затем она что-то нажала, и всё это — мука и закваска — поднялось наверх, а Инджи, захватив две маленькие коробочки со специями, почти налегке поднялась обратно по лестнице.

Действительно, у хозяйки всё было продумано и рассчитано до мельчайших подробностей. Мия не успевала уследить за её действиями в тот или иной момент: так быстро и ловко она доставала с полочек баночки, добавляла, мешала, взбивала, снова добавляла, напевала, ворожила. Запахло тмином, кардамоном. И вот уже тесто замешено — мягкое, рыхлое — оно покоилось в деревянной кадушке. Инджи поставила его к печи и, накрыв полотенцем, радостно объявила:

— Ну вот, дело почти сделано. Осталось только тесту немного настояться, и будем выпекать. Знаешь, что… — подмигнула она девочке, — давай-ка ускорим сегодня этот процесс. Я же тоже немного волшебница, — и вернувшись обратно к печи, она что-то зашептала, и тесто на глазах у Мии начало увеличиваться в размерах, вмиг заполнив всё пространство кадушки.

— Ну, что скажешь? Хватит тут на одиннадцать хлебов?

— Так много? — удивилась Мия.

— Да разве ж это много? Это вот когда ярмарки городов проходят, тогда много. А сейчас всего лишь для жителей Пинесеи испечём, — улыбнулась Инджи, разделяя тесто на округлые формы. — Мой хлеб самый вкусный в округе, два раза в неделю его пеку. Такой-то мой вклад в общее дело.

Мие стало интересно, кто же развозит хлеб по домам, ведь расстояние между жилищами в Пинасее большие, а хозяйка редко когда отсутствовала долго.

— Сама. Несложно это, — отрывисто ответила она, когда Мия спросила, и ловко отправила тесто в печь. — На санях к причалу. А оттуда через порталы по домам. Заметила деревянные сундуки у каждого причала? Вот кладу туда. Там есть специальные тёплые короба для хлеба. Потом каждый житель сам забирает свой поутру из такого вот ящика. Ну всё, хватит уж про это, — улыбнулась Инджи, развернувшись к Мие, — заболтала я тебя. Давай теперь и про твоё дело поговорим. Как ты знаешь, — издалека начала она, — Регнер встречался с нашими северными наставниками. Это Видар из Пинуса, и Ким из Бетулы. Мы все друг друга хорошо знаем, раз в месяц встречаемся на ярмарках по обмену товаров, и Регнеру они доверяют как самим себе, поэтому, казалось бы, убедить их в созыве Совета не составит большого труда. Но мы ошибались. Даже они не могут поверить, что к гибели именных деревьев мог быть причастен наставник.

— Но тогда кто же, по их мнению, сделал это?! — Мие уже трудно было сдерживаться, и щёки её покрылись румянцем. — Ведь они знают, что Цедрус погиб: деревья спилены, люди пропали. Неужели они верят, что…

— Ну-ну, девочка моя, не волнуйся. Мы с Регнером знаем, что ты говоришь правду, но я специально так подробно рассказываю тебе, чтобы ты понимала, почему всё идёт так долго. Пойми, люди не сталкивались со злом уже тысячу лет, они не знают, не понимают, что это. Поэтому и принять не могут вот так сразу. Нужно время…

— Которого у нас нет, — грустно заключила Мия.

— Они считают, что враг пришёл с Негра-Терры, — сразу без предисловий объявила Инджи.

— Раптусы! — воскликнула девочка. — Но я же говорила, они только инструмент в его руках!

— Они не понимают этого, — терпеливо начала объяснять Инджи. — Такой силы, чтобы управлять этими существами, ни у кого из нас нет. Им легче поверить, что зло пришло оттуда, чем принять то, что мы взрастили его сами. На нашей памяти никто и никогда не уничтожал деревья, тем более злонамеренно. Возможно, что-то подобное есть в летописях…

— И…? — затаив дыхание, спросила Мия. Она знала, кто заведует летописями. Наставник Керкуса, его строгий голос запомнился ей надолго, он должен был связаться с ними, но так и не сделал этого.

— Они обратились к Акселю… — тут Инджи замешкалась. — Подожди, не торопи меня, милая. Я всё расскажу по порядку. Аксель пригласил их к себе, в Керкус (поэтому-то Регнер и вернулся домой так поздно), и сообщил, что наставники центра и юга давно знают, что случилось с Цедрусом, видели там раптусов и даже выяснили, откуда эти жуткие твари пришли. Они много раз пытались связаться с Зигор-Велесом, но безрезультатно. Они считают, что он либо погиб, либо раптусы держат его вместе с другими людьми в плену.

— Где?

— В Негра-Терре. Поэтому они считают, что сначала нужно отправиться туда и выяснить, с чем мы имеем дело.

— А как же Мегаплантис? Я же говорила Акселю, где люди! Регнер рассказал им про Мегаплантис?

— Да, — грустно заметила Инджи, — но Мегаплантис видела только ты. А то, что из пустыни это место превратилось в нечто невообразимое, не говорит им о причастности Зигор-Велеса, а только о схожести явлений: защитный купол, через который никто не может пройти, что опять же ведёт к раптусам. Пойми, милая, ты всего лишь ученица, тебя толком никто не знает. А твоего учителя знают хорошо, и отзываются с лучшей стороны не только о его способностях, но и о личных качествах, однако даже ему не под силу осуществить замысел такого масштаба. Поэтому-то они и не могут поверить в его причастность.

— И что же они решили? — затаив дыхание, с дрожью в голосе спросила Мия.

— Не переживай, они созовут Совет досрочно. Но сначала им нужно подготовиться. Поэтому они решили, что Аксель пока займётся летописями, Йон-Вернер отправится в Негра-Терру, а Питер-Торе из Фраксинуса изучит место, называемое тобой Мегаплантисом.

— Понятно, — отозвалась Мия безучастно, уже понимая, что всё бесполезно. Но Инджи дала ей надежду.

— Регнер верит тебе. Он хочет попасть в Мегаплантис во что бы то ни стало. И считает, что наставники только затянут время со всеми этими поисками. Но он не может попасть туда, никто не может, потому что ни у кого из нас нет такой силы, чтобы пройти через защитный купол. Проблема в том, что в наши дни мало кто практикует магию. Мастеров такого уровня уже нет ни в наших городах, ни в центральных, ни в южных.

— Но где-то же они есть?! — воскликнула Мия, очень желая получить положительный ответ.

— Да, есть, — ответила Инджи, оправдывая её ожидания. — Восток всегда славился искусными магами. Регнер и даже ваш наставник проходили там стажировку.

— Замечательно! Они наверняка смогут пройти сквозь купол!

Инджи вздохнула.

— Их мало интересует внешняя жизнь, они живут уединённо, даже на Совет приезжают ученики, и связи с ними нет: они соблюдают принцип невмешательства. Но Регнер хочет попробовать уговорить их, ведь ситуация исключительная.

— Я отправлюсь с ним, — тихо заключила Мия. Наконец что-то начало проясняться, забрезжила надежда.

— Ну что ж, поговоришь с ним сама, как только он проснётся, — улыбнулась Инджи, выглядывая в окно, — а пока иди-ка погуляй, наберись сил, вон какое солнышко сегодня.

«Ни у кого из нас нет такой силы, чтобы пройти сквозь защитный купол», — вспоминала Мия слова Инджи, выходя из дома. А вот у Зигор-Велеса есть! Пока люди в их городе просто жили и трудились, он наращивал силу, тренировался, теперь никто не может противостоять ему, даже наставник центрального города Плантайи Аксель… Осталась надежда на восточных наставников. Но сможет ли Регнер убедить их помочь, ведь даже свои, местные, видя угрозу, не спешат действовать. Хорошо, что она училась у Зигор-Велеса и знает многое. Сейчас её навыки помогут в борьбе с ним, правда, нужно потренироваться, вспомнить. Ведь после того как учитель изъял их, она совсем не практиковалась и, вероятно, многое позабыла. Хорошо, что мелиады восстановили силы и часть знаний.

Присматривая нужное для тренировки место, она стала спускаться к реке. Одно, возле небольшой ели, показалось ей подходящим, и она, сосредоточившись на ощущениях и почувствовав энергию, уж было начала направлять её, как вдруг получила снежком в спину.

«Проделки Лелля», — подумала она, вспомнив, что без Регнера его ученики слонялись второй день без дела. «Вот и хорошо, — вдруг решила она, — почему бы не использовать их для тренировки».

И Мия, развернувшись к шутнику и сосредоточив в своих руках энергию, направила её на ближайшие к мальчику деревья. И тут же вихрь поднял хлопьями весь лежащий на лапах елей снег и отправил прямиком, но не в виновника шутки, нет, а почему-то в Каиля, стоявшего неподалёку, да так, что того засыпало с головы до ног.

«Вот что значит давно не тренировалась», — подумала Мия и, испугавшись, как бы ученик Регнера не задохнулся в этом сугробе, бросилась его откапывать.

Когда же из снега вынырнуло розовое лицо Каиля, оказалось, он и не обиделся вовсе, он даже не понял толком, что произошло. В удивлении он оглядывался по сторонам, опирался на её руку, вылезая из сугроба. Лелль сообразил быстрее.

— Здорово ты Каиля! Молодчинка! А что ещё можешь? — с весёлым вызовом бросил он ей.

— Что ещё могу? — эхом отозвалась Мия в задумчивой улыбке. — Сама не знаю… пытаюсь вспомнить, а вы мешаете.

— Нет, мы помогаем, — со знанием дела возразил Лелль. — На ком тебе ещё тренироваться, не на снегирях же.

— Снегирях… — в задумчивости повторила она его последнее слово, и вдруг в голову пришла идея.

— Хорошо, смотри, — смеясь, сказала она, указывая на куст, где сидели птицы.

И тут внезапно вся эта стайка поднялась в воздух ярким облаком и облепила Лелля со всех сторон. Снегири сидели на его голове, руках, плечах.

— Никогда такого не видел, — зачарованно шептал он, боясь шелохнуться.

У воина-Лелля был очень комичный вид, что подзадорило Мию на новую шутку. По знаку её руки птицы так же внезапно слетели с него… унося с собой его шапку. Поднявшись высоко, водрузили её на верхнюю ветку ели, а сами вернулись на тот же куст и, нахохлившись пушистыми красными грудками, важно продолжили склёвывать ягоды.

— Неплохо, совсем неплохо, — одобрил весело Лелль, без тени обиды в голосе. Он восхищался силой и ловкостью, и такие трюки были ему по душе. — Только как мне теперь снять шапку? — подтрунивая, заметил он, щурясь от солнца. — Я-то летать не умею.

— Сейчас что-нибудь придумаю, — секунду-другую Мия всматривалась вглубь леса. И вдруг из чащи, спрыгивая с ветки на ветку, выскочила белка. И не успел Лелль охнуть, как шапка упала прямиком к его ногам.

Отряхивая её от снега, он смотрел на Мию, и оба смеялись, когда вдруг их веселье прервал голос Каиля:

— Мия, Регнер зовёт тебя поговорить…

Глава 7
Мегаплантис

Ненавижу, когда мои планы рушатся. Я всё продумал: каждую мелочь! И тут… Нечто непредвиденное вмешивается, и всё — весь замысел, мои труды уходят впустую. А я очень не люблю, когда что-то проходит впустую (это расточительство бесценной энергии). Для каждой деятельности должен быть результат. И я испытываю раздражение, когда этого не происходит. О, как я бы хотел быть бесстрастным! Но нет, когда что-то идёт не по плану, я бешусь, раздражаюсь. И ничего не могу с этим поделать.

Когда Мия сбежала, мне хотелось убить парнишку. Но потом я успокоился. Он просто слаб. Она обработала его. Ну не лишаться же из-за этого дополнительных рабочих рук. Мне нужна сейчас энергия. Очень нужна для моих замыслов.

Мегаплантис строится. Возводятся новые башни, которые я заселю людьми с Плантайи, захватив ещё пару городов на западе или востоке.

Как же мне всё это нравится: всё крутится по моему велению! Мой замысел обретает материальные формы. Я Бог. Я Всемогущ! Я уже вижу изменения в людях. Нексус постепенно уходит, и проявляется истинная, низкая природа человека, такая же, как в Урбании, у людей, которых я изучаю. По ним я разрабатываю для своих плантайцев библию (есть такая книга в Урбании, по которой они живут: правила, законы). Здесь я устрою свои законы.

Одна загвоздка — семена. Очень нужны семена именных деревьев, которые эта девчонка спрятала… где, непонятно. Поэтому вся дальнейшая работа встала. А я так это не люблю…

Я знаю, где девчонка. У Регнера. Но соваться туда не имеет смысла, она не отдаст их. Тем более мелькать в Плантайе мне сейчас не с руки. Народ там думает, что я заложник ситуации, а не творец. Дураки! Самонадеянные дураки! Они думают, я спасаю людей от раптусов здесь. Отлично! Можно проделать ещё пару захватов по тому же сценарию. Но надо торопиться. Ускориться. И тогда они уже будут не в силах что-либо сделать.

Правда, остаётся проблема, вернее, один невыясненный факт: сколько люди смогут ещё продержаться без деревьев. У них и так посерела кожа, впали глаза, они без конца теряют сознание. И тогда мне приходится открывать купол, чтобы нексус проник в них и дал им силы. Но в таком случае они начинают обретать память и задаваться ненужными вопросами. Приходится объяснять, что угроза велика, раптусы уже за стенами, и нужно работать-работать-работать, чтобы поддержать купол и возвести башни для всех жителей Плантайи, которых вот-вот захватят. Но на объяснения и восстановление сил тратится время, работа останавливается. Простой губителен для системы. Семена! Семена — моя библия — основа нового государства! Они сейчас очень мне нужны!

Бесспорно, лучше бы нашлись те, что спрятала Мия, над которыми я уже работал, они готовы: ДНК изменена, кинул в субстрат, провёл обряд, и всё. Я отправил своего человека решить вопрос с девчонкой. Но сильно на это не надеюсь… Сейчас меня устроят любые другие, и мои раптусы скоро их добудут. Уйдёт, конечно, больше времени — придётся поработать с ними. Но ничего, я столько ждал. Бесспорно, подожду ещё немного. Лишь бы хватило сил у людей… Скоро им предстоит грандиозное событие — ПЕРЕРОЖДЕНИЕ! Жаль, они даже не поймут, не смогут осозна́ть важность момента.

Поутру, когда Миу открывал глаза на узкой кушетке и осознавал, где он и что предстоит делать дальше, ему хотелось одного — уйти обратно в мирное существование сна и никогда не просыпаться. Такой безрадостной, ужасной была его жизнь теперь. Возможно, ему было б легче, если бы память окончательно покинула его, и он не помнил, как было раньше, когда вскакивал с первым лучом солнца от радостного возбуждения, что вот он, новый день, полный новых впечатлений, открытий, весёлого общения. К сожалению, Миу ещё помнил, и тем страшнее для него была новая реальность, от которой невозможно было укрыться в глубинах сна из-за яркого искусственного света вместе с невыносимым для слуха звуком и холодом, поступающим к кушетке в определённый час отовсюду из отверстий на потолке.

Но если утро начиналось так плохо, то день обещал быть ещё хуже. Дальше предстояла работа: ненавистная, скучная, бессмысленная. И если б была хотя бы небольшая, малюсенькая надежда избежать её, он сделал, сделал бы всё возможное… Но её не было.

Как-то в самом начале своего пребывания в Мегаплантисе он попытался бунтовать, сопротивляться, отказывался делать то, что требовали. И в результате столкнулся с тем, чего вынести не мог. Он даже не предполагал, что такое возможно, это выходило за рамки мыслимого.

Его, с детства боящегося замкнутых пространств, поместили в нечто, напоминающее железный гроб или лифт шириной в маленький шаг, где можно было только стоять или сидеть на корточках. Там всё время горел яркий свет, и как только он закрывал глаза, включался невыносимый звук сирены. Он начал сходить с ума. Бился, рыдал, кричал, что сделает всё, чтобы только его выпустили оттуда, но двери не открывались. Полная неопределённость сводила с ума ещё больше. Он и не понял, сколько просидел в этой стальной коробке, когда после очередного припадка его в конце концов выпустили. И он… больше не сопротивлялся: делал, что нужно. Ибо понимал, что не выдержит. Всё что угодно, только не эта пытка!

Да, у Зигор-Велеса в запасе было много разных трюков, он спокойно проникал почти в любое человеческое сознание, выясняя самые сильные страхи, и воплощал их в жизнь. Таким образом, работали все, кто мог, — все давали энергию для осуществления его грандиозных замыслов.

А для того чтобы перед работой не терялось время, мигающий красный свет и громкий звук по очереди привлекали внимание то к выдвигающейся раковине, то к трубочкам для еды, то к зеркалу, где нужно было проговаривать установки на день: «Я очень рад делать эту работу, ведь я приношу пользу людям. Я счастлив, когда занимаюсь такой работой. Я буду трудиться с высшим усердием и рвением, на какое только способен» и т. д.

Жителей Мегаплантиса дрессировали, как в зверинце. Им не надо было думать, решать. Нужно было делать только то, что от них требовалось. И тогда, возможно, они получали «конфетку» в виде прогулки по искусственному парку или возможности помыться под струёй настоящей горячей воды.

Миу начал ненавидеть себя за то, что работает и, более того, с каждым днём работает усерднее за возможность выбраться пусть на час из комнаты-бункера, в которой проходила теперь вся его жизнь. Да, он ненавидел себя за эту слабость, но ничего не мог сделать.

В чём же заключалась его работа? Надо отметить, что Зигор-Велес лично подбирал всем жителям Мегаплантиса дело. Так вот, работа его бывшего ученика состояла в том, чтобы продавать товары и услуги. Какие? Без разницы! Это было неважно. Главное — он должен был включать всё своё обаяние и беспрестанно говорить на камеру, убеждая-убеждая-убеждая виртуального клиента против своей воли (потому что пока ещё помнил, что всё это фарс). Затем вот оно! Бинго! Электронный человек на экране соглашается приобрести «товар». Пиу! Баллы засчитываются на счёт. А на экране новый клиент и бегущая строка внизу даёт следующее задание. Нет времени остановиться, нет времени размышлять. Говори, убеждай, включай все свои способности, иначе останешься без маленьких радостей вечером, тогда одиночество и страхи сожрут тебя живьём.

Глава 8
Павлония

После разговора с наставником Пинасеи Мия была сама не своя…

Регнер, был готов отправиться на восток, но не тешил ни себя, ни её иллюзиями. Успех мероприятия, по его словам, был сомнителен. Ведь даже с южными и центральными регионами переговоры оказались неудачными. Что уж говорить про павлонцев, которые всегда придерживались принципа невмешательства в общие дела Плантайи. Что их могло сподвигнуть нарушить этот принцип, он не знал. Не знала и Мия. Но попробовать они были должны…

«Уверен, в тебе есть нечто такое, что убедит их, ты найдёшь слова», — подбодрил её Регнер по дороге к порталу. Она сомневалась, конечно, но не в своей правде, а в том, подберёт ли нужные, правильные слова для людей востока.

Ведь все видят мир через призму своего опыта. И часто так происходит, когда правда тебе очевидна, а другим нет. А если их большинство? Тогда сомнений больше! И как же действовать?

«Действуй, как можешь, а жизнь сама определит правду», — вспомнила она собственные слова. Но сложно, как же сложно идти против всех, настаивать на своём. Она даже не подозревала, как невыносимо тяжело идти против наставников — более мудрых, более опытных людей. Но, к счастью, в Плантайе есть нексус. Он диктует правила жизни, значит, каждый сам знает, что правильно, а что нет. Нексус говорит, у тебя есть глаза, уши, сердце. Смотри, слушай, живи. И действуй, как подсказывает нексус. Нексус, а не другие. Никто не хуже, не лучше, все на своих местах. Да, они прошли больше, значит, и опыта больше. Они уже сталкивались с такой ситуацией, а ты нет. Но они лишь могут подсказать, дать тебе совет, а решать, что делать, должен ты сам. Потому что это твоя жизнь, и тебе дан такой же дар, как и им — сердце, в котором заключён нексус, где записана неизменная воля Природы, вечная её мудрость. И читать эту волю может каждый. Каждый, чьё сердце открыто, кто имеет ясный разум. Нужно лишь приложить усилия, чтобы понять её (в этом и заключён священный закон равенства и единства всех живых существ). И пусть сейчас ей не верят. Не это ей нужно. Она должна выполнить свой долг перед нексусом.

Как только они прошли портал и оказались в Павлонии, им пришлось снять свитера и меховые безрукавки, потому что здесь было жарко и влажно. Совсем другой климат, природа. Регнер, к счастью, всё предусмотрел: под тёплой одеждой на них были лёгкие платья и штаны, меховые и войлочные сапоги сменились на сандалии.

— Ну как? Теперь нас и не отличишь от местных, да? — весело бросил он, убирая всё в неизменный плечевой мешок.

Мия смотрела по сторонам. И правда, теперь их одежда ничем не отличалась от павлонской. После снежной зимы необычно было смотреть на ярко-зелёную траву и сиреневые колокольчики, которыми были покрыты деревья повсюду. Нежный, фиолетово-голубой цвет окутывал их облаком.

Мия поняла, что это именные деревья и, поинтересовавшись названием, узнала у Регнера, что это павлония.

Когда-то давным-давно Регнер проходил здесь стажировку, такую же, как и Мия в Урбании. Поэтому знал об этом городе многое. Но не в его манере было что-то рассказывать, и Мия набиралась впечатлений сама. Всё здесь было новым, иным. Дома, люди, природа — всё отличалось от привычного. Сдержанность и утончённость в приветствиях местных жителей. Необычные, невиданные растения и ландшафты. Сотни оттенков зелени. Чёткие пропорции, минимализм. Красота выражалась здесь не в мелких деталях, а в самих гармоничных линиях, особой манере организации пространства. «Так вот, оказывается, откуда у Зигор-Велеса любовь к лаконичности. Он же учился здесь», — вспомнила Мия.

Вскоре они подошли к одноэтажному дому, стоя́щему на сваях, с изящно загнутой кверху многоярусной крышей. Оставив на веранде сандалии, они вошли в просторное светлое помещение. Их встретил мальчик и, выслушав просьбу поговорить с учителем, попросил подождать.

В доме практически не было никакой мебели, кроме изысканных сундуков. Никаких стульев, кресел, столов. И в этом была особая эстетика: в простоте, в организации пространства без лишних предметов.

Когда они сели на пол, покрытый расположенными в строгом геометрическом порядке коврами, сплетёнными из растительных волокон, Мия убедилась ещё и в его безукоризненной чистоте.

Она хотела было спросить, почему они не пользуются мебелью, но Регнер жестом дал знать, что разговоры здесь не приветствуются, лучше соблюдать тишину, поэтому они молчали.

Каждый думал, размышлял о своём, когда неслышно появился маленький человек с тонкими чертами лица, по которым сложно было определить истинный возраст; только седые волосы, собранные в пучок на затылке, говорили о том, что мужчина уже немолод. Он поклонился своим гостям и после кратких приветствий предложил прогуляться по саду.

Намеренно приотстав, чтобы старые знакомые могли поговорить с глазу на глаз, Мия наслаждалась красотою и сложной системой обустройства сада.

Сиреневые цветы гроздьями свешивались с веток вдоль идеально вымощенных дорожек; кустарники круглой и квадратной формы росли по особому замыслу создателя, изредка открывая маленькие газоны, которые тоже были тщательно подстрижены; где-то журчала вода. Здесь не было простора, масштаба, размаха, но во всех этих уютных крохотных уголках хотелось остановиться, сложить мозаику красок, форм, впечатлений. Ведь каждое место здесь хранило сокровенный смысл, разумность и красоту.