Бесплатный фрагмент - Логово порока

«Кто нашел место ее, и кто взошел в сокровищницы ее?»

(Вар. 3:15)

Спор

Анне Л. — моей соседке по прежнему дому

1

— Эх, Шурец, и зашибендельный же у тебя аппарат…

Я отложил тряпицу, которой протирал клапанную крышку.

В занятии не было нужды; все мои прокладки и сальники оставались в идеальном порядке, масло ниоткуда не сочилось, моторный отсек имел вид салонного образца.

Просто по субботам — с утра, перед началом выходных приключений — я любил повозиться с машиной. Это настраивало на определенный лад.

— …В сравнении с моим просто бомба!

Я захлопнул капот.

Около машины стоял Денис, заглядывал в раскрытую водительскую дверь, хоть и знал все до последней детали.

Впрочем, своей машиной я и сам гордился.

Внешне это был обычный «Акцент» — причем скромного, голубовато-серого цвета.

Но внутри таилась зона комфорта.

На подлокотнике двери чернела россыпь кнопок: клавиши стеклоподъемников, блокировка и замки, джойстик боковых зеркал.

На туннеле вздымался отделанный кожей селектор АКПП.

Над ним вместо регуляторов отопителя, напоминающих краники газовой плиты, поблескивали два круглых верньера, разделенные зеленым дисплеем. Климат-контроль, правда, не имел разделения на зоны, но для такого класса был пределом мечтания.

Довершая топовость релиза, спидометр имел двойную шкалу, причем внешняя была оцифрована в милях.

— …Можно подумать, что не я, а ты работаешь в «Хундае»!

Разговор был привычным, я даже не стал отвечать.

В самом деле, я не знал, откуда пришла эта машина.

Покупал я ее не у официалов.

Салон, ныне закрывшийся, торговал несколькими корейскими марками, получал их «серым» образом: не с Востока, а с Запада, откуда-то из Скандинавии.

Все машины имели оригинальную сборку, моя оказалась моделью для американского рынка.

Правда — на мое счастье — «американскость» ограничивалась спидометром; резьбы и головки оставались метрическими, мне не приходилось маяться с дюймовыми стандартами.

— Твой «Акцент», Дэник, тоже нормальный, — возразил я. — Все-таки первая серия, чистый кореец. А не то полуроссийское говно, которым ты сейчас торгуешь.

— Кореец-то кореец, но выжимной гудит, никак не соберусь поменять.

— А что ты хочешь? — я пожал плечами. — Любая машина — это генератор саморазрастающихся проблем. У меня так вообще разножопица. В прошлом году перед зимой менял свечи. Измаялся, как папа Карло. По ВИНу одни, по каталогу другие, а подошли только от «Киа Рио».

— «Хундай» и «Киа» — один и тот же бренд. Многое взаимозаменяемо.

— Надо же… никогда не думал.

— Как «Пежо» и «Ситроен», «Фольксваген» и «Ауди».

Автомобильные знания приятеля заставляли ощущать себя Каштанкой рядом с человеком.

— Но все равно, Шурец, что ни говори…

Денис взглянул вопросительно.

Я кивнул в ответ.

Он скользнул за руль, повернул ключ зажигания.

Вспыхнули дневные ходовые огни, прозвенел видеорегистратор, двигатель заурчал — машина ожила.

— В твоем «Акценте» просто посидеть — за счастье.

С Денисом мы дружили несколько лет.

Мы жили в одном подъезде: я на седьмом этаже, он — на четвертом.

Чуть-чуть разнясь по возрасту, мы различались образом существования.

Мне было тридцать два года, я имел свою однокомнатную квартиру, счастливо доставшуюся после бабкиной смерти.

Ее выделили в расчете на мою скорую женитьбу.

Однако в ЗАГС я не собирался: жить хоть и на окраине, но вдалеке от родителей, при полной свободе действий нравилось чем дальше, тем больше.

Я был убежденным одиночкой, не терпел никого в окрестности, даже женщин оставлял у себя на ночь лишь в самых крайних случаях.

После авиационно-технического университета карьера сама ложилась в руки. Сейчас я был заместителем директора довольно крупного салона электроники, должность не казалась конечной.

Денис недавно отпраздновал двадцатипятилетие, жил в двухкомнатной квартире с родителями и младшей сестрой.

Как можно было терпеть такие условия, не хотелось думать.

Шарашкина контора — «академия» ВЭГУ, которую он одолел с грехом пополам — давала диплом, но не образование.

Найти приличную на работу без связей было и вовсе проблематично.

Приятель маялся года два, переходя из минимаркетов в жилконторы и обратно. Нынешним летом он устроился менеджером в автоцентр «Хёндай» и был счастлив, как пляшущий папуас.

Машины Денис любил запойно.

Мы и познакомились на автомобильной почве, как-то раз оказавшись рядом на дворовой парковке.

У Дениса был такой же «Акцент», как и у меня — только с «механикой» и без электропакета, правда очень радикального, сиреневого цвета.

Свою машину приятель любил: постоянно ее мыл, подкрашивал сколы смесью карандашей, тонировал и растонировал, менял боковые зеркала, оклеивал где надо и где не надо подсветками из светодиодной ленты.

Он даже состоял в городском «Accent-клубе», где собрались фанаты культовой модели.

На самом деле машина была базовой, самой дешевой; в линейке корейской марки ниже стоял только убогий «Гётц».

Когда-то я остановился на этой модели лишь потому, что при моем росте в ней удавалось ездить, не сдвигая водительское сиденье до заднего дивана.

Высшая комплектация была чистой случайностью; мне просто показали «навороченную» машину и предложили доплатить сверх рассчитываемого, я согласился.

Сейчас я подумывал о переходе на более высокий уровень, но на комбинации по обмену не хватало энергии.

А Денис таял от моего «Акцента», готов был любоваться всякий раз, когда мы встречались во дворе.

Я смотрел на него, как на заигравшегося ребенка.

Наконец, перепробовав все стеклоподъемники и попереключав ксеноновые фары, он заглушил двигатель и выбрался из-за руля.

— Слушай, а ты что тут делаешь?

Я наконец удивился.

— Насколько помню, по субботам ты всегда в саду. Или тебе на работу?

— Сегодня свободный день, — ответил Денис. — В саду предки. Я пока здесь, не поехал.

— Ну так поехали вместе, — предложил я. — На моей машине. Садись за руль, отведешь душу. Оттуда вернешься с ними.

— А у тебя что, нет никаких дел?

— Какие могут быть дела в выходной у неженатого человека?

Я сладко потянулся, подставив лицо еще теплому осеннему солнцу.

— Есть, конечно, кое-какие планы. Но прокатиться туда-сюда не помешает.

— Прокатиться здорово, — согласился Денис. — Но если честно, я тут не для того, чтобы завидовать твоей машине.

— А чему завидовать? Вот положа руку на сердце и отложив в сторону навороты. «Акцент» останется «Акцентом», даже если на него поставить двигатель от «Феррари» и коробку от «Хаммера». А ты на своей должности рано или поздно сможешь взять «Генезис» с дилерской скидкой.

Настроение, как всегда в начале выходных, было превосходным; хотелось шутить.

2

— На самом деле, Шурец, у меня к тебе дело, — заговорил приятель, не приняв тона. — Очень важное.

— И какое?

— Ты же знаешь Аньку?

— Аньку? — перепросил я.

О женщинах мы с Денисом никогда не разговаривали; я даже не знал, есть ли у него постоянная девушка.

Бросок темы с машин на землю удивил.

— Ну да, мою сестренку.

— А, ее… — я кивнул. — Знаю, конечно. Ну, то есть вижу иногда, знаю, что твоя сестра. Только как зовут, не помню, никогда не общался.

Сестре Дениса было года двадцать три.

С его слов я знал, что она где-то учится заочно, где-то работает — причем не кассиршей в «Полушке».

Это была невзрачная девушка — не высокая и не низкая, не полная и не худая, не симпатичная и не отталкивающая, не белокурая, а какая-то белесая — никакая по всем параметрам.

Проходя по двору, Аня не поднимала головы, точно чего-то стеснялась.

В жизни я знавал подобных; их снедал внутренний комплекс, возникший непонятно от чего.

— Ну и что твоя Анька? — уточнил я. — Попросила тебя остаться, поучить вождению по пустому городу?

Умение водить машину в наше время виделось атрибутом, обязательным даже для такого несуразного создания, как Денисова сестра.

— Учить ее не нужно, она сама кого угодно научит, — ответил приятель. — Водит, как черт, только денег на машину нет. Сама столько не зарабатывает, у предков есть, но не дают. Они у нас старорежимные, говорят — вождение это баловство для девчонки. Пусть варит суп и лепит пельмени.

— Идиоты твои предки, — вырвалось у меня. — Извини, погорячился.

Мои родители были еще хуже; им бы хотелось, чтобы я ходил пешком, но привозил внуков на трамвае.

К счастью, я мог с ними не общаться.

— Не извиняйся, все совершенно верно, — он покачал головой. — Если бы эта дура вышла куда-нибудь замуж, я бы заставил их разменять квартиру. Выломил бы себе однушку хоть в Деме, никогда бы больше не видел их огородные рожи.

Любовь приятеля к своим родителям не отличалась от моей.

Все-таки мы принадлежали к одному поколению.

— Если ты съедешь, мне станет тебя не хватать, — сказал я.

— Все это еще не скоро. И сейчас дело не в предках.

— А в чем?

— Видишь ли, Шурец…

Денис посмотрел в небо.

Там, высоко-высоко, плавали две хищные птицы, обычные в этих местах.

— …Мы с ней поспорили.

— О чем?

— Ну…

Он опять помолчал.

— …Дело непростое вообще-то.

— Простых у нас и не бывает, — подбодрил я. — Давай, рассказывай.

— Ты Аньку знаешь, но ее не знаешь.

— Что ты имеешь в виду. Как именно я должен ее знать — не знать?

— У нее пунктик.

— Какой?

Наш разговор, состоящий из ультракоротких вопросов и ответов, со стороны, конечно, напоминал беседу слепого с глухим.

Но Денис никогда не болтал не по существу.

Вероятно, его проблема была нешуточной; он просто не знал, как к ней подойти.

— Что она некрасивая, никому не нужная, никто на нее второй раз не взглянет и все такое прочее, полный набор.

— Ну…

Я вздохнул.

Недавно мы с Аней ехали в одном лифте.

Она стояла, прижавшись к стенке кабины, напряженно смотрела в пол, молчала так громко, что у меня звенело в ушах.

За четыре этажа подъема ко мне перетекла странная тоска.

С ней, определенно, что-то было не так.

— …Красавицей ее, конечно, не назовешь, но разве в красоте суть? — я пожал плечами. — На самом деле мне ее жалко. Молодая, вся жизнь впереди, а ходит, как тень отца Гамлета.

— Вот-вот, я то же самое говорю. Она вон блондинка, натуральная. Другие красятся-красятся, ничего не получается. А у нее все само собой. И тоже недовольна. Твердит, что вот если бы была брюнеткой и с ногами на десять сантиметров длиннее, вот тогда можно было жить. А так…

Денис махнул рукой.

— Задрала, если честно. При том пальцем не шевельнет, чтобы с кем-то познакомиться, куда-то пойти.

— Понимаю, — сказал я, хоть не улавливал, к чему ведет разговор.

— И ведь не старая дева. Был у нее кто-то, еще в школе. Видно, что-то не сложилось, вот теперь и подыскивает себе монастырь.

— Тяжелый случай.

— И еще какой.

— Так о чем вы с ней поспорили, Дэник? — напомнил я.

— Даже не знаю, как сказать…

Приятель замялся.

— Говори, как есть!

— Ну, в общем, Шурец… С утра Анька завела обычную бодягу, что никому не нужна и никто на нее не смотрит. Пошло слово за слово, я и сказал…

Мимо проехала черная, смертельно затонированная «девятка» с прогнившими порогами.

В полном соответствии с принципом «чем дешевле машина, тем громче музыка», по ушам ударил рэп.

Мы невольно замолчали.

— Так что ты сказал? — уточнил я, когда гремучая гадость скрылась за углом.

— Сказал: «Спорим, любой мужик, взятый наугад, захочет тебя трахнуть!»

— Так и сказал?!

Я опешил, не ожидав такого поворота.

— Так и сказал. Надоело слушать ее нытье.

— Ну ты даешь, Дэник…

Сестры у меня не было, даже двоюродной.

Но все-таки я не мог представить, как сказать такое близкому человеку.

— Сам от себя не ожидал, если честно. Но достала по самое никуда.

Денис чиркнул себя ладонью по горлу.

— Подошел к окну, вижу, ты возишься с машиной. Говорю: «Вот смотри, там Александр, наш сосед, мой друг и хороший человек. Сейчас позову, он поднимется, трахнет тебя, наконец успокоишься.»

— Ну ты даешь, — повторил я.

— А что делать? Говорю же, достала.

Я молчал.

Сказанное приятелем выходило из рамок, казалось диким.

— Ты ей, кстати, нравишься, сама говорила.

Я попытался вспомнить, красивы ли у этой Ани ноги и сколь велика ее грудь.

Ни того, ни другого не удалось.

Сестра Дениса даже летом не носила ни юбок, ни легких блузок, всегда была затянута в уродливую куртку мужского покроя, напоминала кожаный мешок в шароварах.

— В общем, Шурец, будь другом! Окажи услугу, поднимись и потрахай Аньку!

— Прямо сейчас? — глупо уточнил я.

— Прямо сейчас.

Не находя слов, я покачал головой.

— Если честно, ты ведь собирался сегодня кого-то потрахать, разве нет?

— Да, — признался я. — А что еще делать? Я самый обычный человек. Простой технический директор сети магазинов, каких полдюжины в каждом большом городе. Я не готовлюсь к полету на Уран, не пишу роман на премию Букера, не изобретаю суперкомпьютер на жидком азоте. Не выращиваю артишоки, чтобы сдавать их в армянский ресторан. Даже не охочусь и не рыбачу…

— И не играешь в гольф! — подсказал приятель.

— И в гольф тоже… — я вздохнул. — Не имею детей и не собираюсь…

— Правильно.

— …И даже всерьез не пью. Жизнь куда-то тащится, полозья пока не скрипят. Так что остается из радостей? Трах, трах и только трах, больше ничего.

— Ну так вот. Зачем тебе куда-то ехать, кого-то искать, что-то согласовывать. Поднимись к Аньке, без всяких напрягов.

Я потер затылок.

Доводы Дениса было трудно разбить.

— Все девушки одинаковы. Одна чем-то хуже, другая чем-то лучше, но в целом разница некритична, разве нет?

— Пожалуй, ты прав.

— А Анька все-таки не самая страшная крокодилица.

— И это верно, — согласился я.

— Ну так давай.

— Все верно, Дэник, — повторил я. — Все абсолютно верно. Не надо никуда ехать, стыковать круглое с квадратным. Подняться и потрахаться, всего и делов-то.

— О чем и говорю! — радостно воскликнул приятель.

— Но это как-то не по-человечески, — заговорил я дальше. — Если называть вещи своими именами, ты подкладываешь под меня сестру, как проститутку!

— Ты не прав, Шурец, — Денис с чувством покачал головой. — Моя сестра хуже, чем проститутка. От проститутки есть польза обществу. А Анька — ни себе, ни людям. Сама себя погрызает, другим жить не дает. Какая-то язва на теле человечества.

Денисовы слова падали отчаянно.

Я понимал, что он действительно озадачен положением дел.

Мне стало нехорошо от двух минут, проведенных с Аней в одном лифте; можно было представить, какая атмосфера царит у них в семье.

— А серьезно, Шурец, у Аньки заклинило резьбу. Надо ее сорвать. А то добром не кончится. Если честно, я вот иногда смотрю на нее и думаю, не спрятать ли ножи…

— Ладно, креативщик херов, — сказал я. — Вижу, что никуда от тебя не деться!

— Так, так?

— И, в самом деле, если твоя сестра подписалась, то от меня, уж точно, ничего не убудет.

— Наконец-то слышу здравые слова.

Лицо приятеля осветилось.

— Презер нужен? — спросил я.

— Нет. Я разведал, у Аньки безопасные дни, так что ни о чем не думай.

— Хорошо. Согласен.

— Подожди три секунды, позвоню ей.

Выудив доисторический кнопочный телефон со сплошными клавишами, Денис отошел в сторону, еле слышно забубнил.

Я ждал, смотрел в небо.

Птицы парили беззвучно, они видали и не такое.

— Все, договорился!

Приятель шагнул ко мне.

— Анька тебя ждет. Иди. Четвертый этаж, двадцать шестая квартира.

— Знаю, — сказал я. — Двухкомнатная. Как свернешь от лифта, направо в тупике.

— Налево. Направо тридцать первая. В общем, неважно, номер на двери есть, отсек не запирается.

Я стоял, не двигаясь с места.

Правильность решения оставалась сомнительной.

— На вот, возьми ключи, — продолжил Денис. — А то еще передумает в последний момент, не отопрет.

Не отвечая, я принял связку, нагревшуюся в кармане.

— Я тебя жду.

— Садись в мою машину, — предложил я. — Покатайся пока вокруг квартала.

3

В подъезде стояла вонь, где-то на первом этаже мужской и женский голоса переругивались вялым матом.

Лифт поднимался на удивление долго.

Наконец загремели двери, я увидел на стене знакомое граффити: изображение мужских половых органов и чье-то затертое имя.

Это был мой этаж, я приехал чисто автоматически.

Вероятно, так решила судьба.

Прокатившись туда-сюда, стоило сказать Денису, что я передумал.

Я нажал кнопку первого; лифт снова загудел и весело повалился в шахту.

— … Вы вверх или вниз?

Я вздрогнул, не ожидав, что двери раскроются на полпути.

На площадке стояла женщина с желтым шпицем подмышкой.

— Это какой этаж? — спросил я.

Собачка молча лупила круглые черные глазки и, кажется, улыбалась.

— Четвертый, — ответила хозяйка.

— Уже приехал, — сказал я и вышел.

Судьба перерешила.

Денисов отсек был освещен полумертвой лампочкой, ключ попал в скважину не с первой попытки.

В передней громоздились коробки, между ними валялась обувь.

Из глубины квартиры пахло какой-то дрянью.

— Аня… — позвал я. — Это… ты где?

— Я тут, прямо и направо, — ответил подрагивающий голосок.

Я скинул кроссовки, прошел, повернул, толкнул дверь.

В маленькой комнате, темной из-за застекленного балкона, вдоль стен стояли две узких кровати.

На ближней сидела девушка, одетая в черные чулки с широкими узорчатыми резинками.

Ее колени сумрачно поблескивали.

4

— Ну и как, сводник? — спросил я. — Покатался?

— Покатался, — ответил Денис, выбравшись из моей машины.

Он глядел осторожно — вероятно и сам сомневался в верности содеянного.

— А ты как?

— Тоже, — ответил я, не вдаваясь в подробности.

Все произошло так быстро, что во дворе ничего не изменилось.

Так же светило солнце и даже птицы плавали на том же месте, не меняя территории.

— А как тебе Анька? — продолжал приятель.

— Глаза у нее красивые, — ответил я. — Не то зеленые, не то голубые.

На самом деле в памяти остался лишь запах мокрого капрона: когда Аня вышла проводить, по ее ногам текло.

— А сиськи не понравились?

— Если честно, не разглядел, — признался я. — Все ударило, как молния, ничего не видел и не слышал.

— Жаль. Многое упустил. Они у нее красивые.

— По теме сисек, кстати… Ты что, лишенец, рассматривал грудь своей сестры?!

Это уже переходило все пределы.

— Ничего я не рассматривал, сто лет она мне нужна!

Денис махнул рукой.

— Просто Анька сама не знает, что ей надо. Дома зудит, как бормашина, а в саду, когда соседей нет, загорает топлесом. Не хочешь, да увидишь.

— Да уж…

Нечто медленно всплывало из рассеивающегося тумана.

Уже трудно стало понять, со мной ли то было.

— …Кстати, Аня просила передать вот это…