12+
Место крушения ветряных мельниц

Бесплатный фрагмент - Место крушения ветряных мельниц

Объем: 54 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Бабочки

С какой целью же всё распадётся на атомы,

Зачем мне скрежет над ухом чешуекрылых?

Не стоит более сравнивать с водопадами

Ничто, если видел менее ванны да мыла.

Однако случались раньше, бывало, моменты,

В которых хотелось больше, чем что-то ещё,

Разбить расслоившийся воздух на филаменты

И вшить фрагментами каждый, допустим, в плечо.

С тех пор не осталось и воздуха, не говоря о

Другом. Сейчас всё немного иначе, и вот

Стою с парой ног, что сюда не год ковыляла,

Насильно пихаю бабочек в свой же живот.

Я знаю, что нет никакой драмы в бабочках,

Пока не смогу убедиться — с места не ринусь,

Но драма, что их в кислотах как в наволочках

Со временем можно принять лишь за химус.


Клубок материй

Я вижу звёзды в мире новом,

Я вижу ход ярчайших цефеид,

Я бил землёй колени от обид,

И с болью ввысь взлетало слово…

Когда оно касалось снова

Лица границ небесно-рыхлых плит,

Я понял: старый мир по мне скорбит

И хочет счёт начать он скоро

Вчерашней цифре и узорам,

Слепой надежде, кровной вере,

Пустым, бездумным в землю взорам,

Но он не может в полной мере

Поведать тайну новых чувств,

Крутя в руках клубок материй.


Моря, океаны, конверты

Моря, океаны, конверты.

Дышать ради суши и ею.

Свистят обгоревшие ветры

(Они только это умеют).

Конвертов забытая важность

Запрела на складках, а вена

Бумажная бьётся о влажность,

Представьте, ещё ведь есть пена,

Способная к неким коварствам

В пределах густой гидросферы,

Так письма являлись лекарством

И новой причиной холеры

На суше, где, впрочем, такая

Болезнь не давалась врачам,

Там сохнет «привет, дорогая»

И льётся наружу «прощай»,

Сыреют границы абзаца,

Ей-богу, кидай хоть в костёр,

А буквы желают достаться

Не тем, кто бы их лихо стёр.

Моря — будто свежий фраппе

В стакане с кусочком прилива.

И кто-то, не знаю, пункт «Б»

Уже потерялся в чернилах,

Надеясь на судна, что врозь

Стоят, украшая мольберты.

Жаль, редко так движутся сквозь

Моря, океаны конверты.


Приросшие к субстрату

Трещины жирнели, расползаясь от откорма,

В них солнце, упавшее в вату,

Сгорало, покрывшись румяной коркой,

Над домами, приросших к субстрату.

Точно символ опухшей страны,

Ржавостью схваченный серп и тары.

Змеиная морда покажется из травы,

Ей станет домом новым серпентарий.

С громом созвучных язвенных арий,

Ядом забрызганных, не будет больше,

И стержень каждой единицы парий,

Со столом слившись, становится тоньше.

В сгустки невольно друг с другом слипаясь,

Покидают эфир исхудавшие корпускулы,

Понеже единая всё же слепая

И обнажает свои безобъёмные мускулы.

Эхо отвергает запотевший лоб,

Насильно о стены разбивая хруст вер.

Едва ли удержит собою потоп

Ногами втоптанный в землю бруствер.

Вследствие взрыва рождённые колбы

Распестрились, как благоухающий сад,

А снизу ими целованы толпы

Или им же подобный немой суррогат.

У плебеев и патриций инструмент один

Для восхождений и разрушения впрок:

Кто-то взберётся, спустя карабин

И верёвку, иной — спустя курок.


Керосин

Ты чувствуешь запах крадущейся гари?

Согласен, его я не чувствую тоже,

Но крикни, пока не исчезли в кумаре,

Если что-нибудь вспыхнет в прихожей,

Если лёгкие впустят ошибкой угар,

Который бессознательно не отторгла,

А мой из ушей не выходит пар,

На полпути встав где-то поперёк горла.

И что мне теперь? Поперхнуться и впредь,

Лишив свои лёгкие лекарства,

Пылать и стараться не догореть

Или всего лишь-то не возгораться?

Или всего лишь-то больше не жечь,

Оставляя пространство для вечных сукцессий?

Уже льётся газообразная желчь

И с нами делит воздух цезий.

И, будто всё зная, кривая осина

Уже за окном дотлевала заранее.

Поздно винить нам пары керосина,

Когда вокруг нас идёт возгорание…


Изувеченный

Я хрипел, не дыша, изувеченный.

Перепел свои вопли на бис.

Знаю, за горло душа, кто здесь вечны:

Каюсь, точно не вы и не высь.

Воздух разбитый в сегменты полей

Обух магнитного поля окислил,

Арканом стянув черенок. «Не болей!» —

С экранов туманили мысли.

Увянув, как прежде, воспряну.

Затянут потуже — обрушатся веки,

Да что мне, невежде! Я прямо

За шторой, шершавой, как вехи,

Встану и буду дрожать. Но упрямо.


Город

Город утонул бы в зелени публично,

Казнью снегу если б стали стельки

Стоп прохожих, коим непривычно,

Не дрожа, врастать в свои панельки,

То есть норы… Нет, увы, берлоги,

Провод свесив в конуру (сугроб),

Свет чтоб впитывали ваши ноги,

Втаптывая путь к коллекции из роб.

Я бы утонул! И я бы, я бы…

Прах желаний превратился в ком.

Я б прочувствовал хребтом все ямы,

Бездыханно канув, но ни в чём, а в ком! —

Это гриф «секретно», мы же тонем,

Надышавшись мёрзлым редким светом.

Город льдиной на моей ладони

К локтю начал плыть, крошась при этом.


Общепит

Начинаются прежние чревоугодные хроники.

Циклизация ваших потребностей вновь нерушима.

Тривиальная просьба унять ваши вечные колики

В бесконечном масштабе кишечников неисполнима.

Доставайте тарелки, ещё не разбитые вдребезги,

Вытирая вспотевшие руки от пекла реальности.

Хорошо только тем, кто на кухне взирает на верески,

Символически вросшие в кольца её сегментарности.

В абсолют возведя семантический корень субъекта,

Разыскали и цель бытия, невзирая на чувства, их вид,

Задавая голодному духу неправильный вектор

Прямиком в недостатке на Джоули наш общепит.


Рваное море

Вспенясь, свисало до пола волнами

Рваное море с неровной гардины.

Сквозь бушевание ткани местами

Взгляд мой ловил неживые глубины.

Помнил я ранние золота дюны,

Скрытые полупрозрачным стеклом.

Выросли мели, и я уж не юный,

Много с тех пор ведь воды утекло.

Нечего мне наблюдать за пустыней

Вместо беседы с угрюмой стеной,

Снова надеясь, что сердце остынет,

Точно я моря коснулся спиной!

Гневно я раньше хватался за шило,

Гребень летящей волны отсекал!

Ныне желаю, чтоб море зажило.

Свисло прибоем к ногам с потолка.

Капли кувалдой стучат по макушке.

Крепко колени схватил я, укутавшись мхом…

Где-то снаружи раскрылись ракушки,

Бликом дублетных жемчужин врываясь в окно.

Буйность стихии встречала сквозняк,

Рябью рисуя узоры в окне.

Улицы светит прибрежный маяк…

Кажется, всё-таки я был на дне.


Опухоль

Жжётся едкая под кожей

Опухоль.

Я давлю её рукой

Сломанной.

Глубже въелась тяжкой ношей.

Надо боль

Скрыть, унять и пнуть ногой,

Скованной

Той же цепью, что и тело,

Панцирной.

Туша стала хрупче вазы

Гжелевой.

Всё от шума онемело

Рации:

«В лёгких десять метастазов,

Шей его».

Хворь наружу вынув кистью

Временно,

Врач сказал — залечит раны

Вросшие,

Молвил жить своею жизнью

Медленно,

Чтоб мои зажили шрамы

Прошлые.

Скачет жизнь без чувства боли

В городе,

Орган стукнет вновь по лбу

Обухом,

Ноя, что до сладкой крови

Голоден,

Ведь несёт ещё одну

Опухоль…


Узники

Звёзды застыли в решётке ресниц,

Узники слепли, гоняя слезу по углам.

Тёрка глубоких округлых темниц

Мелко истёрла реальность в бедлам.

Мир бесконечно пустых двух глазниц

Таял по формуле старой в построенный хлам.

Семь позабытых грехом верениц

Ринулись через замочную скважину в храм.

Мною изученный мир раскалился числом,

Оным отсчёт начинают бегущим годам.

Словно для нас, простаков, это всё ремесло…

Строя декадами жизнь под спокойной звездой,

Слепо её никому в маете не отдам,

Век от себя отогнав или даже другой.


Орбиты

Эта плотность известна, как битум,

Вязкость чья — образец всем болотам.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.