Бесплатный фрагмент - Мезенская роспись посолонь

Кто ищет, тот всегда найдет

Любить Отечество велят: Природа, Бог; А знать его — вот честь, достоинство и долг

Мезенская роспись вошла в мою жизнь внезапно и, видимо, навсегда. Эти красивые и как будто сказочные орнаменты стали для меня родными. Быстро бегущие тёмно-красные лошадки на тоненьких крылатых ножках, грациозные олени с широкими ветвистыми рогами, пузатенькие пушистые птицы, похожие на распустившуюся вербу — все эти ладные штришочки и крючочки мне очень понравились, затронули что-то детское во мне, захотелось быстрее нарисовать их, потом уже я подолгу рассматривала эти старинные узоры. В конце концов захотелось узнать, как правильно их писать по канонам и древним традициям и понять, какой смысл в них заложен. Появилось желание более детально изучить не только технологию, но и историю.

Я по крупицам собирала знания из разных источников, потихоньку создавала папку за папкой в компьютере. Материалов в интернете было очень много, но чаще всего они просто дублировали друг друга. В поисках ответов я начала читать различные издания о росписи по дереву, старинные и современные книги о жизни на Русском Севере и учебно-методические пособия. Изучала мезенские рисунки по фотографиям старинных прялок, коробов, лукошек из музейных собраний, рассматривала расписные сундуки и досочки на выставках, читала форумы по росписи и даже купила видеоуроки, за что очень благодарна их создателю, смотрела множество интервью с мастерами известными и не очень, общалась с современниками на фестивалях и выставках, переписывалась с потомками старых умельцев, чтобы узнать еще больше нюансов.

Но все оказалось не так просто. Северное искусство изучено гораздо меньше, чем такие кистевые росписи, как гжель, хохлома и другие. В мезенской росписи очень много белых пятен, особенно в истории возникновения. Никто не может точно вспомнить, когда и с чего она началась. Скорее всего, мы так и не узнаем эту историю до конца.

В общем, я потихоньку набиралась знаний, но то больше понимала, то больше запутывалась в них. Разные мастера и исследователи дают разные трактовки, часто противоречивые, а мне всё хотелось добраться до истины и узнать, как правильно расписывать по традиции, чтобы не утратить символику всех этих быстрых линий и причудливых значков — таких милых моему сердцу закорючек. Чем больше изучала материал, тем больше версий находила, одна интереснее другой. Мне доставило немало труда и времени, чтобы найти то, что хотелось. Качественной литературы по мезенской росписи совсем мало. Я дорожу всего тройкой интересных книг. Доступная литература имеет либо презентационно-подарочный, либо поверхностно-ознакомительный характер, в некоторых источниках встречаются ошибки, причем уже растиражированные. Есть ещё узкоспециализированная литература, которую сложно читать без подготовки. Всё это подтолкнуло меня к написанию книги.

Эта книга не для исследователей, краеведов и этнографов, а для тех, кто любит мезенскую роспись. Здесь собран материал из различных источников, которые автор попыталась собрать и систематизировать для себя, а, если вам это будет интересно, значит, и для вас.

Мезенское трехцветье, или красота Севера

А вы знали, что у мезенской росписи есть ещё второе название «палащельская»? И оба названия правильные. Первое, более распространенное, происходит от названия речки Мезень, второе — от названия селения на её берегу. Жители Палащелья начали изготавливать и расписывать прялки и домашнюю утварь особым образом. Этой росписью не занимались ни в Мезени, ни в одной другой деревне. Чтобы почувствовать её характер, нужно познакомиться с географией и природой местности, откуда она родом.

Зелёные леса, красные щельи и синие небо с рекой — знаменитое Мезенское трёхцветье. Всё вокруг будто расписано кистью художника. Как не влюбиться в этот северный край!

Он похож на сказочное царство, на сотни верст уходящее за горизонт непроходимой болотистой тайги (здесь её называют «тайбола»). А вокруг звенящая тишина. Красота вокруг, дикие места, глухомань страшная. «Тайбола» разделяет две могучие реки Печору и Мезень. А дальше в тундре пасутся олени. Давным-давно здесь жили мезенозавры, потом загадочные племена — чудь. Этот таинственный край с непривычными именами окутан древними легендами, в которых переплетаются вымысел и быль. Кстати, на финско-угорском не особо благозвучное название Мезень означает «удачливое место для рыбалки и охоты».

Именно здесь в деревушке Палащелье, на высоком берегу реки Мезень, зародился знаменитый орнамент. Это река потрясающей красоты. Один берег пологий, другой высокий, обрывистый, красно-кирпичного цвета, местами до 30 м в высоту. Красная слоистая глина хорошо очищает воду. Местные кладут её прямо на дно сосудов, лучше любого фильтра работает.

Все, кто бывал на Мезени, восхищался её необычно красивыми видами. Крутые обрывы здесь называют щельем. Такие вот щельи дали название не одному селу — Ущелье, Белощелье, Тимощелье, Конещелье, Каращелье, Палащелье.

Мезенская роспись очень хорошо передаёт природные мотивы этого региона — и цветом, и стилем, и размахом. Тонконогие, гибкие кони, изящные гуси, лебеди и простые, но насыщенные узоры — словно сказка, которая увлекает в другой мир, полный гармонии, добра, тепла и любви. Мезенская роспись мне стала очень близка. Вот откуда такое чувство возникло? Ведь я не родом из этих мест, но, видно, есть какая-то память именно этой красоты и гармонии. Может быть, те, кто соприкасается с мезенской росписью, испытывают что-то подобное. Моя мама родом из вологодской деревни, что стоит в живописном месте на чистой, прозрачной реке Кубена. В детстве, помню, мы туда летом ездили. Красота там неописуемая, а воздух! Лесная местность болотистая, мягкие кочки, мхи, валуны, но вокруг много ягод, цветов на заливных лугах, в лесах почти сплошной ельник да можжевельник. Помню поля золотой ржи в ярких синих васильках, как на картинах Ван Гога, просторы полей цветущего голубого льна и такие нежные жёлтые «купавки» по всему берегу чистой реки. И вспомнилось это, потому что Мезенский край и север Вологодской области во многом для меня схожи.

А фото это мою бабушку напомнило, она тоже часто так пряла. Они с мамой выбирали в выходной день на рынке стриженую овечью шерсть, приносили эти пушистые серые копны домой, чистили, теребили, чесали их, сворачивали невесомую кудель и привязывали к прялке. И вот также садилась бабушка за потертую от времени прялочку и тихонечко вытягивала из большого облака кудели небольшой кусочек шерсти, ловко скручивала его между пальцами, превращая словно по волшебству в длинную серебристую тоненькую нить, а потом ловко наматывала её на остроконечное веретено. А еще она при этом так красиво пела. Мы с братом потом носили согретые теплом и её любовью носочки и варежки. Изучаю Мезенский край, а все время с теплом вспоминаю маму и бабушку.

Загадка происхождения

Мезенская роспись считается самой молодой среди северных и в то же время имеет самые древние корни из известных русских росписей. Вот уж где можно смело сказать — мы знаем, что ничего не знаем о ней. Когда, как, из каких истоков возникла мезенская роспись, никто не может сказать точно. Элементы мезенских узоров очень архаичны и специалисты в один голос утверждают, что их корни скрыты во тьме веков. Серьёзных исследований о происхождении мезенской росписи практически нет, но есть множество теорий и версий. Какие-то на грани фантастики, какие-то вполне логичны, но имеют слабые места, одни дополняют друг друга, другие не стыкуются ни с чем. Рассмотрим основные версии.

1. Петроглифы

Графичность, такая лаконичность и даже примитивность рисунков, их цветовая сдержанность и чёткость линий навевают мысли о связи мезенской росписи с древними наскальными рисунками первобытных людей. Некоторые узоры напоминают петроглифы Заонежья, Белого моря и скандинавских стран. Там есть похожие олени, люди, лебеди, лодки. А лошадей нет. Лошади есть на Алтайских петроглифах. Зато в беломорских есть рыбы, а в Мезенской традиционной росписи их не рисовали совсем, хотя одним из популярных занятий мезенцев было рыболовство. Да и геометрический орнамент не блещет тем разнообразием, есть спирали, круги и полумесяцы, которые учёные трактуют как солярные и лунные знаки.

Мезенские кони и олени мне видятся более похожими на петроглифы Норвегии, писаницы верховьев реки Лены и Прибайкалья. Слабость этой версии в том, что христиане считали петроглифы «от беса», поэтому немного странно выглядел бы факт воспроизведения их на прялках и других повседневно используемых расписных изделиях.

2. Древнегреческие истоки

Сопоставив мезенские орнаменты с греческой росписью геометрического стиля Дипилон, можно отметить их схожесть — форма, терракотово-чёрный построчный орнамент, один из символов в росписи — один в один греческий орнамент… А этрусская керамика VIII в. до н.э. меня просто поразила своим сходством, этрусский конь выглядит как мезенский. Но как это возможно? Через Великий Новгород проходил известный торговый путь «Из Варяг в Греки». Значит, между этими народами существовали торговые отношения, возможно, через потоки товаров шло знакомство с художественными образами. Первые переселенцы на Русском Севере были выходцами из Великого Новгорода, может, здесь кроется ответ? Но можно ли говорить о преемственности? Схожи именно архаичные знаки, а таких много в древней керамике Мексики, Перу, Сирии, искусстве Индии, Индокитая, Средней Азии и других стран.

3. Новгородские корни и резьба по дереву

Существует версия, что у росписи могут быть и новгородские корни. Начало русских поселений в Мезенском крае относится к новгородскому периоду. Есть какое-то внутреннее родство у новгородских и мезенских орнаментов. Деревянные коники Великого Новгорода по очертаниям очень схожи с мезенскими, их тонкие ножки можно связать с резными узорами по дереву. Некоторые ученые считают, что росписи предшествовала контурная и трёхгранно-выемчатая резьба по дереву, распространённая в том числе и в Новгороде. Но другие утверждают, что в этих мезенских краях бытовала скульптурно-зооморфная резьба.

4. СТАРООБРЯДЦЫ

Мезенский край называли оплотом старообрядчества, вот и одна из версий с ним связана. После Никоновских реформ и последовавших гонений старообрядцы начали заселять берега Мезени, бассейна Печоры и её притоков Цильмы и Пижмы. На берегу рек, в этих труднодоступных местах, староверы основывали скиты и поселения, вели богослужения по древним канонам, переписывали книги, писали иконы и занимались ремеслами. Скрывающиеся старообрядцы (скрытники) жили и у сочувствующих им крестьян, которым помогали ткать, вязать, вышивать бисером и расписывать деревянную посуду. Сами скрытники учились живописному мастерству в паломничествах в Олонецкую губернию, где приобщались к карельским и поморским художественным традициям.

Здесь в самой Мезени находился в ссылке протопоп Аввакум. Среди прочего на Выге создавали рисованные лубки духовной направленности, расходившиеся по скитам и поселениям старообрядцев. Многие сюжеты и приёмы из них перешли в северные росписи. В Мезенской росписи закрепился сюжет дерева с крупными листами — древа жизни, древа познания. Художественные мотивы мезенской росписи можно встретить в рукописных книгах XVIII века, ведь и роспись красными и чёрными цветами на Русском Севере бытовала именно в старообрядческой среде. Кроме того, многие мастера в этих местах, расписывающие деревянные изделия, были ещё переписчиками и оформителями церковных книг.

В мезенцах действительно намешано немало верований. Большинство из них были стойкими старообрядцами, последователями Аввакума. Прочла в книгах Новикова Анатолия Васильевича (потомка основателя деревни Новикова Игната Ивановича, от чьего рода произошли многие мезенские мастера) о том, что в его роду было немало старообрядцев. При изучении краеведческих материалов Палащелья обратила внимание на своеобразные старинные имена палащельцев — Савватий, Мартемьяна, Аполлос, Капитолина, Андриан, Фелицата, Вавил, Феофания, Анфиноген, Евфимия, Исидор, Анисья, Ювеналий, Манефа, Илларион, Афимья, Модест, Стефан, Параскева, Лазарь, Манефа, Финоген, Пелагея, Малафей, Евмений. Ну чем не старообрядческие имена? Много в мезенцах оставалось и от язычества. Об этом писал в книге «Год на Севере» С. Максимов, а ему с горечью рассказывал местный священник Евграф Калинников в 1856 г.

5. Древнее искусство коми, чуди и угро-финского населения

Соседями и предшественниками русских и коми в этих местах были племена, известные металлопластикой «пермского звериного стиля» (предположительно VII в. до н. э. — XII в. н. э.). Исследователи видят преемственность от них в делении прялки на 3 мира, как на шаманских бляшках — подземный, земной и небесный, а также в части сюжетов.

С чем схожа ещё мезенская роспись?

— С узорами азелинской культуры III — V веков (кони на медных нагрудниках, найденные во время раскопок похожи);

— с узорами вышивки, образцами ткачества народов соседней реки Пинеги, но там тоже использовались архаичные узоры;

— с изображениями на скифских предметах.

Роспись красной охрой по дереву была распространена на беломорском севере со времен неолита. На территории Архангельска в раскопе неолитической стоянки «Кузнечиха» в ХХ веке обнаружили деревянную еловую доску (возможно, обломок лодки или весла) с геометрическим орнаментом красной охрой, сделанным в манере, очень напоминающей орнаменты лопастей мезенских прялок. Сходство очевидно, но как могла эта локальная традиция росписи сохраниться до нашего времени?

Возможно, что на мезенскую роспись оказали в разной степени влияние всё перечисленное. От новгородцев в роспись пришли кони, от коми — олени, из петроглифов могли позаимствовать рисунки. И чем дальше по времени, тем сложнее найти прямую связь с росписью. Версий происхождений много, но все соглашаются, что сюжеты росписи носят не бытовой характер, а истоки лежат прежде всего в мифологическом мировоззрении народов древнего Севера.

Возможно, в ней угадывается подлинная древняя мудрость и прямая культурная связь с нашими далёкими предками? Словно они из глубины тысячелетий передают какое-то важное для нас послание.

Столица росписи

Говорят, что без прошлого невозможно понять и по достоинству оценить настоящего.

Поэтому давайте вернемся в Палащелье, где всё и началось. Итак, мезенская роспись бытовала только в одном единственном селе Палащелье в среднем течении реки Мезени. Художественный промысел зародился здесь предположительно в XVIII веке. Нигде в округе изделий с мезенской росписью в это время больше не производилось. Письменное упоминание о Палащелье как о центре росписи датировано 1904 г. Большинство обнаруженных прялок было сделано в 1870—1930 годах, а на самых древних указаны даты 1815—1854. Старожилы рассказывали, что доходами с росписи деревянных предметов кормилось все население. В XIX — XX веках в деревне работало все мужское население, роспись была профессиональным промыслом. Еще до 1930 к проплывавшим по реке пароходам на лодках вывозили на продажу многочисленные расписные изделия. Но век промысла был недолог. Постепенно он угас в связи с образованием колхозов и появлением новых заработков. После войны ремесло практически совсем исчезло. Жительница деревни Аксенова Елизавета Ивановна так комментирует: «Здесь много было проезжих вверх по реке — на Печору, в Коми. Они и покупали прялки, лукошки и всякое прочее. В войну перестали ездить, так и исчез промысел. Правда, после, в 60-х, в деревне этим делом занимался ещё Фёдор Михайлович Федотов, его дом стоит на самой околице. Но рисовал уже так, не ради приработка, а для себя — сам короба и корзинки плёл, сам понемногу расписывал».

Расшифровкой символики мезенской росписи начали заниматься в 1960. Стали сравнивать с другими письменами и искать общее. Оказалось, что в росписи нет ни одного бессмысленного штриха. Именно тогда мезенский промысел начал возрождаться. В 1962 году мастер Фёдор Михайлович Федотов, вероятно, выйдя на пенсию, вновь занялся художественным промыслом. В это же время мезенская роспись возрождалась в селе Селище мастерами Фатьяновыми.

Деревня рождалась дважды. По переписи населения 1552 года в Палащелье стояло 2 покинутых двора, скорее всего, у первых поселенцев сгорели дворы и они покинули эти места в поисках лучшего. Возможно, отсюда и название Палащелье — высокий берег реки, где был пожар (щелье, где был пал — пожар). Местные жители по-своему трактуют название села: «Тут уж не красная щелья, не белая, а совсем она пропала, пала щелья, одним словом». В конце XVI века сюда из Верховажья (а ведь это не так далеко от маминой родины) пришел Игнат Иванович, основатель палащельских династий Новиковых и Федотовых.

С этого момента и началась история деревни. Здесь занимались земледелием, охотой, рыболовством, птицеловством, собирали гусиный пух на продажу, разводили оленей, выращивали лошадей для извоза. Природа Палащелья по сравнению с другими деревнями была более суровой. Частые неурожаи заставляли местных крестьян искать прибыльное ремесло, чтобы прокормить и содержать семью. И они стали изготавливать и расписывать прялки и различную деревянную утварь.

Несмотря на глухие места, у жителей была постоянная связь с внешним миром. В голодные годы многие семьями уходили из деревни на родину предков или в Сибирь (может, и на Алтай?), а потом возвращались, отправлялись на временные заработки вплоть до Москвы, родственно общались с Печорой, Пинегой и Двиной, ездили на Пинежскую, Мезенскую и другие ярмарки, участвовали в морских промыслах и даже посещали скандинавские страны.

Они бывали во многих портах мира, отрабатывали по указу на Петровских заводах в Олонецком крае и участвовали в строительстве кораблей на Архангельских верфях. Уходили на службу, во время которой знакомились с разными странами и народами, многие участвовали в суворовских походах, некоторые в первую Отечественную войну побывали даже в Париже.

Известны хозяйственные и культурные контакты русских поморов со скандинавами. Вот и некоторые мезенцы жили с семьями в Скандинавии, другие брали жен из Швеции. Вот тоже интересный факт. Символ Швеции — красный деревянный конь.

Палащельцам довелось повидать многое. Так, Захару Евсеевичу Новикову довелось служить даже при царском дворе. Однако к концу ХХ века в связи с развалом совхозов и промышленных предприятий и отъездом семей в поисках работы деревня опустела. В 2010 здесь проживало всего 34 человека. Сейчас здесь, кроме заброшенной церкви и нескольких обетных крестов, практически ничего и никого не осталось. Сегодня деревня оживает только летом с приездом горожан, ещё не потерявших связей со своей малой родиной. На вопрос об истоках и истории мезенского промысла местные старожилы в ответ лишь качали головами и говорили, что появился он в незапамятные времена.

Как расписывали в старину

Мужская роспись

Мезенской росписью традиционно занимались только мужчины, только сын, отец, дед. Раньше говорили: «Мы рисуем, как наши деды рисовали». Возможно, это из-за сакральности росписи, с другой стороны, возможно, у мужчины-крестьянина было больше времени зимой, он был свободен от работы на полях, в то время как женщина была занята домашней работой и рукоделием круглый год.

Расписывали длинной северной зимой. Иногда собирались по трое, по четверо, ставили посреди избы «светильню» с лучиной и рассаживались кругом. Краски предоставлял хозяин — они большой цены не имели. Мальчики приучались к росписи с малолетства, делали прялки для сестер. На расписных прялках с рабочей стороны часто встречаются сцены охоты, рыбалки, выезда на конях, то есть того, чем занимались мужчины. Мужской можно назвать и технику письма — острую, угловатую, динамичную. За окном белым бело, а на только что сделанных прялках рождались целые истории, каждый рисовал свой мир.

Корневуха

Прялки изготавливали цельные, выбирали такие деревья, корень которых мог стать днищем. Дерево заготавливали зимой. Выбирали ель или березу с загибом, с корнем, так легче было вырезать лопасть и донце. Поэтому и имя такое — прялица-кокорица, или корневуха. КокОра — это самая прочная часть дерева, угол перехода толстого корня в кОмель (нижнюю часть ствола), у некоторых деревьев древесина кокоры настолько прочная и твёрдая, что сломать её крайне непросто. Березовые прялки стоили дороже, они были прочнее, мужчины делали их для своих невест или жен. Еловые шли на продажу, они отличались светлым оттенком и хвойным запахом. Расписывались изделия обычно зимой перед ярмарками. М. И. Мильчик писал: «Работали зимами. Сначала в лесу находили подходящие стволы с суками, чтобы из одного дерева можно было вырезать для прялки и лопаску, и копыло (подгузок). За день вытёсывали 10—12 прялок, затем недели две их сушили. И только тогда приступали к росписи».

Вохра

В старину такого разнообразия заводских красок, как сейчас, не было. Мезенская роспись писалась самыми простыми земляными красками в 2 цвета: красный и чёрный. Из красок мезенцы брали сажу и глину буквально под ногами. Обрывистые берега Мезени были полны мергеля — природного красителя красно-коричневого цвета. Его растирали и смешивали со смолой лиственницы — «таючей серой», как её называли. Смесь ставили в печь, томили, в тепле смола ещё больше таяла, растягивалась, склеивалась, в результате краска долго не тускнела и не выгорала. Принцип получения чёрной краски оставался тем же, но вместо мергеля брали сажу. Гораздо позднее стали рисовать фабричными красками, чёрной тушью и суриком. Чтобы структура была ярче, древесину перед росписью пропитывали горячим льняным маслом.

В традиционной палащельской росписи никогда не делали фон, рисунок наносился на природный материал: дерево (березу, чаще ель) или бересту. Сначала кистью (чаще всего из беличьего ушного волоса, а иногда из пряди собственных волос) наносили вохру — красно-терракотовую краску, делая замалёвок. Все прорисовки делались сверху вниз. После просушки красный узор обводили чёрной краской. Рисунок наносили быстро размочаленным концом специальной деревянной палочки (тиской), пером глухаря или тетерева, с изяществом прописывая детали бегущих оленей, коней и птиц. Компоненты «палащельского канона» имели свою терминологию: бёрдо — верхний бордюр из сеточек-решеточек, курочки — мазки-завитки под бордюром, следующие за ними коньки — ряды бегущих коней или оленей на паучьих ногах.

Секрет олифы

Расписанные вещи сушили в печах. Затем рисунок покрывали олифой с еловыми маслами, чтобы защитить его от истирания. Высыхая, она придавала фону солнечно-золотистый цвет. В старину олифу делали из конопляного семени, его сушили, толкли, месили и выжимали, а затем ставили на печь и доводили до готовности. Готовность определяли, бросая в состав глухариное перышко. Свернется перо — готово. Затем рисунок сушили, оставляя на ночь в тёплой печке, а потом натирали до блеска. Поверхность приобретала приятный блеск, казалось, что от прялки или короба в избе даже становилось светлее и ярче.

Древняя олифа ни в какое сравнение не идёт с современной. Был тут какой-то секрет. Современный мастер Иван Фатьянов вместе с отцом Федором Федотовым восстанавливал роспись и рассказывал, что хотел сделать всё по старинке, но не получилось: с олифой глиняная краска «слиняла». Хотя расписанный гуашью фасад стоит под олифой уже не один год, и ничего.

На ярмарки

Палащелье прославилось своими расписными предметами из дерева. В роспись вкладывали особый смысл. Известно, что мастера привозили на ярмарки расписные сундуки, солонки, чаши, хлебницы, грабли, решета, короба всех размеров и в большом количестве. Но особенно много было прялок и ложек. Все предметы, расписанные палащельскими мастерами, шли нарасхват на северных ярмарках в Холмогорах, Вашгорте, Мезени. Кроме бассейна Мезени ареал распространения включал районы Пинеги, Поморье, бассейны Ижмы и Печоры. Такая география связана с относительной дешевизной изделий. Из многих прялок крестьяне предпочитали именно палащельские. Покупали в подарок невестам и дочерям. Дарили их по значимым событиям, муж жене на свадьбу или к рождению ребенка. Были среди мезенских прялочек и с надписями: «Кого люблю — тому дарю», «Прялка прочная. Будешь держать и помнить», «Своей любушке любезной!», «На добрую память».

Самобытные мастера Палашелья

Династии первоклассных мастеров Новиковых (самый древний род), Аксёновых, Федотовых, Шишовых и Кузьминых работали в рамках палащельского «канона». Загорский историко-художественный музей-заповедник по результатам экспедиции 1961 года включил список ведущих мастеров за последние 50 лет существования промысла (с 1880 по 1930 годы) 24 человека.

Совершенно разные мастера по какой-то причине довольно строго придерживались единого канона и сложившейся системы письма. Но особенности манеры росписи зависели от характера и мироощущения художника. Новиковы рисовали крупный рисунок, Федотовы — с выдумкой, у них не было однообразных клеток, предпочитали разные узоры, Шишовых отличала щедрость изображения, у Кузьминых роспись оживлялась кружевом кружочков и чёрточек, а у Аксёновых получался аккуратный мелкий рисунок.

Новиковы. Старейшина фамилии почтенный седобородый Прокопий Семенович искусно вырубал прялки, вырезал ложки, чашки и сам же их расписывал. Он один из немногих изображал коней не только на прялках, но и на крышках лукошек и коробов. А ещё любил рисовать двух коней «на дыбках» внизу лопасти, у ножки. Особо отмечены работы Михаила Алексеевича Новикова, для которых характерно соблюдение древних традиций и их творческое переосмысление. Интересно, что при тщательном рассмотрении одной из прялок Новикова М. А. было обнаружено, что контуры оленей и коней были предварительно процарапаны.

Афанасий Прокопьевич Новиков любил крупный рисунок. Со вкусом располагал детали, старался ничего сложного не давать. Он хорошо набил руку, но часто торопился, так как нуждался в заработке. В противоположность ему Новиков Гаврила Васильевич писал мало, но старательно, прорисовывая интересные подробности, не упускал возможности дать над рядом коней ещё и ряд оленей. Помнят из Новиковых ещё Матвея Васильевича, а некоторые даже утверждают, что его роспись на прялках мельче и изящнее, чем у Гаврилы Васильевича. Игнатий Матвеевич Новиков выделялся мелким рисунком и авторским узором. Двое братьев Новиковых — Евдоким и Никифор Елисеевичи — расписывали только лукошки, зато по всем мезенским традициям. Один из Новиковых — Иван Григорьевич росписи научился в 17 лет от деда Василия Петровича и от дяди — старательного мастера Гаврилы Васильевича. На своём веку Иван Григорьевич расписал сотни прялок, его дом до сих пор стоит в деревне Палащелье, об этом писал мне его правнук.

Аксёновы. Степан Дорофеевич Аксёнов — по всеобщему признанию самый плодовитый мастер Палащелья. Из пяти сыновей короба и прялки расписывали Яков, Артемий и Сергей. Местные старики шутили: «Семья большая — экое место леса извели», но уважали и мастерство ценили.

Брат Степана Дорофеевича Василий не только славился мастерством и удачей по всему свету, но и красотой и статностью дочери. Про других Аксёновых известно меньше. Говорят, росписью занимался Кир Аксёнов, но он умер еще до Первой мировой войны, а его сын Матвей писал мало, потому что с фронта вернулся без руки. Он искусно и смело выводил узоры, а цифры у него с непривычки получались перевернутыми, как в зеркале. Охотник Фирс Аксёнов славился не столько мастерством, сколько умением торговаться на ярмарках, у него легко уходили и прялки, и лукошки, и поварешки. Про Филиппа Аксёнова, числившегося ямщиком, говорили, что у него ремесло «из рук не выходило». Он изображал на прялках коней, оленей, петухов и других птиц.

А вот Яков Аксёнов (Якунька) расписывал торопливо, неказисто, всегда спешил и даже оленей не писал — нарисует трёх коней и крестов наставит. Зато на ярмарках ему не было равных.

Рассказывали ещё про одного Аксёнова — Егора Михайловича, большое количество его прялок находятся в коллекциях музеев. У него имелся свой отличительный почерк. Рисунок Аксёнова был некрупным, мастер мог изобразить пароход, что считалось не простым делом, он достойно поддерживал традиции палащельской росписи. А вот двое из Аксёновых М. Васильевич в 1926 г. и в 1931 г. Иван (или Петр) немного отошли от канонов росписи и чуть изменили традиции письма, добавив в роспись прялок краску зелёного цвета. Возможно, они использовали для росписи голубую глину, которая после покрытия жёлтой олифой давала зелёный цвет. Затем подражатели росписи подхватили это начинание и стали использовать этот прием, давая росписи новый виток развития.

Федотовы. Одним из лучших палащельских мастеров считался Алексей Михайлович Федотов. Его вписанные в квадрат узоры отличаются сложностью и оригинальностью. В Государственном Русском музее есть прялка Никифора Федотова с прекрасно выполненным винтовым кораблем на оборотной стороне и надписью «Пароходъ Салавецкий в Онегу 1895». Такой корабль, кстати, не выдумка. «Соловецкий» принадлежал монастырю и совершал рейсы по Белому морю.

Писал колесные корабли Денис Федотов. Из Федотовых только один заслужил большую славу — это Василий Климентьевич, или Вася Климович. Он рисовал с большой выдумкой. Не спешил, расписывал с душой, следуя не только традиционным канонам, но и голосу своей фантазии. У Климовича узорочье более русское, чем у кого-либо из мезенских художников. Затейливые узоры поражают своим многообразием и оригинальностью.

Все прялки похожи, но нет двух точно повторяющихся. Особенно интересны вольные композиции на оборотной стороне прялки, где мастер свободен от обязательных узоров и может дать волю фантазии. Так щедро тратить свой талант мог только настоящий художник, для которого создание прялки — не ремесленная поделка, а произведение искусства, в которое вкладывают все способности, весь творческий опыт, всё горение души.

Шишовы. Зять Василия Климовича — Афанасий Иванович Шишов. Лесник по профессии, он лишь изредка занимался резьбой по дереву и изготовлением прялок, лукошек и прочих вещей, а также их росписью. Чаще всего он мастерил для родни, а не на продажу, поэтому не торопился, старался, соблюдал все традиционные принципы расположения узоров, но иногда прибавлял что-нибудь и от себя. Силуэт его прялки не прост, а как-то по-старинному красив: лопасть широкая и не с обычными 4—6 главками-маковками на верхушке, а с закругленным прорезным узором. Мастер отлично знал все мезенские элементы — и коней, и оленей, и курочек, и «бёрдо», но располагал он их по-своему.

Кузьмины. Мастер Иван Васильевич Кузьмин, подобно своему тестю Афанасию Ивановичу Шишову, всю жизнь работал лесным объездчиком и только осенью и зимой брался за прялки. Видимо, превосходный мастер Шишов сумел передать мужу своей дочери уважительное отношение к искусству. В 1920-х гг. в Палащелье к росписи подключились и женщины, в это время работал И. В. Кузьмин с женой Ниной Афанасьевной, Г. Г. Кузьмин с сестрами Агафьей, Анисьей и женой Ниной Егоровной, Шишова Елизавета Ивановна в это время тоже помогала расписывать работы своему мужу.

Поиск ответов