Бесплатный фрагмент - Твоя реальность

Из всех возможных событий

произойдет самое неприятное.

Выбор

Спасение не в изменении себя (это почти невозможно)

Спасение — в принятии себя.

— Я не поняла, мы еще не закончили? Где мое безбрежное безоблачное счастье, умиротворенное как гладь воды, свободное, как легкие облака?

Сколько это вообще может продолжаться?! Я, конечно, понимаю, конец не настанет никогда. Но, зачем тогда идти, если облегчения не ждать?

Тот-кто-шел-впереди, — обернулся:

— Даже для того чтобы стоять — нужны усилия. Когда ты на одном месте, надо забыть радугу, задавить достоинство, смирить возмущение и гнев. Не поддаваться праведной злости — ведь она, язвительная, сильная, любит сжигать мосты, по которым ходит. И вырабатывать бесконечное смирение и терпение. И все лишь только для того, чтобы не утонуть в протухшем болоте.

Жизнь — это не результат. Жизнь — процесс. Чему посвящен твой процесс? Движению? Или бренному существованию? И как бы там ни было, процесс не может быть абсолютным ничегонеделаньем. Любое собственное существование — это нескончаемое, ежесекундное пребывание с самим собой: с собственными чувствами, порывами, слабостями. Как ты будешь с ними жить? Что игнорировать, а что использовать? Какое ты выбрал направление?

Путь не закончится. Твоя жизнь — это путь.

Есть ли выбор, если облегчения не будет? Выбор есть! Но он не в чувстве облегчения. Он заключается в направлении, по которому ты идешь!

Почему люди прячутся в шкаф? Они боятся испытаний! Они обрекают себя на болото, но даже в нем, чтобы жить приходится трепыхаться. Есть ли выбор, куда идти? Есть! Тот, кто живет в болоте, никогда не почувствует радуги открытия себя. Зачем люди стремятся быстрее все преодолеть? Они хотят избавиться от испытаний. Но это тоже не тот путь. Сама жизнь — это и есть испытание. Не нужно бояться. Не нужно ни за что цепляться. Не нужно ждать избавления — его нет.

— Но тогда, как мне быть с такими тяжелыми внутренними порывами?

— Все они — проявления тебя. И это нормально. Потому что ты живая. Ты чувствуешь. Ты живешь. Принимай любую себя. Чувствуй жизнь. И расслабляйся в ней. В этом твое наслаждение.

Корни

— Ну вот, ты и одна, — огласила реальность. Она не видит боли. Всегда равнодушная и непреклонная, неумолимо гонит вперед судьба.

Еще вчера у нее был любимый человек, поддержка и опора. Сегодня — нет. Внутри холод, в душе пустота и щемящая тоска. И не так уже важно, что случилось. Ничто не способно снизить боль. Оставшаяся совсем без мира, она не может понять, как в этом мире жить.

Что делать?

А может, нужно отделяться, а? — посмотрит в пустоту и попробует услышать ее безмолвный ответ.

Реальность промолчит. — Ведь ей все равно.

— Может, нужно еще раз пройти опыт «я одна»?

Прислушается к себе. Пустота существует независимо от «я одна». Значит, ситуация не о том.

— Пустота разрывает?

— Нет. Просто очень сильно просит.

— Чего?

— Чего-то родного, своего.

— Сама мудрая жизнь так повествует открытым умам о том, что у каждого есть потребность в привязанности. Она говорит, что мы живем, а значит, к чему-то относимся на земле.

— Но я не боюсь умереть!

— Ты боишься жить. То, в чем ты и каждый человек нуждается — укрепляет твою жизнь, утверждает ее, рождает особенный смысл, принадлежность к этому миру, отношение к нему. Ты должна быть включена в жизнь. Представь, есть на свете человек. Он не умеет впитать что-то родное. Он не пустил свои корни! И теперь как перекати- поле болтается по ветру, пытается за кого-то зацепиться — чтобы чувствовать силу жизни, питаться ею.

— Но как пустить свой корень?! — вскрикнет девушка.

— Вырастить. Как дерево. И развивать его.

— Корень — это родственники?

— Нет. Это только ты. Это твоя опора. Часть тебя.

И в совершенную прозрачность, готовую принять новое, донесется глубоко, до самой души то, что важно сейчас: «Корень привязывает к жизни, возможно, к земле только тебя».

— Но как же я могу пустить корни, если меня ничто не держит на земле?! — снова в поисках героиня.

— Земля тебя заберет потом. Еще не время. Земля тебя держит сейчас. Разве этого мало?

— Но я не нужна жизни!

— Жизнь у тебя есть — разве этого не достаточно? Разве это не является подтверждением твоей нужности жизни?

— Тогда я сама хочу привязаться своей воле к земле, к жизни. И это будут мои истинные корни. Произнеся это, женщина окунулась в новое представление, в котором начала растить свои корни с самого начала. Пока ростки очень маленькие — всего лишь задатки ее собственных порывов. Это не стремления, которые за собой как стебель тянут. Корни больше похожи на пристанище души, которое ты создаешь сам. Здесь нет начала и конца, а есть только процесс. Но в нем столько жизни, столько не использованной силы, что нет сомнений: если использовать, она обязательно окрепнет! И будет держать!

Та женщина, которая искала, нашла свою родину. Там развивались ее корни. Иногда героине казалось, что общение с людьми, это тоже корни (она ошибалась). И дети — не корни. Дети — семена! Она идет, наполненная по своей обители — земле и чувствует принадлежность. Это мое… И новое, незнакомое ранее чувство, растекается по телу. Кажется, что каждая клеточка напитывается осознанием: «мое». И от того как буд-то расширяется, наполняется особенным воздухом, в котором так ярко ощущается родство. Собственные усилия. Собственные результаты. Собственная земля. Собственное пространство.

Ты, который есть

Он продолжает себя предавать, — потому что соглашается с окружающими, где не согласен. Иногда замечает, как строит кого-то — не себя. И хочется сорвать придуманные образы и закричать:

— Будь самим собой, ты такой гораздо приятнее!

— Что значит, быть самим собой? — поинтересуется тот, который итак к этому стремится.

И каждый задумается: а какой я?

И будет искать себя в толпе призраков и представлений, в придуманных мечтах, в пластмассовых образах. А все — чужое, холодное, мертвое. Каждый удивится:

— Здесь меня нет…

В слиянии и переплетении нет личностей. И очень важно прощать себе оплошности, никого не рисовать, не осторожничать, а просто себя проявлять. Настоящего. Не для того чтобы кому то понравился. А просто потому, что это огромное счастье: стать самим собой, порадоваться себе. Не каждый позволит себе эту роскошь! Но тот, кто решается, получает возможность узнать себя:

— А все-таки, какой же я?

— Я такой, какой есть! И, да, мне самому интересно себя узнать! Я себя принимаю. И чувствую, как проявляются новые грани меня. Я начинаю обыкновенно, но только своим голосом говорить. Я не боюсь смотреть в глаза. Я не прячусь в напускной веселости или в попытках что-то показать. Я не напряжен в стремлении понравиться. Ничто не сковывает меня. Мной повелевает ветер! Свободное принятие себя открывает то, что так долго было скрыто в недрах внутреннего мира.

Целая жизнь

Он сидел на берегу реки и выбрасывал свою жизнь. Нет, не всю, конечно. Всю ее выбросить нельзя, — разве что убиться. Но это не входило в его планы. Он, в общем-то, даже принял свою жизнь. Но с некоторыми ее частями был не согласен. А она, упрямая сила, упорно толкала туда, где совершенно не хотелось жить! Вот так они и боролись. То она его. То он ее. Конечно, здесь победить нельзя. Они могут жить только в согласии. Но согласия не было. Была лишь способность перетерпеть.

А сегодня ему терпеть надоело. Он подумал: «Разве я хочу терпеть то, что не хочу терпеть?! Ведь я так теряю свою жизнь». И он, конечно, был прав. Другая бы судьба согласилась с этим, давно бы его отпустила. А эта — нет. Не отпускает. Возвращает в одну и ту же неприятную область. И заставляет в ней быть! Он долго так с ней боролся. И продолжал бы до конца, так и не поняв главного: его возвращают к чему-то своему. Очень важному.

— Как это может быть важным, если мне оно не нравится?! — крикнет кто-то из толпы.

— «Не нравится» — это твое внутреннее сопротивление. Твоя задача его преодолеть.

— Почему некоторые просто уходят и все?! А мне нужно преодолевать?

— Из части жизни, никто уйти не может.

Так перепирались собеседники. Один не верил. Другой убеждал.

Тепло души

Героиня поставила перед собой задачу: «Научись воспринимать себя сама».

И начала познавать тепло собственной души. Оказывается, душа может греть, держать в себе, наполнять принятием и пониманием. Свое тепло женщина ощущала в области груди. Оно не концентрировалось ни в какой точке, а как буд-то обнимало изнутри (как тот пушистый зверь, что наполнял одобрением). И от того чувствовалось необыкновенное блаженство, распространяющееся на живот, солнечное сплетение и все важные органы и части тела. Казалось, нечто неопознанное, духовное, возвышенное, греет своим принятием все то, что является земным тобой. И особенно, приятно, когда принятие это идет от самого себя к себе. Забытые части, расстройства, отчаявшиеся порывы — все грустное и непосильное, вдруг понято и согрето. И хочется здесь излечиться. И не то чтобы ни у кого ничего не просить, а просто даже не нуждаться.

Этим теплом первым делом хочется окутать детей. Женщина, конечно, направится к ним. И отдаст им, наконец, то, что они так долго не получали. Не будет требовать взамен ничего. Не станет въедаться в их жизнь. А вселит в них принятие доброту и уверенность. Просто потому что она их защитница и мама.

Принимающая реальность

— Хватит чего-то ждать, метаться и искать! И страдать об этом тоже хватит! — и рядом никого нет. — Это послание тебе. От реальности… — поступит снисходительное пояснение.

— Чего я ищу? — озадачится человек. И от чего меня предостерегают… И погрузится в размышления. В них желание утверждения себя. Но среди кого утверждаться? Конечно, среди других людей. Ведь мы все вместе живем. Человек не может жить, не будучи принятым обществом. Ему жизненно необходимо построить и укрепить свое «Я». Но, вот не получается. Один не слышит, другой не поймет. А третий и не слушает даже, а просто говорит. Четвертый начинает спорить и доказывать свою точку зрения. Пятый критикует. Шестой мимо пробежит. Седьмой говорит не о том. И человек не видит в людях отражения. Кажется, — они живые, а он один. Где он? Ему становится страшно: «Я не могу быть все время сам с собой. Мне кажется, так можно сойти с ума — когда другие тебя не слышат, а ты чувствуешь, что тебя среди них нет…»

— А, кстати, о чем это там, в начале, говорили?

— Тебе говорили, дубина, о том, что тебя принимает действительность, — пробасит грубый голос. А-ха-ха, не спрашивай, кто я! Мне велено передать, а дальше, сам!

«Нет, не нужно его слова воспринимать, как насмешку, издевательство или отторжение — это призраки прошлого. Здесь, в настоящем, я научился слышать информацию» — пронеслась в голове мысль.

Однажды, если искатель будет стремиться к знанию, к нему придет глубокое понимание. Человек прислушается к ощущениям. Он будет их разглядывать и пробовать на вкус. И не сразу почувствует облегчение. Сначала узнает, и только потом возьмет в свою, новую жизнь.

Есть реальность. Это пространство, которое окружает снаружи. Оно принимает настолько широко, насколько ты даже сам себя не знаешь. Это больше, чем полное согласие /на тебя/. Оно абсолютное, бесконечное, всеобъемлющее. В него включено твое прошлое, настоящее и будущее. Мысли сегодняшние, и, впрочем, любые возможные. Выбор: состоявшийся и умерший в зачатках страха. Ты, как есть, настоящий и любой, придуманный. Это принятие всякого тебя: тебя в любой возможной, мыслимой и немыслимой перспективе.

— Разве такое возможно? — удивится искатель.

— Именно! Это и есть окружающая действительность. Не пробуй понять умом — он слышит пока рамки привычного, знакомого ему. Здесь нужно впитывать чувствами…

В принимающей реальности ты можешь абсолютно все! Ты свободен и ты есть — вот основа существования. Такое положение отличается от обычного, людского обманчивого отношения. Тактичная, еле уловимая, деликатная, молчаливая прозрачность никогда не выгонит — поймет. Реальность никогда не спорит и ничего не доказывает. Она не похвалит, кажется, даже не обратит внимания, но тем самым не ограничит любое действие. В объективности не нужно самоутверждаться. Нет смысла что-то свое доказывать или каким-то быть. Действительность — это то понимание, в котором ты и все твое существует, не зависимо от любых субъективных мнений и суждений, споров или отталкивания, игнорирования, оценок. Здесь достаточно просто быть. Принимающая реальность — это свобода, самостоятельно утверждающая факт существования тебя и всего, что с тобой связано. Действительность, не отражает, — она тебя в себе несет. А людские суждения остаются их суждениями, которые в сущности ничего не меняют.

И вот теперь с новым пониманием в осознанной реальности не может снизиться факт твоих свершений. Ничто не исчезнет, не обесценится (потому что факт наличия не имеет цены), не пропадет. Значимость обретает новый смысл. Уже не нуждается в подтверждении успеха. Теперь важно любое твое действие.

Посещает легкость: «Я могу делать все!». И ты свободен. И ты отдыхаешь от старых оков, тягостных чувств, тягучих веревок. Не надо больше никому угождать, слушать, бояться, надеяться и ждать. В твоем восприятии себя больше не играет роли никто. В принимающей реальности не имеет смысла ничто. Она просто есть и все.

И ты когда канешь по привычке в прошлое. Ощутишь тяжесть ожидания. Ты скажешь себе: «Меня принимает действительность». И это будет еще один, пропуск в новый мир, в свою свободу.

Крах

Когда возвращаешься в круг — это неприятно (еще живет желание избавления), но не страшно. Когда идешь по дороге — это трудно (быстрее хочется стать лучше), но преодолимо. Настоящее сейчас испытание — почувствовать крах. Осознать, вдруг, что идти больше некуда. Все дороги перепробованы. Все бессмысленно. Никакой больше шаг ни к чему тебя не приблизит. Осталась полная тьма, и в ней ты. Абсолютная безвыходность. Конец всего.

— Вы же просили конца, — ехидно заметит подслушивающий гном.

— Уж лучше бы круги, — вздохнет сам герой.

Он будет прав. Потому что почувствовать конец всего все равно, что умереть. Только в смерти можно ощутить прекращение любой возможности. Это то, что навсегда.

Оставшееся живое — хоронит мечту. Искра умерла. Раньше она вселяла в тебя силы быть. Что делать? Потухнуть? Забыть? Решить, что она и не нужна вовсе?

Он больше не следует своим желаниям. Он горюет о них, но где то далеко, на заднем плане. Потому что жизнь продолжается. Она бурлит, требует внимания. Как непосредственный ребенок, которому все равно до любых переживаний — она просто есть. Настойчиво, требует — с нею быть. Протягивает руку, чтобы встать:

— Не оставляй меня… Я твоя…

Истерзанная душа сквозь слезы увидит действительность. А та засмеется радостно, легко. И благодарно подарит себя.

Принятие

Человек стремится к прекращению своих страданий. Всеми силами старается достичь желаемого. У него хватает сил, чтобы бежать, хватает терпения, чтобы терпеть, достаточно смирения, чтобы сдаться, но не достаточно глубины, чтобы согласиться. И пока желания превыше всего, теряется самое главное, то, ради чего родился — собственная жизнь. Все время уходит на борьбу или на упрямство и сопротивление.

Многий решит: я не хочу больше страдать! И придумает, как горе обходить. Он даже от желаний откажется — лиж-бы не мучиться. Но судьба не примет никаких отказов. Судьбе нужно полное безоговорочное согласие. Можно и не соглашаться — судьбе все равно. В ней нет сострадания или даже доброты. Жизнь управляется в другом измерении, там, где человека толкает боль.

Люди говорят, что страдания нужны для роста души. Одни говорят, а другие не верят.

Те, что верят, двигаются вперед. Не закрываются. Не делают вид, что их желаний нет. Не отрекаются от себя. Они все берут с собой, наступают на боль и идут. И однажды оказываются на задумчивой завалинке, на перепутье, в котором нестерпимо хочется жить. В этом месте умирает еще одна частичка надежды. Он прекращает борьбу. Нет, не потому, что сдался. А потому что стал сильнее своих слабостей. Желание потерялось в бесконечности и пустоте. Воздевши глаза к небу, путник отдает свою последнюю частичку грез:

— Я согласен. Я согласен никогда в жизни не получить то, что так сильно хотел. Всеми частями себя и души, до самой последней капельки я принимаю то, от чего всегда бежал. У меня не будет радости насыщения желания никогда. Никогда я не буду купаться в своих счастливых чувствах. И грезы и мечты останутся не исполненным живым огоньком, который я оплакиваю сейчас. Но я не отказываюсь от своих желаний! Не предаю себя. Я просто соглашаюсь без них жить. Я принимаю свои страдания всем сердцем, всей душой, искренне, до самой глубины себя.

Судьба не отвечает. Она созерцает свою жертву молча. В ней нет сочувствия или человеческого, теплого.

В собственной задумчивости накрывает тишина. Кажется в этот миг, даже ветер старается не тревожить задумчивого странника. Герою кажется, что потерял все. Он потерял главную свою мечту, ту, без которой не умел жить. Он думает, что больше не испытает радости, но будет к этому готов. Он, наверное, какой-то своей живой частичкой умер. Но к этой смерти сам пришел. Расслабленный, отдает на растерзание. Полностью и безвозвратно. И накрывает бесконечная грусть — не убивающая, не останавливающая жизнь, а воссоединяющая с чем-то очень важным — гораздо важнее, чем боль:

— Ради чего ты живешь?

А человек улыбнется себе грустными глазами:

— Я живу…, я счастлив просто жить.

И тогда настанет слияние воедино человека: его судьбы, воли и души. Он приобретет гораздо больше чем, кажется, терял. Он станет целостным. Его собственный мир расширится до бесконечных высот. Его душа познает истинную гармонию, получит успокоение, недоступное тем, кто живет в приземленной мирской беготне. И обретение подобного блаженства, сравнимого только с легкостью, существующей на небесах, а может быть, в раю, будет означать постижение еще одного оттенка свободы.

Зависимость

— Куда он идет?

— Как он на меня смотрит?

— Что он хочет этим сказать?

— А что он сейчас делает?

— А он меня хочет? А если, нет?

— Почему ко мне до сих пор не пришел? — И вся жизнь в нем. Нахлынет вдруг расплывчатое чувство омерзения по отношению к себе:

— Ты почему ко мне так относишься?

— А и действительно, зачем я все время нуждаюсь в нем? — подумала обладательница. — Разве не могу жить с собой? — Внутри все буд-то оголялось. Совершенная незащищенность реагировала на происходящее. Место необходимого мужского тепла заполняла брезгливость собой. Она быстро просачивалась, растворяла в себе частички комфортной окутанности, и заслоняла ее. Целая жизнь стала сплошным омерзением. Собственные поступки, прошлые чувства, мысли и слова показались противным, ненавистными. Как остро теперь чувствовалось то, что раньше было! Там девушка оглядывалась по сторонам, и не могла различить истинные, правильные очертания предметов. Все было в налете «его отношения ко мне». И даже солнце — недосягаемое, совершенно независимое и яркое не могло осветить чистым, прозрачным светом. Оставалась лишь жалкая насмешка, отдаленно напоминающая светило. Нарисованное больным восприятием, жаждущим мужчины, оно не могло греть. В нем не было настоящего тепла.

Загадка

Между женщинами шла беседа:

— Я видела отношения, в которых супруги чужие люди друг для друга. Они вынуждают себя жить с человеком, который давно уже не нужен. Я не хочу так. По мне, лучше прекратить все.

— Ты поэтому пытаешься порвать отношения? Либо совершенно вместе, либо расстаться навсегда? — задала вопрос собеседница.

Рассказчица задумалась и продолжила:

— Да, наверное, я хочу настоящих отношений. В них либо есть чувства, и тогда люди вместе, они обращены друг к другу. Либо, если осталось только плохое, расстаются.

Слушательница не отвечала. Ее молчание о чем-то говорило, — не спорило, слегка намекало. В душе рассказчицы поселилось странное сомнение, которое не укладывалось в привычную картину мира, а разрушало ее в самом основании:

— Нет, нет, нет, нет и нет! Тысячу раз нет! Я никогда не буду так жить! — ответила первая собеседница на незаданное сомнение.

Тогда вторая решила уточнить:

— Наверное, таким ты представляешь одиночество в отношениях?

— Да, пожалуй, это именно так называется. Когда люди рядом — они должны быть открыты друг другу. Они вместе, как одно целое. Вдвоем живут, а не по одному… («Откуда вы это взяли?» — подумала вторая, но не сказала вслух.) — а тут выходит, каждый — сам по себе, — продолжала первая. — В своих мыслях, в своих желаниях. Один. Не понятый. Не услышанный. Предавший, себя, настоящего.

— Бывает только так?

Сомнение уже поселилось. Не смотря на внутреннее сопротивление, оно заполнило собой пространство, и позволило почувствовать нечто новое, что не знает ум. Героиня погрузилась в защитные, комфортные облака, наполнилась теплым пониманием.

В этом состоянии можно почувствовать особенные оттенки состояния «я одна». Это не брошенное, никому не нужное одиночество. Оно — волшебное пребывание в собственном мире с собой. Здесь важно все. Каждая собственная мелочь, личные желания, предпочтения, особенности, — все, что является проявлением себя, выставляется на видимый план. Собственный мир может быть приоритетным, но только в пределах личного пространства. В нем совершенно безразлично, как на оттенки собственной обители реагируют другие люди. Нет необходимости доказывать или объяснять: «Пускай весь мир подождет. А я качаюсь в гамаке, или на палубе белоснежной яхты, или наслаждаюсь чистым уютом и красотой собственного дома и получаю, наконец, то истинное удовольствие, которого так сильно требовала от других»

…Мой белый дом. В нем кремового цвета палас с длинным, густым, теплым ворсом. Там светлая мебель. Там белые окна, и белые шторы, через них видится ночь и город. И хочется быть, быть, быть…

— Но что ты там будешь делать одна?

— Я даже не знаю… Это просто мое. И мне в этом очень хорошо, как нигде в жизни не бывало! Что это, где? — спросила искательница у той, которая, казалось, знала ответ.

— Твоя обитель — прозвучал красивый мудрый голос.

— Мне она нравится, — сказала рассказчица. На этот раз по собственному желанию она погрузилась во внутренний мир — чтобы наполнится им и лучше узнать. Принадлежность себе питает особенными чувствами: собственной независимостью и настоящей гордостью. Не то, что раньше — пустая, хлипкая гордыня, заставляющая отстаивать мнимую честь. А нечто другое: «Я присутствую в окружающем мире. Но сохраняю себя в своем. Я не навязываю свое. Он просто есть — вместе со мной. В нем хорошо видно мои собственные предпочтения, а не только чужие. Мои взгляды и желания не претендуют больше на чужое пространство. Такова их уверенность в себе. И чужие миры мне не нужны. Я больше не просачиваюсь через себя наружу.

Кто хочет — остается рядом и соблюдает правила сохранности меня. Кто разрушает мой мир, мои желания, пытается насильно в него проникнуть, расположиться там, навязать свое — того я из своей жизни убираю».

— Так, подожди, подожди, я не поняла, это уход из отношений, или ты хочешь их забрать? — спросила собеседница.

А сознание, наконец, расшифровало истину, которую несло в себе сомнение. То, что раньше казалось окрашенным в пасмурный цвет горя, осветилось совершенно иным смыслом. Здесь нет грани добра и зла. Здесь живет то, что она так долго в себе искала. Женщина, которую хочется добиваться. Всегда непостижимая. Загадка. Ее хочется узнавать. Но она никогда полностью не разгадается! Потому что принадлежит теперь только себе!

И особенный смысл приобретают теперь новые установки — слова: «Я независимая женщина. И даже если я замужем, — я не принадлежу ему. Мы не одно целое. Каждый целый — сам».

Выход

В старом шкафу скрипнула дверь. Недовольный паук повис на обрывках паутины. Из недр запыленного убежища показался человек. Никто не заметил его появления. Все считали, что скорлупа пустая. А ведь он ждал, когда его спасут. Но всем было все равно. «Никто за мною не придет» — однажды понял герой. Надеяться не на кого. А можно только на себя.

Зажмурил глаза от ослепляющего света. Открыл и нырнул в мир, который не хотел его знать.

— Ну и что, — подумал, — что никто не позвал. Я сам к себе иду.

Яркие краски свободы врывались в его сознание быстрым потоком. Было красиво, одиноко и страшно. Он согласился жить один.

Выходить пытался и раньше. Открывал дверку, пугался ослепительного света, зажмуривался и снова закрывался. Он боялся этого одинокого путешествия. И, может быть, остался бы в тоскливой темноте. Но жажда жизни не давала покоя:

— Ну и что, — говорила она, — что тебя не принимают люди. Какая тебе до них разница?

— Я не могу игнорировать людей, — отвечал он. — Ведь я живу среди них. А значит, вынужден оглядываться на общество.

Жажда не сдавалась:

— Как можно зависеть от того, кто никогда тебя не поймет?

— Но, других же понимают! Значит и мне нужно сделать так, чтобы радовались и брали (мои творения и меня).

И он заглядывал в чужие глаза. Внимал чужому мнению. Считал важнее чужие мысли. Жизнь тоскливо вздыхала, несмело напоминала про свободу.

— Какая свобода?! — возмущался человек. Если, например, я не заработаю денег, то мне будет не на что жить! Разве это свобода? А заработки, в конечном счете, все равно зависят от людей. Значит, и я от них завишу! Значит, должен их слушать! Их слушать, а не тебя, понимаешь?

Она в удивлении раскрывала глаза:

— Как можно плевать на себя?

— А вот и неправильно! Я не плюю на себя! А даже наоборот — хочу себе успеха и денег. И именно поэтому стараюсь! Ты слышишь?!

Она не хотела слушать. Не собиралась признавать собственное бессилие перед стремлением во что бы то ни стало угодить кому-то.

— А я не угождаю! — слышал ее человек. Лебезить — это звучит не гордо. Я добиваюсь своих целей. Учусь быть компромиссным и находить истину в чужих словах. Да, в чужих.

«От них зависит мое все» — он этого не хотел знать. Но ежедневно подтверждал своим действием и образом мыслей. И панически боялся признаться самому себе. Такое не достойно. Он мнит себя свободным.

Жажда перестала спорить. Что спрашивать с убогого мышления. Лучше подождать, когда дозреет само. Или так и умрет в собственном неведении. Изредка о себе напоминала — чтоб не расслаблялся. Но преимущественно находилась отдельно от него. И пропадать не собиралась. Вот такая она была настырная:

— Раз ты мнешь себя свободным, значит, я жива. Я не устану повторять: свобода не в этом! Свобода в другом! — уже не спорила, а утверждала его важная часть, с которой он больше всего стремился воссоединиться, но не знал, как это сделать.

И каждый шел своей дорогой. Она — оставалась при собственном мнении. Он — стремился достичь всего. Он ждал, когда люди признают его таланты, захотят его видеть и знать. Так почувствует себя важным и нужным. Мир откроет для него свои теплые объятья. И будет успех. Но, шли годы. И ничего не происходило. Ожидание казалось бессмысленным. Не могло вырваться наружу стремление. Оно задыхалось в собственном бессилии:

— Как же так — я стараюсь изо всех сил, а ничего не получается!? Люди не хотят меня видеть. Им не интересен мой мир. Не ценны мои умения. Они превращают меня в ничтожество! Я ничего не стою в собственных глазах! Потому что я ничего не добился!

И было молчание. Никто теперь не спорил, не убеждал. Зачем говорить, когда человек должен понять сам? Молчание мудрее всяких слов. Его не звали люди. Его звала свобода. Настырно толкала в бок. Заставляла выходить из шкафа. Все слышнее нетерпеливые толчки: «Пора!», «Пора!».

— А что, и пойду! — согласился он, наконец. — Мне нечего больше терять! Все самое страшное: молчание и презрение, пренебрежение и унижение от окружающих — я уже получил. Дальше — некуда.

Ошарашенное сознание широко раскрывало глаза и падало в беспамятстве. Все внутренности выворачивались наизнанку. Так наступало изменение собственного мира. И уже не страшно, а немного удивительно. Как на чистый лист в ум кладется новое осознание:

— Кому я доверил свою судьбу?

Он схватился за голову руками и зло ответил сам себе:

— Окружающим, у которых повелевают собственные слабости! — от такого неприятного осознания внутри пробирали мурашки. Появилось чувство брезгливости к прошлому себе. Но это хорошее чувство! Омерзение теперь не даст вернуться назад.

— Мне не нужно больше признание! Эта зависимость от окружающих лишает меня свободы собственного выбора, свободы самовыражения, свободы самореализации, в конце концов!

Он вытер пот со лба и шагнул наружу, там оторвал взгляд от людей. Он брел по протоптанной кем-то тропинке, и как будт-то всему свету говорил:

— Я не хочу навязываться миру, которому не нужен.

Несдерживаемым потоком врывалась свобода. Ломала прутья, рвала путы, сжигала веревки. Мощные вихри очищали дорогу, по которой теперь идти. И манящая даль вперед звала.

Другой мир

— Остановите жизнь! Я выйду! Я слишком боюсь смерти.

Все стихло. Путник вышел. Рядом маячил еле различимый призрак. Словно, сделанный из легкого тумана, он, то растворялся в темноте, то угадывался на полутонах. Плелся сзади, стараясь точно попадать в следы героя.

— А вокруг тебя никого нет, — прозвучал с язвительной усмешкой голос прозрачного.

— Кто здесь?! — загремел голос странника. Я и не звал никого!

А тот не отвечал. Просто шел рядом и не отставал. И избавиться от него невозможно! Он же невидимый! Сотканный из тумана — не возьмешь, не выбросишь.

— Никого нет для тебя, — снова проговорил туманный герой. Но на этот раз он не усмехался. А был пасмурный, как буд-то даже сочувствующий.

Человек остановился. Присмотрелся к окружающим. Почувствовал острое, пронизывающее одиночество. Оно никому не нужное, щемящее до глубины души. Никто никому не принадлежит. Ни одна живая душа никогда не будет твоей. И нечего о них пытаться греться! Словно выброшенный на берег, забытый, один, он теперь брел в полнейшей свободе, на которую не был готов.

— Я не могу легко дышать, — подумал он.

— Тебя никто не спасет, — подлил масла в огонь непрошенный советчик.

— Значит, и мне никто не нужен! — попытался найти утешительную мысль путешественник. Но у него не получилось.

— Я один среди людей. Но я не выброшен один на берег. Каждый из нас — один.

Прозрачный герой внимательно присмотрелся. Потом продолжил:

— Действительно. Это не ты один. Каждый из нас — один.

— А ты кто? — резко обернулся главный герой.

— Твоя тень. Твое отражение.

Получается, каждый из нас — один. Каждый из нас умрет. И с этим бесполезно спорить или бороться. Это просто будет и все. Нет смысла думать о том, что неподвластно тебе.

— Другие люди тоже неподвластны тебе, — продолжил тот, что копировал шаг.

— А как же мне быть, когда очень нужна помощь, когда так трудно одному? — обратился к загадочному существу путник.

— Надейся только на себя. Ты же живой! А это главное. Что бы ни происходило, у тебя пока еще есть жизнь.

Как можно принять душой то, что незнакомо и странно?

— Летим! — крикнул вдруг таинственный ответчик, — летим со мной, и я покажу тебе то, что ты никак не можешь понять!

— Но я человек, и не умею летать!

— Тебе достаточно всего лишь представить и погрузиться в мир облаков…

И они переместились в особенную вселенную, в которой можно видеть и понимать.

— Вот обитель, в которой понимаешь себя ты, — показал прозрачной конечностью загадочный собеседник в сторону понятного раньше берега.

Путник узнал себя. Выброшенный из человеческого общества на необитаемый остров, он один влачит свое жалкое существование. А где-то там, на большом материке — люди. Они живут без него. Все вместе. Им хорошо. Объединенные привязанностями, дружбою, интересами, любовью, желанием, они погрязли в суете. Его для них нет. Среди незнакомых лиц есть и знакомые. Там даже попадаются родные. Смотрят, узнают, проявляют доброе чувство, но потом все равно к другим отворачиваются. И от этого становится еще хуже. У него нет никого. Даже когда кто-то есть, его все равно нет! Ведь родные и близкие отвернулись. Как больно быть оторванным от мира. Как буд-то ты еще живешь, но уже умер.

— Да, мне это знакомо, — сказал, и вздохнул человек, — Я сейчас здесь нахожусь.

— Ты думаешь так. — Ответил призрак. А потом позвал дальше, — не останавливайся в мыслях, летим!

И они переместились в другое пространство. Не знакомое ранее, завораживающее самим фактом своего существования, оно открывало мир, в котором нет никого. Сначала думается, что это обитель мертвых. Всякий существует здесь сам по себе. Каждый боится одиночества и собственной смерти. Тот, кто боится — находится под ее властью. Не обязательно об этом думает. Но знает самым потайным местом в душе. Окутанный безусловным пониманием истины, с которой бесполезно спорить, он попадает в безвыходное пространство тьмы. И здесь пытается спастись. Бежит от страха, пытается зацепиться за другого — только бы не оставаться в своей клетке одному. Но каждый не видит другого. Ищет только отражения в других себя. И повсюду слышится:

— Я

— Мне

— Меня…

Ему нечего отдать. Он только просит. Быстрей гребет под себя — чтобы больше досталось. Как слепые котята все тыкаются друг об друга, думают, что обрели тепло. Так прячутся в подобии бессмертия. Но любой одинок. Кто бежит от своего одиночества, не может с ним справиться, тот более всего несчастен. Это остров, на котором живет толпа, не видящая себя. Здесь человек знает только свой страх.

— На самом деле, твой мир такой, — сказал проводник.

— Шкаф, — мелькнула первая мысль…

Так, что же получается, никто меня не выбрасывал?! А каждый — выброшенный сам?! И я, как остальные другие, умел только требовать?! Я греб под себя, не видя потребностей других. Я думал, что они — плохие, не заметили меня, а при этом пытался занять удобное место на острове и выбрасывал всех сам. Ему стало омерзительно, противно. Из грустных мыслей вырвал голос прозрачного:

— Не застревай — там некогда! Летим!

Путь в третий мир занял больше времени, чем в предыдущие. Здесь не помогали ни крылья, ни хорошее воображение. Все время цепляли старые представления. Они перекрывали обзор и не давали хотя бы краешком глаза выхватить новое. Путник от бессилия упал, стал ошарашенно оглядываться по сторонам:

— Где мы? Мы уже там? Или еще здесь?

В самый нужный момент, конечно, никто не откликнулся.

— Ну, где же вы, когда вы так нужны?! — совсем отчаялся герой.

И даже его собственная тень стала настолько незначительной, что исчезла совсем. Опять один. Это тягостное чувство не собиралось сдавать свои позиции. Казалось, оно жило своей жизнью: то нахлынет, то отпустит. «Когда же ты меня совсем отпустишь» — подумал путник.

— А вот и не скажу, — изменчивым капризным голосом ответило оно. — Ты находишься в моей полной власти! И я буду долго мучить тебя. Пока не скончаешься! — прошипело из невидимых недр земли.

От ее безумного гогота внутри пробрала дрожь. Страх поселился в районе живота и уже не отпускал. Зажал тисками и давил, настырно требовал присосаться к другим. Это трудно — бороться с собой. Как можно победить то, что сковывает, давит, заставляет? Оно владеет твоими мыслями и телом. Повелевает любым действием. Оно живет отдельно от тебя, все делает само. А кажущееся расслабление вместо приятного отдыха привносит напряжение и страх. Как с этим справиться, как?

— Сначала ты должен стать сильнее чувства, — ответил низкий приятный голос.

— Как можно стать сильнее чувства?

— Для этого нужно начать жить. Не смотря ни на что. Не бороться. Борьба — это желание быстрого избавления. Ты так сильно им тяготишься, что не можешь с ним быть, поэтому сражаешься. В этом тоже его власть над тобой. Не нужно падать в это чувство. Ошибочно умирать в нем, что значит, сломаться. И в этом тоже его власть. Но ты должен властвовать сам!

— Как, как мне властвовать?

— Не придавай значения ему!

— Спасибо, друг. Скажи мне, кто ты?

— Я — Дзэн. Я прихожу к тому, кто ищет избавления.

И больше он ничего не сказал. А человек, отключившись от пагубных мыслей, начал отрываться от привычного мира, и, наконец, увидел мир другой. В нем меньше людей. Каждый, одинокий, умеет видеть другого такого же. Каждый согласился быть одиноким. Все прошли в душе смерть, или уже родились такими. И от того наполнены другой жизнью. И каждый, кто там живет — по-настоящему живой. Никто не нуждается ни в ком. Под себя не тянут. И поэтому умеют заботиться о других.

— Как попасть в этот мир?

— Продолжай делать то, что начал.

Обманчивая мечта

За горизонтом ярко светило солнце. Переливались в золотистых лучах мечты. Манящие, отражающие радугу, они радостно звенели:

— Иди, иди человек к нам… У нас здесь лучше. У нас здесь ярче. У нас здесь интереснее жить.