12+
Люди Севера

Объем: 112 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Посвящается моим родителям,

Зинаиде Владимировне и Михаилу Александровичу,

прожившим всю жизнь на Чукотке,

моему брату,

Денису Михайловичу,

родившемуся на Чукотке,

и моим детям,

Настеньке и Мише,

никогда не бывавшим на Чукотке

Родина моя

Родина моя пахнет ягелем,

Белыми ночами нетленными,

Можно по грибы и по ягоды

Тропами пройти там оленьими.


Родина моя снегом белая,

Холодом трескучим звенящая,

И она меня лучше делает,

Ведь она во мне НАСТОЯЩАЯ!


Будет она ждать меня преданно:

Не предаст, не выгонит блудного.

Родина моя только мне дана —

От нее приму чашу судную.


Я ее храню в сердце трепетно,

Я ее шепчу заклинанием,

И березки ждут с тихим шелестом,

Когда я вернусь из изгнания…

Анадырь

Анадырь — столица сурового края,

Столица снегов и пурги!

И те, кто там жил или кто проживает,

Душою просты и легки!

За синим лиманом стоят самолеты —

Готовятся на материк,

Они навсегда провожают кого-то,

Но кто-то к морозу привык.

В порту корабли разгружаются шумно,

И краны кивают с высот.

И кто-то — не помню — сказал очень умный:

«Живет здесь великий народ!»

Живет вопреки, и такой настоящий,

И где бы ни жили потом —

Он верен себе и не может иначе:

Анадырь он помнит, как дом.

В чужой стороне, где тепло и уютно,

Где все утопает в цветах,

Он смотрит туда, на восток,

С нежной грустью,

Где сердце оставил во льдах.


***

Ушедшие северяне становятся снегом,

Когда пригревает солнце, ручьями бегут…

Они прорастают березками в синее небо

И облаками белыми к морю плывут…

Они свежим ветром треплют стланик на сопках,

Ягелем кутают камень, брусникой цветут…

Когда уходит тепло из тундры надолго,

Они снова снегом белым и чистым придут…

Спросите вы: «Ну как же такое возможно?

Можно ли верить в какой-то небесный приют?»

Но каждый живущий помнить ушедшего должен,

Чтоб под сияньем полярным продолжить свой путь.

***

я помню поселок засыпанный снегом,

в трескучих морозах стоящий вдали.

и я в вертолете болтаюсь по небу,

кружусь над площадкой у самой скалы.

пурга лопастями над тундрою взвилась,

и люди бегут к вертолету уже —

им почта небесная снова даст силы

и снова подарит покоя в душе.

они, улыбаясь, посылки вскрывают,

у них от конвертов сияют глаза —

и может от ветра, я даже не знаю,

у них на щеках засверкает слеза.

а я с чемоданом шагаю до дома,

мне хочется многое маме сказать.

я в этом поселке родился влюбленным,

и этой любовью могу согревать.

***

кроме снега и холода

там что-то такое есть,

когда, умирая от голода,

не забываешь про честь.

когда, о себе не думая,

выходишь на помощь в ночь,

не измеряя суммами,

просто идешь помочь.

там по-другому мыслится

наедине с собой…

суровая и искристая

Чукотка перед тобой.


***

дома стоят с выбитыми стеклами

ведут дороги в никуда.

сколько их?


колючим снегом запорошенные

мертвые города, брошенные.


когда-то жизнь кипела

неуемная —

гордилась Севером

страна огромная.


колючим снегом запорошенные,

мертвые города, брошенные.


эх, молодость, потраченная

весело!

стране теперь тебе отдать-то нечего.


колючим снегом запорошенные,

мертвые города, брошенные.


но помним мы просторы покоренные!

мы до сих пор в них искренне влюбленные!


колючим снегом запорошенные,

мертвые города, брошенные.

История

Историю эту в чукотском поселке

Как песню-легенду здесь каждый услышал.

Ее приукрасили люди настолько,

Что хочется мне рассказать без излишеств.

Красавица тундры со взглядом раскосым,

Прошла мимо юноши в летном костюме.

Глаза повстречались без лишних вопросов,

Но разве возможно в поселке без шума?

«Он — русский. Он бросит», — шептали подружки,

«Нашел с кем встречаться», — судили пилоты.

А им было вместе светлее и лучше,

И вовсе не слушали мненья чьего-то.

Глаза у него словно синее небо,

Она утонула в них, сердцем пропала,

А он на руках ее нес, словно лебедь.

Казалось, что будет так вечно…

Казалось…

Его научила словам незнакомым:

Конфета — «кэнтикэн», здороваться — «еттык».

Он ей говорил: «Будешь ждать меня дома.

У нас будут очень красивые детки».

Туманом накрыло далекие сопки,

Ему улетать на далекую вахту.

«Вернусь», — говорит и целует так робко.

Взлетел самолет, словно малая птаха.

Неделя-другая. Бывает такое,

Когда нет известий. Пурга, словно нечисть.

Она у шамана хранит дорогое —

Его белый шарф, чтоб ему было легче.

Стук в дверь. Телеграмма. На сердце лег камень.

Руками дрожащими. Буквы расплылись.

Прочла и упала как будто бы в яму.

И только шептала: «Мой милый… мой милый…»

А там в телеграмме: «Туман был. Разбился».

Как с фронта, сухая короткая сводка.

Спустя девять месяцев мальчик родился

С глазами как синее небо Чукотки.

***

Снежная пустыня дышит ветром,

Двигается волнами простор,

Словно крутит шар земной от центра

И сбивает солнечный прибор.

Солнце утонуло в небе темном

И на дно корабликом ушло —

В мире неуютном и огромном

Человек несет свое тепло.

За собой следы лишь оставляя,

Вдаль бредет, надеясь на ночлег,

И, за ним дорогу заметая,

Ускоряет белый холод бег.

Иней на ресницы налепился,

Стынут руки, воздух как металл,

Но на горизонте заструился

Синий дым. И он его так ждал!

Слышен уже рокот вездехода,

Лай собак и скрип летящих нарт.

Человек вернулся из похода!

Он теперь Чукотке кровный брат.

Девять

мы шли маршрутом средь высоких гор,

стада по узким тропам пробрались:

их ждал за перевалами простор,

там можно до самой зимы пастись.

один оленевод со мною шел:

лицо в морщинах, узкие глаза,

курил он трубку и собаку вел,

все время поправлял чехол ножа.

я оглянулся и сказал: «Темно.

как это место называют здесь?»

«Красавиц Девять названо оно, —

пастух ответил, — Девять там невест»

не вынимая трубки изо рта,

он не спеша продолжил свой рассказ:

«Однажды здесь пропали все стада,

и те, кто с ними был, и те, кто пас.

шаман решил, чтоб отвести беду,

ущелью надо жертву принести,

и чтобы дух себе мог выбрать ту,

Красавиц Девять надо привести.

по стойбищам старейшины пошли —

отцы молчали, матери же — в крик,

когда их дочь-красавицу вели,

и вскоре в ожидании мир притих.

собрали их у ветреной скалы,

шаман запрыгал дико у костра,

туманом черным, словно из золы,

накрылась молчаливая гора.

никто не плакал.

только ветер выл,

голодным псом бросался на костер.

шаман в ярар ударил, и застыл,

и страшно руку над собой простер.

потом очнулся, к девушкам пошел,

кусками шкуры завязал глаза,

как будто был на них безумно зол…

и первая шагнула не дрожа…

беззвучно красота летела вниз

и пропадала в темноте без дна…

и тучи гуще над горой сошлись,

чтоб смерти жадность не была видна…»

Вновь дым из трубки выпустил старик

и посмотрел куда-то далеко,

а я сорвал цветок, помедлил миг

и бросил его между облаков.


***

Взрослеешь и понимаешь,

Что родина далека,

Где есть почему-то Майном

Названная река,

Где, убегая в сопки,

Тропа на кораль ведет,

Где уголь съедает в топках

Котельная целый год.

Где петли стоят на зайцев,

Где нарты скрипят в мороз,

Где, согревая пальцы

Руку в мотор суешь.

Где на моторных лодках

Сети идешь проверять —

Даже на классных фотках

Север не передать!

Не передать Чукотки,

Белых ее ночей —

Словно из дней коротких

Стало тепло длинней.


И что может быть чудесней,

Воспоминаний тех? —

Мое чукотское детство

Смеется сквозь белый снег.


***

Вы знаете, чем согреваются в тундре,

Когда белый шторм накрывает простор?

Когда Дед Мороз с белым посохом мудро

Стеклит неподвижную гавань озер?

Когда, разгребая сугробы и ветер,

Ярангу теснишь на замерзшей земле?

Когда вездеход «разувается» в тесте

И в жиже болотной лежит в колее?

Когда пастухи в целлофановых куртках

За стадом идут сквозь туман и дожди?

Когда рыбаки спешат сети распутать

И рыбу пускают на нерест идти?

Когда на буксире ведут баржу с грузом,

Чтоб только до первых успеть холодов?

Вы знаете, чем согреваются в тундре? —

Простым черным чаем индийских сортов.


***

Снова тундру листаю как будто букварь —

Люди Севера — это ведь Высшая лига,

И у них среди ночи ценнее фонарь,

Когда белые ночи — хорошая книга.


Им совсем невдомек, что предательство есть,

Что, когда нужна помощь, пройти можно мимо,

И у них без бахвальства понятие честь,

И несут ее в сердце как воды Гольфстрима.


Подлость любит тепло, а там лютый мороз,

И характер сурово зима закаляет,

Даже если невмочь и устал ты до слез —

Все равно тебе сил подниматься хватает.


А другие не выдержат — просто сбегут.

И в словах моих нет даже малой интриги.

Жить на Севере — это и подвиг, и труд!

И поэтому люди как Высшая лига!


Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.