Бесплатный фрагмент - Логика сумасшедшего

1

Лев Ильич, распахнув дверцы встроенного шкафа в прихожей, нервно шарил по карманам верхней одежды. Затем стал методично, в прямом и обратном порядке перетряхивать портмоне, кляссер для дисконтных карт, барсетку, выложенные здесь же на тумбочку…

Когда он, чертыхнувшись с досады, вернулся к карманам пиджака, брюк и пальто, дверной звонок трепыхнулся. Именно так, ибо не зазвонил традиционно — протяжно и требовательно, а как-то робко дзинькнул — и осёкся.

Лев Ильич вздрогнул от неожиданности, недоумённо хмыкнул, удивившись странному звону, и отпер входную дверь.

В неё протиснулся тучный мужчина в домашней одежде пенсионеров союзного значения 1950-х годов — полосатой пижаме и бархатной куртке, отделанной витым шнуром.

— Не помешал, сосед? — спросил он робко, чем вновь удивил хозяина, и без того озадаченного боязливым звонком.

— Да нет, конечно, Митрофан Иваныч! — поспешно заверил, Лев Ильич, не прерывая, впрочем, своего занятия. — Не обращайте внимания: банковскую карту, которой час всего назад расплачивался в гипермаркете, куда-то задевал — теперь ищу. Дурная голова рукам покоя не даёт… Наверно, всё же потерял, — вздохнул он и стал вешать на место разбросанные вещи.

— Так надо же срочно её заблокировать! — воскликнул сосед.

— Авось, найдётся, — беспечно отозвался Лев Ильич. — Не мог же я её на улице выронить. — Да вы проходите, — позвал он соседа в комнату.

— Бережёного, мой друг, бог бережёт, — пыхтя, опустился сосед в мягкое кресло. — Заблокировать карту — минутное дело, как и разблокировать, если отыщется. А нет — её за недельку заново перевыпустят, всего и делов-то. А так окажется в чужих руках — и плакали ваши денежки!

— Да какие там «денежки»! — отмахнулся Лев Ильич. — Так, кошкины слёзы…

— Ну… каждому своя копеечка — капитал! Какими бы деньги наши с вами малыми ни были, а все они — трудовые. Так сказать, эквивалент потраченных усилий, ума и таланта, — не без пафоса резюмировал визитёр.

Лев Ильич усмехнулся на эту сентенцию и вновь махнул рукой:

— Эквивалент уж больно… не эквивалентный…

— А что же вы хотели? Воистину, нет правды на земле. Но утешайтесь: правды нет — и выше, — ухмыльнулся и сосед. — А вы всё же звякните в службу помощи вашего банка — заблокируйте карту. Как говаривал мой белорусский тесть, покойник, може не поможе, да не пошкодит.

— Пожалуй что, — согласился Лев Ильич. Он перешёл к массивному старинному письменному столу. — Где-то у меня тут телефон их был записан… — Подумал и выдвинул крохотный ящичек. — А, вот! — выудил он из развала бумажных листков в четверть стандартного листа нужный лоскуток, отошёл к окну, за которым медленно падал снег, и стал набирать номер.

— А может мне позже зайти? — деликатно шевельнулся в кресле сосед, не сделав, впрочем, даже попытки из него выбраться. Заметив это, Лев Ильич вдругорядь еле заметно усмехнулся и, уже начав говорить, замахал рукой, словно вдавливая визитёра в кресло.

— …Очень приятно, Елена. А я Старостин, Лев Ильич. Я из Петербурга звоню — хочу, если можно, заблокировать кредитную карту Виза Голд — куда-то, знаете ли, задевал и вот боюсь, вдруг посеял на улице. Да, вот номер — 6754-5090-4104-5334, — продиктовал он по бумажке, — хорошо, что в своё время догадался записать… Родился? 17 августа 1952-го… в Ташкенте… Простите, — лицо его вдруг вытянулось, — как же я могу помнить контрольное слово, если оформлял карту больше двух лет назад? Вот незадача… А вы спросите — там же, наверняка, стандартный набор «паролей мушка». «Пароль мушка»? Да это из старого анекдота, не заморочивайтесь… Я говорю, обычно шифрами бывают или девичья фамилия матери, или любимое блюдо, или любимый город. Ну раз вам нельзя задавать наводящие вопросы, давайте тогда я все возможные варианты назову: девичья фамилия матери Иванова, любимое блюдо — плов, любимый город — Ташкент. Что, второе контрольное слово сошлось? Отлично! А, скажите-ка, если я, паче чаяния, карту всё же дома найду, как мне её разблокировать? Таким же путём? Спасибо, Леночка! Спокойного вам дежурства!

— Ну вот, другое дело, — одобрил Митрофан Иванович. — Теперь можно искать вашу карту спокойно хоть вечно.

— Хотелось бы найти всё же пораньше — наличных-то ни шиша, а завтра предстоят кое-какие платежи, — отозвался Лев Ильич. — Простите, я ещё в пакет с продуктами загляну — вдруг после кассы в него карту машинально вместе с покупками бросил — с меня станется.

— Да не дёргайтесь вы, Лев Ильич! — попытался остановить его взглядом сосед. — Если деньги нужны, открою любой беспроцентный кредит — по-соседски. А при одном пустячке, — многозначительно воздел он брови, когда Лев Ильич уже скрылся в кухне, — и без отдачи.

— Даже так?! — резко выглянул из проёма кухонной двери Лев Ильич и снова скрылся.

Он не видел, что сосед ещё более многозначительно прикрыл глаза и приподнял в улыбке уголки полных губ, и зашуршал пакетами.

■ ■ ■

— А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее! — остановился перед соседом Лев Ильич, когда вернулся после безуспешных розысков в кухне. — «Джинсу» решили заказать — развесистую клюкву про свою бывшую контору? Да только вам-то, как и я теперь, пенсионеру, зачем она сдалась, коль скоро кресло в министерстве, уж простите, в прошлом? Или приятели по старой дружбе подкатились?

Митрофан Иванович печально глянул на хозяина снизу верх и покачал головой.

— «Джинса», как вы изволили выразиться, мне без надобности. Я и прежде, если помните, ни с чем подобным к вам не обращался. Хотя порою, врать не стану, так и подмывало: солидный журналист в солидной же газете своим пером вполне мог умножить наши скромные, чего греха таить, успехи, как говорит наш президент, «в разы».

— Ну вы уж скажете — «в разы»? — стараясь скрыть, что, себе же на удивление, польщён, мотнул головой Лев Ильич. — Вы ведь и сами с усами, соседушка.

— Не без того, — не стал скромничать тот. — Но только не в нынешней, увы, ситуации.

— Что же у вас приключилось?

— Досадная оказия, — пожевал губами визитёр. — Пропала, знаете ли…

— О, нашлась, проклятая! — перебил его Лев Ильич. Он вытащил из кармана домашних брюк ту самую банковскую карту и присвистнул: — Ну, прямо-таки автофокус! Только что её там не было — и вот она вдруг есть!

— Вы просто руки в этот карман до сих пор не засовывали, — приземлил его сосед. — Поди, только переоделись и сразу спохватились, где, мол, карта. И невдомёк вам, что сами же и сунули её вот в этот вот карман.

— Ну, точно! — вмиг повеселел Лев Ильич, припомнив. — Она лежала не на привычном месте — не в бумажнике, а в пальто: это меня всегда напрягает. И я держал её в руках, когда переодевался, чтобы сразу переложить в бумажник, а как собрался перекладывать, уже, должно быть, опустил в этот карман. Растяпа! — Так что у вас стряслось, простите?

— Ну, у вас сызнова денежки завелись, — вздохнул сосед, — так вас теперь и калачом в мои спасители не заманишь…

— А вы никак купить меня хотели? — склонился над ним шутливо Лев Ильич.

— Вот именно, мой друг.

— Так в чём же дело? Не тушуйтесь! — подстегнул его уже немного заинтригованный Лев Ильич.

— Хотел об одолжении попросить… У вас в правоохранительных органах наверняка немалые связи остались, раз уж вы столько писали о них в своей жизни.

— Остался ещё кое-кто, — признался Лев Ильич. — Хотя кадры в последние годы перетрясли основательно, — сказал он удручённо. — Да ведь и вы, дружище, не без связей.

— Свои я не хотел бы подключать — они на генеральских уровнях, как всякому нетрудно догадаться.

— Ты ж понимаешь! — язвительно воскликнул Лев Ильич. — Хотя, конечно, для живого дела уже давно негожие субъекты. А вам в какой сфере желательно — дорожной полиции, следствии или среди может участковых?

— С участковым нашим, Гитином Алиевым…

— О-о, даже имя знаете?! А я, сколько живу в этом районе, ни одного из них даже издалека не видел!

— Аварец, из Дагестана… Хороший парень этот майор, толковый. У нас гаражи смежные, оттого и знакомство вожу. С ним-то я и сам бы всё решил, да только тут и он, как мои отъевшие пузо «енаралы», не поможет.

— Да что случилось-то? Вы, кажется, обмолвились — пропало что-то? Или кто-то — я ослышался?

— Люди все, бог миловал, на месте, — истово перекрестился Митрофан Иванович. — А вот одной небольшой коробочки на положенном ей месте уже второй день как нет — в точности, как не было только что вашей банковской карты. Но карта-то, бог миловал, нашлась, а моя коробочка — точно канула в воду.

— Не с царскими золотыми червонцами ли? — сделал шутливо ударение на «ли» Лев Ильич.

— Будь бы они, я бы хранил их в банковской ячейке, — ничуть не смутившись, ответил на подколку Митрофан Иванович.

— Резонно… Но что же в ней было такое-разэтакое, что вы предпочитали держать его дома, хотя при этом, как я понимаю, очень дорожили, раз уж настолько огорчены пропажей?

— Весьма, признаться, огорчён, весьма, — печально подтвердил сосед. — А вот о том, что именно находилось в той заветной коробочке, пока предпочёл бы умолчать — надеюсь, вы, Лев Ильич, на меня за сие не обидитесь. От вас же мне нужно всего ничего: порекомендуйте смышлёного сыщика, чтобы эту коробочку отыскал. А я уж, будьте уверены, в долгу не останусь — ни перед ним, ни, друг мой, перед вами.

— А почему сразу в полицию не заявили? — не мог скрыть недоумения Лев Ильич. — Столько времени упущено бездарно! Воров поди давно уж митькой звали.

— Не исключено… — помедлив, ответил визитёр. И ещё чуточку помолчав, продолжал: — Но дело в том, Лев Ильич, дорогой мой, что мне бы желалось провести розыск конфиденциально, без заведения уголовного дела и тому подобного — это объясняется как раз содержимым исчезнувшей коробочки, ещё раз простите, что не посвящаю вас в его тайну.

— Хорошенькое дело! — вскричал Лев Ильич. — И как это вы себе представляете? Как может слуга государев искать вашу чёртову коробочку «просто так», без уголовного дела?!

Митрофан Иванович поморщился.

— Не кипятитесь так, мой друг… Я же не предлагаю ему заниматься моей коробочкой в рабочее время. Но почему бы при этом ему не подзаработать во время внеурочное? Зачем его изощрённым мозгам простаивать вечерами и в выходные? Да и деньги, не думаю, что на государевой службе ему платят такие, что можно беспечно валяться вечерами на диване.

— Насколько я знаю, работникам правоохранительных органов категорически запрещены подработки, за исключением разве что преподавательских, — заметил в ответ Лев Ильич. — Так может, если не хотите заявлять в полицию, обратиться в частное сыскное агентство?

— Да бог же с вами, Лев Ильич! — впервые не сдержался и сосед. — Да где ж вы видели в России путёвых частных сыщиков? Да, думаю, и за границей их, путёвых, нет — только в романах все эти наты пинкертоны и нэши бриджесы. Но я-то не герой романа! Я вполне реальный человек, попавший в пиковое положение, которому потребна эффективная, но — но! — помахал он в воздухе пальцем, — не афишируемая помощь.

Сосед с трудом выбрался из здорово просевшего под ним кресла.

— В конце концов, я не прошу ведь вас склонить вашего знакомого к попранию служебных правил — как человеку государственному мне это глубоко противно. Я лишь прошу свести меня с ним, а там уж мы как-нибудь сами сговоримся. Сведёте? — спросил он уже от двери, споткнувшись об уличные брюки Льва Ильича, которые тот не успел повесить в шкаф и которые сползли на пол с тумбочки, где хозяин перед приходом гостя обследовал их в поисках банковской карты.

— Есть тут один рьяный парень на примете.., — задумчиво отозвался Лев Ильич. — Попробую ему звякнуть. Согласится на встречу — дам знать.

— Вы уж дайте, мой друг, вы уж дайте, — ободрившись, сказал визитёр и, уже взявшись за ручку двери, вдруг спросил: — Так что там за анекдотец-то про мушку?

— Какую мушку? — не понял Лев Ильич. — Ах этот! — поднёс он к уху руку, словно телефонную трубку, как бы связывая вопрос с его звонком в службу помощи банка. — Призвали деревенщину в армию, поставили на часы, говорят: «Чужих, смотри, не пускай — только тех, кто знает пароль. А пароль — мушка». Тут идёт посторонний, а деревенщина ему: «Пароль „мушка“ знаешь?».

— Вот-вот — пароль «мушка», — усмехнувшись, сказал Митрофан Иванович. — Карту разблокировать не забудьте.

И, церемонно поклонившись, закрыл за собой дверь.

2

■ ■ ■

— Не спишь, старик? — спросил Лев Ильич, когда отозвался мобильник, прижатый им к уху плечом. Руки его были заняты жёлтой эмалированной чашкой, в которой дымилась только что разогретая шурпа. Лев Ильич осторожно опустил чашку, придерживая за пёстрые прихватки, на пластиковую жаропрочную подставку и продолжал: — Ну да, вопросец есть на миллион, иначе бы с чего я на ночь глядя затеялся тревожить вашу светлость. Чего-чего? — переспросил он. — Пельмени варишь? Покупные, что ли? — уточнил брезгливо. — Я нет, уволь — я только домашнее внутрь допускаю. И тебя угощу, если прямо сейчас подскочишь. Ну да, и коньячку накапаю, вестимо. Соблазнился? Тогда брось прятать тело жирное в утёсах и сыпь живо ко мне. На домофоне номер 330, если позабыл.

■ ■ ■

— А до утра нельзя было, Валерик, отложить? — смуглая девушка, придерживая полы халата, наброшенного на голое тело, была явно недовольна тем, что вечер перестал быть почему-то томным. — Горит, что ли у вас? Вот вечно — толком не поешь, не говоря уж…

— Пельмени доедай сама, моя мадонна, — снисходительно бросил ей коренастый крепыш, меняя домашние тапочки на ботинки. — Меня от них уже с души воротит!

Он распахнул на мгновение ей халат; «мадонна» ойкнула, а Валерик дурашливо закатил глаза и столь же стремительно халат запахнул, взъерошил «мадонне» короткие волосы и чмокнул в кончик носа.

■ ■ ■

Митрофан Иванович заканчивал ужин. Он был сервирован по-барски — не в кухне, как у большинства простолюдинов, а в просторной гостиной, меблированной с претензией — а-ля «ампир». Правда, серебряные столовые приборы и хороший фарфор на крахмальной скатерти разительно контрастировали с тем, что ими и с них вкушали, — а были то заурядные сосиски и винегрет. Но хозяева, как любое семейство высшего чиновничества, не усматривали, судя по всему, в этом никакого противоречия — и слава богу. Жену Митрофана Ивановича, тощую, как нередко бывает у тучных мужчин, и желчную на вид мадам, волновала лишь необычная нервозность мужа.

— Ты скверно ешь сегодня, Митрофаша. Ну что это, серьёзно разве — всего одна сосиска? А винегрет не тронул… Ты чем-то озабочен? Я замечаю уже не первый день, как ты потух. Поехал бы к Олегу, погулял с внучатами, развеялся. Или что болит? Так что ж молчишь — скажи?

— Ничего не болит — не накаркай, — отмахнулся Митрофан Иванович. — А к сыну бы и верно надо съездить: что-то он позавчера был не в себе, ты не находишь? Я ему про машину, мол, и правда ведь нужно менять, а он как не слышит — хотя сам же мне всю плешь с этой темой проел. Всё рылся, искал что-то — сказал, оставил у меня какие-то чеки, — а он ведь сроду ничего у нас не оставлял. А потом вот…

Митрофан Иванович вдруг осёкся, чуть не сболтнув, по его мнению, лишнего.

— А у меня он в комнате что вытворил! — пожаловалась дочка — девочка-старшеклассница. — Мало того, что не спросясь вломился, так ещё и спустил петли на двух новых колготках. Что он в моём комоде забыл? Скажите ему, чтобы не хозяйничал в чужом доме.

— Какой же наш дом ему чужой? — хмуро посмотрела на неё мать.

— Ну всё равно — пусть у своей курицы Вальки в комоде шмонает, а ко мне больше не суётся!

— Ася, — поморщилась мать, — сколько уж раз говорено: девочке из интеллигентной семьи сниженная лексика не к лицу…

Ася фыркнула. Митрофан Иванович укоризненно глянул на неё, потом на жену и шумно нашарил под ампирным стулом ногами мягкие чувяки.

— Ну ладно, чаюйте тут, — примирительно наказал он жене и дочери, оставшимся за столом, — а я пойду прилягу.

■ ■ ■

Валерик припарковал свой «форд» в переулке, где машин было меньше, метров за двести до подъезда купчинской 12-этажки, в которой обитал Лев Ильич, и направился к нему в темени двора напрямик — по припорошенной снегом детской площадке с ярко раскрашенными горками и качелями.

Внезапно перед ним выросла тёмная бесполая фигура. Тускло блеснул замысловатый нож, и Валерик повалился на землю, гулко стукнувшись головой о жёлтую пластиковую трубу ребячьего аттракциона.

■ ■ ■

Митрофан Иванович случайно стал свидетелем этой сцены. Прежде чем прилечь на софу, он подошёл к окну кабинета взглянуть на заоконный градусник. С его восьмого этажа детская площадка была как на ладони.

— Ну это ж надо, что деется! — проворчал он и попытался разглядеть, на кого это напали внизу.

Упавший человек был ему не знаком; фигуру нападавшего он видел лишь со спины.

Разволновавшийся Митрофан Иванович опустился на софу, отдышался, затем потянулся к стационарному телефону на журнальном столике и стал дозваниваться в полицию.

■ ■ ■

Лев Ильич давно доел шурпу. Но казан с ней обратно в холодильник не убирал — дожидался замешкавшегося следователя, чтобы угостить, как обещал, домашней снедью. Но тот отчего-то всё не шёл, и Лев Ильич начал заметно злиться.

Сдерживая себя, медленно допил чай и дожевал тульский пряник, но затем вдруг порывисто достал простенький мобильник, выбрал в его записной книжке нужный номер и резко нажал на кнопку вызова.

Пошёл длинный гудок — телефон свободен. Но его хозяин Льву Ильичу не отвечал.

Наконец, после третьей или четвёртой попытки, трубку сняли.

— Алло, Валера! — закричал Лев Ильич. — Совесть же надо иметь! Ну где ты застрял, старичище?

— Где-где? — хрипато ответила трубка голосом совсем не Валеры. — В Караганде, твою мать.

И трубка коротко запищала отбоем.

Лев Ильич долго смотрел на неё с недоумением и стал надевать пальто, сам ещё не зная, для чего — скорее, просто от волнения.

■ ■ ■

— Олег, это папа! Что долго не отвечаете — некому трубку поднять? — взвинченно сказал в трубку Митрофан Иванович.

Он лежал на софе, прикрывшись дорогим шотландским пледом.

— Полный дом народу, — проворчал он, — а как отец позвонит, так вечно не дождёшься ответа! Ты дома? Ну слава богу… Да нет, просто душа не на месте — ты же вечно за рулём. Хоть бы по вечерам теперь звонил: понять же надо — родители стареют, а с возрастом тревожат даже пустяки. Вот свои детки подрастут, тогда поймёшь, что главное родительское чувство — это страх. Только и достаёшь душу из пяток: а как у этого, а что у того… Ладно, успокоился уже, — заверил он голосом, говорившем об обратном. — Да тут ещё случай… На детской площадке под окнами сейчас на мужчину напали — твоего роста, комплекции. Да, испугался! Вызвал милицию — и сразу тебе звонить. А Валя дома? Нет, я же сказал, на мужчину, а не на женщину, но всё равно… Нет, не ограбили. Но показалось, что ударили ножом. Приедешь? — удивился неожиданному повороту разговора Митрофан Иванович. — Ну, приезжай, ещё не спим…

■ ■ ■

Когда Лев Ильич спустился во двор, по детской площадке перед парадным бродили полицейские, подсвечивая себе фонариками. Внутри у него что-то нехорошо шевельнулось

— Что случилось? — подошёл он к ним. — Что вы тут ищете?

— Твоё алиби, папаша, — грубовато пошутил один из полицейских. — Поэтому шёл бы ты лесом.

— Интеллигентно.., — укоризненно оценил Лев Ильич и остановился.

— А если интеллигентно, — отозвался вынырнувший из тьмы в пятно света от фар мужчина в гражданском, — то соблаговолите объяснить, уважаемый, что вы тут в эту глухую пору делаете.

— Почему?

— Что «почему»? — устало переспросил мужчина.

— Почему я должен кому-то что-то объяснять?

— Тогда мы сами продолжим искать ваше алиби, как сказал вам сержант. Ибо вот вы, а вот — труп. Не находите это многозначительным?

— Слава богу, не труп, — пробасил кто-то из темноты у детской горки. — Пульс хоть и вялый, но всё же прощупывается.

— Тогда молитесь, — буркнул Льву Ильичу мужчина в гражданском и замахал подъехавшей «скорой» — дескать, сюда, сюда.

Медики прошли в луче света к жёлтой пластиковой трубе, внутри которой днём лихо съезжают ребятишки, и склонились над скрюченной мужской фигурой.

Лев Ильич, пользуясь тем, что о нём на какое-то время забыли, подошёл насколько возможно ближе и шёпотом чертыхнулся: в лежащем на боку мужчине он узнал Валеру.

■ ■ ■

— Ну и какая была нужда тащиться на ночь глядя? — поднялся Митрофан Иванович с софы навстречу сыну — лысоватому мужчине чуть за 30 в джинсах и толстом свитере.

Сын не ответил. Он был явно нервозен. Подошёл к окну, отдёрнул штору и пробормотал, увидев, как санитары несут пострадавшего на носилках к машине: «Неужто ж это он?..»

— О ком ты, Олег? — спросил, с кряхтением снова ложась на софу, Митрофан Иванович.

— Да так. Не обращай внимания…

— Знакомого увидел? — вскинулся Митрофан Иванович. — Знаешь может, на кого напали? Пока ты ехал, заходил наш участковый: думал, раз я звонил в полицию, то может знаю пострадавшего. Он ещё ходит тут по этажам: если узнал — пойди скажи.

— Да нет, откуда мне.., — напряжённо отозвался Олег.

Но он явно узнал — правда, совсем не того, кого имел в виду отец. Мужская фигура в дешевой синтепоновой куртке и вязаной шапке, мелькнувшая вреди деревьев, принадлежала тому человеку, которого он так надеялся не увидеть — и увидел. От этого Олега нервно передёрнуло. И это не укрылось от его многоопытного отца.

— Ой, что-то ты темнишь! — неодобрительно и вместе с тем испуганно покачал головой Митрофан Иванович.

Олег отошёл от окна.

— В какой-то момент показалось, что там, — начал он и сам себя перебил. — Но нет, просто впотьмах черты лица померещились…

— Чьи?

— Нет, говорю же, просто поблазнилось…

Голос его уже был не просто голосом встревоженного предчувствием человека — он предательски дрожал.

— Погнал я, папа, — пожал он руку у локтя лежащему отцу. — К маме ещё только на секунду заскочу — отдам колготки для Аськи. — И вышел из отцовского кабинета.

Митрофан Иванович больше не сомневался, что сын явно что-то знает о случившемся. Он с кряхтением встал, пошёл в спальню, где жена уже разобрала постель, и выдвинул верхний ящик своей прикроватной тумбочки — самого обычного советского мебельного полированного ширпотреба, который дико контрастировал с пышной резьбой помпезного супружеского ложа. В ящике было пусто.

— Неужто ж это он?.. — не заметив этого, в точности повторил он возглас своего сына у окна. — Но с какой стати?!

■ ■ ■

— Простите, вы, как я понимаю, следователь? — обратился Лев Ильич к мужчине в короткой дублёнке, который смотрел, как носилки с Валериком закатывают в санитарную машину. — Видите ли, я знаю этого человека.

— Я тоже его знаю, представьте себе, — не слишком дружелюбно ответил следователь.

— Ну да, понимаю.., — стушевался Лев Ильич. — Но я не просто его знаю — мы приятельствовали. Больше того, я ждал его сейчас у себя дома.

— Вот как? — оживился следователь. — И с какой целью?

— Хотел угостить шурпой.

— Чего-чего? — чуть не поперхнулся следователь. — А, ну да… И что же — ждали бы себе и дальше? Или обозлились, что подполковник Игнатьев Валерий Петрович не торопится вкусить ваших экзотических яств, вышли навстречу и в сердцах бедолагу прирезали? Тогда понимаю вас очень — сам ждать терпеть ненавижу.

— А что, Валеру пырнули ножом? — оторопел Лев Ильич.

— Чем его пырнули, нам скажут эксперты. Или вы, — глумливо хмыкнул следователь, — давая чистосердечное признание.

— Отставить хамство, Чижов! — услышал вдруг Лев Ильич знакомый голос и закрутил головой в поисках, откуда он донёсся.

— Да здесь я, Лёва! — вышел на свет худощавый седой человек с непокрытой головой и расстёгнутом длиннополом пальто. — Достал он тебя? — кивнул он на следователя без всякой, как ни странно, злости. — Он может, он такой.