Бесплатный фрагмент - Любовь никогда не перестаёт…

Посвящается моему духовному отцу

Жемчужина Корсики

«Придите ко Мне все труждающиеся и

обременённые, и Я успокою вас; возьмите

иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо я

кроток и смирен сердцем, и найдёте

покой душам вашим» Мф 11:28—29

439 год.

Римская провинция Африка.

Город Карфаген

I

Клонящееся к горизонту палящее солнце, усталое от дневных трудов, окинуло взором суетливый город, словно желая перед уходом на ночной покой убедиться в безопасности его жителей и гостей. Расположенный на берегу Средиземного моря, надёжно укрепленный высокой каменной стеной Карфаген вёл обычную для него жизнь, торгуя, удивляя новинками быта, восхищая и увлекая.

Лучи солнца скользнули по возвышающемуся в центре города массивному зданию — языческому храму, пробежались по белым статуям безмолвных хозяев сооружения — Юпитера и его жены Юноны, потерялись в толстых мраморных колонах.

Окаменелые статуи верховных римских богов, казалось, на секунду ожили, подставили хмурые лица солнечному свету в надежде разогнать бесконечную скуку и тоску.

Сегодня никто не принес в храм жертву, не порадовал мраморных супругов звоном золотых монет. С украшенных мозаикой постаментов Юпитер и Юнона бесцельно наблюдали за отдалёнными фигурками людей, римскими воинами, сменяющими караул, кораблями торговцев, заплывающими в городскую гавань.

Внезапно обыденная картина наполнилась новыми красками. В направлении языческого храма бежала девочка лет десяти в пурпурной тунике и лёгких сандалиях. Её яркое одеяние, свободно облагающее худенькое тело, диссонировало со светлыми мраморными плитами, уложенными на всём пространстве околохрамовой площади. Черные длинные кудрявые волосы, отброшенные назад потоком встречного воздуха, придавали юной красавице образ сказочной героини с таинственных первозданных островов.

Девочка пронеслась мимо храма, свернула на заброшенный пустырь, проскользнула мимо пальм-великанов и спряталась за каменными развалинами старого города. Оглядевшись вокруг, юная особа осталась довольна выбором укромного места: «Тут уж точно они меня не найдут».

Укрывшись за большим камнем, девочка принялась наблюдать за дорогой, где в любую минуту мог появиться неприятель — мальчишки и девчонки, с которыми она играла в «варваров». Спустя несколько минут молодой особе надоело пристально следить за пустующей извилистой тропой. Найдя удобное положение, девочка прилегла, опершись на камень.

Её блуждающий взгляд остановился на осколке плоской каменной плиты, полуразрушенной, но всё ещё свидетельствующей о прежней жизни старого города.

«Мама рассказывала, что когда-то на этом месте был жертвенник в честь Баал-Хамона, его ещё называли Ваалом», — девочка погрузилась в воспоминания. В сознании ребёнка возник чёткий образ медной статуи с головой быка, выпученными глазами и острыми рогами. Баал-Хамон восседал на высоком постаменте, протягивая руки вперёд. В жертву ему приносили младенцев.

Детей клали на вытянутые руки, по которым ребёнок скатывался вниз и попадал во чрево — раскаленную до красна печь, оборудованную внутри статуи. Секунда — и младенец сгорал в ненасытной утробе Баал-Хамона в великих мучениях.

Мама говорила, что однажды на древний Карфаген напало войско Агафокла — греческого тирана из Сиракуз. И, чтобы умилостивить верховное божество, карфагеняне принесли в жертву двести младенцев из благородных семей. А ещё триста человек отдали себя на сожжение добровольно.

Девочка как наяву услышала дикий крик младенцев, увидела безумное ликование языческих священников, ощутила общее состояние животного страха перед неприятелем.

«Разве такая жертва могла быть угодна истинному Богу? Христос Сам отдаёт за нас жизнь на кресте. А этот бог требовал жизни невинных детей», — девочка подумала, как хорошо, что её родители христиане, а ведь если было бы по-другому, то она тоже могла бы очутиться среди приносимых в дар младенцев.

«Да и жертва-то всё равно оказалась напрасной. Через некоторое время Карфаген захватили римляне, полностью его разрушили, землю посыпали солью. Вот тогда-то и был сокрушен этот идол Баал-Хамона. Бог наказал людей за нечестивую жизнь и язычество», — девочка бросила взгляд на остатки жертвенника.

Внезапно пришедшая мысль напугала юную христианку: «А ведь сейчас возрождают старую веру, строят капища Баал-Хамону и такой же кровожадной богине Танит, возводят храмы римским богам. А ещё папа рассказывал, что в Карфагене закрепилась секта маних… манихеев, которые хуже язычников и сильно искажают учение Христа. А что, если… А если Бог не потерпит такого унижения, разгневается и накажет Карфаген так, как Он это сделал несколько столетий назад?»

Девочка возвела глаза к небу.

Внезапно прямо над ухом прозвучал знакомый детский голос:

— Юлия, ты захвачена в плен! Поднимайся, отведу тебя к военачальнику!

Марк ловко перескочил через барьер из нагромождённых камней и оказался рядом с Юлией.

Ему давно нравилась эта кареглазая изящная девочка — приветливая, скромная, рассудительная. В ней не было напыщенности, глупости и болтливости, что выделяло её среди сверстниц.

Марк замешкался, мальчику совсем не хотелось отводить пленницу в лагерь к «своим». Юлия тоже не торопилась покидать убежище:

— Марк, а что если на нас действительно нападут племена вандалов? Ведь с тех пор, как десять лет назад вандалы переселились в Африку, они захватывают одну за другой провинции нашей империи.

— Папа говорил, что римляне заключили договор с их королём Гензерихом, и те не будут трогать Карфаген, — в глазах Юлии мальчик прочел сомнение, — ну а даже если и нападут, у нас в городе армия, кроме того Карфаген охраняется флотом из семидесяти пяти кораблей.

— А мой папа не доверяет римской армии, говорит, что она наёмная. Получается, против чужеземцев борются такие же чужеземцы, и их ничего не интересует, кроме денег.

Марк не нашёл, что ответить на аргумент Юлии, и громко скомандовал:

— Вставай! Отведу тебя к главному.

Дети неторопливым шагом направились к морскому берегу.

Спустя несколько мгновений чуткое ухо Марка уловило странный незнакомый глухой звук, шедший как бы из-под земли. Мальчик остановился, прислушался:

— Юля, ты чувствуешь?

— Да…

— Что это?

— Не знаю…

Тем временем звук усилился. К нему добавились крики встревоженных горожан.

— Побежали, взберёмся на башню городской стены, посмотрим, что происходит.

Марк и Юлия помчались к ближайшей башне, рядом с которой располагались центральные городские ворота.

Навстречу детям попадались торопящиеся горожане, в их глазах стоял ужас. Один из мужчин крикнул:

— Куда вы несётесь? Там смерть!

— Что случилось? — Марк крепко схватил Юлию за руку.

— Это вандалы! Они подкупили охрану! Ворота открыты! Конница проникла в город! Убивают всех, кто попадается им на пути!

Отбежав в сторону, дети увидели, как в городские ворота лился нескончаемый поток вооруженных всадников, крушивших всё, что встречалось им по дороге. Вандалы поджигали дома, в нескольких местах разбушевался сильный пожар. Марк и Юлия почувствовали запах гари.

— Что будем делать? — Юлия с тревогой посмотрела на друга.

— Нужно срочно в укрытие!

Не успели дети сделать и пару шагов, как к ним, размахивая арканом, подлетел сидящий на лошади солдат-вандал.

— Беги! — Марк резко оттолкнул Юлию, подавшись вперёд к чужеземцу.

Сбив Марка с ног, воин проскакал мимо мальчика, догнал убегающую Юлию и ловким движением набросил на неё петлю. После чего поднял ребёнка и положил лицом вниз на лошадь впереди себя. Затем вандал резво развернул коня с намерением отвезти Юлию к другим пленным и передать её под охрану.

II

Торговый корабль, захваченный вандалами на побережье Карфагена, на полных парусах летел к берегам сирийской Латакии. В трюме теснились отобранные для продажи в рабство пленные карфагеняне. Среди них ютилась и Юлия.

Сидя на корточках в дальнем углу грузового отсека, беззащитная одинокая девочка лишь сейчас, на второй день вынужденного путешествия, начинала в полной мере осознавать утрату всего того, что было ей так дорого.

Она потеряла близких, любимую мамочку, драгоценного папу, милую сестрёнку, всех своих друзей, в том числе преданного Марка… утратила Родину и счастливое будущее.

Всё отобрано, разорено, не осталось никого, кто бы мог её утешить, сказать ободряющее слово. Глаза Юлии наполнились слезами. Мрак отчаяния коварно окутывал душу. Как ей теперь жить? На что надеяться? Что её ожидает в будущем? Девочка разрыдалась.

И вдруг в глубине души Юлия почувствовала, осознала, что она обладает чем-то, чего нельзя захватить, отнять, уничтожить, что связывает её и с мамой, и с папой, с друзьями, Марком, что будет с ней всегда и никогда не оставит её. Это вера! Да, это её вера. Родной Христос и Божия Матерь, Святые и Ангелы.

«Господи! — в сердцах прокричала Юлия, — Помоги мне, прошу Тебя!»

Внезапно трюм озарился ярким светом, видимым лишь Юлией, в сознании девочки прозвучал отчётливый голос: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся».

Юная христианка хорошо знала текст основных молитв. Девочка негромко произнесла:

— Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё, да приидет Царствие Твоё, да будет воля Твоя и на земле, как на небе…

На словах «хлеб наш насущный дай нам на сей день» Юлия ощутила, как кто-то присоединился к ней в молитве. Девочка почувствовала покровительство и защиту Небесного Ангела.

Постепенно в душе воцарилась безмятежность, появилась надежда. Внешние обстоятельства отошли на второй план, внутри засияло солнце. Теперь Юлия знала, что у неё есть будущее, есть мама и папа, и Марк, и настоящая Родина. Только бы не оставить молитву и не предать Христа.

III

Латакия встретила пленников безветренной погодой, высокими прибрежными пальмами, стражами-кипарисами, незнакомым говором и тесными рядами торговых лавок.

Тридцатилетний купец Евсевий, довольный удачным приобретением (подумать только, ему удалось купить крепких, здоровых на вид рабов за пятнадцать солидов), в прекрасном настроении прогуливался по рынку. За ним, не отставая, шёл его управляющий, поставленный следить за обширными полями и пастбищами хозяина. Управляющий крепко сжимал в руке цепь, которая сковывала двух рабов с темным цветом кожи, приобретённых для сельскохозяйственных работ.

«Может зайти в ювелирную лавку и подобрать что-нибудь Соломее?» — Евсевий остановился, окинул взором торговые ряды, бросил взгляд на свежую партию только что прибывших рабов.

Внезапно его внимание привлекла красивая девочка, выделявшаяся среди других ярким цветом туники, длинными густыми волосами и каким-то спокойным, отрешенным выражением лица.

Евсевий подошёл поближе, детально рассмотрел фигуру ребенка, отметил правильные черты лица незнакомки.

— Сколько за неё? — латинский язык давался купцу с трудом.

— Десять солидов.

Евсевий не ожидал, что продавец назовёт такую высокую цену. Обычно дети-рабы стоили всего несколько золотых монет. Купец отреагировал на родном арамейском:

— Что ж так дорого?

Продавец уловил недовольство покупателя. Подойдя к девочке, он скомандовал:

— Открой рот, покажи зубы.

Девочка покорно выполнила требование.

— У неё хорошие зубы, волосы, лицо, на теле нет дефектов, посмотри на ноги, — продавец слегка наклонился к ногам девочки и указал на расстояние от лодыжки до колена, — у неё будет хороший рост. Кроме того, она грамотна, знает два языка — финикийский и латынь. Через пару лет продашь её за двадцать солидов. А можешь и оставить для себя.

Продавец хитро подмигнул купцу.

Евсевий ещё раз окинул ребёнка оценивающим взором.

— Возьму за шесть.

— Она воспитана, спокойна и послушна. Ты часто видел таких детей? Меньше восьми не продам.

— Давай за семь.

— Семь с половиной.

Купец взглянул на Юлию:

— Договорились.

Полуденное осеннее солнце с улыбкой провожало очаровательную девочку в путь. Чужая земля встречала ребёнка реалиями взрослой незнакомой жизни.

Присоединившись к темнокожим рабам своего хозяина, Юлия покорно побрела навстречу новой судьбе.

IV

Вскоре процессия приблизилась к жилищу хозяина. Богатый особняк Евсевия напомнил Юлии родительский дом. В центре огороженной каменным забором территории располагался бассейн, вокруг которого размещались двухэтажный дом для хозяев, небольшая постройка для прислуги, кухня, складское помещение. Широкие ворота с обеих сторон охраняли стройные кипарисы. Миртовая аллея вела в просторный сад.

Евсевия встретила молодая женщина лет двадцати пяти, в светлой, расшитой узорами тунике, перевязанной золотым поясом. Её собранные вверх пышные волосы украшала блестящая диадема. Длинные серьги доставали почти до плеч. Красота женщины была яркой, бросающейся в глаза. Высокая грудь, прямые плечи, поднятый подбородок придавали фигуре уверенность, привлекательность и заманчивость.

«Какая красивая! Наверное, это хозяйка дома», — Юлия тайком любовалась возникшим перед её взором образом.

Женщина заинтересованно посмотрела на рабов-мужчин, бросила злобный взгляд на юную незнакомку и ласковым голосом обратилась к Евсевию:

— Господин, обед готов. Все утренние распоряжения выполнены. Жена в сопровождении служанки Анины отправилась к подруге, будет поздно вечером. Что прикажешь сделать с новыми рабами?

— Это рабы для поля. Накорми управляющего и рабов, дай всё необходимое и отправь их на земельный участок. Что касается девочки…

— Разве она не для поля?

— Нет, Соломея. Девочку оставь дома. Я заплатил за неё немалые деньги. Она грамотна, знает два языка — финикийский и латинский. Дай ей хорошую постель, несложную работу и научи нашему арамейскому.

Выражение лица женщины на секунду изменилось, но Соломея быстро взяла себя в руки и произнесла:

— Конечно, мой господин! Такая милая девочка. Обязательно займусь её воспитанием.

Управляющая отдала распоряжения домашним слугам насчёт обеда и жестом позвала Юлию следовать за ней.

Настроение Соломеи на остаток дня безвозвратно испортилось. Женщина никак не могла дождаться вечера, чтобы поделиться огорчением со своей подругой — рыжеволосой рабыней Танитой, услужливой и боязливой.

Ближе к ночи, когда небо бывает усыпано яркими звёздами и бодрящая прохлада побуждает закутаться в покрывало или накинуть тёплый плащ, две приятельницы Соломея и Танита отправились в дальнюю беседку сада обсудить события уходящего дня.

За ними шествовал двенадцатилетний мальчик-раб с серебряным подносом, на котором находились кувшины с вином и соком, бокалы, халва и лукум.

Мальчик поставил поднос на столик, освещенный лампадой, поклонился управляющей и её подруге.

— Можешь идти, Томас. Завтра с восходом вместе с новенькой отправишься помогать на поле.

— Да, госпожа.

Укутавшись в теплые шерстяные покрывала, Соломея и Танита удобно расположились вокруг столика, присев на невысокие скамьи и опершись на маленькие подушки. Танита налила вино в кубки, один из них подала управляющей. Соломея сделала несколько глотков.

— Ты представляешь, Танита, он привёл эту девчонку, как будто у нас не хватает слуг! Я понимаю, нужны рабы для работы на поле. Но в дом?

— Да… а ведь девчонка никакая…

— Танита, ты знаешь, я добивалась Евсевия несколько лет. Вроде бы у нас всё налажено. Он часто зовёт меня к себе. И тут на тебе — подарок! Покупает эту девчонку! Нашёл тоже на что тратить деньги. Лучше бы купил хорошего вина.

— И зачем она ему понадобилась?

— «Дай ей хорошую постель», «научи арамейскому» — я что, сумасшедшая растить себе соперницу? Чтобы через пару лет она заняла моё место?

— Соломея, да не бери в голову. Неужели он может променять тебя на кого-нибудь? Ну скажи, кто, кроме тебя, будет его так любить и ублажать?

— Не видела ни одного мужчины, который бы отказался от своего удовольствия ради любви к нему женщины.

— И как ты собираешься поступить с девчонкой?

— Я уже отдала её в подчинение Идры, — Соломея ехидно ухмыльнулась, — надеюсь, старуха научит её жизни!

Немного помолчав, Соломея добавила:

— До сих пор иногда ощущаю боль от плети Идры. И если бы на теле остался хоть один след, клянусь богами, я бы уничтожила старуху.

Танита вспомнила, как и сама получала той самой плетью. Тем временем управляющая продолжала:

— Девчонка будет работать на кухне, а ещё на поле. Кроме того, я запретила ей показываться на глаза хозяину. Пусть только посмеет. Я могу расправиться с ней не хуже Идры.

— Соломея, послушай, тебя так заботит эта девчонка, а что, жена Евсевия уже тебе не соперница?

— Да ладно. Разве её интересует что-то, кроме хорошего вина? Да и Фалмай всегда может её утешить. Хотя в целом я её понимаю. Ведь Евсевий, торгуя, несколько месяцев в год проводит в море. И что прикажешь делать Тали? Да, ей скучно. И нужно, чтобы кто-то поднимал настроение. Вот и развлекается, как может.

— Да… И детей у Евсевия и Тали нет уже который год…

— Ну и прекрасно! Нужны тебе эти сопливые?

Настроение Соломеи слегка поднялось. Женщины поболтали ещё немного и принялись за сладкое.

Холодный ночной ветер крал тепло и уют. На небо набежали тучи, намечался дождь. Спешно допив вино, подруги побрели готовиться ко сну.

V

Не успела Юлия оглянуться, как с момента, когда она впервые попала в дом к Евсевию, пролетело несколько недель. Вставала девочка с рассветом. Наспех перекусив, отправлялась работать на хозяйское поле, до которого они с Томасом добиралась пешком несколько часов. Возвращалась поздно вечером. В её каждодневные обязанности также входило перемыть посуду, оставшуюся после ужина. Иногда Юлия отправлялась спать далеко за полночь.

Девочка безропотно переносила все тяготы. Свои обязанности исполняла покорно, старательно и с молитвой.

Когда становилось особенно тяжело, Юлия тихонько уходила в сад, укрывалась за одиноким кипарисом и там усердно молилась Богу, пока не находила утешение в Его безграничной любви и милости.

«Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас», — эти обнадёживающие слова Господа часто звучали в душе юной девы.

Детей-рабов в доме было немного. Рядом с Юлиной постелью располагалось спальное место одиннадцатилетней Фамари, робкой, тихой девочки. В её обязанности входила помощь на кухне, уборка. На поле Фамарь не отправляли.

Подросток Томас ночевал с мужчинами-рабами. Юлия ежедневно работала с Томасом на поле. Парень не бил девочку за провинности, иногда даже помогал ей. За что Юлия была ему благодарна и иногда делилась скудным ужином или завтраком.

Месяца через два Евсевий вспомнил о Юлии. Это случилось в один из зимних коротких дней.

Вечерний сумрак пробрался в комнату хозяина, освещенную слабым мерцанием настенного светильника. На широкой кровати, укрывшись покрывалом, лежали двое — Евсевий и Соломея. Хозяин устало привстал, облокотился на мягкие подушки. Мужчина размышлял о предстоящем весеннем торговом круизе, об оснастке корабля. Внезапно в сознании Евсевия всплыл образ недавно купленной им красивой девочки. Недолго думая, хозяин спросил о ней у своей управляющей:

— Соломея, как там Юлия?

Вопрос застал женщину врасплох. Желая скрыть нахлынувшие чувства, Соломея повернулась к Евсевию, нежно провела рукой по темным волосам, мягкой бороде, задержала руку на груди хозяина.

— Всё нормально. Освоилась. Прелестная девочка. Только очень ленивая. Евсевий, мне жаль, но Юлия оказалась совсем неспособной к обучению. Сколько я ни старалась, у неё не получилось выучить и пары арамейских слов.

— Вот как…− разочарованно отозвался Евсевий.

— Дорогой, поверь мне, она не стоила тех денег, которые ты на неё потратил. Но я тебя не осуждаю. У тебя достаточно средств, чтобы ты распоряжался ими по своему усмотрению.

Немного помедлив, Соломея добавила:

— Знаешь, милый, недавно в ювелирной лавке я видела очень красивый перстень, золотой с тёмным изумрудом. Он бы как раз подошёл к тому браслету, который ты мне недавно подарил.

— Хорошо, Соломея, я посмотрю, что это за перстень.

— Спасибо, любимый.

Управляющая не спеша встала, надела тунику, набросила плащ, вышла из комнаты хозяина и направилась к себе в постройку для прислуги. Несмотря на привилегированное положение, Соломея прекрасно понимала своё место в этом доме. Она — рабыня, не более того. Все ночи женщина проводила в собственной отдельной комнате, расположенной в доме для рабов.

VI

Пожилая, утомлённая жизнью рабыня Идра ощущала крайнее недовольство тем, что на старости лет ей поручили присматривать за девчонкой.

Женщине не хотелось ни видеть детей, ни слышать их говора. Тем более, что с Юлией приходилось общаться на латыни.

Старая усталая рабыня жаждала лишь одного — покоя. На её взгляд она дала достаточно заданий девчонке, чтобы та меньше показывалась ей на глаза.

Юлия не возмущалась, не прекословила, послушно работала, не болтала, спрашивала лишь самое необходимое. На удивление, девочка полностью справлялась с заданием, хотя иногда находилась на кухне до глубокой ночи.

Всё это вызывало у видавшей виды, умудрённой опытом женщины крайнее изумление.

Прошло больше месяца, а Идре так ни разу и не пришлось применить к новой рабыне плеть.

Женщина начала присматриваться к девочке, исподтишка следить за ней. Однажды Идра заметила, как Юлия выбежала в сад и спряталась за кипарисом. Рабыня тихонько подкралась и услышала тонкий детский голос. Юлия молилась на финикийском.

Идра мгновенно узнала знакомый язык. На женщину нахлынули воспоминания. Это был язык её детства. Так разговаривали её родители, пока семья не разорилась и не попала в рабство за долги. Идра старалась расслышать каждое слово. Её интересовал не столько смысл, сколько позабытые, но такие родные звуки речи.

На следующий день вечером рабыня подозвала Юлию и спросила на латыни:

— Откуда ты родом?

— Из Карфагена.

— Как попала в Сирию?

— На наш город напали племена вандалов. Меня захватили в плен и продали Евсевию.

— Ты знаешь финикийский?

— Да, госпожа.

Идра наклонилась к самому уху девочки и тихо промолвила:

— Пойдем в сад, найдём укромное место, поговорим наедине.

Юлия послушно направилась за старой женщиной.

Остановившись около фонтана — статуи римского божества, льющего из кувшина воду, Идра перешла на финикийский:

— Я тоже родом из Северной Африки, из города Тагаст, он расположен недалеко от Карфагена.

— Да, знаю этот город. Несколько раз была там с родителями, — немного помолчав, девочка добавила, — Августин Аврелий тоже оттуда родом.

— Кто такой Августин Аврелий?

— Мои родители очень почитали его. Он богослов, христианин, много размышлял о Христе.

— Твои родители христиане?

— Да.

— И ты тоже?

— Да.

— Помню… помню это учение… В детстве я тоже ходила в Церковь, — Идра глубоко вздохнула, — но с тех пор, как попала в рабство, даже и не вспоминала о Христе… Да и мой прежний хозяин — отец Евсевия, не потерпел бы христианку у себя в доме. Но ты, Юлия, я вижу, сохраняешь веру и любовь к Богу.

— В Нём вся моя жизнь, — призналась девочка, — Идра, здесь все говорят на арамейском. Это язык Христа. Мне так хотелось бы знать его.

— Юля, я научу тебя… Но будем держать это в тайне. Мы не должны показывать наши хорошие отношения ради твоей безопасности. Здесь в доме это не поощряется. Да и Соломея при первой же возможности придумает что-нибудь, чтобы уничтожить тебя.

— Почему она так злится на меня, Идра? Ведь я же не сделала ей ничего плохого?

— Юлечка, ты не всё пока понимаешь… Она видит в тебе соперницу. И не успокоится, пока не сокрушит тебя.

— Идра, спасибо тебе за всё, — девочка с благодарностью взглянула на рабыню. — Мне очень хочется обнять тебя. Ты разрешишь мне когда-нибудь сделать это?

— Ближе к ночи, когда слуги отправляются готовиться ко сну, я буду приходить к тебе на кухню. Вот и сегодня ожидай меня.

— Хорошо, я постараюсь всё прибрать к твоему приходу.

Юлия с лёгким сердцем побежала исполнять свои каждодневные обязанности.

Идра окинула взором утопающий в сумерках сад. Ухоженные тропы змейками расползались в разные стороны от струящегося фонтана, влекли в самые потаённые уголки. Сад, казалось, мирно спал. Зимние месяцы готовили зелёных жителей к красочному весеннему наряду.

У старой женщины появилось желание, как когда-то в детстве, пробежаться по узкой тропинке, очутиться в сказке, рисуемой замысловатыми тенями, отбрасываемыми невысокими деревьями и густыми кустарниками. Идра глубоко вдохнула бодрящий вечерний воздух. «Я жива! Я ещё жива! Я могу чувствовать и радоваться, наслаждаться свежим морским ветром, нежным запахом цикламенов. И ещё… Я могу любить! Могу заботиться и приносить кому-то счастье. И я хочу защитить эту девчушку от опасностей и бед, которых я не избежала в её возрасте», — Идра энергично заковыляла по одной из тропинок сада, напевая какую-то весёлую детскую песенку на финикийском.

VII

Бежали месяцы, летели годы. За это время Евсевий несколько раз отправлялся в длительные морские торговые рейды. В доме богатого сирийца всё оставалось без изменений. Соломея нисколько не ослабила хватку, по-прежнему жёстко контролируя слуг, в полной мере распоряжаясь домашним хозяйством своего господина.

В начале весны Юлии исполнилось четырнадцать лет.

Казалось, вся природа радовалась пробудившейся красоте юной девушки. В саду распустились нежно-лиловые цветки манголии. Алые, жёлтые и белые розы притягивали взор, встречали посетителей сада сказочным ароматом. Хор цикад проводил последние репетиции перед приближающимся летним сезоном длительных гастролей.

Лишь один шестнадцатилетний Томас не разделял всеобщего подъёма и ликования. Вот уже которую неделю парень находился в подавленном настроении. Юлия никак не реагировала на его знаки внимания. И не проявляла к юноше никакого интереса.

«И что это за девушка? — размышлял Томас, пытаясь понять ситуацию, разобраться в ней, взять под контроль. — Вот Фамарь — совсем другое дело. Только позови — сразу прибежит к тебе по первому подмигиванию. А эта… Что бы я ни делал, что бы ни предпринимал — ничего не помогает».

Обрезая садовые кусты, Томас изредка поглядывал в сторону кухни, откуда в любой момент могла выйти Юлия.

«Вообще-то Фамарь тоже ничего, но люблю-то я Юлю. И как мне быть? А что, если… А если я сделаю ей такой подарок, после которого она уж точно не сможет мне отказать. Да! Верно! Подойду-ка я завтра в книжную лавку. Юлия вроде как христианка. Может, подберётся там что-нибудь для неё. Книгу она уж точно оценит. И тогда…»

Томас бросил взгляд на серебряный обруч, надёжно закреплённый на левой руке. Парень нашёл его полтора года назад на берегу моря. С тех пор носил его как талисман. Расставаться с обручем не хотелось. Свободных денег для покупки даже самой недорогой книги у Томаса не было. «Попробую договориться расплатиться вином. Буду приносить по литру, пока не наберётся нужная сумма (ничего, мой хозяин не победнеет)», — юноша повеселел, приободрился, принялся детально продумывать момент вручения папирусного свитка.

Спустя два месяца поздним вечером Томас, довольный удачным завершением сделки, надел праздничную светлую тунику, спрятал в её складках старый потрёпанный свиток и направился на кухню, где по-прежнему работала Юлия.

Юноша нашёл девушку в складском помещении. Яркий свет лампады разгонял вечерний полумрак. Юлия перебирала зерно, вознося тихую молитву к Господу.

Томас вошёл внутрь комнаты, закрыл за собой дверь, торжественно приблизился к девушке. Юлия перевела удивлённый взор на юношу.

— Томас?

Парень широко улыбнулся:

— Привет, Юлечка. Как ты? Много осталось работы на сегодня?

— Привет, не так уж и много. Ещё часик, другой и пойду спать.

— Юля, у меня есть кое-что интересное для тебя.

Девушка подхватила весёлый тон юноши:

— Наверное, волшебная палочка. Один взмах — и вся работа мгновенно исполнится сама собой.

— Волшебный свиток. Один твой взгляд на него — и ты забудешь о всякой работе — выполненной или невыполненной.

— Томас, ты меня очень заинтриговал.

Девушка встала, сделала шаг навстречу молодому человеку и спокойно произнесла:

— Ну, покажи, пожалуйста!

Томас достал свиток из складок туники, провёл им перед заинтересованным взором Юлии и спрятал за спиной:

— Подойди поближе, с такого расстояния ты ничего не увидишь.

Девушка стала рядом, Томас развернул папирус. Юлия медленно прочла на арамейском: «Евангелие», прочла ещё раз и ещё раз! Девушка не верила своим глазам! Томас решил подарить ей самое ценное, то, на что она не могла и надеяться. Слёзы радости наполнили глаза Юлии. В порыве чувств она обняла юношу, поцеловала его в щеку.

Томас не упустил долгожданный момент. Он крепко прижал Юлию, держащую в руке свиток.

На мгновенье девушка растерялась. Ей не хотелось освобождаться от объятий, и это желание вступило в диссонанс со всем её внутренним миром. Спустя пару секунд тайной духовной борьбы девушка вскричала в душе:

— Господи! Помоги мне! Ты есть путь, истина и жизнь. Разве Ты хочешь, чтобы погибла моя душа? Спаси, Господи! Что я делаю в объятиях этого юноши, когда должна принадлежать только Тебе?

В это время Томас, довольный, что Юлия не ускользнула, как это происходило обычно, попытался ещё сильнее прижать девушку к себе. Но молодая особа спокойным, уверенным движением разжала его объятия, ещё раз поблагодарила за книгу, сказала, что за ней ответный подарок. После чего быстро покинула комнату, унося с собой свиток, таинство летнего вечера и все надежды расстроенного юноши.

Пятнадцатилетняя Фамарь, следившая за Томасом с момента, когда он переоделся в праздничное, заметила выбегающую из кухонного помещения Юлию. Неприятная волна разочарования поднялась из самых глубин, захватила душу: «Между ними что-то было! Да, несомненно, было… Теперь я уверена в этом! А ведь она мне говорила, что не претендует на него. Обманщица! И как я могла поверить ей! А казалась такой тихоней». Чувство ненависти родилось внезапно, из ощущения предательства и лжи.

Когда Юлия подошла к Фамари, та с омерзением отвернулась. Фамарь утратила доверие к подруге и не желала иметь с ней ничего общего.

В эту ночь Юлия как никогда усердно молилась за души близких людей, невольно ставших её новой семьёй, ненавидящих и любящих, искренних и хитрых, счастливых и несчастных, заблуждающихся и, как Идра, вернувшихся на путь истины. Девушка от всей души благодарила Бога за оказанную ей милость, за внезапный драгоценный подарок, ни на мгновение не выпуская Евангелие из своих усталых от каждодневных трудов рук.

VIII

Незаметно в молитве и работе пролетело ещё пару лет.

В первый день лета Евсевий вернулся из очередного морского рейса. Торговля оказалась удачной. Шестнадцатилетняя Юлия, разделяя бодрое приподнятое настроение слуг, помогала в приготовлении ужина.

Идра громко отдавала распоряжения, держа в уме каждую деталь сервировки стола для господина. Внезапно старая женщина остановилась, как будто вспомнила что-то важное.

— Юлия, мы забыли про цветы. Сходи в сад, нарежь лучших роз.

— Хорошо, Идра.

— Только не попадись на глаза Соломее, — весело подмигнула женщина молодой особе.

Юлия направилась в один из дальних облюбованных уголков сада, где сама ухаживала за ароматными насельницами.

Выбрав лучшие экземпляры, аккуратно сложив розы в корзинку, девушка направилась назад по аллее вдоль цветущего гибискуса. Подходя к дому Юлия уловила чей-то пристальный взор. Молодая особа слегка повернулась и встретилась взглядом с хозяином.

Евсевий не мог поверить своим глазам. Кто эта прекрасная девушка? И что она делает в его саду? Присмотревшись, мужчина заметил знакомые черты — плавный изгиб черных бровей, большие ласковые глаза, темные струящиеся волосы… Неужели, это та девочка? Моя рабыня? Он вспомнил, как покупал её, торговался, как прежний хозяин обещал, что через пару лет она станет настоящей красавицей. Однако, несмотря на слова продавца, то, что увидал Евсевий, воспринималось им как настоящее чудо. Реальность превосходила все ожидания.

Хозяин, тщательно подбирая слова, обратился к рабыне на латинском:

— Юлия, здравствуй! Мы давно не общались с тобой. Ты выросла… Когда я впервые привёл тебя в дом, ты была совсем ребёнком.

Девушка ответила на чистом арамейском:

— Мой господин, здравия, многих лет в радости и достатке. С тех пор, как я попала в этот дом, ни на минуту не забывала о своём хозяине и хозяйке, о своём долге, и благодарна за то, что господин купил меня тогда.

Удивлению Евсевия не было предела: никогда и никто из его рабов не благодарил за то, что он приобрёл их.

— Юлия… Мне… Я… А почему ты не прислуживаешь за столом? Почему я давно не видел тебя?

— Мой господин, всегда есть работа на кухне и в саду. Даже если господин не видит своих рабов, они трудятся ради его благополучия и процветания.

Громкий крик Соломеи ворвался как вихрь, прервал непринуждённый диалог:

— Юлия! — в голосе управляющей слышалась нескрываемая угроза. — Разве ты сделала всю работу на кухне, что прогуливаешься по саду?

Евсевий подозвал управляющую и отдал распоряжение:

— Соломея, Юлия несёт розы для украшения столовой. Она больше не будет работать на кухне. Её место — прислуживать за столом. Сегодня вечером хочу видеть Юлию за ужином.

От неожиданности Соломея утратила дар речи. Злобно сверкнув глазами на молодую рабыню, управляющая выхватила корзинку из рук девушки и быстро понесла розы в дом хозяина.

IX

Роскошный ужин близился к завершению. Слуги подали на стол десерт — сладкую пахлаву, кунафу, финики, инжир, орехи. Соломея весь вечер не отходила от Евсевия. Хозяин же не сводил глаз с Юлии.

Жена Евсевия Тали недавно покинула трапезу — вышла развеяться в сад в надежде встретить там Фалмая.

Соломея наполнила кубок хозяина вином, присела рядом, стараясь привлечь внимание господина:

— Евсевий, как тебе ужин?

— Превосходно, Соломея. Ты, как обычно, прекрасно справляешься со своими обязанностями.

— Мы все здесь скучали без тебя. Как путешествие, торговля?

— На этот раз удача была явно на нашей стороне, — Евсевий жестом подозвал Юлию, которая собиралась уносить чашу для омовения рук, присесть рядом с ним, — хочу рассказать вам одну историю. Мы высадились на неком крохотном острове в Средиземном море близ Африки. Разложили товар — дорогие ткани и ковры. Вернулись на корабль за следующей партией и, когда пришли на место торговли, то обнаружили рядом с товаром несколько золотых слитков. Конечно, мы удивились. Но наше изумление стало еще большим, когда после возвращения с третьей партией мы увидели рядом с товаром вчетверо больше золота. Недолго думая, мы забрали золото, оставили товар и покинули остров. Общая сумма слитков значительно превышала то количество денег, которые мы могли получить за эти ткани и ковры.

— Тебе очень повезло. Боги явно были на твоей стороне, — Соломея погладила руку хозяина.

— Юлия, и ты так думаешь?

— Нет, мой господин. Дело здесь не в богах. Возможно, просто туземцы хорошо знали древний обычай. В давние времена у финикийцев существовала некоторая традиция обмена товаров на деньги. Например, карфагеняне высаживались на берег в определённом месте и раскладывали товар. Затем удалялись на свои судна. В этот момент местные жители рассматривали товары и клали рядом с ними некоторое количество золота. Если карфагеняне были удовлетворены его количеством, они брали золото и уплывали. В противном случае оставляли его нетронутым и возвращались на корабли, а туземцы добавляли ещё золота.

Евсевий улыбнулся.

— Если бы я знал этот обычай, мы бы не выручили столько денег за ткани и ковры. Потому что я забрал бы золото сразу, не дожидаясь пока туземцы принесут ещё, ведь изначально золота было вполне достаточно для покупки всех товаров.

Соломея сидела молча, не проронив ни слова.

Евсевий всё больше восхищался дарованиями юной рабыни, её ласковым голосом, плавными движениями, размеренностью, спокойствием, смекалкой, рассудительностью. Повернувшись к управляющей, хозяин произнёс:

— Соломея, ты хорошо потрудилась! Девушка умна, воспитана, грамотна, прекрасно знает арамейский язык. Отличная работа, Соломея!

Управляющая почувствовала, как её тело захлестнула сильная злость, лицо налилось краской, хотелось громить, крушить, разнести всё в пух и прах. Не в силах сдерживать себя, Соломея выдавила «да, господин» и быстро выбежала из столовой на улицу.

«Умна, воспитана, грамотна…», — каждое из слов острым ножом резало душу. «Кто научил девчонку арамейскому? С кем она общалась? Фамарь? Нет, слишком глупа. Томас? Вряд ли, хотя и бегал за ней. Кто же? Кто?» — Соломея перебирала в уме всех, кто так или иначе общался с Юлией.

Внезапная догадка, сверкнувшая грозовой молнией в сознании Соломеи, казалась невероятным фактом: «Неужели Идра? Эта древняя старуха? Она давно вызывала мои подозрения. Неужели вместо того, чтобы хорошенько воспитывать девчонку плетью, Идра занималась с ней арамейским? Да, похоже, старость выбила из неё последние мозги. Что-то задержалась старая на этом свете».

Соломея в ярости вбежала в комнату для рабов, где располагалось спальное место Идры. Пожилая женщина отдыхала на кровати.

— Идра, ты научила Юлию арамейскому?

Старая рабыня привстала, вгляделась в полные ненависти глаза Соломеи и понимая, что на кон поставлено её спокойное существование, а, может, и сама жизнь, уверенно произнесла:

— Да, я.

Управляющая поспешно развернулась и направилась к выходу. Последнее, что выхватил разъяренный взгляд женщины, это кувшин с водой, стоявший у изголовья кровати рабыни.

Глубокой ночью, ближе к утру, Соломея, укрывшись тёмной простыней, таясь и непрестанно оглядываясь, ещё раз зашла в спальную комнату рабов. Быстро всыпав порошок в кувшин, управляющая тотчас покинула помещение, ликуя в глубине души, что никто из рабов не проснулся и не заметил её тайных действий.

К полудню следующего дня Идра почувствовала себя совсем худо. Сильно болели голова и живот, не прекращалась рвота, появились судороги, дыхание стало затрудненным. Женщина лежала на кровати, мучилась жаждой, постоянно просила пить, несколько раз теряла сознание.

Ухаживала за больной Юлия. Усердно молясь у постели близкого человека, девушка уповала на милость Бога. Однако, несмотря на слёзные просьбы, Идре становилось всё хуже. Слабый голос старой рабыни прервал горячую молитву:

— Юлечка, оставь… Я готова… Я давно готова… Наклонись ко мне поближе.

Девушка обняла женщину, погладила волосы, поцеловала бледное лицо. Идра прошептала:

— Юлия, сегодня утром я видела Христа. Он приходил ко мне сюда в комнату… Его голову украшал терновый венец. Христос с такой любовью посмотрел на меня… И вдруг… ветви Его венца стали зелёными, затем появились цветки. Знаешь… такие маленькие кораллового цвета. Он дал мне один из них. Посмотри здесь, рядом с подушкой…− рабыня взглядом показала место, куда спрятала цветок, — возьми его, Юлечка. Он мне не понадобиться в том новом месте, куда я отправляюсь…

Девушка осторожно прикоснулась к нежному цветку. На тонкой зелёной ножке соединились два лепестка в виде сердечек. Юлия перекрестилась и поцеловала необычный подарок Господа.

К вечеру Идра умерла.

X

Со временем хозяин всё больше привязывался к Юлии. Ни одна трапеза не проходила без её участия. Евсевий обсуждал с девушкой торговые дела, беседовал на самые разные темы. Хозяин заметил, что мудрые советы Юлии умножают его имение, увеличивают достаток, служат благополучию дома. Торговля идёт с прибылью, заключаются выгодные договоры, купцы охотно посещают торговые лавки, покупают товар.

Наблюдая возрастающий интерес Евсевия к Юлии, Соломея не находила себе место от зависти. Планы мести проваливались один за другим. Но вот, кажется, наконец, она изыскала прекрасный способ, как можно отвратить хозяина от этой мерзкой девчонки.

Дождавшись послеобеденного времени, когда Евсевий в хорошем состоянии духа отправился в комнату отдыха, Соломея постучалась к хозяину:

— Можно войти, мой господин?

— Да, Соломея.

Евсевий отложил в сторону книжный свиток, без особого интереса взглянул на управляющую:

— Что тебе?

— Мой господин, я хочу поговорить с тобой, сообщить что-то важное.

— Присядь, рассказывай…

— Мой господин, я давно наблюдаю твоё хорошее отношение к Юлии, поэтому долго не решалась открыть тебе один факт… Но ведь ты хозяин в этом доме и должен всё знать.

Евсевий внимательно слушал.

— Каждую неделю мы посещаем храм и относим дары Баалу и Балаат. За это боги благосклонны к нам, твой достаток растёт, торговые лавки приносят прибыль.

— Да, верно Соломея.

— А ты обратил внимание, что одна из рабынь никогда не ходит с нами в храм? Тем самым навлекая на нас гнев богов и всевозможные несчастья?

— И кто же это?

— Разве ты не заметил? Ведь это Юлия! У неё всегда есть причина избегать поклонения богам наших предков. Она говорит, что занята, работает и не может прийти в храм, но на самом деле у неё совсем другая причина.

— И какая же, Соломея?

— Юлия — христианка! Ты понимаешь, в твоём доме живёт христианка! Как ты думаешь, долго ли боги будут терпеть её? Твой отец всегда был строг с христианами и не допускал их в свой дом.

Евсевий почувствовал разочарование и раздражение, мужчина ощущал себя обманутым и преданным. Разве мог он ожидать такого от Юлиии — надёжного близкого человека? Продолжать разговор не хотелось.

— Хорошо, Соломея, я разберусь с этим делом. А пока оставь меня одного.

Управляющая видя, что её слова произвели нужный эффект, удовлетворённо ответила:

— Да, мой господин.

В тот же день Евсевий решил побеседовать с Юлией.

Ближе к вечеру хозяин позвал девушку в сад.

Дневная жара отступала. Солнце, не торопясь, клонилось к горизонту, стараясь как можно дольше задержаться на небосводе, словно желая подслушать непростой диалог хозяина с рабыней.

Евсевий и Юлия прогуливались по алее вокруг небольшого ухоженного пруда, в котором плескались беззаботные разноцветные рыбки. От девушки не укрылось напряжённое внутреннее состояние своего господина. Юлия начала разговор первой:

— Мой господин гневается на меня из-за чего-то?

— Да, Юлия. Скажи мне, почему ты не ходишь в храм и не приносишь дары Баалу и Балаат? Разве не знаешь, что именно от богов зависит наше благополучие, процветание и достаток?

— Ты прав, мой господин. Действительно преуспевание и благосостояние зависит от высших небесных сил.

— Тогда в чём дело?

— Господин позволит мне раскрыть небольшую тайну?

— Говори, Юлия.

— Совсем недавно господин утверждал, что его состояние за последнее время увеличилось почти вдвое.

— Верно.

— Всё это время я усердно молила одного Бога, чтобы Он был милостив к нашему дому, к хозяевам, рабам, чтобы твои богатства приумножались, поля давали хороший урожай, плодился скот, а господин, его жена и слуги были здоровы.

— Но ведь и я всё это время посещал храм, приносил дары Баалу и Балаат. Как я могу быть уверен, что успех пришёл от твоего Бога, а не от богов наших предков?

Юлия на мгновенье задумалась.

— Мой господин, есть ли люди, которые задолжали тебе деньги и не вернули в срок?

— Да, это Фаддей и Варлаам.

— Евсевий, давай с тобой вечером помолимся, чтобы завтра купцы отдали долг с лихвой. Я попрошу у своего Бога, ты у своих. Я буду молиться за Фаддея, ты за Варлаама. Посмотрим, кто из купцов принесёт деньги. И того Бога, который побудит их вернуть долг, и будем считать сильнее.

— Договорились.

В тот день Юлия молилась с вечера до глубокой ночи. Девушка просила у Господа милости, помощи, прощения грехов, спасения своей души и души Евсевия, всего его дома. Юлия глубоко в сердце чувствовала свой христианский долг — не только самой следовать Господу, но и вести к Богу ближних, всех заблуждающихся, озлобленных, коварных, жестоких, разочаровавшихся и несчастных. Девушка знала, что спасение дарует лишь Христос, и слёзно просила Его об этом.

На следующее утро удивлённый и радостный Евсевий нашёл Юлию в саду за работой и сообщил ей, что Фаддей не только вернул свой долг, но и проценты, и даже привёл молодого барана в знак примирения и сохранения дружбы.

— Барана приготовим к ужину, я уже пригласил Фаддея и его семейство. Силён твой Бог, Юлия. Нет для Него ничего невозможного.

Оставшись наедине, Юлия упала на колени и от души поблагодарила Господа.

Второй должник Варлаам так и не явился ни в тот день, ни в последующие месяцы. Поговаривали, что он полностью разорился и пустился в бега.

XI

Евсевий не заметил, как постепенно все мысли стали концентрироваться вокруг Юлии. Он постоянно хотел видеть девушку, слышать её размеренный приятный голос, наблюдать плавные движения ловких рук и гибкого тела.

Ему доставляло удовольствие вести с ней долгие беседы, уединившись в саду в лучах вечернего заката. Выполнять её нечастые просьбы, которые обычно касались благ для других слуг.

Он брал её с собой, когда посещал поля и пастбища, торговые лавки. Засыпая, он до последнего старался удержать её образ в сознании. Просыпаясь, первым делом вспоминал о Юлии. Постепенно Евсевий перестал мыслить без Юлии свою жизнь.

Отправляясь в очередной торговый рейд, он предвкушал возвращение домой и встречу с любимой девушкой.

Он хотел, чтобы у Юлии было всё самое лучшее, пробовал отвести ей целую комнату, как Саломее, но девушка отказалась и осталась на своём прежнем месте среди других рабынь. Драгоценности Юлия не принимала. Новую одежду, которую покупал ей Евсевий, раздавала слугам, себе оставляла лишь самое необходимое. Девушка часто и помногу постилась, не потребляла вино, пила только сок и воду.

Иногда Евсевий задумывался, не подарить ли Юлии свободу? Да, да, свободу! Ведь именно свобода — самое ценное для тех, кто попал в рабство. Но его останавливала мысль, что он может навсегда потерять Юлию.

Евсевий давно не звал к себе Соломею. Только изредка вспоминал их былые встречи и искренне удивлялся, что его привлекало все эти годы в такой вульгарной, развязной, несдержанной рабыне? Однако Соломея по-прежнему исполняла функции управляющей. И неплохо справлялась со своими обязанностями.

Слуги со временем перестали бояться Соломею и всё больше обращались за советом и помощью в делах к Юлии.

Однажды дом Евсевия посетили гости — купцы из Галлии. Они рассказали, как ослабевшую римскую провинцию Галлию покоряют племена варваров, которые приобретают земельные участки, развивают ремесло. С ними выгодно вести торговлю, особенно востребованы предметы роскоши, одежда, ткани и ковры.

Хозяин принял решение отправиться в Галлию. Но как же Юлия? Как он проведёт столько времени без неё? Ведь путешествие обещает быть долгим, страна находится на противоположном конце Средиземного моря.

«Я возьму Юлю с собой. Да! Мы отправимся вместе!» — сердце Евсевия радостно забилось.

«А когда вернёмся, сделаю её управляющей! Я, конечно, не могу взять Юлию в жёны, но могу максимально приблизить к себе. У неё будет всё лучшее — еда, одежда. Я дам ей всё, что она пожелает», — Евсевий в приподнятом настроении принялся продумывать детали предстоящего путешествия.

XII

Попутный восточный ветер уже который день нёс торговый корабль к берегам далёкой Галлии. Оранжевые паруса весело ловили равномерный теплый поток летнего воздуха. Спокойное море обещало скорое прибытие к месту назначения.

Для Юлии на корабле была оборудована небольшая комнатка на палубе, где девушка в уединении проводила время в молитве и созерцании бескрайних морских просторов, таинственных и удивительных, раскрывающих могущество Бога и Его дивный промысел.

Как отличалось её настоящее путешествие от прежнего детского, когда десятилетняя Юлия, потеряв близких, родной дом и город, горевала в трюме корабля вандалов.

Проплывая мимо Карфагена, девушка ещё раз пережила события восьмилетней давности. Вот её просторный особняк, широкий двор с бассейном, дом с высокими мраморными колонами, украшенный разноцветной мозаикой, сад с вольерами для домашней птицы. Вот папа, бережно достающий с книжной полки старый свиток, на котором написано «Евангелие». Мама, держащая на руках маленькую сестрёнку и внимательно слушающая папино ровное чтение Святого Писания. А вот и Марк, он пришел за Юлией, чтобы позвать в игру «варвары». Потом — черный вихрь внезапно налетевших событий…

Юлия понимала, что достаточно её слова — и Евсевий повернёт к Карфагену, девушка вновь окажется на родной земле, увидит знакомые высокие стены величественного города, за которыми протекала её счастливая детская жизнь, вдохнёт любимые летние ароматы, почувствует особый тонкий запах распустившихся алых цветков граната…

Но нет! Нет! Всё в прошлом. На родную землю можно попасть лишь в воспоминаниях. Ведь сейчас Карфаген — столица государства вандалов. Там нет родины, нет правды.

Девушка вернулась в реальность. Лёгкий ход корабля успокаивал, дарил время для молитвы и чтения Евангелия, с которым Юлия не расставалась с тех пор, как Томас подарил ей эту заветную книгу. Девушка опустилась на колени, сложила руки в благодарственной молитве к Господу.

Проскользнув мимо полуострова Кап Бон, оставив позади Карфаген, торговое судно взяло курс на север к берегам Галлии мимо островов Сардинии и Корсики.

XIII

До Галлии оставалось несколько дней пути, когда Евсевий приказал причалить к острову Корсика.

Команда высадилась на берег в районе города Нонцы.

Путешественников встретили громкие звуки весёлого празднества, запах жареного мяса, благовоний, всеобщее ликование.

Евсевий окликнул одного из корсиканцев, увешанного гирляндой из ярких алых цветов:

— Почтенный, в честь кого этот праздник?

— В честь Баал-Хамона или Сатурна, если ты почитаешь римских богов. Сам губернатор Феликс Саксо принёс в жертву быка. Ты тоже присоединяйся к нам. Если захочешь купить жертвенное животное, иди на площадь. Там продают баранов.

Евсевий повернулся к Юлии. Девушка отвела взгляд в сторону.

— Юлия, мы должны почитать их обычаи. Я знаю, тебе это неприятно. Если хочешь, ты можешь вернуться и подождать меня на корабле.

— Хорошо, господин.

Девушка быстро удалилась. Евсевий отправился на площадь, приобрёл жертвенного барана, отвёл его к храму и присоединился к празднеству воздать хвалу и честь языческому идолу, испросить помощи на дальнейший путь, удачную торговлю.

Евсевия усадили за стол как почтенного гостя. Мужчина, забыв обо всём, разделил трапезу с язычниками, ел, пил и веселился с ликующими корсиканцами.

Как только Юлия вернулась на корабль, сразу поспешила закрыться в своей комнате и принялась слёзно молиться о заблудших душах. Ей настолько стало жаль Евсевия и корсиканцев, поклоняющихся ненавистному божеству, что девушка готова была отдать жизнь за то, чтобы Господь явил им истину:

— Господи! Услышь молитву недостойной рабы Твоей. Спаси и помилуй Евсевия! Ребёнком купил он меня у торговцев. Никогда не видела от него зла, не слышала дурного слова. Выкормил и вырастил меня, заботится и до настоящего момента обо мне. И спокойна я с ним, и чувствую его любовь и защиту. Но не этого хочу, Господи! А только спасения его души! Чтобы Ты, Господи, открылся Евсевию. Чтобы выкинул мой хозяин из сердца всех идолов и поклонился тебе, единому Богу.

Юлия на мгновенье остановилась. С берега доносились приглушенные звуки, в которых слышался монотонный ритуальный ритм. Кричали чайки, усиливался ветер, приближалась буря.

— Господи! Отврати беду, помилуй погибающие души. Прошу Тебя, Господи, даруй Евсевию и народу этого острова истинную веру, сокруши их идолов! Возьми мою никчемную жизнь, только сохрани души моего господина и заблудших корсиканцев.

XIV

Тем временем по всей пристани развернулось неистовое пиршество. Набережная наполнилась людьми, украшенными разноцветными гирляндами.

Один из язычников, прогуливаясь по берегу, заметил на торговом корабле прекрасную девушку, стройную станом, стоящую на корме и вглядывающуюся в бесконечную даль взволнованного моря.

Подойдя ближе, корсиканец подождал, пока девушка повернется к нему лицом, и когда это случилось, был впечатлён её юностью, свежестью и красотой.

Как только мужчина попытался заговорить с незнакомкой, девушка тут же скрылась в каюте и больше не выходила.

Вернувшись к столу, корсиканец первым делом поинтересовался:

— Чей корабль стоит справа у пристани?

Ему тут же ответили:

— Торговца из Сирии. Он прибыл сегодня днём. Глянь туда, — корсиканцу-язычнику показали место, где пировал Евсевий, — вот он сидит рядом с губернатором. Видишь его?

Не отвечая на вопрос, мужчина направился прямиком к Евсевию. Подойдя к сирийцу, корсиканец поприветствовал торговца и сразу приступил к делу:

— Любезнейший, видел я на твоём корабле прекрасную женщину. Если это твоя жена, почему не взял её с собой на пир?

— Она не жена. Она… — Евсевию не хотелось раскрывать, что Юлия — рабыня. — Девушка просто сопровождает меня, помогает в торговле.

— Скажи ей, чтобы шла к нам.

— Она останется на корабле.

— Почему?

— Девица не любит шумных празднеств.

Корсиканец раззадорился ещё больше. Видя, что сириец не отпустит девицу на пир, язычник решился на хитрость. Он подошёл к губернатору, строгому язычнику, ревностно исполняющему все обряды и ритуалы, и доложил о девушке:

— Господин Феликс, ты приблизил сирийца, и он пиршествует у тебя за столом. А знаешь ли ты, что на корабле у торговца осталась девица, которая не чтит наших богов и не желает участвовать в трапезе в честь Баал-Хамона. Ты же не хочешь, чтобы из-за какой-то девчонки боги разгневались на нас?

Губернатор внимательно выслушал и тотчас обратился к купцу:

— Евсевий, почему не все твои люди принимают участие в празднике? Говорят, на твоём корабле есть девица, не желающая почтить наших богов. Приведи её к нам.

— Она не придёт, Феликс. Хочешь, я и за неё принесу в жертву барана?

В разговор вмешался корсиканец:

— Зачем нам баран? Нам нужна девица! Приведи её, пусть воздаст честь покровителям Корсики.

— Девица никуда не пойдёт.

Корсиканец вопросительно посмотрел на губернатора. Тот подмигнул соотечественнику, при этом вслух произнёс:

— Хорошо, как знаешь, Евсевий.

Спустя некоторое время Феликс подозвал охрану и слуг и отдал тайный приказ:

— Сирийскому купцу Евсевию наливайте вино до потери сознания. Его людей придержите, разведайте, есть ли кто-нибудь на его корабле, кроме девицы.

Подчинённые тотчас направились исполнить указания господина.

Через два часа скорбную Юлию силой доставили к Феликсу Саксо.

На остров опускались сумерки, словно желая скрыть непорочную красоту девушки. Неистовое торжество продолжалось, корсиканцы заметно опьянели. Тех, кто не мог от количества выпитого вина удержаться у стола, оттаскивали и клали на траву. Среди спящих корсиканцев Юлия увидела и Евсевия.

Губернатор обратился к молодой особе:

— Девица, воздай хвалу богу и присоединяйся к пиру.

На что Юлия спокойно заметила:

— Я и так постоянно восхваляю Бога, прославляю Его и возношу почести.

— Если ты чтишь богов, принеси жертву и Баал-Хамону, мы дадим тебе отведать самого лучшего вина с Сицилии.

— Христос мой Бог, разве могу променять Его на идола?

Феликса начал раздражать разговор с чужеземкой:

— Принеси жертву и будешь свободна.

— Свобода там, где дух Господень, дух Господа моего Иисуса Христа.

Губернатор отдал приказ проучить непокорную девушку. Юлию стали таскать за волосы, пинать, несколько раз ударили по лицу до крови.

Феликс, развлекаясь унижением невинной женщины, уверенный в её покорности, спросил:

— Ну, теперь согласна?

— Нет.

Ответ Юлии вывел губернатора из себя:

— Высечь её.

С девушки стянули одежду, связали руки, бросили на землю, принялись жестоко избивать, каждую секунду ожидая от стойкой чужеземки крика пощады.

Но Юлия молчала. Язычники не услышали от девушки ни стона, лишь слёзы тонким ручейком орошали усталое лицо. В душе же мученица непрестанно взывала к Богу: «Господи! Благодарю, что даруешь пострадать за Тебя. И Тебя били и распяли ради меня, потерплю же и я ради Тебя! Только молю, Господи, не оставь Евсевия и этих язычников, которые не ведают, что творят. Спаси их души ради души рабы Твоей. И да свершиться воля Твоя. Тебя, Господь, больше всех любила я в своей жизни, и к Тебе стремится душа моя! Не отринь меня, Боже мой. Даруй выдержать всё, что предуготовил рабе Своей».

Губернатор, наблюдавший за кровавым зрелищем, жестом остановил мучителей, приказывая еще раз вопросить полуживую Юлию:

— Узнайте, готова ли воздать хвалу Баал-Хамону? Если не может говорить, пусть кивнёт, и оставьте её.

Погружённая в молитву мужественная христианка с трудом воспринимала реальность. На очередной вопрос язычников девушка могла лишь отрицательно качнуть головой.

— Господин Феликс, глупая девица по-прежнему упорствует! Что прикажешь?

— Не хочет по-хорошему, так пусть же сама и будет жертвой богу. Отрежьте её груди и киньте на скалы в дар Баал-Хамону. Саму же девицу распните на кресте. Пусть умрёт, как и её ничтожный Бог.

Избитую и измученную Юлию за волосы потащили на крест.

XV

Евсевий проснулся утром следующего дня. Слуги, окружившие господина, оживлённо переговаривались и отводили глаза в сторону. Купец окинул взором место вчерашнего пиршества. Разбросанные лавки, столы с остатками недоеденной пищи, назойливые собаки, стремящиеся утянуть со стола массивную кость.

«Как там Юлия? Ведь она оставалась одна на корабле. Не случилось ли что с ней?» — Евсевий тяжело встал с намерением как можно быстрее попасть на судно. Слуги нехотя потянулись за господином. Видя необычное поведение подчинённых, купец насторожился:

— Всё ли в порядке с Юлией?

Слуги, потупив взор, молчали. Купец бросился на корабль. Тщательно обыскав все каюты, не найдя любимую, Евсевий выбежал на набережную, окликнул первого попавшегося корсиканца:

— Не видал ли девушку с корабля?

— Это ту, которая христианка и не пожелала прославить нашего Бога?

По телу Евсевия пробежала холодная дрожь.

— Если ты имеешь в виду эту девицу, то она там, — прохожий махнул рукой в сторону языческого храма, — висит, распятая на кресте!

Купец помчался в указанном направлении. Еще издалека он заметил деревянный крест, на котором просматривался силуэт человека. Приблизившись вплотную, Евсевий узнал Юлию. Склоненная голова святой мученицы, до последнего выдоха верной Христу, безжизненно покоилась на груди. Длинные распущенные волосы прикрывали чёрную рану на груди. Все тело страдалицы было исполосовано и исколото. Руки и ноги таили следы жестоких побоев.

Евсевий расплакался от жалости, припал к холодным стопам любимой.

В мгновение ока купцу стал до отвращения противен и этот остров, и их мерзкий бог, допустивший такое надругательство над невинной девушкой, и весь этот жестокий народ.

«Бежать прочь! Срочно покинуть ненавистный остров!» — Евсевия трясло от одной мысли, что эти проклятые люди вытворили с его любимой.

Получив жёсткий отказ от Феликса снять тело Юлии с креста и предать земле, купец, не раздумывая, отправился на родину.

XVI

Торговый корабль, взяв курс на Сирию, спешно отчалил от острова. Купец не мог думать ни о непроданном товаре, ни об издержках, его интересовало лишь то, что прямо или косвенно было связано с Юлией. Подозвав слуг, Евсевий тихо попросил:

— Расскажите, как это произошло.

По мере описания событий сердце Евсевия готово было разорваться от жалости и бессилия. Вслед за ними в душу чёрной тучей пробиралось безграничное отчаяние.

— … и когда Юлию приковали к кресту, мученица благословляла Христа. И на последнем выдохе из уст Юлии выпорхнула белая голубка и улетела в небо.

Выслушав повествование, Евсевий тотчас закрылся в каюте Юлии, где дал волю чувствам. Вскоре из комнаты раздались глубокие рыдания.

В этой маленькой каюте всё напоминало о любимой. Вот её гребень, пояс, аккуратно сложенная накидка, папирусный свиток.

Лучи солнца, прокрадывающиеся внутрь комнаты, светили, как её ласковые глаза. Шум моря будил воспоминания о нежных руках и плавных движениях девушки.

Ближе к вечеру слуги принесли еду.

Евсевий безразлично открыл дверь. В каюту внесли подносы с яствами и напитками. Когда купец увидел кувшин с вином, не смог сдержать нахлынувший гнев и резким движением ударил по серебряному подносу так, что тот перевернулся, и вино разлилось на пол.

— Убирайтесь и не беспокойте меня.

Слуги покорно оставили господина, унося нетронутую пищу и разбросанную посуду.

Три дня Евсевий провёл на кровати Юлии, практически не вставая. Иногда из каюты доносились его полные отчаяния рыдания.

На четвёртый день Евсевий обратил внимание на небольшой сложенный вчетверо листок бумаги, покоящийся на столике, расположенном рядом с кроватью.

Дрожащей рукой купец развернул пергамент. На ладонь упал высохший цветок кораллового цвета с тонкой ножкой и лепестками в форме сердечек. Купец взглянул на текст. Аккуратно выведенные слова на арамейском не оставляли сомнения: «Это её почерк». Евсевий медленно прочёл:

— Отче наш, сущий на небесах!

Внезапно теплая волна, несущая душевный покой, до краёв наполнила сердце убитого горем мужчины.

— Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе.

Евсевий всей душой, почти физически почувствовал присутствие Юлии.

— Хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

Чуть ниже слов молитвы красовалась устремлённая ввысь белая голубка с веточкой оливы в клюве.

Неизреченная радость охватила сердце мужчины. Евсевий чувствовал, понимал — Юлия жива. Она здесь, рядом с ним, в лучах солнца, в шуме моря, в этой каюте и на корабле. Он знал, что всегда найдёт её в молитве и любящем слове Господа. Мужчина осознал в полной мере, что её Бог — это теперь и его Бог! И в Нём он обрёл Юлию навсегда.

Не зная, как обратиться ко Господу со словами благодарности, Евсевий лишь тихо произнес:

— Спасибо, Христос!

XVII

На следующий день после жестокой казни мученицы в мужском монастыре, расположенном на маленьком островке Горгона, что между Корсикой и материком, монахи, как обычно, утром причащались Святых Христовых Тайн.

Внезапно ослепительная вспышка света заставила иноков на мгновение закрыть глаза. Спустя секунду посредине храма монахи увидели величественного Ангела с веточкой белой лилии. Голубая тога, украшенная золотистой каймой, белоснежные крылья, аккуратно сложенные за спиной, сверкающий божественный лик не оставлял сомнений — перед иноками предстал Архангел Гавриил.

Насельники монастыря в изумлении застыли перед неземной красотой и величием небесного посланника.

— Братья, услышаны ваши молитвы перед Господом. Корсика станет христианской. Господь дарует благодать острову. Юная дева, невинно пострадавшая за Христа, умолила Господа помиловать эту землю и сей неразумный народ.

Архангел повёл крылом, словно приглашая последовать за ним в воображаемое путешествие:

— Родилась дева в Карфагене в семье благочестивых родителей, ребёнком продана в рабство, попала в семью сирийца-язычника…

По мере рассказа монахи поражались боголюбию девы, её верности Христу, ужасались вероломности и жестокости корсиканцев-язычников, усердно молились о мученице.

Тем временем Архангел продолжил:

— Вот повеление от Господа: отправляйтесь на остров, снимите многострадальное тело с креста и похороните с почестями в монастыре. Ангелы Божии уберегут её святые мощи до вашего прибытия. Но торопитесь, дабы святая не подверглась еще большему уничижению и осмеянию.

Монахи взошли на корабль, приплыли на Корсику. И, как сказал им божий слуга, нашли крест и распятую Юлию. Иноки с благоговением сняли святое тело с креста, обвили его чистой пеленой. Затем отнесли на корабль и благополучно возвратились в свой монастырь.

Воздав должные почести, монахи предали тело погребению в церкви, прославляя Христа, явившего милость и любовь, укрепившего Свою рабу на высший мученический подвиг.

Эпилог

Почитание Святой Юлии на острове Корсика в городе Нонца началось вскоре после её мученической кончины. По преданию из скалы на месте страданий девы истёк источник чистой целебной воды, в настоящий момент известный как La Fontaine des Mamelles.

Мощи Святой Юлии первоначально находились у монахов с острова Горгона. Около семьсот шестьдесят третьего года мощи перенесли в женский монастырь города Бресчии.

Святая православная церковь чтит память мученицы Иулии Карфагенской двадцать девятого июля по новому стилю (шестнадцатого июля по старому).

И на земле, как на небе

«Воззовёт ко Мне, и услышу его;

с ним Я в скорби; избавлю его

и прославлю его, долготою дней

насыщу его, и явлю ему спасение Моё»

Пс 90:15—16

Сюжет основан на реальных событиях.

Тифлисская губерния Российской империи, город Тифлис (Тбилиси), 1905 год

I

Настя не спеша брела по мощёному тротуару вечернего города. Весеннее солнце пряталось за краем горы, прогретый воздух не торопился покидать оживленные после рабочего дня улицы.

Прохожие то и дело оглядывались на высокую симпатичную девушку славянской внешности в широкой синей юбке и белой блузке, с длинной чёрной косой, аккуратно уложенной кругом на голове.

Анастасия, казалось, никого не замечала. Уставшая после напряжённого труда, погружённая в свои мысли, девушка направлялась к деревянной скамье, расположенной у подножья ветвистого клёна. Обычно в это время там её ожидал жених Андрей — гвардейский офицер, с которым Настя познакомилась полгода назад на праздничном вечере в Воронцовском дворце.

Рабочий день выдался непростым. Девушка радовалась завершению долгой смены. Она трудилась телефонисткой в Доме связи. Принимала звонки, вручную соединяла абонентов с адресатами. Такая работа считалась престижной и хорошо оплачивалась.

Настя вспомнила, как год назад в восемнадцатилетнем возрасте по настоянию мачехи она, пройдя строгий отбор, устроилась на службу «телефонной барышней». Многие девушки мечтали оказаться на её месте. Однако жёсткие требования к кандидаткам во многом ограничивали доступ в сферу связи. Телефонистки должны были обладать хорошей дикцией, стрессоустойчивостью, знанием иностранных языков, приятным голосом, привлекательной внешностью, иметь высокий рост и определённую длину рук, чтобы свободно доставать до штекеров соединительных гнёзд. Кроме всего прочего работницам связи требовалась прекрасная память, чтобы знать наизусть имена, титулы и другие данные всех абонентов.

То, что для других являлось пределом мечтаний, Анастасия воспринимала, как печальную необходимость. Закончив женскую семинарию, девушка чаяла связать жизнь с Церковью, пела в храме Иверской Божьей Матери, при любой возможности посещала службы. Её сердце оставалось неизменно преданным тому удивительному благодатному миру душевной радости и спокойствия, в который она погружалась, пребывая в храме. С самого раннего детства Церковь для Анастасии стала местом, где она отдыхала от бесконечных упрёков мачехи, изнуряющего повседневного труда, капризов младших сестёр.

Родители Насти приехали в Грузию из Петербурга. Отец Иван, получивший инженерное образование, трудился по благоустройству Тифлисской железной дороги. Семья поселилась в Нахаловке, одном из быстрорастущих районов Тифлиса, на улице Аллилуева, где в основном проживало русское население. Построили домик, завели нехитрое хозяйство.

Когда Настеньке исполнилось три года умерла мама. Вскоре Иван женился вторично на красивой, но жестокосердной Анфисе, на свет появились сестрёнки Вера и Анна. Мачеха с первого дня невзлюбила падчерицу, ругала за малейшую провинность, заставляла работать наравне со взрослыми. Но до тех пор, пока был жив отец, Настенька всегда находила утешение в его обществе. Папа умел успокоить, поддержать, а иногда и защитить. По воскресеньям всё семейство ходило в Церковь.

После смерти отца девочка не помнила ни одного светлого момента жизни в семье. Только в храме её душа расцветала, раскрывалась в горячей молитве ко Христу, Богородице и Святым, ставшими её настоящей семьёй. Настя обладала прекрасным сильным голосом, её способности оценили в Церкви, пригласили в хор. Девушка с радостью осталась бы в храме, выполняла любую работу, но у мачехи на Настю появились совсем другие планы.

Анфисе не нравились частые походы падчерицы в Церковь. Видя красоту Насти, её великолепные внешние данные и природный ум, у мачехи, кроме подавляемой зависти, появилось желание воспользоваться привлекательностью девушки, удачно выдать падчерицу замуж и иметь постоянный доступ к толстому кошельку зятя.

А пока Анфиса подыщет нерасторопной невесте такого жениха (всё же немалый труд!), пусть Настя поработает телефонисткой — и деньги в дом принесёт, и прибавит себе цены, как девушки на выданье.

Однажды Насте удалось отпроситься на один из балов, изредка проводимых в Воронцовском дворце. Там юная красавица познакомилась с Андреем, высоким синеглазым брюнетом, запавшим в сердце после первого совместного танца. По меркам же Анфисы кавалер был абсолютно бесперспективным — бедным, незнатным, да и к тому же самоуверенным и назойливым.

Мысль о возлюбленном принесла Анастасии душевную радость. Девушка ускорила шаг. «Даже если мачеха против, я все равно выйду за него замуж», — Настя впервые чувствовала желание противостоять мнению Анфисы, ощущала глубинную внутреннюю потребность остаться верной своей любви что бы ни произошло.

II

Знакомая скамья, на которой обычно ожидал Анастасию Андрей, оказалась пустой. Девушка присела, оглянулась, вдохнула полной грудью освежающий ванильно-лимонный аромат растущей неподалёку цветущей магнолии.

«Где он?», — Настя подняла голову, устремила взор поверх зеленеющих верхушек деревьев в направлении русского гарнизона. Впереди в лучах заходящего солнца отливали золотом купола церкви Иверской Божьей Матери. Девушка вспомнила, как совсем недавно они с Андреем тайно обручились и дали обещание друг другу хранить верность на всю жизнь.

Наконец, вдалеке показался знакомый силуэт молодого человека в темно-зелёном мундире и шароварах. Офицер торопился. Его широкий шаг придавал фигуре напористость и напряжённость.

Анастасия встала, подалась навстречу, вглядываясь в лицо Андрея с намерением прочесть его настроение, внутреннее состояние. Глаза молодого человека, наполненные грустью, с умилением остановились на карих очах возлюбленной:

— Настенька, здравствуй! Извини, что заставил тебя ждать… Еле удалось вырваться… Прибежал на пару минут.

— Здравствуй, Андрюша!

Во взгляде девушки офицер увидел немой вопрос. Андрей склонил голову:

— Настя, пришёл приказ, меня завтра отправляют на фронт, на восток, воевать с японцами.

Сердце девушки дрогнуло, по телу пробежал лёгкий холодок.

— Как жаль…− только и могла произнести опечалившаяся Анастасия.

— Осенью обещали отпустить на пару недель.

Молодые люди тяжело опустились на скамью. Лёгкий ветерок нёс бодрящую свежесть. Подкрадывающиеся майские сумерки наполняли окружающее пространство тайной замирающей на ночь природы.

Андрей крепко обнял Анастасию:

— Завтра перед отъездом у меня есть час свободного времени, придешь попрощаться на наше место в саду?

Стрекотали цикады, на небе слабым светом мерцали первые звёзды. Растаявший в сумраке день уносил надежды, чаяния и бережно лелеемые мечты о близком счастье.

III

Ночью Насте никак не удавалось уснуть. Лишь под самое утро девушка погрузилась в забытье. Страждущая душа оказалась в ловушке мрачного сновидения. Анастасия очутилась на поле боя. Свистели пули, падали солдаты, то и дело раздавались команды «в атаку!», «пли!». Среди усталых израненных солдат девушка заметила Андрея. Внезапно тёмная фигура — то ли японца, то ли беса — с искаженным злобой лицом направила винтовку прямо в сердце офицера. Настя бросилась к возлюбленному, стараясь своим телом защитить Андрея от ярости врага. Раздался громкий выстрел. Померк свет. Спустя мгновенье девушка проснулась.

Первые лучи солнца успели разогнать ночной мрак. Усталая и разбитая, Анастасия поспешно встала. Аккуратно, чтобы не разбудить младших сестёр, пробралась на улицу. Сегодня у неё вторая смена. И чем быстрее она завершит работу по дому, тем скорее вырвется к возлюбленному.

Настя прибралась во дворе, растопила печь, покормила молоденьких поросят, испекла лепёшки.

Чуть позже поднялась мачеха. Анфиса без слов наблюдала старания падчерицы. Когда же девушка переоделась и привела себя в порядок, женщина строго спросила:

— Куда собралась так рано? У тебя же сегодня вторая смена!

Анастасия, еле сдерживая слёзы, тихо произнесла:

— Андрея отправляют на фронт. Побегу попрощаться…

На лице мачехи появилась нескрываемая улыбка. Злорадство охватило душу. В голове тут же созрел план. Наконец-то она отделается от этого настырного ухажёра.

Стараясь как можно больше смягчить свой тон, Анфиса попросила:

— Настя, принеси из чулана сливовое варенье.

Девушка вышла в сени, направилась в кладовую. За ней, крадучись, двинулась мачеха. Как только Настя оказалась в глубине чулана, Анфиса тот час закрыла дверь на засов. Сквозь накативший смех мачеха бросила:

— Никуда не пойдёшь! Посидишь тут пока женишок не отправится в жаркое место, откуда редко кто возвращается целым. Ему туда самая дорога. Пусть видит, что ты не собираешься ждать его.

Анастасия бессильно опустилась на пол. Она понимала, что спорить, кричать, стучать в дверь не имеет никакого смысла. Девушка знала сердце мачехи. Тронуть его можно было лишь удовлетворяя гнездившиеся в душе, невероятно размножившиеся в последнее время страсти.

Анфиса слегка удивилась безропотному поведению падчерицы. Она видела любовь Насти к офицеру, и тишина из чулана её настораживала:

— Эй! Ну ты не сильно-то переживай там. Я тут присмотрела парочку вариантов для тебя. Будешь потом в ножки кланяться, что спасла тебя от нищей и безрадостной жизни.

IV

Андрей вот уже полчаса ожидал возлюбленную в условленном месте в саду. Яркое солнце медленно скользило по верхушкам кипарисов, дневной зной вызывал испарину, в душе нарастала тревога.

«Что же произошло? Почему Насти до сих пор нет? Случилось ли что-то с Анфисой? Или сестрёнками? Или, не дай Бог, с самой Настенькой?» — офицер решил не медлить и торопливым шагом направился к дому невесты.

Мысль о том, что девушка не явилась, потому что не захотела провожать его, даже не приходила в голову Андрея. Молодой человек полностью доверял возлюбленной: «Дорога к её дому одна. Если Настя вышла навстречу, мы не разминёмся».

Через некоторое время офицер почти бегом завернул на улицу Аллилуева. Спустя пару минут Андрей оказался во дворе своей невесты.

Мачеха, явно не ожидавшая такой наглости от жениха (подумать только, заявился прямо домой!), поспешно выскочила на крыльцо, плотно прикрыла входную дверь, приготовилась к отпору. Выражение её лица не сулило ничего приятного.

— Добрый день, Анфиса Николаевна. Настя дома?

— Нет её. И не будет!

— Как не будет? Мы договаривались о встрече… А где сейчас Настя?

Мачеха рассмеялась:

— Ты не знаешь где?

Офицер хранил молчание.

Женщина, не сдерживаясь в выражениях, не моргнув глазом, солгала:

— Она сбесилась, сошла с ума. Её ловили, еле связали, отвезли в сумасшедший дом. Знаешь, что я тебе скажу? Уезжай на свой фронт. О Насте не думай. Нет её! И никогда уже не будет для тебя!

В один момент всё, что придавало жизни Андрея яркие краски, его мечты, надежды, будущее — всё померкло, превратилось в холодный чёрный однообразный скомканный мир бессмысленных действий, исполнений приказов, перестрелок, ненужных побед.

«Нет Насти — нет и меня», — рука непроизвольно нащупала пистолет в кобуре. Точное выученное движение — и орудие мгновенно оказалось у виска офицера. Мачеха наблюдала за разворачивающейся картиной, не предпринимая никаких попыток остановить роковые события.

Андрей в последний раз поднял голову, в надежде разглядеть в окошке знакомый силуэт. Бежали секунды, напряжение достигло предела. Сознание офицера судорожно искало аргументы, зачем нужно сохранить жизнь: «Родина? Защита отечества?… Долг?… Зачем мне весь мир, если в нём не будет Насти?»

Внезапно в тишине небольшого дворика раздался оглушительный выстрел. Брызги крови полоснули по непроницаемому лицу мачехи. Андрей с простреленной головой упал на порог, к ногам очумелой Анфисы.

V

Спустя пару минут мачеха открыла дверь в чулан и выпустила дрожащую Анастасию. Девушка выбежала на крыльцо, спустилась по ступеням, в ужасе припала к безжизненному телу офицера в надежде услышать биение драгоценного сердца. Секунда, вторая, третья… Прошло не менее минуты, пока Настя не осознала смерть любимого.

Зловещая тишина, водворившаяся в груди Андрея, тёмной пеленой вырвалась наружу, охватила сознание Анастасии, распространилась на окружающее пространство. Девушка перестала воспринимать реальность, звуки отдалились, краски померкли, тело не желало двигаться, язык произносить слова.

На звук выстрела собрались соседи, чуть поодаль за происходящим наблюдали дочери Анфисы. Кто-то нёс простынь прикрыть голову офицера, кто-то пытался оттащить Настю от тела. Девушка так же, как и её погибший жених, не подавала признаков жизни. Тело Андрея силой вытянули из неразжимающихся прощальных объятий Анастасии. Покойника водрузили на носилки и понесли в казарму. Девушка так и осталась сидеть во дворе один на один с собственным горем.

Постепенно, очень медленно к Насте возвращалось сознание. Девушка окинула взором дом, двор, сарайчик, словно видела их впервые. Откуда-то издалека донёсся визг проголодавшихся поросят. На удивление, он не вызывал раздражения, наоборот, даже находил некий отклик в израненной душе Насти. Девушка подумала об Анфисе: «Животные добрее людей… Уж лучше с ними, чем в доме с мачехой».

К вечеру Анастасия перебралась в сарайчик к поросятам.

Крики Анфисы, увещевания пойти на работу и не оставить на голодную смерть её и сестёр девушка слышала как бы издалека. Слова мачехи проносились мимо, не задерживались в душе и сознании Насти. Мир разделился на две части, две составляющие. Одна реальность — это то, что происходило вокруг, смерть любимого, суета взбудораженных людей, причитания Анфисы, тёмные стены сарая… Другая — новое пространство тишины и покоя, куда уносилась душа Анастасии, не в силах принять трагическую действительность, чтобы смириться и продолжить существовать в ней.

Всё, что принадлежало этому миру, практически одномоментно утратило всякое значение, перестало казаться важным, ценным, определять поступки и саму жизнь. Настя не думала о работе, о будущем, её беспокоили помыслы об Андрее.

Её возлюбленный — самоубийца. Ему закрыт вход в Царство Божие. Самоубийцы Царства Божия не наследуют. Если бы Андрей погиб на войне в сражении, девушка не сомневалась бы и секунды, что он попал в рай. А так…

Мысль о невозможности спасения возлюбленного не давала покоя. Настя не находила себе места. Девушка бесконечно страдала, ужасаясь вечной участи Андрея.

Анастасия оставалась в сарайчике и последующие несколько дней. Пару глотков похлёбки, выливаемой поросятам в корыто, хватало для поддержания слабых сил.

На пятые сутки, мучимая голодом и жаждой, в полном сознании своей немощи девушка приготовилась к смерти.

Настя перекрестилась, ещё и ещё раз прочла молитвы к Пресвятой Богородице и ко Господу, легла на спину, опираясь головой о шершавые доски постройки.

Внезапно сарай наполнился ярким светом, поглощающим стены, потолок, настил. Тесное помещение преобразилось в бескрайнее, переливающееся тысячами оттенков, сияющее пространство иного мира.

Девушка почувствовала нежное благоухание и доносящееся откуда-то издалека тонкое пение Небесных Сил, прославляющих Бога. Перед её взором предстал великолепный Ангел с выразительным ликом в светлых одеяниях, придающих бесплотному телу плавные контуры.

— Анастасия, услышаны твои молитвы! Господь отправил меня передать тебе весть.

Ангел слегка коснулся крылом головы девушки. Постепенно истомлённая душа Насти до краев наполнилась ощущением некой совершенной благости, спокойствия, безграничной любви, милосердия и заботы. Эта любовь превышала все мыслимые и немыслимые блага, известные Насте, была сильнее земного чувства, испытываемого к Андрею. Девушка понимала, что именно ради этой высокой любви к людям Господь претерпел насмешки, унижения, крестные страдания. Анастасия всем сердцем ощущала желание Господа избавить людей от греха и дать им максимальные духовные блага.

Мгновенно Настя осознала, что также глубоко Господь любит и Андрея, и хочет спасения его души. Он желает, чтобы жених и невеста вновь воссоединились там, в ином мире, и уже никогда не разлучались. Настя увидела — то совершенное единство, которое могло их ожидать в вечности, если бы они прожили жизнь в любви, заботе и молитвах друг о друге и умерли своей смертью, возможно и сейчас, но его исполнение ложится на её плечи.

Она готова! Да, она готова! Всемогущий Господь обязательно поддержит, направит и даст ей силы. Пресвятая Богородица поможет молитвами, Святые и Ангелы-Хранители защитят от неминуемых тягот земного бытия.

И она справится! Да! Она без сомнения справится! Посвятит свою жизнь спасению души Андрея и своей собственной. Да, она возьмет ответственность за свою любовь, которую недавно потеряла, но милостивый Господь вернул её Насте и показал путь её приумножения. И они с Андреем обязательно встретятся на небесах и уже не расстанутся никогда!

Настя решается на жертву. Девушка отказывается от всего, что может уклонить ее от избранного пути, вовлечь в мир, вернуть в суету окружающей жизни.

Если она будет стоять на ногах в прямом и переносном смысле этого слова, ходить на работу, встречаться, общаться — это опасный путь. Он чреват забвением обетов.

Сердце Насти, охваченное благодарностью Богу, восклицает: «Господи, я больше никогда не поднимусь на ноги, проведу жизнь в сидячем положении. И это такая ничтожная жертва по сравнению с Твоей милостью и надеждой. Знаю, Господи, Ты желаешь спасения души Андрея и моей, нашего воссоединения и бесконечной радости в Царстве Божием. Пусть же всё исполнится! Прими мои старания в поддержку Твоей воли».

Анастасия ощутила умиротворение и спокойствие. Она знала, что Господь принял её жертву. Слёзы благодарности катились по нежному женскому лицу, одухотворённому спасительной божественной благодатью.

VI

Сквозь поток искрящегося света показались очертания стен сарая. Лик Ангела постепенно утрачивал яркость, становился менее определённым. Напоследок небесный посланник провёл крылом по ослабшему телу Анастасии. Девушка почувствовала прилив сил, бодрость, огромную внутреннюю энергию.

Вскоре Ангел-Хранитель покинул Настю, в то время как аромат и льющийся свет сохранялись еще некоторое время.

Когда внешние признаки божественного присутствия исчезли, девушка выбралась из сарая, села во дворе дома на низенькую скамью, поджав под себя ноги.

Анастасия погрузилась в молитву.

Прозревая будущую многострадальную жизнь, девушка увидела себя покрытую снегом, терпеливо переносящую холод и жару, постоянно пребывающую в посте и молитве. Питающуюся тем, что принесут посетители, ограничивающую еду и сон до крайнего минимума. Чтобы меньше зависеть от мирской суеты и усилить аскетический подвиг, Настя откажется от одежды и будет укрываться лишь шалью, которую сама себе свяжет.

Перед внутренним взором Анастасии предстали многочисленные паломники, которые сидели тут же во дворе на таких же низких табуретках. Кто-то из них молился, кто-то пел духовные песни. Девушка давала посетителям красные яблоки, перекрестив и прочитав над ними молитву.

В годы войны Настя предскажет судьбы многих отправленных на фронт. Если женщина протягивала горсть земли — неминуема смерть. Если фрукт — можно надеяться на возвращение родного человека.

Анастасия зажигала свечи и читала книги на древнеславянском, которые бережно хранила в небольшом сундуке. Женщину исповедовали и причащали священники.

Спала будущая святая очень мало, обычно под утро, склонив голову к коленям. Купали Настю по монашеской традиции один раз в год в день Крещения Господня — девятнадцатого января.

За непрестанную молитву, следование воле Господа, упование на Его милость Анастасия получит дар предвидения, чудотворения, будет прозревать будущее Святым Духом.

Настя принимает не всех посетителей. Если ей не нравится кто-либо из гостей, она просит его покинуть двор. Бывало, неприятные девушке люди уходили ни с чем, а приносимые ими гостинцы Анастасия выбрасывала.

Внешне недружелюбный поступок на самом деле имеет глубокие человеколюбивые основания: пусть нераскаявшиеся в своих тёмных делах задумаются над тем, что и в Царство Небесное тоже попасть не просто. И принесут достойные плоды покаяния.

Проживет Настя восемьдесят четыре года, умрет в сидячем положении, для нее соорудят специальный высокий гроб.

Эпилог

Матушка Анастасия — покровительница семей, влюблённых, страждущих, а также молитвенница за самоубийц.

При молитвенном обращении к ней происходит немало удивительных чудес. Матушка с любовью принимает всякую душу, откликается на беды, помогает вымолить самоубиенных, служит людям, как и при своей земной жизни.

Особенно ощутимо участие Анастасии в устроении личного счастья. Матушка укрепляет любовь, незримо соединяет родственные души глубоким чувством и семейными узами.

Вся Православная Церковь ожидает прославления в лике святых матушки Анастасии.

Матушка Анастасия, моли Бога о нас!

Да помянет Тебя Господь во Царствии Своем, и да дарует достойное место в сонме Святых.

«Живите по истине, и найдете истину»

Анастасия Сидящая

Белоснежной лилии неувядаемый цвет

«Только в Боге успокаивается душа моя:

от Него спасение моё» Пс 61:1

Византийская империя

Город Антиохия

V век н.э.

I

Агафий торопливо приблизился к собственному жилищу, резким движением распахнул дверь убогого каменного дома. В маленькой комнате с низким потолком на кровати с матрасом, набитым соломой, сидела молодая женщина с ребенком у груди. Рядом на глиняном полу в такой же позе, как и мама, кормила тряпичную куклу её трёхлетняя дочь.

Агафий непроизвольно улыбнулся, сделал шаг в глубину помещения к единственному стулу, намереваясь рассказать последние новости. Приветливый взгляд жены, сопровождаемый лёгким жестом, просящим тишины, слегка охладил пыл молодого мужчины. Агафий вопросительно взглянул на Клавдию. Женщина отняла спящего ребёнка от груди, привычным движением уложила малыша на кровать, соорудила нехитрое ограждение из двух подушек, чтобы сынок не скатился с матраса на пол.

— Дочурка, посмотри за братиком, — Клавдия нежно погладила девочку по голове.

Малышка, не выпуская тряпичную куклу из рук, перебралась на кровать, повернула личико в сторону брата.

Муж с женой вышли на улицу.

Агафий повлёк Клавдию к невысокой скамье, расположенной в тени ветвистого дерева. Зеленеющий мирт служил прекрасным укрытием от солнца. Лёгкий ветерок распространял приятный еле уловимый терпкий запах, источаемый гладкими, блестящими на солнце листьями. На некоторых веточках мирта распустились небольшие белые цветки — предвестники наступающего лета.

Мужчина взял за руку жену, вдохнул освежающий аромат весеннего вечера:

— Клавдия, Андроник снова выручил нас… Я встретил его вблизи мартирия Святого Вавилы. Господин дал мне несколько золотых монет, а потом… Потом он пристально посмотрел на меня и спросил, верую ли я во Христа.

Супруга слушала внимательно, не перебивая, не задавая вопросов. Клавдия знала, что Агафий любит рассказывать с подробностями, немного затягивая свои истории. Тем временем мужчина продолжил:

— Конечно же я ответил утвердительно. Затем Андроник уточнил, сколько мне лет. Я сказал: «Девятнадцать». Он слегка покачал головой и произнёс еле слышно: «Поздновато… Немного поздновато… Но можно попробовать». И ты знаешь, что случилось дальше? Он предложил пойти к нему подмастерьем! Ты представляешь, Клавдия! Он пригласил меня работать в его мастерской!

— Какая огромная удача! — глаза молодой женщины засияли, — но в этом и опасность, ведь ты будешь работать с золотом. А оно так обманчиво.

— Не переживай! — Агафий обнял жену, — твои молитвы всегда защищали меня. Завтра утром с восходом солнца отправлюсь к господину домой, потом он отведёт меня в мастерскую.

— Андроник очень богат, но совсем не такой, как остальные. Вместе с женой он часто бывает в храме, несколько раз видела, как искренне они молились.

— Их дом всегда открыт для странников. Они заботятся о больных, помогают нищим. Помнишь, как месяц назад Игнатия бросили в темницу из-за того, что он не мог отдать долг?

— Да…

— Я встретил его сегодня, он пришёл поблагодарить Святого Вавилу. Андроник освободил его из тюрьмы и полностью погасил долг.

— Слава Всевышнему! В одном только я сочувствую Андронику и Афанасии…

— В чем же?

— У них нет своих детей. А ведь они давно женаты, помню их свадьбу, когда была ещё ребёнком.

— Богу всё возможно! Может и проявит милость к ним, ведь такие хорошие люди.

— Да, пусть Господь щедро одарит их.

Агафий слегка кивнул головой, перекрестился, взглянул в сторону убегающего к горизонту солнца:

— Клавдия, еще есть время, пойду куплю рыбы и лепешек, хочу успеть до заката. Впервые за несколько недель мы с тобой славно поужинаем.

Жена улыбнулась в ответ. Проводила взглядом удаляющегося мужа. В сердце зарождалась волна радости. Их голодные мучения близились к концу. Если Андроник возьмёт Агафия на работу — ничего плохого в их жизни больше не случится. Только нужно обязательно поблагодарить Христа. «Агафий завтра в мастерские, а я — в храм!» — Клавдия неспешно встала со скамьи. Взгляд непроизвольно ухватил дальние, устремлённые ввысь верхушки кипарисов, украшающие обширный особняк Андроника и Афанасии.

Ветер ласково трепал перевязанные кусочком старой ленты женские волосы, солнце дарило тепло, город окутывал прозрачной дымкой вечерних запахов жареного мяса. Жара постепенно сдавала свои позиции, уступая место бодрящей прохладе. Среди отдаленных звуков городского шума чуткое ухо матери уловило негромкий плач проснувшегося сына. Женщина направилась в дом к детям.

II

Еще вовремя ужина Андроник заметил, что сегодня Афанасия как-то особенно печальна. Вроде всё было как обычно. Приветливые слуги, прекрасно приготовленная еда, совместная молитва. Андроник хорошо знал нюансы настроения Афанасии. Её радость и волнение, сопереживание и боль, умиротворение и безмятежность, игривость и желание побыть одной. Теперь же её нежное личико светилось какой-то необычной грустью. Муж всматривался в милые черты лица и старался понять причину внезапной печали.

Афанасия отдала последние распоряжения слугам, присела рядом с мужем. Супруги обычно вечером вместе обсуждали планы на завтрашний день. Андроник обратился к жене:

— Афанасия, сегодня ужин был удивительно вкусным. Ты нашла верный подход к слугам, они наперебой стремятся порадовать нас. Ты хорошо управляешь хозяйством.

— Мой господин, это только потому, что у меня есть достойный образец для подражания, — жена с любовью посмотрела в глаза мужу.

— Афанасия, давай прогуляемся по саду! Посмотрим, не распустились ли наши лилии.

Супруги вышли во двор, обогнули просторный дом и по ровной, аккуратно уложенной камнями дорожке направились в зелёную обитель. Их встретил невысокий гибискус, притягивающий взор алыми лепестками распустившихся цветков. Белые бутоны олеандра готовились вот-вот показать своё великолепие окружающему миру. Ухоженные розы радовали глаз богатством нежных оттенков. Одни лишь лилии не торопились присоединиться к бушующему разнообразию проснувшейся природы.

Муж с женой присели на скамью рядом с кустом благоухающего жасмина. Лучи заката огненными полосами устремились прямо к ногам уставших от дневных трудов супругов, словно желая вернуть им утреннюю бодрость.

— Афанасия, верно ли я заметил, что твоё сердце наполнено грустью, тебя нечто беспокоит, гнетёт душу?

— Ты верно заметил…

— Открой мне твою печаль. Может кто-то тебя обидел, сказал недоброе слово?

— Нет, мой господин, никто не обижал, все слуги ласковы со мной.

Афанасия бросила взор на красный диск, уходящего за горизонт

солнца:

— Андроник, меня тревожит, что я не могу родить тебе наследника. Мы в браке семь лет. Каждый год, каждый месяц и день я ожидала, что Господь смилуется и пошлёт нам ребёночка. Знаешь, когда мы решили с тобой весь доход делить на три части, одну оставлять себе, а две другие относить в Церковь и отдавать бедным, у меня сперва появилась надежда… Я думала, что Бог видит наши дела и откликнется на наши молитвы. Но всё было тщетно. Когда мы заботились о больных, принимали странников, одевали нагих, помогали нищим и убогим, я думала, что Господь призрит на наши труды и даст нам просимое. Но бежали месяцы и годы. Тянулись длинные дни, и безжалостно подкрадывалось разочарование после каждого обещания лекаря, что мы здоровы и вот-вот наступит беременность. И я устала… Упала духом. Нет сил радоваться жизни… К чему наше богатство, если нет наследника, которому мы можем всё это оставить.

— Афанасия, родная моя, не печалься, удали тоску из твоего сердца. Бог милосерден, Он не оставит нас в беде. И как мы помогали нуждающимся, так и Господь поможет нам в скорби.

— Но что же нам делать? Как быть? Кто помолится о нас перед Богом, кто окажет любовь нам, как и мы оказывали любовь к ближнему?

— Послушай, жена, рассказывали мне братья о духовных подвигах монаха Симеона. Помнишь, того самого, которого называют Столпником? Он подвизается в пустыне в окрестностях Антиохии. К нему стекается множество народа. Говорят, он увеличил свой столп, на котором пребывает без устали и день, и ночь, еще на десять локтей. И вот история про него. Когда Симеон решил наказать себя за проступок и стоял на одной ноге целый год, то дьявол, не в силах вынести такого подвига, поразил ногу монаха лютой язвой. Тело преподобного загноилось, в ране появилось множество червей. Из язвы сочился гной. Он в изобилии вытекал наружу. Вместе с гноем черви по столпу скатывались на землю, — глаза Андроника наполнились слезами.

Афанасия в молчании склонила голову, прикоснулась рукой к руке супруга. Мужчина, глядя в даль, продолжил:

— Один юноша по имени Антоний, послушник преподобного, собирал червей, падающих вниз, и по распоряжению старца опять возносил их к нему на столп. И святой страдалец смиренно прикладывал червей к ране, приговаривая: «Ешьте, что вам Бог послал».

— Воистину великий человек! Подлинно Святой!

— А еще рассказывали братья про царицу измаильтян. У неё не было детей, долгое время царица оставалась неплодной. Тогда направила посланников к преподобному с просьбой помолиться за неё. И по святым молитвам Симеона вскоре забеременела и родила мальчика. Желая поблагодарить старца, царица взяла младенца и отправилась в путь к преподобному. Но услышала, что святой монах не дозволяет женщинам входить к нему и видеть его лик. И даже свою мать не допустил прийти к его столпу. Тогда послала царица своих рабов отнести сына к старцу, показать младенца, поблагодарить преподобного и обратиться к нему со словами: «Вот, отче, плод твоих святых молитв. Благослови этого младенца».

— Андроник, дорогой мой, давай и мы с тобой сходим к Симеону. Отправимся пешком, станем на коленях умолять его о милости и молитве.

— Хорошо, Афанасия, Господь да благословит нас.

— Ты говоришь, к нему не пускают женщин? Я подожду тебя в пустыне, пока ты будешь беседовать с Симеоном.

— Добро́. Не станем же откладывать это дело. Тронемся в путь в ближайшие дни.

III

К концу второго дня путешествия Андроник и Афанасия взошли на гору, где подвизался на столпе святой подвижник Симеон. Супруги остановились на ночлег в небольшой пещерке, расположенной невдалеке от места подвига преподобного. Подкрепившись хлебными лепешками, Андроник оставил жену в укрытии, а сам направился к каменной ограде, в надежде провести ночь рядом с почитаемым Святым в молитве на голой земле и под открытым небом.

Укутавшись покрывалом из овечьей шерсти, прислонившись к остывшим камням, Афанасия ещё долго наблюдала за полоской ночного неба, усыпанной бессчётным количеством звёзд, освещающих неровные скалы и манящих душу к горнему миру.

«Господь смилуется над нами. Ведь не может быть по-другому. Он не отвергнет и не предаст, Он любит Своих чад и слышит желания нашего сердца», — женщина ощутила спокойствие, умиротворение. Она уже знала ответ на мучавший её вопрос — милосердный Бог вскоре подарит ей долгожданную радость материнства. Афанасия горячо помолилась и спустя мгновение сомкнула уставшие веки.

Проведя всю ночь на коленях в молитве, уставший телом, но бодрый духом, Андроник торопился пройти за вторую каменную ограду и занять место у столпа знаменитого подвижника. После девятого часа Симеон ежедневно произносил проповедь перед собравшимся у подножия народом.

Пространство вокруг каменного столпа плотно заполнилось мужами, жаждущими духовного общения. Людской гомон мешал сосредоточиться, Андроника то и дело теснили в сторону от возвышающейся колонны. Вот, наконец, в расщелине верхнего яруса показался светоносный лик преподобного. Его ниспадающие на плечи белоснежные волосы и светлая борода, тонувшие в солнечных лучах, придавали образу старца величие, подчёркивали богоизбранность. Серый хитон скрывал подвиги тела. Симеон окинул взором толпу.

Внезапно Андроник ощутил на себе пристальный взгляд преподобного. Не было сомнений! Святой смотрел именно на него. По телу мужчины пробежала дрожь. Тем временем старец начал проповедь:

— Братие, внемлите словам пророка Исаии: «Говорит Господь: Мои мысли — не ваши мысли, ни ваши пути — пути Мои. Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и Мысли Мои выше мыслей ваших». Призри, гордый человек, на ничтожество своё. Хочешь ли указывать Богу путь Его? Хочешь ли мыслить за Господа и направлять деяния Его? Смирись — и придет спасение дому твоему! Всё, что ниспосылает Господь — радость или скорбь, достаток или нужду, полноту или ущерб — есть благо, и нет непродуманного у Господа. Всякий помысел Его — суть добро, и всякое Его действие совершенствует душу человека. Весь мир в руках Всевышнего. Стоит ли прямо человек, или падает — Господь господин над всем. Захочет — укрепит в брани. А отпустит вожжи — и пал человек ниже сосущего червя.

Взгляд преподобного не сходил с Андроника:

— Береги душу свою от вражеских наветов. Бегай помыслов бесовских. Отдай желания сердца твоего Богу. «Сын мой! Отдай сердце твоё Мне, и глаза твои да наблюдают пути Мои», оставь себе только имя Божие на устах.

Так увещевал святой старец внемлющую ему толпу. Затем на мгновенье остановился и внезапно с высоты столпа обратился к молодому мужчине:

— Андроник! Знаю желание твоего сердца и надежду жены твоей Афанасии, чьё имя означает «бессмертие». Господь человеколюбив и не может пойти против воли созданных Им чад. Бог исполнит ваше с супругой чаяние. Подаст просимое. И по возвращении домой Господь покажет вам знаменье, по которому узнаете Его милость к вам. Но помни, брат, Его пути — не ваши пути, и Его мысли — не ваши мысли. Имеющий уши, да слышит! Да обратится всё ко Славе Божией!

Андроник упал на колени в знак благодарности и благоговения.

Преподобный перевёл свой взор на группу арабов, несущих на руках больного мальчика.

Ближе к обеду муж возвратился к жене, ожидавшей его у подножия горы. Афанасия встретила Андроника в радостном настроении. Не нужно было лишних слов. Господь известил обоих супругов, каждого своим способом, о том, что их просьба услышана, и Он дарует вскоре своим любимым чадам радость отцовства и материнства. В мирном духе и благодарении Богу Андроник и Афанасия отправились в обратный путь.

IV

Утомившуюся после пешего путешествия супружескую чету встретили предупредительные слуги. Они поведали о состоянии дел, и вскользь упомянули о том, что в саду распустились первые лилии. Муж с женой, не чувствуя усталости, немедля устремились в излюбленное место отдыха. Там, среди ухоженных кустов роз и лантаны, возвышались прочные стебли лилий. На одном из них распустилось два огромных белоснежных цветка. Их желтые тычинки, равномерно распределившиеся вокруг пестика, подчеркивали сияющую белизну чуть изогнутых в немом приветствии длинных лепестков.

Андроник и Афанасия переглянулись, улыбнулись друг другу. «Господь покажет вам знаменье, по которому узнаете Его милость к вам», — мужчина вспомнил пророческие слова Симеона.

Женщина легонько прикоснулась к величественному цветку, вдохнула его терпкий аромат:

— Андроник, это чудо! Сразу две лилии! Такие прекрасные!

— Как наши будущие дети, — подхватил её восхищенный тон супруг.

Солнечные лучики нежно окутывали светлые лепестки, придавая им силу и жизнь. Ветерок оживлял зелёные стебли, заставляя их легонько качаться, соприкасаясь друг с другом. Звучно стрекотали неутомимые цикады.

Супруги не торопились вернуться в дом. Наслаждаясь гармонией и покоем, муж и жена безмолвно молились воздвигшему окружающее великолепие Творцу.

Через год на этом же самом месте Афанасия вкушала радость приближающегося лета вместе с маленьким сыном Иоанном.

А ещё через два года на свет появилась дочь Мария.

Однажды, в то время, когда умолкает детский гомон и нарастает протяжное пение сверчка, супруги отдыхали от ежедневных трудов в тишине осеннего сада при свете зажженных факелов.

Андроник обнял жену, словно желая защитить от настойчивых набегов прохладного ветерка.

— Афанасия, вот уже несколько недель у меня на сердце лежит один замысел. Хотел бы обсудить его с тобой.

— Да, мой господин, слушаю тебя.

— Жена, взгляни, как милостив к нам Господь! Он исполнил все наши чаяния, дал нам прекрасных детей. Наш дом — полная чаша, нас любят и почитают горожане. Невозможно и представить себе больших даров. Давай же и мы отблагодарим Бога.

— Прекрасное желание! Но как мы это сделаем? Мой господин, что мы можем ещё добавить? Мы соблюдаем все посты. Помогаем бедным, заботимся о больных и нищих, принимаем странствующих. Молимся, посещаем богослужения…

— Дорогая моя супруга, есть ещё нечто, что мы могли бы принести в дар Богу.

— И что же это?

— Давай воздержимся от брачного сожительства. Пусть наши добродетели увенчаются плотской чистотой. Будем молиться, благодарить Христа, вести богоугодную жизнь, блюсти заповеди, установленные Господом.

— Хорошо, мой господин. Да будет так, — Афанасия без колебания приняла предложение мужа.

Тщательно исполняя намеченное, супруги прожили в чистоте и молитве десять лет.

V

Десять лет спустя

Остроконечный месяц заглядывал в полураскрытое окошко спальной комнаты Афанасии. Вот уже больше часа женщина не могла сомкнуть глаз. Этой ночью она несколько раз вставала на молитву. Её сердце не находило покоя. Пару часов назад Афанасия видела странный сон.

Хозяйка дома очутилась в том самом саду, в котором когда-то они вместе с Андроником увидели две великолепные лилии.

Белые цветы сияли в лучах солнца, источая приятный армат. Но недолго женщина наслаждалась идиллией, вскоре поднялась буря, налетел ураган, повредил деревья, погнул кустарники, мощным порывом сломал стебли белоснежных лилий. В саду не осталось живого места — всё разрушилось, искорёжилось, засохло и умерло в сумерках наступившей ночи. Затем на пару мгновений установилась звенящая тишина.

И вот на небосводе засияло новое солнце. Остатки прежнего сада исчезли, и на его месте выросло множество цветов разной окраски и формы. Они радостно тянулись к солнцу, распространяя вокруг себя необычайный аромат.

Афанасия в тревоге присела на край кровати в ожидании первых лучей рассвета. С восходом солнца она увидит Андроника и, до того, как они отправятся в церковь на службу, расскажет ему о необычайном сновидении. Через полчаса женщина ещё раз усердно помолилась, прибралась и направилась к супругу.

Мужчина внимательно выслушал жену, ничего не ответил, только крепко обнял супругу, стараясь успокоить и приободрить. В сознании Андроника отчётливо всплыли слова пророка Исайи, озвученные преподобным Симеоном: «Говорит Господь: Мои мысли — не ваши мысли, ни ваши пути — пути Мои».

— Афанасия, дорогая, пойдём на службу. Будем просить милости у Господа.

— Верно, пойдём! Только дай мне пару минут, я проведаю деток. Не могу покинуть дом, не увидев их мирные личика.

VI

В это утро на литургии оба супруга молились особенно усердно. После исповеди и причастия на сердце стало легче. Афанасия, казалось, почти забыла сон. Но яркий образ сломанных и высохших лилий то и дело стремился вновь прокрасться в душу. Муж с женой раздали милостыню и поторопились вернуться домой.

Не успев зайти за ворота своего особняка, супруги увидели бегущую им навстречу служанку:

— Господин, госпожа, простите нас, ради Бога! Не досмотрели! У детей сильный жар, они оба не смогли даже встать к завтраку. Их состояние ухудшается с каждой минутой. Сейчас они оба в бреду.

— Вы отправили за доктором?

— Да, госпожа. Врач должен прийти с минуты на минуту.

Сперва родители поспешили к сыну Иоанну. Перед их очами предстало печальное зрелище. Мальчик, тяжело дыша, непрерывно кашляя, метался по кровати. На лице и шее выступила испарина. Ребёнок никого не узнавал. Слуги толпились вокруг, то и дело норовя приложить ко лбу мальчика холодный компресс.

— Иоанн, сынок, ты меня слышишь? — Афанасия в отчаянии склонилась над ребёнком.

Мальчик пребывал в забытьи.

Схожая картина ожидала супругов и у кровати дочери Марии.

Дождавшись врача и услышав от него неутешительный диагноз «гнилокровие», Андроник, не мешкая, отправился в загородную церковь святого мученика Иулиана, где были похоронены его родители, в надежде глубокой покаянной молитвой сменить гнев Божий на милость. Там он пробыл до утра следующего дня.

В это же время в его городском доме доктор, наблюдая ухудшение состояния детей, предложил пойти на крайнюю меру — провести обильное кровопускание. По его словам, иногда эта процедура оказывалась достаточно действенной. Хотя, нужно признаться, лишь в отдельных, не таких уж и частых, случаях.

К утру измученные болезнью и окончательно ослабленные кровопусканием Иоанн и Мария отошли ко Господу, так и не придя в сознание перед собственной кончиной.

Возвращаясь из загородной церкви, Андроник ещё на подходе к дому услыхал громкий плач. Во дворе толпились люди, их лица выражали скорбь. Проникнув во внутренние покои, мужчина нашёл там рыдающую Афанасию. Жена глухим от горя голосом сообщила, что дети умерли.

Удалившись в свою молитвенную комнату, глава семьи упал на колени перед образом Спасителя. Боль утраты охватила душу, сердце стонало, из глаз катились слёзы, тело ослабло, сникло, потеряло жизненную энергию. Сознание окутывал мрак. Последним усилием воли Андроник обратился ко Христу:

— Господи! Твоя воля, и путь, и жизнь, и смерть. «Наг я вышел из чрева матери своей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!» В руки Твои, Боже, отдаю боль моей души. Распорядись ею как Хозяин и милосердный Отец.

Мужчина внутренне почувствовал, как Христос утирает слёзы с его лица. Душа оживала, в сердце воцарялось успокоение. Андроник ощутил, что Господь рядом, Он не оставит его детей. Слёзы опять закапали из глаз. Но теперь это уже были слёзы не отчаяния, но надежды и благодарения за безграничное Божие милосердие:

— Господи, упокой души отроков Иоанна и Марии, прости им грехи вольные и невольные, прими их в Своё Царство Небесное!

VII

Афанасия безутешно рыдала без передыха вот уже несколько часов подряд. Женщина отказывалась от пищи и питья. Изредка из её уст доносились слова, полные отчаяния:

— Зачем мне жить? Всё отнято, разорено… О если бы и мне умереть с моими детьми.

До захода солнца Иоанна и Марию похоронили в церкви святого Иулиана, где покоились и их предки.

Андроник сколько мог поддерживал Афанасию, утешая и уговаривая всё отпустить на волю Божию. Но супруга не слышала мужа, боль утраты намертво приковала её сердце к беспросветному царству безысходности и горя.

После совершения обряда погребения женщина не хотела возвращаться домой. Она отправила слуг и с плачем сидела у могилы своих детей. Темнело. В сумерках ночи подкралась прохлада. Афанасия, казалось, ничего не замечала, ни на что не реагировала. Иногда женщина впадала в забытье. Но, очнувшись, продолжала непрестанно плакать и причитать.

Полная луна и яркие звёзды отчётливо освещали прицерковное кладбище. Безутешная страдалица заметила, как среди каменных плит движется фигура монаха. Его отличали лёгкий стан, курчавые недлинные волосы, тёмно-бордовая накидка поверх светлой туники. «Наверное, пришел помолиться об усопших», — Афанасия тяжело вздохнула и вновь погрузилась в собственные переживания.

Тем временем монах приблизился к женщине и строго обратился к ней:

— Сестра, твоя душа полна скорби, зачем ты не оставляешь в покое почивающих здесь?

— Господин, не сердись на меня. Моё сердце сильно болит, потому что я потеряла самое ценное. У меня росли двое деток — сын и дочь, и вот сегодня я их обоих вместе похоронила.

— Сколько лет было твоим детям?

— Двенадцать Иоанну и десять Марии.

— Зачем ты о них плачешь? Разве не знаешь, что Господь призвал их к высшему благу? Уверяю тебя, что подобно тому, как человеческая природа требует пищи, точно также и умершие дети питаются у Христа небесными благами. Они взывают ко Господу: «Судья праведный! Ты лишил нас земных благ, не лиши же небесных!» Тебе, женщина, было бы полезнее, если бы ты плакала не о детях, а о своих грехах.

Слова монаха насквозь пронзили душу Афанасии, она как бы очнулась от страшного сна, в сердце засияла надежда.

— Если мои дети с Господом в его Небесном Царстве, под Его крылом, о чём же мне беспокоиться? Только бы мои грехи не лишили их небесных благ. — Афанасия подняла очи на инока, желая подольше побеседовать с ним.

Но монах удалился.

Женщина отправилась искать его по всей церкви, но так никого и не нашла. Подойдя к привратнику, охранявшему церковные двери, Афанасия спросила его:

— Может, ты видел монаха, который вел беседу со мной?

Привратник отвечал с удивлением:

— Двери наглухо заперты. Сюда никто не входил и никто не выходил отсюда. Тебе померещилось, женщина. Здесь никого не было.

Афанасия вернулась к могилке детей, помолилась Господу об упокоении их душ и, придя в мирное состояние духа, отправилась домой.

VIII

По утру, увидевшись с мужем, супруга рассказала о монахе, который повстречался ей на кладбище. Андроник, не тая удивление, уточнил детали:

— Как выглядел Божий человек?

— Он был молод, лицо без усов и бороды, курчавые волосы, голубая туника, поверх неё тёмно-бордовая накидка.

— Афанасия, ведь ты описала Святого Иулиана! Вне сомнения, это был именно он! Кому, как не ему, укреплять родителей, потерявших детей. Помнишь его историю?

— Да, мой господин.

— Помнишь, какие мучения пришлось терпеть Иулиану в течение года, когда Святого водили по городам Киликийской области и в каждом из них подвергали допросам и жестоким истязаниям?

— Да… Только по великой Божией милости можно было выдержать всё это.

— А помнишь ли ты, как повела себя его мать?

— Она следовала за сыном, куда бы его ни отправляли. Молилась о нём, укрепляла в вере и подвиге. Последние три дня перед кончиной Иулиана его мама провела вместе с ним в темнице, умоляя сына быть твёрдым до конца.

— За это претерпела много зла от язычников. Они отрезали ей ступни ног, и она скончалась от нанесённых ран. А самого Иулиана зашили в мешок, наполненный песком с ядовитыми змеями и скорпионами, и бросили в море. Высока пред Господом смерть мучеников!

Супруги наложили крестное знаменье.

Афанасия в душевном порыве обратилась к мужу:

— Андроник, давай же и мы потерпим за наших детей! Пойдем в монастыри, будем молиться об Иоанне и Марии, оплакивать свои грехи, взывать ко Господу о милости. И тогда Бог, взявший от нас детей, может, сделает нас наиболее приуготованными к служению Ему.

— Хорошо, Афанасия. Только испытай своё намерение в течение недели. Если и после того желание сохранится — раздадим имущество и отправимся в монастыри.

Через семь дней супруги лишь укрепились в мысли покинуть этот бренный мир. Муж и жена тщательно обсудили детали предстоящего важного дела. На следующее утро Андроник позвал к себе в дом управляющего мастерскими Агафия. Тот не заставил себя ждать:

— Господин, можно войти?

— Да, Агафий.

На пороге показался статный мужчина тридцати двух лет. Его лицо выражало почтение. Спустя секунду управляющий склонился в низком поклоне.

Андроник вспомнил, как тринадцать лет назад он взял Агафия в подмастерья. С тех пор ни разу не пожалел об этом. Мужчина проявил себя как ответственный, добросовестный работник, истинный христианин. Несколько лет назад Андроник назначил трудолюбивого мастера управляющим.

— Агафий, я позвал тебя, чтобы дать одно распоряжение.

— Слушаю, мой господин.

— Ты знаешь, в нашей семье случилось горе.

— Мы с Клавдией очень сочувствуем вам. Всю эту неделю вместе с нашими девятью детьми мы усердно молились о вас и усопших.

— Господь да благословит тебя и твою семью. И мы с Афанасией также решили остаток жизни посвятить молитве. Мы желаем оставить этот мир, уйти в монастыри. Намерение твёрдое. Пути назад нет. Я вызвал тебя, чтобы дать распоряжение. За годы службы ты проявил себя как прекрасный работник, подлинный христианин. Никогда к тебе не было нареканий. Всё ладилось в твоих руках, ты хороший мастер и достойный управляющий. И вот моё слово: дом мой и всё моё имущество — мастерские, золото, поля, рабы, скот — всё переходит в твою собственность. В руки твои вручаю наше с Афанасией наследство. Управляй им и распоряжайся во Славу Божию.

Агафий упал на колени:

— Мой господин, как же это? Я не могу принять такую милость. Я не достоин вашего доверия и доброго отношения.

— Агафий, это не милость. Скорее ответственность. Прошу тебя позаботься также о наших престарелых родителях. Не оставляй их в нужде.

— Да, господин.

— Прежде, чем отправится в монастыри, мы с Афанасией хотим посетить святые места, побывать в Иерусалиме, взять благословение святых отцов. Прошу тебя, если с нами в пути случится некое несчастье и ты будешь извещён об этом, раздай имущество нуждающимся, отпусти рабов, а дом наш обрати в больницу для нищих и в приют для странствующих.

— Да, мой господин. Будь уверен, всё сделаю, как ты велишь. Мы всей семьёй будем молиться за вас.

— Добро́, Агафий. И мы с Афанасией не забудем вас в своих молитвах. Не говори пока никому о нашем решении покинуть дом. Я напишу бумагу по имуществу. Отдам некоторые распоряжения. В ближайшее время мы с Афанасией отправимся в путь. Я извещу тебя об этом.

IX

В одну из ночей, когда на небе тускнеют звёзды, а месяц прячется от своей обычной работы во взбитых серых перинах, супруги надели самую простую одежду, взяли еду на первые дни пути, немного денег из своего имущества и, никем не замеченные, вышли из дома. Предав воле Божией свой дальнейший жизненный путь, муж с женой стали совершать подвиг странничества.

Утро следующего дня застало супругов на холме в некотором отдалении от города. Оглянувшись назад, Афанасия окинула взором пробуждающуюся Антиохию, увидала вдали мраморные колонны собственного дома и, внутренне отрешившись от прежних удобств и комфорта, возведя очи на небо, предалась молитве:

— Господи, Боже наш, Ты сказал Аврааму и Сарре: «Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего в землю, которую Я укажу тебе», не оставь и нас в попечительстве Твоём. Призри на нас и путеводительствуй нами в страхе Твоём. Вот мы ради Тебя покинули дом и земные блага. Не лиши же нас Твоего горнего дома и благ Небесных.

Андроник и Афанасия с плачем продолжили свой путь.

Достигнув Иерусалима, странствующие посетили святые места, беседовали со многими отцами, приняв от них благословение. Затем супруги отправились в Александрию поклониться мощам святого мученика Мины. По пути муж с женой наведали скит, где подвизался известный старец авва Даниил. Андроник и Афанасия поведали ему о своём намерении принять монашество, прося наставить их на стезю спасения.

Мудрый Даниил долго беседовал с супругами, оказав им большую душевную пользу. Святой старец написал письмо в Фиваиду, чтобы поместить Афанасию в женский монастырь.

Получив благословение, муж отвёз жену в Тавеннисиотский монастырь. А сам возвратился в скит к начальнику лавры преподобному Даниилу. Вскоре Андроник был пострижен в иноческий чин. Авва Даниил, наставив инока в добродетельной жизни, определил ему отдельную келью, чтобы новоначальный монах, проживая в ней один, подвизался в полном безмолвии.

X

Двенадцать лет спустя

Тавеннисиотский женский монастырь

Полная луна освещала небольшую келью, где на каменном полу, стоя на коленках, Афанасия, погружённая в молитву, взывала ко Господу о спасении души.

Монахиня ощущала недовольство своим внутренним состоянием. В последнее время она стала замечать, что её ум всё больше рассеивается, мысли убегают в прошлую жизнь, туда, где они с Андроником были счастливы друг с другом и со своими детьми.

Неужели годы упорного труда, жёсткого поста и непрестанной молитвы не принесли ей духовного освобождения? Монахине всё чаще приходило желание что-нибудь узнать о бывшем супруге. Как он теперь? Какие несёт подвиги? Какие изменения произошли в его душе?

Любовь к мужу, также, как и любовь к покойным детям, по-прежнему теплилась в сердце Афанасии. «Господи! Может, я поторопилась? Может, не нужно было нам разлучаться? Как он сейчас? Жив ли? Здоров?» — подвижница усилила молитву. Слёзы тихо катились из уставших глаз:

— Господи, прости меня грешную! Прости меня, за то, что часто настаивала на своей воле. Не смирилась, когда Ты, Господи, испытывал нас и не давал нам детей. В своеволии молила Тебя о рождении наследника и в своеволии просила мужа пойти к преподобному Симеону за чудом. Прости меня, Господи, что не могла смириться со смертью детей и побудила мужа к странничеству и монастырской жизни.

Свет луны озарял потемневший в непрестанных трудах лик монахини, по келье медленно ползли вездесущие тени, скрывающие долгие годы усердного духовного деланья.

— Ради молитв о детях я попросилась в монастырь. Моя скорбь была столь велика, что я забыла о муже в тот момент. А ведь что Бог сочетал, человек да не разлучает. Прости меня, милосердный Христос за дерзость и упрямство. Прости за то, что и сейчас тревожна моя душа, и хочу получить весточку о бывшем супруге. Но прошу Тебя, Господи, пусть не моя воля будет, но Твоя. Разреши мне только совершить паломничество в Иерусалим, поклониться Твоему Гробу, посетить святые места, чтобы успокоилась моя душа.

Луна с любовью взирала на свою давнюю знакомую, проводившую ночи в бодрствовании, посте и молитве. Сколько раз небесное светило становилось свидетелем духовных подвигов Афанасии. Равноангельскому житию монахини радовалось всё Небо.

Поутру подвижница пришла к настоятельнице за благословением на паломничество в Иерусалим.

— Афанасия, это опасное путешествие для монахини, женщины, одинокой в пути.

— Матушка, за годы иночества моё лицо потемнело и стало, как у эфиоплянина, тело иссушено постом, если я надену мужскую одежду, то невозможно будет отличить меня от монаха. И те, кто встретится мне на пути, не увидят во мне женщины. Благословите, матушка, отправиться в дорогу, как инок Афанасий.

— Хорошо, Афанасия, да благословит тебя Господь.

XI

Скит аввы Даниила