Бесплатный фрагмент - МатриСарго

Часть 1

Я прилетела в сказку

---

I

Я сидела в самолёте, смотря в иллюминатор: внизу показались игрушечные домики и маленькие автомобили — самолёт пошёл на посадку. Я прилетела в Данию! Странно, я никогда не думала об этой стране и не знала, что когда-нибудь прилечу сюда. Да, я мечтала побывать в Венгрии, в Польше, в ГДР, туда уехали мои подруги, но в Данию… капиталистическую страну — никогда!

Дания — страна Снежной королевы, сколько раз мы смотрели этот фильм, а мои любимые сказки Андерсена, а многие из них мы считали своими. На каком языке говорят тут… английский?.. что, у них свой, датский язык?.. Интересно, какой он. Швеция — да, смотрели фильм «Интердевочка», немцы — мы их знаем, но Дания — кто они, датчане, какие они?.. Как мы?.. Как американцы?

Сказочное королевство — Датское королевство, у них ещё королева?.. Но ведь это только в сказках. Они остались в том сказочном времени? Моё сердце сейчас выпрыгнет из груди, меня охватила тревога радости, нового необычного ощущения. Сейчас откроется дверь в новый мир капиталистической страны!.. Какой он, как меня встретит, что меня здесь ждёт?.. Конечно, я прилетела за счастьем так далеко от родного дома, как птица пересекла просторы гор, рек, лесов. Я прилетела в сказку найти своё счастье, не зная, что оставила его в родных стенах дома, я улетела от времени, в котором жила: от родительской любви, от друзей, от привычного уклада жизни, от повседневных мелочей радости, от себя. Я не знала, что этого будет не хватать: привычного воздуха, наполненного ароматами трав, слепящего солнца, улыбок друзей, дневных забот, печальных вечеров, красивого заката, песни жаворонка, кружившегося в голубом безоблачном небе, привычных звуков родного языка, любимых мелодий той жизни, в которой я выросла. Я улетела в другую жизнь… в другое время… думая, что старое возьму с собой. Я улетела ненадолго, чтобы вернуться опять и окунуться в мягкую любимую атмосферу, что окружала меня, и не вернулась… и стала другой… и потеряла то, что оставила… улетела в океан другой жизни и не вернулась…

---

II

Молодой офицер остановил меня для осмотра моего багажа. Я с улыбкой посмотрела на него.

— Говорите по-английски, по-немецки? — спросил меня учтиво таможенник.

— Я не понимаю, — ответила я по-русски, и в минутном молчании мы смотрели друг на друга. Мой английский, который я усердно учила в школе и продолжала совершенствовать на разных курсах, почему-то внезапно выветрился у меня из головы, и, кроме выученного урока «Лондон — столица Англии», я ничего не могла припомнить в этот момент.

— Это ваш багаж? — спросил он, стоя в красивой униформе и перчатках.

Я поняла, что меня спрашивают, и раскрыла свою сумочку, в которой кроме документов было много прочих «необходимых» мелочей, как и в любой женской сумочке: помада, зеркальце, носовой платочек и т. д.

— Сколько у вас сигарет? — спросил он меня и показал рукой на пачки сигарет, что были разбросаны среди моих личных вещей в большой спортивной сумке, стоявшей перед ним.

Я начала поспешно их считать и вынимать из сумки, но он остановил меня и спросил, есть ли ещё сигареты в других вещах. Я развела руками и покачала головой, что означало — нет.

— Что это? — спросил он и показал мне на большую кладь, связанную поперёк ремешком.

Так как я не могла ответить, то показала руками, сложив две ладошки вместе и приложив к щеке, как это делают маленькие детки перед тем, как засыпать. Он удивлённо посмотрел на меня, не понимая и подумав, наверное: зачем в Данию везти постель, чтобы спать, если едешь в гости? Затем помял руками в нескольких местах и пропустил меня, недоумённо смотря вслед. Ну как мне объяснить, что я везла красивое пуховое одеяло из дома, дорогую для нас вещь, моей младшей сестрёнке в Данию, чтобы, когда она укрывалась, приятное тепло родного дома окутывало её в ночных сновидениях. Я вышла в зал и стала оглядываться по сторонам.

— С приездом тебя! — муж моей сестры подошёл ко мне улыбаясь. — Ну, как добралась? — спросил он с лёгким акцентом.

Плотного телосложения, невысокий и уже к своим 30 годам немного располневший: его кучерявая шевелюра когда-то делала его привлекательным парнем, но ещё осталось со стороны висков напоминание о ней, а его чело постепенно продлило свою «глубину ума» на полголовы, может, от чрезмерных посещений занятий вуза, но каре-зелёный цвет глаз на фоне смоляных волос оставался неизменно гламурным, как и в студенческие годы.

— Спасибо, рада тебя видеть, — радостно ответила я, и мы поздоровались за руку. — Давно не виделись! Как вы здесь? — спросила я, продолжая глазами искать сестру.

— У нас всё хорошо, а Оля дома нас ждёт, — догадавшись по моему возбуждённому взгляду, сказал он, рассеяв моё волнение.

— Ах… Так соскучилась по всем, а куда мы сейчас едем, далеко вы живёте? — спросила я.

— Сейчас увидишь, э… Нужно ехать ещё на поезде, э… Мы живём на Ютландии, — отвечал он врастяжку, как будто с трудом подбирая нужные слова. — Сколько багажа! Как ты это всё довезла? А сигареты привезла тоже, как я просил?

— Сама не знаю, как всё тащила, — ответила я смеясь. — Это всё вам родители передали. Вот эту коробку не смотрели, — показала я рукой в сторону рядом стоящей коробки, — только некоторые вещи проверили. А зачем тебе сигареты, здесь что, их нет? Оля мне по телефону быстро сказала, уже в конце разговора, а переспросить я не успела, нас отключили.

— Здесь сигареты очень дорогие, а там у вас дешевле.

— Так надо было больше взять тогда.

— Нет, заберут и ещё заставят штраф заплатить.

— Да? Какие странные… А какая разница…

— Какая тяжёлая коробка! Что там? — спросил он, поднимая большую коробку, перевязанную шпагатом.

— Это вам подарки, осторожно, не урони! — с улыбкой ответила я.

Мы вышли на улицу и подошли к большому автобусу. Вокруг всё было необычно, мне показалось, что мы попали в цветное кино — да… Цветное!.. Всё было красочным вокруг и находило отклик в моём подсознании, настроенном на яркие тона.

Мы сели на заднее сиденье в автобусе: вокруг было чисто, новые сиденья, вежливый водитель в форме. Я стала с жадностью смотреть в окно — это ведь был мой первый выезд в капиталистическую страну. Автобус шёл плавно и мягко, не тарахтя по ухабам дорог. Мы ехали по узким улочкам, в окнах мелькали красочные маленькие домики красных, коричневых тонов, с красивыми, как новыми, крышами, что было непривычно для глаз после серых многоэтажек и больших проспектов. Какая маленькая, словно игрушечная страна, всё как будто нарисовано — как на картинке, так здорово!

Вокзал — я всматривалась в прохожих, в их лица. На скамейке сидела пожилая женщина в светлом потёртом пальто, в странных кроссовках и старой вязаной шапочке. У неё был опустошённый взгляд, она смотрела перед собой, держа в руках бутылку пива. «Наверное, бездомная», — подумала я.

— Я думала, здесь все живут хорошо, — сказала я Рамизу, кивком головы указав на эту женщину.

— Здесь всякие есть, — на ходу ответил он и, стараясь не задерживаться, быстро пробирался к перрону сквозь толпы пассажиров.

Мы сели в вагон, и поезд тронулся, я отодвинула шторку и стала смотреть в окно. Мне было всё интересно, мне всё хотелось потрогать руками, как маленькому ребёнку, который видит что-то впервые; через некоторое время в окнах вагона я увидела море и корабли.

— Мы сейчас поплывём, нам надо выходить? — спросила я его.

— Нет, можем оставаться в поезде, — ответил Рамиз.

— А как? — недоумённо спросила я.

— Поезд въедет на паром… Э… Мы поплывём, э… Там можно выйти на палубу, — медленно, растягивая слова и с видом всезнающего, важно ответил он.

Я стала пристально всматриваться в окно, стараясь не пропустить ни одной детали; не выходя из поезда, мы поплыли на большом пароме. «Вот здорово!» — подумала я. Мы вошли в огромный зал, вокруг было много людей, я обратила внимание на школьников, которые сидели на полу, что было очень непривычным для меня. На них была яркая одежда, а у одной девочки были разного цвета носки. Они сидели, смеялись и шумно разговаривали между собой. Вокруг были небольшие магазинчики, кафе, везде стояли столики, удобные мягкие диванчики. Можно было сесть у иллюминатора и смотреть на море, которое напоминало зеркало, отражающее голубое небо.

Всё ярко и празднично отражалось в моём восприятии — этой новой для меня и необычной по своему укладу страны.

---

III

Поезд плавно шёл по рельсам, под стук колёс в окнах вагона проносилась панорама — рапсовые поля в цветении… старая ветряная мельница… хутора с треугольными крышами… небесная синева. Жёлтым, синим и зелёным соцветием встречала меня Дания — солнечным благополучием и красотой.

— Следующая остановка Фредерисия, — прозвучал голос.

Мы вышли на перрон и взяли такси. Чёрный «мерседес» распахнул свою дверь, и из неё вышел в тёмно-синей форме водитель, и, приветливо поздоровавшись с нами, он открыл нам с Рамизом дверцы такси, затем взял мой багаж и сам положил его в багажник.

— Рамиз, ты можешь позволить себе такси? — спросила я его на ходу, садясь в такси.

— Вдвоём на автобусе, ещё с таким большим багажом, будет не дешевле, — ответил он, и, удобно усаживаясь на переднем сиденье рядом с водителем, он сказал ему адрес.

Такси подъехало к многоэтажному дому, мы вышли на улицу.

— Вы живёте в этом доме? — спросила я, пока Рамиз расплачивался с таксистом.

— Да, на самом верхнем этаже, — сказал он и поднял голову вверх, затем посмотрел на мои вещи, которые таксист стал доставать из багажника. — Лифта нет, на пятый этаж будем подниматься сами, — произнёс он и сделал выдох, как атлеты перед стартом на спортивных дорожках.

Стоя напротив двери, я сдерживала дыхание, моё сердце громко билось, отдавая в висках. Сейчас откроется дверь, и я увижу мою маленькую Танюшу. Повернулся затвор в замке, и вот… объятия сестры, радость встречи, вопросы, ещё раз вопросы… Моё солнышко стоит и недоумённо смотрит своими большими глазками.

— Кто приехал, кто это? — спросила сестра, держа её за ручку и показывая на меня.

— Какая ты большая уже, как выросла! Ты меня узнала? — Я взяла её на руки и крепко прижала к себе. Наконец-то мы встретились!

Она посмотрела на меня и улыбнулась, потом, проведя своей маленькой ладошкой по моим волосам и убедившись, что я настоящая, она обняла меня снова.

— А что тебе Марина привезла? Давай быстрее посмотрим. Рамиз, помоги мне, пожалуйста, развязать этот большой узел, — я показала на кладь, напоминавшую скорее мешок, перетянутый в нескольких местах бечёвкой и посередине лямкой, чтобы удобнее было нести поклажу и не впивалось в руку. Рядом с одеялом, свёрнутым магическими усилиями папы в несколько слоёв, был плотно упакован игрушечный медведь. Я важно взяла плюшевого мишку и протянула в её маленькие ручки. Мишка был больше неё, он был просто огромный. Она обхватила его обеими ручками и попробовала поднять, потом потянула его по полу в другую комнату. Все дружно рассмеялись.

— Всё, теперь она будет с ним спать! Где ты его купила, у нас или в Москве? — спросила Оля.

— Ох, не говори — в нашем городе, просто повезло в тот день, но мы с мамой больше переживали, как его к вам привезти и в самолёт пустят или нет, хорошо, папа всё упаковал, — ответила я и с облегчением вздохнула, что всё позади. — Нужно домой позвонить и сказать, что я хорошо доехала и уже у вас, — попросила я Олю.

— Сейчас уже поздно, мы завтра закажем переговоры, — ответила сестра.

— А сейчас нельзя? А то они будут переживать.

— Там всё равно у вас ночь уже.

— Ну ладно, тогда рано утром позвоним, — сказала я, но сама ничего не могла поделать, и на душе было немного неспокойно.

— А это вам, — я достала шёлковое пуховое одеяло, развернув его и разбросив концы — красными отблесками заиграли цвета на шёлке от вечерних бликов заходящего солнца.

— Э… Хорошо, что привезла, такие одеяла, э… здесь очень дорогие, — отметил Рамиз и подошёл разглядеть поближе.

— А это вам от мамы и папы, — сказала я, протянув им чайный сервиз, который мы покупали с мамой. — Довезла, не разбился, — обрадованно сказала я, и, взяв одну из чашечек, я стала поворачивать её в разные стороны, показывая игру света в золотистых узорах на белом фарфоре и ожидая, какой эффект произведёт это на них.

— Спасибо, я поставлю его на кухню и сегодня чай попьём из него, — проговорила сестра.

— А в сервант не поставишь? Всё-таки из родных краёв, — заметила я полушутливым тоном.

— Я сама знаю… Посмотрим, здесь посуды полно, — с прохладой ответила Оля.

— Рамиз, лично тебе от папы, — я протянула ему знаменитый бальзам «Тянь-Шань», настоянный на травах, в сувенирной бутылке с национальным орнаментом.

— О… Это надо попробовать! Это хороший подарок!

— Поставь в сервант, когда гости придут, поставим на стол, — вставила своё слово сестра.

— Э… Я сам решу! — громко ответил он. — Вот сейчас и попробуем, гости уже приехали, — перешёл он на шутливый тон.

— Чешский хрусталь из нашего дома, — с удовольствием объявила я, доставая набор фужеров и ваз из большой коробки. Тут в комнату заглянуло маленькое личико.

— Это кто там такой стоит? — игриво спросила я Таню. — А это Танечке, — доставая красивое белое платье с вышитыми детскими узорами в голубых тонах, я протянула ей. — Давай, моё золотце, примерим — это тебе от бабушки и дедушки.

Она подошла ко мне, аккуратно взяла платье из рук и снова убежала в свою комнатку, сестра пошла за ней следом; через некоторое время из комнаты Таня вышла в новом красивом платье!

— Ну как, подошло тебе платьице? — спросила я, примерив взглядом, как сидит платье на Танечке. — Бабушка на вырост брала и переживала, чтоб оно ей не мало было, — сказала я, посмотрев на сестру.

— Чуть-чуть большеватое, — ответила сестра.

— Так это ничего, сейчас подкорректируем, — сказала я. — Иди сюда, Танечка, сейчас заново тебе завяжем пояс бантом, вот… А теперь попышней поправим оборки. Теперь в самый раз, ну-ка покажись!

— Смотри на меня… Смотри… Я кружусь…

— Танюшка, не закружись, а то сейчас упадёшь, — сказала я смеясь.

— Смотри, как всё кружится… Смотри, Марина! — белоснежные оборки в три яруса закружились… как Дюймовочку то закрывая своими лепестками, то раскрывая… Белый атласный бант лентами кружился в такт с маленькой девочкой — с миндалевыми зелёными глазами и чёрными локонами она была очаровательной.

— Красиво! Очень красиво! — со всех сторон раздались голоса.

— А что нужно сказать? — спросила сестра и подошла к дочке, остановив её за руку. — Спасибо, забыла?

— Иди ко мне скорее, золотце ты моё, — позвала я и раскрыла ей свои объятия.

Она бросилась ко мне и, обхватив мою шею своими маленькими ручками, радостно поцеловала меня в щёчку, потом снова взяла свою новую игрушку — мишку — и побежала к себе в комнату, держа его за одну лапу и волоча по ковру.

— Сколько радости! А мама с папой не видят, как она обрадовалась их гостинцам! Ну ладно, вы пока здесь подарки посмотрите, а я пойду приму душ после дороги, — сказала я, вырвав свободную минутку, чтобы привести себя в порядок.

Открыв дверь в ванную, я почувствовала, как на меня пахнуло свежестью — из форточки дул морской ветер. Я подошла к маленькому окошку, в котором виднелось море, это так непривычно было для глаз — всё было другое. Так началось моё знакомство с местным ландшафтом — начиная с ванной комнаты.

— Мама звонила, я сказала ей, что ты доехала нормально, — передала сестра.

— Ой… А что ты меня не позвала?

— Она только на три минуты позвонила, от вас же дорого за границу звонить. Завтра перезвоним ей.

— Хорошо, главное, они знают, что всё нормально со мной, и не будут переживать, а то мама глаза ночью не сомкнёт, я-то её знаю, — ответила я, и у меня отлегло на душе после маминого звонка.

— Такая маленькая кухня? — заметила я с удивлением, войдя в совсем небольшую комнату.

— У них только готовят на кухне, а кушают в зале, — пояснила сестра.

— Как удобно здесь, по бокам стоят столы, и снова через балконную дверь — море, как красиво! — Я прошла в другие комнаты. — Какая хорошая квартира с видом на море. Вот это страна-сказка! — сказала я, с восхищением выразив свой взгляд.

— И детская комната отдельная есть, — сказала сестра. — Пойдём покажу.

— У Танюши своя комната? Какая прелесть! — В светлой просторной комнате стоял шкафчик с игрушками и детская кровать.

— Танечка, покажи Марине свои игрушки. Это твои куклы? А кто здесь спит? Это Таня здесь спит? — рассматривая её комнату, я держала её за ручку.

— А сколько Танечке лет? Покажи мне на пальчиках, — попросила я и нагнулась к ней, подняв её ручку вверх.

— Три!!! — громко крикнула она и показала три пальчика на руке.

— Молодец! — почти в один голос мы произнесли с сестрой и похлопали ей в ладоши. Она засмущалась и побежала к папе, продолжая держать три пальчика вверх.

— Как она подросла. Мама с папой так скучают по ней, — сказала я, глядя ей вслед. — Они помнят её маленькой, когда вы уезжали, почти год не видели.

— Мы скоро опять приедем, я уже соскучилась по дому.

Я присела на кровать и обвела комнату взглядом.

— Такое всё красочное и яркое, — сказала я, — а у нас в детстве всё было однотонное, и белые пододеяльники, как я помню.

— Я сама выбирала обои и шторки с детским мотивом, — похвасталась сестра.

— Какая красивая и уютная детская!

— Мне нравится, что у нас во всех комнатах ковровое покрытие, очень удобно, когда в доме маленький ребёнок.

— Только странная планировка здесь. Когда заходишь к вам, то сначала идёт спальня, а потом зал.

— Да, мне тоже это не очень нравится, и поэтому дверь в спальню приходится всегда прикрывать, а то если кто придёт…

— А так по нашим меркам шикарная квартира, — сделала я комплимент. — Так вы ещё ведь не работаете с Рамизом?

— Мы ходим на курсы датского языка, в этом году закончим. Пойдёмте к столу, а то вы с Рамизом с дороги и, наверное, проголодались.

Мы все прошли в зал, где на столе ждал нас вкусный ужин — еда была необычна на вкус, в вазе лежали фрукты, которые я видела впервые… Потом были разговоры, разговоры…

Я совсем не чувствовала усталости от тяжёлой дороги, от недосыпания доброго времени суток: сначала самолёт, потом поезд, паром. Во мне всё горело и билось, энергия шла через край — всё было ново и необычно!

---

IV

На следующий день мы пошли в парк и прогуляться к морю. Я нарядно оделась, а Танечка надела новое красивое платье, которое я ей привезла. Сестра достала из шкафа голубую шляпку для неё. Белый атласный бант на платье и голубая шляпка с белыми розочками на полях прекрасно гармонировали с её зелёными глазками и чёрными кудрями, подчёркивая её милое личико с розовыми щёчками. Мы вышли из дома, непривычный ветер развевал волосы, во дворе не было шумной детворы.

Мы шли по набережной, Танечка ехала впереди на велосипеде, за ней еле поспевал Рамиз, а мы с сестрой не торопясь шли сзади, но старались не отставать.

Взору открывались просторы залива с белыми мостами. На другом берегу среди зелени расположились красивой планировки виллы, мимо проплывали яхты с белоснежными развевающимися парусами на ветру, серебристые чайки кружились над морем на фоне лазурного неба, а белые перистые облака красиво отражались в морской синеве, соприкасая небо и море на горизонте.

Мы подошли к берегу. Удивительно было смотреть, как дикие утки подплывали со всех сторон, а рядом стояли прохожие и кормили их хлебом, бросая кусочки в воду.

— Таня, покорми уток, — сказала сестра, доставая из мешочка кусочки хлеба, оставшиеся после завтрака.

— Осторожно, не упади, — сказала я с улыбкой и взяла её за ручку.

Танечка внимательно смотрела, как уточки пёстрой окраски подплывали к ней, вытягивая свои блестящие темно-зелёные шейки, они крякали, раскрывая свои охристые клювы, и, плескаясь, разбрызгивали вокруг себя воду.

— Уточкам дай хлебушка, — я посмотрела на неё. — Ну, кидай уточкам! Ты что, сама кушаешь? Это же уткам! — сказала я смеясь. — Позови их: ути-ути-ути…

Таня крепко держала в руке кусочек горбушки и тихонько откусывала её, наклонив немного свою головку, думая, что другие не заметят, как она вкусно жуёт корочку хлеба.

— Танюшка, давай отломаем кусочек и бросим уточкам, — но, ещё крепче зажав в руке хлебушек, она помотала своей головкой.

— Сейчас другой достану, сами покормим, — сказала сестра и достала ещё хлеба.

Рамиз, отломив половину, бросил её в воду и что-то негромко сказал на своём языке. Таня, посмотрев на папу, тоже бросила оставшийся в руке хлеб.

Плоскими клювами утки начинали выхватывать друг у друга крупные крошки хлеба, а чайки, резко меняя свой курс полёта, ухватывали свою добычу в виде размокших кусочков, плавающих на поверхности, и снова взлетали вверх.

«Дикие птицы — Зелёные с бархатисто-фиолетовым отливом… их синие блестящие „зеркальца“ опахал отражались в морской глади… обрамлённой морской пеной… усыпанной брызгами синего моря».

Рядом был расположен маленький парк с детскими качелями, окружённый кустами диких роз — цветы благоухали и ослепляли глаза своей красочностью, отражая солнечные лучи, запахи роз и моря перемешивались в сочетании птичьих голосов. Рядом стоял небольшой вольер, где было множество попугайчиков.

Над обрывом стояла красивая белая беседка в старинном стиле, а напротив была просторная лужайка, на которой сидели и отдыхали люди. Было очень тихо, спокойно и непривычно после шумного города с его быстрым ритмом жизни. Напротив был расположен небольшой природный парк: высокие многолетние деревья, заросли кустарников, дикие ягоды ежевики и земляники, полянки лесных цветов. Когда попадаешь в этот небольшой лесок, создаётся ощущение, что попал в другую атмосферу — с моря в лес.

«…Где кроны больших деревьев закрывают небо и солнце… как будто время плавно замедлило свой ритм и природа подарила тебе лесную тишь на какое-то мгновение в твоей жизни… и только шелест листвы провожает тебя… идя за тобой по лесной тропинке… где встречают тебя — Грациозные олени с ветвистыми рогами, воспетые в сказаниях и олицетворяющие собой благородство и красоту».

После прекрасно проведённого дня пришла приятная усталость. Все пошли спать после ужина, а я осталась в зале. Мне очень хотелось посмотреть телевизор, где много каналов разных стран — после наших трёх каналов местного телевидения. Необычный контроль в руках, нажатие на кнопку, и каналы стали плавно меняться один за другим. Ночь… За окном темно… А по телевизору продолжаются передачи, а у нас в 12 ночи новости и «Спокойной ночи, малыши», то есть всем. А здесь пожалуйста, не хочешь спать — смотри и наслаждайся.

Несмотря на усталость, я упорно смотрела телевизор, стараясь не упустить возможность посмотреть именно ночные программы. Мне казалось, что я увижу суперфильмы, суперпередачи, и каково было моё разочарование, когда стали показывать старые фильмы 20-летней давности. Но были и другие интересные передачи.

---

V

— Сейчас к нам придут гости, только что позвонили Рамизу, — сказала мне сестра.

— Хорошо, что предупредила, пойду оденусь приличней, а то я в своём домашнем халате, — ответила я ей.

— Зачем ты его из дому везла? Тут в таких халатах не ходят.

— Да… Разве? Как интересно. Тогда что бы мне надеть? — задумалась я вслух и мысленно перебрала свой гардероб: из своих личных вещей-то я с собой почти ничего не взяла — я же ехала к родной сестре, да ещё много места в багаже заняли подарки.

— Надень кофточку, которую я тебе подарила.

— А я её в сумку положила и даже этикетку ещё оставила. Привыкла новые вещи только на выход.

— Вот как раз на выход и наденешь, — с улыбкой сказала сестра.

— Спасибо тебе ещё раз за подарок, — сказала я и поцеловала её в щёчку, потом достала эту кофточку и прикинула на себя перед зеркалом — цвет такой ярко-синий или, скорее всего, цвет морской волны. — Просто прелесть! — сказала я с восторгом, оценивающе крутясь перед зеркалом. «Хотя до этого я носила только в розовых и бирюзовых тонах», — подумала я про себя.

В дверь раздался звонок, Рамиз пошёл открывать: в дверях показались молодой человек с девушкой.

— Гуд дау! — громко поприветствовала меня девушка по-датски, проходя в коридор. — Яй хедэ Лиллиан, — она протянула мне руку. Я улыбнулась, протягивая ей свою руку, и посмотрела на сестру.

— Добрый день! Меня зовут Лилия, — перевёл мне Рамиз, стоявший рядом.

— Марина, — ответила я, и мы обменялись пожатием рук.

— Анвар, — представился другой гость. Он был на голову выше Рамиза, и светло-каштановые волосы обрамляли его жгучие карие глаза.

— О… По-русски! — воскликнула я от неожиданности. — Марина, очень приятно.

— Это мой двоюродный брат, — представил брата Рамиз.

— Наши папы были родными братьями, — пояснил Анвар свою родственную связь.

— Были? — переспросила я.

— Нет, и сейчас есть, просто немного русский подзабыл, — смутился Анвар.

— Э… Проходите, пожалуйста, — предложил Рамиз гостям, пропуская их вперёд себя.

Все прошли в зал. Сестра предложила всем сесть на большой полукруглый кожаный диван, повидавший виды на своём веку, но считавшийся по сей день престижным для нашего сознания и как степень благополучия. На столике стояли яблоки и апельсины с бананами в красивой вазе для фруктов, орешки, печенья в маленьких вазочках. Рамиз принёс горячий кофе, приготовленный по-восточному в маленьких чашечках — аромат кофе с кардамоном быстро заполнил пространство и восхитил очаровательную обстановку общения вокруг нас.

Я сидела напротив Лиллиан — это было моё первое тесное знакомство с представителем этой страны. Лиллиан была выше на голову своего суженого — блондинка с нордическими чертами лица и шикарных размеров своей женской красоты.

— Это тебе, Лиллиан, а это тебе, Анвар, — сказала я, протягивая им сувениры, привезённые с собой специально для такого случая, — статуэтки девушки и парня, одетых в азиатские национальные костюмы.

— Так, — ответили они почти одновременно и стали рассматривать сувениры, которые были куплены в нашем универмаге ЦУМ.

— «Так» — это что, по-датски «спасибо», что ли? — спросила я наугад.

— Да, — ответила сестра.

— Надо же, как интересно, мы тоже говорим «так», только в другом значении.

— Вы русская из России, из какого города… из Москвы? — вдруг спросила меня Лиллиан и перевела взгляд на Анвара. Он, сосредоточившись, стал переводить мне, но не успел открыть рот, как Рамиз поспешно ответил ей и тут же перевёл мне, делая это синхронно. Анвар всё так же сидел с открытым ртом, всё же успев издать первый звук.

— Я из Советского Союза! — радостно заявила я. — Мой родной город находится в Средней Азии. А почему все говорят «Россия», и в аэропорту тоже? — повернув голову к сестре, спросила я.

— Потому что вы все говорите по-русски, — ответил мне Рамиз.

— Ну так что? Они разве не знают, что у нас много республик, где говорят на разных языках.

— Вы для них все русские. Кстати, я был там, у вас в Москве, — сказал неожиданно Анвар, — мне очень понравилось там.

— Правда?

— Он мой однокурсник тоже, — уточнил Рамиз, — вместе учились у вас там.

— Так ты, Анвар, у нас тоже учился? — я обратила свой взгляд в сторону Анвара. — А я думаю, откуда ты русский язык знаешь… Теперь ясно.

— Нас много здесь, — ответил Анвар.

— Весь факультет, можно сказать, сюда рванул, — шутливо выдала Оля.

— Да… — протянуто произнесла я, и при этой фразе всплыло в памяти…

…Я сидела в самолёте — сейчас взлетит самолёт, и под окнами окажется Москва-столица. Как на картинке, будут маленькие автомобили ездить по дорогам. В салон вошёл парень и встал в проходе: «Смотри, братан, мы куда летим? В Данию вроде. А самолёт весь „чёрный“. Может, мы рейс перепутали?!» Кто-то из пассажиров громко ответил: «Ты потише, здесь все понимают русский!» Я оглянулась: действительно, вокруг меня — ни одного европейца. Странно, когда я летела из Азии в Москву, то весь самолёт был забит иностранцами и кругом слышалась английская речь, а теперь я лечу в Данию, и… Удивительно!!! Но мне было как-то стыдно за этого парня: он ещё не выехал за пределы Родины, а уже успел её опозорить, да я и сама из Азии. Но парень извинился, просто вырвалось у него, но действительно странно…

— Кто в Швецию, а кто в Германию, ну, в общем, у кого где родственники уже были, туда и подались, — договорил Анвар. — У меня здесь уже старший брат был как пять лет, а у других дяди и тёти.

— А другие из Польши сюда приехали, наши там тоже учились, — добавил Рамиз.

— У тебя там ведь сестра учится? — спросила я по памяти.

— Она в Швецию сейчас уехала, там будет устраиваться.

— Да? — спросила я и подумала про себя: «А почему не вместе?»

— Здесь пара месяцев, и выдают жительство! — громко заявил Рамиз.

— Так быстро? А как же язык?

— Обычно надо ждать два года, но так как мы без гражданства… то…

— А почему у нас не остались? — спросила я и с любопытством взглянула на них, как бы со стороны.

— Вы неправильно живёте! — вдруг ни с того ни с сего выдал Рамиз.

— Как неправильно?.. Почему неправильно? — в замешательстве спросила я и опешила. — Ну… Да, — сказала я, непонятно зачем для самой себя, вроде как согласившись с ним, и почувствовала какое-то внутреннее сопротивление. «Правильно жить в разваленных хижинах среди обломков камней» — пронеслась в моём сознании фотография… фотография с его домом: он подарил нам на память, когда приезжал познакомиться с нашей семьёй.

— А у вас там долго ждать надо… А здесь всё быстро… И… Нас здесь много, — Анвар посмотрел на Рамиза и улыбнулся широкой улыбкой.

— Ага… — только и смогла я сказать, потом посмотрела на Лиллиан и улыбнулась ей. Она молча смотрела на нас и ничего не понимала, о чём мы говорим, но Анвар тут же исправился и начал медленно переводить ей наш разговор, при этом активно жестикулируя руками.

Я прошла на кухню вслед за сестрой, она заваривала чай для нас двоих. Чайник уже закипел, и пар струйкою поднимался вверх, затуманивая слегка окно. На подносе стоял чайный сервиз — наш подарок из дома.

— Вот предложим гостям чаю испить, заодно и сервиз наш покажем, — сказала я обрадованно.

— Здесь обычно кофе пьют, — ответила сестра.

— Оля, а вы их не будете кормить, только кофе и фрукты? — спросила я.

— Здесь так не принято, как у нас.

— А мне как-то неудобно, что гости пришли и вы их не угощаете. У нас просто так кофе не поставишь — посчитают негостеприимными хозяевами, — сказала я с ноткой иронии в голосе. — А ты, кстати, не говорила, что у него двоюродный брат здесь и сестра тоже.

— Почему не говорила, рассказывала вам про его родственников.

— Ты говорила, что у него много братьев и сестёр, и они все живут у себя на родине… Сестра вроде в Польше учится… А оказывается…

— Да они там все братья и родственники между собой, поди разбери, кто есть кто, — пробурчала сестра, ставя чашки для чая на поднос.

— А ты что не в настроении?

— Ты надела кофту без рукавов, это неприлично! — сделала мне замечание моя младшая сестра. — Рамиз сказал мне, — добавила она.

— Как это? Что ты такое говоришь? Я не понимаю тебя, мы же так одеваемся! И вообще, я же приехала в Данию, а не в…

— Рамиз сказал, что у нас дома так нельзя, чтобы так ходить, — перебила сестра.

— Здрасьте, я ваша тётя! Это же ваш подарок!.. Сама же предложила!.. И если мне память не изменяет, мы вроде не говорили Рамизу, в чём ходить у нас, когда он к нам гости приезжал, мы же его гостеприимно встретили, — вспыхнув от возмущения, резко ответила я. — Я считаю, что гостям неприлично делать замечания, как они одеты, по крайне мере, у нас это не принято.

Гости разошлись, и мы принялись с сестрой убирать со стола. Танечка, утомившись за вечер, уже лежала в кроватке у себя в детской. Я подошла к ней, подтянула одеялко повыше и поцеловала её в щёчку. Рамиз включил телевизор и, удобно расположившись в кресле, смотрел телевизор. Я пошла на кухню помочь сестре помыть посуду.

— Смотри! Видишь? — спросила сестра, протягивая мне чашку из сервиза.

— Вижу, а что? — ответила я недоумевая.

— Надо выбросить, — выдала она.

— Как выбросить? Зачем?

— Плохие, видишь, не отмываются от чая.

— Как? Что ты такое говоришь? — спросила я и, взяв чашку в руки, стала озадачено рассматривать её на свету: на ней был коричневый налёт от чая. Затем я попробовала её промыть ещё раз под струёй горячей воды. Сестра стояла рядом и наблюдала за мной. — Ну, смотри: как новенькая! — показывая ей эту же чашку, я посмотрела на сестру внимательно. Золотая каёмка заблестела в игре вечернего света с розовыми цветочками на этой чашечке, и мне показалось, что мамины руки изящно держат её… как тогда… и голос пронёсся эхом: «Как ты думаешь, им понравится?»…

— Да? Странно, а я мыла-мыла…

Я вышла из кухни. «Этого не может быть, — подумала я про себя, разведя руками. — Это ведь подарок из дома!»

---

VI

Ветки винограда с молодыми листьями изящно обвивали окно моей комнаты. Я лежала у себя в комнате, медленно просыпаясь. Солнечные лучи уже вовсю пробивались в комнату сквозь листья, лето начинало заявлять о своих правах, не дожидаясь ухода весны с её утончёнными манерами.

«Весна — Прикосновением своим раскрывая цветы восходящими лучами — Благословляет нас сем чудным благоуханием, сохраняя сокровенность цветения.

С блеском налакированные от раннего утречка дождиком листья гармонично меняли свои цветовые гаммы под солнечными бликами: от светло-зелёного до ярко-изумрудного — созидая прелюдию утра, просыпающегося нового дня и сопровождаемую крылатыми певчими».

Майские лучики раннего солнца заполняли комнату розово-жёлтым светом. В комнату вошла мама и села напротив меня возле окна. Она была необычна, не как всегда, от неё исходило сияние — сияние счастья и радости. На ней была красивая кофта лимонного цвета. Шёлковыми волнами платок красиво ниспадал на её плечи, обрамляя их своими полупрозрачными аврорными оттенками и придавая воздушность изящным движениям её рук. Концы платка чудесно сходились на груди, оригинально завязанные двойным узелком, напоминающим бутон розы, что придавало шарм.

Она смотрела на меня и улыбалась, как будто хотела скорее сказать хорошую новость. Это было необычно — увидеть маму в таком настроении, после тяжких невзгод, свалившихся на неё в последнее время. Я приподнялась на подушке и посмотрела маме в глаза, как будто в их глубине хотела увидеть, откуда идёт такой горящий взгляд…

— Ну, доченька, как дела? Скоро поедешь за границу, я так рада за тебя, хоть бы у тебя всё хорошо устроилось. Я поменяла тебе деньги — вот двести долларов, положи их… — и, обведя комнату глазами, она добавила: — Положи за ковёр, чтоб не пропали.

— Мама, ну кто их возьмёт?

— Мало ли что, подальше от чужих глаз.

— Ладно, положу, чтобы тебе спокойно было, — сказала я. — Раньше всё клали в шкаф под постельное бельё, — вспомнила я и улыбнулась.

— Я так за тебя переживаю. Как долетишь? Как там всё сложиться? Но думаю, что всё будет нормально.

— Жалко, что нет прямого рейса и надо через Москву лететь.

— Ничего, побудешь в Москве сутки и потом уже прямым рейсом в Данию. Ты звонила к своей знакомой?

— Да, это Белла, — ответила я. — С ней я договорилась уже.

— Не помню эту девочку. Это со школы?

— Ты её видела, она ко мне приходила много раз, мы вместе учились в музыкальной школе.

— А… Вспомнила… Такая хорошая девочка, с вьющимися шикарными волосами, — сказала мама. — Она в Москву переехала?

— Она вышла замуж за москвича и осталась жить в Москве. Представляешь, случайно встретила её на улице, и она пригласила меня к себе в гости: адрес дала и свой телефон.

— Да… Давно она к нам не заходила.

— Так она после школы сразу и уехала — поступила в московский вуз и только на каникулы сюда приезжала.

— Ничего, что давно не виделись, она же согласилась тебя принять, и тем более вместе учились. Они тебя встретят в аэропорту?

— Да, обещали, но если что, то адрес её у меня есть.

— А ты пригласила их к нам в гости?

— Конечно, пригласила. Но когда я её встретила, она уже собиралась назад: у неё отпуск заканчивался, она приезжала родителей навестить.

— А ты у себя на работе всё уладила? Смотри, чтобы потом не было неприятностей.

— На работе отпуск дали на месяц, визу тоже дали в посольстве, теперь осталось собраться, — сказала я и мысленно представила себя… В самолёте… За границей… У сестры.

— Надо подарки им купить, ведь будут ждать гостинцев из родного дома. Особенно наше солнышко — как она там? Так соскучилась по ней! — говорила мама… с воспоминаниями. — Мне всё время кажется, что вот-вот выйдет из детской и улыбнётся… — И глаза её засветились радостью.

— Я сегодня собираюсь пойти в город и посмотреть, что там есть. Хочу купить куклу Танечке и красивое платьице.

— Вставай-ка… Давай съездим за город, там в сельмагах больше выбора, что-нибудь посмотрим. Сегодня суббота, отец дома и свозит нас.

---

VII

Мы выехали на машине на просёлочную дорогу. В окнах мелькали поля и горы, налившиеся зеленью, перемешанной с голубизной неба. Тёплый ветер приятно ласкал мои волосы через приоткрытое окно в машине.

С одной стороны дороги — поля, маками усыпанные, расстилаются красным ковром до подножия гор и радуют красотой своей. Запах освежённых маковых полей после утреннего дождичка душистым воздухом проникал вместе с ветерком в салон машины, и повеселевшее утро улыбалось мне солнечными лучиками и звонким щебетанием птиц.

«Нежным дыханием лёгкий ветерок колыхал трижды перистые лепестки красных цветов. Воздушным барежем, словно красной вуалью, прикрывала весна земную красоту, придавая таинственность и элегантность долинам гор.

Белоснежные вершины гор, окаймляя сказочную картину, завершали пейзажную живопись, нарисованной весной:

— Красные маки, пылающие в отблесках белых снегов».

Показался маленький сельский магазинчик.

— Останови здесь, — попросила мама папу. — Пойдём посмотрим, что там у них есть.

Мы вошли в магазин, в котором продавалось всё, начиная от одежды и кончая продуктами.

— Смотри, какой красивый набор чайного сервиза, — сказала мама, взяв в руки одну фарфоровую чашечку. Солнечные лучи — в белой глазури рассеиваясь и отражаясь в узорах из розовых цветов яблонь и нежно-зелёных листочков — сиянием своим завершали композицию золочёной окантовкой. Поворачивая чашку в разные стороны, мама любовалась игрой света.

— Как ты думаешь, им понравится? — спросила мама.

— Конечно, — коротко ответила я. — Подарок как раз для всей семьи, и для гостей можно поставить на праздничный стол.

— Очень удобные ручки у них, и цвет красивый, — сказала мама, продолжая держать за ручку чашечку, наклоняя её то вправо, то влево.

— Сколько стоит этот сервиз? — спросила мама у продавщицы в белом халате, стоявшей у прилавка и обслуживавшей покупателей.

Горянка — с золотистым отливом кожи, невысокая девушка с красивыми восточными глазами, с иссиня-чёрной косой, каких можно встретить в здешних краях. Отпуская товар, она быстро считала на обычных счётах, проворно передвигая деревянные костяшки то вправо, то влево. Национальные браслеты с бирюзой и топазом звонко позванивали при взмахе её руки.

Она завернула товар в коричневую плотную бумагу и протянула его покупателю. Аксакал в стёганом халате поправил войлочный колпак с разрезными полями, взял свёрток и пошёл к выходу; на выходе он остановился, достал из кармана платок и стал протирать глаза, держа в одной руке камчу.

— Десять штук яиц и плюс двадцать пять рублей, — ответила продавщица.

— Каких яиц? — с удивлением спросила мама. — Что ещё за яйца!

— Сначала нужно сдать яйца — куриные яйца. Такие правила. И без печатей! Десять штук яиц за каждый товар! — чётко протараторила продавщица. — А то в городе купят и сюда везут, чтобы сдать, — сделав хмурое лицо, добавила она.

— А если мы переплатим стоимость яиц, можно нам купить этот сервиз? Мы нездешние.

— Не могу продать. Село должно поставлять городу яйца, поэтому местные жители должны сдавать яйца, чтобы купить дефицитный товар, — ответила громко продавщица, уставив свой взгляд поверх нас куда-то в пространство.

— Давай заедем к нашим родственникам, у них должны быть яйца, здесь недалеко, — сказала мне мама уже на выходе из магазина.

Мы сели в машину, в которой дожидался нас папа.

— Вот попали так попали! — проговорила мама и рассмеялась. — Видите ли, теперь нужно со своими яйцами в магазин ходить. Скоро будем молоко с собой брать в обмен на их молоко. Вот так и придём потихоньку к коммунизму!

— Какие ещё яйца? Только купил, что, дома яиц нет?

— Подожди, сейчас по дороге расскажу, — ответила мама, — такого ты ещё точно не слышал.

— А я ещё в самом начале подумала, почему очереди нет в этом магазине, всего-то пара покупателей была, — сидя на заднем сиденье, я громко внесла свою лепту.

— Всё ещё пользуются десятичным абаком, — сказала мама. — В городе уже давно кассы ввели.

— Так… Куда сейчас едем? — твёрдо спросил папа.

---

VIII

Широкая пыльная дорога упиралась в горы, которые стояли, как каменные дворцы, доходя до небес, вокруг шелестели высокие тополя, рядом проехал трактор. Мы подъехали к небольшому домику: кирпичные свежевыбеленные стены… голубая веранда… белые тюлевые занавески… невысокая деревянная ограда… журчащая вода в арыке под сенью деревьев… Калитку открыла нам тётя Маруся.

— А я только что собралась на рынок, вы меня случайно дома застали, — громко проговорила тётя Маруся.

— Значит, нам повезло, — ответила с улыбкой мама.

— Здравствуйте, — сказала я и обняла тётю Марусю.

— А вы как? — спросила Маруся.

— Мы решили проехаться по сельмагам и в ваше селенье, так сказать, заглянули, — с настроением произнесла мама и посмотрела на папу — он как раз закрывал дверцы в машине и коротким кивком поприветствовал свою сестру.

Добрые живые глаза и добродушная улыбка, её волнистые русые волосы были аккуратно зачёсаны назад и закреплены полукруглым гребешком, а заплетённая коса красиво уложена на затылке. Она была невысокого роста и плотного телосложения, красивая и пышущая здоровьем, от неё веяло светлой душевной теплотой.

Мы зашли в летнюю кухню. В комнате стоял запах испёкшегося домашнего хлеба — на столе, прикрытые вышитым полотенцем, лежали большие булки белого хлеба.

Мама и я сели на скамейку, что стояла около стены рядом с окном, а папа, пододвинув к себе табуретку, тоже присел, затем, положив руку на кухонный стол и посмотрев в окно напротив, значительно произнёс:

— Так… Это…

— Здесь у вас в одной лавке импорт выбросили, мы по дороге уже заглянули туда. В городе-то он не залёживается, с прилавков сметают всё подчистую!.. — с эмоциями произнесла мама и энергическим жестом руки как бы смела крошки с края стола.

— Да тут он никому и не нужен, тут в огороде да в поле с утра до вечера. Тут свой местный импорт — фуфайка да сапоги кирзовые! — в шутку ответила тётя Маруся, и все рассмеялись.

— Так они сейчас по-новому сделали, товар на яйца меняют, — заметила мама. — Мария, есть у тебя с десяток яиц? Выручи нас, пожалуйста.

— Да больше, наверно, насобирается! Я ещё в курятник-то не заходила с утра, но со вчерашнего дня в корзинке есть, в чулане стоит, сейчас схожу, принесу вам, — с любезностью предложила она.

— Придумали, тоже мне! Это только у нас могли до такого додуматься, со своим товаром в магазин ехать, — с горячностью высказалась мама. — У меня в голове не укладывается, как можно до такого додуматься!

— А я и не слышала ещё, это же когда… — развела руками тётя Маруся.

— Новое постановление вышло, а от кого и когда… Никто его не читал, и я его тоже не видел, — с иронией изрёк папа.

— Сами, наверное, придумали себе, чтобы план выполнить, — подумала и вслух высказала тётя Маруся.

— Самоуправством занимаются. Что, их кто-то здесь будет проверять? — подчеркнул папа.

— Мария, можно мне кружечку вашего квасу? Так хочется глоток сделать, — спросила мама.

— Юрий, спустись в погреб, принеси кваса. И с собой возьмёте заодно. — Вытерев руки о край фартука, она открыла одну дверцу деревянного шкафчика, расположенного под столешницей, и стала доставать стаканы; на двух полочках, покрытых клеёнкой, стояли тарелки и гранёные стаканы, а на нижней — эмалированные чашки и кружки.

Папа вышел во двор. Я посмотрела через ситцевую занавесочку в горошек, которая закрывала пол-окна, и тоже вышла вслед за папой. По двору важно ходили куры, напротив дома стоял амбар: выбеленные извёсткой стены, зелёные створчатые двери, одна створка была немного приоткрыта и слегка поскрипывала от сквозняка. Справа от амбара деревянная дверца вела в погреб: солнечным светом освещало каменные ступеньки, которые уходили в потёмки, на меня дохнуло холодком да пряным духом солений…

Я заглянула в амбар: чисто подметённый глиняный пол, в углу стояли мешки, наполненные зерном — пахло свежестью и приятно обдавало каким-то особенным, непередаваемым деревенским духом; маленькое окошко, за которым виднелась груда уже изготовленных кизяков: через сквозные промежутки вольно гулял ветерок, осушивая их к осени и разметая стебельки соломы; пылом раскалит он верх да края печи — завьётся от него приятный сизый дымок из трубы, окутает сначала избу, потом тополиные листья и, струясь с горным ветерком в прозрачном воздухе, медленно сольётся с синеватым туманом, сползающим со снежных хребтов Гималаев.

— Самый вкусный квас! Я такого кваса ещё нигде не пробовала, — с наслаждением отпив глоток, похвалила мама. — Мария, как ты его делаешь?

— Это надо, чтобы квас в погребе «доходил», а в квартире, как у нас, он такой не будет, — выразительно подчеркнул папа. — И хлеб, испёкшийся в деревенской печи!.. А не в духовке газовой, — пояснил он, выразительно подняв указательный палец вверх.

— Я хмелю туда ещё добавляю, из хлебной закваски оставляю, — ответила тётя Маруся, дивясь с улыбкой на брата.

— Мария, все аргументы сводятся к тому, что мы к тебе в гости на квас будем заезжать, — пошутила мама.

— На здоровье, всегда рады вам, — с душевным гостеприимством ответила тётя Маруся.

Я тоже отпила немного холодного квасу и почувствовала на губах пенящийся и золотистый нектар; неимоверный запах хлебных пашен, обвеянных горным ветром, жар печи и добрые руки тёти Маруси — всё это создавало домашний хлебный напиток.

Тётя Маруся, или Мария Кирилловна, как к ней обращались товарищи по работе, была старше моего папы на восемь лет и очень похожа с ним, но с женственными чертами лица. Красивый голос её звонко раздавался в воздухе, и улыбка озаряла её лицо — папа спокойно и коротко отвечал ей своим мужским баритоном. Энергичная и жизнерадостная Мария: в ней бурлила жизнь, передавая кровь потомков казаков. Папа был менее эмоциональным, но в спокойном и уравновешенном характере скрывалась сила, которая могла в любую минуту вырваться наружу и словно казачья шашка в мгновенье встать на защиту своей семьи и своего рода.

Несмотря на различия в их характерах, это никак не отражалось на их отношениях как брата и сестры, которые искренне любили друг друга и помогали друг другу. Был ещё младший брат Николай, внешне больше по матери — его гладкие тёмные волосы спадали прямыми прядями, в отличие от брата ему не достались черты лица, схожие с Цезарем, хотя и присутствовали фамильные черты. Николай был младше Марии на двенадцать лет и до сих пор жил одним домом со своей матерью, то есть с моей бабушкой Анисьей (в девичестве Куприяновой), там же обосновался со своей семьёй в одном большом доме, где все вместе вели хозяйство. Он был тихим, немногословным и самым младшим — последним ребёнком в семье — со всеми привилегиями, переходящими в будущем в статус «оберегаемого мужа».

Маруся хлопотала около нас; кофта с баской в голубой мелкий цветочек очень шла к её светло-серым глазам.

— Блины нынче с утра напекла, будете? — спросила тётя Маруся.

— Спасибо, пока не хочу, — ответила мама и посмотрела на меня, я тоже помотала головой.

— А я попробую, я уже проголодался, — сказал папа.

На подоконнике сидела кошечка и поглядывала на молоко в крынке, нежно мурлыча и умильно потягивая мордочкой запахи, доносившиеся с печи. Тётя Маруся поставила на стол перед папой глиняную миску с блинчиками и к ним такую же мисочку с топлёным домашним маслицем. Кошка аккуратно, подушечками своих мохнатых лапок прошлась по краю и спрыгнула на скамейку возле нас.

— Ну-ка, брысь! — легонько прикрикнул папа.

— Кис-кис, Мурочка, — позвала я её к себе. — Ой, какая она пушистая Мурка, — сказала я и, посадив её к себе на колени, стала гладить.

— Вот зачем за столом, — сказал папа, строго посмотрев на меня.

— Потом руки помой, если будешь со стола еду брать, — добавила мама.

— Хорошо, — спокойно ответила я.

Маруся, тоже отпив немного квасу, поставила кружку на стол и продолжила рассказывать о здоровье бабушки и последние новости о наших родственниках. Муж её Лукьян Адрианович (по фамилии Полтавец), который с любовью заботился о ней, умер от тяжёлой болезни несколько лет назад, и осталась она одна с дочкой, которая была старше меня на тринадцать лет. Анастасия, или, как часто её называли, Настёна (в честь бабушки по папиной линии), была очень похожа на своего папу: тёмно-русые волосы и зелёно-карие глаза, добрая и отзывчивая. В столице она закончила учёбу в университете и осталась преподавать литературу в средней школе, при этом на каждые выходные приезжала домой помогать маме по хозяйству.

— На обратном пути к ним заедем, — сказал папа. — Я к ним собирался в следующие выходные — навестить маму, но раз мы в этих краях, то заодно и проведаем.

— Мы ещё планируем по дороге в другие районы заехать, может, там тоже нам повезёт, — досказала мама.

— Сейчас конец месяца, всегда что-то появляется в эти дни. — Мария, взяв ухват, достала чугунный горшочек и, помешав деревянной ложкой внутри содержимое, снова поставила его в печь. — Я туда хожу только за спичками да за солью, — повернувшись к нам, договорила она.

— Печка ещё тёплая, — сказала мама, прислонившись к печке. — Так люблю тепло деревенских печей — тепло детства напоминает.

— Так давеча вечером хлеб выпекала, — ответила Маруся. — Это на всех: маме с братом, и дочка с города на выходные должна приехать.

— Тоже всё хочу попробовать хлеб на хмелю испечь, да руки не доходят, — посетовала мама.

Я посмотрела на огромные буханки величиной с «Великорусска́го» каравай! Сколько там хлеба?.. Семь штук?.. Нет, вроде больше, один бы смогла только двумя руками удержать.

— А мне кусочек отрежь-ка, попробую свежевыпеченного, — попросил папа тётю Марусю.

— И мне! — громко сказала я. — Я тоже хочу, так вкусно пахнет!

— У меня ещё топлёное молоко в печи томится. Угощайтесь, и с собой в дорожку возьмёте, да хлеба не забудьте, — на ходу сказала тётя Маруся, нарезая хлеб аккуратными ломтями и подавая на стол.

— На здоровье, с живого жара! — с радушием предложила хозяйка дома.

---

IX

Солнце уже входило в зенит и своими прямыми лучами выводило нас на более узкую просёлочную дорогу.

— Ну, вот хорошо, яйца есть, даже больше, чем попросили, — сказала мама. — Может, ещё что-нибудь возьмём тогда. Юрий, прикрой своё окно немного, а то сквозняк прямо в машине гуляет.

— Это вы у себя позакрывайте, у водителя должна «вентиляция» работать, — медленно произнёс папа, продолжая объезжать ухабы по сельским дорогам и создавая столбы пыли, уже начинавшей проникать в салон машины, перемешиваясь с запахом свежевспаханной земли.

— Слушаемся, Ваше превосходительство, — ответила мама и с юмором приложила руку под козырёк. — Маришка, тогда своё окно хоть прикрой. Надо нам успеть до обеденного перерыва попасть в другие магазинчики, а то закроют на обеденный перерыв, и жди потом.

Мы снова зашли в магазин.

— Давай ещё что-нибудь посмотрим, есть что-нибудь интересное?

Мы прошли вглубь магазина, посмотрели одежду, обувь: почти всё было местного производства.

— Какую-нибудь игрушку надо бы купить Танюшке, ждёт, наверное, скучает, — сказала мама, обведя глазами прилавки. — Здесь ничего такого нет, поехали в другой, а по пути и в городе тоже посмотрим.

— А вот ткань неплохая на шторы в зал, — идя за мамой к выходу, я указала рукой в дальний угол магазина, где на полках лежали рулоны материи. Мы подошли ближе и стали рассматривать, а папа вышел на улицу.

— Это… В машине вас подожду, — сказал он на ходу.

— В зал? Ты думаешь, красиво будет? — спросила мама.

— Да, белый тюль и красного цвета диван и два кресла. Я думаю, что будет красиво сочетаться, — ответила я, держа в руках материал красного цвета — на нём был цветочный узор, вытканный бархатом.

— Надо же, какое совпадение! Почти такие же розы на нашей мягкой мебели. А ну, посмотри, чьё производство?

— Сделано в ГДР, — прочитала я на этикетке, прикреплённой в виде бирки к этому рулону. — Как и наша мебель!

— Ну, бери, если нравится, и пошли, заедем ещё в другие места по дороге, а то папа нас уже заждался, — сказала мама. — Мариша, а вот смотри ещё какой красивый, на брюки не хочешь? — Теперь задержалась мама около другого рулона ткани светло-бордового цвета. — В городе такой не купишь.

— На брюки? Не знаю, может, на платье больше подойдёт, — сказала я, рассматривая тонкий изящный материал, волнами спадавший по руке. — Не знаю… С такой ткани брюки ведь не шьют? Я ещё не встречала в городе такую «моду».

— Сейчас можно носить что нравится. Я думаю, что будет очень элегантно смотреться, — мама отошла немного в сторону и, пробежав по ткани взглядом, уже мысленно спроектировала будущую модель моих брюк — это было ясно видно по её удовлетворённому выражению лица.

— А вообще сейчас такая мода… Носи что нравится, — произнесла я неуверенно.

— Так пусть у тебя будут первые такие брюки! Ты сама их прекрасно сошьёшь. Спереди сделаешь едва заметные складочки — я думаю, пару штук с каждой стороны, вверху модель будет смотреться как юбка, а потом все формы плавно переходят в брючный ансамбль. Не зауженные брюки и не «бананы» — я уже зрительно вижу, как они будут оригинально сидеть на твоей фигуре.

Она размотала немного ткани с рулона и прибросила её на меня, затем, отступив на шаг назад, она бегло окинула взглядом ещё раз.

— Всё берём! — произнесла мама заключительную фразу и окликнула продавщицу.

Мы вышли из магазина, солнце ослепительно улыбнулось в глаза, около машины в оттенках то голубого, то белого облака дожидался нас папа, держа в одной руке сигарету, а другой приподняв капот и очень важно всматриваясь внутрь.

— Воду нужно долить в радиатор, а то мотор машины…

— Я же тебя просила!.. Приготовь машину!.. Зато в гараже пропадаем… — не дав договорить, мама вынесла свой вердикт уже якобы «свершившейся» поломке нашей машины.

— Так… Как ты не понимаешь? Мы же не в городе и по асфальту, а по горным склонам…

— Не знаю и знать не хочу! Как куда ехать, то начинаем машину ремонтировать, как с друзьями на рыбалку, то…

— Никто не ремонтирует, я сказал — воды долить! А то машина перегрелась, — ответил папа на повышенных тонах.

— Ну не знаю, доливай и поедем. Нам ещё нужно заехать в другие места тоже, хотя бы в пару магазинов, что по дороге нам попадались, — уже из машины прозвучал голос мамы в деловой тональности.

— Здесь пока до Алатау доберёшься, то двигатель может закипеть — из радиатора пар пойти, — пояснил папа и, больше не отвлекаясь на разговоры в салоне машины, то есть с мамой, прямо стал смотреть на дорогу, ровно и спокойно управляя рулём.

— Ну вот, сервиз купили, теперь… — не договорила мама.

— Теперь задача номер один — раздобыть игрушку! — сидя на заднем сиденье, я громко внесла свою лепту, рассчитывая, что меня расслышат за шумом двигателя.

— Как там наша Танечка? Так скучаю по ней! — произнесла она, и счастливая улыбка осветила её.

Пёстрые горы замелькали в окнах машины, горная речка в низине сопровождала нас, указывая дорогу, а голубые брызги воды, взлетающие в высоту от диковинных валунов, хрусталиками искрились в лучах горного света.

---

X

Солнечные лучи ударили в окно, с кухни слышалось шипение чайника, запах кофе разносился по комнатам. Мы все уже давно встали и сели завтракать. Таню мы решили не отводить в садик по случаю моего приезда.

— Сегодня такая хорошая погода, пойдём сегодня в город? — спросила я, наливая себе только что заваренный чай. Сегодня понедельник, магазины открыты будут, так хочется пройтись по улицам, зайти в магазины, посмотреть всё.

— Мы с Рамизом сейчас уйдём, нам надо сходить в одну контору насчёт документов, — ответила она, помешивая ложечкой чай с сахаром в пиале, и посмотрела на Рамиза.

— Я сегодня не пойду на курсы датского языка, — ответил он, отхлебнув горячего кофе из маленькой кофейной чашечки. — После выходного дня никуда не хочется идти.

— Таня, давай кушай хорошенько, кто будет доедать? — сказала она дочке, которая, бросив свою ложку, уже норовила слезть со стула.

— Не хочу больше, — ответила она и, сдвинув свои маленькие бровки, сердито посмотрела на тарелку с кашей.

— Э… Я кому сказал! — Рамиз посмотрел на неё, и Таня снова взяла ложку и стала ею усердно водить по тарелке.

— Может, она уже наелась? — вставила я своё слово и подумала про себя: «Мама наша не заставляла Танечку много есть, когда она бывала у нас».

— Пусть всё доест до конца, и так ничего не ест, — утвердила Оля.

— Ну да, ничего не ест и растёт. Ты тоже мало ела в детстве, — заметила я. — Детский организм сам знает, сколько ему надо.

— Ну, давай, открывай ротик, — сказала сестра и поднесла ложку с кашей, — ложечку за маму, ложечку за папу, ложечку за зайчика…

— А вы надолго, в город успеем потом сходить? — продолжила я разговор после завтрака.

— Да, после. А ты не можешь с Таней посидеть? — спросила сестра.

— Да, конечно, посмотрю за ней. Тогда мы выйдем на детскую площадку во двор. Вы мне ключи оставите?

— Дождитесь нас, мы скоро вернёмся.

— Ну ладно, — согласилась я.

— Марина, давай мы тебе поменяем деньги в банке, ты же привезла с собой двести долларов.

— Сейчас, минуточку, — сказала я и пошла в детскую комнату, где за шкафом в углу лежали мои вещи. — Вот, возьмите, — сказала я, доставая деньги из сумочки. — А потом мы сходим в магазин и купим что-нибудь маме и папе. Когда вы придёте?

— Хорошо, мы ненадолго, — ответила сестра, накидывая лёгкую куртку в коридоре. Рамиз уже спускался вниз по лестнице, а Танечка держала меня за руку. Мы с Таней помахали на прощание ручкой и пошли в её комнату играть.

— Ну, Танюшка! Во что мы будем играть? Давай в чок-чок! — спросила я. Наше знаменитое «чок-чок» — езда верхом на моей спине.

Она быстро запрыгнула на меня, и мы важно «поехали по разным улицам» комнат, объезжая все углы, останавливаясь на остановках и беря пассажиров — мишек и зайчиков — в наш автобус. Потом мы падали и смеялись. Немного отдохнув, мы пообедали, затем пошли в её комнату играть с нашим новым мишкой.

«Что-то долго их нет», — посмотрев на часы, подумала я. Уже магазины, наверное, скоро закроются. Вдруг раздался звонок в дверь.

— Ну, вот и мама с папой пришли, — обрадованно сказала я, и мы побежали наперегонки открывать дверь.

Зашли сестра с мужем, держа в руках пакеты из супермаркета.

— А мы вас уже заждались, — радостно воскликнула я, держа Танечку на руках. — Я пообещала Танечке купить мороженое и сходить покататься на детские качели.

— Мы были по делам в коммуне, — сухо ответила сестра. Рамиз молча прошёл мимо меня в комнату.

— Что купили? Как много всего! Выбрала маме тоже что-то?

— Нет, — перебила она. — Я купила себе фен, остальное Рамизу.

— Прекрасно, покажи какой.

— Мы завтра с тобой сходим, магазины уже закрываются в это время, и мы с Рамизом устали!.. Находились…

— Ну конечно, я вас понимаю!.. А мы тогда завтра сходим и выберем подарки родителям, я ведь нескоро уезжаю. А сейчас мы с Танечкой пойдём во двор погуляем, да, солнышко? — Я поцеловала её в щёчку, а она обняла меня крепко своими ручками. — Танюша! Задушишь меня, — сказала я смеясь. — Кушать я вам приготовила, вы, наверное, устали, отдохните, — обратилась я уже к сестре, опуская Танюшку на пол. — Где твои туфельки, покажи мне? Пойдём на качели кататься?

Она заулыбалась и закивала в ответ своей кудрявой головкой.

Вечером, уютно усевшись в кресло после сытного ужина, мы включили телевизор. Мысли крутились в голове, не давая мне покоя: «Как спросить их про деньги? Почему они молчат, ничего не говорят? Они, наверное, уже поменяли их. А может, мне с сестрой поговорить? Вроде неудобно как-то, но как же я домой без гостинцев поеду и с пустыми руками». Я выбрала удобный момент, когда сестра вышла на кухню, и подошла к ней:

— Оля, а деньги вы поменяли? — спросила я извиняющимся тоном.

— Какие деньги? — резко прозвучало в ответ.

— Как? Но вы же взяли поменять их в банке, я-то ничего не знаю, как тут менять надо.

— Это не твои деньги! Мы тебе тогда их дали, чтобы ты обменяла их на доллары и привезла нам, потому что там у нас они дешёвые.

— Так почему вы сразу не сказали, что это вам? Почему вы сказали, что это мне подарок на день рождения?.. Я же на них рассчитывала… — сказала я, запинаясь и ещё не совсем осознав, что происходит.

— Я не помню про этот подарок на твой день рождения.

— Ну как же? Забыла? — с восклицанием спросила я и иронично произнесла: «Марина, поздравляем с днём рождения!» и преподнесли в конверте эти деньги.

— Смотри, какая, деньги она спрашивает! — уверенно заявила она невпопад, изобразив деловое выражение на своём лице, при этом поджав немного свои тонкие губы и задрав кверху свой квадратный подбородок.

— Ох… Так если бы вы сказали тогда, что вам надо их привезти, то я себе тоже поменяла бы — что здесь такого! Просто надо было всё объяснить, а как я сейчас вообще без денег? Мы же договаривались, что в город пойдём, купим что-нибудь родителям… А теперь как я совсем без денег-то! Так я даже в город не могу пойти, я ведь только что приехала и ещё нигде не была… — не договорила я, как чёткий уверенный тон перебил меня:

— Рамиз сказал, что ты должна уехать!.. Уже сейчас, — после короткой паузы добавила она. — Ты не можешь здесь больше оставаться.

— Как? Как… сейчас? — спросила я, заикаясь от неожиданности. — Я же только что приехала — это, может быть, единственная возможность для меня побывать за границей!

— Мы не можем тебя кормить, здесь всё дорого.

— А как же Танечка? Я её так давно не видела, и когда я опять её увижу? — с горячностью и поспешностью выговорила я.

Сестра вышла в другую комнату, что означало: разговор закончен! Я прошла в зал и, машинально сев на диван, стала смотреть телевизор дальше, но ничего не видела: так неожиданно всё перевернулось! Я почувствовала себя какой-то виноватой и не знала, как мне себя вести дальше: улыбаться и делать вид, что ничего не произошло, или плакать, или…

---

XI

Я шла… словно плыла по воздуху, долго… я не ощущала времени… такая боль давила на душу, я шла словно во сне… в тот лесок… к тем оленям, стараясь найти поддержку у природы. Я подошла к небольшому пруду и села на камень: слёзы сдавливали мне горло. Мне хотелось закричать, чтобы все меня услышали:

— Почему?.. За что?.. Я ведь к ним с любовью! Я ведь приехала к ним в гости, приехала увидеться, я так соскучилась по ним!.. В чём я виновата?.. В чём?.. Что улыбалась и была жизнерадостная… Что весело играла с Танечкой и мы дружно смеялись, потому что нам было весело и хорошо?.. Потому что мне было хорошо?..

Я сидела и вспоминала свой приезд, свой восторг, и вдруг… Мне трудно было в это поверить — всё это осознать и пережить, я была к этому совершенно не готова, абсолютно не воспринимала то, что произошло. Я стала анализировать всю ситуацию: почему это произошло, где я допустила ошибку? Может, что-то недопоняла, а может, не так сказала, не так посмотрела? Но я же в гостях у сестры, а не у чужих людей!

В воскресенье мы с мамой пошли на «лётное поле» — поле, где красиво вздымались ввысь самолёты и исчезали в белоснежных облаках. Мы шли по нашей аллейке, деревья тутовника бросали тень от своих листьев и бережно закрывали нас своими ветвями от палящего солнца. За аллейкой появился небольшой лесок.

— Смотри, как воробушек пьёт водичку, — остановив меня, она показала рукой на маленькую серую птичку, которая, озираясь по сторонам и встряхивая крылышками, своим малюсеньким клювиком пила из лужицы. Я внимательно посмотрела на маленького воробушка.

— Давай его к себе домой возьмём, — попросила я и хотела подбежать к этой маленькой птичке, чтобы взять её в свои ладошки, но мама вовремя остановила меня за руку.

— Не мешай, пусть напьётся.

— А потом мы его возьмём к себе?

— А как же его мама? Она же будет искать своего детёныша, — ласково сказала мама и обняла меня. Я посмотрела на маленького воробушка с грустью и пошла за мамой, постоянно оборачиваясь и махая ему ручкой. «Как я хочу воробушка, он такой маленький!» — думала я про себя, но мама крепко держала меня за руку, чтобы я не отставала.

— Смотри, какие листочки! — обратила она моё внимание на рядом растущее дерево. Я молча посмотрела, немного насупившись. — Сейчас мы их соберём для твоего первого гербария, — сказала она и сорвала веточку с листьями для меня.

Мы медленно пошли дальше среди деревьев и кустарников этой дивной рощи: мама стала рассказывать мне чудесные рассказы о природе и открывать для меня её удивительный мир, по пути собирая листья для моего гербария — эти листья с очень красивых деревьев, такими они мне казались тогда… красивые листочки из «сказочной рощи» моего детства…

Мама присела с краю на камень и стала смотреть на взлётное поле — самолёты взлетали высоко в небо… В руках она держала полевые цветы, а я бегала рядом и, срывая ещё и ещё… василёк и незабудку… приносила их маме и, счастливая, снова убегала за следующим цветком под переливы жаворонков. Мама продолжала смотреть на взлётную полосу, устремив свой взгляд вдаль и о чём-то задумавшись.

— Мама, понюхай, как пахнут! — запыхавшись, я поднесла к её лицу голубые колокольчики.

— Как вкусно пахнут! Какие красивые!

Мама встала, поправила юбку: «Ну, пошли домой?» Я молча улыбнулась в ответ, она взяла меня за руку, я обернулась и посмотрела на лес, виднеющийся вдали.

— А туда мы не пойдём?

— Куда?

— Вон… Туда… — протянула я ручкой, показывая на лес.

— Туда нельзя деткам ходить, и без папы мы не пойдём.

Лес такой огромный, большие деревья с могучими кронами стояли, высоко упираясь в небо, плотно переплетаясь друг с другом, такой тёмный и неведомый. Мне показался он страшным и дремучим, я смотрела на большие деревья, на черноту, выступающую из леса, — окружённые тенями лесных чудищ, они, словно пни с корявыми ветвями, двигались как стена: не пропускающие и не впускающие никого из этого мира — только лесные сказочные персонажи Кащей Бессмертный и Баба-яга, леший и кикимора живут в этом лесу. Я увидела мухоморы, они спрятались под ветвями елей… Почудилась избушка на курьих ножках, которая раскачивается среди ветвей… Мне стало страшно… Боязно заблудиться там с мамой и не выйти оттуда никогда… А когда папа придёт домой и увидит, что нас нет дома, то пойдёт в этот лес, и будет нас искать, и наконец спасёт нас!

— Мама, а что там, дальше… там, за лесом?

— Там начинаются горы… и… снежные горы…

Я старалась крепко держать маму за руку, боясь отпустить её.

— Пойдём домой? Скоро папа придёт, обед надо приготовить.

Я обернулась и ещё раз посмотрела на этот лес: «Что там, в лесу, что там, за лесом?» В одной руке держа колокольчики, а в другой мамину руку, я медленно с мамой шла домой. Белая черёмуха окутывала ароматом аллейку к нашему дому, щебетание птиц сопровождало нас в белую сказку, в которой проходило моё детство, с папой и мамой — счастливое детство запечатлелось навсегда в моей памяти… маленькой девочки с колокольчиками.

Розовые сумерки спустились к воде и становились всё гуще и гуще, сливаясь синевой с вечерними тенями лесной тишины — всё затихло в ожидании ночи, в ожидании завтра. Надо было идти домой к сестре, но ноги отказывались, мне было трудно идти туда, где меня не ждут… где меня не хотят видеть… где меня не любят. Я встала с трудом и пошла… Мама, а что там, дальше… там, за лесом?..

— На мысе севера —

Где встретились два моря…

лаская волнами друг друга…

Где в век минувший белу-церковь…

сокрыли дюны из песка…

Где на закате черно-солнце…

чудит узором стая птиц…

Где на рассвете бирюзы…

танцуют танец журавли…

Где королевские олени…

торжественно ступают сквозь леса…

— Там Датский дух её Величества Земли —

---

XII

На следующий день все сели завтракать как обычно, потом мы с сестрой отвели Таню в садик, Рамиз ещё спал. На обратном пути мы пошли прогуляться немного по центру этого небольшого городка, в котором жила моя сестра.

— Здесь недалеко, можно дойти пешком. Город маленький, — сказала сестра.

Мы шли по узкой аллейке мимо белой церкви, у стен церкви находился некрополь — в самом городе, окружённый невысокой каменной стеной и усаженный очень красиво цветущими кустами.

— Смотри, у них кладбище прямо в городе. Ты не боишься идти здесь поздно вечером? — спросила я, озираясь назад.

— Так его не видно, вокруг кусты, — ответила спокойно сестра.

Мы вышли на центральную улицу, на улицах было мало людей, но некоторые магазинчики и кафе уже были открыты.

— Это не я, это он так сделал, — вдруг неожиданно сказала мне Оля.

— Кто — он? Что сделал? — переспросила я.

— Ну… Это… Не отдал тебе деньги, ну… Рамиз.

— А… Теперь ясно, ну… Теперь мне понятно, — поверив ей, ответила я. — Но я хотела маме с папой купить подарки, как я с пустыми руками домой поеду? — с обидой в голосе ответила я.

— Это не я, это всё он, — тихо промямлила сестра и опустила глаза.

— Рамизу же хорошо у нас было, когда вы приезжали к нам после учёбы с маленьким ребёнком и вам негде было жить.

Я посмотрела на неё: она была ниже меня ростом и худенькая, русые волосы тонкими прядями ниспадали на плечи, в отличие от моей пышной шевелюры на голове. Мы были с ней очень похожи общими чертами лица, но у неё они преобладали более с папиной стороны, а у меня были мамины глаза и её овал лица, но изумрудно-серебристый цвет глаз, как и у сестры, передался от папы. Мама наша была брюнеткой, чернявая, как любил её называть папа, а мы с сестрой были обе светло-русые, в папу.

Сестра была младше меня на пять лет и рано вылетела из гнезда, почти сразу после школы она уехала учиться в другой город, там и познакомилась со своим будущим мужем — Рамизом.

— Не переживай, я дам тебе немного денег, купишь что-нибудь, — вдруг торопливо проговорила она и, вынув из своего кошелька сто крон, протянула мне.

— Спасибо, — ответила я и поцеловала её в щёчку. — Хоть на гостинцы родителям теперь что-то есть, — со вздохом выговорила я.

Ярко светило солнце, дул свежий морской воздух. Передо мной стояла женщина среднего возраста, лет сорока, одетая в костюм в морском стиле и в белых туфлях на высоких каблуках.

— Познакомься, это Лариса, — сказала мне сестра.

— Марина, приятно познакомиться.

— И мне очень приятно. Лариса, — представилась она. — Давно приехала?

— Недавно, в выходные, — ответила я.

— Ну как, нравится здесь? — спросила она.

— Пока не знаю, ещё нигде не была, вот только вышли в город.

— Мы хотим пройтись немного здесь, в центре, — сказала сестра.

Ветер развевал её каштановые волосы, уложенные мелкими кудрями в короткую стрижку, прямой нос и тонкие губы, подкрашенные алой помадой, создавали образ южанки из Средиземноморья.

— Ой, купила себе новые туфли и уже натёрла ногу, — она слегка наклонила голову, показывая нам свои новые туфли, но в это время дунуло ветерком сильнее, и белый большой воротник, по фасону напоминавший форму, как у моряка, прикоснулся к её лицу и снова лёг на её плечи.

— Ой… Ну вот тебе, — произнесла она, держа кончик воротника и пальцем пытаясь стереть с него помаду, отпечатавшуюся с губ. — Ну как вам это нравится, надо же, — сказала она как бы самой себе и улыбнулась.

— Ну ладно, девчонки, звоните, телефон мой знаете, мне нужно ещё на перевод успеть, всё будет нормально, я побежала.

— Приятная женщина. Ты давно её знаешь?

— Ну, как приехала, познакомилась с ней, — ответила сестра. — Она переводила в коммуне нам.

— А коммуна — это что?

— У нас это как горисполком, наверное. Я, честно, не знаю.

— Так она переводчица?

— Да, у неё своя фирма. Она уже как десять лет здесь, вышла замуж за датчанина.

— Если что, то можно позвонить ей, мало ли что. Правда же? — я посмотрела на сестру, но она меня уже не слушала, а внимательно разглядывала витрины магазинов.

Универмаг — и вот моё первое знакомство! Зайдя внутрь, я стала смотреть по сторонам, поворачивая головой в разные стороны и растерянно обводя взглядом всё вокруг, ничего не понимая и ничего не видя: я словно крутила калейдоскоп — яркие узоры менялись, потом снова изменялись, всё сливалось друг с другом без чётких очертаний непрерывным потоком меняющихся ярких цветов.

Мне вдруг стало душно, как будто горячая волна нахлынула на меня: слишком большой объём впечатлений словно ударил меня по лицу, и я захотела выйти на улицу. Выйдя на свежий воздух, я не могла отдышаться.

Я зашла опять, уже не смотря по сторонам, а только перед собой: всё было другое и непривычное для глаз, огромное изобилие всего просто ошеломляло меня. По всей стенке до самого потолка была развешана ярких тонов одежда, красиво разрекламирована и так притягивала к себе взгляд, что всё хотелось посмотреть и примерить.

Ярко-розового цвета нежная мохеровая кофточка с шикарным большим воротником запечатлела мой взгляд. Я смотрела на неё как зачарованная, множество тёплого света падало на неё и делало её ещё ярче, я уже мысленно представляла, какую сумочку и туфли я подберу к ней.

— Да, впечатлений мне хватит надолго, у меня просто глаза разбегаются, — сказала я. — Красиво всё, но цены, конечно, тоже красивые! Всё есть, но не всё можешь купить. Мне надо что-нибудь купить маме с папой, но я даже и не знаю, что им привезти из-за границы.

— Ещё успеешь, ты ведь только приехала, посмотришь сначала, а потом подумаем, что купить.

— Да, главное не торопиться, здесь же не расхватывают, как у нас, завтра же тоже это будет.

— Слушай, я на время не смотрю, а уже надо за Таней идти в садик.

— Почему так рано? Только обед сейчас.

— Дорого! Она у нас только на полдня.

— Да? А я думала, как у нас, детки на целый день, — сказала я. — Тогда, конечно, пошли скорее.

Мы ускорили шаг и, крутя головами в разные стороны, старались не пропустить ни одной витрины магазинов одежды.

---

XIII

Танечки дома не было, она ещё была в садике. Рамиз стоял на балконе с чашкой кофе и сигаретой. Я прошла на кухню заварить себе и сестре чай, затем, аккуратно держа поднос с заваренным чаем и чашками, пошла в зал, где за журнальным столиком сидела сестра и перелистывала рекламы, и вдруг… мимо меня пролетел тапочек и попал прямо в неё. Напротив нас в дверном проёме появился Рамиз: с нахмуренными бровями и с одной поднятой рукой он напоминал Каменного гостя. Пока я наблюдала за полётом его тапочка и приходила в себя, он в это время подбежал к сестре и, что-то крича, наотмашь стал бить её по лицу, по голове: сестра, подняв обе руки, прикрывалась от его ударов. От неожиданности всего происходящего я не смогла разобрать слов в его визгливом крике — всё это было для меня невероятным, но очевидным.

— Она же беременная, как ты смеешь на неё руку подымать! — закричала я и, бросив поднос на пол, побежала спасать мою Олю от его ударов. Я встала между ним и сестрой и набросилась на него, отталкивая его в сторону от Оли. Да, в этот момент я не думала, что я гость в их доме, я просто знала, что мою младшую сестрёнку обижают и я должна её защитить!.. А что будет потом?.. Я об этом не стала думать… Мне было не до этого в те яростные минуты.

— Ей же рожать… Как можно на беременную женщину подымать руку! — уже заорала я истошным криком и начала колотить его своими маленькими кулачками по его лицу и груди. Он стоял, выпучив глаза, ничего не понимая — как женщина осмелилась поднять на него руку?!

— Убирайтесь отсюда обе, назад в Россию! — завизжал он на весь дом, но при этом сдачи мне не дал, а просто стоял, опустив руки, и даже не предпринял попытки сделать оборонительный жест хотя бы одной рукой: может, от неожиданности моего нападения, а может, его просто ошеломил сам факт женской атаки.

— Как ты посмел… — негодующе упрекнула я его.

— Э… э… Знаешь что! — оборвав меня на полуслове, выкрикнул он невпопад, сопя ноздрями и жестикулируя руками в разные стороны. — Ты её не знаешь! — он вышел в коридор, громко хлопнув за собою дверью.

— Мы же тебя хорошо встретили, когда ты у нас гостил, мы готовили специально для тебя национальные блюда, угощали тебя! — выпалила я ему вдогонку. — Стояли днями на кухне, чтобы тебя удивить, показывали тебе все достопримечательности нашего края!

Я снова подошла к Оле.

— А что случилось? Почему он набросился на тебя?

— Я ему сказала… что он…

— Не плачь, Олечка, всё будет хорошо, я ему не позволю тебя обижать. Надо позвонить маме…

— Мама звонила, когда тебя дома не было, — не дав мне договорить, тихо пролепетала она.

— А почему ты мне не сказала? — спросила я с удивлением.

— А я забыла.

— Тогда сами перезвоним ей, — попросила я её.

— Это очень дорого.

— Ну хорошо, но надо всё рассказать маме, понимаешь? Зачем жить с таким человеком, который тебя бьёт и меня обманул с деньгами? Если б знала, так сама поменяла бы их. Хочешь, поедем домой вместе? Дома же хорошо, правда? — сказала я, обнимая её.

— Когда я к нему приехала в Данию, он меня в первый же вечер побил и замахнулся на меня стулом, — стала рассказывать она со слезами на глазах.

— А почему ты молчала, ничего не говорила нам? — спросила я.

— Я не хотела, я боялась.

— Не плачь, — сказала я тихо, прижимая её к себе и поглаживая по головке… как тогда… в детстве… в нашем дворе, когда она бежала и, упав, разбила себе коленку… так горько плакала маленькая девочка в цветастом платьице и в белой панамке… как тогда я вытирала ей слёзки своей ладошкой… поцеловав её в щёчку, мы по ступенькам стали подниматься домой… Как давно это было…

— Потом поговорим, я устала… — она встала и ушла к себе в комнату.

Я вышла в коридор прикрыть дверь. На лестнице слышались его шаги, они уходили вниз эхом, потом затихли. Я прошла в комнату Танечки и посмотрела в окно… Тёмно-синие воды… Небо тучами заволочено… Белые птицы садились на море в плескавшиеся волны… И снова взлетали…

---

XIV

Мы жили в районе аэропорта в небольшой двухкомнатной квартире — это был своего рода городок, где в основном проживали лётчики с семьями. Позже он стал обустраиваться и расти — образовался центр с широкой улицей под названием «Проспект Чкалова», простиравшийся до самого центра города; вокруг выросли школы, садики, кинотеатры. Городок стал неотъемлемой частью столицы с разницей: близко расположенной взлётной полосой… со взлетающими и заходящими на посадку самолётами… с полевыми цветами лётного поля.

Квартира была у нас маленькая, и родители отдали свою спальню мне под детскую комнату: там стояла моя детская кроватка, а рядом на стенке висел гобеленовый коврик с детским мотивом — маленький белокурый мальчик, с голубыми глазами, в синих шортиках с лошадкой на палочке. Мне было уже пять лет, и я уже научилась ездить на двухколёсном велосипеде, в то время как мои сверстники ещё катались на трёхколёсном «лисапеде»; я сама выстригла себе чёлку большими ножницами, которые я нашла у бабушки в комоде. Все говорили, что я очень спокойный ребёнок по сравнению с другими детьми, а многим я казалась застенчивой. А я просто молчаливо анализировала их, взрослых, ведь я была уже большая!.. Так считала я сама… Так казалось мне самой… В моём детском мире, окружающем меня.

В детском садике было шумно, одни дети играли в игрушки в детском уголке, а в нашей старшей группе сидели на стульчиках и слушали сказку, которую читала нам наша воспитательница. Я со своей подружкой Анечкой Романовой сидела рядом: она с моего двора, и мы в одинаковых платьицах. Вот уже приходят родители за своими любимыми чадами, я тоже смотрю в коридор в ожидании. В дверях появился мой папа! Все посмотрели на моего папу в лётной форме, и я важно пошла к нему, затем побежала на радостях, а папа, взяв меня на руки, приподнял высоко… высоко и обнял крепко… крепко…

Мы с папой медленно шли из садика домой через наш детский дворик. Мой детский садик находился прямо во дворе нашего дома. Я держала папу за руку и смотрела по сторонам.

— А ты что молчишь? Расскажи, как прошёл день в садике? — спросил меня папа.

— У меня головка болит, — ответила я и взялась ладошкой за свой лобик.

— Сейчас поглажу, и пройдёт. Где болит, покажи, — сказал он и погладил меня по головке.

— А почему мама не пришла за мной? — спросила я немного плачущим голосом. Меня обычно забирала из садика мама, пока папа был на работе.

— Это секрет! Сейчас узнаешь, когда придём домой, — ответил папа, и глаза его радостно засияли.

— Мама купила мне новую куклу? — обрадовалась я.

— Да… Ждёт дома! — сказал он и улыбнулся, погладив меня снова по головке.

Войдя в наш подъезд, папа почему-то стал быстро подыматься по лестнице и тянуть меня за руку.

— Давай как спортсмены: раз и два, раз и два. — Он открыл дверь ключом.

— Снимай сандалии и иди помой руки, — сказал он, потом взял меня за руку и осторожно повёл меня в детскую комнату. Проходя через зал, я заметила, что дома тихо и не как обычно. Мы вошли в мою комнату, папа тихонько подвёл меня к детской кроватке, которую я до сих пор никогда не видела у себя в комнатке. Я подошла ближе и стала смотреть на мою новую куклу.

В кроватке лежал младенец с закрытыми глазками и, немного причмокивая губками, красиво спал. Я смотрела во все глаза, ничего не понимая… Почему-то я смотрела на головку ребёночка, и мне показалась она большой, больше, чем у моих кукол. Я внимательно разглядывала младенца, который так неожиданно появился у меня в комнатке, — глазки, крошечный носик, маленькое ушко, которое немного виднелось из-под шапочки. Он лежал, закутанный в белое вышитое одеяльце с розовым атласным бантом.

— Знаешь, кто это, Мариночка? Это твоя младшая сестрёнка! — сказал папа, присев около меня на корточки, улыбка сияла на его лице. Я молча стояла и смотрела то на папу… то на новорождённую сестрёнку… и молчала… Внимательно смотрела на младенца, который лежал в новой детской кроватке… в моей комнатке… долго смотрела… тихо смотрела… зачарованно…

После полудня жара начала уже спадать, и душистый аромат цветений перемешивался в воздухе с золотистыми лучами солнца. Мы все вышли на прогулку: мама везла коляску впереди себя, а я шла рядом и держалась за папину руку. Моя маленькая сестрёнка Олечка уже немного подросла, и ей сегодня исполнилось четыре месяца.

Аллейка была очень красивой: она начиналась от нашего дома и вела в сторону рощи; с одной стороны находилось озеро, а с другой за небольшим леском начиналось лётное поле, огороженное высокой металлической решёткой; вдоль аллейки росли цветущие кустарники, а за ними розоцветные деревья. Летом, когда спадала жара, все семьями медленно прогуливались по ней; после знойного дня вечерняя прохлада перемешивалась с запахами цветущей черёмухи и жасмина, с короткими новостями при встрече знакомых — все нарядно одеты и, степенно прогуливаясь, разговаривали между собой и кивали друг другу в знак приветствия, бросали слегка оценивающий взгляд на встречных прохожих, при этом удовлетворенно вздохнув, что одеты не хуже других. Мама как-то заметила папе, что все разговоры в основном про одно и то же: «Про работу! Все обсуждают своих начальников или коллег», — сказала она смеясь.

Молодые влюблённые пары, семейные с детьми, пожилые пары и одинокие, с внуками и без — всех можно было встретить на этой аллейке встреч и свиданий, аллейке семейного счастья и весёлого детства, которое бегало рядом с родителями, чирикая, как воробушки. А я подбегала всё время к веточкам черёмухи и нюхала её цветочки. На мне был костюмчик в морском стиле — белоснежная кофточка с белыми волнами на голубом воротнике и синяя юбочка в складку, белые сандалики с белыми гольфами, а из-под юбки виднелись белые панталончики. Я старалась не отставать и всё время подпрыгивала, пытаясь заглянуть вглубь коляски, мою сестрёнку совсем не было видно из-за красивых кружев и ажурного одеялка.

— Мариночка, возьмись за коляску другой ручкой тоже, — сказала мне мама, наклонившись ко мне, она нежно погладила меня по головке.

— Пошли помедленнее, — обратилась она к папе. Я очень обрадовалась и взялась за ручку коляски, как мама! Но в это время вдруг послышался плач моей сестрёнки, мама нагнулась над коляской и поправила соску, которая упала рядом на подушечку.

— Уснула, и соска выпала из ротика, — пояснила мама, и мы не спеша пошли дальше, но снова раздались сначала звуки всхлипывания, которые голосом сопрано постепенно усиливались в крещендо — «мелодию младенца», как в шутку называла мама.

— Наверное, уже проснулась, не хочет больше спать, — сказал папа.

Мама приподняла Олечку и удобно посадила её, примостив около неё подушечку и одеялко. Теперь она тоже могла вместе с нами смотреть на окружающие её цветы. Я снова взялась за коляску, и снова раздалось хныканье.

— Держись, держись, — сказала мама и стала опять давать соску нашей ляльке, но соска молниеносно вылетела, описав в воздухе дугу, и упала на одеялко, а крик моей младшей сестрёнки усилился ещё больше, при этом она стала вытягивать свои ручки в мою сторону, растопыривая свои пальчики. Мы остановились, и мама, поправляя соску одной рукой, другой стала покачивать коляску, а мне пришлось отпустить руку с ручки коляски, за которую я так крепко держалась, и вдруг… неожиданно для всех… крик утих!

Мы пошли дальше, а я опять взялась за коляску, и снова раздался плач… я отпустила руку… плач утих! Мама улыбнулась: «Ну ладно, иди рядом, только не отставай. Видишь, какая, уже с характером!» Папа держал меня за руку, и мы все вчетвером продолжили нашу прогулку по нашей белой аллейке, ведущей от дома до парка, обрамлённой благоухающими жасмином и черёмухой.

---

XV

— Почему вы поругались в тот день? Что случилось? — спросила я.

— Это не я… это он, — раздражённо изрекла она. — Он сказал, что у них там пришло к власти новое правительство, и стал хвалить их, а я сказала, что они дураки! Ну… В общем, из-за политики, мы часто ругаемся на этой почве.

— Да?.. А… Понятно, — только и смогла я выговорить. — А это так важно в семейной жизни?..

— Ненавижу их! — гордо вздёрнув свой крутой подбородок с ямкой, она медленно процедила сквозь зубы.

— Кого, простите? Правителей чуждого нам государства?.. — опешив от такого «политического взгляда» моей сестры, я остановилась как вкопанная и попыталась переварить услышанное.

«Кто бы мог подумать! Кому расскажу, ведь никто не поверит!» — с удивлением подумала я про себя, но вслух не произнесла. Мы молча пошли дальше…

Немного прогулявшись по городу, мы пошли домой, но мне хотелось ещё походить.

— Я похожу сама немного, посмотрю ещё, дорогу я знаю, не переживай, — сказала я Оле.

— Ладно, я пойду за дочкой в садик, уже пора забирать её, — ответила она и, развернувшись, быстрыми шагами пошла вперёд.

Я решила выйти с главной пешеходной улицы и походить по маленьким переулочкам, так сказать, посмотреть на город с другой стороны. Мне как туристу всё было интересно: посмотреть музеи, саму архитектуру города и другие достопримечательности. Походив немного, я решила передохнуть и зашла в маленькое кафе; устроившись за свободный столик возле окна, я заказала себе стакан сока и стала смотреть по сторонам. Было очень уютно и спокойно, тихо играла незнакомая мелодия, посетителей было мало, напротив меня сидели две девушки. Они играли в какую-то игру, бросая кубик, пили незнакомый мне напиток из высоких бокалов и закусывали орешками из общей чашечки, которая стояла посередине стола, и негромко смеялись; иностранная речь приятно лилась из их уст и завораживала моё восприятие.

Допив свой бокал сока, я вышла на улицу и пошла прогуляться по набережной. Я села на свободную скамейку и стала наблюдать за плавающими утками.

— Вы не скажете, который час? — спросила я на своём английском проходившего мимо датчанина.

— А вы откуда? — удивлённо спросил он меня, ответив, который час.

— Из России, приехала в гости, — коротко и просто ответила я, не вдаваясь в подробности о республиках и их месторасположении на огромной территории Советского Союза, так как недостаточно владела английским или, прямо сказать, не знала; во время моего короткого пребывания здесь выяснилось — никто не знает о моём городе и никогда не слышал о нём.

— Очень интересно. Меня зовут Ханс, — представился он.

— Очень приятно, меня — Марина, — с улыбкой назвала я своё имя.

— Не хотите встретиться вечером? А то я сейчас спешу, — спросил он меня.

— Да, — уверенно ответила я по-английски, и улыбка озарила моё лицо, — но только завтра днём, сейчас мне уже нужно идти.

— Здорово, тогда очень рад буду видеть вас завтра, — сказал он с сияющей улыбкой и пожал мне руку на прощанье. Он записал мой номер телефона, вернее, сестры, и мы договорились встретиться на этом же месте и в этот же час, по причине незнания мной города и языкового барьера.

---

XVI

— Приветик! Ты одна? А где Рамиз? — спросила я сестру, обнимая Танюшку.

— Его сейчас нет, он пошёл к друзьям и придёт поздно.

— Слушай, у меня хорошая новость: я познакомилась с молодым человеком, он пригласил меня на свидание, — сказала я, выразив радость в улыбке.

— Надо спросить разрешение или что-нибудь сказать Рамизу, а то он против будет, — серьёзным тоном ответила Оля, стоя ко мне спиной и моя посуду.

— Что, я не могу днём пойти на свидание? А тебе не кажется это странным? — удивлёнными глазами я посмотрела на неё.

— Но он же делал тебе приглашение, и он за тебя отвечает, он должен тебя отправить домой, — сухо ответила она и, не поворачиваясь ко мне, продолжала ставить мокрые стаканы на подставку для посуды.

— А как я поеду домой до аэропорта? Денег-то у меня нет.

— Он тебе купит билет и отвезёт.

— Спасибо, пусть купит билет, я сама доеду. Но я приехала посмотреть страну, я же не буду сидеть в квартире, я взрослый самостоятельный человек.

— Ну хорошо, иди, я ему что-нибудь скажу.