Бесплатный фрагмент - Мертвожар

Поехали

I

Каждую ночь он оказывался здесь, в храме высокой эстетики и сокровенного вожделения. Юный посетитель мог бы вдоволь насладиться жемчужинами изобразительных искусств, если бы не неприятная особенность, не только мешающая адекватному восприятию, но и причиняющая нестерпимую боль: все, абсолютно все, было белое, словно каждая мраморная плитка на полу, каждая резная колонна горела холодной ангельской ненавистью сама по себе.

Щурясь, как обычно, узник целеустремленно шел к заветной цели — выходу из Музея, ненавидимого им всеми фибрами души. Время от времени что-то больно пихалось, исподтишка ударяя под дых, в пах или в голову. Будучи привыкшим к подобным издевательствам, молодой человек более не размахивал кулаками, поскольку это было совершенно бесполезно, ведь своих мучителей он ни увидеть, ни задеть никак не мог; он попросту оборонялся как умел, уже заучив назубок то, что ранее казалось хаотичным.

Но даже со знанием паттерна действий назойливых негодяев дойти было крайне непросто. Призраки его то и дело отпихивали, зажимали меж «стенок» и нещадно давили всей толпой. В прошлом паренек часто становился кровавой кашицей, но кошмар все никак не заканчивался и не желал отступать. Потребовалась дюжина ночей, прежде чем отважный отрок наконец оказался перед тем, что считал порталом из этого ада — уж очень отличный был этот дверной проем от всего остального, непроглядно белоснежного.

На чудо не следовало рассчитывать. Когда-то давно он взвыл навзрыд от одного только того факта, что ради гипотетического спасения ему придется собственноручно пробить стену из крепчайшего алмаза, которой замурован выход наружу. С тех пор, впрочем, безропотно трудится над своим побегом, стирая в пыль плоть и кровь о преграду.

Ночами напролет одно и то же. Порой он допускал ошибку и снова оказывался затоптанным, а вооружиться было совсем нечем, так как артефакты отвергали его, моментально разрывая тело на куски. Тогда подросток просыпался и не мог более уснуть, как сейчас.

Он проснулся в холодном поту с маской для сна на лице. Проснулся тяжело, по ощущению было близко к выныриванию из-под толщи арктического льда. Очередное поражение отозвалось головной болью и сухостью во рту, и даже с закрытыми глазами ему было ясно, что от фантомной боли глазные яблоки вот-вот лопнут — настолько ярким был воображаемый свет.

Все же, повязку с изменчивым принтом разноцветных сот на полностью черном фоне следовало снять. «Что толку в ней?» — подумал про себя страдалец, приняв положение полусидя. На пластмассовом теле не было ничего, кроме полосатых трусов-шорт и черных носков с дыркой на левой пятке; было жарко, скинуто на пол одеяло за ненадобностью

Первым делом, русоволосый растрепа нашарил рукой в тумбочке, стоявшей неподалеку от ложи, упаковку с ампулами глазных капель, одной из которых незамедлительно воспользовался, чтобы искусственными слезами омыть сухие лупоглазки и снять мучащее напряжение. Проморгавшись, он почувствовал себя лучше, хотя и пришлось по настоянию врача сделать небольшую зарядку: вдаль из окна посмотреть, вблизь, на комнату тоже позалипать безраздумно…

При беглом осмотре изменений никаких не обнаружил. Его берлога все такая же просторная, открытая к общему с соседней спальней балкону и определенно мальчишеская. Под потолком, что он наблюдает, лежа на любимом диване с обивкой из красного плюша, закреплены модели самолетов, которые на реальные не очень похожи, но все же собранные своими руками и способные к полету. Стены, оклеенные обоями в стиле старинных пиратских карт, украшены чертежами наиболее удачных проектов и винтажными постерами любимых рок-групп: Oingo Boingo, Grateful Dead, Interpol и, как дед завешал, ELO. Богатый музыкальный вкус, к сожалению, не подкреплен коллекцией дефицитных пластинок, но зато на стеллаже в стройных рядах стояли книги, среди которых были из-под пера Харлана Элиссона, Курта Воннегута, Энтони Берджесса и многих других башковитых фантазеров; ущербники, не имевшие отношения к точным наукам и составленные методистами поколения Z, не один год пылились в мусорке.

Рядом с этим стеллажом стоял другой, содержавший на своих полках памятные фотографии, грамоты и награды. Юноша с трудом находит силы на минутку ностальгии, однако все еще испытывает гордость за полученную когда-то статуэтку Мастера Руки из пластика, реалистично окрашенную акрилом и имеющую красивую гравюрку на основании пьедестальчика:

«За нереальное вомбо-комбо критов»

Джонни МакБаллету

Артуру Манко

Этой статуэткой он дорожил чуточку больше, чем любым другим кубком за то, в чем и так был уверен — в жизнеспособности своих моделей, то бишь. Ему, впрочем, досадно от того, что не очень-то и много помнит о самом чемпионате, но, судя по фотографии с мероприятия, всем было весело. А ему, на тот момент мальчику с лучезарной улыбкой и светлыми волосами, — тем более.

Он был окружен ребятами постарше. Что стало с ними — хороший вопрос, на который Артур тоже не в силах дать ответ. Контакт с ними давно был утрачен.

К слову, о контакте.

Бледнокожий резко встал с дивана, заслышав оповещение об окончании питания портативного компьютера — Specboy. Это чудо техники помещается на переносицу, ибо заключено в оболочку хиповеньких очков, имеющих наушники вместо дужек и линзы, поддерживающие «Хай-Ню» конфигурацию.

Нажав алую кнопку у правого наушника, он «пробудил» систему и увидел на заранее отрегулированном расстоянии знакомые буковки по окончании сканирования сетчатки:

Процедура идентификации прошла успешно.

Доброе утро, inevitableRagnarok!

— Доброе, — сухо ответил он, считая иначе.

Очередной майский денек отрок решил начать с проверки электронной почты. Как и ожидалось, его все еще бомбардируют приглашениями на интервью со всех сторон СМИ, а от одного конкретного адресата ответа так и не последовало.

Не отвечая никому, он подчистил список входящих писем и перебрался в сторону социальных сетей… где вновь почувствовал гнетущую пустоту, так как закрыл все-все свои профили с целью отбросить от себя преследователей нежелательных. Тут и говорить, в общем-то, не о чем.

За пустым времяпровождением, что должно было заглушить тревогу, парень провел как минимум пару часов. Слушая музыку при этом, он не слышал, как глава семейства собрался и ушел добывать деня́ги, а кто-то приоткрыл дверь, заглянув внутрь.

— Дорогой, ты кушать не хочешь?

Почувствовав присутствие в комнате кого-то еще, помимо себя, Артур легким мановением руки прервал трансляцию композиции и отогнал в сторону окно с браузером. Он увидел перед собой родную мать в бархатном бирюзовом халате и с замотанным полотенцем на голове. Видно, она только из душа, оттого на лице не видать макияжа, что, впрочем, ей не вредит, поскольку и без «штукатурки» выглядит очень даже ничего для мадам бальзаковского возраста.

Она терпеливо ждала, когда сын будет готов к диалогу — прекрасно знает о его распорядке дня, стало быть. Он же, потянувшись сонно и задумчиво почесав затылок после, подал голос:

— Да, наверное. А что есть?

Вопрос, заданный им, побудил домохозяйку кокетливо улыбнуться и лукаво сощурить глазки. Этой мимики Артур совсем не понял и лишь озадаченно брови нахмурил, чего из-за очков было не видать, а она сделала свой ход:

— Блинчики остались. Если хочешь, могу их сгущеночкой полить, чтоб послаще были, — предложение было озвучено в явно игривой манере, но отклика не получило. — Ну или яичницу могу сготовить. Ты же поострее любишь, м?

— Не, блинчики будут в самый раз, спасибо.

— Оу. Хочешь, я принесу их тебе сюда?

— Не нужно, я все равно вставать собирался. Папа на службу утопал?

— Да.

— Я тогда схожу погулять?

— Ну… — женщина чуть насупилась. — А с кем?

— Ни с кем.

То, как холодно произнес это юноша, заставило ее забыть на мгновение о своем приподнятом настроении и тяжело вздохнуть с сочувствующим взглядом.

— Как ты себя чувствуешь хоть? Все хорошо?

— Более чем.

— А… тебе кто-нибудь ответил на заявление?

— Нет, я еще подожду. Не возьмут — всегда есть альтернатива.

— И какая же? — на ее устах отразилась горькая усмешка. — Ты ведь…

— Здоров я.

— Д-да я и не спорила, просто…

Неловкий диалог первым решил прервать молодой человек, стремительно направившись в сторону кухни и прошмыгнув при том мимо матери в одних трусах, но с крайне угрюмым выражением лица, отчего у леди бешено заколотилось сердце и покраснели щечки.

Артуру до того дела не было. Мигом перед глазами замаячили диалоговые окна, требовавшие сиюминутного внимания пользователя причудливого гаджета. И хотя ничего существенного всплывающая информация не несла в себе, ему все равно это было важнее.

За обеденным столом он пробыл совсем не долго, поглотив в общем счете три штуки блина, свернутые в трубочки и слегка обмакнутые в молоко сгущенное. Этим паренек не насытился толком, но задерживаться в четырех стенах не стал и поскорее ушел в ванную, чтобы напоследок освежить лицо в холодной воде.

Он тщательно умылся и дал волосам с челки высохнуть. Он мог бы времени даром не терять и почистить зубы сразу, но впал в транс, когда в зеркале над раковиной увидал собственное лицо, нисколько не похожее на то, что видел на своих же собственных фотографиях. От того милого мальчика, искренне улыбавшегося от уха до уха, остались лишь широко раскрытые глаза, но уже не ясно-голубые, а бледно-серые, лишенные блеска. Когда-то он выглядел опрятно, а теперь же ленится постричься, позволив волнистым прядям отрасти длинными и спутывающимися, отчего на голове теперь вечное гнездо. Они значительно потемнели спустя год с несчастного случая…

Каждый поход в ванну ему хочется разбить это зеркало. Оно явно податливее к разрушению, нежели алмазная стена из снов, но за такую выходку снова дадут по шее — был уже опыт, да и осколки не так просто вытащить. Гораздо проще совершить нехитрую дыхательную технику, как советовал врач, и прервать зрительный контакт с самим собой. Когда-нибудь да перестанет глючить.

Когда с водными процедурами было покончено, Артур мгновенно облачился в удобную для пробежки одежду и мусор с собой захватил. Он постарался как можно скорее выбежать на улицу, чтобы миновать «обязаловку» поцелуя на прощание — только предупредил об уходе, находясь за дверью.

Пакет с отходами тотчас оказался в мусоропроводе, — трехочковый был наконец достигнут — ничто больше не задерживало торопыгу. На улице он почувствовал себя живым, наслаждаясь тем, как волосы развеваются на ветру, пока солнце согревает кожу.

Песня была выбрана моментально и крайне удачно. Just Another Day — идеальный кандидат на роль избавителя от лишних мыслей и чужих голосов во время джоггинга. А вечером, коли возникнет желание, аккомпанементом бегу трусцой будет Maniac. День пройдет не зря, если хотя бы мышцы останутся в тонусе.

В качестве разминки Артур несколько раз обежал старые многоэтажки, в одной из которых живет. Пару десятилетий назад они считались престижными, а ныне, как говорят, туда селят тех, чьи дома еще старше, чем построенные в нулевых. Обалдеть, да?

О, вот и старейший в городе торговый центр показался. Не так давно его привели в порядок, но лишь косметически. Туда Артур бегает через день за продуктами, а сейчас оставил позади, как и множество голографических билбордов с патриотическими лозунгами и рекламой. Их игнорируют и другие молодые люди, которые либо слоняются без дела, либо так же, как Манко, бегают по свободным дорожкам. Те, кто постарше, или устало домой бредут с экологически полезными сумками, до отвала заполненными вредной пищей, или детей выгуливают… Ну и собак тоже.

Потрепанные электробусы снуют туда-сюда по городу, оказывая щедрую помощь безмашинным гражданам, но Артур и остановки оставляет за спиной, убегая вглубь города. Огромную дистанцию пробегает без труда, попутно любуясь деловым центром с хорошенькими зданиями, сконструированными по последнему писку архитектурной моды. Карманный тренер, однако, не дает ворон считать, периодически беспокоя юзера:

Внимание, проезжая часть впереди

(12 метров до пешеходного перехода)

Доверившись мышечной памяти, бегун перешел дорогу по-своему, чем и стриггерил систему на включение сирены в ушах, но стоило ему вернуться на линию маршрута — голос Дэнни Эльфмана выпихнул свербевший сигнал как ни в чем не бывало.

Путь закончился на родном сквере, где ребетня все еще лазает по экспонатам выставки боевой техники, которым самое место в Музее — моделям уж больше ста лет! Их, разумеется, отреставрировали на столетие Великой Победы, но за две декады мусор в них снова скопился, ибо люди, судя по всему, не меняются.

Как и то, что трава все еще мягкая. Пока детсадовцы и другие личинки носятся, как угорелые, под струями фонтана, атлет прилег в тени деревца и уставился сквозь линзы на чистое небо. Недосып обрушился на его голову вместе с усталостью, но позволить себе уснуть никак не мог. Его выдержке можно было позавидовать, так как пролежал таким образом не один час, просто приводя мысли в порядок, аки монах во время медитации.

К вечеру погода, как обещали синоптики, испортилась с наплывом тяжелых грозовых туч. Мощный ливень вынудил подростка встать и домой ретироваться. Благо, жил он не так далеко от исторически значимого парка.

— Я вернулся, — огласил юнец, нарочито шумно закрыв за собой. — Есть кто дома?

Узнав время из правого нижнего угла дисплея, он пришел к умозаключению о том, что главная-заглавная офисница, Галина Дмитриевна, должна была закончить дистанционную конференцию с минуту на минуту. Артур с облегчением выдохнул, ибо ему не придется через стенку слышать, как фамильярно заседает исключительно женский коллектив. Не то что бы он со стороны звучал карикатурно ванильно и манерно… Скорее, возгласы напоминали парню сорочий форум: такой вот был хор высоких голосов без оперной дивы.

Будучи абсолютно безразличным к работе своих родителей, он забивать свою голову ерундой не стал и мыться пошел. В бельевой корзине оказалась потная футболка с лаконичным 自然選擇 на груди. Значение иероглифов позабылось напрочь, ведь Артур сторонился восточного влияния на моду молодежи, но не изначальное рубашкино предназначение. Носил ее и с гордостью, и с горько-сладким послевкусием.

Очки были оставлены в спящем режиме на стиральной машине, а их хозяин забрался в ванну и задвинул до щелчка матово-непрозрачную дверь-перегородку. Теперь можно было спокойно смыть с себя пот и освежиться под почти кипятковыми струями воды, что с обычного человека под таким напором могли бы кожу содрать, а для него в последнее время это стало приятной нормой. Порой было больно, но с каждым разом боль эта становилась все тише.

Пар повалил из раскрытой кабинки, и, окутанный им, Артур вышел волосы сушить, вместе с этим надевая новую пару андерпанцу и подготовленную заранее домашнюю одежду. Голова от нехватки воздуха немного покалывала, а линзы сильно запотели, но все было нипочем — день удался, даже несмотря на то, что вечерний марафон придется отложить до лучших времен.

Неся верный плеер-компьютер-приставку-аксессуар на подзарядку, он мурлыкал себе под нос мотивчик приставучей песни, которую услышал пару дней назад в супермаркете. Абсолютно бездарный кусок отечественной попсы, выпущенный Юлием Понасенковым — себя он любил называть «знаменосцем авангарда грядущего века» — с целью «просветить» народные массы элитарным синтвейвом, так скоро позабылся, что никто и не задумывается об авторских правах. А мотивчик-то все равно задорный, кто бы что ни говорил.

Его триумфальное возвращение в сычевальню было прервано мольбой о помощи, прозвучавшей из родительской спальни. Закатив глаза и надев гарнитуру снова, русоволосый покорно поспешил на выручку.

Комната, показавшаяся за раскрытой им дверью, мало говорит об увлечениях обитающих в ней, в отличие от артуровой. Здесь вообще мало чего

индивидуального, ибо ее делят по обоюдному согласию два взрослых человека, а всем прекрасно известно, что взрослые ни веселиться, ни самовыражаться не умеют. Глупые, серые «юдишки.

Сидя на краю кровати, маскировочно застеленной покрывалом из якобы оленьей шерсти, и закинув ногу на ногу, кугар ждала его. Ножки обтянуты светлыми колготками и обуты в блестящие туфельки, бедра украшала тугая юбка-карандаш, подол которой выше колен. Своим идеальным декольте она подружек заставляла от зависти зеленеть, а кровиночку — морщиться, испытывая то самое чувство, описываемое подростками минувших лет «кринджем». Ну или «испанским стыдом».

Галя улыбнулась ему той же игривой улыбкой, что и сегодня утром, а он так и не понял ее «фишки». В этот раз, впрочем, на ее ухоженном личике присутствовал так называемый «боевой раскрас», а волосы, крашеные в иссиня-черный, ловко убраны в пучок над макушкой, в то время как прядь челки наискосок шла к правой брови.

— В чем дело? — поинтересовался наконец юноша. — Снова не можешь регулятор громкости найти?

— Это ты такого мнения обо мне? — брюнетка обидчиво поджала блестящие фуксиевым лаком губки.

— Угх… Дай взгляну.

Он сел рядом и принял из рук в руки кубической формы девайс, способный на детской ладошке спокойно уместиться. Так как сам корпус прибора явно в порядке и в стену его не швыряли, надо было только проверить исправность действия функций.

При включении, как и должно было быть, показался голографический дисплей, закрепленный на определенной высоте комнаты; с порога Анфиса, виртуальная помощница, по своему обыкновению начала хамить писклявым одесским голоском.

— Давно пора заменить на Хедрума.

— Прошу прощения?!

— Не могу, — женщина тяжело вздохнула. — Папа твой запрещает.

— Жаль.

— Возмутительно! Какая неблагодарность!

Экспертиза с раскрытым в Specboy справочником прошла быстро, так как никаких проблем — не считая грубиянки в коробчонке — не было. Артур пару раз бросил косой взгляд в сторону мамы, но та, не видя его глаз, лишь невинно хлопала ресничками и терпеливо ждала вердикта.

— В порядке же все, чего звала?

— Ах! — вот и попалась на лжи. — Ты… точно уверен?

— Ага. Я пошел.

Только он собрался встать и уйти к себе, как когтистые ручки остановили его, держа за плечи.

— Ну погоди же ты… Совсем мамочке время не уделяешь.

— Чт —

— Расслабься… Дай мне помочь.

Как бы он ни пытался выкарабкаться осторожно — все было напрасно. В полумраке спальни с зашторенными окнами и при мягком освещении настольной лампы он внезапно почувствовал туман в голове, а также внезапный импульс, будто кто-то его потеснил изнутри, отталкивая в ментальные закрома. Никакой инстинкт тому причиной быть не может, но последствия оказались еще более загадочны; лишь обрывки фраз, произнесенные полушепотом, мог расслышать Артур в полном неведении. Речи эти и его тоже.

В реальный мир он окунулся с чужой помощью, и было это больно. Чья-то крепкая рука отвесила ему мощный подзатыльник — внезапно оказался в коридоре, без очков и с ноющей шеей. От головокружения его походка стала пошатывающаяся, однако до кухни все равно дойти смог, чтобы выпить залпом стакан холодной воды из-под крана. В ушах все еще стоял звон, но со временем слух вернулся к нему, позволив услышать разговор на повышенных тонах оттуда, откуда его неведомая сила выпихнула с позором.

Обессиленный, он сел за стол и запрокинул голову к потолку, столкнувшись темечком со стеной. Глаза были закрыты, но яркие облакообразные огни все еще видел… Нужно было идти за ампулами.

Покинуть кухню не дала та же самая крепкая рука, в этот раз пихнувшая его обмякшее тельце обратно на стул. С трудом подняв веки и прищурившись, Артур едва смог распознать своего отца, стоявшего в дверях. Этот мясной шкаф под два метра ростом с коротко стрижеными волосами крайне недовольным выглядел, хмурясь и напрягая морщинистый лоб.

— Как смена, дiдько? — Артур слабо подал голос с усмешкой.

Угрюмый мужчина степенной поступью прошагал к противоположному от сынова стула сидению, за все время не сводя с него недоброго взгляда. Сел он тихо, а вот гарнитуру поставил со стуком, да таким, что от звона сынок вздрогнул.

Оба смотрели друг на друга. Молчание, подобное затишью перед перестрелкой шерифа и бандита, затянулось надолго; Артуру стало не по себе, ведь дымка беспамятства рассеялась.

— Как много ты забыл? — строго спросил его прокурор.

— Что?

— Может, ты не помнишь, кто я? Кто та женщина?

— Не забыл я ничего, — промямлил подсудимый.

— Тогда, будь любезен, скажи что-нибудь в свою защиту.

— Я… Я разве должен?

— М? Думаешь, ты не виновен?

— А в чем…?

Его реакцию на допрос мужчина оценил по собственной логике и, зубами скрепя, стал входить в раж.

— О, ты был определенно хорош. Ты себя в зеркале видел?

— Нет, — жестом ладони он остановил юношу, что предпринял попытку в ванну сбежать. — Потом посмотришься. Я просто знать хочу, что ты о себе возомнил.

— Ничего.

— Вот как? А чего это ты, белый и пушистый, в ноль ставишь рамки приличия?

— Это не так.

— А как мне это по-другому рассудить? Ты хоть знаешь, — оговорившись, порядочный семьянин тут же поправил сам себя. — помнишь в каком состоянии твоя мать? Чем больна?

— Чувствам не…

— Да какие там чувства, романтик хренов?! Ты… ты соображаешь, что несешь?

На это Артур не нашелся, чем ответить. Потупив взгляд к столу, он лишь больше разозлил своего старика, отчего тот, взявшись за его волосы, поднял голову так, что бы не уходил от зрительного контакта.

— Мне смотреть тошно на то, во что ты превратился. Весь год мы тряслись за твое благополучие, пожертвовали всем, чем могли… И что теперь?

— Пап, мне больно.

— Ты уже взрослый человек, два месяца как из больницы выписан… Неужели ты планируешь всю жизнь вот так пробыть? Паразитом?

— Отпусти…

— Да с радостью! Тебе давно пора самостоятельно жить, поставить цель в жизни! Ты же умный па —

— Волосы мои отпусти, кретин в погонах!

Здоровый мужик не на шутку перепугался, услышав голос не своего сына, а кого-то совершенно иного, кого вовсе-вовсе не знает. Рука поневоле отдернулась, как от огня, а Артур устремил в его сторону такой взор, что лишь закрепил эффект.

— Не пытайся меня поразить страшными глазищами. Ты не первый, кому это в голову взбрело.

— Много чести, — процедил сквозь зубы незнакомец. — Если я для тебя бельмо на глазу, то ладно — уйду.

— Не бельмо, — ровным голосом возразил мужчина. — Я обязан защищать ее от собственных же желаний и тех, кто пытается воспользоваться ее слабостью. Тому, что девятнадцать лет назад произошло, я не позволю повториться.

— Также мне небезразлично твое будущее, — продолжал он. — Ты хоть готовишься к экзаменам?

— Постоянно.

— Активность в OZ говорит об обратном. Только за сегодня ты наиграл три часа в… — прокурор посмотрел на свои часы, щурясь и разочарованно-недоуменно вскинув левую бровь. — В «Вангеры»? Мы очки эти купили, чтобы ты зрение не потерял, а не стер его об чертовы воксели. Ну и геймеры пошли, е-мае…

Ощетинившийся юноша вжался в кресло, пойманный с поличным и не желая оправдывать свои «геймерские извращенства». Его лишь одно волнует, что видно по лицу.

— Все верно, — проницательность служаки остра как дамасская сталь. — Ты хорошо постарался над взломом и перепрошивкой, но искоренить систему родительского контроля до конца не смог. Вот если бы не выкидывал учебники мне назло, может и прок бы от тебя вышел.

— Ну что же ты молчишь? Хоть бы напрягся и слезу пустил, лентяй.

Артур сжал руки в кулаки чуть ли не до крови, продолжая взглядом испепелять старого зануду; тот преспокойно достал пачку сигарет и закурил одну, уже не смотря на сынишку, обуреваемого желанием убить все живое.

— Эти твои пробежки — развлечение, которое распробовать жизнь тебе не даст. Это не устраивает ни меня, ни тебя. Признай, я прав.

— И что ты предлагаешь?

— Тут уж сам решай. Но оставаться здесь, в этих седых стенах, я тебе не дам больше. Мы не можем позволить себе разориться на покупке новых зеркал, да и… — вновь напряг лоб, а сигарету все ж докурил. — Ну, ты понял.

— Не понял.

Мужчина с пепельными висками и свинцом во взгляде не стал с места срываться и стучать кулаком по столу, но весьма холодящим голосом пристудил пыл бунтовщический:

— Если хочешь побороться — ради Бога, я всегда за. Только еще на первом ударе ты ляжешь, как сучонок, а я и не подумаю о пощаде. Сразу же поймешь, почему интервентские сволочи от меня в ужасе бежали, а мертвецы обратно под землю зарывались, лишь почуяв запах моего пота за версту.

Как и ожидалось, гонор наглеца поубавился.

— То-то же.

Отцовско-сынский чат не было смысла продолжать, это понимал и он, и Артур. Последний встал и поплелся в свою комнату, чтобы вытащить старый дедовский чемодан из-под дивана и сложить в него самое дорогое и необходимое, что может поместиться и есть под рукой. Он не стал ложиться и пытаться выдавить из себя слезы, корчась заместо адекватного проявления чувств — пошел сразу на выход почти в домашней одежде, лишь накинув на плечи ветровку и захватив из ванной зубную щетку.

— Постой, Мальбрук.

Его старик, плечом облокотившийся о кухонный дверной стояк и скрестив руки на груди, побарабанил пальцами по левому предплечью да перестал.

— Можешь приходить гостить. Можешь совета спросить, вещи оставлять или забирать… Но ты теперь сам по себе, приятель. Мы за тебя ответственности не несем; снова впросак попадешь — пеняй на себя.

Юноша прекрасно его слышал, перейдя Рубикон ровно в полночь. Тернистая дорога ожидала впереди, и он уже почему-то знал, что оказаться убитым — слишком простой и недостойный способ распоряжения вторым шансом. Никто ему в спину не смотрел, и сам тоже не оборачивался.

II

В этот раз Артур решил играть не по правилам.

Оказавшись снова в Музее, он просто сел у входа без двери и не стал идти навстречу тумакам. Сложив ножки по-турецки и подставив кулак под скучающую голову, юноша стал думать о том, как бы по-хитрому обыграть идеальную тюрьму. Вполне вероятно, что алмазная стена не имеет конца, и все это бессмысленно… Но ведь не бывает неразрешимых задач, верно?

Так, во всяком случае, верил пленник. И думал он долго, оставшись наедине с самим собой и своими мыслями, пока белизна становилась мрачнее и мрачнее, словно кто-то постепенно выкручивал настройки яркости изображения реальности до нуля.

Либо же сам Музей покинул его, оставив наконец в Пустоте. Здесь ничего нет. Наказание за бездействие оказалось страшным, и парень это понял, когда не смог отличить темноту опущенных век от того, что теперь его окружает.

С каждой минутой, проведенной в Ничего, становилось хуже. Он пытался убежать, но определить расстояние было невозможно, и надежные ноги беспомощно болтались. Он пытался плыть, но это был сущий абсурд — барахтался только. Воздух, как казалось, стал заканчиваться, но его и не было изначально. Перед глазами замельтешили худшие страхи из возможных: огни впавших глаз, облезлая до костей кожа, гнилые клыки с нанизанными на них обрывками плоти…

В панике он схватился за горло, неистово крича, но ничего не слыша. И то ли он душил себя, то ли не давал воздуху выйти изо рта — ничего не было понятно в его действиях, диктуемых первобытным страхом. Он продолжал барахтаться в Пустоте, слыша явственно, как внутри кровь течет и сердце суматошно бьется. Звуки эти становились все громче и громче, затмевая собственные мысли и страхи.

Его вот-вот могло растворить полностью. Бедолага уж готов был участь свою принять, как вдруг его лица что-то прохладное и влажное коснулось, пахнущее лосьоном с ароматом вишни.

Это заставило Артура проснуться. Более работы своих внутренностей он не слышал — только утреннее щебетание мелких птичек издалека. Первое, что он увидел — это влажную салфетку, зависшую в двух-трех сантиметрах перед собой и измазюканную в чем-то розоватом.

— Что…? — он был явно обеспокоен, хоть и сонный.

— Цыц, Дон Жуан несчастный, — работа возобновилась. — Не мельтеши.

Соня сидел смирно, пытаясь разглядеть незнакомку. Солнце слепило, но все же ему удалось; перед ним была совсем молодая девчушка лет двадцати на вид. Когда встретились взглядом, ее лицо искривилось от неприязни.

— Эт че у тебя с глазенками? Укурыш, что ли?

— Э…?

— Ну ты даешь, Казанова, — закончив, она брезгливо кинула салфетку в мусорку. — Ты откуда такой взялся? Чего пришлепал к несчастным старикам?

— Да ведь… Родня у меня тут.

— Родня?? Неудивительно, что тебя на улице оставили!

— Тск…

Сонно потянувшись, Артур отложил со своих колен чемодан и оглянулся вокруг. Перед чудесным сновидением он долго-долго бродил по Химкам, ища пристанище, пока мышечная память ни привела в прибрежный район. Даже ночью был виден яркий баннер, предваряющий старые коттеджи:

«Маяк — место, которое с гордостью можно назвать

своей крепостью. Вы это заслужили.

С любовью и почтением, X-PO Russia»

— И давно ты тут сидишь?

— Со второго часу, кажется. Сколько сейчас, не подскажешь?

— Давно уж полдень, дурила. Иди скорее к своим греться, а то ненароком

простынешь.

— Тебе-то какое дело до моего здоровья?

— Нехрен бациллами пожилых людей заражать, — шатенка гневно зыркнула на бродягу, чуть высунув язычок. — А может ты вор, пройдоха?

— Может ты отстанешь от меня со своими расспросами?

Парировав словесно, Артур одновременно встал во весь рост, чуть не оказавшись с пышкой вплотную. Он смотрел на нее сверху-вниз, явно будучи выше на голову, и та, разумеется, растерялась. Но только на миг — сразу на ногу наступила и, фыркнув да гордо подняв подбородок, ушла по своим делам.

— Чертова бомбовозка… — прошипел пораженный, разминая ушибленное место.

Догонять вредину он не стал, да и вымещать злость тоже: она помогла ему, не обокрав… Не обокрала же??

Быстрая проверка содержимого чемодана его успокоила. Все, включая разряженный Specboy, лежит на своих местах в емком кейсе на кодовом замке. Хотя бы за это переживать не стоит…

И все же, Артур чувствовал себя паршиво. Даже капли, коими воспользовался по случаю ревизии, не помогли толком. Во время путешествия он со всех сторон слышал агонические крики тех, кто стал стройматериалом. И даже сейчас, ступая по обновленной мостовой вниз по улице, он готов был поклясться, что хрустят под ногами чьи-то кости, впивающиеся в уязвимые органы, хлюпающиеся и лопающиеся с жалобным писком обреченных, чье нечленораздельное бульканье невозможно разобрать.

Он старался не смотреть вниз, боясь, что так и ходит по мясу. Без наушников совсем худо, и эту проблему необходимо решить сию минуту, без промедлений. Даже знакомые из драгоценного детства виды не способны подарить ему улыбку на лице; Артур бледнее мертвеца, кожа его покрыта потом, подобным росе утренней.

Некоторые старожилы, вышедшие подышать свежим воздухом, приветливо махали пилигриму одной и той же рукой с нездорово проступающими венами. Он старался им улыбаться в ответ, но экспрессия его вымученная, будто ему больно изнутри от чудовищного недуга, что отпугивало знакомых и других божьих одуванчиков.

— Простите… — говорил себе под нос нарушитель спокойствия, спеша к нужному домику.

А ведь всего-то следовало спокойно прямо идти, пока среди однотипных двухэтажных домишек не обнаружится тот, что возле спуска к мосту у старой теплотрассы стоит. По такому умиротворенному местечку гулять — одно удовольствие, но путь для юноши оказался сущим адом, и если бы он поспешно не оказался у порога обители радостных дней, то начал бы и…

Видеть.

— Да иду я, иду… — недовольный старушечий голос звучал приглушенно из-за двери. — Незачем так трезвонить!

Шаркающей походкой хозяйка апартаментов медленно доковыляла до входа и посмотрела в глазок. Ей сперва понадобилось немного времени, чтобы приглядеться, а так родного внука всегда узнает, потому и открыла дверь, обрадованная.

— Артурчик, дорогой мой! Входи-входи скорее, чаю сейчас поставлю…

Хронический кашель, увы, сильно мучает старушку со стильной банданой на голове. Видно, хоть как-то пытается молодиться, отказываясь от стереотипных косынок. Это ей только на пользу, ведь по цвету, каким бы морщинистым и дряхлым не было ее лицо и тело, подходила добрым зеленым глазам.

Внучок был очень рад ее видеть. Беды и боль покинули его голову ненадолго, освободив волю для искреннего проявления чувств — тотчас заобнимал свою наставницу, стараясь все ж не сломать ей спину и оставив громоздкий чемодан у порога.

— Ну, — живо поинтересовалась она. — Как у вас там, дома? Как здоровье твое?

— Что ты, ба, — улыбаясь ей в ответ, Артур театрально отмахнулся. — Все хорошо, а за меня волноваться не стоит… Сама-то как?

— Ай! Все так же, как было: с подружками ходим-бродим, над новостями кумекаем, фильмы посматриваем вечерами… Все-то бесплатное — шикуй не хочу!

— Звучит здорово!

— Не скажи. Иногда нас так опекают с сюсюканием, что противно. И еще…

Бабушка покачала головой, не договорив, но раскисать на глазах у своей единственной радости не стала.

— Ты мне лучше скажи вот что… Чего с узелком пришел?

— М?

— С багажом, то есть. Что-то важное с собой таскаешь, а, авиатор? — она заговорщически подмигнула.

— Да нет… Тут дело такое…

Неловкое блеяние о причинах незапланированного переезда, умалчивающее о некоторых шокирующих подробностях, мы опустим, ибо и так ясно, что монолог этот остротой ума и ловкостью лжи не блещет. Что важно, так это внимание пожилой дамы к мелочам: синячки на шее, едва различимый аромат знакомых духов, смазанный след от чего-то блестящего под мочкой уха, волос черный на футболке — все это она приметила и про себя сложила «два плюс два», точно догадавшись о первопричине. Однако она не обозлилась, а только сочувствующе и медленно закивала головой, когда рассказ Артура подошел к концу.

— Ладно, Джонни, ты помнишь, где находится гостевая. Я ничего там не трогала — это все еще твоя зона комфорта. Только… Гм…

— Что такое?

— Есть, конечно, сервис уборки, но я консервам на ножках не доверяю и убираюсь сама, как могу. Только, сам понимаешь, я уже не такая прыткая, как прежде…

— Все хорошо, — парень все-таки не безнадежно туп. — Я возьму на себя работу по дому.

— Не стоит! Я это к тому, что тебе, по желанию, в своей можно прибраться…

— Я сегодня же примусь за весь дом. Все равно торопиться некуда.

— Как знаешь. Ты только вещи распакуй, хорошо?

— Конечно, — с портфелем он направился в свой уголок.

— И не начинай, пока не пообедаем! — донесся до него окрик, когда тот за коридором скрылся.

— Хорошо! — был ей ответ.

Здесь он, конечно же, не впервые. Свой угол Артур знал хорошо, и его воспоминания мигом ожили, насыщаясь яркими красками; заново обживая комнатку, он чувствовал себя… на месте.

С тяжелой дороги парень тотчас бухнулся на пружинящую кровать, подложив руки под голову. Он не думал ни о чем, просто отдыхая и время от времени поглядывая на стены, на одной из которых все еще висит в рамочке лист его самого любимого ролевого персонажа — Джона МакБаллета.

Всю свою осознанную жизнь Артур ваял образ идеального героя, к которому был так неравнодушен, что едва не стал с ним единым целым. Опасные миссии и тяжелые проблемы своего аватара были и его личными тоже — этим педантизмом, стало быть, всех давних товарищей по играм распугал.

Когда-то родителям было некогда им заниматься. Хорошо, что беспризорным не остался — своим воспитанием и знаниям он многим педагогу профессиональному обязан. Не нужны занудные книги с теорией, от которых, по-хорошему, следовало бы избавиться еще во втором десятилетии этого века: всю школьную программу можно постичь и без надзирателей.

Физиономия Манко-младшего скривилась от неудовольствия, когда ментально вернулся во времена школы. Как бы балаболы с официального вещания не старались имидж поддержать, школы остались школами — несовершенными, вонючими бетонными коробками, коих в последнее время по социальной программе пачками штампуют с намеком на современность в фасаде. В век информационных технологий эти дворцы юности не прогрессировали, как было обещано, а стали детскими садами для дитяток старше семи лет. Смена поколений ничего не решила, ибо немотивированные, уставшие от жизни кадры как были, так и есть.

Сталкиваясь с несовершенством человеческого бытия, Артур находил утешение в бессмертном девизе: «Vanitas vanitatum et omnia vanitas». Слова царя Соломона, переведенные на латынь, он знал назубок, как и многие другие фразочки, незаменимые для того, чтобы оборвать надоевший спор на многозначительной ноте. И не важно, брань это или философское высказывание — все равно никто не поймет.

Шнягу эту малец давно забросил, поняв, что не каждый может предсказуемо себя повести. Есть те, кто очень не любит, когда их мешают с фекалиями, обнажая невежество — сразу в ход идут кулаки, и это отнюдь не приятно. Иные могут так родным матом обложить, что следующие несколько дней будешь пребывать в состоянии экзистенциального кризиса.

В общем, не стоит выпендриваться. Но стоит быть стильным и крепким, чтобы в момент истины не ударить лицом в грязь. С тех пор, как Артур это понял, он начал бегать, чтобы суметь попасть в нужную секцию.

Так и не взяли, сволочи. Их беда, поскольку юноша наконец достиг нирваны — любимое устройство заряжено полностью и готово к эксплуатации.

Полчаса, пожертвованные на прослушивание Echoes, даром не прошли. Впервые за долгое время он почувствовал спокойствие, позарез необходимое, чтоб нервишки в порядок привести. Из грез он сам выполз, поскольку увидал во входящих приглашение на обед.

Кухонька все еще крохотная довольно, но все же уютная и теплая. Только одно странно: ничем съестным не пахнет, только чем-то приторным, как от законсервированной мертвечины. Это заставило гостя насторожиться.

— А что, выпечки не будет?

— Прости, — она виновато развела руками в стороны. — Положение такое, что денег совсем нет.

— Так ты ж говорила, что бесплатно все!

— Так-то оно так, да только то, что дают.

— Понятно. Но что ж есть-то?

— Смотри…

На стол были поданы две тарелки с питательной субстанцией, спрессованной в брикеты размером с мыло. Артур долго сверлил взглядом сий замечательный деликатес, после чего немножко потыкал вилкой и к своему отвращению заметил, что при контакте с зубчиками это чертово тофу дрыгается как желе с очень неприятным звуком трения нескольких опухолей друг о друга.

— Этим вас кормят?

— Даром ведь… Все не так плохо, как кажется, а для наших зубов — тем более отлично!

— Это… Местный рекламный лозунг, что ли?

— Если бы.

Оба понимали, что даже ради приличия обменяться пожеланием «приятного аппетита» было бы кощунственно. Поэтому каждый принялся за свою порцию, и если бабушка давно привыкла к специфическому вкусу синтетических помоев, то парень от одного только укуса вернулся к дневному сеансу лавкрафтовских ужасов, и уже никакая музыка не могла помочь.

Само собой, обед им был не окончен. Он сбежал в ванную, порываемый блевотным рефлексом… Сидел возле унитаза долго, так и не вытошнив проглоченное, но перед выходом все же промыл рот холодной водой и ушел в чулан за шваброй, тряпкой и ведром.

Старенький робот-пылесос, казавшийся дохлым, вскоре ожил и бойко зажужжал: мастеровитый отрок немного поколдовал над ним с теми инструментами, что под рукой были в той же тесной подсобке.

— Вперед, малыш, — таково напутствие было причудливому агрегату без товарного лейбла.

Пока старичок собирал в себя пыль с пола, Артур следовал за ним неустанно, пробираясь с мокрой тряпкой на швабре и ведром на «поводке». Уборка как уборка — ничего существенного и интересного в себе не несет, однако, когда пришла пора более тщательного обхода… О-о-о, многие секретики были раскрыты.

В доме не было — либо же их тщательно прятали — ценностей, но зато хранились бесценные носители семейной хроники, отложенные Артуром в отдельную кипу бумаг до поры до времени. К ней он вернулся позже, закончив с уборкой всего домишки, как и обещал.

— Что ты там разворошил? — байкерша выглянула из-за плеча сидевшего на полу мальчишки.

— Да так, по мелочи. Не против, если взгляну?

— Нет, конечно же!

— А ты посмотреть не хочешь? — он стал бережно перебирать находки.

— Не-а, лучше прилягу… Не любительница я в прошлое возвращаться.

— Ну ладно.

Любопытный археолог погрузился в изучение плодов раскопок, чем никогда до этого не занимался. Раньше, помнится, ему сами рассказывали по чуть-чуть, а теперь само его сердце содрогается от непосредственного соприкосновения с историей своих предшественников. Большинство фотографий было сделано для запечатления славных деяний неразлучного дуэта «Дима&Дина»: квартирники, аниме-фесты, коны, рок-фестивали, концерты, вечеринки — в отличие от циников, ниитов, фриков и всех остальных подвальных снобов, они без сожалений жили полной жизнью.

Артур улыбнулся краем губы, вспомнив ту душесогревающую теплоту, с которой бабуля любила рассказывать о своем ненаглядном Димочке. Если верить байкам, то он настолько подвижный и ушлый был, что раскрутил свой собственный магазинчик безделушек. Увы, гражданскую войну «Погтопия» не пережила.

— Кто ярко горит, тот и выгорает раньше.

С подлинной скорбью, скрежещущей по стенкам сердца и давящей на слезы, коих не выдавит целиком, он пальцем провел по изгибу юношеской лыбы. Почти полвека прошло, а этот непоседа совсем не казался древним ископаемым, как те же гусары, франты, битники и прочие мракобесы дремучих веков. Жаль только, что память строила надслой, в котором крутыш предстал с бритой головой и глубочайшей болью в глазах. Он только-только стал отцом, а истерзанное тело Родины-матери снова обратилось полем кровавых экспериментов и интриг, впоследствии принесших всему миру чудеса Мертвожара.

Потомок долго в одну точку смотрел, задумавшись о невеселом, но его размышления бестактно прервал таблетка-робот, покусившийся на бумаги. Артур взял его на руки и стал крутить по-всякому, получше присматриваясь к странноватому дизайну.

— Тебя кто таким красивым собрал?

Подросток и не рассчитывал, что ему ответят, однако, к его удивлению, это случилось. Правда, прежде чем он услышал заранее записанную реплику, динамики надрывно взвизгнули.

— Господин Моро.

— Моро?

— Все верно. Я должен передать ежегодное послание.

— Какое еще послание?

— Оно не для твоих ушей, простофиля, — видимо, хитрая система лица умела распознавать. — Если прослушаешь вместо адресата, Господин Моро найдет тебя и вывернет шиворот-навыворот, сломав коленные чашечки и локти в десяти местах.

— Жестоко-то как…

Колесики робота зашевелились с шумом, но Артур его отпускать не желал. Ему было интересно, какие еще сюрпризы заготовлены этим Господином… К тому же, ему требовалось время на то, чтобы вспомнить, где он эту знакомую фамилию слышал (или видел).

— Ок, олух, — терпение у алгоритма закончилось. — Я все равно исполню свое предназначение, иначе меня ждет лоботомия.

Такого Манко-младший точно не ожидал. Нет, правда не ожидал: ему пришлось освежить познания о морзянке.

«Диночка, старая ты карга,

Шлю тебе пламенный салют из далекого прошлого в качестве очередного ежегодного напоминания о том, что ты с каждым годом становишься все более и более уродливой. Я сильно сомневаюсь, что достижения вашей современной науки в области пластической хирургии помогут исправить чудовищную шутку, пошученой над тобою матушкой-природой.

Но тебе не следует отчаиваться, дражайшая сестренка! Тебе повезло иметь знаменитых людей в числе родственников, что озарят твою бездарную жизнь. С тобой рядом, надеюсь искренне, твой подкаблучник-женишок и мои изобретения, как этот чудный пылесос, над которым я неделю возился. Неделю!

Желаю тебе… Нет, я бросаю тебе вызов: хотя бы до ста лет постарайся не испустить «последний шептун». Я очень старался, запихивая в память этого ущербного кузена ВАЛЛ-И все свои пожелания тебе вплоть до начала двадцать второго века. Я знаю, что ты питаешь взаимную ненависть ко мне, но хотя бы румбу пожалей.

Чао <3 <»

Сказать, что это ошарашило его — значит, ничего не сказать вовсе.

Кем бы ни был изготовитель, он изощрен в своих шалостях. Настолько изощрен, что оставил после себя дух отмщения, лишь ничтожно малая часть от которого покоилась в этой безделушке с единственной полезной для хозяйства функцией.

Ни разу о двоюродном дедушке Артур не слышал. Других свидетельств о его существовании, кроме этой румбы, в доме нет: ни фоток, ни записей, ни вещей. Даже записную книжку прадедушки юноша смог отыскать, но ни следа Господина Моро.

Сложив аккуратно стопку находок, Артур на время перенес их в гостевую, по пути заглянув в бабушкину. Та успела задремать — ее тревожить не стал и быстренько к себе перебрался. Это в любом случае сделать следовало: пыли и грязи оказалось гораздо больше, чем на первый взгляд. Чтобы привести все в порядок, нужно потратить ни один день…

Однако, юноша был воодушевлен этой перспективой, ибо она открывала широкие возможности для исследования! Закончив на сегодня, он также приволок в свою нору занятный образец для препарирования; если им Дина долго не пользовалась, то вряд ли будет против безобидных опытов.

Но все это потом. Сейчас он, снова улегшись поудобнее, искал информацию о неизвестном родственнике. Задачка оказалась непростой, ибо по фамилии поисковик предлагал преимущественно статьи и хвалебные песни о «великом и могучем» Викторе Робертовиче — том самом прадедушке, чью книжечку записную Артур оставил на прочтение вечером.

Обилие псевдоправдивой информации о ведущем исследователе X-PO капало на нервы. Между тем, стоит отметить, что все человечество обязано его гению: прелюдия к третьей Мировой войне так и осталась прелюдией благодаря синтезу экспониума, что поставило точку в мировом энергетическом кризисе, перенаселении, претензиях отдельных корпораций на сочный кусок пирога суверенности. Россия вышла из игры и завершила ее на правах MVP.

Радости — полные штаны. Никто и не заметил, что улыбчивый «Виктор» с телеэкранов и билбордов был сам на себя не похож, а в интервью и двух слов связать не мог, не употребив в праздности и с ученым видом знатока обороты-клише из худших представителей жанра научной фантастики. То квантами дичь вотрет, то из старых документалок что-нибудь сопрет, то мысли Жака Фреско выдаст за свои — вкусная лапшичка, да на ушах смотрится некрасиво. Так или иначе, первый этап расследования завершился неоднозначно…

Даже не первый, а, пожалуй, нулевой: Артур только-только прощупал почву.

А должен был думать о том, как справиться с голодом. Денежки на счету имеются, но их немного — хватит на пару перекусов, не более. Карманных, разумеется, ему никто не даст, а питаться материальным ужасом он никогда не сможет отважиться.

Естественная потребность заставила его отложить мысли о тайнах своего рода до лучших времен. Следующие несколько часов он потратил, прочесывая вакансии для тех, кто едва-едва школу окончил (да так, что не слава богу). Результаты поиска его нисколько не удовлетворили — только мигрень спровоцировали тяжелым выбором среди откровенно отстойных вариантов, каждый из которых хуже предыдущего.

Чтобы не вспоминать заплывшую жиром вражину-училку, с пятого класса пророчившую ему провал во всем, Артур достал записную книжку прадедушки Виктора и, сделав линзы прозрачными да музыку включив, стал читать при свете настенной лампы.

Невозможно было разобрать текст с первых двух страниц. И так голову повернул, и эдак масштаб с помощью гарнитуры увеличил — все без толку. С третьей писака улучшил свой почерк значительно, первые заметки были наконец поняты.

Ими оказались юморески.

Трудно было поверить, что величайший ум столетия вел сборник прибауток не первой свежести. Большинство из них были безвкусны и предсказуемы; Артур мог в любой момент бросить сие чтиво, однако что-то в нем его зацепило, что-то чарующе наивное и душевное. Видно было, что автор старался над собой, исправляя порок с каждой новой байкой. Очень скоро юноша смог по достоинству оценить почти каллиграфическую пропись ученого, искренне любящего свой труд под названием Le Kneesplappers.

Идиллию прервал нежданный звонок. Срочное окошко с наименованием контакта выскочило и затмило собой последний листок в ежедневнике. Мама его потревожила.

Как бы ни хотелось говорить с ней сейчас, он все же не стал ее избегать.

— Привет, — начало было неуверенным, гласные леди растянула. — Как ты там? Я вся за тебя испереживалась, знаешь ли…

— Да я… у бабушки. Все хорошо.

Молчание.

— Алло?

— Да-да, милый, я тут, — она прочистила горло. — Хотела узнать, когда домой вернешься, вот.

— Ну… Тут все не так просто: папа…

— Я знаю. Папа твой чересчур уж строг и невыносим… Ты хоть знаешь, что он Анфису науськал снимать все вокруг?!

— Серьезно? — паренек почему-то удивлен не был.

— Да! Сам пропадает чуть ли не до полуночи, так еще и жить… не дает.

— Ну-ну, — Артур сейчас попытается сыграть в «адвоката дьявола». — Он ведь добытчик в доме…

— Ой, да брось ты это! Я пашу ничуть не меньше!

— И все же…

— Сус.

— Ты лучше… Приходи. Я сижу тут одна, никого рядом нет…

— Я бы рад.

— Правда? — в голосе звучала яркая надежда.

— Но я не могу, — прежде чем она завопит «Почему?!», он сразу ответил. — Обещал бабушке помочь по дому. Ей тоже компанию составить надо, но не так, как тебе.

— О чем ты таком говоришь? Я… — оправдания себе так и не придумала.

— Я вернусь, как сдержу слово и буду уверен, что она довольна всем. А сейчас… сейчас мне спать хочется, прости.

— Угм… Конечно, спокойной ночи.

— И тебе.

На том разговор и закончился.

Снаружи только смеркалось — время еще детское. Однако с постели так и не встал, оставшись под одеялом с широко раскрытыми глазами. Перед ними пронеслись мгновения вчерашнего в очень детальных подробностях, что, несомненно, его напугало: он был совсем другой человек.

Объяснение тем странным вещам, что происходят в последнее время, он дать не мог, надеясь, что рано или поздно придет в норму. Молиться об исцелении было некому: малец никогда верующим не был, и даже активный недуг не заставит его кричать мольбы о спасении. Им никто не внемлет.

Луна сменила солнце несколько часов назад. Тишина вокруг стоит мертвая, и лишь перестукивание настенных часов над дверью нарушает покой. В голове Манко роились идеи и образы, совсем не принадлежащие его сознанию; они сменялись быстро-быстро, подобно кадрам на пленке. И этот монструозный фильм будет длиться всю ночь напролет, не давая уснуть — вот наказание за отсрочивание неизбежного.

Все верно. Сам того не зная, Артур встал на рельсы аттракциона, истинный масштаб которого ведом не всякому. Лишь малая часть для тебя, дорогой читатель, будет обнародована, а вот ему, жертве вечной игры, такие почести не доступны. Посему смилуйся над обреченным и пожелай ему если не сладких снов, то спокойной ночи.

А мы двигаемся далее.

III

— Твою ж мать!

Говорят, что не страшен черт, как его малюют. В теории звучит жизнеутверждающе, но на практике, как сейчас, все совсем не так радужно.

Уже третий день Артур расчищал авгиевы конюшни, борясь с ордой домашних пауков и прочей живности, которую обнаружить не ожидал. Если бы и пироманией страдал — бросил бы все и незамедлительно предал нору огню.

Как бы то ни было, кропотливый труд шел ему на пользу, помогая освободить сознание от ядовитого мусора; посещения Музея стали не такими мучительными, ибо кулаки и воля все более и более железные. Аскетичный образ жизни определенно стоил сохраненных нервов, однако вопрос о питании все еще остро стоял.

Безусловно, все дороги для юного игромана открыты, да вот только ни для одного мало-мальски профессионального соревнования ни морально, ни физически не готов, а любительские полны казуалов, сокрушение которых равноценно избиению младенцев — неблагодарное это занятие, как и ставки, на которых так горько в былые времена погорел, что мама не горюй.

При таком неутешительном раскладе Манко все же нашел в себе силы и мужество, чтобы наконец покончить с многолетним беспорядком. Те последние копейки, что остались при нем, он потратил на две сдобных булочки, одну из которых оставил Дине. Кисловатый мякиш подпортил перекус, но не так уж и сильно, что бы расстраиваться. Всяко лучше, чем синтетические обрезки.

Расстраивало то, что запас монеток исчерпан. Желудок от этого уж точно в восторге не был, к его недовольному урчанию Артур старался не прислушиваться — снова сел за разборку румбы. В первый раз едва обошел ловушку: при небрежном взломе скрытая система сигнализации на всю округу бы завопила непристойные «охи-ахи» — но на этом оборонная программа себя не изжила, а лишь еще больше трудностей подкидывала.

Грамотно составленная «Операция» заинтриговала юношу и вовлекла с головой. Хитроумное переплетение схем, датчиков и прочей требухи, на удивление аккуратно поместившихся внутри, не оставило его равнодушным и пробудило давнюю страсть, питаемую к механизмам. Весь кайф состоит в том, что никто не помогает: ты в гордом одиночестве сталкиваешься лицом к лицу с подлинным творением искусства и без чьей-либо помощи раскрываешь его тайны, читая, как говорится, между строк. За одной завесой есть еще и еще; эта непрерывная погоня за Сутью требует многого, но взамен дает лучший опиум — эндорфин, что гордость за свои успехи взращивает и отчаяние отгоняет.

Тем не менее, фанатичная увлеченность не осталась незамеченной. Бабушка уже в который раз застала его за рабочим столом, но если в прошлый визит не стала отвлекать, то теперь, разглядев издалека получше то, над чем он трудился, встревожилась и решила вмешаться.

— Что это ты там раздобыл?

— А? — от работы оторвался не сразу. — Да ничего такого, просто доисторическая вещица.

— Не такая она и старая. Лучше собери обратно, а то убираться нечем.

— Не скажи! Есть метла и швабры, я ими…

— Так я ведь одна живу, а ты здесь вряд ли задержишься.

— Значит, буду чаще приходить. По углам и в закромах лазить он не мастак.

Артур был весел, но его радости Дина не разделяла. Бог с этой румбой — ее подопечный все больше напоминал ей того, о ком предпочла бы забыть раз и навсегда, как о страшном сне.

— К слову, не расскажешь мне о его создателе? Этот мальчуган гений!

— Э-э, нет, — старушка поморщилась и замотала головой. — И не стоит тебе его хвалить: мелкий гремлин был невыносим.

— Почему?

Удовлетворительный сказ был бы очень, очень емким, но и неполным. Она не стала болтать лишнего, поскольку воспоминания о худших проказах и трагедии пятнадцатого года, следствием которых стали годы посещений психотерапевта, до боли неприятны. А внук все ждал подробностей.

— Папа, твой прадедушка, очень им гордился, знаешь? — Дина ненадолго замолчала, подбирая слова. — Это я не из зависти говорю, а чтоб ты понимал, что он весь в него пошел.

— Разве это не хорошо? Дед Витя же…

— Нет, в этом и беда: если Кадрюша за него крепко взялась и сделала человеком, то беснования Кири… им поощрялись.

— Отчего так?

— А потому, что мне повезло расти под маминым надзором, а ему — нет. Он и при рождении повредничал…

В раздумьях Артур поник, пытаясь сложить паззл из туманных подсказок и собственных думок. Все же, кое-что следовало уточнить.

— Так что с ним случилось-то? Жив еще?

— Ну, в этом году ему исполнилось бы шестьдесят семь. Может, лучше в интернете узнаешь?

— Ба, Интернет — архаичный мусор.

— Ах да, сейчас же все в облаках… И что, не вся информация перешла?

— Похоже на то.

— Ничего, — она ему улыбнулась и выгрузила на стол книжки, которые с собой принесла. — Советую сходить в библиотеку, заодно поменяешь для меня эти на новые. Мне уж неловко все время звать Лидочку, а ты крепыш, тебе полезно.

— Лады, — сразу же на глазок приценил вес стопки. — А кто это?

— Лидочка-то? — далее будет говорить с высоко вздернутым носиком. — Моя лучшая ученица, самая способная и славная.

— Ауч, — он взялся за разбитое сердце.

Прыснув в кулак, Дина потрепала его по голове.

— Не придуривайся, драма квин. Тобой я тоже очень горжусь, хотя мог бы и постараться меня не посрамить на последнем году обучения… Лидонька, вот, с золотой медалью кончила…

— Пфф, — Артур, дите малое, не смог сдержать смешинку.

— Дурень.

— В общем говоря, она живет в соседнем поселке, вот и приходит меня выручать иногда.

— Ага, и просто тряпочкой по столику проводит?

— Ну не могу же я ее заставить весь дом отдраить!

— М-хм, конечно.

Потупив взгляд и подставив кулак под голову, склоненную набок, юноша вновь глубоко задумался, пока не встал со стола, чтобы собрать разобранную побрякушку в коробку.

— А-а-а, ты о редизнутой Констанции говоришь?

— Как грубо!

— Бинго, значится.

Замечания бабули он пропустил мимо ушей, так как порядком устал за день и просто хотел лечь на боковую. Коробка была задвинута под стол, а сам он перебрался на постель в домашнем, ничего не снимая.

— Ты ее уже видел, что ли?

— Как пришел сюда. Чуть ногу мне не отдавила, представляешь?

— Напросился, — заключение было твердо поставлено. — Она и мухи не обидит, ты не наговаривай.

— Я бы поспорил, но спатеньки охота. Ты сама-то как, в порядке?

— Живее всех живых, как минимум! А так-то оно так, время позднее.

Уходя, она уравновесила башенку из бестселлеров пятидесятилетней давности и погасила свет; комнату все еще слабо озарял свет, излучаемый оптикой. Настаивать на немедленном отбое Дина не стала и лишь оставила Артура наедине с собой — все равно не заставишь его сделать, что просят.

Кружевных снов он не видел, но зато очнулся чуть ли не на заре и, пользуясь роскошной возможностью, умылся да отправился гулять по округе, выбрав под размеренный променад Everybody Wants To Rule The World. Так как душераздирающие вопли усопших его более не беспокоили, был очень даже счастлив, хотя и сонный все еще.

Вокруг ни души — все спят. Он один наслаждался прохладным бризом со стороны набережной и солнцем, что только-только вздымалось над горизонтом и лучи которого мягким светом обтекали крыши высоток, стекая ниже и ниже в медленном темпе, подобно смоле. Ярче всех пылал золотом «Маяк» — монолитная башня, устремленная высоко вверх из толщи воды и окруженная панельными строениями, подобными коралловой стене.

Все знали, что там кипела своя, особенная жизнь. Круглый год напролет в тысяче окон горели лампы, что ярче ближайших звезд на небосклоне; центр исследований и резиденция больших братьев всегда объяты аурой доминирующего величия. Потому-то и стеснялись обитатели низин жаловаться на слишком уж яркое освещение, мешающее спать.

Артур же был совсем не поражен. При виде «высоченной фиговины у речки-вонючки» единственное, что приходило в его голову — это давнее нездоровое желание взобраться на самый верх, чтоб со всей дури пустить XXXG-01W, лучшую свою модель, в грациозное падение. Может, он и сам бы сиганул, разбежавшись с выступа вертолетной площадки.

В поле негативных мыслишек ему не дало разгуляться сюрприз-явление. Со стороны элитного района показалась фигура другого молодого человека, разодетого по-профессиональному в спортивную униформу и отдавшего предпочтение бегу трусцой по окрестностям заместо бьюти-слипа.

С коллеги по легкой атлетике русоволосый глаз не сводил, а тот успел нарезать пару кругов и перейти на дорожку, ведущую в сторону наблюдателя. Очки у него были тоже особенные, плотно прилегающие к лицу и с непрозрачными окулярами с внешней стороны — неустаревающая классика.

А кроссовки… Ох, безгрошный отрок сильно завидовал: они походили на два дорогущих спорткара. Такими можно и по вискам сильно настучать, если извернуться.

В общем, одним только видом таинственный рыжик произвел сильное впечатление. И точно так же, как появился, пробежал мимо, чуть ли не подняв дорожную пыль за собой.

Это вызов.

— Погоди-ка, приятель!

Нагнать соперника было нелегко, но паренек в домашнем все ж таки сумел. Артур пресекал любые попытки спортсмена убежать от преследования, попросту держась на уважительном расстоянии по правую руку от другого жаворонка.

— Чего пристал?

— Почему нет? Дорожка общая!

— Отцепись!

Товарищеская беседа между соперниками не задалась бы в любом случае: мышцы слишком напряжены, да и легкие заняты гораздо более приоритетной задачей. Оно и к лучшему, ведь оба могли сосредоточиться на священной гонке, цель которой — установить кто есть бастард и, соответственно, проучить оного горьким поражением.

А гоняться долго пришлось, очень долго. Движения их конечностей синхронизировались, сердца застучали в унисон, в глазах пылало пламя азарта, а цель так и не была достигнута. Сотрясая асфальт мерными постукиваниями подошв, юноши окольцевали добрую часть старого города, пока один из них, модный, не выдохся первым.

— Что такое, стиляга? — Артур демонстративно перешел на бег на месте.

— Победил ты, все… — уставший, он сел на лавочку и раскинул ноги по ширине плеч. — Кха…

Липкий ком слюней, обжигающе свежих из-за обилия кислорода, конопатый едва сглотнул, также тяжело дыша. Его грудная клетка вздымалась и опускалась с высокой амплитудой, на ногах, под утягивающими повязками у колен, видны были пульсирующие жилки.

— Какие коктейли пьешь?

— Молочные?

— Нет! Почему ты все еще на ногах?!

Решив больше не издеваться над тем, кто, судя по голосу, вот-вот заплачет, Артур остановился и скрестил руки на груди с задумчивой гримасой.

— Секрета как такового нет. Я просто каждое утро зарядку делаю.

— Что?!

— Ну а че? Смотрел «Остров сокровищ»? Там как раз…

В выдохе уставшего были ярко выражены отчаяние и злоба. Манко не стал ждать, пока новый знакомый раскапризничается, и поскорее отошел к близстоящему торговому автомату. Его ловкие манипуляции, граничащие с бессовестным разбоем, привлекли настороженное внимание щегла:

— Ты что делаешь?

— Ничего такого. Любой младенец так умеет.

— Камеры же… — в его руки приземлилась баночка холодненькой колы.

— Пей и не бузи, — взломщик сел рядом и стал хрумкать сухарики, точно таким же образом добытые. — У наших бравых правозащитников есть дела поважнее, чем обворованный на копейки частник.

Поначалу хлопец с повязкой на лбу был очень сконфужен: он все думал, что его сосед по лавке то ли молокосос-уголовник, то ли очень странный маньяк. Емкость с напитком сжал так сильно, что та вот-вот лопнуть могла, а Артур тем временем самозабвенно трапезничал, заметив, что нервозный слушает что-то петшоповское: наушники у него такие, что любой, кто рядом находится, мог частично услышать чужой плейлист.

— А ты, — конопатый чуть поближе подсел. — в технике профи?

— Можно и так сказать. Хоть водородную бомбу на запчасти разберу: я об этом реферат писал.

— А работаешь где-нибудь?

— Не-е-е… — вслух признаться в незанятости было нелегко. — Но я ищу, где бы легально шекелей срубить. Лишними не будут.

— Верно, — из банки все же отпил немножко. — Приглядись к парку, там как раз одна работенка вакантна.

— И какая же? За животиной в контактном зоопарке убирать?

— Закрыт ведь давно, чудик.

— Эт к примеру. Что за работа?

— Да хрен его знает! Я за отцовскими делами не слежу, но он говорил, что рабочие руки будут к месту. Сходи сегодня, поинтересуйся.

— И куда топать?

— Вон туда, — рукой рыжик указал в сторону знакомого Артуру места, — Знаешь ведь, где ДК?

— Ну да.

— Так вот, — он попил еще чуть-чуть. — Папка мой там самый главный, иди к нему сразу узнавать о деталях. Документы в порядке?

— Ага.

— Ну тогда я ему сообщу, что ты заглянешь. В очередь не записывайся.

— Спасибо! — обрадованный, юнец протянул ему руку. — Я Артур.

— Игорь, — рукопожатие случилось. — Приятно познакомиться.

— Взаимно.

Последовавший за знакомством «разговор по душам» двух фанатиков спортивного образа жизни не несет в себе какой-либо значимости или культурной ценности, поверьте Мне. Он нелепо начался, так как один из них продолжал осторожничать, а другой просто нес околесицу, пытаясь себя выставить тем, кем не является — крутым; чуть позже травили бытовые прибаутки, закрепляя спонтанное знакомство в мнимую форму дружбы, а закончилось тем, что обоим приспичило «по делам».

Парни обменялись контактами и распрощались, каждый зашагал по своей дорожке. Дома, что на набережной, Артура ожидала тетрадка с задачами по физике и математике: он последовал примеру Виктора и завел осязаемый символ продвижения. На бумаге-то гораздо удобнее ошибки находить, чем мыслительными командами — ужасный гемор.

За столом он сидел с молочной газировкой в левой руке, стащенной точно так же, как и сухарики. Умственную деятельность стимулировал не только сахар, но и пара-тройка синглов Timbuk 3. Учеба спорилась как никогда лучше, ведь над душой никто не стоит, а в спину не тычут, чтоб позаимствовать ручку, карандаш или ластик. Если социализацией можно пренебречь, то только так и никак иначе.

Со временем, однако, одни и те же формулы сильно наскучили. Артур оставил взбухшую от чернильной пасты тетрадь, планируя засесть за дальнейшую разборку кода, да и этого не захотел: на совесть давила куча мала

из прежних находок. Действуя согласно памяти, он за полчаса-час вернул все по своим местам, стараясь не разворошить сильно гардероб со штуками для косплея — раритетные вещи, в конце концов. Без лампочки внутри платяного шкафа черт ногу сломит, так что яркие световые линии в костюме Клу здоровски подсобили в поисках нужной сумки.

В уютной тесноте Артур долго провозился, ибо знал, что больше за фотоальбомами не полезет. Что ни говори, а щупать реальные носители информации очень приятно: их шелест и запах ни с чем не перепутаешь, как у книг. Он даже почувствовал, как веки постепенно слипаются от монотонных движений рук; было тепло.

Кое-что все же взбодрило его, не дав закемарить на полу. На самом дне сумки нашелся помятый конверт, который очень давно покоился под весом альбомов; на нем крупными печатными буквами записано его имя, под которым меньшим шрифтом оставлена пометка в скобках: «Без надобности не вскрывать».

Наощупь юноша определил, что внутри находится что-то плотное, но плоское, а судя по хрусту можно было предположить, что это что-то явно из бумаги. С небольшой опаской он все же попытался раскрыть тайник, но звонкий оклик со стороны кухни вынудил отложить это на потом. Положив конверт в карман, он съехал вниз по перилам и проскользил на одних носках по тщательно вымытому полу до нужного проема, что недалеко был.

— Что стряслось? Станция барахлит?

— Не… Я тебя не разбудила?

— Я уж давно на ногах, — ловкач сел за стол и потянулся сонливо. — Так в чем дело?

— Да тут в новостях областных говорят, что на автомойке требуется помощник главного оператора. Не интересно?

— И чем мне ему помочь? Кнопки нажимать, пока пирожки за обе щеки и три подбородка уплетает?

— Может быть. Платят ведь.

— Не, спасибо. Я нашел кое-что получше.

— Что же?

— Парчок наш нуждается в моих божественных талантах. Как вариант всяко лучше, чем торчать от чистящих средств.

— Я бы не была так уверена.

— Почему?

Держа руки на столе со сцепленными в замок пальцами, Дина отвела глаза в сторону с напряженным лбом, будто бы искала подсказку. Однако ж ответ не заставил себя долго ждать.

— Если память мне не изменяет, — начала она. — им заведует Оскар Засс. Слышал о таком?

— Фамилия знакомая… И что с ним?

— Он якобы герой, — головой кивнула в сторону башни. — Богато живет, но суть не в том. Тебе, дорогой мой, следует его остерегаться: подлый он и коварный. Олежек его недаром не жалует.

— Они, что, знакомы?

— Да… Если тебе интересно — спроси при случае об этом кого угодно из них обоих. Я в дела эти… не люблю соваться, сам понимаешь.

— Не очень.

Артур хотел спросить насчет секретика, но предпочел увести разговор в другое русло.

— Все ж таки я пойду на разведку.

— А стоит ли? Как бы не навязал он тебе чего лишнего…

— Не волнуйся, — он очень уверенно улыбнулся. — У меня трудовая книжка с четырнадцати, плюс какой-никакой опыт с контрактами и подобным мусором имеется.

— Когда ты успел? — бабуля была шокирована. — Так рано вкалываешь?

— Ну, надо было на кое-что накопить… Давно дело было.

— В наше время только с шестнадцати давали, как и права водительские, вроде… совсем вам не дают детьми побыть.

— Мой экс-начальник говорил, что нахлебником быть позорно.

— Ой! А сам-то, поди, с шести лет на акциях наваривался? Тоже мне, волк с Нижнего Залупинска…

— Ба.

— Что «ба»? Ну разве так можно? Только-только из памперсов выползли, а с вас такой спрос…

— Ты просто будь осторожен, ладно? Если что — за тебя постоим…

Артур остановил свой взгляд на ее старых глазах, повидавших всякое на своем веку, — хорошее и плохое, прекрасное и ужасное — и лишь в горькую ухмылку сложились его губы.

— Ничего, сам за себя кого хошь сгрызу.

— Так ведь и зубы сломать можно, — подметила она с намеком. — Как в тот раз, когда Егорка тебя душить полез.

— Жалко, что не прокусил ему вены.

— Артур!

Пожав плечами, он встал из-за стола и задвинул стул обратно.

— Я пойду еще немного прогуляюсь. Вернусь с новыми книжками.

— Хорошо, — Дина все еще была недовольна. — Не забудь только сказать, кому берешь.

— Ладушки.

— Тебе, кстати, тоже можно записаться. Даже нужно, если читальный зал понадобится.

— Понял, спасибо.

Объятие Дины было на удачу, а принятие душа — чтоб освежиться после интересного начала дня. С пакетом, полным книг, Артур вышел на улицу и устремился к тенистым дорожкам толстовского парка. Он стал наконец открыт, и его вековое достояние открылось юноше с новой…

Нет, ничего здесь не поменялось. Все те же детские площадки, те же заведения общепита и помпезный теннисный корт под одним большим куполом, где в незапамятные времена, если верить преданиям, был пустырь, идеально подходивший для гонок на картах. Одно лишь изменилось: в центре освободилось место для более дорогих аттракционов, готовящихся на двенадцатое июня. Из любопытства сероглазый остался поглазеть на то, как проворные мужики в жилетах и касках не без бранных слов и грубого жаргона управлялись с манипуляторами, терминалами и прочими умными штуковинами, призванными упростить строительство, но морально устаревшими. Зрелище это и печальное, и смешное.

Он внимательно приглядывался к работе: не следовало исключать той возможности, что его могли к этим работничкам приписать. Скучать в таком случае точно не придется, но и по окончании работ вероятна отправка в бессрочный отпуск. Неоплачиваемый.

С другой стороны, на дело такое берут только со специальным образованием. Вдумчиво поковырявшись в левой ноздре и методом дедукции воспользовавшись, Артур пришел к выводу о том, что его, скорее всего, запрягут чинить несложную технику и подметать то там, то тут. Роботов-чистильшиков, коих пруд пруди в столице, здесь отродясь не было.

Игнорируя гневные замечания, юнец, попросту не слыша их, преспокойно шел к смотровой площадке через строящуюся карнавальную площадь, которую следовало оградить чем-нибудь посолиднее, чем опавшими красно-белыми ленточками. Искры сварочного аппарата и тяжеловесные машины, способные убить в миг, его нисколечки не беспокоили, а когда старенькая клешня, ослабив хватку, выронила крупный диско-шар, он чудом увернулся в последнюю секунду, совершив выпад в такт музыки. Ему кричали вслед очень нелестные комментарии о состоянии его рассудка, а он все равно вперед маршировал, причудливо пританцовая на каждом шагу с закрытыми от удовольствия глазами; он прекрасно знал, что очки советовали избрать иной путь, но сирену умудрился отключить, как и родительский контроль.