Бесплатный фрагмент - Любовь на двоих. Строптивая невеста

Книга 1: Любовь на двоих. Строптивая невеста

Книга представляет собой художественное произведение. Все имена, образы и события являются плодом авторского воображения и использованы без какого-либо умысла. Возможное сходство с реальными людьми (как живыми, так и умершими) или событиями есть результат сугубо случайного совпадения. В книге описаны реальные места действия, участие которых в жизни героев также не обошлось без авторской фантазии.

Глава 1. Неожиданный поворот

— Да иду, иду уже! Кто там? — Анастасия прошлепала к входной двери мокрыми босыми ногами прямо по скользкому паркету коридора. — Ланка? Привет! Ты что, ключи забыла? — завидев подругу, она тут же понимающе закивала. — А-а-а, понятно. Ты супермаркет ограбила!

— Нет, всего лишь наш, круглосуточный. Повод есть, Асенька, принимаю поздравления!

— Что? Назначили?! — Ася, искренне радуясь за подругу, весело запрыгала и стала хлопать в ладоши, распространяя в радиусе от себя веер брызг с мокрых волос.

— А ты чего, мокрая? Я тебя из душа, что ли, вытащила? — Ланка окинула Асю взглядом снизу вверх. — У–у–у, прости, родная! — огорчилась она.

— Не извиняйся, я уже и так выходила, — заверила ее Анастасия, поправляя махровое полотенце на груди. — Давай, рассказывай скорее про повод. И поподробнее.

— Рассказываю: теперь я, что ни на есть самый настоящий замзава!

— Ура! Сбылась мечта!

— Ага. Мечта идиота. — Доктор Лянская звонко засмеялась. — Большего и желать не стоит. Практики в отделении валом, а заниматься административной работой не по мне. — Ася вырвала у подруги сумки из рук и потащила в кухню, а Ланка безуспешно пыталась попасть ногой в домашние тапочки. — Слушай, ну и везет же нам, — продолжила она, — и одинаково заметь: только недавно вот пьянствовали над твоим главредом. А главное, вовремя. Замглавред, знаете ли, слишком уж длинно как-то звучит… тьфу… даже заплетык языкается.

С кухни послышался смех Анастасии:

— Это точно. Мы просто молодчинки!

Лана отправилась мыть руки и крикнула уже из ванной:

— Быстренько сушись и будем отмечать!

— Без вариантов! — согласилась Ася, распаковывая пакеты.

— Кстати, не было твоего любимого Martini, уж прости, купила Cinzano.

— Ладно, и Cinzano сойдет. Правда, он какой-то холодный, ледяной прям вкус.

— А кто про мартини говорил, что все равно у нас ширпотреб продают. А настоящий только в duty free купить можно и, что он тоже похолоднее нашего? — Присоединилась Лана к подруге.

— Да ладно, не переживай Ланусь, я люблю вермут в принципе, ты же знаешь.

— Ну, тогда ударим вкусностями по нашим фигурам!

— Бить по фигурам нам здорово нельзя. Особенно так часто и по-крупному. Возраст уже не позволяет. «Тем, кому за…» обмен веществ разгуляться не дает. Иначе станем с тобой, как две тумбочки. Кому мы такие нужны тогда? — Деловито заявила в ответ Ася.

— Что ты? Какие тумбочки? Скажешь тоже!

Раздался мелодичный звон почтового ящика, и Ася мигом скрылась в направлении их спальни.

— Ну, ты идешь? Я уже все накрыла! — спустя несколько минут, позвала Ланка, рассовывая последние упаковки по местам.

— Письмо пришло. Гляну одним глазком, и уже бегу, — крикнула та в ответ.

— И вообще, что значит «кому за…»? — Продолжала вещать на важную женскую тему Лана. — Ты называешь тридцатник «кому за…», а звучит, будто нам уже за сорок пять перевалило. Подумаешь, еще какой-то малюсенький годик. Это не считается. Это же совсем капелька! Эй, ну ты где там застряла?

Доктор Лянская, как всегда, вихрем влетела в комнату. В этой молодой женщине было еще столько от озорной девчонки, что беря во внимание моложавую внешность и стройную фигурку, невозможно было на глаз определить ее возраст. От внутреннего задора не осталось и следа, когда она увидела Анастасию. Та сидела на кровати перед открытым ноутбуком, пытаясь безуспешно сдержать слезы, медленно, но настойчиво скользящие по лицу и стекающие прямо на клавиатуру. Девушка помрачнела, под глазами у нее выступили синяки и в совокупности с темно-синим цветом шелкового халатика, в который Ася успела переодеться, делали ее вид очень болезненным. Серые глаза потемнели, как два омута перед грозой, и смотрели куда-то сквозь Лану. Даже мокрые волосы, которые всегда подскакивали игривыми кудряшками теперь, казалось, расправились и свисали ниже лопаток скучными сосульками, противно капающими на кровать. Сочные, ухоженные, с идеально выполненным колоражем, они сейчас будто потускнели на глазах.

— Эй, родная, что ты?.. Что с тобой? Лана непроизвольным движением стала теребить светлую почти до пояса косу, заплетенную мудреным способом. — Что случилось? От кого письмо? Эй! — Она с озабоченным видом подошла ближе, оценивая ситуацию. Ее подруга и слезы — слишком уж несовместимые вещи.

— Отец… от отца…, — Ася судорожно сглатывала, пытаясь вытереть соленые капли и силясь сдержать накатывающую тошноту.

— А, что там? Чего это он пишет, а не звонит? Господи, Боже мой! Ну не молчи ты! Что-то с мамой? — И без того почти черные глаза Ланы Лянской почернели еще сильнее, подчеркивая контраст с волосами пшеничного цвета.

— Нет-нет, с мамой все в порядке и с отцом…, — Девушка попыталась по-детски локтем вытереть ставший вмиг мокрым нос. — Он в командировке, завтра возвращается. Это крестный… крестный… умер… — Ася вдруг вскочила с кровати, едва не сбросив ноутбук на пол, и метнулась в ванную. Рвотный порыв невыносимо было предотвратить.

— Кто? Воронцов? Так ему ж еще…, — пробормотала Ланка.

— …57 только вот было… инфаркт… за рулем… авария, как следствие случилась и никаких шансов. Вроде бы так. — Ответила Ася, входя в комнату с мокрым полотенцем в руках. — У крестного были проблемы с сердцем и давно. Так его ж в больницу лечь не допросишься! Едва в прошлом году в санаторий определиться уговорила. И то за границу не захотел, верил только в отечественную медицину. Ему четко пояснили, что в его состоянии раз, а то и два в год нужно на курорт — это, как диабетикам инсулин. А у него вечно дела, ответственность. Притом, какой тут курорт, если мы живем на курорте? Он от работы вообще не мог оторваться. И он честный до безобразия. Едва что, сразу переживает, нервничает. Репутация, видите ли, люди на него надеются. Даже если болел, и было нужно, то все равно ехал на работу. Не жалел он себя совсем. Всех вокруг жалел, но не себя…, — Ася вздохнула и покачала головой, — дело слишком серьезное и неотложное. Потому письмо папа написал сразу после того, как позвонил адвокат.

— Какой адвокат? — почти автоматически спросила Лана, пытаясь переварить неожиданное печальное известие. Если своего отца ее подруга больше уважала, чем любила, то крестного любила без памяти. И можно было только представить, что сейчас творилось на сердце Аси.

— Виктора Семеновича…, то есть наш общий семейный адвокат, Кошкин Варфоломей Борисыч. Он завещание составлял. Там такое! Лана-а-а! Если б ты знала, как я влипла, кажется. И так горе такое, да еще…, — Ася села на кровать и, опершись локтями в колени, уткнулась лицом во влажную ткань полотенца.

— Что еще? — Лана стояла, как вкопанная, смотрела в растерянности на лучшую подругу и не находила слов. Подумать только, она, врач-психотерапевт, и не знала, что предпринять. Оказывается, когда дело касается родных и близких, тяжело приходится не только хирургам.

— Объяснять долго придется. Отец торопился с письмом. Говорит, решил так мне все рассказать, описал все подробно, чтоб я его не перебивала, а спокойно переварила. Это не телефонный разговор и к тому же вряд ли я с моим характером ЭТО смогла бы дослушать спокойно и не разнести полдома. Вот уж был бы шок для родных, — понуро произнесла Ася.

— Нашей квартире что-то угрожает? вызвать охрану? — подруга подняла на Ланку непонимающий взгляд. — Хм, прости, пытаюсь шутить, — пояснила та. — Это нервное и… чтоб тебя успокоить. Пойдем к столу! Похоже, беседа будет длинной.

Лана направилась в гостиную, удачно совмещенную с кухонной стойкой, и стала открывать вермут. Ася без сил поднялась с кровати и потащилась следом за ней.

— Когда похороны?

— Через три дня. Раздам указания на работе и поеду в Крым. Раньше, чем планировала, отпуск выдался.

— Я с тобой. Не хочу, чтоб ты сама ехала. Не нравится мне такое начало. Давай, выкладывай, что там! И, возьми вот, пей! — девушка протянула Анастасии бокал. — Cinzano, конечно, теперь не в тему. Ну, что есть…

— Не хочу из бокала, дай мне бутылку. — Возразила та, а заметив нахмурившееся выражение лица подруги, добавила более убедительно:

— Дай сюда, сказала! — Лана не стала сопротивляться.

Анастасия хлебнула прямо из горлышка и присела за стол на их просторной кухне-гостиной, не выпуская Cinzano из рук. Рядом засуетилась Ланка.

— Ситуация как в кино. И, Господи, я же не смогу пойти против их воли, Лана-а-а… не смогу…, — Ася с досадой замотала головой.

— Ну, ладно-ладно. Погоди, не раскисай! Давай, рассказывай! А то я ничего не понимаю.

— Как бы тебе объяснить… Может, начну издалека, зато все по порядку. — Ася набрала воздух в легкие и грустно посмотрела на подругу. — Помнишь ту историю с Федором? Лет десять назад, когда мы с тобой познакомились?

— Ну, да. Только двенадцать уже. Разговор двух случайных попутчиц вылился в многолетнюю дружбу. — Ланка присела напротив. — Как я Федору благодарна! Что б он там не сделал. Ведь теперь у меня есть ты. Я тогда понимала, что ты, возможно, не все мне рассказываешь, но старалась помочь, облегчить переживания и не задавать лишних неуместных вопросов.

— Да. Только я, и правда, тебе тогда не все рассказала. Для меня эти события произошли как-то технически. Я тогда и не думала, что когда-нибудь вспомню про Леснова, пока мы здесь с ним снова не встретились. — Ася поднялась и медленно прошла на балкон.

Май повеял душными, сводящими с ума запахами цветущих деревьев. Девушка остановилась, опершись на дверной косяк. Воспоминания, затуманенные то ли глухими откликами боли, то ли изрядным количеством пьянящего вермута на голодный желудок, все-таки достигали сознания, но были какими-то нечеткими. Образ загорелого черноволосого красавца медленно постепенно вырисовывался перед ней. Ясно видны почему-то были только глаза, возможно, самые красивые глаза в мире, и нужно признать — его тело… Ася сделала большой глоток ароматного вермута из горлышка.

— Да видно не технически все же. Видела б ты себя сейчас.

— Ты, как никто, знаешь мое отношение к мужчинам. Не в моих правилах бросаться на все сладкие леденцы. Можно испортить фигуру, знаете ли. Но, вот думаю, что тогда, именно я поступила некрасиво. Ведь я практически воспользовалась Федором, как вещью. Хотя все решили, что это он воспользовался мной. — Девушка вернулась за стол.

Вспомнился разговор с отцом в тот день, когда он просто был вне себя от ее выходки.

— Настя-Настя! Я не умаляю вины этого мерзавца, но ты виновата не меньше! Как можно было допустить подобное поведение? Как можно было вообще связаться с этим… с этим… — Отец практически задыхался от гнева. — Ты — женщина! Ты — моя дочь! Как может женщина вести себя настолько легкомысленно, настолько постыдно и настолько отвратительно? — Брезгливое выражение исказило правильные черты лица Григория Вересковского. — Все, хватит! Мне некогда с тобой разбираться. Поедешь со мной в Париж, чтоб под боком была. Отсидишься в номере, подумаешь над своим поведением, а после отправишься доучиваться подальше отсюда! Нет, не в Европу. На Донбасс поедешь, в Донецк. Там учебные заведения на уровне, будешь думать о повседневном существовании, о работе, чтоб не оставалось времени на глупости.

— А, как же вы собираетесь за мной присматривать, отец? Отправите со мной няньку? Дуэнью для непослушной дочери наймете? Или… хм… — Ася на мгновение ухмыльнулась в догадке. — Ах, ну, да… — Она сгримасничала и выдала:

— Блюсти-то больше не-че-го!

В ту же секунду хлесткая пощечина обожгла щеку, на глазах выступили слезы.

— Не смей мне дерзить!

Отец прежде никогда не поднимал на Анастасию руку, несмотря на их постоянные стычки и ее, с детства взрывной характер, о существовании которого на тот момент все успели порядочно позабыть. И сейчас, отдаленная годами от того мгновения, Ася непроизвольно коснулась рукой щеки, снова почувствовав комок обиды на отца. Она посмотрела на подругу и продолжила:

— Конечно, Федор мерзавец порядочный. Представь, эдакий «синий чулок» в моем лице встречается с «суперменом», по которому сохнут все девчонки в округе, хоть и знают, каков он. Но хорошие девочки, как известно, любят плохих парней и потому, его сущность меня не останавливала. Мы с Лесновым стали встречаться тайком. Позже и сами не заметили, как притянулись друг к другу. Но поначалу он стал ко мне подкатывать не по большой и чистой любви, а на спор с приятелями. Так отцу и сказал. А я… я ответила взаимностью, чтобы сделать что-нибудь родителям на противность. Я же им никогда не перечила, а внутри просто вулкан всегда бушевал, но я сдерживалась и позволяла себе максимум порвать подушку, да так, чтоб никто не видел. Если короче, то отец застал нас в самом неприглядном виде. Посыпались угрозы. Федор, как отпетый авантюрист, для которого нет ничего святого, пообещал папе за кругленькую сумму оставить дочу в покое и не позорить, то есть меня. Думала, отца снова удар хватит.

— И ты не думала, что Федор на такое способен? — Лана поднялась и стала наполнять бокал для подруги.

— Я об этом не думала. Меня этот момент вообще никак не трогал. Может грубо прозвучит, но я просто завела себе любовника, который мне понравился. Хотела убить скуку, которой меня окружили предки.

— То есть родители думали, что искатель богатеньких девушек надругался над их невинной девочкой, а ты…

— … а я не стала все опровергать. Решила, пусть каждый думает, что ему больше нравится. Я воспользовалась ситуацией, чтобы слинять из-под родительской опеки и тотального контроля, подальше из Крыма. Иначе или отец бы задушил меня своими нравоучениями, или я бы его угробила очередным доведением до припадка. Нам, двоим, нет места под одной крышей — это и ежу понятно. Но не могу же, я открыто доводить родителей? — Анастасия нервно вздохнула.

— Тогда мы с тобой и познакомились…, — Лана хлебнула вермута, запивая кусочек шоколада.

— Да. Паршивенько на душе было из-за ситуации. Меня лично Федор никак не обидел, хотя после и получил пощечину за свое хамское поведение перед папочкой. Ей Богу, мне тогда было бы легче, если б он просто поклялся жениться на мне! Я даже дала себе обещание, отомстить ему, при случае.

— Ты ненавидишь мужчин. Ты же их только используешь!

— Не драматизируй. Ну, есть немного. А в общем, я люблю мужчин! Куда ж без них? Без мужчин и ценность женщины теряется. — Ася пригубила бокал и продолжила.

— Короче, скандал тогда чуть не разразился сумасшедший. Папа поставил нахала на место. Попытка шантажа провалилась, хотя Федор всерьез и не рассчитывал что-то получить. Он это наговорил в ответ на папины угрозы. С перепуга.

История случилась перед самым отъездом отца. Он на выставку во Францию вез свое супер-пупер вино. После всего этого мигом меня с собой забрал. Типа посадил под замок. Изысканное наказание великих мира сего: сидеть в Париже и любоваться Эйфелевой башней из окна. С другой стороны, он считал, что я все же оскорблена хоть и сама виновата. И что мне нужно, прийти в себя.

Виктор Семенович туда тоже приезжал по их общим делам. Что-то там по ресторанам нашей Империи VERITAS. Деловая поездка. Так вот, пока я пялилась из окна парижского отеля на Эйфелеву башню и прикидывала, чем в результате для меня обернется семейный скандал, эти два заговорщика одно дельце провернули. Даже меня переплюнули старики.

Мы только приехали, и они в тот же день, после выставки, в ресторан отправились, а меня в отеле оставили. Вернулись поздно так, здорово «под шафе», меня разбудили. Я к ним не стала выходить, а пока в туалет вставала, услышала обрывок разговора.

Папаши сетовали друг другу на поведение детей:

— …ну, щенок, он еще мне свои зубки показывать будет. Я ему устрою. В армию! Пусть защищает родные просторы! Там ему эту дурь быстро вышибут. Только 18 стукнуло, а он, видите ли — драки до смерти, наркотики и бабы! Опозорил, как мог. Додуматься, я узнаю из светской хроники, что он наворотил. Мой сын за решеткой за пьяный разбой и разгул с проститутками! С такой компанией да по таким местам шляться! Ай, дожил до седых волос… Решено: пока армию на пару лет организую. Все! Хватит! Не хотел ему портить жизнь казенными харчами, а раз так… еще бы лучше в военное отдать его…

— Слушай, не горячись ты! Моя Настасья, что скажешь, лучше? — Вместо волнительной и горячей речи Воронцова послышался размеренный тон Григория Филипповича. — Каково, застать их с этим… без роду без племени? Да еще и у нас дома. Господи, Витя, я чуть сквозь землю от этой картины не провалился. Жизнь Настя точно загубить бы могла. Что люди сказали бы? А, может, еще и скажут. Моя дочь, как какая-то продажная девка! Столько нервов вымотал за эти две недели, пока все уладил. И я же ее ударил. Впервые в жизни поднял руку. Думал, приступ хватит, и не доберусь больше до столицы мировой моды. Ничего, пусть теперь шурует на Донбасс. Подальше отсюда все ж таки лучше. Найдет работу, поживет-подумает, попытается сама себя содержать. Полезно будет. А тем временем здесь скандал утрясется. — Вересковский на минуту замолчал. — Не разговаривает со мной, представляешь? Но деньги на покупки взяла. Завтра выпущу, пусть прогуляется по магазинам. Подуется — перестанет. Девчата молодые — в душе существа продажные. За хорошие цацки обиду забудут быстро. Хотя вот моя Наталья не такая! Ни разу не получалось грешок замолить подарками. Эх, сердце отцовское, отошло быстро. Наказать было, Настю хотел, а сейчас вот выпил, расслабился и жалко уже стало. Перегорел почти. Хотел, брат, чтоб у дочки все было, но страшновато теперь, что на деньги ее охотников много найдется. А она влюбится и потом очень страдать будет, когда поймет, что ее только за деньги и любят. Как вот оградить от такого? И тебя, между прочим, сие несчастие тоже не обходит.

Жаловались так, жаловались сначала. Судя по тону, еще одну бутылку коньяка прикончили. А потом я голос адвоката услышала:

— Господа, господа! Вы забываете важнейшую вещь, а я говорил и снова повторю: деньги любят счет, как основное блюдо, и бумаги с подписями — на десерт…

На этом я пошла обратно к себе. А через время, уже дома, в очередной перепалке отец заявил, что выдаст меня замуж за кого решит сам, как это раньше у аристократов заведено было и у нашей фамилии, в том числе. Во избежание неприятностей. Что-то про завещание говорил. Я только отмахнулась. Была так рада тому, что цель достигнута. Я — свободна. У меня должна была начаться своя жизнь. Такая жизнь, о которой я всегда мечтала. Интересная и яркая.

Я добилась всего, чего хотела. Мама с папой об этом не подозревают, и даже не представляют, какая я на самом деле. Они старались всегда сделать из меня идеальную партию для достойного жениха. Хорошую хозяйку, покорную жену. Мама до сих пор считает, что я краснею, если нужно поругаться с обслугой, даже по телефону. А папа, что я тихая скромная служительница «великого и могучего», канцелярская крыса, корректор для чужих творений. Что я… хм… парниковый одуванчик. Сначала нужно оберегать, чтоб не сорвали, а после, чтоб не сдули. А я…, — Ася махнула рукой.

— Не только не отвечаешь родительским стандартам, но и вообще далека от них. А тебе не кажется, что родители бы гордились вот такой своей дочерью? Сильной, уверенной. Молодая, талантливая женщина, которая держит в руках немалый коллектив. От которой зависят жизни других людей и благополучие их семей. Железная леди. Замечательный автор и журналист. Красавица. Тайная мечта любого мужчины.

— Знаешь, это как мужчины: сначала любят глазами, а уже после видят твою душу. Никому с первого взгляда не придет в голову сразу в душу заглянуть, а не на фейс. На обложке книжки почетное место занимает имя автора, а в журнале — главного редактора. Никто сразу и не подумает, что без тех, кого не видно — корректоров, ведущих специалистов, фотографов, визажистов, верстальщиков, журналистов — ни книги, ни журнала не было бы. Мое имя и значимость в профессии для родителей находится в том месте, где титры уже обычно не дочитывают.

— К сожалению, есть и такой момент в жизненной реальности…

— Вот-вот. И потом, думаешь, папа бы понял, как я матом разговариваю с рабочими из типографии или каждый месяц кричу «Вася, мать твою, что это!», швыряя Ваське очередной опус?

— Ну, знаешь. Как говориться, если хочешь найти общий язык с младенцем, стань на четвереньки. А если хочешь подружиться с обезьяной — залезь на дерево. Так что, везде есть издержки. Ты говоришь на таком языке, который понимают твои подчиненные. Кстати… давно хотела спросить, а чего ты Ваську не уволишь? Ты ж его постоянно склоняешь вдоль и поперек? Не проще ли…

— Не проще. Это я так, ворчу на его счет. Васька уникальный экземпляр. Он смотрит на вещи совершенно под другим углом. Просто его нужно научить, как этот взгляд правильно подавать. Он у меня самый молодой и особо ценный кадр.

— Креатив, значит?

— Вроде того.

— Ась?

— А.

— На последнем приеме ты была настоящей леди. Леди с большой буквы. Да у тебя на лице написано, что ты у нас голубых кровей. Графиня, одним словом. — Ланка подперла подбородок кулаком и, любуясь, уставилась на подругу.

— Не произноси при мне этого «ругательства»! — фыркнула та.

— Другие бы миллион отдали, чтоб принадлежать к такой фамилии, а ты выделываешься.

— Если б они побывали в моей шкуре, то быстро бы о своих желаниях пожалели.

Лана, настойчиво переводила неприятную для подруги тему в другое русло:

— Наш черноволосый адвокат с тебя тогда глаз не сводил, даже хотелось ему слюнявчик предложить.

— Леснов. Мда… — Ася оперлась на стол локтем, подперев голову, — он теперь ничего общего не находит между той Настенькой, с которой поначалу решил так неласково поиграть и…

— …той женщиной, которая теперь точно снится по ночам.

— Снится… хм… По ночам эта женщина обычно с ним спит.

— С самого начала у вас сплошные страсти. Не иначе потому он и решил здесь обосноваться, в Донецке?

— Не знаю, если честно. Не спрашивала. После всей этой истории мы несколько раз пересекались случайно. Или неслучайно. Ну, ты же помнишь, он мне помогал немного с делами журнала. Потом уже я его пригласила на постоянную должность.

— Я же говорю: сериал! Романы на работе в общем-то не есть хорошо.

— Ну, так что ж мне круглые сутки пахать, как папа Карло? Иногда и расслабиться хочется. Зато все под рукой, отнимает минимум времени и телодвижений.

— А, ты ему доверяешь?

— За такие бабки? Доверяю. Я много чего дрянненького про него знаю, так что — как змея и черепаха. Никто никому вредить не будет. И Крым, и Рим прошли вместе. Все грязное белье друг у дружки изучили. Хотя, в последнее время, мне стало казаться, что отношение Леснова ко мне переходит понятие «деловые отношения». Наверное, мы слишком уже долго вместе…

— Я так и знала!

— Речь сейчас не об этом. И реальность настоящая вовсе не такая, как хочется. Некогда теперь о развлечениях думать. Сейчас моя настоящая жизнь может измениться до неузнаваемости. И рухнут в первую очередь приоритеты. — Ася закусила губу, глядя невидящим взглядом перед собой.

— Постой– постой, а как ты на самом деле относишься к Федору? Ну, кроме тех моментов, когда тебе скучно и появляется охота похвастаться очередным комплектом нижнего белья из заморских кружев?

— Мое отношение к Федору вообще отношения к делу не имеет. Он мой адвокат и этого вполне достаточно. Максимум могу сказать, очень хороший приятель. Всегда в нужное время в нужном месте, без лишних вопросов и комментариев. Бесценное качество! — Анастасия сделала глоток вермута и откусила кусочек шоколадки, которую вертела в руках уже несколько минут. — И вообще, ты хочешь дослушать?

— Конечно! Но я задала важный вопрос!

Ася, не обращая внимания на протест Ланки, продолжила:

— Как оказывается, отцы тогда здорово поддали, про обиды поговорили, а потом приструнить отпрысков решили. Состряпали завещание. Теперь папа пишет, то был порыв, и они не собирались ничего такого предпринимать всерьез. Даже на днях говорили, что вместе поедут, поправят документы. Столько лет прошло, забылось, закрутилось. Дела, заботы всякие. Обеспечили благополучие своих детей на всю жизнь. Обезопасили Империю… Крестный умер, и завещание вступает в силу. Опуская нудные юридические подробности суть такова: в случае смерти одного из отцов, я и сын моего крестного, Александр Воронцов, должны пожениться и прожить в браке пять лет. Тогда мы полностью унаследуем дедовское дело и прочее, и прочее. Если кто за это время улизнет на сторону и опозорит семейство недостойным поведением, тот теряет свою часть Империи в пользу пострадавшего.

Жаль, кому попало отдавать семейное дело, над которым трудились твои прадеды. Традиции семьи. В противном случае не только мы остаемся без наследства, без которого, кстати, вполне можно прожить. Без средств к существованию остается вся семья. Имущество переходит какому-то фонду. Попросту говоря в — никуда и продается этим фондом конкурентам, жаждущим урвать от жирного пирога. — Ася на минуту замолчала. — Такое ощущение, что вместе с Империей, и семья наша будет разорвана на клочки и разрушена. Бумаги составлены на совесть, как и все, что делает наш семейный адвокат. Последний — тоже пострадавшее лицо, поскольку лишается налаженного в течение многих лет рабочего процесса, а также щедрых средств оплаты за свой добросовестный труд. Сейчас он судорожно перечитывает бумаги, в поисках лазейки для обхода им же установленных правил, и приходит к единому выводу, а именно: свадьба наследников т. ч. к.

— Хм… не знаю, что и сказать даже. Дай промочить еще раз горло перед взятием слова. — Ланка потянула к себе бутылку с вермутом.

Ася поднялась и стала ходить по комнате, сложив руки на груди и периодически останавливаясь.

— К этому добавь, что огласка получится немыслимая и при любом исходе писаки просто не слезут с нашей души. Уж, мне то это известно! А знаешь, как это, жить все время под прицелом? Я потому и сбежала от семьи подальше, чтоб жизнь свою устроить как-то отдельно от Империи VERITAS. От всех этих аристократических заморочек. Чтобы просто жить, обычной человеческой жизнью. — Ланка хмурилась и внимательно слушала Асю. — И мое детище, мой журнал. Что с ним будет? — Анастасия зажмурилась и снова резко распахнула глаза. — Ну, вот, как я его оставлю? Все решат, что богатенькая девочка захотела поиграть в игрушки. Как я буду выглядеть перед своим коллективом? Как? Да я замараю всю свою репутацию и потеряю уважение! — Ася никак не могла остановить слезы, так настойчиво вытекающие из глаз. — И что самое обидное, Ланочка-а-а, знаешь? Да то, что мой собственный отец меня предал! Предал! Оказывается, все эти годы без согласования ситуации, я даже не могла выйти замуж, как все белые люди! Контракт на жизнь.

— Ну…, давай посмотрим, какие у тебя выходы есть?

— Какие выходы? Ну, какие?! — Ася почти кричала. — А. Я выхожу замуж.

Б. Я 31-летняя «старая дева» выхожу замуж неизвестно за кого, а точнее известно — за избалованного деньгами и жизнью юнца!

В. Я не выхожу замуж, и папа на старости лет идет работать дворником, а мама училкой. Того минимума, что, возможно, получится отсудить будет достаточно лишь для проживания в старой пятиэтажке с кучей соседей. Семья прерывает со мной всяческие отношения и будет права.

Г. Я выхожу замуж, потому, что не могу поступить так с родителями — они пожилые и здоровьем не блещут, и тем более я не могу предать память крестного. А после пятилетки мне будет уже почти 40, и как строить дальше свою личную жизнь представляется смутно, даже с такой кучей денег. Папа окажется прав. Я повторно выйду замуж за какого-нибудь охотника за состоянием, который не будет любить виноград, так, как его любит моя семья. И папа умрет от горя. Все. Занавес. — Ася плюхнулась на свой стул и подперла лоб рукой.

— Ты вот зачем меня перебила? Зря перебила. Между прочим, ты как раз, моя дорогая, виноград-то и не любишь! Вопрос первый: а разве может быть завещание такого обязующего характера? Я даже представить не могла, что можно вот так судьбой человека управлять. Хотя тут больше дело совести получается…

— Насчет законодательства не знаю, я в этом вообще «чайник». Для того у меня и есть адвокат. К слову, Леснов это просто новая, модернизированная версия Кошкина. — При этих словах Ланка не сдержалась и прыснула со смеху.

— Прости! Но ты как скажешь!

— Точно говорю. В этих юридических дебрях черт ногу сломит! VERITAS зарегистрирована за границей. Завещание подписывалось там же, а чужая страна и ее законы для нас — потемки. Плюс наш Кошкин. Таких прохвостов, в хорошем смысле, еще поискать! Тем более, он сам сказал, что теперь бессилен. Бумага составлялась не чтоб пыль в глаза пустить, а чтобы выхода не было. Все сходится. Как раз из Парижа мы тогда сразу в Лондон поехали и там еще дня два пробыли. Потому, я уверена, папаши могли наворотить невесть чего, коль додумались до такого добровольно принудительного акта вопиющего безобразия. Скажи спасибо, что для получения наследства меня не заставляют пол поменять.

— Да… вот так дела! Хотя, должна признать, из тебя генерал и в юбке хороший, а уж мужиком ты была бы отменным, — попыталась пошутить Лана.

— Спасибо. Не забудь об этом моему папе сказать.

— Упаси Господи! Что ты! — Ланка прикрыла лицо ладонями.

— Бизнес наш несколько поколений строился. Семья свято чтит предков, уехавших на чужбину, но наши с Алексом родители мечтали жить именно на Родине. Потому со временем дело перекочевало в родные просторы. При Союзе нельзя было ничем выделяться, а когда наступили девяностые, то тут и пришло время возрождать величие знатного рода, так сказать. В историческом месте. Не полностью конечно. У нас заводы и во Франции, и в Италии есть. А здесь — вообще почти все побережье наше. Мы с Алексом родились здесь. Наши матери русские.

— Богатая история.

— Это точно. Представь, я даже английского толком не знаю, а французский на меня наводит тоску. Мама же говорит на трех языках, как на родных, не считая русского и украинского!

— Угу. Ты мне сейчас напомнила Алису Селезневу из «Гостьи из будущего»: «Я не способная, я знаю всего семь языков». Слышала я, как ты с этим немцем, который заблудился, тараторила.

— Он не немец, а поляк. Потому, знание немецкого у нас теоретически примерно на одном уровне. От этого мы с господином Разовским и смогли поговорить достаточно для понимания. И вообще нас с Александром уже в довольно сознательном возрасте воспитывала гувернантка немка.

— Это я помню, но мы от главной темы отошли. Мой второй вопрос: скажи мне, а этот твой Алекс, он что, урод? Ботаник? Гомик? Или…?

— Или. Я, правда, сто лет его не видела. Мама говорила, сердцеед стал эдакий, покоритель женщин. В принципе, нормальный. Лан, но я с ним общалась лет надцать назад, когда у него еще брекеты на зубах стояли. Он дергал меня за косы и задирал юбку. Представляешь, как все будет выглядеть? Это вообще кошмар и ужас! «Престарелая дева выходит за прекрасного юношу потому, что у нее нет другого выхода» — я уже вижу заголовки газет! — Слезы вперемешку с истерическим смехом, подкрепленные немалым количеством выпитого спиртного, вовсю хлынули из глаз Аси. Она уже не понимала, от чего ей сейчас так горько: от потери крестного, от непреднамеренного предательства отца или от своей теперь, как ей казалось, в миг совершенно загубленной жизни.

— По-моему ты смотришь на ситуацию слишком предвзято и профессионально. Это мешает правильно ее оценить. — Ланка попыталась без толку расправить складки юбки от своего элегантного летнего льняного костюмчика цвета утренней зари, который она так и не успела снять, вернувшись с работы.

— Профессионально? Я реально смотрю. Реально, Лана!

— Так, по-моему, на сегодня хватит. Да и ночь уже. У тебя натурально истерика. Ну, какая старая дева? Какая престарелая? Да по тебе пол редакции вздыхает, а Федору вообще теперь крышка. Он как узнает, что его лакомый кусочек другому предназначен, прыгнет с многоэтажки вашего издательства. Тебя сколько раз приглашали на Мисс Донбасс?

— Да причем здесь Мисс?! Мисс — это для таких, как жена футболиста Жаркова или Жиркова… Блин: солнце вокруг Луны… Звезда YouTube, мать твою! Лан, я не такая, как родители хотят меня видеть. Я никогда такой не была и не буду. Я отвратительная хозяйка и я ненавижу готовить и мыть посуду. А на девиц, которые, задрав нос, хвастаются своими кулинарными достижениями, смотрю снисходительно. Они по большей части это и делают только, чтобы закадрить очередного мужика. Кухня на меня нагоняет депрессию. Понятие «вкусно готовить» значит, еда, приготовленная не мной. — Ася против воли всхлипывала, несмотря на попытки сдержаться. — И я не могу быть покорной женой — это вообще из области фантастики. И да: у меня истерика! Я уже не знаю, над чем плачу. Я вся растворилась в этом горе и своем невеселом будущем! Я загнана в угол и в голове винегрет!

— Пойдем-ка, родная моя, спать! Утро вечера мудренее, как говорится в бабушкиных сказках, — подруга встала и стала поднимать Анастасию за подмышки, помогая ей опереться на себя. — А это, — Ланка кивнула на их почти не тронутый праздничный ужин, — я сама потом уберу.

Алекс летел по коридору так, что Глеб едва за ним поспевал. На пятки наступала толпа девчонок, от которых последний едва отбивался, собирая из их рук ворох цветов, мягких игрушек и прочей ерунды. Зато такой тыл стараниями друга обеспечил Александру Воронцову практически безболезненный пробег от сцены к гримерной.

— Зарекался с тобой на премьеры ходить. А зачем это вообще устроили? В конце сезона?

— Запри дверь! Сейчас сюда ломиться станут.

Глеб протиснулся в дверной проем с охапкой подарков и ловко повернул задвижку, следом вывалив весь скарб на диван.

— Извращенно-загадочный маркетинговый ход. Сорвать сливок перед летним отпуском. За лето сарафанное радио подогреет интерес и недержание, которое выплеснется громадной прибылью осенью. Вон как растрезвонили, сегодня уже курице упасть некуда. «Только один спектакль в этом сезоне!», — перекривил Алекс надпись на афишах. Он нервничал и никак не мог развязать узел галстука бабочки.

— Слухай, мій любий друже! А чи тебе не полагается личный секьюрити? Могли б, и выделить, раз ты у них звезда. Чесслово, такое чувство, шо мы не в театре, а в клубе, де обезумевшая толпа девчат так и жаждет стащить исподнее со своего любимого стриптизера!

— Начнем с того, что я не звезда, потому охрану пришлют, когда поймут, что их имущество в опасности.

— Как ты живешь? Это ж попробуй теперь отсюда выбраться! Если попасть в их цепкие лапки, то живым не уйти. Для здоровья опасно! Хотя с другой стороны, де б я столько красивых девчонок нашел и сразу. Може и я кому приглянусь? — Весело щебетал Глеб. — Правда, судя по их ополоумевшим действиям, вряд ли они видят еще шо-то кроме твоего сияющего лика. А ну-ка, два в одном: такая внешность и такой голос! Та тебе доплачивать должны! — Глеб всегда отличался похвальным чувством юмора, а в комплексе с его простоватым говорком, все шутки звучали просто неповторимо, только сегодня Александра не могло успокоить даже это проверенное средство.

— Глеб, прекрати! Лучше прибери все это, — Алекс кивнул на кучу свидетельства его славы, — мне срочно нужен телефон! Где он?

Глеб повиновался, но все равно продолжал свою беззаботную трескотню:

— А, представь, если б они узнали, шо ты у нас еще и прынц? Точно разорвали б на части! Каждая дамочка мечтает стать принцессой.

Алекс, шаривший взглядом по комнате, остановился и устало посмотрел на друга:

— Во-первых, я не принц. А во-вторых, все лавры пребывания в титуле принцессы — фантасмагория и не более. Принцесса это тяжкий труд на глазах у тысяч подданных. Я бы сказал, рабский. Только не все дурехи это понимают. Прибавь к тому, что не каждая вообще в состоянии стать принцессой, поскольку даже элементарное воспитание как раз именно у богатеньких дочек наводит глубокую депрессию. И быстро изменить то, что тебе в голову вкладывали с детства, слишком сложно. Потому даже при моем скромном титуле и популярности на Родине, каждая сотая едва могла бы попробовать себя в роли молодой графини Воронцовой. И, в-третьих, мы договорились, что закроем эту тему, если не навсегда, то надолго. Не родилась еще та самая кандидатка.

— Ну, от и женился бы тогда на своей подруге детства. Как ее…

— Насте, что ли?

— Угу. Или у тебя была еще и другая подруга, о которой я не знаю?

— Издеваешься? Настя мне печень выест.

— Зато она так точно воспитана в духе монарших особ. К слову, вместе с тобой, и у тебя точно не будет нареканий к ее манерам.

— Не смеши! Настя! У тебя получилось развеять мое хмурое настроение. Настя! Скажешь тоже, такое… сто лет ее не видел. — Алекс минуту помолчал и заговорщицки сообщил:

— С радостью излечу твое израненное сердце и отдам тебе всех своих поклонниц оптом, только скажи, где мой телефон? — Минуту назад еще веселившийся от души Глеб нахмурился. — Ах, прости-прости! Никто не сравнится с прекрасной Ланой Лянской! Куда им всем, несчастным, — прокомментировал Алекс выражение его лица.

— Смеешься? Забыл уже, как сам сох от лямура и гламура, и худел по часам?

— Да, забыл! И, слава Богу! — резко прервал друга Александр. А через мгновение добавил:

— Извини, я, правда, не хотел тебя обидеть. Нервничаю очень что-то. Ляпнул глупость.

Лицо друга немного просветлело.

— Как бы я не шутил насчет женщин, я не могу ее забыть, и все другие женщины… не то пальто… Даже если б мне предложили в жены самую настоящую принцессу…

— Хм… Как ты так жить вообще собираешься? Уже б разыскал свою ненаглядную, а то смотреть жалко. Только болтаешь про девчонок, а сам перед сном каждый день на ее фотку пялишься. Да ты ее видел в последний раз, когда вы практически детьми были! Ищи лучше телефон!

— Вот он! — Глеб сдвинул кучу игрушек и букетов на диване в одну сторону, и с первой попытки отыскал пропажу. — Говорил тебе, позвони в антракте. 12 вызовов — эт не шутки.

— Ты не понимаешь? 12 вызовов — это не чтоб спокойной ночи пожелать. Там что-то случилось. Я боялся, что если услышу это, то не допою до конца постановки. Это там, на сцене, я звезда для мажорок, которым заняться нечем, кроме как влюбляться в своих кумиров. А здесь в реальности, я — человек, моющий посуду в ресторане, иногда болеющий ангиной, и сегодня у меня плохое предчувствие. — Алекс стал набирать номер, продолжая свободной рукой возиться с галстуком.

— Мама! Что случилось? У меня премьера была… Только смог Вам позвонить.

— Сашенька… сыночек…, — мать плакала.

— Мам, что с Вами? Мама! Мамочка, успокойся! Что случилось?

Элеонора Павловна разразилась рыданиями, не в силах говорить, и трубку взяла ее подруга, Наталья Вересковская.

— Александр, это Наталья Михайловна. Ты не за рулем?

— Нет. Еще в гримерке.

— Один?

— С Глебом. Что стряслось, скажите же, наконец! Что с матерью?

— Саша, с мамой все в порядке, насколько об этом можно сейчас говорить. Твой отец. У него случился инфаркт. Саша, папы больше нет. — Четкий ни грамма не дрогнувший голос Вересковской прозвучал, будто ударили молотом по голове, и Александр попытался хотя бы удержаться на ногах от этого удара.

— Нет!… — злосчастный узел поддался, и рука Алекса начала машинально расстегивать первую пуговицу. Выражение лица стало неестественно бледным, что насторожило Глеба.

— Алекс, ты меня слышишь?

— Да, Наталья Михайловна. — выговорил тот, переведя дух.

— Ты в порядке?

— Да. Практически, — синтетическим голосом отвечал он в трубку. — Как это…

— Вчера поздно вечером за рулем. Это несчастный случай. Он попал в аварию и умер на месте. Алекс, прошу, держи себя в руках.

— Да. Не волнуйтесь. Спасибо, что сообщили.

— Не сказать, мы не могли, несмотря на то, что твое присутствие здесь невозможно. Но ты теперь единственный мужчина в семье и ты один у матери. Ей очень тяжело, ей нужна твоя поддержка.

— Я знаю. Поцелуйте ее за меня и побудьте с ней, прошу!

— Само собой. Не переживай на этот счет.

— Позвоню утром, когда она успокоится.

— Держись, мой мальчик! Обнимаю тебя.

— Спасибо!

Александр нажал отбой, отшвырнул, не глядя, телефон. Дернул со всей силы воротничок, а тот, наконец, распахнулся, теряя пару пуговиц и освобождая казавшийся оковами охват. Молодой человек на минуту запустил пальцы в свои кудрявые волосы, сделал глубокий вздох и, не говоря ни слова, пошел в ванную.

— Алекс? Шо там? — Глеб последовал за ним, наблюдая, как друг включает воду в рукомойнике и засовывает под нее голову целиком, даже не потрудившись снять при этом одежду. — Это ж холодная, брат…

Воронцов закрыл кран, небрежно откинул мокрые волосы назад, не обращая внимания на потеки по лицу и одежде. Он посмотрел на себя в зеркало и сказал:

— Отца больше нет. Инфаркт за рулем.

Глеб молчал и слушал. Алекс отступил на шаг, прислонился спиной к стене и закрыл глаза. А после, согнув одну ногу в колене, съехал по ней прямо на пол туалетной, оставляя после себя влажную дорожку на кафельной плитке.

— Мій любий друже…, — нерешительно начал Глеб, подбирая слова, — ты… это… брат… держись… я рядом…. Мои… — Глеб, заикаясь, пытался сказать, хоть что-то.

Александр закивал, и Глеб впервые в жизни увидел, как его друг плачет. Он не сразу это понял из-за мокрого лица. А теперь Алекс пытался вытереть предательские слезы ладонью, но они не желали останавливаться.

— Вот дерьмо! — Александр замотал головой.

— Не плачет только тот, у кого сердца нема, — сказал серьезно Глеб. — От этого станет легче, поверь. — Он похлопал ладонью плечо друга и вышел в комнату. А Александр Воронцов не стал сдерживаться, оплакивая свою первую, такую горькую и несвоевременную потерю.

Он просидел так час или даже больше. И, когда молодые люди выходили из старого здания театра, вокруг уже не было ни следов поклонниц, ни недавней шумихи вокруг талантливого тенора, не так давно озарившего программы сезонов своим присутствием. Лишь один из работников запер за ними дверь.

— На похороны поедешь?

— Нет. Я не вырвусь из-за графика. Завтра на гастроли с этой премьерой. Да и смысл? Нужно уделять внимание людям, пока они живы, а не на поминках. За отца теперь остается только молиться, а это я и на расстоянии сделать смогу.

Они просто пошли по улице, не вызывая такси. Один из них точно знал, что теперь его жизненный путь примет крутой разворот на 180 градусов. Прямо противоположный направлению на сцену. И по одну его сторону теперь образовалась темная глубокая и совершенно пустая бездна.

— Алло! Гриша! — Наталья Вересковская облегченно вздохнула, наконец услышав голос мужа, и присела в мягкое кресло своей спальни.

— Здравствуй Наташенька, здравствуй милая! Как у тебя дела? Как там обстановка? Элеонора?

— Да все в норме, насколько это сейчас возможно. Только вернулась от Воронцовых. Элеонора держится вроде бы, но мне, кажется, на похоронах сложно будет. Скорая не помешает.

— Обязательно организуем, как только приеду, договорюсь сразу же. А что Александр?

— Алекс в шоке. Прилететь сможет лишь почти через месяц. Над ним же контракт. Но мы все равно решили сообщить сразу.

— Да, ситуация, — Григорий Филиппович на минуту замолчал, но Наталья поняла, что он потирает бороду своим привычным жестом, как делал всегда, когда размышлял.

— Дочь не звонила?

— Нет. Сейчас поздно, пусть переварит. Сложно ей очень, наверное.

— Сама хожу весь день, как на иголках. Элеонора Алексу пока ничего не сказала про завещание, будет ждать приезда.

— Наташенька, в конце концов, они взрослые разумные люди, смогут все решить нормально, договорятся. У нас замечательная любящая дочь. Думаю, сможет простить отцу оплошность.

— Ты меня немного успокоил. Когда я слышу твой голос, мне всегда спокойнее. Спокойной ночи, родной!

— Это ты мой тыл и моя надежная опора. Что бы я вообще без тебя делал. Спокойной ночи, душа моя!

Наталья нажала отбой и еще какое-то время сидела, глядя в стену перед собой. Супруг преподнес ей весьма неожиданный и довольно неприятный сюрприз с завещанием и как теперь распутать сей Гордиев узел, беря во внимание характер дочери, она пока не представляла.

— Приветики! — Лана, как обычно, вихрем влетела в спальню, одернула шторы и распахнула настежь окно. — Смотри, погода, какая! Просто рай!

— Привет! Только этот рай точно не для меня. Как же все навалилось сразу… и крестный, и это замужество…

— Ага, и бутылка вермута, — Лана успела слетать на кухню и уже тащила в руках небольшой поднос. — Вот, принесла тебе мысли освежить. Кофе, сок и мороженое. Хочешь — айс-крим, а хочешь — кофе-гляссе. Булочку еще. Свеженькую у нас внизу купила. Но правильнее, конечно, начать с кофе.

Ася сладко потянулась в постели и села. Ланка примостилась рядом.

— Чтоб я без тебя делала? Вот кто бы потащился в такую рань мне за булочкой? — Она вытащила цветок акации из миниатюрной вазочки, которая стояла тут же, на подносе, и понюхала. — Да-а-а, вот это отец сглупил. Это ж надо… представитель русской аристократии… интеллигент, в котором колене, а опустился до таких банально-принудительных средневековых методов. И как это все разгребать? Разгребать же придется, к стенке припер. И вообще, скажи, какая свадьба сразу после похорон? — Ася швырнула соцветие обратно в вазу. — У меня такое чувство, будто жизнь рухнула в один миг.

— Так. Давай все по порядку. А ты не нервничай, просто отвечай на мои вопросы и все. Я врач, значит должна тебя лечить.

— Душелом-мозгоправ! Хорошо, согласна, начинай. В конце концов, все лучшие идеи рождаются в процессе мозгового штурма.

— Расскажи о твоем вынужденном женихе.

— Да я толком ничего не знаю о нем. Я как с дома сбежала, то там не бываю вообще, кроме пары недель летнего отпуска. Мы с Алексом за все это время, может, раз пересеклись на каком-то Новогоднем балу. Я такие места стороной обхожу, а он там какую-то очередную «принцессу» клеил. Они живут всей семьей в Крыму, отстроили семейное гнездо, где жил еще прадед крестного. Виктор Семенович заставил Александра учиться ресторанному бизнесу, а тот всю жизнь хотел петь. К слову пел очень неплохо. Нашел отец, куда подальше его отправить — в Италию. А тот был малый не дурак. Из шкуры вон вылез, и учился, и работал. И основной диплом получил, и пение свое тоже не оставил. Сейчас на контракте в театре каком-то. Обещал отцу, что при первой же необходимости вернется и возьмет дела в свои руки. 27 лет. Отзывы положительные. «Характер нордический стойкий. Не женат…». Пока.

— Перестань кривляться! Не здорово ты близким другом детства интересовалась все это время. — Лана задумалась на мгновение, а Анастасия манерно закатила глаза. — То есть он по всему выходит положительный персонаж?

— Положительный… Хм. Друг детства… Да он никто и звать его никак! По крайней мере, для меня, — выпалила Аська, делая глоток ароматного обжигающего напитка.

— Ну, что ты за человек! Почему сразу такое неприятие? Если говоришь, приговора никак нельзя избежать, так нужно попытаться хотя бы извлечь из него удовольствие, — Лана заботливо стала пихать мороженое в чашку подруги. — И потом, секс с поющим красавцем это ничего себе бонус за моральный ущерб. — Деловито заявила она.

— Да какой еще секс?! Ты не понимаешь, — продолжала Ася, — если бы тебя силой заставили выйти замуж? Твой муж так молод и красив, пацан практически, а ты для него старая кошелка на шесть лет старше…

— …на четыре…

— Не важно! И не только потому, что так сложились обстоятельства. А еще потому, что ты не супермодель и никогда не станешь его визитной карточкой на приемах. Как женщине прожить пять лет в такой обстановке в нашем кругу? Это удар по самолюбию.

— Вот и покажешься родителям без маски. Хороший повод. Помогу полы помыть перед тем, как они челюсти на него уронят. И твой Алекс с ума сойдет от любви.

— Не неси чепуху. Я не собираюсь раскрывать свои карты, так тщательно спутанные мной за эти годы. Сдать все с концами? Потерять свободу? Потерять всю свою жизнь? Чтобы отец наложил на нее свои щупальца, пытаясь взять под контроль? Ну, уж нет! И потом, моих родителей хватит удар, если я покажу им свое истинное лицо — оно же не имеет ничего общего с их пониманием о благопристойной дочери. А куда нам к похоронам еще два трупа? Нет. Исключено. Да и не планировала я вращаться в светском обществе. Не мое это. Я жизни обычной хочу! Нормальной! Я — за простую полноценную жизнь, а не за дипломатический протокол.

На тумбочке завибрировал мобильник.

— Да, мамочка!.. Здравствуйте… получила… очень сожалею, — глаза Аси снова наполнились слезами и она невольно зашморгала носом, — на этот счет не переживайте… я уже вскипятилась, остыла и застыла… обязательно позвоню папе. Только проснулась вот. Да я верю, что он волнуется… еще бы после такого. И смерть лучшего друга… да я в норме… Не стоит об этом по телефону. Приеду завтра… тогда целую, пока! — Ася опустила трубку. — Мама боится, чтоб я тут с ума не сошла от такого наплыва известий. Бли-и-ин… да мы с Алексом грызлись вечно, как кошка с собакой! Это единственное, что я помню о Воронцове отчетливо.

— Зая, пойми, твои родители в шоке от таких жутких молниеносных событий. Они тебя очень любят и, мне кажется, очень сожалеют о случившемся. Они переживают за свой одуванчик, который совсем не одуванчик. Мне не нравится твое пессимистическое настроение. Ну, что значит, ты — старуха? Тебе всего капельку за тридцать — это раз. Состоявшаяся молодая женщина без подростковых заморочек и дурацкого максимализма — два. Ты красавица, которых по пальцам сосчитать. Когда тебе последний раз давали твой возраст? Я не помню, чтоб такое вообще было. Да, смотри, сколько мужиков по тебе сохнет!

— Лан, я не отношусь к тем безмозглым куклам, которые считают победы и стерегут молодых мужей, днюя и ночуя в салонах, чтобы соответствовать им. Я слегка полновата, и салон красоты, это иногда необходимая мера.

— Что ты несешь!

Но Асю уже было не остановить.

— Да. У меня есть работа, интересы. Дома я сидеть не собираюсь. Я ненавижу вышивать! Ненавижу заниматься домом. Весь день ходи-высматривай, где и что не так лежит, регулярные списки покупок и составление меню на обед и балы. Бесконечные выставки, открытия, бьеннале, благотворительность. Я не такая. — Ася стала кривляться. — Ура! Похлопали в ладоши! Перерезали ленточку, разбили бутылку заморского шампанского. А эта бутылка стоит, как… Для меня благотворительность это подарки и еда деткам, купленные за свой счет. Я лично их везу и радуюсь от маленьких солнышек-улыбок! Я не хочу сказать, что вся благотворительность сплошной фарс, но по большей части это так. Без удовольствия для жертвующих такие мероприятия не обходятся. Спрашивается, а в чем тогда собственно жертва? В моей семье у женщин не принято самовольничать. А я не стану заниматься только тем, что мне позволит муж и когда позволит.

Были планы купить мой журнал. Гарик совсем покатился под откос, я его уже не могу остановить. Не хотела допускать, чтоб он совсем проигрался. Журнал — последнее, что у него есть. Потому продажа за долги, только дело времени и, причем очень малого. А теперь что?

— Ну, придумаешь, что-нибудь! Ты ж у нас гений! Вон Тимура на ноги в два счета поставила.

— Хм… Тимура… Тимур это мелочи были. И потом, Лан, а любовь как же? Хочется, чтоб тебя не только уважал хороший человек, как друга, а чтобы и как женщину любил. Из вынужденных браков, тем более фиктивных, редко что-то путное выходит. А гулять он — налево, я — направо… — Ася вздохнула. — Не о такой семье я мечтала! Ты же знаешь, что об этой ситуации скоро пронюхают, и будут следить за каждым нашим шагом, и фиксировать его на бумаге, подкрепляя фото. Даже подташнивает от таких мыслей. Брак по завещанию просто какой-то, выходит. Был бы крестный жив, он бы обязательно нашел выход…

— Да… Он бы помог и никогда бы тебя не оставил, и странно осознавать, что именно твой любимый крестный имеет самое непосредственное отношение к случившемуся.

— Ирония судьбы.

— Это точно.

— Он бы и не додумался до такого сам, без помощи моего отца и Кошкина. Как-то в детстве, мне лет 15 было, Алексу 11, он гостил у нас, и папа собирался везти его показывать завод и погреба. Я с ними засобиралась, я ж наследница, посмотреть хотела. А отец рассмеялся мне в лицо и сказал, что женщине там не место, что я за глупость придумала с ними ехать. Так и оставил меня дома, а его с собой взял. Тогда я сильно на папу обиделась, а Алекса вообще ненавидеть стала.

— Постой, ты что, никогда в ваших погребах не была? — у Ланы даже рот от удивления открылся.

— Ну, почему же, была, конечно. Через неделю вернулся крестный, и я сбежала после школы к нему на работу. Сказала, что мне очень интересно и он мне такую экскурсию устроил. Закачаешься! Мы даже вино дегустировали. Родителям он сказал, что сам меня со школы забрал. Он верил в меня, Лан. Единственный, кто не отмахивался, а верил. Мне до сих пор, кажется, что отец как не хотел дочь с самого начала, так и не любит меня по сей день. Ладно. Хватит уже плакать! Спасать теперь меня больше некому. Отец так точно не будет признавать свои ошибки. Он и раньше их никогда не признавал, даже если и понимал, что не прав. Придется самой выкручиваться. — Вдруг лицо Аси вмиг просветлело, как будто в комнату ворвался восход солнца. — Получать удовольствие, говоришь? Есть идея!

— Так! Вот этого как раз не надо! — Лана протестующе выставила обе ладони вперед. — Я не это имела в виду. Твое выражение лица! Знаю я, твои аферы. Кто-то поседеет от волнения. Успокойся, пожалуйста, не та сейчас обстановка, не до авантюр.

— Как раз та. И никто играть не собирается. Все будет в самой настоящей реальности. Замуж — так замуж. Слушай! — Ася воодушевленно стала излагать план, родившийся из ниоткуда:

— Я покорюсь решению папы, если он, не глядя, даст денег на покупку журнала. Тем более, что я все равно по-другому и не могу поступить. Алекс получит смирную и согласную со всем жену «синий чулок». От таких библиотечных крыс, как образ Насти, все мужики шарахаются. Так что, посягательств со стороны мистера Любителя Женщин на супружеский долг точно не будет. А там, глядишь, решу, что делать дальше. — Ася снова просияла. — Зато журнал не потеряю, смогу работать, и никто мне не указ. Солдат простушку не обидит, потому мое маленькое хобби будет мне дозволено. А что за хобби, вовсе никому знать необязательно. Только мне нужен хороший адвокат… не просто хороший, а практически адвокат дьявола, как для такого дела… Леснов! — Ася снова расплылась в улыбке, словно Чеширский кот.

— Совсем рехнулась? Федор будет помогать своей женщине замуж за другого выйти?

— Он сделает все, о чем я попрошу, чтобы не потерять место у меня под одеялом.

— Значит, ты вот так собралась посмеяться над Алексом? Но зачем? Он-то ни в чем, по сути, не виноват.

— Да никто не собирается над ним смеяться! Я просто не хочу, чтобы он знал, какова я на самом деле. Моя цель не очаровывать его всеми доступными методами, а поскорее слинять из этого брака любым способом и все! Он сам со мной разведется! Это сладкое слово: сво-бо-да!

— А, о свекрови ты подумала? Ты рассказывала, она милая спокойная женщина, эта Элеонора Павловна.

— А, что свекровь? Думаешь, ей больше понравится стерва, которая каждый день строит весь офис и регулярно изменяет папиным винным шедеврам с мартини сомнительного производства? Мирный тихий «синий чулок» ее никак расстроить не сможет. Алекс вообще-то бабник еще тот. Подумаешь, была одна невестка — станет другая. И он, виноват! Никто его не заставлял тогда в эту историю с наркотой и дракой ввязываться!

— Послушай, но он может сказать то же самое и про тебя.

— Да я вообще представляю, что он обо мне говорит! Воронцов всю жизнь имел все, что хотел, и все это всегда было самое лучшее. Как думаешь, что он скажет о навязанной жене?

— Не знаю… Но ты так долго не выдержишь, в придуманной шкуре. Ты теперь уже не та, что 12 лет назад. Ты — личность. И долго играть не сможешь. Как ты себе представляешь работать на два фронта, ото всех и отовсюду скрываться?

— А, может, мне понравится.

— Ага, как же. Да ты посмотри на себя в зеркало: у тебя осанка королевская. Ты же просто идешь по коридору, а в тебе столько достоинства, что мужики готовы поклониться. Один поворот головы и все поймут, что ты устроила шоу. И вот тогда отец тебя точно по головке не погладит.

— Не преувеличивай, пожалуйста! Если серьезно, я просто не собираюсь терять пять лет жизни. Озолочу Федора, если он поможет мне обыграть ситуацию так, чтобы этот брак рухнул. Вот, дура, сопли уже развесила. Теоретически должен быть выход из этого дерьма. И найти его может помочь только Леснов.

— Ась, по-моему, это как-то некрасиво. Обманывать придется, неудобно…

— Неудобно спать на потолке. Одеяло падает. Ну что, пора вставать и в душ? Мигом на работу собираться. — Ася последовала своим словам. — По телефону закажу билеты.

— Угу. Только меня настораживает волна твоего энтузиазма. По-моему, она разрушительна.

— Некогда плакаться, у тебя еще будет время поподтирать мне сопли.

— Э-эх… Поехали. Слышал бы тебя твой папа! Я лишнее слово у вас в гостях сказать боюсь, чтоб не опозориться. А ты так круто загибаешь. Начинай вживаться в образ запуганной овечки.

— При папе мне полезно будет побыть правильной дочерью, ему после всего волноваться вообще нельзя.

— Ох! Вылечила, похоже, тебя, только не к добру все это, — Лана забрала поднос и пошлепала на кухню. — Не к добру, — продолжала она бормотать себе под нос. — И я могу тебе точно сказать, кто бы еще потащился в такую рань за булочкой для тебя. Он едва тебе тапки в зубах не приносит, а то булочка…

— Так… не забыть, еще отцу позвонить, — Ася засуетилась возле туалетного столика, не уделив внимания ворчанию любимой подруги.

— Ну, здравствуй-здравствуй, Наташенька! — Григорий Филиппович Вересковский обнял и поцеловал жену, встречавшую его прямо в холле их особняка. — Все подготовил, все уладил. Ждем дочь и выслушаем ее решение. По телефону вроде бы голос был не очень жесткий. Прогноз в целом положительный.

— Твои бы слова…, — вздохнула Вересковская.

Наталья Михайловна в свои пятьдесят пять не выглядела на свой возраст. Не тронутые сединой гладкие черные волосы и также нетронутое годами лицо, смуглое от природы, с кожей оливкового оттенка. Все такая же стройная, как и в молодости, строгая и покорная одновременно, она являла собой образ тех женщин, которых сейчас редко можно встретить. Прожив больше тридцати лет, рядом с мужем, в любви и согласии, бок о бок с радостями и несчастьями всегда вместе, она была настоящим титановым тылом своего супруга. А он любил ее, свою Наташеньку, как и много лет назад, хотя и утверждал всегда, что именно взаимное уважение есть прочная основа каждой семьи. А любовь, вроде как, и не причем. Каждая женщина сказала бы про этот союз: вот, что значит, по-настоящему быть замужем.

— Что у Воронцовых?

— Не спрашивай! — Наталья махнула рукой. Когда звонили Алексу, Элеонора не смогла из себя ни слова выдавить, только разрыдалась в трубку.

— Да, дела неважные.

— Куда уж. Мне самой пришлось успокоить мальчика насчет матери и сообщить о гибели Виктора.

— И?

— Старался держаться будто бы, но, как мне показалось, только делал вид. Ты же знаешь, он боготворил отца. А теперь, он вдали от дома, еще и попрощаться не получится. К тому же заварили вы кашу, а детям расхлебывать. Слов нет. — Наталья Михайловна поджала губы и сложила руки на груди, сильнее заворачиваясь в шаль и высвобождаясь из объятий мужа.

— Натальюшка! Душа моя! Ты себе не представляешь, как мне тяжело. Лишь твое понимание и поддержка помогают, — Вересковский тронул жену за плечо.

— Знаешь, Гриша, сейчас я как никогда понимаю, что значит любовь. Потому, что если бы я не любила тебя, мое понимание ограничилось бы этой твоей выходкой и ложью.

— Наташенька, это было непреднамеренно. Столько лет прошло. Я до конца своих дней буду просить у тебя за это прощения… — Григорий Филиппович снова притянул к себе жену и поцеловал в макушку.

— Лучше попробуй теперь его вымолить у своей дочери. — Жестко ответила Вересковская.

— Натальюшка, а я ведь без тебя не справлюсь.

— Пьяный с подписью ты хорошо справился.

— По факту я тогда не пьян был. Завещание на следующий день проверялось, на свежую голову, и подписано было уже в Лондоне.

— Деятели великие! Это ж надо! Практически заговор устроили!

— Поможешь с дочерью? — спросил Вересковский с надеждой в голосе.

— Я не отказываюсь. Но ты ее знаешь. Трудно представить, что она устроить может.

— Я уж и не помню, когда она в последний раз перечила, но тут такое дело. Я озадачен, если честно.

— И я не тешу себя иллюзиями. Настя не так проста, как кажется, Гриша. Посмотрим.

— О-о-о! Медуза Горгона пожаловали в свои владения! Вон как локоны подпрыгивают, того и гляди, ужалят! — сказал молодой человек с папкой из файлов в руках.

— Да ладно тебе! Она талантливейший специалист и красивейшая женщина! — отозвался, стоявший рядом невысокий паренек.

— Это ты у нас, Вась, в нее влюблен. У тебя взгляд через розовые очки. А я не собираюсь попадаться лишний раз пред ее ясны очи. Я бы, конечно, тоже не отказался смотреть в них без конца, но для таких простых смертных, как мы с тобой, ее взгляд — неминуемый конец.

— Напрасно ты так говоришь. Она никого и ни разу не обидела, не оскорбила и всегда только всем помогала за время своего руководства. А успехи «Ladie`s room» на сегодня умопомрачительны. И все благодаря ей. — Снова вступился за шефиню Васька. — Просто на работе нужно работать. Жесткость это вынужденная мера. Не больше. Она установила железный порядок и потому есть результат.

— Так, давай дифирамбы своему кумиру споешь после работы за стаканчиком, а то ща начнется. Дьяволица сегодня в Prada однако.

— Это не Prada, а Chanel! — возразила девушка из отдела моды.

— Все равно выглядит зашибенно, как, впрочем, и всегда.

Анастасия шла по длинному коридору издательства, не разглядывая подчиненных через стекло прозрачных стен. Ничего во внешности даже вскользь не напоминало о проведенной ночи, переживаниях и боли, засевшей глубоко внутри. Строгая темная юбка-карандаш придавала деловитости, а блуза карамельного цвета с элегантным бантом смягчала строгий интерфейс руководительницы.

«Наверное, я и, вправду, терминатор. Пока не переступила порог издательства, не знала, как выдержу до конца рабочего дня, а теперь мозг работает как часы. Ни единого сбоя или отклонения в сторону».

Она смотрела строго вперед и уверенным шагом вошла в просторный холл, в котором находился вход в ее кабинет. При появлении босса, как обычно, покатилась волна шепота среди народной массы, на первый взгляд занятой бурной деятельностью, а следом шум окончательно стих. Ася остановилась посредине, и каждый невольно обратил на нее взгляд.

— Вы, — обратилась Анастасия к компании девушек, горячо обсуждавших ее появление. — вы из отдела…

— …«Красота и здоровье». Рая. — Испуганно и участливо ответила «жертва».

— Рая. Отлично. Красота и здоровье — то, что нужно. В следующем месяце, а, то есть, уже с первого числа, вы отправляетесь в командировку в мединститут. К следующему выпуску жду текст.

— Мединститут… но, про что там еще писать?..

— Ну, вы же работаете у нас над здоровьем читателей. Напишите статью на тему… м-м-м… «Влияние соприкосновения золотого металла с кожей безымянного пальца правой руки на умственную деятельность особей женского пола вида homo sapiens, их настроение и способность к организации производства». Все ясно?

— Да, Анастасия Григорьевна…

— Можете идти. Тема обширная, вам нелегко придется. Приступайте прямо сейчас.

— Да. Конечно. — Девушка опустила глаза, лихо наполняющиеся слезами, и посеменила в свой офис. Остальные побледнели и притихли.

— Руководителей отделов прошу ко мне через два часа со всем, что уже готово на этот номер и с планами на следующий, — объявила она на весь холл и направилась к двери своего кабинета.

— Анастасия Григорьевна! — за ней увязался Васька, — Тут колонка съехала и рисунок, и вообще бардак вышел теперь…

— Василий?

— Да.

— Вы умеете читать?

— А… э-э-э… м-м-м…

— Вижу, что умеете. Что начертано на этой двери?

— Главный редактор.

— Вот именно. Главный редактор. Кабинет технического редактора на том конце коридора и на нем также висит табличка.

— Да… простите…, — Вася повернулся, чтобы уйти.

— Стой. Зайди ко мне через час.

— Есть, босс!

Даже парой часов отделаться не вышло. Работа, как снежный ком, особенно, если любимая. И Ася с трудом вспомнила, что Василий так и не зашел.

— Лиза! — сказала она в селектор.

— Да.

— Васю ко мне.

— Его в типографии задержали. Там ошибка пошла. Хотя вот, уже идет.

— Давай. Жду. А Леснова где сегодня носит?

— Сутра снова вызвали в администрацию.

— Что ж им неймется? Денег что ли им все мало?

— Не знаю, Анастасия Григорьевна, — как всегда, бодро ответила молоденькая секретарша.

— Ладно. Как появится, передай Леснову, что я еду в Крым срочно.

— Конечно, Анастасия Григорьевна.

— Анастасия Григорьевна? — Васька робко протиснулся в дверь.

— Входи. Дело есть. — Ася, сидя за столом, жестом позвала его к себе. — Кстати, что там в типографии?

— Все в норме. Все в порядке уже.

— Хорошо. Вот, возьми, — Ася протянула молодому человеку рукописный лист и фото. — Извини, что набросала вручную. У меня очень мало времени. Мне придется уехать на неопределенный срок, буду руководить удаленно какое-то время.

— Это некролог? Кто этот человек? Я, кажется, что-то слышал.

— Этот человек очень уважаемый и близкий моей семье. Один из владельцев Империи VERITAS. Потому постарайся, чтобы не совсем было похоже на печальный некролог. Мой текст, а следом подбери на тыщу знаков об их семье, чтобы понятно было. Это моя личная просьба.

— Понял. Все сделаю, Анастасия Григорьевна. Я помню, вы как-то рассказывали, что один владелец Империи ваш дальний родственник.

— Мда. Есть сей печальный факт в моей биографии, только об этом вспоминать не будем.

— Да. Я вас понял, босс.

— Это все. Спасибо.

Василий вышел, а его, вся заплаканная с прискорбным видом и, дрожа как осиновый лист, сменила Рая из отдела «Красота и здоровье».

— Можно?

— Можно. Присаживайтесь.

— Я… я…, — начала девушка, осторожно садясь на край кресла для посетителей

— Пришла уточнить детали командировки?

— Да. То есть, нет…, то есть, — девушка разрыдалась.

— Ясно. — Анастасия потерла лоб. — Так. Хватит сырость разводить. — Она обернулась и поискала позади себя пачку бумажных полотенец. — Вот, возьмите!

— Спасибо, — всхлипнула девушка.

— Чего вы рыдаете? От своей глупости? Ну, если уж сплетни разносить, то хотя бы со знанием дела. Вы же журналист. Значит, информация должна быть подтвержденной и точной. Сплетни-то вообще не наш профиль. А если вы даже их неправильно распространяете, то, как вы тогда вообще работаете?

— Я стараюсь, — ответила, всхлипывая виновница.

— Имеется ли у человека вторая половина или нет, если он бредит своей работой, значения никакого не имеет. Без семьи он лишь в большей степени посвящает себя работе. Когда меня спрашивают, в чем мой секрет, я отвечаю, что просто влюблена в то, что делаю, и постоянно испытываю потребность делать лучшее и лучше. И то, что я создаю, приносит мне счастье и удовольствие, а также результат всем нам. Если у меня не станет этой работы, я займусь чем-нибудь другим, но я буду созидать с тем же рвением. Поверьте, от того, что есть кольцо на пальце, вы не станете счастливее, никогда. Штамп в паспорте вовсе не залог счастья, как принято считать. Счастье внутри нас, и у каждого оно свое. А если ваше счастье зависит от кого-то, вы просто больны.

— Простите меня… Анастасия Григорьевна…

— Мне вас не за что прощать. Но то, что вам стыдно за свое поведение, значит, что в следующий раз, вы не будете вести себя таким недостойным образом. А в институт все-таки поезжайте. Поищите там что-нибудь интересное — косметология, пластическая хирургия, женские проблемы.

— Обязательно. Я все сделаю.

— Странно…

— Что?

— Я думала о моей личной жизни давным-давно всем все известно, а тут сюрприз просто. И так далеко от истины.

— Говорят, что наш адвокат никак не хочет на вас жениться…, — выпалила, не сдержавшись, Рая, и тут потупила взгляд, — простите…

— Угу. И, вы считаете, именно поэтому мы вместе уже лет, эдак… двенадцать.

— Сколько? — взвизгнула девчонка.

— Ну, где-то двенадцать.

— Обалдеть! Так долго ведь не бывает! Мужья за такое время несколько раз уходят!

— Вот и я о том же. Счастье не в кольце на пальце и не в штампе из чернил, коими марают твое удостоверение личности. И не в чужой фамилии, которую тебя принуждают считать родной. И которая по факту вешает на тебя табличку принадлежности определенной особи мужского пола. Как ярлык на вещи. — Она мгновение помолчала, видя, как молоденькая подчиненная переваривает услышанное с широко открытыми глазами. — Мужчина не бычок, чтоб его у своих ворот привязывать. Если не захочет, то и без условностей не убежит. Идите, Рая! И забудьте о сегодняшнем инциденте!

— Хорошо. Большое вам спасибо! — Ответила девушка и поторопилась скрыться за дверью.

— Хм. Девчонка. Замуж скорее выйти. А как этот замуж тебя выпотрошит, потом слезы лить будешь. Попробовала б ты такой замуж, как у меня нарисовался. Хош-не-хош, а под венец придется. — Сама себе сказала Анастасия и подняла телефонную трубку.

Железнодорожный вокзал Симферополя привычно гудел, как пчелиный улей. Сезон еще не начался, а вокруг было обычное для него «броуновское движение». Май только подошел к концу, но, несмотря на это, уже стояла несносная жара.

— Побудь здесь, пойду, такси возьму. Неохота в маршрутке трястись, да еще все эти люди вокруг. Снуют и снуют, толкаются. Видеть никого не могу и говорить ни с кем.

— Эй, остынь немного, выпей валерьянки! Чего буянишь?

— Хорошо хоть попутчиков в купе не было.

— Благодаря твоим многочисленным купюрам. Билетов не достать.

— Я больше люблю поезда, но надо было автобусом ехать, — Ася бросила сумку прямо на асфальт посреди привокзальной площади и остановила рядом чемодан на колесиках.

— С автобусом и деньги бы не помогли. Нет там билетов.

— Я все равно бы решила в пользу поезда. Жалко, с Интерсити+ мы пролетели. Зря я собиралась кабинет начальника вокзала разнести. Неплохо ведь доехали, еще и поспали.

— Вот именно.

— Ладно, жди. Пошла я за машиной.

— Только возьми с климатическим контролем, иначе я сейчас сварюсь. — Крикнула Лана подруге вслед.

— Все, пошли, бодренько, а то уведут! — вернулась Ася через минуту, и они, подобрав вещи, направились к машине.

Неповоротливое желтое такси плавно тронулось с места и направилось в сторону Алушты. Нехарактерная для иномарки окраска делала машину немного неестественной и похожей на большого сказочного жука. На мягком сидении сзади было очень комфортно, оно принимало тело в свои объятия, бережно качая, будто настаивая на отдыхе. Анастасия невольно положила голову на удобную спинку.

— Чего в окно уставилась? Давай поговорим, иначе закипишь изнутри к приезду?

— Да так, чем ближе эшафот, тем жизнь дороже.

— Ох, как скажешь тоже! Ну, чего тебе терять, в самом деле? Все равно в личной жизни тишина, а так встряхнешься. Федор — это ж, сама говоришь, несерьезно. — Ланка сгримасничала. — Может Алекс и в самом деле хороший и так хорош собой. Договоритесь, без взаимных обвинений. А там пусть все своим чередом идет. Не проникнитесь взаимной симпатией, то установите правила, чтоб друг другу не мешать жить, и все. Правда?

— Я от своей идеи не отступлюсь. Она меня согревает.

— Разве нельзя просто, без фокусов? Зачем тебе это?

— Нельзя. Я обижена на отца. У меня комплекс по поводу разницы в возрасте и лучше меня не трогай. И вообще так — интереснее. А ты мне будешь помогать. — Ася посмотрела на подругу.

— Чем? Алекса твоего очаровывать? Так я тебе здорово внешне проигрываю.

— Ты не внешне мне проигрываешь, а в уверенности. Если быть совсем точным, то в пофигизме. И вообще Алекс никакой не мой, я его вообще, можно сказать, не знаю.

— Ох, слова-то какие, и на ваших устах, госпожа графиня!

— Сколько раз повторять? Не произносить…

— …при тебе это ругательство!

— Вот именно. Тебе на работу, когда нужно?

— Побуду с тобой недельку, пока все прояснится, а потом уеду. Появлюсь, когда скажешь, ближе к делу.

— А я договорилась: буду руководить по Интернету. Дел конь не валялся, а тут еще такие душевные переживания. Справлюсь ли? Только достигла чего-то существенного. Я так старалась, чтоб никто не узнал, кто я. Для меня эта работа — все. Наплела, что с родителями большие проблемы, что ничего точно не знаю, уезжаю на неопределенный срок. Вот блин! Как так можно? Потеряю работу на хе…

— Чего ты там потеряешь? Особенно, если совсем скоро купишь журнал с потрохами. И вообще прикуси язык, наконец! Ты домой едешь. Хочешь, чтоб отец шкуру спустил за такие выражения? Когда ты злишься, то плохо контролируешь себя. Как я тебя учила? Злость, ненависть и месть не лучшие советчики. Злость тут бессмысленна. Ненавидеть тебе некого. Никто не виноват. Просто так сложилось. В жизни случаются гораздо более неприятные обстоятельства, чем твои, и просто потому, что так распорядилась судьба. — Мрачное лицо подруги стало понемногу проясняться. — Мстить вот, кому собралась? Покойному или любящему отцу, совершившему однажды ошибку? Или мужчине, который такая же жертва обстоятельств, как и ты?

— Нашла мужчину. Молоко на губах не обсохло.

— Тоже мне умудренная опытом дама! Ситуацию изменить нельзя, потому меняем отношение к ней. Если б ты на все посмотрела не как на эшафот, а как на вынужденное решение проблемы.

— Лан, хватит, ты мне уже достаточно промыла мозги своим виртуальным раствором формалина.

— Промывают фурацилином, а формалином трупы консервируют.

— Да без разницы. Все. Стерильно уже. Я в норме. Хорошо, хоть его не будет. Для начала с родителями разберусь. А пока Воронцов приедет, свыкнусь с мыслью о неизбежности.

— Вот это правильно. Тогда я сразу домой, а потом звони, расскажешь, что и как. — Лана чмокнула подругу в щеку. — Прорвемся, не боись! Но я все равно против этого спектакля. Вот приехала бы ты такая, какая есть — другая. И с родителями бы по-другому пришлось говорить. Показала бы, что тебе теперь лучше не перечить.

Ася отмахнулась.

— Послушай меня еще немножко. Это важно. — Анастасия подняла глаза на подругу. — Не держи все в себе. Не накапливай обиды и слезы. Я тебя изучила за эти годы, проведенные вместе, и понимаю с полуслова, с полувзгляда. Но ты должна высказываться, выговариваться, выплескивать эмоции. Иначе взрыва не избежать и от этого будет плохо не только окружающим, но и тебе самой. Высказывать эмоции тоже нужно учиться. А у тебя с этим проблемы. Только очень-очень близкие люди и твоя собака могут понять, что ты их любишь или сердишься лишь по одному твоему взгляду. В остальном нужно разговаривать. Именно так можно избежать непонимания, недомолвок, конфликтов и их разрушающих последствий.

— По-твоему я что, все время плакать должна?

— Да причем здесь все время! Если бы эта ужасная новость застала тебя на работе, спорю, ты бы проглотила комок и доработала до своих законных 16—00, и только потом поехала бы домой. Ты бы и виду не подала, что у тебя стряслось, если бы меня рядом не было. И ты бы даже не подумала выплеснуть все это переживание и боль наружу. И вчера вечером тебе помогла выдохнуть даже не я, а литровая (!) бутылка Cinzano.

— Хочешь сказать, я рискую превратиться в алкоголичку?

— Я говорю, что выливать душу нужно без вспомогательных средств. Инсульты случаются не только из-за слабых сосудов, а и из-за того, что держим все в себе. Внутри перевариваем, отравляя организм. Не можешь высказать кому-то, скажи дневнику. Это выход.

— Да некогда мне теперь, Ланусик, еще и дневники писать.

— Вот хочу тебе пример привести. Ты и Федор. Я почему-то после вчерашнего снова задумалась на эту тему. Твое отношение к нему какое-то товарно-денежное. Потребительское. Как, скажем, к… воде. Без нее тебе не обойтись, если пить хочется каждый день. Но ты ее не бережешь, оставляя открытым кран, пока чистишь зубы. Ты даже не думаешь, что кто-то, далеко, на нее молится. Плачу деньги — лью, сколько хочу. Так и Федор: нужен адвокат — пожалуйста, нужна компания по делам съездить — пожалуйста, нужен должный кавалер на прием — пожалуйста, нужен мужик в постель — пожалуйста. Все по щелчку. За все же уплачено! Даже до того, как у тебя появились сомнения насчет отношения Федора к тебе, я уже подозревала, что он испытывает на твой счет очень нежные чувства. Это было видно и давно. Он же напоминает твою прикроватную болонку, приносящую тапочки. А ты этим пользуешься. Нагло пользуешься. Ты ему когда-нибудь говорила, что ты его любишь? — При этих словах Асины брови взлетели вверх. — Да-да. Любишь, как друга? Вы в общей сумме лет 12 вместе. В близких отношениях. Когда отношения «просто так» это не бывает так долго! «Адвокат, приятель…». Ну, не верю я, что у тебя к нему нет и грамма нежности! Ты же, этого не показываешь. Ничем. А ведь он, по сути, был твоим первым мужчиной, и практически мужем, все эти годы. А мужчину приласкать иногда нужно.

— Он свои ласки получал куда регулярнее, чем кто-то зарплату. И, как раз за этими ласками у меня просто времени не было, чтобы полежать, глядя в потолок, и подумать про доброе и трепетное отношение к господину Мачо-адвокату.

— Хм, — Лана расстроено закатила глаза.

— Ладно. Обещаю переосмыслить свои чувства к Леснову. Обязательно подумаю над всем тем, что ты сказала. Как только разгребу навалившийся бардак. А вот приласкаю, поцелую и даже много чего другого между делом.

— Я просто в пример Леснова привела. Мне, кажется, он серьезно любит тебя. И это в данной ситуации может быть проблемой.

— Хм, — теперь закатить глаза пришла очередь Анастасии.

— Да. Проблемой. Потому что целовать и много чего другого теперь тебе придется кое-кого другого.

— А, вот со словом «придется» как раз и предстоит разобраться. И очень надеюсь, что оно поменяет формулировку на отрицание.

— Слушай, а что у тебя с лицом? Глаза что ли припухли от слез?

— Нет. — Ася подняла взгляд на подругу.

— Ты ресницы сняла?!

— А, как же еще образу соответствовать?

— Ясно… Дальше маникюр в ход пойдет, и эпиляция, я так полагаю…

— Что? Без маникюра? Фу, Лан! Без эпиляции! Ну, не нужно в крайности-то, а?!

— Ты куда сейчас сразу?

— Сначала в гостиницу — себя в надлежащий вид привести, — Ася сделала акцент на слово «надлежащий».

— Ой, с огнем играешь! Вот, возьми! — Лана покопалась в сумочке и протянула подруге ключи.

— Что это?

— Ключи от моей квартиры. В гостиницу она собралась. Как только разлетится новость о вашем браке, ты везде будешь, как на ладони. В гостинице по паспорту регистрируют, а значит, все будут знать, кто ты на самом деле.

— Спасибо, — девушка взяла у подруги ключи. — Я об этом не подумала.

— И о многом в таком состоянии еще не подумаешь, проколешься.

— Хорошо. Если Александр Воронцов окажется уж таким ангелоподобным, обещаю подумать. Но пока, даже не отговаривай.

Лана в ответ только вздохнула.

Глава 2. Дом милый дом. Возвращение в колыбель

По дороге домой, Ася так кипела всю поездку с вокзала, что даже не успела прочувствовать, как соскучилась по родным местам, и полюбоваться великолепными пейзажами полуострова. С веранды последнего этажа, где находилась Ланкина квартира, она увидела привычную и милую сердцу картину — бесконечную лазурь моря, сливавшуюся с таким же лазурным небом в обрамлении свечек кипарисов.

— Господи, хорошо-то как! А тебя нет… Нет больше в этом мире и в этом раю… — По щеке покатилась слеза, — но девушка не стала ее вытирать. — Прости меня… — продолжила она шепотом, — прости, но брак с твоим сыном неправильный шаг. Даже если я перестану злиться… все равно это неправильно. Мы не пара с Алексом, мы слишком разные… Я верю, что ты не со зла. Что вы с папой не со зла… Зачем вы так с нами… Брак, это ведь серьезный шаг… и ты сам говорил, что такое решение должно быть взвешенным и желанным, единственным на всю жизнь…, — девушка едва не стала всхлипывать, но тут же потрудилась остановить разбушевавшиеся эмоции.

Крестный Виктор Семенович не был рядовым крестным, как это сейчас обычно бывает. Он не просто отмечался подарками на Рождество и день рождения, а и принимал самое горячее участие в жизни своей крестницы. Он часто помогал найти общий язык с родителями. Уже, будучи совсем взрослой, Ася могла побыть настоящей только с крестным. С ним не приходилось притворяться, он понимал с полуслова, не настаивал, а мягко направлял ее бунтарскую натуру. Она же знала, что если попросит, Виктор Семенович никогда не расскажет родителям, о чем бы то ни было, и сам поможет решить проблему или подскажет, как стоит поступить. Именно с его помощью девушка и поняла, что война с отцом не лучший вариант развития событий. Да, они слишком разные, но при этом самые родные люди. Был момент, что едва Ася уже хотела плюнуть на все свои старания быть паинькой, да с отцом случился инфаркт. Из-за нее. И она тогда впервые испугалась, что потеряет его. Поняла, насколько на самом деле дорог ей этот человек, которого она побаивалась и безгранично уважала. Тогда она и решила, что всегда будет такой, какой ее хочет видеть папа, и никогда не допустит, чтобы он хоть на грамм расстроился из-за нее. С тех пор, лет с 13—15 и началась ее двойная жизнь.

Время шло, и Ася решила переодеться. Нужно было предстать перед родителями по всей привычной для них форме. Многие вещи из той, прошлой жизни уже пришли в негодность, и девушка на скорую руку по пути с работы скупила на городском рынке все, что под руку попало, и более или менее подходило для ее миссии.

Она разложила чемодан со своей обычной одеждой, развесив платья в шкафу. Здесь оставила и косметику. Поразмыслив немного, забрала лишь блеск для губ и тон для лица. Потом занялась своим нарядом, и на первый раз в ход пошла нечеткого цвета легкая юбка в пол и ажурная кофточка кофе с молоком довольно плотной вязки. Волосы Ася вымыла красящим шампунем, чтобы замаскировать мелирование, а после они были высушены, расправлены утюжком с безопасным покрытием и скручены в узелок на затылке. С возрастом волосы почему-то все больше закручивались в непослушные локоны, и она натурально не могла им дать ладу. Анастасия невольно сравнивала свой характер со своими волосами — как ни выпрямляй, все равно закрутятся. Такие же упрямые, как и она. Теперь игриво подскакивавшую челку с помощью лака Ася аккуратно прилизала над бровями и еще раз мысленно поблагодарила Тимура, подсказавшего такой простой прием изменения внешности.

«Прямо живая вода и мертвая вода…», — про себя улыбнулась она.

Косметика была смыта полностью, а на нос Ася водрузила очки огромных размеров в коричневой роговой оправе. Свои старые девушка разбила в первый же день своей новой жизни, с силой грохнув о пол, но позже купила эти, похожие, и даже еще более уродливые. Анастасия оглядела себя в зеркало. Небольшой минус здорово играл на руку ее идее.

— Ну и чучело! — тихо констатировала вслух Анастасия. — Федор бы подавился своими любимыми устрицами, увидев эту картину снова. Так: еще нужен ноут. И… белье… Белье! Как я забыла? Вот растяпа! Если мама увидит эту бесстыжую красоту от Milavitsa и «made in France», она точно заподозрит что-то. Придется закрываться в собственном доме.

Хотя так и было все последнее время, проведенное в родных стенах особняка Вересковских. С тех пор как всерьез поняла, что с отцом не поспоришь, она всегда прятала себя настоящую. Если дочь не будет выглядеть подобающе по протоколу, или ему не понравится… Короче, или она его, или он ее. Двум таким личностям сложно было ужиться вместе, а особенно, если одна пытается управлять другой.

Как тогда с танцами. Ведь она действительно могла остаться сиротой. Только безграничная любовь матери, и ее терпение вернули отца к жизни и подняли на ноги. Отец так болезненно реагировал на импульсивные выходки повзрослевшей Насти. Только и твердил по любому поводу: то неприлично, это недостойно, это неподобающе, так легкомысленно для юной леди, мать ей свободы много дает. Мама даже однажды пошутила, что он бы мог просто отправить дочь в монастырь и не переживать больше о ее судьбе.

Анастасия занималась танцами и довольно долго. Ей это очень нравилось. Но бальные она скоро забросила. В партнеры ей всегда доставался Алекс, что ее категорически не устраивало. И, кроме того, партнер всегда ограничивал свободу и не давал импровизировать. Потому на смену вальсам быстро пришел belly dance. От отца мать не пыталась скрыть это специально, но и всего до конца тоже не договаривала, видя, как увлеклась дочь, и, зная реакцию мужа на публично оголенное тело. Все было неплохо, пока четырнадцатилетняя красавица Анастасия не стала постоянно побеждать в конкурсах. Никогда не будучи худышкой, в таком возрасте девушка имела уже великолепные как для женщины формы и выглядела очень привлекательно. Ялтинский конкурс, который показали практически по всем каналам никого не оставил равнодушным, а юная танцовщица получила огромную известность. Кроме того, ее номер собирал бесчисленные просмотры и комментарии в Интернете. Этот факт и стал последней каплей — отец слег, не выдержав того ужаса, который по его мнению творился вокруг его бесстыдницы-дочери. На этом триумф и танцы для Анастасии закончились. А после каждое утро она начинала с того, что на цыпочках босиком пробиралась в спальню к отцу и осторожно прислушивалась, дышит ли он. Была ли это любовь…

Добро пожаловать домой, Настасья Григорьевна!

Даже имя это стало уже чужим. Многие годы ее называли только Асей, на Настю она уже почти не откликалась. Правда в редакции в последнее время появилась подобающая статусу Анастасия Григорьевна, но это звучало уж намного лучше ненавистной «Настеньки». Мысли о том, как не проколоться перед домашними отвлекали Асю от похорон. Она проплакала половину ночи, после того, как убедилась, что Лана уснула и не бдит ее, а утром еле замаскировала следы своей слабости, еще перед тем, как подруга влетела в комнату с очередным порывом поддержки.

Анастасия вышла из такси. Водитель помог с чемоданом. Она расплатилась и, посмотрев на родовое гнездо Вересковских, вздохнула. Потом обогнула бассейн с фонтаном и прошла к шикарному особняку, напоминавшему настоящий дворец в миниатюре.

«Еще бы металлические решетки на башнях — отличная темница для принцессы», — Ася без особой радости окинула взглядом территорию. — «Главное, не сорваться. Только держа себя в руках можно добиться победы. Эмоции излишни, если хочешь чего-то достичь». Она еще раз набрала воздуха в легкие и дернула ручку тяжелой двери.

— Настасья Григорьевна! Что вы! Бросьте-бросьте, я сама, — закудахтала горничная. — Что же вы не позвонили, отец бы прислал машину.

— Спасибо, Нина. Я в состоянии вызвать такси. Не причитайте!

— Настенька! — из коридора показалась мама. — Девочка моя!

— Мама! — Ася подалась навстречу матери и с огромной радостью обняла ее. — Так жаль, что приходится видеться по такому печальному поводу. Как отец?

— Хвала Господу, нормально. Расстроен, но держится.

— Вдова?

— Тяжело ей. Но все будет хорошо. К сожалению, так устроен этот мир. Кто-то уходит, а кому-то всегда приходится оставаться.

У девушки выступили слезы. Ася ни за что бы, не стала вот так запросто их показывать, но для Насти в данной ситуации это было нормально, потому она не стала себя сдерживать. Глаза заблестели еще сильнее. Послышался стук двери. На пороге отцовского кабинета показалась фигура.

— Отец! — тихо произнесла Настя.

Стройный немолодой седовласый мужчина с благородной бородой, как у киношных профессоров, подошел к дочери. На нем был одет строгий темно-серый дневной костюм. Граф Вересковский поместил руки в карманы, и она увидела свисающую из кармана жилета золотую цепочку часов, которые передавались наследникам ее семьи многие поколения. Так что на сегодня это уже был раритет. Но в их семье так и не родилось наследника, и папа, похоже, последний, кто ими владел. Разве что она сможет подарить ему внука…

«Черт бы побрал эти традиции. Времена проходят, а они не меняются», — про себя отметила девушка.

В глазах отца читалась нерешительность. Девушка слегка склонила голову. Григорий Филиппович взял дочь под локти и приобнял, целуя в макушку.

— Здравствуйте, отец! — Ася подняла на него влажные глаза.

— Здравствуй, Настасьюшка!

— Примите мои соболезнования.

— Спасибо, радость моя. Нам о многом нужно поговорить с тобой… — последние слова Вересковский выговорил с трудом и дочь это заметила.

— С вашего разрешения, я только переоденусь и спущусь.

— Да-да, девочка моя, я провожу тебя в комнату, — опередила отцовский ответ мать. — Сначала бы с дороги хоть чашечку кофе или ароматного чаю выпить, а после уже к делам.

— Хорошо, конечно. Ступайте! — согласился Вересковский.

Получив разрешение, Ася слегка присела и едва заметно склонила голову. Этикет, даже пусть и домашний, намертво был впечатан в мозг, что называется, впитан с молоком матери. В семье было принято обращаться к родителям на «вы», во всяком случае, до тех пор, пока ты сам не станешь родителем или, хотя бы, не создашь свою семью. А в присутствии посторонних это даже не обсуждалось.

Девушка направилась в сторону огромной просторной лестницы наверх. В детстве она всегда представляла себя Золушкой на балу и сотни раз на дню сбегала с нее, теряя туфельку где-то посередине. Тогда лестница казалась просто огромной и бесконечной. Наследница Империи VERITAS вдохнула родной воздух и стала подниматься по ступенькам к себе. Она уже не видела, как за спиной переглянулись родители.

Едва дочь скрылась с виду, Наталья Михайловна качанием головы выразила свое беспокойство насчет Насти и, взглянув на мужа еще раз, поторопилась следом за дочерью.

В комнате Ася застала Нину, начавшую было разбирать чемодан:

— Нина, оставьте! Можете быть свободны.

Следом за исчезнувшей прислугой вошла мать.

— Настенька, прости, что вот так с дороги я тебя одолеваю расспросами, но дело нешуточное… Мы с отцом испереживались…

— Я слушаю, мама.

— Что ты решила? Насчет свадьбы?

— А, что тут решать? — Настя села на кровать. — Папа ведь уже все решил. Мне не остается ничего кроме, как по обыкновению, последовать его воле, — спокойно ответила девушка, пожав плечами. — Насколько я поняла из письма, сделать ничего нельзя, кроме как выйти за Воронцова. Ну а все эмоции по этому поводу я уже переварила.

— Настя, если ты не хочешь…

— И что? Когда подписывали завещание, никто, кажется, не думал о том, чего я хочу или не хочу. Подобные документы просто так не составляются. И потом, что я могу сделать? Оставить вас с отцом у разбитого корыта? Мой дочерний долг, как минимум не допустить того, что в моей власти не допустить. Я сделаю все, что нужно. И нечего тут переживать. Иначе, зачем вы меня тогда воспитывали и растили? Чтобы я отблагодарила вот так, по-свински?

— Доченька, я знаю, что это отцовское решение из ряда вон выходящее и возмутительное. Я волнуюсь о тебе, я же понимаю, что для молодой девушки значит замужество. Это не так-то просто, жить под одной крышей с мужчиной, который тебе практически чужой. Как еще все сложится и сложится ли вообще у вас с Алексом.

— Мам, если и нужно было по этому поводу переживать, то, уж точно, хотя бы немного раньше. Теперь — все без толку. И насчет «молодой девушки» … Хм… Если ты заметила, я уже лет эдак десять, как далеко немолода. Юной и, тем более, неопытной, меня уж точно не назовешь.

— Ты никак не можешь забыть ту историю, злишься на отца.

— Мне нужно переодеться, извини. Не хочу заставлять папу ждать. Он этого не любит, ты знаешь, — возразила Ася, не давая матери продолжать нежелательную тему.

— Да, конечно. — Ася видела, как мать поникла. Но с другой стороны — все ее слова до единого были правдой, хотя она старалась говорить тихо, покорно и с такой интонацией, чтобы никого не обидеть.

Наталья Михайловна спустилась к мужу.

— Ну? Не томи!

— Она согласна, — коротко ответила Вересковская.

— Наташа… что? И больше ничего не сказала?

— Ничего. В другой бы раз я решила, что здесь что-то не так. Что передо мной совсем не моя девочка. Настя могла бы отреагировать как угодно, но только не покорностью.

— Наташенька…

— А, чего ты хотел? Твоя муштра сломала ее. Вспомни, каким она была инициативным ребенком? Каким подростком? Цветочек просто! Непоседа и заводила. А ты? Что сделал ТЫ? В своем стремлении воспитать идеальную жену, ты настолько переборщил, что… — Наталья Михайловна с досадой покачала головой, — Она совершенно не приспособлена к современной жизни. А я говорила тебе, что ребенок не оранжерейное растение. Он должен набивать себе шишки. И это нормально. Посмотри только, какой простушкой она выглядит! Одевается, как и десять лет назад. Как из монастыря будто.

— Наташа, смирение не всегда плохо для женщины. Уважать мужа нужно уметь и нужно уметь его уважить. Скромность еще никому не вредила.

— Не повредила бы, если б ты выбрал ей в мужья священника. Или, если бы вся эта история лет шестьдесят назад случилась. Но ты выбрал красавца, за которым девицы толпами ходят. — Наталья Михайловна просто сверкала глазами, стараясь не повысить голос до крика отчаяния. — Очнись! На дворе двадцать первый век! Ты считаешь, этот брак может стать счастливым для Насти? Я реалистка и понимаю, что грозит такой простушке. Она моя дочь, я ее люблю и красивую, и уродину, и больную, и здоровую. Она мой ребенок. Но я здраво смотрю на вещи и знаю, каких женщин любят мужчины и, каких любят современные мужчины. Если сказать, положа руку на сердце: даже то, что мне казалось почти нормальным, когда мы ее отправили из дому, сейчас выглядит убого.

— Натальюшка, зачем ты так жестоко?

— Прости, не могу сейчас с тобой говорить. Мне нужно успокоиться и побыть одной, — Наталья Михайловна решительно собралась уйти к себе, но тут увидела дочь на лестнице. Та переоделась в старое, белое в бордовый цветочек платье. Оно и так было простовато, а в совокупности с внешностью выглядело совершенно неподходящим для невесты Александра Воронцова.

Граф Вересковский посмотрел на дочь и в душе полностью согласился с доводами супруги. Ее опасения, как матери, вполне имели смысл. Только корить себя за то, что сделано давным-давно бессмысленно. А вот как это исправить теперь, он себе пока не представлял. От таких мыслей лицо старого графа помрачнело.

Госпожа Вересковская проглотила комок в горле:

— Настенька, что ты в этом старье? — Заботливо сказала она. — Завтра поедим купить тебе новый гардероб! Я совсем закрутилась, нужно было все сделать еще до твоего приезда.

— Мамочка, что вы! У меня все есть. Не нужно. Это платье такое милое, с ним столько воспоминаний связано. Что мне действительно понадобится, так это траурный туалет. До сих пор не приходилось в нем нуждаться, к счастью. И вот пришло время.

— Поедем завтра же, а если хочешь, то и сегодня! — оживилась мать.

— Я доверяю вам целиком и полностью. Возьмите что-то на свое усмотрение. Единственная просьба — никаких каблуков. Лучше черные балетки и желательно шляпку с плотной вуалью, если можно.

— Конечно, я все сделаю, но ты бы сама могла.

— Простите. Я так устала с дороги и до сих пор не пришла в себя. Нет никакого настроения на походы по магазинам.

— Хорошо. Как скажешь. Я оставлю вас, — Наталья посмотрела на мужа и, получив его согласие, удалилась.

— В кабинет? — тихо спросила Настя отца. Он так же, молча, покивал в ответ, открыв перед дочерью дверь. Девушка послушно прошла в комнату, и снова нахлынули воспоминания о том, как она боялась отцовского кабинета.

Вызов в кабинет никогда не предвещал ничего хорошего. Тогда она боялась и самого отца. Очень боялась. А сейчас Ася видела, как этот осунувшийся человек смотрит на нее, и теперь он ждет прощения от нее. Казалось, теперь в нем, нет ни капли от того жесткого, категоричного и непреклонного человека. Они с отцом поменялись местами. Девушка чувствовала, что он в ее руках. Анастасия прошла в комнату и села в кресло перед столом, на свое обычное место. Отец сел на свое. Она молчала, а он смотрел на нее каким-то грустным полным сожаления взглядом.

Видя такую подавленность близкого человека, Анастасия не сдержалась. Она встала, подошла к отцу сзади и обняла его за плечи, уткнувшись щекой в седые волосы на макушке. Григорий Филиппович был слишком растроган таким жестом. Он взял руку дочери в свою, поцеловал и не сдержал слезы, стремительно скатившейся по щеке.

— Папочка! Я знаю, как тебе плохо и тяжело, только, пожалуйста, не расстраивайся так сильно! Я не хочу еще и тебя потерять. — Сказала Настя шепотом. Такие, казалось, детские слова трогали за самое глубокое и больное.

— Не потеряешь, Настасьюшка, все будет хорошо. Обязано. Просто такое впечатление, что без руки остался. Не только больно, но и не привычно жить так.

— Пап, держись, пожалуйста!

— Кроме всей этой боли… Дочь, я понимаю, что сделал и в полной мере осознаю свою вину. — Григорий Филиппович пригласил ее жестом снова сесть в кресло, чтобы видеть ее глаза. — В оправдание не могу ничего добавить более того, о чем ты уже знаешь. Мама говорит, что ты согласна на все. Мне очень горько, что я не могу ничего изменить в этой ситуации, никак повлиять на нее. Скажи только, что я могу сделать, чтобы хоть немного скрасить для тебя твое положение? Я сделаю все, о чем бы ты ни попросила. Все, что в моих силах.

Ася сидела и думала, что добиться желаемого, оказалось намного проще, чем она даже могла представить. Видимо отцу, действительно, слишком жаль. Девушка снова вспомнила тот давний и неприятный разговор с ним.

— Настасья! Ты меня слышишь?

— Скрасить…, — повторила она.

— Может, я неверно подобрал слова, но, как я могу тебя хоть немного порадовать? Ну, у тебя же есть какие-то желания? Тебе ведь чего-то хочется? Мечта у тебя есть? — отец так озабоченно выглядел, что Асе стало не по себе.

— Все в порядке папа, не волнуйтесь так, пожалуйста!

— Скажи, как я могу замолить свой грех?

Настя сидела, нахмурившись так, что на лбу появилась складка.

— Разве нет ничего, что бы я мог сделать для тебя?

— Есть. Действительно есть. — Заверила его девушка. Она взяла со стола лист бумаги и ручку, и что-то быстро написала. — Вот. Перечисли на мое имя эту сумму. И никаких расспросов, зачем. Это моя просьба.

— Хорошо. Но хотелось бы, все же, знать, куда пойдут такие деньги? Прости за любопытство.

— Отец, не на глупости. На достаточно уважаемое дело, но знать об этом Вам вовсе не обязательно. Вы меня в известность о своих намерениях тоже не ставили. Тем более, что эта сумма для нашего состояния несущественна. — Настя вздохнула и продолжила, — Никаких расспросов, деньги, и с этой минуты я ни словом, ни делом, никогда в жизни не упрекну Вас за то, во что вы превратили мою жизнь. Поверьте, еще позавчера она была счастливой, — тон Аси был достаточно почтительным, несмотря на то, что говорила она довольно жестко. — Ну, считайте, что откупились.

— Настенька…, — отец хотел еще что– то сказать, но взял в руки телефон, лежавший тут же на столе и, сделав несколько нажатий на клавиши, сказал дочери.

— Сейчас придут деньги. — Его слова подтвердились пиликаньем телефонного банкинга у Насти.

— Спасибо. Инцидент исчерпан.

— Выпьешь с нами кофе перед ужином? — сказал Григорий Филиппович, невольно радуясь, что дело со свадьбой решилось довольно просто ко всеобщему удивлению. Глубоко в душе гнездилась мысль, что в простоте этой не все гладко, но главное же, все решилось, а об остальном он сейчас был не в состоянии думать.

— Маминого кофе? С удовольствием!

— Тогда прошу в столовую!

Когда появилась возможность удалиться, Настя, извинившись перед родителями, улизнула к себе. Первым делом она набрала номер Федора.

— Моя госпожа!

— Привет. Прекрати паясничать!

— Я соскучился.

— Федор, прости. У меня тут полный абзац, если выражаться фигурально. Я тоже рада тебя слышать, но давай серьезно.

— Весь во внимании. Слушаю ваши указания, босс.

— На мой счет поступила сладенькая сумма. Оформляй с Гариком бумаги на покупку журнала, завтра же, и я сразу все оплачу. Послезавтра жду тебя в Алуште. Записывай адрес…

— Привезти тебе все документы сразу?

— Да, да, бумаги и договор, я должна буду их подписать и пришли мне реквизиты. Еще у меня к тебе есть разговор. Это не по телефону. Очень серьезно все. Понадобятся все твои авантюристские способности.

— Ты меня обижаешь. Я — сам закон.

— Вот именно, я как раз об этом.

— Договорились. С нетерпением жду, когда увижу твое личико.

— Я тоже, — Ася нажала на отбой, — жду. Вот за что я тебя обожаю, Леснов: ни лишних вопросов, ни комментариев. Сказано делать — и делаешь, — добавила она вслух.

— Как вы поговорили? — с легкой тенью обиды спросила Наталья Михайловна.

Григорий Филиппович несколько оживился, радуясь, что бойкот окончен:

— Хорошо поговорили. Настя подпишет все бумаги.

— Хоть не поссорились, как обычно, и то дело. Невесту пережили. Теперь бы еще жениха вот так же просто.

— Думаешь, он будет, против?.. — Вересковский осекся, на ходу понимая, что снова затронул больную для супруги тему. Наталья укором во взгляде наградила мужа, и он поспешил ее заверить, — Сашка не посмеет ослушаться. Он сделает все, чтоб будет нужно для семьи.

— Ослушаться? Сделает все, потому что не сможет ослушаться? Гриша, ты вообще, о чем думаешь? Любой разумный человек не может быть «против», чтобы породниться со своим партнером, представителем такой аристократической династии и самым уважаемым человеком в наших краях. Только любой разумный человек также рассудит, что мальчишка, которому были доступны все радости жизни, и, которого застали врасплох да при таких событиях, не сможет найти для себя ничего утешительного в браке с такой женщиной как Настя. Не думаю, что Александр откажется, но и восторга от такой перспективы ждать не стоит.

— Знаешь, душа моя, а ты не права.

— ?!

— Что-то мне подсказывает, что наша Настя теперь совсем не та, какой была. Что-то в ней поменялось и очень кардинально, нутром чую. Правда, не могу пока сказать, что конкретно. Задаст она еще жару молодому Воронцову.

— Совершенно не понимаю твоего воодушевления, ее внешность…

— Внешность — это пара тряпок, пара заколок и пара тюбиков с кремом. Важно, уметь их использовать.

— Настя полностью сломлена. И ни тряпки, ни крем не помогут, если внутри тебя нет богини с гордо поднятой головой!

— Не согласен. Но зато, как сказано! Звучит, душа моя! — Вересковский потянул руку жены, сидящей рядом на диване, и поцеловал. Представляешь, она у меня денег попросила.

— Денег? Зачем?

— Не сказала. Круглая сумма. Вижу, что не просто так. Она поставила только одно условие — никаких вопросов, так что ты уж…

— Не беспокойся. Ну, и на что ей деньги? Она живет в любовных романах, своих текстах для корректировки и благотворительности. Может, детишкам в приют перечислит в честь свадьбы?

— Может, и в приют. А, может, и не в приют.

— А, вдруг… Вдруг, она в секту попала? Их сейчас полным-полно и ее внешность вполне отвечает их требованиям, — обеспокоилась графиня.

— Наталья! Да ты что! Не начинай!

— Надо проверить, куда деньги пойдут.

— Я не буду этого делать. Я верю своей дочери.

— Попомнишь мое слово. О каком тогда браке с Воронцовым говорить? Дочь спасать надо. А Сашка не потерпит в доме чокнутой фанатички и будет прав.

— Наталья! — повысил голос Григорий Филиппович. — Ты вообще когда-нибудь замечала, чтоб Настя была слишком набожной?

— Нет.

— Ее в церковь кнутом не загонишь! Только на Рождество и на Пасху.

— Но… мы вообще в последнее время не знаем, чем она живет и дышит!

— А, не ты ли говорила, что дочери нужно немного воздуха свободы? И что? Ей уже за тридцатник, а она до сих пор в девках сидит.

— Зато ты увидел ее целующуюся с парнем и закатил вселенский скандал! Развел их, таким образом, стараясь устроить счастье дочери?

— Во-первых, не целующимися, а за любовными утехами. А такое поведение для барышни недопустимо. И, во-вторых, этот парень, как ты его называешь, альфонс и хотел посмеяться над нашей девочкой. Ты бы слышала, как он со мной говорил. Если бы у него были серьезные чувства…

— …на дворе 21-й век! Двенадцать лет прошло, а ты все туда же! Двенадцать, Григорий!

Разговор нарушила Настя, вдруг появившаяся в гостиной.

— Садись, дочка! — пригласил отец, уступая ей место между ним и матерью. — Мы думали, ты уже отдыхаешь.

— Была мысль. Да как-то перебила сон. Кофе, наверное, помог. Теперь вот не спится. Но я даже рада. Очень за вами соскучилась, — девушка поочередно поцеловала мать и отца в щеку, и только после этого села между ними.

— Еще бы. С такими событиями немудрено и сон потерять! — отозвалась мать.

— События здесь не причем. Мой психолог, Лана, говорит, что наше состояние во многом зависит от нашего отношения к окружающей действительности. И я с ней согласна. Тем более, что ничего страшного кроме смерти крестного не произошло, — родители переглянулись.

— Вы с Ланой так крепко подружились за эти годы.

— Да уж, и это лишает меня необходимости платить за прием, — попыталась пошутить Настя. — Кстати она здесь и как-нибудь забежит на чашечку чаю.

— Это было бы замечательно! В нашем домашнем меню появился новый пирог. Вкус просто волшебный, несмотря на то, что он тыквенный.

— Отличный повод, обязательно тоже его попробую.

— Мы с мамой переживали, как ты все воспримешь и в эти дни у нас были бессонные ночи.

— Я была поначалу ошарашена вашим сообщением, но, поразмыслив, поняла, что все совсем не так уж плохо. Мне давно не семнадцать, а потому найти достойную партию, да еще и такую выгодную, шансов практически нет. Я, конечно, понимаю, что наш брак по факту не может быть счастливым, но в моем случае, мужчина под одной крышей — уже достижение.

Вересковкий нахмурился, а его жена попыталась перевести разговор на другую тему.

— Расскажи, Солнышко, как твои дела на работе? — ласково спросила Наталья Михайловна, стараясь не выдать своего беспокойства от услышанного.

— Замечательно. Все ровно и спокойно. А для творческого человека душевное равновесие — главный постулат наличия вдохновения.

— Что у вас в редакции нового и интересного? — подключился отец.

— С тех пор, как мы говорили, ничего особенного не случилось.

— Читал ваш последний номер. Великолепно! Браво! Вот уж никогда бы не подумал, что на старости лет буду женским глянцем увлекаться.

— Папа, вы его читаете, потому что Ваша дочь имеет к нему непосредственное отношение. В этом вся причина. — Настя мило улыбнулась.

— Мне, правда не очень нравится, что у вас авторы не своими именами подписываются. Никогда не понятно, что за человек писал.

— Это сделано преднамеренно, чтобы не нарушать их личное спокойствие. Псевдоним в этом случае отличный выход. Все равно по тексту можно сложить полное впечатление о человеке, и, как правило, процент ошибки минимален… — Анастасия немного запнулась, решив, что ляпнула лишнего.

— Ты так считаешь?

— Нет. Не я. Ася. Это политика начальства.

— Основная статья ее, как всегда?

— Да. Кстати, ее, теперь, официально назначили главным редактором.

— А Георгий Константинович, что же?

— Гарик большей частью отошел от творческого руководства. На нем бумажная волокита.

— Ну, что ж, девушка вполне заслужила эту должность. Таких талантливых людей мало. Продажи вон как возросли с тех пор, как она фактически у руля. Такой острый ум. На четыре страницы ни одной пустой фразы! Ни за что бы не подумал, что женщина способна на такое. А тематика? А стиль?! Молодец барышня!

После этих слов мужа пришла очередь помрачнеть Наталье Михайловне. А Настя вовсю старалась сохранить на лице невозмутимость и не зардеться от хвалебных песен отца.

— Ее тексты ты тоже правишь?

— Нет. Они в правке не нуждаются.

— Сколько ей?

— Почти как я, плюс-минус пару лет.

— Ничего, вот замуж выйдет, а там дети, кастрюли и энтузиазма поубавится, — возразила Вересковская.

— У нее есть молодой человек?

— Мы не очень дружны. Говорят, был вроде кто-то, но пока ничего серьезного. Такие женщины обычно не ставят брак, семью и детей в приоритет.

— Может она нетрадиционной ориентации?

— Наталья!

— Ну, это же сейчас модно. И чего ты ее защищаешь?

— Я не защищаю, — отступил Григорий Филиппович, — но ты преувеличиваешь.

Настя поспешила развести спор:

— Просто она трудоголик, терминатор в женском обличье. Она никогда не плачет, не жалуется, и такой жесткости я в жизни своей не видела. В коллективе ее зовут дьяволицей и Медузой Горгоной, у которой нет сердца.

— Одним словом — стерва. Все ясно, — констатировала Наталья Михайловна.

— Наверное, иначе и нельзя, чтобы добиться такого успеха. Хотя нет гарантий, что за панцирем там не скрывается ранимая и довольно нежная особа. — Заключил отец. Графиня, сдвинув брови, пристально посмотрела на мужа.

— С каких это пор, ты бизнес-вумен восхищаешься? Не ты ли всегда считал, что место женщины в доме у плиты? Украшение домашнего очага и все такое?

— Наталья, времена меняются. Женщины тоже. Хотя я по-прежнему считаю, что место женщины у домашнего очага, я не могу не восхищаться силой и выдержкой этой молодой особы. Тут даже мне поспорить не с чем. И опять-таки: я рад, что мои женщины — олицетворение той самой хранительницы домашнего очага. — Вересковский привычным жестом взял в руки руку дочери и прикоснулся к ней губами.

— Настенька, ну а ты сама-то писать не пробовала? — в глазах матери горел огонек надежды.

— Я? Да… немного, я в основном афишу по городу пишу в приложении, иногда рецензии на фильмы и книги современности. По выставкам и концертам гуляю. Это моя стихия. Потом описываю впечатления. А в основном моя работа — просто корректура.

— Ничего. Это тоже важное дело. Тем более, что тебе с детства привили любовь к культуре и искусству, и это действительно твое. Современная молодежь не особо понимает в нюансах.

— Что бы ты посоветовала почитать? — спросила мать.

— Вам с отцом вполне подойдет Эльчин Сафарли. Молодой турецкий автор. К слову, уже отмеченный наградой. И у него есть несколько произведений. Начните с «Туда без обратно» и «Нет воспоминаний без тебя».

— Спасибо за совет, дочь. Обязательно прочтем.

— Мне моя работа нравится, я растворяюсь в ней. Немаловажный факт, согласитесь. Большего не надо.

— Постоянное стремление к лучшему, совершенствование — залог успеха.

— Да. Я знаю. Только меня и так все устраивает. Что-то начинает в сон клонить. Если вы, не против, я пойду уже к себе. — Поспешила ретироваться от дальнейших нравоучений Настя.

— Спокойной ночи, дочь!

— Спокойной ночи, девочка моя!

— Спокойной ночи! — она встала и снова поочередно наклонилась к родителям, получив поцелуй в лоб. А после поспешила скрыться из виду, в душе радуясь, что в принципе разговор удался, а отец оценил ее достижения. Не кто-нибудь, а именно ОТЕЦ.

Григорий Филиппович гордо заметил:

— Видишь, что значит привить любовь к чтению ребенку с малых лет. А ты была против, когда я в детстве заставлял Настю много читать.

— Я не была бы против, если бы ты все ее остальные детские занятия не пытался заменить чтением. Тем более серьезной литературой. Так и умом тронуться недолго. Иногда нужно читать и более легкие или даже легкомысленные вещи. Чтобы человек душой отдыхал, а не только задумывался о смысле жизни.

— Все равно результат моих стараний есть. Она читает и притом с удовольствием. Вон, что нам порекомендовала. Я слышал об этом авторе. Молодой современный, пишет об отношениях и, тем не менее, не дешевка, есть над чем задуматься. Даже в наше, так сказать современное житие.

— А ты думал, она отцу «50 оттенков серого» предложила бы почитать? Зная тебя, сомневаюсь, Наталья Михайловна встала со своего места. И глядя на нее, тоже сомневаюсь…

— Душа моя, что за оттенки? Постой, ты про это… Наталья, уж не хочешь ли ты сказать, что сама снизошла до…, — но Наталья перебила мужа:

— Гриша, поздно уже, пойдем спать!

— Наталья, я, кажется, задал вопрос! — но Вересковская не удосужилась ответить и, лишь усмехнувшись, вышла из комнаты. — Наталья!

На ночь Анастасия решила поговорить с подругой и поспешила набрать ее номер:

— Доброй ночи!

— Привет, авантюристка! Даже боюсь спрашивать…

— Да все просто отлично!

— Пока не вижу повода для радости.

— Представь, отец настолько чувствует свою вину, что предложил меня чем-то порадовать.

— И ты сказала про журнал?

— Нет. Просто попросила денег, и воздержаться от расспросов.

— И?!

— Дал без разговоров. Да он бы и VERITAS на меня переписал, если б мог! Понял, что натворил. Так что я уже дала распоряжения Федору и уже на этой неделе «Ladies` room» будет мой!

— Поздравляю, подружка. Хоть одно приятное известие.

— Не одно. Мы говорили о моей работе, и папа вдвойне восхищался журналом и моими достижениями. Хоть отец и не догадывается, что они мои, но я все равно очень довольна.

— Получить похвалу от Григория Филипповича дорогого стоит! Так что снова мои поздравления!

— Спасибо, Ланочка! Мама, правда, расстроена. Она, по-видимому, не очень рада моему предстоящему браку.

— Ну, она женщина и понимает, чем ее страшилке-дочке грозит союз с таким красавцем! А вот дочке красавице, комсомолке, спортсменке…

— Ладно, не нужно будить мою совесть.

— Спасибо, что позвонила, я уж волноваться стала. А само завещание ты читала?

— Читала. Как я и предполагала, лазейка есть. Федор мне поможет. Только нужно все хорошо продумать. В завещании указан случай измены супругов. Тогда виновник лишается своей части наследства в пользу другого. Наследство что? Я Алексу его и так верну. Александр Воронцов попадется на своей слабости. Жен-щи-ны! — Ася пропела последнее слово нараспев. — Его поймают и сдадут законной жене с потрохами.

— Сдадут. Если он тебя не сдаст первым. Возможно, он тоже не будет рад такому повороту событий и, прочитав завещание, в свою очередь будет искать способ от тебя избавиться. И придет к тому же выводу. А тебя с твоим Лесновым ох как легко будет поймать. Даю гарантию. Я тебя не первый день знаю.

— Ну, уж нет. Я использую любой шанс. И если нужно, я прерву с Мачо-адвокатом всяческие отношения. Кроме деловых, разумеется. Леснов перебьется.

— Ага, как же.

— Ты себе не представляешь, на что он готов ради хороших денег. И про l’аmour toujour в два счета забудет.

— Огнем играешь, Асенька. Поверь мне.

— Не боись, Ланусик, прорвемся! Увидимся завтра?

— Конечно! Если ты не занята.

— Не занята. Днем будет время. Или вечером. Мне только к Воронцовым съездить и примерить траурный туалет.

— О! Пойдем в магазин, у меня нет подходящего платья здесь! Я с твоим внезапным замужеством забыла, куда еду.

— Угу. Значит у тебя на квартире в час, ок?

— Ок. А тебе разве платье не нужно?

— Мать настаивала, но я не хочу ехать с ней по магазинам. Завтра вместе с тобой и присмотрю что-нибудь. А то она, скорее всего, купит не то что нужно. Просто дальше расстраивать ее не хотелось.

— Договорились. Спокойной ночи! Хотя, какой тут покой.

— У меня снотворное есть. Иначе, мой сон тоже сомнительное предприятие.

— Очень правильное решение!

— Спокойной ночи, Ланусик!

— До завтра!

Ася положила телефон на тумбочку и на минуту задумалась. Потом она встала и подошла к секретеру. За дверцей нашлось успокоительное и снотворное, однако Анастасия помешкала минуту и взяла бутылку, стоящую в глубине. Поворот крышки и она уже наслаждалась терпким запахом полыни сладковатого напитка. — Самое правильное! — Сказала она сама себе и сделала еще несколько глотков прямо из горлышка, предварительно заперев дверь.

В теле разлилась теплая волна усталости. Ася посидела еще пару минут, а потом замаскировала свое нижнее белье в ящике комода для носков и колготок. И еще она откопала тройку старых комплектов и выложила их в самом верхнем, под рукой. Теперь с чувством выполненного долга можно было спокойно отдаться в руки греческого бога, что она, одев свою любимою ночнушку из японского шелка, и сделала.

— Все, поехали домой! Почтение вдове засвидетельствовали, соболезнования выразили. Мавр свое дело сделал — мавр может уходить. — Шепотом почти на ухо Ланке заключила Ася.

— Как? А на кладбище? Ты что, не поедешь? А поминальный обед? — запротестовала та.

— Хватит с меня церемонии отпевания. Кладбища я ненавижу, особенно момент, когда крышку гроба закрывают, такое чувство, что рвется последняя нить, связывающая с человеком. Мра-а-ак!

— А, вдруг отсутствие заметят?

— Им не до меня. Вон народу сколько! — Ася невольно зашморгала носом, пытаясь держать себя в руках.

— Ты что зубы сцепила? Поплакала бы, и легче станет, а то слезы, как из мраморной статуи катятся аж до самой шеи. Где ты такую густую вуаль откопала, я глаз твоих даже не вижу, как, впрочем, и лица?

— Нечего кому-то здесь мое лицо видеть. А плакать домой поедем. Ты жилетку захватила?

— Пытаешься шутить? Здоровый признак.

Две молодые девушки потихоньку направились к стоянке машин, чтобы не привлекать внимание прибывших почтить последнюю память о Викторе Семеновиче Воронцове.

Они выпили кофе в своем любимом кафе на набережной Алушты, поговорили о жизни и разъехались: Лана домой, Ася — заказать Леснову номер в гостинице, а после на свою «штаб-квартиру», где можно было побыть собой.

Анастасия смотрела на затухающий вечерний пейзаж моря, прихлебывая горячий кофе в ожидании Федора. В пунктуальности ему нельзя было отказать, так что, по ее подсчетам оставалось ждать недолго. Траурная церемония вымотала полностью, но даже Ланке Ася не хотела показывать свое пессимистическое настроение. Она немного волновалась, возьмется ли Федор за дело. Хотя деньги почти всегда были решающим показателем для адвоката Леснова, Ася все же сомневалась, что его нежное отношение к ней не ограничивается теперь, спустя столько лет, лишь спортивным интересом. Вдруг Лана права. Вдруг он окажется более принципиальным в этот раз. Анастасия поставила чашку и пошла к зеркалу в прихожей. Она вытащила из прически пару шпилек, и тяжелые локоны рассыпались по плечам сочными шоколадными гроздьями.

Практически минута в минуту раздался звонок в дверь, прерывая ее размышления.

— Привет, — на пороге стоял букет из огромной охапки бледно-сиреневых роз, а образовавшийся сквозняк повеял знакомым запахом дорогого одеколона.

— Привет. И зачем это? Спасибо, конечно, но, я же сказала, что встреча носит деловой характер.

— Да ладно тебе, железная леди! Я же вижу, как ты едва держишь себя в руках, — Леснов всучил букет Асе, чмокнул ее в висок и прошел в квартиру. Девушка заперла дверь и последовала за ним.

— Вот только не надо у меня в мозгах копаться, а? Хватит с меня одной Ланки.

— Я просто хотел поддержать. Ты же уехала впопыхах, формально поставив меня в известность. Я помню, что наши близкие отношения не должны выходить за рамки, но, как твой друг, я имею право знать, что у тебя проблемы.

— Проблемы… хм… проблемы — не то слово!

— Анастасия Григорьевна, нет таких проблем, которых не решит ваш адвокат. И, заметьте, я не красуюсь. Это — факт! — Леснов расплылся в улыбке Чеширского кота, и Ася не смогла проигнорировать и не полюбоваться симпатичными ямочками, вскочившими на его щеках.

— Давай бумаги на подпись, — сказала она, стараясь скрыть свои мысли. — Кофе будешь?

— Держи! — Изящным движением он вытащит из портфеля стопку листов в файлах и положил на стол. — Кофе — с удовольствием. Особенно из твоих рук.

— Еще скажи, что из моих рук и яду бы хлебнул, — мрачно возразила Ася и стала смотреть в белоснежные листы.

— Я вам всецело доверяю, моя госпожа! Яду — значит яду.

— Не паясничай! Вот тебе еще печенька, — сказала Ася, подсовывая ближе Федору его любимое лакомство. — Уж, прости, в холодильнике пусто. После можем поужинать в ресторане. Кстати, это тебе, — Анастасия между прочим сунула в руки своему адвокату семейную платиновую карточку Воронцово-Вересковской Империи, а сама уселась за стол. — Тебе теперь придется здесь часто кушать.

— Ух, ты! Ничего себе дождался доверия! Ты, кстати, потрясающе выглядишь даже в трауре. Черное тебе особенно к лицу.

— Спасибо, — Ася внимательно просматривала бумаги и поочередно ставила подпись почти на каждом листе. Леснов подошел к ней сзади и поцеловал в шею, чуть пониже мочки, — погоди минутку…, — сказала она, и Федор отошел к окну:

— Ну и панорамка! Это у тебя квартира для конспирации? Соришь денежками фирмы.

— У меня нет черной бухгалтерии, и тебе это известно лучше всех. Это Ланкина квартира. Я обычно останавливаюсь в отеле, а после еду к родителям. Теперь сбегаю сюда, если охота побыть одной. Чтоб на мозг не капали.

— Родители не знают?

— Не-а.

— Шифруешься?

— Типа того. Не пускаю лишнего в свою личную жизнь. Все. Готово. — Ася встала из-за стола и оперлась на него бедром, сложив руки на груди, и Федор едва не улыбнулся, искренне наслаждаясь элегантной фигурой в черном платье.

— Поздравляю, Анастасия Григорьевна! С этой минуты вы — владелица журнала «Ladies’ room». Честно заслужила и спасла от гибели. Отдал Гарику половину, хочу убедиться, что он деньги не профукает. Его адвокат должен за всем проследить. Чуть позже остальное. — Федор подошел к Анастасии совсем близко, и она снова с удовольствием вдохнула родной запах. Несмотря на стоявшую жару, Федор был одет по всей форме — в костюме-тройке и при галстуке. Картинка из глянца во плоти.

— Спасибо. — Как-то поникло ответила она.

— Не вижу ликования по поводу.

— Не до того.

— Ну, просвети. Я ж еще не в теме. Кроме «передай Леснову: я в Крым, срочно» мне больше ничего не велено было передавать.

— Прости. Я должна была сообщить сама.

— Должна была. По идее. Но ты ж у нас босс. И твои поступки не обсуждаются. Кто платит деньги, тот и заказывает музыку.

— Перестань. Я не права, это и ежу понятно.

— Ладно, может, все-таки расскажешь, что еще стряслось, кроме того, что трагически погиб Виктор Семенович Воронцов, твой крестный?

— Кроме собственно горя от потери, — девушка нерешительным движением потерла лоб, — последствия замучили. — Ответила она.

— То есть?!

— Хм… Вобщем я прошу тебя выслушать трезво и непредвзято, поскольку мне реально нужна грамотная помощь, а не…

— Намекаешь на мое отношение к тебе? Кажется, я не давал повода усомниться в своей верности моему боссу, несмотря на личное отношение. Ну, а то, что я действительно скучаю — это нормальные человеческие чувства, вполне естественные. И если бы у тебя в груди было нечто живое и красное, а не кусок металла, то ты бы тоже это понимала.

Ася посмотрела в глаза собеседнику:

— Только не нужно говорить, что у меня лишь трезвый расчет на уме. Я тоже умею чувствовать, между прочим.

— Да-да, конечно! — в голосе Леснова послышалась явная ирония.

— Просто то, что я собираюсь сказать, ты точно не ожидаешь услышать.

— И, все же?

— Ты знаешь, что империя VERITAS состоит из двух частей — Воронцовых и Вересковских. Я не буду сообщать тебе нудные подробности, слишком долго, а только по факту. В прошлом был инцидент, после которого мой отец и крестный составили завещание с поучительной целью. Шутка не удалась, так как бумагу не успели поменять, когда она потеряла актуальность. Внезапная кончина Воронцова-старшего запускает механизм. Я и Александр Воронцов, сын крестного, должны сочетаться браком и прожить под одной крышей пять лет. Иначе, потеря денег — самое малое, что повлечет за собой для семьи мой отказ. — Анастасия наблюдала, как поменялся в лице Федор Леснов. Она бы сказала, что он недалек от обморока, но, все же, не хотела верить глазам, иначе этот мастер своего дела был ее последней надеждой на спасение.

И она практически попала в точку. У Федора едва ноги не подкосились при этих словах. Конечно, он предполагал, что теоретически подобный поворот возможен, только практически почему-то выдержка давала сбой. Он старательно пытался не ударить лицом в грязь, собрать мыслив кучу и сосредоточиться на том, что говорит Ася. Одним словом — оставаться профессионалом, когда так затронуты твои интересы и, собственно, твоя судьба, оказалось слишком тяжело. Да, он не делал Асе предложение, а она никогда не намекала, что хочет быть его половиной. Они не клялись друг другу в вечной любви, да и вообще речи о чувствах никогда не вели. Но он не делал этого потому, что боялся отказа, и так вся история затянулась на добрый десяток лет. Тем не менее Ася до сих пор оставалась рядом. Рядом с ним. — Леснов непроизвольно сделал шаг назад и поместил руки в карманы брюк.

— Короче: отказаться я не могу. Придется согласиться. Естественно, меня не устраивают пять лет потерянной жизни. Я принесла завещание, и ты его должен разобрать по буквам, но найти выход. Первое, что даже мне бросилось в глаза и, чего не смог предложить моему отцу семейный адвокат — это измена одного из супругов. Пойманный на горячем, теряет все в пользу потерпевшей стороны. Для моих родителей подобная афера унизительна. А я не расстроюсь, если моего супруга как раз на этом и поймают. После, я с удовольствием подпишу бумаги, чтобы вернуть ему его половину бизнеса. Сам понимаешь, что огласка всего, лишь дело времени. А как раз особая огласка нам и не нужна.

Федор смотрел в одну точку и не двигался, Ася поднялась, потянулась к стоящей рядом сумке и вытащила из нее папку, которую тут же положила на стол.

— Я в долгу не останусь. Только верни мне свободу. — Попросила Ася. — и почти шепотом добавила, — Пожалуйста…

Адвокат, взял бумаги. На первой странице лежало фото Александра Воронцова. Вдруг Леснов стал смеяться.

— Что смешного, не вижу? Издеваешься? Мне все равно, кому платить, лишь бы добиться своего! Не хочешь денег — можешь быть свободен! — Анастасия заметно занервничала и встала.

— Анастасия Григорьевна, простите! Вы, конечно, женщина загадочная, но чтобы до такой степени.

— Что ты имеешь в виду?

— Ася, детка, послушай, женщины не отказываются от браков с ангелоподобными красавцами типа твоего суженого, которые к тому же являются наследниками ТАКО-О-ОГО состояния! Твоя позиция выглядит, как минимум — странно, и, как максимум — глупо!

— Нет, Леснов, это твоя позиция выглядит, как минимум странно!

— Это ты про то, ревную я или нет? — он вдруг резко подался вперед и сделал шаг к Асе, снова вынудив ее присесть на край стола. — Да! Слышишь? Да! Я ревную! Ревную! — Отчеканил он ей в лицо. — А смысл? Я знал, на что шел. Знал, что когда-нибудь это случится. Что папочка тебе обязательно подыщет подходящую партию. Невесты вроде тебя никогда не выходят замуж просто так и, тем более, за безродных голодранцев вроде меня. Но, время шло, а ты все больше приобретала независимость, все крепче становилась на ноги и плевать хотела на отцовские правила. Потому я немного забыл про то, кто ты есть на самом деле.

— Ты то? — Анастасия рассмеялась. — Тоже мне, голодранец! С кругленьким счетом в банке, очередью из клиентов и виллой в Ницце. Хозяин жизни!

— «Хозяин» — это вот этот субъект на фото, и ко мне, по сравнению с ним, такое определение, совершенно не лепится.

Ася помотала головой в стороны:

— Леснов, речь о моей судьбе, а это моя жизнь и только я буду выбирать, что мне с ней делать. В конце концов, я — твой работодатель, я плачу тебе зарплату и притом, не малую, как для этой должности. Я не хочу замуж за этого человека и поставила тебе задачу. Потому будь добр, решай ее! Не хочешь, я тебя уволю. Выбор за тобой.

Федор снова отступил назад, давая Асе свободу:

— Слушаюсь, шеф! — они смотрели друг другу в глаза, и Ася видела, как человек, для которого, как она считала, не было ничего святого, дал слабину. Только в данной ситуации это было лишним, и она снова вспомнила Ланкины слова, что идея привлечь Федора провальная.

— Если моя госпожа хочет, значит, слуги сделают все, чтобы она получила желаемое.

— Прекрати!

— Не будь идиоткой Вересковская, ты просто просер…, — Федор запнулся, — ты теряешь свой шанс на счастье. Многие девушки бы отдали все, но за обратное тому, чего просишь ты. Так что, обдумай сначала все хорошо. А после поговорим.

— Тут не о чем думать.

— Ты знаешь мою точку зрения. Нет ни одной ситуации, из которой нет выхода. Если не ходом, то ползком. Не думаю, что все так безнадежно. Я берусь за дело. Выходи замуж, а там посмотрим, что и, как лучше сделать. Не торопись, побудь женой, а вдруг понравится.

— Слушать не хочу…, — прошипела Анастасия.

— Не перебивай! — прикрикнул на нее Федор. — Ты, как всегда, с места в карьер! Ты даже не знаешь, что тебя ждет после этого замужества. Разберись сначала с плюсами и минусами, а после решай! Если так все серьезно, то и дело обставить нужно серьезно, что требует качественной подготовки. Коль ты так уверена, что полюбовно вам не договориться. Хотя, я бы на его месте носом землю рыл, чтобы не упустить такую женщину.

— Не думаю, что эта женщина будет так уж ему интересна.

— ?! — брови Федора поднялись и замерли в немом вопросе.

— Он не знает другой Насти, кроме той, которая всегда была в семье Вересковских.

— Что? — голос Федора обратился практически в визг. — Ася, ты уже не ребенок! Ты так и собираешься ломать комедию покорной овечки твоего папочки?

— Это не комедия. Мои родители не знают другой дочери. Я не хочу не оправдать папиных надежд и притом так кардинально. Это чревато ухудшением его здоровья. Он мечтал о достойной дочери, об эталоне женщины в его понимании.

— Бред!

— Конечно. Для тебя бред. Бред и замуж меня выдавать таким диким образом! Господи, и это МЕНЯ! Как овцу… На дворе 21-й век! Что ты, Леснов, можешь вообще понимать в моей жизни, чтобы поучать? Тебя с двух лет учили стишкам Агнии Барто и танцевать польку Мишки с куклой, а меня держать вилку с ножом и нудным правилам этикета и дипломатического протокола! Тому, как я могу сесть, встать, что сказать, какими словами, как себя вести, как ходить в гости, какие места посещать, сколько раз нужно принимать душ, когда подавать вечерний чай. А в десять я танцевала венский вальс лучше Владика Ямы! Потому тебе труднодосягаемы традиции и ценности моей семьи. Мне же… Хм… — Ася перевела дух, — несмотря на то, что они мне стоят поперек горла, я не могу вот так просто ими пренебречь! И моей семье не все равно, что скажут люди. А репутация — не просто слово из девяти букв. И когда я вырвалась из всего этого, меня возвращают обратно в золотую клетку. Свобода, знаешь ли, до-ро-же! — Ася уже просто орала.

— Не кричи! Не кипятись так! Я действительно далек от всего этого и не понимаю тебя с той позиции, что женщины из кожи вон лезут, чтобы охомутать стоящего мужика. А ты уродуешь себя, чтобы он в тебя не влюбился.

— Твое дело не понимать, а делать. То, что Я велю! И смотри мне в глаза, когда я с тобой разговариваю!

— Ясно. — Федор поднял взгляд на босса и вздохнул. — Значит, теперь мне, придется еще курсировать Донецк-Алушта?

— Правильно. Не перетрудишься.

Леснов вздохнул:

— На случай, вдруг еще раз задашься вопросом, почему я не борюсь за тебя, отвечу сразу: я не идиот. Это ты сейчас так говоришь, а после более близкого знакомства с младшим Воронцовым заново, ты можешь передумать и очень резко. Потому, что вы с ним одного круга, вы слеплены из одного теста. Что касается меня — твое благополучие мне много важнее собственных… хм… амбиций, — Федор стал говорить спокойно и уравновешенно. — Если кто-то тут живет лишь эмоциями, то кому-то нужно трезвое мышление. И я как раз отдаю себе отчет в своих словах. Пусть все идет своим чередом. Когда оценим ситуацию более полно, тогда я сделаю все, что ты скажешь. Договорились? Согласись, что это разумно.

— Договорились. — Ася вздохнула и обняла себя за локти, закрываясь, — Значит, всех меряешь деньгами и родословной.

— А ты не меряешь?

— Конструктивный разговор получился.

— Очень даже продуктивный я бы сказал. Обе точки зрения высказаны и поняты оппонентами. — Федор почти залпом выпил остывший кофе. — Ладно, у меня будет трудная ночь, уже поздно.

— Ты вроде вначале никуда не спешил. Нашел повод сбежать?

— Не хочу трогать то, что мне не принадлежит уже даже по закону.

— Законопослушный ты на-а-аш! — нараспев протянула Ася.

— Прости. На самом деле не то настроение, после нашего разговора. — Федор собрал бумаги и пошел к двери. — Adiós señorita!

— Леснов! — Ася на мгновение закрыла глаза.

— Да, моя госпожа!

Ася молчала, что вынудило его вернуться и подойти к ней.

— Я тебя еще не отпускала, — сказала она, когда Федор вернулся.

— Извини, — он осторожно приблизился и нежно поцеловал Асю в щеку. Запах ее волос предательски не давал сил отстраниться, и Федор зарылся в них лицом.

— Ты фото забыл, — сказала девушка.

— К черту фото! И Воронцова твоего к черту! — он обнял Анастасию свободной рукой и крепко прижал к себе. — Я и так его рожу никогда не забуду.

Ася нахмурила брови:

— Что значит, не забудешь? — она отстранилась и поглядела на Федора. — Он тебе так понравился, что ты решил сменить ориентацию? — полушутя полусерьезно возразила девушка.

— Я вообще-то натурал, если ты до сих пор не заметила. И «блондинки», — он кивнул на фото на столе, — вообще не моем вкусе.

— Я серьезно.

Федор вздохнул и, сделав пару шагов в сторону, повернулся к Анастасии:

— Если серьезно, то вот эту красоту он мне навел, — молодой человек указал пальцем на шрам на левом виске.

Шрам был единственным недостатком внешности красавца-адвоката, если его вообще можно было назвать недостатком. Живой пример того, когда можно сказать, что шрамы украшают мужчину. Черные вьющиеся волосы цвета воронового крыла, смуглая от природы кожа и цвета горького шоколада глаза делали Федора похожим на латиноамериканского мачо. Образ из девичьих грез — горячий парень, ловко вращающий бедрами под такты зажигательной и страстной румбы. Ася, уже в который раз, тайком залюбовалась собеседником.

— Хм… Воронцов? Алекс помог тебе стать таким вот сексуальным мачо?

— Это тебе только кажется сексуальным, а другим может и не очень.

— Ой, Леснов! Не прибедняйся! Интересно, и каким образом это вышло?

— Мы сильно подрались. Та давняя история с тобой и твоим отцом, где я повел себя, как последняя сволочь.

— Но какое отношение к ней имеет Александр? — в голосе Аси звучали искренние нотки удивления.

— Мы столкнулись в ночном клубе, оба были навеселе и его, похоже, сильно тронул факт о твоей поруганной чести.

— Что? Воронцова? Ты шутишь!

— Ни капли. Он разукрасил меня из-за тебя, хотя и случайно. Какой-то железкой на руке оцарапал во время драки. По-моему, часами. Меня здорово зашивали и едва остановили кровь. Он потом загудел в обезьянник. Менты загребли тогда всех подряд, без разбору. Отпустили только меня. По блату, так сказать. Плюс рана.

— То есть, получается, отец отправил его в армию из-за меня?

— Вот, видишь, как много ты еще не знаешь о своем будущем супруге. Я дело говорю. Взвесь все хорошенько. Того и гляди, влюбишься, как по заказу. И задачка сойдется с ответом, — Федор наблюдал за ее реакцией. При последних словах Ася снова поменялась в лице. На нем отразились раздражение и злость, как и полчаса назад, что давало немалую надежду адвокату.

— Знаешь, а не пошел бы ты… Иди лучше, работай! — в голосе Аси послышалась обида. Федор попытался приблизиться к ней, но та подняла руку ладонью к нему.

— Разговор на сегодня окончен. Ступай.

На этот раз адвокат, не говоря ни слова, покинул Асину явочную квартиру. Анастасия взяла в руки чашку с недопитым кофе. Она сжимала ее до того крепко, что костяшки пальцев побелели. Еще секунду, и девушка была готова швырнуть ее на пол. Но, совладав с собой, тихо сказала сама себе:

— Это все равно ничего не меняет. По крайней мере, на сегодня. Воронцов не из тех, кому нравятся «те, кому за…», а я не предмет, которым отец вот так просто может распоряжаться, и не животное. Я живой человек.

Настойчивый трезвон нового рингтона, который от скуки установила Ася, бессердечно заставлял проснуться. Она уткнулась носом в подушку, пытаясь прийти в себя, прежде, чем ответить.

— Нет, это явно не моя мелодия! Придется сменить. Хотя, по утрам, вряд ли, и какая-то другая будет приятной. Особенно, если еще только… семь! Мать твою, кто это?.. Лана!

С третьего раза Ася все же попала по кнопке тач-панели и сказала в трубку:

— С ума сошла, что ли, в такую рань?

— Ну, прости-прости, соня. Знала, что ты будешь ругаться. Я тут полночи не спала.

— Что случилось? — тон подруги сразу превратился из сонного в серьезный.

— Вчера встретила Федора на улице. Вечером. Он едва держался на ногах. Пьян был вдрызг. Одет нормально, сумка его обычная с документами, но он, по-моему, даже не соображал, куда идти. Пришлось проводить до самого номера.

— Надеюсь, господин ловелас не испугал тебя посягательством на твою честь? — равнодушно спросила Ася с явным облегчением, поскольку собиралась услышать что-нибудь похуже, чем известие об очередном загуле Леснова.

— Ася! Да он вообще был не в состоянии стоять! Сомневаюсь, что даже мог бы отличить женщину от мартышки! Дело не в этом. Он все время бредил твоим замужеством. По ходу это и есть причина пьянства. Ты бы съездила, посмотрела, как он там.

— Ты ж его до кровати довела, значит все в порядке. Не думаю, что мистер Мачо-адвокат станет себе вены резать из-за моего замужества.

— Ась, не прикидывайся бессердечной, ты — не такая.

— Сначала ты говоришь, чтобы я попыталась заинтересоваться своим будущим мужем, а теперь, чтоб пожалела Федора.

— Не нужно его жалеть. Он неравнодушен к тебе, а потому просто прояви человечность.

— Ладно-ладно, поеду сейчас. Я ворчу, потому что легла поздно. Достали с этими разговорами про свадьбу, уйти было неприлично. Родители совсем вошли в образ. Кажется, выбирали имена своим будущим внукам. Хорошо хоть это было после моего ухода к себе, а то б я точно сорвалась.

— О-о-о! Держись, подружка!

— Приходится.

— Давай, целую. Потом увидимся.

— И я тебя крепко.

Ася нажала отбой и попыталась сообразить, с чего начать. Пьянство Федора совсем некстати.

— Что ж, придется его немного приласкать. — Сказала девушка сама себе. — Тем более, что и я сама ужасно соскучилась за этим прохвостом.

Она быстренько приняла душ и под предлогом ранней прогулки отправилась на Ланкину «штаб-квартиру», преобразиться соответственно плану «Приласкать». Родители еще спали, а прислуга не вдавалась в подробные расспросы хозяев. Так что ей повезло уйти из дому незамеченной. У Ланки Ася распустила волосы, предварительно вымытые от тонера и аккуратно спрятанные под шляпкой. Потом она слегка нанесла на тело и лицо автозагар, подведя румянец, губы и тени средством «3 в 1». На губки добавила каплю блеска и тщательно вырисовала рельеф ресниц любимой тушью, придающей им вид «нельзя отвести глаз». Вьющиеся от природы волосы теперь спадали на плечи мягкими локонами, отблескивающими всеми оттенками солнца.

Потом она надела кремовое платье из кружева со «слезкой» на груди и трогательными рукавами-фонариками. Оно очень придавало женственности, полностью обезоруживая мужскую половину. Кроме того, пониже «капельки», завязанной бантиком, находилась имитация шнуровки, под которой располагались потайные маленькие кнопочки, всегда беспроигрышно действовавшие на Леснова. Дополнив комплект изящными туфельками из мягкой кожи цвета ванили и ажурными трусиками в тон, она, прихватив сумочку и очки, отправилась в гостиницу. По дороге девушка купила свежих душистых чебуреков с сыром и кофе.

На ресепшине никого не было и Ася, не теряя времени, прошла к лифту. У дверей Леснова она достала зеркало, а довольная увиденным отражением, слегка надавила на ручку и открыла дверь номера. Та оказалась незапертой. Ася вошла, и, повесив снаружи ярлычок «Не беспокоить!», заперлась изнутри. Бесшумно проскользнув через прихожую, она нашла Федора спящим на кровати прямо поверх покрывала, в костюме, но без пиджака. Галстук его был приспущен, открывая треугольник загорелой груди, а у помятой рубашки рукава были небрежно закатаны выше локтя. Суточная щетина не добавляла неряшливости, а лишь придавала шарма мистеру Ловеласу. По кровати были разбросаны бумаги. Копия завещания с пометками адвоката. Анастасия взяла лист в руки, и глаз невольно ухватил ненавистные строчки: «…для вступления в права наследования Анастасия Григорьевна Вересковская и Александр Викторович Воронцов должны состоять в законном браке и прожить в нем не менее пяти лет. В случае не заключения или расторжения брака в этот период, наследуемое имущество переходит в собственность благотворительных организаций… Бла, бла, бла… Исключение составляет случай развода по причине, подтвержденной неоспоримыми фактами измены одной из сторон. В этом случае причитающееся по наследству имущество, переходит потерпевшей стороне… Завещание вступает в силу после смерти хотя бы одного из владельцев имущества, коими на момент составления сего завещания являются Виктор Семенович Воронцов и Григорий Филиппович Вересковский. На протяжении пяти лет, предшествующих вступлению в наследство, управление имуществом находится под контролем личного представителя умершего, коим также может быть оставшийся в живых волеизъявитель настоящего завещания…». Девушка села на кровать.

— Капец, — вырвалось невольно. — Полный, если не сказать хуже. — Эй! — тихонько позвала она, осторожно погладив Федора по шершавой щеке.

Леснов открыл глаза:

— Очень надеюсь, что ты только видение и мне снится, что моя госпожа застала меня в таком виде.

— Извини, но я никуда не исчезну, — Ася кокетливо положила подбородок на свой кулачок, опершись локтем в колено.

— Попался!

— Да уж! — подруга продемонстрировала ему пустую бутылку из-под коньяка, которую нашла рядом, на полу. — Это первая или вторая?

— Не помню.

— Значит вторая.

— Правда, кажется, вчера это был виски.

— Вот-вот-вот! И я об этом!

— Что загрустила? Да брось ты эту бумажку, разберемся.

— Как-то не верится. Там все четко и ясно прописано.

— Грамотно. Ничего не скажешь. Но решаемо. Даже ты уловила нужную нить. — Федор поднялся и сел, обхватив голову руками. — Ох, елки! На кой же хрен я вчера столько пил.

— Дать таблетку?

— Не-е, я сейчас в душ схожу и полегчает. Слушай, какие я сделал выводы, изучив бумаженцию. — Федор встал, взял у Аси бумагу и продолжил:

— Первое — отцы хотели, чтобы их дети вели благообразный образ жизни, и такое указание, должно удерживать вас от измен, так что тебе придется вести себя очень осторожно и благопристойно. Не давать даже малейшей тени лечь на твое морально-социальное отражение.

Второе — предки хотят сохранить Империю, поэтому, прописали пункт, что в случае измены имущество отходит второму супругу. Пять лет заставят вас держаться вместе и в горе, и в радости, что тоже положительно для бизнеса. И, в конце концов, вы просто можете привыкнуть друг к другу. Что имеем? Прочную ячейку общества.

Третье и главное — упоминание об измене в таком виде дает тебе колоссальную возможность провернуть свою идею с ловлей Воронцова-младшего на живца. То есть, на аппетитную леди, что обойдется очень дешево, принимая во внимание ситуацию и ожидаемый результат. Выходи замуж — туда-сюда, организуем измену и ты в шоколаде. А там, с наследством, как скажешь. Но для приличия годик помучаться придется. Что хмуришься?

— Жаль, что свадьбы не удастся избежать.

— Прости. Ты так надеялась, но даже я здесь бессилен. Этот документ делался не просто для порядка, а чтобы обрубить все возможные лазейки.

— Да уж, отец это умеет.

— Было бы вас двое заинтересованных — ты и Воронцов — опустив доводы морали, вопрос можно было бы решить в два счета. То, что не смог предложить твоему отцу Кошкин, смог бы предложить вам двоим я. Но заинтересованных здесь предостаточно. И благотворительный фонд — лишь самый безобидный из них. Потому за соблюдением установленных правил будут тщательно следить. — Он минуту помолчал, видя переживания Аси. — Да не парься ты, он же не Квазимодо, а нормальный мужик. Девки вон из-за денег замуж за стариканов выходят, и глаза соперницам повыдирать готовы.

— Я — не девка! — пошипела сквозь зубы Ася.

— Прости… Прости…, — Федор покачал головой и присел подле Аси. — Я просто хочу… я, делаю все, чтобы ты была счастлива… — грустно ответил он, заглядывая ей в лицо.

— И, по-твоему, вот ТАК должно выглядеть мое счастье?

— Асенька, поверь, мне очень горько, что так все получается. И дело не в гонораре. Я готов избавить тебя от этого замужества совершенно бесплатно. Я вобщем-то больше остальных теряю, если ты забыла.

— Не переживай, Леснов, меня ты не потеряешь. Даже несмотря на замужество, я всегда буду от тебя на расстоянии вытянутой руки.

— Я знаю. Знаю, — он минуту помолчал. — Можно, конечно, отказаться от брака. Я отсужу по максимуму — хватит на приличное жилье и вклад под проценты. Жить нормально получится. Но это для рядового человека, а не для твоих родителей. И суть даже не в деньгах. На суде раскроется вопрос спора со всей поднаготной. А вот это и есть тот самый позор для графа Вересковского. Всплывет имя крестного, события десятилетней давности. И вся оплошность, которая привела к сегодняшнему результату.

— Ты прав. Это исключено. Не позволю полоскать доброе имя крестного в грязи.

— Ася, но ты же, знаешь Александра с детства. Это не какой-нибудь там чужой мужик с улицы. Вспомни, именно его ты когда-то даже любила. Ты сама мне рассказывала о ваших детских годах, и ты вся светилась тогда. Вы же общались. Ну, чего ты так убиваешься из-за этой свадьбы?

— В детстве я любила голубоглазого мальчика, надоедливого непоседу. Любила, как маленького братишку, за которого всегда чувствовала ответственность. Его больше нет. Он ушел бесследно, как и мое детство. И я совершенно не знаю того человека, которого теперь мне прочат в мужья. Он для меня совершенно чужой. Вряд ли пару открыток на день рождения за все это время, можно считать общением. Особенно, если учесть, что в последний раз даже открытка была лет десять назад. И, кроме того, моя личная жизнь сейчас…

— Что?

— Ничего! Неважно. Теперь уже не важно. — Анастасия встала и подошла к окну.

— Моя госпожа принесла мне завтрак? — сменил тему Леснов, видя настроение собеседницы. Где-то в глубине души он почувствовал болезненный укол при последних словах Аси, но не подал виду.

— Да, чебуреки с сыром, еще горячие, и кофе, — оживилась она.

— Отлично, спасибо. Если ваша светлость подождет, я мигом в душ — не могу себе позволить дольше находиться пред твои ясны очи в изрядно потрепанном виде.

— Хорошо, иди. Я и так собиралась с тобой позавтракать.

Федор скрылся за дверью ванной, а Ася прибралась, сложив бумаги в его портфель, и накрыла завтрак на столике в прихожей. Минут через десять он появился снова, посвежевший и гладко выбритый, с уложенными волосами. Ася, глядя на смуглого красавца, привычно полюбовалась ухоженным подкачанным телом, обмотанным на бедрах в полотенце.

Федор был немного старше нее. За ним постоянно волочились женщины разного положения и наружности. Появление Леснова, где бы то ни было, никогда не могло оставить равнодушным прекрасную половину. Кроме того, как говорят, костюм нужно уметь носить. Это либо дано от природы, либо достигается немереными усилиями. А Леснов не только умел носить костюм, но и умел носить себя, несмотря на нередкие загулы с бутылочкой крепкого содержания. Ася никогда не рассматривала его как потенциального мужа и, тем более, отца своих детей. Просто им было комфортно вместе: одинаковые взгляды, одинаковая жажда жизни и капелька авантюризма, одни интересы и любовь к свободе. С тех пор как Ася добилась успехов и случайно встретила его на очередном корпоративе, они уже не расставались. Как будто магниты тянулись друг к другу. С Федором было легко: понимал с полуслова, ни в чем не упрекал, если надо — подсказывал или, играя адвоката, облачал свои убеждения в одежку «так для тебя будет лучше». Никаких приступов собственничества на почве ревности. И никаких проблем.

Самое интересное, что напор Аси мог снести только Леснов, стерпеть ее взрывы и грубости, погасить бурю совершенно при этом не пострадав. Ася действительно всегда прислушивалась к его советам. Возможно потому, что ко всем ее взбалмошным выходкам он относился со снисхождением и мудростью родителя ребенка, который непрерывно совершенствуется.

Вот и сейчас, он не дует губы из-за ее вынужденного замужества, как сделал бы любой другой, а не только пытается помочь, но и преодолеть, накатывающую на нее в связи с этим, депрессию. Уговорить доводами разума. И ревность свою, а она есть, и Ася это видела, он пытается заглушить чисто мужскими методами, не показывая, что ему действительно больно, не шантажируя и не закатывая истерики. В их близкой дружбе первым на любви стратил он. Но и сама девушка даже не могла представить, что вдруг в ее жизни не окажется Федора, хотя бы на расстоянии.

Ася прошлась по комнате и остановилась в дверном проеме в прихожую, скрестив на груди руки.

— Прости, мне нужно одеться, — с оттенком неловкости попросил Федор.

— Одевайся. — Анастасия отвернула голову в соседнюю комнату, принявшись разглядывать ее интерьер. Через пять минут она ощутила, что он подошел совсем близко и услышала:

— Не поможешь с галстуком?

— Помогу, — девушка ловко переплела ленту в аккуратный узел и снова приняла прежнюю позу.

— Ты расстроена.

— Нет, просто не доспала. Мне неуютно жить с родителями.

Федор протиснулся в дверной проем напротив нее, заложив руки в карманы. Он так и не поднял галстук на место и не застегнул ворот, оставляя открытой часть груди, и Ася уставилась на нее прямо перед собой.

— Мне кажется, тебе стоило показать им настоящую Настю. Даже не Настю. Язык уже не поворачивается тебя так называть. Анастасию. Их девочка давно выросла и, потому, у них нет другого выхода, как понять и принять. Это было бы правильно и тебе легче. И в деле с замужеством помогло бы не настроить против тебя…

— …у тебя есть запасная наглаженная рубашка? — вдруг резко и невпопад перебила Ася.

— Что? Прости…

— Ну, у тебя же есть еще одна готовая рубашка на сегодня?

— Есть, конечно. А что?! — Федор немного нахмурил брови и слегка улыбнулся.

Девушка одним движением выдернула из-под ремня аккуратно заправленную хрустящую ткань и запустила под нее руки.

— Ася… — выдохнул молодой человек.

Анастасия, не давая продолжить, нежно поцеловала загорелый треугольник напротив своего лица, что заставило господина адвоката невольно закрыть глаза. Она почувствовала, как он снова задержал дыхание. Последние едва слышные сигналы разума Федора заглушило движение собственных непослушных рук, уже прижимавших изо всех сил девушку к себе. Голым торсом он ощутил напрягшуюся грудь под тонким кружевом, только сейчас соображая, что под платьем ничего нет.

— Ася… ты же… понимаешь… что это придется прекратить… совсем скоро… Воронцов…

— К черту Воронцова!

Ася стала спускаться поцелуями по накачанным кубикам все ниже, на ходу расстегнув ремень и, сняв галстук, теперь уже валявшийся под ногами. Сквозь его тело прошла легкая дрожь, когда она коснулась губами кожи внизу живота. Федор осторожно подтянул девушку к себе и, подтолкнув к противоположному выступу лутки, дернул за конец бантика на декольте. Каждое прикосновение таких желанных и жаждущих губ дарили океан наслаждения. Одна за другой расстегнутые кнопочки и движение руки Федора по обнаженной груди вызвали непроизвольный стон…

— Вот, скажи, зачем я одевался? — спросил Федор, спустя час, перебирая кудри Аси, лежащей у него на груди.

— Странный вопрос. Это же очевидно: чтобы я могла тебя раздеть.

— Немыслимая женщина! Я же практически голый вышел из душа, а она… Уникальный экземпляр.

— Так ведь интереснее! — мягко засмеялась Ася.

— Да. И безумно желаннее. Ты, чертовка, знаешь, как довести мужчину.

— Совершенно непреднамеренно и случайно вышло, — Ася перевернулась и посмотрела Федору в глаза, сдерживаясь, чтобы снова не рассмеяться.

— Еще скажи, что и платье это ты одела без белья просто, чтобы позавтракать со своим адвокатом. Тебе же известно, что я его обожаю. А тебя в нем и подавно.

— У меня есть железное оправдание. Я соскучилась. Кстати о завтраке. Нас ждет холодный кофе и остывшее-застывшие чебуреки, — не давая заострить внимание на сказанном, поспешила констатировать Ася, но Федор, казалось, не слышал и не видел ничего кроме нее. Он перевернул девушку на спину, вытягивая запутавшиеся между ними шелковые простыни, и прижал собой к подушкам:

— Я, думаю, кофе и чебуреки теперь вполне в состоянии подождать еще немного, тем более, что у вас в Алуште они вкусны в любом виде.

Домой Анастасия вернулась далеко после обеда, выкручиваясь с помощью, согласившейся подстраховать ее Ланки. Через несколько дней она проводила подругу на автовокзал. Благодаря папе удалось легко раздобыть билет на автобус до самого Донецка на нужное время, и Ланке не пришлось тащиться на поезд в Симферополь. Они договорились, что как только все уладится с датой свадьбы, Лана еще вернется на целую неделю.

Федор бесцеремонно ввалился в кабинет Ланы Лянской, открыв ногой дверь, кинув «привет» и тут же развалился на ее новеньком удобном диване.

— Я, конечно, понимаю, что ты можешь себе такое позволить, но у меня остался еще один пациент на сегодня, и я не могу…

— Лан, это я твой последний пациент.

— Ты?! Овсянников?

— Ляпнул первое, что в голову пришло. Иначе ты бы стала звонить и расспрашивать все… — Черные глаза, обычно блестящие искорками наслаждения от каждого момента жизни, смотрели на нее мутно и подавленно.

— Мы могли бы поговорить и дома.

— Мне нужна стационарная терапия.

Лана подошла и села рядом.

— Я не думаю, мой дорогой, что в свете грядущих событий тебя можно будет удержать в стационаре.

— Ланка, скажи, что мне делать?

— Это уже не терапия. Ответ на такой вопрос за гранью моих врачебных возможностей.

Она минуту помолчала и взяла руку Федора в свою.

— Если я скажу, что в таких случаях лечит только расставание, а потом время, ты же не послушаешь.

— Это исключено. Я не оставлю ее. Я буду рядом, даже если придется терпеть адские муки. Такой поворот не обсуждается.

— Вот.

— Если она в него влюбится, мне крышка. Я уже никогда ее не верну.

— Но она не горит желанием выходить за Воронцова, поскольку на данный момент совершенно им не интересуется. Шансы есть. Только 5 лет — это не пять дней.

— Я разведу их раньше.

— Если это «раньше» будет вовремя.

— Она не сможет с ним ужиться…

— Точнее он не сможет, если попробует просуществовать с нашей Асенькой без потерь для здоровья.

— Она моя половина, а значит, по определению не годится для него.

— Почему ты раньше не попросил ее руки?

— А смысл? Возможно, нам бы даже не дали пожениться. Или сама Ася не согласилась бы — ты же ее знаешь. Знаешь ее отношение к замужеству. Да и она бы все равно не оставила семью. Нам пришлось бы развестись, чтобы она вышла за Воронцова.

— Нет, не пришлось бы, просто раньше бы вскрылся вопрос о завещании и его бы аннулировали еще при жизни старого графа!

— Я к тебе за помощью пришел, а ты режешь по живому.

— Иногда, если остро необходимо, операции делают без наркоза. Я ничем тебе не помогу, только могу поддержать разве что. И, я не вправе тебя обнадеживать, но с врачебной точки зрения, Анастасия любит тебя. Притом гораздо сильнее, чем может себе это представить. Но, несмотря на силу этой любви, вовсе не значит, что она не сможет увлечься своим мужем.

— Ну, если будет исправно играть спектакль, который придумала, мне не грозит никакая конкуренция.

— Это все теория, Федор. Наша с тобой теория.

— Я лишь хочу, чтобы она была счастлива. Пусть хотя бы она.

— Если это действительно так, ты справишься, поверь! — Лана посмотрела на осунувшегося Федора.

— Значит, справлюсь.

Дальше они так и сидели в кабинете Ланки, молча, до тех пор, пока на город стали спускаться сумерки, а в небе начали по одному зажигаться крохотные огоньки.

Федор то уезжал, то возвращался, помогая руководить журналом на расстоянии и скрашивая Асино безрадостное время, что оставалось до приезда Воронцова-младшего. Правда рандеву с кофе и чебуреками так больше и не удалось повторить. Его заменила одна незапланированная встреча прямо накануне знакомства с будущим мужем, которой вполне могло и не быть. Федор все время вел себя максимально корректно и галантно, показывая заботу исключительно об интересах Аси, не напоминая лишний раз о предстоящем и, не заикаясь об их отношениях. Сама Ася почти смирилась с неизбежным, она уже не злилась и не психовала. Спокойные уговоры Ланки и разумные доводы Федора сделали свое дело. Хотя при мысли о свадьбе с совершенно чужим человеком ей становилось невыносимо грустно.

Лана вырвалась еще раз с работы, чтобы побыть с Асей во время встречи с Воронцовым. Она вся извелась, думая, что девушка слетит с катушек. С таким-то характером немудрено. Потому прикинув, раз пара дней решит дату свадьбы, а это будет совсем скоро, то она сможет провести с подругой больше времени, чтобы хоть как-то подстраховать. Ведь, по сути, Анастасия была в своем кошмаре одна. Федора вряд ли можно считать союзником в такой ситуации. Решив сделать сюрприз Асе, девушка появилась в городе без предупреждения, но и для нее самой эта поездка без сюрпризов не обошлась.

Ася подходила к дому, где располагалась квартира подруги и приметила на обочине черную довольно знакомую машину. Она возвращалась после обеда с Лесновым, чтобы переодеться и вернуться в дом родителей. Предчувствие не обмануло: на площадке перед квартирой ее встречал Абдулла. При появлении девушки он учтиво склонился.

— Добрый вечер! — поздоровалась она.

Телохранитель снова, молча, поклонился.

— Я могу войти? — спросила Ася, понимая, что может нарушить спокойствие находящихся внутри.

Опять последовал такой же кивок. Она открыла дверь и вошла.

— Саид, да оденься ты уже! Ася будет с минуты на минуту, — услышала она голос Ланки.

— Понимаю, что должен уйти, но я не могу тобой насытиться, сладкая моя!

— Это пахлава сладкая, а я предпочитаю не быть съеденной. Вот сейчас поедешь обедать в VERITAS, там, конечно, пахлавы не подают, но оттуда все уходят сытыми и довольными.

— Извините. Я не хотела мешать, — Ася застыла в дверях и опустила глаза в пол, поняв, что застала голубков в недвусмысленной ситуации.

— Салам алейкум, Анастейша!

— Саид! — Ася медленно почтительно кивнула.

— До завтра, свет очей моих! — Саид целомудренно поцеловал Ланку в лоб, несмотря на то, что минуту назад видела Анастасия. — Без тебя мое Солнце не встанет…

— До завтра и береги себя! — Лана не скрывала своего трогательного отношения к гостю.

— Не ожидала меня увидеть здесь, принцесса? — Саид повернулся к Асе, не стесняясь на ходу застегивать пуговицы рубашки.

— Просто вы, вроде… расстались.

— Расстались.

— И это было четыре свидания назад.

— Ты, как всегда, цветешь, как майская роза под горячими лучами, хотя и на душе твоей туман, — не прокомментировав слова Аси, Саид поцеловал ей руку и удалился.

Повисла тишина.

— Какое именно Солнце он имел в виду? — спросила Анастасия подругу.

— Не придирайся к словам! Это всего лишь поэтическое выражение. — ответила Лана, сдерживая смех на двусмысленное замечание подруги. — Прости за сюрприз! Хотела тебя порадовать, но Саид немного спутал планы.

— Я очень рада, что ты приехала. Сюрпризом стал твой персидский шейх.

— Он арабский принц.

— Ну, да.

— Ась?

— Что?

— Ну, скажи уже.

— У тебя помада смазана и не уложены волосы.

— Мда. Мы тут не на светские темы разговаривали.

Подруги рассмеялись.

— Я знаю, ты его недолюбливаешь.

— Дело не в этом. Он красив, и он мне нравится. Просто я неспокойна, когда он рядом с тобой.

— Он ничего мне не сделает. Ты же видишь, как он дорожит мной.

— Вижу и потому боюсь. Ты вроде планировала…

— Знаю. И, хочу. И по той же причине. Не могу никак отказаться от…

— … пахлавы. Понятно. Ты всегда любила сладкое.

— С ним я забываю обо всем. Тепло, спокойно и мухи не кусают.

— Золотая и вся в алмазах. Клетка.

— Да. — Лана минуту помолчала. — Мы с тобой завтра приглашены на обед.

— Куда?

— Во дворец. Поедем в Бахчисарай? Он машину пришлет в 12.

— Кто бы сомневался. Поедем. Я тебя не брошу. Только возьмем Леснова, а? Все ж спокойнее.

— Зачем он тебе?

— Я неловко себя чувствую в присутствии Саида. Прости, но такое впечатление, что он женщин глазами раздевает.

— Во-первых, не всех женщин, а только красивых. А во-вторых, он мусульманин и мы для него — экзотика. А ты роскошная женщина.

— Вот это то, меня и смущает. Я не хочу в гарем.

— А я, хочу разве? Хотя, если второй женой будешь ты, я еще подумаю.

— Лан, чего ты себе им душу травишь? Ты можешь влюбиться, а в Саида невозможно не влюбиться, и ты влюбишься. Ты практически на грани. Он же хуже, чем… инопланетянин!

— Скажешь тоже. Обещаю, это в последний раз. Правда он к себе зовет.

— Совсем спятила? Я, конечно, понимаю, что у тебя нет моего Леснова и граф в очереди за штампом в паспорт не стоит, но все же рассудок терять не надо, а?

— Ну, не съест же он меня в самом деле? Погощу и вернусь.

— Так. Это мы ВЕРНЕМСЯ к этому разговору, а пока я должна позвонить Леснову, чтоб он билеты поменял.

— Ты, кстати, где была?

— Обедала с ним.

— В его номере?

— В ресторане.

— А потом?

— Лан, мы работали. У меня голова шумит от проблем, образовавшихся с моим вынужденным отъездом. Некогда думать о глупостях.

— Ладно, звони Федору, — согласилась Лана и пошла привести себя в порядок. Ася набрала номер адвоката.

— Привет!

— Привет, босс!

— Вольно!

— Есть!

— Слушай, кроме шуток. Ты мне завтра очень нужен здесь.

— Знаешь, что я готов сделать за эти слова?

— Едем с Ланкой в Бахчисарай. Самый настоящий арабский принц зовет нас на обеих в гости.

— Ого! И чего я там буду делать? Насколько мне известно, мужчин в гарем не берут, даже таких красавцев, как я. Точнее берут, только…

— Федор!

— Разве я могу тебе отказать?

— Можешь.

— Но не хочу. За вами заехать?

— В 12—00 у Ланки. За нами машину пришлют.

— Хорошо. Целую в обе щечки.

— Взаимно.

Саид встретил гостей с восточным радушием и размахом. Ася не особо любила сладкое, но устоять перед таким количеством изысканных лакомств не смогла даже она. В Бахчисарайском дворце их ждал сюрприз: хозяин предложил переодеться в восточные одежды, что испортило настроение Федору, но отказаться он не смог и, нахмурившись, позволил слуге одеть себя будто куклу в диковинное платье. Настроение несказанно улучшилось, когда в комнате, где был накрыт стол, появились девушки — Лана и Ася были бесподобны в полупрозрачных, расшитых золотом и серебром платьях, открывавшие соблазнительные формы на груди. У каждой в тон к наряду на распущенных волосах сверкали диадемы, а на декольте колье с драгоценностями.

— Такое впечатление, что я в сказке! — отозвался Леснов, до сих пор говоривший с хозяином лишь когда тот задавал вопросы.

— Восток — дело тонкое, Федор Алексеевич.

— Это точно. А вы знаете, как Ася великолепно танцует belly dance?!

— Анастейша?

— Да. Она с детства занималась, только ее ни за что не уговорить станцевать, — Ася многозначительно посмотрела на Федора. Если бы она могла пускать стрелы взглядом, то сейчас бы он уже был сражен наповал.

«Вот идиот! Перепил, что ли!» — бунтовало внутри, и Ася поняла, что придется танцевать.

— Могу я попросить мою дорогую гостью исполнить танец для наших скромных глаз?

— Тебя за язык кто-то тянул? — прошептала Федору Лана.

— Ну, простите, не я сюда меня притащил. Ляпнул лишнего, не подумав. Так что теперь, меня убить? — как можно тише возразил он.

Вдруг Саид встал, взял за руку Лану, заставив подняться с подушек, и едва слышно сказал ей, глядя в глаза:

— У меня дома полно танцовщиц. Я могу менять их каждую ночь всю свою жизнь. Но я преодолел все это расстояние, чтобы хоть несколько часов провести с тобой.

— Я тебя поняла, — ответила она.

Девушка подошла к Анастасии, опустилась на колени и сказала ей:

— Ась, потанцуй для нас, пожалуйста. Саид очень просит. Неприлично отказывать радушному хозяину.

— Хорошо, родная. Я станцую. Не переживай так.

Ася встала и пошла на середину зала. Зазвучала мелодия. Саид усадил Лану себе на колени и с интересом наблюдал за танцовщицей. Федор не сводил с Аси глаз, периодически заливаясь краской. Он бросил взгляд на Саида и сцепил сильнее зубы. Когда музыка закончилась, Ася поклонилась, а зрители зааплодировали. Саид пересадил Лану подле себя и подошел к Анастасии.

— Ты очень талантлива. Мало кто из профи так вот танцует.

— Спасибо, Саид. С некоторых пор я вообще не танцую ни для кого.

— Лана рассказала мне, почему ты смутилась. Твой танец — услада для глаз мужских. Помни: это мощное орудие.

Ася улыбнулась в ответ, а хозяин поцеловал ей руку.

После обеда они долго гуляли по дворцу, а затем Саид предложил отдохнуть, показав апартаменты для Аси и Федора. И пообещав, что их доставят домой и ни о чем не нужно беспокоиться. Ася и Лана переглянулись.

— Я домой хочу, сказала Анастасия шепотом. Я не буду отдыхать в одной спальне с Лесновым. Я практически замужем, в конце концов.

— С каких пор это тебя останавливает? — по-доброму посмеялась подруга. — Завтра погуляем вдвоем. А сегодня ты обо мне можешь не беспокоиться, поезжайте домой.

— Хорошо. Только позвони мне сразу, как вернешься.

— Договорились.

Она повернулась к принцу и сказала:

— Саид, я остаюсь, а Асе и Федору нужно на побережье. Федор перенес свою поездку из-за визита сюда.

— Хорошо, вас сейчас отвезут. Если хотите, оставьте платья себе на память.

— Спасибо за приятный вечер! — поблагодарили хозяина Ася и Федор. Им вынесли вещи, и после прощания с Ланой и Саидом Федор с Асей устроились на заднем сидении большущего джипа с перегородкой, отделявшей водителя от пассажиров.

Полдороги проехали молча. Федор не знал, что сказать и выжидал подходящий момент, который по его разумению должен был отразиться на лице Аси, но ничего особенного на нем не проскальзывало. Девушка безучастно смотрела на картинки, мелькающие за окном.

— Скажешь, когда я буду прощен.

— Я не сержусь.

— Ты меня во дворце прямо-таки пригвоздила взглядом стенке.

— Хм.

— Ася, прости. Я это сделал непреднамеренно. Просто к слову как-то пришлось. Не думай, пожалуйста, что я с помощью Саида заставил показать мне танец.

— Я же сказала, что не сержусь. Ну, танец и танец. Ничего особенного.

— Ты умопомрачительно танцевала! Я не мог отвести глаз. И Саид, кстати, тоже.

— Саид… хм… У Саида иная культура, он смотрит на женщин совершенно другими глазами.

Федор молчал.

— Я бы для тебя и просто так станцевала, — сказала Анастасия чуть погодя. — Только подходящего момента не было. — Она посмотрела на собеседника. — К сожалению, теперь уже вряд ли получится, так что, ты хотя бы увидел то, что так хотел.

— Ася…, — уловив с какой грустью она это сказала, Федор осторожно взял ее за руку, — иди ко мне… пожалуйста…

Анастасия поколебалась минуту, делая нависшую в салоне тишину невыносимой, но потом одним движением развернулась и оказалась сидящей у Леснова на коленях.

— Анастасия…, — прошептал он, легко касаясь губами ее раскрасневшихся от вина пахнущих шербетом губ и ощущая, как тяжело начала вздыматься грудь, туго зажатая в корсете топа. Руки судорожно стали пробираться сквозь многочисленные ярусы шелка и органзы.

В тот последний вечер Анастасия ощутила, что это было своего рода прощание с их свиданиями. И то, похоже, потому, что им обоим не хватило выдержки просто разойтись, зная, что это может быть их последний шанс побыть вдвоем.

Пытаясь пересмотреть свое отношение к Федору Леснову, она пришла к выводу, что, наверное, не может охарактеризовать это как любовь. Хотя, кто его знает, какой должна быть эта самая любовь. Описанная в романах, воспетая в стихах и сводившая с ума все человечество. Наверное, она просто ее никогда не испытывала, коль не знает, каково это должно быть. Результатом самокопания стала мысль, что никто не помешает ей съездить к Федору, не привлекая постороннего внимания, тем более, что поводов для их встреч будет предостаточно. Так, сведя баланс к нулю, к исходной точке, Ася решила сосредоточиться на встрече с Александром Воронцов.

Глава 3. От ненависти до любви и обратно

Алекс стоял в гостиной напротив камина и рассматривал их семейные фото. Он выглядел уставшим, подавленным и хмурым. С отцом возникало много разногласий, как бывает у всех детей с родителями, но с самого детства тот был эталоном для своего мальчика. Именно таким, в тайне, Александр Воронцов мечтал стать: похожим на своего отца, Виктора Семеновича.

На самом деле Алекс ничем не походил на сдержанного графа. Он был более эмоционален. Виктор Семенович держал все в себе и никогда не говорил ничего лишнего, тогда как сын часто говорил, а после думал. Лишь с возрастом Воронцов-младший стал сдержаннее, да и то ему иногда хотелось подурачиться со всей детской непосредственностью и глупостью, до смеха со слезами вперемешку.

Поездка на кладбище далась нелегко. Алекс старался из последних сил сдержать эмоции. Когда мама позвонила месяц назад, казалось, горю не было предела. После приходила мысль, что, чем больше времени пройдет, тем легче будет перенести потерю. Пока его от нее отделяют тысячи километров, невозможно остро прочувствовать всю боль. Позже она должна притупиться. Обязана. Но легче не стало. При одной мысли о том, что, пересекая порог дома, он больше не услышит отцовского голоса где-то в глубине комнат, не почувствует его крепких объятий, заставляла терять самообладание. Ноги почему-то становились ватными, и было тяжело дышать. А ведь он у матери остался единственной опорой в этом мире.

О пении придется забыть. Забыть навсегда. На его плечи ложится управление семейной компанией. От него зависит теперешнее благополучие семьи и всех тех людей, кто на них работает многие годы. Раньше, при отце даже мысли не возникало, что в семье что-то может пойти не так. И теперь Алекс почувствовал себя мальчишкой, стоящим на лыжах перед спуском, как тогда, в детстве, когда отец пытался уговорить его съехать с холма. А он боялся до слез, и папа нашел слова, которые вселили в него уверенность. Сейчас Александр Воронцов так и не мог вспомнить, что же тогда сказал отец. Только одно он помнил точно: после этого склон показался не таким уж крутым, комок в горле растаял и там, внизу, его ждала победа.

Невеселые мысли прервал оживленный спор их повара Жака и друга Алекса, Глеба, который приехал вместе с ним поддержать и погостить в их семейном особняке. По счастливой случайности приятный улыбчивый паренек, с которым Александр познакомился несколько лет назад в чужой стране, оказался родом из его же города. С тех пор они стали не разлей вода. Александр всегда восхищался дружбой отца и Григория Филипповича Вересковского. Они напоминали английских джентльменов или лордов из фильмов про старую Англию, потому эта дружба, казалась, будто прописанной в книге. Совершенно нереальной, эталонной. Раньше Алекс даже не задумывался, что в жизни без такой поддержки, каковую составляли друг другу Воронцов и Вересковский, просто нельзя. До тех пор, пока не встретил Глеба. Простой мальчуган, совершенно далекий по статусу и положению, имеющий совершенно иные интересы, стал практически братом, и молодой Воронцов искренне полюбил этого болтливого беззаботного и веселого паренька.

— О! Мадонна! Нет! Моветон, месье!

— Та якой я вам «месье»! Вот елки-палки! Глеб я, господин… Паганель!

— Мсье Воронцов, Александр Викторович! Если Вам не нравится мое произведение искусства, я ухожу, я не достоин — мне здесь не место.

— Та погоди ты, Паганель! Шо случилось, объясни толком?

— Уберите от меня этого неразумного человека!

Александр, увидев более, чем комичную картину, где повар-француз, именитый шеф в десятом колене, в истерике срывает передник, спасаясь от Глеба, который пытался что-то ему доказать на ходу, от души рассмеялся. Тогда как еще пять минут назад, он даже представить себе этого не мог. Алекс сразу догадался, что коль месье Жак в таком состоянии, значит, его утонченная натура не выдержала простоватого натиска Глеба, касающегося его стряпни.

— Жак! Жак! Успокойся! Никто не посягает на твои шедевры. Ведь, правда, Глеб?

— Ну, я… это…

— О, Мадонна! Как можно? Как можно?

— Что случилось, брат?

— Я пошел на кухню, ты ж знаешь, это мое любимое место. Кстати, теперь я знаю, как должна выглядеть кухня моей мечты, — Глеб расплылся в блаженной улыбке и поднял глаза на потолок, судя по всему визуализируя свою мечту.

— Это МОЯ кухня! — отчеканил француз.

— Погоди, Жак! Глеб имеет виду, что у тебя роскошная кухня — мечта любого повара. И себе, дома, он хочет точно такую же. — Француз слегка расслабился.

— Я пошел просто посмотреть. Увидел, как он там готовит какую-то абракадабру и сказал, шо борщика бы, можно с галушками, та котлет. Тем более, у нас принято по таким грустным поводам подавать именно борщ. А он мудрует.

— Ну, знаете ли, месье! Это не абракрабадра, а… Это… это… Я — творец, я — гурман, а этот…, — повар закрыл глаза ладонью и запрокинул голову.

Алекс снова расхохотался.

— Жак! Я обещаю, что месье Глеб больше не будет так бесцеремонно говорить о твоих кулинарных шедеврах. Кухня — твоя и ты там господин. Так что, ступай и продолжай колдовать над обедом, а я поговорю с другом!

Кинув вражеский взгляд на Глеба, Жак удалился. А молодые люди, едва дождавшись, пока он скроется за дверями хозблока, прыснули со смеху.

— Де ты раздобыл такое чудо? Та его только по телеку в шоу показывать! Я ж ниче такого не имел в виду. А он закатил истерику!

— О, друг мой! Ты посягнул на святая святых — кухню. Единственное железное правило в этом доме для всех гостей в обход «чувствуйте себя как дома» — это забыть, что тут есть кухня.

— Как это? Как это забыть?

— Не кипятись. Я думаю после некоторых переговоров, месье Жак сжалится и позволит тебе наблюдать за тем, как он творит. Дай ему к тебе привыкнуть. Все творческие люди немного сумасшедшие. И он вполне заслуживает всех своих трехэтажных званий, а потому не терпит конкуренции себе. Здесь на кухне, он — Бог и царь. Уж извини, даже я не в силах бороться с такой монополией.

— Я не посягал ни на шо, просто хотел как лучше, а он… Тоже мне, Паганель лягушачьи лапки!

— Ц-с-с! Еще обидится.

— Де вы его откопали? Сколько ему лет? Он безразмерный какой-то.

— Жаку? Хм… Да за полтинник давно перевалило. Скоро шестьдесят. Он работал в нашем французском ресторане. Отличный малый, между прочим, если не говорить о еде. Очень талантлив. Как-то с ним случилась беда. Что-то там перевернулось, он вдохнул какой-то дряни… не знаю точно, но в результате повредил легкие, развилась сильная аллергия, отдышки начались. А как готовить с таким недугом, если постоянно специи и прочее в тесном контакте. Жак впал в депрессию. Отец предложил ему пожить в Крыму, типа климат волшебный и все такое. Тот согласился, ну, а когда ему через неделю здорово полегчало, француз поездил по окрестностям, и наотрез отказался возвращаться домой. Так и живет здесь уже лет двадцать.

— А шо ж он не в ресторане творит?

— Сказал, что для него честь работать у отца, спасшего его от немыслимой гибели во всех смыслах. С таким здоровьем он бы долго не проработал и не прожил.

— Понятно. Значит, буду осторожнее с месье Паганелем.

— Он, кстати не Паганель, а Паскаль.

— А есть разница? Все равно лягушатник.

— Ладно, не дуйся! Твоим борщам и даже пиццам все одно равных нет.

— А шо он все время «О, Мадонна!»? Это мне напоминает хозяйку нашей итальянской квартиры.

— А! Да так. Жак считает себя французом, несмотря на то, что ему от отца достался совершенно итальянский темперамент и корни тоже. — Жак родился и жил во Франции с матушкой, но отец принимал горячее участие в воспитании. Хотя и жил с ними не все время.

— А-а-а, то-то он так жестикулирует, когда говорит. Значит лягушачьи лапки с пастой.

— Глеб! — Алекс снова не удержался от улыбки.

Их милую беседу нарушила Элеонора Павловна, принесшая кофе:

— Мальчики мои дорогие, давайте выпьем кофе перед нашим поздним обедом. — Месье Жак любезно приготовил его по нашему любимому рецепту.

— Ну, коль месье Жак готовил, то конечно! — сказал Алекс.

— Спасибо, Элеонора Павловна!

— Это тебе спасибо, Глебушка. Если б не ты, Сашенька бы с трудом переживал смерть отца.

— Та шо вы, Элеонора Павловна!

— Да-да-да и не отпирайся!

Глеб скромно опустил глаза:

— Кстати, Вам с Алексом поговорить нужно, я пойду на кухню. Буду наводить международные мосты.

— вы только там не убейте друг друга сковородками, — заметил Александр.

— Постараюсь, как можно дипломатичнее и тише. — Глеб откланялся и исчез в направлении кухни вместе со своей чашкой.

— Какой умный мальчик. Такой тактичный. А что у них с Жаком?

— Не сошлись во мнениях на предмет обеденного меню.

— Надо же!

— А что ж вы хотели, мама, это ж два мастер-шефа. Вот и нашла коса на камень.

— Сашенька, ты у нас теперь единственный мужчина в семье, ты у руля. Можешь обращаться ко мне на «ты».

— Мам, ну что вы!

— Алекс, не обсуждается. Мужчина должен быть в семье главой.

Александр помог матери, сесть в кресло, а после устроился на диване напротив нее и отхлебнул ароматного напитка:

— О чем вы хотели поговорить? Я так понял, что есть какое-то завещание у отца. — Воронцов младший стал расстегивать манжеты своей темно-синей рубашки и подкатывать рукава до локтя. — А в чем тут может быть проблема: я единственный наследник, вы — мать семейства. Империя в надежных руках.

— Сашенька, что ты с одеждой делаешь? — мягко заметила мать, внезапно оттягивая тему. Я же тебе сколько раз говорила.

— Мамуль, мне так удобнее. Могу я почувствовать себя комфортно в своем доме? Ведь никого нет. Давай опустим строгости? — Алекс снова потянул к себе кофе.

— Хорошо, сын, — сдалась графиня.

— Мам?

— Я не знаю, как тебе сказать и с чего начать… Господин Кошкин, Варфоломей Борисыч, хотел поговорить с тобой сам, но я решила, что лучше сначала это сделаю я.

— Мама, не волнуйтесь так, говорите, как есть, — он поставил чашку на столик и взял руку матери в свои.

— Видишь ли…

Александр, заметив колебания матери, осторожно предположил:

— Мам, я что, не единственный наследник? Папа Вам… простите… — молодой человек запнулся, — он не был честен с вами? — во рту появился вкус горечи, при одной мысли, что сейчас пошатнутся все его жизненные идеалы.

— Нет-нет, Сашенька, что ты! Мы с отцом очень любили друг друга. Ты единственный наследник. Дело не в этом. — Александр выдохнул, от сердца отлегло. — Помнишь, как отец в наказание тебя в армию отправил?

— Еще бы, такое забыть. Помои вместо супа и ватные сосиски.

— Настя Вересковская тогда тоже в неприятную историю попала.

— Ну, да, помню, — Алекс стиснул зубы при неприятном воспоминании.

— В общем, ваши отцы тогда в назидание непослушным детям и с целью сохранить целостность Империи VERITAS составили документ, по которому вы с Настей сможете получить свои части наследства лишь в том случае, если поженитесь и проживете в браке 5 лет. Иначе VERITAS отойдет независимому фонду и ее распродадут по частям.

Алекс почувствовал, как дрожит рука матери в его ладонях. Неожиданное волеизволение отца повергло в шок и его. Не то, чтобы он совсем не собирался жениться, и не то, чтобы не сейчас. Но на Насте…

— Сашенька, отец тогда в сердцах подписал документ, и Григорий Филиппович тоже. Просто, когда бумага потеряла актуальность, дети выросли, остепенились, про нее забыли. Да я сама забыла, пока не случилось это несчастье. А Наталья вообще не знала. Я впервые в жизни увидела, как Вересковские скандалят на людях.

— Мам, не волнуйся, пожалуйста! Все же в порядке. Ну, подумаешь, женитьба. Поженимся, если нужно. — Он поцеловал графине руку, встал и снова подошел к камину, концентрируясь на фото. Ему потребовалось несколько минут, чтобы взять себя в руки. От матери не ускользнуло, как его ладонь, которой он оперся на обналичку, сжалась в кулак.

— Алекс!

— Все в порядке, — сын повернулся, стараясь сделать выражение лица как можно более беззаботным. — Просто неожиданно.

— Настя умница, хорошо воспитана, из приличной семьи.

— Да причем тут семья! Мне не с семьей жить, а с Настей! — слегка не сдержался Александр.

— Ты ошибаешься: семья многое значит в жизни каждого человека.

— Да, мам, прости. Просто отец всегда говорил, что жена должна быть одна и на всю жизнь. И я полностью эту мысль разделяю. Что касается Насти, то в детстве она была… м-м-м… интереснее, чем когда выросла. Из нее слепили не совсем то, что обычно нравится мужчинам. При всем моем уважении к крестному Григорию Филипповичу. И я не уверен, что у нас будет крепкий брак. Тем более на всю жизнь.

— Пусть она не блещет красотой и дорогими нарядами, которые, кстати, вполне, в состоянии себе позволить, но девушку украшает скромность, и готовность соглашаться с мужем.

— Чаще увлекает не готовность покоряться и соглашаться, а как раз наоборот — горячее противостояние.

— С ней ты всегда сможешь быть уверен, что честь твоей семьи не пострадает.

— Ага. Лишь бы она была со мной уверена…, — Элеонора Павловна покраснела. — Извини, мамочка, я …, — Алекс неопределенно развел руками.

— Вон, как было неприятно, когда красавица Анна Меньшикова, мать двоих детей, нашла себе кавалера на стороне. Огласка получилась немыслимая. Каждая собака в подворотне об этом лаяла. Она ведь из простых, а такую фамилию нужно уметь носить.

— Мам, ты б еще Анну Каренину вспомнила! — Александр снова отвернулся к камину и сделал вид, что смотрит на фото.

— Чего ты так кипятишься? И вспомню!

— Просто сейчас такой уклад жизни, что практически все ходят на сторону. Ну, кому какое дело, кто с кем спит? Меньшиковы, Романовы, Ивановы, Сидоровы — какая разница? Я никогда этого не понимал. Это дело двоих — мужа и жены. А общественность, — лицо Алекса пренебрежительно исказилось.

— Пусть сейчас мы и не во времена процветания дворянства живем, но достоинство семьи в ее честном имени и непоколебимых традициях, свято хранимых веками и передаваемых родителями детям. Дело в репутации, а даже не в публичности и в происхождении. Хотя, уж если оно у тебя достойное, то и подавно. Суть в той самой чести, что не пустой звук, которую с малых лет прививали детям так, что во взрослом возрасте и помыслить иначе было невозможно. Молодежь в наше время повсеместно утрирует всякую мораль. И если ты не донесешь благонравие своим детям, то не думаю, что твоих потомков ждет что-то хорошее. Ты, как глава семьи, отец и наследник Воронцовых просто обязан блюсти честь фамилии сейчас и передать это будущему поколению.

— Мамуль, с Настей тебе повезло. С таким интерфейсом, как у нее, на сторону не особо посмотришь. Плюс благородное происхождение.

— Александр, я не узнаю тебя! Что ты себе позволяешь? Почему ты так дерзишь? В чем дело? Скажи, может у тебя есть девушка? Может, были серьезные планы? Признайся матери! Тогда будем договариваться с Вересковскими. Будем решать все по-другому, искать выход.

— Если бы можно было по-другому, дело бы ограничилось моим разговором с Кошкиным и парой подписей, а не браком. — Он вздохнул. — Нет у меня никого. Я свободен. И не ударю лицом в грязь, струсив перед обязательствами, данными моим отцом. Тем более, коль слово было дано моему крестному. Я вспылил из-за того, что…, — он покачал головой, — вобщем тем кавалером Анны Меньшиковой был я.

Элеонора Павловна нахмурилась, опустила взгляд в пол:

— Мне неприятно это слышать. Еще и потому, что огласка затронула женщину, а ты остался в тени.

— Это случайность. Просто случайность. От меня там ничего не зависело. Мы расстались уже на тот момент, когда все стало известно широким массам. Она даже не знала, кто я. Да и вообще речь сейчас не о ней.

— Не о ней, а о тебе, о моем сыне. И смотри мне в глаза! — Александр повиновался.

Он видел, что мать расстроена. И самое страшное, что он бы мог испытать в своей жизни, было осуждение родительницы. Утратить ее доверие и уважение — значило бы для него моральный конец.

Элеонора Павловна была роскошной женщиной. Черные, как вороново крыло, волосы, не тронутые сединой, длинные и блестящие были уложены в замысловатую прическу, придававшую еще большее величие ее горделивой осанке. Александр часто невольно любовался матерью. Несмотря на то, что графиня не отличалась стройностью, а напротив, олицетворяла женщину в ее возрасте со всеми положенными пышностями форм, он не встречал женщины элегантнее и красивее. Ее сдержанный макияж всегда подчеркивал только необходимое, а тщательно подобранная одежда безошибочно позволяла сделать вывод о принадлежности этой женщины к высшему обществу. Не в смысле к тому, у которого в карманах доллары не помещаются, а к высшему обществу с большой буквы. Алекс унаследовал от нее глаза с пушистыми девчачьими ресницами, только у матери они были зеленого цвета. И, пожалуй, только глаза. А стоило бы и ее природную сдержанность, достойную происхождения. Графиня Воронцова никогда не повышала голос на сына. Она вообще никогда его не повышала. Но выслушав ее спокойную размеренную назидательную речь за очередной проступок, маленькому Александру всегда хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Так умела наказывать только мама. Быть достойным ее сыном — вот, чем он мог бы гордиться.

Алекс подошел к матери и присел рядом, заглянув в глаза и взяв ее руку в свои:

— Мам, я не очень праведно веду жизнь и ты, мне казалось, это знаешь. Я старался просто не попадаться и не бросать лишнюю тень на наше доброе имя. В Италии лишь один Глеб знал, кто я, и кто моя семья. Для всех я был простым мойщиком посуды, а после рядовым служащим театра.

— Ты, конечно, мужчина. Вы можете допускать подобные вольности, но хотя бы иногда, думай о последствиях. Именно мужчина должен нести за них ответственность.

— Мамуль, послушай! Я не могу сейчас обещать, что полюблю Настю. Что буду ей верен до конца своих дней, но я постараюсь ее не обижать. Коль отец так распорядился, я не могу ему перечить. И ни в коем случае не могу осуждать, прав был он или нет. Не дорос еще, и не достоин. Потому я обещаю, что приложу все усилия, чтобы этот брак не стал посмешищем.

— А дети? С кого будут брать пример дети?

— Мамочка, родная моя, умоляю, давай не будем так далеко заходить! Пока хватит с меня новости, что придется жениться на Насте. Когда помолвка?

— Как только ты будешь готов, нас ждут в доме Вересковских.

— Отлично. Тогда на днях. Переварю все, — он глубоко вздохнул, — и поедем.

Элеонора Павловна покивала в ответ, в ее глазах блеснули слезы.

— Не плачьте, мам! Послезавтра поедем. Все будет хорошо, обещаю!

Они еще немного посидели, попивая ароматный кофе, и графиня интересовалась только успехами сына, более не касаясь неприятной темы. Немногим позже, проводив мать в комнату, Александр отметил, что еще только половина восьмого. В голове, как неугомонные молекулы, роились мысли, в душе бурлило непонятно что, и это совместное клокотание, как минимум, никак не располагало к отдыху, а, как максимум, угрожало разорвать тело на куски. Алекс отправился в гостевую к Глебу, надеясь, что тот еще не задремал.

Ему повезло: друг сидел за столиком для писем. Перед ним лежала большая самодельная книга, напоминавшая кулинарный талмуд Паскаля, а Глеб, водрузив на переносицу очки, что-то тщательно записывал в отдельную тетрадь. На осторожный стук в дверь смуглый черноволосый паренек обернулся и посмотрел на Алекса поверх очков. Понятно было, что он рад видеть друга, поскольку на обеих щеках тот час же вскочили обаятельные ямочки, а контур красиво очерченных губ растянулся в доброжелательной улыбке.

— Привет. Не помешаю?

— Ничего себе! Конечно, нет! Шо за вопросы? Ты ж у себя дома.

— Вот именно, я дома, а ты — мой гость, констатировал Алекс.

— Ох… В Милане ты как-то попроще был… и… повеселее, — вдруг улыбка сошла с миловидного лица Глеба, а брови взлетели домиком. Он, было, открыл рот для вопроса и даже снял очки, но Алекс его опередил:

— Мне кажется, или это талмуд Жака?

— Он самый. Обмениваемся интернациональным опытом.

— Как тебе удалось уговорить его позволить взглянуть на сие таинство?

— Ты меня недооцениваешь! — Глеб, было, собрался поведать, как ему удалось договориться с французом, но тут же вспомнил, чем Алекс его отвлек. — Мій любий друже, зубы не заговаривай мне! Шо случилось? До разговора с матерью ты был грустный, но сейчас выглядишь просто, как в нокауте. — Глеб Фомин повернулся лицом к собеседнику, деловито с руками в карманах остановившемуся посреди комнаты и рассматривающему потолок. — Изучаешь справочник Стеля?

— Ага. Может, найду ответ на то, как мне восстановить свою разбитую в осколки мечты и надежд жизнь.

— Воронцов, ты умом тронулся? Отец умер в расцвете лет — это громадная потеря, но у тебя в голосе жуткие нотки! Я вообще без отца вырос, помню его совсем немного и благодарю Бога, шо хотя бы так он живет в моем сердце. — Лицо Глеба стало мрачным и грустным.

— Глеб, прости меня, я не хотел тебя расстроить.

— Ничего. Я-то свыкся уже. Не у каждого на этом свете встречается подобное заболевание. Говори уже, шо таки стряслось! Не тяни! — Глеб встал со своего места, подошел к Алексу, и, копируя его позу, поместил руки в карманы своих любимых джинсов. В отличие от Александра, в гардеробе которого вряд ли можно было отыскать футболку, Глеб обожал спортивный casual и вряд ли смог бы найти в своем шкафу классические брюки. Зато джинсы в нем встречались всех всевозможных цветов и покроев, что можно было бы сказать и о футболках. Алекса, напротив, невозможно было представить без рубашки, всех реальных и нереальных оттенков в ансамбле с неизменными брюками. Даже если Воронцов появлялся в джинсах, то компанию им обязательно составляла рубашка, с закатанными выше локтя рукавами, что часто заметно раздражало его мать.

— Ты сегодня пил?

— Не.

— Хорошо. Тогда и не предлагаю, но мне это сейчас очень необходимо, — Александр прошагал к серванту и, нажав где-то сбоку кнопочку, стал разглядывать содержимое бара-секретера.

— Ого! Это у вас в каждой спальне такое? — как стрелка компаса повернулся за ним вслед друг, на что Алекс, молча, кивнул. — Это ж надо! Только успел подивиться столовому серебру, про которое обычно только в книжках пишут.

— Да ты кроме кухни и кладовой нигде не бываешь!

— Ну, почему, я еще винный погреб навестил.

— Вот-вот. — Уточнил Александр, наливая себе виски со льдом.

— Бурбон? Настоящий бурбон? Ого!

— Прости, мне очень нужно выпить, иначе ты меня потеряешь. Сейчас успокоюсь, и поедем в клуб. Ты за рулем.

— Добренько! Шо ж мне уже так не по себе становится, холодный пот и все такое.

— Ты давно свидетелем был?

— В смысле на свадьбе, а не свидетелем преступления? Потому, шо свидетельствовать об убийстве мне как-то еще не приходилось, на случай, если ты кого прикончить решил. — Увидев выражение лица друга, он попытался исправиться. — Та шучу я! Шучу! Лет, эдак, пяток назад, а шо?

— Придется вспомнить, как это было. Тряхнуть стариной.

Глеб не сводил глаз с друга, и у него на лице отражался шквал эмоций.

— Я женюсь, — бросил небрежно Воронцов.

— Шо?! — голос друга едва не перешел на писк.

— Примерно такую реакцию я и ожидал, и выражение твоей физиономии тоже.

— Как? Почему? Зачем? А, шо так вдруг? В смысле по любви? Или по залету?

— По залету. По очень большому и бесповоротному залету.

Глеб снова поменялся в лице:

— Ты когда успел, Алекс? Мы ж только приехали! Ты вообще уверен?

— Отцовское завещание говорит как нельзя красноречиво о моей уверенности. Ты у нас теперь пророк. Я должен жениться на дочке нашего партнера и друга семьи, по совместительству моего крестного, Григория Филипповича Вересковского.

— Шутишь? Настя, с которой ты воспитывался?

— Да. Именно.

— Не понял. А, шо значит, должен?

— Должен, потому, что иначе вся VERITAS переходит в руки благотворительного фонда и распродается.

— Твой отец хотел тебя силой женить шо ли?

— На самом деле теперь это уже не важно. Другого выхода все равно нет. Так что, типа того. — Алекс сделал глоток.

— Но, Боже мой, зачем? Отец кому-то задолжал часть компании? Шо может быть причиной такого поворота?

— Нет. Никто никому ничего не задолжал. Это у наших предков такие развлечения. Как-то Настя попала в неприятную историю, где была затронута ее честь. Для нашей семьи подобное происшествие — скандал. Я набрался в клубе с пацанами, и когда мы уже выходили, то наткнулся на ее обидчика. Мы с ним здорово подрались. Он, наверное, и по сей день на роже носит следы той драки. Короче потом милиция приехала. Забрали всех без разбору. Отцу сказали только через пару дней. Он был в бешенстве. Я никогда его таким не видел. У меня было обвинение в драке, пьянстве, наркоте и связи с проститутками. С нами девки еще те были, но подрался я преднамеренно и вовсе не из-за них. — Алекс минуту помолчал. — Он поигрался с Настей, понимаешь? Вообще не представляю, как она это пережила. Крестный тогда еле скандал замял. При всем притом, что мы с ней, вроде как, всегда лишь дрались, обзывались и дразнились. Она мне, как сестра была. Стало так обидно за нее.

— А отцу, чего не сказал правду?

— Он не слушал и не поверил бы мне. Я и не стал пытаться дальше до него достучаться.

— Обалдеть! Мексиканские страсти!

— Ага. Истинно русские я бы сказал. Загудел в армию — это было мое первое наказание. А второе состояло в том, что Настю тоже наказали за тот необдуманный проступок и нас решили поженить. Позже смысл назидания утратился, только о нем забыли. И вот — результат. Мне придется жениться на женщине, о которой я сейчас почти ничего не знаю. И изменить ничего нельзя.

— Мой мозг онемел. Если можно так сказать. Даже не знаю, как на такое реагировать. На улице 21-е столетие.

— Добро пожаловать в мою жизнь, дружище. Чужая женщина в моем доме и в моей постели скоро станет реальностью.

— Вообще-то, чужая женщина в твоей постели — это твое нормальное состояние. Так шо, с этим все в порядке.

— Ты не понимаешь, что говоришь.

— Очень даже понимаю. Даже княжна Анна не смогла устоять против твоего голого торса, выцветших джинсов на бедрах и белоснежного передника!

— Да твоя княжна на всех мало-мальски сносных мужиков кидается как кошка.

— Угу. Только она не моя, а твоя. Это единственная женщина, которую ты не можешь назвать чужой. Вы вон, сколько месяцев, лямур крутили. Еле отлипла. Приставучая шо пиявка.

— Отлипла, потому что дома узнали, и произошел скандал. Представь, мне мать только что ее в негативный пример вспоминала. А я и признался, что это я был с Анной.

— Ты шо, совсем?! — Глеб повысил голос. — Никто ж не нашел в сексуальном мойщике посуды твоей голубой крови!

— Я не мог врать матери.

— Ты явно не в себе, расслабиться нужно. Ну, так, а твоя невеста девочка симпатичная?

— Девочка? — Александр так расхохотался, что Глеб невольно покраснел.

— Чего ты? Шо я такого сказал? — на его губах мелькнула обида.

— Да нет, дело не в тебе! Просто она уже совсем не девочка.

— Ну, это я и так понял, из сути вашей истории.

Александр заулыбался и слегка покраснел:

— Да я не об этом.

— Угу. Не об этом он. Я сказал образно. Тебе тож не восемнадцать, знаешь ли. В твоем возрасте уже по паре детишек люди воспитывают.

Алекс вмиг потух при этих словах.

— Мда… детишек… От любимой женщины.

— Слушай, не начинай, а?

— Не начинаю, — продолжил Воронцов совсем серьезно. — Настя на четыре года старше меня. Внешне напоминает… м-м-м-м… Катю Пушкареву. Чтоб понятней было.

— Только не говори, шо она носит бесформенные юбки в пол и читает Евгения Онегина.

— Именно. За исключением «Гордость и предубеждение». Это ее любимая книга.

— Так ты у нас типа мистер Дарси теперь? — Глеб едва сдерживал искреннюю улыбку. Алекс резко помрачнел и Глеб сразу же пожалел про свой острый язычок.

— Я-то, может, и мистер Дарси, в каком-то смысле. Да только ей до Элизабет, как до Луны пешком. Лиза была умная и красивая. Просто как Мадонна.

— Если на то пошло, то это Дженнифер Эль в фильме, как Мадонна А, красавицей, как Мона Лиза, была старшая сестра — Джейн кажется. Элизабет Беннет была всего лишь умненькой, и до сестры ей было далеко по внешности если судить по тексту. Поскольку по канонам красоты того времени именно Джейн…

Алекс залпом допил треть стакана виски и резко встал:

— Ты меня добить решил своими спорами? Начитанный ты наш! Все! Поехали в клуб! Если я сейчас не развеюсь, то просто рехнусь. Мадонна мне точно не светит, а чучело, вроде Кати Пушкаревой с моей фамилией вполне материально.

— Ну, поехали. В клуб, так в клуб. Как скажешь. Вот так-так… ну, дела… — Глеб, медленно переваривая услышанное, поплелся вслед за другом.

В машине они почти не говорили.

— Так куда едем? — первым нарушил молчание Глеб.

— Давай к вдове Клико.

— В «Черную вуаль», шо ли? Так там ни обкуриться, ни напиться, теперь прилично не получится. Не тот уровень.

— Ну, мне же нужен какой-то сдерживающий фактор, в конце концов, ответил Алекс, равнодушно глядя в окно.

— Мотив ясен. Клико так Клико.

Александр стал рыться в телефоне, что-то разыскивая и через несколько минут попросил Глеба остановиться.

— Вот, смотри!

— Это шо? Танец живота? — Глеб заворожено уставился на очаровательную танцовщицу, извивающуюся словно занавеска на ветру. — Ниче себе, как красиво! — Девушка под великолепную мелодию перекатывала монетки практически с груди и до пупка и обратно. Камера показала идеальную грудь в золотом обхвате из украшений, а после пленительный изгиб тела. — Слушай, так бы и смотрел, пуская слюни. Жаль лица не видно особо.

— Belly dance. Такой была Настя в 14 лет. Это она.

— Настя? Твоя Настя?

— Она не моя!

— Она твоя и притом невеста. Насколько я правильно тебя понял. Так она — просто зашибись! Конфетка — слов нет.

— Это она раньше такой была. Танцами занималась серьезно. После этого видео с конкурса, ее просто разрывали: звали на корпоративы и другие конкурсы. Но, во-первых, она несовершеннолетняя тогда была и ее мама везде сопровождала. А во-вторых, опять-таки наша фамилия — моветон. Когда видео в сеть попало, с крестным случился инфаркт. Не смог вынести, как на прелести его дочери любуются чужие мужики. У него на это своя теория, совершенно далекая от искусства танца. Настя чуть не потеряла отца, и тогда ее словно подменили. А Вересковкий, встав на ноги, ограничил ее так, что почитай, как в тюрьме. Вплоть до того, что даже мои визиты проходили в паре с гувернанткой. Хотя мне тогда вообще все это было параллельно. В 10 лет…

— …ты еще не интересовался Настиными прелестями.

Воронцов закатил глаза:

— Да. Не интересовался. Я вспомнил про видео намного позже, случайно, как-то нашел в сети. После того случая Настя даже дома отказывалась танцевать, как ее не просили. Так что в сознательном возрасте мне так и не удалось лицезреть этот танец наяву.

— Ничего, зато теперь у тебя есть все шансы, — снова пошутил Глеб.