Бесплатный фрагмент - Место действия — Земля

Книга 2. Внуку Димке.

Пролог

Мы приходим в этот мир ниоткуда и уходим в никуда. Можно сказать, командировка. В промежутке между Днём приезда и отъезда пытаемся выполнить командировочное задание: понять мир и поделиться знанием с человечеством. Познавая этот мир, люди смогут сделать его лучше.

Эта книга для познавателей.

Литературный жанр книги — художественно-документальный, сочетание повседневного реально-бытового и фантазии на темы возможного развития исторических событий. Реконструкция и перспектива. Факторы, определяющие ход истории, через призму иронии. Старые времена и новое прочтение.

Эта книга для думающих.

До развала СССР называли самой читающей страной мира. Суетливость и прагматизм современности свели чтение к фантазийно –детективному жанру. Вкрапление кратких описаний культурных ценностей в канву данного повествования лишь напоминает о богатстве литературы. Эта книга для читающих.

Прелюдия

Русскоговорящие пленники совсем освоились и смирились со своим положением. Все они выехали в Германию из Казахстана после развала СССР, а в 1943–й год попали из 1994-го, прямо со свадьбы в Ганновере. Сначала на сборный пункт, где их переодели, и, самолётом, в Белгород. Воспитанные Советским Союзом, врагом они считали Германию 43, поэтому в окружении немцев о своём происхождении помалкивали. Форму им наши сапёры заменили на красноармейскую, Валера и Георгий взяли себе пару их немецких камуфляжей, оружие. Интересно, что перемещению в прошлое этих казахских немцев тоже, как и у друзей-компаньонов, предшествовала драка, с местными иммигрантами, прямо на свадьбе в Мюнхене. Вероятно, в этой драке Эгрегор стран оси Рим-Берлин-Токио зафиксировал сильный всплеск патриотических эмоций и отправил их генераторов в прошлое для моральной поддержки. Эффект получился обратный и утром 5-го июля казахские немцы исчезли из 43-го года. Сам факт их появления на Курской Дуге история не сохранила ввиду очевидной невероятности.

Укрытия для подрывников оборудовали почти на границах минных полей, тщательно замаскировали. На окоп Георгия положили доски из обшивки разбитого блиндажа, сверху взгромоздили плиту от миномёта. Он незамедлительно уснул с подрывной машинкой на коленях, последние слова, которые никто, кроме мышей-полёвок не услышал, прозвучали как обещание: Танки разбудят!

Валера, перед погружением в окопчик, ещё раз оглядел окрестности. Последние сомнения в танко-будильнике развеялись. Приползут! Подманит плоская поверхность, поросшая пожухлой полынью, просохшей после проливного вчерашнего дождя. А ведь из танка не разглядеть проплешины солончаков, и разведка о них уже не доложит. Все в землю лягут, все прахом будут! И, уже погружаясь в дрёму, картинку памятную внутренним взором воспроизвёл: солончак в казахской степи трактор заглатывает, крыша кабины на солнце блестит, танк тяжелее, быстрее утонет. Последние шаги маскировщики сделали, с этого момента — только ползком. Вообще, в то утро ползание по-пластунски овладело массами. Полки немецких гренадёр атаковали ползком, за привычными к ползанию сапёрами. И даже это успех не гарантировало,

Те, кто прошёл войну пешком, в первую очередь, сами заботились о себе. Избавляя от этого однополчан. Помогали соратникам. Снижая тем самым нагрузку командиров взвода, роты. Ветераны, которые пишут, что редко видели в своём окопе командира батальона и никогда — командира полка, возможно пишут правду, но глупость. Только чрезвычайные события приводят командира полка в стрелковую ячейку и заканчиваются такие визиты в соответствии с загнавшей в этот окоп старшего командира оперативной обстановкой — гибелью всех, кто с ним рядом. Пусть лучше штабные в штабах своё дело делают, чем вместе с ними отстреливаться в окружении до последнего патрона…

Выставив наблюдателей, свалились в сновидения командиры рот, взводные, уснул в своём НП артиллерийский корректировщик лейтенант Чернов.

Пристроив у пулемёта «Максим» Николая, помчался по направлению к гудящим за холмами моторам, Марк. Добравшись до грунтовки, ведущей к селу Черкасскому (через противотанковый ров), спрыгнул в пустой окоп и устроился отдохнуть. Услышал треск мотоциклетных моторов, успокоился — плановая встреча — и снарядил 4 гранаты Ф1, одолженные у запасливого Сахно. Выложил перед собой, привстал, выглядывая — вот мотоциклы, рядом. Очень споро метнул все 4-и Эфки. Выпрыгнул из окопа, стал на колено, короткими очередями добил мотоциклистов, до них было метров 20. Пробежался и столкнул оба мотоцикла в кювет. Трупы убрать не успевал, на дороге замаячили танки «Великой Германии».

Марк практически, в живую, наблюдал момент расхождения теории немецкого военного искусства с практикой. Превосходный план погряз в болоте.

Танки расползались в поисках каких-нибудь укрытий, некоторые остановились, потянулись в небо трассы зенитных пулемётов, полетели снаряды автоматических пушек. Высоко под облаками гудела девятка куцекрылых Бостонов, поворачивавших на боевой курс. Под «шумок» Марк побежал к своим, за противотанковый ров, в блиндаж Пилюгина. Навстречу Бостонам, выше их, шли три девятки Ю-87, «лаптёжников». Битва за господство в воздухе начиналась большими группами бомбардировщиков.

5 июля

Главный удар 48-го танкового корпуса фон Кнобельсдорфа наносила наиболее мощная моторизованная дивизия «Великая Германия» генерала Вальтера Хейерляйна, выполнявшая задачу — к 10.00 сломить сопротивление 196-го гв. стрелкового полка 67-й гв. стрелковой дивизии и овладеть селом Черкасское. Серьезные трудности возникли при выдвижении выделенных «для усиления» новых танков «пантер». Они не только не смогли своевременно подойти в указанный район сосредоточения, но и существенно осложнили выдвижение танкового полка «Великой Германии». Уже в течение марша начало выходить из строя по техническим причинам значительное количество боевых машин Т-5 «пантера».

Интересующиеся военной историей могут прочесть в книге В. Замулина «Курский излом»:

«Командир 48-го корпуса планировал после того, как саперы сделают проходы в минных полях и противотанковом рву, а переправившиеся через него боевые батальонные группы фузилеров и гренадеров вытеснят русских с первой линии траншей, ударить по участку между Коровиным и Черкасским, где проходил стык 71-й гв. и 67-й гв. сд, смешанной танковой группой: „Великая Германия“ (129 боевых машин) и 10-й бригадой „пантер“ (200 Т-5). Он справедливо рассчитывал, что сильный удар по правому флангу 67-й гв. сд и левому 71-й гв. сд заставит их командиров сконцентрировать все усилия и резервы именно в этом районе. Тем самым будут ослаблены другие участки. В полосе наступления 48-го тк танкопроходимых мест было мало. Сеть населенных пунктов очень густая. Причем села, как правило, располагались у глубоких балок, вдоль пойм рек или ручьев. Некоторые из них протекали через весь населенный пункт, создавая дополнительные сложности бронетехнике при попытке его захвата. В таком же непростом месте находилось и Черкасское».

Танковые атаки немцев грамотно строились известной «свиньёй» — клином с «тиграми» и «пантерами» впереди и на флангах. Так как «пантеры,» возглавлявшие атаку по техническим причинам (конструктивные недостатки) и неопытности командиров начали выходить из строя, а их было много на узком фронте, то и «рабочие лошади войны» Т-4 не могли их обойти для продолжения атаки. Требуя движения вперед, чтобы наверстать упущенное время, полковник Декер загнал свою бригаду Т-5 в непролазное болото.

Во второй половине дня 5 июля юго–западнее Черкасского группа танков полка мех. дивизии «Великая Германия» попала на поле минно-огненных фугасов (МОФ). К тому времени «засадный полк» — Валера и Георгий успели выспаться и два раза позавтракать сухим пайком. Отгородившись от мира боевой задачей и маскировкой они отрешённо наблюдали беготню связистов, суету обозников. Но первоначальный план выполнялся: незримые голоса из траншей и окопов посылали охотников разместить свои позиции на минном поле далеко в стороны.

Немецкие танки с автоматчиками появились неожиданно, только что гудели где- то и вот уже здесь! Штук 40—50 разнообразных бронированных машин: танков Т-3; Т-4; Т-5; Т-6 и транспортёров «Ганомаг» заполняли вспаханное бомбами поле. Лавируя между воронками, передовая «пантера» раздавила «пивной ящик». Марк никогда не видел извержения вулкана, но представлял его именно таким. Сначала полыхнуло под танком, потом из земли вырос огненный столб, поднявший вверх правую (по ходу) гусеницу и танк лёг на левый бок.

Ударило по ушам, а танк продолжал валиться, пока не лёг на башню. Люки не открывались, из-под кормы потянуло дымом, синеватые язычки пламени плясали над растекающимся по земле бензином. Ухнуло ещё и ещё, в считанные секунды пламя охватило 15 боевых машин, между ними катались по земле, пытаясь сбить пламя, десятки автоматчиков и танкистов. Передовые тяжёлые танки разворачивались, срывая гусеницами верхний слой дёрна и вязли в густой чёрной грязи. Грозные в атакующем строю, немецкие танки напоминали слепых котят на дне корзины.

Начитанный Георгий (в семье была обширная библиотека) вспомнил объяснения своего отца и немецких историков: недоработанными конструкторами «пантерами» управляли недоученные экипажи. Это толкование всплыло в памяти как воздушный пузырёк в кипящей воде, ниоткуда. И жалости к обречённому врагу он не испытывал, отчего-то знал — где-то на огромном фронте воевал в это время и его отец, в 44-м демобилизованный по ранению. Заметив в оставленную для наблюдения щель в маскировке, что поравнявшиеся с его окопом танки и «Ганомаги» тоже разворачиваются, крутанул ручку подрывной машинки и нажал кнопку. Взорвались замкнутые на его машинку мины и выбросили жиденькие кустики грязи. Не особенно навредив броне, паники экипажам добавили. Такую же цепочку взрывов устроил Валера. Правда, он не занялся созерцанием содеянного, напротив, выскочил из-под маскировки и побежал к укрытию Георгия. Ловко уклоняясь от рычащих, пукающих клубами дыма и разбрасывающих шмотья грязи, танков, отковырнул миномётную плиту: Живой? Григорий разогнулся: — Не знаю.

— Уходим!

В это время танковый полк дивизии «Великая Германия» огромным железным клином окончательно застрял на краю минного поля перед заболоченной балкой южнее Черкасского. Экипажи, уже заехавшие на гиблое место и ошеломлённые диковинными взрывами, бросали машины и пытались найти естественные укрытия: блиндажи, окопы. Саперы приступили к расчистке подходов к противотанковому рву. Переправа бронетехники через естественные препятствия, умело усиленные противотанковым рвом и минами, стала главной задачей, над которой билось командование не только дивизии, но и всего корпуса почти целый день. Если бы ночью разведгруппа победила в схватке с друзьями-компаньонами, если бы «казахских немцев» встретили обычные солдаты (и, конечно, перебили), ход сражения был бы иным. Но о «если» уже говорилось.

А те, кто выжил в этом побоище, рассказывали о падающем с неба огне, танках вверх гусеницами, бессовестных русских, воюющих пивными бутылками.

67-я гв. стрелковая дивизия 36-летнего полковника Баксова А. И. бала атакована частями трёх дивизий 48-го танкового корпуса. Майор Пилюгин всё-таки попал в госпиталь со своей язвой, но по ранению в ногу. Лейтенант Чернов погиб, заваленный взрывом на своём НП. «Казахские немцы» исчезли непостижимым образом, но в кутерьме 6-го июля, когда танки рассекли дивизию на части, было не до них.

Советская авиация рано утром 5-го июля нанесла упреждающий удар по аэродромам немцев, именно по аэродромам, самолётов на них не застала. Предупреждённые радиолокаторами, они успели взлететь. Немецкому превосходству в воздухе наши лётчики могли противопоставить только исключительную смелость. Тактические удары: контр арт подготовка и бомбовый, ожидавшихся результатов не принесли. Зато инженерные укрепления заставили немцев менять тактику.

«Мы встретили ожесточенное сопротивление, и, несмотря на все усилия наших войск, им не удалось продвинуться вперед, — вспоминал начальник штаба 48-го танкового корпуса генерал фон Меллентин.

«Перед дивизией „Великая Германия“ находилось болото, а по ее плотным боевым порядкам вела сильный огонь русская артиллерия. Саперы не смогли навести необходимые переправы, в результате многие танки стали жертвами советской авиации — в ходе этого сражения русские летчики, несмотря на превосходство в воздухе немецкой авиации, проявляли исключительную смелость. В районе, занятом немецкими войсками, в первый день боев откуда–то появились русские, и развед подразделения дивизии „Великая Германия“ вынуждены были вести с ними борьбу».

Эти самые русские, Валера и Георгий, выполнив боевую задачу, углубились в тыл «Великой Германии» по двум причинам:

Во-первых — в передних рядах гибли даже танки;

Во-вторых — любили оправданный риск.

Немецкие маскировочные куртки с летним зелёным рисунком, длиной до средины бедра, подпоясанные ремнями, оружие, свирепые физиономии делали их не отличимыми от вражеских разведчиков. В дополнение к маскировке поднимали какого- ни будь раненного немца и волокли его. Отойдя метров 300 от устроенного ими побоища, свернули к оврагу, изображая патруль. Обратили внимание на катившие в этом направлении бензовозы с канистрами и 200-т литровыми бочками в кузовах. Забрались в кабину разбитого грузовика, превратив его в Наблюдательный Пункт (НП). Стали считать бензовозы, но, когда скрылся в овраге шестой, оттуда вынырнул мотоцикл с двумя жандармами. Поблёскивали нагрудные бляхи — горжеты с полицейскими орлами.

(«Gorget» -англ. Латный воротник). Очевидно, водители бензовозов доложили фельд-жандармам, что двое долго сидят в разбитом грузовике. Не учли немецкую склонность к «стукачеству», а ведь это черта «характера нации». Мотоцикл направлялся прямо к грузовику.

Начитанный Георгий прошипел: — Менты. Их даже фрицы не любят. За ношение горжетов на цепочках ласково обзывают: «Kettenhunde» — «Цепные псы».

Валера согласился, за что их любить. Они порядок требуют. Ты стреляй колясочника, а я второго возьму. Выскочил из кабины и стал мочиться на колесо. Неизвестно почему, но все полицаи мира воспринимают это интимное общение с природой как глубоко личное оскорбление. Этот, лишь только из-за руля выбрался, начал орать. По немецки, но матерно. Валера продолжал оскорблять колесо. Жандарм поступил не оригинально, сапогом под зад. Валера поймал сапог двумя руками, за носок и каблук, выкрутил его по часовой стрелке. Упитанное тулово провернулось вслед за стопой и рухнуло оземь, крепко ударившись. А у Георгия не заладилось. Пистолет-пулемёт МР 40 заклинило, не стал стрелять в своего, а опыта заставить его, просто не было. В результате Валера увидел, как два воина воюют со своим оружием. Георгий лихорадочно дёргал затвор, а немец пытался высвободить пулемёт МG 42 из крепления к коляске мотоцикла. Его водитель уже норовил встать на ноги. Валера выхватил из кармана брюк Walther РP (нем. Вальтер) и поразил обе цели — нагрудные бляхи — горжеты. Целился «под яблочко», туда и попал.

— Почему не сказал, что стрелять не умеешь? Горькая правда лучше сладкой лжи — голос Валеры выдавал внутреннее волнение, выдержка, выработанная воинской выучкой, выражаться воспрещала.

— - Гансов прятать надо, они и мёртвые напакостить могут! Бери за ноги и тащи в ближнюю воронку. Или дохлых врагов боишься?

— ХОРЕ ДУТЬ! Ты, как старший, должен из меня солдата делать, а не дурака! Я думал из него как из Калаша стреляют.

— Спрячешь жандармов, прячься сам и не спать! Я в разведку, на пол часика

Валера оседлал мотоцикл и завёл его.

— Никуда не уходи! — Это пожелание или приказ Георгий едва расслышал, мотоцикл удалялся и его тарахтенье затихало. Поэтому собственные возражения отложил, двинулся к ближнему «грузу 200». Ему случалось видеть покойников на похоронах, проходить рядом с гробом в ритуале прощания, но не более того. Как и большинству мужчин его возраста его времени. С 1945 по 1994-й год Советский Союз, затем Россия, войны не знали. Совсем ограниченный контингент защищал Родину на границах и за их пределами. Не из болтливых был контингент, берегли кровь и грязь войны от читателей баталисты-писатели. Георгий искренне завидовал Валере, которому боязнь покойников и брезгливость были незнакомы. Упускал из виду предшествующий этап становления воина Валеры, закаливания психики в борьбе за выживание.

Однако собрался, подсел, ухватил жандарма за лодыжки и поволок, благо, силёнкой Бог не обидел. Боялся, вдруг ещё живые — и что?

Летом темнеет поздно, но быстро. Валера возник (другого слова не подберёшь) у кабины грузовика — прибежища Георгия, около 22-х часов. Сгусток темноты, больше воображаемый, чем видимый, сверкнул белыми зубами, отразившими лунный свет:

— Спишь, салага! А мне как спать хочется! Но одно дело сделать надо, и к своим, отсыпаться.

— Склад ГСМ рвануть? Туда ещё десяток бензовозов проехало. Да, я разобрался как из этого шмайссера стрелять! Рукоять взвода справа, в паз утоплена, как предохранитель!

— Теперь давай MG 42 осваивать. Время есть, и необходимость тоже.

Вот кнопка предохранителя на рукоятке, справа, утапливается до конца. Слева появляется буква S. Нажимаешь её, справа появляется буква F — Feuer, Огонь, ну ты знаешь. В Донбассе такими воевали в 2014-м. Короб с лентой на 250 патронов. Не шикуй, у этой машинки скорострельность сумасшедшая. Бей короткими, на нашу войну хватит.

— А куда стрелять, Херр Офицер? Хоре дуть!

— Что у тебя за присказка такая? До полуночи время есть, расскажи.

— Это дома, в Запорожье. Под окнами пацанята играли, один, лет этак пяти, на осколок бутылки, донышко, сел. Остальные заорали, я выскочил. Раненного, всего в крови, к себе принёс, йодом прижёг, воздуха набрал и дую на попу, что бы не больно. Вдруг слышу:

— Хоре дуть! В смысле, телячьи нежности! И кровь остановилась. Ни разу не заплакал, бандитом вырос, убили. Осталась от замечательного образчика человеческой породы одна эта фраза.

— Грустно, девочки. «Времена не выбирают, в них живут и умирают». Родись он чуть с девиацией: раньше-позже, мог с нами в окопе геройствовать, а так…

— Не скажи, от человека многое зависит.

— С Марком поговори, он философ. Я практик. В 12.00 у склада ГСМ, а это, тебе полезно знать, те самые бочки под маскировочной сетью, смена часового. Топает разводящий, за ним дежурная смена гуськом. Хальт, кто идёт? Пароль? Немцы будут как глухари на току — только себя слышать.

Я мотоцикл вывожу на прицельную дальность — метров триста, ты с короткой остановки короткими очередями кратенько, до возгорания, по бочкам. Патроны через два зажигательные, как по заказу. Под фейерверк отступаем к нашим, там километра три грунтовка и болото.

Реконструкция. Семья. Телефонный разговор.

— Ирочка, здравствуй!

— Ой, да кто это? Лариса, это ты?

— Я это, кто ещё в такое время звонить будет? Ведь поздно уже.

— И ничего не поздно, мы ложимся в 11-ть, как мальчишек в постель загоню.

— Как твои мужики? Не болеют?

— Николая нет, ты это хотела узнать? Марк Николаича тоже нет, я правильно понимаю?

— У Коли же телефон переносной есть. Ты звонила?

— Чего ради? Ещё 10-ти нет. Звонила, конечно, трубку не берёт. На встрече, наверное. Треплются за жизнь, как он говорит. А чего болтать, что они изменить могут? Вот мужики, всё им кажется, вода без них не освятится. Сидели бы уже.

— Эти разве усидят? Марк, после операции, когда на постельном режиме дома был, на костылях в магазин ковылял. Я на работу, а он гулять. Падал два раза, сам потом рассказывал.

— А Коля? Когда они колёсами торговали, на сутки пропал. Думала, всё! Завелась гадина! А он эти колёса на складе охранял, их складские грузчики растаскивать начали.

А телефон этот такая ненадёжная вещь. Только к пейджеру привыкли, на тебе мобильник! Толку от него, «Вне зоны доступа», а где? Не говорит, зараза!

— Вот ты умничка, всегда настроение поднимешь, а от этих болтунов одно беспокойство. Ну ладно, хорошо, что Коли нету, мне так спокойнее. Вместе не пропадут. Чмоки-чмоки!

— И я тебя! Спасибо за звонок.

День третий

Начался этот день с Ноля часов, как начинались все дни до него, но, кроме начала, ничего обычного в этом дне для Марка и Николая не было. Допрашивали их порознь, а поскольку легенда о разведчиках, возвращающихся домой, складывалась «на ходу», то и нестыковки складывались в высшую меру социальной защиты. Расстрел.

Марка разбудили около полудня довольно вежливо, дёргая за ногу. Проспишь всю войну, гудел приятный, какой-то домашний голос. И первое, что всплыло в пробуждающемся сознании:

— Позвонить домой, ночевать то не пришёл! Но голос не утихал, слова звучали отнюдь не ласковые. Что-то про белогвардейскую сволочь, которая покинула кладбище для служения врагу трудового народа.

Сон пропал, вернулось объективное восприятие реальности. Она нависла над нарами, усатая, в каске, с блестящими в свете коптилки в руках, глазами.

— А скажи мне, товарищ Мельников, батю твоего Яковом звали?

Чуть с языка не сорвалось — не отца, дедушку. Спохватился вовремя, отвечать не стал, попросил разрешения встать.

— Давай поднимайся, землячок, я тебе и так дал поспать. Я в этой землянке был, когда ты пришёл. Сразу сходство заметил, мало что лицо одно, так ты на нары рухнул, совсем как Яшка после гулянки. Но немцы всё равно спать не дадут, уже в предполье 191-го полка выползают.

— Как же минное поле? Там мои ребята.

— Надеюсь, живы. Туда артиллерия не стреляла. Немцы свою разведку берегли, она должна была наш тыл взбаламутить. Наши твоих берегли. Мотоциклистов ты убрал, а Фон Меллентин думает, они дальше поехали.

— Ещё один был, Макаров, я его у пулемётчиков оставил.

— Чёрт, Синюшкин с ним разбирается, как бы чего не вышло. Побежали! Только автомат оставь, я ещё допрос не закончил.

Майор Главного управления контрразведки «Смерш» Народного комиссариата обороны СССР Бандурко А. С. это словечко пользовал широко: в атаку — побежали; с поднятой рюмкой — побежали. В этот раз он довольно резво выскочил из блиндажа и «побежал», обтирая стенки, по траншее. Завидев бегущего 120-ти килограммового майора, солдаты, освободившие по приказу особиста — капитана Синюшкина блиндаж, вжались в стенки траншеи, некоторым удалось втиснуться в окоп для пулемёта. Майор сорвал заменявшую входную дверь плащ-палатку и влетел в блиндаж. Через его плечо заглянул Марк.

Солнце было высоко и его лучи освещали переднюю, до земляных нар, часть блиндажа. Посредине был столик из снарядных ящиков, накрытый для бритья: зеркальце, помазок в консервной банке с мыльной водой, чистая тряпочка. Опасная бритва была в руке Николая, прижавшегося спиной к обшитой досками стене и яростно шипевшего что-то вроде «Волки позорные». К противоположной стенке, с пистолетом в руке, прижался спиной капитан, шипевший «контра недобитая». Первым отвёл взгляд от противника Николай, но лишь за тем, чтобы наябедничать:

— Он меня ударить хотел!

Последовало громогласное: Прекратить!

— Тише, товарищ майор — вмешался Марк, а то немцы услышат и прекратят наступление. Гоняйся потом за ними.

Дружный хохот напомнил о слушателях в траншее, и офицеры взяли себя в руки.

— Синюшкин! Проверку закончить. Некогда. На немцах отыграетесь.

В академических театрах реплики подаются вовремя, на театре военных действий села Черкасское немцы запоздали. Сначала из-за контр арт подготовки, потом из-за первого, спалившего 15 танков, подрыва минно-огненных фугасов. И последующих подрывов.

Огромная мощь, накопленная перед противотанковым рвом, прожгла оборону на стыке полков 67-й дивизии. Началась, хоть и очень медленная, переброска через выжженный огнемётными танками проход, лёгкой бронетехники.

Танк Т-3, с двумя огнемётами на башне, как огнедышащий дракон, мог направлять огненные стрелы прямо в амбразуры, окна и двери на расстоянии шестидесяти метров. Шипящая 3–4 секунды струя огня убивала и обугливала всё при температуре 1000 градусов по Цельсию. Они и занялись выжиганием проходов в широко раскинувшихся минных полях. Пока не сгорели сами.

После бомбёжки

«Мишка Бадигин, пушкарь от Бога, так нас учил. Сначала — голос звучал в мозге, минуя органы слуха, ласково, и как-то по-родственному — роют ровики для укрытия, а потом только — площадка под орудие. Стоит только два штыка вырыть, ты уже можешь лечь, в землю спрятаться — тут уже не опасно. И правило такое — никем не заведено, но мы его твердо выполняли: ровик отроешь обязательно на том месте, если такое место есть, где след мины или снаряда, разорвавшегося. Потому что мы сами, артиллеристы, знаем, что дважды в одно место снаряд исключительно редко попадает. Поэтому каждый облюбовывает место и там ровик делает, где оставил след немецкий снаряд. Тогда надежно можешь себя чувствовать» — пока журчал в голове этот голос, вернувший его в полный звуков, дрожащий от них, мир, сознание Николая возвращалось из нирваны, где ничего этого не было. Вообще ничего.

Восторга личный контакт с бесконечностью не вызвал, Николай весь устремился на голос, возвращаясь в темноту, вонь горелой взрывчатки и просто вонь, радостное ощущение тяжести на придавленных чем-то ногах — значит, есть ноги! Есть руки!

— Ты кто? — спросил он голос.

— Ещё один ожил. Ты как, сильно раненный?

— Ещё не знаю. Минуту назад оживать начал.

— Тогда вникай в обстановку. Нас тут живых, с тобой, четверо, в блиндаже заваленных. Я Сахно, корректировщик, с лейтенантом Черновым вас встречал. Ребятки из пополнения, я им сказки рассказываю, чтоб не померли. Шевелиться из нас никто не может, надежда на тебя. Ты не суетись, осторожненько пробуй наверх пробиваться. Мы ведь дышим, значит ход воздуха есть. И далее: — Гриша! Васятка! Вот и подмога пришла, помирать не надо.

Николай слова разбирал плохо, но смысл уловил. Его положение в заваленном блиндаже и в окружающем мире было предпочтительней остальных, ведь он даже ещё не родился, как же ему помирать? Начал ощупывать темноту вокруг, вытягивать из неё обломки досок и подсовывать под себя. Сахно продолжал декламировать фронтовые премудрости, новобранцы откликались на его частые: — Гриша! Васятка!

Подземный мирок жил. Жил! И дождались. Где-то над ним залаяла собака. Потом зазвучали голоса и принесли надежду. Свежепогребённые закричали, кто как мог, призывая спасателей. И они не заставили себя ждать.

Часом позже в лунном свете можно было разглядеть перекуривающих на дне глубокой воронки (бомба-пятисотка, не меньше) бойцов: Валера; Георгий; Марк; Николай; Сахно — по алфавиту.

Новобранцы Гриша с Васяткой обшаривали позицию, собирали оружие, патроны, воду. Немецкий овчар Шарик в яму не полез, сидел на выброшенной взрывом земле, зализывал подраненную ногу.

— Подводим итоги дня — начал Марк — мы опять у гансов в тылу, наши отошли, перегруппировка. Пока все раны зализывают — бойцы посмотрели на тёмный силуэт вверху — как этот противотанкист, предлагаю догонять своих. До рассвета время есть.

И, аккуратно загасив «козью ножку», полез из воронки. Голосовали ногами, полезли следом. Николай всё порывался рассказать, как его свои чуть не расстреляли, но Сахно оборвал: — А кто тебя, оглушённого, в блиндаж спрятал? Чужие?

Этот старый солдат, с украшенным армейскими усами рябым лицом, так умело подбирал слова, что вполне мог справиться с обязанностями политработника, о чём высказался Георгий. Оказалось, Сахно — парторг дивизиона, неосвобождённый. Валера посоветовал ему стать после войны писателем. За болтовнёй разобрали найденное Гришей-Васей оружие: две винтовки Mauser 98K, немного патронов в подсумке, гранаты, наши и немецкие. Очевидно, боя, как такового, на этой позиции не было, а пара убитых немцев, чьи винтовки достались салагам, попала под случайный снаряд. Двинулись навстречу заре походной колонной. Головной дозор — Марк и Шарик, основные силы гуськом, арьергард — Валера и Шарик, бегавший туда-сюда.

Марк, про себя, отметил, столько случайностей и все — в плюс. Как подтверждение мысли, подбежал Шарик. Пёс прибился к Валере-Георгию ночью, на нём были остатки ременной сбруи, и он ел предложенный хлеб, что свидетельствовало об армейской принадлежности. Похоже, собака была из подразделения истребителей танков. Главное, немцев чуял заранее, успевал предупредить, тыкаясь в ноги, мешая идти. Без шума. Лаять отучили.

Прямо как сейчас!

Марк замер, подняв руку. Его увидели, а Шарик грамотно побежал в хвост колонны, к Валере. Дальше команда ползла, изредка Марк останавливался, прислушивался, приглядывался. Увидел. Немецкий часовой вышагивал по траншее, по десять шагов в каждую сторону.

— Тоже пополнение, — подумал Марк, — для него главный враг пока ещё — ротный фельдфебель. Нет бы затаиться в уголке, шагает, чтобы в блиндаже слышали. Teufel — нем. -Чёрт! А ведь перестанет шагать — могут услышать! Блиндаж, похоже, штабной, не спальный. Спрятал трофейный кинжал, пополз обратно, вдоль растянувшейся на траве «колонны», собирая гранаты. Отдал их Валере.

Немецкие оказались без капсюлей-детонаторов, зато к Ф-1 у Сахно нашлась парочка запалов. Валера ввинтил запалы, пополз ко входу в блиндаж, Марк пополз к повороту траншеи, остальные бойцы за ним. Шарик грамотно остался на месте.

Ползущие бойцы шуршали одеждой, хрустели ветками, звякали железом, заставляя Марка корчить страшные рожи. Но по-настоящему он рассердился, когда Валера встал на ноги и зашагал к окопу.

— Wer ist da?

— Ich habe. Это я.

Валера прыгнул. Прямо на торчавшую из траншеи голову в каске. Вот это был шум! Из сплошной тьмы вырезался жёлтый прямоугольник, и полоса неяркого света легла на обшитые досками стенки окопа. В этом пятне возникла тень, шевельнулась, отпрянула, исчезла. Ударила автоматная очередь, пули застучали по доскам. Почти сразу ухнуло и стало темно. Через несколько секунд ухнуло снова. И наступила тишина. Только зарницы, взрывы, трескотня пулемётов километрах в полутора.

Валера выпрыгнул из траншеи, подошёл к поднимавшемуся из положения «Дополз!» компаньону (в прошлой жизни).

— Докладываю, расход гранат — две штуки. Этот блиндажик с дверью оказался, пришлось ждать, пока откроют.

— Видел я всё, на бис так сможешь?

— Нет, слишком много везения. Когда-то может закончиться.

— Думай позитивно. Пацанят возьми на зачистку блиндажа, пусть постреляют, пороху понюхают. Мы к передовой осторожненько пойдём, на звуки боя, догоните.

Поднялись с земли Георгий, Николай, Сахно. У бывалого солдата появилось, как он назвал, соображение:

— Там, куда мы топаем, танкисты Катукова стоят. Я к ним ездил на конференцию противотанкистов в июне. Сдаётся мне, они в обороне долго не усидят, рванут в контратаку. Нам где-нибудь схорониться до их наступления и ударить навстречу. А то между двух огней сами сгорим, и не заметят.

Сразу посыпались предложения в развитие «соображения», но Валера позвал Гришу-Васю и спрыгнул в траншею. Марк твёрдо пообещал сам себе добиться исполнения приказов и повёл говорунов на восток. Всех опередил Шарик. Отошли от атакованного блиндажа минут на сорок и тормознули в ожидании арьергарда. Расположились в воронке, Марк разрешил высказывать «соображения», по очереди. Выступил с заключительной цитатой:

«Обилие вариантов никогда не считалось достоинством плана».

.Всем приказал искать подходящее укрытие на день. К окончанию производственного совещания Шарик привёл Валеру с бойцами. Отряд развернулся в цепь и двинулся по направлению подсвеченной ракетами передовой.

Облака на востоке уже розовели, когда Николай наткнулся на почти целый ДЗОТ (ДеревоЗемляная Огневая Точка). Свиснув по цепочке, созвал товарищей.

В предрассветном полумраке они увидели земляной холмик с наехавшим на него горелым огнемётным немецким танком Т-3, очевидно из тех, что первыми переправились через противотанковый ров. Танк, уже убитый, наехал на амбразуру, ослепив гарнизон ДЗОТа. Защитники покинули его через дверь в противоположной амбразуре стене сооружения, оставив её открытой. Ломиться в неё не стали, пока вездесущий Валера не снял растяжку на базе гранаты Ф-1. Ещё одну обнаружил уже внутри Сахно, догадавшись подсветить фонариком. Заботливо оставивший «подарки» врагам, гарнизон не обидел своих. Бочонок с водой, мешок с банками тушёнки, сухари. Отряд готов был плясать от восторга, только Марк с Валерой переглянулись, отметив про себя очередное везенье.

Отправили Васю — по алфавиту впереди Гриши, да и по возрасту самый молодой, с 26-го годика, в охранение, сели завтракать. Не сказать, что в ДЗОТе было просторно, но с фляжкой Сахно и тушёнкой стало даже уютно. Поведали о своих приключениях Валера и Георгий. После боестолкновения с жандармами, на трофейном мотоцикле Zündapp KS750 — нем. Цундап, поехали взрывать склад ГСМ. Согласно плану налёта, с 300 метров Георгий дал очередь по хранящимся на складе бочкам. Самое смешное — рассказывал Валера, размахивая руками с флягой и сухарём, — он попал по стоячим 200-литровкам и грохот был ужасен. Кто же знал, что полные бочки лежали на земле, а пустые стояли в ожидании отправки в тыл! Зато экипаж стоявшего под заправкой полугусеничного транспортёра «Ганомаг» начал разворачивать 37-ми мм пушку.

Времени на упражнения в стрельбе немцы нам не оставили, пришлось удирать. И что вы думаете? Этот гроб на гусеницах по грунтовке шёл километров полста, а я «Цундап» бежать быстрее не могу заставить, у него, наверное, привод на коляску был включён, еле ползём. Мотоцикл на полном газу дымит паровозом, за ним газовое облако стелется. «Ганомаг» в этом дыму по степи несётся, сам газует отчаянно. Луна этот хвост кометы серебряным делает. Вижу, догоняет, скоро раздавит, 10 тонн боевой вес. Крикнул Георгию прыгать, сам автомат в руки взял, чтобы не потерялся, на коляску глянул — пустая. Толкнулся левой ногой: назад полетел, в сторону, как учили. Перекатился по ходу, мотоцикл умчался вперёд, полугусеничная консервная банка — за ним, мимо меня. Я гляжу ей вслед, а её там нет! Вот она была и нету! Уехала на совсем!

Вспомнил, что вроде бы слышал громкий плеск, когда по траве катался. Тут Георгий отозвался, я к нему: — Живой? А он опять: — Не знаю.

Пошли вперёд, посмотреть, куда транспортные средства делись? Метров 20 протопали — обрыв, чернота погуще. Ползём. За край выглядываем, дыханье спёрло! В смысле, кто-то спёр и вместо нас дышит. Мы и смеяться, и плакать готовы были, а ровно дышать — нет. Знай край, да не падай. Смотрели сверху, с высоты обрыва, метров с трёх.

Этакую инженерную преграду называют эскарп. Ступенька вверх. Если подъехать к обрыву снизу. Мотоцикл и бронетранспортёр подъехали сверху. Ступенька вниз, контр эскарп. Полёт с трёх метровой высоты и приземление в болото.

«Цундап» уже утонул, «Ганомаг» был ещё в процессе. Пяток фрицев занимался выживанием: матерились, тащили на сухое раненных, стонали, бинтовали раны. Мы тихонько отползли, добивать не стали, чтобы не светиться. И пошли к вам.

Реконструкция. Валера основательно хлебнул трофейного шнапса, разговорился. Содержимое фляги Сахно порционно булькает в желудках воинов. Оратор, пользуясь темнотой ДЗОТа, вещает на дозаправке из фляжки. Представьте себе, призывно звучит его голос, через 50 лет откопают потомки «Ганомаг» целёхоньким, в болоте железо не портится, и что сделают?

— На плуги переплавят — авторитетный Сахно.

— Немцам продадут! — это Николай.

— Немцев после войны не будет — опять парторг Сахно. Их союзники поделят на части. Будут французские гансы, английские фрицы.

— А если скажу, что Германия опять нашим врагом будет, заодно с союзниками? — наседает Валера.

— Товарищ Сталин не допустит — чуть ли не впервые подаёт голос молодой, с 26-го, Гриша.

— И тут же командирское: Хватит болтать, дай Васе позавтракать. Бери Шарика и на пост. Смотри там, не высовывайся, что подозрительное, сразу в ДЗОТ и дверь на задвижку. Через 2 часа меня разбудишь. Держи часы. Уже после хлопнувшей двери — Сталинист юный. На Бога надеялись, а сами оплошали. Национализм как тот Феникс, не горит, не тонет.

Реплика Марка повисает в сонной темноте.

Реконструкция. Два часа прошло-пролетело и Марк проснулся. Умение руководить людьми предполагает управление своим организмом, включая головной мозг, который и пробуждается в заданное время. Годы учёбы в Академии и богатая практика после, развили заложенные в каждом, но реализуемые одиночками, способности. В том числе, стратегическое мышление.

В чём беда Манштейна, — обращается Марк в пространство — он стратег! Придумал уничтожить Курский выступ и вперёд. Но тактика требует, чтобы его войска думали, как он. А войска — люди, они жить хотят. Поэтому мы сильнее, что жизнь без победы не представляем. В этом наша стратегия и тактика.

Колебания воздуха, которые и есть звук, характеризуются многими параметрами: мощность; частота; бас; а капелла, визг — но главный показатель звука человеческой речи — слышимость. Когда говорит Марк, его слушают. Кто с интересом, кто жадно внимает, а Валера с завистью.

— Слабость твоего Манштейна в том, что много на себя берёт. А случись у него понос, и войско без командира. Вот насчёт общего желания победить, ты прав. Оно здесь, под Курском впервые пересилило «выжить». Почему нам здесь везёт — мы не сомневаемся в победе и всем колхозом стремимся к ней!

— Вы оба правы, — это Николай, «за ценой не постоим!».

— Товарищи дорогие — Сахно говорит с придыханием — я на фронте с 41-го, а первый раз под умный разговор просыпаюсь. А то всё «Тревога», «Немцы» или просто стрельба. Можно перерыв сделать, я по-маленькому, быстро!

Дружный хохот подтвердил общность желаний.

Удобства находились во дворе, в ровике, поэтому утренняя гигиена заняла определённое время. Умыться, правда, не получилось, ну а зубы на фронте «враги начистят».

Завтракали тушёнкой с сухарями, продолжая начатую спросонья конференцию. Скептически настроенный Сахно завтракал в охранении, отправив Гришу в ДЗОТ кушать и умных людей слушать.

Примечание. Фельдмаршал Эрих фон Манштейн реально был больше стратегом, чем тактиком. Поэтому стратегическая ошибка оказалась фатальной и притащила тактические. Манштейн не учёл, что только великие цели порождают общность людей, он же собирался только укусить Советский Союз за Красную Армию, уже не мечтая его уничтожить.

В первые трое суток наступления немцы ещё не распылили свою мощь, и вера войск в победу не была утрачена. Однако командиры допустили ряд ошибок при планировании мощного танкового тарана в реальных условиях передовой. Прусская гордыня и личные счёты привели бригаду «пантер» на неудачно выбранный участок местности, где она должна была наносить удар. На узком фронте разворачивались не только два ее батальона, но и ударные силы дивизии «Великая Германия». Концентрация на трех километрах нескольких сот боевых машин из разных частей, автотранспорта с четырьмя батальонами пехоты и артиллерийских тягачей привела к пробкам на основных направлениях и потерям на минах и при налетах штурмовиков.

Не желая повторять ошибку фельдмаршала, друзья-компаньоны целью назначили Победу над фашизмом, тактикой достижения цели — партизанскую, ночные вылазки.

Прежде всего необходимо было оглядеться. Расползлись по соседним высоткам.

Через час приползли обратно к ДЗОТу. Валера восторженно описал удачное расположение их пристанища. Когда немцы побегут, можно их расстреливать на дороге, до неё метров 500. А между дорогой и Дзотом болото, брод есть, но его поискать надо. И ещё пушку поискать, со снарядами. Георгий ползал к хутору Берёзов. С расстояния километр разглядел склад, разгружались большие грузовики, грузились мелкие. Перевалка. Марк нашёл склад разряженных немцами наших противогусеничных ТМ 41. И, надо же, ящик с взрывателями к ним. Немцы — народ аккуратный. Пушку ещё найти надо, а с этими кастрюлями можно воевать сегодня. Лишь бы не увезли!

К 23-м часам доели последнюю тушёнку и сухари, разделились на два отряда. Марк повёл Николая и молодых на минирование дороги, Валера с Георгием отправились грабить перевалочный склад.

Шли по степной траве, стараясь не шуметь. Война в округе тоже затихла, выдохлась. Конечно, спали далеко не все, источники жуткого беспокойства природы — человеки, лишь перешли от истребления собственного вида «разумных млеко питающихся» к подготовке орудий истребления завтрашнего дня. Они чистили винтовки, меняли воздушные фильтры и шприцевали катки, набивали ленты — делали всё, чтобы утром продолжить убивать себе подобных. И не было другого пути у Колеса Истории.

Бесшумных засад не бывает, вспомнил Марк книжки Стругацких, Искателей Пути.

«Разбойников выдает скрип тетивы, серые штурмовики неудержимо рыгают от скверного пива, баронские дружинники алчно сопят и гремят железом, а монахи — охотники за рабами — шумно чешутся. Но в кустах было тихо».

Часовой, поставленный охранять склад разряженных советских мин, просто спал. И выбор: будить его, или нет — не рассматривался. Он и не проснулся. Снимать часовых Марк умел не хуже других.

Днём ползал по этому складу «тихой смерти» и никаких часовых не было. Очевидно, это был сапёр, готовивший мины к транспортировке и скоро за ними приедут. Нашёл ящик с взрывателями, снарядил 4 мины, вручил по паре штук Васе и Грише. Показал, как укладывать их в дорожную колею, отправил бойцов в разные стороны грунтовой дороги. Сгибаясь под грузом ответственности — две мины весили всего лишь 11 кг –- бойцы исчезли в темноте. Николай занялся снаряжением и установкой мин рядом с их складом. Марк прихватил ящик со взрывателями и понёс прятать про запас в сторону от дороги. Спрятал в окопчик, воткнул разбитую трёхлинейку как ориентир, пошёл за минами. Не успел.

С запада, куда ушёл Гриша, уже несколько минут гудели моторы. Марк прилёг возле собранных немцами мин, приник к земле, прислушиваясь. Шум многих колес, колонна грузовиков. И вдруг яркая вспышка, через секунду грохот взрыва. Беспорядочная стрельба. С противоположной стороны, с востока топот — Вася. Запыхался, чуть было мимо не пробежал. Выдохнул — Немцы! На лошадях едут.

— Тихо! Я их встречу. Вы Гришу подождите минут пять, отходите туда, — показал рукой, если его не будет, уходите сами. Там окопы, я вас найду. Если уж совсем одни останетесь, не паникуйте, топайте к ДЗОТу. Будь живы!

Стащил ремень автомата через голову, побежал по обочине. Метров 50-т спустя, остановился, прислушался. Уже слышны голоса, скрип тележных колёс. Сошёл с дороги, пригнувшись, неслышно заскользил в темноту. Спрыгнул в окоп, снизу разглядел на фоне неба силуэты запряженных в телеги першеронов. Короткой очередью смахнул с облучка ездового. Не попал, ночь всё-таки, мушку не видно. Пробежал вдоль окопа, дал ещё очередь. Посеял панику и пошёл обратно к своим бойцам. Позади бухали винтовочные выстрелы, на месте недавнего взрыва стрельба прекратилась, колонна стояла.

Вот и склад «тихой смерти», уснувший навсегда немец. Тихонько позвал ребят — никто не отозвался. Следует отметить ещё одно не кажущееся странным совпадение данного исторического периода. Командующему фронтом Н. Ф. Ватутину было присуще стремление к ведению активной обороны.

Он не хотел пассивно ждать, когда противник нанесет очередной удар, стремился навязать ему свою волю. Абсолютное сходство поведенческой реакции, и Марк стелящимся шагом поплыл в сторону остановленной Гришей колонны грузовиков. К сожалению, как показали дальнейшие события, решения обоих командиров не всегда базировались на всесторонней оценке обстановки и возможностей наших войск.

Марк шёл один против колонны автомобилей с немецкой пехотой, оправдывая своё нахальство тем, что не собирался её уничтожить, всего лишь задержать. Николай Фёдорович был более категоричен. Он продолжал, без учета реального соотношения численности и качества войск противоборствующих сторон, строить планы, суть которых сводилась к одному: «Разом навалимся всем фронтом и раздавим неприятеля». Однако, сказывают, танкист Катуков М. Ф. подсказал Верховному Главкому РККА правильную тактику перемалывания врага — пусть медленно, но верно, понуждая атаковать.

Отговорить Марка было некому, и он перешёл в наступление. Кроме намерения дать возможность оторваться от противника Грише, подспудно разгоралась злость на спящих в такое время авиаторов, которые могли гораздо больше чем он. И вот, когда Марк уже прицеливался в ближайшие огоньки фар, он услышал гул моторов Бостонов А 20. Похоже, девятка бомбардировщиков заходила на цель. Фары машин гасли, панцергренадёры разбегались по степи, ныряя в щели, окопы, блиндажи. Воевать стало не с кем, Марк, не стесняясь заорал: Гриша! Домой!

Побежал обратно, прыгнул в окоп, где спрятал взрыватели к ТМ 41. Под ногами ойкнуло мягкое: — Товарищ командир!

— Лежите, сейчас бомбить будут. И, счастливый — людей не потерял, авиацию накликал, растянулся на дне окопа. В небе гул моторов перешёл в рёв, визг, свист. Вздрогнула земля, ухнули первые взрывы, мелькнула мысль — Неужели я могу вызывать самолёты? Тут же сменилась похожим на молитву: — Господи, спаси и сохрани нас! Сверху сыпались комья земли, обшитые досками стенки окопа трещали, прогибаясь.

Девятка, вызванная ночным разведчиком У- 2 (ПО- 2 с 1944г. Человек не может воздействовать на самолёты силой разума, а вот пилот У-2 колонну грузовиков углядел) до того пролетела над забитым войсками хутором Берёзов, вызвав немалый переполох.

Под гул моторов и трескотню зениток самозваные фуражиры (старинное название снабженцев) Валера и Георгий бегали по хутору вместе с немцами, выискивая машину с продуктами. И ведь нашли!

Огромный Mercedes-Benz MB L6000 разгружал коробки с сухими пайками в крупповские полуторки и телеги. Как только пролетели самолёты, Валера подошёл к загруженной телеге и выяснил, куда она направляется. Ездовой, из ветеранов 1-й Мировой, всё объяснил лже-жандарму. Оказалось, по пути. И они поехали. Следом шёл Георгий, на плече нёс мешок с галетами. Простой приём, кто будет останавливать солдата с поклажей? Ясно без слов, выполняет чей-то приказ. Как только выехали из развалин хутора, ветеран прошлой, доброволец текущей войны, получил рукояткой Walther РР по голове и упокоился в ближайшей воронке. Война.

Порядок движения изменился, Георгий вёл под уздцы упряжную конягу-першерона, а Валера работал ГПЗ — Головной Походной Заставой. По широкой дуге двигались к ДЗОТу. С запада к нему подходили диверсанты Марка. Тоже с добычей, тащили ящик с взрывателями к минам ТМ 42. Встретились на берегу, там, где начиналось болото. Поднимался предрассветный туман и понадобилось немалое везение, что бы до утреннего оживления фронта добраться домой, к ДЗОТу. Шатаясь от усталости, перетащили добычу под деревоземляную крышу. Першерона заманили сухариками в ровик, ведущий к двери ДЗОТа, поделились остатками воды. Телегу опрокинули, имитируя неисправность. Охранять вызвался Николай. Усевшись на бруствер, он первым делом скинул натиравшие ноги трофейные тапочки. И мир стал значительно лучше.

6 июля

На войне не всегда планы удается воплотить в жизнь. Существует огромное число обстоятельств, которые невозможно учесть. Искусство полководца — принимать правильные решения при недостатке исходных данных. Фон Манштейн, и Марк были в равном положении: не все риски были учтены, а действия и возможности противника до конца не просчитаны. Именно такая ситуация сложилась утром 6 июля. Необходимо отметить, что Н. Ф. Ватутину было не проще.

Участок фронта, на котором действовали диверсанты Марка, характеризовался отсутствием стабильности. Тактический успех мог склонить весы к стратегическому выигрышу. Однако, 6-е июля оказалось настолько богато противоречиями, что даже итоги дня победителя не выявили. Контратаки планировались, обстоятельствами отменялись. Потеря роты «Тигров» объявлялась крахом летней кампании, своевременная доставка горячей пищи — признаком того, что наступление развивается по плану.

«Вышедшая около 10.00 из Быковки разведка 2-го гренадёрского полка мехдивизии СС „Лейбштандарт“ сообщила около 11.00 об обнаружении неподалеку от Осиновки „отдельных русских, по–видимому, без боевой задачи“, об отступательном движении на ведущих на север дорогах и о колоннах на трассе Дуброво — Черкасское, движущихся в северном направлении».

Точнее, это не разведка сообщила в штаб корпуса, а те, кто посылал разведгруппу в количестве 10 рядовых с офицером. Выехав на мотоциклах в обнаруженный с воздуха разрыв советской обороны, группа, проехав по целине более трёх километров, наткнулась на отбившийся от своих артиллерийский расчёт с модернизированной, образца 42-го года, сорокапяткой. Пушка, единственная из батареи, уцелела в ночном встречном бою. Пехотного прикрытия не было. Из личного состава боеспособными оставались пятеро рядовых недавнего пополнения. Воспользовавшись темнотой, они, буквально из-под немецких танков, вывернули упряжных лошадей и покатили туда, где стреляли, где были свои. Мобилизованные из освобождённого от оккупантов села, они очень не хотели опять попасть под немцев. Рассвет застал их в чистом поле, решили переждать. Скатили пушку в воронку, передок с оставшимися снарядами — в другую, лошадей стреножили и завалились спать. Вполне возможно, немцы проехали бы мимо, но заметили стреноженных лошадей. Остановились и быстро обнаружили спящих. Правдиво доложили по рации о «русских без боевой задачи». Совершенно упустили из виду возможность присутствия других русских. Ехали то по своей территории.

Обнаружил вражескую разведку Марк. Он сидел на башне горелого танка, так основательно превратившего грозную Огневую Точку в Деревоземляной дом отдыха уставших воинов. Не то, что бы ему хотелось воевать, понимал, за ночь его бойцы крепко вымотались, поэтому и дежурил лично. Однако, не покидала подсознание мысль о сверхзадаче, для решения которой он и его друзья-компаньоны попали в это время в это место. Поэтому даже обрадовался, когда рокот мотоциклетных моторов отвлёк от болезненных размышлений. Надо сказать, что грохот откатившегося к востоку фронта не стихал ни на минуту, но уже давно служил как бы фоном остальных звуковых проявлений активности мира. С высоты танковой башни Марк углядел приближающийся отряд и поднял по тревоге свой. Выскочили из спального ДЗОТа бойцы и смело поползли на встречу врагу. Этот манёвр обсуждался перед отбоем и каждый знал, что должно твориться!

Тактический приём окрестили «перекатом». Двойка движется к бою по очереди: один перебегает, другой прикрывает. Решение на открытие огня принимает ближний к противнику, бьёт ближайших врагов, второй отстреливает врагов второго плана.

Отряд Марка к 11 часам окружил, используя складки местности, веселившихся мотоциклистов. С левого фланга зашла отработанная связка Валера-Георгий, справа — Марк-Николай. Главные силы: Сахно, Вася, Гриша прикрывали ДЗОТ. Шарик, с его армейским чутьём на неприятности, из ДЗОТа не выходил.

Немцы разбудили пинками спавших в ровике артиллеристов, согнали их в кучку, и офицер на ужасном русском пытался выяснить что они тут делают с четвёркой лошадей. Радист в телефонном режиме уже доложил о захвате пленных в штаб полка. Момент был признан удачным, и Марк короткой очередью прекратил допрос. Четыре автомата плюс винтовка Сахно создали необходимую плотность огня, немцы дорого заплатили за невнимательность. Двойки смело шли на сближение с противником, немецкие разведчики сопротивления не оказали. Не успели. Жестоко поплатились за профнепригодность.

— Не тот немец пошёл, констатировал ветеран Сахно. И он был прав. Вскоре только пятеро вновь освобождённых из плена остались на ногах. Их захватчики сидели в колясках мотоциклов, лежали возле них, в разных позах, одинаково не живые. На поле боя недоставало ворон, этих украшений батальных картин. Впрочем, их роль сыграли сами немцы — проворонили свою судьбу.

Психологи называют «завышенной самооценкой» переход «уверенности в себе» в «самоуверенность». Для воина это гибель. Не менее опасно почивать на лаврах, даже думать об этом.

Марк бегом преодолел расстояние от бугорка, из-за которого стрелял с колена, до освобождённых вторично славян. На ходу короткой очередью добил шевельнувшегося мотоциклиста, рявкнул: — Становись! Равняйсь! Смирно! Остановились даже осматривавшие поле боя его соратники. Недавние жертвы фашизма на глазах превратились в красноармейцев. Правда, ошеломлённых происходящим. Выстроились в шеренгу, рассчитались: — Пятый, расчёт окончен. Марк представился, провёл перекличку. Назначил старшего — Пилипенко. Естественно, из-за фамилии и украинского говорка (армейская аксиома: лучшие старшины — из хохлов). Приказал запрягать, и Николай повёл упряжку с орудием к ДЗОТу.

Все вместе взялись за «наведение порядка». Немецких разведчиков стащили в большую воронку, собрали (для отчёта) солдатские книжки. Один из мотоциклов загрузили трофеями, и Георгий поехал вслед за орудием. Остальные три скатили в квадратную, 10Х10, яму, оставленную мелиораторами. Марк и Валера изучали карту из планшета командира разведки. Определив своё местонахождение обнаружили, что согласно карте сидят они в глубоком болоте.

— Вот она, разгадка — обрадовался Валера — карта врёт! Протянул планшет Марку, пальцем ткнул в зелёное пятно, ограниченное с севера лесом, болотистое на востоке, пересечённое пунктиром грунтовой дороги. Судя по каналам и озеркам, тут в 30-е мелиораторы много ковырялись, торф добывали. После них болото усыхать начало. Да нынешнее лето сухое и жаркое, все мемуаристы об этом пишут. Гансы карте верят больше, чем себе, дороги держатся, там их и бить надо.

— Давай сматываться, дома поговорим.

Холмистая местность скрывала дорогу, немецких наблюдателей на высотках не было, ушли следом за танками. Красная армия занимала здесь оборону с весны и давно обнаружила несоответствие местности и топографии. Поэтому возвели огневую пулемётную точку. Но, как только пулемёт открыл огонь, от колонны отделился танк и пополз к ДЗОТу. Поливал степь из огнемета, выжигая перед собой разбросанные хаотично мины. Наехал на амбразуру и загорелся от метко брошенной бутылки с КС — горючей смесью. Защитники ДЗОТа перебили экипаж и ушли, оставив бесполезную позицию. Новый гарнизон вырабатывал новую тактику, учитывая появившиеся возможности. Анализ ситуации подсказывал:

— Достигнутые немцами успехи объяснялись тщательной подготовкой к операции, исключительно тесным взаимодействием между авиацией и наземными частями. Следовало нарушить взаимодействие.

— Бронетехника шла по разминированным проходам. Следовало пустить её по минам.

— немцы признавали искуснейшую маскировку русских, в мемуарах писали «Ни одного минного поля, ни одного противотанкового района не удалось обнаружить до тех пор, пока не подрывался на мине первый танк или не открывало огонь первое русское противотанковое орудие». Тактика кочующего орудия заставит их разворачиваться в боевой порядок, терять темп наступления.

Не все командиры рассуждали столь рационально. Последствия совместного решения Н.Ф.Ватутина и Чистякова И. М. на проведение немедленного контрудара оказались трагическими. Линия Боевого Соприкосновения (ЛБС) отодвигалась всё дальше от ДЗОТа. Враг вышел на коммуникации оборонявшихся частей.

Провели ревизию имеющегося для определения возможного. Из пополнения Пётр Самоха был до войны учеником тракториста. Получил горелый танк с задачей придумать, как откатить его от амбразуры.

Пушку затащить в ДЗОТ было никак, поэтому выбрали позицию на соседней высотке, молодёжь отправилась рыть орудийный окоп и аппарель для лошадей на обратном скате. Командир Сахно, все передвижения ползком. Лопата одна, со щита орудия. Отцепили пушку на вершине холма, сели на выпряженных лошадей, чтобы отогнать их туда, где Сахно уже начал копать укрытие. С высоты лошади увидели — -Танки!