Бесплатный фрагмент - Любовь на двоих. Покориться судьбе

Книга 2: Любовь на двоих. Покориться судьбе

Книга представляет собой художественное произведение. Все имена, образы и события являются плодом авторского воображения и использованы без какого-либо умысла. Возможное сходство с реальными людьми (как живыми, так и умершими) или событиями есть результат сугубо случайного совпадения. В книге описаны реальные места действия, участие которых в жизни героев также не обошлось без авторской фантазии.

Глава 1. Не верить проще, чем любить

Анастасия с трудом вырвалась из душа. Сознание даже отметило некоторую свежесть в голове после несостоявшегося сна и бурной ночи любви с Алексом, хотя ноги были ватными. Она плюхнулась поперек кровати в одном полотенце и крикнула:

— Воронцов, убирайся из моей ванной, я должна, наконец, отдохнуть!

— Если бы мне не нужно было на работу, ты бы точно не уснула еще долго.

— Так: все! Отвали! — она в шутку пнула, наклонившегося ее поцеловать Александра. — Я еле глаза удерживаю открытыми, серьезно.

— Сама виновата. Зачем так на меня действуешь? — Он мягко улыбнулся.

— Мне это напоминает песенку «… на кухне, на диване, на тумбочке и в ванне, в прихожей и в машине, за шторкой в магазине…».

— Графиня, вы способны испошлить даже самую необыкновенную романтику! Но за эти минуты страсти, которые вы мне подарили, я согласен на все.

Ася приподнялась на локтях и поцеловала любимые губы:

— До вечера!

— Я буду скучать.

— Ты что, прощаешься надолго? Всего несколько часов!

— Без вас, моя дорогая, каждая минута прожита даром. — Поцеловав ей руку, он, наконец, ушел.

— Ага. Как же, — пробормотала Анастасия, но Алекс этого уже не слышал. Она бы с радостью задремала у мужа на груди, но тогда бы точно не смогла отоспаться.

По крайней мере, эту битву она выиграла. Алекс не из тех мужчин, кому можно бесконечно запудривать мозги страстными ночами, и вопрос о ее фото «ню» лишь снова отложился на недолгое время. Нужно продумать, как это блюдо грамотно подать, тогда муж его точно проглотит не подавившись. Тем более, что правильная идея уже есть, а их разговор в любом случае неизбежен. Из головы никак не шла их последняя стычка Кариной на эту тему.

«– Значит так, Карина, — Ася была уже на пределе, — я предупреждаю по-хорошему: отстань от меня и не смей потыкаться на мою территорию! Ты меня знаешь. У меня ангельское терпение, но, если нарушить его хрупкие границы, лавиной снесет все вокруг. И тебя, в том числе.

— Ты, Настя, мне угрожаешь? Это так понимать?

— Для тех, кто в танке: предупреждаю.

— Или боишься, что муж-бабник стратит и еще больше, что стратит на мне.

— Я ничего не боюсь и пора бы тебе это запомнить. У меня фантазия бурная и в результате я найду способ, пусть даже самый авантюрный, но выкрутиться из любой ситуации. Не строй планов на Алекса и не пытайся меня скомпрометировать. Это бессмысленно.

— Ух ты! Мне уже просто жуть как хочется это попробовать! — Карина с гордым видом повернулась и пошла прочь из зала.

«Остается тяжелая артиллерия», — подумала Ася, глядя фурии вслед.»

Анастасия мимо воли уже стала проваливаться в сон прямо как лежала, но громкий рингтон не позволил этого сделать.

— Федор, чтоб тебя! Я сплю!

— Еще или уже?

— Уже!

— Прости, а ночью ты чем занималась? — Ася услышала знакомые нотки подтрунивания.

— Именно тем, о чем ты подумал! И ночью, и утром! И я хочу спать! Плиз, позвони позже, будь человеком, — взмолилась она.

— И позже тоже позвоню. Скажи, а почему мне кажется, что в смеси эстрогена и эндорфинов есть капля дегтевого содержания?

— Пришлось прилагать усилия, чтобы отсрочить объяснение по поводу моего фото в голом виде. Ты же знаешь воспаленные мозги Воронцова. Он будет это событие по клеткам разбирать.

— Ну, вот: я так и знал. Знал, что он этого не забудет и не оставит. Тебе придется рассказать правду. Грубо, прямо, как ты умеешь. Лучшая защита — нападение.

— Да. Я тоже так думаю, но Карина не успокоится. Я ее здорово обидела, и она сделает все, чтобы этот скандал стал достоянием общественности.

— Хм. Карина больше тебя не побеспокоит. На то у тебя и есть лучший адвокат.

— Неужели эта головная боль пройдет?

— Уже прошла. Еще вчера. Но в связи с вашим очередным медовым месяцем, моя госпожа, я не смог тебе сообщить эту радостную новость сразу.

— Супер! Спасибо!

— Спасибо ежемесячно капает на мою зарплатную карточку.

— И чем ты ее прижал?

— Как обычно. У всех есть слабости. И у нашей черноволосой фурии нашлась пара грязненьких.

— Неужели?

— Угу. Развлечения с несовершеннолетними мальчиками.

— Что-о-о? Фу!

— И я ж о том. Так что расслабься. Вопрос второй. Я приглашу сегодня Олесю на ужин и в кино?

— Приглашай. А то она мало того, что мне весь дом вылизала, так еще и норовит при мне горничной сделаться! Я уж и не знаю, чем ее отвлечь. В саду работы тоже почти не осталось. И благодаря ей, у такой никудышней хозяйки, как я, теперь еще и розарий имеется.

— Ну, она любит то, что делает. Нельзя ей это запрещать. Ты же сама говорила.

— Говорила. Ладно, ужин, я надеюсь, в ресторане, а не у тебя дома?

— Само собой. Правда, хотел в выходные ее в горы свозить. Там дела незавершенные есть.

— Даже речи быть не может. По крайней мере, без меня.

— Тогда пригласи и Воронцова тоже.

— Он меня напрягает в последнее время. Уж лучше Ланку.

— Ланку было бы вообще великолепно. Хотя это же твой возлюбленный муж, как он тебя может напрягать?

— Леснов, ты тоже был мне гражданским мужем, но это вовсе не значит, что мне хотелось видеть твою физиономию 24 часа в сутки ежедневно.

— Анастасия свет Григорьевна, да вы снова в форме, однако! И в своем репертуаре! Я рад, что ты отошла от нервного потрясения. Прости, знаю, что сам в этом виноват.

— Чем дальше, тем больше убеждаюсь, мой дорогой, что ты тут может как раз и ни при чем. Доказательств, что твоя авария была подстроена, нет, но мысли никуда не испарились.

— Я уже обещал тебе, что не буду больше заниматься тем делом.

— Только не думай, что я в это так просто поверила.

— Ася!

— Что, Ася? Мне хватило разложившегося бомжа в горах, и я не хочу следующим номером соскребать твои мозги с асфальта! — заорала Анастасия в трубку и села на постели.

— Не будешь. Обещаю, а сейчас тебе лучше поспать.

— Хорошо. Ты меня понял. Завтра появлюсь в офисе. Или сегодня ближе к вечеру.

— Отлично. Увидимся.

— Увидимся. — Анастасия встала, стянула с себя полотенце и, не одеваясь, скользнула под прохладный шелк простыни.

— Александр, ты слышишь меня? — Григорий Филиппович Вересковский озадаченно смотрел на крестника, который, мягко говоря, витал в облаках на переговорах и сейчас с отрешенным видом слушал его. И смысла сказанного точно не понимал. — Алекс, — сделал он еще одну попытку.

— Да-да, я слушаю вас. Простите, крестный. Задумался.

— Я, конечно, понимаю, молодая жена дома, а ты здесь. Попривыкнешь. Давай серьезнее, прошу!

— Настя тоже на работе. Она занята не меньше меня.

— Ты можешь не слушать старика, но вам бы съездить отдохнуть. Свадебного путешествия толкового у вас не было. Стоит развеяться и побыть вдвоем. Судя по всему этот спектакль, устроенный моей дочерью, точно не располагал к спокойной жизни. А сегодня ты практически спал на совещании.

— Григорий Филиппович, я… э-м-м… готовился к переговорам до двух ночи. Вот и вся причина. А с Настей мы обязательно куда-нибудь съездим.

— Вот, правильное решение, сынок. Хотя, должен признать, тендер, выигранный в этом году принес неожиданные результаты. Не думал, что это будет так удачно. Ты молодец, Алекс.

— Крестный, в этом полностью заслуга вашей дочери. Это была ее идея, а я только осуществил. Вот и все.

— Серьезно? Как же много я еще не знаю про свою дочь.

— Не только вы, Григорий Филиппович. Анастасия — сплошная загадка.

— Скажу тебе, как мужчина мужчине: главное, чтоб этой загадки тебе хватило до самой старости.

— Мне так точно хватит, можете не сомневаться.

Часа через три после этого Глеб расхаживал туда-сюда по кухне особняка Воронцовых, деловито сцепив руки на пояснице:

— Значит так, мій любий друже! Сначала убери свою королевскую задницу с моего разделочного стола! Шо ж за свинство такое! Шоб твоя мама была здорова! Это тебя по этикету такому научили?

— Не ворчи! Просто дрянная привычка.

— Слезь со стола! Только тогда я буду с тобой разговаривать. И чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше. Ваша маман, господин граф, скоро проснется и мне нужно будет лично подать ей второй завтрак.

— Все-все! Слез! — Алекс поднял руки вверх в знак того, что сдается, спрыгнул со столешницы и оперся на нее сзади, засунув руки в карманы.

— Так намного лучше. — Глеб продолжил свое курсирование по комнате. — Продолжаем: за шо я говорил? А! Прекрати искать моральные изъяны у своей жены. Если ты будешь до нее таким подозрительным, недоверчивым и т. д. по списку параноиком, то можешь не пытаться строить крепкий союз даже с очень любимой женщиной. В конце концов, смирись, шо у нее до тебя была личная жизнь. Ты должен это принять и все. Точка. Вас судьба свела вместе в достаточно взрослом возрасте и это нормально. Не нравится — оставь Настю-Асю в покое, найди себе школьницу и вперед, пять лет пролетят скоро.

— Что?

— То! У тебя баб было немерено, и твою жену это, как по мне, не беспокоит вообще. У

нее до тебя, по сути, был муж. Теперь он — бывший. А ты — настоящий. И она, по сравнению с тобой, вела довольно целомудренный образ жизни. Я вообще не понимаю твоих припадков ревности. Жена с тобой, она тебя любит, у вас все супер. Зачем усложнять?

— Она с ним постоянно видится, меня это раздражает. И потом, кто тогда этот фотогеничный экземпляр на фото с ней голышом?

— Сам у нее спрашивать не пробовал?

— Я вижу, что она не хочет об этом говорить. Всячески переводит тему и запудривает мозги.

— И чем запудривает? — серьезно уточнил Глеб, останавливаясь напротив друга.

— Тем.

— Чем, «тем»?

— Ночами любви.

— И у тебя после этого еще есть сомнения на ее счет?

— Есть.

Глеб закатил глаза.

— Какой ты идиот, Сашка! Наслаждался б счастьем, а он, — друг махнул рукой.

— Она не спит со мной в одной комнате.

— То есть?

— Ну, в общем спит, только живет в своей. У нас разные спальни и мы ходим друг к другу в гости, если это можно так назвать. И, по-моему, она не горит желанием перебираться ко мне.

Тут Глеб так расхохотался, что огромная комната повторила его раскатом эха.

— Брат, прости, но это, правда, смешной упрек. Та всем людям нужно личное пространство, и Ася просто пока не обвыклась с твоим присутствием. Притретесь, и ты ее потом еще и не выгонишь. Ну, или нечего жить в особняке, переезжайте в панельную двушку. Тогда Асе точно будет некуда деваться.

— Смешно.

— Смешно. Анастасия, прости меня за грубость, не женщина легкого поведения и не твоя бывшая шалава Анечка. Она женщина с большой буквы и при всех допускаемых ею вольностях, может быть образцом морали. За все время, шо она не жила дома, у нее был один мужик и то, насколько я понимаю, он вообще был ее первым. Теперь ее один — единственный и законный — ты. И далее обсуждать эту тему я считаю нецелесообразным.

— А фото?

— Фото… та тот же самый Леснов и мог бы быть этим модельным животом с кубиками. Ты его видел раздетым?

— Спасибо, как-то не горю желанием.

— А Тимур?

— Что Тимур?

— Брат Карины не мог бы удовлетворить твое любопытство и успокоить тебя?

— Исключено. Они с детства всегда дружили с Настей против меня, и он ее никогда не предаст.

— Ясно. Карине верить нельзя вообще.

— Это точно.

— Хорошо. Тогда я попробую выведать что-нибудь у Ланы про эту историю, но будет не легче, чем с Тимуром.

— Спасибо, брат.

— Пока не за шо.

— Слушай, может мне разыскать эти фото и выкупить все? Их там штук семь было, кажется.

— Совсем спятил? Та пусть себе висят у своих владельцев — никто ведь не знает, шо на них твоя супруга. А если ты станешь их искать и скупать, такие слухи пойдут! Тем более за время уже и копии могли появиться.

— А если Карина устроит скандал?

— Побоится.

— Ага, как же. Она побоится.

— Значит, дай ей шо-нибудь, от чего она не сможет отказаться, и дело в шляпе.

— Не могу.

— Почему.

— Потому, что это самое «что-нибудь» стоит перед тобой.

— А, ну да…, — Глеб нахмурился. — Проблема. Хотя, можно дать ей то же самое, только какое-нибудь другое.

— То есть? Другого мужика что ли?

— Нет, ну для разнообразия можешь повысить ей зарплату, например. — Брови Глеба взлетели вверх, делая выражение его лица очень милым.

— И где я его найду?

— Та уж покумекай на досуге, може, шо в голову и придет. Но это так, в частности и на перспективу, занять мозги этой фурии, кем-то кроме тебя. В общем же ты должен быть уверен в своей жене и непоколебим. Шо б там не написали писаки, шоб там кто не рассказывал, если вы с Настей-Асей будете одним фронтом, даже самая страшная правда, будет работать на вас.

— Ты прав. Только над моей уверенностью в Насте тоже еще придется поработать.

— А помнишь, как ты переживал, шо будешь изменять своей жене, и она станет страдать от этого? На самом же деле сам только и думаешь о том, шоб госпожа Воронцова на сторону не пошла.

— Помню. Высшая кара в действии.

— Это точно.

— Ты меня немного успокоил.

— Для того и нужны друзья. Прежде чем начнешь жену в измене уличать, сначала позвони мне, понял?

— Понял. Обещаю, ты узнаешь об этом первым. — Попытался пошутить Воронцов и направился к двери, но тут же остановился и, не оборачиваясь, спросил:

— Ты анализ сдал?

— Сдал.

— И?

— Жду. В двух местах сдал.

— Лане, значит, не говорил.

— Нет. Скажу, когда узнаю еще пару мнений. Просто не хочу ее зря волновать. Она знала, на шо шла, потому моя совесть чиста. Я ничего не скрывал и потом — она врач.

— Согласен. Честно. Сразу же позвони, как узнаешь результат.

— Обязательно.

Ася была в двух минутах езды от офиса редакции, когда машина поведала о входящем звонке.

— Воронцов… Черт бы тебя…, — проворчала она, но, тем не менее, приняла вызов.

— Да.

— Настя, где ты?

— Было бы удивительно, если бы наш очередной разговор вдруг начался не с этих слов. Например: «вечер добрый, Солнышко» или «как дела?».

— Тебе так трудно ответить? Добрый вечер!

— Я в машине, почти у офиса «Ladie`s room». Я проспала весь день, но бумаги, которые нужно подготовить на завтра никуда не испарились.

— Попросила бы привезти тебе их на дом или я бы заехал забрал.

— Саш, я чего-то не понимаю? Утром все вроде было в порядке, и я не помню, чтобы меня сажали под домашний арест. Я, конечно, в курсе, что все твои предыдущие дамы смутно имели представление о работе и тем более об обязательной, но твоя теперешняя жена работает. И чьей-то мужской гордости с этим придется смириться. Хотя бы как минимум потому, что у меня обязательства перед людьми.

— Если бы ты хотела, то могла бы нанять директора и спокойно сидела бы дома, наезжая в офис по необходимости, но ты упрямо упираешься.

— Алекс, ты в своем уме? Я не только владелица, я основа этого журнала как автор и главный редактор! Очнись, пожалуйста! Я работаю не потому, что хочу иметь карманные деньги, а потому, что у меня есть свои интересы и стремление к самовыражению. Я не твоя домашняя зверушка и я не буду сидеть у окошка, ожидая твоего возвращения из «VERITAS». Я твоя жена, но и человек, прежде всего.

— Твоя мама прекрасно разделяет взгляды отца и у них счастливейший долголетний брак.

— Я — не моя мама. И у меня гораздо меньше мудрости, чтобы потакать твоим капризам. Прости. — Ася остановилась на парковке у самой редакции.

— Другие женщины были бы счастливы, не ходить на работу, иметь такое состояние и мужа, способного обеспечить семью, а ты рвешься из дому вон. Знаешь, выводы прямо-таки напрашиваются. Тем более, зная на какие выходки ты способна.

— А что ж ты не взял в жены кого-нибудь из таких других женщин? А взял именно меня? Ах, ну да! Тебя же заставили: по завещанию! Все время забываю.

— Ася, прошу, не надо так! Ты знаешь, что завещание тут ни при чем! Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была рядом.

— Так приезжай ко мне в офис! Но я должна поработать в любом случае.

— Ась…

— Знаешь, Алекс, обо что разбивается основная масса браков? Молодожены, едва съехавшись, начинают переделывать и кроить друг друга по своему разумению, под себя. А меня не надо переделывать. Я же не пытаюсь сделать это с тобой. Я принимаю тебя таким, какой ты есть, со всеми твоими тараканами. И я люблю тебя таким, другого мне не надо. Вот в этом и заключается взаимная любовь, уважение и доверие.

— Доверие, говоришь? А думаешь легко видеть твоего Леснова, покупающего роскошный букет и выходящего из ювелирки? Что прикажешь думать? Такие букеты не дарят залетным любовницам.

— Ты прав: такие букеты дарят только любимым женщинам. Но с чего ты взял, что это я? В Ялте больше нет невест?

— Да потому, что я видел, как он смотрит на тебя!

— Да-да, конечно: «я все по глазам вижу!» — перекривила мужа Ася писклявым тоном из старого мультика, но он не обратил на это внимания.

— А Олеся, откуда мне знать, что она просто не покрывает свою хозяйку? Она смотрит тебе в рот, как кролик на удава!

— Воронцов, у тебя так все сложно, мой мозг просто закипает. Мне нужно работать! Иначе не будет смысла домой возвращаться.

— Нашла повод бросить трубку и не ночевать дома? Значит, ты с ним встречаешься? Про фото ты мне так и не рассказала ничего.

— Алекс, уймись! Ты бредишь! Разговор зашел в тупик — говорить больше не о чем, как о моей близости с Федором. Я сыта твоей ревностью по горло. Прости, отключаюсь. — Девушка нажала «отбой» и вцепилась в руль своего новенького Nissan Juke так, что костяшки пальцев побелели.

«Так: спокойно, спокойно Вересковская, тьфу, то есть Воронцова. Вдох-выдох, как говорит твой дорогой адвокат! Ты справишься с этим ослом в роскошном мужском обличье», — постаралась мысленно себя успокоить Ася, и уже вслух сказала:

— Что же тебе Воронцов все не так — и машину я не такую выбираю, и работа у меня не такая. А на кой мне эти громадины мужские? Ну, да — я люблю джипы, но ездить по делам и за покупками комфортнее на такой крохе, к тому же, очень стильной. — Она вышла, включила сигнализацию и полюбовалась Nissan Juke цвета «баклажан». — Черный — тривиально, красный — слишком легкомысленно, белый — очень грязно и всегда не вовремя. А этот — загадочно. То, что именно нужно. А вот про работу, любимый мой родной, даже не заикайся. Иначе из нашего союза точно брак выйдет.

— Вот, замечательно. Значит сначала это, а позже сам отчет, — Анастасия с превеликим удовольствием давала указания Федору в ялтинском филиале своей редакции, им же организованном. Здесь она могла расслабиться, здесь она была дома. Это была не только ее работа — это была ее жизнь.

— Есть босс, я вас понял!

— Господи, как же я рада тебя видеть на работе! Целого и здорового! Если б ты только знал! — девушка вышла из-за стола и обняла Федора, вставшего следом за ней. — Все-таки не могу забыть это все.

— Ась, ну, не надо. Пожалуйста! Все же закончилось хорошо. Я вижу, как тебе это далось нелегко, но я совершенно не понимаю, как тебя успокоить. Ты становишься параноиком.

— Просто после смерти Виктора Семеновича мысль о том, чтобы потерять еще кого-то из близких, невыносима и доводит до потери сознания. Тем более, что это чуть не случилось. Слава Богу, все закончилось и так хорошо. Я до конца своих дней не устану ставить свечки в благодарность. Моя жизнь вроде налаживается, но почему-то боюсь, вдруг что-то снова пойдет не так.

— Все будет хорошо! Обещаю! Не нужно возвращаться к этой теме.

— Надеюсь, — Ася отстранилась и многозначительно посмотрела на друга.

— Так и будет.

— Но если ты мне врешь…

— Нет, Ася. Клянусь! У меня для тебя сюрприз, — резко сменил тему Федор.

— Какой? — она искренне улыбнулась

— Я хочу жениться на Олесе и вчера сделал ей предложение.

— Что?! Ушам своим не верю! — Ася в полном смятении развела руками. — Ты готов вот так запросто отдать свою свободу? Господин Леснов, надеюсь, вы влюбились не на шутку!

— Ну, влюбленность…

— Так: мой дорогой друг, очень хочется верить, что ты хочешь затеять свадьбу не для банального развлечения, и все это серьезно.

— Нет, нет, нет! Все очень серьезно. Я очень люблю тебя. Я полностью отдаю себе в этом отчет. Ты — мой самый дорогой человек, и это сложно изменить. Кроме будущей жены, вряд ли кто будет еще мне так дорог, а ею должна стать именно такая, как Олеся. Она уравновешивает меня. Это полный природный баланс. Она — как источник жизни, это моя половина, как пазл. Один в один. Знаешь, как в биологии: каждому белку свой фермент. Вот Олеся — это мой фермент.

— Фермент, говоришь? — Да-а-а… Такого я, конечно, не ожидала! Сдается мне, что головкой ты не слегка ударился, но все равно безумно рада слышать подобное от тебя, Леснов. Неужели ты притормозил и, правда, готов остепениться? — Ася похлопала друга по плечу, вернулась за стол и стала складывать папки, наводя порядок.

— Более того, Олеся не приемлет современного брака. Мы должны обвенчаться.

— И ты даже к этому готов? — девушка снова удивленно посмотрела на Федора.

— Абсолютно.

— Венчание — это супер как серьезно, Федор! Это уже не смешно. Если просто захотелось экзотики — лучше съезди куда-нибудь на Бали! — Ася опять поднялась, подошла к собеседнику и стала рядом.

— Никаких шуток. Знаю, даже тебе поверить сложно, но все обстоит именно так, как я тебе говорю. — Федор встал и искренне посмотрел в глаза Анастасии.

— Значит, я могу быть за тебя спокойна. Чтобы жениться, да еще церковным браком. Для тебя это слишком!

— Правда есть оно «но». Только закончился пост, а я бы хотел все это сделать до следующего. Я знаю, что она примет меня таким, какой я есть, но и я должен принять ее.

— Это чудесно. Я полностью на твоей стороне и тогда нам стоит поторопиться. — Анастасия посмотрела на часы на руке. — Давай так: у меня сейчас встреча, и она может затянуться, после — совещание. Но, если ты не против поздних гостей — я приеду, и мы с тобой составим план действий. Как все это можно ускорить и организовать быстрее. Священнику позвоню в течение дня, уточню, что и, как и договорюсь о встрече?

— Я был бы тебе очень благодарен! Совершенно ничего не смыслю в свадьбах и тем более в венчаниях, — Федор обнял Асю и поцеловал в щеку. — Если честно, я очень рассчитывал на твою помощь. Ну, и на Ланкину, естественно, тоже.

— О чем говорить! — девушка заулыбалась. — Насчет Олеси…, — Ася сделала шаг назад и посмотрела в глаза Федора. — Не шали!

— Я не притронусь к ней до венчания. Клянусь, чем хочешь!

— Федор, будь это кто другой, но Олеся не обычная девушка. Она совершенно из другого мира, она другая. Если ты нарушишь гармонию этого чистого и хрупкого мировоззрения, велика вероятность экологической катастрофы.

— Ась, все будет правильно.

— Просто я тебя давно знаю. И потому прошу: потерпи уж все сделать, как полагается. — Анастасия обошла вокруг стола и села в кресло.

— Я полностью держу себя в руках, поверь, и сама серьезность!

— Ладно. Я очень за тебя рада. Вижу, ты светишься в последнее время!

— Ась, ты тоже. Мы с тобой, наконец, смогли стать счастливыми, хоть и порознь.

— Это точно. Но, скорее потому, что все равно присутствуем в жизни друг друга. Так легче.

— Скорее всего. Дорогая моя, ты рассказала Воронцову про фото? — Федор снова расположился напротив.

— Ну… как-то…, — Ася растерянно развела руками и виновато посмотрела на друга. — В общем… нет.

— Ясно. Как обычно. На самое важное у тебя нет времени. Ты хотя бы представляешь, к чему это может привести, учитывая то, что твой муж чертовски ревнив?

— Я скажу ему, обязательно скажу. Завтра, например.

— Завтра? Откладывая подобные дела, мы часто забываем, что завтра может быть уже поздно. Для Воронцова каждый лишний час может быть уже поздно!

— Мы вчера повздорили по телефону, когда я ехала в офис. Уже вечером, и я не ночевала дома. — Ася опустила глаза.

— Совсем обалдела? Ты нарываешься на крупные неприятности! Неужели тебе скучно, Ась? В чем дело? Ты ведешь себя странно. Сбегая с дома, ты не решишь проблем.

— Я ненавижу, когда за мной следят и контролируют каждый мой шаг. Возникает впечатление, будто я в рабство продалась, а не замуж вышла. Из клетки в клетку. Сначала отец, теперь муж.

— Да уж. Свободу ты любишь. Я всегда считал, что ты рождена из этого моря и солнца, и обласкана ветром с гор. От того и такая свободолюбивая. С этим нужно мириться.

— Федор, да ты у нас поэт оказывается? Вот, что с людьми любовь делает!

— Именно. Любовь горы сдвигает.

— Воронцов — бабник и, мне кажется, что Ася, то есть я, — лишь очередной трофей. Только ситуация несколько иная, чем обычно. Его придирки — не больше, чем мужское чувство собственничества. Ему надоест, и он начнет свои приключения по новой, как только срок нашего, так сказать, «контракта» истечет. Так что здесь с любовью можно здорово поспорить.

— Ась, ты сама-то веришь в то, что говоришь? Ты вообще представляешь, что от тебя можно уйти? Я тоже бабник, каких свет не видывал! Но когда мы встретились с тобой снова…, — Федор помолчал мгновение. — Ась, от таких, как ты, не уходят. От таких женщин теряют покой и сон до конца своих дней!

— Он изводит меня своей ревностью. В основном к тебе. Даже по мелочи не преминет упомянуть мое к тебе отношение. Вчера решил, что у нас с тобой встреча. А Олеся якобы нас покрывает.

— Вот — я как раз об этом тебе и толкую! А ты его еще провоцируешь, вместо того чтобы убеждать, как он тебе дорог.

— Не преувеличивай!

— Откровенность за откровенность. Наши с тобой отношения были совсем другими. Абсолютная противоположность тому, что есть с Олесей. И отчасти потому, что я всегда был вынужден тебе подчиняться и в пределах офиса, и вне его стен. Я лишний раз даже боялся к тебе обратиться, не зная, как ты отреагируешь. Виной тому твой слишком крутой нрав, а я боялся тебя потерять. Потом привык, когда понял, что верю тебе больше, чем самому себе и что твое отношение полностью взаимно. Между нами не было никаких секретов, никакого вранья или укрывательства. Вспомни это чувство и верни его себе. Верни гармонию в свою жизнь!

— С Воронцовым это будет слишком сложно.

— Начни с малого и самого важного. Пообещай, что сегодня же разъяснишь ему про фото! Пообещай, закрыть эту тему! Федор взял Асины руки в свои и прижался к ним щекой, а затем губами.

Они были заняты разговором и не заметили, как сквозь незакрытые жалюзи за ними наблюдают глаза, вмиг потемневшие от увиденного.

— Хорошо. Я это сделаю. Обещаю. Ты полностью прав: лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть. Себе потом дороже. Но я в нем не уверена.

— Боишься, что после того, как он узнает правду, то уйдет? Это бред! Таких женщин не бросают. Хотя бы поверь на слово прожженному ловеласу.

— Он упрям как осел. Каждое объяснение приводит еще к одной порции вопросов, на которые сложно давать ответы. Отчасти из-за их количества, отчасти из-за того, что я не понимаю их смысла. И так постоянно, в геометрической прогрессии. Я устаю от такого.

— Эй, молодой человек, вы к редактору? — звонкий голосок резко оторвал Алекса от невеселых умозаключений. Перед ним стояла секретарша его жены — Лиза, живое воплощение блондинки в законе и в пастельно-розовом прикиде.

— Я… да… ваш шеф… она занята.

— Занята? У нее встреча лишь через 30 минут, а длительное совещание и вовсе после обеда. — Девушка заглянула сквозь щель в кабинет Анастасии. — А, да это же Леснов, наш юрист! Ничего она не занята, но вы теперь уж простите: у меня срочнейшие бумажки по зарплате на подпись!

— Ничего-ничего!

— Зайдете сразу за мной, пока к ней не приехали люди.

Стрекотуха в розовом безе влетела в кабинет начальницы и сунула ей под нос папку. Алекс посмотрел, как бросив взгляд на бумаги, Ася спокойно забрала руку у Федора, черкнула на них свою визу и снова посмотрела на Леснова. Приподнятое настроение испарилось и Воронцов быстро скрылся за поворотом на лестничную клетку, чтобы не вызывать любопытных взглядов на себя. Тем более, коль Ася столь занята важными посетителями, правильнее всего отправиться на работу. Остыв к вечеру, будет проще поговорить.

— Анастасия Григорьевна, там такой мужчина весьма приятной наружности, никак не решался войти в кабинет, я позову?

— Да, конечно, Лиза. Спасибо.

— Это что же за привлекательные мужчины штурмуют бастионы твоих апартаментов? — у Леснова в глазах запрыгали искорки.

— Ну, сейчас вместе и узнаем! Что там, Лиза? — позвала Анастасия.

— Ничего не пойму. Только что здесь стоял, как в воду канул… а так хотел войти, прям аж…, — секретарша растеряно вернулась к столу, разводя руками.

— Как он выглядел? — спокойно спросила Ася.

— Очень красивый, вашего возраста. Светлый шатен… или блондин… глаза красивые с длинными ресницами… Ой, да вот же он! — Лиза с неприкрытым восторгом стала тыкать в свадебное фото на столе — заботливо слепленный Тимуром фотомонтаж реальной Анастасии Вересковской с супругом. — Простите… это был ваш… ваш муж… Я не знала. — Секретарша зажмурилась от своей оплошности. — Он так робко в окно заглядывал.

— Ничего страшного, Лизок. Если это был он, то мы созвонимся. Можете работать!

— Есть, шеф! — Лиза вихрем вылетела из кабинета.

— Воронцов робко заглядывает в окно? По-моему, он только способен двери ногой открывать, притом куда они ведут, обычно не важно. Положение обязывает.

— Да ладно тебе. Он неплохо воспитан. Хотя бы потому, что все сознательное детство нас воспитывали вместе. Может, в кафе спустился. Вернется сейчас.

— Не вернется. Если твой ошалелый от ревности муж видел меня здесь, в теплой дружеской обстановке. — Леснов встал и нервно замельтешил по кабинету. — Это из-за меня. Но не могу же я бросить наше сотрудничество из-за его чудачеств!

— Ты с ума сошел?! Чтобы я в последний раз это от тебя слышала! — вспылила Ася. — Федор, я не могу тратить свою жизнь на то, чтобы гасить его приступы ревности. Либо он принимает меня, как есть, либо нет. Я не могу забросить работу, и думать все время, что какие-то мои действия неправильно истолкует его воспаленное воображение. Я нормальный адекватный человек, а с его стороны такое поведение — не нор-маль-но! Не будет тебя, будет ведь кто-то другой.

— С этим трудно спорить, только я беспокоюсь, потому что ты расстраиваешься.

— Сегодня или самое позднее завтра утром — поговорю с ним. Если не прекратит, вообще уеду из дома. Может это поможет включить мозг.

— Эй! Не нужно таких кардинальных и резких изменений. Попробуй просто понять его, выслушав. — Федор остановился напротив подруги, пытаясь поймать ее взгляд.

— Да ты у меня теперь просто ангел во плоти! Олеся не на шутку постаралась.

— Анастасия, над отношениями трудиться нужно. Не воевать по любому поводу. Выражение «беречь домашний очаг» не просто словосочетание. И выражать свои чувства тоже нужно учиться.

— Понимаешь, любовь — это любовь, а не влюбленность. Она лишена эгоизма. А ревность — это эгоизм. Это не любовь. И любовь, это доверие. Полное и безграничное! Умение принимать, понимать и прощать.

— Почему у меня такое впечатление, что ты чего-то не договариваешь. Может Воронцов что-то сделал? Может, он обидел тебя? Или еще что? Почему ты так зла на него? Только из-за Карины?

— Да ничего он не сделал. Он натурально душит меня ревностью и от этого все проблемы

— Анастасия, что конкретно он сделал? — тон Леснова стал твердым как гранит.

— Ничего!

— И потому ты сомневаешься в нем и мнешься, чего-то мне не договаривая?

— Да ничего я не пытаюсь… Уже все сказала — причина в тебе, а точнее каприз избалованного «инфанта».

— Я весь во внимании.

— Ну, ничего такого не стряслось. Просто я не знаю, как это даже сформулировать. Не хочу говорить об этом с тобой, и не должна! — Она минуту помолчала, собираясь с мыслями. — Меня обидели одни его слова. Сильно. Давненько это было. Мы уже после того вроде как помирились раз пять, но он все время поливает масла в огонь своими припадками.

— Еще повторить вопрос? — невозмутимо стоял на своем Федор.

— Просто он… сказал «надеюсь, со мной вам было не хуже, чем с вашим благоверным», то есть с тобой. И меня это сильно зацепило. Несмотря на наше примирение… короче, чувствую, что теперь снова все плохо.

— Вот, дерьмо! А еще графский отпрыск. — Федор вздохнул, поместив руки в карманы. — Сказал мерзость, зато на «вы».

— Я думаю, что его ревность возведет между нами Великую китайскую стену. — Анастасия подняла глаза на собеседника.

— Ну в его ревности хотя бы есть здоровая логика, Ась. Мало мужчин могут согласиться с тем, что жена бок о бок работает, и, тем более, дружит, со своим бывшим.

— Так что теперь? — Ася встала и вышла из-за стола. — Мне устроить скандал из-за того, что какая-то идиотка мне прямо на свадьбе заявила, что мой муж в постели — это нечто, и если я не буду глупышкой-дурочкой, то использую свой шанс и хотя бы раз в своей никчемной жизни попробую, что такое настоящий секс!

— Тебе такое сказали? На свадьбе?

— Представь себе!

— А почему я об этом не знаю?

— А что, мне сообщать тебе и когда у меня ПМС начинается?

Федор понял, что подруга завелась не на шутку, и включил свой беспроигрышный режим:

— Угомонись! — Леснов подошел ближе, взял руку Аси и нежно коснулся ее губами. — Моя госпожа, вот об этом может знать только ваш гинеколог, а обо всем остальном — должен знать ваш адвокат. Я бы ее наказал, как следует. Чтоб неповадно было.

— Федор, я люблю Воронцова. — Вдруг сказала Ася. — Я действительно дорожу им. И все мои сомнения на этот счет — лишь отговорки. Потому, что я на самом деле боюсь своего чувства. Очень боюсь. Потому что без него я была независимой ни от кого. Оно связало меня по рукам и ногам. И теперь, я не могу похвастаться тем, что всегда для меня было главным — свободой. Это для меня настолько ново, что страшно и ужасно.

— У меня есть чем тебя успокоить на этот счет.

— ?! — Ася снова подняла свои ясные глаза на Федора.

— Я в курсе, как ты грохнулась в обморок, когда узнала, что я разбился. Так что, вы, моя графиня давным-давно были привязаны нежными чувствами к вашему покорному слуге. А потому, бояться уже нечего. Крепкие узы вы в своей жизни уже испытали. И это совсем не страшно, не так ли?

— Страшно! Очень страшно! Я никому не пожелаю пережить то, что пережила я, пока искали тебя. Если бы не Алекс, не знаю, как бы я справилась. И теперь мне страшно вдвойне.

— Потому нам и нужны близкие, чтобы могли оказать вовремя поддержку. Человек такое существо, которому жизненно необходимо, самому заботиться о ком-либо и, чтобы о нем заботились. И не нужно этого бояться — это естественно. Так устроен мир. Ты еще в Воронцове сомневалась! Он просто сам не верит в твою любовь и точно так же боится потерять тебя. Всего-то. Даже тогда, когда ты была в твоем понятии свободной и независимой, ты не была отшельником и…

— …у меня уже был ты.

— Правильно.

— Только меня более устраивал вариант, когда я не теряла себя и заодно свою свободу из-за любви.

— А такое имело место? — брови Леснова взлетели вверх, но лишь только он почувствовал, как заколотилось сердце, выпрыгивая из груди.

— Так проехали. Настроение не очень, вот я и ворчу.

— Ладно. — Уступил Федор. — Меня беспокоит теперь такой момент. Одно ясно: тебе завидуют и очень сильно. Кого-то здорово заело, что серая мышь, Настя, получила миллионера-красавца-графа в мужья.

— Но на самом же деле я не серая мышь!

— Тем более. Сделаем так: ты спокойно работай, не суши голову над глупостями, а я разберусь с остальным. Делай свою работу, а я буду делать свою. — Адвокат сгреб в охапку Асю, чмокнул ее в щеку и, бросив на ходу, — Жду на поздний ужин, если не передумаешь! — скоро удалился.

— Дурдом просто. Я-то кому нужна? Вот ты — другое дело.

Следующая часть дня предполагалась насыщенной, и Анастасия сосредоточилась на предстоящих делах. Вечером в двери офиса появился Алекс. Ася обрадовалась тому, что он все-таки вернулся без звонка, и надеялась, что ссоры не последует.

— Ты не могла бы прикрыть вот то окошко на двери? — Алекс обнял жену, вставшую из-за стола ему на встречу, и недвусмысленно провел рукой по бедру, слегка приподнимая юбку.

Асина рука автоматом легла сверху и остановила его:

— Алекс погоди, мы здесь не одни. Рабочий день еще не закончен, — возразила она, отвечая на поцелуй. — Окно и, правда, не мешало бы прикрыть и дверь на щеколду тоже.

— Хотя можем не прикрывать. Я же твой муж, имею полное право целовать тебя на глазах у всех.

— Целовать — да, а задирать подол платья, пожалуйста, без свидетелей. Я здесь вообще-то глава и руководитель, если ты помнишь. — Анастасия подошла к двери и закрыла жалюзи, одновременно повернув замок. — Такое неприлично делать при моих подчиненных.

Девушка вернулась к столу и, нажав кнопку, распорядилась:

— Лиза, меня не беспокоить ни по какому поводу.

— Да, Анастасия Григорьевна!

— А с Лесновым любезничать и подставлять ему ручки для поцелуя, значит, прилично? — продолжил Александр.

— В чем дело, Алекс? Мне повторить простую истину, что поцелуй руки женщины — это элементарный жест вежливости со стороны близкого мужчины или коллеги?

— Близкого мужчины… Хм… Хорошо. — Воронцов подошел к Асе, остановившейся у стола, и снова обнял, вынуждая ее присесть на край. — А можно мне получить свою порцию нежности, как еще более близкому?

— Теперь можно, сколько угодно.

— Сколько угодно? Точно? — Алекс стал покрывать шею жены поцелуями, спускаясь к декольте.

— Так тихо-тихо! Сашка, что ты делаешь? Следы останутся! Я не совсем это имела в виду.

— Я о-о-очень соскучился! — Алекс поцеловал ее в губы.

— Я тоже. Хорошо, что ты заехал. — Ася смотрела в любимые глаза и думала, что в этой синеве все-таки можно утонуть, стоит только потерять бдительность. — У меня был неприятный осадок после нашей вчерашней перепалки.

— Тогда, давай больше не ссориться?

— Давай.

— А еще я хочу мириться, прямо сейчас. Едем покушать и домой?

— Не могу никак, у меня еще дела на сегодня. Давай самую сладкую порцию отложим на поздний вечер? Обещаю не задерживаться. Правда, не могу все бросить сейчас. Я вчера и так часов до двух ночи работала.

— Ого!

— К сожалению. Пока рассосется, придется потрудиться.

— Ладно, иди ко мне, — сказал он, еще крепче обнимая Анастасию, — я согласен еще немного подождать, если ты мне подаришь еще один поцелуй. Самый долгий и нежный.

— С огромным удовольствием, — Ася снова тонула в поцелуе Алекса. Идиллию прервал звон ее мобильного.

— Не отвечай!

— Вдруг что-то важное. Я же на работе. Погоди минуту. — Она подняла трубку, отвечая Леснову:

— Да, Федор.

— Что да? Я говорю: нет, нет и еще раз нет! Я не буду заниматься оформлением офиса для твоего… хм… секс-массажиста. Я не буду попечительствовать притону!

— Что ты несешь! — Анастасия увидела выражение лица мужа и, слегка краснея, корректно направилась к двери зала переговоров, куда тоже можно было попасть из ее кабинета. Только скрывшись за ней, она возразила на гневную реплику адвоката:

— Не неси ерунды!

— Если ты хочешь покровительствовать гею-мулату — пожалуйста, но без меня.

— Прекрати. Я никогда не думала, что ты такой расист.

— Я не расист. Мое неприятие касается только этого Луиса. И вообще он не гей. Ты сама говорила!

— Мало ли, что я говорила!

— Тогда откуда ты знаешь наверняка? Проверяла лично? Я помню, как ты его целовала тогда. Интересно, к чему бы это привело, если бы я ушел?

— Чего ты, как с цепи сорвался? Ни одного веского аргумента. Только голосишь, как баба базарная.

— Тебе даже возразить мне нечем.

— У меня ничего с ним не было кроме его танцев и обычного массажа, который он, кстати, волшебно делает. А по поводу доказательств: я не имею права ничего тебе рассказывать. Ты мой близкий друг, но это не моя тайна.

— Считай, выкрутилась.

— Я правду говорю. Это всего лишь массажный кабинет. И, к слову, не столько покровительство, сколько такой же бизнес, как и наш журнал.

— Ася, я верю, что для тебя это массажный кабинет, но твой негр делает секс-массаж — и мужикам, и бабам. Я это тоже точно знаю. И этим он там будет заниматься, в том числе, а я не хочу иметь отношение к такому.

— А к заведению «Седьмое небо», значит, хочешь?

— Оставь в покое «Небо», пожалуйста.

— Не вижу разницы.

— Я его продам, если ты так принципиальна.

— Не говори глупостей! Империя порока самая доходная, а ты любишь деньги, мой дорогой! Пропиши в договоре пункт, запрещающий такие услуги в пределах офиса массажиста, и делай, что тебе велено! — Ася уже стала выходить из себя.

— Делаю, — рявкнул Леснов и бросил трубку.

Анастасия выдохнула и вернулась в кабинет.

— Я, наверное, пойду. Вижу у тебя действительно много дел.

— Алекс…

— Разберись сначала со своими бывшими любовниками и с настоящими тоже заодно. Домой можешь не торопиться. Я найду чем заняться. — Ася не успела ничего возразить, как муж вылетел из кабинета, громко хлопнув дверью.

Вместо него будто сквозь щель просочилась Лиза:

— Анастасия Григорьевна?

— Да, Лизок. Сделай-ка мне кофе, пожалуйста. Крепкий, с парой ложечек коньяка.

— Я мигом, босс.

— Весь во внимании! — Глеб уставился на друга и подпер голову рукой, облокотившись на велюровую скатерть цвета бордо в Ялтинском ресторане «VERITAS», где на верхнем этаже находился теперь офис Алекса, а на нижнем кроме собственно ресторана располагалось еще и кафе, доступное для любого кармана.

— В смысле? — Воронцов, наконец, перестал изучать прозрачность воды в своем бокале, которую им принесли, едва молодые люди устроились за столиком, ожидая ужин.

— Ну: ты в моей квартире. На ночь, глядя. Практически вытащил меня из постели. Раздраженный. Загадочно спрашиваешь, спит ли Ланка. Я, между прочим, сбежал от жены, чего обычно не делаю. А на твоей физиономии не написано ничего хорошего. Так шо, я тебя слушаю.

Воронцов выпрямился за столом и вздохнул:

— Она мне изменяет. Только ума не приложу, зачем? Этот вопрос можно было бы решить полюбовно, и шла бы на все четыре стороны.

— Дай угадаю: твоя жена — со своим мачо-адвокатом? — на лице Глеба растеклась улыбка.

— Только не надо ее снова защищать и смотреть на меня, как на параноика.

— Алекс, ты сам не свой. Тебе так сложно поверить в то, шо ты действительно счастлив? Не нужно испытывать судьбу, я уж сто раз тебе это говорил.

— Вот. Это мне подбросили в офис вчера. — Александр подвинул Глебу толстый пакет с фото, который лежал рядом с ним и тот нахмурил брови, глядя на внушительную стопку. — А она не ночевала дома, и мы поругались прямо по телефону, когда я спросил, где она. А за час до этого я наткнулся на Леснова с букетом тех же роз, которые я сам только купил ей. Адвокат дьявола выходил из ювелирного.

— Ты хотел сказать дьяволицы? Хорошенький же у вас союз. Думаешь, мистер мачо-адвокат решил вот прямо так внаглую замужней даме предложение сделать?

— Фомин! — Алекс резко осадил друга. — Не до твоих шуточек…

— Прости.

— Сегодня я заезжал к ней в офис дважды. В первый раз я мило наблюдал их воркование с Лесновым, когда он ей ручки целовал. А во второй она с ним ругалась из-за какого-то негра, который, как я понял из возмущенных реплик адвоката, тоже мог быть ее…

— Шо?

— Ее любовником.

— Даже не знаю, шо сказать. Давай по порядку. Пока все в голове не укладывается. — Глеб стал разглядывать фотографии, на которых было свидетельство бурного романа Анастасии Воронцовой с ее адвокатом. Особенно впечатляла фотосессия «ню». — Мда… не поспоришь с такими-то фактами. Но…

— Что «но»? Я уже передумал все мыслимые и не мыслимые варианты.

— В тебе говорит отчаяние, — спокойно констатировал Глеб, и посмотрел на друга, — а этому можно найти здравое объяснение.

— Давай, Шерлок Холмс, найди! Вперед!

— Вообще-то это я предположил, шо Ася и Настя очень близки, а ты от меня отмахнулся.

— Хм… сыщик, тоже мне, — Воронцов явно был на грани, поскольку оправдывался его самый страшный кошмар.

— Эти фото могут быть давними, здесь нет дат. Притом Ася никогда не скрывала от тебя отношений с Лесновым. Вот эта эротическая красота — не факт, шо это они. Лиц не видно, особых примет тоже. Но если это так, это даже лучше.

— Про эту самую фотосессию мне Карина напела и даже фото принесла. Это те самые. Ася сама подтвердила, что девушка в маске — это она и обещала все рассказать, но так до сих пор и тянет с разговором, под любым предлогом.

— Это могла быть фотосессия на какое-нибудь благое дело. К слову, снимки безупречны! И эффектны.

— В том то и дело, что слишком эффектны. Моя жена не брезгует сняться голой, чтобы на нее потом пялились старые извращенцы. Что будет, если пресса узнает?

— Ты снова себя накручиваешь. Хотя за такие фото можно получить миллионы.

— Могу напомнить: они за них получили большую сумму, с которой Тимур, фотограф и Настин стилист, а по совместительству брат Карины и наш детский товарищ, открыл свой бизнес, а Ася купила акции журнала.

— Ну вот — благое в общем-то дело. И это ж не порно, в конце концов!

— На остальных снимках Крым, а не Донецк.

— Та може они тут отдыхали: она ведь очень любит Крым и Ялту!

— Настю в Крым и калачом не затащишь все эти годы!

— Это в семейное гнездо не затащишь, а вот на родные просторы, кто помешает?

— Это только предположение. Найди мне доказательства. Только с этих фоток ты ничего не возьмешь. Если их подбросили с целью шантажа — они пустые, наверняка. Можно только догадываться, что и как на самом деле.

— Фото не пустые. Вот явно вилла «София». Ты ж там год назад первую брачную ночь провел.

— Какие в вашем номере обои были?

— Да откуда я знаю! Не смотрел я на обои!

— Ладно. Это легко выяснить в Интернете и узнать потом, когда они делали ремонт. Вот уже год будет известен. И потом — я могу взять эти фото и просто показать Лане, объяснить, шо и как. Она поможет прояснить ситуацию, не трогая Настю. Иначе вы сразу поругаетесь. А так потихоньку и поймем, в чем дело и даже, кто хочет вашей ссоры. Хотя бы не набросишься на нее с бессмысленными обвинениями.

— С бессмысленными? Ты вообще-то мой друг, а защищаешь почему-то ее самыми нереальными способами! Притянутыми за уши.

— Я лишь пытаюсь сберечь твое счастье от твоей горячей головы, Алекс. Я хочу тебе помочь. Вам помочь. Вы — два сильно любящих человека, а за всем этим у вас даже минуты нет на счастье! Это же печальнее, чем про Ромео и Джульетту! Жизнь мимо вас проходит. Мне становится жутко, когда я вас даже со мной и Ланкой сравниваю. У вас нет и десятой доли того сокровища, что есть у нас.

— Скажи, почему ты ее так защищаешь? — Полные отчаяния голубые глаза из-под густых ресниц пристально посмотрели на Глеба.

— Воронцов, я женат на ее лучшей подруге, которую люблю всю свою сознательную жизнь. А ты мне как брат. Я, по-твоему, похож на предателя? Прости. — Глеб встал.

— Погоди… я…

— Мы поговорим завтра, когда ты остынешь. Твои выводы выглядят глупее некуда, и я защищаю не Асю, а здравый смысл.

— Глеб!

— Я возьму такси и тебе тоже советую. В таком состоянии нельзя за руль, тем более гроза разошлась. Завтра сделаем вид, шо этого неприятного разговора не было, и обязательно найдем решение. Только не смей задирать Анастасию ночью и показывать ей фотки. Этим ты все испортишь. Она пока ничего знать не должна. Потерпи до завтра.

— Почему она мне так жестоко врет?

— Ты знаешь Настю всю свою жизнь. Она когда-нибудь врала так бесцеремонно? И вообще врала ли?

— Нет.

— Значит зачинщика вот этого вашего раздора, — Глеб потыкал на стопку фото, — нужно искать, а не жену обвинять.

— С кем поведешься, того и наберешься — Леснов самый дорогой и успешный адвокат на Донбассе, один из самых известных по всей стране, его авантюрам можно только позавидовать. Он хитрый как лис. И одну такую авантюру они провернули совсем недавно, если ты забыл.

— До завтра, брат! — Глеб похлопал Алекса по плечу и ушел.

— Первое: сразу договоримся не поднимать дневную тему Луиса. Иначе мы ничего не успеем, а будем только пререкаться, — Анастасия удобно устроилась за столом на кухне своего друга.

В противовес ее ожиданий, Федор даже не попытался возражать:

— Заметано. Я все сделаю, как ты хочешь. Помимо того, что я твой…

— …бывший.

— Бывший и близкий друг, я еще по совместительству твой адвокат и не должен забывать о своих непосредственных обязанностях. Я не должен был так горячиться. Теперь все обдумал и согласен с твоими доводами: я — бывший, это раз, как друг не вижу никакой опасности для тебя в твоей затее, это два. И как твой адвокат должен все сделать, как положено и сам во всем убедиться. Если мне не нравится этот мулат, то это еще не значит, что он не человек.

— Спасибо.

— Ты бы для меня делала то же самое и даже больше.

— Слушай, а ты молодец, что мой халатик прихватил. — Ася сменила тему. — Это ж надо, какой ливень — я до нитки промокла, всего-то пока от машины до подъезда бежала. — Ася прихлебнула горячий чай с бергамотом из изящной белой чашечки.

Леснов суетился рядом.

— Это не я, а Ланка упаковала. И тапочки тоже. Когда помогала вещи собирать.

— Ланке респект.

— Вот еще твой любимый кофе, а то, прям, чуть не покусала меня. Чай-то много полезнее.

— Опять чувствую Олеськину руку. Ты же знаешь, я не люблю чай. И я вовсе не собиралась тебя кусать. Мое настроение из-за дождя испортилось.

— Мартини закончился, к сожалению, но кто-то боится сам оставаться в грозу и к тому же за рулем.

— Переживу, не зима. Я уже согрелась. К тому же я больше промокла, чем замерзла.

— Не хватало еще заболеть посреди лета. Без тебя вот та восемнадцатилистовая тетрадочка с планом свадьбы меня до истерики доведет.

— Она двенадцатилистовая.

— Ох, ты знаешь, прям так, легче сразу стало! — растекся в улыбке Чеширского кота Федор, погладив себя по груди.

— Да не заболею я. Я почти не болею. Насморк — это чепуха. Я устрою тебе отличную свадьбу. Вот кофе выпью, пробежимся еще раз по плану и на сегодня все. Домой!

— Ага, как же! Про грозу забыла? Не хватало обморока за рулем.

— Ну, да, точно! — Ася виновато замялась.

— Еще раз предлагаю тебя отвезти.

— Не надо. Воронцов развоняется.

— Так пусть сам заберет! Позвони ему.

— Ага, щаз! Из твоей квартиры в моем бывшем халате? Вообще не хочу, чтоб он знал, где я была.

— Вот, черт! Точно.

— Он и так…

— Что?

— Сегодня вернулся в офис ближе к вечеру. Сообщил, что видел наши нежности за столом в моем кабинете.

— Я ж тебе говорил!

— Потом из нашей с тобой перепалки по телефону сделал свои выводы насчет Луиса.

— Твою мать! Почему ты мне сразу не сказала, что он у тебя?

— Проехали. Не хочу больше об этом. Разберусь.

— Ася.

— Все! Я сказала.

— Ладно. — Нехотя согласился Леснов. — Может, тогда расскажешь, как можно иметь такой жесткий характер и бояться такой чепухи как гроза?

— Не уверена, что это чепуха.

— А лягушки, змеи, бабочки… бррр… это значит не чепуха?

— Ну, от бабочек я сознание не теряю, хоть тоже их не люблю.

— Снова вспомнила то, как я сел в лужу в Долине бабочек? Может, хватит издеваться уже? Я и сам не представлял, насколько их не люблю.

— Да ты был белый как мел! Это видеть нужно.

— Мне снова стыдно за свою мужскую несостоятельность. Ты довольна?

— Угу, — Анастасия расплылась в довольной улыбке. — Да ладно: я и бабочек всегда в руки брала, только чтоб Воронцова довести до белого каления. Уж как он их не любит! А мне же нужно было всегда быть круче и все такое.

Федор с удовольствием любовался подругой, подперев кулаком подбородок.

— Ладно, пойду, окошко уже открою, а то душно. Вроде стихает.

Ася встала и повернула ручку на раме, а после прошлепала в соседнюю спальню и открыла окно там. Сквозняк повеял великолепным запахом озона и свежести после дневного зноя. Она на минуту облокотилась на подоконник и выглянула на улицу.

— Осторожно, выпадешь! Все никак решетки не поставлю. — Сзади появился Федор. — Низковат здесь подоконник. — Леснов заботливо положил ей руку на спину, а второй потянул за руку. — Не делай так! Отойди!

— Я не маленькая девочка. Чего ты меня учишь?

— Упрямица.

— Пошла я одеваться в свою мокрую-мокрую одежду, не ехать же в этом.

— Вот Воронцов удивился бы! Давай, жду, я посажу тебя в машину. — Он вернулся на кухню.

— Это тебе список дел на завтра, Золушка, — Ася протянула Федору листок, весь исписанный ее почерком. — Так будет проще, иначе ты все равно что-то забудешь.

— ?! — Леснов в недоумении уставился на бумагу.

— Свадебных дел список, — пояснила она, а дела завтрашние заключаются в том, чтоб ты проснулся вовремя и к полдесятого явился в офис. У нас встреча важная, помнишь? А после на весь день свободен: поедешь четко по этому списку.

— Конечно, босс! Я буду как штык.

— Договорились.

Спустя минут пятнадцать, Федор вернулся к себе и, повернув ключ в двери, почувствовал, что кто-то стоит за спиной. Он ощутил, как нечто ледяное зашевелилось в желудке.

«Неужели Ася права, и он уже увяз так далеко и серьезно. Не дай Бог она узнает.»

Леснов резко развернулся:

— Олеся?! Жизнь моя, что ты здесь делаешь? — Радость, смешанная с искренним удивлением, озарила его красивое лицо. — В такую погоду, ночью!

Девушка бросилась к нему, крепко-крепко прижавшись к груди мокрыми слегка растрепанными волосами, выбившимися из косы.

— Ты меня пугаешь: что случилось? Ася вот только уехала, я ее провожал! — Федор обнял невесту и повел в квартиру.

— Я знаю. Ждала, пока Ася уедет. Она б меня не похвалила за то, шо я сбежала. Та и не похвалит за то, шо собираюсь сделать.

— Ты вся мокрая! Пешком шла? Так гроза же, Олесюшка! — на лице молодого человека отразилась обеспокоенность.

— Гроза — то от Бога, а значит, не может быть страшной. Божья сила. — Девушка увидела очередной недоуменный взгляд жениха, рассмеялась и добавила:

— Добре. Не делай такого лица.

— Радость ты моя! Проходи в спальню, снимай одежду, сейчас принесу тебе дежурный халат. Только что он Аську здорово выручил. Она тоже была мокрая до ниточки.

Через минуту он принес ей одежду.

— Вот, возьми…, — Леснов оторопел: в приглушенном свете спального торшера, будто нимфа лесная стояла обнаженная Олеся с распущенными до самых колен волнистыми волосами. Он собрал всю свою выдержку и как можно более спокойно произнес, не глядя на девушку:

— Оденься пока, а я вещи в стирку брошу и чайку тебе теплого сделаю сейчас, — Федор поторопился собрать с пола мокрую одежду гостьи.

«Еще немного, и я напрочь забуду все свои обещания. Кто ж мог подумать, что это так тяжело. Ты ж мое лесное искушение!»

К его облегчению, когда он вернулся, Олеся все-таки надела темно-синий халат и подвязала пояс.

— Ты меня боишься? — твердый тон заставил его поднять глаза.

— Нет, родная. Я себя боюсь. Но совсем недолго осталось: мы с Асей уже составили план свадьбы, и она обещала все устроить, как в сказке. И даже сегодня первым делом договорилась со священником, отцом Даниилом из Ливадии. — Федор сделал вид, что убирает оставшиеся то там, то тут вещи и старался не поднимать глаза на невесту. — Будем венчаться на берегу моря в Ливадийской часовенке — место поистине волшебное. А еще Ланка поможет — так совсем скоро поженимся!

— Грехов боишься? — вопрос не дал сменить тему.

— Да у меня их столько, Олеся, что бояться уже бесполезно. И личных, и деловых. — Леснов, наконец, остановился и посмотрел на девушку. — Даже работа такая, что успех обязывает жить не слишком праведно. Хочу хотя бы что-то в этой жизни сделать правильно. — Он подошел к девушке, которая присела на подоконник.

— Олесюшка, не садись на него — он слишком низкий. Это опасно. Со второго этажа упасть тоже радости мало. Шею свернуть легко. А я этого не переживу! — Федор обнял невесту за талию, поднимая ее с места. Девушка обхватила его обеими руками за спину.

Мысль о сливочной коже под тонким шелком дала почувствовать реальность потери самообладания, а дрожь в теле выдала его чувства с головой. Олеся прошептала, все так же прижимаясь к нему:

— Кохання, то не грех. Если ты меня…

— …я очень и очень тебя люблю, но потому я и не могу так с тобой поступить! Олеся, пойми, я буду сам себе отвратителен.

— Ты должен это сделать, — девушка подняла голову и посмотрела в любимые глаза цвета горького шоколада, — мы должны. Так задумано. Именно сегодня.

— Ну, что ты такое говоришь!

— Знаю, что говорю. Завтра поздно будет.

— Радость моя, ну, что ты? У нас с тобой еще вся жизнь впереди! Для нас никогда не будет поздно.

— Если ты откажешься, то даже не представляешь, что тебя ждет!

— Неужели конец света наступит? Или ты не выйдешь за меня?

— Не спорь со мной — это глупо!

— Олесюшка, радость моя… пойми…, — он пытался собрать воедино остатки разума, который почти капитулировал перед желанием.

Вдруг Олеся слегка подалась назад, потянув за собой Федора, и снова присела на подоконник, обхватив обоими коленями его бедра.

— Господи… Олеся… что ты делаешь…, — прошептал он.

— Можешь попробовать сопротивляться, но шо-то мне подсказывает, ты не в силах будешь этого сделать, — она ловко расстегнула пару пуговиц, на которых держалась рубашка Леснова и одним движением спустила ее с плеч.

— Фея ты моя, лесная! Вывешиваю белый флаг! Да я за тобой хоть в омут, хоть на тот свет готов.

— Так далеко точно не надо, а вот в омут нежности — ласково прошу.

Доли секунды хватило, чтобы освободить ее от гламурного Асиного халатика, соскользнувшего под ноги, и Федор не стал сдерживаться, покрывая шею и грудь любимой поцелуями и лаская оголившееся бедро.

Когда Ася въехала в ворота их особняка, домашние уже спали. Она тихонько прошла к себе, остановившись ненадолго перед спальней Алекса. Пара минут колебаний заставила ее повернуть в свою комнату.

«Сегодня уже не стоит. А то разбуянится и вряд ли смогу быстро его успокоить. А завтра сообщу о свадьбе Леснова с Олесей, потом про фото расскажу и на закуску — ночь любви». — Мысленно сказала она сама себе. — «И завтра же утром попрошу Олесю перенести все мои вещи к нему. Хватит продолжать этот цирк. Пусть уверится, что мои чувства — не пустышка, если ему мало. И пусть помнит об этом каждую ночь, обнимая меня. Будет к романтическому ужину сюрприз», — Заключила Ася, гася ночник и моментально проваливаясь в сон.

Утро выдалось хмурым. Алекса она не застала, хоть и поднялась довольно рано. В его комнате было все идеально убрано, и у нее даже закралась мысль, что мужа вообще не было дома. Паскаль сказал только, что Алекс всегда убирает за собой постель безукоризненно. И в этом нет ничего удивительного. Анастасия согласилась с ним, хотя ее собственная натура бунтовала против армейского порядка, тем более в такую рань. Она пыталась насильственно приучить себя к регулярному убиранию постели, поскольку не располагала услугами стольких горничных, сколько их всегда было в доме Воронцовых. Получалось не очень. Точнее совсем не получалось. Девушка всегда в шутку сносила это на свою творческую натуру, коей рамки были равносильны наручникам.

Ее завтрак спозаранку был испорчен, и Ася, набросав список заданий для Олеси, поехала на работу, купив по дороге фаст-фуд и кофе. Все утро она боролась с собой: позвонить мужу или нет. Но перед встречей с рекламодателями, которая обещала солидную прибыль, лучше было не терять равновесие. А то, что разговор с Алексом будет не из легких — к бабке не ходи! Хмурое настроение пейзажа за окном не прибавляло красок и к ее настроению. И Ася подняла телефонную трубку:

— Лиза, ты нашла Леснова?

— Звоню, все утро беспрерывно, как вы приказали. Не берет трубку ни дома, ни на мобильном, Анастасия Григорьевна!

— Да что ж такое! Он уже должен быть здесь! Спасибо Лиза, я сама наберу теперь. Встретишь гостей, когда придут.

— Слушаюсь, босс!

Анастасия достала мобильный из сумочки:

— Вот, черт! Я же звук вчера еще выключила!

Девушка стала просматривать непринятые вызовы. Их оказалось немало. Но не было ни одного от Алекса или Федора. Зато семь от мамы, пять от отца и два от свекрови.

— А у вас то, что стряслось? — спросила сама себя Ася. Едва она собралась набрать маму, на мониторе телефона высветился неизвестный номер.

— Да! — ответила Ася, сдерживая раздражение.

— Ася?

— Федор?!

— Да. Слушай меня внимательно и не перебивай. У меня право только на один звонок. Первое: ни за что не говори про то, что вчера ночью была со мной. Воронцов тебя сгноит и пресса тоже. Второе: у тебя есть телефон моей коллеги из Донецка — Жанны Болотовой. Вызывай ее сюда. Тебе понадобится грамотная юридическая помощь и мне тоже. Третье: меня обвиняют в покушении на убийство — а я ни слухом, ни духом. Это либо ошибка, либо подстава, еще не понял. Четвертое: позаботься об Олеське во что бы то ни было. И последнее: ты у меня умница, ты — справишься!

— Ты решил сутра, вот так взорвать мой мозг? Если это шутка, то, мягко говоря, неудачная.

— Ась, это не шутка. Я попал, и я за решеткой.

— Ясно. — Анастасия сдержанно вздохнула. — Я тебя вытащу. Сейчас раскидаюсь тут и приеду.

— Спасибо. Я люблю тебя, и Олесе передай. Вы обе мне дороже всего на свете.

— Ты что на казнь собрался? Совсем умом тронулся, так прощаться?

Разговор оборвали противные гудки.

— Черт бы все побрал! — Анастасия отшвырнула трубку и с такой силой грохнула обеими ладонями по столу, что рана от пореза на запястье после ее падения в обморок в Ницце, только недавно зажившая, снова стала сочиться. Девушка отдернула ящик стола, достала рулон бумажных полотенец и вытерла кровь. Вдруг дверь резко распахнулась и под протестующие вопли Лизы в кабинет бесцеремонно ввалились трое мужчин.

— Анастасия Григорьевна…, — чуть ли не навзрыд сказала девушка.

— Что вообще происходит в моем офисе, кто-нибудь сможет мне объяснить? — Ася повысила голос, вставая из-за стола. Ее вид и жесткий тон свидетельствовали, что она теряет терпение.

— Анастасия Воронцова?

— Как вы догадались? Надо же! Трудно ошибиться, заявившись в кабинет главреда моего же собственного журнала! Правда?

— Напрасно иронизируете. Вам сейчас будет не до смеха. — Мужчина показал документы представителя правоохранительных органов. — Анастасия Воронцова, вы подозреваетесь в соучастии в преступлении. Сегодня ночью произошло покушение на жизнь вашего мужа, Александра Воронцова. Ответьте, где вы были вчера вечером с 21—00 до 24—00?

Долгая минута ушла на осознание услышанного.

— Отвечайте! Каждая минута промедления работает не в вашу пользу.

— Сначала в офисе. Потом по делам всяким ездила…, — медленно и почти автоматически ответила Ася, на ходу вспоминая наставления Федора.

— Дела ночью? Какие именно? Кто-нибудь может подтвердить ваши слова?

— Нет. Я была одна. Разве что охранник, если видел, когда я уходила.

— Значит, у вас нет алиби после того, как вы ушли из офиса?

Ася не успела ответить, как в кабинет вошел еще один мужчина, с которым она познакомилась совсем недавно.

— Давид? — ее лицо немного просветлело.

— Здравствуйте, Анастасия Григорьевна. Очень прискорбно видеться с вами при таких обстоятельствах.

— Ах, да… Господин следователь… вы, и собственной персоной на арест подозреваемой?

— Хотел убедиться, что ваши необыкновенно красивые глаза будут все такими же красивыми, когда посмотрят в лицо обвинению, после того, что вы сделали. И также хочу уверить вас, что помню, как вы мне помогли, но, к сожалению, теперь я ничего не в состоянии для вас сделать. И я рад этому, так как это противоречит моим принципам. Я ненавижу таких женщин, как вы. Мое уважение, как женщина, вы потеряли.

— А, как же презумпция невиновности? Без суда и следствия обвинили, осудили и приговорили? Остается только привести приговор в исполнение.

— Следствие будет проведено с особой тщательностью, можете не сомневаться. И я уже убеждаюсь, что прав в своих первичных выводах. Вы даже не удосужились спросить, жив ли ваш муж.

— Ваши люди упомянули «покушение на жизнь», значит, он жив. Как минимум. — Парировала Анастасия. — На остальное же вы не дали мне времени. — На самом деле Ася едва стояла на ногах, и чудом сдерживала накатывающие один за другим приступы тошноты. Она выглядела болезненно-зеленой с темными синяками под глазами.

— Вы, однако, наблюдательны.

Внезапно хрупкая Лиза, которая стояла все это время, затаив дыхание, у самой двери, стала с проклятиями расталкивать здоровенных мужиков, озиравшихся на нее с огромным удивлением. Она проделала путь до стола с завидной быстротой, при этом, ухватив со стола полотенца, кинулась к начальнице.

Анастасия только успела прикрыть салфетками рот, как началась рвота. Лиза заботливо подала мусорное ведро, помогая опираться на свой локоть, сползающей на пол Асе.

— Вы что, нелюди? — заявила молоденькая секретарша. — Подите вон отсюда! Женщине плохо! Неприлично таращиться на это мужчинам.

— Поверьте, барышня, мы еще и не такое видели. — Ответил Селезнев и обратился к Асе. — Эффектно, Анастасия Григорьевна, но не убедительно.

Ася не могла сказать ни слова, рвотные позывы с трудом давали вдохнуть воздух в легкие.

— Да что же вы такое говорите! Как вам не стыдно! — вступилась снова Лиза. — У Анастасии Григорьевны такое случается, если она сильно нервничает. Это реакция на происходящее. — Девушка поспешила открыть окно настежь и стала так, чтобы прикрыть Асю от посторонних глаз по максимуму.

На лице Селезнева отразилась обеспокоенность, которую он тут же попытался скрыть. Следователь только сказал:

— Приводите себя в порядок. Вам неизбежно нужно ехать в участок. Лишь из уважения к вашему отцу меня просили не надевать на вас наручники прилюдно. Парни, ждем даму в коридоре!

Минут через двадцать Анастасия, наконец, смогла говорить. Лиза подняла ее с колен, усадила в кресло и вытерла побледневшее лицо мокрым полотенцем.

— Стоят, прям двери подпирают — будто вы с 5-го этажа спрыгнуть можете или раствориться в воздухе.

— Наверное, решили, что едут брать терминатора. Столько мужиков на одну женщину натравили. Ничего, Лизок, мы их сделаем. Им еще будет стыдно. Мне уже лучше, спасибо. Позвони Лане Лянской, пусть приедет в участок за мной и срочно вызови от моего имени и имени Федора Алексеевича адвоката из Донецка — Жанну Болотову. Устрой в гостиницу и расскажи, где нас искать. Обрисуй ситуацию в двух словах. Но прежде разыщи, в какой больнице Воронцов и узнай его состояние. Сразу пошли ко мне курьера с известием.

— Я все сделаю, не беспокойтесь. — Лиза фиксировала задания с завидной быстротой в откуда ни возьми появившемся у нее в руках блокноте. — Встречу отменила, извинилась и перенесла на неопределенный срок под веским предлогом.

— Да уж. Как разлетится весть об аресте, журнал сметут. Закажи еще один тираж. Хотя бы деньжат заработаем. Тоже положительный момент, как сказал бы Леснов.

— Друже, ты меня слышишь? Правда, слышишь? — озабоченное лицо Глеба все четче вырисовывалось по центру белой пелены, застилавшей глаза. А рукой Алекс почувствовал, что Глеб крепко сжимает ее обеими своими. Он с трудом сглотнул и тихо спросил:

— Ты что, плакал?

— Я? Та не, то тебе привиделось, — запротестовал Глеб, мимолетом промокая рукавом ресницы. — Мужики не плачут!

— А кто-то говорил, что не плачет только тот, у кого нет сердца?

— Алекс, — на глазах Глеба снова выступили слезы, — я никогда себе не прощу, шо бросил тебя в таком состоянии и уехал. Надо было тебя домой проводить. Я ж видел, шо ты не в себе. Гребаная гордость — не узнаю себя.

— Ты тут ни при чем, а я вроде жив. Немного челюсть болит и, кажется, нога. Дышу я нормально, и голова не кружится. Значит не надо так плакать. Вот моя жена никогда не плачет. Видно, потому, что у нее нет сердца.

Глеб снова зашморгал носом.

— Мама твоя уже едет. Мне из ДПС позвонили — мой номер был последним из твоих вызовов.

— Ясно. А Настя?

Глеб поменялся в лице.

— Настя. Снова Настя. Далась тебе эта Настя, — он отвернулся. — Ей не смогли дозвониться пока.

— И чего ты мне, брат, так настойчиво не договариваешь? Я ведь все равно узнаю.

— Мне жаль, шо я так ее защищал вчера, и с тобой поссорился. Но ты ничего не сказал про запись! Почему?

— Про какую запись?

— Про ту, которую тебе на почту прислали вместе со вчерашними фотками. Там Настя…

— Я не знаю, о чем ты говоришь. Не было никакой записи. Только фотографии. — Алекс вздохнул.

— На этом видео свидетельство измены вашей супруги, Александр Викторович, — в дверях стоял семейный адвокат Варфоломей Борисыч Кошкин. — Мне очень прискорбно вам об этом говорить, но никуда не денешься. Врач сказал не утомлять вас, но состояние стабильно хорошее. Вы — счастливчик, Александр.

— Какое еще доказательство? — не повышая голоса, спросил Алекс, но видно было, как он напрягся и занервничал.

— Доказательство ее слишком близких отношений с адвокатом Лесновым. Полиция считает, что они подстроили вчерашнюю аварию. Тормоза в машине были испорчены, а камеры стоянки зафиксировали человека, сильно похожего на Леснова.

Далее Глеб в ужасе наблюдал, как менялось лицо его друга. Светлокожий от природы Алекс, казалось, почернел в считанные минуты, глядя в экран. Да ему и самому стало не по себе. Он ведь с самого начала так радовался счастью друга, будучи уверенным, что они — пара на всю жизнь. Так верил, что эта девушка подарит его другу то, в чем тот так нуждался все эти годы после Анны. Впервые Глеб понял, что Алекс даже не в состоянии говорить, и он быстро спровадил Кошкина, давая возможность Александру прийти в себя. Тот отвернулся к стене, не говоря ни слова.

В участке в одном из кабинетов, куда стражи правопорядка сопроводили Асю, она наткнулась на отца видимо дававшего показания или присутствующего еще по какой-то причине.

— Отец?

— Знаешь, я бы все смог понять. Даже измену мужу. Но какими бы ни были твои авантюристские способности, тут ты здорово заигралась. Есть грань, Анастасия, знаешь ли. Покушение на жизнь — это уже слишком. Это практически конец. И самое страшное, что я верю в то, что ты на такое способна. Мне стыдно, сударыня, более называть вас своей дочерью.

— Отец, да что вы такое говорите! — только и смогла выдавить из себя девушка, но Вересковский уже шел прочь.

— Даже собственный отец не верит вам. Дурная примета, не так ли? — заметил Давид.

Анастасия будто окаменела. В голове почему-то всплыла любимая поговорка Федора «если не ходом, то ползком».

«Да какого хрена я так раскисла! Я же ни в чем не виновата! Я даже не знаю, что вообще случилось!»

— Анастасия Григорьевна, садитесь! Вы готовы отвечать на вопросы? Хотя вы имеете право хранить молчание до приезда адвоката, если он, конечно, у вас будет, а также право на один звонок.

— Мой адвокат будет завтра, но я ни слова не скажу вне зависимости от этого, пока вы не соизволите объяснить, что происходит, где мой муж и, в каком он состоянии?

— Согласен. Справедливо. Но прошу прощения: я не смогу вам этого сказать, пока вы не ответите хотя бы на некоторые мои вопросы. Иначе мне сложно будет установить истину. Если вы согласны поговорить без адвоката, то давайте побеседуем, и после я вам расскажу о вашем муже. Обещаю. Слово представителя правосудия.

— Хорошо. Не вижу смысла верить вам после вашего признания, но вы привели разумные доводы. Я хочу скорее освободиться.

— Прежде всего, прошу вас осознать всю серьезность вашего положения. Да, я сказал вам правду о своих чувст…, — он запнулся, — …интуитивных ощущениях на ваш счет в совокупности с фактами, но меня порадует, если вы легко смоете всю эту грязь, так резко на вас пролившуюся. Просто потому, что мне больно в вас разочаровываться. Но это, между нами, поскольку уже личное. Для всех будет лучшим — ваша максимальная откровенность. Потому отбросим эмоции и адекватно посмотрим фактам в лицо.

— Мне нечего скрывать. Я могу говорить и без адвоката. Только как, по-вашему, я могла покушаться на человека, которого люблю? Человека, без которого не мыслю своей жизни?

— Не знаю. Это и предстоит выяснить. Вы можете обманывать меня. В машине Александра Воронцова были найдены фото, которые вместе с видео, сильно компрометирующем вас и уличающем в измене, ему прислали на почтовый ящик. По брачному договору подобный поворот событий приводит к тому, что вы, Анастасия Григорьевна, лишаетесь своей части наследства в пользу вашего супруга. Получается — у вас есть мотив: избавиться от мужа и от доказательств вашей нечестности. При этом Империя всецело ваша.

— Как же реальность прозаична.

— К сожалению. Расскажите мне все, или хотя бы то, что считаете нужным сказать без адвоката.

— Вы можете показать мне фото и записи? Чтобы я смогла ответить на интересующие вас опросы.

— Да. Вот фото, — Селезнев взял толстый конверт, лежавший от него по правую руку

Спустя минуту, пролистав фотокарточки, Ася сказала:

— Все до единого из моей прошлой жизни. До брака с Александром Воронцовым. Разве что вот эта, новогодняя, на этот Новый год сделана.

— Вы и Леснов?

— Мы много лет были парой, до тех самых пор, пока я не узнала о завещании. Не то, чтобы мы клялись друг другу в вечной любви и собирались пожениться, но я верю ему, как себе, и с его стороны это взаимно. Более надежного человека трудно представить. Абсолютно гармоничный тандем был, если хотите.

— То есть, если бы вы хотели сделать что-то грязненькое, вы бы доверили это только Леснову?

— Не перекручивайте. Сажем так: если бы я ошиблась в этой жизни, то даже несмотря на это, Леснов бы поддержал меня. Даже если бы и затруднялся понять.

— Вообще поражаюсь, как люди с жиру бесятся — это ж надо, нанять фотографа, чтобы сделать эротические фото. Куда мир катится…

— Вы далеки от истины и эти фото вас и следствия никак не касаются.

— Хорошо. Что у вас с Воронцовым?

— Мы росли вместе. Что называется, слеплены из одного теста. Много лет вообще не общались. Но, как не поверни, Воронцов — это моя семья. Даже, не будь мы женаты. Отец не разделял семью крестного и нашу. Это впитано с молоком матери. Когда я узнала, что мы должны пожениться, то была категорически против. Брак был вынужденный. Но после мы оба поняли, что… вобщем это скорее было провидение судьбы. При всех наших стычках одно было ясно — мы любили друг друга с тех самых юных лет, как только человек начинает что-то понимать в любви. После добавилась страсть и все остальное, присущее взрослому человеку.

Селезнев слушал внимательно и делал какие-то пометки в блокноте. На последних словах Анастасии по его лицу проскользнуло напряжение, но спустя несколько мгновений, Давид снова взял себя в руки.

— У нас есть видео, на котором человек сильно схожий с Федором Лесновым вчера повредил авто вашего мужа именно в указанный мной промежуток времени.

— Этого не может быть. Я абсолютно уверена.

— Вы можете обеспечить ему алиби? Смотрите запись! — Селезнев повернул к Асе монитор ноутбука.

— Я уверена, это не он. Похож сильно, да, но это не он. Одежда как у Леснова. Он так обычно на пробежку выходит.

— И что не так по-вашему?

— У меня не очень хорошее зрение. Без очков я иногда на улице даже знакомых не узнаю. Но очень хороших знакомых и близких людей с таким зрением без очков начинаешь узнавать по повадкам, жестам, походке или одежде. Это не он — однозначно. Я не знаю человека на пленке, хоть он и одет как Леснов. Кроме того, я точно знаю, что Федор в это время был дома, я говорила с ним.

— Вы можете ошибаться.

— Я уверена полностью. Больше мне нечего добавить.

— Хорошо. Как хотите.

— А, что второе видео?

— Уверены, что готовы это посмотреть?

— Не обсуждается!

— Ваше право.

Анастасия увидела на экране окно квартиры Федора, из которого она с таким удовольствием вчера вдыхала влажный воздух после дождя, и увидела себя. Спустя какое-то время на том же самом подоконнике, на который опиралась она, Федор целовал девушку, сильно схожую с ней. Девушка была одета в тот же темно-синий халатик, который был и на Асе на предыдущих кадрах.

— Что скажете?

— Ничего.

— Хорошо. Точнее плохо. Нет ни единой зацепки, оправдывающей вас перед мужем. Эта пленка могла бы стать алиби — но на ней нет времени.

— У вас нет ни единого повода задерживать меня. На другой пленке подозреваемый мужчина. А мое эфемерное соучастие сами знаете, вилами по воде. И если нужно — время я вам тоже найду! И подписку дам. Но только лишь о невыезде из страны. У меня производство в Донецке и от меня зависит благополучие людей на нем работающих.

— Вы со мной торгуетесь?

— Если бы я была, хоть в чем-то виновата, я бы не торговалась.

— Смело. Вы пока можете быть свободны, но вряд ли следствие забудет про то, что именно вам выгодна смерть вашего мужа. Собственно, только это и может быть причиной покушения на него.

— Хорошо. Я вас поняла.

— Как бы я не хотел оказаться на месте вашего супруга. Это очень больно, осознавать такое предательство.

— Если бы вы были на его месте, возможно, вы бы поняли, насколько счастливы.

Селезнев посмотрел в Асины глаза, потемневшие, как небо перед грозой. Поднял трубку телефона и сделал распоряжения относительно нее.

— Не исключено, что мне придется отказаться от этого дела. Похоже, я слишком близко все воспринимаю и могу судить предвзято. Мне сложно противиться вашему обаянию, Анастасия Григорьевна, должен признать. Прямо-таки какое-то дьявольское влияние.

— Я не ставила целью вас очаровывать. Делайте, что хотите, но отпустите скорее. И скажите, что с Александром?

— Он попал в аварию на шоссе. Еще немного и сорвался бы с обрыва. Дождь, скользкая дорога, не справился с управлением — на первый взгляд. А на более скрупулезный — поврежден тормозной шланг. И вот эти отпечатанные фото в бардачке машины. Запись тоже пришла ему на почту.

— В каком он состоянии?

— Сломал пару ребер, сильно повредил ногу, и порезал осколками лицо. Но лично мне кажется, что его физическое состояние много лучше эмоционального. — Давид Селезнев не сводил глаз с лица подозреваемой, но не нашел на нем ничего подозрительного.

— Ясно, — Ася вздохнула, обдумывая его слова.

— Можно поинтересоваться вашим мнением: кто бы мог совершить покушение на вашего мужа?

— Я, что, Шерлок Холмс? — резко отпарировала Ася.

— Возможно, мы что-то упускаем, и любая информация помогла бы следствию. Вы же его супруга и должны знать о нем много.

— Я много лет не общалась со своим будущим мужем. Но поскольку он долго жил за границей и был слишком далек от бизнеса и капиталов отцовской Империи, сомневаюсь, что всего за такое короткое время, он бы мог заполучить серьезных врагов. Тем более, что Алекс склонен решать проблемы как можно более дипломатично. Не думаю, что именно он перешел кому-то дорогу.

— Тогда, почему случившееся имеет место? Если вы, конечно, не имеете к нему отношения.

— Воронцов мог стать просто пешкой, разменной монетой. Ведь пострадал и адвокат Федор Леснов. Именно его изображает мужчина на пленке. Вот у Леснова врагов предостаточно. Первое, что напрашивается: Леснов — жертва. Его просто хотели убрать с дороги. И так же могли пытаться нагадить мне, поскольку тот же Леснов — моя правая рука. И без него, я практически без рук. Или хотели нагадить мне, сделав калеку из моего мужа. Или поссорить нас с Александром, что самое простое, учитывая, что Леснов мой бывший. Видите, сколько разнообразных интерпретаций может быть в этой истории. Плюс почтовый ящик моего мужа знающему человеку можно сломать в два счета. Сопоставьте время, проверьте, когда и что было прислано или взломано! Вам работать и работать, господин следователь! Рано ставите диагноз.

Селезнев помрачнел. «Видимо, мысль отказаться от дела не лишена смысла. Как он, и мог упустить очевидные вещи? Свалить все на неверную жену проще простого. Значит, Анастасия ни в чем не виновата… Анастасия… Лучше бы, он никогда не останавливался у той обочины».

— Пока можете быть свободны, Анастасия Григорьевна.

После допроса еще много времени ушло на бумажную волокиту. Лишь ближе к вечеру Ланка смогла вытащить Асю из участка. Приезжал Васька из редакции и подробно доложил о состоянии Александра. Радовало только то, что он просто везунчик. А молодой человек явно станет отличным журналистом, с огромным удовольствием отметила про себя Ася.

— Куда теперь? — спросила обеспокоенная происшедшим Ланка.

— Судя по всему — в больницу. Без Болотовой мне не дадут встретиться с Федором. Может и к лучшему: завтра я остыну и, возможно, не сверну ему шею!

— Давайте я отвезу, Анастасия Григорьевна, — отозвался Вася.

— Да. Спасибо. И привози мне каждые три часа отчет о работе редакции. Если что-то срочное, то чаще.

— Ясно. Не беспокойтесь.

Они сели в машину, и Лана спросила.

— Как думаешь, кто это был на пленке?

— Думаю Олеся. Я ее не видела сутра, а теперь она могла уехать в горы, как собиралась. Я давала распоряжение водителю отвезти ее, когда пожелает. Надеюсь, что Олеся. Даже при всей щекотливости ситуации уж лучше б они нарушили рамки дозволенного.

— Ты думаешь, Федор мог… эээ… ммм… заказать девушку, поскольку до свадьбы…

— Не знаю. Мог, если невтерпеж, но тащить ее домой точно бы не стал. И вчера вряд ли бы стал это делать так поздно. Все произошло после моего ухода. Да и он бы точно не дал проститутке мой халат!

Лана покраснела, а Вася при этих словах на мгновение повернулся и посмотрел на босса.

— Вася!

— Да, да, босс! Слежу за дорогой!

— Вот именно: следи.

У палаты Воронцова была выставлена охрана службы безопасности VERITAS. Рядом на кресле сидел Глеб:

— Анастасия Григорьевна… Лана…, — он встал, подчеркнуто вежливо приветствуя дам.

— Глеб, — Ася посмотрела прямо в глаза товарища своего мужа, но он ни на грамм не смутился. В глазах парня читалось, если не презрение, то осуждение так точно. — Послушай, только не говори, что ты поверил во всю эту чушь!

— Я для вас никто, Анастасия Григорьевна и звать меня никак, и мое мнение вам малоинтересно. Я это понимаю. Но если уж вы сами спросили, то… Одним словом: если бы всего несколько часов назад я лично не убеждал своего лучшего друга в вашей любви, то после просмотра этой мерзости, к которой вы имеете непосредственное отношение, мне было бы не так тяжело. Простите.

— Спасибо за откровенность.

Лана села в кресло здесь же, через одно от мужа. Ася направилась в палату. У самой двери стражи порядка преградили дорогу:

— Посторонним…

— Я графиня Воронцова, супруга Александра Викторовича, — бесцеремонно перебила охранника Ася.

Стражи переглянулись в легком недоумении, но сделали по шагу в стороны. На шум дверь палаты отворилась, и Анастасия увидела свекровь, которая теперь тоже преградила ей путь. Заметив, что в коридоре люди, Элеонора Павловна отступила, давая Асе войти, и прикрыла за ней дверь. Едва Анастасия хотела податься в сторону кровати, где спал Алекс, свекровь резко вполголоса спросила:

— И у тебя есть совесть появляться здесь после того, что случилось, Анастасия?

— Я не знаю, что там случилось у вас, а у меня муж попал в аварию. Я еле стою на ногах, и только сейчас смогла до него добраться после нудных пустых допросов полиции с самого утра.

— Бесстыжая мерзавка! — Элеонора хотела отвесить ей пощечину, но Анастасия крепко ухватила изящную ладошку свекрови на полпути.

— Не делайте того, о чем впоследствии будете сильно жалеть, — ответила она сквозь зубы.

— Это ты пожалеешь о своих выходках. Обязательно пожалеешь, Анастасия. А кто б подумал. В тихом омуте…, — Воронцова с отвращением выдернула руку.

— Если вам интересно, при таком положении вещей ваше мнение меня не здорово волнует.

— Убирайся отсюда! — прошипела Элеонора.

— Только после вас!

— Хамства тебе, я вижу, не занимать.

— Мама! — тихий голос Александра остудил пыл женщин.

— Я всего лишь просила уйти эту даму, которая все еще смеет называть себя твоей женой.

Анастасия промолчала и посмотрела на мужа, приподнявшегося над подушками.

— Мама, прошу! Нам, все равно, придется поговорить. Это неизбежно.

— Да, Алекс, как скажешь. Но смотри, а то она может тебе и яду вколоть в капельницу. Охрана за дверью.

— Мама!

Графиня проследовала к столу, взяла свою сумочку и направилась к двери, бросив:

— Я вернусь, когда эта женщина уйдет.

Воронцов сел на постели. В тусклом свете Ася увидела ссадины и синяки на любимом лице, а с правой стороны оно было заклеено повязкой. Видимо там были глубокие порезы, о которых говорил Селезнев. Утром после ужасного известия она сосредоточилась на том, что Алекс все-таки жив и на том, чтобы не потерять самообладание, до чего было совсем недалеко. А сейчас, когда она увидела мужа, чувство опасности потери любимого человека заставило конечности похолодеть. Анастасия подошла ближе, поставила сумочку на тумбочку возле кровати и поправила подушки, что дало возможность пострадавшему откинуться на них.

Ася сделала попытку чмокнуть мужа в щеку, но он слегка отвернулся, давая понять, что не готов и стал смотреть во внутреннее окно палаты, завешенное жалюзи, будто не хотел, чтобы Ася видела его изувеченную щеку.

— Как ты? — девушка оперлась руками на кровать, чтобы почувствовать какую-то поддержку.

— Сначала думал, что нормально как для такой ситуации. А потом понял, что обманываю себя. Ждал, когда ты придешь. А ты все не приходила.

— Мне рассказали об аварии около десяти утра. Потом уволокли в участок, спасибо, что не в наручниках. Отпустили только сейчас.

— Ты не знала, что твой муж не ночевал дома? Или может ты сама снова там не ночевала? — Алекс резко повернул голову и посмотрел на жену.

— Я ночевала дома. Просто вернулась поздно и не стала тебя беспокоить. Пошла спать к себе, а утром решила, что ты рано уехал.

— Если бы ты спала там, где положено спать жене, то побеспокоилась бы раньше. Хотя, возможно, полиция права и это все, — Александр поднял руки, указывая на палату, — подстроено тобой и твоим любовником. — Он посмотрел на жену.

— Александр, у меня нет любовника. Твоя ревность переходит всяческие границы и превращается в болезнь.

— Значит болезнь у всех, кто видел запись. Где ты вчера была?

— На работе.

— Я тоже так думал. Не поверил следователю и попросил нашу службу безопасности раздобыть какую-нибудь пленку из района, где живет твой адвокат. Вот, — Алекс достал из-под подушки планшет, — это они оцифровали для меня. Это практически копия той записи, что нашли у меня в машине, только эта — с пленки в режиме реального времени. Хочешь сказать, что это не ты? Даже твой любимый жест, когда ты в окно выглядываешь? И лицо прекрасно видно. — Он повернул экран к ней.

Ася увидела ту же самую запись, которую видела у Селезнева, но с временным счетчиком.

«Стоп. Вот Леснов и на свободе. Только как рассказать Алексу правду и убедить, что дальше — на пленке не я. Без Олеси, пожалуй, сложно будет.»

— Молчишь?

— Значит, ты безоговорочно веришь тому, что видишь? — Девушка вздохнула. — Второй раз, Воронцов, и на те же грабли.

— Знаешь, сложно не поверить собственным глазам.

— У тебя с ними давно проблемы.

— Не начинай! Пытаешься увильнуть.

— Увильнуть? Зачем? Если бы ты хотел верить, поверил бы моим словам.

— Я бы очень хотел найти хотя бы паутинную ниточку того, что могло бы тебя оправдать. Я сто раз уже посмотрел эту запись, и столько же раз мое сердце рвалось на части. А ведь я даже постарался забыть ту историю с твоей голой фотосессией! Мне каждый раз становилось дурно при одном воспоминании о ней, но я даже в этом пытался тебя понять.

— Вот в этом между вами и разница, — вдруг сказала Ася, — Леснов мне верит без оглядки, не спрашивая, а ты даже любую правду подвергаешь сомнениям!

— Ты же не изменяла Леснову со мной, потому он и верит.

— Фотосессия…, — Ася вздохнула. — Ей сто лет в обед. Это я ее придумала, чтобы раздобыть денег для Тимура. Это была вынужденная мера и успешная. В результате гонорара хватило и мне. Я не хотела ее афишировать по понятным причинам, и, как ты успел заметить подпись и фамилию с инициалами на фото не ставила. Если бы тебе Карина все не растрындела, никто бы из семьи и не узнал. На фотках я и Леснов, фотографировал Тимур. По времени это тогда, когда мы с Федором были вместе, лет 8—9 назад. Больше тут рассказывать нечего. Не думала, что тебя можно было этим до такого состояния довести. Карина точно знала куда целиться, в твое самолюбие. Выстрел в десятку.

— Проще простого назвать меня параноиком! — зло возразил Алекс.

— Твоя позиция окончательная? Ты считаешь, что я падшая женщина? Что на пленке я, и что я вместе со своим любовником решила тебя убить?

— В то, что ты убийца, мне сложно поверить. Возможно это идея Леснова, так освободить тебя от вынужденного брака или еще что. Его слава бежит впереди паровоза. Я же поверил, что у нас с тобой все хорошо. Думал ты действительно любишь меня. Зачем нужно было меня в этом так убеждать? Ведь там, где ты с Федором…, — он опустил глаза, — чего же, тебе в этой жизни не хватает, Анастасия? Неужели приключений?

«Теперь, похоже, будет очень не хватать тебя», — подумала она.

— Я бы больше никогда не хотел видеть тебя. Я не буду настаивать на твоем заключении или непосредственном причастии к тому, что произошло. Только, Анастасия, уходи! Уходи из моей жизни! Я никогда не хочу вспоминать тебя, думать о тебе и знать тебя! Так для всех будет лучше. Хоть и понимаю, что прошу невозможного.

— Сначала отец. Потом твоя мать. Теперь ты. Они-то — ладно! Но ты, Алекс, — На лице Анастасии отразилось огромное сожаление. Что ж, одной проблемой меньше. После этого разговора, я хотя бы теперь знаю, что мне делать дальше. И на том спасибо, Александр Викторович. — Девушка взяла сумочку и направилась к выходу.

— Настя, скажи, хоть что-нибудь в свое оправдание!

Ася остановилась и повернулась к мужу.

— Мне не в чем оправдываться. А сказать я могу, Воронцов, — она вздохнула, стараясь держаться из последних сил, — только, что в этот раз твои ошибки тебе не обойдутся так дешево, как в прошлый. Не верить ведь всегда проще, чем любить.

Она скоро покинула палату, услышав вслед звук разлетающегося вдребезги планшета. Заждавшаяся ее Ланка, видя состояние подруги, не стала сразу лезть с вопросами. Она, молча, последовала за Асей, не удосужившись попрощаться с Глебом, с которым за все время даже словом не перемолвилась.

— Я высажу тебя возле дома. Мне срочно нужно съездить в службу безопасности — в головной офис VERITAS, — сообщила Ася, когда они сели в такси.

— В Алушту?

— Ну и что. На часах только шесть. Лето на дворе.

— Я с тобой, — тоном, не терпящим возражений, ответила Лана. — Нервно нажимая на панель зажужжавшего телефона.

— Ок, — Ася дала указания водителю. — Не хочешь с Глебом говорить? — спросила она спустя пару минут.

— Не хочу.

— Дай угадаю: он переживает, что ты водишься с изменницей и убийцей.

— Пусть говорит, что хочет. Это его дело. Но слушать это все я не могу. Они, как будто слепцы все! Будто их зазомбировали. Маразм крепчает.

— Не кипятись. Меня все равно не спасешь. И не расходитесь по разные стороны баррикад из-за нас с Алексом. Это не должно влиять на ваши отношения с Глебом и на ваше счастье.

— Еще что-нибудь умное скажешь? Не собираюсь я с ним расходиться, но и глупости слушать, не намерена.

— Алекс сказал, что верит в мою измену.

— Ясно. Так и знала. Значит, нужно, чтобы Леснов подтвердил, что это не ты.

— Ага: тут я, а тут через 15 минут не я, из уст Леснова. Воронцов сразу же и поверит.

— Тогда Олеся пусть скажет. Расскажи про их свадьбу, про планы.

— Олеся уехала в горы. И я не хочу впутывать ее в эту мерзость, от которой она так далека. Ее нужно поберечь. Как минимум, пока Федор за решеткой. Наивную девушку могут настроить, как угодно, если прознают о ее участии. Мне нужно сейчас раздобыть пленку, с которой Алексу запись сделали. Звонила Жанна, она утром будет тут. Тогда завтра Федора отпустят. И гора с плеч. А там мы уже выкрутимся.

— Я поеду к Олесе. И это не обсуждается.

— То есть? Сбегаешь от мужа?

— У меня есть время, а он пока поостынет и подумает. Съезжу в горы, отдохну немного на свежем воздухе, посторожу Олесю и возьму в свои руки ваше с Алексом примирение.

— Ты такая взрослая, а до сих пор в сказки веришь?

— Не иронизируй. Я тебя знаю. Ты обиделась и теперь шагу к нему навстречу не сделаешь. И вон сидишь с полными слез глазами. Опять не плачешь? Опять сдерживаешься, будто ты терминатор, а не живой человек?

— Ланочка, ты не понимаешь серьезность ситуации. Я снова одна. Если бы не ты. Отец меня презирает, свекровь ненавидит, мой муж, который должен мне верить, во что бы то ни стало, боится поверить. Видно, ему так проще. Моя семья от меня отказалась. Все кроме мамы. Я с ней еще не говорила, но уверена — она будет на моей стороне.

— Все время сдерживаться нельзя, так и до инсульта недолго. Я тебе уже говорила.

— Если я позволю себе хоть раз расплакаться, то уже не смогу остановиться. Кто тогда будет меня утешать? Некому, Ланусь. Даже Леснова нет! А на мне вдобавок журнал и притом полностью — помощи ждать не от кого.

Машина припарковалась у головного офиса VERITAS restaurant.

— Посидишь в машине, хорошо?

— Конечно, родная.

Ася поднялась по ступенькам и вошла в здание. Но, едва она прошла в холл ресепшина, ее остановила охрана.

— Простите, Анастасия Григорьевна.

— Да.

Молоденький охранник замялся, и его лицо стало покрываться пятнами.

— Что-то не в порядке?

— Видите ли… ваш отец сегодня подписал приказ, по которому вы не имеете права появляться здесь беспрепятственно. Извините, пожалуйста.

— Ничего. Просто вызовите начальника, и я поговорю с ним прямо здесь.

— Да, конечно. Один момент.

Анастасия прошла к стойке ресепшена и оперлась на нее спиной.

Едва она хотела погрузиться в свои невеселые мысли, ее окликнули:

— Настя?

— Да, Максим Сергеевич. Мне уже сообщили, что я отныне персона нон-грата в своей собственной компании.

— К сожалению. Пойдем ко мне в кабинет, поговорим. Ты же знаешь отца. Нельзя игнорировать его приказы.

— Знаю. Вы не сильно рискуете своей должностью?

— Ну, у меня же есть оружие плюс многолетний опыт, значит, такую опасную преступницу я вполне в состоянии остановить.

Они вошли в просторный кабинет, и начальник службы безопасности пригласил ее присесть.

— Ты, видно, по делу пришла?

— Да. Я не решилась просить у Алекса, он едва со мной говорит. Вы оцифровывали для него видеозапись с камер банка напротив квартиры моего адвоката. Она в режиме реального времени и со счетчиком. Это прямое доказательство того, что Федор Леснов был дома в то время, как повредили тормоза в машине моего мужа. А значит, его отпустят.

— Да. Эта запись есть. Но…

— Вам будет слишком опасно дать ее мне. Отец решил меня обложить со всех сторон. Ясно.

— Я постараюсь сделать все, что смогу. Но к этому, так сказать, «артефакту», сейчас слишком повышено внимание. И даже если я рискну, то могу не успеть тебе ее передать. Это дело времени. Я думаю, что неделя-две и пленка будет у тебя.

— Спасибо, хотя бы на этом.

— Пока не за что. Вот, если бы следствие запросило пленку — было бы намного проще.

— Хорошо. Я вас поняла.

— Настя, кроме шуток: ты можешь кого-то подозревать в случившемся? — Мужчина серьезно посмотрел на Анастасию, хотя подумал о том, как же красива и одновременно сильна эта женщина.

— Я не знаю. В голове винегрет. Масса всего.

— Скажи мне, возможно, я смогу помочь.

— Мне сложно, Максим Сергеевич, обвинять людей.

— Мы говорим только о предположениях. Вот и выскажи мне их.

— Я ума не приложу, кто мог покушаться на Александра и в голове жужжит мысль, что это просто совпадение. На самом деле цель это Леснов. Он больше всех пострадал. Ума не приложу, как это связать.

— Отец перебесится, поверь, я его не первый год знаю. Все образуется.

— Мне это напоминает детство. Для него все образуется, но не для меня.

Мужчина встал, обошел стол и подошел к Анастасии. Он по-отечески обнял ее за плечи и поцеловал в макушку.

— Что-то мне подсказывает, Анастасия Григорьевна, что вы много крепче вашего батюшки, как на твердость. И еще неизвестно кто о кого, зубы-то сломает.

— Спасибо, что верите в меня, Максим Сергеевич.

Всю дорогу домой девушки молчали и смотрели в окна, думая каждая о своем. Завтрашний день был расписан по часам, но также, он грозился быть трудным, поскольку почти все могло пойти не по плану. Заиграл Асин телефон мелодией «Мама» в исполнении Il Divo.

— Да, — сухо сказала Настя в трубку, видимо готовясь к худшему.

— Настенька, радость моя, весь день не могу с тобой поговорить.

— Привет, мам, — прозвучало почти шепотом. — Меня не так давно отпустили из полиции.

— Солнышко, как ты? После всего этого?

— Тяжело, если честно, но вот ты позвонила и уже легче. Ася в двух словах поведала события последних двух дней.

— Ты обязательно справишься. Я узнала, что Селезнев тебя отпустил, иначе собиралась уже разнести их здание на кирпичи.

— Узнаю свою мамулю. Готова всех порвать за ребенка.

— Еще бы. Уверена, что скоро все пожалеют о своих поспешных суждениях.

— Мам, Александр настроен кардинально. Думаю, мне стоит ждать Кошкина с документами на самый громкий развод года. Отец уже запретил мне переступать порог VERITAS.

— Отец — это отец, ты же его знаешь. Но Алекс… я надеялась, что он будет умнее. Мне жаль.

— Поскольку ему теперь все равно, то я завтра сутра поеду к Селезневу и честно дам показания в пользу Леснова. Хотя бы его вытащу из дерьма.

— Настя, но этим ты признаешь, что на пленке ты, и Алекс тебя никогда не простит! Одному Богу известно, что он себе нафантазирует!

— Я на пленке только выглядываю из окна, а дальше там другая девушка. Я действительно заезжала к Леснову, но уехала оттуда около часа и в это время была уже дома. Но теперь все равно. Александр свое слово сказал, и бороться мне больше не за что. А Империя будет его целиком и полностью — так что она не пропадет.

— А если выяснится правда?

— Кому нужна эта правда, мам? Раскопают раньше, значит, Воронцов не допустит развода.

— Держись, доченька, я всегда с тобой!

— Спасибо, мамуль! Я это знаю. Чувствую.

Графиня Вересковская, казалось, хотела рвать и метать. Будучи слишком хорошо воспитанной и обладая бесценной женской мудростью, она всецело потакала действиям своего супруга даже тогда, когда не одобряла его действий. На этот раз Григорий перешел все рамки. Он, похоже, забыл, что женат вовсе не на кроткой овечке, и лишь ее безграничное терпение и любовь к нему позволяли смолчать там, где молчать совершенно не хотелось. Женщина нервно крутила в руках мобильный, размышляя, что предпринять и как помочь дочери. Наверное, Сашка — главная фигура. Нужно образумить ревнивца, остальное будет проще и Насте легче, если супруг встанет на ее сторону. С Элеонорой бесполезно говорить — она едва не потеряла еще и сына вслед за мужем, а значит, взывать к адекватности тут не приходится.

«Григорий… только попадись мне… уж я тебе устрою!»

Будто услышав ее, в комнату вошел граф Вересковский.

— Душа моя! — мужчина оторопел от холодного взгляда жены. — Что случилось?

— Я говорила с дочерью.

— Я тоже говорил. Послушай, Наташенька, нам всем сейчас очень сложно.

— Ты от нее отказался. Ты унизил ее всеми доступными способами.

— Наташа!

— Как ты мог, скажи? Как ты мог предать дочь, своим недоверием?!

— Она преступила грань дозволенного! Она нарушила закон и пошла против мужа, против совести и против Бога.

— Где доказательства?

— На пленке, Наталья!

— Ее могли легко сфабриковать!

— Кому это нужно, скажи? Кому нужен развод детей, как не самой Анастасии и ее прихвостню-адвокату?

— Твои обвинения голословны.

— Разве нормальная женщина будет способна на то, что утворила наша дочь со свадьбой и с Алексом? Эта выходка была верхом авантюризма, да хоть закончилась хорошо. Но теперь.

— Знаешь, Григорий, — резко оборвала Вересковского супруга, — я всю свою жизнь посвятила семье и тебе. Я поклялась перед Богом в любви и уважении к своему супругу на веки-вечные. И я столь сильно тебя любила всегда, что позволяла навязывать себе твое мнение, не переча ни в чем. Хотя это не означало, что у меня нет своего собственного взгляда. Я оставила любимое дело по твоему настоянию, я многое бросила из-за необходимости согласия с тобой. Ты всегда был моим супругом и господином. Я даже позволила превратить нашу дочь в посмешище, когда должна была остановить твое самодурство и давление. И как я была рада, что Настя не поддалась твоей термоядерной психологической обработке. После выходки с замужеством я поняла, что моя дочь — моя точная копия. Практически клон, не считая внешности. И я уверена, что она в отличие от своего отца не способна на подлость и тем более на убийство. Я твоя жена перед Богом и людьми и останусь ею до смерти, но сейчас — мое терпение исчерпалось. Я уезжаю в имение моих родителей, потому что не в состоянии говорить с тобой и видеть тебя даже мельком.

— Наталья, не смей!

— Это своей любимой кобыле скажешь «не смей»! А я вернусь, когда буду в состоянии хотя бы взглянуть на моего супруга. — Наталья Филипповна быстрым шагом вышла из комнаты, а Вересковский развел руками в бессилии.

— Совсем бабы от рук отбились! Но Наталья! Я не узнаю ее просто.

Анастасия, не чувствуя ног, вошла в свою комнату и на полдороги вспомнила, какие оставляла для Олеси указания. Девушка заглянула в спальню мужа и поняла, что все выполнено безукоризненно. Все ее вещи были распределены по его комнате. Ася вошла и, не включая свет, присела на кровать на половине Алекса, а спустя минуту свернулась на ней калачиком, обнимая его подушку.

— Мадам! — шепотом позвал голос Паскаля.

— Да, Паскаль, я не сплю

— Хотите кушать, мадам?

— Я не хочу, но желудок протестует. В нем лишь утренний кофе и круассан с шоколадом.

— Вы должны поесть.

— Принеси, только что-нибудь вкусненькое, а то меня еще и подташнивает.

— Конечно. Это от голода. И давайте мадам, я сделаю вам чаю.

— Хорошо, Паскаль.

Когда она проснулась утром, на тумбочке так и стоял нетронутый поднос и Ася, не мешкая, уселась на кровати, чтобы съесть холодный ужин. Видимо она провалилась вчера в сон, как только Паскаль вышел из комнаты. На удивление остывшая еда была очень вкусной.

— Мадам, что же вы! Я приготовил все свежее и горячее, вот пришел забрать поднос! — стал возмущаться повар, появившийся в дверях как по мановению волшебной палочки.

— А ты неси и свежее, и горячее. Я еще не наелась, — ответила повеселевшая Ася. — Неизвестно, когда мне сегодня придется еще покушать.

— А… ну, вот, совсем хороший разговор! — обрадовался мастер-шеф.

Едва Паскаль скрылся за дверью, зазвонил мобильный. Это была Болотова.

— Анастасия Григорьевна!

— Да, Жанна! Давайте только без Григорьевны.

— Мне так проще. Нет неловкости.

— Ладно, как скажете.

— У меня не очень хорошие новости. Селезнев уехал спозаранку и будет только к вечеру, и мне не понравилось, как со мной говорили. Такое впечатление, что он не хочет нас принять.

— Как чувствовала, что что-то пойдет не так. Я сама ему буду дозваниваться, Жанна. Тем более, что и пленки на руках пока нет. А увидеть Федора получится?

— Да. С этим все в порядке, но вам не разрешили присутствовать на встрече.

— Вот черт! Все упирается в Селезнева — это он. И отец, скорее всего, свою руку.

— Давайте будем на связи, держите телефон при себе.

— Хорошо. Я поеду в редакцию. Там конь не валялся. Можете там меня найти, адрес я пришлю в СМС.

— Договорились!

Ася позавтракала второй раз, и настроение улучшилось еще немного, несмотря на нежелание проблем растворяться. Она прошлась по спальне, как бы размышляя, и приняв решение, собрала необходимые вещи в свой дорожный чемодан.

— Мадам! — на пороге нарисовался неугомонный Паскаль, вертевшийся возле нее, будто нянька.

— Жак.

— Мадам, вы разве собирались уезжать?

— Нет, Паскаль, не собиралась. Просто в свете происходящих событий мне нечего делать в этом доме. Наш развод с Александром Викторовичем дело времени. Он скоро вернется из больницы, и я не хочу, чтобы мой муж застал меня здесь. Не стоит ему мешать.

— Но мадам, как же…

— Как-то так, Паскаль, как-то так. Если меня будут искать — я в гостинице «Ореанда». Там и до работы ближе. Немного позже я вернусь за остальными вещами, а пока возьму лишь необходимое.

— Как скажете, мадам. Мне очень жаль.

— Мне тоже, Паскаль.

— Позвольте, я сложу вам вкусненького на обед?

— Было бы замечательно.

Потом Ася оделась и поехала в редакцию, прихватив вещи и термосок заботливого повара.

День на работе выдался суматошный. Анастасия не заметила, как наступил вечер. Селезнев по-прежнему не отвечал и, где его можно найти никто не давал точной информации. Дело закончилось тем, что Ася съездила в участок и в присутствии Жанны дала другому следователю показания относительно пленки и себя на ней. Как Болотова не протестовала, но ее подопечная осталась непреклонной. Шел уже третий день, как Леснова задержали. По появлении Селезнева его обещали выпустить. Ася поговорила с Ланкой и с мамой, но легче не становилось. Ночь выдалась бессонной, из-за нервов, и только под утро она заснула, истерзанная невеселыми мыслями.

Завтрак в гостиничном ресторане не принес удовольствия столько, сколько вчера домашняя стряпня Паскаля. Ася прошла к ресепшину и поинтересовалась, нет ли для нее новостей. Приветливая девушка передала ей пакет. Можно было сразу догадаться, что Паскаль не оставляет надежд поднять ей настроение едой. Анастасия вернулась в номер и не удержалась заглянуть внутрь посылки. Из нее запахло домом, как ей показалось. В результате аппетитная курочка была съедена полностью вместе с ее любимым салатом и благодарно запита горячим шоколадом.

— И куда я столько ем, — сама с собой размышляла Ася. Скоро в одежду перестану влезать. До чего только нервы не доводят. Зато на душе тепло.

Чужой человек, наемный повар, старается подарить хозяйке душевное тепло, что так ей необходимо и которого ей так сейчас не хватает, а близкие презирают и оставили ее. Очередной день в редакции обещал быть невеселым. За добрую его половину не было никаких хороших новостей. Но плохих не было тоже, а значит, не стоило жаловаться на судьбу. Отсутствие звонков нервировало. Зато около трех Ася услышала в трубке раздраженный голос Тимура:

— Ты решила не только меня окончательно покинуть, но и лишить вдохновения навсегда, моя муза?

— Тимур, что стряслось? Говори, по сути. В моей жизни очередной бардак, и я не знаю, с какого боку его начать разгребать.

— Где ты должна сейчас быть?

— А где?

— У меня на массаже, прическе и макияже! Не у тебя ли в восемь какая-то церемония?

— Твою м…, — проглотила ругательство Ася. — И Леснов пойти не может.

— Может или не может мистер Нарцисс, но мне тут нужна ты, а не он.

— Я буду, через час-полтора точно.

Анастасия без сил плюхнулась в свое кресло. Про церемонию вручения премии для их журнала она забыла напрочь. Платье было готово загодя и это радовало. Не пойти нельзя — на кону деньги, которые нужны ей, журналу и людям в редакции. И неизвестно куда еще вывернет образовавшийся вокруг нее скандал.

В кабинет влетела Лиза:

— Анастасия Григорьевна, на нас здорово наехали. Нужно давать опровержение или что-то еще делать. Я позвонила узнать насчет пресс-конференции, не поверите — отказали. Звонил Георгий Константинович и сказал, что нас выслушают два канала точно.

— Час от часу не легче. Еще и с собственным отцом приходится воевать. Дочь в опале, и придворные боятся попасть в немилость. Противно. Ладно, Лизок, задача такая: командируй Васю ко мне домой, пусть привезет мое вечернее платье, которое висит в моей гардеробной на манекене. И пусть позвонит мне оттуда: еще нужно туфли и шкатулку с побрякушками… блин, но это ж Вася…

— Босс, я оставлю Ваську в приемной, и сама привезу вам все, что нужно.

— Лизок, да ты просто гений! Чтоб я без тебя делала!

— Я ваш секретарь, это всего лишь моя работа. — девушка приветливо улыбнулась.

— Лиз, тогда возьми мою машину и отвези все в «Ореанду», а я после салона подъеду прямо туда.

— Все сделаем, босс!

Лизу сменила Жанна, вернувшаяся со встречи с Федором.

— Селезнев так и не появился. Я приехала рассказать о Федоре и поеду его разыскивать. Итак. Мой клиент настаивает, чтобы я сопровождала вас по пятам, а значит так и будет.

— Я большая девочка и мне не нужна нянька.

— Это его решение, а я должна его неукоснительно выполнять. Хватит того, что вы дали показания, так компрометирующие вас.

— Проехали.

— Он категорически против вашей идеи насчет признаний, лишь бы его вытащить.

— Его спросить забыла. Я сделала признание, как считала правильным. А мужу скажу, что его развод со мной может повлечь потерю Империи, поскольку на самом деле на пленке не я. И если кто докопается — пиши: пропало. Все честно.

— Ваше имя выполощут в помоях. Вашу семью растерзают ради потехи и наживы.

— Мне не привыкать к запаху помоев. Я с ним давно знакома.

— Анастасия Григорьевна! Просто настаиваю, чтобы вы обдумывали все свои действия и советовались со мной.

— Жанна, не зуди. Леснов в обезьяннике, а такое чувство, что он приставил ко мне своего аватара в женском обличье. Мне сейчас срочно в салон нужно. В восемь вручение премии на большой сцене в прямом эфире. Постараюсь сказать пару слов в защиту семьи. Нас каналы нынче не приветствуют.

— Значит я тоже еду с вами.

— Начало в восемь. — Ася черкнула что-то на бумаге. — Вот адрес, сразу проходите за кулисы, скажете, что от меня.

— Договорились. Тогда я снова к следователю и в участок.

— Договорились. Анастасия вздохнула. Она за эти пару дней стала так уставать и как-то нехорошо себя чувствовать. Хотя точно описать ощущения она не могла и относила все на счет нервов.

— Графиня Воронцова, — прошептала девушка, глядя на свое отражение в зеркале, из которого на нее смотрела красивая элегантная и просто роскошная женщина. Высокая гладкая прическа выгодно гармонировала с длинными, почти до плеч, висячими резными серьгами черненого серебра, переливающимися россыпью камней. В ней виднелась полоска диадемы с такими же камнями. Шею украшала только тоненькая серебряная цепочка. Платье в пол со шлейфом — черное с блестящей белого металлика ниткой по всей ткани очень стройнило и придавало образу загадочность, а декольте, открывавшееся взору, было просто умопомрачительным. Тимур знает толк в одежде. — Воронцова, — повторила она шепотом. — Вовек теперь не отмоешься от этого имени. Но, если развод таки будет, и из завещания меня вычеркнут, то возможно удалю ее из своей жизни.

Как будто в ответ на ее мысли раздался стук в дверь. Посетителем оказался адвокат семьи и VERITAS — Кошкин.

— Доброго вечера Анастасия Григорьевна.

— Звучит как насмешка, Варфоломей Борисыч.

— Ну, будет вам, Настасья Григорьевна. Я не имел намерения вас как-то оскорбить. Пустите? У меня к вам дело особой важности.

— Пущу, конечно, — Анастасия отступила, давая дорогу гостю. — И даже кофе угощу — только вот целый кофейник принесли.

— Благодарствую. Не откажусь, если можно. Гляжу, вы собрались куда-то?

— Да. У меня мероприятие неотложное, но времени еще достаточно. Позвольте, угадаю: вы пришли поговорить о разводе. — Ася жестом пригласила Кошкина садиться и стала наливать кофе для него.

— Вы правы. Меня прислали узнать, есть ли у вас какие недовольства по этому поводу. Вы лишаетесь своего наследства согласно завещанию ваших отца и крестного, в пользу вашего супруга, поскольку официально признали измену ему, зафиксированную на пленке.

— Возражений и недовольства нет, — ответила графиня Вересковская-Воронцова. — Никаких.

— Вы уверены? Я бы рекомендовал…, — стал запинаться Кошкин, глядя, на невозмутимое выражение лица Анастасии.

— Варфоломей Борисыч, мне нечего возражать. — Она взяла свою чашку со столика и пригубила кофе. — Меня не интересует и никогда не интересовало наследство и VERITAS. Я имею более чем стабильный доход. Но считаю своим долгом сообщить вам, что, прежде чем Воронцов подпишет бумаги на развод, предупредите его: хоть я и дала показания сегодня, но на пленке, та девушка с Лесновым — не я. Следователю почти все равно — лишь бы найти виноватых, а тем, кто может поживиться за счет нашего разлада — нет. Если развод оформят, а они докопаются до правды, которая в принципе легко доказывается, если внимательно присмотреться к видео, то моего мужа обвинят в инсценировке измены с целью избежать последствий злосчастного завещания в виде нежелательного брака со мной и желании во что бы то ни стало, сохранить наследство.

— Настасья Григорьевна, что вы такое говорите? — Кошкин раскраснелся от услышанного.

— Правду, Варфоломей Борисыч.

— Вы вообще уверены?

— А вы считаете, я могу быть неуверенной в том, что не спала со своим адвокатом, когда мой муж чуть Богу душу не отдал? Это было всего сутки назад!

— Но Анастасия Григорьевна, это очень серьезно, это не шутки! Дело вашей семьи канет в лету из-за глупости…

— …моего мужа, которого захлестывает ревность. Повторяю: все это — ваши проблемы. Мне плевать на деньги и на VERITAS. Мне только жаль моих родителей. Я волнуюсь, только за них. Остальное — не мое дело. Это, собственно, и все, что я хотела бы вам сообщить.

— Но тогда зачем вы соглашаетесь на развод и не протестуете?

— Чтобы мой муж не думал, что я буду его упрашивать. Этого не будет никогда. Он получит, то, что хотел.

— Настасья Григорьевна! Настасья Григорьевна! — Кошкин засобирался уходить.

— Не нервничайте так, Варфоломей Борисыч, а то не дай Бог, давление подскочит. Вы очень покраснели. Вам бы дух перевести.

— Ничего-ничего, с такими событиями немудрено… переживу, ничего со мной не станется.

Ася проводила старого адвоката и, закрыв дверь за ним, прислонилась к ней спиной. Этот кошмар, наверное, никогда не закончится. И Алекс, и отец, оказались так предсказуемы. Она закрыла глаза. В дверь снова постучали.

— Вот вы где? — Селезнев, не спрашивая разрешения, вошел в номер. — Прячетесь?

— В смысле?

— Почему вы не дома?

— Это мое личное дело. А прячетесь от меня вы уже целых двое суток. Без вашего разрешения не выпускают Леснова. Невинный человек сидит за решеткой, а вам хоть бы что! Конечно, вы же сами там никогда не сидели! — набросилась на него Анастасия, закрывая дверь.

— Я не покушаюсь на мужей своих любовниц!

— Да. Вы только ненавидите женщин, потому что одна из них осмелилась вас оставить ради другого, более удачливого и успешного мужчины! — настроенный по-хозяйски Селезнев на этих словах помрачнел и поник.

— А вы не так просты, как кажетесь, Анастасия Григорьевна, — ответил он тихо.

Ася наблюдала за Селезневым, рассматривая его не стесняясь. Она отметила, что Давид был одет по полному параду. В комнате с его появлением запахло приятным одеколоном, и он был гладко выбрит. По всему было видно, человек собирался на свидание. Этот мужчина был достаточно красив и интересен женщинам, оставалось только гадать, чем он так не устроил супругу. Хотя, если брать во внимание Алекса, то даже его писаная красота не идет в сравнение со взглядами и характером. На Селезневе сегодня был дорогой строгий черный костюм с темным галстуком поверх белой рубашки, видимо его парадно-выходной вариант, поскольку та одежда, в которой он появлялся на работе, хоть и была недешевой, но выглядела не настолько представительно.

— Что вам нужно? Зачем вы пришли?

— Но это ведь вы так хотели меня видеть? Неразумно давать такие показания с вашей стороны, ваш муж этого точно не оценит.

— Я изменница и подозреваемая — моему мужу все равно, о чем он не замедлил мне сообщить. Потому замалчивать правду нет смысла, хоть Леснов и протестовал против моего решения. Я действительно была с ним в ту ночь и точно знаю, что он был дома. Эта пленка — запись ночи, когда Алекс попал в аварию.

— Не предложите мне кофе? — вдруг сказал Селезнев, косясь на все еще дымящийся кофейник.

— Предложу. — Ася подошла к столику и стала наливать кофе в чистую чашку. Селезнев подошел к окну и уставился на вид на море.

— На записи нет счетчика времени, так что пока есть только ваши слова и слова Леснова, гарантирующие вам обоим алиби, что не внушает доверия, учитывая ваши с ним отношения.

Ася поднесла ему блюдце с чашкой и протянула:

— Но есть же способ освобождения под залог при таких свидетельствах, или под подписку о невыезде?

— Возможно, — Давид Селезнев посмотрел на собеседницу.

Ася уставилась на него в ответ:

— Это намек? Считаете не очевидным, что ваша машина и ваша одежда далеки от зарплаты простого следователя?

— В этом, Анастасия Григорьевна мы с вами практически братья: кажется, это вы сбежали от богатого папочки куда подальше, и долгие годы даже скрывали свои успехи, дабы выскользнуть из-под влияния отца?

— О! Какие подробности моей личной жизни!

— Я тоже сбежал из семьи и от богатого папочки. А он считает, что имея все возможности в этой жизни, я поступаю, как идиот, потому что хочу честно заработать свое имя. Вот он из большой любви и старается меня поддержать, как может, а я просто не хочу расстраивать старика. Так что, я такой же мажор, как и вы. Разве что без воспитания и титула.

— Спасибо, что просветили, а то я уже стала неловко думать о вашей честнейшей персоне, — съязвила Анастасия.

Селезнев все так же смотрел на нее, не сводя глаз:

— Чего вы так смотрите? Берите ваш кофе, пожалуйста! Он остынет. — Селезнев медлил, и Ася демонстративно поставила чашку на подоконник. — Как хотите! — она, было, собиралась отойти и присесть на диван, но Давид удержал ее за руку.

— Анастасия… Григорьевна…, — его глаза будто прожигали насквозь, как два лазерных луча.

— Что вы…, — запнулась Ася.

— Какая же вы красивая, — тихо сказал он. На что Ася нахмурилась, но не вырвала руку. — Вы ведь очень красивая женщина, — Ася высвободила запястье, но при этом оказалась намного ближе к Селезневу и посмотрела ему прямо в глаза.

— Вы не в том положении, чтобы без последствий делать мне подобные комплементы, господин следователь. — Так же тихо и четко ответила она.

— Анастасия…, — одно движение, и Ася оказалась в его объятиях. Ее грудь несдержанно вздымалась в тугом обхвате, а сердце бешено колотилось. — Что же вы делаете с мужчинами? Со мной? — Селезнев крепко обнимал ее, коснувшись губами виска. Ася не протестовала: она даже не представляла, что делать. Но если его страсть к ней может оказаться полезной, нужно было придумать, как правильно этим воспользоваться. По венам стало разливаться тепло, и оно явно говорило, что этот мужчина ей симпатичен. Но не сейчас и не в этой жизни. Давид, подтолкнув Асю к выступу стены у окна, коснулся шеи и стал покрывать соблазнительных холмики груди поцелуями, отчего у нее перехватило дыхание. Ася была просто в ступоре, но, все же, смогла произнести:

— Моя цена — свобода Леснова. А это — ваша репутация, ваша должность, ваша жизнь, наконец… Вы готовы все это отдать просто за мое тело?

Он остановился и поднял глаза на Асю:

— А если я скажу, что готов?

— Вы безумец! Обладать телом, это не значит владеть сердцем и…

— …душой? Знаю. Но вы не вырываетесь и не протестуете, а значит вам приятно. Не так ли? Вы тоже этого хотите, как и я!

— Я не вырываюсь, потому что мне не нужно шума больше, чем уже есть вокруг моей чести. А я не сильнее вас, и если вы захотите, то получите меня силой. Ведь вы же с этой целью пришли ко мне сегодня? Или как минимум с надеждой на то, что я вас не прогоню? — Вырвалось у Анастасии, но она понимала, что сейчас практически проиграла, когда имела все шансы на победу. Селезнев смотрел на нее с горечью в глазах, и она на авось попыталась исправить ситуацию.

— Я не заставляю вас делать что-то незаконное. Леснов не виноват и у него есть алиби. Я действительно была с ним тогда у него дома. Также есть пленка с камер банка, на которой все, что вы мне показали, записано в режиме реального времени. Но ее проще запросить следователю. Служба безопасности нашей компании уже добралась до нее, но им сложно передать ее мне без разрешения отца, которое он никогда не даст.

«Ланка говорила, что если нельзя изменить ситуацию, то можно, хотя бы попробовать извлечь из нее максимальную пользу. Секс с красивым мужчиной тоже как-никак приятный момент. Теперь то без разницы блюсти или нет и так уже потерянную благодетель».

Анастасия медленно поднялась на цыпочки и коснулась поцелуем губ Давида. Ответный вихрь страсти накрыл волной, вызывая легкое головокружение. Но внезапно Селезнев остановился и, с трудом от нее оторвавшись, прошептал:

— Собирайтесь, Анастасия Григорьевна, я отвезу вас туда, куда вы так приоделись, — он медленно отпустил объятия и сделал шаг назад.

Они вышли из гостиницы и проследовали к машине. Селезнев уже собирался плюхнуться за руль, но обратил внимание, что спутница остановилась. Мужчина вернулся и открыл перед ней дверь соседнего пассажирского сидения:

— Уж простите, я далек от этих ваших этикетов.

— Это элементарное воспитание, — возразила Ася.

— Я же говорю: нас с вами по-разному воспитывали.

Машина остановилась у высоких ступенек, на которых был расстелена красная дорожка, облепленная со всех сторон толпой журналистов и зевак. У Аси появился привкус горечи во рту, когда она представила, как сейчас будет пробираться сквозь них.

— Анастасия, простите меня! — голос Давида вернул ее к реальности. Девушка посмотрела на него. — Простите мою несдержанность. Я не собирался делать ничего такого, вопреки вашим суждениям. Да, меня к вам сильно тянет. Ничего не могу поделать с этой симпатией, но я никогда бы, не посмел сделать что-либо грязное по отношению к вам, клянусь! Вы стояли так близко, и я просто потерял самообладание.

— И я бы ничего не имела против, если бы мы с вами встретились в какой-нибудь другой жизни. — Ответила она тихо. — Ваши извинения приняты. — Ася положила руку на ручку двери.

— Я помогу, подождите. — Давид вышел, обошел машину и открыл перед Анастасией дверь, подавая ей руку. Это дало возможность графине Воронцовой появиться на публике наиболее эффектно. Журналисты хлынули к ней, но Селезнев, обнимая ее одной рукой, а другой, выставляя вперед удостоверение, беспрепятственно сопроводил Анастасию до двери.

— Почему вы сопровождаете Воронцову, господин следователь? Анастасия Воронцова ведь под следствием? Всего пара слов, господин следователь!

— Нет. Анастасия Григорьевна не под следствием, она давала показания, как возможный свидетель, и по нашей вине задержалась дольше, чем рассчитывала. По стечению обстоятельств решено было сопроводить ее, чтобы она не опоздала на мероприятие.

Ответив еще на несколько вопросов, Селезнев все же решил остаться на церемонию и тоже прошел в здание.

За кулисами Ася нашла Болотову и Ланку.

— Ты сегодня гвоздь программы! — завопила подруга, завидев ее.

— Да уж, догадываюсь.

— Только возьми себя в руки, не нервничай. Чем спокойнее ты будешь, тем увереннее будет выглядеть твоя позиция. Ты у меня просто раскрасавица! — не сдерживала себя Ланка.

— Анастасия Григорьевна, ваша подруга права. — отозвалась Жанна.

— Спасибо, девочки! Я не первый раз перед людьми выступаю, и стыдиться мне нечего.

Они скоротали время до финального выхода Аси за теплой беседой.

— Дамы и господа! — послышался голос ведущей. — А сейчас наступил самый торжественный момент нашего вечера. Много добрых слов было сегодня сказано и много великолепных людей, профессионалов и обладателей титула «Человек с большой буквы» получили общественное признание за то, что они делают. И из этих замечательных личностей мы выбирали победителя в разных сферах нашей с вами жизни. Выбор был сложным сам по себе. Но еще и ужесточился, и до последнего не принималось окончательное решение в связи с событиями, о которых сегодня шумит все Побережье. На звание победителя «Человек с большой буквы» претендовала госпожа графиня Анастасия Григорьевна Воронцова. — По залу пошел шум. — Имело место мнение, что она не достойна победы, поскольку ее доброе имя в эти два дня, упоминалось в весьма нелестных отзывах.

Наша награда искала того, кто не просто успешен. Рассматривались разные стороны деятельности под многими и разнообразными углами. Потому на первый взгляд решение нашей почетной комиссии может вызывать вопросы. Но выбор производился по ста позициям, и наш победитель получил первенство в 99 из них. Никто из кандидатов больше не повторил такой успех. Наше признание не имеет отношение к политике или большим деньгам и принадлежности к высшим кругам общества. Но оно имеет отношение достоинству, человечности, трудолюбию и тому, насколько деятельность важна для окружающих. Наш кандидат не просто человек бизнеса. Этот человек помогает не только детским домам и больницам с завидной регулярностью. Проводя опросы для выяснения полной картины, мы узнали, что он помогает просто людям, которых встречает на пути. Он глубоко поддерживает семьи тех, кто на него работает. Они могут похвастаться, что их будущее в надежных руках. Его любят и уважают везде, где знают. Акцентирую внимание на том, что выбор претендентов производился инкогнито согласно конкурсу, и об этом они сами узнали уже после того, как все решения кроме последнего были приняты. Потому в последний момент жюри назвало победителем церемонии «Человек с большой буквы».. — в зале стихли малейшие звуки, — … владелицу женского журнала «Ladie`s room» — Анастасию Григорьевну Воронцову!

— Давай, родная! Ты — супер! — поддерживала Ланка.

Ася под шквал аплодисментов появилась на сцене. Она учтиво поклонилась публике и достойно заняла место перед микрофоном.

— Госпожа графиня, мы несказанно рады видеть вас здесь лично. В свете последних событий, на такое счастье, не приходилось рассчитывать.

— Спасибо Катенька! Прошу вас, я предпочитаю обращение без посторонних приставок! Спасибо! Спасибо всем! — спокойный голос Аси воцарил тишину в зале и просто завораживал. — Последние дни, действительно, выдались трудными. Но не в трудностях ли познается дружба или поддержка семьи? — Анастасия улыбнулась. — Когда за спиной надежный тыл, не приходится волноваться о рутинных неудачах. И я знаю свой тыл. Спасибо вам, мои дорогие!

Я не делаю что-то специально. Я делаю то, что умею и могу. — Ася почувствовала колики в подушечках пальцев на ногах. Ей показалось, что дышать становится труднее. Но девушка продолжала таким же размеренным тоном. — Я делаю то, что приносит мне радость и удовлетворение моей душе. То, что привносит в мой мир гармонию. Поэтому даже считаю себя эгоисткой в некотором смысле. Я безумно люблю мою работу и мою команду, которая раз в месяц дарит женщинам часы блаженства наедине с собой и нашим глянцем в руках. И, конечно же, я благодарна почетной комиссии, которая все же сочла меня достойной быть здесь сегодня в качестве победительницы.

Зал взорвался аплодисментами.

— Вам не кажется, Лана, что Анастасия Григорьевна как-то слишком бледна? Или ей дурно? Сначала все было в порядке, а теперь она едва стоит на ногах, как по мне, — заволновалась Жанна.

— Вы правы. Я сама об этом думаю. Ася обычно не делает таких пауз, когда выступает. Не похоже на то, что она так уж нервничает. Похоже на плохое самочувствие.

— Леснов с меня слово взял, что я с нее глаз не спущу. Прямо требовал, как будто чувствовал, что что-то не так будет.

— Анастасия Григорьевна, прошу меня простить, но я не могу отпустить вас, не задав несколько вопросов о сложившейся вокруг вас ситуации.

— О! Началось! — возмутилась Ланка.

— Да. Пожалуйста.

— Прежде всего, как себя чувствует ваш супруг, Александр Викторович?

— Его жизнь вне опасности. Физически ничего особо серьезного. Гораздо хуже моральная и эмоциональная сторона. Но все будет в порядке, я уверена. Спасибо!

— А, как обстоят дела со скандальным видео?

— Я не могу отрицать некоторое свое присутствие на этой записи, но в остальном каждый судит в меру распущенности своих взглядов. Больше мне нечего добавить.

— Многие предполагали, что вы постараетесь сегодня оправдать себя.

— Ну, если бы было в чем оправдываться — возможно. Мне не в чем. Это, во-первых. А во-вторых, вопрос о пленке — личное дело между мной и Александром Викторовичем, не шире.

— Девушка, Вы видите, что она нездорова! Прекращайте немедленно допрос! — зашипела из-за кулис Ланка в ухо ведущей, которая стояла прямо перед ней.

— Мы все поддерживаем вас и вашу семью! Хочется пожелать, чтобы трудности скорее растворились и ваше неиссякаемое вдохновение подарило нам больше интересных минут с «Ladie`s room», который, действительно, помогает жить и в прямом, и в переносном смысле. Спасибо!

Снова зазвучали аплодисменты. Ася снова сдержано поклонилась зрителям и направилась за кулисы. Она шла практически с каменным лицом и едва шагнула за черту, потеряла сознание. Зал встал и зашумел, началась паника, и суперзанавес опустили. Вокруг Аси засуетились Лана, Болотова, невесть откуда взявшийся Селезнев и ведущая Катя. Послышались крики «Скорую!», появилась фельдшер. Графиня Воронцова никак не приходила в себя.

Федор сидел с мрачным видом и слушал разговор Григория Филипповича Вересковского с прокурором. Он не понимал цели своего здесь присутствия и потому просто наблюдал. Который день связаны руки, Асю к нему не пускали, а на душе было неспокойно. Лишь об Олесе он мог быть спокоен: на Анастасию можно положиться. Леснов почесал отросшую щетину.

«Асенька бы точно сейчас сказала, что он сбежал с мексиканской плантации. Как-то она там без него. Сегодня же церемония…»

Вересковскому не раз что-то передавали, но он отмахивался с непробиваемым лицом. В очередной раз с сообщением вошла молодая женщина в форме и на его реакцию возразила вполголоса:

— Господин граф или как там вас! Ваша дочь умирает! Ей нужна кровь, а вы даже не шевелитесь? Вы же можете ее спасти! Вы не достойны, называться отцом!

— Рита, успокойся! — отозвался Селезнев, который поменялся в лице при ее словах и явно больше ничего не мог сказать.

— Мой муж отдал жизнь за нашего ребенка! Он знал, что это опасно, и он настаивал на операции. Моя дочь живет благодаря своему отцу, а ваша погибнет благодаря вам! В очередной раз убеждаюсь, что титулы вовсе не признак благородства.

Лицо Григория Филипповича помрачнело на глазах. А Леснов, не отдавая себе отчета в действиях, набросился на Вересковского:

— Вы — полоумный старик! Вы обвинили ее в несуществующих грехах и хотите ее смерти! Вас лечить надо!

— Леснов, прекратите! Вас не выпустят!

— Я прекращу, когда Ася будет в безопасности. Отпустите меня в больницу! Моя кровь ей подойдет! От вашего решения зависит жизнь молодой женщины! К черту бюрократию! Вы же живой человек! — перекинулся Федор на Селезнева.

— Леснов, прекрати! Я сделаю, все, что в моих силах! А пока подальше от греха отправляйся в камеру! — следователь сделал знак охране, которая всполошилась и стояла наготове.

— Запомните, Вересковский, если с ней что-то случится, я затаскаю вас по судам. Хотя, может ваше нездоровое сердце и само не выдержит того, что вы убили свою дочь! — сказал он, проходя мимо и на минуту остановившись.

— Простите, Григорий Филиппович!

— Ничего, такие случаи издержки вашей профессии. — сдержанно ответил Вересковский, но от следователя не ускользнуло, как он побледнел при словах Леснова.

— Позвольте тогда нам на сегодня закончить, с вашего разрешения, — пробормотал он.

— Как вам будет угодно, господин следователь.

Едва Вересковский закрыл за собой дверь, Селезнев засуетился и стал звонить, стараясь унять дрожь в руках.

В палату вошла медсестра и что-то шепнула на ухо доктору. Алекс не обратил на нее почти никакого внимания, и когда она вышла, то даже не смог бы вспомнить, как девушка выглядела. Он практически не слушал врача, вещавшего ему какие-то прописные истины медицины. Но вдруг его голос изменил интонацию и Александр посмотрел на собеседника, вслушиваясь в каждое его слово.

— Александр Викторович, я так понимаю, вы обеспокоены увиденным по телевизору, и потому совсем не слушаете меня? Имею в виду, случившееся в прямом эфире с вашей супругой. — Воронцов молчал и смотрел на врача. — Анастасия Григорьевна у нас в клинике. Не могу пока вас порадовать. Ей сделали операцию, но она потеряла очень много крови. Мы выяснили, что вы подходите как донор. Чем скорее мы сделаем переливание…

— …тем что?

— Тем больше шансов у нее остаться в живых. Мне жаль.

— Что?! — Воронцов поменялся в лице.

— К сожалению, все обстоит именно так.

— Но, что с ней?

— Вы знали, что ваша супруга ждала ребенка?

— Что?! Нет! Как? Вы сказали, ждала? — всполошился Воронцов, поспешно вставая с кровати.

— Да. Именно. Мои соболезнования, вы потеряли малыша.

— Потеряли…

— Она, похоже, тоже этого не знала. Эта девушка, Лана, ее ближайшая подруга, утверждает, что Анастасия Григорьевна бы обязательно ей сказала.

— Да, скорее всего. А Ася? Что с Асей?

— Если вы дадите кровь, думаю, она выкарабкается. Просто потеряно время. Мы обращались к ее родителям, но отец отказался быть донором. А вам здоровье уже вполне позволяет.

— Да. Конечно. Немедленно делайте что нужно!

— Хорошо. Необходимые бумаги Вам принесут в палату, ждите.

— Доктор, — Алекс задержал врача. — немедленно! Бумаги — потом. Только прошу, не афишируйте никому, кто стал донором. Даже самой Анастасии.

— Хорошо. Вы имеете на это полное право.

Спустя несколько минут, Алекс едва сдерживал слезы, наблюдая за бледным, лишенным жизненных красок лицом любимой. Ася спала так мирно, но на красивом лице все равно виднелся отпечаток какой-то боли. И вовсе не физической.

«Это я виноват в том, что произошло. При всей своей внутренней силе, ты не выдержала того кошмара, в который я тебя поверг своей ревностью. Зачем я это сделал. Я думал только о себе и о своей уязвленной гордости. Как ты тогда сказала: „Не верить всегда проще, чем любить…“ А настоящая любовь предполагает безоговорочное доверие. Ты едва держалась там, перед всеми этими людьми и пыталась выгородить честь нашей семьи, не смотря, ни на что, а я бросил тебя. Мне хватило лишь малейшего повода. И я даже могу поверить, что ты предала меня… и что этот малыш, возможно, не мой… Да пусть и так! Но ты должна жить! Ты будешь жить! Ведь без тебя и меня не станет, Анастасия!»

— Паскаль, де не суетись ты так! Мне не нужна нянька! — возразил Алекс на заботы повара-француза.

— А кто ж о вас еще побеспокоится, как не старый Паскаль? Это моя работа и моя жизнь, заботиться о своих домочадцах, — бормотал повар, расстилая постель в комнате хозяина.

Глеб шел следом за другом, неся сумку с его вещами, поскольку Алекс из-за травмы ноги не мог этого сделать сам.

— Жак, сделайте нам с Глебом вашего волшебного кофе и дайте что-нибудь перекусить человеческого. Эта больничная кухня просто невыносима! А Глеб мне поможет здесь.

— Слушаюсь, Александр Викторович, один момент и Паскаль вас покормит! — повар исчез за дверью.

Алекс, завидев постель, ощутил огромное желание лечь, что незамедлительно и сделал, даже не потрудившись раздеться.