Бесплатный фрагмент - Массовка

Массовка

Кортеж из семи черных автомобилей остановился на площади. Дверца четвертой по счету отворилась, и на улицу выпорхнул Президент. Пружинистой, спортивной походкой, широко улыбаясь, он двинулся к встречающему его народу. За Президентом довольно расслабленно шла его не слишком многочисленная охрана. Народ в количестве человек тридцать радостно приветствовал лидера государства, помахивая разноцветными флажками и шариками. Президент подошел и стал задавать вопросы.

— Как живете? Какие проблемы?

— Хорошо живем! Проблемы есть, но они решаемые, — отвечал народ.

— А как зарплата? Регулярно получаете?

— Нормальная зарплата, на жизнь хватает, — сказал широкоплечий румяный мужик в спецовке. Но я от имени всех рабочих нашего завода хочу вам сообщить о нашем губернаторе. Он вор. Вор и взяточник!

— Как вас зовут? И где вы работаете? — спросил Президент.

— Василий Семенюк меня зовут. Я токарь третьего разряда на станкостроительном.

— Спасибо, Василий, мы с этим разбойником обязательно разберемся.

Президент крепко пожал токарю руку и прошествовал в свою машину. Через тридцать секунд кортеж умчался, а за ним и группа журналистов, освещающих встречу лидера нации с простыми людьми.

***

— Ты что, с дуба упал?! — орал на Николая Онищенко руководитель группы. — Какой на хрен губернатор? Мэр! Я тебе два раза повторял — МЭР!

— Виноват, товарищ майор, — оправдывался Николай. — В прошлый раз, когда я был комбайнером, у меня в голове засело «губернатор». Ну и разволновался. Вроде десятый раз жму руку Президенту, а трясусь, как в первый.

— Будешь лишен половины зарплаты, — пригрозил майор Сорокин. — Ты понимаешь, что ты наделал? Из-за тебя невинного человека посадят.

— Невинного?! — иронично переспросила лейтенант Ирина Морзун. — Евгений Семенович, не бывает среди губернаторов невинных. Такой же разбойник, как все.

— Отставить разговорчики! Вчера, небось, всю ночь бухали в гостинице, пока я это… отлучился по важным делам. И сегодня всё путаете.

— Конечно бухали! — ответила Ирина, — а еще предавались буйному разврату. Сами знаете, радостей у нас в жизни немного.

И действительно, радостей в жизни массовки Президента было маловато. Это были одинокие люди без своих имен и фамилий, без прошлого и с невнятным будущим. Жили они в ведомственном доме, общались в основном друг с другом. Когда Президент был в заграничных командировках или трудился в своей Канцелярии — массовка повышала идейно-политический и профессиональный уровень. То есть бездельничала. Настоящая работа начиналась, когда глава государства ездил по регионам. Какие только роли им не приходилось играть! И рабочих, и фермеров, и моряков, и рыбаков. А однажды они изображали колонию строгого режима. Президент тогда еще заметил: «Я гляжу, заключенные у нас выглядят лучше, чем люди на свободе. Надо бы в этом направлении подумать…»

Им бы звания народных артистов! Но присваивали только очередные воинские. Николай только месяц как стал капитаном, и вот на тебе — такой фейл! Обязательно внесут в личное дело. И конечно, он станет героем баек:

— А помните Колю Онищенко?

— Онищенко? Этот тот дебил, который мэра с губернатором перепутал?

Автобус привез «представителей народа» к их дому, и Николай, сопровождаемый укоризненными взглядами коллег, вернулся в свою холостяцкую квартирку. И сразу же направился к холодильнику снимать стресс. После ста грамм водочки — холодненькой, тягучей и очень вкусной, жизнь уже не казалась такой мрачной.

«Рассосется, — подумал он. — Через пару дней забудется. Или кто-то другой что-нибудь выкинет и внимание переключится… Чем же заняться? Может, к Ирке пойти? Она добрая, она не откажет».

Николай представил себе Ирину — миниатюрная фигурка, крепкие грудки, сильные спортивные ножки, капризно надутые губки. Представил и возбудился. И это Колю обрадовало — стресс на половую функцию не повлиял. А ведь у его товарищей по службе разное бывало…

Коля набрал Иру, ее телефон долго не отвечал, затем он услышал запыхавшийся голос:

— Привет, Коля, сейчас не могу говорить, сильно занята.

— Интересно, чем?

— Да Сорокин пришел и наказывает меня за лишние разговоры. Так что звони завтра.

Николай расстроился. Он, конечно, знал, что лейтенант Морзун редко кому отказывает. Но Сорокин?! Он же такой мерзкий!

Коля включил телевизор. Обвинения губернатора в воровстве стали новостью дня. По всем каналам Николая Онищенко, то есть Василия Семенюка показывали. А затем была речь бывшего руководителя области — мол, господин Президент, я вас подвел, готов искупить и все такое.

«Ну вот! — обрадовался Коля, — я не ошибся. Губернатор все-таки оказался взяточником. Может, завтра меня похвалят или даже наградят».

Не наградили и не похвалили. Майор Сорокин был мрачен. Он то и дело поправлял свои три волоска на голове и буравил Николая маленькими злыми глазками. Точнее одним глазом, второй был вставной.

— Ну что, Онищенко, доигрался! — цедил Сорокин сквозь зубы. — Разоблачили тебя. Журналист «Свободной правды» Раевский написал, что не существует такого рабочего — Василия Семенюка.

— А я тут при чем? — возмутился Николай. — Не я же этого рабочего придумал.

— А при том, что это случилось именно с тобой. Не со мной, не с Погребняком, не с Морзун, а с тобой! За столько лет такое впервые. Заподозрил тебя журналюга! Не поверил, что ты простой рабочий. Рожа у тебя вроде рабочая, да в глазах что-то от интеллигенции. И говоришь ты не по-простому, не по рабочему. Филонил, гад, на занятиях по культуре речи?

— Так, может, этого журналиста того? — спросил Николай и сделал жест руками, означающий то ли удушение, то ли какую-то иную расправу.

— Да гораздо проще тебя «того»! Но мне запретили. А Раевского трогать нельзя — слишком популярный, собака. И из западных посольств не вылезает.

— Так что же делать? — растерялся капитан Онищенко.

— Пердеть и бегать! — остроумно, как ему казалось, ответил Сорокин. — Есть только один вариант. Ты должен стать тем самым Семенюком, токарем третьего разряда.

— Как это?

— Не «как это», а «так точно»! У тебя час на сборы. И едем.

— Куда?

— Ты такой тупой или прикидываешься?! В Старомойск, где ты обосрался.

***

— Это Катя — твоя жена, — Сорокин представил Николаю женщину лет тридцати.

— Здравствуй, Вася, — сказала Катя и пожала Коле руку.

— Я — Коля, — поправил Николай.

— Нет, ты действительно тупой! — вздохнул майор Сорокин.

— Виноват! Вася так Вася.

— Так вот, Вася, забудь прежнее имя. С женой ты уже познакомился, скоро с продленки придут твои дети. А дальше тебе Катерина все расскажет. Но долго не болтайте, ложитесь пораньше, завтра Василию утром на работу.

Майор отправился в столицу, а Вася и Катя пошли на кухню пить чай и общаться — водку Катерина наливать мужу отказалась.

— Ты у меня теперь совсем не пьешь, — пояснила она. — Я в этом районе всего полгода живу, а соседям сказала, что мой муж ушел в запой и скоро должен вернуться.

— На целых полгода в запой?

— А что тебя удивляет? В здешних краях и на дольше уходят.

— А как же мое выступление по телевизору?

— Тут все продумано. Президент своим рукопожатием сделал из тебя трезвенника.

— Убедительно… Расскажи, пожалуйста, о себе, — попросил Василий супругу. На кухне он ее рассмотрел получше. Невысокого роста, слегка полновата, курносая. Глаза большие, зеленые, но губы тонковаты.

«Ничего особенного, — подумал Василий, — Ирка красивее».

— Что я могу о себе рассказать? — начала Катерина. — Я — местная. Продавщицей работаю в гастрономе.

— Наверное, в супермаркете?

— Не, тут до сих пор гастрономы. Была замужем. Внештатницей стала в десятом классе, после того, как мы с подружками травку попробовали. Зарплата маленькая, а так иногда денежку подбросят. Но мне редко задания давали. А тут ты со своим «губернатором», и моя фамилия Семенюк. Вот я снова и пригодилась.

— А дети, которые скоро придут. Они кто?

— В смысле?

— Ну, дети-актеры? Или специально подготовленные дети наших работников?

— Да мои это дети! Я ведь жила обычной жизнью. Так что ничего интересного в моей биографии нет. Давай лучше о тебе.

— А что я… Из обычной семьи: отец военный, мама учительница. Закончил политех. На пятом курсе меня заметили и предложили послужить родине. Предупредили, что будет непросто. Но я, воспитанный на сериале «17 мгновений весны», согласился.

— Жалеешь?

Василий посмотрел на свою супругу.

«Проверяет? — подумал он. — Нет, не похоже. Но даже если и проверяет, отвечу, как есть».

— Знаешь, Катя, глупо жалеть о том, что уже произошло. Потому что нельзя ничего изменить. Нельзя повернуть время вспять. Надо просто жить и делать свое дело.

— Понятно, ты у нас философ. Значит, кран чинить и гвоздь в стену вбивать снова мне придется. А скажи, философ, женщина у тебя есть?

— Ну, как бы…

— Ясно, спал с кем-то из массовки. Выбор-то был небольшой.

— А у тебя, типа, большой?! — обиделся Василий.

— Да поболе твоего будет. В Старомойске все-таки 30 тысяч населения… Так, где же эти дети? — Катя подошла к окну. — О, уже дежурит!

— Кто дежурит? — не понял Василий.

— Известно кто. Раевский — журналист из «Свободной правды».

Василий выглянул в окно и увидел невысокого рыжего парня, который нервно ходил взад-вперед. Почувствовав на себе взгляды, он очень быстро навел фотоаппарат на окно квартиры Семенюков. Супруги быстро спрятались за занавеской.

Вскоре во дворе появились дети — мальчик и девочка. Журналист их сфотографировал, а потом стал что-то спрашивать. Но девочка журналиста проигнорировала, а мальчик показал фак.

— Ты же запретила нам разговаривать с незнакомыми дядями, — пояснил свой поступок мальчик, когда зашел в квартиру.

— Да, Петя, ты — молодец, — похвалила сына мама. — Знакомься, Вася, это Петенька и Леночка. А это, дети, Василий Иванович, ваш новый папа.

— Надолго? — угрюмо спросил Петя, светленький мальчик лет одиннадцати.

— А он не пьет? — решила узнать Лена, темненькая девочка года на два младше брата.

— Не пьет и не дерется, — успокоила мама. — Правда, Василий?

— Правда, — вздыхая, подтвердил новоявленный папаша.

— Замечательно! Тогда сейчас все ужинаем, а потом учим инструкции: дети — все, что им нужно знать про отца и наоборот.

— Опять что-то учить?! — возмутился Петя. — В школе учить! Дома учить! А где же счастливое детство?!

— Да, где? — поддержала брата Лена.

— Будет вам счастливое детство, — пообещала Катя. — В виде двух новых телефонов. Отец, подтверди.

— Ну, конечно, — сказал Василий.

— Вот видите, ваш новый папа очень щедрый.

— Поговорю с Сорокиным, — продолжил щедрый папа, — думаю, он это дело профинансирует…

Примерно в это же время на станкостроительном заводе состоялось собрание. С краткой речью выступил начальник цеха металлообработки Матвей Дужко.

— Короче, завтра к нам придет новый работник. Зовут его Василий Семенюк. Ну вы о нем уже наслышаны. Он у нас трудится десять лет. Хороший мужик, только нелюдимый. Жена, двое детей. Любит рыбалку, болеет за «Динамо». А главное — мы им гордимся. Все понятно?

— Не совсем, — сказал хитрый рабочий по фамилии Сапрыкин. — Надо бы наше чувство гордости как-то поощрить.

— Премия размером в месячную зарплату, — пообещал начальник цеха.

— Васька! Да я же его с детства знаю! Вот такой мужик! Только не слишком общительный, — Сапрыкин схватывал на лету.

***

Звездный час журналиста Михаила Раевского был далеко позади. За последние три года он не выдал ни одного по-настоящему острого материала. Нет, заголовки были острыми — «Дефолт подкрался незаметно», «Виселица для журналиста», «Мы пробили дно. Куда дальше?». Но это была рефлексия на события в жизни страны, а хотелось громкой сенсации и чтобы его перестали называть сбитым летчиком.

Михаил уже опубликовал статью «Реальный человек или участник массовки?». Но пока что это была версия, и требовалось подкрепить ее железными фактами.

Раевский немного трусил: он взялся за тему, о которой говорили лишь отдельные блогеры, да и то в анекдотическом ключе. Но главный редактор сказал: «Вы, Михаил, молодец! Не побоялись бросить вызов системе». Это почему-то напомнило Мише другой штамп «Мы будем о тебе помнить, когда тебя не станет». Но отступать было поздно. Да и стыдно.

Пока что у Раевского ничего не получалось. Он выяснил, в какой школе учился Василий Семенюк. Ему с неохотой дали посмотреть школьный альбом — и да, там был паренек похожий на нынешнего Васю. Молодые учителя Семенюка, естественно, не помнили, а пожилые жаловались на память — мол, столько лет и учеников прошло, а этот Вася был каким-то тихим и незаметным. Журналист побывал на могиле родителей Василия. Надгробие было подозрительно новым, но это ничего не доказывало. В городской библиотеке Михаилу показали газету с заметкой: «Вася Семенюк установил рекорд города по поднятию гири». Все это напомнило Мише «1984» Оруэлла, где был придуман и задним числом вписан в историю никогда не существовавший товарищ Огилви.

Тогда Раевский решил не ходить вокруг да около, и взял интервью у четы Семенюков. Михаил подготовил каверзные, как ему казалось вопросы, и получил такие ответы:

— Василий, вы ведь родом из Старомойска, здесь окончили школу.

— Ну да.

— Расскажите, пожалуйста, о вашей любимой учительнице.

— У меня не было любимой учительницы. Я всех уважал.

— А друг детства был?

— Был, как же без друга.

— А как звали друга?

— Краба.

— Понятно, это детская кличка. А фамилия у него была?

— Конечно, как же без фамилии.

— Какая фамилия?!

— А хрен его знает! Мы всегда его Крабой называли.

— Хорошо… Расскажите тогда о вашей первой любви.

— Вы че? При живой жене такие вопросы задавать!

— Вася хотел сказать, что я — его первая и последняя любовь, — пояснила Катя. — Правда, Вася?

— Ага. Именно это я и хотел сказать.

— Вопрос к вам, Катерина. Как вы с Васей познакомились?

— Мы не знакомились, нас Краба познакомил.

— А как фамилия Крабы?.. Ну да, я уже спрашивал…

«Ну, ничего, я так просто не сдамся! — решил Раевский, — вы еще узнаете, с кем имеете дело! Я всех вас выведу на чистую воду!»

***

Василий Семенюк никогда не жил в одной квартире с женщиной. Более двух дней. Когда его девушки неожиданно приносили с собой зубные щетки и тапочки, Василия это жутко угнетало. Но сейчас все было гораздо хуже. Катя требовала: раз мы играем мужа и жену, значит, все должно быть по-настоящему. С кругом обязанностей — мусор, магазины, посуда, уборка. С компромиссами — «вначале я смотрю сериал, а потом ты свой футбол». С придирками — не так сделал, не то купил, забыл, потерял…

Все у Кати с Васей было по-настоящему. Все, кроме секса. А ведь именно ради него мужчины должны терпеть все невзгоды и страдания. Ради него они идут под венец, как бык на заклание. Вначале Василий спал на раскладушке. Но после того как журналист Раевский из окна соседнего дома это сфотографировал, пришлось перебраться на диван к Катерине.

— Как-то непривычно, — сказал он супруге. — Спать с женщиной и не спать с ней.

— Терпи, — ответила Катя. — Ты же профессионал. Бери пример со Штирлица. Помнишь, какая красивая немка Габи около него вертелась? Как на него смотрела?..

— У Исаева жена была. Он ей верность хранил. А я свободен. Так, может, мы это?.. Для реализма.

— Никакого реализма не будет! Свободен он, видите ли. А я нет! У меня мужик есть.

— Что за мужик?

— Не твое дело.

— Как не мое? Я же муж!

Не то, чтобы Вася ревновал, с чего бы это? Но муж должен быть в курсе. И вдруг этот мужик представляет угрозу для всей операции?

Любовника Катерины звали Федор. Работал он таксистом. Ниже Василия сантиметров на десять, явно старше, а еще и хромал. На своем «Дэу Матиз» Федя обычно дежурил на вокзале и вез лохов в центр города долго и дорого. Там Вася и сел к нему в машину, попросив подвести до завода, мол, командировочный я по имени Антон. Для убедительности Василий взял с собой небольшой чемоданчик, а для конспирации — нацепил большие темные очки. Таксист, как это и принято у людей этой профессии, стал Васю расспрашивать, кто он, что он, зачем приехал.

Тут Василий был готов. Выручило политеховское образование. Он интересно рассказывал Феде о станках, о нелегкой судьбе инженера-конструктора на 300 долларов в месяц, о своей бывшей жене, которая, гадина такая, ушла к начальнику бюро — то есть излил душу. Потом по всем правилам вербовки стал задавать вопросы, рассчитывая на ответную откровенность. Федор отвечал охотно. Про свою работу, про болезни суставов, про службу в армии. Незаметно разговор перешел на женщин, и Василий ввернул фразу, мол, красивые у вас тут в Старомойске бабы. Чтобы дальше спросить: «А как твою зовут? Любишь или просто так встречаешься, чтобы шишку попарить»?

— Бабы у нас тут огонь, — ответил Федор, — но я тебе, Вася, Катьку не отдам, хоть ты и неожиданно появившийся муж. Че смотришь? Думаешь, в Старомойске телевидения нету? Зря ты прикидывался. Какой из тебя инженер? У тебя же на лбу от силы семь классов написано.

***

— Ты, гад, мне всю жизнь испортил! — кричала Катя.

— Сама ты стерва! — отвечал Вася.

— Собрал и вещи и ушел!

— Я бы с радостью, но не могу.

И действительно не мог. Всего две недели они жили вместе, но уже не могли выносить друг друга. Им казалось, что прошло несколько лет. Но как, утверждал Эйнштейн, время относительно. А надо верить человеку, который был дважды женат.

Василия и Катерину раздражало друг в друге всё: как он долго сидит в туалете, а она — в ванной; как он быстро ест, и крошки летят на стол, а она, размешивая сахар в чашке, громко стучит ложечкой, и этот звук просто бесит; как ему приготовишь что-то вкусное, а он, сволочь такая, не замечает и тупо жрет, а она час разговаривает с подружкой по телефону, говорит глупости и тупо ржет.

Разных «как», отравляющих совместное существование было много. В обычных семьях такие вещи сглаживаются сексом, но тут сами понимаете…

А еще была ревность. Ну, у Василия к Федору понятно — кто он вообще такой, хам необразованный?! Но и Катя стала сцены устраивать.

— Опять сегодня поздно с работы придешь?

— Ну да, договорились с ребятами в баре посидеть. Надо налаживать отношения с коллективом.

— Знаю я твой коллектив! К учетчице Машке попрешься.

— Да нет у меня ничего с Машей.

— С «Машей», — протянула Катерина, — скажи еще «Машенькой». Как нежно ты ее называешь! Давно это у вас?

Ничего у Василия с Машей не было. Но могло быть. Вася просто не успел. И сказал о супруге:

— Послушай, Кать. Мы не настоящие муж и жена — это раз. Ты сама бегаешь к своему Федьке — это два. Мы с тобой не живем — три. Так почему ты предъявляешь ко мне какие-то претензии? Я тебя не понимаю.

Катерина и сама себя не понимала. И когда Василий предложил выбрать один из вариантов: либо мы оба гуляем, либо никто — предпочла второй. Чтобы по-честному: никому так никому!

Еще одним яблоком раздора были дети. Точнее, это были сразу два яблока. Не воспринимали они Василия как отца, сравнивая с предыдущим «папой». Вася был нудный. Да, он помогал детям по математике и английскому. И что? Не умел он с детьми правильно общаться. Вот предыдущий, хоть выпивал и во хмелю был буйный, но многому интересному научил: с помощью лупы в солнечный день выжечь на скамейке матерное слово; сделать из двух спичечных коробков и нитки переговорное устройство; бросить карбид в воду и посмотреть, что будет. Но особо он покорил детей, когда пукнул на огонь. Ну есть же с кого брать пример!

Не слушались дети Василия. Он Пете: «Чтобы в десять был дома!». А тот ему: «А кто вы такой, чтобы мне приказывать?!» Он Лене: «Хватит сидеть в своей мобилке, глаза испортишь», а она: «Сколько хочу, столько и сижу!», а потом тихо, но чтобы Вася услышал: «Лучше бы мама за Федьку вышла».

Но однажды произошло следующее. У Пети пацаны постарше отжали мобильный телефон. Тот самый, который подарил Василий. И отец пошел с пацанвой разбираться.

«Припугну, и отдадут» — думал Василий.

Но пацанвы оказалось много — человек семь. Лет им было по 13—14, а вожаку 16. Василий попытался изобразить блатного, вспомнив соответствующую лексику из фильмов.

— Вы че, шкеты рамсы попутали? — начал он. — Шо за беспредел? А ну быстро вернули мобилу. А не то я…

Договорить Василий не успел, его огрели сзади палкой по голове. Голова у Васи была крепкая, и он минуты полторы сопротивлялся. Но в результате подростки повалили его на землю, попинали ногами и разбежалась.

Василий был отчаянии. Его, взрослого здорового мужика, который занимался рукопашным боем, побили какие-то сопляки. Какой позор! Прав был Сорокин: «И почему такое случается только с тобой?»

Но оказалось, что это вовсе не позор. Это слава! Дети были в восторге:

— А наш папа, один, не побоялся выйти против банды Корявого с Выселок! А как он им дал! Вначале одному, потом второму, потом десятому, потом снова первому…

Дети отцом гордились, а супруга зауважала. И крошки на столе уже не так сильно раздражали.

***

— Вася, это — станок. Станок — это Вася, — начальник цеха представил человека и агрегат друг другу. Все-таки им предстояло провести минимум месяц в дружбе и согласии.

Майор Сорокин с самого начала сказал Василию: «Будешь получать только зарплату токаря — это твое наказание».

А сколько он, семейный человек, мог заработать без опыта? Так что пришлось учиться. Катерина-то копейки в дом приносила. Не обвешивала, не воровала, а еще за свои деньги иногда подкармливала двух одиноких старушек.

Немногие знают, вот, например Раевский не знал, что человек со средними способностями за несколько часов может на токарном станке освоить простейшие операции. Каково же было удивление журналиста, когда добившись разрешения пройти на завод, он обнаружил Василия, ловко управляющегося с металлическими болванками. Это было весьма неприятное удивление. Объяснения увиденному феномену Раевский не нашел, и это мучило его ночами. «Может, они бывшего токаря завербовали? Или у Семенюка есть токарь-двойник»?

А новый работник очень старался. Ведь Катерина в первый день их знакомства заявила:

— Ничего у тебя не выйдет! Токарь он! Это же уметь надо. И почему тебя не сделали грузчиком? Какой дурак придумал тебе профессию токаря?

— Майор Сорокин.

— Я ничего не спрашивала, ты ничего не отвечал.

И вот Вася доказывал, что выйдет. Работа была примитивной, однообразной, но его это вполне устраивало — «зато ничего не перепутаю и не испорчу».

Васе тут было хорошо. Ему нравились эти простые парни, он охотно пил с ними пиво после трудового дня — не более бокала. Василий держался со всеми доброжелательно, даже с хитрым Сапрыкиным. Последнему он рассказал немного о себе, а также несколько веселых случаев из своей предыдущей работы. Ох, Сапрыкин и ржал! Начальник цеха был доволен Васей и доложил майору Сорокину:

«Василий Семенюк характеризуется положительно. Дисциплинирован. Норму выполняет. С товарищами поддерживает хорошие отношения. Считаю целесообразным оставить его на производстве. Уверен, тут от него больше пользы».

***

Михаил Раевский не оставлял попыток что-то выведать о Семенюке через его товарищей по цеху. Из всех рабочих он особо выделил Гришу Сапрыкина. Было что-то обнадеживающее в этой наглой роже и хитрых бесстыжих глазах. И Миша стал искать подходы. Первый был традиционным:

— Гриша, я сегодня не буду тебя спрашивать о Васе, — сказал он. — Хрен с ним. Задолбал! И работа моя задолбала, и начальник — вынь да положь ему сенсацию. Перебьется! Короче, Гриша, пойдем, выпьем! Душа просит.

— Если душа просит, надо ее уважить, — ответил Сапрыкин.

Они выпили, закусили, за журналистский естественно счет, и подружились. Сапрыкин сей факт объяснил так:

— У нас в Старомойске как заведено: если мы с тобой бухали, значит, ты мой друг. А я друзьям не отказываю — проси, что хочешь.

— Прямо-таки что хочу?

— Конечно! — подтвердил Григорий. — Надо тебе что-то про Василия узнать — узнаю. Все для друга сделаю! Абсолютно бескорыстно. За соответствующее вознаграждение.

Через пару дней Гриша и Миша вновь по-дружески пообщались, и теперь Раевский был счастлив как после своего третьего секса (первых два были неудачными). Сапрыкину удалось втереться в доверие к Семенюку, и он добыл поистине уникальные сведения. Не только его настоящие имя и фамилию, но и ряд ярких историй из жизни Президента и его массовки.

Например, о посещении Президентом молочной фермы. Там капитан Храмов играл заслуженного дояра. Глава государства попросил дояра показать свое искусство, а тот не знал, с какой стороны к корове подойти и получил копытом по лбу.

Или как во время визита Президента к цыганам майор Борзенко несколько часов провел в шкуре медведя. Лидера нации еще удивило, что медведь писает стоя, как человек.

А однажды Президент сказал сопровождающему его мэру:

— Говорят, что у вас в городе есть элитный публичный дом.

— Врут, господин Президент!

— Кто врет? Мои правоохранительные органы?!

— Виноват, есть такой дом. Прикажете туда ехать?

Времени у массовки было немного, но успели. Президенту не понравилось, что над кроватями висят его портреты. А потом он обратил внимание на лейтенанта Лапину.

— Подождите, я вас уже где-то видел… Ну да, вы учительница младших классов.

— Так точно! Подрабатываю, господин Президент.

Раевский вернулся в отель «Дом тракториста», сел за компьютер и стал лихорадочно нажимать на клавиши, предварительно позвонив главному редактору:

«Завтра на первой полосе будет бомба!»

Бомбы не получилось. Это была даже не петарда, а так — легкий пук. Оказалось, что все истории, рассказанные Сапрыкиным, — липа. Работник спецслужб, о котором написал журналист, никогда в реальности не существовал. Не рождался такой в городе Петуньки, и не учился в Орском инженерно-строительном институте. Но главное — ничего подобного с Президентом не происходило. Не бывал он в указанные сроки в указанных местах, а совершал международные поездки. Редактор понадеялся на опытного журналиста, а тот информацию не проверил. Раевский пытался оправдаться, мол, с мировыми лидерами встречался двойник, а наш любимый гарант был занят другим, но тщетно…

Так что звезда Михаила Раевского погасла окончательно, зато майор Сорокин получил очередную звездочку. А Вася, который это все придумал и осуществил — благодарность. Вот такая черная неблагодарность. Что ж, мир наш несправедлив, что делает его менее предсказуемым.

***

Коварный журналист был в итоге опозорен, и токарь Василий Семенюк перестал кого-либо интересовать. А значит, Васе уже не было смысла оставаться в Старомойске. Может, день-два — на всякий случай.

— Ну что, Вася, поздравляю, — сказала его супруга. — Операция практически завершена, и мы скоро расстанемся. И вот что я хочу тебе сказать. Мужик ты немного скучноватый, но в принципе неплохой. С тобой приятно было работать.

— И с тобой. Мне тоже, тоже было приятно.

— Рада это слышать. И знаешь, я тут подумала… — Катя замялась.

— Что? Говори.

— Я подумала… Раз у нас остались одна-две ночи — пусть все будет по-настоящему. Как ты хотел.

— В смысле?

— Нет, прав был Сорокин, ты действительно тупой!

И все у них было по-настоящему. И классно. Васе очень понравилось. А как понравилось Кате!

— Беру свои слова назад, — прошептала она. — Ты совсем не скучный.

Да, прошел всего месяц, а отношения супругов Семенюков изменились. От неприятия и раздражения они перешли к смирению, потом к привычке, затем к пониманию и, в конце концов, к любви.

Василий и Катерина стали близки не только физически, но и духовно. Поэтому теперь делились сокровенным.

— Я всю жизнь ждала именно такого, как ты — серьезного и положительного, — призналась Катя. — Только сама этого не понимала. Всё клоуны какие-то попадались…

Вася хотел было рассказать, кто попадался ему, но не стал. Неправильно в постели с женщиной рассказывать о других женщинах. Поэтому стал говорить о глобальных вещах, которые его волновали. Мужчине часто хочется поговорить с любимой о глобальном. Она выслушает, восхитится глубиной мысли и успокоит.

— Вот о чем, Катя, я часто думаю, — сказал Василий. — Мне кажется, что не только мы, но и весь этот город… Да что там город, вся страна — грандиозная массовка в чьем-то жестоком представлении.

— Мне тоже так иногда кажется. Но не стоит по этому поводу переживать. Все равно мы ничего изменить не можем. Лучше поцелуй меня, Васенька.

И Васенька целовал. И Катенька отвечала. А дети говорили:

— Да хватит уже! Два часа дня, мы кушать хотим.

И что им, бедным влюбленным, делать? Расставаться ведь не хотелось. И Катерина нашла выход.

— Хватит! Хватит нам быть массовкой. Хватит быть пешками, — сказала она. — Давай сбежим.

— Как сбежим? Куда?

— За границу! Мы там не пропадем, даже совсем наоборот. Я пойду работать и ты тоже. Ты теперь уже по-настоящему токарь третьего разряда. За границей таких ценят.

— Ну я не знаю… Может, здесь как-то договоримся.

— Не договоримся! Здесь нам быть вместе не дадут. И если тебе себя и меня не жалко, подумай о детях. Об их будущем.

— Ну, хорошо, решили мы сбежать. А как границу перейдем?

— За это не волнуйся. Мой одноклассник как раз занимается переводом людей туда и обратно.

— Но у нас нет таких денег.

— Он мне должен. Петька, возможно, от него…

От Старомойска до границы недалеко — примерно сто километров. Следующей ночью Федор их туда довез на своей раздолбанной машине.

— Спасибо, Федя, ты хороший мужик, — поблагодарил Василий. — И это… Извини.

— За что?

— За то, что плохо о тебе думал.

— Та ладно, — засмущался Федор, — береги ее.

А дальше были триста метров по подземному туннелю чуть ли не ползком. А детям понравилось, у них особых трудностей не возникло.

Василий до последнего не верил, что им удастся сбежать. Опасался, что и Федор, и одноклассник Кати — тоже члены массовки. А на выходе из туннеля их с распростертыми объятиями будет ждать уже полковник Сорокин: «Ну, здравствуйте, голубчики! Далеко собрались?!»

Но там действительно оказалась заграница — она самая, родимая!

Семенюки сразу же попросили политическое убежище и стали раздавать интервью — как их преследовали и пытались разлучить. Честно рассказали свою историю, а Василий заявил, что напишет еще и книгу.

Убежище им, конечно, предоставили. Дети пошли в школу, делая успехи в языке, и вообще делая успехи. Оказалось, что наши троечники в дружественной среде интеллектуально расцветают.

Василий устроился токарем на завод, но долго там не задержался. Его книга хорошо пошла, и в издательстве заказали следующую. За границей большой популярностью пользуются разоблачения чужих режимов. Читатель радуется: «Так у них намного хуже, а мы еще жалуемся!» Катя не работала, предпочитая быть домохозяйкой и помогать мужу вести переписку с читателями. В доме Семенюков часто бывали гости. Не только соотечественники, но и разные местные знаменитости.

А через четыре года, когда Катя и Вася ужинали в ресторане, к ним за столик подсел незнакомый трансгендер, оказавшийся генералом Сорокиным.

— Василий, Катерина, — торжественно сказал он. — Я вас поздравляю. Операция развивается успешно, как было мною и задумано. Вы провели просто блестящее внедрение. И это не мои слова, это слова Президента. Вам обоим присвоены очередные звания. Так что хватит фигней страдать, пришла пора выполнять задания родины…

Вспомнить все

— Ну как ваши дела сегодня? — спросил менеджер. Менеджером был парень лет тридцати с располагающей внешностью. Чем-то он напоминал «представителей канадской оптовой компании». Ну тех, кто ходил когда-то по квартирам, предлагая товары, и с лиц которых не сходила приветливая улыбка, даже если их посылали на три буквы.

— Все так же неплохо, — ответил Станислав Петрович. — Но знаете, начало немного надоедать. Это как старый хороший фильм, который смотришь далеко не в первый раз. А хочется уже впечатлений, которые были бы поострее обычных воспоминаний.

— Я вас понимаю, Станислав. Я вас очень хорошо понимаю. Однако наша сеть пока что занимается исключительно воспоминаниями…

И действительно, сеть медицинских центров «Вспомнить все» занималась делами, отраженными в ее названии. Суть весьма недешевых услуг состояла в следующем: клиенту предлагалось ненадолго вернуться в прошлое, дабы заново пережить особо приятные моменты своей жизни. Осуществлялось это с помощью аппаратуры и лекарств, которые обостряли воспоминания, делая их максимально приближенными к реальности. По крайней мере, так писалось в рекламе.

Пользовались услугами «Вспомнить все» в основном старики-пенсионеры, называя эти учреждения просто Центром. Это были люди, считавшие, что все хорошее уже позади. Что «уже не будет ни первого поцелуя, ни радости материнства или отцовства, ни просто радости от того, что молод, здоров, а в жизни еще ждет столько интересного»…

Именно такие слова говорили клиенты Центра в рекламных роликах в разделе «До сеанса». А потом были слова благодарности со слезами на глазах в разделе «После». Оказалось, все можно вернуть! Пусть ненадолго, но можно!

Клиенты лежали на кушетках, вспоминали что-то классное, получая удовольствие. Это были замечательные сны, и не хотелось, чтобы они заканчивались.

Да, это было как наркотик. Впрочем, почему «как»? По сути, наркотиком это и было. Но теперь государство решило само заняться самым прибыльным видом бизнеса, конкуренты из криминальных структур жестоко подавлялись. Многие за возможность вновь испытать счастливые минуты тратили последние сбережения. Руководство страны решило мудро: если раньше государство было вынуждено платить пенсионерам, то теперь получалось наоборот — благодарные пенсионеры платили государству.

Когда деньги заканчивались, старики отдавали стране жилье, переселяясь в общежития, где за ними был не слишком внимательный, но все же постоянный уход. Иногда дедушки и бабушки заканчивали свой путь прямо во время сеанса, так сказать от избытка чувств. Но это был их выбор. Умереть, вспоминая лучшие моменты своей жизни — что может быть прекрасней!

Граждане, которым исполнилось 60, могли посещать «Вспомнить все» без ограничений. Было бы за что. А вот молодым, трудоспособным доступ в Центр был жестко ограничен — не более часа в неделю. Держава заботилась о здоровье и процветании нации.

Станислав Петрович в свои шесть десятков был здоров, крепок, и ему удалось накопить на весьма обеспеченную старость. Да и сеть его ресторанчиков «Анюта» продолжала приносить неплохой доход. Поэтому он пользовался услугами «Вспомнить все» всласть. В разумных, конечно, пределах. Станислав считал себя невосприимчивым к новому виду дурмана — мол, «если сильно захочу, то соскочу в любой момент».

— Что будем вспоминать, Станислав Петрович? — поинтересовался врач перед первым сеансом.

— А нельзя ли, чтобы это осталось тайной?

— Можно. Но лучше посоветоваться. Дело в том, что чаще всего наши клиенты выбирают сексуальные воспоминания. Поэтому нам нужно следить за работой сердца, и если что-то не так, прервать процедуру. А в вашем случае нам надо быть особо внимательными и заботливыми.

— Не понял? У меня же с сердцем все в порядке! — возмутился Станислав.

— Мы знаем, — успокоил врач. — Но именно по причине вашего отменного здоровья и неплохих финансовых возможностей мы хотели бы видеть вас VIP-клиентом, с которым желательно многолетнее сотрудничество.

— Насчет многолетнего сотрудничества вы торопитесь. Я ведь еще ничего не попробовал. И я вас удивлю: мой первый опыт у вас не будет связан с сексом.

— Спорт? Драка?.. Может, война?.. Такие вещи тоже рискованны.

— А что, такое выбирают?!

— А как же! Ведь многие снова хотят вкусить сладость победы… А некоторые и сладость насилия. Разные у людей биографии…

— Это не про меня… Ладно, скажу вам: я хочу вернуться в тот день и час, когда забирал своего Димку из роддома.

— Отличный вариант, — похвалил врач, — очень светлый, что нечасто встречается. Пожалуйста, лягте на кушетку, расслабьтесь и, главное, не бойтесь.

— Да я и не боюсь…

Нужно сказать, что выбор первого воспоминания дался Стасу непросто. Он колебался между двумя вариантами: Первая Близость с Анечкой и День, когда нес Сына домой. Станислав выбрал второе. Начинать с секса ему показалось пошлым — он и без рассказов врача знал, как большинство начинает. Да и продолжает…

Медсестра сделала Стасу укол, от которого возникла легкая сонливость, на голову ему надели что-то вроде шлема, и врач произнес:

— Пожалуйста, вспомните какую-нибудь яркую деталь из того периода, который вы хотите вновь пережить.

Станислав сделал небольшое усилие, и у него в голове появилась картинка: маленький, чудесный белый сверточек, из которого виднелась Димкина мордашка. Сыну было всего шесть дней, и врачи говорили, что ребенок в этом возрасте не может сфокусировать взгляд. Однако Димка смотрел на Стаса внимательно, укоризненно — мол, зачем вы меня замотали в эти гадкие пеленки? Хочу свободы движений! Потом Дима и вырос жутко свободолюбивым.

— Вспомнили? — спросил врач.

— Да.

— Сосредоточьтесь на этой детали. Сейчас я начну считать от десяти до единицы, и на счет «один» вы увидите волнующий вас момент. Десять, девять, восемь…

Врач досчитал… и случилось то самое чудо, о котором рассказывали многочисленные клиенты Центра. Станислав перенесся на 35 лет назад. Все было так красочно, так насыщенно, так пронзительно — цвет, звук, запах!.. Нет, это не был сон, близкий к реальности. Это была сама реальность!

Шел май месяц, ярко светило солнце. Стас гордо и бережно нес Димку на руках. Рядом шествовала Анечка. Пешком до их дома идти было далековато — минут тридцать. Но даже в мыслях не возникало вызвать такси. Пусть все видят — это наш сын! И такая радость, такое счастье на всем протяжении пути. Прекрасное, незабываемое воспоминание… В следующий раз Станислав повторил его. И через пару дней снова…

Во время четвертого сеанса Станислав Петрович решил увидеть и прочувствовать второй вариант. Это был первый секс в его жизни. Аня была на два года старше Стаса, опытней, а главное — она была девушкой тактичной. С одной стороны, парень, как и положено, сам проявлял инициативу, но с другой — девушка раздевала себя его руками.

Эта сцена Стаса немного разочаровала. Ведь «фильм» показал все без приукрашиваний, как оно и было. Стас сильно волновался, поэтому воспоминание оказалось стертым, расплывчатым, с сосредоточенностью на своих мыслях «получится — не получится»; «понравится ей — не понравится». Потом Стас вспоминал и более четкие, более контрастные, быть может, даже более страстные минуты с Анечкой, однако того волнения, той радости первого обладания уже не было.

Когда сеансы в Центре стали для Станислава обычным делом, он просмотрел «сны» и с другими женщинами; пятерку на экзамене по математике при поступлении в университет; победы в КВНе и футболе, а затем и сцену насилия из своего детства. Ну просто не смог удержаться!

В соседнем дворе жил паренек, который почему-то выбрал в жертвы Стаса и несколько лет его терроризировал. Паренька звали Боря, он был старше и крупнее. Но где-то в классе девятом, когда Станислав окреп и возмужал, он повалил Борю на землю подножкой, врезал несколько раз по челюсти и, сев на это большое и рыхлое тело, раз пять повторил: «Ну что, сдаешься, тварь?! Сдаешься?! Говори!!!» Тварь выплюнула осколок зуба, всхлипнула и сдалась. И какая же это была мстительная радость победы, какое садистское удовольствие, какое упоение от унижения заклятого врага!

Станислав Петрович поклялся себе, что больше не будет этот эпизод вспоминать. И, конечно же, клятву нарушил…

Посещал Стас «Вспомнить все» уже полгода. И ощущения становились все менее волнующими. Хотелось чего-то свежего, неиспытанного, может даже изощренного. В реальной жизни он решил это «свежее» не искать, потому что так было «нечестно». Нечестно по отношению к Анечке. Когда они оба были молоды, Стасик бывало ходил налево. Но и у Анечки, которая была ух как хороша, тоже имелись возможности. Если б она захотела… Но сейчас Аня состарилась, скукожилась, и их возможности были явно неравны. Поэтому Станислав, как порядочный человек, постановил: «грешить и развлекаться буду только в рамках Центра».

А вот Анечка Центр игнорировала. Таких, как она, было немного — ведь как было велико искушение! Но Аня, в отличие от супруга, умела находить радость в простых вещах — из-за туч вышло солнце, в комнате расцвел цветок, подбежала бездомная собака и лизнула руку… По-настоящему радовалась она и хорошему фильму, доброй книге, теплому разговору с подругой, и, конечно, Димкиным успехам. Дмитрий Станиславович, являясь гражданином США, уговаривал родителей переехать к нему, но Станислав Петрович и Анна Сергеевна как-то здесь уже привыкли… Да и Центра в Америке не было.

Стас Анечке завидовал — «почему я так не могу?!», однако взглянуть на мир ее глазами, почувствовать жизнь так, как чувствует она, не пытался. Наоборот, после очередного сеанса Станислав Петрович заявил менеджеру Центра:

— Мне кажется, в плане перспектив вашего бизнеса глупо останавливаться на воспоминаниях. Ведь для клиента намного круче изведать не то, что было, а то, чего не было.

— Что вы имеете в виду?

— Не прикидывайтесь! Вы прекрасно меня поняли. Гораздо интереснее испытать то, что могло произойти, но так и не произошло. Было так близко, но ускользнуло. Ведь наша жизнь — это череда неиспользованных возможностей. Вот если б прочувствовать то, к чему стремился, о чем мечтал, но так и не получил, — это и было бы настоящим кайфом! Если б вы предлагали клиентам то, о чем я сейчас говорю, — доходы ваши на порядок бы выросли. Ведь неосуществленных желаний у каждого из нас намного больше, чем осуществленных.

— Да… — протянул менеджер, — когда вы у нас появились, я сразу понял, что дойдет до этого разговора. Вы относитесь к редкому типу личности «а мне всегда чего-то не хватает».

— Неужели тип личности «человек неудовлетворенный» столь редок? — удивился Станислав.

— Достаточно. 95 процентов наших клиентов довольствуются воспоминаниями, и им в голову не приходят мысли, подобные вашим.

— А что вы отвечаете оставшимся пяти процентам?

— Раньше мы отвечали, что их желания неосуществимы, но сейчас появились некоторые возможности. Но это пока что эксперименты, и довольно рискованные.

— Я согласен принять в них участие! — тут же заявил Станислав Петрович.

­– Может, для начала узнаете, в чем именно риск?

— Я слушаю.

— Поясню на примере. Возьмем недавнюю сексуальную фантазию одного из наших клиентов. Когда-то он брал автограф у известной актрисы, и вот ему захотелось вернуться в тот момент, чтобы продолжить вечер у нее в постели. Фантазия, конечно, интересная. Однако мозг клиента додумал не вожделенное, а правдоподобное продолжение истории — как бы все случилось на самом деле. Клиент начал к актрисе приставать, она дала ему пощечину и вызвала полицию. Фантазера избили дубинками… Или другой пример: посетитель центра решил в своих мечтаниях побить врага, но вышло наоборот. Что интересно, оба посетителя проснулись с болью во всем теле и синяками. Согласитесь, что это не самые сладкие грезы, и не лучшая трата денег.

— Неужели современная фармакология не позволяет сделать так, чтобы грезы были исключительно приятными?

— Фармакология-то позволяет. Государство не позволяет. Для приятных снов надо использовать галлюциногены, а наркотики у нас, сами знаете, запрещены. Да и «картинка» получается размытой, что не соответствует стандарту наших услуг.

— Подождите… Если фантазия завела меня не туда, неужели по ходу нельзя подправить сюжет?

— К сожалению, нельзя. Конечно, в таких снах есть эффект стороннего наблюдателя. Вы будете одновременно и зрителем и участником. Однако как зритель ничего изменить не сможете. Мы не понимаем, отчего так происходит, но таковы факты.

— Понял. Но мои фантазии будут максимально реалистичны, — пообещал Станислав. — Ничего из того, чего не могло бы произойти в жизни, я представлять себе не буду. Если нужно подписать какие-то бумаги — давайте!

— Какой же вы нетерпеливый, — посетовал менеджер. — Я обязан предупредить вас вот еще о чем: в ситуации, когда вы сами придумываете сюжет, время сна и реальное время могут не совпадать. За час нашей процедуры в вашем сне может пройти три-четыре часа, а то и больше — бывает, что мозг в такие моменты работает гораздо быстрее. Сомневаюсь, что вы будете в восторге от такого сеанса. Есть и еще одна опасность, правда чисто теоретическая…

— Ну же! Чего вы замолчали? — раздраженно сказал Станислав. — Какая именно?!

— Опасность, что вы застрянете в своем сне. Произойдет как бы «зацикливание», из которого вас нельзя будет вывести.

— Ну это вы вообще ерунду несете! Я все-таки заканчивал биофак. И кое-что знаю о работе мозга. Это ведь не кома, это просто сон, хоть и необычный… Дадите вы мне наконец документы на подпись или нет?!

— В данном случае необходимо еще согласие вашей супруги.

— Вы его получите!

С разрешением от Анечки проблем не возникло. А какие могут быть проблемы, если женщина любит, ни в чем не ограничивая?..

— Все с тобой ясно, — вздохнула Анна Сергеевна, — с женщиной ты хочешь во сне переспать, с которой в жизни не смог. Но если тебе так надо — просто заведи себе молодую. Думаю, желающие легко найдутся. Зачем тебе этот гадкий Центр?

— Да ни с кем я спать не собираюсь, я тебя люблю, — стал уверять Станислав. — Я просто хочу повеселиться, не более того. Помнишь, как я в КВНе капитанский конкурс проиграл? Так теперь я хочу его выиграть.

— Господи, уже весь седой, а такой же мальчишка!

— Так ты мне разрешаешь?

— А это безопасно?

— Абсолютно!

Станислав слово сдержал. Начал он действительно с КВНа. Тридцать восемь лет назад до этого непобедимый капитан команды университета Станислав Богданов в принципиальной игре с соперниками из политеха свой конкурс продул. Это так повлияло на его ранимую психику, что КВН в жизни Стаса закончился. Сколько воды утекло, а он до сих пор испытывал стыд поражения, помнил торжествующую физиономию своего соперника Саши Мурованного и раздражающие слова утешения от Анечки.

Но вот, успехи медицины дали возможность пережить эти моменты по-другому. Попытка реванша носила хулиганский характер. Глядя на вытягивающееся лицо своего соперника, Стас прочел его текст. Мурованный пытался прервать Стаса криками «так нечестно», но быстро понял, что в глазах зрителей он выглядит глупо. Естественно, Стас победил в конкурсе, а его команда выиграла игру. Им восторгались фанаты, им гордилась Анечка…

Да, поступок был подленьким. Но ведь это был только сон, а во сне все можно…

А вот следующее «придуманное воспоминание» было действительно рискованным. Пару лет назад у Станислава Петровича возник конфликт с налоговой. Причем инициатором был сам Станислав, почему-то решив, что можно вести дела, не давая взятки. Эта иллюзия рассеялась, когда бизнес, создававшийся много лет, оказался под угрозой исчезновения. Пришлось Станиславу Петровичу идти к начальнику районного отделения на поклон. Начальником оказался пацан лет тридцати, сидевший в роскошном кабинете — огромный стол, диван, ковры на полу, картины на стенах, дверь в личную комнату с удобствами.

— Ну? — многозначительно протянул налоговик.

— Вот, — сказал Станислав и продемонстрировал платежку о переводе денег на специальный для таких случаев счет.

— И это все?

— Нет, — выдавил из себя Станислав Петрович, — еще я хотел сказать, что был неправ. Погорячился, не подумал…

— Ну да, возраст, — снисходительно сказал налоговик. — Соображалка уже не та. Ничего не поделаешь, каждого из нас такое ожидает.

Это был позор. И воспоминание об этом позоре продолжало Станислава мучить. В своих грезах он решил повести себя по-другому.

— Ну? — многозначительно протянул налоговик.

— А чего это ты, сопляк, мне нукаешь?! — ответил Станислав.

— Чего? Что вы себе позво…

Договорить налоговик не успел. Стас быстро обошел стол, положил парню руку на затылок и крепко сжал пальцами эту тонкую лебединую шею. Паренек почти не брыкался — так ему было больно. Стас затащил пацана в ванную комнату и начал опускать его голову в унитаз, чуть ослабив хватку.

— Не надо, пожалуйста, не надо! — плакал налоговик. — Я все понял, я больше не буду.

Стас отпустил парня, спокойно вышел из кабинета, а потом из здания налоговой. Никто его не задерживал…

Станислав проснулся счастливым — такие классные ощущения! Такое удовлетворение от чувства мести и справедливости! Больше, конечно, мести.

«Кажется, я готов двигаться дальше, — решил Станислав Петрович. — Теперь надо не побояться и все-таки попробовать с Дианой»…

Анечка правильно догадалась — главной целью Стаса была женщина. Диана работала референтом Шефа на фирме, где Станислав возглавлял рекламный отдел. Когда они пересекались на совещаниях или просто в коридорах офиса — на лице Дианы появлялась чуть виноватая, неуверенная улыбка. Когда они встречались взглядами — девушка опускала глаза. Это Стаса сильно заводило…

Однажды Станислав, Диана и еще двое сотрудников поехали в командировку. По окончании последнего рабочего дня был ресторан и обильное угощение принимающей стороны. Стас не любил долгих застолий и ушел раньше. С ним ушла и Диана, сказав, что устала, а завтра рано на поезд. Они были немного пьяны, поднимались вместе в лифте. Стас шутил, Диана хохотала. А потом совершенно естественно, не сговариваясь, пошли в номер Станислава. Он целовал ее, раздевая, она дрожала в его руках, слабо сопротивляясь. Ни до, ни после этого вечера, ни одна девушка ТАК в его руках не дрожала. Но тут вернулся сосед Стаса по номеру, и все закончилось. А потом Диана стала Станислава избегать. Вот такой облом…

На сей раз Стас попросил соседа раньше двенадцати не возвращаться…

Станислав целовал Диану, она дрожала… Он, чуть сдерживаясь и уже предвкушая… преодолел ее сопротивление.

Это было здорово, это было чувственно и страстно.

Но когда все закончилось, Стас лежал рядом с Дианой, и в его душе была пустота. Ему больше ничего не хотелось. Ни второго раза, ни просто понежничать или поговорить с девушкой о каких-то милых глупостях. Станислав просто ждал завершения сеанса. Диана о чем-то спрашивала, Стас автоматически отвечал. Затем она захотела еще любви, и он не стал ей отказывать. По ощущению прошел час, потом еще один. Стас нервничал, а сеанс все продолжался. В двенадцать явился сосед, и Диана отправилась спать в свой номер.

«Отлично! — обрадовался Станислав Петрович. — Сейчас я засну, а очнусь уже в своем мире».

Однако проснулся он в том же номере. Его разбудил коллега — пора было ехать на вокзал.

«Да что же это такое?! — возмутился Станислав. — У них там в Центре гулянка, что ли, и они обо мне забыли?.. Хотя аппаратура выключается автоматически… А вдруг действительно — время во сне движется быстрее. Но не настолько же!.. Ну ладно, пусть даже разница в десять раз. То есть два часа реальности соответствуют двадцати здесь. Тогда к вечеру эта ерунда стопроцентно закончится!

Командировочные сели в поезд… Диана вывела Стаса из купе под предлогом «надо серьезно поговорить».

— Скажи мне, Стас, только честно, для тебя это серьезно или просто интрижка?

— Конечно, серьезно, Диана.

— Так мы будем вместе?

«А ведь она не слишком умна, — сделал вывод Стас и ответил: «Конечно, мы будем вместе». Это ведь был всего лишь сон, а во сне можно и соврать.

В шесть вечера Стас был дома. По его смущению, неуверенности и подавленности Анечка поняла — что-то произошло. Что-то очень нехорошее.

— Кто?! — спросила она. — Диана?

— Не было никакой Дианы. Я просто устал. — Стас не хотел огорчать жену, даже во сне.

— Ты врешь, я же тебя знаю! Никогда у тебя глаза так не бегали, хотя ты мне и раньше изменял. Вижу, что сейчас это серьезно.

— Нет, Аня, ты ошибаешься, это совершенно несерьезно.

— То есть ты можешь теперь это делать «просто так»?! Уходи, Стас! Не хочу тебя видеть.

— Но Аня, послушай…

— Нет!

«Боже, прекратится когда-нибудь этот бред или нет?!» — в очередной раз подумал Станислав Петрович.

Аня собрала Стасу чемодан, и он поехал ночевать к приятелю, а наутро пришло понимание происходящего. Случилась та самая «теоретическая опасность», о которой предупреждал менеджер — Станислав Петрович застрял в своем сне. Произошло «зацикливание», из которого его не могут вывести.

Станислав ясно представил себе, как сейчас у его постели суетятся врачи и менеджеры, как горько рыдает жена, но ничего нельзя сделать. Сколько ему еще придется прожить в этой, им же выдуманной реальности? Месяц? Год? Два? Десять? Или это НАВСЕГДА?! Не может быть, чтобы навсегда!!!

— Выпустите меня отсюда! — стал кричать он. — Прекратите этот сон! Это не моя жизнь! Я хочу вернуться в свою! У меня там все было хорошо! Я обещаю никогда не желать того, чего не было. Того, что мне вообще не нужно. Клянусь, я больше никогда не переступлю порог этого проклятого Центра. Аня… Анечка, спаси меня! Спаси!..

Он кричал, и снова кричал, но это был беззвучный крик, который никто не слышал…

* * *

Я разговаривал со многими людьми. Оказалось, что не только мне иногда кажется: сделав однажды неправильный шаг, мы застряли в каком-то чуждом, неправильном мире. Что мы живем чужой, не своей жизнью. Что нам был предначертан совершенно другой путь, но мы с него свернули. Внутри нас все кричит. Но уже поздно — ничего изменить нельзя.

Чувствуй, как я

Я и Коба сидели в пивбаре на Бассейной уже более трех часов. О многом было переговорено, и сейчас мы вспоминали школу. Коба — это кличка. На самом деле он Олег Кобец. А я Ярик — Сергей Ярославцев. Наши однокашники с придумыванием кличек не особо заморачивались.

— А скажи, Ярик, ты часто вспоминаешь, как нас вначале рассадили, а потом вообще попереводили в разные школы? — спросил Коба.

Вопрос был риторическим — забудешь такое! Столько усилий было потрачено дабы разрушить «эту порочную дружбу». А порочное в дружбе было то, что мы с Олегом, сидя за одной партой, подкалывали учителей. Конечно, не всех, только тех, кто подставлялся. То есть большинство. Это жутко не нравилось Марго, в смысле нашей «классной» Маргарите Васильевне.

Не слишком злые шутки еще не могли стать поводом для оргвыводов. Но мы с Олегом такой повод предоставили. В начале шестого класса нас повезли на «хмель». Хмель — это растение, из его шишек пиво делают. А школьников в советское время использовали в качестве бесплатной рабочей силы. Мы срывали с лиан хмеля эти самые шишки и складывали в большие корзины. Норма была непосильной — корзина на человека. Однако Марго периодически подходила и капала на мозги: «Невыполнение нормы — позор для пионера».

И вот, после окончания работы школьники растянувшейся на метров двести змейкой брели по грунтовке к шоссе, до которого было километра полтора. Там нас ждал автобус. Толпа двигалась медленно, и мы с Кобой решили, что можем остановиться и доесть «тормозки», которыми нас снабдили родители. Без нас не уедут. Мы сели под деревом, стали грызть бутерброды и разговорились.

Я вспомнил этот вечер — густая теплая трава, высокие тополя, осколки солнца, окрашивающие листву в желто-красные тона… Чем старше становлюсь, тем ярче и контрастнее картинки детства.

Коба тогда поднял волнующую каждого подростка тему: хотят ли нас девчонки так, как хотим их мы?

— Значит так, Ярик. То, что ты сейчас услышишь — большой секрет, — начал Коба. — Приехала к нам в гости моя двоюродная сестра Даша из Москвы. Она уже взрослая, ей целых 16 лет. И вчера вечером она говорит мне: «Рассказываю это только тебе как родственнику — в жизни пригодится. В общем, все девчонки хотят секса, что аж пищат. А сказать об этом парням неудобно. И парни думают, что мы недотроги, и боятся к нам подойти. А бояться как раз не надо, надо быть смелее».

Мы заболтались. Марго нашего отсутствия не заметила, и автобус уехал. Но по прибытию в город «классная» пересчитала учеников и впала в истерику — двоих не хватало. Тут же были подняты на ноги милиция и родители. Но пока все это поднималось, я с Кобой приехали на попутке. Тем не менее Марго провела с нашими родителями получасовую беседу-истерику, суть которой сводилась к следующему: все начинается с шуток над учителями, невыполнения плана, демонстративного опоздания на автобус, а заканчивается злостной антисоветчиной.

У меня до сих пор перед глазами ставшее жутко некрасивым лицо «классной» и превратившиеся в две узкие полоски губы отца.

— Тут, Сергей Владиславович, только чтением морали не обойдется, — пообещал он мне.

Действительно, не обошлось. Наказания как такового не было, но через день мы с Кобой сидели на разных партах, а через четыре месяца учились в разных школах. Встречаться мы стали редко, но дружба не прекратилась. Был даже какой-то особый кайф прийти в условленное место раз в две недели и, перебивая друг друга, высказать все, что за это время накопилось.

После окончания школы я поступил в Одесский политех, а Коба — в Киевский университет. На каникулах мы в основном занимались проверкой откровений сестры Олега. С переменным успехом. Потом много лет мы почти не общались. Я тихо работал программистом, а Коба стал сотрудником СБУ. Мне это не понравилось.

Но неделю назад мы все-таки встретились. Олег нашел меня через Фейсбук и предложил «пересечься». И мы пересеклись.

— Привет, Ярик, как дела? — спросил он так, будто мы не виделись каких-то пару дней.

— Здоров, Коба, — ответил я ему в тон, — тебе что, мою жизнь за последние 20 лет рассказать?

— А почему бы и нет? Я тоже это сделаю. Водки в этом заведении хватит…

Стали мы рассказывать. Вначале я — о семье и не только, о работе в столичном отделении «Киевстар», о своих книгах, которые пишу в свободное время. О том, что по одной из них скоро будет сниматься фильм.