Бесплатный фрагмент - Любимый совочек

От автора

Я родилась морозным солнечным утром где-то вдали от столицы. А если быть до конца честной, на краю цивилизации. В 1979 году в полной семье: папа, мама и старший брат в наличии.

По национальности «дворняжка». Совершенно непонятно откуда растут мои корни.

По отцу, вроде бы, русская. Всю жизнь они называли себя орловскими, хотя папа родился в Таджикистане. Его младший брат — в Казахстане. Средний, так уж и быть, где-то на Орловщине на лавке в тепле русской бани.

Мама, похоже — хохлушка. Бабушка в девичестве Степаненко, дед Иващенко. Перемещались из Украины. Пометили всю Россию. Прикочевали в Казахстан. Остановились на бивуак в Темиртау. Деда, который оставил троих детей без алиментов, принято называть героем. Дошел до Берлина!

Сколько себя помню мама работала заведующей в детском саду. Папа тоже был каким-то начальником над чертежами. Детским мозгом я в этом плохо разбиралась, поэтому в анкетах писала «инженер».

Бабушка Вера (мамина мама) жила, можно сказать, по соседству — в одном городе. Очень деловая одинокая женщина с высшим образованием и халой на голове. В пестрых, отшитых по фигуре платьях. Еще лет десять после пенсии выходила на работу и каждый день после завода заезжала к нам в гости. Покомандовать.

Папины родители — бабушка Катя и дедушка (просто дедушка — он был один на всех) — жили в деревне, куда нас закидывали на все возможные каникулы.

Где меня с нетерпением ждал двоюродный брат Ромка. Пожалуй самый близкий мой брат — даже ближе родного, потому что ровесники и все игры пополам. С родным братом Сашкой все чаще дрались и делили родительскую любовь.

Мама с папой — выразительный пример социального мезальянса. Когда дружили, дед провозгласил: «Черный хлеб к белому не приклеится!» А они склеились так, что получились Я и Сашка.

Я богатый человек: у меня много родни. Двоюродные 3 брата и 4 сестрёнки. Плюс Сашка.

Вокруг этих людей крутилось мое детство. С ними связаны самые яркие воспоминания. Они главные герои этой книги.

1. УКУТЫШ, или ЛЮТЫЕ МОРОЗЫ

Цигейковая шуба затянута армейским папиным ремнем. На валенках по бокам вышиты снежинки, чтобы не путать левый-правый. Или имя, чтобы не путать хозяина.

Мохнатая кроличья шапка, связана бабушкой.

Поверх мамин мохеровый шарф — узлом назад: туго закрывает нос и рот. Снаружи остались только обледенелые глаза, окаймленные инеем.

Этот волосатый шарф ненавижу больше всего: усиленно дышишь горячим воздухом, а по краю «балаклавы» нарастают безжалостные льдины. И нежным щечкам-булочкам так больно! Как-будто острыми вилками их колют маленькие муравьи.

Поверх шапки с шарфом оренбургский пуховый платок, перекрещенный на груди и завязанный сзади на толстый узел. Узел мешает позвоночнику сидеть в санях комфортно.

Но я терплю.

Папа, как лошадка, везет свою «боярыню Морозову» в садик.

Дальше испытание пострашнее. Всегда боялась одного пандуса, который папа брал штурмом. Влетит на него и так легко ему шагается дальше! А ты перемотанной шарфами и шалями сарделькой скатилась с санок мордочкой вниз. Лежишь, снег жуешь. Терпеливо ждешь, когда вернется папа. Перевернет твою тюленью тушку. Посадит заботливыми руками назад в сани. А папы все нет…

Скачет замерзшим зайчиком уже где-то в районе садика.

Я пытаюсь привлечь внимание призывом о помощи: «Ааааааа»

Кто-то спросил, почему дети все время орут и плачут? Потому что нам проще выразить эмоции визгом, нежели написать об этом диссертацию. Мы приходим оттуда, где отстаивать права принято силой не доводов, а голосовых связок.

Днем солнышко дает разрешение на прогулку.

Зимние прогулки — наказание каждому воспитателю за то, что училась не на экономиста. Сидела бы в бухгалтерии — чай пила.

А здесь стучи, не каблучками, а валенками нога о ногу. Лепи осьминога!

Помню, как помогали воспитателю лепить осьминога. Потом поливали красной водой. Осьминог получился ледяным и розовым.

Каждый участок хвастался своей ледяной горкой — своеобразное соревнование между воспитателями.

В группу возвращались не дети, а снежные колобки. Потные, насквозь мокрые, в сосульках, щеки горят.

У входа в группу веник, чтобы обметать валенки. А что делать с ледяными варежками?

Огненных батарей в зимний период катастрофически не хватало. Рукавички успевали только «напИсать» большую лужу под чугунным радиатором, но не высохнуть.

Поэтому в деревянных шкафчиках сухой комплект всего на свете: от трусов до гамаш.

А вечером снова укутываться и в темниках ехать домой. Медленно. Потому что лошадка теперь — мама.

Я с нетерпением ждала волшебного лета, чтобы из тюленя превратиться в девочку, ходить ногами и иметь во рту голос, а не шарф.

А что же конь-папа и понь-мама? И осьминог-воспитатель? Какая заезженная пластинка крутилась в их голове? Каждое лютое утро в шесть ночи?

«Хочется лета до глупых истерик!

Хочется солнца до дрожи в руках…»

Натали Зеленоглазая

2. НИКАКОГО РАЗДЕЛЬНОГО ПИТАНИЯ!

В ясли-сад дети ходят играть-гулять-баловаться. Я же ходила в садик завтракать-обедать-ужинать. То ли повариха вкусно готовила, то ли уже тогда я любила похомячить? Пока сосед ковырял котлету, я доедала добавку.

Если с утра начинала пить родительскую кровь: не хотела одеваться, куксилась и пряталась под одеяло, мама соблазняла завтраком.

Отпугнуть от еды, как и любого нормального вампира, меня мог только чеснок. Ну и молочный суп. Если в меню значилась эта молочная жижа с масляными пятнами на поверхности, мама предусмотрительно помалкивала и сразу переходила к главному: «На обед в садике твой любимый рассольник!»

По дороге в детский сад, держась за родную руку, я с удовольствием выслушивала сказку про прекрасную принцессу Ингу, которую мама выдумывала на ходу, и меню на день.

На завтрак меня устраивало все, — даже манная каша с комочками, — но не вот этот вот недосуп-недокаша, с которым непонятно, что делать: жевать или пить? Я человек конкретный, поэтому венгерский гуляш и молочный суп — еда, по-моему, неправильная!

Дороже бабушкиного борща только садиковский рассольник — красный, вопреки классическому рецепту.

Не знаю какие травки и зелья наша грудастая повариха добавляла, но вкушать можно было бесконечно — с добавкой и каждый день. Я бы с удовольствием променяла на него борщ, щи, суп из пшенки и особенно несъедобную брюссельскую капусту. Это полный трэш: зачем советским людям брюссельская капуста?

Судя по соседским тарелкам гречневую кашу и брюссельскую капусту мы игнорили хором.

Но также слаженно съедали пухлые румяные котлеты с пюрешкой и тягучим оранжевым подливом. Если бы знала его рецепт, запатентовала и стала самым богатым человеком в мире.

Но пока мы ничего не знали о деньгах и самым желанным было вылизать оранжевый подлив с тарелки.

— Я тарелку помыла, можно не мыть! — громко сообщала я, что берегу труд няни.

И компот! И чтобы абрикос в стакан попал. Настоящий, сморщенный, почти черный и очень сладкий. Не такой колированный с глянцевыми ярко оранжевыми боками, как сейчас, из которого и компот варить как-то неловко. Хочется обратиться на Вы, прежде, чем кинуть в кастрюлю.

Абрикосовую косточку следовало тщательно обсосать и положить в кармашек, чтобы дома с треском расколоть о дверной косяк.

Полдник — это репетиция перед ужином, до которого досиживали не все: некоторых счастливчиков родители забирали пораньше. Они не знали, что настоящим счастливчикам достанется их порция творожной запеканки в качестве добавки.

Ради этой запеканки я готова была убрать игрушки за всех счастливчиков вместе взятых, лишь бы они испарились сразу после сончаса. А лучше ДО. Так надежнее, когда в меню творожная запеканка.

А, если на полдник запеканка из мяса, — это такой вкусный-превкусный рулет из фарша с начинкой из вареных яиц, — то можно и полы помыть, и посуду вылизать.

Вот такое оно — сытное советское детство: первое, второе и компот! И никакого раздельного питания!

3. КАК ДОЛГО ТЯНЕТСЯ ВРЕМЯ!

— Пока то… Пока сё… Всё! День прошел — пора спать! Жизнь пролетает, — по-старчески брюзжит подруга.

С сорокалетием тебя, дорогая!

Это нам в душе восемнадцать и хоть сейчас на дискотеку! А в реальности: «То лапы ломит, то хвост отваливается».

Для наших детей мы глубокие старики.

Помню 40-летнюю маму с химией на голове и в «черепашьих» очках — точь-в-точь, как из мультика про Львенка. По ходу, это было модно. Но не придавало привлекательности (мне так кажется).

А как медленно в детстве тянулось время!

Мама обещает вернуться «через 5 мин» и закрывает кабинет с той стороны.

— А пять минут — это сколько? — предусмотрительно, зная мамину способность пропадать в Бермудском треугольнике, уточняю я.

— Это, когда длинная стрелка будет вот здесь, — объяснила Ма, отсчитав ровно пять делений.

Пару слов про маму и Бермудский треугольник.

— Мам, посмотри какие я белочке ушки нарисовала!

— Уже бегу, — с готовностью отзывается мама и прибегает полюбоваться уже на готового грызуна.

Из кухни в спальню она всегда проваливалась в дыру, где успевала сварить борщ, раскидать вещи по шкафам и помыть полы.

Итак, я решила быть послушным ребенком и поспать: ведь во сне время идет быстрее. Легла на стулья, стоящие ровным рядом под портретом Ленина (я не знала — сколько это — 5 минут, но хорошо знала, про дедушку всех детей на планете).

Гвоздик, на котором висел Ильич никогда не пустовал. Позже там появилась керамическая тарелка, которая, после закрытия садика, перекочевала в нашу квартиру. До сих пор украшает коридор. Скоро переживет вождя пролетариата и отца народов вместе взятых.

Но в тот момент я лежала под Лениным.

Всё лежало по швам — очень смирно, кроме правого глаза. Он то и дело моргал, проверяя, ползет ли стрелка.

Круги секундной стрелки были бесконечными, как бег на длинные дистанции в эстафете. А минутная стрелка такой же медленной, как я. Моя команда всегда проигрывала.

Породнившись со стрелкой и сообразив, что маму вновь засосало в дыру, я почувствовала прилив сил. Спать не хочу!

Вяло посмотрела в окно на зеленую лужайку и песочницу, которые мне не светили. Ведь я, блин, заперта в кабинете!

Что же делаааать? Что же мне поделааать?

Пару раз спрыгнула со стульев, которые минуту назад служили ложем. Но вы же помните: спортивные нагрузки — это не мое.

То ли дело творчество!

Что там у мамы в выдвижных ящиках стола? Шариковые ручки. И все синие. Скууууушно!

Но пару граффити я все же нарисовала. Пришпилила шедевры на кнопки рядом с дедушкой Лениным.

Под стеклом на мамином рабочем столе исписанные непонятным почерком бумажки и пара фотографий. Мне знакомые, а потому не интересные.

Книги в шкафах сплошь недетские. Полное собрание сочинений Владимира Ильича в красивом французском переплете. Но это так — три секунды полюбоваться и снова скууууушно.

Но я не теряю надежды — подкрадываюсь к трюмо с огромным зеркалом. А там… Помады видимо невидимо. И даже тушь Ленинградская, требующая смачного плевка. А что? Я могу! За мной не заржавеет!

Накрасила правый глаз как могла. Левый — не смогла.

К такому красивому глазу губы нужны под стать! Выбираю тон! Помады много, но вся она конченная и в каждом цилиндре спичка для выковыривания былой роскоши.

Развлечение два в одном: и губы накрасил, и палочкой поковырял. Процесс напоминал поедание пломбира, когда его продавали в бумажных стаканчиках и в комплект выдавали деревянную палочку, которая сильно портила вкус продукта. Поэтому ее следовало не обсасывать, а аккуратно зубами снимать мороженое, не прикасаясь к дереву. Если мороженое было «дубовым», и палка не втыкалась, приходилось ждать оттаивания бесконечно долгие 5 минут. Когда детские нервы не выдерживали, язык без контроля мозга начинал облизывать макушку и примерзал.

Мамин кабинет был проходной. Нет — он, конечно, был кабинетом заведующей, но каждый приходящий не проходил мимо, считая своим долгом отметиться у заведующей. А дальше по женскому списку: методист забыла дома накрасить левый глаз, врачиха съела помаду по дороге вместе с пироженкой. Все эти забываки пользовались маминой косметикой. Ну и подухариться!

Мама момент с «подухариться» просекла сразу, поэтому духи хранила в тумбочке. Может кто и знал, но доступа не имел! А я имела…

Тумбочка хранила одеколон с пульверизатором, который маме из Свердловска переправила сестра (тогда Екатеринбург еще был городом Свердлова).

Вот чую своей маленькой пятой точкой: Не трогай! Но точка была слишком мала, чтобы предвидеть крупные неприятности.

Пшик-пшик…

И в этот миг клацнул замок бермудского треугольника.

Истерики я не помню. Мама держалась перманентно сдержанно, чтобы не пугать эмоциями свое горе-зло-счастье (она до сих пор меня так называет). Но с модным мэйк-апом что-то надо было делать.

Помаду я выбрала самую что ни на есть химическую — хамелеон — зеленого цвета, которая на губах расцветала пурпуром и не смывалась три дня даже хозяйственным мылом. А Ленинградская тушь разъедает слизистую глаза похуже кислоты. Поэтому глаз решили не трогать до дома. Губы не оттерли.

Так я и шла по улице — красивая и счастливая.

4. ЖИЗНЬ НЕСПРАВЕДЛИВА

Жестока. И равнодушна!

Я поняла это еще в детском саду, когда меня обломали с ролью Мухи-Цокотухи. А она отскакивала у меня от зубов. Я блистала, как полярная звезда на небосклоне.

Кстати, моими артистическими способностями потом частенько пользовались учителя: справедливость и успех настигли меня в школе. А вот воспитатели промахнулись.

Я килограммов на десять крупнее Наташки, которой досталась главная роль. Она мелкая, как та муха: на одну руку положил, другой прихлопнул. И комар-спаситель — ей под стать. В чем душа держится?

Толи я — Цокотуха так Цокотуха: толстая, некрасивая, по такой не промахнешься.

В общем, костюм Мухи на меня не налез. Выдали крылья бабочки и два слова на листочке.

Стояла в массовке позади Наташки и подсказывала каждую фразу. Как же она меня бесила. Мало того, что мелкая, как муха, еще и такая же млявая. А еще — красивая.

Но я все равно любила утренники. Быстро запоминала слова песен, поэтому с удовольствием пела громче всех, но не для того чтобы прикрыть товарищей, для вида открывающих рот, — я ждала похвалы. Пока сосед по парте, посещающий музыкальную школу, не прошипел:

— Ори потише! Ты меня сбиваешь! У тебя слуха нет.

С тех пор я не пою даже в ванной.

Пела громко, но не всегда правильно, и дело не в слухе.

Как-то перед Новым годом поделилась с мамой печалью:

— Так жалко лошадку из песни. Она торопится, а ножки у нее маленькие. Еще мужика везет. Ей так тяжело.

— Это, что за песня? — удивилась мама садистскому содержанию.

— Про елочку, где лошадка малоногая торопится бежит.

— Доченька, — еле сдержала улыбку мама. — Лошадка мохноногая.

Мне чёт так стыдно стало. Ведь я переорала хор мальчиков-зайчиков. И все мимо. Правильно, что меня не хвалят! Но мама успокоила:

— Есть книга «По тонкому льду», а я всегда думала, что это имя и фамилия — Потом Камульду.

Вроде как с каждым бывает…

На утренниках особенно много провалов: дети смешно стараются, самоотверженно поют песни, но все равно забывают слова. А еще чешутся, зевают, лениво потягиваются, ковыряют в носу. Но, как правило, старшие группы себе подобного не позволяют. Сидят на стульях ровно — каждый, как выдрессированный лев на тумбе перед прыжком, — ждут свой выход.

Помните: выстроились пофамильно, зашли гуськом в зал, приклеились к стульчикам и выпучиваем глаза от усердия, песню поем. Попа и ладошки от волнения вспотели. Ушки — на макушки поставили, ведь выход на стихотворение, после слов «Зимушка-Зима».

И тут засада! Каааак чихнешь (мишура, зараза, щекотится). А воспитатель в этот момент (ну ни раньше, ни позже): «Зимушка-Зима!» И улыбается тебе. А ты, пока чихал громко, не услышал. И думаешь: «Чего это она мне так злобно улыбается во весь свой золотой рот?»

Тут сосед-снеговик в бок сухим локотком очень больно тычет: «Зимушка-Зима! Зимушка-Зима!»

Подскакиваешь, чуть не плача, — обидно же, весь утренник своего выхода ждал и… прочихал. Мишура продолжает активно щекотать нос, колготки вдруг стали беспощадно малы и врезаются во все подробности, почесала ухо — сползла корона… Какое уже там стихотворение!

Мама умиляется, как трогательно дочь слова забыла. А у меня борьба с колготками — ну ни на жизнь. Почему мама не надела гольфы? Они хоть никуда не врезаются!

Но съезжают гармошкой.

Забывакам слова подсказывал Дед Мороз с женским голосом — Любовь Казимировна. Мы всегда знали, что под красными щеками, нарисованными помадой, и искусственной бородой маскируется наш воспитатель, но продолжали неистово верить в деда из сказочного леса. Который после утренника доставал из красного мешка подарки. Одинаковые кульки доставались и тем, кто выступил без запинки, и тем, за кого стихотворение прочитал Дед Мороз.

Говорю же: жИза. Кто осознал реальность уже в садике, на утреннике песню «Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко!» орал громче всех, а не просто открывал рот.

5. А ДЕД МОРОЗ НАСТОЯЩИЙ?

— Мой папа боится Деда Мороза.

— С чего ты взял?

— Когда приходит Дед Мороз, я не могу найти папу.

Этот анекдот не про меня! Мой папа — смелый! А Ромкин — оказался трусом — исчез в ответственный момент. Сидим-волнуемся, ждем Дедушку Мороза в красной шубе, с ватной бородой и огромным мешком подарков.

Заходит! Чудище лесное. Дремучее. Тулуп наизнанку всклокоченным мехом наружу вывернут. Шапка-ушанка одним ухом вверх смотрит, второе оторвано. И борода — своя, как у Ромкиного отца, рыжая.

Страшным голосом чудище спрашивает:

— Где тут детишки Рома и Инга?

Как мы начали визжать! Да за смелого папу прятаться. Не до подарков уже — не сожрал бы! Вон, человечинки хочет. Цель по именам знает — Крампус недоделанный! А мы, положа руку на сердце, не самые послушные дети.

Чудище напугалось. Грязный холщовый мешок из-под картошки с подарками бросил и убежал.

А вот мою пышную воспитательницу Любовь Казимировну Дед Мороз похищал. Воровал ее голос и на утреннике шутил знакомым альтом. Но всегда возвращал назад в группу. Наверное, она себя тоже плохо вела: не заслужила титул Снегурочки Года.

Снегурочки всегда красивые, тоненькие. Каблучками цок-цок. Искусственная коса до пояса.

У папы на работе в огромном актовом зале наряжали огромную елку. Снегурочки на эту елку захаживали умопомрачительной красоты.

— Хочешь познакомлю со Снегурочкой? — спросил папа.

— Да ты что?! — доверчиво выпучила я голубые глазки. — Круче только Хрюша! Но он недостижим — в Останкино живет.

Папа деликатно постучал в собственный кабинет, а там Снегурочка в распахнутом кафтане, вульгарно поставив ногу на кресло, расстегивает сапог.

Я так и замерла на пороге. Надо маме об этом рассказать: «Снегурочка носит лифчик!»

Папу не смущали нюансы. Он нашелся первым:

— Мы знакомиться пришли!

Улыбчивая «внучка» с оторванной косой (коса длинной змеёй-альбиносом безжизненно валялась всё на том же кресле) дохромала до меня на одном каблуке и вручила конфету. Из смежной комнаты вышел Дед Мороз в «семейках».

Я спряталась за смелого папу.

Дядя Саша тоже смелый. Когда мы гостили у него в Свердловске с бабушкой Верой, она рассказала по секрету, что в гости придет Дед Мороз.

Везет же! А до нас никогда не доходит, потому что Темиртау намного дальше от Великого Устюга, чем Свердловск.

— Да нет же! — бабушка никогда не миндальничала. — Просто дядя Саша его заказал!

«Заказал» — значит оплатил, и Дедушка постучит в дверь ровно в 23:00. А я и не знала, что чудо можно купить.

Мы жили в очень маленьком городе, занесенном буранами казахстанских степей. Думала, казахский Дед Мороз — Аяз Aта — не доходит до меня по объективным причинам — трасса закрыта.

К заказному Деду Морозу с сестрой Женечкой (именно так называла бабушка свою дальнюю внучку, а я думала, это имя такое — без вариантов) готовились с утра. Ба навивала Женечке длинные волосы, а когда очередь дошла до моей стрижки «под горшок», плойка перегрелась, а «парикмахерша» устала. В ход пошли голубые тени, Ленинградская тушь и бабушкина морковная помада. Мы надели все лучшее сразу, а Дед Мороз не пришел. Ни в 11, ни в 12.

К часу ночи дети успели доесть оливье, а взрослые, поставив на деньгах крест, выпили благодарственное шампанское. Со словами: «В Новогоднюю ночь Дед Мороз на час стоит дороже, чем Снегурочка на всю ночь», — дядь Саша осушил бокал и потушил свет.

Лежим с Женечкой за шкафом, как в домике, засыпаем. В однушках шкафы часто служили ширмой для разделения пространства. За шкафом находилась Женина комната — прямоугольником 1 на 2.

И вдруг громогласное, но не совсем стройное: «Здрасте, детишшшки! Дефчонки и маль-ик-чишки!»

Мы вскочили! Нарядные платья найти не можем. Ресницы слиплись в комок. На голове кошма. Бабушка уверенно затолкала нам майки в колготки и поставила на табурет — стихотворение рассказывать.

Это было стыдно. Но Бородатый не заметил нашего морального падения. Его волновали другие заботы. Скользнув затуманенным взором по чистому столу, понял, что угоститься уже нечем, но не расстроился — принес с собой. Из красного мешка извлек сначала «своё» и набулькал дяде Саше, а уже потом — наше.

Женечке досталась длинная цыганская юбка, а мне кожаные белые сандалики. Сандалики мне нравились своим каблучком, но вот о такой «юбке в пол» я мечтала всю жизнь.

Вариант — украсть и сказать, что мышка сперла вместе с молочными зубами, — не имел смысла. Юбка тесная, только до колен налезет, если снизу натягивать. А, если сверху, застряну на уровне вытянутых рук.

Я приставала:

— Женечка, надень! Покрутись! А реверанс?!

— Ладно! Не плачь! И тебе сошью такую же! — вероломно разрушила миф о чудесах бабушка.

6. СТРИЖКА ПОД ГОРШОК, или МНЕ СРОЧНО НУЖНА ГРУДЬ

Мне 41 и мне срочно нужна грудь! И ресницы! И каблуки! И еще много чего по мелочи.

Потому что меня перепутали с мальчиком.

На автовокзале Невшехира (Турция) в ковидный 2020 перед ночной поездкой пошла в туалет. Все как положено — в медицинской маске. Купила жетон. Сверила таблички М/Ж.

Мою ручки. Песенку напеваю.

Вдруг парень, продавший жетон, выскочил из своей миниатюрной стеклянной кабинки и кричит:

— Баян! Баян!

И руками машет, мол, ты что: «Ку-ку?!»

Язык жестов — единственный иностранный, которые я понимаю хорошо.

В испуге, намыленная до локтя, выскакиваю из женского туалета и тоже на языке жестов так дерзко, мол, чё надо?

Он тычет в табличку, якобы, я не в тот туалет зашла. И предлагает перепрыгнуть через турникет в мужской туалет.

Я тупо смотрю на таблички BAYAN/BAY, и не понимаю, кто из нас бредит.

Сняла «намордник», и ажиотаж мгновенно прекратился. Уж и не знаю, что спасло, потому что накрашенных пухлых губ у меня тоже нет.

Давненько со мной подобного не случалось, ведь в период женского становления в фигуре графически четко обрисовалась линия крутого бедра. Ну не перепутаешь!

А вот в детстве:

— Мальчик, подержи! Мальчик, помоги! Мальчик, ты последний?! — я слышала часто и до красных щек злилась на свою прическу.

У меня не было длинных волос, не было хвостиков и косичек, поэтому главные роли Снегурочки и Красной Шапочки мне не доставались (или я просто не помещалась в костюм?).

А, когда на 7 ноября требовалось прийти в бантике, его прикалывали на невидимку. Если невидимка отсутствовала, просто на канцелярскую скрепку. Шелковые банты совсем не держались.

Доходило до абсурда: чтобы сделать красивую фотографию, мне однажды бантик… Не завязали, не прикололи, не прицепили… Просто положили сверху и приказали не шевелиться.

По желанию мамы парикмахерша стригла дочку под сына, в простонародье — под горшок. Зачем родители деньги тратили? С таким шедевром вполне могли справиться собственными силами? Нужен только горшок: цветочный или ночной — не важно. Главное, с ровными краями, и чтобы по размеру подошел. Надел ребенку на голову, пару взмахов ножницами по периметру, и а-ля «чудный мальчик» готов. А, знаете, есть цветочные горшки в виде яйца, у которого верхушка отбита, как будто оно было всмятку, и его уже съели? У этих горшков края не ровные. Вот бы креативчик получился, если по нему подстригать. Никакой филировки не надо!

Что и говорить — стричься я ненавидела! Как и сейчас. Но мама настаивала по рекомендации врача. Как только я приняла первое осознанное решение — отрастить косу, из Свердловска вернулась бабушка Вера с коробкой конфет и все испортила.

Обычно из России Ба привозила огромный кулек конфет и всё карамельки. А в этот раз — коробку шоколадных свердловских Рыжиков. И на коробке фотография плюшевого львенка — моего любимого животного. Как же я хотела заполучить эту коробку! Хотя, конфеты тоже не плохо. Потом я хранила в ней ценные вещи.

— Видишь коробку? — спросила бабушка.

— Конечно, вижу, — у нас в семье только мама в очках.

— Дарю за подстрижку!

Какой же это подарок? Это почти шантаж!

И вот уже сижу на неудобной доске, которую парикмахер положила поперек взрослого кресла на подлокотники, чтобы сделать меня повыше. Сейчас для детей столько усовершенствованных парикмахерских стульчиков: и машинки, и Микки Маусы, и даже танки!

Но я сижу на узкой шершавой доске, съезжаю, ноги затекают, мне жарко, подстриженные волосы колют шею, челка сыплется в глаза (ведь я уже успела отрастить маленький хвостик!). Помню, как срывала с шеи пеньюар, когда парикмахер объявила финиш.

Бабушка мгновенно, словно факир, выполнила свою часть уговора. В этом она кремень: сказано-сделано!

А я за все свои мытарства ни с кем не поделилась Рыжиками. Считала, что честно выстрадала каждый орех. Снова приходилось откликаться на мальчика.

Не понимаю: сейчас-то в чем дело? Коса — до пояса! Попа на троих выросла! Почему меня снова в мужской туалет посылают???

7. Я КОЛЛЕКЦИОНИРОВАЛА МУСОР

Советские люди — неосознанные собиральщики, в нашем организме словно выработался ген, передающийся по наследству в 100 случаях из 100. Мы собираем то, что плохо лежит. Что совершенно не нужно, но может пригодиться. Прежде, чем отнести мусор на помойку, обходим соседние квартиры с презентацией «товара»: вдруг кому-то пригодится мой старый пылесос! Не пылесосить, конечно, он давно не работает, но хотя бы в качестве тумбочки. Выбросить-то жалко! У меня таких тумбочек ого-го: из бабушкиного чемодана с металлическими углами, из радиоприемника, из коробки Samsung на гарантийном сроке… Переезжая в новую квартиру, даем зарок» пылесборникам бой!». В итоге оказывается легче сменить квартиру.

Мы очень сердобольные и рачительные: собираем даже кости, чтобы отнести соседям. Точнее, их собачке.

Я знатный коллекционер. С раннего детства что-то собираю. Например, открытки.

— Тю! — скажете вы. — Это все делали. Потом обменивались во дворе. Торговались — одна корейская уходила за двух Зарубиных.

То же самое и с фантиками: «ненашинские» — даже мятые и чумазые — «стоили» дороже разглаженного утюгом «Мишки на севере».

Но я рискну удивить тем, что коллекционировала мусор: потерянные сломанные серьги, оторванные пуговицы, глаза от плюшевого медведя, бусинки, щербатые копейки, блестяшки непонятного происхождения… До сих пор осталась привычка смотреть под ноги. Зачем мне это было нужно — не знаю! Клад!

Казалось, все сверстники коллекционируют улицу. Но, если «клад» под кроватью находили родители, то выкидывали. Прятать приходилось тщательнее! Мое добро аккуратно хранилось в коробочке из-под свердловских конфет «Рыжик». И много-много подобных коробок с открытками, фантиками, красками, шитьем, вязанием стояли друг на друге.

Как выражалась мама: «Черт ногу сломит!». И не лезла в мои владения с уборкой.

А кто думал, что надежно схоронил богатства под кроватью, ошибались! При первой же генеральной уборке неразрешенная семейным уставом подпольщина улетела в мусорное ведро.

Зато собирать фантики разрешалось легально. Помню истеричный бум на вкладыши жвачек Love is. У меня сохранились вкладыши, где еще нет русского перевода!

Но сначала мы мирно собирали фантики «Золотой ключик» и «Снежок». «А ну-ка отними» и «Красная шапочка» ценились больше: не каждая семья могла позволить себе шоколадные конфеты. Плиточный шоколад стоил нереальных рублей, поэтому больших этикеток в дворовых коллекциях не помню вовсе. Самыми зажиточными считались девчонки, обладающие виртуозным даром разглаживать фантики утюгом. Я их всегда сжигала. Ровные и чистые они ценились дороже.

По баснословным «ценам» выменивались обертки заграничных конфет: один к трем — не меньше!

С открытками сложнее: забугорных не было ни у кого, кроме меня! Дядя Саша привез из Кореи. Фотооткрытка корейских девушек в национальных костюмах ханбок, собирающих чайный лист. Берегла эту карточку, так же трепетно, как огрызок розового карандаша и коллекцию мусора. Какая же она была яркая и красочная!

Помню фотооткрытку красной розы на черном фоне (фото-открытки, кстати, были большой редкостью, если не считать портреты актеров). Розу украшали объемные блестки из дробленого стекла.

Самые дорогие — 60 коп. — стереооткрытки или 3D. Буратино, Волк и Красная шапочка, Мюнхгаузен, а с одной мне даже подмигивала тетка. Открытку вправо-влево поворачиваешь и кореянка миг-миг, миг-миг.

Но я дрожала за открытками Зарубина, потому что он рисовал животных. Моя любимая — новогодняя, где заяц повис на кульке со сладостями и пытается срезать его ножницами с еловой лапы. С интересом разглядывала, какие же конфеты перепали зайцу. Или еще одна, — нестандартного вытянутого по вертикали размера, — где мишутка насыпает конфеты белкам в корзину, а они сидят на ветке и ждут, чтобы на веревочке поднять подарки в дупло. Там тоже много разных конфет, но, чтобы их рассмотреть, нужна лупа.

Вот вспомнила самые любимые открытки и понимаю, все они ни про дом, уют и накрытый стол — желательно с тортиком.

Открытками снабжала бабушка Вера, но не по большой и светлой любви — это стратегически продуманная многоходовка с целью устранения раздражителя, то есть меня. Чтобы поболтать с мамой.

Ба всегда на стиле: с насурмленными бровями и оранжевыми губами, под каждое платье в тон туфли. С утра пораньше летела на «свой» завод еще 10 лет после пенсии — видимо, пока все туфли не стоптала (из-за таких вот живчиков нормальным людям пенсионный возраст увеличивают).

Каждый божий вечер после работы заезжала к нам, привозила булочки и пару открыток — мне повезло, что на остановке, где Ба ждала трамвай, находился газетный ларек. Минут пять мы рассматривали открытки, потом вместе с булочками меня отправляли восвояси досматривать картинки. Этого времени хватало на сплетни, чтобы ребенок не встревал и не путался под бабушкиными жестикуляциями.

Папу тоже устраняли — изолировали в зале перед телевизором, обложив «Правдой» и «Советским спортом», затыкали рот борщем.

Позже пришла мода на маленькие открытки, как принято сейчас говорить, визиточного формата — это привычная нам открытка, только сложенная пополам.

Ох, и гонялись мы за ними!

Обменялась я как-то с незнакомой девочкой с соседнего подъезда. Она мою цап-царап и говорит: «Сейчас обмен из дома принесу». Ушла и пропала. Я, как порядочная, подумала, что ее мама на улицу не отпускает. А я не гордая — сама на девятый этаж поднялась. Пешком. В чужих подъездах родители не разрешали ездить на лифтах. Тарабаню. Никто не открывает. Я ногой. Тогда замок лязгнул и в дверную щель маленькая ручка просунула маленькую открытку с розой.

Как сейчас помню розовую розу в тюлевом флере неаккуратно вырезанную из большой открытки по размеру маленькой. Мало того, что мне рисунок не понравился (по правилам мы сами выбирали открытку из нескольких предложенных). Так еще и обман! А с детства пилю за справедливость!

Начала стучать пуще прежнего! Открыла мама и сказала, что Лены нет дома.

Уже тогда формировались нечестные предприниматели!

Но, если горбатого хотя бы могила исправит, простодырого не вразумит даже пинок под зад. До сих пор доверяю людям и большинство отвечают тем же.

Когда научилась держать в руках иголку, моя «детская» превратилась в музей прикладного творчества. Я шила кукол, лепила фигурки из плАстика, умело управлялась с папье-маше. Словно Матроскин, вышивала крестиком, бисером и гладью. Выжигала по дереву и расписывала батик. Мастерила украшения из кожи и снова шила. Только уже не игрушки, а вещи. Однажды это все перестало помещаться в улучшенной трешке.

Тогда я перешла на коллекционирование дипломов, приобретая все новые и новые знания.

А сейчас моя коллекция и вовсе ничего не весит: я коллекционирую страны, раскладывая воспоминания о путешествиях по полочкам памяти. Гораздо проще, когда не привязан к вещам.

Моя коллекция открыток насчитывала 600 с лишним штук. И я думала: «Вырасту, родится дочка, передам по наследству (мне от мамы ничего не перепало)».

Но и моим наследникам ничего не перепадет. Потому что, как только покинула отчий дом и переехала в другой город, родители провели тотальную чистку. Естественно прошлись по соседям: мои открытки достались какой-то маленькой девочке. Фантики сразу ушли в ведро. Работы с художественной школы, хэнд-мэйд игрушки, вышивки… всё куда-то делось.

Это что…

Когда муж съехал от родителей, свекровь умудрилась выкинуть документы на награды деда. Подумала, если нет орденов (которые были утрачены), зачем бумаги?

Иногда мы совершаем непоправимые ошибки.

8. ФОТОГРАФ В ТРЕНИКАХ

Сижу я такая под елкой — руки в боки — Снегурочка на 100 килограммов и слушаю, как трещит… Нет не мороз! Платье на мне трещит по швам! Чужое!

Девочкой я была крупной, но женственной. Любила поковыряться в маминой шкатулке с украшениями, примерить ее кофточку, а когда наш размер ноги сравнялся (а сравнялся он быстро) надевала ее сапожки на каблуке и ходила по квартире, изображая заведующую детским садом. Но особенно мне удавались пышные платья из простыни и воздушного розового покрывала в розочку.

Именно о таком новогоднем платье принцессы я мечтала, но у бабули были другие представления о прекрасном. Она наряжала меня мушкетером, Буратино, медведем… Хотя за медвежонка, в садиковские времена, я вполне могла сойти и без костюма.

У меня впечатление, что родители периодически забывали, а точнее сказать периодически вспоминали, что в роддоме им выдали именно девочку: дарили мне на день рождения куклу. И снова забывали. В общем, на длинные пышные платья никто не заморачивался. А мне об этом так мечталось!

И вот на утреннике в садике вижу прекрасную девочку с длинными волосами в костюме снегурочки. И умоляю маму сфотографироваться под елкой в этом платье. Меня не волнует, что оно на три размера меньше необходимого (я же пухлый медвежонок), что у меня короткие торчащие волосы… В общем, я совершенно не такая прекрасная, как хозяйка костюма. Не важно! Вижу цель, иду к ней.

Мама сжалилась. Воспользовавшись служебным положением, позаимствовала у Снегурочки, мирно посапывающей в сон-час, снежный наряд.

Втиснули меня в облако шифона, с горем пополам приспособили корону, наслюнявленными пальцами пригладили волосы и, как куклу на чайник, усадили на трон. В белом платье, а на ногах «прощай молодость». Мама спохватилась — нужны чешки! А то фото будет испорчено! Воспитатель метнулась мухой в группу и уворовала у Снегурочки еще и чешки, которые тоже оказались малы.

— Спрячь ноги под стул! — скомандовал мама.

Я подогнула ноги, пальцы встали на носочки, а неодетый задник отвалился, что прекрасно видно на фото.

Сижу я такая под елкой — руки в боки — Снегурочка на 100 килограммов и слушаю, как трещит по швам чужое платье. Здесь у меня висит, там выпирает, где-то торчком, где-то пучком. А добрый дядя фотограф знай себе фотографирует всю прекрасную картину как она есть. Там, где свисает, не прикрыл, где торчит, не пригладил. Видимо, жил по принципу «Что естественно, то не безобразно».

Ненавижу эту фотографию. Но храню в качестве примера «Как делать НЕЛЬЗЯ». Может травма детства повлияла на выбор профессии?

Сейчас я фотограф в частном детском саду и ко мне — ох! — какие требования.

В частных дошкольных учреждениях не работает классическая схема, когда фотографу на целый день освобождают музыкальный зал для фотосессии. Так было и в моем детстве. Фотограф руководит на вверенной ему территории с утра до вечера. К нему гуськом по расписанию приходят группы полным составом. И воспитатель обреченно помогает «командиру» с переодеванием маленьких фотомоделей.

Хорошо помню такую фотосессию из своего детства. В тот счастливый день нас, после сытного обеда, не уложили спать! НЕ УЛОЖИЛИ СПАТЬ! На этом счастье закончиось. Ведь группу повели в музыкальный зал не петь и плясать, а медленно и нудно переодеваться в костюм гусара.

Я не хотела быть гусаром, но моего мнения никто не спросил. Костюм — один на всех.

Надо притвориться спящей!

И я, действительно, почти уснула после вкусного борща, когда подошла очередь.

Меня растормошили. Воткнули в мундир, и я снова услышала знакомый треск. На «раз-два-три» пыхнули «зонтиком» в приоткрытый глаз. И отпустили досматривать сон.

Маленький человек неопределенного пола на том памятном фото похож на взъерошенного совенка, выпавшего из гнезда. И у совенка на голове почему-то оказался кивер. Хотя логичнее было бы увидеть на голове гнездо, которое упало вслед за птенцом.

Но мы радовались этим фото! Радовались, если фотограф успевал отдать заказ до запоя. Богема!

Сейчас среди фотографов алконавтов почти нет. Сильно упростившейся процесс фотодеятельности породил беспрецедентную конкуренцию среди мамочек после декрета. Мамочки-фотографы, отсидевшие декретный срок, врываются в новую жизнь неистовыми красавицами и модницами, выглядят ярко и активно эксплуатируют аксессуары, позволяющие создать свой стиль и выделиться. Я, например, хоть и не мамочка, но ежедневно в шарфиках.

Вспомнила фотографа из своего детства, и не знаю: поплакать или поржать.

В мой детский сад приходил человек в синих трениках, которые в СССР служили мужчинам, по сути, нательным бельем. Но по прямому назначению использовались редко. Скорее выполняли функцию верхней одежды и были замечены в магазинах, парках, на работе, как в нашем случае, ну а про дачи и говорить не приходится.

Они пузырились на коленях, провисали на пятой точке, быстро линяли, но неизменно пользовались горячей любовью советских мужчин, самыми «стильными» из которых считались укомплектованные тельняшкой.

Наш — приходил в рубашке, благоухая «Шипром». Распознать, применялся парфюмерный шедевр «Новой зари» по прямому назначению или внутреннему, было невозможно.

Дети недоумевали, чем так гадостно пахнет дядя фотограф, отворачивали носы, но терпели — мама сказала: «Красиво улыбаться». И мы тужились изо всех сил.

Почти на всех детских фото у меня вид «Как будто лопатой сзади ударили» или ещё одно бабушкино фирменное: «Будто аршин проглотила».

9. ПЕТУШОК НА ПАЛОЧКЕ

В жизни миллион маленьких радостей. Таких как, умудриться откусить беляш с мясной стороны. Обнаружить забытую «пятерку» в зимней куртке. Или, когда за окном -40, а у тебя выходной. Или забыл купить сахар, но отыскал два самолетных пакетика.

Или вот еще: вскочил по будильнику, оделся, почти выбежал на работу и вдруг понял, что сегодня воскресенье, а ты просто забыл отключить будильник.

Согласна! Это уже по-крупному!

В детстве все крупные и маленькие радости сводились к подаркам. Желательно съедобным и сладким. Поэтому долгожданным был не День рождения, где ты в центре внимания, а Новый год!

Признавайтесь, ребятишки! Девчонки и мальчишки! Все, как и я, любили конфеты? Все ждали сладкие подарки и наперегонки искали их под елкой? А потом высыпали богатство в разноцветных фантиках на стол и начинали сортировку?

Сортировка в моем исполнении весьма увлекательный процесс. Налево «топали» два «Мишки на севере» и два «Мишки косолапых», направо уходили «Золотой ключик», «Театральные» и леденцы.

Новогодние подарки 80-х имели некоторую особенность: из года в год они удивляли… однообразием. Четыре шоколадные конфеты, остальное — карамель и леденцы. Пачка вафель и яблоко. Яблоко — с голову ребенка, чтобы сразу полпакета заполнить.

Яблоко следовало отдать маме (иначе сгниет), а «правых» съесть первыми.

Самое вкусное берегла на потом, на черный день, как и все нормальные советские люди. Поэтому Мишки «жили» долго. Так долго, что однажды весной не досчиталась одного. И пожаловалась маме на старшего брата.

Ну не родители же у меня подворовывают!

Но повзрослев и помудрев, думаю, что вполне…

Мама отмахнулась, якобы я обсчиталась. Как это возможно??? Медведя всего 4 было! За свои шесть лет я безошибочно выучила их количество.

У меня пальцев на одной руке больше, чем шоколадных конфет в подарке!

Ближе к сорока я разлюбила конфеты. Но если Дедушка Мороз не кладет кулек сладостей под елку, сама устраиваю вечер ностальжи. Покупаю те сладости, которые нравятся мне. Высыпаю содержимое на стол и разглядываю фантики.

Кстати, яблок в современных подарках нет. И конфеты почти все шоколадные.

Сейчас дефицита нет.

Шоколад буквально сам прыгает в корзину с магазинных полок. Вот недавно случай был: кондитерский отдел прохожу с закрытыми глазами, потому что наела на боках по килограмму лишнего веса (секрет есть такой: сильно-сильно зажмуриться и прямо бегом мимо полок!).

Но эти конфетки-шоколадки в нарядных обертках так и заманивают, источая умопомрачительный аромат: «Только корзину подставь и руку протяни».

Я же нос зажмурить забыла! Все! Возвращаюсь домой — полная сумка лукума и булочка между затесалась.

Сейчас дефицита нет.

Но дети все равно ждут сладкие сюрпризы от Дедушки Мороза.

Как-то я организовывала зимнюю фотосессию «Сказочные гномики». Искала сладкие петушки на палочке. Но в нашем городе такой роскоши нет. Проблема решилась наложением слоев в Photoshop — Петушки на фотосессии отсутствовали.

Когда не надо, у детей очень хорошая память:

— Помните вы нас фотали гномиками? — спросила Динара.

Ха! Еще бы не помнить! Только самый забывчивый ребенок не спросил обиженно:

— А где Петушки?

Потом вернулся и все-таки спросил.

— Так вот, — продолжила Динара, — когда я смотрю на эту фотографию, мне тааак хочется съесть этих Петушков!

Сейчас дефицита нет.

Но дети дрожат за конфетами. Бедолаги — глюкозы им не хватает!

Понимаю, я, — голодранка 80-х — у которой неизвестный спёр «Мишку на севере», бегала тайком от мамы покупать Петушка на спичечной палочке у тетеньки возле гастронома «Раушан». За 3 копейки.

Выбрать следовало именно петуха, он, за счет хвоста, по размеру больше, а не зайца с куцым помпоном.

Мама запрещала тратиться на леденцы, предупреждала, что они грязные, потому что тетенька после туалета руки не моет.

Интересно, глистов в гости боялась? Или 3 копейки пожалела?

Наверное, 3 копейки… Тогда проезд на трамвае дешевле стоил! А мы были крепкими! Розовощекими! Скорее, глисты нас боялись.

Все мои друзья помнят этих Петушков. И никому родители не давали разрешение на это желанное приобретение. Пугали грязными цыганами. Московские знакомые пишут, что у Кремля ими до сих пор торгуют — все как положено: Петушки, медведи, цыгане.

Приходилось выкручиваться самостоятельно: плавить сахар в ложке.

Ну, это умеренные дети довольствовались ложкой. А я решила сразу на кило — на всю семью! На чугунной сковородке! И газ посильнее, чтобы побыстрее.

Кумар стояяял… От дыма резало глаза, а пропеллер из полотенца не помогал. Я не понимала, как выгнать вонь, а до прихода мамы еще надо реанимировать сковороду. То, что не успело растаять и обуглиться, намертво прилипло к чугунке, не хотело ни отмываться, ни откисать, ни отшкрябываться.

Пока терла сковороду, думала: «Что я получу от мамы: мастер класс по приготовлению карамели или ремня?»

То ли Ма решила сэкономить в будущем на сковородках, то ли Па с ремнем с работы опаздывал, но мама-таки научила плавить сахар на медленном огне.

Когда баба Вера притащила тяжелую чугунную формочку для леденцов, все были счастливы. Особенно сковороды.

Правда, в формочке не было петуха с роскошным хвостом, только худые медведи, зайцы и белки.

Палочки делали из спичек, счищая серную головку тупым ножом. Хочется написать: тупым — в целях безопасности. Но у нас тупо все ножи дома были тупые. Но это уже другая история…

Совсем забыла лайфхак! Если в сахар положить сливочное масло, получится ириска. А если семечки или орешки, то козинаки!

10. Я — БУРАТИНО

Девушки — народ смелый и продвинутый. Мы водим автомобиль, каждое утро ходим на работу, а некоторые модифицированные версии, умеют починить смеситель и радиатор. Я знаю такую. Муж ее не может, а она — может. Она не сантехник, не электрик, не плотник — управляющая. Когда говорит, что не придет помочь с рубильником, обзываю ее офисным планктоном на высоких каблуках в приталенном жакете и обижаюсь.

И она приходит. В комбинезоне и бейсболке.

Нам, девочкам, легко. Легко всё. Особенно менять наряды. Играть в переодевашки. Примерять образы. Нам ничего не стоит напялить мужской костюм и это будет стильно!

В детском альбоме фотография, где я — мушкетер, гусар. А на Новый год бабушка Вера наряжала меня в Буратино. Мамуле и папуле заморачиваться было некогда, процессом рулила Ба. Продвинутая женщина!

Хорошо, что с ее способностью путать половую принадлежность, в распоряжении не было внука. Представляете пацана в боа? Знаю, что представляете. Но нашей традиционной семье этот вариант не подходит.

Брат-то есть, но бабулина миссия с ним не срабатывала. Он отказывался от костюмов на Новый год. Точнее сказать, костюм был. Один. Школьный. И — на учебу, и на свиданку, и на Новогодний утренник.

Дед Мороз:

— Мальчик, что за костюм?

— Отличника! — гордо заявлял Сашка.

Находчивости брата мне не доставало (где-то гены дали сбой), и я послушно вползала в не-до-Буратино.

— Давай сделаем костюм Буратино, — предложила Ба.

— Супер! Я сделаю нос из папье-маше, — обрадовалась я.

— Супер! А я все остальное!

Я открыла шкаф с сокровищами: с кусочками тканей, кружевами, нитками.

Бабушка выбрала разноцветные шелковые куски и обещала сшить КОСТЮМ.

Мы разошлись по углам. Желтый острый нос на прочной бельевой резинке скоро был готов.

Бабушка выполнила свою часть обязательств — развернула пред моим взором разноцветные штаны. Точнее, шорты — на штаны ткани не хватило. Шорты из разноцветных со всех сторон кусков.

— Баба! Это же Петрушка! Тогда шей колпак с колокольчиками!

Ткань иссякла. Колокольчиков не было и в помине.

— Ладно, — смилостивился «модельер Слава Зайцев», — сошью еще полосатый красно-белый колпачок! Тащи вату — скатаем бомбон! Вместо воротника намотаем шарф!

До школы бабушка жила спокойно: костюмы Мальчиков-Зайчиков и Снежинок выдавал детский сад. Накрахмаленные юбочки из марли ершились красивыми волнами. За день до утренника сердобольные мамаши украшали платьица дочерей мишурой, которая ужасно кололась. Отчего все снежинки сидели на утреннике в расчесанных красных пятнах. И одна я — беленькая чистенькая Снежинка без мишуры (это к вопросу о моих незамороченных родителях). Много позже, когда в одинадцатом классе я собиралась на выпускной вечер, неудобно накручивая кудри, они пололи картошку на даче.

Костюм-то в садике выдавали, но корону просили соорудить самостоятельно. Сооружались, в основном, картонные недоразумения, обсыпанные дробленой елочной игрушкой. Но мастеровитые папаши головной убор монарха скручивали из прочной проволоки, обматывали мишурой. Этим девочкам завидовала вся группа.

Корону не возвращали, оставляли в садике для незамороченных. То есть для меня — мама же заведующая. Мне выдавали чужую корону, но именно ту, чтобы завидовала вся группа.

Школьницы мечтали о принцесскиных платьях. На всех одна принцесса — Янина Жеймо — Золушка. И каждая, как могла, подражала кумиру.

Мальчишки сплошь мушкетеры в мамкиных шляпах с павлиньим пером. Воротник из бумаги. Бумажный крест на пузе на булавках.

Каждый мастерил костюм, как мог, из всего, что подворачивалось под творческую руку.

Иногда делились по-соседски. Мамина любимая фотография шестого класса, где она Шахматная Королева. Как по мне, так она — конь. Потому что на голове у нее конь. «Рукастый» сосед склеил шахматного коня из плотного картона для своей дочери, и по-дружески дали на прокат моей маме.

Бабушка сшила клетчатую черно-белую юбчонку. Приспособила на бельевой резинке шахматную фигуру на маминой голове. Картонная халабуда под своей тяжестью все время съезжала, не давая жить спокойно. Мама неудобно наклоняла голову, смотрела исподлобья, но получила приз за лучший костюм!

А мой отец, и муж на Новый год превращались в отважных мушкетеров.

— Неужели, каждый год — мушкетер? — не поверила я мужу.

— Конечно! — как будто нет других вариантов, безапелляционно с долей удивления и даже с вызовом, произнес муж.

«Три мушкетера» — единственная книга, которую он прочитал, и единственный советский фильм, который он уважает.

— Ходили с мамкой в Детский мир и покупали.

— Наверное, в первом классе купили и до десятого ты в него втискивался, — прикололась я. Мои — незамороченные, если бы потратились на покупку, так бы и сделали.

Муж обиделся. Уже неделю не разговариваем.

Звоню свекрови. Интересуюсь. Отвечает, что каждый год покупали нового «Мушкетера», потому что шпаги за год умирали.

Покупали! Каждый год! Новый!

Пойду-ка извинюсь перед мужем. И предъявлю маме!

11. ВСЕ БАБЫ, КАК БАБЫ. Я ОДНА — КОРОЛЕВА!

Никто на утреннике не хочет играть Жабу в сказке «Дюймовочка». Мадам Жабэ и ее жабёныш. Бррр… Или Осла из Бременских музыкантов. Против петуха, как правило, протестуют отцы мальчиков. Тогда театральную постановку спасают девочки.

Не лучше — роль Оленя. Типа, Ну ты и Олееень… Или — Свиньи. И мне еще не нравится Снеговик. В нем жарко, как в русской бане.

Как убедить ребенка, что роль злобной Дризеллы очень даже харАктерная, а без жука-навозника сказка провалится ниже плинтуса. Фактически, вся сказка на жуке и держится!

Стереотипы словно хрустальную вазу на мелкие осколки разбила Ирка, придя на Ёлку в костюме Бабы Яги с черной изолентой вместо носа. Кааак?

У меня даже фото есть!

От плеча к талии перевязана драным пуховым платком. На голове украинская хустка мощным узлом вперед. На длинную юбку нашиты заплатки. Волосы всклокочены. Лицо в саже.

Почему я с ней на этой фотографии? Мы даже не дружили!

Еще Юлька сбоку приклеилась. В костюме бабочки. С рожками на бумажной полоске. И в плаще. Наверное, брат вчера был мушкетером.

Две самые крохотные девочки класса и я. Я! Тетя Степа на углеводной диете.

Я вообще с этой компанией не монтируюсь. Мне мама губы накрасила. Я в капоре. У меня длинное пышное платье с рукавами из шифона. Нейлоновые перчатки. Впервые я в приличном костюме приличной принцессы. И это все… не мое!

В третьем классе я доросла до размера одной красивой воспитательницы, которая на утренниках в детском саду играла Метелицу. Мама на правах заведующей: так сказать, в службу, а не в дружбу, попросила костюм напрокат.

Чтобы взять платье, надо дождаться окончания утренника, а в школе уже начинается Ёлка. Бежим с мамой по гололеду, в носу сосульки, пальцы звенят, транспорт не ходит. Тогда нельзя было вызвать такси или поймать попутку.

Красный светофор просто, как танец маленьких утят, бесконечный. Зеленый! Срываемся с места. Мама поскальзывается и ровно посреди проезжей части встает на четыре кости. Коробка с капором летит в Жигулёнка. Мешок с платьем вылетает на перекресток…

Ровно вот также — собачкой — я стояла 10 лет спустя. Тоже гололед. Тоже с мамой. В носу сосульки. Пальцы звенят. Торопимся домой пить чай с тортом. Мама чего-то смеется и в шутку ударяет меня по плечу. Теряю равновесие. Падаю на четыре кости. Торт в воздухе делает сальто и приземляется маслом вниз. Все курочки, петушки и их яички превращаются в масляное месиво.

Надеюсь, это было досадное совпадение…

На Ёлку прибежали взмыленные. Волосы слиплись. Расчески нет. Гамаши снять не успела — весь утренник потела под пышной юбкой. А танец маленьких утят все не заканчивался. Кто-нибудь знает, почему именно ОН?

Я получила приз за лучший костюм! Дед Мороз что-то долго шарил в мешке. Вручил конфету.

На следующий год Ирка явилась в тех же тряпках, но в новом образе. Пуховый платок — на бедрах поверх длинной юбки. Украинская хустка спустилась с головы на плечи. Бусы-бусы! Браслеты! И роза в волосах.

Цыганка! В Советском Союзе самый успешный новогодний костюм — просто король нищих! Его можно собрать из всего, что выпало из шифоньера.

У меня тоже такой был. Выцыганила у мамы пляжную юбку — длинную, яркую, оранжевую, всю в цветах. Ведь она ей все равно не нужна: единственный посещаемый нами курорт — это дача. А там востребован другой наряд: треники и папина клетчатая рубашка с длинным рукавом, чтобы не обгореть и малиной до костей не изрезаться. Почему клетчатая? А других нет. Не производят. Все в клетчатых рубашках и грузчик, и инженер, и студент, и дед.

Нашила сверху юбки прозрачный шифоновый тюль для пышности. Пока намётывала, старый тюль порвался ровно посередине. Замаскировала бордовой мишурой. Не в тему, но, что нашла.

На фото я очень нежная и воздушная, как прозрачное розовое облако. На ногах белые «мыльницы». В руках небрежно держу карнавальную маску на палочке, которую вырезала из сиреневой бумаги и наклеила на белый картон — цветного картона у меня не было. Украсила истерзанной мишурой. Палочку соорудила из коктейльной трубочки, обмотала дождичком. На шее чокер. На голове фата.

Не спрашивайте, почему фата.

Дед мороз подарил конфету, похвалил мой костюм цыганки. Я охренела:

— Вообще-то! Я принцесса!

12. ДАЧА — НАШ КОРМИЛЕЦ

— Оливье с кукурузой делать будем?

— С горошком! — протестует муж.

— Жаль!

Под лавкой целых две банки кукурузы и совсем ни одной горошенки.

На дворе 31 января 2020 и -18 по Цельсию. При влажности в 92% это капец как холодно. Это стеклянные глаза и застывшая мимика.

Но как отказать человеку, который пять недель зарабатывал деньги в командировке, и дома на Новый год оказался по счастливой случайности?

Пришлось утеплиться и выпихнуть себя за дверь.

Сразу на входе в супермаркет стоят банки с кукурузой и горошком от «дяди Вани». Да еще и со скидкой! Какая удача: не надо шариться по магазину!

Хватаю первую попавшуюся банку горошка и к кассе, но мой педантичный муж строго так спрашивает:

— Зачем мятую банку взяла?

И начинает выбирать жестянку без вмятин, царапин и сколов, словно невесту. Медленно и вдумчиво, как умеет только он. Выбрал! Ура! Ставит в корзину и к кассе.

— А картинку посмотреть не хочешь? — спрашиваю невнимательная я своего всегда внимательного мужа.

— Тьфу ты! Кукуруза!

Еще минут 15 выбирали девственную банку горошка.

Хотелось, чтобы Оливье был по-настоящему домашний. Морковочка для сладости. Колбаса, пахнущая говядиной. Мамины огурчики. Брат даже картошку с дачи привез.

Настрогала, как положено, целый тазик. Заправила любимым майонезом. Припорошила свежемолотым черным перчиком.

Проснулся муж после полуденного сна и, потирая глаза, стал разбирать магазинные пакеты, брошенные у порога:

— Горошек в салат положить не хочешь?

Вот нафига он полез в эти сумки? Я бы отсутствия горошка даже не заметила. А вот его присутствие…

С детства недолюбливаю маринованный горошек. Он по вкусу напоминает вареную картошку. А картошку я просто ненавижу. Кто проводил лето кверху попой на той самой «картошке», меня поймет. И проблема не в том, что на даче приходилось пахать. Проблема в том, что она нас кормила. Сытно! Но крайне однообразно!

Знаете, как я различаю людей нашинских (как говорили в детстве) и ненашинских?

Если человек говорит:

— Ура! Клубника пошла!

Его выдает УРА!

Если человек радуется клубнике, черной смородине и «белому наливу» он никогда не кормился с дачи. Для меня эти ягоды-фрукты — еда-паразит. Я люблю виноград и персики. Я манго люблю! И бананы!

А еще я люблю путешествовать по Италии. А муж нет. Для него эти дни — дни мучительного голодания. Ему точно понравится в Беларуси. Его детство прошло на макаронах, потому что… Ну все понятно! Ненашинский!

Если в доме появляются три картошки для супа, он спрашивает: «Пожарим?»

Я могу терпеть пюре. Если с сосиской! А жарёха и в мундирах вызывают желудочные судороги. Папа уверял, что нет ничего вкуснее жареной картошки с солеными помидорами. Конечно, нет! Сравнить-то не с чем!

Сейчас, когда болею, мама превращается в бабушку Агафью:

— Достань малину!

Не понимаю, откуда ее надо достать. Из детских воспоминаний?

— Испеки шарлотку!

Из персиков что ли? Коллеги осенью приносят дачные яблоки. Угощают. На время я перестаю с ними дружить.

— Будем «крутить» помидоры?

Что? Я от пустых банок избавляюсь мгновенно, чуть ли не в окно выкидываю, чтобы подобного соблазна даже не возникало! Лучше куплю в супермаркете «икру заморскую»!

Мы не солим, не квасим, не маринуем. Летом делаем «Зимний салат». Зимой покупаем свежие помидоры для «Летнего». Никаких сезонных салатов и экономии. Совсем распоясались!

Вишневое варенье — единственная любовь после пытки дачными изысками. Разбавить водой и выпить залпом, как в детстве.

13. Я — АФЕРИСТКА

Зимние каникулы у бабули! Это почти всегда весело! ПОЧТИ, потому что не в этот раз!