Бесплатный фрагмент - Междумирье. Белая Дыра

Читателю от Автора о Книге

Заботясь о лёгкости восприятия, и полноте понимания этого произведения, называемого «Междумирье. Белая Дыра», я хочу ответить на вопросы Читателя, которые у него могут возникнуть на пути следования по сюжету книги.

Итак,

О книге.

Хотя книгу «Междумирье. Белая Дыра» вполне можно читать как сюжетно независимое завершённое произведение, со своим началом и концом, она, однако, является продолжением книги «Междумирье. Врата Междумирья», и завершает дилогию «Междумирье». Если Читатель прочитает первую книгу, он лучше познакомится с предысторией событий, описанных во второй книге. К тому же, главные герои первой книги, принимавшие участие в описанных там событиях, не принимают участия в событиях второй книги, так как их истории благополучно завершились. Но в том мире, из которого они вернулись, остались другие люди, которым предстоит закончить начатое дело. К ним присоединяются новые герои.

О грамматике.

В тексте используется оригинальная авторская грамматика Русского языка, отличная от современной официальной грамматики. Разница не особо большая, и заключается в том, что здесь используется предлог «без», вместо принятого «бес», там, где это уместно по смыслу. Бес — это демоническое существо, а без — это указание на отсутствие чего-либо. К примеру: бессмысленный и безсмысленный — это разные, по смыслу, слова. Такая же грамматика применяется и в первой книге «Врата Междумирья».

О названиях и определениях.

Мидгард — древнее название планеты Земля.

Сварга — космос, Вселенная (творение Бога Сварога)

Явь — наша четырёхмерная реальность.

Навь — потусторонний мир.

Правь — мир Богов.

Земля — «планета» — небесное тело, вращающееся вокруг своей звезды.

Скуф — селение, городище.

Скит — маленькое селение, вроде хутора.

Иринирование — смешение живых существ на энергетическом уровне.

Об измерениях.

События книги не всегда происходят в нашем мире. Там, куда попадают главные герои, различные измерения производятся не в величинах Международной Метрической Системы Мер, принятой в наше время в нашем мире, а в иных величинах.

***

Времяисчисление.

В древней системе времяисчисления сутки делятся на 16 часов. (1 час = 90 современных минут)

Час делится на 144 части. (1 часть = 37,5 секунд)

Часть делится на 1296 долей (1 доля = 0,06 сек.)

Доля делится на 72 мгновения.

Мгновение делится на 760 мигов.

Миг делится на 160 сигов.

***

Размеры.

Для измерения пространства применяется пядевая система мер, основой которой является пядь — 17,78 сантиметра.

Стопа = 2 пяди.

Локоть = 3 пяди

Аршин = 4 пяди

Лоб = 7 пядей

Сажень = 12 пядей (213 см.)

Косая сажень = 17 пядей (302 см.)

Верста = 500 пядей (1066,8 м)

***

Температура

Пар — температура кипения воды при атмосферном давлении на луне Чура. Измерения температуры производятся в долях пара.

****

Углы

Доля — 1/32 часть полной окружности

Междумирье. Белая Дыра

1. Мидгард. Воскресшие. (пролог)

Спустя пять лет после своего возникновения, Белая Дыра перестала быть видна с земель и лун звезды Мерцаны. И тогда Раксы, Цесеры, и немногочисленные Раса уверовали, что извечная опасность, приходящая к ним каждые сто тридцать три лета, исчезла навеки. И начали они новое летоисчисление — от Белой Дыры, ибо кончилась эпоха нашествий ящеров.

Но оставалась ещё одна угроза, узкая лазейка для исчадий Нави — Врата Междумирья на луне Чура, построенные тысячелетия назад Кощеями. По преданию, через эти Врата на луну Чур были приведены пленники из других миров, предки Раксов. Прежних хозяев давно нет, но Врата остались. Их надёжно охраняли ныне живущие Раксы, и стража всегда была готова встретить всех, кто выходит из Врат. И никому, так же, не было дозволено в них входить отсюда, дабы обратно не проскочили навьи твари.

В первое лето от появления Белой Дыры девять человек, людей Расы, решивших вернуться в свой родной Мир, прошли в запретный охраняемый чертог Врат. Они были допущены туда без права возврата назад. Раксы, по своей природе, не умеют плакать, поэтому уходящих Раса Раксы провожали без слёз.

К Вратам пришли три жрицы, один жрец-воин, две девушки, и двое мальчиков-подростков. С ними был ещё один молодой человек с Мидгарда, который не был членом их семьи

В руках одной из жриц была многоцветная зарбиновая призма, которую она привезла с Марены-земли. Это был их ключ к Мидгардским Вратам Междумирья.

Пройдя руины и заброшенные сооружения охраняемого чертога, они вошли в шестигранное строение, в коем и располагался створ Врат. Это было огромное, вертикально стоящее кольцо из зарбина. Старшая жрица взошла по ступеням к створу Врат, и внимательно обследовала плоскую поверхность стены створа. Вскоре она нашла в них закладку из нескольких шестигранных призм, таких же, как та, что была в руках у другой жрицы. Ей понадобилось некоторое время, чтобы подогреть горелкой одну из призм, и тогда она смогла вытащить её. После этого она взяла Мидгардскую призму, и вложила её в освободившееся место, и тогда все её спутники отошли к стенам.

Сначала слабым зелёным светом засветились все закладки зарбиновых призм, расположенные по всему кругу Врат. Потом ярче всех вспыхнула резонирующая Мидгардская призма, и следом за ней так же ярко засветились все остальные призмы. От них свечение распространилось по всему огромному кольцу, и Врата открылись…

Аркаимский ОМО (отдельный медицинский отряд) — в/ч 94201

— Сержант Белосветова!

— Я, товарищ майор!

— Отправляйтесь на КПП, — сказал майор, — К вам прибыл посетитель.

— Посетитель? Могу я узнать кто это? — спросила сержант Белосветова.

— Тоже сержант, — ответил майор, — некто Хромов.

Василиса чуть не подпрыгнула и не захлопала в ладоши, однако Устав не дозволяет так себя вести.

Майор подошёл к Василисе ближе, и негромко спросил:

— Я знаю, что вы, Белосветова, пошли в армию следом за своим женихом, да?

— Так точно, товарищ майор.

— Это он?

— Так точно.

Майор кивнул.

— Теперь я понимаю, — сказал он, — почему всегда испытывал к вам необъяснимое уважение. Такое, знаете, всегда чувствуется… Уважаю, сержант Белосветова! Идите!

— Есть!

Сержант Руслан Хромов ждал Василису на КПП.

Так непривычно было обниматься в военной форме… Это ведь их первая встреча, после того, как он эту форму надели. Впрочем, целоваться она никак не мешала.

— Привет, десантура! — сказала Василиса, освободившись из объятий Руслана.

— Привет, медицина! — ответил Руслан, радостно оглядывая Василису.

— Что у тебя нового, миленький? — спросила она.

— Пять прыжков с парашютом, — ответил он, — Уже!

— А у меня три! — сказала Василиса.

— Что!? — удивился Руслан, — Ты прыгала с парашютом?

— Да нет! У меня теперь три племянника! — ответила Василиса.

— Не понял… — Руслан призадумался, — Ты хочешь сказать, что Лена…

— Да, да, да! Лена с Игорем родили мальчика! Теперь у нас с тобой появился третий племянничек. На прошлой неделе, 21 сентября. Назвали Святославом.

— Вот молодцы! — воскликнул Руслан, — Жаль, первые двое, Всеволод и Людмила, не знают.

— Узнают ещё, — уверенно сказала Василиса, — Пойдём, Русь, в беседке присядем.

Они направились к решётчатой беседке, увитой диким виноградом, недалеко от КПП военно-медицинской части.

— Я вот часто думаю, — сказал Руслан, — как они вернутся к нам? Если таким же образом, как и мы, то, может быть, они возвратятся в свой реальный возраст по времени Мидгарда?

Задумалась и Василиса.

— Возможно, имеет значение место исхода, — предположила она, — Мы, с тобой, уходили с Марены, которая находится в одном времени со всей Сваргой, хотя и это очень относительно. А если они также уйдут с Чура, который находится в прошлом, то… я не знаю, что будет. Ты думаешь, что они вернуться в наше место мира по времени Чура?

— Я никак не могу сложить в голове эту комбинацию, — ответил Руслан, — Если это так, то они должны вернуться просто в то время, из которого они ушли. Если это так, мы бы их уже встретили. Но, поскольку мы их не видели, то их реально здесь нет… Хотя они могут и не явиться к нам сразу.

— Как скрывался Ведамир, когда упал с колокольни на четыре дня назад, — вспомнила Василиса.

Да, волхв Ведамир им потом всё рассказал. Когда они все собрались дома у волхва, за столом, за самоваром, когда всё уже закончилось, он им всё рассказал.

Получив в подарок четыре дня к своей жизни, сообразительный Ведамир решил провести их с наибольшей пользой. Зная, что происходило в последние четыре дня, он надумал принять тайное участие в важных событиях, дабы посодействовать благополучному их исходу. Он помог Руслану выбраться из Дубова Поля, оно же Лесной Глаз. Позже он наведался к бабушке Яге, и помог опергруппе «гостей», которые искали у неё ребятишек, окончательно потеряться в лесу. А потом он съездил в Дубов к Лебедевым, и поговорил с ними, прояснив для них всё неведомое, что мешало им понимать происходящее и принимать правильные решения. Этот разговор очень помог Игорю и Елене. В те дни все люди вокруг них лгали — им, и про них; а люди, которые могли сказать им правду, были в бегах, и не могли поговорить с ними. Трудно было сказать им, что своих детей они, вероятно, уже и не увидят. Тогда было трудно… Но потом, за одним столом с ними уже сидели Руслан и Василиса, воскресшие из мёртвых, и свидетельствовали, что дети Елены и Игоря — Сева и Людмилка, живы и здоровы, а также обе Ягини — Рита и Лада. И если Руслан и Василиса вернулись оттуда, то и для оставшихся там может найтись такая возможность.

Они могли бы воспользоваться Вратами Междумирья, но это сложно — к тем Вратам никого не подпускают, а Врата на Мидгарде находятся в опасном состоянии.

Другой способ — это удар Нетрона, возвращение через СМерть. Нетрон — энергетический меч, созданный Русланом — остался в руках Всеволода, и это даёт надежду. Крайнюю надежду — чтобы воспользоваться Нетроном, придётся убивать. Всеволод и Людмила уже могли бы вернуться на Мидгард, и Рита с Ладой тоже, но прежде они намерены закончить войну с Ночь-Землёй, где гнездятся Ракшасы, посланники Нави. Война есть война, и для них главное — не умереть раньше от иного оружия, кроме Нетрона. Да хранят их Боги! Василису и Руслана вернул Нетрон. И многие подробности их возвращения остались только между Русланом и Василисой; друзьям они рассказали не всё из того, что можно передать словами.

И сейчас, обнимая Руслана, Василиса вспоминала полупрозрачного призрака, который едва начал наполняться материей Яви, и воспринимался осязанием только как уплотнение и упругость воздуха, но она уже видела его. А он еще ничего не осознавал, ведь прошло только несколько часов после его возвращения в Явь. Они сидели вместе у костра, и Василиса говорила с ним, просто пересказывая всю их совместную жизнь. Когда Руслан осознал свой слух, голос Василисы и её слова стали первыми звуками, которые он услышал после СМерти. А она обнимала его, еще полупрозрачного, но уже в плотном теле…

— Ты тогда так и заснула на мне, — сказал ей Руслан, — помнишь? Я понял, что ты давно не спала.

— Да. Я проснулась на твоих коленях, у погасшего костра! — ответила Василиса, — Боже, ты же замёрз, ты же был уже полностью воплощён, и всё чувствовал! А у меня в рюкзаке для тебя одежда была! А ты не знал. А я уснула, и ты меня не разбудил.

— Не так уж и холодно было, Вась. И ты сама меня прекрасно согрела, не нужно было тебя будить. Ты не представляешь, что я пережил, когда… убил тебя. Я до сих пор не могу всё это полноценно выразить… Вся прожитая жизнь, всеми своими многочисленными нитями, все её мгновения, оказались предназначенными для того, чтобы сойтись в этом событии. Неужели я жил для того, чтобы загубить две души — твою и мою!? Теперь представь, что я чувствовал, когда предсказание Всеволода оказалось истиной! Когда я узрел тебя живую, дома, на Мидгарде, я… Для меня уже просто не было в мире ни холода, ни огня! Это чудо, которое я никогда в жизни уже не встречу — когда сбывается самое невероятное. И Сева верил в это!

— Сева… — проговорила Василиса, — Что теперь свалилось на него…

— Я его видел, Василиса, — сказал Руслан, сжав её ладонь, — Сильный человек. Он справится…

— Он и Людмила так много задумали!

— Да, Вась. Спасти мир, который их приютил.

Круглый створ Врат затянулся светящимся плотным туманом, зелёным, с красными прожилками. Он не имел расплывчатой границы своей поверхности, и от того казалось, что туман находится за тонким стеклом. Это была тонкая прослойка пространства безконечного Междумирья, через которую можно пройти в другой Мир. Этот туман был знаком жрицам: более двадцати лет назад в сфере Междумирья такой туман отрезал им путь назад. Впрочем, тогда они находились в неуправляемом полёте, оказавшись в поле притяжения Мира Мерцаны, а туман, возможно, мог бы вернуть их домой.

Звук, похожий на шум воды, и не просто шум воды, а гул настоящего морского прибоя, доносился из тумана, как бы из далека, но он приближался. Люди поспешили отбежать от Врат, и отойти в сторону. Гул приблизился, и по ступеням хлынула водопадом мутная вода. Поток усиливался, выносил изнутри целые камни, и вода начала заливать зал.

Это была вода с Мидгарда!

Они знали, что с той стороны должны быть руины укрытия Дубовских Врат, о них рассказали Руслан и Василиса, и Тайна, младшая жрица, привезла эту весть. Из их рассказа следовало, что Дубовские врата погребены под дном большого озера — водохранилища. И теперь они затоплены!

— Зорян, призму! — крикнула старшая Жрица.

Мужчина, преодолевая поток воды до колена, прорвался к стене, и вытащил из неё призму зарбина.

Поток воды словно отсекло ножом, вода упала, и разбежалась по ступеням вниз. Туман погас и рассеялся — Врата закрылись. Створ Врат снова стал пустым пространством зарбинового кольца, которое постепенно гасло, тихо потрескивая, как остывающий камень.

Вода из другого мира с тихим журчанием разливалась по залу, постепенно успокаиваясь

Все молчали. Теперь они будут ждать. Сколько — не известно. И неизвестно чего. Мидгардские Врата затоплены, но уходить им больше некуда. Сейчас они постучались в дверь, и, если их услышали, им откроют.

2. Земля Марены. Завершение и возвращение

— 1 —

Он готовил себя к этому удару много дней. И его рука не дрогнула, и меч точно пересек шею Руслана. Севелес проводил глазами веер брызг крови, и успел увидеть, как отлетела голова, а потом всё мгновенно исчезло — и голова, и тело. Разлетевшиеся капли крови оросили мокрый камень площади, и тоже исчезли. А на то место, где стоял приговорённый к смерти, только упала его одежда.

Изумлённая тишина воцарилась вокруг — собравшиеся зрители не ожидали такого исхода казни. Потом послышались отдельные взволнованные выкрики из толпы, и вот уже все собравшиеся тревожно зашумели множеством голосов. Севелес увидел, что к нему бегут, обнажая мечи, все четыре судебных исполнителя, и ещё несколько военных.

Севелес быстро осмотрелся. Тело Руслана исчезло. Значит, Нетрон сработал, как положено, у них всё получилось — он помог ему вернуться. Теперь надо уходить самому.

Его ждала сестра, во втором переулке от лобного места, между двумя каменными зданиями, и там сейчас толпиться народ, перекрывая ему путь. Севелес повернулся и решительно направился туда, угрожающе раскачивая мечом. Один раз он оглянулся, и это заставило остановиться настигающих его солдат и судебных исполнителей. А толпа, к которой он приближался, зашевелилась, как муравьиный рой. Цесеры видели, что он сделал своим мечом, и не знали, чего ожидать от загадочного палача, но они были настроены как-нибудь задержать его.

Сестра вышла из переулка, и быстро направилась к толпе. Приближение девушки никто не увидел своими спинами. Её рука ловко скользнула в поясную сумку, и в руке оказался раскладной автоматический нож. Она легко нажала боковую кнопку, и из рукоятки мягко выдвинулось матовое металлическое лезвие. После этого её палец сразу лёг на другую кнопку — кнопку электроразрядника.

Она чуть подняла руку, и нажала кнопку. С лезвия ножа, извиваясь змейкой, устремилась вперёд тонкая голубая молния.

С расстояния четырёх шагов она свалила на землю пятерых цесеров. Ещё шестерых она положила, приблизившись вплотную. После этого все оглянулись, и увидели извилистую молнию электроразряда, исходящую из руки неизвестной девушки. Толпа ахнула, и в страхе раздалась в стороны. В образовавшийся проход уже шагнул Севелес, а его сестра сразила молнией ещё одного смельчака, который отважился выбить оружие из её руки. Они все будут жить, когда придут в себя.

Севелес и Тайна, не задерживаясь, бросились за угол тюремного здания, а там стояли наготове два оседланных дила.

Они проскакали до внутренних ворот, и там спешились. Вместо стражи их встретил Зорян, мастер рукопашного боя, который эту самую стражу обезоружил, и аккуратно сложил в рядок под стенкой, всех шестерых. Теперь у Зоряна были ключи, и он вывел Тайну и Севелеса наружу через стенной проход с четырьмя дверями. Снаружи, у двери, лежали ещё два стражника, успокоенные Зоряном на пару часов. Здесь же их ждали ещё три дила, готовые сорваться с места в любой момент. Вскочив в сёдла, брат, сестра, и её супруг благополучно умчались от тюрьмы Каменное Гнездо.

Тюремщики подняли тревогу. В погоню за иномирцами выпустили стаю прирученных волканов, которых со щенячества приучали к награде в виде человечины. А уж следом за волканами помчались, верхом на дилах, стражники.

Волканы очень быстро исчезли из виду, умчавшись далеко вперёд, и стражники гнались по следам на снегу. Вскоре им стали попадаться тела волканов, одиноко валяющиеся далеко друг от друга. Их нашлось примерно половина из всей стаи, остальные исчезли бесследно и никогда больше не вернулись. Те волканы, что нашлись бездыханными, оказались живы — они, позже, пришли в себя, и поджав хвосты, вернулись домой. Поражение электрическим разрядом надолго отучило их гоняться за людьми. Те же волканы, которые исчезли, стали жертвами Нетрона — страшного меча ведамана Севелеса. Этим мечом он убрал из этого мира Руслана.

Оторвавшись от погони, трое людей остановились и собрались вместе, не слезая с дилов. Зорян поцеловал жену, и спросил:

— Всё ли состоялось, как было задумано?

Ответил Севелес:

— То, что видели глаза, совершилось, как хотелось, а что потом происходило за пределами этого мира, то только в нашей вере. Вера моя укрепилась в том, что Нетрон отправляет поражённых им живых созданий в исходные миры обитания.

— А значит, Руслан отправился следом за тётей Васей — домой! — сделала вывод Тайна.

— Пора и нам домой, — сказал Зорян, облегчённо вздохнув.

— Если вспомнить о нашем истинном доме, где мы родились… — проговорил Севелес, — то нам до него ещё очень далеко. Я не вернусь на Мидгард, пока мы не покончим с ящерами-Ракшасами.

— Мы тоже, Севелес, — ответила Тайна.

Севелес огляделся, пристально осматривая видимые окрестности.

— Сдаётся мне, что я видел преследователя-всадника, который обогнал волканов, и следовал за нами далеко в стороне, — сказал он, — но мне недосуг было разглядывать.

— Значит и я не ошибся, — ответил Зорян, — мне тоже показалось, что нас догнал один всадник. Теперь таится где-то…

— Придётся к месту идти путаным следом, — сказал Севелес, — чтобы выследить преследователя и перехитрить его.

За четыре дня пути, с потайными остановками, они так и не увидели за собой разведчика. Должно быть, он всё же отстал от них, ещё тогда, когда они разделались с волканами.

— 2 —

А потом они взбирались по отлогому горному склону, по тайной тропе, которую они разведали ещё два лета назад. А им навстречу вышли их соратницы — четыре Раксы, экипаж «Грозовой Звезды», которые два лета ждали их здесь, в горах. Это были Тэй Гура, Эро Тих, Лен Вик и Азан Сани.

— Рады видеть вас в здравии! — сказала, после тёплых приветствий, Тэй Гура, капитан виплана, — Испейте горячей сурицы. Мы научились готовить её из местных полезных трав.

Оказалось, звездолётчицы здесь уже построили маленький хутор, с небольшим подсобным хозяйством. Посторонние глаза увидели бы здесь скромных крестьян, и ни как бы не догадались, что здесь спрятан виплан. Впрочем, не догадались и вернувшиеся люди.

— А где наша «Грозовая Звезда», Тэй? — спросил Севелес капитана, когда все уже сидели в уютной хижине, у каменного очага, пламенеющего сухими дровами.

— Виплан в надёжном месте, — удовлетворённо ответила Тэй, — Он в леднике!

— Как, в леднике?

— Мы укрыли его во льду ледника! Вморозили в лёд! Это самый надёжный способ укрыть такую громадину от посторонних глаз. Просто держать его в ущелье ненадёжно — его рано или поздно увидят. Ты же знаешь, Севелес, что в небе летают разведчики — карлики-резусы в когтях специально дрессированных перанов. С их помощью власти стараются хоть как-то присматривать за горными краями. Теперь они видят только наши домики и коз. А виплан они никак не увидят и не достанут.

— А достанем ли его мы? — спросил Севелес.

— Достанем, — ответила Тэй, — Лёд можно растопить за несколько часов. Дай только команду, и виплан выберется сам, он запрограммирован.

— Нам здесь уже нечего делать, и мы летим на Чур, — объявил Севелес, — и когда же тогда мы можем улететь?

— Эро, — обратилась Тэй к звездоходнице (штурману), — организуй. Сколько на это понадобится времени?

— Около пяти часов, — ответила Эро, и достала пульт, — Включится атомный реактор в режиме слабого прогрева по программе планового технического обслуживания. Тогда пойдут горячие паровые выхлопы из всех технологических отверстий, и лёд вокруг виплана начнёт плавиться. Мы всё продумали.

— Какие-же вы умницы! — похвалил Севелес, — Вы два лета терпеливо ждали нас, и сберегли наш виплан!

Звездолётчицы не смогли скрыть своего удовольствия и разулыбались от похвалы.

— Куда мы теперь летим, Севелес? — спросила капитан, — Ты сказал, на Чур. Обратно?

— Да, — коротко ответил Севелес.

— А как же разведка Ночь-земли?

— Всё будет по-другому… — сказал Севелес, — Вас всех надо вернуть на Чур, вы свою задачу выполнили… На Чуре будет подготовлен боевой отряд, который и отправится вместе со мной в обитель Ракшасов.

Севелес не стал говорить, почему он отказывает в участии этому экипажу «Грозовой Звезды». Все четыре Раксы, молодые женщины, в своей мужской юности посвящали себя учёбе и практике звездоходов. Они были влюблены в своё дело, жили кораблями и Сваргой, и отдавали Сварге всё время своих жизней. Они стали капитанами, звездоходниками, и техническими мастерами, но так и не стали отцами. Значит, им предстоит стать матерями. Пусть возвращаются на Чур, и создают свои семьи. Севелес, ещё два лета назад, чувствовал, что он им нравится, вроде как мужчина — он успел это подметить за четыре месяца перелёта. Может быть, он ошибается, но ненамного. По крайней мере, некоторым из Раксов он приглянулся. Ничего необычного нет в том, что свободный молодой мужчина понравился зрелым женщинам, но эти женщины — бывшие мужчины. И Севелеса, мужчину Расы, это отталкивало, по причине врождённого отторжения к таким связям. Раксы — мужеродящий род; у них рождаются только мальчики. Они вырастают, созревают, и могут стать отцами. А через несколько лет репродуктивного возраста они перерождаются в женщин, коими и остаются до конца дней своих. Тогда они снова могут стать родителями, но уже матерями, создав, может быть, вторую семью с молодым мужчиной, который потом тоже станет женщиной. Такова их природа. Род Раксов возник от принудительной связи людей с гермафродитными ящерами-Ракшасами, которые ищут, как продолжить свою чахнущую породу в других существах. Так же возник и род Цесеров, живущий на Марене-земле, только Цесеры стали родом женородящим, и у них рождаются только девочки. Севелес, мечтающий о возвращении на родной Мидгард, зарёкся связывать свою жизнь с племенами этого мира — с людьми-полукровками от рептилоидов.

Продолжая свой ответ, он сказал:

— Как видите, мы вернулись не с пустыми руками — я принёс меч. Его зовут Нетрон. Я получил его от мастера-оружейника, который сделал его, и своим словом благословил свой дар. Нетрон имеет не только металлическое тело, но и особое энергетическое поле многомерных миров. Его лезвие не только рубит плоть, но и воздействует на энергетические оболочки живых существ, от чего те входят в резонансное соприкосновение с многомерностью междумирья, и существо, поражённое Нетроном, умирает здесь, но возрождается в предыдущем мире его обитания, в той плоти, в какой оно там жило. И таким образом Нетрон может поражать призраков — существ, лишённых материальной плоти, и так же, возвращать их в предыдущие миры обитания. Вот это — самое главное! Племя Ракшасов на Ночь-земле уже вымерло, это вычислили волхвы-учёные, и Ночь-земля заселена призраками ящеров. Теперь они стали ещё опаснее. Лишённые плоти, они могут легко вселяться в чужие тела. Им теперь уже даже не нужно генетическое насилие, а только прямое иринирование с жертвой — подселение в его плоть. Грядущее вторжение Ракшсов будет именно таким. И вы ничего не сделаете против них — они призраки, и они свободно завладеют нашими телами, и снова продолжат свой род, уже в наших телах, продолжая грабить Миры Сварги.

Раксы хмуро переглянулись.

— С обретением этого меча, наш план изменится, — продолжил Севелес, — мы достигнем Ночь-земли, и высадимся на ней!

Раксы вопросительно замерли.

— Но ведь Оборонное Собрание решило загнать Ночь в непродуктивную ветку будущего! — сказала Эро.

— Так и будет, — подтвердил Севелес, — но есть одна сложность. Для выполнения этой задачи нам понадобиться создать гравитационную волну, вектор которой совпадает с осью вращения Ночь-земли. То есть, точно на линии оси мы должны будем произвести столкновение материи и антиматерии. Всякая ось вращения существует условно, и уходит в бесконечность, поэтому открыть два сосуда с материей и антиматерией можно на хорошем удалении от Ночь-земли, нужно только точно выйти на условную линию оси. И вот тут выяснилось — этого раньше не знали, — что ось Ночь-земли процессирует. Нашли в архивах старинные записи звездомеров…

— Вот это да! — воскликнула Эро, — значит, Ночь-земля качается, как неваляшка?

— Да, её ось вращения описывает гигантский конус в пространстве, — подтвердил Севелес, — И как поймать линию оси, находясь на расстоянии от Ночи!? Это крайне сложная задача.

— И как? — спросили Раксы.

— Вы сами поняли, как, — ответил Севелес, — Надо сойти на Ночь-землю, принести сосуд с антиматерией на её полюс вращения и просигналить оттуда. Тогда из ближней Сварги смогут поймать ось вращения Ночи, и надо будет только точно следовать за ней. А потом распечатать оба сосуда…

— О, Боги! Но тогда вы все исчезнете в другом времени вместе с Ночью!

— Война требует жертв… — смиренно сказал Севелес, — Это предварительный план. Возможно, сосуд можно будет распечатать и автоматически, главное, донести его до места. И вот здесь нам понадобится мой меч, потому что на Ночь-земле наше стрелковое оружие бессмысленно против призраков. А если мы провалимся во времени вместе с Ночью, то только Нетрон вернёт нас в исходный мир. Несколько дней назад, одним ударом Нетрона, я отравил в его родной мир мастера, который этот меч сделал…

И все замолчали.

А Севелес задумался… Марена — это уже третья земля, на которую Севелеса, и его сестру Тайну, забросила жизнь. Они родились на Мидгарде, выросли на Чур-луне, пробрались на землю Марены, а теперь их путь лежит к страшной Ночь-земле.

— 3 —

На следующий день, утром, они стояли на краю ущелья и наблюдали, как из трещин во льду вырываются струйки пара — в этом месте прятался виплан, который сейчас начал плавить лёд вокруг себя. Трещины увеличивались, расползаясь по большому ледовому полю. Стал слышен треск, и отдельные, огромные, как дома, куски льда зашевелились. Севелес заволновался, не разломает ли лёд виплан. Но звездолётчицы успокоили его: корпус виплана — титановая броня в треть пяди, а под ней — пористый карбоновый наполнитель для жёсткости.

Трещины расширялись с громким хрустом, выпуская клубы пара. Из глубины льда слышалось прерывистое гудение.

И, вдруг, все увидели человека и дила.

Похоже, они появились на поле ледового языка, спускаясь с верхнего уровня горного склона. Люди сюда забредают крайне редко, а этого угораздило явиться в самый неподходящий момент. Мужчина в походной одежде, с какой-то ношей за спиной, вёл на поводу своего дила, спускаясь вниз по ледовому склону, обнаружив этот удобный прямой путь в ущелье. Но, на его беду, всё вокруг вдруг начало трескаться и шататься. Его дил, испуганный происходящим крушением льда, рванулся назад, и мужчина не удержал повод и упал на лёд. А потом раздался грохот, и гигантский массив льда отломился, развалился на глыбы и стремительно сполз вниз, а на его месте открылся нос виплана и передняя часть дисковидного тела корпуса. Металл блестел влагой и густо парил паром.

Ледяные глыбы, одна за другой, посыпались вниз по склону, освобождая «Грозовую Звезду» из этой скорлупы. Виплан, словно вылуплялся из яйца, как птенец. Но все смотрели не на огромную машину, а на терпящих бедствие человека и дила. Было видно, что их попытка убежать снова наверх совершенно напрасна: лёд вокруг них растрескался, раскроился на безформенные куски, и путь у них теперь только один — вниз, вместе с ледовым обвалом. И лёд рухнул под ними, и человек, и дил, полетели вниз, пропадая в месиве обломков… Звездолётчицы вскрикнули, а Тайна спрятала лицо на груди Зоряна.

Это страшное недоразумение потрясло всех. Ведь никто и не подумал осмотреться и убедиться, что в окрестностях нет посторонних людей, которых бы следовало предупредить. Люди здесь появлялись настолько редко, что об этом и думать забыли. Виплан, освобождённый из-под ледового панциря, качнулся, чуть завалился набок, и медленно пополз вниз на своих шести опорах; саженей через двадцать он увяз в изломах льда и замер. Но никто сейчас не обращал на него внимания, всех волновала судьба того цесера, сгинувшего в ледяном обвале.

Оправившись от первого потрясения, все бросились вниз по горному склону, направляясь к тому месту, где мог оказаться несчастный. Его не было видно в обломках льда, и очень может быть, что искать его придётся несколько часов. А может быть, это уже и бессмысленно… Какой-же это дурной знак — начинать обратный поход с такого несчастья!

Сначала они нашли дила. Мёртвое животное застряло между глыбами льда. Его тело было разбито и растерзано. Значит, где-то рядом и человек. Искать человека долго не пришлось.

Его увидели неожиданно. Вскрикнула Азан — второй рулевой экипажа, и все оглянулись, и увидели бело-серую человеческую фигуру, выбирающуюся из-под ледяной глыбы. Судя по тому, как эта глыба качалось, человек был недюжинной силы. К нему, конечно, сразу бросились все, спотыкаясь и падая на обломках ледника, но он уже сам выкарабкался из завала, и встал во весь рост. Несомненно, это был тот самый пострадавший. Его одежда выглядела так же, как рваная шкура его погибшего дила, и свидетельствовала о том, что человек побывал в настоящей ледовой мясорубке. Из этого следовало, что он должен был получить такие же травмы, несовместимые с жизнью, как и несчастный дил. Но человек был цел и невредим, и никаких признаков переломов не имел. Осмотревшись и отряхнувшись от снеговой крошки, он, перепрыгивая с глыбы на глыбу, направился прямо к людям.

Перед ними предстал человек, мужчина высоко роста и крепкого телосложения, но, тем не менее, из плоти и крови. Непонятно, как он смог выжить в обвале?

— Ты цел, человек? — спросил Зорян, который первым оказался перед незнакомцем.

— Вполне, — ответил тот, немного задыхаясь, — Благодарю, но не утруждайтесь помогать — я в этом не нуждаюсь.

Первая фраза этого человека выдавала его вовсе не простым селянином, каким он мог бы показаться.

Его обветренное высокое лицо обрамляла светлокарая борода и усы, необычного, однако, оттенка, и которые сейчас были забиты снегом. Такими же были и длинные, до плеч, волосы. Но более всего привлекали внимание его глаза. Глядя в них нельзя было отделаться от ощущения, что видишь перед собой сразу два человека. Глаза были разные. Обычные человеческие глаза, но левый глаз был голубой, а правый был зелёный.

Приблизившись, Севелес внимательно присмотрелся к этому человеку, и завершил свой осмотр, конечно, на его глазах. Тот спокойно смотрел в ответ, прекрасно понимая, что привлекло внимание Севелеса.

Потом Севелес глянул на Зоряна — без слов они оба поняли, что это не Цесер. Однако и не человек-Раса.

— Кто ты? — спросил Севелес.

Но человек не успел ответить, потому что его опередил Зорян.

— Это он, — сказал Зорян, — Это он преследовал нас, когда волканы уже отстали. Я узнаю его по фигуре.

— Да, это я, — сказал мужчина, — Я следовал за вами, несмотря на то, что вы путали следы.

— Продолжай, — сказал Севелес.

— Я присутствовал на казни иномирца в Каменном Гнезде. То, что я увидел, заставило меня последовать за вами. Вы вполне подходящие для меня попутчики.

— Чем же мы подходим?

— Я увидел, у вас есть весьма необычные возможности.

— У тебя, однако, тоже необычные возможности — тебя не смог расплющить ледяной обвал.

— Я хорошо умею владеть своим телом и разумом.

— И какие же мы для тебя попутчики? Куда ты следуешь?

— Я намерен покинуть Марену и попасть на Чур. А вы это можете.

— Откуда же ты можешь всё это знать, что мы можем, и куда идём? — чуть встревоженно спросил Севелес.

— Мне это дано, — просто ответил незнакомец.

— Как же тебя зовут? Я, конечно, тоже представлюсь: Севелес, ведаман.

— Я Изосвет, странник.

— Твой путь может показаться странным, странник Изосвет, — сказал Севелес, — если бы мы сами не следовали тем-же путём: сначала в здешнюю тюрьму, а потом нам тоже надо на Чур. На этой земле крайне редко можно встретить тех, кому зачем-то надо на луну Чура.

Изосвет не спеша оглянулся на виплан, который лежал днищем на ломаном льду, и с его дисковидного корпуса, и с плоскостей крыльев поднимался свежий пар.

— Как я вижу, вы там живёте, — сказал странник.

— Верно, — согласился Севелес, — Ну, а тебе зачем нужен Чур?

— Мне нужен контакт с вашей цивилизацией, — ответил Изосвет, — Я знаю, для чего вы здесь, ибо иной причины быть не может. И у меня та же причина. Хотя я понял, что сейчас вы выполнили совсем другую миссию, и это была ваша первая цель, но ваша вторая, и теперь основная цель — это Ночь-земля.

Севелес сдержано промолчал. Все остальные тоже сдержались.

— Да, не выясняй, откуда я это знаю, — кивнул Изосвет в ответ на молчание всей команды, — просто это очевидно. Очевидно, что рано или поздно на Марене высадится десант с Чура, чтобы снова вступить в единоборство с Ночью, которая приближается. Мне оставалось только ждать, когда вы появитесь, и я смогу вас распознать. Чур недосягаем — он находится в прошлом. Приходится верить, что цивилизация Чура найдёт способ преодолеть временную аномалию своей луны, иначе это придумают Ракшасы, когда доберутся до Марены. И это случилось! — вы проникли за пределы времени своей луны! По делам вашим я узнал вас. Сначала весть о проникновении иномирцев в удел Слепого Ветра, а потом их удивительный исход из рук Светлой Правомеры. Я помчался за вами, и убедился, что не ошибся.

— Ты не цесер, — сказал Севелес.

— Да, я не цесер, — сказал Изосвет, — и не человек-Раса. А кто же? В вашем мире у меня нет родства.

— Иномирец, — сказал Зорян, — вот, что означает его имя.

— Да, — согласился Изосвет.

— И ты тоже намерен противостоять угрозе от Ночь-земли? — спросил Севелес.

— Подобная угроза может возникнуть в любом мире — Навьи силы вездесущи, — ответил Изосвет, — если в моём мире такое случится, нам тоже помогут, и к этому ещё добавится и приобретённый опыт.

— Хорошо, Изосвет, чем ты можешь нам помочь? — спросил Севелес.

Изосвет вздохнул, и встряхнул головой, избавляясь, наконец, от комков снега на волосах.

— Я оказался в таком положении, когда сначала надо помочь мне, — сказал он, — Я не обладаю сейчас и десятой частью тех возможностей, которые мог бы иметь, и сейчас могу быть для вас только сильным бойцом.

При этих словах Изосвет скинул с себя обрывки плаща, и снял со спины висящий на ремне меч в ножнах.

— Мне нужно попасть туда, — сказал он, — на Ночь-землю, и вступить в бой. Там я соберу всё, что потерял…

Севелес замолчал, и погрузился в продолжительное безмолвие, обдумывая сказанное Изосветом. Все терпеливо ждали, не мешая своему предводителю вникать в происходящее. Наконец Севелес спросил Изосвета:

— Ты мог бы нас и не найти. Не узнать… Не догнать… Что было бы тогда?

Изосвет ответил:

— Всё продумано давно. Продумано так, чтобы десант с Чура не ушёл незамеченным. Продумано — это не то слово. Вам не дано знать другие способы познания, какие доступны нам, вы это не воспримите. Скажу только, что мне было ведомо, что десант с Чура будет иметь две задачи: спасательную и исследовательскую. Исследовательскую миссию вы выполняете по пути: прорыв через временную аномалию туда и обратно, а спасательная миссия становится основной непосредственно на Марене-земле. В ходе этой миссии я вас и отследил, приложив свою руку к вашей встрече со Светлой Правомерой.

— И так ты встретился с нами прямо день в день, — сделал вывод Севелес, — Ведь уже завтра мы можем улететь, и догнать нас завтра было бы уже невозможно.

— Да, Севелес.

— А что ты будешь делать, Изосвет, если мы тебя просто не возьмём? — спросил Севелес, почти с насмешкой.

— Вы просто сильно измените свою судьбу, — спокойно ответил Изосвет, — Она переломится, и пойдёт по совершенно другой ветке развития. И за вами следом — целый мир. Вспомни, Севелес, что и для кого ты делаешь в этом походе, и осознай, что сейчас каждое мгновение твоей жизни весит очень много. Тебе достаточно двух частей часа, чтобы перебить всю цепь событий, которая на данный момент дошла до нашей встречи… И тогда не состоится то, что должно продолжиться дальше, хотя вы и улетите на Чур гарантировано.

Севелес прислушался к своим чувствам: ни одна струна в душе не задрожала тревогой. Он оглянулся на своих людей. Тайна и Зорян смотрели на Изосвета с интересом. Команда Раксов тоже не выражала волнения, и спокойно ждала, что будет дальше. Впрочем, они женщины, и новый мужчина им всегда интересен.

Севелес понял и почувствовал: странник Изосвет, иномирец, неизбежен на их пути. Даже случайная катастрофа с ледяным обвалом не смогла его убить. Значит, и они не смогут прервать его путь. Они сами часть пути этого странника. А странник-иномирец сам часть их пути. Они все — путь друг друга. Путь прерывать нельзя.

— 4 —

Запуск двигательного комплекса звездолётного виплана из полностью заглушённого состояния занимает несколько часов. Это связано с тем, что антигравитационный экран имеет сверхпроводниковые элементы, работающие при очень низких температурах. Время уходит на понижение температуры сверхпроводников. А в орбитальном двигателе используется металлический водород, и он образуется непосредственно перед включением двигателя, путём создания очень высокого давления в соответствующих узлах. На это тоже уходит время.

Внешне виплан представляет собой огромный выпуклый диск с двумя парами коротких крыльев. Задняя пара крыльев чуть скошена назад и поднята вверх почти на треть от прямого угла, а передняя пара расправлена прямо, но чуть опущена вниз. Из передней части диска выступает острый обтекаемый нос, в котором размещена кабина управления и системы наблюдения. Звездолётный виплан сильно отличается от обычных атмосферных випланов (виман-самолётов) большими размерами и сложностью конструкции. «Грозовая Звезда» была одним из немногих звездолётных випланов цивилизации Чура. Только эту машину удалось заполучить для похода Севелеса. Но если «Грозовая Звезда» сможет вернуться назад, то возможно, в грядущий бой против Ночь-земли могут бросить все звездолёты.

Пока виплан запускался, его отсеки, закрытые два лета, проветрили воздухом Марены, и накачали этого воздуха в воздушные ёмкости. Экипаж проверил системы управления. Все остальные участники похода разместились в выделенных им отсеках. Изосвет тоже получил свой отдельный отсек.

Перед стартом виплан был выставлен ровно на регулируемых опорах, у подножия горы.

«Грозовая Звезда» плавно поднялась на антигравитации, и почти вертикально ушла в небо. Когда гравитационное отражение уменьшилось почти вдвое, виплан висел уже очень высоко над поверхностью Марены, и звездолётчики включили орбитальный двигатель. Разогнавшись до второй космической скорости, виплан включил маршевый атомный двигатель. «Грозовая Звезда» устремилась к Чуру. Но зрительно наблюдаемый курс был направлен вовсе не к луне, поскольку виплан предстояло провести по сложным траекториям преодоления временной аномалии Чура.

Секрет прорыва через нарушенное время заключался в том, что на борту звездолёта находился «ларец времени» — это устройство, созданное на Чуре, во внутреннем пространстве которого текло неизменное время Чура. К Ларцу были подключены так называемые «путеводные клубки» — это датчики, которые переводили некую реакцию Ларца на окружающий мир в целеуказующие величины для приборов навигации звездолёта. Никто на Чуре, и нигде больше, не знал точно, как работают Клубки, и что происходит во внешнем пространстве по курсу звездолёта, но по указаниям путеводных Клубков экипаж направлял звездолёт в указанных направлениях. И эти движения часто казались совершенно бессмысленными и хаотичными, но в результате звездолёт преодолевал не только пространство, но и время, и реально попадал либо на Марену, либо на Чур. Обычным образом это было бы просто невозможно, поскольку эти земля и луна сейчас разделены аномалией времени. Марена находится в реальной Сварге, а Чур живёт в прошлом, на восемнадцать лет назад. Меняя курс, звездолёт попадал в некие места пространства, где происходили его скачки по времени. Как всё это работает, никто толком не знал, поскольку и Ларец Времени, и Путеводные Клубки были созданы не людьми Чура, а иномирными посланниками, с которыми имели отношения люди предыдущих исчезнувших цивилизаций. Ларец и Клубки были взяты из тайных специальных хранилищ, где укрыты подобные вещи, могущие оказаться опасными. Только особые люди, к числу которых относился и Севелес, могли иметь доступ к этим артефактам. Они, особое собрание учёных и жрецов, смогли разобраться в качествах и свойствах этих устройств, и применить их для перехода через восемнадцатилетнюю пропасть времени.

Сейчас звездолёт двигается обратно, снова возвращаясь на восемнадцать лет назад, к Чуру. На это может уйти до четырёх месяцев-сороковников по собственному времени звездолёта. Узнав об этом, странник Изосвет спокойно сказал:

— Я тогда, пожалуй, посплю. Будет трудно — разбудите, я буду знать, что делать.

И удалился в свой отсек. О чём это он? Он собирается проспать всю дорогу?

3. Мидгард-земля. Анна и Феликс

— 1 —

Было Крещение — день торжественный и таинственный. Петр Викторович Татарский, вместе с другими добрыми людьми, сегодня вечером сошел в ледяную купель, вырубленную во льду озера, и вышел оттуда, как заново рожденный. Чашка чая и пара рюмок коньяка быстро сделали заново рожденного опять взрослым человеком. Окунаться в воды озера ему нравилось гораздо больше, чем в море, на городской Набережной, где была организована купель из пластиковых буйков, по причине отсутствия натурального льда в тёплых водах залива. Гордый собою, бодрый духом и телом, он возвращался потом домой по плохо освещенным улицам своего района. В сей день он и думать не мог о том, что сегодня кто-то может иметь какие-либо злые намерения, а потому немало удивился, когда заприметил за собой слежку. Некий человек неотступно следовал за ним, соблюдая дистанцию — приблизительно, от фонаря до фонаря. Татарский, возможно, и не заметил бы преследователя, если бы тот просто шал следом, а не дергался за ним перебежками. Татарский немного заволновался. Поворачивая за угол, Тартарский чуть склонил голову, и успел увидеть фигуру этого человека. И это была женщина! Нет, даже девушка.

Он пошёл немного быстрее, но она не отставала, точно повторяя его путь. Кажется, она одна, но не может такого быть — наверняка с ней ещё кто-то. Она нарочно выдаёт себя безграмотной слежкой, чтобы он не видел остальных её подельников. А они где-то есть, и тоже идут за ним. Это уличные налётчики, точно… Сердце сжалось, как в ледяную воду опущенное. Не хватало ещё такого, в такой день… Чёрт возьми, в конце концов, он спортсмен! Придётся встречать вызов, по воле Божией…

Он свернул за очередной угол, и сбавил ход, остановился, и медленно оглянулся. Она не появилась. Лишь тишина молчала из-за угла. Он потоптался на месте, похрустел морозным снегом. В ответ — тишина. Ему всё привиделось? Ну, и хорошо…

Он снова повернулся и пошёл своей дорогой, но тут же остановился. Она медленно шла ему навстречу… Чёрт, она обошла его! Значит, остальные за ним. Он молниеносно оглянулся — никого!

Она приближалась медленно. Невысокая, стройная, в облегающей нейлоновой куртке на синтепоне. Руки в карманах. Вязаная шапочка и тонкий шарф, закрывающий подбородок. Лицо совсем не страшное, не бандитское. Вид заурядной простушки. Она не спешит приблизиться к нему, подходит медленно, рассматривая. Он хотел спросить, что гражданке угодно, но, вдруг обнаружил, что рот его пересох до полной невозможности извлекать звуки. Вот, чёрт…

Её глаза сузились, а над шарфом обозначилась лёгкая полуулыбка.

Она вдруг оказалась прямо перед ним. Уличный фонарь остался чуть впереди, за её спиной, и светит ему в глаза.

— Что… — выдавил он из себя.

— А ни что… — тихо ответила она.

И он увидел, как она плавно отставляет в сторону правую ногу, качнувшись всей фигурой, демонстрируя себя во всей красе, насколько это возможно в зимней одежде на заснеженной улице.

«Твою мать, да это же обыкновенная уличная… — подумал он, — Вот, зараза! Надо же, как придумала завлекать мужика: напугать, поддать адреналину, а потом можно брать тёпленького, когда он весь такой рад от облегчения, что тревога была мнимой…»

— Эй, девушка, ты бы ни того… — начал Тартарский.

Но она сделала той же ногой некий пируэт, и её нога, вдруг, взметнулась высоко, да прямо к его голове… И погас фонарь, и всё погасло…

Спине холодно, а шее больно. Тупо больно, словно его столбом перешибли. Да, точно, его же огрели ударом ноги… Девушка… Ох, чёрт, вот она! Стоит над ним, уперевшись ногой в его грудь, и он чувствует остренький каблучок её сапожка. Она, чуть склонившись, смотрит в его лицо.

— Тартарский? — слышит он, — Тренер Тартарский?

— Ага… — ответил он.

— Сопротивление бесполезно! — сказала она взволновано, — Где Феликс?

— Феликс… Чёрт, Феликс? Так тебе Феликс нужен?

— Да, Феликс!

— Ах, ну тогда, конечно, понятно… Феликса- то здесь уже нет!

— Я поняла это. Где он? Ты к этому причастен! Отвечай!

— А, ты знаешь… Можно, я встану?

Она убрала ногу.

— Если надо, то сразу ляжешь! — угрожающе сказала девушка, чуть отступив назад.

Тартарский медленно поднялся и уставился на неё.

— Да я понял, что лягу сразу, — сказал он, переводя дух, — уже убедился. Так тебе Феликса… а я думал… чёрт знает, что. Откуда ты знаешь, что я имею отношение к Феликсу?

— Он сам мне рассказывал. В качестве шутки. Но я уже поняла…

— Ну, теперь для тебя это, точно, не шутка, — убеждённо сказал Тартарский, — Мало того, теперь ты можешь быть очень кстати там, где сейчас Феликс. В этом я убедился, когда отхватил от тебя пинка. Там такие нужны!

— Где там? — резко спросила девушка, — Я не хочу «туда», где бы это ни было. Просто верни Феликса назад.

— А что он тебе рассказывал? Дело в том, что просто так назад он теперь не вернётся. В смысле, я отсюда на это не влияю. Тебя зовут как, амазонка?

— Анка, Анна.

— Я тебе Анка, всё расскажу. Из первых уст, так сказать. Феликса ты сможешь достать только сама лично.

— 2 —

Анка была хорошей дочерью и сестрой — доброй, внимательной, умелой и неленивой. Хорошей женой ей стать ещё не довелось — 22 года только, и она об этом, особо, даже и не думала, хотя завидовала по-хорошему Ирочке. Ирочка — замечательная девушка, просто душа! — и ей в мужья достался замечательный парень. Анка очень радовалась за Ирочку, когда та вышла замуж; считала, что судьба обошлась с Ирочкой очень справедливо. Ну, и позавидовать, немного, не грех.

Ирочка — это молодая жена Анкиного старшего брата. Ну, а брат Егор, это и есть тот самый замечательный парень, который заслуженно достался Ирочке.

Ещё у Анки есть две младшие сестры, и после женитьбы Егора Анка осталась в чисто женской семье, если не считать, конечно, папу. А папу часто приходиться не считать — папа у них «загранщик», то есть, моряк дальнего плавания, и большую часть года дома не присутствует. И вот теперь Анка, из всех папиных детей, оставшихся дома, будет самая старшая. Раньше она сама по себе была хозяйственной умницей, а теперь ей придётся ещё и младших сестёр подгонять, чтобы не ленились содержать в порядке четырёхкомнатный дом с садом, огородом и гаражом. Мама у них ещё молодая — 45 лет — и ей надо дать возможность дожить до пенсии с хорошим здоровьем, а для этого её нужно беречь. Вот так рассуждала умница Анка. Папа её за это очень любил, и очень хотел порадовать достойным заморским подарком. Чем-нибудь этаким экзотическим, но нужным и красивым. Очень трудно представить, что может соответствовать таким качествам. Готовясь отправиться в очередной полугодовой рейс, он и спросил у дочерей, что бы они хотели увидеть в подарок. Спросил, рассчитывая, прежде всего, на Анкин ответ. Везти из-за морей вещи и технику глупо — это всё и дома можно купить, поэтому даже Сима и Катя затруднились с ответом, а уж Анка и подавно. Но Анка поняла суть папиного желания, и стала мыслить в оригинальном направлении. В итоге сам же отец и удивился её выдумке.

— А привези-ка мне, папа, — сказала Анка, — семечки какого-нибудь тамошнего растения, которое у нас не растёт, так я его попробую здесь вырастить, на веранде. Вот ведь интересно будет!

— Ты мне, Аннушка, прямо, как Аленький Цветочек в сказке заказываешь! — отвечал папа, — Ладно, посмотрю, что там у них растёт, да семян надёргаю, если тамошнее чудище позволит.

И папа обещание выполнил: привёз Анке из Бразилии семена гуараны. Это растение с самым высоким содержанием кофеина — четыре процента! Анка их посеяла в теплице. Растение, всё-таки, тропическое, ему влажная жара нужна.

На первый взгляд, Анка была не красавица. Первый взгляд, он ведь с чего начинается — с лица. Вот здесь Анка не удалась — саму себя она видела вот как: лицо круглое, как колобок, бесформенные глазки, и губы, сконструированные так, что они придают лицу вид вечной меланхоличной грусти. На самом деле, всё было, конечно, не идеально, но несколько лучше, чем виделось Анке. Однако любая девушка есть такая, какой она сама себя воспринимает. Однажды, в троллейбусе, она услышала за спиной, полушепотом: «Неудачная пластическая операция…» Она не была уверена, что это говорилось про нее, но очень может быть, ведь во всем остальном Анка была весьма хороша, и у стороннего наблюдателя мог возникать вопрос: а почему так? Анка и сама не знала, почему природа так её устроила, но фигурой и волосами она её не обидела. Анка была среднего роста, и большую часть этого роста занимали стройные ноги, а все формы тела были пропорциональны и гармоничны между собой; каштановые волосы, густые и шелковистые, достигали пояса; и походка у девушки была красивая и благородная. В общем, после первого взгляда, на второй взгляд было на что посмотреть.

Как совместить две противоречивые стороны своей внешности — об этом Анка особо не задумывалась; она больше ставила себя на место тех парней, которым она попадается на глаза, и понимала, что её обойдут стороной, просто на всякий случай.

Но случаи бывают всякие, и не всегда получается сразу обойти девушку стороной.

В тот день она возвращалась домой с мыса, где у них был лодочный гараж (там целый гаражный кооператив), и стояла на автобусной остановке, ожидая автобус. Остановка состояла из асфальтированной площадки и одинокого столба с табличкой. Кроме Анки, здесь абсолютно никого не было. Анка закурила, и стояла, вглядываясь в темнеющую даль моря, и разглядывая далёкие корабли, проходящие через пролив. В левой стороне ничего не было видно, кроме безкрайнего моря, а в правой стороне виднелись башни грузовых кранов Аршинского порта. Она уже слышала, что из двух автобусов на этом маршруте один сломался, и теперь рейсов стало вдвое меньше, и ей теперь придётся долго наблюдать за кораблями. Больше здесь рассматривать нечего — кругом только холмистая степь, да редкая лесополоса.

Теперь о погоде. Был конец сентября. В здешних краях в это время ещё весьма тепло, но осень уже бросает вызов, насылая, порой, дождь. Вот и сейчас со стороны моря наползала тёмная дремучая облачность, с дождевым туманом снизу. Анка поёжилась. Она уже представила, как сначала скроется солнце, забрав с собой тепло, а потом её начнёт мочить дождь, потому что здесь и укрыться негде.

Так всё и случилось. Автобуса всё нет, а с неба уже летят первые капли дождя, всё больше и больше. А потом просто хлынул полноценный ливень, и Анка даже бессмысленно закрылась сверху ладонью, потому что ей больше закрываться было и нечем. Но длилось это всего пару секунд, потому что над ней, неожиданно, появился большой чёрный зонт.

— Девушка, извините, но вы промокнете, — сказал парень, который этот зонт принёс.

Во рту у парня была тонкая пижонская сигарета, не прикуренная — не успел, видать, прикурить до дождя. Она не увидела, как он пришёл на остановку — она была тогда занята созерцанием приближения неминуемой непогоды, и оказалась к парню спиной.

— Ой… спасибо… — растеряно сказала Анка, — но… не стоит.

Она тут же нырнула рукой в сумочку — за сигаретами и зажигалкой, — и парню тоже надо дать прикурить.

— Извините ещё раз, — ответил парень, улыбнувшись чуть смущённо, и вытащил изо рта то, что оказалось не сигаретой, а леденцом на палочке, — но я же не могу просто остаться стоять под зонтом, и при этом видеть, как вас заливает дождём. Вам просто негде укрыться.

Анка вздрогнула, и поспешно спрятала сигареты обратно. Вот облом, парень-то не курит! Ну, мало ли кто не курит, Анку это никогда не смущало, но сейчас, почему-то, смутило. Анка курить начала в девятом классе, когда ей одноклассники заявили, что она не крутая: мол, не употребляет, не посещает, не участвует, и ни с кем не была… Психанула она тогда, и закурила, причём в наглую — все прятались за углом школьного спортзала, а она нет. Тогда ей действительно удалось стать круче других, ведь даже парни не рисковали курить на виду у всех. Но её крутое лидерство продолжалось недолго — ровно до тех пор, пока все остальные не повылазили из «подполья». Анка быстро поняла, что она дала слабину, но уже втянулась. А этот благородный парень сейчас увидит, что она просто одна из многих таких слабохарактерных дурочек, которые курят со школьной скамьи. Если он успел заметить сигареты. Нет, кажется, не заметил…

Парень был нормально симпатичный, без излишеств, просто не дурён собой. Короткими взглядами, дабы не смущать девушку, он быстро её рассматривал. Обильно промокшая Анка выглядела несколько экзотично, по-дикому, и в таком образе её некрасивость смотрелась как-то даже естественно. В глазах парня читалась заинтересованность. Если Анке не показалось…

— Меня зовут Феликс, — представился он.

— Аня, — представилась девушка, и побоялась улыбнуться в ответ, — спасибо, конечно, но я, действительно… попала, так сказать.

— Там что-то с автобусами… — сказал Феликс.

Слава богу, тема для начала разговора плавала, так сказать, на поверхности. С этого и начали. Взаимное желание поддержать беседу помогло продолжить разговор.

Они перешли на нормальный язык, то есть на «ты», и от темы автобуса ушли совсем в другую степь. Неожиданно выяснилось, что оба знакомы с юморной поэмой Леонида Филатова «Про Федота-стрельца». Когда долгожданный автобус, брызгаясь грязью с колёс, подъехал к остановке, они уже смеялись, цитируя, друг за другом, отрывки из «Федота». Так, со смехом, сели и поехали.

Но поэма Филатова не бесконечна, и разговор, конечно, перетёк на другие темы: новые знакомые пытались выяснить друг о друге что-нибудь интересное.

Феликс работал таксистом, и к тому же, как это сейчас водится, пробовал быть блогером. Он вёл в Интернете два, мало ещё кем читаемых блога, дублирующих друг друга, под названиями: «Бредохранилище», и «Архив бреда». Назывались они так неспроста, поскольку Феликс туда записывал «военные хроники» с Марса. Феликс объяснил Анке, что один знакомый человек иногда рассказывает Феликсу странные истории с продолжениями, которые складываются в некое эпохальное повествование. И хотя это всё выдумка, ибо иным это быть и не может, но слушать такое весьма занятно. Феликс решил записывать эти фантазии, добавляя их своими домыслами для заполнения «дыр» в сюжете. Что же там получилось?

Коротко. Несколько боевых товарищей строили свою воинскую карьеру на Марсе, сражаясь с войсками вражеского синдиката, который конкурирует с другим синдикатом по поводу освоения этой планеты. А потом выяснилось, что их, наёмников, оба синдиката готовили для вторжения на родную Землю. И тогда этим парням уже пришлось воевать по-партизански против тех тёмных сил, которые готовили в этих побоищах тьму-тьмущую гладиаторов-агрессоров для захвата Земли. В общем, генеральная идея нисколько не оригинальна — опять кто-то пытается захватить Землю. Продолжение следует… И это читает 88 подписчиков!

Неожиданное знакомство привело Анку в сдержанное волнение. Парень оказался интересным человеком, и её теперь живо интересовало, не интересен ли он ещё какой-нибудь молодой особе. Ведь если таковая имеется, то уж, она-то, наверняка, не в пример, привлекательнее Анки, и это её знакомство может остаться кратковременным удовольствием. Анка не строила иллюзий, а только хотела продлить интересное общение подольше. Феликс пригласил её к себе в гости, и она не отказалась. Дома у Феликса никого не было, и Анка не стала спрашивать, сам ли он живёт, или просто кто-то ушёл. Она не догадалась присмотреться к деталям обстановки, по которым можно понять, сколько человек обитает в этой двухкомнатной квартире.

Они выпили по две чашки чая, а потом заглянули в блог «Архив бреда». Вместе прочитали первую публикацию. Анка спросила, кто ему такое рассказывает. Феликс ответил, что сей фантазёр его тренер из спортклуба. Поблагодарив Феликса за помощь и гостеприимство, Анка пригласила его к себе в гости с ответным визитом. Феликс предложение принял. Из вежливости, наверное.

В воскресенье, как и договаривались, он пришёл. Анка познакомила его с сёстрами и мамой, после чего они устроились в Анкиной комнате пить кофе. Разговаривали о чём угодно. Феликс умел рассказывать, а Анка умела спрашивать и слушать. А Сима и Катя, время от времени, тихонько пристраивались под закрытой дверью и подслушивали.

Анка узнала, что Феликс живёт в тёткиной квартире. Его тётя Света, отцова сестра, работает где-то в Сибири, а квартире нужен присмотр. А родители Феликса живут неподалёку от него, в своей квартире.

Когда Феликс пришёл в гости к Анке во второй раз, она уже прочитала половину его блога, и написала несколько комментариев, и разослала десяток ссылок. Неужели она находит этот блог интересным? Да, интересный! Хотя и выдумка, но «заходит» хорошо.

Анка с удивлением обнаруживала, что Феликсу приятно с ней общаться. Феликс и сам этому удивлялся. Он видел, что эта девушка не из тех, на которой хочется задержать взгляд, но она привлекала своей элементарной душевностью, и неглупой простотой. Обстоятельства их знакомства наводили Феликса на мысль о каком-то пророческом участии служб человеческих судеб. Если бы не их вынужденная встреча один на один, на той остановке, он бы никогда и не посмотрел в её сторону. Она из тех, для кого одного взгляда не хватает. В современной поспешной жизни её просто могут никогда не увидеть. Однако, интересно, как сложится её жизнь? Ведь она же должна создать семью, родить детей. Кто-то должен стать её спутником жизни… Может быть, Феликсу предназначено быть проводником Анки к её счастью? И тогда ему пришло в голову пригласить Анку в спортзал, куда он ходит на тренировки — это на стадионе судостроительного завода. И Анка согласилась. Уж раз Феликс, развивает с ней отношения, чего же отказываться? Пути развития неисповедимы, но и последствия тоже непредсказуемы. Она оценивала Феликса, как симпатичного и благородного парня, и возомнила, что она ему не ровня, а просто благодарная слушательница. Да и чем ей с ним ровняться? В ней только и есть немного удивительного, что она умеет на себе железные ложки держать. И то, она не придумала, как Феликсу об этом рассказать, и решила, что не стоит. Да, да, ложки к себе примагничивает! Вот так, приложит ложку ко лбу, и та висит не, падает. А на груди сразу три удерживает. Она видела по телевизору таких людей, которые на груди целые сковородки и утюги держат. У неё так не получается, мощности не хватает. Впрочем, если бы она могла и сковородку удержать на себе, она, тем более, не показала бы это Феликсу — глупо как-то выглядит.

Они договорились о встрече в спортзале. Анка разыскала свой школьный спортивный костюм, и пришла на стадион судостроителей в назначенное время. Там, в спортзале, под лязг спортивных снарядов и тяжкое дыхание атлетов, она была представлена Феликсом главному тренеру — подтянутой и подкачанной Александре Игоревне, лет за сорок, которую здесь между собой все называли Санка. Надо сказать, что как минимум треть посетителей здесь были девушки и женщины. Это обстоятельство сразу обострило Анкино чувство неловкости в непривычной обстановке.

Тренер Александра Игоревна бегло осмотрела её, и подвесила на турник.

— Толк будет! — бодро сказала она Феликсу, когда Анка отвалилась от перекладины после четвёртого подтягивания, — динамику мускулатуры видно. И если нормально поддерживать обмен гормонов… — добавила она специфическим тоном, и с особенным взглядом.

Анка сразу поняла, о чём речь, и покраснела. Тренер, видимо, решила, что Феликс привёл свою девушку, с которой у него предельно близкие отношения, вплоть до гормональных. Ей стало неловко не столько за себя, сколько за Феликса. Однако Феликс ничуть не смутился. Он, и все прочие давнишние посетители, уже привыкли к Санкиной прямоте и умеренной безкомплексности.

И Анка начала тренироваться, под чутким руководством Санки, и с дружеской поддержкой Феликса. Она была старательна и прилежна, как и во всём в жизни. Порой тренер останавливала её, пресекая излишнее рвение в тренировках — не всё сразу, мышцы не вырастут быстрее, чем им положено, а как тренер, Санка была противником стимулирующих средств.

— Есть только один законный и безопасный допинг, — говорила она, — Без шуток говорю, и грубости — это секс.

После каждой старательной тренировки подуставшая Анка выглядела так же, как однажды под дождём на остановке — в образе этакой амазонки. И Феликсу это нравилось. Он до сих пор не знал, что Анка курит. Анка курила не в его присутствии, и всё реже — решила бросить.

На тренировки они ходили два раза в неделю — в среду и субботу, и Феликс, обычно, заходил за Анкой домой. Они уходили, и Анка замечала, что сёстры всегда смотрят за ними в окно.

Анка дочитала блог Феликса до последней публикации, которая почти завершала фантастическую эпопею, и спросила у него, что он собирается дальше с этим делать. А Феликс рассказал, что всё началось со странного предложения Тартарского — это бывший тренер в этом спортзале. Он же, кстати, Феликса и таксистом устроил. Тартарский работал ещё вместе с Александрой, а потом ушёл куда-то в другое место, а Санка осталась. Так вот, Тартарский, Пётр Викторович, предложил ему контрактную службу в армии. Феликс уже отслужил срочную в своё время, и служить больше не планировал. А Тартарский сказал, что это служба не в Российской Армии, а в специальном экспедиционном корпусе на некоей планете. Планета — сплошная пустыня (Марс?), но воды там полно, только она вся заморожена в ледниках. И эти ледники надо охранять (от кого?) и осваивать. В общем, всё оказалось шуткой. Но Тартарский, забавы ради, наговорил всяких интересных подробностей, и Феликс подумал, что зря пропадает такой занятный бред. Пусть, что-ли, кто-нибудь почитает…

— Он мне тогда ещё вот такую штуку дал, — и Феликс показал Анке белую шестигранную пластину в металлической оправе, с маленькими кольцами на каждом углу. Шестигранник помещался на ладони.

— Это, говорит, твой пропуск, — пояснил Феликс, усмехаясь, — Мы с ним тогда вроде как договорились. Интересный какой-то материал. Вот, посмотри.

Анка взяла шестигранник в руку. Тяжёлый. На вид материал похож на керамику, белый. Но если его поворачивать под разным углом, он плавно меняет оттенок от подобия красного, до подобия сине-зелёного.

— По-моему, это экземпляр из набора образцов материалов, — предположил Феликс, — Камень какой-то. Совсем заигрался Тартарский. Не знаю, с чего он так, но он мне целый сюжет подарил, и не знает об этом.

— 3 —

До Нового Года оставался месяц. И вот, как-то подзывает тренер Анку, и говорит:

— Девочка моя, есть у меня к тебе разговор.

— Какой разговор, Александра Игоревна? — спросила Анка.

— Я смотрю, ты Анна, личной жизнью не утруждена, — сказала Санка, — а я-то думала! — и на мозги тебе капать никто не будет. В общем, работу я тебе хочу предложить одну. Специфическую.

И Санка увела Анку к стойке коктейль-бара.

— Слушай, что скажу, — начала Санка, — Что такое шоу-бизнс, знаешь? Нет, петь и танцевать не надо. Надо… бороться. Мужчины любят наблюдать за женщинами, и готовы за это платить. А если женщины делают нечто необычное, они готовы платить ещё больше.

Анка чуть не упала с высокого барного стула.

— Не пугайся! — тут же успокоила её Санка, — Они любят смотреть не только женский стриптиз, но и женские бои без правил. Стриптиз я тебе не предлагаю — это не для тебя. А вот на ринге ты будешь выглядеть очень в тему. Я за тобой наблюдаю, и совершенно в этом уверена.

— Да что вы такое говорите, Александра Игоревна!? — тихо ужаснулась Анка, — Я к такому делу… никак не готова.

— Подготовим!

— Нет, я не в том смысле. Не буду я никогда таким заниматься! Драка… Ужас! Это не для меня! И… это же не законно.

— Да погоди ты, — мягко остановила её Санка, — Это так называется: «бои без правил», а на деле это как шоу, понимаешь? Я же тебе сразу и сказала: суть в том, что мужики смотрят на девчонок. А если девчонки при этом ещё и делают нечто эффектное, то платят они за это охотно. Вы дерётесь на ринге, прежде всего, на показ. Хотя, сачковать не надо, бой, всё же, должен быть боем. И их это заводит! Представь: ринг, площадка с оградой, залита грязью — это жидкий раствор глины. Две девушки ведут поединок голыми руками… и ногами. Грязь — это важно! — перемазанные грязью, вы выглядите возбуждающе. Самый шик — когда девочки начинают срывать друг с друга купальники или футболки, смотря в чём одеты были. О, тогда вам столько денег накидают!

— Но… но это уже стриптиз! — запротестовала Анка.

— Нет, Ань, это всё издержки боя — ну, порвали друг другу доспехи… подумаешь. Но мне нравится, что ты уже обсуждаешь формат работы!

— Да нет, я никакие условия не обсуждаю! — возразила Анка, — я не собираюсь так работать… то есть, вообще, никак не работать.

— Вот что, Анка, ты просто ещё не видела, что это такое. Я тебя свожу в одно место, на поединки, и ты посмотришь. У страха глаза велики. А заработать там можно неплохо. Ну, где ты ещё столько заработаешь?

— Скажите честно, Александра Игоревна…

— Ну, конечно, я с этого имею агентскую премию, — согласно кивнула Санка.

— Нет, я не про это. Это и так понятно. Скажите, я что, ни на что другое не гожусь? Рожей не вышла?

— Ань, ты же заметила, я женщина прямая, — ответила Санка, — Ты можешь быть привлекательна больше всего в боевом образе. Идём смотреть бои!

И Анка, неожиданно для себя, согласилась.

О предстоящем деле она рассказала Феликсу. Феликс даже не удивился, хотя и не ожидал такого.

— Ты уж не подумай, Ань, что это я тебя предложил, — сказал он, — Я и не знал, что Санка таким занимается. В этом спортклубе, я смотрю, все промышляют какими-нибудь экзотическими делами. Я теперь думаю, что же мне Тартарский предлагал на самом деле?

— А что ты думаешь об этих девчачьих боях, Феликс? — спросила Анка.

— Я бы не стал туда лезть, на твоём месте, — ответил он, — На тебя будут пялиться чёрт знает, кто. У тебя потом появятся всякие неадекватные поклонники с дикими комплексами. И начнётся трэш…

Анка вздрогнула и поёжилась.

— Ладно, — сказала она, — я обещала, схожу, посмотрю, что это такое. Но желанием не горю стоять там на ринге.

— 4 —

Через два дня, вечером, Санка на своей машине отвезла Анку в пригород; там, недалеко от главного шоссе, располагались старые постройки бывшей воинской части при бывшем аэродроме стратегической авиации. От аэродрома осталась, почти целая, взлётная полоса, на которой устраивались автогонки — об этом Анка знала, так как знал и весь город, но она не знала, что вон в тех старых ангарах устраивают женские бои без правил!

Санка предъявила охраннику невидимый пропуск, и они вошли в зал. Там уже всё начиналось. Зрителей собралось не мало, и это были, в основном, мужчины, а немногочисленные женщины, по всему видно, были их спутницами по развлечениям, а никак не члены семьи.

Когда они входили в зал, голос невидимого комментатора ревел из динамиков: «… и на ринг вылетаааает… Сссстервааааа!!!» Зал заревел и засвистел. «А ей противостоиииит… ииии… Тиииитанннаа!!!». И зал зарычал от восторга. А потом грянул скрежет тяжёлого рока, под звуки которого должны выходить на бой соперницы.

Когда они пробрались вперёд и увидели квадратный ринг, залитый блестящей сине-красно-коричневой субстанцией, на нём уже были упомянутые «Стерва» и «Титана», которые прыгали, разминаясь, в противоположных углах. Это были две молодые женщины весьма не худенькой комплекции, но видно, что физически хорошо подготовленные. На них были белые футболки на голое тело и обтягивающие шорты. Кто из них, кто, на них обозначено не было.

— Ух ты, сегодня решили толстух выпустить! — сказала Санка Анке, — Это тоже тема, имеющая свой спрос и своих поклонников.

И начался бой, точнее, профессиональная драка. Очень скоро обе богатырши оказались перемазаны разноцветной грязью с ног до головы. Раздался треск, и у одной из них футболка разорвалась от горла до пупа, но не полностью. «Порви еёооооо!!!» — орала публика стонущим криком. Они ещё долго пинали друг друга, пока не порвалась футболка и у второй соперницы. Зрители так задыхались от восторга, что уже не могли даже орать, и весь зал просто громко и натужно дышал в такт ударам. Но, вот, удары кончились, и Стерва с Титаной (да кто же из них, кто?!) сцепились в обнимку, и, яростно дёргая друг друга, с рычащим визгом рухнули в грязь. На минуту там возникла потасовка, напоминающая схватку двух дерущихся котов, а потом они расцепились и раскатились в разные стороны. Видимо, нервы не выдержали перед страхом поражения, у обеих сразу. Они отступили, каждая в свой угол, и изготовились к новой атаке. Публика засвистела, и двойная встречная атака началась немедленно. И в одно мгновение, вдруг решилось всё: одна из них, на всём скаку, рухнула под ноги другой и подкосила её. Та размашисто плюхнулась в грязь, разметав жирные брызги во все стороны, а её хитрая соперница, с победным горловым криком, оказалась у неё на спине, и заломила ей руку за спину. Короткое время там продолжалась какая-то возня, а потом оказалось, что бой закончен, и победа одержана. Наконец-то стало понятно, кто есть, кто: комментатор проорал, что победила Стерва, одолев в жарком бою Титану. Обе соперницы теперь стояли на ринге в полный рост, тяжело дыша, и та, что была Стервой, победно вскидывала руки. Разноцветная грязь стекала с них, выделяя все формы их фигур. Удивительно, что их футболки, рваные в клочья, так на них и остались, не разорвавшись до конца.

— Это был не особо интересный бой, — прокомментировала Санка, — бывает намного зрелищней. Идём, я тебя познакомлю с тренером.

И они ушли в какие-то скрытые помещения, куда посторонним, как говорится, вход воспрещён. Там Анка оказалась в типичном спортивном кабинете — с кубками на полках, и медалями на гвоздиках, и немного мебели. Тренером был седоватый мужчина, ростом ниже Анки на полголовы, но широкий в плечах до невозможности — эти плечи занимали половину его накачанной спортивной фигуры. Густые чёрные брови и чёрные стрельчатые усики делали его маленькое лицо очень выразительным. Мужичок оказался склонным улыбаться по любому поводу и каждому слову. Санка представила их друг другу. Тренера звали Гарик Маркович.

— Что ты умеешь милая? — спросил он у Анки, белозубо улыбаясь.

— Ничего, — ответила Анка.

— Как ничего? — удивился Гарик Маркович, изумлённо открыв зубы, — А человека ударить сможешь?

— Нет, что вы!

— А соперницу, которая нагло отбивает твоего парня? Представь, ты охмуряла его полгода, ну вот допустим меня, а тут какая-то Дуся, вдруг, запросто уводит меня к себе домой!

— Я с этим не сталкивалась, — ответила Анка.

— А ты представь! — настаивал Гарик, — Ну, разве это не безобразие!? Да её надо вздуть, как следует! Чтобы неповадно было! Да ты просто не пробовала… Идём в зал, посмотрим.

Они прошли в небольшой спортивный зал с матами на полу и тремя боксёрскими «грушами» на тросах.

— Вот, милая, познакомься, — и Гарик Маркович простёр широкую ладонь к одной из груш, — это твоя соперница, которая дошла до того, что уже ни во что тебя не ставит, и её надо вздуть по самое немогу. Вот ударь её.

Анка сжала кулачок, и обнаружила, что он у неё удивительно маленький, по сравнению с этой метровой «грушей». Тогда она размахнулась ногой, и пнула грушу изо всей силы. Груша, ответив глухим звуком, чуть качнулась, а вот Анка качнулась настолько, от своего же удара, что не удержалась и упала на мат.

— Ай-ай-ай, — запричитал Гарик Маркович, болтая головой — Физику надо знать, милая: удар делится между двумя ударяемыми предметами. Ты сейчас саму себя ударила. Но мы сейчас моментально всё исправим. Смотри, ты замахиваешься ногой, а потом, когда наносишь удар, вместе с ногой выносишь вперёд и всё своё тело. Тогда в ударе принимает участие вся твоя масса. Соперница редко будет весить больше, чем ты, разве что ненамного, и тогда она получит в свой адрес почти весь твой удар и рухнет, а ты устоишь. А ну, пробуй!

Анка сосредоточилась, размахнулась ногой, и резко ударила пяткой в грушу, бросив вперёд всё своё тело, как показывал Гарик Маркович. Удивительное дело, но тяжёлая груша чуть не взлетела под потолок, а сама Анка при этом осталась на ногах. Гарик Маркович только успел оттянуть её в сторону, чтобы груша, возвращаясь назад, не сшибла Анку.

— Надо не только грамотно бить, но и парировать удары противника, — пояснил он ей.

Анка почувствовала в себе некий интерес. Оказывается, грамотный подход существенно меняет физические возможности. Она по-прежнему не собиралась драться на ринге, но ей стало очень интересно научиться правильно прилагать свою силу. Бог знает, зачем ей это нужно, она не могла этого понять, но интерес возник. Наверное, этот Гарик Маркович собаку съел в деле уговора девушек.

— Я попробую потренироваться, — согласилась Анка в конце беседы.

— 5 —

Ей хотелось быть другой. Другой, а какой, она сама не знала. Ей хотелось добавить к своей личности равную половину противоположности самой себе. Отродясь она была домашней и миролюбивой, без каких-то пробивных идей в жизни. Уже с детства Анка превращалась в неприметную домохозяйку. Её отец хорошо обеспечивал семью, и она так и не устроилась на работу, занимаясь содержанием дома. Но мысль «выйти в люди» уже начала занимать её, особенно, когда она познакомилась с Феликсом. Под это настроение она согласилась пойти заниматься в тренажёрный зал, а теперь вот, неожиданное продолжение — тренировки для экзотических женских боёв. Она попробовала представить себя на ринге… Но, нет, туда она не полезет… Впрочем, не стоит зарекаться — по мере накопления опыта настроение может меняться. Она сразу сказала Гарику Марковичу, что не берёт на себя обязательство выходить на ринг, даже в случае успехов на тренировках, и Гарик Маркович согласно улыбнулся… Понятно, не она первая, кто так отвечает.

И Анка начала тренироваться.

Она думала, что Маркович будет её гонять «в хвост и в гриву» — это же боевая подготовка; но нет, нагрузки были скромные, главное внимание уделялось отработке движений и ударов, а нагрузки будут потом, когда будут заучены приёмы боя.

Феликс продолжал придерживаться своего сомнения в отношении этого занятия. Его смущало не то, что не женское это дело, а то, для чего эти тренировки предназначались. Анка и ему повторила, что на ринг не взойдёт всё равно. А он задумался, и ответил: «Уговорят…». Анка тогда тоже задумалась, мысленно согласилась с ним, и сказала: «А… ты меня остановишь!».

— Остановлю, — кивнул Феликс, — если смогу. К тому времени ты уже сама будешь хотеть попробовать себя на ринге. Ань, боевые тренировки ведутся не только физически, но и психологически. К психологической части тренировок вы ещё всерьёз не приступали. А когда они начнутся… из тебя сделают убеждённого бойца.

— Я догадываюсь об этом, — ответила Анка, — пожалуй, через тренировку, я откажусь от продолжения. Пока не начала делать успехи.

Лучше согласиться с Феликсом, подумала она, и прислушаться к его мнению — ему же приятно будет, а ей уж точно не во вред. Всё-таки не женское это дело…

Она сходила на тренировку ещё разок. Стоит признаться, что ей уже нравилось уметь управлять своей силой. Если бы не совет Феликса, она бы, точно, втянулась. Всё, сегодня последний раз. А потом она позвонит Марковичу, и скажет, что не будет продолжать. Она решила не говорить об этом прямо сейчас, чтобы не уговаривали. С последней тренировки она ушла быстро, даже не приняв душ, чтобы Гарик Маркович не смущал её заумным расхваливанием её достижений, и грамотно деликатным разбором недоработок, что он имел обыкновение делать на прощание.

Завтра она скажет Феликсу, что всё закончено, и ей надо будет на время прекратить посещение тренажёрного зала, чтобы её не доставали через тренера Санку. Придумаем вместе какое-нибудь растяжение…

Феликс одобрил её решение. И признался, что весьма переживает за неё, так как чувствует, что она бродит неподалёку от каких-то тёмных дел. Вместе они легко убедили Санку и Марковича в том, что Анка приболела, и занятия посещать не будет, а позже и врач ей посоветует заняться каким-нибудь бильярдом, а не силовыми видами.

И вот тут вылезла на поверхность неожиданная вещь. Впрочем, не такая уж неожиданная, но Анка не ожидала, что всё так серьёзно. Её сёстры, Катька и Симка, возомнили себе нечто об Анкиных отношениях с Феликсом, и разыгралась у них этакая ревность, которая заставила их вмешаться в Анкины личные дела. Как же, старшая сестра, заместитель мамы можно сказать, занялась вдруг молодым человеком, не меньше, чем родными малыми сёстрами! И давно уж им хотелось вбить какой-нибудь клин. А особых секретов от них не было, и они были в курсе того, что Анка отказалась от занятий в спортклубе. Ну, они и не поленились позвонить Санке с Анкиного телефона, и рассказали ей, как дело обстоит на самом деле. Только рассказали немного по-своему: мол, это Феликс всё выдал, чтобы Анку загнать обратно в отряд девушек Марковича. Он с этого, говорят, что-то имеет. В общем, наплели мути невероятной. Зачем они это сделали, они и сами понять не могут. Главное, вмешались, чем и утешились. И начали потом Санка и Маркович названивать и Анке, и Феликсу, и промывать им мозги.

Конечно, Анка быстро раскусила, что это проделки сестёр, и объяснилась с Феликсом. А Феликс понял, что Анку теперь в покое не оставят, пока она с ним водится. Так и будут её доставать, и мешать ей жить. А почему? Да понятно, почему. Что бы Анку от Фликса оторвать, вернуть своё. Не хотят они видеть, что Анка не их служанка, и девушка уже взрослая.

И, неожиданно для себя, Феликс предложил Анке покинуть свой дом, и переселиться жить к нему. Прямо в своей квартире и предложил, когда Анка была у него. Анка не поверила своим ушам и потеряла дар речи. А потом опомнилась, и переспросила Феликса, о чём это он. И Феликс уточнил:

— Давай жить вместе.

И тогда она поняла, что Феликс видит её совсем не так, как она сама себя привыкла видеть. Он видит её глубже и шире, чем она сама позволяет себя видеть другим. Может быть, ей показалось… Желаемое за действительное… А если попробовать? Хватит наблюдать жизнь со стороны, пора и самой участвовать!

— Ты только не пугайся, Феликс, но мой ответ: я согласна.

И он обнял её.

Анка выделила себе на сборы два дня. Переедет к Феликсу с самыми нужными вещами, а всё остальное заберёт потом, по мере необходимости.

— 6 —

А Феликс исчез!

Он не пришёл за ней. Его телефонный недоступен. Прошло два дня, и на третий день уже нет ничего неприличного, чтобы прийти к нему домой, и узнать в чём дело. Но дома Феликса не было. Не было его нигде и на четвёртый день. Анка до сих пор не знала, где живут его родители. Они-то, наверняка, знают. Тренерша Санка знала не больше чем Анка. Из реальных друзей Феликса Анка знала заочно только некоего Мишку. Она слышала про него от Феликса, а видеть его ещё не доводилось. Тогда Анка зашла на страницу Феликса в Интернете, и ознакомилась со списком его друзей в Сети. Человек двадцать, из других городов в том числе. Среди здешних был и Мишка Петренко. Им всем она отправила вопрос, не знают ли они где Феликс. На пятый день после его исчезновения, многие ответили, что не ведают об этом ничего.

Анка волновалась. Она слышала, что, бывает, исчезают люди. Безвозвратно. Пропадают без вести. Ей было жутко думать, что это тот самый случай. Но ещё бывает, что люди сбегают, скрываются. От чего-то, а чаще от кого-то. Может быть, Феликс, всё-таки, съехал к родителям? И не выходит с ней на контакт… И потому в спортзале не появляется… Он скрылся от неё! Об этом говорило ей то особенное чувство «тайной кражи», которое бывает, когда человек что-то потерял, и понимает, что на самом деле это украли. Наверное, Феликс решил, что она ему не пара… Да не собиралась она ему быть парой! Но вполне может быть, что он встретил другую, а тут Анка при нём крутится. Нет, она не сможет спокойно сидеть, и ждать развязки! Она даже у сестёр спросила, не звонил ли Феликс. Феликс, конечно, не звонил. А Симка и Катька плохо смогли скрыть свою радость по поводу такой увлекательной интриги.

Тогда написала Мишке послание, с просьбой встретиться и поговорить. Оказалось, Мишку тоже взволновал этот случай, и он предложил Анке поговорить по Скайпу.

Мишка оказался вполне таким, каким Анка его и представляла: толстоватый, кругловатый и немного грубоватый.

— А ты чего его ищешь-то? — спросил Мишка из экрана, после взаимных приветствий, — Что-то личное?

Анку этот вопрос смутил, но отвечать пришлось.

— Так я тоже на тренировки хожу, с ним… ну, то есть, туда же, куда и он… — начала Анка, — А теперь он не появляется. Ну, не появляется, да ладно, свои дела… Так его и дома тоже нет!

Она закурила прямо перед камерой.

— Так если тебе всё равно, чего же ты его даже дома ищешь? — спросил Мишка, усмехнувшись.

— Послушай, тебя что, не волнует исчезновение друга? — возмутилась Анка, — Речь ведь об этом, а не о том, почему именно я интересуюсь! Я первая обнаружила, что он исчез, если на то пошло.

— Волнует, конечно, — серьёзно ответил Мишка, — А он перед тем ничего не говорил, о каких-нибудь планах?

— Нет.

Мишка задумался.

— А может быть, Феликс на Дальний Восток рванул? — предположил он.

— Чего это, вдруг, на Дальний Восток? — удивилась Анка.

— Да потому, что он может, — просто ответил Мишка, — Ему когда-то один мужик наплёл что-то про контрактную службу на Марсе, так он с ним об этом потом очень тесно общался…

— Он в блог всё это пишет, — пояснила Анка, — Я читаю. Весьма неплохо.

— Да я знаю, я тоже читал. А сейчас государство начало раздавать на Дальнем Востоке землю всем желающим, по гектару. Приезжайте и живите. Это как на Марс уехать. Или ты должен что-то соображать в земледелии, или это для тебя романтика землепроходца. Выжить и создать свою цивилизацию… Второй вариант — это для Феликса.

— Так он собирался на Дальний Восток?

— Да нет, это я так, выдумываю догадку. Потому что ничего другого, кроме предложения служить на Марсе, ему не предлагали. А это, понятно, бред. Вот я и думаю: куда же ему, на самом деле, предлагали податься?

— Погоди, Миша, значит, он серьёзно рассматривал какое-то предложение?

— Ну, я знаю только одно, вот это бредовое предложение: на Марс.

— Я тебе скажу, Миша, что-то они уж больно серьёзно это предложение обсуждали, с этим тренером, который на Марс предлагал. Феликс даже блог завёл… а тренер тот — Тартарский фамилия, вспомнила.

— А может, у самого Тартарского спросить? — предложил Мишка.

— А может… — согласилась Анка.

Разговор с Мишкой закончился.

Анка напрягла память, вспоминая, не обмолвился ли Феликс каким-нибудь намёком. Есть только блог… Да. Он же показывал ей белый шестигранный медальон в металлической оправе, который ему подарил Тартарский. Или дядька совсем заигрался, или, всё же, есть реальное продолжение у этой фантазии. Анка начала вспоминать, с чего там начиналось, а потом просто зашла в «Бредохранилище», и снова начала читать.

Да, она знала, что повествование написано по рассказам Тартарского, но где здесь что от Тартарского, а что добавлено Феликсом, она точно не знала. Конечно, основные моменты общего значения — это от Тартарского. И вот, в первой публикации она прочитывает самый очевидный из них: главный герой получает, в качестве пропуска на переправу, нанотаблетку в виде леденца. Съеденная таблетка внедряет в тело миллионы микросхем, превращающих организм в самотелепортируемую машину… Интересно, эту технологию Феликс сам выдумал, или Тартарский рассказал? Реальный аналог этого пропуска Анка видела у Феликса — белый шестигранник в оправе, и дал его этот самый Тартарский. Это, правда, не таблетка, но его назначение, как было заявлено, такое-же — пропуск… Куда пропуск? И как им пользоваться? О, боже, ну где же Феликс?!

На следующий день Анка набралась храбрости, и обратилась к соседям Феликса. Ей удалось узнать домашний телефон его родителей. Она позвонила по этому номеру, и трубку взяла мама Феликса. Сначала следует представиться, и Анка представилась, как есть: Анна, подруга Феликса, вместе в спортзал ходим. А потом задала заранее заготовленный вопрос:

— Извините за беспокойство, мне нужно, непременно сегодня, увидеть Феликса. Это по делу, а завтра меня может и не быть в городе. А Феликса сейчас дома нет. Не у вас ли он?

Нет, Феликса у родителей дома не было. А что вы, Аня, не знаете его телефона? Анка побоялась сказать, что телефон Феликса уже несколько дней бездействует; Феликс не созванивается с родителями каждый день, поэтому они сами ещё не знали о его недоступности. И тогда она сказала, что ей не известен его номер. Конечно, мама продиктовала ей телефонный номер своего сына.

А вечером по Скайпу позвонил Мишка.

— Ань, я тут кое-чего узнал, — озадачено сказал он, — и теперь сам волнуюсь. Скажи-ка, ты не знаешь, не играл ли он в какую-нибудь игру?

— В смысле? — не поняла Анка.

— Сейчас в Интернете появилась новая шиза: в соцсетях ведутся дурацкие игры на выполнение опасных заданий. Начинается с ерундовых шагов, типа нарисовать зелёнкой таракана на ладони. Потом, как бы посерьёзнее — например, разбить где-нибудь окно. Это всё под фото-видео отчёт! Под конец там задания буквально на выживание: пробежать перед поездом, или перепрыгнуть с одной крыши на другую! Уже есть жертвы…

— Ты что, Мишка! Феликс не станет заниматься такой ерундой! — воскликнула Анка, — У него в жизни есть интересы посущественней. Он перспективный парень.

— Не идеализируй… — задумчиво ответил Мишка, — Я тоже думаю, что он в такие игры играть не будет. Этим школьников заморачивают… Я спросил так, на всякий случай, в надежде, можно сказать… Потому что я нашёл кое-что другое. В общем, набрал я в поисковике запрос «Стоянов Феликс Николаевич». И знаешь, где я его нашёл, кроме блогов и Одноклассников? Ты только не пугайся, там дата — три месяца назад, а Феликс пропал чуть больше недели назад. В общем, как это называется, фейк…

— Миша, где ты его нашёл?! — заволновалась Анка.

— Представь, Ань, в трёхтысячном списке погибших!

— Что!?

— Там всё совпадает: и паспортные данные, и место регистрации. Только дата гибели — три месяца назад.

Анка не могла вымолвить и слова, и даже дышать не могла.

— В общем, слушай, какое дело, — поспешно продолжил Мишка, — Одна украинская политическая активистка выложила в своем блоге огромный список якобы российских наёмников, погибших на Донбассе. Ну, ты знаешь, у них там гражданская война идёт. И вот наш Феликс оказался в этом списке, хотя ты его видела ещё на прошлой неделе. Каким это образом, вопрос? Я вот что думаю. Эти списки убитых российских наёмников — всё липа. Ну, может быть, есть несколько реальных людей, а вот все остальные туда попали, может быть, по собственному желанию. Ну как там мог оказаться наш живой Феликс три месяца назад? Он никогда не собирался воевать на какой-либо войне. Даже на Донбассе. Я думаю, в эти списки записываются люди, которые хотят скрыться, что бы их и не искали. Я проверил наугад несколько человек из списка — троих нашёл в соцсетях, но их активность там давно отсутствует. Определённо, они скрываются. А этот список убитых — платная услуга, для тех, кто хочет исчезнуть. На войне как только не зарабатывают. В общем, мой вывод: Феликс решил скрыться. Вот только зачем…

Завершив разговор с Мишкой, Анка, сидя за столом перед компьютером, обхватила голову руками. Феликс исчез умышленно? Сбежал, иначе говоря… Это только версия. За эту версию — факт странного попадания Феликса Стоянова в список «мёртвых душ». А что там у него в блоге? Так, главный герой отправлен на контрактное место службы без предупреждения и неожиданно, в результате срабатывания системы телепортации — он неожиданно исчез, никого не предупредив. Тоже самое и с Феликсом. Значит, этот момент не придуман им, а рассказан Тартарским. Нет, ничего это не значит! — ну, не на Марс же он отправился на самом деле! А куда? Ведь он же реально исчез! И появился в списке убитых. А что в блоге? Там ничего подобного нет. Значит, следы заметает не он, а его куратор-вербовщик. В тексте из блога есть вербовщик. Это он дал нанотаблетку, и всё. Значит, Феликс не знал, о том, что вербовщик обеспечивает наёмнику легенду исчезновения. Если медальон-пропуск дал Тартарский, как вербовщик, то он потом и записал Феликса в список «погибших». Находясь в таком списке, можно скрываться вплоть до своей реальной кончины! Неужели это значит, что Феликс уже никогда не вернётся? Очень может быть, если от него скрыли, что его исчезновение будет замаскировано под смерть. В блоге об этом не написано, значит, он об этом и не знал.

Куда его отправил Тартарский!? Надо найти самого Тартарского!

Где найти тренера Тартарского подсказала Санка. Он ушёл работать в атлетический клуб «Плутон», там платят больше. Анка отправилась в «Плутон» и узнала, что тренер Тартарский, как тот Колобок, и оттуда ушёл. А куда? А ушёл он в спортивный клуб Православной молодёжи. Оказывается, и такой есть у них в городе. Он выполняет роль реабилитационного центра для людей, порвавших с алкоголем и наркотиками. Несмотря на общественное предназначение, клуб оказался закрытой организацией — переступить его порог можно только по ходатайству прихожан церкви. Это всё ей объяснил спортивный сторож на входе, облачённый в тренировочный костюм, и с солидным распятием на груди. Интересно, он так и тренируется с этим огромным крестом на шее?

Анка спросила, нельзя ли увидеть тренера Тартарского? Сторож, естественно поинтересовался, с какой целью.

— Мне надо найти одного общего знакомого, только тренер Тартарский может знать, как его найти, — объяснила Анка.

Сторож отлучился в подсобное помещение, и там звонил по телефону, а потом вернулся, и сказал, что Тартарского сегодня нет, а телефоны и адреса раздавать бог весть кому не велено. Приходите завтра к такому-то часу.

Анка пришла на следующий день и получила ожидаемый ответ: Тартарский во встрече незнакомке отказал, и знакомиться не желает. Вот если бы она была бывшей наркоманкой… Вы не наркоманка, девушка? Нет? Тогда извините…

Как странно… Какая-то закрытая организация, в которую не так просто попасть. А Тартарский сюда попал, оставив высокооплачиваемый «Плутон». Значит, здесь больше платят? Или он искренне верующий? А почему этот верующий рассказывает странные сказки про вербовку на Марс? А может быть, это секта такая!? «Братья-марсиане». У них там Бог ждёт всех на Марсе. В Писании сказано: царствие небесное… а где конкретно? — Не в пустоте ведь. Ну, вот, на Марсе… Анка знает, читала, секты бывают всякие. И там умудряются навязывать людям невообразимую ересь, в которую, на первый взгляд, и не поверишь никогда. В самом деле, странное сочетание дел у этого Тартарского: спорт, религия, и вербовка. А вот теперь и целая такая организация нарисовалась. И Феликс исчез…

Она выследила его за два дня. Узнала по описанию Санки: среднего роста, широкий, белобрысый, и стрижка ёжиком. Машина у него синий Москвич, но оказалась, на самом деле, Киа. Новую, значит, купил. Он всегда приезжал и уезжал на машине, и Анка не знала, как к нему подступиться один на один. Но случай, всё же, состоялся.

На Крещение он отправился в проруби купаться. Анка ждала, затерявшись в толпе. Пару раз отходила покурить в кустах. Её бросало в дрожь при виде голых людей, ныряющих в ледяную воду. Тартарский вылез из купели весьма поспешно, и принялся яростно растираться полотенцем. Потом оделся. А потом она видела, как он, с некими знакомыми, в ларьке неподалёку, выпил пару рюмок, и закусил бутербродами. Вскоре он отправился домой, пешком. Его машина осталась возле православного спортклуба.

И тогда Анка решилась.

Она не умела скрытно следить, а сама всё боялась его потерять. Она не знала, где он живёт, и если упустит, то другой такой возможности уже не будет. Она обогнала его так, чтобы он не обратил на неё внимания, и свернула за угол тихого безлюдного переулка. Здесь она осталась ждать его. Страшно… А надо правильно дышать, как учил Гарик Маркович. И она начала «правильно» дышать…

Он очень удивился, когда увидел её перед собой. И, похоже, испугался. Это, конечно, хорошо, но дело в том, что и сама Анка испугалась. Что она сейчас ему скажет? Она запнётся и замнётся… Нет, действовать надо радикально, так, чтобы обратного пути не было!

Её очень хорошо научили бить ногами. Она была абсолютно уверена в своём ударе, даже волнуясь, как сейчас. Ну, так вперёд!

Сейчас она уже и не помнит, что сказала Тартарскому, и что он сказал ей. Она вся сосредоточилась на технике удара.

Результат её поразил. Неужели это сделала она!? Весьма нехилый мужчина рухнул в снег и вырубился. Теперь он лежал перед ней, как туша зверя, подстреленного на охоте. Она достала сигарету, и поставила каблук своего сапога на грудь Тартарского. Куда же ты дел Феликса, гад?

4. Мидгард — Пра-Мерцана. Хроника первых дней

— 1-

Ночью Феликсу приснилась Анка, в первый раз приснилась. Сновидение было, как бы и не про неё, но она там была. Феликс рубил дрова, чего в реальной жизни он никогда ещё не делал; Анка была где-то в стороне, и наблюдала за ним. На ней было лёгкое летнее платье. Феликс показывал ей, как рубить дрова, но она была занята каким-то маленьким ребёнком, который был с ней. Она больше возилась с ребёнком, а на Феликса поглядывала только иногда. Проснувшись, Феликс подумал, что подсознание делает интересные предложения.

Сегодня у Феликса дневная смена, и он проснулся в пять утра, чтобы в семь уже сидеть за рулём. Если будет возможность, он заедет за Анкой, чтобы отвезти её домой, и заодно узнает, как она завершает свою карьеру «гладиатора». Он ведь в ответе за всё это, сам Анку туда позвал, но он приглашал её просто позаниматься спортом, а не влазить во всякие приключения.

Собравшись, Феликс вышел во двор, с наслаждением вдохнул морозный воздух, и направился к автостоянке, где стояла его рабочая Лада Веста. Снег приятно хрустел под ногами. Феликс сел в машину, закрыл дверь, и собрался, было, вставить ключ в замок зажигания, но его опередил телефонный вызов. Феликс не сразу сообразил, что это мелодия не его телефона, но другого источника сигнала вызова здесь просто не могло быть, и он, не задумываясь, сунул руку в карман. Феликс достал телефон, и убедился, что голос подавал вовсе не он. Но, словно издеваясь над реальностью, сигнал вызова повторился. Феликс удивлённо посмотрел на чёрный экран телефона, пытаясь понять, что он сейчас слышит. Сигнал вызова продолжал звучать. Сосредоточено слушая, Феликс обнаружил, что эта мелодия вовсе не мелодия, а только таковой кажется — её невозможно повторить, а звук происходит словно из некоей ближайшей точки пространства в салоне автомобиля, прямо из пустого воздуха. Не зная, что и делать, Феликс поднёс телефон к уху.

— Алло, — сказал он

— Феликс Стоянов? — строго спросил молодой женский голос откуда-то из ближнего воздуха. Телефонный динамик не издал ни звука.

— Да, это я, — ответил Феликс. Он не понял, кто это. Анка, что ли?

— Стоянов Феликс Николаевич? — переспросил голос.

— Да, да! А вы кто?

— Это диспетчер ЗП-телепорта. Начато движение по вашему…

— Какого порта? — не понял Феликс.

— Не порта, а ЗП-телепорта, — медленно повторила девушка, — Начато движение по вашему Контракту с Ударными Силами Третьего Союза.

— Вот те на! — удивился Феликс.

Это же Контракт от Тартарского так назывался! Тренер кого-то ещё привлёк в эту игру? Чёрт, всё понятно! У него же 88 подписчиков в его дурацком блоге! Кто-то «пробил» номер его телефона, и теперь разыгрывает его. Интересно…

— Феликс, у вас должен быть индивидуальный контактный элемент, — сказала диспетчер.

Так, в блоге он ничего не писал про шестигранную побрякушку. Там у него леденцы с наночипами придуманы. Значит, это кто-то от Тартарского прикалывается.

— Он у меня даже с собой, — расслаблено ответил Феликс, — А как вы меня…

— Так и должно быть, — сказала девушка, — Назовите числа вашего элемента. Они выбиты на контуре.

— Подождите… — ответил Феликс.

Он достал из кармана ключи от квартиры. Шестигранный медальон, полученный от Тартарского, всегда висел на кольце связки в качестве декоративной подвески. На металлической окантовке шестигранника, действительно, были выбиты символы.

— Но, здесь буквы, — сказал Феликс, внимательно рассмотрев окантовку.

— Это и есть числа, — ответила диспетчер, — Называйте эти буквы.

— Хорошо, называю. Символ «решётка», потом Г, Y, S, К, Г, Л, дальше похоже на У…

— Понятно, это «оук», — ответила диспетчер, — продолжайте.

— Дальше Н, И, Z, всё.

— Хорошо, принято! — бодро ответила диспетчер, — Удачи, не теряйтесь!

И диспетчер некоего телепорта отключилась.

Феликс продолжал удивлённо рассматривать медальон Тартарского. Всё-таки, эта вещь мало похожа на игрушку — зачем на нём выбиты эти буквы? На других медальонах они, конечно, будут другие. Не зря же диспетчер спрашивала эти буквы. И что теперь дальше будет?

Феликс откатал нормальный день до вечера, и к шести часам принял двенадцать вызовов. Заехать за Анкой в четыре часа не получилось — был на вызове, и сразу после него поехал на другой вызов. Загадочный диспетчер, отправляющий людей на Марс, больше не беспокоил его своими шутками. Но, всё же, коим это образом она с ним разговаривала? Через час заканчивается его смена. Но, вот, звонит настоящий диспетчер, из его таксосервиса, и даёт Феликсу тринадцатый за день вызов, чего до полного счастья и не хватало. Феликс поехал по указанному адресу, и забрал двоих пассажиров, мужчину и женщину, и ещё одного дополнительно, который ехал в туже сторону. Он должен был отвезти их всех в военный городок, что в северном пригороде.

Они уже проехали центр, и вдруг, без всяких видимых причин и признаков, началось нечто необъяснимое. Мир вокруг «потёк» струёй, и Феликс, без всяких ощущений, словно вытек из машины через крышу, а едущая машина осталась под ним, и уехала дальше вперёд… Описать это сложно. Не испытывая никаких физических ощущений и нагрузок, Феликс обнаружил себя в необъяснимом течении окружающего бытия, словно некий поток течёт через весь мир снизу вверх. Феликс что-то закричал от неожиданности, пытаясь призвать кого-то вернуть его обратно. Но, захватившая его струя начала сужаться, проявляясь матовой голубизной, и Феликс ощутил, что он, паря в пространстве, «течёт» вниз, хотя видел, что взлетает вверх. При этом окружающий мир стал куда-то исчезать… Он сразу подумал, что проваливается в сон, что вполне может быть от перенапряжения, и он встрепенулся и мотнул головой, но ничего не изменилось — мир продолжал исчезать, обтекая и утекая в неведомость. Феликс отчаянно пытался увидеть недавнюю реальность, и таки увидел: далеко внизу под собой он увидел, как его синяя Лада Веста, неуправляемо крутится на дороге, спотыкается об бордюр, и переворачивается… И тогда он понял, что погиб. Наверное, уснул за рулём, потому что напрочь не помнит сам момент аварии. Он погиб, и вышел из своего тела, и теперь видит всё происходящее со стороны, и даже в прошлом времени, наблюдая сам момент своей гибели.

Страх и растерянность заполнили всё его сознание. Такого он никак не мог ожидать! Неловко болтаясь в невесомости, он попытался осмотреться, и увидел под собой и над собой тёмный туннель пустого бесконечного пространства, словно в его мире образовалась сквозная дыра, и он в неё попал. Да, похоже, так и есть, он в дыре. И висит ни на чём… А потом течение туннельного пространства начало ускоряться, и мир вокруг потух, и воцарилась чернота пустоты, и тогда струя, внутри которой оказался Феликс, чётко проявилась голубоватым свечением, и под ним, и над ним уже виднелся не чёрный, а бледно-голубой светящийся путь. Как-то так описывали свой смертный путь в мир иной, вернувшиеся из коматозного состояния люди, он читал такое. Феликс был в невесомом состоянии, но у него было чёткое ощущение стремительного струйного движения. Он летел куда-то ногами, так сказать вперёд. Но не это его пугало. Его пугало полное исчезновение родного мира. Где этот знаменитый свет в конце тоннеля? Значит, нет шанса на воскрешение? Где он теперь? Словно в ответ, он начал слышать голоса. Голосов было несколько, и они переговаривались, явно о происходящем процессе течения:

— Приближаемся…

— Сбавляй

— Рано ещё.

— Потом не успеем. Сбавляй.

— Немного сбавляю. Да примут, как всех…

— Хотя бы разряжай.

— Тогда можем не успеть уплотнить. Входить надо на заданной плотности, а то рассеется.

— Уже подходит…

Феликс смотрел себе под ноги, ожидая увидеть, к чему он приближается. И он увидел.

Мутное зеленоватое пятно, обретающее вид, как бы в какого-то острова в чёрном океане. Течение устремлялось прямо туда. Пятно резко увеличивалось, превращаясь в гигантскую выпуклость, с рельефом, похожим на поверхность планеты. От этого зрелища появилось ощущение гигантского пространства, в котором он находится. Вскоре можно было уверено сказать, что течение стремительно несёт его к поверхности планеты, но, совершенно определённо, это была не его планета! Это была не Земля!

Поверхность очень быстро приближалась, и теперь появилось ощущение падения. Внутри стало щекотно…

— Вот теперь сбавляй, — сказал голос из какого-то наружного пространства.

— Так сбавил уже…

— Значит, мало сбавил.

— Ещё меньше нельзя — рассеется.

— Опять не вовремя начали!

— Примем в воду, как обычно.

А Феликс уже видел внизу чёрный квадрат, и прямо в него уходила голубая нитка несущего его потока. Квадрат очень быстро приблизился, и движение резко замедлилось, но скорость оставалась ещё очень высокой. Его тормозят, и он должен остановиться на этом чёрном квадрате. В последние мгновения он понял, что остановиться не успеет, и он ничего с этим не может сделать, и эти два голоса, тоже, что-то упустили, и упустили «как всегда». Ещё он успел понять, что чёрный квадрат — это бассейн с водой, и это его шанс на спасение. Он вытянул ноги вперёд, готовясь нырнуть, но его, вдруг, начало кидать из стороны в сторону бешеными порывами ветра, словно он попал в ураган. В последний миг он понял, что его жизнь пропала зря… а потом он врезался в тёмную воду на весьма хорошей скорости, и совсем не ногами вперёд. Удар получился настолько существенный, что Феликс лишился чувств. Значит, всё-таки, живой…

— 2-

Анка согласилась разговаривать только на нейтральной территории. Тартарский ей сразу предлагал обговорить всё в Спортклубе Православной Молодёжи, но она ему ответила, что не доверяет его местам. Разговор состоялся за столиком приличного кафе на городской набережной. Вот там Анка всё и узнала от бывшего контрактника Ударных Сил Третьего Союза, прослужившего восемь лет, и уволившегося в звании полусотника, ныне вербовщика личного состава УС ТС, тренера по тяжёлой атлетике П. В. Тартарского.

Пётр Тартарский был завербован участковым в его родном городе, где он тогда жил. Ему было 20 лет, и он влип в какую-то криминальную историю, а участковый предложил ему случай, как стать в этой истории совершенно посторонним человеком, и, заодно, посодействовал исчезнуть, куда подальше, на долгое время. Участковый был вербовщиком Ударных Сил Третьего Союза. А где это? А это, милая моя, на земле Пра-Мерцане, планета такая. Планета!? Да, планета! Феликс на другой планете? Феликс на другой планете.

Мало кто на Земле знает, что спецслужбы ведущих мировых держав уже давно и тайно колонизируют никому не известную здесь Пра-Мерцану. Главная ценность этой планеты в том, что она основательно пригодна для жизни. В отличие от Марса, там есть нормальная атмосфера и вода. Вода — это океаны и болота. Кроме болот, остальную часть имеющейся суши занимают пустыни. В общем, не рай совсем, но и не марсианский радиоактивно-ледяной ад. На Пра-Мерцане можно сразу строить поселения на хороших, подходящих землях, которые там кое-где есть. За эти земли идёт борьба с противостоящими силами мирового терроризма, который ищет на Пра-Мерцане себе убежище. Они вездесущи и достаточно могущественны, они смогли проникнуть туда вместе с первыми экспедициями, и наладили свои пути на Пра-Мерцану. Боевые действия там ведутся уже не менее двухсот лет. Ударные Силы колонизаторов состоят из легионов, которые защищают различные земли планеты. Служат в легионах контрактники с Земли, и, говорят, с других планет, но сам Тартарский таких не видел. Контракт заключается, обычно, на пять лет, потом можно продлить. Оплату за службу можно получить только по возвращении на Землю. А там, на Пра-Мерцане, деньги ни к чему…

Феликс убыл на пять лет, думала Анка… Нет, она не сможет столько ждать, думая постоянно, что его могут убить! А ведь он не хотел. Он просто выслушал прикольную сказку, и попытался прославиться в сети. Конечно, он хочет вернуться назад.

А назад вернуться, ответил Тартарский, можно только по отправке с Пра-Мерцаны. Здесь, на Земле, мы ничего не сделаем. Но, не переживай, ему там понравится. Отличная армия — Ударные Силы, отличная подготовка — в бой не пошлют необученного бойца. При вербовке предпочтение отдаётся физически и психологически подготовленным людям, почему Тартарский и стал тренером-тяжелоатлетом, чтобы иметь дело с подходящим контингентом.

— И ты вполне подходишь, — уверенно заявил он Анке, — Я уже проверил. Там женщины служат целыми полусотнями — это вроде роты.

— А как вернуться назад? — спросила Анка.

— Отправят из транспортного центра по лучу холодной передачи. Отсюда так и уходят туда, когда там включают луч для передачи сюда, только здесь отправляемый включается в передачу активацией резонаторного элемента, который ему заранее выдаётся. То есть, отправка происходит в любой непредсказуемый период, когда там включили луч.

— Я видела у него этот резонатор — белый шестигранник?

— Да. Это как маяк, целеуказатель. Когда он работает, держатель этой штуки попадает в луч.

— А когда он работает?

— Когда включают наведение. И луч находит его.

Узнав подробности скачка на Пра-Мерцану, Анка спросила:

— А можно мне получить два таких резонатора?

— Зачем? — спросил Тартарский.

— Один для моей отправки, а второй, нам, с Феликсом, на двоих. Когда я найду его, мы вернёмся вместе, с первым же лучом.

Анка с трудом понимала во что она верит. Но, всё же, ради Феликса…

Тартарский вздохнул, и покачал головой. Тоскливо отпил томатный сок из пол-литрового стакана.

— Я могу выдавать только зарбиновые резонаторы, а наведение включают другие люди из вербовки. У них нет зарбина, а у меня нет доступа к наведению. Такой взаимоконтроль. Вам там придётся как-то получить доступ к этому наведению, чтобы дезертировать с контракта.

— Значит, это всё-таки возможно? — обрадовалась Анка.

— На кого я запишу второй пропуск? — спросил, вздыхая, Тартарский, и снова отпил сок.

— Я подпишу два контракта, — заявила Анка, — Я умею менять почерк, и подписываться разными подписями. В школе приходилось химичить.

Он секунд двадцать смотрел на неё провалившимся взглядом, а потом сказал:

— Ладно. Это, всё равно, вскроется, но я только не получу вознаграждение за неотправленного контрактника. Это бывает — пропал человек… или передумал. Когда будешь готова подписать Контракт?

— Контракты, — поправила Анка, — И два пропуска. Сейчас готова.

Тартарский достал из папки два листа с мелким печатным текстом, с заголовком: «Договор о взаимодействии». Это и был Контракт.

— Вписывай себя, и… не знаю кого, только не Д`Артаньяна с мушкетёрами, — сказал Тартарский.

Анка внимательно прочитала (не особо, впрочем, вникая), и подписала два Контракта. Один свой — Званая Анна Антоновна, а второй — за «мёртвую душу» — Шарова, тоже Анна, Ивановна. Если что, сойдёт за подружку, которая, вдруг, оказалась в декрете.

— А Пра-Мерцана, это где? — спросила Анка.

— Нигде, — ответил вербовщик, — здесь её называют планета Нубиру. Это блуждающая в космосе земля, которая периодически пересекает путь нашего солнца. Её начали осваивать где-то со времён фараонов, используя внеземные транспортные технологии. Если Феликс уже ушёл, значит, сейчас открыли очередной поток, и отправляют всех набравшихся завербованных. Стало быть, тебя могут отправить хоть завтра.

— И меня тоже запишут в списки погибших на Донбассе добровольцев? — вкрадчиво спросила Анка.

Тартарский нервно шевельнулся и нахмурился.

— Это не я делаю, — ответил он, — Не знаю, кто. Другая, вышестоящая служба вносит в этот список имена, после получения подписанных Контрактов.

И он положил перед Анкой два шестигранника из зарбина, точно такие-же, как у Феликса.

— 3-

Феликса, мокрого и тяжёлого, куда-то тащили, по крупному колючему песку. Тащили, не особо церемонясь, мешок с картошкой носят нежнее. Его тащили двое, подхватив под мышки грубыми жёсткими руками. Всё болело, и было тяжело дышать. Странный пронзительный запах заполнял воздух. А может быть, это запах самого воздуха? Несмотря на сотрясение, Феликс, едва очнувшись, сразу вспомнил и понял, что он уже не в своём мире. Это свой воздух не имеет запаха, а в этом воздухе другой химический состав. Но дышать можно.

Приоткрыв глаза, он увидел вверху перевёрнутый бушующий океан, и это нереальное зрелище существенно привело его в чувство. Это было высокое небо, по которому, одна за одной, катились длинные, безконечные волны зелёного света, на разных высотах в разном направлении. Перекрывая друг друга, эти волны создавали сплошное сине-зелёное светящееся пространство, рассеянный свет которого освещал всё вокруг. А вокруг было пустынно, только каменистая земля, которая сейчас долбила его спину.

— Стойте, — пробормотал Феликс, — я живой…

В ответ, его подхватили ещё крепче, и Феликс услышал голоса тех, кто его нёс. Он не понял ни одного слова. Все слова начинались звуками «д» и «т», и были больше похожи на выразительные плевки.

Вдруг, его затащили на что-то гладкое, и положили. Он оказался на носилках. Потом он увидел над собой одного из людей — коренастого мужчину в плотно облегающей кольчуге с воротом под самый нос. Его абсолютно лысая голова смотрелась в этом вороте, как яйцо в подставке. Он сказал два-три плюющих слова, и вместе со своим напарником поднял носилки. Теперь Феликса уже понесли, а не потащили. Это продолжалось не долго: его, вдруг, занесли под низкий круглый свод, сложенный из больших серо-жёлтых блоков, миновали несколько проходов в стенах, и внесли в помещение с таким же круглым сводом, но вдвое выше. Там носильщики свалили его на какую-то грубую лежанку, что-то плюнули на своём языке, и ушли.

Феликс повернул голову вправо, и увидел стену из тех же серо-жёлтых блоков. Под стеной стоял небольшой металлический стол, а на нём блестели какие-то инструменты.

— Да не туда смотришь, — услышал он ленивый голос, — ты сюда смотри, и увидишь настоящего человека.

Феликс повернул голову в другую сторону, и увидел мужика средних лет, в расстёгнутом ватнике; под ватником была красная футболка. Мужик сидел на другой лежанке и с интересом рассматривал Феликса. За его спиной было два маленьких окна, через которые в помещение проникал зеленоватый свет неба.

— Здорово стукнулся? — сочувственно спросил он, — Лежи, лежи! Не подрывайся. Или ты куда-то торопишься? Я тут три дня, наверное, потому что три раза уже спал. Я прямо брюхом вперёд влетел. Думал, концы отдам. Эти проводники никого не могут довести на нормальной скорости.

— Где я… мы? — спросил Феликс.

— В лазарете. В травмпунке, — просто ответил мужчина, — Зовут как?

— Феликс. Где мы вообще?

— Вообще, мы не на Земле, точно знаю, — ответил мужчина, — А я Серёга. Я как очнулся, так аж до слёз было — всё пропал, доигрался! А эта Мерцана, выходит, существует!

— Пра-Мерцана… — поправил Феликс, — Мерцана, это звезда такая, мне говорили…

Феликс, всё же, сел, преодолевая боль в теле.

— Много здесь таких, завербованных? — спросил он у Серёги.

— Да полная казарма, — и Серёга махнул рукой в сторону другой двери, — каждый день прибывают. Здесь один сплошной день, ночи нет. Заполярье, что-ли?

Неожиданно, вошёл один из санитаров в кольчуге. Проходя, глянул на Феликса, что-то плюнул четыре раза, и вышел во входную дверь.

— Инопланетянин, — кивнул ему вслед Серёга, — Или это мы инопланетяне? Есть хочешь? По идее, скоро кормить должны. Ни одни часы ни у кого не работают, все выходят из строя при переходе…

Серёга оказался из Твери, ему 44 года. Недавно переехал жить в деревню, в дом деда — решил на земле жить. А тут такая оказия — служба на далёкой планете. Вербовщики и в деревне бывают. И как он только поверил? Что обещали? То же что и Феликсу: выплата по возвращении, в национальных денежных единицах по курсу платины. Одни сутки службы стоят одну меру платины, называемую «вес».

— Вот я и думаю, сколько же здесь сутки длятся, если ещё день ни разу не закончился? — сказал Серёга.

Феликс ничего не ответил, и молча откинулся на лежанку, прикрыв глаза, чтобы не видеть угнетающее помещение.

— Вот, вот, надо подумать, — услышал он Серёгин голос.

Но Феликс не об оплате думал, ему было как-то наплевать на исполнение контракта.

Что же это такое наделалось!? Всё правдой оказалось. Его телепортировали по Контракту на службу. А его пассажиры разбились в машине, которая, вдруг, оказалась без водителя. Он видел это своими глазами. Ужас какой… Он ничего не мог сделать… И сразу подумалось об Анке. Она же переживать будет, и начнёт его искать. Определённо, она будет его искать. Она же влюбилась в него… Есть такие вещи, которые видны только на большом расстоянии. Вот он и увидел. Она будет искать упорно и настойчиво и, когда-нибудь, выйдет на Тартарского. А он отправит её за ним. Бедная Анка! Нет, такого быть не может, она же девушка. Чёрт, она его уговорит! Но где он сам будет, когда она доберётся сюда? Втянул же он её… А она, ведь, определённо, влюбилась. А он — нет. Теперь даже как-то неловко перед девушкой за отсутствие взаимности. Пропал, и оставил её в неопределённости. А может быть, они живы остались, пассажиры…

Рядом что-то звякнуло. Феликс открыл глаза, и увидел удаляющегося санитара в кольчуге, а на краю лежанки стоял котелок с едой. В нём были какие-то жёлто-серые куски, почти одинаковые ломтики чего-то.

— Это вроде хлеба, — пояснил Серёга, жуя. У него в руках был такой-же котелок.

— Только это не хлеб, — продолжил он, — а какое-то разваренное растение. А вода вон в том углу есть, в баке, если пить захочешь.

Котелок с едой не обрадовал Феликса, а поверг его в угнетающее осознание своего положения. Прежде всего — это всё, что теперь вокруг, куда он попал, необратимо. Он в чужой власти неведомо кого. Он исчез из своего мира, оставив всех в неведении и смятении. И хуже всего: если здесь он погибнет, а там об этом узнают… Их горе будет на его совести.

Он слез с лежанки и сделал шаг. Второй шаг, возможно, свалил бы его на пол. В его теле были странные непривычные ощущения, вызванные не столько пережитым сотрясением, сколько непривычными свойствами этого мира. Здесь были иными тяготение и другие качества этой планеты. Немного постояв, он всё же, дошёл до окна. И там он снова увидел это небо — опрокинутый бушующий океан; только теперь он уже видел, что это не море воды, а море волнующегося света, который ниспадал вниз на поверхность, и освещал густо торчащую, как иглы, рыжую траву, из которой выглядывали бугристые камни. А ещё дальше стояло несколько строений с полукруглыми крышами, а за ними — стена с бойницами наверху. Должно быть, гарнизон. Он же теперь в армии. Согласно Контракту.

А потом Феликса, вместе с Серёгой, забрали на медосмотр. Место медосмотра больше напоминало слесарную мастерскую. Осмотр проводили трое: двое мужчин в интересной военной форме, и одна женщина среднего возраста в белом халате поверх такой-же кольчуги, как у тех санитаров, что притащили Феликса в лазарет. Тёмно-каштановые волосы на её голове охватывал металлический матово-серебристый обруч, украшенный замысловатым орнаментом. Вот она-то и не плевалась, как эти инопланетяне, а говорила по-русски с каким-то другим славянским акцентом, и, собственно, она и проводила медосмотр. Привели ещё одного типа — лысого крепкого мужика в рабочей спецодежде, это ещё один контрактник, и тогда начали медосмотр.

Докторша, обходя вокруг, окинула их взором, и сказала:

— У всех жёсткое прибытие. Гениталии у всех целые?

Все трое согласно кивнули.

— Тогда раздеваемся, посмотрим, из чего вы состоите.

— А если что-то не целое? — спросил лысый мужик, кривя рот набок.

— А это всегда можно ампутировать, — ответила спокойно докторша, — так всегда проще. У воина, чем меньше торчит, тем лучше в бою — ухватить лишний раз не за что будет.

Лысый беззвучно захихикал.

Один из мужчин-докторов что-то спросил у докторши, и она ему ответила такими-же плюющими словами.

Их имена и данные записали в свиток. Затем их ощупали и промерили какими-то приборами. Лысый мужик, судя по татуировкам, оказался ветераном зоны.

— А теперь на прививку! — скомандовала докторша.

Коридор с пятью поворотами привёл их в другое помещение, где уже топтались в ожидании ещё два человека — молодые мужчины в сильно помятой верхней одежде весенне-осеннего сезона. Тоже, видать, пережили прибытие. Ещё там были два, так сказать, оператора, в кольчугах и фартуках. Докторша им что-то проплевала, что можно понять, как «можно начинать». Ну, и начали. Всех пятерых поставили в ряд, и операторы начали делать прививки. Уколы делались под кожу за ушами, маленькими, как короткие карандаши, шприцами с тонкими иглами. Примечательно, что к каждому шприцу тянулась тонкая трубка, или провод, который исходил из одного аппарата, размером с высокую тумбу, позади которой имелось большое колесо с рукояткой для кручения. Когда каждому пациенту вставили по игле за каждое ухо, началось самое интересное и неприятное. Один оператор взялся за рукоятку колеса (все новобранцы нервно оглянулись) и сделал один оборот… Всех прививаемых разом пронзил электрический разряд бешеной мощности. Может быть, он был и не так уж силён, но проходя прямо через мозги, разряд превращал голову в извержение вулкана. Феликса словно разносило на части. Он ничего не понимал и не соображал, он просто разваливался, перемалываясь в какой-то невообразимой молотилке. Тоже происходило и с остальными, но он этого уже не видел. Все повалились на пол, и дёргались, словно их тела пронзали пулемётные очереди.

Феликс очнулся в невообразимой позе, уткнувшись лбом в бетонный пол. Он был оглушён и разбит. Никакой боли нигде не было, просто его нервная система ещё не могла сразу собраться в единое целое. Тем не менее, мыслив голове уже появились, и они начали срываться с языка: это были тихие ругательства на чужом языке, которые он сердито бормотал, пытаясь подняться с пола. Какие замысловатые выражения… откуда он их знает? И тут он увидел возле себя одного из санитаров-операторов, и совершенно отчётливо услышал и понял произнесённые им слова:

— Не дёргайся! Я вытащу иглу из-за другого уха.

— Где? — спросил Феликс, и обжал уши ладонями.

О, боже, он понимает и говорит на этом языке!

Оператор выдернул иглу из-за левого уха. Феликс с трудом разогнул ослабшие ноги, и поднялся. Перед собой он видел лысого ветерана зоны, который, привычно скривив рот набок, хихикал, хитро сузив глаза, и хрипло шептал на языке хисс:

— Вот, подлецы! Ай, да заразы! Надо же, как мозги пролечили! Мы теперь по-ихнему базарить можем!

Тут донёсся чей-то возмущённый голос:

— Фашисты! Маньяки! А мы по-русски разговаривать-то сможем!?

— Да сможешь, сможешь! — громко ответил ему зоновец на русском.

Тартарский говорил Феликсу, что он выучил местный язык очень быстро, но Феликс не ожидал, что быстро — это всего за несколько секунд. Ничего себе, технология!

— Что мы ещё теперь умеем? — спросил Феликс у оператора.

— Базовые боевые навыки, — ответил оператор, — и Устав Легиона Ударных Сил.

Феликс нырнул в память, и — упаси боже! — он, действительно, знает Устав УС! И как можно было набраться такого, не читая? Таким способом можно загнать в голову целую университетскую программу! Однако, новообретённые подаренные знания совсем не обрадовали Феликса, а повергли его в уныние. Можно ещё смириться с насилием над телом, но проникновение в святая святых — в мозг — это и есть настоящее насилие. И они это могут. Что им стоит повторить такую «прививку» ещё не один раз? А сейчас в его голове свободно живёт язык хисс, который вторгся туда, не встретив никакого сопротивления, и он должен будет привести за собой и новое миропонимание, и новые убеждения, и новую совесть… Ужасно! Новобранцев искореняют из родного мира! Ну, конечно, они ведь теперь солдаты, и должны с верой и фанатизмом сражаться за ценности этого мира, а не своего. Хотя, если посмотреть на Тартарского, то мозги у него, вроде, в порядке. Впрочем, бывший полусотник УС так и не сказал, сколько ещё таких, как он, вернулось на Землю.

Потом их всех вывели наружу, на грунтовую площадку между полузакопанными в землю зданиями с полукруглыми крышами из листового железа. И все люди, как один, уставились в небо. Теперь перевёрнутый океан предстал над ними во всей красе, по самые пределы горизонта. Теперь можно было рассмотреть, что это такое. Катящиеся волны света были гигантским извивающимися лентами с рассеянными краями, состоящие из тонких световых полос, и эти ленты, во множестве, существовали на разных высотах, перекрывая друг друга, и создавая таким образом волнующийся океан света. Феликс видел такие ленты на фотографиях, и называлось это полярным сиянием. Небо Пра-Мерцаны было заполнено этим явлением полностью, без остатка и перерыва, и вот почему на планете никогда не наступала тьма.

Было не холодно и безветренно. Где же то светило, которое согревает эту планету? Наверное, его нельзя увидеть за сплошными волнами околоземного свечения.

На площадку вывели ещё несколько групп самых разных людей, и теперь их, всех вместе, стало человек сорок. Феликс начал их считать: кан, гилл, оо, итсик… тьфу, чёрт! Один, два, три, четыре, эсик, тас, орворг… А, этот хисс в голове! Среди собравшихся новобранцев оказалось две молодые женщины. Одна в байкерской экипировке — кожаная куртка с заклёпками, и кольцо в носу, а другая в мужской одежде, явно, с чужого плеча. Надо полагать, её тоже, как Феликса, с работы выдернули.

Их выстроили в ряд. Напротив, них встали восемь человек в кольчугах и с мечами за спинами, и та же докторша из медкомиссии, тоже в кольчуге, но уже без халата. Вперёд выступил один из военных, оскалившись железными зубами во рту, окинул всех взглядом, почесал пальцами грубую свою физиономию с таким звуком, словно по наждачной бумаге, и соизволил представиться:

— Я сотник Эгнат, комендант перевалочного лагеря, в который вы попали. Обращаться следует «ваша сила», если без имени и звания. И я за вас рад, новобранцы, потому что если вы здесь, то это значит, что вас не перехватил Островной Каганат при ЗП-транспортировке. Иначе, вы бы попали сейчас в их табора, и стали бы там сабельным мясом. А здесь вы станете воинами! И это начнётся прямо сейчас! Первое, что вам предстоит узнать — где находится сортир в этом лагере! Это самое главное, из самого первого, что нужно знать новобранцу. А потом вы получите обмундирование, и даже оружие. А потом вы будете тренироваться, так быстро, как только можно, ибо скоро сюда зайдёт ватага из легиона, и их сотники заберу вас в войско, и вы уже будете доучиваться в бою. Кто-нибудь служил или воевал на Мидгарде?

Новобранцы неловко молчали, поглядывая друг на друга.

— Чёрт возьми, вы все с Мидгарда, сообщаю вам эту новость! — рявкнул сотник Эгнат, — Ваша земля сейчас называется как-то по-другому? Так кто воевал?

Вперёд шагнули несколько мужчин, и Феликс в том числе.

— Надеюсь, вам будет легче, — сказал сотник, — хотя даже вам предстоит здесь многому удивиться.

Как и обещал сотник, им показали лагерный сортир. А потом всех увели на склад, получать доспехи и оружие.

На складе их встретили служащие снабжения — несколько инвалидов, кто без руки, кто без ноги, кто без глаза. Они все могли так или иначе ходить, и только один из них вёл учёт и документацию, не вылезая из-за стола — у него не было обоих ног и одного глаза. Инвалиды, не спеша, выдавали новобранцам кольчуги, латные штаны, окованные железом ботинки «топтыги», и шлемы с двойным забралом. У шлемов по бокам были какие-то два «уха», которые оказались маховиками поджимных винтов. Эти винты внутри шлема поджимали к шее две «щеки», размером с ладонь каждая. Таким образом, каждый шлем, одевая, можно было чётко зафиксировать на голове, и шлем не болтался. А железные «погоны» на плечах кольчуг оказались вовсе не для звёздочек, а тоже для шлемов: в них были специальные отверстия, в которые защёлкивались фиксаторы шлема. По идее, если вмазать по правильно надетому шлему кувалдой или пушечным ядром, то шлем не отлетит вместе с головой. Из оружия выдали только ножи-кинжалы с ножнами. Они заменяют бойцу и ложку, и вилку — у бойца должно быть только то, чем можно воевать. Небоеспособные предметы ему ни к чему.

— Нормальное перо, да, братан? — спросил зоновец, подойдя к Феликсу.

— Нож, как нож, — ответил Феликс, пряча кинжал в ножны.

— А ты из легавых, да? — доверительно спросил зоновец.

— Нет, — коротко ответил Феликс.

— А чё на тебе камуфляж был — штаны и майка?

— С армии осталось, на работу одеваю.

— А-а, ну, лады. Зовут как, братан?

— Феликс.

— Ух, ты! Дзержинский, что-ли?

— Стоянов.

— Стоянов? А зовут, как Дзержинского.

— А тебя как зовут?

— А-а, я Сенька. Я думаю, вряд ли ты меня будешь называть Арсений Владимирович Караваев, Феликс Эдмундович.

— Николаевич я.

— Это хорошо, что не Эдмундович! — одобрил Сенька.

Потом они были в столовой и ели своими ножами опять то же самое — эту распаренную древесину, в каком-то тягучем соку. Ели из одного котла, который им выставили на стол. Пришлось всем вместе тесно толкаться вокруг посудины, и вынуждено знакомиться поближе. Сенька сразу притёрся к девице, что прибыла в кожанке, и наплёл ей, что ему гадалка нагадала пиковую даму в коже и заклёпках. Гадалке, говорит, верить можно, она ведь ему и казенный дом нагадала — не ошиблась. Но девица его отшила. Жуй, говорит, молча, а то в котле сейчас чьё-то мясо появится. Тогда Сенька переключился на вторую девушку. Та оказалась литовкой по имени Дайва, которая ездила по Европе в поисках работы, и заехала, в итоге, в Турцию — там её и завербовали. Так и зашёл разговор о вербовке. Среди новобранцев обнаружились безработные, студенты-двоечники, гастарбайтеры из Казахстана, Киргизии и Белоруссии, даже один монгол; так же был один должник по ипотеке, завербованный коллекторами, и один злостный неплательщик алиментов. В общем люди, так сказать, бегущие от жизни. И самый бегущий из них, однозначно, Сенька — так ещё никто из зоны не бегал, как он: с помощью ЗП-телепорта, на другую планету. Остальные были самым разнообразным народом, и каждый встретил своего вербовщика в повседневной жизни.

— Тренировочный бой! — проорал сотник Эгнат, когда всех собрали на вытоптанной площадке, под оградительной стеной, — Разбираемся по парам и сходимся в рукопашную! Привыкаем бить врага! Поражённые в поединке идут в наряд! Так и будет, когда вы попадёте в ватагу: на учениях отберут лучших, умеющих побеждать, а недоучки пойдут в обоз, в санитары, или в каторжную сотню — рыть землянки для легионеров.

Они сложили свои шлемы под стеной, и ножи тоже, чтобы не порешить друг друга.

Феликс, не выбирая, стал в пару с рыжим мужиком-сибиряком. И стоило ему только принять боевую стойку, как он понял, что дальше делать и как драться; это было в нём, как усвоенное и закреплённое знание, словно он уже делал это. Вот они, оказывается — базовые боевые навыки — то, чем «прошили» их мозги, вкупе с языком хисс и уставом УС. По команде сотника все сцепились друг с другом, грамотно и ловко. Подсечки, удары, блоки, уходы… Откуда они знают всё это? Неужели электрическим током можно научить чему угодно? После двух минут борьбы, Феликс одолел своего соперника, и завалил его на землю. Сказались тренировки в спортзале — Феликс оказался чуть сильнее и подвижнее.

Теперь перед ним предстал Сенька, который тоже победил своего соперника.

— А ты, Феликс Эдмундович, я смотрю, тренированный тип, — сказал Сенька, — Давай, кто победит, тот потом Женьку валять будет, а?

И Сенька кивнул в сторону байкерши, которая теперь была в кольчуге, а не в коже с заклёпками.

— А что же Дайва? — спросил Феликс, — Тоже отшила?

— Не, Дайву Женька победила.

Проигравшие первый бой отошли под стену, и разобрали свои шлемы и ножи.

— Бой! — рявкнул сотник Эгнат.

И пары победителей бросились друг на друга. Сенька оказался жилистый и вертлявый, но Феликс, всё же, лучше владел своим телом, и через пять минут завалил матерящегося Сеньку на землю.

— Счастливчик… — с досадой пробормотал Сенька, поднимаясь с земли, — Сейчас Женьку тискать будешь… вон, она студента завалила. Ух, злющая баба! Объедение!

— Как она захочет, — ответил Феликс, — мне всё равно. Это тренировочная борьба, а не развлечение.

— Женечка! — крикнул развязно Сенька, — я тебя проиграл, солнышко, вот этому фраеру! Прости, звезда, но я мужик честный… Только он сказал, что даёт тебе право выбора.

У Евгении было большое желание насолить наглому Сеньке, и она немедленно подошла к Феликсу.

— В бой, — кивнула она ему.

— Ладно, — ответил Феликс.

Они встали напротив друг друга в боевую стойку. Женька уже вовсе осталась без готского макияжа, который на её лице ещё оставался первое время, и теперь она выглядела, как простая девушка, без гонора, только с кольцом в носу, ну, и, очень рассерженная. Сузив глаза, она сверлила зрачками Феликса, и ни мгновения не стояла на месте, перескакивая с ноги на ногу, в ожидании команды в бой. Она была немало удивлена сама собой, поселившимися в ней боевыми способностями, и жаждала опробовать все свои умения, чудесно возникшие у неё за десять секунд электрической мозготряски.

Прозвучала команда, и Женька ринулась на Феликса. Феликс предпочёл бороться в обороне — ему было очень непривычно и неловко драться с девчонкой, так уж хотя бы не нападать на неё, а отражать удар. После нескольких уступок со стороны парня, девочка завалила Феликса на спину и прижала его сверху. Сенька разразился весёлыми пошлыми комментариями, и Феликс решил, что надо сменить позицию, чтобы встать, и набить морду этому зеку. Он рванулся всем телом, подбросив Женьку вверх, и ловко перевернул её в воздухе, в результате чего теперь он оказался сверху, а девушка внизу. Теперь он придавил её, прижав обе руки к земле — это победа.

— Извини, — сказал он Женьке, — теперь я разберусь с Сеней.

И отпустил её.

— Нет, — сказала Женька, тяжело дыша и закатив глаза, — Чёрт с ним, не лезь…

Он протянул руку и помог ей подняться.

Проигравших первый тур учебного боя, как обещали, отправили в наряд. Им предстояло на кухне пилить на чурки ветки климса — это хвойное дерево, сладковатая древесина которого разваривается, и употребляется в пищу. Варить надо очень долго.

Сотник Эгнат дал короткий отдых, и все оставшиеся присели там-же, под стеной. Никто не разговаривал, все молча переваривали пережитый эпизод новой жизни. Феликс тоже, прикрыв глаза, и привалившись спиной к стене, вникал в происходящее. Что произошло, и что происходит… Он оставил свой мир, внезапно, неожиданно… Там сейчас паника и тревога — пропал без вести сын, друг, любимый. Он всем всё сломал. Что они теперь будут делать? И его теперь полиция ищет. И Анка, она ведь тоже будет что-то делать. Это безумная мысль, что она отправиться сюда, но попытается, несомненно.

Феликс едва не упал, но вздрогнул и очнулся — он чуть не уснул, расслабившись. Только теперь он понял, что не спит уже вторые сутки: первые сутки он отработал на Земле, или на Мидгарде, как здесь говорят, а вторые сутки идут уже здесь, на Пра-Мерцане.

Им, кажется, ещё зачитывали какую-то инструкцию, которую не зашили в мозги вместе с Уставом, но Феликс это слабо помнил. Где-то после этого их отправили в казарму, отдыхать — по местному ритму жизни это было время сна. В казарме они улеглись на двухъярусных кроватях, засланных травяными плетёными подстилками.

— 4-

Подъём производится командой «Оживи!». Её проорал надрывным голосом дежурный легионер, из старослужащих.

Все поднялись с очень нехорошим самочувствием: болели головы и животы, кого-то тошнило, у кого-то двоилось в глазах, или дрожали руки как у запойного алкоголика. Сказывалась невероятная пища, употреблённая последний раз, непривычной структуры вода, и немного не того состава воздух. Энергетически планета сильно отличалась от Мидгарда, и это тоже сказывалось на самочувствии непривычных организмов. Если биосфера Мидгарда греется солнцем, то Пра-Мерцана греется исключительно своим внутренним теплом, поскольку своего солнца у Пра-Мерцаны нет, и это создаёт совершенно другую энергетическую природу, отличную от энергетики Мидгарда. Естественно, уроженцы Мидгарда это чувствовали, и болезненно включались в жизнь чужого мира.

В небе появились отдельные облака. Насколько они были высоки, судить сложно, но небесное сияние было намного выше их. Облака, плывущие на фоне светящихся волн, позволяли глазам воспринять колоссальную высоту космического сияния, освещающего эту планету. Новобранцы, выбравшись из казармы, все подняли головы, глядя в изумительный океан света, и, спотыкаясь, пошли строиться.

Качаясь в разные стороны, построились кое-как под стеной казармы. Сотник Эдгар велел всем снять шлемы с голов, и держать их под рукой по уставному чину, дабы качающиеся люди, стоя в строю, не стукались меж собой шлемами. Произвели перекличку, а потом всех отправили пить хвойный отвар, дар местной природы, для восстановления сил. Приём пищи будет после утренних занятий.

Хвойный отвар взбодрил своим едким вкусом, видимо, не лишённый скипидара в малых процентах. Похоже, здесь этим всё лечат. После лечения началась утренняя боевая подготовка. Их учили пользоваться боевым легионерским мечом.

На тренировочную площадку, усыпанную щепой от рубленых деревянных макетов, прикатили тачку с высокими бортами, в которой, как ложки в стакане, торчали боевые мечи. Сотник велел каждому взять по мечу, и сильно ими не размахивать, пока он им кое-чего не объяснит. Легионерский меч сильно похож на большую саблю: его лезвие также изогнуто, но шире, чем у сабли, и заточено с двух сторон. Одной стороной рубить, а другой, видимо, косить. У него длинная, двуручная рукоятка. Всех удивило это оружие. Новобранцы ожидали, что будут иметь дело с огнестрельными стволами, или, вовсе, с лазерами или плазменными пушками. И только Феликс знал, чем здесь воюют — тренер Тартарский рассказывал, что мечами и копьями, да арбалетами с катапультами. Феликс тогда принял рассказ тренера за сказку, поскольку тоже думал, что здесь в ходу должны быть бластеры и скорострельные пулемёты.

— Берём меч двумя руками, — сказал сотник Эгнат, показывая, как это делать, — и снимаем меч с предохранителя.

Какой такой предохранитель может быть у меча? Он что, стреляет? Но, в самом деле, здесь есть предохранитель — на перекрестии рукоятки поворотный рычаг, под большой палец, это он. Если его поднять вверх, рукоятка меча размыкается и раздвигается — нижняя часть выдвигается вниз из верхней части. Это выдвижение должно происходить в момент удара, пояснил сотник, когда меч обрушивается на жертву, и тогда в лезвие поступает электрический разряд, который парализует противника даже при незначительной ране. Там, внутри, смонтирован мощный пьезоэлемент, это он приводится в действие вылетом рукоятки, и даёт разряд на лезвие.

Конечно, кто-то уже поспешил передёрнуть рукоятку, и зацепил соседа лезвием. Раздался щелчок, потом крик, и следом все ругательства хисса в одной фразе.

— И на язык попробуй! — захохотал Сенька.

Потом они рубили толстые соломенные снопы. Если правильно держать меч, то получается разряжать лезвие прямо в сноп, и солома вспыхивает. До конца первого занятия сожгли все снопы и надышались дымом.

Потом еда. На приём пищи отводится время закипания чугунного чайника с водой. Меню немного поменялось: к распаренному климсу добавились разваренные шкурки какого-то животного. Водой из закипевшего чайника повар разбавил какой-то кисель до состояния компота, и всем досталось по кружке. Это отвар из водорослей, здесь это вроде чая.

— Дружище, — тихо обратился к повару Сенька, — а какой дурью тут у вас повышают настроение? Душе хреново, на гадости тянет — сигарет нет, ни у кого тоже нет, все сигареты у всех промокли в этом долбаном бассейне. Эти ваши пилоты по-другому людей приземлять не умеют? Короче, шо у вас тут курят?

— Дран, — коротко ответил повар.

— Так, дран! — обрадовался Сенька, — Растолкуй.

И повар растолковал. Дран — это курительная набивка из шерсти ыка. Ык — это такой камышовый баран, его шерсть и курят. Сенька опешил — шерсть, курить!? Да, шерсть, а что ещё с него курить? Ык питается только болотным камышом, поэтому шерсть у него особенная. Сенька пожелал испробовать, но этого зелья здесь ни у кого нет, это товар дефицитный. Испей лучше хвойного отвара, здоровее будешь. А от драна, говорят, баранье слабоумие приходит, если злоупотреблять. А если не злоупотреблять, а понемножку, то нападает сатанинский голод, позволяющий сожрать любую дрянь, так что приходится злоупотреблять, если уж начал. Ну, а отсюда слабоумие. Испей, дурак, хвойного.

— 5-

Сколько дней уже прошло? По местному времяисчислению, шесть Свечей. Свеча — это мера суток. Отмеряется свеча от восхода до восхода одного трудно заметного объекта — вертикально вытянутого тускло светящегося пятна в небе. Оно и называется Свеча, поскольку похоже на язычок пламени. Это нечто светлое, единственное, что слабо видно сквозь бледные волны небесного сияния. Оно находится где-то в космосе, и по его появлениям из-за горизонта можно отсчитывать обороты планеты, то есть, сутки. Нужно только научиться видеть Свечу в океане неба. Шесть раз взошла Свеча с того времени, как Феликса занесло на Пра-Мерцану потоком Замороженной Плазмы (ЗП)

Каждый день они рубили мечами снопы соломы, а потом ходили строем в ближнее поле, полузаросшее хвойным кустарником, и там рвали травяной сухостой, чтобы навязать новых снопов для тренировок.

Сенька, таки, раздобыл где-то порцию драна, и накурился, что было ощутимо по мощному угару палёной шерсти. Как он смог это перенести, неведомо, но потом ему стало так хорошо, что он был готов горы свернуть, и всю свою мнимую мощь он употребил на домогательства к обеим девушкам — Дайве и Жене. Все мужики делали ему замечания, но Сенька обратил внимание, почему-то, только на пару слов от Феликса, тоже сказанные им в защиту порядка в коллективе.

— Слыш, Эдмундович! — зашипел Сенька, — ты Женьку мял, и с меня посмеивался! И теперь её от меня отжимаешь! Не хорошо так, братан… Сам попробовал — уступи другому!

— Ну, ты и дурак! — восхитился Феликс, — Что я попробовал?

— Да как ты обжимался с ней в рукопашной, первый раз тогда…

Обкуренного Сеньку разозлило его бывшее поражение от Феликса в тренировочной схватке, которое привело потом к тому, что Женька оказалась в спарке со Стояновым. Особо обидно было то, что Сенька сам это условие и придумал.

— Ну, дурак, — повторил Феликс, — ты же сам…

Сенька выхватил нож. Все мужики бросились к нему, но ветеран зоны немедленно принялся яростно и профессионально размахивать им во все стороны, вынудив всех отступить на почтительное расстояние. Ну, вот, нажил себе врага, подумал Феликс. Вызвать его на дуэль, и прирезать, пришла в голову мысль. А если прирежет он? — так он всё равно попробует сделать это когда-нибудь.

И тут появилась Женька с ведром воды, и окатила водой Сеньку. А Феликс уже ждать не стал, и в прыжке опрокинул Сеньку на пол, и вырвал нож у него из рук. А потом его выволокли из казармы наружу, совершенно ещё не зная, что с ним дальше делать, бросили на землю, и встали над ним, уставившись на него, и ожидая, как он себя поведёт. А тот медленно подвёлся и сел.

— Сволочи… — тихо и грустно сказал он, — А у меня такое настроение было…

И Феликс понял, какой это хитрый тип — успокоился он не просто так, а что бы месть свою исполнить потом.

Все собрались, было, разойтись, но вдруг примчался сотник Эгнат и заорал:

— Драку отставить на потом! Марш на плац, и строиться! Заходит шестая ватага легиона «Вулкан»!

Выстроились на плацу. С него видны входные подъёмные ворота, которые начали медленно подниматься вверх, впуская жидкие клубы пыли. Это ватага легиона уже топталась при входе. Ворота поднялись, и внутрь вошли не совсем стройные пешие колонны легионеров, общим числом до трёхсот человек. Над ними развевался штандарт «Вулкана» — с каким-то красным зверем на синем фоне. Ватага проследовала на плац и выстроилась с другой стороны. Все командиры поприветствовали друг друга, и к новобранцам подошёл сотник Эгнат вместе с командиром ватаги, у которого на груди был знак отличия подтысячника.

— Смирно! — скомандовал сотник Эгнат, — Перед вами командир ватаги подтысячник Ковалдец.

И обратился:

— Ваша Сила, это новая партия новобранцев с Мидгарда, всего сорок два человека.

— Что они уже умеют? — спросил подтысячник.

— Они знают, где в лагере сортир, — ответил сотник.

— Ого! — кивнул подтысячник, — Освоились, значит. И уже курят дран, по запаху чую. Эй, Йош и Тангулеску, сюда!

На зов подтысячника из ватаги подошёл коренастый, крупной фигуры сотник, весьма примечательного вида. Он был обрит наголо, и его голова, и вся кожа на лице были словно иссечены крупным песком, словно его хлестали песчаные бури. Его бритую голову, от правой брови, до левой части затылка, пересекал глубокий шрам. Судя по глубине шрама, это была рубленая рана, которая могла достигать в глубину половины головы! Эту догадку подтверждала совсем уж невероятная вещь — металлическая шпилька, один конец которой торчал над правым виском, а второй конец выходил за левым ухом, и на обоих концах были закручены стяжные гайки. Выходило, что эта штука пронзает голову сотника насквозь, прямо через мозг, и стягивает вместе обе разрубленные половинки головы. Ну, понятно, если сотник выжил с расколотой надвое головой, то он и шпильку сквозь мозг тоже переживёт…

За ним подошёл и другой сотник, тоже, обритый под яйцо, но виду более целого.

— Что вы там копаетесь, Тангулеску? — буркнул подтысячник второму сотнику, и сказал обоим: — Вот вам пополнение для ваших сотен, которые у вас здорово поредели в последней схватке с кочевниками. Мы уйдём завтра…

С этими словами подтысячник Ковалдец развернулся, и зашагал к шеренгам ватаги, ожидающей дальнейших распоряжений. Подтысячник приказал легионерам разойтись по казармам и отдыхать.

Рубленый до мозгов сотник Йош скосился на сотника Тангулеску и сказал ему басом:

— В этот раз я прикрывал ваш отход, Тангулеску, и мои потери больше, а потому я первый отберу себе людей, а вам остаток — идёт?

— Хорошо, Йош, — ответил сотник Тангулеску, — в следующий раз я буду прикрывать вас, чтобы избавиться от того мусора, который ты мне сейчас оставишь.

Новобранцы слушали эти переговоры с нервным трепетом.

Сотник Йош отобрал себе людей по соображениям, одному ему ведомым. Кому-то он задавал какие-то вопросы, а у кого-то вообще ничего не спрашивал, а только молча отставлял в свою сторону — принят. Так в сотню Йоша попали и Феликс, и Сенька. Видать, судьба Феликсу разобраться с беглым зеком до конца. Всего сотник Йош отобрал себе двадцать девять человек. Остальных увёл куда-то сотник Тангулеску, учить уму разуму. А Йош оставил своих людей учить уму разуму там, где стояли.

— Ну, зародыши, — прорычал сотник Йош, прохаживаясь перед строем новобранцев, — что вы из себя, интересно, возомнили!? Вы, должно быть, думаете, что вы уже воины? Может быть, вы думаете, что можете ими стать? Нет! Воинами не становятся, воинами рождаются! Стать можно ремесленником или крестьянином, а воином надо только родиться. И если вы уже рождены женщиной, то воином вам придётся родиться от самого себя. Если вы попали сюда, значит, это уже началось. Нет, не рождение! Вы — зародыши! Вы ещё будете созревать, там, в походе, пока из зародыша не превратитесь в личинку. Это то, что уже сможет биться за свою жизнь самостоятельно. Только за свою жизнь, а не за жизнь врага — что бы забрать её себе, как положено воину. И когда-нибудь, в бою, из личинок, вы вылупитесь, наконец, воинами. Понятно? Так что, с зачатием вас, зародыши!

Сотник Йош окинул строй гневным взором, и тихо, до жути тихо, спросил:

— Как надо отвечать по Уставу?

— Радуемся, Ваша Сила!!! — прокричали все.

— Вот так, — кивнул сотник Йош, — А теперь первый приказ: всем побриться полностью, как надлежит воинам нашей ватаги!

И сотник Йош огладил рукой свой рубленый череп.

За шесть прошедших свечей все новобранцы-мужчины заросли щетинами. А легионеры, которых новобранцы сегодня увидели, были все основательно выбриты. В Уставе не было такого требования, но в этой ватаге, почему-то, было так принято, и исполнялось в приказном порядке. Исключение было только для лучниц, которые могут оставить свои волосы, чтобы плести из них новые тетивы для своих луков и арбалетов. В таком случае это становится их обязанностью, и это спасло Дайву и Евгению от бритья наголо, поскольку их отправили в сотню сотника Дикосяна, у которого был взвод лучниц. Остальные, с помощью своих армейских ножей (другого инструмента нет), сбрили всё, что было на головах и лицах.

Потом их доукомплектовали вещевыми ранцами и щитами, которые можно носить на спине, как черепаха панцирь, и вручили мечи в постоянное пользование. Сотник Йош, выстроив своих новичков на плацу, осматривал отдельно каждого, и отправлял, по одному, в общий строй, к своей сотне. Дошёл он и до Феликса. Молча оглядел его, подёргал амуницию — как затянута, как сидит, нашёл всё удовлетворительным, и скомандовал:

— В строй.

— Мигом! — ответил Феликс по Уставу, и направился к шеренгам ватаги, которые выстроились на плацу в готовности к выступлению.

Он встал в строй, месте со всеми, и снова попал в очередной, другой мир. Теперь он легионер. Хоть и зародыш…

5.Пра-Мерцана. Все цвета крови

— 1 —

Ворота поднялись, и ватага шагнула во внешний мир. Две большие катапульты, стоящие на башнях при воротах, замахнувшись своими метателями, указывали уходящим, куда идти: прямо туда, куда они нацелены, откуда ждут опасность. Путь предстоял исключительно пеший, старослужащие сказали, что довольно длинный, и целью его является гарнизон Москшир. Там всегда собирается весь легион «Вулкан».

Впереди вышла сотня Дикосяна, и её замыкали лучницы, которых теперь, вместе с «салагами» Дайвой и Женей, было семнадцать. На плече у каждой легионерши висел её лук, а за другим плечом — колчан со стрелами. У некоторых были ещё и наручные арбалеты, которые для стрельбы надеваются на предплечье.

Следом шла сотня Йоша, и её замыкали все остальные новобранцы; а старослужащие, идущие во главе сотни, могли лицезреть шагающих лучниц Дикосяна. Сенька высоко подпрыгивал, как только мог, высматривая лучниц, и восклицал:

— О, так можно служить, когда бабы есть в отряде!

Идущий впереди ватажный лекарь, полусотник Чубарь, его осадил:

— Ты повоюй сначала, придурок! Посмотрим тогда, чего тебе захочется, а чего не захочется.

За сотней Йоша шла сотня Тангулеску, и её замыкала катапульта, которую тащили на канатах восемь легионеров, половина из которых, конечно, новобранцы. Они будут сменяться в пути. Но и все остальные тоже шли не налегке: ранцы были заполнены провизией, и у каждого была жестяная канистра с водой, емкостью литров около пяти. Со щитом, мечом, и кольчуги со шлемом, получалась ощутимая для непривычного человека нагрузка.

Вот в таком порядке шестая ватага вышла из лагеря, и направилась в Москшир, для завершения своего дозорного обхода, и соединения со своим легионом.

Сразу не далеко от лагеря громоздились старинные развалины маленького города, раздираемые вросшими в них хвойными деревьями и хвойными кустарниками. В природе этого мира все большие растения хвойные. Вероятно, это связано с малой энергией света от высотного сияния неба, мощного солнечного света здесь нет.

Миновав развалины, вышли в заросшие лесокустарником поля, и зашагали быстрее по еле видимой тропе. Дорогою, конечно, не молчали, и вскоре половина бойцов перешла на русский язык. Другая половина легионеров была, по всей видимости, какого-то местного происхождения, и русским не владела.

— А с кем воюем-то? — спрашивали новобранцы.

— С Каганатом и Кочевниками, — отвечали старослужащие.

— А за что воюем?

— За болота.

— А на кой чёрт они нужны?

— Вода. Только в болотах самая чистая вода.

Болота на Пра-Мерцане были важным экологическим элементом — они были природным фильтром воды (как и на Мидгарде, между прочим). Болота очищали сточные воды, и впадающие в них реки и ручьи, отравленные едкими минералами грунта этой земли. Вода, пригодная для питья и хозяйства, была только в болотах. Болота на Пра-Мерцане — это жизнь и смерть одновременно, ибо в их чистых водах густо гнездилась всякая хищная тварь, от змей до ящеров. И потому, завоевав болото, надо было потом от него же и защищаться.

— А Каганат и Кочевники, это кто такие?

Оказалось, расклад сил на Пра-Мерцане, это отражение геополитики Мидгарда: Третий Союз был миссионерским проектом Азии, а Островной Каганат — Нового Света и союзников. Кочевники-цыгане-анархисты — это, как же без них — партизаны, воюющие против всех, или, наоборот за всех. Как можно понять, в орды Каганата набирались уроженцы Мидгарда из так называемого западного мира — американцы, европейцы, и иже с ними из Африки и арабского мира. А Кочевники были на манер казаков: беглый народ из легионов обеих противоборствующих сторон, и местные изгои. Бывало такое, что Кочевники просто похищали легионеров-наёмников для пополнения своих рядов. Впрочем, перехватом людей занимались и Третий Союз, и Каганат. В шестой ватаге были два немца, которые не попали в Каганат, потому что их украли Кочевники при ЗП-телепортации, а у Кочевников их отбили легионеры Союза III.

— Эдмундович, а ты сюда как попал? — спросил Феликса Сенька, — Такая интеллигенция только за идею воевать пойдёт.

— Подписал контракт в спортклубе, — коротко ответил Феликс. Ему не особо хотелось разговаривать с Сенькой, — Без всякой идеи. Просто хотел узнать подробности истории… На кой чёрт они мне сдались… Просто я не знал, что в пути нельзя будет сойти. А ты как здесь оказался?

— А это мне баба моя скачок устроила! — ответил Сенька, — Как меня закрыли на девять лет, так она ни дня времени не теряла, всё вызволить меня старалась. Адвокаты там всякие, апелляции… Да всё без понта, только бабло утекает. А потом, не знаю где, нашла вербовщика… Побег идеальный: просто исчезаешь из зоны! Только насчёт возвращения она как-то не подсуетилась. Видать, придётся все пять лет тут отсидеть. На зоне восемь оставалось…

— 2 —

Часа через три им объявили привал. К тому времени новобранцы изрядно утомились, и командир ватаги дал всем отдых, но не по доброте командирской, а чтобы новички вскоре не стали обузой для всех. Легионеры расселись на траве, подложив под себя щиты, и занялись едой. Когда прозвучала команда становиться в строй, новобранцы еле поднялись на ноги. Дальше шли, уже не разговаривая, молча отмеряя сажени и вёрсты своими сапогами-топтыгами.

Свеча, которую неопытным глазом трудно разглядеть в волнах небесной иллюминации, была почти над головой — в этот период суток здесь, как бы, ночь — традиционный период покоя, если ничего не мешает. Подтысячник Ковалдец объявил большой привал, то есть на сон, с выставлением караула. Разместились в редком лесу, где деревья-хвойники перемежались с большими валунами, которые словно росли здесь, как те же деревья. Спать пришлось в закрытых шлемах, потому что в воздухе гудели комары всех размеров, и лезли в лицо. Где-то рядом были мелкие болота, из которых плодилась эта живность. Уснули, как убитые, целиком положившись на бдительность такого-же уставшего караула, надеясь, что они не прозевают визит крокодила с болот, или кочевников из лесополя. Караул сменялся каждый час.

Свою сотню сотник Йош поднял командой «оживи!». Феликс проснулся сразу, и сразу подумал, что надо теперь проснуться по-настоящему, дома… Чёрт… Это и есть реальность… Просыпаться дальше некуда! Надо полагать, это уже следующий день. Небо заволокло тучами, перекрыв неактивный свет сияния, и теперь было сумрачно, как вечером на Мидгарде после заката. Казалось, что их разбудили ночью, и это как-то не прибавляло бодрости новобранцам, поскольку их биологические привычки ещё не успели измениться. В этом угнетающем полумраке ватага продолжила свой поход.

Сразу после сна было тяжело: как всегда, болели животы от плохо переваренного климса, и головы тоже, словно от какого-то отравления. Старослужащие сказали, что маяться, привыкая к иноземной природе, придётся свечей пятьдесят.

— Курнуть бы… — сказал Сенька, — Рвотная вещь, но приход от неё животворящий!

Это он про дран говорит. Ну, и не зря говорят, что на ловца и зверь бежит. Узрел Сенька в дальних камышах ыка — камышового барана, шерсть которого курится здешними наркоманами. Может, и не было там барана, а привиделось ему, потому как никто больше ыка там не увидел. А вскоре объявили привал, и Сенька, забыв про отдых, навострил лыжи в камыши на охоту. Сначала он сходил к лучницам, и предложил девкам смотаться с ним за «дурью», мол, барана легче стрелой достать, чем гоняться за ним. Но они его самого чуть не пристрелили, и тогда Сенька, прихватив копьё и свой меч, сам отправился в самоволку.

Когда привал закончился, Сенька ещё не вернулся, и всем стало понятно, что просто так он уже и не вернётся. Сотник Йош доложил об этом командиру ватаги, и подтысячник приказал Йошу силами своей сотни разыскать нерадивого легионера. Будет потом катапульту тащить до самого Москшира! Ну, никак не бывает большого коллектива хотя бы без одного искателя приключений. Сотник Йош вывел своих бойцов к камышам, и расставил их в цепь, после чего все дружно двинулись вглубь зарослей. Оказалось, что этот камышовый лес был спутником небольшой речки, почти ручья, протекавшего здесь, и впадавшего, где-то дальше, в болото. Вскоре нашёлся камышовый баран ык, его многие увидели. А ык увидел людей и убежал. Значит, Сенька его так и не поймал. Куда же он сам, дурак, делся? Ну, понятно уже, что не отдыхает он здесь, а находится в каком-то невозможном состоянии. Знать бы, в каком. Но сотник Йош запретил звать его в голос. Йош понимает в местных опасностях, ему виднее. Бойцы перешли через ручей, и вскоре вышли из камышовых зарослей прямо в старый корявый лес, заваленный рухнувшими стволами. Сотня двинулась по лесу, при этом цепь сильно растянулась и потеряла свою прямизну — кто-то оказался впереди, а кто-то позади. И, вот, впереди раздался призывный крик, и послышалось:

— Нашёл!

Кто был рядом, побежали на зов, и среди них был Феликс, и ещё двое новобранцев. Подбежали к двум легионерам, которые что-то нашли. Феликс даже не сразу понял, что они там рассматривают на земле, между двух покосившихся хвойников. А потом увидел. Это были ноги, ступни ног, в сапогах легионера, срезанные прямо вместе с сапогами, где-то выше щиколоток. Больше ничего не было, только ступни, а тело словно ушло, оставив свежий кровавый след, тянущийся куда-то вглубь леса. Чьи это были ноги, понятно стало сразу. А вот и копьё неподалёку валяется. Феликс смотрел на это, без дрожи, словно в дурном антиреальном сне, где в небе вечный светящийся океан, и средневековая армия, жующая древесину, и люди, которые уходя, оставляют свои ноги, как тапочки дома. Он пытался понять, что он сейчас видит: результат войны, или несчастного случая? Всё разъяснил сотник Йош, который уже подошёл сюда. Он поднял одну ступню, и внимательно рассмотрел её.

— Всем собраться сюда! — бросил он через плечо, — и оружие наизготовку, и смотреть в оба! Это вурдало!

Все достали мечи.

— Идём по следу, — сказал сотник, — когда след крови закончиться — это знак повышенной опасности. Оно снова сможет напасть.

— Ваша Сила, — обратился Феликс, — Хорошо бы знать противника… Что это?

Йош сегодня был в прорезиненной «балаклаве», весь день, не снимая. Сейчас он снял с головы только шлем, посмотрел внимательно на Феликса через прорези, и ответил:

— Это вурдало. Гигантский кальмар.

— Кальмар? — удивился Феликс.

— Да, боец. Гигантский сухопутный кальмар, который прячется в старых лесах, и живёт во всяких логовах, так же, как и его морской собрат. То, что оно сделало, — и Йош поднял Сенькину ступню, — оно сделало своими щупальцами-секалами. Секала гибкие и сильные, с присосками, а на концах они твёрдые, как камень, и заострённые, как ножи. Ими вурдало рубит свою добычу, доставая её на четыре сажени от себя — такова бывает длина секал. Этими же секалами вурдало потом выжимает тело своей жертвы, выжимая из него кровь — это чудовище не любит кровь, оно любит сухую пищу. Только выжав кровь, оно сжирает добычу. А чтобы выжать кровь, нужно её пустить, вот для этого вурдало обсекает жертвам конечности. Вот это оно и сделало. Оно его уволокло… значит не спешит жрать. Вялить будет…

— Вялить?

— Да. Оно любит вяленую плоть. Утащит в логово, и повесит на дереве, или разложит на камнях. Потом сожрёт, когда засохнет.

Феликс тревожно осмотрелся по сторонам.

— Как может кальмар жить на суше? — спросил он.

— У этой твари море внутри, — пояснил Йош, — Оно, как кожаный мешок с водой, в которой живут его потроха. Если пробить его толстую шкуру, то из него выльется вода, и тогда оно слабеет, и уползает заращивать дыру и накапливать новую воду. Но его ещё надо пробить…

Кто-то осторожно возразил:

— Нашему дураку уже ничем не поможешь, оно убило его.

— Отставить! — ответил сотник, — Если где-то появилось вурдало, то это мёртвое место. Свою жизнь там можно потерять в любой момент. Его надо преследовать немедленно, и уничтожать.

Сотник Йош подозвал к себе одного из десятников, и приказал:

— Иди к командиру ватаги, и доложи о потере. Мы преследуем вурдало, и нам нужны лучники.

Десятник помчался докладывать.

— Остальные за мной! — сказал сотник, — Взвод Тихина остаётся за нами и проведёт подкрепление. Мечи наголо, и пошли!

И все, во главе с сотником Йошем, пошли по следу двух кровавых полос, которые тянулись по сухой траве и через поваленные стволы деревьев. Скоро нашли меч, а потом шлем с Сенькиным номером на затылке. Порой след терял форму, превращаясь в большие пятна с веером брызг крови во все стороны. Можно было только догадываться, что здесь чудовищный зверь бил свою жертву об землю. В одном таком месте подобрали его нож и флягу. И дальше снова тянулись, перемежаясь, две кровавые полосы.

Позже их догнал взвод лучниц, присланных командиром ватаги. Ни одна из них ещё никогда не видела вурдало. Сотник Йош объяснил им, что у этого чудовища четыре глаза, и надо целиться в них, потому как кожу вурдала пробить трудно.

Впереди, возвышаясь над лесом, показалась крутая заросшая гора. След крови вёл прямо в ту сторону. Должно быть, кальмар там устроил своё логово. Но, когда подошли ближе, увидели, что это не гора, а тесное скопление очень высоких многовековых деревьев. В середине стояли самые высокие хвойники, и дальше от них росли деревья помоложе, и пониже. От этого лесная гуща со стороны была похожа на гору. Внутри было темно и тесно.

— Нехорошо, — сказал сотник, — Оно может засесть на высоких деревьях. Смотреть в оба, и по верхам! Оно ползает не очень быстро, но очень быстро достаёт своими секалами, поэтому главное — вовремя его заметить.

Феликс ощутил внутреннюю дрожь от предстоящей возможности увидеть чудовище, но ещё более волновало то, что и чудовище сможет увидеть его.

Логово вурдала они нашли у границы дремучей чащи вековых хвойников. Здесь была каменная щель в земле, и вероятно, там глубже, есть пещера, но она завалена обломками камней. В этом месте у вурдала была столовая и кухня — здесь валялись черепа, кости и клочья одежды. От Сеньки осталась только разодранная кольчуга и больше ничего. Чудовище было голодным, и не стало сушить Сеньку, а только выжало кровь, и сразу съело его. По мнению Йоша, оно теперь уползло в лесную чащу, почуяв приближение врагов и добычи. Оно ждёт, что они войдут туда…

— Нет, — сказал Йош, — мы тебя дождёмся здесь.

Словно в ответ, где-то в глубине леса медленно качнулась одна из верхушек, и все это увидели.

— Оно устраивается на дереве, — сказал Йош, — Пока оно готовится, приготовимся и мы. Принести запасной метательный трос от катапульты!

Пока двое легионеров бегали за тросом, сотник Йош рассадил лучниц на деревьях, окружающих каменную щель — столовую вурдала. Если оно появится, лучницы будут долбить его сверху, все одновременно. Лучницы, оказывается, что-то вроде спецназа — они могут лазить по деревьям, для стрельбы сверху. У них не такие сапоги, как у всех, а с когтистыми скобами, чтобы стоять на стволах, а на поясных и заплечных ремнях у них пристёгнуты накидные ремни, чтобы к стволам привязываться. С помощью такого оснащения они могут часами сидеть в засаде на деревьях. Новое пополнение лучниц — Дайва и Женя — ещё стрелять толком не умеют, и потому их подсадили снизу, будут стрелы подавать.

Принесли трос от катапульты. Его достали из мешка и размотали. Под руководством Йоша, трос очень туго натянули поперёк поляны у логова, обмотав его вокруг стволов двух противостоящих деревьев, на высоте колен. Теперь его предстояло натянуть, как тетиву лука, и ждать, когда сюда явиться вурдало. Середину троса зацепили крюком на канате, и все, кто был, принялись тянуть канат изо всех сил, по шагу оттягивая его всё больше и больше. Тянуть уже было некуда, но сотник Йош требовал тянуть дальше, чтобы затянуть трос почти под прямым углом. Он сам тянул вместе со всеми, и от его тяжёлого дыхания прорезиненная «балаклава» на его лице вздымалась пузырём. Чёрт, он снимет сегодня этот чехол с головы, или нет? Что это на него нашло?

Миллиметр за миллиметром, трос натянули до невозможности, как хотел Йош, почти до прямого угла. Тогда лучница завязала конец каната вокруг третьего дерева, и мужчины смогли его отпустить. Орудие было готово и взведено. Для приведения его в действие надо будет только перерубить канат. Сделать это сотник Йош поручил строевому Феликсу Стоянову, когда появится вурдало. Феликс понял, что ему предстоит увидеть чудовище весьма близко. Интересно, успел ли его увидеть несчастный Сенька?

Здешние минуты, должно быть, длиннее, чем на Мидгарде… Когда сотник Йош понял, что время только взвинчивает нервы легионеров, он, сделав всем знак оставаться на местах, сам быстро зашагал к лесной чаще. А Феликс подумал, не оно ли, вурдало, рассекло череп сотника?

Йош обнажил меч и скрылся в лесу. Спустя некоторое время, не очень далеко от окраины зарослей, в лесу качнулось дерево, потом другое. Послышался хруст веток. И снова всё затихло. А ведь сотник даже не распорядился, что делать его легионерам, если его сожрёт вурдало. Вопрос решился сам собой: живой сотник Йош выбежал из чащи. Повернувшись в ту сторону, откуда он явился, сотник начал медленно пятиться, отступая на поляну-ловушку. Естественно, все устремили свои взоры туда, и, наконец, увидели это.

Сначала одна огромная серая извивающаяся змея промелькнула между деревьями, потом вторая. Третья охватила ствол дерева и подтянула за собой ещё две такие змеи. А следом за всеми змеями появилось огромное островерхое тело, принесённое десятком этих змей-щупалец. Его кожа, тускло блестящая, была серого цвета, в тёмно-бурых пятнах, словно в гематомах. Это действительно был кальмар: заострённая удлинённая голова с глазами в основании, из которого исходили длинные, метров до семи, толстые секала с чёрными присосками. Секала пресмыкались по земле, вились кольцами, перешагивая препятствия, и так продвигали вперёд всю его огромную голову, высотою не менее трёх метров. Эта страшная голова в движении колыхалась, как мешок, заполненный водой, о чём и говорил сотник. Пластичное тело вурдала легко проскальзывало между деревьями, а его секала, хватаясь за стволы, быстро протаскивали его вперёд. Страшно было видеть, что этот изгой океана может так двигаться.

Сотник Йош отступил на площадку у каменного логова, и оказался под прицелом натянутого троса. Вурдало следовало прямо за ним, и он ожидал, что оно заползёт в приготовленную смертельную ловушку — пространство между деревьями, пересекаемое тросом. Вурдало туда и последовало, но вдруг остановилось, раскинув секала, и его глаза шевельнулись, и вскинулись вверх. Оно уставилось на лучниц, сидящих, замерев, на ближайших деревьях. Глаза, каждый размером с человеческую голову, задёргались, зыркая на лучниц во все стороны, и у одной из них не выдержали нервы. Стрела вонзилась в шкуру кальмара чуть выше одного из глаз. Мгновенно все десять секал вурдала взбурлили кольцами, явив собою страшное зрелище, вгоняющее в ступор. Но сотник Йош, стремясь вернуть внимание чудища на себя, бросился бежать, и перепрыгнул через натянутый трос. Вурдало ринулось за ним, и оказалось почти на линии удара троса. И вот здесь оно, вдруг, резко выбросило одно секало, невероятно далеко, и словно плетью, смахнуло с дерева лучницу, которая пустила в него стрелу. В одно мгновение лучница оказалась дважды обвита щупальцем, и вурдало подняло её над своей головой, медленно сжимая. Дурной сон шёл своим чередом…

Не чувствуя рук, Феликс поднял меч над головой. Если он перерубит канат сейчас, слишком рано, пропадёт труд всей сотни и сгинет лучница. А если не перерубит, она сгинет немедленно, выдавленная, как тюбик зубной пасты. И он увидел глаз вурдала, который пялился прямо на него. Чудовище, остановившись, ожидало, когда он сделает свою ошибку.

Рядом появился сотник Йош, и рассёк мечом воздух, создав пронзительный свист. И чудовище, мощно качнувшись, загребло грунт щупальцами, и продолжило своё движение прямо на людей. Но Феликс теперь видел только несчастную лучницу, обмякшую, в бессознании, в удавке толстого секала. Страшная конечность кальмара теперь была хорошо видна ему: бугристая кожа с прожилками тёмных вен, и чёрные, словно кровоточащие нефтью, присоски. И Феликс вдруг понял, что через мгновение он точно так же окажется в объятии другого секала. А потом его перерубит тросом, вместе с вурдало, потому что бывалый Йош, рубленая голова, сомневаться не станет…

Феликс вложил всю силу в удар, и перерубил канат. И канат словно исчез. Пронзительный щелчок вздёрнул воздух, и спущенный трос молниеносно пересёк тело вурдала навылет, чуть ниже глаз. Голова чудовища рухнула, и из неё изверглось воды не меньше кубометра. Щупальца вурдала стали двигаться ещё быстрее и совершенно хаотично, и из нижней части разрубленного чудовища полезли — о, ужас! — длинные красные змеи, длиною почти как секала, и начали клубиться в разлившейся воде. Чем больше их вылазило, тем меньше дёргались секала. А из отрубленной головы начали выбрасываться шевелящиеся мокрые существа, разного цвета, и все с щупальцами! Они тоже начали возиться в воде, а потом принялись расползаться в разные стороны, а вместе с ними вокруг расползался и тёплый неприятный запах. Дурной сон никак не хотел заканчиваться…

Среди этого месива оказался сотник Йош, и вытащил за руки бездыханную лучницу.

— Рубите их! — заорал сотник обалдевшим легионерам, — Не дайте им разбежаться!

Феликс увидел, что красные змеи уже ползают вокруг него, и это привело его в ярость. Он принялся сечь их мечом, и змеи замирали, будучи рассечёнными как минимум на три части каждая. Так же он разрубил одно секало, и оно оказалось пустым внутри. К истреблению красных змей подключились и другие легионеры, а Феликс бросился за уползающими разноцветными детёнышами. Сотник Йош настиг одно такое существо, шевелящееся, безглазое, коричневое, с длинными тонкими щупальцами, числом десятка два, и разрубил его надвое. Отвратительное существо сразу погибло, залившись коричневой жидкостью.

— Вот, тварь! Оно было беременное! — крикнул Феликс.

— Да не беременное оно, — ответил Йош, — Это не детёныши, это его потроха разбегаются, внутренние органы.

— Что!? — удивился Феликс.

И тут же он увидел глаз. Глаз вурдала — белое огромное яблоко с чёрным зрачком, с шестью белыми щупальцами с присосками. Глаз вздрогнул, встрепенул щупальцами, и быстро ими перебирая, двинулся в сторону леса. Феликс бросился за ним. Глаз мигнул зрачком в его сторону — увидел! — и припустился ещё быстрее. Но Феликс настиг его и разрубил одним ударом. Жёлтая жидкость разлилась вокруг.

И снова под ногами длинные красные змеи. В разрубленном чудовище их больше всего.

— Что это? — крикнул Феликс, раскидывая ногами обрубки змей.

— Это мышцы, — ответил сотник Йош, разрубая одну из шести почек вурдала — сине-красный комок с восемью щупальцами.

Двое легионеров побежали за большим мешковидным органом красного цвета, с множеством щупалец самой разной длины и толщины. Оно убегало чуть ли не прыжками, пульсируя всем своим телом, и источая кровь из присосок. Когда они догнали его, то поняли, что это сердце. Его самые длинные щупальца-сосуды ветвились на концах. При каждом сжатии сердца щупальца вздувались, и из присосок выбрызгивалась кровь. Сначала они обрубили ему щупальца-артерии, а потом добили, искромсав мечами. Оно истекло зелёной кровью. Второе сердце убили другие легионеры, уже в лесу.

— Не упускайте их! — кричал сотник, — Они уйдут в водоёмы, найдут друг друга, соберутся вместе и обрастут шкурой — и появится новое вурдало!

Преследовать не пришлось только желудок и одну почку — их разрубило сразу, тросом. Один глаз, убежавший дальше всех, в лес, взобрался на дерево, и лучница пристрелила его стрелой. Пробитый глаз ещё какое-то время висел на ветке, ухватившись за неё щупальцами, а потом свалился. Другие органы, ничего не видящие, могли рассчитывать только на свои осязательные чувства. Серые, синие, красные и чёрные мешки, пузыри и вообще бесформенные части, стремительно шарили щупальцами во все стороны, хватались ими за любую опору, будь то дерево или камень, и быстро перетаскивали себя с места на место, видимо, в поисках укрытия. Так печень нашли уже в какой-то норе в земле; и её там же закололи мечами.

Феликс заметил в гуще кустов нечто большое, тёмно-серое; оно, вздрагивая и переваливаясь, пробиралось сквозь хвойный кустарник. Догнав его, Феликс увидел словно скопление матовых удлинённых пузырей, из нижней части которого исходило просто невероятное количество длинных и тонких, почти белых щупалец. Некоторые из них вскидывались торчком вверх, обшаривая пространство вокруг себя, и тогда кончик щупальца растопыривался на три-четыре веточки. Феликс вдруг понял, на что это похоже: нервное окончание. И этот пузырчатый орган был мозгом вурдала. Это то, что помнило обо всём, и управляло чудовищем. В его памяти вся жизнь кальмара, и его последние секунды, когда оно видело, по крайней мере двумя глазами, Феликса с воздетым мечом. И оно, конечно, помнит, как сегодня сожрало Сеньку. Он разрубил мозг на четыре части, но щупальца-нервы всё равно продолжали двигаться, растаскивая части мозга в разные стороны. Пришлось рубить ещё мельче, пока мозг не упокоился. Его куски истекали прозрачной вязкой жидкостью.

Остановившись, Феликс огляделся вокруг. Больше беглых органов он не увидел. С остальными разделаются другие легионеры. Жива ли лучница? Он посмотрел на лезвие своего меча — оно было всё в разноцветных разводах от всех кровей вурдала, и прозрачная мозговая жидкость, став буро-коричневой от смешения с ними, капала с лезвия.

Феликс выбрался из леса, и вернулся к своей сотне. Они все собрались возле логова вурдала, и толпились вокруг пострадавшей лучницы. Ватажный лекарь полусотник Чубарь совершал с ней какие-то полушаманские действия, всё больше руками, и всё больше на груди, да всё глубже под кольчугой и рубашкой. Лучница была жива, но едва дышала. Она была молода, лет не более тридцати, и её молодость позволила ей чувствительно воспринять облапывания хитрого военлекаря, от чего она окончательно пришла в чувство. Это позволило, наконец, расспросить её, что где болит. Кроме этой лучницы, помощь потребовалась ещё и Дайве — та лишилась чувств, когда вурдало бросилось в атаку. Дайву пришлось снимать с дерева, где она зависла на своих когтях и страховке.

То, что осталось от вурдала — пустая разорванная оболочка, — лежало, как сдутый шар, раскинув плоские щупальца-секала, и выглядело так же страшно, как и живой зверь. Сотник Йош тщательно вытирал свой меч об эту шкуру. Чёрт возьми, он так и не снял свою «балаклаву» с головы! Даже теперь! Феликс тоже вытер кровь с лезвия меча об шкуру чудовища, и подошёл к спасённой лучнице, которая теперь сидела на камне, и хлебала хвойный отвар из фляги. Всё-таки, она ещё не совсем в порядке — здоровый человек морщится от этого отвара, а она его пьёт, как воду.

— Тебя как зовут? — спросил Феликс.

Она была того-же звания, что и он — строевой.

— Алимэ, — ответила она натужно, подняв глаза на Феликса.

— Чёрт, это ж надо, такое пережить! — сказал он, — А меня зовут Феликс.

— Что тебя сюда занесло, Феликс? — спросила она сдавленным голосом.

— Такой вопрос правильнее будет задать девушке. Я-то мужчина, и вот попал в армию, что тут удивительного?

— Женщин в Ударных Силах Союза тоже не мало, — ответила Алимэ, — Я занималась биатлоном в Казани. Меня пытались завербовать в ИГ — это террористы, запрещённая организация, но я послала их к шайтану, и хотела сдать их ФСБ. Но ко мне скоро пришли другие люди, и похвалили за то, что не поддалась джихадистам. Я тогда подумала, что люди из ФСБ меня уже сами нашли. И я с ними активно общалась. Но это оказались не фээсбэшники… В общем, меня всё равно завербовали. Сюда.

— Давно?

— Второй год по Мидгарду. Спасибо, Феликс, что не дал умереть.

— Да что ты могла видеть?

— Представь, видела. Я не хотела умирать с закрытыми глазами. Поэтому я видела, как ты убил его.

— Я думал, ты была без сознания.

— Почти. Я тогда даже не понимала, что я вижу. Разум отключился… Я вспомнила это сейчас, при здравом уме. Ты был близко… Оно могло легко достать тебя.

— Хорошо, что я этого не понимал. Иначе, я не знаю, что сделал бы. Просто подпустил на достаточное расстояние, — пояснил Феликс.

Алимэ кивнула и отпила глоток отвара. Сморщившись, она сказала:

— Ну и гадость! Просто слишком густой.

Значит, всё же, пришла в норму — нормально реагирует на гадкий вкус отвара.

Легионеры Йоша вернулись из леса, притащив за секала шкуру вурдала, и его пустую голову, для отчёта перед командиром ватаги. Шкуру растянули на деревьях, и голову положили под ней, для обозрения всей ватаге. Подтысячник Ковалдец поздравил сотню Йоша и лучниц сотника Дикосяна с победой над опасным чудовищем, на что победители ответили, как положено: «Радуемся, Ваша Сила!». После этого ватага построилась в сотни, и продолжила свой путь. Шкуру вурдала так и оставили висеть на дереве, как знак того, что здесь есть очень сильные и опасные воины. Но, несомненно, главная заслуга принадлежит сотнику Йошу, думал Феликс. Этот весьма несимпатичный парень знал свойства и повадки гадкого чудовища, и придумал способ его убить. От остальных потребовалось только не испугаться больше меры. Что этот Йош такое? С невозможно покалеченной головой, он уверено управляет своей сотней, и чувствует себя намного здоровее других. Это человек, слившийся с войной и борьбой. В любой нормальной армии всегда есть такие мужики, которые словно умирают, если не будут регулярно умирать. Как он один бросился в лес выманивать вурдало «на живца»! Наверное, он вот также и голову свою когда-то где-то подставил. А может быть, он и стал таким отчаянным, когда его мозг раскроило на две половинки… И Феликс вспомнил мозг вурдала, сначала разрубленный на две части, истекающий прозрачным соком… И Феликсу стало немного дурновато. Вот чёрт, тогда нормально было, а сейчас затошнило. Нервы…

— 3 —

Следующая свеча прошла без приключений и жертв. Никто так и не увидел, чтобы сотник Йош снял с головы свой балахон с дырками. Может быть, заболел?

На следующем привале ставили палатки. Боже, какое блаженство спать в темноте! Правда Феликсу пришлось спать только половину «ночи», потому что была его очередь стоять на посту. По соседству, в тридцати метрах, был пост бойцов Дикосяна; когда заступал Феликс, на том посту сменялась Алимэ. Она помахала ему рукой, уходя на отдых. Феликс ответил ей тем же. И снова вспомнил Анку. Все его предыдущие девчонки были приходяще-уходящими, он ещё был слишком молод, и все их уходы, вместе со всеми их чувствами и эмоциями, были для него как регулярные природные явления, вроде закатов солнца. С Анкой уже как-то по-другому. Он не мог не замечать её отношение к себе, и теперь понимал, что сейчас она в смятении, и он не был равнодушен к этому, и тоже пребывал в волнении. А теперь его ещё смутила лучница Алимэ, если ему ничего не показалось…

Феликс стоит на посту, дело привычное. Перед ним густой старый лес. Кроны высоких хвойников настолько разрослись, что длиннющие хвойные лапы соседних деревьев сплелись друг с другом, и образовали густую крышу над всем лесом. В этом сплетении невозможный хаос, и в нём видится чёрт знает, что. Феликс уже несколько раз присматривался, обнаруживая там каких-то жутких существ, пока не убедился, что это скопления колючих веток. Но, всё-таки, ведь убитое ими вурдало не единственное на этой земле…

Ещё две свечи отшагала ватага по холмистой лесостепи. Шли то старыми тропами, то по нетронутой земле, путаясь в траве, и спотыкаясь о камни. Были такие места, где ноги загребали густо раскиданные чьи-то кости. Попадавшиеся черепа были не человеческие.

Над верхушками леса показалось нечто высокое, конусообразное и чёрное, видимое очень далеко. Это был Гада — нейтронный вулкан. Небо над ним светилось по-особому, радиально расходящимися шлейфами свечения, от чего Гада был сразу хорошо замечаем с очень большого расстояния. Это, возможно, единственный нейтронный вулкан на Пра-Мерцане, потому что другого, такого-же, пока не нашли. Гада был таким-же плазменным вулканом, как и все остальные вулканы на этой земле, но отличался наличием ещё и нейтронного излучения, от чего вся местность вокруг него была мёртвой в радиусе четырёх вёрст от основания вулкана, который сам в поперечнике был вёрст шесть. Эта смертельная территория прикрывала с северо-востока подступы к гарнизону Москшир. Подойти к гарнизону со стороны вулкана невозможно, ничто живое не сможет пройти через тихое нейтронное пекло Гада.

Итак, шестая ватага добралась до базы своего легиона «Вулкан».

Первое, что они сразу увидели, это опять развалины города. Точнее, это давно заброшенный город, местами устаревший до состояния развалин. Здания цилиндрической формы, сложенные из тёсаного камня, были самых разных размеров. Небольшие промежутки между этими зданиями, все без исключения, были перекрыты стенами разных высот, многие из которых уже рухнули, и теперь перекрывали проходы каменными завалами. Строения имели очень мало окон, что возможно связано со стремлением их обитателей к темноте, из-за вечного светового дня на этой земле. Некоторые здания были обрушены частично, и было видно, что внутри они имеют этажи и множество раздельных помещений. При малом количестве окон, а то и при их отсутствии, внутри этих помещений всегда была темнота. Полностью рухнувшие здания заросли кустарником, и всё пространство между строениями заброшенного города тоже заросло хвоей. Эти разрушения не были похожи на последствия войны. Здания развалились скорее по причине ветхости, или, возможно, землетрясения. Но явно, город сначала был покинут жителями, а может быть, что и все они погибли. Возможно, город убило извержение Гада, как Везувий убил Помпеи. Можно только догадываться, что такое извержение плазменного вулкан — вероятно, гигантский огненный шар. Город стоящий рядом, не смог это пережить. К тому же, нейтронный Гада при извержении мог излучать сильнее, и облучать окрестности дальше. Почему же гарнизон Москшира поставили даже ближе к вулкану, чем город?

Миновав развалины, ватага подошла к воротам гарнизона. К ним сзади сразу вышел из «зелёнки» дозорный взвод наружного наблюдения. А из ворот вышел дежурный начальник караула, и принял к ознакомлению удостоверение командира ватаги. Убедившись, что подтысячник Ковалдец это он и есть, подтысячник Ковалдец, а не кто иной, начальник караула велел запускать ватагу. Створки ворот, скрипя и громыхая колёсами, раскатились в стороны, и ватага вошла в гарнизон.

Территория гарнизона была ограждена сборной оградой из однотипных квадратных щитов с подпорками, собранных на заклёпках из полос листового металла. Внутри, в некотором порядке, стояли полукруглые невысокие здания, собранные тоже из широких металлических полос. На Мидгарде строят такого-же рода ангары. Только несколько небольших построек в гарнизоне были сложены из камня, и, скорее всего, это были строения покинутого города. В гарнизоне было два центра, вокруг которых располагались все постройки. Первый — это главный плац, к которому вела дорога прямо от ворот, и неподалёку второй центр — площадка, на которой стояло строение открытого типа: большая плоская крыша на нескольких колоннах. Под этой крышей наблюдались какие-то рабочие механизмы, среди которых стоял самый большой станок, по бокам у которого торчали, как руки, две подъёмные стрелы с крюками. Рядом с этой мастерской лежало несколько штабелей одинаковых железных полос, длинною метров по пятнадцать. Очевидно, здесь и рождались эти полукруглые постройки гарнизона, и его ограда тоже.

Ватагу построили на плацу. Произвели перекличку. После чего командир ватаги доложил тысячнику Вранко, командиру гарнизона, о прибытии шестой ватаги в родной гарнизон, и о результатах дозорного похода по приморью. Тысячник Вранко — большой, как шкаф, хромой и горбатый, вероятно, переломанный в боях воин. Узнав о пополнении ватаги новобранцами, он велел вывести их вперёд для осмотра. Но осматривать «зародышей» он не стал, а обратился к ним (и всем остальным заодно), с типичной салдофонской речью о том, что жить они теперь будут в обнимку со смертью, с которой им теперь предстоит найти взаимопонимание, а иначе смерть обидится и перейдёт на сторону врага. Блеснув вот такими вот эффектными образами, тысячник подвёл итог: службой гордиться, ни в чём не сомневаться, ничего не бояться, врага ненавидеть. После этого комгарнизона приказал ватаге размещаться в казарме, и удалился. Командир ватаги первым делом приказал: в баню. Вот это он правильно!

Сначала сотники развели свои сотни по казармам, и оставив там вещи и оружие, легионеры отправились строем в баню. Но перед тем сотник Йош отдал своей сотне строжайший приказ привести себя там в должный порядок: обязательно побриться, все щетиной заросли на марше! У каждого боевого командира есть свой гвоздь в голове. И у Йоша, кроме шпильки сквозь башку, тоже есть такой гвоздь: как видно, это бритьё.

Баня была устроена в таком же полукруглом строении, как казармы. Внутри было два предбанника, с двух сторон, и в середине, собственно, баня. Это было большое помещение, посреди которого стоял огромный железный котёл на высоком каменном основании. С краёв котла, со всех сторон, свисали сливные трубы, штук двадцать, из которых лилась струями горячая вода, наполняя баню тёплым паром. Слитая вода исчезала в сточных отверстиях в каменном полу. Никаких кранов и заслонок на трубах видно не было, вода лилась непрерывно. Откуда же её столько бралось? Горячая вода в бане была из ручья, стекавшего с горячих склонов Гада. Пока ручей преодолевал мёртвую долину вулкана и достигал гарнизона, вода в нём остывала до вполне приемлемой температуры, и в гарнизоне устроили отличную баню.

Какое же это было наслаждение, сбросить с себя всё, и стать под тёплые струи воды! Мочалка из морской травы — самая лучшая в мире вещь. Интересно, из чего сварено здешнее мыло? Запах необычный…

Из другого предбанника зашли бойцы из сотни Дикосяна. Среди них были и лучницы. Избавленные от боевых доспехов, и полностью обнажённые, они оказались обычными молодыми женщинами. Глаз радовали подтянутые стройные фигуры, потому как в пехоте, постоянно шагая по лесам и полям, фигуру никак не испортишь. Лучницы, вместе со всеми мужчинами, устроились под струями горячей воды, и принялись с наслаждением натирать друг друга мочалками. Глядя на них, Феликс подумал, что, наверное, это не прилично просто так пялиться на обнажённых девушек, и следует заняться чем-то полезным. Йош велел побриться… Феликс достал заранее приготовленный нож, и начал бриться. Зеркал здесь нет нигде, ни у кого. Бриться приходится вслепую. Так что смотреть больше некуда, кроме как на голых лучниц. Ну, всё же, уже не просто так, а при деле. Случайно он заметил на спине одной из них странные следы: чёткие круги, размером пальца три, словно выбитые на коже в четыре ряда, поперёк спины; в том же направлении с ними идут тёмные полосы, словно плетью нахлёстаны. Странные какие гематомы и ссадины. Феликс даже бриться перестал, присмотревшись к этой спине. Девушка, почувствовав его взгляд, обернулась, и Феликс увидел Алимэ. Какая неловкость получилась… Но Алимэ, похоже, так не думала. Она вопросительно взглянула на него, и поспешно поправила мокрые волосы. Естественная женская реакция — приводить себя в порядок перед глазами стороннего человека. А поскольку на ней абсолютно ничего нет, то остаётся поправлять только волосы. Она повернулась к нему полностью, и Феликс увидел такие же следы у неё на бёдрах и животе, до самой груди.

— Что с тобой? — спросил он по-русски, — Это о н о?

— Да, — ответила Алимэ, — это его объятия…

— Как ты себя чувствуешь, Алимэ?

— Пройдёт. Почти всё.

— Ужасные объятия, Алимэ! И ты пережила это…

— Ты вот здесь не сбрил, — сказала она, и коснулась пальцем у него возле правого уха, — Ужасные объятия… Но, какие есть… Меня здесь больше никто не обнимал.

Она снова оправила свои чёрные волосы, глянула на Феликса, и вернулась к своим лучницам.

Это намёк, подумал Феликс. Интересно, как отреагирует боевая легионерка, если отвергнуть её внимание? Пристрелит из лука? Впрочем, зачем отвергать? Эта девушка ему нравилась.

Натянув одежду на мокрое тело (полотенец здесь отродясь не знали), Феликс вышел из бани, и увидел сотника Йоша, который тоже откуда-то вышел, и непроизвольно поглаживал свой свежевыбритый череп. Чёрт возьми, он наконец-то снял свою резиновую «балаклаву»!

6. Пра-Мерцана. Люди и шкуры

— 1 —

Легион «Вулкан» гордо носил своё имя за то, что он бесстрашно основал свою базу почти у подножия грозного Гада, который убивал вокруг себя всё живое. Говорят, на складе легиона есть особые доспехи, в которых можно подняться на склоны вулкана, и остаться живым. Да много чего говорят. Например, говорят, что в покинутом каменном Москшире живут демоны. Когда Феликс стоял в дозоре на сторожевых вышках гарнизона, ему удалось подробно рассмотреть окраины полуразрушенного города, и он пришёл к выводу, что в Москшире жили не люди. Некоторые здания были обрушены наполовину сверху донизу, и можно было видеть всю их внутренность. Внутри, между этажами, не было ни одной лестницы, зато были узкие, чуть шире человека, извилистые колодцы, проходящие через всю высоту зданий. Это были единственные ходы, которые соединяли этажи между собой. Подъёмное устройство в таких непрямых ходах использовать невозможно; по ним может пролезть только существо, приспособленное ползать по стенам, вроде волкана, например. Потом Феликс узнал, что это не только его догадка. Конечно, нашлись и люди, которые будто видели, как по развалинам кто-то ловко взбирается. Весь старый город зарос хвойниками, и легионеры, порой, устраивали «изгнание демонов», поджигая сухостой. Тогда в руинах пару свечей полыхали пожары, а потом ещё долго поднимался дым от тлеющего пепла.

Ватаги легиона готовились к походу. Новобранцами пополнилась не только шестая ватага Ковалдица, но и многие другие. Всего в легионе было двадцать ватаг, и в ближайшие свечи большинство из них выступит в долину Кабра, для подмены частей легиона «Смерч». Новобранцев ждало скорое боевое крещение, но старшие сослуживцы заявили им, что без обряда посвящения в легионеры они годятся в бою только как живые щиты. Чтобы стать своими, предстоит пройти посвящение. Ну, не могут без этого суеверные армейцы нигде, ни на каких планетах. Обряд посвящения в легионе строился по всевселенски распространённому типовому плану: а) себя показать, и б) испытать что-нибудь этакое. Обрядовое испытание имело вполне практичный смысл: испытать на себе разряд меча, и познать, что это такое, дабы в сражении быть уже готовым к этим переживаниям. А вот что касается себя показать, так здесь это было не ново и не оригинально: посвящаемые проходили обряд в обнажённом виде — как символ открытости перед новыми боевыми товарищами, и как знак своего низшего исходного положения. К раздетому легионеру подходил старослужащий и четыре раза разряжал на него меч — на каждую руку, и каждую ногу. После этого можно одеваться, и ты принят в легионеры. Хорошо ещё, что не надо было говорить каких-нибудь бредовых клятвенных речей.

И, вот, стоят они раздетые, только снятыми рубашками вокруг бёдер обмотанные. «Старики» перед ними мечами помахивают, предохранителями щёлкают — жуть нагоняют. Все боялись, что Дайва опять в обморок грохнется, как тогда на дереве, при встрече с вурдало. А если в обморок падаешь, то обряд надо заново проходить. Дайва и сама поняла, что плохи её дела, так уж лучше сразу и побыстрее, и она сама шагнула вперёд. Ей навстречу вышла одна из лучниц с мечом, и щёлкнула предохранителем. Дайва зажмурила глаза… Она пронзительно вскрикнула четыре раза, содрогаясь всем телом, когда меч разрядили в её конечности. Легионеры одобрительно загудели и провозгласили первого посвящённого: лучницу Дайву Томкуте. А Дайва, с безучастным лицом, вздрагивая при каждом шаге, прошла сквозь толпу и куда-то удалилась, даже не позаботившись одеться. Должно быть, падать в обморок пошла. Кто-то отправился за ней, вместе с её одеждой.

Остальные «крестились» по несколько человек сразу. К Феликсу подошла Алимэ с мечом. Это его смутило больше, чем встреча в бане. Она ведь, точно, что-то задумала, по глазам видно.

— Он не заряжен, — шепнула Алимэ так, словно сообщала спасительную новость, — так что ты…

— Алимэ, не надо так, — тихо ответил Феликс, — Я понимаю, спасибо тебе, но не надо. Я не собираюсь притворяться, и хочу к тому же быть сейчас как все. И это не смертельно. Ты ведь сама это проходила, Алимэ. Сними с предохранителя.

Алимэ нахмурилась, и отвела глаза. Обиделась. Потом щёлкнула предохранителем, и резко взмахнула мечом. Звякнула раздвинутая рукоять — меч заряжен. Сначала разряды делаются по рукам, а потом по ногам, чтобы человек не упал вдруг сразу. Касания лезвием делаются плашмя, во избежание ранений при содрогании конечностей.

— Вдохни, — сказала Алимэ.

Феликс вдохнул, закрыв глаза, и тут же получил разряд в правую руку. Он непроизвольно вскрикнул. Это было подобно удару плети. Остальные три разряда он принял, сцепив зубы. Когда он открыл глаза, Алимэ уже не было рядом.

После электрических судорог ноги и руки плохо слушаются. Все новообращённые разошлись, хромая и шатаясь, и кое-как одевшись.

Прошедшим посвящение теперь открыли некоторые «тайны»: где находится гарнизонный бордель, где взять дран, и как обналичить небольшую часть своей зарплаты консервами. Вознаграждение за службу, согласно Контракта, можно будет получить только на Мидгарде, на Пра-Мерцане денежных знаков нет; а вот консервы здесь вполне есть — мясные, настоящие, только никто не знает, из какого мяса. Так вот, дни своей службы можно обменять на консервы, нужно только знать, к кому подойти, и списать ему свои дни. Кстати, таким же образом можно расплатиться и за услуги гарнизонных девушек — они тоже имеют контракты, и собирают дни службы таким же образом.

Алимэ подошла к Феликсу перед отбоем, когда он и вся ватага сидели в столовой, пережёвывая тушёные водоросли. Легионеры рядом с Феликсом обсуждали, что бьёт током сильнее: меч или дуза. Из разговора Феликс понял, что дуза — это не оружие, а электрический паук, ещё одно необычное чудище здешнего животного мира. Дуза плетёт электрическую паутину, через которую он бьёт током свою жертву, попавшую в сеть. Паук добивает жертву разрядом из своих челюстей. Алимэ подсела к Феликсу, отвлекла его в сторону, и поставила перед ним маленькую жестяную коробку.

— Это мазь, — сказала она, — наш ватажный лекарь дал мне, чтобы залечить следы от щупалец чудовища. Она от всего. Возьми себе, мазь поможет рукам и ногам после электрического шока, ты ведь до сих пор чуть хромаешь.

— Алимэ, спасибо, — ответил Феликс, — Но мазь ведь нужна и тебе.

— Там достаточно, Феликс, — сказала Алимэ, — мне хватит. К тому же, я не могу сама себе втереть мазь в спину. Если ты мне поможешь…

— Э… а что, твои лучницы тебе не помогут? — спросил Феликс.

— Они не смогут так, как надо.

Феликс сразу представил, как он натирает голую спину раздетой Алимэ, и сразу всё понял.

— Это что, совет ватажного лекаря? — спросил он.

— Это совет моих лучниц, — загадочно ответила Алимэ.

Ну, всё! — теперь он герой открытого армейского романа! Да и чёрт с ним! Завтра его вполне может сожрать какое-нибудь чудовище, или покусает дуза, не говоря уже о стрелах и мечах Каганата и кочевников. И он тут же вспомнил Анку… А ей кто сейчас поможет, если будет плохо? Потеряла его Анка, и места сейчас себе не находит. А Алимэ такая же смертница, как и Феликс. Алимэ, Анна — даже имена чуть похожи, на одну букву.

В каждой гарнизонной казарме есть такое отдельное помещение, вроде медпункта. Вообще, это вытрезвитель для тех, кто переел, перепил, и перекурил. Здесь же, обычно, проводят все процедуры. Алимэ и Феликс, с жестянкой мази, уединились в медпункте казармы сотни Дикосяна, и закрыли окно подъёмной крышкой. Здесь их и застал отбой.

Проснулись они ещё до подъёма. Мазь подействовала хорошо: они нормально выспались, и ссадины у Алимэ стали поменьше. Феликс ещё раз натёр мазью все пострадавшие места на теле девушки, а потом они стали одеваться. Не спеша заплетая волосы, Алимэ сказала Феликсу:

— Феликс, ты не ходи к девкам в бордель. Я знаю, что они там не все люди.

— Я и надеюсь, Алимэ, что никогда не вздумаю туда идти. Но что это значит: не все люди? — удивился Феликс.

— Некоторые не верят, — ответила Алимэ, — Они выглядят полностью, как люди, но это не люди, а другие существа. У них кровь сине-зелёная.

— Ну, не особо удивляюсь… — сказал Феликс, — А что они делают среди людей?

Алимэ ответила:

— Я думаю, что им самим нужны люди для чего-то. Через раз они даже не берут плату с посетителей, а командование спокойно относится к предоставлению таких услуг.

— Как люди могут не быть людьми? — не понял Феликс.

— У них кровь сине-зелёная, — повторила Алимэ, — Внутри они совсем другие, только выглядят, как человек. Ты слышал, что такое «шкура»?

— Нет ещё.

— Это почти неживой. Это значит, что от человека только внешняя оболочка — шкура, внешность, а внутри это другое существо. Ты слышал о призраках в Москшире? Это духи тех, кто там жил очень давно, до гибели города. Нечеловеческого города. «Шкуры», которые там, в борделе, это их живые потомки.

— Алимэ, я думаю этот миф происходит от обычного противостояния между вами, женщинами.

— Феликс, нас здесь совсем не много, — ответила Алимэ, — мужчин гораздо больше, чем нас, так что никакого особого противостояния нет. Там действительно другие женщины. Я не знаю, что будет с человеком, если он прикоснётся к «шкуре», потому и боюсь.

И Алимэ поцеловала его в щёку.

— Идём, Феликс, скоро подъём, и тебе надо быть в своей сотне.

— Не переживай, Алимэ, мне самому противны такие связи, шкуры там или не шкуры. Идём.

И он тоже поцеловал девушку в ответ.

Вышел Феликс из казармы, а снаружи у дверей стоит, прислонясь к стене, одинокая Женька. Хмуро глянула на Феликса, и спросила насмешливо:

— Ну, как спалось? Вылечил?

Феликс только вздохнул, и пошёл, без ответа, дальше. Ну что за хрень! Стоило только один раз обняться в учебном поединке, и уже сразу какие-то интимные притязания с обидами. Наверняка, Женька под дверями стояла, каждый звук ловила. И не только она одна. Остальные спать разошлись, когда они с Алимэ уснули, а Женя не смогла. Злится — Как же так, он с ней боролся, в полный контакт, а переспал с другой лучницей! Не служба уже получается, а какой-то мыльный сериал.

— 2 —

Бригада из пяти ватаг легиона выступили в поход спустя четыре свечи. Женька, слава богу, так и не пристрелила Алимэ.

Ватаги, как и обещали, отправили в долину Кабра. Кабр, это вроде как бывшая река, давно превратившаяся в целое море болот. Представляет собой ценность, как источник множества ручьёв чистой пресной воды. Долина Кабра находится у океанского побережья, и подвержена набегам флота Каганата.

Бригада выходила из гарнизона через другие ворота, из которых не виден заброшенный Москшир, и по широкой дуге двинулась в обход вулкана Гада, до выхода на основной путь. Это был впечатляющий переход: по левую руку мёртвая каменистая пустыня и громадина вулкана с матово сверкающей металлической вершиной, а по правую руку буйная природа хвойной лесостепи с тучами комаров и маханов (летучие мыши), которые за комарами охотятся. Обходили Гада целую свечу, после чего стали на отдых. Спали, как убитые. Феликс в дозор не попал, и Алимэ тоже. Он подошёл к ней после подъёма, когда оставалось немного времени до выступления бригады. Алимэ сдержано обрадовалась. Они присели вместе на небольшом обломке камня, который явно был частью вершины Гада, и с большой высоты докатился прямо до живой земли. Алимэ достала две банки консервов, и они сидели, ели.

— Ты была в этом походе, Алимэ? — спросил Феликс.

— Нет, Феликс, первый раз. Я ходила с ватагой в леса Шалая, и нас оттуда выбили, и ходила на Гонн, освобождать из окружения части легиона «Капкан». На Кабр ещё не ходила.

— Освободили Гонн?

— Да.

— Ты была в бою?

— Была. Вторая линия, на подстреле.

Феликс удержался от вопроса, сколько же стрелочек нарисовано на её луке и арбалете. Если бы он спросил, она бы сказала. Её бы не смутили ни какие его вопросы. Они же на войне, и их общение может навсегда оборваться в любой момент. А ей нравилось быть с Феликсом, и зачем себя ограничивать, если кто-то из них завтра может погибнуть. А погибнет, скорее Феликс, и пока он есть, не надо ему ни в чём отказывать. О, если бы она могла его защитить! Они бы потом вместе вернулись на Мидгард… Эта неожиданная мечта, вдруг, захватила Алимэ, и она отвлеклась, глядя в небо. А ведь он может погибнуть, и возвращаться придётся одной…

— Алимэ… — позвал Феликс, — Ты чего грустишь? Уже вызывают на построение.

Феликс скоро научился видеть свечу сквозь волны светового океана, и мог теперь отслеживать её восходы и закаты. Это было очень далёкое космическое светило странной формы. Никто не знал, что это такое, но оно было ярче звёзд, и потому виднелось сквозь атмосферное сияние.

Через три свечи после выхода из гарнизона новобранцев снова одолели всяческие недомогания, но уже в более лёгкой форме. Наверное, причиной стали изменения природы: ближе к болотам Кабра стало меньше хвойников, но появились растения, похожие на вьющиеся водоросли, которые застилали собой землю, и оплетали деревья.

Ещё через пять свечей легионеры почувствовали долину Кабра ногами: почва стала как бы качаться под их шагами. Такие места попадались над подземными водами, близкими к поверхности. Наконец, показались и сами болота: среди покосившихся кривых деревьев — огромные топкие лужи, усыпанные опавшей хвоей. Вода отражала светящееся небо, и выглядела жёлто-зелёной. Там, где не было деревьев, место занимал густой камыш. Из такого камыша вытекал один попавшийся им ручеёк. Вода в нём была удивительно чистая, и просто не верилось, что этот ручей родился в этих грязных, на вид, топях. На самом деле болота были словно губка — заполненные торфяными массами, они очищали воду от всей грязи. Вода вытекала чистая, а в болоте оставался грязный торф, оседающий глубже, и вонь испарений отфильтрованной грязи.

Эти болота — их цель. Не отдать врагу, не сойти с этих топей — вот задача легиона. Говорят, в океане вода отравлена активными минералами и почти непригодна для жизни. Это океан придаёт воздуху тот запах, который встретил Феликса в первые часы пребывания на Пра-Мерцане. Вода — изначально больное место этой земли. Вместо того чтобы лечить эту болезнь, все пришлые цивилизации воюют между собой за то, что есть. Вкладывать в смерть дешевле, чем в долгие экологические технологии.

Сотник Йош инструктировал свою сотню:

— Близко к топи не подходить, иначе вас попробует на вкус местное зверьё. Если кого-то потащил болотный кот, не пытайтесь спасать — уйдёте следом. На болотах могут действовать диверсионные группы противника, как Каганата, так и Кочевники. Так что, смотреть в оба! Каждый день мы будем продвигаться вокруг болот, по долине, пока не наткнёмся на противника, который тоже пытается оцепить болота Кабра. Здесь большое месторождение воды, и есть за что бороться.

Куда же попадает эта завоёванная вода? — подумал Феликс. Все эти чистые ручьи разольют по бутылкам и будут продавать? Он спросил об этом у старослужащих. Они ответили, что где-то есть системы глиняных трубопроводов, по которым чистую воду отводят на плантации. Бывает, что вездесущие змеи и кальмары откладывают свои яйца в этих трубах и забивают их. Приходится ломать трубопровод…

Ватага Ковалдица обходила долину по каменистой гряде холмов, которые ограничивали долину болот с запада. Ведь за эту долину воюют не в первый раз, думал Феликс. Наверное, она часто переходила из рук в руки. Вот сейчас она под контролем Третьего Союза. А если её захватит Каганат, то они наложат своих труб, и погонят чистую воду на свои плантации. То есть они будут делать то же, что делает и Третий Союз. Это так непривычно и неудобно, когда нет «хороших» и «плохих». Непонятно, за что воюешь, за добро или зло? За деньги… Значит, за зло… Они, ведь, даже присягу не принимали. Однако, даже в Уставе никакая присяга не предусмотрена. Совершенно безыдейная армия. Феликс повернулся, и посмотрел на штандарт шестой ватаги «Вулкана». По привычке хочется найти какую-то святыню… И глядя на штандарт с мордой мифического зверя, Феликс увидел в небе какой-то рой, стремительно приближающийся к ним.

— Что это? — успел спросить он, и сразу стал слышать тонкий множественный свист.

— Под щиты! — крикнул кто-то рядом.

— Атака! — закричал кто-то чуть дальше.

Легионеры тут же упали на землю лицами вниз, поджав руки и ноги под прикрытие щитов на спинах. Их примеру последовали и новички.

— Под щиты, и к бою! — раздался вдалеке голос сотника Йоша.

Феликс тоже упал на землю, и замер, как парализованный. Началось, подумал он, и тут же сверху обрушился дождь стрел. Их было сотни, и они прилетели почти все одновременно. Пронзительные свисты, резко обрываясь в земле, злобно звучали со всех сторон. Три стрелы, одна за другой, звонко ударили в щит Феликса, три его несостоявшиеся смерти. Такой же звон по щитам раздавался и со всех сторон. Но не всем повезло: где-то раздались и крики боли.

Всё затихло, и Феликс поднял голову. Вокруг из земли торчало множество коротких стрел. Такими стрелами стреляют из арбалета.

— Поднялись! — раздался голос сотника, — это катапульта противника! Покидаем позицию, за мной, вперёд! Сейчас будет следующий залп!

Все подскочили с земли, и бросились за сотником, который устремился в ту сторону, с которой прилетел рой стрел. Остались только раненые, с пробитыми руками или ногами. А с ними что? А с ним теперь понятно, что — с той-же стороны снова появился рой стрел, и через секунду он обрушится на это-же место — или бросай раненых, или сам ляжешь рядом с ними. Стрельба стрелами велась из катапульты. Есть такое приспособление — захват, в который закладывается большой пук стрел, сотни две-три, и при спуске катапульты он разжимается, выпуская сразу все стрелы, и они прилетают к цели тучей.

Второй залп стрел просвистел у них над головами и обрушился позади. Йош вовремя увёл свою сотню из-под второго залпа, и теперь вёл легионеров вперёд, на противника, пока они не перенацелили катапульту. Катапульта должна быть где-то за второй грядой холмов…

Это были пехотинцы Каганта. Их можно узнать по цепям: вместо кольчуг они обматываются цепями поверх одежды. Пехотинцы выскочили навстречу легионерам из-за камней, и было их числом не меньше полутора сотен.

«Вот и всё…» — подумал Феликс, вынимая меч из ножен. Он впервые увидел живого противника. Они тоже с мечами и щитами. Щит! Феликс быстро снял со спины щит и загородился им. Потом снял предохранитель — меч к бою готов.

Со свирепыми криками легионеры и пехотинцы Каганата сшиблись в бою. Схватка была быстротечной. Феликс, распрощавшись с жизнью, атаковал каганского пехотинца, который рубился с одним из его однополчан. Он два раза зацепил его своим мечом, и тот не успел прикрыться щитом. Но меч Феликса не смог прорубить цепи, намотанные на плечи, руки и торс пехотинца. Пехотинец начал пятиться назад, но тут рядом убили кого-то из легионеров, и его убийца, другой каганский пехотинец, переключился на Феликса. Феликс вспомнил всех девушек, которые были в его жизни, чтобы убедиться, что жил он не зря и можно умирать, и начал обороняться. Может повезёт, и ещё поживёт… Он принял три удара вражеского меча на щит, и два удара отразил своим мечом. Пехотинец отскочил назад, и приготовился к новому броску. Феликс с отчаянием почувствовал, что ему вторую атаку не отразить, если ему кто-то не поможет. Он не сомневался, что враг уже узнал в нём новичка, и психологическое превосходство на его стороне.

Но, вдруг, раздался какой-то короткий свист, и все каганские пехотинцы отпрянули назад, и начали дружно отступать. Нет, не все — тут и там остались лежать некоторые из них. Это потом стало понятно, что их бросок навстречу легионерам предназначался для того, чтобы задержать легионеров кучно на одном месте, и подставить их под новый стрелочный залп катапульт. И едва пехотинцы побежали, как над головами снова появились рои стрел, и теперь от них уже не уйти.

И снова Феликсу повезло. На его глазах погиб легионер, кажется, тот, с которым они вместе отбивались от каганатских вояк. Легионер успел прикрыться щитом, присев на землю, но одна стрела всё равно попала ему в ногу. От боли легионер не смог совладать с собой, и упал на бок, открывшись наполовину. Вторая стрела вонзилась ему в спину. У Феликса, от сильного потрясения, словно перегорел какой-то предохранитель, и его эмоции вдруг начисто выключились. Он подполз к убитому, взял его щит в другую руку, и накрылся двумя щитами. Теперь он был уверен, что ни одна часть его тела не торчит снаружи.

Ещё одна стая стрел прилетела сверху, и злобно застучала в щиты. А потом всё стихло. Каганский отряд отступил, отогнанный другими ватагами.

А потом все собирали убитых, и своих и чужих. Их относили в сторону болота, подальше от опасной лесостепи, из которой могут вылетать тучи стрел. У болота их похоронят. Своих ложили в один ряд, а чужих в другой ряд. Феликс тащил того легионера, который погиб рядом с ним, и у которого он забрал щит. Тащил убитого, спотыкаясь об торчащие из земли стрелы, те, которые не нашли своих жертв. Он не дотащил убитого до «последнего построения» погибших, его попросили помочь донести раненого. Отнесли раненого к месту сбора раненых. А потом Феликс вернулся к своему погибшему. Феликс даже прочитал его имя на затылке шлема, но тут же забыл его, — он не мог сосредоточиться, собраться с мыслями, и осознать себя в окружающей действительности. Словно это он погиб, а не эти люди, которых они сейчас складывают в один ряд. Его погибший оказался одиннадцатым в ряду, и ещё продолжали нести других. Феликса позвали принести следующего убитого, и он пошёл за кем-то. Тот убитый оказался одним из новобранцев, по имени Игорь, из Магадана. Его зарубили мечом, два раза. И Феликса позвали в помощь, что бы Игорь из Магадана не развалился на две части, пока его донесут. Положили и этого в ряд. Он был уже двадцать вторым. И сразу за ним принесли ещё одного. Феликс не понял, почему его несут только лучницы, вчетвером, а потом увидел… Они положили Алимэ.

Она была мертва. Из её плеча, прямо возле шеи, торчал хвост стрелы, а от неё тонкая змейка крови стекала под её рубашку. Замерев, Феликс смотрел на эту стрелу, и пытался понять, что случилось, будучи не в силах поверить своим глазам. Но случилось буквально то, что он видит: Алимэ убита.

Почему она? Во время атаки Феликсу казалось, что сотня Дикосяна где-то далеко. Но под удар попали все… Но это не причина погибать! — ведь Феликс остался жив! Феликс присел возле неё, и взял её руку. Тёплая… Он не отрываясь смотрел на стрелу, а потом взглянул в ее лицо. Оно спокойно, и немного растеряно. Она не ожидала… Губы чуть приоткрыты, и хорошо, что закрыты глаза. Как можно было так погибнуть? Стрела, пробившая артерию, торчала из плеча почти вертикально. Значит, под дождём стрел Алимэ была на ногах и не прикрывалась. Она не могла просто стоять, если все упали под свои щиты, она куда-то бежала.

Зачем она погибла? Ради чего? Они отогнали воинов Каганата — это победа? А убийство вурдала, которое пыталось сожрать Алимэ, это тоже победа? А на Мидгарде её пытались вербовать террористы, но она не поддалась… Она так и не ушла от своей судьбы…

Лучницы, которые принесли Алимэ, оттянули Феликса в сторону.

А потом прозвучал непонятный приказ собирать сухие дрова. Много.

Дрова собирали в ближайшем лесу. Стараясь ни о чём не думать, Феликс притащил большую ветку от хвойника, и увидел, что у шеренги мёртвых уже складывают огромный костёр. Обойдя его вокруг, сотник Йош приказал:

— Складываем по четверо.

И легионеры начали укладывать мёртвых на дрова.

Что они делают!? Почему их нельзя предать земле? Кажется, он сказал это вслух. И ему ответил кто-то из старослужащих:

— Мёртвых всегда только сжигают. Нельзя оставлять тела.

— Не надо их оставлять, — ответил Феликс, — Их надо похоронить в земле.

— Ты не понял, новичок: тела нельзя оставлять вообще!

— Почему?

— Чтобы не ожили.

Первую четвёрку мёртвых заложили сверху дровами, и сверху положили ещё четверых. Каждого мёртвого укладывали разные бойцы, их товарищи. Значит, может быть, и Феликсу придётся уложить туда Алимэ.

Костёр заполыхал хорошо — дрова были сухие, хвойные. Когда пламя разгорелось, и в нём скрылись первые погибшие, туда подбросили ещё дров, и начали просто забрасывать, по одному, остальных погибших. Феликс с недоумением смотрел на это, и с возмущением. В его представлении нельзя так обращаться с погибшими, как… с мусором. Ведь с ними даже не попрощались. Да, это контрактники… Ни присяги им, ни воинских почестей — всё заменил Контракт… Но Алимэ… Она ушла с Мидгарда, чтобы не творить зло, к которому её пытались привлечь! Она героиня! Она не мусор…

Феликс тихо вышел из круга легионеров, собравшихся вокруг погребального костра, и подошёл к Алимэ. Она лежала предпоследней в ряду, за ней был один, последний боец, с пробитой грудью. Феликс взял Алимэ за один из многочисленных ремней экипировки лучницы, что был у неё за спиной, и вытащил её из ряда мёртвых. Он оттащил её шагов на двадцать в сторону леса, убедился, что на него просто никто не обращает внимания, и поднял тело девушки на руки. Он донёс её до самого начала леса и опустил не землю. Потом он вытащил меч из ножен, и достал сапёрную лопатку. Мечом он долбил грунт, а лопаткой рыл могилу.

Погребальный костёр ещё полыхал, и в него продолжали забрасывать мёртвых, а Феликс уже вырыл могилу по пояс глубиной. Он положил в неё Алимэ, и с трудом заставил себя бросит туда первую горсть земли. Потом он засыпал её очень быстро. Отдышавшись, Феликс принёс обломок небольшого камня, который он заприметил неподалёку, и установил его в изголовье. Ножом он нацарапал на нём полумесяц, и написал: «Алимэ. Мидгард-земля.» Он даже не знал её фамилию.

— Прощай, Алимэ… — прошептал он, и ком в горле чуть не остановил его дыхание. Вместо Алимэ перед ним был земляной холмик.

Не в том месте оказалась, Алимэ. И Феликс не в том месте…

Тяжело передвигая ноги, Феликс вернулся к похоронному костру. Последнего убитого уже давно забросили туда, и никто не заметил пропажи мёртвой лучницы. Неподалёку уже пылал второй костёр, в который сложили убитых каганских пехотинцев. Что значит это объяснение: чтобы не ожили? Мёртвые есть мёртвые. Значит, чтобы не было могил? Пепел по ветру… и никакой памяти… Чтобы не помнили, значит.

— 3-

Прошла свеча после атаки каганского отряда. Теперь уже стало ясно, где они бродят — вон за той холмистой грядой, которая пестреет светло серыми камнями, выступающими из земли. По этой гряде теперь проходит временный рубеж между силами Союза и Каганата, можно сказать, линия фронта. Каганской пехоты там около ватаги, чуть больше. Хотя, кто знает, все ли они силы показали. В ту сторону легионеры «Вулкана» развернули четыре свои катапульты, и тоже приготовили для них стрелы.

Феликса отправили на пост, наблюдать за грядой. Посты через каждые двадцать саженей. Он простоял там шесть часов, и его сменили. Разводящий, полусотник, приказал ему вернуться в расположение своей сотни, и повёл дальше расставлять других сменных. Чтобы вернуться, Феликсу понадобилось пройти метров двести по каменистой степи, до первых зарослей камыша, а там за ним уже будут палатки легионеров.

Он прошёл, наверное, половину пути. И вдруг увидел, шагов за двадцать, стоящую среди камней человеческую фигуру.

Он увидел её!

Алимэ стояла, почти как изваяние, и только её голова поворачивалась следом за Феликсом. На лице не было абсолютно никакого выражения, и открытые глаза просто пусто смотрели в его сторону. Феликс осознавал, что это болезнь его мозга, последствия шока, но чёткость и ясность видения были настолько реальны, что это повергало его в дрожь. Он не останавливался, продолжая идти, но Алимэ не исчезала. Скорее бы дойти до лагеря… Заворожённый видением, он не смотрел себе под ноги. Феликс споткнулся о большой камень, и упал в травяную хвою. Когда он поднялся, Алимэ исчезла.

Феликс добрался до лагеря, и уснул в десятиместной палатке как убитый. После сна он вместе со всеми ел какую-то кашу, сидя у поварского костра, и думал. Если умерший человек приснится, то его нужно помянуть, он это знал. Такое правило. Алимэ ему не приснилась, он не спал, она привиделась, но суть та же — она явилась ему. Напоминает о себе в его собственном воображении. И Феликс решил сделать, как положено в таких случаях по обычаю — сходить к ней на могилу.

Убедившись, что его никто не может видеть, он отправился к лесу, туда, где он тайно похоронил лучницу. Ещё издалека он увидел, что камень, который он установил на могиле, исчез. Подойдя ближе, Феликс увидел нечто странное и страшное: могила была словно вывернута наизнанку, и полностью провалена. И Алимэ там не было. В полной тишине Феликс обошёл могилу кругом. Что могло случиться с телом? Хищники? Как он не подумал! Наверное, поэтому мёртвых уничтожают в огне. Но если бы могилу раскапывали, это выглядело бы совсем по-другому. Земля из могилы была выброшена изнутри, словно вывернута, а потом перемешана. Он увидел какие-то продавленные следы, что похоже на следы от тела, если бы его волокли или перекатывали. Феликс начал ходить вокруг, всё дальше, страшась найти останки. Но он ничего не находил. Уж не издевается ли кто над ним и погибшей? Ведь он, по правде говоря, нарушил обычай, который заведён здесь давно. А отношение к обычаям может быть весьма трепетным. За ним мог кто-то подсмотреть, когда он хоронил девушку, и теперь его собираются научить уму-разуму. Или могилу могли просто случайно найти. И что теперь делать? Теперь его наверняка что-то ждёт, когда он вернётся в лагерь. Но ему было уже всё равно, будут ли его в чём-то обвинять или наказывать. Ему было искренне жалко Алимэ, и он хотел поступить с ней по обычаям их мира, чего заслуживает всякий погибший человек. Но её не удостоили и этого. Так что же с ней тогда сделали?

Феликс брёл обратно к лагерю.

Потом ему стало казаться, что за ним не просто кто-то идёт, а догоняет его. Он снова почувствовал себя в дурном сне, когда думаешь, что вот сейчас произойдёт что-то страшное, и вот именно оно сразу и происходит. Он сейчас обернётся, и увидит… Он оглянулся, и действительно увидел.

Алимэ. Спотыкаясь о камни, судорожными шагами, словно толкаемая в спину, она двигалась к нему, глядя прямо в упор теми же невидящими глазами. Её лицо было словно парализовано, и выглядело ужасно. Волосы были распущены и разбросаны во все стороны, и были они уже не чёрными, как смоль, а бледно-серыми. И вся её фигура в обвисших доспехах была такой же серой от земляной пыли, и помятой. Серой была её кожа, и только невидящие глаза светились белыми белками. Феликс застыл, поражённый увиденным. Он заметил, как с её волос опадают кусочки земли, и с одежды тоже. А в руках она сжимала, держа перед собой, могильный камень со своим именем.

— Алимэ… Ты ли это? — прошептал Феликс.

Какой-то стон раздался от неё, и словно это не голос был, а скрип её тела, когда она начала медленно поднимать над головой свой могильный камень. И понял Феликс, что это уже не видение перед ним, а жуткая реальность. И когда брошенный в него камень пролетел над ним, и он едва успел пригнуться. В его голове закипел едкий кошмар: он похоронил её живой? Она не умерла, а была ранена? И она всё чувствовала? Она сама выбралась из могилы… Она лишилась рассудка от этого… Она мстит ему… И в неисправимом безумии она не отступится от этого… Когда он увидел её в первый раз после погребения, она искала его. А теперь она его подстерегала.

Ноги Алимэ подкосились, и она упала на руки. И тут же схватилась за другой камень. Феликс только успел заметить стрелу, торчащую из её плеча, у шеи.

Феликс опомнился, когда уже мчался со всех ног, и подбегал к лагерю. Его заметили легионеры, и выбежали навстречу, полагая, что он бежит с боевой тревогой. Феликс врезался в кого-то из них, и, задыхаясь, проговорил:

— Она жива… жива… Она ранена… и безумна.

— Кто? — спросили у него.

— Она… Лучница. Алимэ.

— Где?

— Там, у того леса… — и Феликс махнул куда-то рукой, — Дайте воды…

Потом он сидел на камне, а вокруг собрались легионеры, а потом кто-то пришёл, и бросил перед ним на землю найденный могильный камень Алимэ.

— Это что такое!? — услышал он над собой, — Кто её похоронил?

— Я, — ответил Феликс.

— Ты с ума сошёл! Мёртвых нельзя хоронить! Тела нужно уничтожать!

— Но почему?

— Чёрт возьми, потому что они станут шкурами! Ты хочешь стать шкурой после смерти?

— Да что оно такое — «шкура»?

— Это мёртвое тело, заселённое призраком. На этой земле давно жили её древние хозяева. Они вымерли, и остались только их духи, призраки. Они хотят обрести тела. Человеческие тела, чтобы снова жить, как раньше. Они могут вселяться даже в живых, что уж говорить о мёртвых. Но в живого труднее вселиться, живой обладает волей. И они вселяются в мёртвых, в их тела — в шкуры. Потому их так и называют. Какими-то способами они даже могут долго сохранят захваченное тело, но оно всё равно рано или поздно распадётся. Шкуры решают это просто: они убивают других людей и вселяются в новые шкуры. Там, где был бой, они собираются большими толпами — кошмарами. За телами приходят. И часто потом на месте боя находят не всех погибших. Говорят, призраков иногда можно увидеть в тумане, туман их как-то проявляет.

Феликса толкнули в спину:

— Встань! Мы пойдём, и ты покажешь, где ты видел шкуру…

— Это Алимэ!

— Это теперь шкура! Мы должны найти её, и уничтожить! Иначе будет плохо! Она будет убивать!

Они не нашли Алимэ. Она как сквозь землю провалилась. Все были уверены, что она скрывается в лесу. А сотник Йош решил, что лучшая приманка для этой шкуры, это сам Феликс, который во всём и виноват. Он отправил его в лес, выманивать нежить, в которую превратилась несчастная Алимэ. Когда Феликс пришёл в себя, и разобрался, что он натворил, он понял, что лучшей участью для погибшей лучницы было бы сгореть на кроде — на погребальном костре. И теперь его долг — убить её ещё раз, и предать тело огню. Теперь это будет труднее и страшнее — она уже мёртвая, и тело надо будет рассечь на части, чтобы оно не могло дйствовать. Наверное, он потом сойдёт с ума… И хорошо бы…

Он брёл по мрачному лесу, иногда срубывая мечом торчащие на пути ветки. Иногда звал Алимэ. Где-то за ним должен идти небольшой отряд помощи, но они, похоже, отстали и потеряли его. Если что-то случится, они найдут его по звуку и крику. Феликс сел на поваленный ствол хвойника и положил меч на колени, не отпуская рукоятку. Он устал, он не спал уже целую свечу. Он снял шлем, но вспомнил летящие в него камни, и снова надел шлем. Если Алимэ убьёт его, он станет второй шкурой. За Алимэ, говорят, наверняка ходит толпа духов, которые ждут новую жертву.

Здесь, где нет ни дня, ни ночи, а только сумерки бывают от облачности, трудно отмерять время. У него уже затекли ноги, значит, он сидит долго. Вдруг, слева, не очень далеко, послышался шорох движения по опавшим веткам и хвое. Кто-то очень близко подобрался к нему… Феликс резко встал и повернулся туда. Но там никого не было, хотя звук движения был близким. Он пошёл в ту сторону, держа меч наизготовку, и никого не встретил. Он продолжал идти дальше, и вдруг, в памяти сложилась зрительная картина кустов, которые он прошёл три минуты назад: из сплетения хвойных веток складывалась человеческая фигура. Если это не нервозный бред, то это только она, Алимэ. Феликс тут же развернулся и шагнул обратно. Мороз по коже — она же просто шла сейчас за ним, а он и не подумал! В дальнем полумраке он увидел два белых глаза, почти круглых. Они смотрели на него неподвижно. Но стоило ему снова шагнуть, и ответное движение выдало всю фигуру того существа с белыми глазами. Алимэ, шатаясь, двигалась к нему. В её руках было ржавое копьё, на древке которого болталась чья-то полусгнившая рука, пробитая через запястье. Подобрала где-то на поле боя. Ею управляет вселившийся в тело призрак, который знает, где тут мертвецы с оружием лежат.

Лицом к лицу с Навью… Если он сейчас проиграет поединок, он попадёт в эту Навь тоже, и Алимэ оттуда не вытащит. У неё копьё, и оно намного длиннее, чем меч. Значит, ему придётся отбиваться. Он закрылся щитом, и быстро пошёл навстречу жертве Нави. Не смотреть в белые глаза! Следить за копьём, руками, и её ногами. Это мёртвое тело, оно не чувствует боли и мелких повреждений. Его нужно лишить опоры, и обрушить на землю — ему надо подсечь ноги.

Копьё ударило в щит, и удар был мощный. Мёртвая рука на древке рассыпалась от этого удара. Феликс мечом отбил копьё влево, и сблизился с Алимэ. Следующий размах меча был нацелен на её ноги. Но, вдруг, серые когтистые пальцы схватили верхний край щита и очень сильно и быстро рванули его на себя. Феликс чуть не влетел лбом в лицо Алимэ. Её рука тут же перехватила его руку с мечом, сильно сжав запястье. И в тот момент, когда он сделал сильный рывок назад, пытаясь освободить руку, она прыгнула на него. Два усилия сложились вместе, и Феликс стремительно грохнулся на спину, а мёртво-живая Алимэ упала на него сверху, на щит, и вес у неё был нечеловеческий! И безмолвие её было ужасным! Она не дышала. И сердце её не стучало. Её холодные волосы касались лица Феликса, потому что она склонилась прямо над ним, и её неподвижные глаза с огромными зрачками смотрели прямо в его глаза. Он ничего не мог сделать, словно связанный, и чувствовал, как что-то чужое и страшное пытается проникнуть в него. Сейчас главное — не переставать думать; как только он перестанет соображать, поражённый ужасом, чужой разум сразу заменит его потерянный разум. Но это так страшно — быть в здравом уме! — живой мертвец сидит у него на груди, и… не дышит над ним. Он сам перестал дышать… Он очень хотел закрыть глаза, чтобы призрак не смотрел в них её глазами, но чувствовал, что этого нельзя делать, иначе он не сможет бороться до конца.

Его левая рука была свободна, он вытащил её из-под щита и стремительным броском попытался схватить Алимэ за горло. Но бросок получился совсем не стремительным, силы уже начали покидать его. Алимэ, не глядя, перехватила и левую руку Феликса, и он оказался окончательно скован. Всё… Как она теперь убьёт его? Скорее бы… Он сделал вдох, последний раз, наверное…

Откуда-то прилетели две стрелы, и воткнулись Алимэ в спину. Это отряд подоспел. Стрелы никак не повредили уже мёртвому телу, одна такая стрела уже торчит в её ключице, но она повернула голову в сторону. Тут же рядом возникли несколько легионеров и сверкнули мечи. Феликс закрыл глаза. Он только чувствовал удары. Первый удар разрубил её надвое поперёк поясницы и меч стукнул в его щит. Второй удар прозвучал над его головой, и он не видел, как исчезла её голова. Потом он почувствовал, что освободилась его правая рука, а потом левая. Оставшееся тело спихнули с его щита, и щит откинули в сторону, словно крышку открыли.

Освободившись от мертвецкой тяжести, он продолжил дышать, уже почти задохнувшийся. Он лежал на спине, не открывая глаз, и не понимал, что говорят легионеры. Они подняли его за руки, чтобы он сел, и несколько раз ударили в спину, приводя в чувство. Только тогда он открыл глаза. Алимэ уже сложили в стороне. На пять частей… И ни капли крови… Тут же рядом уже складывали костёр, а Феликс только сидел и смотрел. Ему дали флягу воды. Костёр затрещал пламенем, и когда хорошо разгорелся, в огонь начали забрасывать дважды убитую лучницу. Первой полетела голова…

Когда всё тело скрылось в огне, Феликс поднялся с земли, и подошёл к погребальному костру. Он должен, наконец, проводить её в последний путь достойно. В жарком ярком пламени исчез образ холодного покойника и остался только образ живой Алимэ, и он обратился к ней:

— Прощай, Алимэ… Прости меня за то, что я неправильно поступил с тобой, и не дал тебе уйти сразу. Я не знал, что надо делать. Я заставил тебя пережить плен призраков, прости… Будь свободна…

Потом он взял толстую сухую ветку хвойника, и бросил её в костёр, и ещё одну. Сгореть должно всё.

Легионеры молча стояли перед костром, до последней искры, пока не убедились, что остался только серый пепел, в котором лежали только прогоревшая кольчуга да застёжки от ремней.

Когда они вернулись в лагерь, Феликсу пришлось лично докладывать сотнику Йошу об уничтожении погибшей лучницы. Слушая доклад, (и опять в своей «балаклаве»! ), сотник убедился, что строевой Феликс Стоянов остался в здравом уме.

— Мёртвых нельзя оставлять! — сказал сотник Йош Феликсу, — Мёртвый — это враг! Любой мёртвый, и чужой, и свой. А теперь марш бриться!

И сотник сам куда-то ушёл. Феликс хотел ещё спросить у него что-то, но сотник сбил его с толку своим распоряжением бриться. После пережитого, голова у Феликса ещё плохо работала, и он сразу забыл, что хотел спросить. Потрогал ладонью лицо — да, немного зарос. Он достал свой нож, и принялся натачивать его на камне. А потом отправился к ручью, там удобнее бриться, используя проточную воду.

Издалека он увидел сотника Йоша, который уходил куда-то от лагеря, один, в сторону болот. Не раздумывая, Феликс отправился за ним. В его голове была плохо собранная мысль о целях и смысле этой войны, с вопросом, ради чего погибают легионеры, пусть даже они и наёмники. Он потерял Йоша из виду, но потом снова нашёл его, когда сотник, пристроившись в укромном месте и сняв свою балаклаву, занимался своим делом: он брился. Феликс приближался к нему бесшумно, потому что почва вблизи болота очень мягкая, и сотник его не слышал, будучи к Феликсу почти спиной. Сотник аккуратно действовал армейским ножом, медленно ведя лезвием по изгибам лица, и из-под лезвия сыпались какие-то блестящие крошки. Не дойдя пятнадцати шагов, Феликс остановился.

Он не мог поверить своим глазам: сотник Йош сбривал со своего лица серую блестящую чешую! Вся его голова и шея были покрыты этой чешуёй, как рыба. Половину лица он уже очистил, обнажив человеческую кожу, отряхнул чешую с ножа и одежды, и взялся за другую половину лица. Феликс услышал хруст, и чешуя снова посыпалась с лезвия. Потом он так же обривал свой череп, и шпилька с гайками ему немного мешала. А Феликс всё стоял и смотрел, как заворожённый. Вот зачем сотник всегда «балаклаву» надевал — чтобы не видели, что у Йоша не волос растёт, как у людей, а чешуя. Йош не человек, и пытается скрыть это. Наверняка, он не один такой мутант. Эта земля населена мутантами. Одного Феликс уже видел — чудовище вурдало. А вот и другой — рыба-человек сотник Йош.

Сотник Йош почти управился — осталась только шея. Он провёл ножом по шее снизу вверх, снимая чешую, и вдруг оглянулся…

Феликс опомнился только тогда, когда глаза Йоша уже в упор смотрели на него.

7. Марена — Луна Чур — Ночь-земля. Хроника перелёта

— 1-

Севелес видел в своих снах Мидгард. Сны про Мидгард посещали его редко, но постоянно, никогда не исчезая из его жизни. Он видел во сне небо Мидгарда, и оно было не таким, как на Чуре или Марене. Небо было, обычно, голубое, с небольшими облачками, а реже — серое, закрытое тучами — и тогда ему снился дождь в лесу. Этот сон с дождём всегда начинался струйками солнечного света среди деревьев, и свет был не такой, как на Чуре и Марене от звезды Мерцаны. Свет Ярилы-солнца был удивительно белым. Ему снились даже запахи: запах соснового леса, шишек, дым костра, и запах дождя. Ему снилась белка, которую он кормит с рук… На Чуре и Марене нет такого зверька. Но даже если бы этот сон не посещал его никогда, он и без того помнил во многих подробностях последние дни их пребывания на Мидгард-земле. Ему тогда было пять лет, а сестре четыре. Севелес спрашивал её, что снится ей. Тайна рассказывала, что иногда видит в своих снах тётю Васю и Руслана. А ещё ей снятся поля и горы, которых она никогда не видела в детстве, но на Чуре и Марене таких нет. Это Мидгард. Севелес спрашивал, какое над ними было небо. И Тайна описывала небо. Да, это Мидгард… А вот ему тётя Вася и Руслан ещё никогда не снились, но Василису он помнил хорошо, а Руслана видел недавно. И вот они семнадцатый день на борту «Грозовой Звезды», летящей по лабиринту времени и пространства, и здесь ему снова приснился Мидгард. Последний такой сон был уже давно, более двух лет назад, и он опять видел лес и дождь. А Руслан и Василиса, опять не приснились, хотя он знает, что они там были. После того похода в лес изменилась их судьба. Уже очень скоро они бежали с Мидгарда, с помощью двух жриц-Ягинь — Риты и Лады, которые смогли открыть Врата Междумирья, и попали в систему звезды Мерцаны, на луну Чур, спутник земли Марены. Здесь они выросли, стали взрослыми, и судьба этого мира стала их судьбой.

Пока они были ещё маленькими детьми, они росли в общине раксов-староверов. Их обучали грамоте и наукам, сначала дома, а потом Севелеса определили в детское начальное училище, где он и учился до 12 лет вместе с раксами. Люди-Раксы и люди-Раса внешне ничем не отличаются, и Севелес без труда выдавал себя за ракса. Но не отличаются они только внешне. Есть физиологические различия, такие, как немного разная температура тела (раксы холоднее), и несовместимые группы крови, но и это не всё. Главное различие между Раксами и Раса заставило скрывать от общества сестру Севелеса Людмилу до её полного взросления. У Раксов рождаются только мальчики, а маленьких девочек не бывает. Если бы маленькая Людмилка попалась тогда на глаза кому-нибудь из мирских, последствия могли бы быть непредсказуемые. Так и таилась она в общине, обучаясь всему дома, пока не достигла того возраста, в котором мужчины-раксы начинают перезревать в женщин. За это, с детства, она получила второе имя — Тайна. А потом уже она смогла открыто поступать в учебные заведения. Ну, а Севелесу, с тех же пор, пришлось оставаться «вечно молодым», называя посторонним людям свой возраст не более 21 года, потому как, мужчин-раксов старше 24 лет не бывает.

Восемнадцать здешних лет они уже прожили в этом мире, и теперь наступает новый перелом в жизни, к которому их готовили наставники и учителя. Первые шаги были успешны: удачный переход с Чура на Марену, и последующая миссия на Марене, в результате которой Василиса и Руслан были возвращены в мир Мидгарда — в этом Севелес не смел сомневаться. И был обретён меч Нетрон, что стало настоящим ценным подарком для Севелеса и их великого дела. Боги видят всё, и знают, что дарить.

Севелес положил Нетрон перед собой на стол. Меч был в ножнах, в очень простых незамысловатых ножнах, сделанных на скорую руку. Но в ножнах было уникальное оружие. Севелес осторожно выдвинул клинок. Лезвие Нетрона сверкнуло полированным металлом. Севелес вытащил меч полностью и положил его рядом с ножнами. Нетрон заметно изменился. Это происходило с ним без стороннего вмешательства, меч сам себя доводил до совершенства. Севелес знал от Руслана, что изначально это был простой меч, сделанный из промышленного металла. Севелес помнил меч по детским воспоминаниям, когда Руслан показывал его у себя дома, и выглядел он тогда весьма скромно. Но с тех пор, как Руслан вставил в свой меч Иглу Кощеев, и он стал Нетроном, меч начал меняться. После каждого боевого применения Руслан замечал изменения в своём оружии. Сама собой изменилась и улучшилась заточка клинка, стала улучшаться полировка всех его частей. Изменилась даже, каким-то образом, весовая балансировка меча — переместился центр тяжести, и Нетрон стал легче управляться. Меч словно сам учился воевать. Руслан тогда ещё не знал, а Севелес теперь знает, что это означает: меч отбирает часть энергии у своих жертв, и за счёт этого строит и изменяет себя, согласно своему назначению. Это делает его очень опасным. Меч понимает свою сущность, и работает над своим улучшением в этой сущности — так в нём проявляется Игла Кощеев. Недаром эти Иглы всегда хранили в кристаллических монолитах круглой формы (их называли яйцами), чтобы Игла не могла сделать из такого предмета нечто опасное.

Острую кромку лезвия лучше не трогать — от малейшего пореза можно сразу исчезнуть. А ему ещё не время исчезать. Севелес осторожно провёл пальцем по боковой поверхности клинка. Какое-то зыбкое ощущение возникло на подушечке пальца от этого движения, словно металл не был спокоен, а микроскопически вибрировал. Севелес взял меч за рукоятку. Простая бронзовая рукоятка, украшенная только шестилучевым коловратом на перекрестии. Даже она изменилась: на рукоятке проступила мелкая круговая насечка, чтобы рука лучше держала и не скользила. Руслан таких насечек не делал.

Севелес вложил Нетрон обратно в ножны. Надо будет, подумал он, сделать новые хорошие ножны для Нетрона. Переход на Чур может занять до четырёх месяцев, и себя надо чем-то занять на это время. Занятия, конечно, найдутся и без того — прежде всего, связанные с организацией их похода: размышления, расчёты, планирование. Не лишним будет и чтение книг в кристаллохранилище «Грозовой Звезды». Но, меж тем, можно будет заняться в мастерской и ножнами для Нетрона. Кстати, чем занимается их новый интересный попутчик Изосвет? Сначала он тоже читал их книги. Но, говорят, он их все — все! — перечитал очень быстро, или же они все показались ему малоинтересными и скучными. И что же он теперь делает? Оказывается, спит, как медведь, в своём отсеке. К нему заходили несколько раз, а он только с боку на бок переворачивается. И видно, что подобный долговременный сон вполне нормальное свойство для него. Ничего, Севелес займётся ножнами вместе с Зоряном. Он закинул Нетрон за плечо, и отправился в ремесленный отсек, посмотреть, какие там есть материалы, подходящие для изготовления ножен.

— 2-

Тайна вошла в Храм Живы — особое священное отделение на борту виплана, а за нею следом брат её Севелес, чтобы помогать своей сестре, жрице Живы, в служении. Без помощи животворящей Богини нельзя было поддерживать жизнь в маленьком мире корабля долгое время. Система жизнеобеспечения могла воспроизводить природный круговорот жизненных процессов не более двух месяцев, а потом законы природы в этой системе начинали постепенно меняться. По причинам, непонятным для научного наблюдения, куда-то исчезал кислород; происходили пагубные изменения в жизненных циклах микроорганизмов; сбивались многие важные жизненные процессы. Живое преставало быть живым, хотя существовало ещё как живое. Но что такое живое? Это материя, озарённая самой удивительной во Вселенной энергией — Живой. Всякая материя может быть живой только при взаимодействии с Живой — частицами жизни, которые есть воплощения животворящей разумной силы, которая предстаёт пред разумными существами в образе единой личности — Богини Живы. Регулярные служения в Храме Живы наполняли животворящей силой сложную, но саму по себе неживую материю в системе жизнеобеспечения.

Когда они закончили, оказалось, что Предводителя уже ждёт кормчая, капитан корабля Тэй Гура.

— Севелес, мы сбились с пути, — доложила Предводителю капитан, вызвав его в отсек управления, — Мы поняли это четыре дня спустя. Похоже, Клубки нас больше не ведут.

— Что случилось, Тэй? — спросил Севелес.

— Возможно, один или несколько путеводных клубков потеряли «щели времени», — пояснила Наста, — Севелес, мы всё делаем впервые…

— Я знаю, Тэй.

— Теория пространственно-временного перехода, разработанная на Чуре, не предусматривает такого случая, — сказала капитан.

— И что сейчас с нами происходит, Тэй?

— Мы кружимся на месте вокруг центра некой несуществующей массы, описывая орбиту, словно вокруг небесного тела. Непонятно, как это может быть. Одно радует, что не расходуется энергия — мы же, вроде как, на орбите.

— Выход из строя инооборудования?

— Похоже, да, Севелес.

И он отправился в иноотсек. Там стояло удивительное устройство, сохранённое в тайных хранилищах спецслужб — Ларец Времени. Это шарообразный сосуд в полтора обхвата руками, внутри которого время отличается от окружающего. Внутри этого Ларца время отставало от текущего на 18 лет Марены, то есть там было время Чура. Таким образом, этот сосуд служил точкой притяжения для того мира, в который они пытались проникнуть — на Чур. Ларец как бы стремился в своё время, и чувствовал нужные направления во временной аномалии Чура-Марены. Его реакции улавливали Путеводные Клубки, которые как бы катались по поверхности Ларца, и с них, по оптической связи, считывались указания для навигационной системы. И Ларец, и Клубки сделаны существами не из этого мира. На Чуре никто, ни учёные, ни волхвы, не знают, как они устроены, и не могут создать такие же устройства. По сему, не ведомо, как их ремонтировать.

Севелес вошёл в иноотсек, устроенный на виплане для размещения и работы иномирных устройств. Ларец Времени имеет интересное свойство: сам Ларец, и всё пространство вокруг него на пару саженей, становится видно только с определённого расстояния, около трёх шагов. С большего расстояния можно видеть, как бы пустую черноту с расплывчатыми краями, сквозь которую просматривается то, что там с другой стороны от наблюдателя. Вероятно, отражённый свет, несущий наблюдателю изображение реального Ларца, исчезает в прошлом, которое окружает Ларец. Приближаясь к Ларцу, наблюдатель попадает в другое время, то есть в прошлое, и там видит Ларец.

Сначала, издали, Севелес увидел эту пустоту в паутине тонких световых лучиков оптических датчиков. Лучики исчезали в той пустоте, словно оборванные. Севелес медленно приблизился к невидимому объекту, стоящему на массивной круглой стойке. Подходя ближе, он видел, как чернота тает, а на её месте проступает шар Ларца, и маленькие, с кулак, зеркальные шарики Клубков, которые с разными скоростями и в разных направлениях катались по поверхности Ларца. Всё выглядело, как и прежде, и нельзя было понять, что изменилось в движениях Путеводных Клубков, от чего они завели «Грозовую Звезду» на какую-то пустую орбиту. Долгое созерцание этого устройства не привело Севелеса ни к чему, и привести не могло. Он, человек, не относился к племени творцов такой техники, и не имел совершенно ни каких знаний о внутреннем её устройстве. Так же, и Раксы-пилоты уже осмотрели собранную на борту корабля иносистему, и ни к чему не пришли.

Сейчас в иноотсек снова вошла капитан Тэй, и увидела, как из тёмной пустоты проявляется человеческая фигура, и ей навстречу выходит Севелес.

— Ну, что? — спросила кормчая, — У меня была только одна мысль: всё разобрать и собрать снова. Это глупость, конечно, но только это мы и можем сделать с этим изделием.

Севелес молча кивнул, и увлёк её за собой прочь из иноотсека.

Вся команда уже собралась в соборном отсеке: четверо раксов, трое людей, и только Изосвета не было — он спал. Его не стали тревожить, Севелес не собирался никого сбивать с привычного ритма, поскольку объявление тревоги наверняка только ухудшит положение. Собрав вместе всех желающих, Предводитель похода ожидал от совместного мышления выработку какого-то решения, поскольку иного способа получить нужную информацию у них не было. Связь с Чуром невозможна, и требуемые знания нельзя было получить, а можно было только сотворить. А сотворить новые знания можно было только из тех знаний, которыми они обладали сами, и Севелес начал рассказывать историю и теорию временной аномалии Чура, которую они сейчас преодолевают, и с которой взаимодействовали сбившиеся иноустройства.

— Луна Чур попала в прошлое в результате применения оружия Часомолот, — начал Севелес, — Известно, что это оружие не человеческое. Правильно применять его могут только его создатели — Леги. Человеку из мира Яви это не под силу, поскольку надо быть шестнадцатимерным существом, как Леги, чтобы применить это оружие. То, что называют Часомолот, вероятно для нас только доступная часть этого оружия. Реально в Яви Часомолот, как шестнадцатимерный объект, существует в разных частях пространства, в которых надо одновременно присутствовать, чтобы применить его правильно. Но случилось так, что Часомолот привёл в действие человек… Что ж, это была война. Леги пришли на помощь атакованной системе звезды Мерцаны. Марене и Чуру угрожала очередная атака с Ночь-земли, которая повторяется каждые 133 лета, когда Ночь-земля снова приближается к землям Мерцаны. В тот раз луне Чур грозило прямое столкновение с Ночью. Чур избежал этого, исчезнув в прошлом, и Ночь-земля пролетела через пустоту. Как же действует Часомолот? Он вбивает ещё одну ось времени в ограниченное пространство нашего четырёхмерного мира. В нашей Яви только одна мера времени и три меры пространства, а в мире Легов четыре меры времени и двенадцать других мер, из них мер пространства более трёх — возможно, все двенадцать. Для нас существует прошлое и будущее, а для Легов — нет, для них это просто разные оси времени, на которые они переходят, как мы с вами поворачиваем налево и направо. Дополнительная ось времени, «вбитая» Часомолотом, вступает во взаимодействие с нашей осью времени: то ли даёт на неё свою проекцию, то ли создаёт с ней общий вектор. В нашем случае, скорее, получился новый вектор времени с величиной минус восемнадцать лет, и он заменил местное время. Но человек, который привёл в действие Часомолот, не смог вернуть всё в исходное состояние. Наш Чур остался в прошлом.

— Почему же Леги не помогли? — спросила звездоходчица Эро.

Ответила Тэй:

— Вероятно по той же причине, по которой Часомолот оказался не в их руках, а в руках людей. Что-то случилось у Легов.

— Может быть, он тоже вышел из строя, как сейчас наше инооборудование, — предположил Зорян.

— А может быть это и не поломка, — сказала Тайна, — просто мы так же не знаем всех тонкостей управления, как раньше люди не знали, как пользоваться Часомолотом.

— Может быть… — сказал Севелес.

— Я уже докладывала, — сказала Эро, — что мы не повторяем предыдущий путь, возвращаясь на Чур. Ну, это естественно, то что мы будем идти к обратной цели по-другому, потому что точка возвратного старта во времени и пространстве находится в другом месте. Этим же путём уже невозможно аварийно вернуться на Марену. Любой наш путь сейчас может быть только новым. Но инопутиводник отказывается взаимодействовать с потоками времени в пространстве пути. И мы сбились.

— Возможно, это встреча с нетипичными потоками времени в аномалии, — сказала второй пилот Лен Вик, — и в таком случае всё дело может быть в программе путиводника. Программа создавалась на Чуре, в лабораториях. Это делалось исключительно опытным путём, то есть подбором программных шагов, и по-другому программу для инопутиводника создать невозможно — это оборудование не нашего мира, а мы не знаем, и не можем понимать физику и счёт того мира. И конечно, на Чуре не могли знать и предусмотреть все структуры временной аномалии, которые могут встретиться. Я думаю, мы столкнулись с такой непредусмотренной в программе структурой. Что бы самим подобрать программу, нам нужна, как минимум, физическая, контактная привязка к какому-нибудь небесному телу. Без этого мы как слепые. И вот этого у нас и нет — мы в открытой Сварге, между Мареной и Чуром, и между их разными временами.

— Итак, — сказал Севелес, — у нас либо поломка оборудования, либо недостатки программы. И то и другое друг друга стоит.

После этих слов всем продолжили высказываться по поводу состояния инотехники, и Севелес, молча слушая обсуждение, обнаружил, что все просто пересказывают нечто общеизвестное, и при этом никак не приближаются к решению вопроса.

— Вот что, друзья, — сказал он, — мне кажется, мы уже мешаем друг другу думать своими рассуждениями. Возвращаемся все к своим занятиям, и уединяемся каждый со своими мыслями. Свои мысли объединим снова за завтрашней трапезой.

Будучи в учении у волхвов, Севелес, кроме прочего, проходил обучение искусству мышления. Он знал, что мышление бывает коллективное, и личное. Эти мышления отличаются друг от друга, и в них применяются разные тактики. Личное мышление намного лучше подходит для созерцательного познания, когда, сосредоточившись, можно дождаться прихода нужного знания. Это иногда называют озарением или прорицанием. Коллективное мышление к созерцательному познанию не пригодно. А им сейчас нужно именно созерцательное познание, ибо иного способа узнать ответ на вопрос, что делать с инопутиводником, у них просто нет — иномирные вещи измерительным способом не исследуешь. Вот почему Севелес разослал всех по своим местам, что бы каждый мог уединиться со своими мыслями, и не мешал другому.

Уходя к себе, предводитель какое-то время постоял у смотрового окна в обходном проходе, глядя в звёздную россыпь Сварги, а потом вошёл в свой отсек, сел за стол, сложил руки крест-накрест перед собой, и чуть склонился. Он всегда так сидел, когда думал.

Севелес вспомнил слова Лен Вик о невозможности осмыслить программирование инотехники. Она права: другая мерность сотворения не позволяет оперировать не воспринятыми в Яви величинами. Это то же, что пытаться считать, не зная цифр. Вот поэтому и программа составлялась многотысячным подбором алгоритмов. И он вспомнил рассказ Руслана про Иглы Кощеев, как ему говорил о них волхв Ведамир. Севелес немного помнил Ведамира — они, с Тайной, были малышами, когда видели его в селении на Мидгарде. Ведамир рассказал Руслану, что Игла Кощеев — это орган чувств, который воспринимает все мерности того мира, в котором Игла создана. В теле человека она даёт проекцию всех иномирных восприятий на его органы чувств. Оставаясь человеком четырёхмерной Яви, можно воспринимать более многомерные миры. Несомненно, и ту инотехнику, что сейчас стоит на борту их виплана, тоже можно увидеть по-другому. Игла Кощеев у них есть — она в Нетроне… Севелес зацепился за эту мысль, и она увлекла его. Игла-то есть, но она надёжно вделана в кристаллическую структуру металла. Это не извлекаемо. Виден только один способ обрести многомерное сознание и разобраться с путиводником: вбить лезвие Нетрона в свою голову… это не приведёт к гибели, пока лезвие Нетрона в плоти… обретя сверхъявное многомерное восприятие, обследовать инотехнику… исправить или перепрограммировать путиводник… а потом… потом вытащить Нетрон и исчезнуть… Значит, кого-то надо принести в жертву… А без этого, жертвами станут все. Это отчаянная мысль. Металл убьёт плоть раньше.

Все снова собрались в соборном отсеке, на обед. У всех на лицах читалась озабоченность и напряжённость. Несомненно, каждый что-то надумал, но высказываться не спешил никто, выполняя распоряжение Севелеса не создавать сумятицу в организации коллективного мышления.

И явился, наконец-то, Изосвет.

— Здравия всем, — чуть поклонился он собравшимся, и сел в свободное кресло, — Прекрасно спится на вашем уютном гостеприимном корабле. Но я проснулся от гула ваших мыслей. Итак, это всё же случилось: вы потеряли свой путь. Это легко понять. На корабле, идущем по Сварге, только эта причина может вызвать такую бурю мыслей. Что случилось, Предводитель?

И странник Изосвет устремил оба свои взора — каждым разноцветным глазом — на Предводителя.

Севелес коротко, но понятно, всё объяснил. Изосвет молча выслушал, и встал.

— Идём, Севелес, — сказал он, — Помнится, я обещал оказаться полезным. Трапеза не пойдёт впрок от волнений ожидания, поэтому пойдём немедленно к Ларцу Времени, и посмотрим.

Изосвет был прав: о еде теперь никто и не думал. Все поднялись, и пошли следом за Севелесом и Изосветом. С ними не было только звездоходницы — Эро сегодня была на вахте, и она оставалась в отсеке управления.

В иноотсеке Изосвет какое-то время вдумчиво стоял перед Ларцом на расстоянии невидимости, и очень было похоже, что он его прекрасно видит. Потом он жестом велел всем оставаться на месте, а сам шагнул в пустое пятно, и исчез там. Шло немалое время, люди-Раса и люди-Раксы стояли, и терпеливо ждали. Они только видели, как подрагивают порой лучики оптических датчиков — это Изосвет пересекал их, двигаясь вокруг Ларца. Ничего не стоит увидеть, что он там делает, если приблизиться на несколько шагов, но никто не смел это делать, ибо к глупому любопытству никто приучен не был.

Изосвет вышел из невидимости с обратной стороны Ларца, и неторопливо подошёл к экипажу.

— Ну, как вам сказать… — задумчиво произнёс странник, почёсывая бороду, — вашими словами невозможно верно описать причину, поэтому скажу, как получается: это не ваша программа растерялась, это сбой работы Путеводных Клубков. Это неверное объяснение, но для вас это по-другому не может выглядеть. Я занялся ими, и сейчас с ними…

— Докладывает Эро Тих, — раздалось из громкоговорителя общей связи, — всё в порядке: на стол управления начали поступать команды прокладки пути.

— Да, вот это я и хотел сказать, — кивнул Изосвет, — всё в порядке. Ну, Севелес, твоя кормчая может дальше вести корабль.

— Изосвет, ты настроил Клубки? — удивился Севелес.

— Да, Предводитель. К сожалению, я не могу вас научить это делать — вы не можете видеть то, что для этого надо.

— Я это уже понял, Изосвет. Благодарю тебя, от всех нас… людей.

В благодарности Севелеса прозвучал намёк на загадку происхождения загадочного странника Изосвета, которую тот не спешил раскрывать, или, скорее, даже не собирался это делать. Загадка обострилась теперь, после того, как Изосвет сделал дело, невозможное для людей.

— Вели взять путь и следовать по нему, нас ведь заждалась трапеза, — напомнил Изосвет.

— Севелес? — обратилась капитан Тэй Гура, стоявшая рядом.

— Да, Тэй, давай, действуй, — ответил Севелес.

— Есть! — ответила кормчая и удалилась вместе с обоими пилотами.

Спустя несколько минут по общей связи раздался её голос:

— Всем пристегнуться! При смене курса возможно ускорение и рывки. Это ненадолго.

Всё обошлось только небольшими толчками. «Грозовая Звезда» снова шла замысловатым курсом к луне Чур, а Изосвет снова спал в своём отсеке. Наверное, ему крайне неинтересно с людьми, которые не могут видеть и сделать то, что может он.

— 3-

Через два месяца пути они вышли на прямой курс к Чуру, достигнув времени луны. Это стало очевидно, когда появился радиообмен. На условный сигнал «Грозовой звезды», постоянно отсылаемый радиоавтоматом, ответил условным сигналом радиомаяк Ставки Совета Обороны. Открытый радиообмен был категорически запрещён. Поход «Грозовой Звезды» был секретным, цели и задачи его раскрывать недопустимо. Среди Раксов, населяющих Чур множеством полусуверенных государств, полно тех, кто поддержит вторжение Ракшасов, если оно начнётся. Ведь Раксы — это гибридное племя людей с генами Ракшасов, и есть такие властители, которые делают ставку на родство с ящерами. Открытые радиопереговоры, даже кодированные, могут быть услышаны и расшифрованы сторонниками пришествия Навьих сил, и тогда они узнают о том, что готовится контрудар по гнезду рептилоидов, и учинят террор противодействия. По ответному сигналу радиомаяка было вычислено оставшееся время пути по догоняющей траектории: ещё одиннадцать дней. Весь обратный путь, с Марены на Чур, занял почти вдвое меньше бортового времени, чем путь с Чура на Марену, но всему отряду он показался, напротив, ещё продолжительнее первого. Причиной тому было волнительное напряжение, вызванное неожиданными сложностями в работе техники, и ожидание невероятных грядущих событий, которые неизбежны по результатам их похода. Один только странник Изосвет, похоже, не волновался — он спал по трое суток, а потом выходил что-нибудь перекусить. Для него время шло, очевидно, в нормальном ритме. А может быть, он живёт за двоих? Почему при разговоре с ним всегда возникало стойкое ощущение, что разговариваешь с двумя людьми? Может быть, только из-за разных глаз?

Как же справлялись остальные с тысячами часов, свалившихся на них? Общепринятым занятием было чтение кристаллозаписей. Художественные, исторические, учебные, и технические писания были в большом множестве в распоряжении отряда. Севелес не только читал, но и сам писал подробное повествование об их походе на Марену, и ему помогали в этом Тайна и Зорян. Его кристалл с записью каждый день немного прирастал в длину, когда он садился за клавиатуру. Кроме этого Севелес мастерил ножны для Нетрона. Материал он выбрал добротный — древний маренский кедр, полуокаменевший в горном леднике. Обломки такой древесины нашли Раксы, и два лета использовали как дрова. А когда вернулся Севелес, он нашёл, что это весьма прочный и эстетичный материал, и взял на борт несколько небольших кусков ствола. А Зорян надумал из этого кедра смастерить матрёшек — надо же детям какой-то подарок привезти, после долгой-то разлуки. Лада и Рита когда-то рассказывали им про эту русскую игрушку. Зорян решил сделать набор Богов и Богинь. Большая фигурка — Род, внутри неё Вышень, потом Крышень, Сварог, Лада-Богородица, Леля, Марена, Тарх и Тара. Пусть дети и в игре знакомятся со своими вышними родичами.

Раксы проводили тянущееся время, порой, как-то по-своему, уединяясь вместе в своих отсеках. Севелес подозревал, что они ещё вспоминали действенно, как недавно были мужчинами. Как вернутся на Чур, Севелес их всех отправит в долгосрочный отпуск. Замуж их всех… Они ведь даже женаты не были в мужской жизни. Всё карьеру строили. Все четверо стали отличными лётчиками. Первый пилот Азан даже был военным лётчиком и где-то воевал. А Тэй ещё до перерождения стал кормчим. Все четверо раксов с мужской молодости были приверженцами Ведического вероисповедания Прави и Слави, и связали свою судьбу с проектом низвержения Ночь-земли. Уже став женщинами, они составили один из лётных отрядов, который был выбран Советом для первого в истории прорыва через временную аномалию Чура. Они сделали очень много, и заслужили самую высокую награду. Для них, конечно, большая честь продолжить походы в Сваргу, но Севелес решил, что на Ночь-землю их повезёт другой лётный отряд. И они послушают его, ведь он у них в непререкаемом почёте — настоящий человек-Раса, который как родился мужчиной, так им и помрёт. И Зорян тоже. И диво дивное — супруга его Тайна, сестра Севелеса, которая женщина от рождения.

«Грозовая Звезда» подошла к Чуру с ночной стороны, и команда смогла наблюдать только тонкий голубоватый полумесяц луны. Виплан вошёл в тень Чура, включил антигравитационную установку, и начал снижение по орбите до появления практичного гравитационного взаимодействия. Внизу сияла россыпь огней, выделяя всю сушу. Моря зияли пустыми черными пятнами. «Грозовую Звезду» засекли несколько наземных радаров, и виплан ответил им позывным какого-то стандартного серийного спутника — на борту имелся набор «взломанных» опознавательных кодов.

На высоте тридцати семи миль они вошли в атмосферу, включили самолётный двигатель, и пошли на крыльях, курсом на секретный стан в Горном Океане. В ожидании прибытия, в соборном отсеке собрались все, в том числе и странник Изосвет. Луна Чур не очень велика, а высотный полёт происходил на сверхзвуковой скорости, и уже скоро виплан достиг дневной стороны. Чтобы своими глазами наблюдать путь, надо выйти в кольцо внешних обходных проходов — только там есть смотровые окна. Все туда и вышли, и смогли видеть, как появился сияющий горизонт, а потом восходящий диск Мерцаны. Земля Марена сейчас была у них позади. Другая Марена, и другая Мерцана, те, что были восемнадцать лет назад, как и сам Чур. Они пересекли границу дня и ночи, и пошли по тёмно-синему небу. Спустя два с половиной часа они вышли к стану Вздым 26. Это название горы в гряде Каменар, и число доли, в которой находится секретный стан относительно горы. Отсюда они уходили в этот поход на Марену два с лишним лета назад.

Виплан завис над лётным полем, и пилоты плавно поставили его на бетон. Кормчая Тэй Гура, с нескрываемой торжественностью, щёлкнула главным выключателем, и все приборные панели погасли — полёт завершён!

Их встречало народу больше, чем провожало.

Первыми вышли из корабля Тайна и Зорян, чтобы обнять своих подросших детей.

Потом вышел Севелес, ожидая, что следом выйдет Изосвет, но тот где-то замешкался, и не появился.

Как же здесь хорошо! Роднее этого неба только небо Мидгарда из детской памяти и снов.

Пока Севелес обнимался с Ритой и Ладой, да обменивался приветствиями с волхвами и старейшинами Ставки, из виплана спустился лётный экипаж, и капитан Тэй сообщила, что странника Изосвета нигде нет. Но пока было не до того, всё утонуло в радостных моментах встречи. А потом обыскали весь корабль, но Изосвета, как и не было! В иноотсеке, в зоне Ларца, его не было. В необитаемых отсеках, вроде реакторного, или систем жизнеподдержки его тоже нет. Искали сразу везде! И его не было — везде сразу! Такое могло быть, только если бы его самого никогда и не было. Но он не призрак, и даже в личном отсеке Изосвета на столе остались две тарелки, из которых он ел последний раз. Но сам странник удивительным образом исчез! И никто из множества людей, собравшихся вокруг «Грозовой Звезды» не видел, чтобы странник выходил из виплана. Эта неожиданная загадка удивила всех, и особенно встревожила вернувшихся людей: кого же они привезли на Чур? Это дело немедленно взяла под контроль Служба Безопасности Ставки. Для начала решили составить фоторобот странника.

Исчезновение Изосвета в никуда, конечно, причинило немалую тревогу, но дела из-за этого откладывать недопустимо. Время дорого.

Оказывается, на Чуре прошло три лета и два месяца по местному времени, а не два с небольшим, как по бортовому времени виплана и по времени Марены. Это было ожидаемо и предполагалось, что время в аномалии Чура не только смещено, но и может иметь другую скорость своего течения. Но не только это предстоит изучать учёным и волхвам — из похода привезли ещё много других ценных сведений, над которыми следует хорошо подумать. И думать надо быстро. По всем расчётам Ночь-земля уже подошла к пределам системы звезды Мерцаны, и могла бы быть наблюдаема в сильные телескопы, если бы Чур-луна существовал в реальном времени. Уже очень скоро — в течении лета — Ночь-земля пройдёт неподалёку от Марены-земли.

Севелес сразу, без отдыха, взялся за подготовку боевого похода к гнезду Ракшасов. Он уже отдохнул на борту «Грозовой Звезды». Даже в гостях у Риты и Лады он не мог отставить целую армию мыслей и решений по грядущему новому походу. В Ставке не сразу узнали о главном выводе Севелеса: о том, что поход будет не к Ночь-земле, а на Ночь-землю. Для приведения в действие «часобойной бомбы» потребуется туда высадиться. Севелес ещё раз всё взвесил и обдумал. Ещё раз поинтересовался источниками информации о Ночи. Источники были древние, и это были писания неких Сгинов или Схинов. Предположительно, это род жрецов, ведунов, который существует, или существовал небольшим народом. Следы Сгинов обнаруживаются на Чуре, и это прежде всего, их древние писания. Сам народ Сгинов не удалось обнаружить до сих пор. Есть основания полагать, что они могут жить по сей день, поскольку в их записях утверждается что они, Сгины, главная цель Ракшасов в этой части Сварги, и ящеры не успокоятся пока не изведут последних людей. Ящеры ещё не успокоились… А Сгины, получается, это люди наподобие Расы, с постоянным полом. И если Сгины были или есть, то это единственное племя людей в системе Мерцаны, которое Ракшасы не смогли поразить.

Для похода на Ночь-землю был собран боевой отряд из 140 человек — преимущественно мужчины-раксы. Только во главе каждого круга (16 бойцов) стоит женщина-командир — это традиционный порядок для армий цивилизации Раксов. Полетит отряд на двух кораблях: виплан «Грозовая звезда» и вайтмара «Пард». Почти весь отряд будет на «Парде», который и совершит высадку на Ночь-землю. На «Грозовой Звезде» будет доставлен заряд антиматерии. Задача экипажа виплана: совершить точный выстрел по оси Ночи. И ещё: экипаж «Грозовой Звезды» будет всё тот же, под командованием капитана Тэй Гура. Они, всё-таки, настояли на своём, и идут в этот боевой поход. С ними снова будут Зорян и Тайна — их опыт иноземных походов бесценен, и очень нужен в столь ответственном деле. Их дети остаются на воспитании у волхвов, Лады и Риты, при участии подросших сыновей Лады. Дополняют команду виплана ещё шесть бойцов — раксы мужского возраста. Таким образом, всего на борту виплана уйдут 12 человек.

И, конечно, загадка странника Изосвета не оставляла никого в покое. Ягини предупредили, и выразили свои думы по этому случаю: Изосвет может сейчас оставаться среди нас. Уж они-то, Лада и Рита, знают, как это делается, сами в совершенстве искусны в наваждениях, и Тайну научили. Следопыты СБ провели тщательное расследование и обследование, и пришли к выводу, что загадочный пассажир, действительно, покинул борт виплана незаметно для сотен глаз и скрылся в неизвестном направлении. Его целью, несомненно, было проникновение на Чур, и цель его не добрая, если он скрыл себя. Наиболее вероятно, что это разведчик от Ракшасов, который прислан узнать, как Раксы научились преодолевать временную аномалию Чура. Он починил разлаженный инопутиводник, и узнал, как всё работает. Это знание более всего нужно Навьим силам в лице ящеров-Ракшасов, которые никак не могут добраться до спрятанной во времени луны. Отсюда можно сделать вывод, что разведчику теперь необходимо вернуться назад. Ягини предположили, что следует ожидать такого-же тайного возвращения Изосвета на корабли экспедиции. Севелес это чувствовал даже без их предупреждения. Он доверял выводам СБ, но были у него свои сомнения относительно вражьей сущности Изосвета. Чувствовал он, без всяких разумных объяснений, что у Изосвета были другие причины утаиться от всех. И встреча с ним ещё впереди.

— 4-

И, вот, всё готово. День и час никогда не назначали, чтобы демонопоклонникам нечего было узнавать. Когда всё собрали, решили отправляться послезавтра, чтобы перед тем отслужить в храмах. Оба корабля похода стартовали из разных мест, и команда одного корабля даже не знала, когда взлетает другой.

Вайтмара «Пард» — это космический корабль морского базирования, и он вылетал из вод островного архипелага Кимера в Зеркальном море. Виплан «Грозовая Звезда» отправлялся всё с той же базы Вздым 26.

На бетонной площадке, покрывающей почти полностью один из маленьких островков архипелага, выстроился весь боевой отряд «Парда». Сам «Пард» неподвижно лежал на волнах в четверти версты от берега. Море довольно сильно штормило, но большие волны ни на сколько не могли шелохнуть громадный летающий корабль. Это огромный тор, «бублик» сорока шести саженей в поперечнике. В этом торе кольцевой гравитационный двигатель, энергетические установки, и прочая техника. А в «дырке» этого бублика находится шарообразный обитаемый «дом», соединённый с тором шестью лучами с внутренними коридорами. В нём отсеки управления, жизнеобеспечения, грузовые отсеки, и отсеки для размещения большого количества людей. Корабль может садиться на глубокую воду, и только в крайних случаях на твёрдую поверхность на выдвижные посадочные стойки, но это небезопасно из-за большого размера и веса корабля. Его посадка на Ночь-землю не предполагается. Он доставит к Ночи отряд, а высадку проведёт «Грозовая Звезда», и десантная вимана «Сиг», которую везёт в себе «Пард».

Севелес, не торопясь и тщательно, осматривал бойцов. Все были в боевом сборе, как перед боем, так было им приказано, чтобы убедиться, что к боевым действиям готовы абсолютно все, и без оружия не останется никто. Автоматы, боекомплект, бомбодиски, холодное оружие — длинные боевые ножи. На всех походные горные комбинезоны с кольчужной подстёжкой, броневые шлемы с защитными масками, и шипованные сапоги. Севелес был снаряжён так же, как и все, только ещё за спиной у него надёжно сидел Нетрон в новых ножнах. Проходя перед войском, он, вдруг, остановился перед командиром одного из кругов.

— Унис? — осторожно спросил Севелес, — Это ты?

— Да, Севелес, это я, — скромно ответила командир круга.

— Унис, я даже не знал! — удивился Севелес, — Я даже не знал, что ты намеревалась принять участие в этом походе, — Севелес отвёл её в сторону, — Ты же, вроде, замуж собиралась?

— Собиралась, — подтвердила ракса, — Только покоя нет, Севелес. Вы… туда, а я — замуж… Нет…

— И как ты смогла добиться, чтобы попасть сюда? — спросил предводитель, — Желающих было в десятки раз больше, даже если с обоими резервными отрядами.

На это Унис ответила:

— Я с вами с юности, и всегда знал и знала, что буду с вами до конца. После перерождения семья отпустила меня, чтобы я могла создать вторую семью, а я пошла в военное училище. Теперь я управляю всеми виманами, и имею командирский опыт. Я смогла пройти отбор. У меня уже есть дети, Севелес, и я могу посвятить себя борьбе.

— А он… Он… тоже военный? — спросил Севелес.

— Да, — кивнула ракса, — но… не сложилось.

— Не сложилось… Унис, твоё участие в походе, это не шаг отчаяния?

— Нет, Севелес, ни в коем случае! — убедительно ответила Унис, — Я в порядке, и не подведу!

Интересно, она знает, что Лада летит в поход на другом корабле? Унис — это бывший муж Лады, с которым Лада родила двоих детей. У Раксов все мужья становятся бывшими, потому что в положенную пору перерождаются в женщин.

— На борт! — скомандовал Севелес.

И началась посадка. По понтонам отряд перебрался на борт вайтмары. Все бойцы не в первый раз на «Парде», и свои места уже знают.

В не назначенный час лётная команда из шести человек-раксов подняла «Пард» с поверхности моря. Спустя два часа вайтмара вышла на окололунную орбиту и установила связь с випланом. Оказалось, «Грозовая Звезда» покинула базу ещё четыре часа назад. Ещё один виплан, «Перо Феникса», дублирующий «Грозовую Звезду», тоже имеющий на борту заряд антиматерии, поднялся с другой, никому не известной базы. Когда все три корабля установили между собой связь, начались манёвры сближения, и через три с половиной часа они собрались в орбитальную группу, находясь в прямой видимости друг друга.

«Пард» первым включил атомный маршевый двигатель — вайтмара весила существенно больше виплана, и ей надо больше времени для разгона до второй космической скорости. Позже разгон включила «Грозовая Звезда». Вайтмара и виплан одновременно достигли требуемой скорости, и ушли с окололунной орбиты в Сваргу. Первый шаг совершился успешно — основной отряд покинул чур — и участие второго виплана не потребовалось. «Перо Феникса» вернулся на базу.

А теперь снова предстояло самое опасное и непредсказуемое — преодоление временной аномалии Чура. На «Парде» был смонтирован такой же комплекс инооборудования, как и на «Грозовой Звезде» — Ларец Времени и Путиводные Клубки. Была установлена непрерывная радиосвязь между звездоходниками обоих кораблей, и по команде Севелеса они одновременно включили инонавигацию. Путеводные Клубки начали поиск неравномерностей в аномалии. Это места пространства в ближней Сварге, где время «спотыкается», совершая скачки или ускорения-замедления. По таким «аномалиям в аномалии» происходит передвижение по оси времени вперёд или назад. Для выхода в будущее относительно Чура требуется ориентироваться на отрицательные реакции датчиков, когда они сообщают: не туда! Поскольку в Ларцах Времени живёт время Чура, то путей «не туда» получается огромное множество, в отличие от нескольких дорожек «туда», домой. По этой причине выход в настоящее время Сварги из прошлого Чура займёт больше локального бортового времени, чем путь домой. В этом уже убедились в первом походе на землю Марену.

Первую щель времени корабли нашли через два с лишним часа после удаления с окололунной орбиты. Они одновременно исчезли с радаров наблюдателей на Чуре. Это значит, что их уже нет в том же времени, в котором существует луна Чур и мир вокруг него. Корабли переместились, может быть, на несколько частей или часов, а может быть и дней. Измерить этот скачок никак невозможно ни с той, ни с другой стороны. Что же видели с «Парда» и «Грзовой Звезды»? Видели, как дрогнули диски Чура и Марены, расплылась пятном звезда Мерцана, и задрожали звёзды Сварги, а потом всё, вдруг, оказалось совершенно в других местах. При этом радиолуч между кораблями только раз «мигнул» во время скачка и не прервался — оба корабля остались в одном времени. Они максимально сблизились на безопасное расстояние, и могли зрительно видеть друг друга по мигающим бортовым огням. По радиолучу постоянно проходил автоматический обмен сравнительной информацией по работе датчиков инонавигаторов обоих кораблей. При появлении разницы в их показаниях должен включаться сигнал предупреждения, и тогда звездоходники и кормчие будут разбираться в ситуации… Это больше всего и тревожит, потому что расхождение в работе инооборудования, честно говоря, может выглядеть только одним образом: потеря друг друга… И разбираться не с чем…

Севелес прошёлся по отсекам «Парда», посмотреть, как разместился отряд. Устроились по предписанию: по восемь бойцов в каждом отделении. По бортовому распорядку сохранён суточный режим смены дня и ночи, что управляется сменой освещения. В «ночное» время включать общее освещение запрещено. На борту есть баня и тренировочный отсек. На борту есть даже медицинская коллекция болезнетворных бактерий с Чура. Это для того, чтобы не потерять иммунитет в долгом иномирном походе.

Но вопросы физического комфорта мало волновали Севелеса. Гораздо более важным он считал психическое здоровье, которое может сильно пострадать во время долгого однообразного перехода. Поэтому на «Парде», как и на «Грозовой Звезде», он организовал собрание кристаллозаписей, и достаточное количество обзорников для их чтения.

Постоянно, по нескольку раз в сутки, между кораблями велись короткие радиопереговоры. Прежде всего, контролировалось состояние окружающего пространства. Командиры кораблей — Низири Ихс и Тэй Гура — сверяли, что они видят за бортом. Логично было считать, что, находясь в одном моменте времени, видеть они должны одно и то же. При скромном опыте пространственно-временных путешествий, это был для них единственный способ убедиться, что они всё ещё вместе. Ведь существовала гипотеза о том, что во временной аномалии различные свойства одного объекта могут проявляться и в различном времени. На этом явлении, если оно существует, можно уйти друг от друга во времени. Но пока всё шло без искажений: оба корабля видели одно и то же, а датчики инонавигаторов выдавали одинаковые показания. Необходимые манёвры пилоты совершали одновременно, для чего команды по радиосвязи должна отдавать одна из двоих кормчих, после автоматической сверки датчиков. Тэй Гура, и Низири Ихс — кормчая «Парда», командовали по очереди, согласно графику. Иногда их заменяли путиводницы. Так они и двигались, пробиваясь к настоящему времени Сварги. Когда они выйдут из аномалии, по расчётам учёных они смогут увидеть в телескопы Ночь-землю. Она уже близко…

Тридцать девятые сутки полёта. Почти сороковник прошёл. Состояние отряда на «Парде» удовлетворительное, на «Грозовой Звезде» тоже. Тайна сообщила брату, что ей снился Мидгард… А Севелесу Мидгард ещё не снился. Наверное, потому, что он не держал эту память в себе — уже несколько раз предводитель рассказывал своим воинам про Мидгард, свои детские воспоминания. И раксы с большим интересом слушали.

И тут раздался вой аварийной сирены!

На борту кораблей применяется несколько видов аварийных сирен, с разным звуком. Сейчас заголосила та, которую слышать было ужаснее всего: аварийка канала связи навигации. В лучшем случае, это означает несовпадение показаний датчиков инонавигации на обоих кораблях. Но, скорее, это значит, что датчиков другого корабля уже просто нет. Как нет и самого корабля…

«Грозовая Звезда» исчезла.

«Пард» остался один в пространстве. Виплана нигде не было видно. Не было радиосигналов от него.

— Вот и случилось, — сказал Севелес тяжело молчавшей лётной команде, — До сей поры нам удавалось идти в ногу по искажениям аномалии, а теперь мы попали в разные «щели», что, впрочем, было предполагаемо. Навигаторы, конечно, дали разные показания, и сигнализация оповестила нас об этом, но это не могло нам помочь избежать распутицы — в каждый момент полёта наши корабли всё равно находятся в состоянии совершения очередного манёвра, и мы не успеваем ничего сделать — мы разлетелись в разные времена. Возможно, мы отличаемся друг от друга всего на несколько долей времени, но и этого достаточно, чтобы исчезнуть. Дальше эта разница будет только нарастать, ведь мы теперь будем «спотыкаться» об разные искажения аномалии. Согласно инструкции, нам надлежит продолжать путь, и, выбравшись в настоящую Сваргу, поджидать появления товарищей на траектории подлёта к Ночи. Или же они встретят нас, если они вышли раньше…

Эта инструкция исходит только из логики, а не из опыта. Все это понимали. Грядущий опыт может подкинуть любые неожиданности. Временная аномалия не изучена до конца, и не могла быть изучена за один поход на Марену. Всё прояснится через два-три сороковника по бортовому времени. Если они выйдут в Настоящую Сваргу с большой разницей, то их может разделять просто невообразимое расстояние. А пока их ожидает длительная тревожная неизвестность. Что ж, так всегда бывает перед главным боем. Этот поход должен решить судьбу земель звезды Мерцаны на тысячи лет, если не навсегда, и двести дней тревог, по сравнению с этим — ничто.

После потери «Грозовой Звезды», Севелес ещё четыре дня проводил расчёты, пытаясь определить различные варианты развития событий. Если всё завершится благополучно, то обоим кораблям, скорее всего, придётся собраться возле Марены, а оттуда выступать к Ночи. По сути, они будут встречать Ночь-землю в дальних окрестностях Марены, что уже опасно — они могут просто не успеть предотвратить вторжение или иные враждебные действия. Ночь-землю собирались встречать вдалеке, а как всё сложится теперь — неведомо. Ну, ничего, впереди ещё многие дни познания, успокоил себя Севелес. Думать и думать… И разум сложит какое-то решение из миллионов неосознанных знаков окружающего бытия. Так древние учёные всегда познавали окружающий мир… На «Грозовой Звезде» тоже все в раздумьях. Вдруг они окажутся умнее… И Севелес бродил по обходным проходам вайтманы, останавливаясь у обзорных окон, с неосознанной надеждой увидеть среди звёзд Сварги проблеск бортовых огней…

И, однажды, он увидел у смотрового окна человека, стоящего спокойно, и взирающего в звёздную бесконечность. Не то, что бы Севелес не поверил своим зорким глазам, но сначала подумал, что это зрительнообразное порождение его безпрерывно ищущего разума. У окна стоял странник Изосвет.

Севелес приблизился, и странник спокойно повернулся к нему. Серый и зелёный глаз невозмутимо смотрели на него.

— Здравствуй, Севелес, — сказал Изосвет.

— Здравствуй, странник, — ответил Севелес с облегчением.

— Извини, Севелес, за неожиданное отсутствие, — продолжил Изосвет, — но мне не следовало появляться перед слишком большим количеством твоих соотечественников, да ещё и обременённых огромной ответственностью за общее дело. Я решил продолжить наше общение поближе к делу, то есть, перед высадкой на Ночь-землю. Но ты помнишь, что я обещал быть полезным в трудную минуту?

— Да, Изосвет, — ответил Севелес, — и так уже было, когда мы шли с Марены, за что весьма тебе благодарны.

— Вы опять сбились с пути, — сказал Изосвет, — и мне пришлось побеспокоить вас раньше. Время бурлит… На широкой границе встречи времён Чура и Настоящей Сварги время путается в себе. Нет, с пути вы не сбились, вы разошлись в путях. Вы, оба корабля, всё равно выйдете в Настоящую Сваргу. Но вы с ума сойдёте за сотни дней в ожидании успешного исхода. Верно, Предводитель? К тому же, ты помнишь тот сбой, который был во время первого похода. А если он повторится на «Звезде», а меня там нет? Значит так, Клубки надо отмотать назад строго по тем линиям, по которым они катились, а потом… Впрочем, что это я? Вы это не сделаете…

Севелес усмехнулся.

— Я могу пройти в иноотсек? — спросил Изосвет.

— Ну, конечно, — ответил Севелес, — Идём, Изосвет, познакомлю с тобой команду, а то тревогу поднимут.

— Наблюдать в иноотсеке будете? — осведомился Изосвет.

— Ни к чему, Изосвет. Разве что если надо чем помочь?

Изосвет махнул рукой.

— Знакомь с командой, и пойдём выводить вас с кривой дорожки.

— 5-

Одинокая «Грозовая Звезда» бороздила пространство, искажённое непослушным временем. Инонавигатор работал стабильно, и виплан продолжал свой путь в Настоящую Сваргу, но один, без «Парда». Лётная команда продолжала надёжно вести корабль к цели, заглушая тревогу в сердцах добросовестной работой. Остальные люди тоже стремились занять себя чем-то полезным, как если бы ничего не случилось. Стали чаще собираться в соборном отсеке и обсуждать, что на ум придёт. Ответы на вопросы искали в своей памяти, потому что впереди только неизвестное будущее, а сейчас с ними непонятное настоящее.

Отсек управления. Девятнадцатый день пути в одиночестве. На столе связи загорелся маяк канала связи с «Пардом» — Что за чудо! Вахтенная, второй пилот Лен Вик, сразу нажала кнопку вызова командира, и бросилась к смотровому окну, с той стороны, в которую указывал радиоориенировщик. Она не сразу увидела проблеск бортовых огней, но увидела. И это были огни «Парда» — три коротких красных, один длинный синий, и постоянный жёлтый!

Примчалась командир, капитан Тэй Гура. Сразу попыталась связаться с вайтмарой, но работающий радиоканал был пуст.

— «Пард», я «Грозовая Звезда»! Если слышите, ответьте любым способом: смените порядок проблеска! Вы слышите? «Пард», я «Грозовая Звезда»!

И «Пард» ответил: бортовые огни сменились на постоянный короткий синий проблеск. Они услышали! А позже «Грозовая Звезда» услышала взволнованный голос Севелеса:

— Рады вас видеть, ребята! Как вы? Немедленно сообщите: что с отрядом?

— Отряд в порядке, Севелес, — отвечала Тэй, — И какое чудо спасло нас на этот раз?

— Это снова не мы, Тэй.

— Он с вами? — спросила командир.

— Да.

— Мы так и знали.

— Здравия, Тэй! — раздался в эфире голос Изосвета, — И всему отряду тоже! Вы отлично продержались.

— Мы быстро догадались, Изосвет, что ты нас не покидал, — сказала Тэй, — Как тебе на борту «Парда»?

— Отличный корабль, но на «Звезде» было как-то уютнее, — ответил Изосвет, — но, ничего, мне и здесь выделили отделение, где я могу спать, сколько угодно.

— Благодарим за помощь, Изосвет, — сказала Тэй, — Не знаю, смогли бы мы встретиться в Настоящей Сварге без твоей помощи. Возможно, но наверняка с какими-то потерями.

— Передаю связь капитану Изири Ихс, — объявил Севелес, — Ведите корабли!

— Приветствую, Тэй!

— Приветствую, Изири! Сверим обзор и взаимоконтроль навигации…

— 6-

Девяносто восемь дней спустя. Целеуказание датчиков навигации перестало выглядеть хаотичным, и стало односложным, в виде стабильно повторяющегося набора формул векторов. Иначе говоря, приборы инонавигации теперь указывали направление строго назад, что означает выход из временной аномалии Чура. Весь отряд Севелеса поздравил друг друга с прибытием в Настоящую Сваргу.

«Удивительно! — говорили друг другу раксы-воины, — Мы в будущем! На восемнадцать лет!». Да, для них, рождённых на Чуре после Войны, это было будущее.

Инонавигация была отключена, и звездоходчики взялись за прокладку курса к орбите Ночь-земли.

Севелес и странник Изосвет, снова сидели в отсеке Севелеса, и беседовали. Уже не малое количество раз они так общались в отсеке предводителя, и один на один, и в присутствии иных соратников. Но ни разу Севелес не попытался выяснить, кто-же таков Изосвет, и сам странник даже не намекал на это. При этом Изосвет ставил себя скромно, но не подчинённо, хотя вполне мог бы себя чувствовать если не правой рукой Предводителя, то уж точно вторым кормчим. Но Изосвет видел себя, надо полагать, только советником Предводителя и отряда. Положение его не интересовало, ему была нужна некая иная цель, к которой он ещё не пришёл. Цель была на Ночь-земле, и странник был очень заинтересован в том, чтобы благополучно довести отряд до Ночи. Свою цель он не раскрывал, утверждая, что не совсем уверен, что она такая, как он себе представляет. Севелес всегда чувствовал, где не стоит задавать Изосвету лишние вопросы. Эти вопросы не грозили страшными последствиями, но Севелес понимал, что не стоит об этом спрашивать — незнание ответа принесёт больше пользы, чем его знание.

А сейчас Севелес задал Изосвету вопрос, ответ на который был вполне полезен для познания:

— Изосвет, ты понимаешь работу иномирных устройств, иначе мы бы и сейчас болтались в разных ветках временной аномалии. Ты знаешь, как наше инооборудование ищет потоки времени, и потому наши корабли выходят в Настоящую Сваргу. Скажи, а нельзя ли так же и луну Чур просто провести по этим потокам, и вывести из восемнадцатилетнего отставания в прошлом?

— Скорее всего нет, Севелес, — отвечал Изосвет, — чем ближе в пространстве к луне, тем стабильнее временная аномалия. На самом Чуре и в ближней к нему Сварге нет «щелей», как вы это называете. То есть нет сбоев в потоке времени. Для луны нет этих «ступенек», по которым можно проскочить по времени. Вся аномалия существует относительно тела луны, поскольку сам Чур был точкой приложения действия Часомолота. И теперь Чур, он как пробоина в камне от удара копья, а ступеньки времени, это как трещины, расходящиеся от этой дыры. Чем дальше от пробоины, тем больше ветвей трещин. Вот почему выйти в Настоящую Сваргу можно только удаляясь от Чура. Ну, естественно, при этом надо ещё и находить эти «щели». Сам же Чур, находясь в этой образной «дыре», никуда перескакивать не может. Даже если луну двигать в пространстве сверхмощным двигателем, словно корабль, ничего не изменится — аномалия существует относительно Чура, который целиком находится в «дыре», в стабильности. Обратный удар Часомолота должен быть сверхточным, чтобы «выбить» во времени луну ровно настолько, насколько её «забили». Даже не знаю, возможно ли это.

— В этой «дыре» мы в безопасности, — кивнул Севелес, — Ракшасы до нас не доберутся. Но под ударом остаётся Марена. Если ящеры захватят её, то земля Марена обречена. Они взорвут её Фашем-разрушителем. За несколько лет навезут туда прорву радиоактивных отходов из разных земель Сварги, и взорвут. Говорят, так было с Фаттой — это одна из лун моей Родины. И тогда, через восемнадцать лет, Чур останется без земли, и улетит в дальнюю Сваргу. И там замёрзнет… Они не доберутся до нас, но погубят за непокорность. И сделают это руками покорённых Цесеров.

— Ты никогда не расстаёшься с ним? — утвердительно спросил Изосвет, держа взгляд на рукоятке меча, которую он видел за спиной Севелеса.

— Теперь нет, — ответил Севелес, — я и верю, и чувствую, что Нетрон будет в бою. У нас на обоих кораблях более четырёхсот единиц огнестрельного автоматического оружия, и двадцать единиц тяжёлого ручного вооружения, достаточное количество боеприпасов. «Пард» приспособлен для бомбометания, и имеет на борту шестьдесят электрических бомб. Словом, мы можем дать серьёзный бой, если понадобится. Но кому дать бой? Исследователи, учёные и волхвы, считают, что нам придётся воевать с мертвецами. Во время последнего нашествия Ночи, Ракшасы бросили в бой легионы затвареных людей, которых они насобирали по разным землям Сварги. Тогда удалось выдержать и отразить удар тварей. До сих пор на Марене можно увидеть курганы из их костей. А в предыдущее тому нашествие в плен взяли несколько ящеров, и об этом сохранились записи обследования. Из описания следует, что учёные увидели перед собой особей с сильнейшими признаками вырождения. Генетическая испорченность была настолько высокой, что позволяла только оставаться в живых, но никак не продолжать свой поганый род. Из всех этих фактов современные учёные делают вывод, что популяция Ракшасов на Ночь-земле вымерла. Но Ракшасы не могут просто так исчезнуть, нельзя в это верить. Они тоже осознавали свою участь, и заранее приняли меры. Известна их высокая способность к иринированию. Они… переселились во что-то. Они существуют не в своей плоти. Теперь, чтобы убить ящера-Ракшаса, нужно убивать не физическое тело, чьим бы они не было, а убивать его энергетическое тело. На это не способен автомат или бомбо-диск. На это способен меч Нетрон.

— 7-

Через пятнадцать суток после выхода в Настоящую Сваргу они увидели Ночь-землю в расчётном квадратном секторе окружающего Мира. Через телескоп она выглядела, как бледная точка, что удивляло. Ночь-земля, выходит, светилась в световом диапазоне. Она не могла отражать свет какого-то источника — источника поблизости не было, а звезда Мерцана ещё не могла полноценно осветить грозного гостя. И, тем не менее, Ночь была видна в тёмной пустоте, светясь сама собой. Возникало нехорошее подобие с хищными глубоководными рыбами, которые подманивают свою жертву с помощью фонарика…

И они двинулись навстречу врагу. Встреча должна будет состояться ещё за границей системы Мерцаны, и тогда в их распоряжении будет времени ещё два сороковника до подхода к земле Марены.

И чем ближе подходили они к Ночи, тем больше она их поражала. Это был бледно светящийся шар, цвет которого не очень равномерен, и местами менялся от жёлто-зелёного до зелёно-синего. Ни в каких описаниях Ночь-земли не говорилось о подобном её свойстве. Само название земли заставляло представлять мрачный тёмный мир, погружённый в мертвенный холод, и в это все охотно верили, потому что знали: Ночь-земля не имеет своей звезды или солнца, и носится в пустоте Сварги, ничем не освещаемая. Но там, оказывается, есть свет! Свой свет. Что бы это могло быть? Может быть, по всей земле полыхают пожары, и подсвечивают облака? Ведь не даром же адские, навьи миры изображают в огне, и, возможно, что эта страшная картина не лишена основания. Выходцам из Нави привычнее и лучше жить в угарных газах.

Ночь-земля была в два с половиной раза больше Марены-земли. Для жителей Чура, который был в два раза меньше Марены — это будет трудный для жизни мир — сила притяжения там может оказаться вчетверо больше привычной. Все воины отряда проходили тренировки на центрифуге с восьмикратной перегрузкой, но с тех пор прошло уже немало времени.

Ночь всё ближе. Люди молча, подолгу, смотрят на неё через смотровые окна. Ночь-земля очень красива. Словно светящаяся капля воска, она переливается волнами бледного света.

И, вот, оба корабля вошли в зону ощутимого притяжения земли, и устроились на высокой орбите. Теперь появился и верх, и низ. И внизу, под ними, колыхалось гигантскими волнами необъятное море света. Это был мир, в который ещё не ходили люди со звезды Мерцаны. Этот мир всегда сам приходил незваным к Мерцане.

Приблизившись к светящейся Ночь-земле, они так и не решили возникшую вдруг задачу: как найти полюса вращения Ночи. Под покровом света ничего не было видно, и невозможно было визуально, по ходу вращения, определить места полюсов. На разведку была выслана вимана «Сиг», с экипажем из четырёх человек-раксов. «Сиг» исчез в сиянии атмосферы, и вскоре отозвался в эфире: «Пард», под нами море! Море и береговая линия, не очень далеко. Мы идём к берегу, и осмотрим его. Здесь светится атмосфера на больших высотах».

«Сиг» продолжал передавать информацию. Глубину воды у песчаного берега разведчики оценили саженей в десять на расстоянии четверти версты от суши. Они считают, что здесь вполне можно посадить «Пард». Тогда не будет нужды перевозить войско партиями, как изначально думали. Разведчики вознамерились опуститься вниз, чтобы детально обследовать предполагаемое место высадки десанта с Чура. Температура за бортом: восьмая часть пара (около 12ºС), радиация: 66 ударов, ветер: 13 узлов…

Неожиданно передача с «Сига» оборвалась на полуслове. И в тот же момент радиоэфир заполнился кратковременным хрипящим импульсом. После этого всё стихло. На запросы «Сиг» больше не отвечал.

Данные пеленга показывали, что исчезновение виманы произошла на высоте всего ста двадцати саженей, и скорее всего над сушей. Электромагнитный импульс, услышанный в эфире, не мог происходить от «Сига», у него ничего такого нет, что может так излучать.

Было принято решение немедленно войти в атмосферу, и следовать к месту возможной катастрофы. Благо, гравитационный двигатель «Парда» позволяет не зависеть от орбиты, и сходить с неё в любом нужном месте.

Они погрузились в светящийся мир, в котором ничего не было видно, кроме вертикальных струй света, словно здесь шёл светящийся ливень. Было это, несомненно, красиво, но отряду вайтмары было сейчас не до этого.

«Пард» миновал верхний светящийся слой, и опустился в прозрачную атмосферу. Теперь над ними оказался как бы перевёрнутый светящийся океан. А внизу, сквозь клочья облаков, они увидели зелёное фосфоресцирующее море, и ломанную, угловатую линию жёлто-коричневого берега. Пилоты вели «Пард» к той точке, на которую последний раз указал пеленгатор. Это место было над сушей. По мере снижения становилось видно, что земля, дальше от берега, круто набирает высоту, возвышаясь всё больше, как очень пологие горы. Склоны этих возвышенностей имели гладкую, слегка вогнутую внутрь поверхность. Их следует тщательно осмотреть.

— У нас что-то на поверхностях! — сообщила капитан, — Похоже на мощный электрический потенциал. Да мы светимся, как лампочка!

«Пард» сейчас нёсся над морем на большой высоте.

— Не снижайся дальше! — крикнул Севелес. Он тоже увидел миллионы искр, прыгающих по тороиду вайтмары.

— Есть! — ответила кормчая, — За нами светящийся хвост, как у кометы!

Севелес находился на смотровом посту отсека управления. Чтобы посмотреть назад, надо только оглянуться в другое окно.

И он увидел молнию. Яркую извилистую молнию, которая догоняла «Пард» из очень дальней дали светящегося неба. Что бы понять это, в распоряжении Севелеса был только… сиг. Всего один сиг времени, в течении которого гигантская молния догнала «Пард».

Яркая вспышка ударила в глаза. «Пард» содрогнулся, и медленно завертелся вокруг своего центра, и завалившись боком на три части, рухнул вниз. Люди, находящиеся внутри, уже не могли осознавать происходящего.

Это было то, что сгубило и разведчика «Сиг».

8. Мидгард — Нибиру. Чужой Мир

— 1 —

Ведь не было же никаких причин… — думала Анка, пытаясь понять, почему непременно это должно было произойти. Ну, пропал, и пропал, его же когда-то вообще не было, и ничего — жила себе. Это когда-то… А теперь он был, и теперь, когда его нет, как-то и не живётся…

Анка проводила дни в тревожном ожидании; волновалась, и выбрасывала недокуренные сигареты.

А потом к ней пришёл гражданин в штатском, показал полицейское удостоверение, и спросил: где Феликс Стоянов? Оказалось, случилась авария, и Феликс скрылся с места происшествия, бросив пассажиров в своей машине. Пассажиры каким-то чудом не пострадали. Но, возможно, Стоянов об этом почему-то не знает, и скрывается от правосудия. Если бы ему как-то сообщить, что статья за человеческие жизни ему не грозит… Нет, ответила Анка, я не знаю, где Феликс. Анка много чего полицейским не сказала: и что он мог быть отправлен на планету Нибиру (небылица, которая поставит её под подозрение), и что он предлагал ей жить вместе. Анка рассказала полицейским только про известный ей круг знакомых Феликса, и не более того. Свои размышления она оставила при себе. Полицейские показали ей фотографию молодого человека, и спросили, не это ли Феликс Стоянов? На снимке Анка увидела бородатое лицо, возможно и молодое, но не Феликса. На второй фотографии была снята кисть левой руки этого бородатого человека, имеющая особую примету — давнее повреждение пальцев. Нет, это точно не Феликс. На этом вопросы у полицейского закончились.

Авария произошла несколько дней назад, а Феликс до сих пор не появился. Если верить в невероятное заявление Тартарского, то Феликса забрали туда, где служил этот тренер-шарлатан. Значит, дальше её очередь.

И всё же, звонок диспетчера ЗП-телепорта застал её врасплох. Ей всё объяснили, но через десять минут, от волнения, Анка всё забыла, а перезвонить было невозможно — номер диспетчера не определяется. Только потом Анка сообразила, что звонок даже не зафиксирован в журнале вызовов телефона, как будто его и не было.

Прошёл день, но ничего не случилось. Завтра понедельник, на работу идти… Ну, и что с того? Она может исчезнуть так же неожиданно, как Феликс. Чёрт возьми, а как это вообще происходит? Анка ни коим образом не представляла себе к чему готовиться, и ей, вдруг, взбрело в голову, что надо обрезать волосы, и оставить себе короткую стрижку. С её длинными волосами ей будет неудобно и, может быть, опасно. Она не знает где, как, и почему, но, когда станет опасно, разбираться с волосами будет уже некогда. Она взяла ножницы, и подошла к зеркалу. Никогда не резала себе волосы… А какие они красивые!

Анка отложила ножницы на столик, чтобы перехватить пучок волос в другую руку. Потом она собралась было взять ножницы снова, но они исчезли. Ножниц на столике не было. Секунду назад были… а теперь уже нет. Однако, и столика тоже уже нет… Исчезла и комната. Какое-то мгновение Анка видела вокруг себя вечернюю панораму своего района, словно она висит в воздухе, снаружи, а потом исчезло и это. Анка передёрнулась всем телом, пытаясь сбросить это наваждение, и тем привела себя во вращательное движение вокруг самой себя. А окружающий мир от этого совсем исчез…

Анка висела в пустоте, в невесомости, в совершенно пустой пустоте, наполненной только синеватой текущей массой, которая вокруг неё образовывала туннель, в котором Анка теперь летела с немалой скоростью, но совершенно не ощущала движения. Летела она ногами толи вниз, толи вперёд (здесь не было ориентировки направлений). Совершенно неожиданное положение, в котором она оказалась, привело её в растерянность. Она допускала, что вполне может оказаться в самом невероятном положении и месте, но к этому же надо как-то прийти, а не вот так вот, без действий и причины. Значит, с ней этого не происходит, она просто видит видение. Неужели это от одной сигареты, выкуренной после трёхдневного табачного воздержания? Не может быть… Её отправили на Нубиру! Как же не может быть, ведь ей же звонил некий оператор…

Наконец, у неё появилась первая связная мысль: «Всё не так страшно…» И она стала оглядываться вокруг. Ей стали видны звёзды, много звёзд. Огромное множество звёзд! Звёзды заполняли безразмерную безконечность, и Анка убедилась в том, что она сразу и поняла — она в космосе. В космосе, в невесомости, в вакууме… Здесь не должно быть воздуха! В её лёгких сейчас последняя порция воздуха, которую она вдохнула на Земле. И всё! Больше не будет! Здесь нет воздуха, ей конец! Это очень страшно. И Анка, не выдержала, и пронзительно закричала, срываясь на визг. Она даже завертелась вокруг себя, видимо, от звукового давления. Так она визжала, пока не поняла, что таким образом расходует последний драгоценный воздух. И она замолчала. Всё, теперь ей конец — весь воздух криком вышел. Она замерла, и вдруг заметила, что тихонько дышит. Воздух здесь был. Вероятно, это он и струился потоком, по которому сейчас неслась Анка. Вот он как работает, ЗП-телепорт — он создаёт воздушный мост в космосе. И куда же он приведёт? Там — так сказать, впереди, ничего ещё не было видно.

Время никак не осознавалось, внутренние часы отключились начисто, а мысли в голове были настолько беспорядочные, что по их ходу тоже невозможно было определить время. В общем, времени прошло бог весть сколько, и по направлению движения появилось видение приближающейся планеты, которая мерцала зеленоватым светящимся шариком. Но, в то же время, Анка заметила где-то в стороне ещё один такой воздушный поток, который, выгибаясь дугой, начал приближаться к Анкиному потоку. Этот другой поток вёл не к планете, а исчезал где-то в пустоте. Его конец раскрылся, как воронка, и где-то далеко впереди (или внизу) вонзился в Анкин поток, и словно присосался к нему. Анка сразу поняла, что ей скоро предстоит пролететь мимо этого места, и что всё это неспроста. И она не ошиблась. Она быстро приближалась к месту стыковки двух потоков, и всё острее чувствовала, что здесь что-то не так. В последние мгновения она поняла, что у неё теперь два пути, а не один… Жерло второго потока приблизилось молниеносно и, как пушинку, всосало Анку в себя. Анка кувыркнулась пару раз через голову и снова полетела ногами вперёд, уже по другому потоку. Подняв голову вверх, она увидела, как жерло перехватившего её потока отвалилось от первого потока, и увелось куда-то в пустоту. Анка оказалась полностью отрезана от своего изначального пути. Это было очень похоже на похищение. Волнение охватило Анку с новой силой. Она начала внимательно осматриваться, и увидела, что новый поток огибает вокруг светящуюся планету, и по спирали приближается к ней, но, с другой стороны. Значит она, всё-таки, попадёт туда. На Нибиру.

Светящийся шар рос, становился пугающе огромным, и наконец занял собой ровно половину мира. Ей казалось, что она падает в океан огня, ей навстречу поднимались светящиеся жёлто-красно-зелёные ленты, которые плавно колыхались в пространстве, а их концы рассеивались мутным светом и исчезали. Но вместо жара с той стороны веяло холодом.

Она рухнула в светящийся океан, быстро вылетела из холодного света, который весь теперь оказался наверху, превратившись в небо, и она стремительно полетела, уже точно, вниз. Внизу было очень много воды, целое море, или океан. Там, где несущий её поток входил в воду, вода бурлила, словно кипела… Больше Анка ничего не успела рассмотреть. Она влетела в бурлящую пену, и где-то очень глубоко, во мраке, врезалась в плотную холодную воду. Остановка в упругой темноте, а потом встречный толчок пулей выбросил её обратно, и она грохнулась спиной на что-то твёрдое. Так она оказалась на берегу, усеянном мелкой, как монеты, галькой.

— 2 —

Так, кажется, она упала… От чего бы это? Потеряла сознание? Надо вставать с пола… А никакого пола и нет!

Она сидела неподвижно минут пять, пытаясь прийти в себя, и ждала продолжения; но, похоже, невероятные перемещения прекратились. Только длинные водяные языки от падающих высоких волн подбегали к её ногам. Море штормило, и это было чужое море, и совершенно ужасное чужое небо. Осознав себя в стабильном положении, Анка принялась осматривать мир, в который она так неожиданно попала. Мир имел запах, резкий и необъяснимый. Страшный пугающий космос исчез, его полностью закрыло светящееся небо, и Анка, с восхищением и удивлением, узрела колоссальное полярное сияние, занимающее весь видимый небосвод. Наверняка, здесь не стоит называть его «полярным», но на Земле это явление так и называют, из-за полярного его проявления. Здесь же высотное свечение атмосферы было повсеместным и очень сильным. На фоне этого небесного зарева, очень высоко, носилось в разные стороны несколько больших птиц. Своим несуразным оперением и яростными движениями крыльев птицы были похожи на треугольные тряпки, носимые ветром в небе.

Прямо перед ней плескалось море, вода которого полностью отражала светящееся небо, от чего выглядела, как расплавленное стекло. Берег, на котором сидела Анка, был каменистым, усыпанным кругловатыми камнями, размером с ладонь, и сидеть на них было очень неудобно. Но тут же, на берегу, возлежали камни существенно большего размера, такие же округлые, отточенные морской волной, но размером в два обхвата. Анка решила встать и присесть на такой камень, дабы удобнее было поразмышлять над своим положением. Но оказалось, что место уже занято, как в прочем и на других таких же камнях: на них располагались аккуратно сложенные человеческие кости, увенчанные сверху черепами. Почти на каждом большом камне лежали собранные части рассыпавшихся скелетов. Анка испугалась. Она быстро поднялась на ноги, и взяла в руку камушек потяжелее. Повернувшись к суше, она стала вглядываться в холмисто-каменистую даль. Больше всего её страшил хмурый хвойный лес, что раскинулся неподалёку. Так она смотрела, пока ей не показалось, что она слышит в шуме штормовых волн какие-то голоса.

Повернувшись к морю, Анка увидела воистину сказочную картину: прямо из воды, словно богатыри дядьки Черномора, выходили несколько живых людей. Первых было трое, а за ними из воды показались головы ещё троих. Выходящие люди были облачены в одежду, сильно напоминающую воинские доспехи, и Анке стало понятно, откуда здесь скелеты — здесь охраняемая территория, а это стража, которая кое-кого уже порешила, и пугает нарушителей костями. Что теперь с ней будет…

Появившиеся из моря люди оказались, что удивительно, женщинами. Кроме того, они были в доспехах — в кольчугах на голое тело. Кольчуги были короткие, выше колен, но на ногах у них было некое подобие кожаных сапог, высотою почти до колен. В руках у них были короткие двуострые копья, а на поясах висели то ли короткие мечи, то ли длинные ножи. Анка оторопела, от неожиданности и испуга, и почувствовала себя очень неуютно в мокром насквозь, коротеньком домашнем халатике с пояском с двумя пушистыми помпонами на концах. Перед этими экипированными людьми она должна выглядеть очень недостойно и беззащитно.

Ей что-то сказали, и она, конечно, не поняла. К ней приблизилась одна из стражниц, и сказала ещё раз. Слова были какие-то резко звучащие, с неким стуком в произношении.

— Не понимаю, — ответила Анка, мотнув головой.

Люди быстро перекинулись между собой несколькими словами, и к Анке приблизилась другая женщина. Анка поспешила поправить и закинуть за спину свои длинные распущенные волосы, и тогда все увидели, что в её руке зажат камень. Стражница подошла ближе, и протянула свою руку, предлагая камень отдать. Испуганная Анка сжал камень ещё сильнее, но руку опустила. Стражница потянулась к ней, произнося какие-то слова очень решительным тоном. Анку охватила тревога, она бросила взгляд на ближайший набор костей с черепом, и взвинченные нервы сделали своё дело.

Совершенно не задумываясь, она нанесла стражнице свой коронный удар ногой, которым она когда-то повергла Тартарского. Женщина, которая была ростом не выше Анки, отлетела на три метра, и с металлическим лязгом упала на камни. Все вскрикнули, но, удивительно, ничего предпринимать не стали. Стражница встала, и что-то сказала остальным. В её голосе, и на её лице не возникло и тени гнева. Все кивнул в ответ, и первая воительница извлекла из поясной сумки нечто длинное, вроде большого шприца, толщиной в обхват ладони, и на конце этот предмет имел длинную иглу. Она размахнулась этой штукой, чтобы метнуть, и Анка непроизвольно выставила вперёд ладонь. В следующий момент игла этого оружия вонзилась прямо в Анкину ладонь, и её начало бить электрическими разрядами. Анка заорала в голос, а потом попыталась схватить и выдернуть этот электрошприц из своей ладони, но оказалось, что она почти вся парализована на уровне плечевого пояса, и не может ничего сделать. Она могла только прыгать на месте и орать. И чем больше она орала, тем больше членораздельных слов появлялось в её крике. Под конец она уже высказывала целыми фразами всё, что она думает о гостеприимных хозяевах этого берега, и что её абсолютно плевать, нравится им это или нет. И только когда Анка заорала с конкретной просьбой к местным обитателям вытащить из неё этот проклятый шприц, она осознала, что орёт не на своём языке…

Кто-то подскочил к ней, и ловко выдернул из ладони этот варварский прибор.

— Ну, хвати уже! — услышала она совершенно чётко и понятно на языке хисс.

— Что? — Анка застыла в изумлении, — Кто вы такие, гады!? И как я вас понимаю?

— Научили, вот и понимаешь, — ответила солдатка, которая метнул в неё электрошприц. Она спрятала его обратно в сумку.

Тогда до Анки дошло, что совершенное знание этого полузмеиного языка в неё буквально вкололи вот этим самым электрошокером. Этот изуверский прибор запрограммировал её, и загнал в её голову огромный объём знаний языка. Ещё она поняла, что её не собираются убивать. Убоявшись спрашивать, она молча указала на кости, возлежащие на камнях.

— А, это те, кто неудачно прибыл, — махнула рукой стражница, — об камни разбились, захлебнулись, или ещё как. Тебе повезло. Удачно перехватили, удачно приземлили.

— Перехватили? — спросила Анка, — Да, точно… Я попала в другой путь… а куда я должна была попасть?

— В Третий Союз. Ты с кем контракт заключила?

— А куда попала?

— Островной Каганат. Тебе понравится, — и стражница хитро сузила глаза, — Прямо сейчас понравится.

— Что ты этим хочешь сказать? — встревожилась Анка.

— Что это на тебе? — спросила стражница, обойдя Анкин вопрос, — Снимай, замёрзнешь.

Анка, действительно, мёрзла в мокром халате. Кроме того, она оказалась босой. Её домашние тапочки, кажется, исчезли ещё в начале пути. Она развязала поясок, и сбросила халат. На ней осталось только нижнее бельё. Стражница, получившая от Анки пинка, подошла ближе, и окинула её взглядом.

— С Мидгарда, — сказала женщина, — Это на Мидгарде такое снизу одевают.

Анка думала, что ей сейчас предложат другую одежду, но ей ничего и не подумали предложить. Да и откуда сухая одежда у таких же мокрых людей, вынырнувших из воды?

— Как же мы её заберём с острова? — спросила одна из стражниц, — Она же не дышит.

— Как всех, — ответила другая, — вызвать сюда ушкан.

— Ради одного краденого?

— А что, прибить её?

— Нет, нет, не надо, — сказала та, которая получила пинка от Анки, — она немного учёная, с неё толк будет.

— Ну, ладно, пошли.

— Сиди тут, жди, — сказали они Анке, и ушли обратно в воду.

Они просто ушли в морскую пучину — пошли в море и скрылись под водой. Анка с удивлением смотрела на это, и теперь поняла смысл слов: «Она же не дышит». Она не дышит под водой, а они — дышат!

Оставшись одна, Анка стала расхаживать по берегу, стараясь согреть себя. Без мокрого халата было, конечно, не так холодно, но воздух здесь был не тёплый — как дома ранней осенью. К тому же у неё начала болеть правая нога в том месте, выше стопы, которым она ударила стражницу. Анка посматривала на кости скелетов, и пыталась угадать своё будущее. Если её вербовали на службу, то не удивительно, что её здесь встретили военные, и она может стать такой-же, как они. Но, как оказалось, её перехватили, и забрали не туда. Значит, она не у тех военных, и непонятно, будет ли она нужна здесь. Но стражница сказала, что из неё толк будет… Похоже, Анке ещё предстоит пожить. Но Феликса она здесь не найдёт, ведь она попала не туда. Вспомнив про Феликса, Анка схватила свой халат, и обшарила карманы. Вот они! — оба пропускных медальона, её и Феликса. Анка спрятала их в традиционное женское место, тем более, что другой одежды на ней больше и не было.

А потом в море появилось то, что называлось ушкан: двухкорпусное деревянное судно (катамаран), длинною метров пятнадцать. Обе лодки ушкана соединялись палубой, шириною метров пять, и на этой палубе стояла мачта с треугольным парусом, нижний конец которого был натянут к носу одной из лодок. Носы обеих лодок были украшены изваяниями то ли змеиных, то ли крокодильих голов, и эти истуканы служили стойками носовой катапульты. Ушкан, движимый не особо сильным ветром, медленно приближался к берегу. Анка разглядела на палубе четверых мужчин-воинов, облачённых в доспехи, укреплённые металлическими пластинами. На их бёдрах висели мечи и ещё какое-то мелкое вооружение. Они тоже с любопытством рассматривали Анку ещё издалека. Спохватившись, Анка снова надела на себя мокрый халат.

Ушкан уткнулся носами в гальку.

— Эй, как тебя зовут? — крикнули ей воины.

— Анка, — ответила она.

Один из них протянул ей руку. В следующее мгновение она оказалась на палубе. А воин спрыгнул на гальку, и направился к большим камням. Он сгрёб в мешок один из скелетов, и вернулся назад.

— Шаман Икан просил привезти ему один костяк, — сказал он, и забросил на борт мешок с костями, а потом влез и сам.

Ушкан развернули кормовыми вёслами, переставили парус на другой нос, и взяли обратный курс, от острова.

— А где… девушки? — спросила Анка.

— Русалки? Пошли своей дорогой, — ответили воины, — А нас вызвали забрать тебя. Есть хочешь?

— Нет. А куда вы меня отвезёте?

— Вокруг острова.

— Зачем?

— Чтобы поближе познакомиться с тобой. У тебя такие замечательные волосы…

Потом, без особых церемоний, они стянули с неё халат, и выбросили его за борт. Анка поняла всю неизбежность их намерений, и, в отчаянии, стремительным ударом ноги (всё же, не зря её учили) сбила с ног одного из мореходов, и прыгнула с кормы во вздыбленные волны. Сбитый ею моряк, не ожидая такого, улетел за борт, и его проклятия на полуслове поглотили волны. Почти ледяная вода придала Анке бодрости, и она стремительным кролем ринулась в открытое море. Она не имела никакой цели, кроме одной: утонуть, и не отдаться. Она пришла сюда за Феликсом, а не за чужими мужиками. Но мореходы уже разворачивали ушкан, а она этого не видела. Сначала, было, мореходы растерялись: кого вытаскивать — вопящего, как бревно плавающего, товарища, или шуструю добычу? Вожделение оказалось сильнее. И, вскоре, они догнали её, и плывущая девушка оказалась между двумя бортами ушкана. Два моряка выловили её, подхватив на гребне волны, и вытащили на палубу. А потом вернулись за своим другом.

Потом они привязали Анку к мачте за руки, и она уже не могла убежать. Ножом они срезали с неё оставшееся на ней нижнее бельё. Из него, конечно, вывалились оба медальона, и разбойники подняли их.

— Что это у тебя? — спросили они.

— Это мой пропуск, — всхлипнула Анка, — что бы попасть сюда, на Нубиру… но не к вам. И вернуться…

— А почему их два?

— Второй для одного человека, которого я ищу, — ответила Анка.

— Думаешь, найдёшь? — усмехнулись они.

Анка только всхлипнула, и кивнула головой. Она понимала, что нет, что уже не найдёт, но она не хотела предавать Феликса перед этими варварами. Пусть знают, что она верна, несмотря ни на что.

— Отдайте… — тихо, но решительно, попросила она.

Эти, бесполезные уже, медальоны — единственная память о Феликсе до конца её жизни.

— Ты заберёшь это, — ответили мужики, — Потом. А когда мы доберёмся до табора, тебе может быть даже помогут. У нас есть глаза и уши по всей земле.

И они вложили оба медальона в её ладони.

Анка понимал, что они врут, чтобы она вела себя спокойно, когда они будут развлекаться с ней. Но, главное, медальоны отдали. И, может быть, действительно помогут…

Анка стояла, как могла, обнимая мачту, не заботясь об удобстве, и закрыв глаза. Это ужасно, то что с ней сейчас происходит, но так было всегда и везде и во все времена, когда идёт война, и нет никакого закона. Она не видела, кто из четверых разбойников первый овладел ею. Совсем недавно она думала, как они будут вот так же вместе с Феликсом, и он будет выдумывать для неё всякие и нежности, и грубости… а теперь именно этим с ней занимаются четыре чужих мужика.

Это продолжалось всё время, пока ушкан делал обход вокруг острова. Воины по очереди управляли им, пока другие использовали Анку. За полный круг они овладели ею по два раза. И делали они это как-то просто, и без эмоций. Даже без грубых шуток. Кажется, им ничего не удавалось почувствовать, и Анка даже зло радовалась этому, и, не выдержав, ехидно спросила у последнего:

— Что, не понравилось?

А тот даже смутился:

— Что ты, очень даже понравилось… Только… э… другие тоже в очереди… и надо не задерживаться.

— Козёл! — сказала она по-русски.

— Что?

— Ничего, тварь!

Потом ушкан взял курс от острова, в открытое море. Тогда Анку, наконец, оставили, и предложили еду и питьё. Есть она, всё так же, не хотела, а от воды не отказалась. Ещё ей дали простую рубашку, длиною до колен. Она надела её, и осталась сидеть под мачтой. Она даже уснула от качки. Её разбудили, когда ушкан подходил к другому берегу.

Господи! Это продолжает происходить!

Анку привезли в охраняемый лагерь, который находился уже на континенте, и располагался он в глубине побережья, вне видимости моря. Лагерь был ограждён высокой оградой из тёмно-коричневого пористого материала, грубо обработанного, похожего на вулканическую пемзу. Поверху этой ограды были наставлены столбики, между которыми была натянута проволочная сетка с колючками в узлах. Ушканщики передали Анку охране — четверым мужикам в кожаных штанах и куртках с головными накидками. Вооружены они были длинными ножами на поясах, и плётками. Ушканщики сообщили охранникам, что Анка в меру буйная, может больно дать в морду, и удалились. А охранники куда-то её повели. Теперь Анка увидела, что территория лагеря застроена одинаковыми длинными бараками треугольной формы — из двух стен, сходящихся вместе вверху; построены они из чего попало — досок, камней, и, частями, из того же чёрно-серого материала, что и лагерная ограда. Откуда-то тянулся дым с химическим запахом. Её показалось, что она попала на какое-то промышленное производство, и сейчас она увидит рабочих в таких же кожаных робах, как у охранников. Она немного ошиблась. Это был рабочий концлагерь.

Рабочие, которых увидела Анка, шли куда-то нестройной цепочкой под надзором охранника, и были разновозрастными мужчинами и женщинами. У каждого на левой руке был закован железный обруч с номером. Анке нацепили такой-же обруч в медицинской мастерской (уродливые металлические протезы конечностей висели на стенах там-же). Её номер обозначался тремя рунами, в переводе на десятеричное исчисление это было пять цифр. А потом её отправили в барак.

Правила здесь такие: или ты работаешь и ешь, или не работаешь и не ешь. Это значит, что если ты не работаешь, то ты отдаёшься тем, кто работает, в целях сексуального удовлетворения работающих. И тогда ты тоже можешь есть. Как выглядят правила для мужчин, в это Анку не посвящали, она же не мужчина.

За что она сюда попала? Вопрос удивил старшего по бараку (арестант, доживающий свои дни с раковой опухолью, держится на наркоте). Что значит, за что?! Она же иномирный пришелец! Куда же ей ещё попадать по прибытии? Но, я ни в чём не виновата! На неё посмотрели, как на безнадёжную дуру — при чём тут вина? Понятие вины здесь относят больше к отношениям на войне. А здесь при чём какая-то вина? В концлагерь попадают не за провинность. И, вообще, ни за что, а потому, что ты сейчас не на своём месте. Вот определится твоё место, и покинешь лагерь, если не помрёшь. А без лагеря помрёшь точно, в чужом-то мире. Значит, сюда попадают все, кто прибыл с Земли? Да чёрт его знает, кто там с вашей Земли, в концлагеря попадают все, кто откуда-то явился. Все новоприбывшие попадают в концентрационный лагерь. В этом мире это обычная естественная практика. Вход в мир Нибиру — через концлагерь. Значит, в таком же концлагере должен быть и Феликс. Анка спросила о нём, и никто из заключённых, с которыми она смогла переговорить, не слышал о Феликсе. Может быть, врут.

Ей дали поспать. Наверное, всего часа три. Когда она проснулась на чём-то жёстком и дурно пахнущем, то сразу подумала: надо опять уснуть, и проснуться дома… Но кто-то спихнул её грубым точком.

А теперь на работу. Их собрали отрядами по 22 человека, всего пять отрядов (и это ещё не все), и повели куда-то далеко, под надзором надзирателей в коже, и с плетями. На выходе из лагеря каждому сунули в руки миску с какой-то варёной древесиной. Здесь кормят только на ходу — нечего время терять! — пока идёшь на работу, пожрёшь!

Шли сначала по извилистому ломаному ущелью, потом выбрались на поверхность, и упёрлись в бесконечную стену, такую-же, какая ограждала концлагерь. Пошли вдоль стены. Стена петляла по рельефу холмистой местности, и уводила неведомо куда, не замыкаясь вокруг какой-то территории. В одном месте стена имела продолжении в виде сторожевой башни из того же материала. Анка заметила, что на стене часто попадаются надписи, словно выдавленные, значит, когда-то этот материал был пластичным. Надписи содержали имена и числа, видимо, даты. Большая часть надписей была сделана рунами хисс, похожими на следы от когтей, но были надписи и кириллицей, и латиницей, с привычными земными именами. Анка поняла, что из этого лагеря так просто не выйдешь, если люди здесь оставляют о себе безвременную память. Особенно тревожили двойные числа под именами. Так только на могилах пишут.

Как она и думала, стена оказалась объектом их работы. Метров за сто до своего конца стена дымилась и отдавала горьким жаром. Где-то за полсотни метров до конца, на участке около шести метров, стена бездымно горела, светясь красным жаром изнутри, и рассыпая вокруг искры. Порой, по её поверхности проскальзывали языки пламени. Тлеющий участок резко заканчивался, и дальше шла сырая, недавно вылепленная стена. В самом её конце стояли строительные леса, на которых, и вокруг которых суетилась предыдущая смена заключённых. Они набивали в опалубку тёмно-серую, похожую на асфальтобетон, массу.

Анка получила кожаные рукавицы, без них руки сотрутся до костей. Вместе со всеми она носила в корзинах эту серую рыхлую массу, тяжёлую, как глина. Полные корзины им подвозили на вагонетках со стороны ближайших каменистых холмов. Там у них рудники. Материал загружали в мешалки, и сыпали туда какую-то серу с резким запахом. При этом строго было запрещено пользоваться огнём, или, даже, высекать искры — серный порошок был горюч. Мешалку крутили четверо заключённых, и тщательно перемешивали эту смесь. Её потом, опять же в корзинах, подносили к месту стройки. Там строители лепили из замеса, как из песка на пляже, стену. Если пнуть такую стену, она легко рассыплется. Но если эту массу поджечь, она выгорает, запекается, и становится твёрдой, как бетон. Сооружение обжигается, как глиняный горшок, но собственным огнём. Огнебетон разгорается и тлеет медленно, поэтому стену строили беспрерывным способом: пока горит позади, стену продолжают лепить впереди.

Они носили эти корзины по двое. Всё равно тяжело, и чертовски неудобно. Конца не видно этому дню… И день так и не закончился… Должно быть, она попала в заполярье, и здесь сейчас «белые ночи».

Потом пришла следующая смена.

А они ушли в барак. Там была вонь разных сортов, ползущая с разных сторон. Казалось, что эти дурные запахи соперничают между собой, отжимая каждый себе побольше места.

За эти два или три дня Анка очень устала, и физически, и психически. Её мысль металась в поисках её будущего, а объяснять ей никто ничего не собирался. Видимо, излишняя разговорчивость здесь не приветствовалась, и наверняка даже наказуема, поэтому заключённые между собой разговаривали исключительно по делу. По делу — это про еду и про выполнение работы, а «что будет?» — это не по делу. Анка помнила слова той стражницы, которую она ударила: та сказала, что с Анки толк будет. Разве она говорила о работе в концлагере? А сейчас она устала… После очередного пробуждения у неё не поднимались ни ноги, ни руки. Она сказала об этом стражнику, но тот и сам видел её состояние, и оставил её в бараке. А часа через два пришли двое заключённых, и принялись, не спеша, раздеваться, стоя возле Анки.

— А ты чего не раздеваешься? — нетерпеливо спросили они.

Анка вспомнила правило… Самое главное животное правило в этом лагере…

— Я пойду работать… — тихо сказала она.

— Нееет, работать ты уже не пойдёшь! — ответили ей заключённые, — Работать пойдём мы. За тебя.

Боже, куда я попала… Феликс, куда же ты полез? Я же за тобой пошла… Но Феликс ведь тоже ничего не знал. Да и не знает даже сейчас, он ведь попал точно по адресу — в Третий Союз; это Анку, с её «счастьем», украли в пути. Я убью тебя, Тартарский!

— Я пойду работать! — решительно и зло сказала она, и буквально извергла из себя последние силы, и поднялась с лежанки. Она оттолкнула обоих мужиков, которые оказались лёгкими, как сухие ветки, и, шатаясь, направилась к выходу. Угроза очередного изнасилования включила в ней запасную мощность, которой ей хватило ещё на один день работы.

Сколько же он длится, этот день… Без рассвета и заката день казался безразмерным. Корзина казалась всё тяжелее… Расстояние от вагонеток до места выгрузки казалось всё длиннее… Один раз остановились на внеплановый перерыв, потому что взорвался участок горящей стены. Грохнуло, и над головой что-то просвистело, а потом раздались крики раненых. Раскалённые куски зацепили шестерых человек, проделав в их коже глубокие ожоги. Взрывы запекающегося огнебетона бывают из-за высокой концентрации слишком мелкой фракции. Мелкая фракция в процессе тления заплавляется полностью, и внутренним газам некуда выходить, и тогда происходит весьма сильный взрыв. Этот образовал в стене пробоину шириною метра четыре и обрушение части сырой стены. Стену подожгли заново, а пробоину будут заделывать потом, когда прогорит на участке. А в карьере кто-то, кто отправляет сырьевую массу, получит чертей за недосмотр состава.

Шли назад… Анка спотыкалась, но старалась читать все надписи на построенной стене. Надежда, нет — мечта, заставляла её думать, что Феликс тоже мог здесь побывать, и оставил весточку. А Феликс, конечно, догадается, что Анка отправится за ним, а значит попадёт сюда, а значит её надо выручать… А если он не сюда попал, а в этот Союз… Господи, но где-же он тогда… Есть ещё другая сторона стены. И непонятно, кстати, которая сторона «наша», а с которой стороны враг. А ведь отсюда, наверняка, сбегали… Из концлагерей всегда кто-нибудь сбегает.

На следующий день Анка не смогла проснуться сама, её кто-то будил. Она проснулась и нашла в себе силы только сесть на лежанке… Потом она проснулась ещё раз, из-за того, что её кто-то вёл, подхватив под руки, грубо и бесцеремонно. Наверное, вели туда, где удобнее. Да, так и есть. Она оказалась на другой лежанке. Поскольку на ней была только одна рубашка от ушканщиков, то добраться до её тела не составляло особого труда. «Счастливчиков» опять оказалось двое, уже другие, и они быстро задрали рубашку Анке на грудь. И тогда Анка решила умереть. Феликс, ты даже не узнаешь, где и как… Ты только догадаешься, что меня уже нет…

Весь остаток своих сил Анка вложила в свою правую ладонь и зверски впилась ногтями в руку одного из двоих. Он заорал. Потом её, кажется, несколько раз ударили, пытаясь разжать её пальцы, но не смогли этого сделать. Её пальцы превратились в стальной браслет, сковавший руку противника. Удары сменились смиренными просьбами освободить конечность… Анка понимала, что её немедленно обезвредят, если она отпустит руку, и не собиралась этого делать. Она велела вести её на работу. Умирать…

Вот так они и явились на место стройки: «премированный» на сегодня заключённый, и его «премия», намертво впившаяся ногтями в его руку. Только там Анка разжала пальцы и отпустила «провожатого». Вчерашние неудачники, которые уже трудились на лесах, злорадно засмеялись, а сегодняшние неудачники злобно огрызнулись богатым набором ругательств хисс.

Чудом Анка отстояла ещё один рабочий день. Завтра чуда уже не будет… Поскольку она решила умереть, то умирать надо достойно. Те заключённые, которые пользуются «премиями» в виде женщин для секса, могли бы этим и не пользоваться, а значит и они такие-же негодяи, как эти фашисты, устроившие этот концлагерь, и с ним не надо церемонится… Анка придумала себе оружие. Думала, не получится… Между делом быстро слепила из сырого огнебетона такую «морковку», размером под свою руку, подожгла её от тлеющей стены, и оставила под примеченным камешком. Через пару часов затвердевшая как камень «морковка» уже остыла, и превратилась в острый стилет. Анка подобрала его и сунула в карман рубахи. Уснула она в бараке, зажав стилет в ладони, спрятав руку под свою спину.

Она всё равно надеялась на так называемое второе дыхание. Но надежда не оправдалась. Её опять разбудили. И теперь над ней стояли четверо: первые двое претендентов, и вторые двое. Мало того, здесь ещё присутствовала и девушка-азиатка, примерно того-же возраста, что и Анка, но в лагере она уже давно. Оказывается, Юлга решила взять «выходной», и в отличие от Анки, она собирается нормально его «отрабатывать». Мужики не стали трогать Анку, а просто заставили её наблюдать за «примером» в исполнении Юлги. Они решили, что Анке надо просто показать, как это не страшно. Но Анке было страшно. Страшно противно. Страшно противно видеть, как измученные каторгой люди получают за свои мучения плату своими же телами. Она досмотрела всё до конца… Потом они подошли к ней. Один из мужиков склонился над Анкой. Она уже собралась с силами. Сначала отвлекающая, сбивающая с толку улыбка… Измученная, страшная, но всё же улыбка… Потом, без всякой задержки на размышления и расчёт — стремительный удар, и стилет с хрустом вонзился в левый глаз заключённого. Брызнула глазная жидкость во все стороны, и он, с писклым воплем, отбросился назад, схватившись за лицо. Между пальцами хлынули струйки крови. Стилет остался в Анкиной руке. Сила чужой боли словно вошла в неё, и она подскочила, как пружина. Следующим ударом она пробила протянутую ладонь другого заключённого, который, наверное, хотел перехватить её руку. Или горло… Ударом ноги она опрокинула Юлгу, непонятно, зачем. Наверное, та оказалась на пути к выходу. Стилет, кажется, остался торчать в ладони мужика…

Она бежала вдоль этой чёртовой стены, в ту сторону, где каторжники строят её в бесконечность. Добежать, и сдохнуть на работе… Охранники, стоящие на промежуточных постах, что-то орали ей в след, но не преследовали и не останавливали. Она же бежит в сторону работы.

Старший надзиратель встретил её восьмиэтажным ругательным выражением, и объяснил, почему он так о ней думает — объяснение состояло исключительно из других ругательств. В общем, его мысль сводилась к тому, что она дура, которая не пользуется своей возможностью. Анку он поставил на другую позицию: загружать вагонетку сырым бетоном из большой насыпной кучи. Это было ближе к карьеру. Анка оказалась в паре с мужиком с нездоровыми бешеными глазами, и заросшим рыжей свалявшейся бородой. Он не сказал ей ни слова, но она очень боялась, что если он скажет, то это будет нечто ужасное. Теперь Анке пришлось нагружать корзины большой лопатой. Это было не легче, чем таскать сразу полную корзину — с каждым движением ей приходилось двигать не только лопату, но и всё своё тело. Где же предел её силам? Пока чудеса творила её молодость, но это сверхнапряжение сожжёт её. Если она выживет, то её молодость закончится в этом концлагере. Не ради этого она высекает из себя, страхом и ненавистью, последние силы. Они нужны для того, чтобы вырваться и спастись, а не для того, чтобы достроить ещё двадцать метров стены, и сдохнуть… Анка вспомнила про двоих покалеченных ею заключённых. Когда закончится смена, её ждёт что-то нехорошее. И надо что-то делать… За этой горой сырьевой породы идёт цепочка таких же горок до самого карьера. А за карьером виднеются уже настоящие невысокие горы. Что там, в этих горах, она понятия не имеет, но там свобода.

Когда напарник отвернулся, она бросила лопату и забежала за гору породы. Тот вполне мог подумать, что она по нужде отошла. А она пошла в сторону карьера. Перебежками, от горки к горке, Анка добралась до другой рабочей площадки, о которой она не знала. Здесь «выпекали» большие прямоугольные огнебетонные блоки, размером в рост человека, из которых должно быть складывали большие стены. Они лежали рядами на площадке, примкнутые близко торцами, чтобы поджигаться один за другим, и половина из них уже горели. С той стороны, где лежали ещё сырые блоки, возилась бригада заключённых-бетонщиков, которые набивали в опалубку смешанное с серой сырье, а потом опалубку снимали, оставляя лежать вылепленный блок. Анка оказалась в прямой открытой видимости. Сейчас они повернуться, убирая опалубочный щит, и увидят её… Она бросилась в проход между рядами блоков и упала там, укрывшись между ними. Надо дождаться пока они уйдут. Ведь должны же они уходить за бетоном. Вон, две тележки стоят рядом с ними. Анке было плохо видно, что там происходит, но бетонщики не уходили, там всё время кто-то был. А между тем с другой стороны площадки продолжали гореть блоки, загораясь друг за другом по цепочке. Анка оглянулась, когда переменившийся ветер обдал её тёплым едким воздухом, и увидела, что от горящих блоков её отделяет только четыре сырых блока в рядах. Через полчаса она сгорит… Жаркое марево уже дрожит над ней. Это потому, что через ряд блоки горят ещё ближе. Анка проползла чуть вперёд, но дальше нельзя. Если переместиться ещё дальше, то её легко может заметить человек, стоящий в полный рост. Боже, когда же они уйдут?! Она увидела себя со стороны: как она лежит, а вокруг неё занимается жаром огнебетон, и сыплет искрами, и поджигает её волосы… Да, сразу загорятся волосы… Анка чуть не закричала от этого видения. Не зря же у неё было дома чувство, что надо срезать волосы. Жар уже хватал её ноги. Она проползла вперёд на полкорпуса, и вжалась в обгоревшую землю. В это время трое бетонщиков ушли. Теперь, если она проползёт ещё дальше, то они обязательно увидят её, возвращаясь назад. Но, вдруг, послышался окрик, и появился целый патруль надзирателей. Анка не расслышала, что они говорили бетонщикам, но те оставили работу и куда-то отошли. Тогда Анка рискнула поднять голову, и увидела, что они все — и рабочие, и охрана, и два волкана — разбредаются вокруг рабочей площадки, что-то там высматривая. Она поняла, что ищут её, и высматривают следы. Им в голову не приходило, что можно спрятаться на площадке запекания огнебетона, потому что там огненный ад. Волканы здесь не могли взять след, потому что никакой волкан не справится с серным угаром, и уж тем более не полезет в огонь. Жар снова охватил Анкины ноги. Она опять подняла голову, и решила, что другого удачного момента больше не будет. Она поднялась, и на полусогнутых ногах побежала по проходу. Рабочие и охранники с волканами были где-то далеко, в стороне холмов сырьевой породы. Анка пробежала у них за спинами, и устремилась к карьеру. Она успела наглотаться серного дыма, и теперь у неё внутри было горько-сухо, от чего тошнило.

Добралась до карьера. На его дне стояли гигантские качели, на которых, вместо сидения качался громадный ковш. Это была добывающая машина с мускульным приводом — её механизмы крутили одновременно человек двадцать заключённых, и ковш этой «качели» качался туда-обратно, вонзаясь в массу породы, и выгребая её под себя. А оттуда породу вывозили вагонетками. Только в одном месте на краю карьера Анка увидела надзирателя, сосредоточенного на том, что делается внизу, а не вокруг карьера. Она его благополучно обошла.

Анка поняла, что выбралась с каторги, когда под ногами появилась трава. На территории лагеря и каторги, на месте строек, травы не было вообще — всё выжег огнебетон, и вытравила сера. Теперь Анка оказалась в предгорье. Эти горы представляли собой, скорее, очень высокие холмы. Анка пошла, конечно, по каменистой долине между ними. Лезть по склонам ей не было нужды, да и сил тоже не хватало. Её мучила жажда. Разящая железом вода, которой их поили, сейчас бы пришлась ей очень по вкусу.

Феликс, ты будешь мной гордиться — я смогла убежать… Куда убежать? Дальше будет видно, надо идти, идти… Этот проход по долине кажется каким-то очень протоптанным… Он словно ведёт.