Бесплатный фрагмент - Любовь по принуждению

Чтоб стать звездой падучей

На небе бытия…

В. Брюсов

---

Любовь по принуждению

Повесть

Из переписки в «Одноклассниках»

…Общаешься ли ты с Колотовым Михаилом? В последний раз он мне писал в ноябре и сообщил про Катерину; он мне дал телефон её брата. Позвонила. Несколько раз разговаривала с ним. Помню, что Катя до последних дней работала крановщиком в гальваническом цеху. Один раз он был там и отметил: я бы и часа не проработал на её работе. Как она вообще работала там? Когда она заболела у неё были сильные головные боли, которые снимали наркотическими препаратами. Брат предполагает: это последствия перенесённого в детстве клещевого энцефалита. Как она прошла медицинскую комиссию на обучение этой профессии? Какая злая у неё судьба. Она была моей лучшей подругой по интернату и очень успешной в учёбе. Что произошло?

Твоя девочка Тоня.

Ну, относительно медицинской комиссии скажу: скрыла факт болезни клещевым энцефалитом. В то время не было же цифровых технологий. Могла просто потерять историю болезни или медицинскую карту. До меня доходили слухи, что она начала увлекаться спиртным… Возможно, только слухи или же она таким образом подавляла головные боли, чего отрицать нельзя. Другой информации у меня нет. Помню её очень красивой девушкой с роскошной косой.

Твой мальчик Петя.

Призрак

Рассвет только начал чуть брезжить, как отец поднял Петю, — Вставай. Надо лошадь найти.

Нехотя мальчик поднялся, надел на босые ноги резиновые сапоги, взял узду и поёживаясь, покинул теплую избу. Он каждое утро искал кобылу Каму, которую вечером отец, спутав передние ноги, отпускал пастись на волю. Протирая заспанные глаза, мальчик стараясь обнаружить след лошади, направляясь в сторону лога. На влажной лесной дороге четко обозначались следы от копыт кобылы. В логу, у речки, Петя и нашёл домашнее животное. Накинув на морду лошади узду, он снял путы с ног и повел её к дому; обычно мальчик ехал на ней верхом, но на этот раз, коли она оказалась недалеко от дому, отказался от этой затеи. Буквально в пятидесяти метрах от пруда, где дорога делала поворот к дому он услышал странную песню. Слова в песне были странные, искаженные…

Ридни мати моя, ти ночей не доспала

И в дорогу далеки ти меня на зори провожала

И рушник вишиваный на щастя дала…

И дорогу далеку ти мини на зори провожала

Мальчик вгляделся в густой туман над прудом. В лёгком колыхающемся белом облаке он ясно различил женщину в телогрейке, сапогах с ребёнком на руках. Звук песни доносился именно от неё. Петя остановился, замер на мгновение. Подобное явление он видит впервые в жизни. Было необычайно тихо… И вдруг легкий ветерок тронул густой туман над прудом. Силуэт женщины с ребёнком исчез, и песня прервалась. Мальчик сорвался с места и быстро добежал до дому, привязал лошадь к забору и можно сказать: влетел на кухню. Возле печи крутилась мать; она готовила завтрак для семьи и корм для скотины и куриц.

— Мам, — закричал Петя, — я такое видел!

— Ну, чего орешь, — все ещё спят. Угомонись.

Мальчик перешёл на шёпот. — Там над прудом в тумане женщина с ребёнком пела какую — то не русскую песню, но я всё понял. Ветер подул, и эта женщина с ребёнком исчезла. Что это было? Это чьи — то Души людей, которые здесь утонули?

— Да, кто в этой луже утонет. Пруд мелкий… Это чьё — то СТРАДАНИЕ так проявилось.

— А что такое может быть? Мои неприятности тоже могут проявиться?

— Если очень сильные…

— А почему она пела не на русском языке?

— Здесь в лагере сидело очень много женщин с Украины. Иди спи… В десять часов тебя поднимем на покос.

— А когда это СТРАДАНИЕ исчезнет навсегда? — продолжал искать истину мальчик.

— Будет УПОВАНИЕ и уже покроет СТРАДАНИЕ.

— Мама расскажи яснее, а то мне становится страшно.

— Умрет женщина с ребёнком и унесут СТРАДАНИЕ на тот свет. И больше ты никогда не увидишь его в тумане над прудом.

— А-а- а, понятно.

В это утро, Петя так и не смог уснуть; он всё думал: как Душа может проявить своё СТРАДАНИЕ в тумане? Почему люди мучаются? Может Добра для всех не хватает? Найти ответ он так и не смог. В десять часов он уже сидел за столом, ел картошку с простоквашей. Сегодня у них будет работа на покосе. Рядом с ним сидели ещё две сестры.

Интернат

Маленькая, живая и черноглазая девочка быстро вбежала по скрипучей лестнице на второй этаж, открыла дверь комнаты.

— Девочки, — закричала она, — я уже ужин съела. А вы что делаете?

— Твист танцевать учим. Ты знаешь, как классно его танцуют ребята из детского дома, — ответила плотная, с курчавыми волосами Оксана.

— Бегите быстро в столовую. И к экзамену надо готовиться: завтра математика… Оксана тебе особенно надо думать: гипотенузу от биссектрисы отличить не можешь, — назидательно сказала Тоня Клевакина.

— Ай, да я сяду рядом с Катей, — она поможет мне решить задачи, — она обняла подружку.- Так?

— Пошли уж, — сняла руку с плеча Катя, обладательница длинной русой косы и ярких голубых глаз.

Девочки надели уличную обувь и с хохотом вылетели из комнаты.

Тоня присев возле тумбочки, открыла учебник математики; она отличалась редким усердием в учебе. Её мать работала на железной дороге обычным рабочим по ремонту путей. Для женщины работа была крайне тяжелой. Именно по этой причине она часто говорила дочери: « Учись, а то, как мать будешь таскать шпалы и бить костыли». Девочка не хотела огорчать родителей и мечтала о работе инженера. Её подруги по комнате были из другого населённого пункта: Копалухи, расположенного на самой границе области. У них родители тоже работали на железной дороге.

Через полчаса подружки пришли из столовой.

— И что это на ночь кормить нас селёдкой с отварной картошкой — пить будем много и в туалет бегать, — возмущалась Оксана. Откинув на окне штору, она положила несколько кусочков хлеба на подоконник. Зимой они хлеб клали на отопительные батареи. Сухари съедали вечером, запивая кипятком.

— Давай, Оксана, ещё потанцуем и за уроки, — надо этим детдомовским нос утереть на выпускном вечере.- Она задвигала вначале правой ногой, затем левой, напевая под нос известную всем песню про черного кота. Оксана тут — же пристроилась и присев начала активно двигать коленями то вправо, — а то влево.

Внезапно открывается дверь в комнате. В дверном проёме стояла воспитательница Нина Яковлевна.

— Девочки, неужели у Вас отсутствует полностью чувство ответственности, — завтра экзамен, а вы тру-ля-ля. Для вас начнётся новая жизнь. Вы навсегда проститесь с интернатом и школой. Кто -то будет учиться дальше, а кто -то уже будет работать. Выпускной через три дня. А тебе Оксана вообще надо сидеть с учебниками, из «троек» не вылезаешь. Всё за учебники и спать, и никаких тру -ля-ля. Поняли!

— Хорошо, Нина Яковлевна, — ответила Екатерина, взяв с тумбочки учебник.

На следующий день девочки вечером сидели в электропоезде. Тоня должна была проехать всего одну остановку. — Ой, девочки, я жила с вами целых четыре года и после выпускного уйдем в разном направлении. Я пойду в девятый класс, но уже в другой школе.

— А я пойду работать, — грустно отметила Оксана, — у меня только «трояки» будут в свидетельстве… Буду работать на железной дороге.

— Я буду поступать в техникум, а затем в институт, — отметила Катя.

— А чего бы тебе не идти в девятый класс? Это более короткий путь, — хлопнула по колену подругу Тоня.

— Почему? Потому что мне надо быстрее уйти из дому: там трое своих детей, а отчим меня даже в клуб не отпускает, — очень сердитый.

— А мама?

— Мама жалеет меня и себя тоже, но ничего поделать не может…

— Почему?

— Не знаю. Я была маленькой, когда моя мама вышла за Трофима.

Среди подруг Катя называла отчима по имени, хотя в домашней обстановке называла: папой.

— Ой, Катя, если бы ты решила мне все задачи, то я бы «пятёрку» получила, — переключила разговор на другую тему Оксана.

— Подожди, — остудила её пыл подруга, — ещё не проверили. На выпускной приедем и всё узнаем.

В это время электропоезд сделал первую остановку. — Ой, девочки, — закричала Тоня, — я чуть « не проспала» свою остановку. Подруга, не простившись, быстро выбежала в тамбур вагона.

                                   * * *

После выпускного девочки вновь ехали в электричке. Родители Кати сидели в другом купе. У Оксаны на вечер никто не поехал, сказав: « Тебя хвалить не будут.- зачем ехать». Мать Тони сидела вместе с дочерью, обняв её за плечи. Девушки — подруги из Копалухи сидели напротив.

— И что за вечер такой скучный, — возмутилась Оксана.- Только вальс и танго. Не дали даже твист станцевать. Арканя — то, Медведев, где — то за углом глотнул портвейна; ему весело было. В новых «брюках — клёщ» выпендрился… Я видела, как Тоня за ним глазами следила.

Мать Тони с укором посмотрела на дочь.

— Ну, мама, красавец — парень из Копалухи, но учится плохо.- отметила дочь.

— Значит: ваши пути будут разные, — не без удовлетворения отметила женщина с широкими и мозолистыми кистями рук.

Через пять минут Тоня обняла своих подруг со слезами на глазах, — Будем писать друг другу. Ты слышишь Катя?

— Да, Тонечка. Конечно.

Девочка с матерью покинули вагон.

Некоторое время подруги ехали молча: остро переживали расставание с одноклассницей, с которой прожили в одной комнате аж целых четыре года.

— А ты знаешь Катя?

— Чего?

— Арканя предложил сегодня отметить в нашем железнодорожном клубе окончание школы. Там пригласим всех выпускников посёлка. Его сестра даст нам ключи от помещения. Тебе нравиться это предложение? Ребята купили уже портвейн…

— Ну, ты знаешь: Трофим меня не отпустит.- Катя перекинула длинную косу с правого плеча на левое. В белом платье с красным горошком она смотрелась просто восхитительно.

— Катя. А где ты купила такое стильное платье?

— Мама перешила своё…

— Грустно, что ты не пойдёшь. Но, мы навечно останемся подругами? Правда? Ты можно сказать: «вытащила» меня на «тройки» в школе. Без тебя бы я ещё года на два осталась бы там. У тебя всего в свидетельстве две четверки и Похвальная грамота от Управления железной дороги. Здорово! У меня ничего. Но, мама мне говорит: с твоим умом дочь обязательно надо удачно выйти замуж. Вот и буду стараться. В клуб придёт Сашка Чугуев; он классно танцует твист.

— Конечно, Оксана, мы навсегда останемся подругами. Годы, проведённые вместе, для нас залог дружбы. Да, скоро уже наша остановка. Я с родителями уйду домой. Пока.

На покосе

Утро субботнего дня в семье Костиных начиналось обычно: Галина Петровна — хозяйка дома стучала ухватами на кухне; она должна накормить скотину, выпустить её в поскотину, а уж затем приготовить завтрак для семьи. Трофим Иванович уже с рассвета готовил инструмент для гребли на покосе. Для этого нужны вилы, грабли и проволока для подвязки жердей в зароде, и топор.

Детей разбудили поздно, в девять часов утра. Раньше не имело смысла, ибо роса ещё не испарилась с кошенины. На столе стояло блюдо отварной картошки, в тарелке солёные грибы, в стеклянной пол-литровой банке сметана. Катя с братьями: Анатолием и Виктором положили в тарелку картошку, на неё грибы и сметану. Всё это кушанье должно запиваться холодным молоком. Трофим сидел во главе стола. После того, как он поднял вилку, все едоки начали активно поглощать пищу.

— Наедайтесь до отрыжки, — подзадорил дочь и сыновей Трофим, — обед будет только во второй половине дня.

— М — м-гы, — ответили дети, — с набитыми картошкой ртами.

— Мать, а что ты нам собрала на обед? — Интересуется глава семейства.

— Как обычно: плавленые сырки, варёные яйца, молоко, хлеб.

— Добавь ещё сметану, — день будет не из легких: кошенина на большой площади…

— Хорошо, Трофимушка. Как скажешь… Положу пол-литровую банку сметаны. Было бы мясо, то и его сгоношила бы вам…

— Мясо будет уж по заморозкам: заколем овцу. А пока без мяса. В магазине колбасы не было?

— Не было. Редко стали завозить.

На этом утренняя «планёрка» в семье Костиных закончилась. Дети дружно вышли из-за стола и вышли на улицу. Трофим Иванович уже каждому приготовил инструмент, причем с расчётом на возраст. Самые маленькие грабли были у Виктора, у Анатолия побольше и уже обычные — взрослые у Кати и отца. Кроме этого, отец взял с собою двои деревянные вилы. Предназначение у них было разное: короткие вилы с длинными рогами для переноски сена и укладки его в стог снизу, а вилы длинные с короткими рогами предназначались для завершения стога или зарода. Ими можно было поднимать маленькие пласты сена высоко, на самый верх стога или зарода.

Покосы железнодорожников находились в зоне отчуждения дороги, ибо хороших чистых покосов в Копалухе не было. Жители населённого пункта косили в самых неудобных местах, которые метко называли: неудобицы. Вот семья Костиных подошла к своему покосу. Трофим положил инвентарь под ивовый куст, туда же поставила сумку с продуктами Катя.

— Толя, сходи в лог, набери в бидон воды и поставь молоко в ручей для охлаждения. Для всех остальных маленький отдых. Объясняю ход работы: я делаю остожье для зарода, а вы выносите сено из- под кустов на солнце и одновременно нагребаете валки сена в направлении стога. Сено надо смётывать в зарод, — не достаточно просохло. Понятно?

— Ага, — за всех ответила Екатерина.

Через четверть часа, Трофим Иванович стучал топором, — рубил жерди. Дети начали активно работать граблями. Иногда Катя давала небольшие указания своим братьям. К середине дня сено было вытащено из-под кустов и тенистых полян — еланей. Валки сена дети нагребли вкруговую по всему периметру покоса.

— Шабаш, — крикнул Трофим.- Обед. Анатолий бегом за молоком к ручью.

Через десять минут все сидели под кустом ивы, отмахиваясь от назойливого гнуса. На белом полотенце Катя быстро разложила вареные яйца, плавленые сырки и поставила бидон с молоком и банку сметаны.

— Сметану намазывайте на хлеб, — распорядился отец семейства.- Ешьте сырки и яйца, запивайте молоком. Ешьте плотно: до вечера надо с работой управится. Мать нам истопит баню. У неё там тоже много дел: в огороде полить — надо, корову подоить — надо, за Танюхой уход — надо, баню истопить, воды наносить — надо, ужин нам приготовить — надо. Вот и подумайте, где лучше в период сенокосной страды: дома или на покосе?

После обеда Трофим начал короткими вилами носить сено и укладывать его в зарод. Ребята во главе с Катей подгребали и вновь нагребали валок. Это длилось до тех пор, пока Трофим мог короткими вилами укладывать зарод. Здесь он привязал жердь по длине зарода, подпёр его короткими подпорами с обоих сторон. Слез с зарода и начал подтаскивать оставшееся сено к зароду. Окружив весь зарод высоким валом сена, он вновь залез на зарод с граблями.

— Катя, бери длинные вилы и подавай мне маленькими пластами сено мне на грабли. А ты Анатолий выруби шесть тонких берёзок, не обрубая сучков на вершине. Понял?

— Угу.

Мальчик подошел к кусту ивы, выпил немного воды из бидона и отмахиваясь от гнуса, отправился в лесок выполнять задание отца. Постепенно сено вокруг стога становилось меньше, но Кате надо было поднимать его всё выше. Вот отец, стоя на жерди, оформил верх последнего промёжка.

— Всё.- Отметил он, спускаясь на землю.- Катюха устала изрядно. Молодец — девка.

В устах отца это была лучшая похвала.

— Собираемся домой. Я спрячу инструмент в лесу, — здесь ещё косить будем пару дней. А вы можете бежать домой. Сумку из-под продуктов я принесу сам. Бидон для воды тоже оставим здесь. Ну что стоим или бежим?

Как бы дети не были уставшими, но быстро сорвались с места и побежали в направлении дома. — Ох, молодость, — вздохнул отец, — тело от работы почти не устаёт, — бросил он взгляд вслед убегающим детям.

Трофим связал верхушки берёзок, вырубленных Анатолием, и забросил их на зарод, чтобы ветром не сдувало сверху сено. После полюбовавшись зародом, спрятал в лесу инструмент и бидон для воды, направился домой размеренным шагом.

Баня

Первым в баню шёл обычно старший сын; он мылся быстро, не парился. После него шёл отец и младший сын Витя. Вымыв сына, Трофим обычно долго «гонял» жар по бане берёзовым веником. После мужчин в баню шла Галина Петровна с дочерями. Вначале она мыла дочь Таню, её обычно выносила из бани Катя. И уж после этого мать со старшей дочерью оставались одни. Не успела Катя полностью снять нижнее бельё, как Галина Петровна воскликнула: « Катя, у тебя же клещ присосался под лопаткой. Надо вытащить…»

— Я и не заметила, — спокойно отреагировала Екатерина.- Под кустом ивы сидели… Сверху прыгнул на меня или когда выгребала сено из — под тени.

Дочь подставила спину матери. Женщина ухватила клеща и дёрнула.

— Оторвала! Голова осталась в коже, — огорчённо информировала она Катю.- Дома пинцетом достану осторожно, а теперь давай мыться и петь наши песни.

Галина Петровна наполнила два тазика водою, намылила себе голову мылом, передав тут же его дочери, одновременно тихо затянула известную им мелодию.

Несе Галя воду,

Коромисло гнёться

За нею Иванко

Як барвинок виётся.

За нею Иванко

Як барвинок виётся

Галю ж моя Галю

Дай воды напиться

Ти таки хороша

Дай хоть подивиться…

— Мама, — сквозь мыльную пену на лице вдруг спросила Катя, — «подавиться» что ли с воды?

— Катя, ну что ты «подивиться», значит: полюбоваться. Понятно.

— Ыгы. А почему мы с тобою знаем украинский язык, а мои братья и сестра совсем его не понимают?

— Конечно, мне надо было давно тебе всё рассказать. Моя родина — Украина и отец твой тоже украинец; он с хлопцами ховался в лесу, в землянках. Пришёл ко мне за едой. А тут и милиция. Его в лагеря и меня тоже. Я была беременная тобою. В апреле пятидесятого года ты родилась уже здесь в лагере. В пятьдесят третьем нас освободили. Денег у меня не было сидела с тобою на вокзале. Тут нас и увидел Трофим. Пригласил к себе. Так и осталась… А как же мама любовь, твой Иванко? — Промыла глаза Катя, взяв в руки мочалку.

— Для меня было главным сохранить тебя живой. А Трофим хороший человек, хоть и очень строгий, коммунист. В партию вступил на фронте, был ранен. А то, что тебя на танцы не отпускает, то правильно: он боится любого скандала, чтобы наше прошлое не вылезло… Понятно. Я думаю: ты ничего и никому об этом не расскажешь!

— Хорошо, мама. Осторожно потри мне спину, — мать с большой охотой выполнила просьбу девушки. — В лагере, коли ты у меня была на руках, меня заставляли петь песни в лазарете или лагерным начальникам. Коли я не работала на лесозаготовках, то при выходе на свободу денег не дали: иди куда хочешь с ребёнком, ешь что хочешь… Теперь тебе всё ясно.

— Ясно. Давай и тебе намылю спину. А где сейчас мой папа.

— Твой папа — Трофим, а родной «вмерл» в лагерях или потерялся в холодной Сибири.

— А ты скучаешь по Родине?

— Скучаю, но боюсь там показаться… И уже не хочу. Здесь наш отчий дом, в Копалухе.

По приходу домой Галина Петровна выгнала всех с кухни и подняв подол ночной рубашки до шеи дочери, пинцетом медленно вытащила голову клеща. После чего обильно смазала рану «зелёнкой».

— Ну, вот! Если Бог милостив к тебе, то заживёт как на собаке.

Зайдя в комнату мать неожиданно напала на супруга: « Чего же ты не осмотрел на покосе своих работников на клещей? У Кати под лопаткой нашла.

— Да, откуда в середине июля клещи? — удивился Трофим.

— Откуда спрашиваешь? От верблюда. Не мешало проявить осторожность.

— Да, меня много раз «кусали» — пронесло. И здесь пронесёт…

Вскоре вся семья улеглась спать, и только Галина Петровна ещё долго брякала посудой на кухне.

Болезнь

Прошло почти две недели; этого времени хватило, чтобы Костины, как и их соседи Коноплянкины закончили сенокосный сезон. На хуторе, за логом от железнодорожного разъезда в капитальных кирпичных домах жили две семьи железнодорожников. У Коноплянкиных было три сына, при чём старший Александр был почти ровесником Кати. Он часто просил её отца отпустить девушку в клуб, на танцы. Но суровый отец не допускал даже такой мысли, ибо был уверен: буги — вуги и твист могут изменить мораль дочери.

Катя уже начала собирать документы для поступления в Горно — металлургический техникум, ей необходимо было пройти медицинскую комиссию в участковой больнице, которая находилась в двадцати километрах от Копалухи. Через два дня она планировала на электричке съездить в больницу. Неожиданно, во второй половине дня у неё резко заболела голова, появились мышечные боли. Девушка, почувствовав озноб легла в постель.

Галина Петровна, найдя её в постели возмутилась, — Катя, ты чиго почиваешь, — надо корову из поскотины пригнать. — И тут увидев красное, как пурпур лицо дочери, воскликнула, — лихорадит детоньку, хвориет дивчина.- Мать в обычную русскую речь часто вставляла украинские слова, которые, всем были понятны без перевода.

— Ой, мама не могу, — голова болит, всё болит, даже в глазах «мушки» летают.

Мать потрогала голову дочери ладонью, — Ой, верно: горячая. Выпей таблетку аспирина… Сейчас принесу, а Трофим придет с работы, — сходит за Глафирой Сергеевной. Молодая девушка работала уже два года фельдшером в этом забытом Богом месте.

Таблетка аспирина на какое — то время сбила температуру тела, но не устранила головную боль, стали появляться признаки тошноты и рвоты. Девушка не могла пить воду или квас.

Через полтора часа Трофим пришёл с медицинским работником, местным эскулапом. Глафира Сергеевна, именно так уважительно в Копалухе называли единственного фельдшера, присев на край кровати поставила градусник девушке под мышку. Через пару минут встряхнув его на глазах родителей и двух братьев, отметила, — Тридцать девять… А сейчас открой рот и скажи: А-а-а.

Катя открыла рот и выполнила требование медицинского работника.

— Никаких катаральных явлений нет.

После чего посмотрела в уши, в глаза.

— А теперь я тебя послушаю. Сними рубашку.

— Пусть ребята уйдут…

Галина Петровна толкнула сыновей к выходу из комнаты.

— В лёгких чисто… А вся пылает огнём! А что у неё под лопаткой? — Маленькое пятно зелёнки.

— Так её клещ кусал, — озадаченно произнес Трофим.

— И вы ничего не сделали! — Возмутилась Глафира Сергеевна.- Срочно останавливайте поезд и везите больную в участковую больницу. Срочно. Ей необходимо ставить системы.

Сборы были недолгими. В авоську Кате положили одну смену нижнего белья, зубную пасту и, брусочек мыла зелёного цвета. Весь этот «подорожник» завернули в газету «Уральский рабочий». В газету «Правда» хозяин не разрешил заворачивать, отметив: там Постановления партии и Правительства. — А поесть что? — тут — же озаботился он.

— Ай, уймись отец, — тошнит её от еды: не умрёт до завтра, — вполне обоснованно прервала мужа Галина Петровна.- Лучше беги на разъезд и останавливай поезд, а я с Катей подойду…

Поезд помогла остановить дежурная по вокзалу Голицина Екатерина. В экстренных случаях подобное делали всегда, ибо другого вида транспорта здесь не было, разве что трактор в бригаде. Трофим приподнял дочь на кондукторскую площадку вагона и махнул рукой вначале машинисту электровоза, а уж затем жене и старшему сыну Анатолию. — Ждите меня утром!

— Ты уж там её получше устрой, — запричитала Галина Петровна, вытирая передником слезу, бегущую по щеке.

— Ничего там быстро вылечат, — отметила дежурная по вокзалу.- Прошлой зимой Петя Лесников водки надулся до потери сознания. Вечером увезли, а утром уж просил опохмелиться. Хорошо лечат!

— Катя, — обиделась Костина, — чего мою дочь с алкоголиком сравнивать.

— А я и не сравниваю, говорю: там хорошо лечат. Успокойтесь и идите домой.

Трофим вернулся рано утром.

— Ну, не томи рассказывай, — набросилась на него супруга, — всю ночь очи не сомкнула…

— Чего рассказывать, — снял китель мужчина, затем кирзовые сапоги. которые были густо смазаны дёгтем. Сапоги у него были единственным видом обуви. На праздники он их более густо смазывал кремом, в обычные дни — дёгтем.- Привез в больницу. Дежурный врач посмотрел, поставили укол и отправили на машине в инфекционное отделение райцентра. Страшный барак… Меня туда не пустили. И только сказали: через неделю можете навестить. Но, хорошо, что по телефону вызвали сразу к ней врача.

Присев на табурет у кухонного стола, погладил заросшую густой щетиной щеку, молвил: « Давай завтрак, — до работы остался один час».

Изменение планов

Три недели провела Катя в инфекционном стационаре райцентра. Домой её привез Трофим с вечерней электричкой. На разъезде её встречала мать и Зюзина Оксана.

— Ой, дивонька, моя как же ты исхудала, — обняла дочь Галина Петровна. — И запах от тебя больничный…

— Мам, карболкой каждый день палаты обрабатывали, — такой и запах. Да ты не переживай, — выветрится всё в Копалухе. А ты как Оксана? Что решила делать?

— А я устроилась помощницей стрелочницы на железной дороге. Конечно, зарплата маленькая, но это по — началу…

— А вот я Оксана даже не успела документы отправить в техникум и теперь уже все вступительные экзамены прошли…

— И что будешь делать?

— Буду думать, подруга.

— Может в девятый класс? А?

— Не знаю. Буду думать.

— Хватит «сороки» верещать, — пора Кате домой.- Он за плечи повернул дочь в направлении дома, и уже обращаясь к супруге, спросил, — Баню истопила?

— Топится, ребят оставила подкидывать в печь…

— Это другое дело, — пошли!

Костины пошли в направлении своего хутора. Оглянувшись, Катя махнула рукой подруге.

В жарко натопленной бане Галина Петровна с осторожностью и жалостью натирала мочалкой исхудавшее тело дочери.

— Споём, дочка? Начинай.

Ой, там на гори, ой там на крутий

Ой там сидела пара голубив

Вони сидели, паравалися

Сизыми крыльми обнималися

Десь взялся стрилец, из-за крутих гор

Разбив, разлучив пару голубив…

— Мама, прости меня, что песню запела о твой судьбе. Не желала я, — пришла на ум…

— Ничего доченька и ты не кручинься, а лучше скажи: как надумала жить дальше?

— Думала и решила. Завтра поеду в город и порыскаю по техникумам, — вдруг, где недобор. Бывает такое?

— Бывает. Съезди, а если не получиться, то Трофим определит тебя в девятый класс, он обещал. Но, у тебя нет медицинской справки?

— Пройду в городе, в железнодорожной детской больнице, — там ничего не знают о моей болезни.

— Хорошо. А сейчас намыль и мне спину.- Тильки поедешь через день, хоть творогом со сметаной тебя откормлю. У Трофима там, в городе, живёт тётка старенькая, так ты хоть ночевать к ней иди: чего мучатся на вокзале. Если бы не срочная работа по ремонту путей, отец бы съездил с тобою.

— Хорошо мама, я остановлюсь у этой тёти, которую я не знаю.

— Отец даст тебе письмо для неё.

                                   * * *

Домой Катя вернулась через три дня, с вечерней электричкой. На этот раз её не встречали. Но, местная молодежь прибытие электрички всегда ждали, ибо прибывали свежие люди, новые вести. К сошедшей из вагона Кате подбежала Оксана.