Бесплатный фрагмент - Летящие к Солнцу

Глава 1

Двадцать танков неслись, растянувшись в цепь, по серому снегу. Над ними нависли черные небеса. Лучи прожекторов разреза́ли плоть вечной ночи. Лязг траков заглушал звук моего дыхания.

На одном из танков откинулась крышка люка.

— Сеньор Риверос! — В зеленоватом свечении над башней показался Рикардо.

Он напоминал мертвеца. Щеки впали, глаза ввалились, кожа одрябла. Его пожирала радиация.

— Наконец-то мы снова с вами встретимся, сеньор Риверос! — пропел Рикардо, покачиваясь в люке. — Жаль, что времени так мало. Не сыграть нам ни в шашки, ни в шахматы, ни в «Эрудит».

Он вцепился в края люка и заорал:

— Только смерть!!!

Зеленоватое свечение сделалось ярче, Рикардо запылал, будто ядерное солнце. Огонь перекинулся на корпус, и танк, взревев, помчался быстрее. Остальные поддали газу, перестроились клином, острием которого стал танк Рикардо.

Лысый тюремщик вытянул ко мне руку и оскалил фосфоресцирующие зеленым зубы.

— Считайте минутки, считайте секунды, сеньор Риверос! Наша встреча близка.

Когда зеленая светящаяся рука вцепилась мне в сердце, я закричал и открыл глаза.

Где я? Последнее, что помню, — палатка, Вероника меняет мне компресс. Сейчас я в тесном, узком помещении, лежу на жестком полу. Под головой что-то мягкое, воняющее по́том и кровью. Меня едва не вырвало.

— Что, опять кошмар? — Голос Вероники прозвучал сонно, с ноткой раздражения, но вся моя душа потянулась к нему.

— Ве-ра, — простонал я, не в силах вымолвить слово целиком.

Вверху я увидел закрытую крышку люка. Похоже, мы в танке. Нас схватили? Нет, Вероника выбиралась, морщась, с водительского сиденья, за которым я лежал. Вряд ли бы ее пустили порулить, после того как она фактически выстрелила в лицо дону Альтомирано.

Вероника присела рядом со мной на колени, пыхтя папиросой, потрогала лоб.

— Слава те, госсподи, — буркнула она невнятно. Закашлялась, выдернула папиросу изо рта, чихнула и, прищурив один глаз, посмотрела на меня: — Ну? Пить? Писать? Сказку на ночь? Рожай быстрее, я спать хочу!

Я прочистил горло, помел по сусекам внутреннего мира и, собрав щепотку не то цинизма, не то сарказма, сказал:

— Чисто академический интерес: а я уже просился писать? И что ты, в связи с этим, делала?

Вероника затянулась и выдохнула мне в лицо смердящую тучу. Я закашлялся.

— Наконец-то, старый добрый засранец Николас вернулся. Не волнуйся, твоего малютку никто не трогал. Ты за эти трое суток столько рыдал, что до пузыря не добежало.

— Трое суток? — испугался я и тут же устыдился: — Рыдал?!

Испугался? Устыдился? Боже, что со мной?! Впервые за двадцать один год я испытывал что-то сложнее желания помочиться. А оно, кстати, становилось сильнее.

Я заворочался. Вероника протянула мне руку. Подъем дался тяжело: измученное горячкой, изнеженное бездействием тело отзывалось на каждое движение болью. Голова закружилась, в глазах потемнело. Я резко выпрямился и долбанулся головой в крышу — танк оказался ниже, чем мне казалось, когда я лежал. Зато от удара парочка мыслей сцепились друг с дружкой. Я вытаращил глаза на Веронику:

— Надо бежать! Лететь! Валить! Рикардо близко!

Вероника зевнула и высвободила руку.

— Ты постоянно что-то бредил про Рикардо, и что нас всех убьют. Да, папа психанул, это бесспорно, но с какого бока Рикардо? Этот мудак плешивый даже близко не солдат. Что он тебе успел сделать, за что ты его так боишься?

— Не надо грязи! — возмутился я, потирая ушиб. — Рикардо был добр и заботлив, это ты меня избила и вывихнула руку. Но теперь он едет сюда, чтобы нас убить!

Вероника покачала головой, затянулась. Вентиляционная система работала прекрасно, вони от дыма почти не ощущалось.

— Значит, ты у нас заделался ясновидцем. О’кей, принято. Загоном больше, загоном меньше — роли не играет. Я — спать.

Она бросила на пол окурок, раздавила его и шлепнулась в водительское кресло.

— Вероника? — Я потряс ее за плечо. — Кассандре тоже никто не верил, и что получилось!

Вероника притворялась спящей.

— Где Джеронимо? — Я наклонился к ее уху. — Нам срочно нужно уезжать отсюда, где бы мы ни находились!

Кстати, да. Где мы? Я включил экранчик на приборной панели. Ага, ясно, мы — посреди бескрайней снежной равнины. А я уж испугался было — ну как увижу взошедшее солнце и песчаный пляж с кабинками биотуалетов.

Подвигав колесико регулятора, я увидел дуло нашего танка, а под ним…

— Почему под дулом болтается привязанный труп?!

— Я разрешила Джеронимо его оставить, если он сам будет о нем заботиться, — пробормотала Вероника.

Кажется, она действительно уснула. Глядя на нее, я вспомнил, как по-идиотски признался в любви, и кровь со всего тела прилила к лицу. Захотелось бежать и плакать, а она чтоб догоняла и жалела. Вот они какие, чувства…

Кстати, интересно, мы с ней — пара или нет? Вроде бы она меня не послала, она обо мне заботилась. Пожалуй, пара. А что должны делать пары?

Целоваться я не умел, поэтому всего лишь прижался губами к ее губам и замер.

Веки Вероники дрогнули и поднялись. В той бездне удивления, что я увидел в ее глазах, можно было утопить славный город Илион с деревянным конем и двадцатью танками в придачу.

«Зато ты проснулась», — хотел сказать я.

Не сумел. Голос не послушался. Сердце заколотилось, будто от инъекции кофеина, желудок свело. А потом мир превратился в вихрь ударов, царство боли, грохот крови в висках и русско-испанскую вереницу матерной ругани.

Очнулся я на полу. Я говорил, что мне было больно до этого? Я солгал. Больно было сейчас.

— Ты!!! — Вероника, пунцовая от ярости, наклонилась надо мной и до хруста сжала кулаки. — Жалкая куча унылого дерьма, да кто дал тебе право хотя бы думать о том, чтобы…

С резким хлопком танк разгерметизировался. Крышка люка над правым плечом Вероники открылась.

Тепло и воздух высосало наружу. Салон наполнился ледяной стужей, легкие — смрадом, описать который не сумел бы и Зюскинд.

Вероника, кашляя, упала на колени, зашарила по полу руками в поисках маски.

Раздалось шипение, и люк загерметизировался. Справившись с приступом кашля, я обнаружил, что могу дышать, и с каждой секундой становится теплее.

Под люком, чуть пригнув голову, стоял Джеронимо в комбинезоне и вертел на указательном пальце маску. Глаза его, как обычно, горели неугасимой жаждой действия. Увидев меня, он выронил маску.

— Ник! — Джеронимо растопырил руки и бросился меня обнимать. — Ты вернулся! Как же я по тебе скучал! Она тебя уже избила? Ах, эта жестокая карга, но ничего, мы ей отомстим, да-да, клянусь, жестоко отплатим!

— Гаденыш, — прохрипела, поднимаясь, Вероника. — Мог хотя бы постучать, прежде чем…

— Я стучал! — обернулся к ней Джеронимо. — Но ты так орала, как будто Николас сделал тебе ребенка, пока ты спала. А я и так задержался, чтобы дать вам время на брачные игрища. Слишком задержался. Кто за руль? Может, я?

— Никто! — огрызнулась Вероника, бросив на меня злобный взгляд. — Я три дня гнала эту хреновину почти без передышки, а теперь хочу спать. Спать! Хватит уже параноить, вы, оба! Отец не идиот. Он уже потратил черт-те сколько сил и не будет…

— Два десятка танков приближаются с юго-запада, и они точно знают, куда ехать, — перебил Джеронимо. Он подбежал к панели управления и активировал радар. Я встал, чтобы увидеть скопление светящихся точек на юго-западе.

— Твою мать! — Вероника сплюнула под ноги. — Наверное, я чего-то не знаю.

Ни сонливости, ни раздражения. Я глазом не успел моргнуть, а Вероника уже облачилась в белый комбинезон. Я отыскал свой — оказывается, это на нем я спал. Запашок, конечно, тот еще.

— За руль сядешь? — Вероника избегала смотреть мне в глаза, но обращалась ко мне.

— Дай минутку, — кивнул я.

Глава 2

Минутку я использовал, чтобы выбраться наружу и справить малую нужду с юго-западного края танка. Силы противника виднелись на горизонте. Ехали клином. Над передним танком чудилось зеленое свечение.

— Что же вам от нас нужно? — шептал я, окруженный клубами пара. — Почему нельзя просто забить на троих безумцев, летящих навстречу смерти? Мы и сами прекрасно сдохнем, без вас.

Так я говорил, но думал о другом. О том, что поцеловал девушку, а в ответ получил по… Да по всему! Следовательно, мы не пара. Что же мне теперь делать?

От печальных мыслей отвлекло воспоминание о зеленой руке. Сердце болезненно сжалось, и я поспешил вернуться в танк. Водительское место пустовало. Вероника заняла место стрелка, Джеронимо — рядом с ней. Вот уж не знаю, какие функции выполнял третий член экипажа. В ведении Джеронимо оказалась рация, это как минимум.

Я положил руки на руль и зажмурился. Давай, сила Риверосов! В памяти все еще ярко горел финал гонки, когда я буквально слился в одно целое с машиной…

«Это со мной, что ли, ты собрался в одно целое сливаться?»

Я открыл глаза и замотал головой в поисках обладателя голоса. Хриплого, мужского, незнакомого, сочащегося презрением.

— Николас? — Это Джеронимо. Они с Вероникой смотрели на меня в ожидании.

«Меня слышишь только ты, — усмехнулся голос. — Риверос недоделанный».

Я вытаращился на приборную панель.

«Бинго! Это мной ты собрался управлять? Серьезно? Давай посмотрим, как у тебя это получится, соплежуй!»

— Два километра, девятьсот метров, процедила Вероника сквозь зубы. — Прицельный огонь смогут открыть с тысячи метров, скорость приближения — шестьдесят километров в час. Две минуты, и нам хана. Может, уже поставишь ногу на педальку справа?

«Слушайся женщину, — измывался танк. — Такие, как ты, только и могут, что плясать под бабскую дудку».

— Ты — хам и сексист! — Я стукнул по рулю. — Поехали!

Танк засмеялся и умолк. Я чувствовал его всеми своими новопробужденными риверосскими силами. Ладони потели на руле, глаза без толку таращились на спидометр, стрелка которого валялась за отметкой «0». Я был начинающим дрессировщиком пони, но пытался оседлать дикого мустанга. Как будто я знаю, что такое «мустанг»…

— Два километра, четыреста метров! — Голос Вероники звенел от напряжения. Рука застыла на ремне, готовая отстегнуть его, вышвырнуть меня из-за руля.

Еще раз зажмурившись, я попытался подчинить танк своей воле, но в ответ ощутил нечто, напоминающее удар по морде. Даже голова дернулась.

— Надо было все-таки мне сесть за руль, — зевнул Джеронимо. Он в перчатках листал лежащую на коленях книжку. Ту самую, что вручил нам черноволосый старец в Красноярском Метро.

У каждого есть свое призвание. Джеронимо до самой смерти будет стараться понять, почему наш мир покинуло солнце. Вероника до конца будет сражаться с каждым, кто посмеет угрожать ее брату. А я… Что буду делать я?

Пальцы вцепились в ключ зажигания, мотор нехотя кашлянул и запустился. Сцепление, передача, газ — уж этих-то умений у меня не отобрать!

Взрыхлив снежный наст гусеницами, махина тяжело подалась вперед. Я включил третью передачу, танк натужно загудел, но справился и понесся быстрее.

Я мельком взглянул на руку Вероники. Пальцы ее расслабились, и я позволил себе вздох облегчения. Она мне доверилась!

— Лево руля! — крикнул Джеронимо.

Я бросил взгляд на экран и чудом успел избежать столкновения со снежной кочкой внушительных размеров. Понесло боком. Вероника выругалась, из рук Джеронимо вылетела книжка.

— Святой Христос, Николас! — воскликнул он. — Сосредоточься на дороге! Вероника не будет показывать стриптиз прямо сейчас! Курс на северо-восток.

— Северо-? — переспросил я, крутя рулем. — Мы уже не к солнцу?

— К солнцу, только по пути надо кое-чего уцепить. Я расшифровал карту, что была в этом фолианте. — Джеронимо, крутя головой, следил за летающей по салону книгой. — Если все правильно понял, то мы уже близко. Доехали бы раньше, но кое-кому приспичило поспать!

Он уничижительно посмотрел на сестру. Вероника не обращала на него внимания. Она следила за радаром, кусая губы.

— Доехали куда? — недоумевал я. — Что мы ищ…

Я осекся. Джеронимо, оттолкнув сестру, вперился взглядом в монитор.

— Знамение, — торжественно прошептал он. — Топи, Ник!

Теперь и Вероника отвлеклась от радара, сосредоточившись на размеренно мигающем красном пятне в нескольких километрах от нас.

— Частота меняется! — Джеронимо попытался вскочить, но его удержал ремень. — Оно чувствует нас!

Я повел рулем. Теперь мы неслись прямиком на мерцающее алым пятно. Джеронимо был прав: оно мерцало все чаще. Я вдавил педаль в пол. Шестьдесят пять километров в час. Танк начал рыскать, но я пока справлялся.

«Пока», — проворчал танк.

Сама собой включилась рация, из динамиков зазмеился вкрадчивый голос:

— Куда же вы так спешите, сеньор Риверос? Неужели ни капельки не соскучились? Ну как можно быть настолько черствым человеком? Подумали бы о моих чувствах. Каково мне было обнаружить пустую камеру? Заглядывать под шконку, выкрикивать ваше имя в дыру в полу? Рыдать, сжимая в руках веревку, на которой вы не изволили повеситься!

Меня затрясло. Я не мог выключить рацию — блок управления находился напротив Джеронимо.

— Рикардо! — воскликнула Вероника. — Но почему он?!

Джеронимо выключил рацию, вняв моей немой мольбе, и посмотрел на сестру.

— Ты вообще хоть что-нибудь знаешь о своем доме, или только драться и стрелять училась? Рикардо — маньяк-убийца. Еще когда ты в пеленках душила кукол, в доме начали погибать люди. Их находили то тут, то там, расчлененными на куски. Ни на одной камере ничего не обнаружили. За год погибло больше двадцати человек.

Мои зубы выбивали дробь, руль выскакивал из трясущихся рук.

«Ну как, справляешься?» — поинтересовался танк.

Движок «чихнул».

Я начал глубоко дышать. Спокойно. Это все просто слова. Главное сейчас — тот красный свет, мерцающий, как стробоскоп.

— Когда его нашли, то чуть не линчевали. Но папаня вмешался. Он закрылся с Рикардо в кабинете и долго о чем-то говорил. Никто не знает, о чем, однако Рикардо вышел оттуда первым доверенным лицом и без приказа никого больше не убил. Фантом умеет подбирать талантливые кадры.

Движок заглох, но я успел запустить его раньше, чем скорость упала. Мир сузился до красной полянки впереди, двигателя, то и дело «чихающего», и голоса Джеронимо:

— Рикардо — дьявол во плоти. Если ему сказали убить — он убьет. Вот почему за нами едет он. Он не усомнится и не отступит.

Опять ожила рация:

— Сеньор Риверос! — укоризненно сказал Рикардо. — Неужели вам хочется погибнуть под обломками танка? Послушайтесь голоса разума, остановитесь! Давайте поговорим. Я испепелю вас радиацией, или мелко нашинкую своим любимым ножичком — как вам больше нравится? Мы можем попытаться совместить…

Джеронимо вдарил кулаком по кнопке отключения.

— Папа мне такого не рассказывал, — тихо сказала Вероника. Джеронимо усмехнулся:

— Ну да, он старался казаться зеленым и пушистым. Видимо, откровения предполагались после твоего облучения. Не желаешь вернуться и познать все тайны дома Альтомирано?

До красного пятна оставалось метров пятьсот, когда движок замолчал совершенно. Я дергал ключ в зажигании, но даже стартер молчал. Молчал и танк. Он прокатился десяток метров и встал мертвой глыбой.

— Ну же, ну, пожалуйста, — шептал я, теребя ключ.

— Девятьсот метров, — выдохнула Вероника.

— Не добежим, — покачал головой Джеронимо. — Жаль. Ладно, попробуем в другой реинкарнации…

Они не осуждали меня. Приняли как должное свою судьбу. Но ведь это — не их судьба, а мое проклятое бессилие! Все было еще хуже, чем в самом начале. Раньше я мог управлять техникой, как обычный человек, но не мог ее чувствовать. А теперь я чувствовал, но техника меня презирала.

Что-то внутри меня надломилось. Расплылись огоньки панели управления, и я, уронив голову на сложенные на руле руки, разрыдался под фантомный хохот танка.

Глава 3

— Опять! — воскликнула Вероника.

Я очень хотел услышать в ее голосе заботу, сочувствие — что-нибудь такое. Но слышал лишь раздражение, да щелчки затворов — Вероника проверяла оружие. Автомат, пистолет, пистолет, пистолет… Господи, сколько же у нее всяких пушек! И ни грамма тепла для меня!

— Николас! — Рядом со мной оказался Джеронимо. Его рука легла мне на плечо. — Что с тобой? Давай, мне ты можешь рассказать всё!

— Мы умрем! — простонал я и добавил, опасаясь быть непонятым: — Из-за меня!

Я сквозь слезы смотрел на заботливое лицо Джеронимо. Он пожал плечами:

— Ну и что? Что мы, в первый раз из-за тебя умираем? Раньше тебя это не беспокоило.

Многое я хотел ему рассказать. И о том видении, в котором Вероника пристрелила моего эмоционального двойника. И о том, что я впервые за всю жизнь начал испытывать чувства. И о том, что Рикардо — радиоактивен. И о том, как мне горько, грустно, больно, страшно, одиноко и печально. Я даже приоткрыл рот, чтобы сказать хоть что-то, но не справился со словами и просто завыл.

— Плохо, — резюмировал Джеронимо, напяливая рюкзак с упакованной в него лампой-шарманкой. — Все куда хуже, чем я мог предположить. Боюсь, вы с Николасом были чрезмерно близки в последние дни. Опасно близки.

— Чего?! — воскликнула Вероника.

Я перестал рыдать и уставился на Джеронимо, который, кивая с задумчивым лицом, закончил мысль:

— Вероника, мужайся. Твои месячные начались преждевременно… у него. Редчайшее медицинское явление, трансменструоз. За всю историю медицины было выявлено лишь ай, дура, за что?!

Позабыв о грозящей опасности, Вероника бросилась на брата и принялась угощать его сестринскими подзатыльниками. Джеронимо пытался убегать, но в тесном пространстве башни танка это не представлялось возможным.

Я отвернулся. Не слушая яростную перепалку за спиной, смотрел на руль и думал. Чем дольше думал, тем сильнее сжимались кулаки. Пять секунд спустя я обратился к танку:

— Даю тебе последний шанс. Поехали.

«Выкуси», — с зевком откликнулся танк.

— Твой выбор.

Я повернул голову к Веронике, которая зажала подмышкой голову брата и кулаком стучала ему по макушке.

— Джеронимо! — крикнул я. — Беги!

Он дернулся, посмотрел на меня с недоумением:

— Обычно, когда так говорят, добавляют: «я ее держу», и при этом правда держат! Николас, ты — злой и саркастичный.

— Открой люк и беги туда, — мотнул я головой в сторону красного пятна. — Вероника — будешь стрелять, тебя танк послушается.

Я говорил спокойным, уверенным тоном и пожинал плоды. Вероника выпустила голову брата. Джеронимо выпрямился и, кивнув, шагнул к люку.

— Он же не успеет добежать! — Вероника схватила брата за плечо. — Что ты задумал, Николас?

— Он что-то задумал, а ты — нет, — сказал Джеронимо. — Я за Николаса. Отпусти, ведьма!

— Конечно, — потухшим голосом сказала Вероника. — Ты всегда за Николаса. Это ведь он тебе, мелкому, задницу подтирал и с ложечки тебя кормил.

— Нет, — фыркнул Джеронимо, вертя задвижку люка. — Это было бы совсем по-голубому. Я люблю тебя, как сестру, Вероника, но двадцать танков ты не уничтожишь. А Николас что-то похожее однажды провернул. В него я верю. До встречи!

В этот раз, благодаря комбинезонам, мы не почувствовали изменений в атмосфере, когда открылся люк. Только две лампочки на панели замигали — одна сообщала, что воздух не пригоден для дыхания, а другая — что температура не пригодна для жизни.

Проводив взглядом ноги брата, исчезнувшие в черном отверстии в крыше танка, Вероника повернулась ко мне.

— Если мы не сможем маневрировать, они нас в лоскуты порвут. Что у тебя за план?

— Мы теряем драгоценное время. — Я отвернулся и посмотрел на экран, где как раз показалась бегущая фигура с рюкзаком за спиной.

Знала бы она, как у меня потеют руки. Знала бы она, что я сделал ради этого спокойного и даже властного тона…

«Как вы там?» — спросил я у своих чувств, сидящих в комнате эмоционального двойника. Бедные, они жались друг к дружке, дрожали и смотрели на меня — с любовью, ненавистью, страхом, обидой…

«Плохо!» — пищали они.

Знаю, что плохо. Самому — хуже не придумаешь. Но пока ничего другого я не могу придумать. Когда у меня не было чувств, у меня были друзья и даже подобие романтических отношений. А теперь? Моя возлюбленная презирает меня, мой танк (ну ладно, пусть не мой) смеется надо мной, мой друг считает, что у меня трансменструоз… Хватит! Есть простейший закон жизни: если ты что-то изменил и стало хуже — откати изменения. А если не можешь — притворись.

— Надеюсь, ты соображаешь, что творишь. — Вероника села на стрелковое место и завертела ручку, поворачивающую башню. — Потому что иначе я тебя на том свете грохну.

И уж чего-чего, а презрения в ее голосе не было и в помине.

Башня крутилась вместе с нами. Я поборол приступ тошноты. Нервы сжались в комок и дрожали, готовые взорваться.

— Стреляй по зеленому, — сипло сказал я.

— Принято, — буркнула Вероника.

Она прильнула к окуляру прицела, скорректировала дуло и нажала клавишу «Огонь». Громыхнуло. Танк дернулся. Секунду спустя долетел отголосок удара о броню.

— Какая же я умничка, — проворковала Вероника. — Еще стрелять?

— Если угодно, — пожал я плечами.

Она выстрелила еще раз, и сразу после я расслышал сдвоенный хлопок. Мои руки вцепились в руль, я стиснул зубы, зажмурился.

— Пи-и-из… — Договорить Вероника не успела — снаряд достиг цели.

Будто по голове врезал молотом Тор. Танк подпрыгнул, затрясся и завопил. Я слышал его беззвучный крик, исполненный боли и ужаса.

«Ну что, будешь еще выпендриваться, кусок железа?» — спросил я мысленно.

«Двигатель! — Танк визжал, как девчонка. — Они повредили двигатель!»

Еще хлопки. Вероника пыталась совладать с системой наведения и выстрелить в ответ.

«Поставь подпись кровью, отдай мне свою душу и спасешь тело», — сказал я.

Вряд ли танк понял метафору. В конце концов, он был танком. Никто не читал ему книг, не показывал фильмов. Вообще, фигово, наверное, быть танком — обладать огромной силой, но не уметь ею пользоваться. Единственный раз проявить характер и получить снаряд в сердце. Нет, он не понял слов, но смысл до него дошел. Иначе откуда я знаю, каково это — быть танком?

Сила Риверосов заструилась по невидимым энергетическим контурам, разлилась по броне. Я будто крутнул головой, и башня повернулась. Не глядя на экран, я видел красное свечение и довольно далеко — белую фигурку, неуклюже бегущую к нему. Понеслось!

Взвизгнула Вероника, когда ремень сам собой застегнулся, притянув ее к креслу. Взрыли снег гусеницы, танк сорвался с места. Вражеские снаряды ушли в землю и разорвались. Волной нас швырнуло в нужном направлении.

Я отпустил руль, зажмурился. Ревел и громыхал искалеченный движок, танк набирал скорость. Две секунды — и мы летим семьдесят километров в час. Добавим-ка реактивной тяги!

Башня повернулась. Я нашел взглядом светящийся зеленым танк и выстрелил. О, это упоительное чувство, когда из твоего могучего ствола вылетает смертоносный снаряд! Ни одному человеку не дано испытать подобного.

Взгляд на рацию. Внешний динамик загрохотал моим голосом:

— Джеронимо Альтомирано, постарайтесь подпрыгнуть как можно выше!

Я видел на триста шестьдесят градусов. Джеронимо обернулся на бегу и, на секунду замерев, прыгнул. Я добавил оборотов, и Джеронимо шлепнулся задницей на броню.

— Держись! — велел я.

Преследователи стреляли, но их снаряды не достигали цели. Я сосредоточился на зеленом танке, от которого поднимался дымок. Ба-бах, радиоактивный маньяк-убийца. Снаряд ушел, и я почувствовал странную пустоту.

— Ноль на счетчике! — сообщила Вероника.

Знаю, любимая. Зацени мой покерфейс. Правда, похоже, будто я знаю, что делаю?

Снаряд пробил башню зеленого, во всяком случае, так мне показалось. Он завертелся на месте, потеряв управление.

— Тормози-и-и! — завопил снаружи Джеронимо

Педали сцепления и тормоза ушли в пол. Я бросил последний взгляд на зеленый танк, который как раз упорно выравнивал курс. Эх, еще бы снарядик…

Но вдруг все скрыла алая пелена. Неужели смерть? Надо же, совсем не страшно.

«Да нет же, дебил! — вздохнул танк. — Приехали. Выблевывайся из меня».

Вероника выскочила, снаружи уже слышались ее причитания над братом, который едва не погиб под гусеницами. Слышался и недовольный голос Джеронимо, который хотел куда-то идти и что-то делать.

Я разорвал связь с танком, посмотрел на экран. Мы находились в красном мареве. Как будто сам воздух был красноватым и при этом светился. А что самое странное — было тихо. Не рвались вокруг снаряды, не врывались следом за нами грохочущие танки. Мы будто попали в другой мир. А может, так оно и было?

«Ты слышал? Убирайся, — тихо и грустно сказал танк. — Не хочу, чтобы ты был здесь…»

— Ты умираешь? — У меня задрожал голос.

«Нет, Риверос. Я всего лишь выхожу из строя. А умираешь — ты. Глупец! Нельзя вечность играть роль, не научившись быть… Быть…»

Погасла приборная панель, мигнул пару раз и стал черным экран. Я остался один, в темноте, лишь снаружи проникал слабый красный свет.

— Вы активировали систему защиты входа на базу Судного Дня, — сообщил невесть откуда доносящийся приятный женский голос. — Пожалуйста, введите нужную комбинацию аур. У вас ровно пять минут, по истечении которых защита будет отключена.

— Николас! — тут же рявкнул мне в ухо голос Джеронимо из динамика в маске. — Бегом сюда, нам нужна твоя правая рука!

Я вытянул правую руку перед собой. Усилие воли — и прекратилась дрожь.

— Идем, подруга дней моих суровых. Кому-то ты еще нужна, кроме меня.

Смеяться не хотелось, но я заставил себя улыбнуться. И «выблевался» из танка.

Глава 4

Видимость в красном воздухе нисколько не страдала. Не знаю, на каком таком фантастическом принципе базировались изобретенные Джеронимо приборы ночного видения, но через маску шлема я видел слегка красноватую картинку. Из любопытства переключился на обычное зрение и чуть не заорал от испуга: показалось, будто я на дне кровавого моря. Фигуры Джеронимо и Вероники вдалеке выглядели по-вампирски зловещими, да и болтающийся под дулом труп добавлял антуража.

Так, спокойно, не орать. Я — крутой Николас Риверос, неподвластный чувствам и эмоциям. Стою на танке в героической позе и…

— А ну, отойди! — психанула Вероника.

Тишину разорвала автоматная очередь. Я шарахнулся, нога скользнула, равновесие исчезло в неизвестном направлении. Я полетел вперед и вниз. Дуло танка оказалось между ног, между рук, и лбом я долбанулся об него же. Вернее, об маску, которая долбанулась о дуло.

Я открыл глаза. На меня с меланхолической улыбкой мертвеца посмотрел труп. Я икнул и, вторично утратив равновесие, шлепнулся спиной на твердый снег.

Как будто все органы разом взбились в коктейль. Вдохнуть получилось далеко не сразу, а первый выдох я посвятил жалобному стону.

— Николас! — всполошился Джеронимо. Он подбежал и склонился надо мной. — Что с тобой? Тебе грустно? Страшно? Хочешь, поговорим об этом? Давай молча посидим и посмотрим «Дневники Бриджит Джонс» у меня на смарте?

— Я упал!

— Упал духом, да, — закивал Джеронимо. — Не расстраивайся. Я здесь, чтобы подбодрить тебя. Теперь, когда мы в безопасности, я…

Его перебил женский голос, звучавший словно бы отовсюду:

— До отключения защиты осталось четыре минуты.

Я как раз поднимался, держась за ладонь Джеронимо. Услышав прогноз, он вырвал руку.

— Сам разгребывайся со своими проблемами, неудачник, у меня дела поважнее!

Он убежал. Я, кряхтя и морщась, вставал. Навернулись слезы, ничего общего не имеющие с болью. Меня задели его слова. Но почему?! Ведь он всегда таким был: все силы на главную цель, а остальным — что останется. Я его любил именно таким. А сейчас мне хочется убежать и умереть, и чтобы он плакал. И Вероника.

Но они не будут плакать. Вон как увлеченно копают в том месте, куда стреляла Вероника. Часок поудивляются и забудут, а помирать-то мне!

Помирать не хотелось. И я, корча надменно-безразличное лицо, двинулся к ним. Попытался вытереть слезы, но только стукнул рукой по прозрачному пластику. Внезапно разозлившись, принялся колотить по маске, наказывая не то руку, за то, что не может пройти сквозь пластик, не то пластик, за то, что не пропускает руку.

— Слушай, он меня пугает, — тихо сказал Джеронимо, якобы позабыв про общую связь.

— Да я вообще его боюсь так, что пристрелить охота, — отозвалась Вероника, кромсая лед ножом. — Патронов жалко.

— Ну так зарежь, — с горечью отозвался я, прекратив самобичевание. — Сопротивляться не буду, обещаю.

Вероника отложила нож и уставилась на меня:

— Слушай, что с тобой за хрень? Есть какая-то проблема — давай обсудим. Если у тебя просто плохое настроение, то сделай милость, засунь его обратно в задницу.

Она ждала ответа. И, хотя я бы предпочел провалиться сквозь землю, пришлось отвечать. Голос звучал на удивление ровно:

— Все нормально. Просто я три дня валялся при смерти, после того как и перед тем как спасти наши жизни от вашего поехавшего папаши. И что? Я хоть слово доброе услышал? Нет! Меня то бьют, то обзывают, то…

— Ах ты… — Вероника вскочила на ноги. — Слово доброе?! Я, твою мать, отреклась от своего рода, я убивала своих же бывших соратников. Я три дня вела гребаный танк под шуточки этого умника о женщинах за рулем! Я просто хотела поспать, а вместо этого меня целует хмырь, у которого изо рта смердит гниющей три дня слюной. Где мои добрые слова, а?

— О, поцелуй? — воскликнул Джеронимо, продолжая ковырять лед. — Поздравляю, Николас! Уже слышу, как внутри тебя начинают шевелиться мои будущие племяшки.

— До снятия защиты осталось две минуты, — внесла свою лепту невидимая женщина.

Это нас всех отрезвило. Бросив на меня яростный взгляд, Вероника вернулась к раскопкам. Я присел рядом. Они освобождали от снега, льда и расплющенных пуль металлический диск с тремя вдавленными отпечатками ладоней. Я принялся расковыривать ближайший.

Вероника злилась. Ей хорошо, она может просто взять и разозлиться. А я, если начну, тут же спохватываюсь: вдруг она обидится, а я ж ее люблю? Вот так, ни тебе позлиться, ни тебе полюбить. Надо хоть зубы почистить, что ли. Сплошная морока с чувствами этими.

Злость помогла Веронике закончить работу быстрее всех. Посередине ее отпечатка оказалась русская буква «Д».

— И что, согласно пророчеству, это обозначает? — спросила Вероника. — «Джеронимо»?

В ответном взгляде Джеронимо ощущалась неприкрытая жалость. В несколько движений он освободил свой отпечаток. Там обнаружилась буква «Л». Я закончил последним, освободив литеру «Т».

— Ой, всё! — Вероника вскочила, лицо ее мимикрировало под цвет окружающей среды. Она перехватила автомат, доселе висевший за спиной, и направилась к границе красной зоны.

— До отключения защиты осталась одна минута, — напутствовал ее женский голос.

Джеронимо вытянул руки вслед Веронике:

— Сестричка, неужели ты бросишь меня здесь, совсем одного, с этим неадекватным психопатом? Два неадекватных психопата — это перебор. Ты нужна нам, чтобы вносить толику здравомыслия! Ну или хотя бы убей нас. Ты же помнишь пакт? Лучше ты, чем они!

Вероника остановилась, что-то прорычала. Выпустила в никуда пару очередей и… вернулась.

— Ладно, что там делать нужно?

— Возложить руки, — улыбнулся Джеронимо. — Все вместе, одновременно, на счет «три». Три-четыре — давай!!!

Он шлепнул ладонь на отпечаток. Следом за ним, матерясь, как пьяный сапожник, — Вероника. Я оказался последним.

— Тормоз, Газ и Сцепление, вот как должно было звучать пророчество, — проворчала Вероника.

«Тормоза» я мужественно проглотил, хотя внутри меня как будто что-то умерло. В пику этому опустошающему душу чувству я хотел было сказать что-то резкое и саркастичное, но не успел придумать.

— Тролль, Лжец и Девственница, — произнес женский голос. — Добро пожаловать на базу Судного Дня.

Чуть помолчав, она добавила:

— Защита снимается.

Металлический диск ушел в землю, под ним обнаружился темный провал. В две стороны от него проползла ровная трещина. Она ширилась, а пол под ногами кренился. К тому же, красное сияние померкло, и я увидел окружившие нас танки. Над одним из них, зеленым и дымящимся, возвышался Рикардо. Точь-в-точь такой, как во сне.

— «Торпеда»? — ахнула Вероника.

— Ку-ку, сеньор Риверос! — проревел не своим голосом Рикардо. — Туки-туки, дети!

Как он дышал без маски? Почему его не убивал холод? Что, черт побери, значит «торпеда»?

Времени разбираться не было. Во-первых, Рикардо вытянул руку в нашу сторону и прорычал: «Огонь!» А во-вторых, пол всерьез вознамерился стать вертикальным.

Круг, в центре которого мы стояли, разделился на две половинки, и обе они, будто створки гигантских ворот, открывались вниз. А на одной из створок стоял наш…

— Танк!!! — заорал я и бросился к нему, надеясь, что меня поймут.

Не такой уж я и тормоз. Ясно, к чему все идет: нам придется падать, а на нас будет падать танк. Кроме того, неизвестно, какая там высота, и что внизу, так что лучше падать в танке, или хотя бы на нем.

Мы с Вероникой оказались по одну сторону разлома, Джеронимо — по другую. Он перепрыгнул и, схватив сестру за руку, бросился бежать. Я отставал. Все-таки три дня горячки, на одной воде, ослабили меня.

Грохнули выстрелы. Внутри у меня все сжалось в ожидании взрывов. Взрывы послышались, но какие-то отдаленные. Снаряды рвались там, внизу, в неизвестности, лишь один угадал по плите. Пошла вибрация. Я припал на одно колено, но встал и побежал дальше. Навстречу мне, будто обрадовавшись встрече после долгой разлуки, покатился танк. С дула соскользнул труп и сбил с ног Веронику. Они в обнимку покатились вниз. Джеронимо одним прыжком взлетел на танк и обернулся, держась рукой за дуло.

Я схватил за руку катящуюся мимо Веронику. Труп канул во тьму, а я понял, что бежать дальше нет смысла. Танк — вот он, а пол — уже не пол. Мы чудом удерживались на практически вертикальной поверхности.

— Держись! — крикнула Вероника.

Я обхватил ее. Показалось, будто ее тело сделано из стали. Она зарычала.

Вероника оттолкнулась ногами, мы прыгнули под углом, у самой морды танка, перевернулись в воздухе и… приземлились на ноги.

Я тряхнул головой. Мы стояли на башне танка, который летел вниз, в темноту.

— Держись! — опять взвизгнула Вероника.

Мы схватились за края открытого люка, Джеронимо обнял дуло, повис под ним, как давешний труп.

— Сообщите дону, — прогремел над нами голос Рикардо. — Мы нашли базу.

Танк куда-то упал. На что-то, оказавшееся не так уж низко. Спружинил, подлетел. Меня оторвало от люка, я кубарем покатился по броне, сверзился с нее. Оказавшись лицом вверх, увидел исчезающую полоску черного неба. Створки закрывались, быстро и беззвучно.

Глава 5

— Эй, говнюк, ты живой?

Я завертел головой. Почему так темно-то, Господи?! Ага, ясно. Я просто без маски. Лежу на чем-то, напоминающем гамак.

— Я вырубился?

— Минут на десять, ничего не пропустил.

Голос Вероники звучал приглушенно сквозь маску. Я зашарил руками в поисках своей, и Вероника сунула мне ее в руки. Ну вот, здравствуй, зрение!

Мы висели в сетке, под самым потолком. Танк основательно ее натянул, так что я лежал под углом, ногами к танку. Вероника сидела рядом на корточках.

— Воздух синтезированный, дышать можно. Внизу — какой-то зал со скамейками, двери по периметру. Высота — метров десять. Сеть прочная, нож не берет. Спасибо, что придержал.

Последнюю фразу она произнесла скомкано и отвела взгляд.

— Ерунда, — покраснев, ответил я и тоже отвернулся. — Если бы не твой прыжок…

— Да, да, ну, мы все живые, все молодцы, и давай замнем тему.

Она протянула руку, и я, опершись на нее, встал. Покачнулся. Тяжело стоять на наклонной сетчатой поверхности, да и голова кружилась.

— Мне надо поесть, — пробормотал я.

— Всем надо, — вздохнула Вероника. — Но наш НЗ под танком. Размораживается.

— Наш — кто?!

Вероника смотрела на меня виновато и будто бы с сомнением: а стоит ли говорить? Впрочем, я уже и сам понял. Труп, болтавшийся под дулом, был резервом, самым последним. Конечно, где еще взять еды, когда нет синтезаторов, а до ближайшего дома ехать не меньше тысячи километров! К тому же, ближайший дом наверняка получает от Фантома генераторы и не захочет с ним ссориться.

Я представил, как мы, лишенные возможности развести костер, вырываем из-под танка куски…

На колени плюхнуться я успел. А вот маску снять не догадался. Блевать было особо нечем, но все равно я чуть не захлебнулся. В панике не сразу получилось сорвать маску. Едва отдышавшись, я услышал, как Вероника покатывается со смеху.

— Извини, — выдавила она. — Нервы…

Вероника Альтомирано жалуется на нервы? Что-то тут не так…

Я опять ничего не видел. Перевернул маску, вытер лицо перчатками, снял их.

— В каннибализме нет ничего смешного!

Вероника в ответ расхохоталась еще истеричнее. Но быстро осеклась, когда вокруг нас загорелись лампы. Забранные металлической сеткой фонари ровными рядами тянулись по стенам от потолка до уровня двери внизу.

— Большего пока не могу, — доложил Джеронимо, выбираясь из танка. В правой руке он держал смартфон, в левой — что-то серое. Спрыгнув на сетку, он ловко подбежал к нам и вытянул левую руку. — Вот, в карманах завалялись.

Три сушеных гриба, из тех, что нам в изобилии насыпали в подземельях Красноярского Метро. В благодарность за победу над триффидами. Только вот рюкзаки мы оставили в доме Толедано.

Я взял один гриб, а Вероника, когда Джеронимо протянул руку ей, отвернулась:

— Болезному отдай, пусть восстанавливается.

— Нет, — отстранился я.

Вероника, должно быть, сильно проголодалась. Сразу вспылила:

— Хватит выпендриваться! Пока дают — сунул за щеку и наслаждайся!

— Подержи! — Джеронимо сунул гриб мне и побежал к танку.

— Ай, черт! — вздохнула Вероника. — Я опять что-то не то сболтнула.

Я приблизился к ней.

— Возьми. Пожалуйста. Нам всем троим нужно держаться. Мозги, Сила и Какая-то Сомнительная Хрень, без которой история не получается.

Вероника улыбнулась и взяла гриб у меня с ладони. Мы присели, хрустя сухими комочками. Смотрели, как Джеронимо вытаскивает из танка рюкзак, из рюкзака — лампу-шарманку с кактусом. Потом принялся шарить по боковым карманам.

— Не такая уж ты и хрень, — сказала Вероника. — Когда надо, ты все делаешь правильно. Просто из-за того, что у тебя нет нормальных человеческих чувств, иногда ведешь себя неадекватно.

Сердце заколотилось. Хотелось сказать: «Да чувствую я, чувствую!» Но я побоялся. Со мной бесчувственным она может сидеть рядом и разговаривать. А если я опять утрачу над собой контроль, разрыдаюсь или полезу целоваться?.. Меня бесчувственного она, может, однажды и полюбит.

Джеронимо издал восторженный возглас и вытащил из кармана рюкзака общую тетрадь. Вероника застонала. Ну да, она что-то говорила о тетради Джеронимо, еще когда мы сидели в упавшем самолете.

— Он туда записывает твои высказывания? — предположил я.

— Угу, — буркнула она. — Гаденыш мелкий.

Злости в голосе не было, только усталость. Да и вообще, выглядела Вероника непривычно вялой и безжизненной.

Пока Джеронимо строчил, я посмотрел вниз. Рвота из маски капала в середину круга из металлических скамеек. Пусто. Тихо. Только осколки снарядов валяются на полу.

— Каков план?

Вероника пожала плечами:

— Сила не помогает, остаются мозги. Вон, лампочки же он как-то зажег.

— О, ерунда, — отмахнулся Джеронимо, убирая тетрадку. — Я просто связался с компьютером и передал на него сообщение: «Включите, пожалуйста, свет».

— Ты же говорил, что выпаял модули связи! — воскликнула Вероника.

— Да, сестра, это называется ложью. Но я солгал ради великой цели. — Он прижал руку к левой стороне груди. — Поверь, когда вернется солнце, ты простишь…

— Передал сообщение? — перебил я. — Не команду?

Джеронимо яростно закивал.

— То есть… — Я боялся высказать предположение.

— Да-да, на этой базе есть жизнь. Но…

Как будто трубы судного дня, загрохотал голос:

— Встаньте!

Я вскочил раньше, чем понял, что происходит. Вероника подлетела одновременно со мной, перехватив автомат. Но внизу по-прежнему никого не было. Голос раздавался из щелей в стенах, за которыми скрывались мощные динамики.

Джеронимо поднялся неспешно, поднял руки, улыбнулся в пустоту:

— Я, Джеронимо Фернандес Альтомирано, приветствую Хранителя базы Судного Дня!

Тишина. Хранитель думал. Вероника водила стволом автомата, направленным вниз. Все двери были закрыты.

— Идем к танку, — одними губами произнесла Вероника. — Если откроют огонь снизу, мы тут в момент подохнем.

Стараясь не совершать резких движений, стараясь даже не дышать, я шел по сетке вслед за Вероникой. Мы вскарабкались на броню. Голос загремел снова:

— Как вы проникли на базу? Кто вас прислал?

Теперь, когда первый испуг прошел, я вслушался в голос. Грубый, сильный, мужской. Вряд ли говорящему больше тридцати.

— Никто, — ответил Джеронимо. — Открыли замок наверху.

Опять пауза. Вероника попыталась что-то сказать брату, но тот лишь с досадой отмахнулся.

— Почему с вами труп?

— Всю дорогу шел за нами до самой базы и смотрел такими грустными глазами, что мы не смогли его прогнать, — отозвался Джеронимо.

В этот раз тишина затянулась. Джеронимо поморщился:

— Да это просто наш фирменный прикол: труп под гусеницами. Вроде визитной карточки, понимаете?

Снова тишина.

— Это «консервы», ясно? — вмешалась Вероника. — Мы этим не особо гордимся, но…

Никто ее не перебивал, она сама оборвала фразу и развела руками. Я вертел головой, пытаясь увидеть камеры, через которые за нами, должно быть, следят. Не нашел ни одной. Может, под плафонами ламп?

— По вам стреляли. Вас преследовали?

— А это проблема? — спросил Джеронимо. — Мы бы вообще не задерживались. Согласно книжке Августина Сантоса, где-то здесь должна быть антиматерия. Заберем ее и уйдем… — Тут он посмотрел на потолок и поджал губы. — …как-нибудь.

— Сантос… — На этот раз Хранитель отозвался без задержки, и в голос просочилось что-то, напоминающее священный трепет. Впрочем, Хранитель тут же спохватился: — Зачем вам антиматерия?

— Ну как, «зачем»? — пожал плечами Джеронимо. — Искать приключений.

Хранитель молчал. Чувства юмора у него, похоже, не было. Или он не считал нужным его проявлять сейчас.

Я прочистил горло:

— Мы хотим вернуть солнце!

Собственный голос показался мне жалким, писклявым. Я скукожился возле башни танка и загрустил.

Поразмыслив, Хранитель сказал:

— Бросьте оружие в танк. Закройте люк. Я опущу сеть.

У Джеронимо оружия не было. Он только надел на шею шарманку. Лампа пока не горела — должно быть, была ночь. Вероника бросила в танк автомат, подчеркнуто-демонстративно — пистолет и нож. Из чего я заключил, что под комбинезоном у нее еще целый арсенал, до поры невидимый.

Хранитель молчал. Вероника выразительно смотрела мне куда-то в область чресл. Я испугался, что у меня расстегнута ширинка, но, схватившись за промежность, не обнаружил поводов для беспокойства, зато локтем задел кобуру.

— Ах, это! — Я выдавил смешок. — Я им даже не пользуюсь, вообще забыл, что он у меня есть. Висит себе…

— Заметно, — сообщил Хранитель, не скрывая презрительной интонации.

Я отстегнул пояс с пистолетом, который подарила мне Вероника, и протянул ей. Как только все оружие оказалось в танке, и крышка люка захлопнулась, сеть качнулась и поползла вниз.

Глава 6

На меня все махнули рукой, еще когда я был ребенком. Что мама, что отец постепенно перестали терзаться чувством вины, убедившись, что я доволен собственным обществом. Нетрудно догадаться, что и сверстники меня сторонились. Кроме одной девочки.

Мне было лет десять, ей — столько же. Я сидел в своей комнате на кровати, смотрел на игрушечные танки, окружившие бронетранспортер, и «играл».

«Тук-тук!» — услышал я.

В приоткрытую дверь заглядывала серьезнейшая мордашка. Дверь, запирающуюся на электронный замок, который могли открыть лишь я и отец.

«Я — Ремедиос. Пошли кататься на лифте».

Она развернулась и ушла. Я пошел следом. Она ведь не спрашивала, она приказывала, а я привык, что мне приказывают лишь те, кто имеет на это право.

Была ночь, коридоры пустовали. Мы добрались до кабины лифта, и Ремедиос надавила на самую высокую кнопку, до которой могла дотянуться.

«Чувствуешь? — смеялась она, когда лифт летел вверх. — Как будто все внутри падает!»

Я пожал плечами. На лифте-то кататься было не впервой.

Потом она надавила кнопку «0» — и снова засмеялась:

«Как будто все внутри летит вверх!»

После третьей или четвертой поездки я спросил, можно ли мне пойти домой.

«Нельзя! — посмотрела она на меня своими странными большими глазами. — Мы катаемся! Ты что, забыл?»

Почему я вдруг ее вспомнил? Сейчас, когда столько воды утекло. Должно быть, спуск сети напоминал по ощущениям поездку на лифте.

Кто бы ни построил эту базу, технологиями он владел отменными, это было ясно еще наверху, по красной защите. Теперь же я видел, как сеть, растянутая над всем залом, плавно скользила по стенам. Этакая круглая паутинка опадает на пол, подвластная непонятным силам.

Танк глухо бахнулся на пол. Вероника и Джеронимо взмахнули руками, чтобы устоять. Я сидел и лишь поморщился, когда услышал отвратительный хруст снизу.

Сеть исчезла. Не опала окончательно, никуда не втянулась — просто исчезла, растворилась в воздухе. Послышались шаги — быстрые, уверенные, тяжелые. Я встал, держась за башню, и увидел его.

От одной из дверей — одинаковых, серых, металлических — к нам шел человек с автоматом наперевес. Если бы не лицо, я бы подумал, что ему за тридцать. Широченные плечи, кожа на руках чуть не лопается от напрягшихся под ней мускулов. Кожаные перчатки без пальцев, короткая стрижка. Но главное — аура, которую он создавал. Аура взрослого, уверенного в себе человека, хозяина положения.

А лицо, хоть и грозно-хмурое, было слишком живым, что ли. Вряд ли он намного старше меня. Лет двадцать пять, не больше.

— Ого, — сказала Вероника.

Страха в ее голосе я не различил, скорее, что-то похожее на уважение.

Парень остановился в пяти шагах от танка и махнул стволом автомата:

— На пол. Руки на виду.

Выполняя приказ, я в очередной раз едва не упал. Долго так продолжаться не могло. Мне позарез нужно пообедать, принять душ и поспать в нормальной постели, нормальным сном, а не горячечным бредом забыться. От усталости даже чувства притупились — хоть какая-то польза.

Мы выстроились перед танком с поднятыми руками. Ствол автомата дернулся вновь.

— Снять комбинезоны, — велел Хранитель. — Медленно.

— Только чтоб без всяких извращений, — сказал Джеронимо, стаскивая лампу-шарманку. — Я несовершеннолетний.

— Это что? — Хранитель кивнул на лампу. Его можно было понять. Я, когда впервые узрел это устройство, долго не мог уложить его у себя в голове, а один из солдат Красноярского Метро впал в безумие и посвятил остаток жизни игре на тамбурине.

— Это — недотрога Джимми и его домик, — объяснил Джеронимо. — Динамическая машина, чтобы вырабатывать энергию для лампы, аккумулятор, чтобы аккумулировать, шарманка, чтобы заглушать треск…

— И ты мне говоришь об извращениях? — оборвал его Хранитель.

— Я могу говорить об извращениях кому угодно, — не смутился Джеронимо. — Но разговор — это одно, а дело — другое. Вы должны знать, что эта немолодая леди — моя кровная сестра, поэтому, если у вас в планах заставить нас совокупляться под дулом автомата, то пусть с ней будет мой дорогой друг Николас. Поймите правильно, я всем сердцем люблю Веронику и почел бы за честь стать первым мужчиной, с которым она будет сравнивать всех остальных, но мне нужны здоровые и качественные племянники, а вероятность генетического брака…

— Джеронимо, я тебя убью, — прорычала сквозь зубы Вероника. Мы с ней уже избавились от комбинезонов, Джеронимо же все возился с «молнией».

— Совокупляться? — скривился Хранитель. — Ты за кого меня держишь?

— Впрочем, в рюкзаке у меня должны быть презервативы, — вспомнил Джеронимо, сбросив, наконец, комбез. — Что до вашего вопроса, то я вас вовсе не держу. Отдайте антиматерию и можете быть свободны. А, да, нам бы еще пожрать. Есть тут столовая, кухня или хотя бы телефон-автомат? Я закажу пиццу. Правда, денег у меня нет, но можно попытаться…

— Заткнись! — Парень лишь чуть-чуть повысил голос, но эхо удесятерило его силу. — Я — Хранитель базы и никуда с нее не уйду. А вот кто вы такие — еще предстоит разобраться.

— Инфант-команда «Летящие к солнцу», — отвесил поклон Джеронимо.

Хранитель повел плечом:

— Ни о чем не говорит.

— Меня зовут Джеронимо Фернандес Альтомирано, и…

— Мимо. — Хранитель дернул затвор. Я почувствовал, как Вероника рядом со мной напряглась. Теперь, когда ситуация обострилась, она шагнула вперед:

— Мы — из пророчества. Ну ты понял.

Я стоял чуть позади, но готов был поклясться, что она ему подмигнула. Она! Этому…

Хранитель повернул к ней голову и будто бы запнулся, не успев вымолвить слова. На бледных щеках появился румянец, а взгляд… О, я понял, куда он смотрел и одновременно старался не смотреть. На обнаженный живот Вероники. Она ведь так и оставалась в солдатских штанах и топике защитного цвета.

«Ублюдок! — хотел я закричать. — У нее есть душа!»

Но вовремя представил, каким посмешищем буду выглядеть, и смолчал.

— Ка-кое пророчество? — спросил Хранитель.

— Ой, брось, ты же знаешь! — Вероника включила «обаяшку». Да как она могла!

— Тролль, Лжец и Девственница, — вмешался Джеронимо. — Девст-вен-ни-ца! Могу продиктовать по буквам: Диана, Елена, Венера, Селена…

— Джеронимо, закрой рот! — рявкнула Вероника. — Проклятие, дашь ты мне поговорить с человеком?

— Нет, — мрачно отрезал Джеронимо и добавил, обращаясь к Хранителю: — Она сегодня целовалась с Николасом, и вокруг них летали маленькие крылатые сердечки.

Но Хранитель не обращал внимания на болтовню Джеронимо. Услышав имена из пророчества, он переключился на Веронику. Смерил ее взглядом сверху донизу, подумал и, видимо, приняв решение, закинул автомат за спину.

— Допустим, — сказал он, ощутимо волнуясь. — Хорошо. В таком случае я должен вас поприветствовать.

Одним шагом он преодолел расстояние до Вероники и протянул ей руку.

— Марселино Рамирез. Хранитель базы Судного Дня.

— Вероника Альтомирано, — ответила Вероника, пожимая его гигантскую руку своей изящной ладошкой. — Хранительница вот этих двух.

Они замерли, держась за руки и глядя в глаза друг другу. Жаль, нет у меня пистолета. Так бы и пристрелил этого здоровенного, грубого, тупого…

— А ты сильная, — усмехнулся Марселино, высвобождая руку.

— Ты тоже. Трудно было ожидать подобного от мужчины.

— Должно быть, тебе попадались не те мужчины.

— Я могу дать этому племени еще один шанс.

Все еще гнусно ухмыляясь, Марселино подошел к Джеронимо и пожал руку ему.

— Джеронимо Фернандес Альтомирано, — изрек тот. — Веду половую жизнь с четырнадцати лет.

Ему удалось ошарашить подонка. Марселино моргнул, не сумев скрыть удивления.

— И… Зачем мне эта информация?

Джеронимо, смотревшийся на фоне Хранителя, как Давид рядом с Голиафом, нагло дернул его за руку и заставил наклониться.

— Бойся меня, — доверительно сказал он на ухо Марселино.

Тот выпрямился и с презрительной гримасой отбросил ладонь Джеронимо. Шагнул ко мне.

— Ни-ни-николас Риверос, — пропищал я.

Он пожал мне руку с подчеркнутой осторожностью и вежливо назвал свое имя. Но, глядя в его надменные глаза, я слышал другое.

«Даже не пытайся стоять у меня на пути, — говорили эти глаза. — Я — тот, кто заберет у тебя девушку и превратит твою жизнь в ад. Марселино Рамирез. Хранитель базы Судного Дня».

Глава 7

На мой вкус база выглядела странновато. В прошлый раз мы провалились в куда более интересное место. А тут? Металлическая кастрюля, да и только. Если бы не танк, то и глазу не за что зацепиться. Даже двери — абсолютно одинаковые. Как в них ориентироваться? Если я, например, хочу в туалет?

Наш новый знакомый Марселино тоже оставался для меня загадкой. Вот только что он, отчаянно изображая дружелюбие, приветствовал нас, а теперь снова — автомат наперевес, рожа зверская, того гляди — убьет.

— Идите в гараж, — процедил он сквозь зубы. — Посмотрим.

«Посмотрим!» Ну, ладно, посмотрим, так посмотрим. Мы завертели головами. На лице Марселино проступило неудовольствие. Он, похоже, надеялся, что нас поведут инстинкты.

— Туда! — ткнул стволом вправо.

К серой двери я подошел первым. Подергал ручку — она не шелохнулась. Марселино у меня за спиной хмыкнул.

— В чем замес? — полюбопытствовал Джеронимо. — Замок заклинил?

— Все замки открываются и закрываются по нейронным импульсам моего мозга, — сказал Марселино.

— Так у тебя мозги заклинило? — фыркнул Джеронимо. — Сестра, пробей ему в голову.

Вероника, разумеется, не шелохнулась. Она, как и я, смотрела на Марселино в ожидании объяснений. Хотя нет, вру. Я смотрел на Веронику, и то, что видел, нравилось мне все меньше. Кожа лица посерела, на лбу выступила испарина.

Марселино тоже заметил странности.

— Все в порядке? — спросил он. Джентльмен, блин.

— Я думала, то, что мы открыли верхний замок… — Вероника запнулась. Языком она явно ворочала с трудом.

— Я по пальцам могу пересчитать механизмы этой базы, которые работают нормально, — заговорил Марселино. — Побудка играет, когда вздумается, синтезатор питания дает задержку в две минуты, мотоцикл не заводится. Не удивлюсь, если «верхний замок» пропускает кого попало.

— Мотоцикл? — переспросил я.

Вместо ответа Марселино кивнул на дверь, и замок сухо щелкнул. Я нажал на ручку, и она подалась.

Мы оказались в помещении размером с камеру, в которой я сидел, когда меня похитили солдаты Альтомирано. Только дыры в полу тут не было, а вместо великолепной шконки — верстак с педантично разложенными инструментами.

Да, и еще. У стены стоял мотоцикл. Тонкий, изящный, поблескивающий хромированными частями, частично окрашенный в желтый цвет.

Как рукой сняло усталость, в голове прояснилось. Я сделал шаг к этому чуду. На бензобаке блеснула серебристая надпись: «ROYAL» — крупными буквами, и ниже — мелким шрифтом — «in bush».

— Эй, — окликнул сзади далекий и совершенно неважный Марселино. — Стоять на месте, руки убрал!

— Никто не смеет стоять между Риверосом и машиной, — прошептал я.

Пальцы дрожали, рука почти коснулась руля, когда что-то врезалось под колено. Я закричал, рухнул на пол. Разом прошло наваждение.

— Еще раз так сделаешь — я тебе бошку на сто восемьдесят градусов поверну! — услышал я Веронику.

— Понял, больше не буду, — прошипел я и перевернулся на бок.

Вероника стояла спиной ко мне и смотрела на Марселино.

— Ты вообще заткнись, — бросила она через плечо.

Джеронимо, глядя на Марселино злющим взглядом, приблизился ко мне и опустился на корточки. Кажется, он что-то спросил, но я не слышал — мне все заглушил грохот крови в ушах. Вероника защищала меня!

— Ты защищаешь его? — Марселино поднял брови. — Это ничтожество?

— Это ничтожество — член команды, а ты — вообще хер знает кто.

— Он хоть автомат-то в руках держать умеет? — поморщился Марселино.

— Представь — да! И даже имеет опыт его использования против превосходящих сил противника. А ты, крутой, в бою хоть раз был?

— Я наилучшим образом подготовлен к ведению боя в любых…

— Вот и заткнись, раз «нет», — осадила его Вероника. — Будешь много понтоваться — отправишься стирать портянки.

Судя по выражению лица, Марселино угрозы не понял. Зато я ощутил угрозу, когда Вероника повернулась ко мне. Казалось, вот-вот в обморок хлопнется.

— Ноги целы? — спросила она.

Вместо ответа я попытался подняться. Удар вышел чувствительным, но Марселино не собирался травмировать — только остановить.

— Без разрешения ничего не трогать. Ясно?

Я кивнул и раскрыл рот:

— А ты…

— Потом, — оборвала меня Вероника. Вновь повернулась к Марселино. — Зачем ты нас сюда привел?

Лицо Хранителя окаменело. Что он испытывал? Гнев? Досаду?

— Не горюй, Николас, — прошептал Джеронимо. — Мы ему страшно отомстим. Клянусь!

Марселино подошел к стене, противоположной входу. Я пригляделся. Нет, это была не стена. Глухие ворота, створки которых так точно пригнаны друг к другу, что зазор едва различим.

— Согласно моим инструкциям, на базе не должно быть посторонних. То, что вы еще живы, — грубое нарушение инструкций с моей стороны. Однако если вы настаиваете — я не возражаю.

Створки ворот бесшумно разъехались, открыв темный тоннель, уводящий куда-то далеко. Марселино, повесив автомат за спину, сделал шаг в сторону.

— Прошу. Антиматерия находится там. Двадцать километров.

Он сложил руки на груди и ждал. Взгляд его мне совсем не понравился. Никто из нас не двинулся с места.

Двадцать километров… Теперь ясно, зачем здесь мотоцикл.

— В чем подвох? — спросил Джеронимо.

— Никакого подвоха, — покачал головой Марселино. — Бункер с антиматерией — там. Это секретная информация, я не должен ее выдавать никому. Но нарушаю инструкции, поскольку хочу верить, что вы — те, за кого себя выдаете.

Говорит-то как складно. И не скажешь, что один тут живет черте сколько лет. Со стенами, что ли, разговаривает? Кстати, насчет лет. Он что, бессмертный?

Вероника привалилась ко мне плечом и даже не заметила этого. Ну и как она пройдет двадцать километров? Но я знал: пройдет. Если поставит себе такую цель — пройдет. Только вот не хочу я, чтобы она ставила себе такую цель!

— Мы можем отдохнуть перед дорогой? — спросил я. — Я лично с ног валюсь.

На самом деле я-то чувствовал себя довольно сносно, если учесть, что не прошло и часа, как восстал из мертвых. Но предавать огласке опасения за Веронику не хотелось. Это, в конце концов, просто опасно.

— Здесь нет мест для отдыха посторонних, — сказал Марселино.

— Могу без проблем поспать на полу.

— Исключено.

Я посмотрел за ворота. Тоннель, глухие металлические стены, высокий потолок. Что же там не так? Я вообразил толпу триффидов, выбегающую нам навстречу, и содрогнулся. Вероника, которую я при этом толкнул плечом, встрепенулась.

— Надо забрать из танка оружие, — пробормотала она.

— Так! — вмешался Джеронимо, пересек комнату и остановился у верстака. — Позвольте мне для начала кинуть палку.

Он взял гаечный ключ с локоть длиной и, широко размахнувшись, швырнул его в проход. Марселино будто дернули — так быстро он упал лицом в пол и закрыл голову руками. Вероника, почуяв неладное, прыжком повалила брата. На ногах остался только я.

В тот миг, когда ключ пересек порог гаража, грянул гром. Невидимые доселе, в стенах тоннеля открылись отверстия и выпустили наружу стволы. Слитный треск десятка пулеметов оглушил. Что-то взорвалось, одна из дырок полыхнула пламенем, между стен пробежал электрический разряд…

Все стихло так же внезапно, как началось. В десяти сантиметрах от пола дымилась невзрачная горстка металлической пыли.

— Господи! — вывел меня из ступора полный ужаса голос Джеронимо. — Сестра! Вероника! Что с тобой?!

Вероника лежала навзничь, без движения, глаза ее закатились.

Глава 8

Я — Марселино Рамирез, из рода Рамирезов, сотни поколений которых рождались, жили и умирали, не зная женщин. Да что там говорить — людей мы тоже не видели. И вот, сегодня все они одновременно свалились на мою голову.

«Команда»! Трое постоянно грызущихся индивидов. Никаких понятий о долге. Двое из них вообще позорят звание мужчин.

Не знаю, о них ли пророчество Августина Сантоса. Но мелкий лжет постоянно, врет, даже когда говорит правду. Я заставил их вытаскивать ящики из кладовки, он тут же заныл, что у него болит нога, и наотрез отказался работать. Я навел на него автомат.

— Выстрелишь — и Вероника восстанет из мертвых, — сказал он. — Выпьет у тебя всю кровь и утащит в ад.

Малахольный немедленно споткнулся и упал, выронил ящик. Ящик раскололся, из него вылетели комплекты формы.

— Вероника не умерла, — промямлил он.

— Конечно, Николас, — ласково сказал мелкий. — Она просто спит.

Веронику я, в нарушение всех инструкций, отнес в свою спальню и вколол восстанавливающий раствор. Знать не знаю, что с ней, но выглядит истощенной. А этих двоих придурков пришлось запереть в кладовке вместе с ящиками. Тупые животные. А ведь я хотел им устроить сносные постели.

Половина третьего ночи. В кухне я заказал куриный бульон с сухарями и витаминный коктейль. Ждал две минуты. Еще год назад задержка была тридцать секунд. Через пару поколений Рамирезу придется делать заказ за сутки.

Вернулся в спальню с подносом. Девчонка все спала, но цвет лица стал здоровее. Минут десять — и проснется. Надо подготовиться. При взгляде на нее путаются мысли, что вредно для выполнения долга.

Я посетил Комнату Сексуального Уединения, обогатив генетическую базу, и сразу вслед за этим прошел в лабораторию. На пульте горела зеленая лампочка. Я ввел команду «Диалог» и сел в кресло.

Напротив меня появилась голограмма следующего Рамиреза.

— Ты проявил слабость, — сказал он без обиняков.

— Знаю, — развел руками я. — Но…

— Я тебя не виню.

— Да, в конце концов, они открыли замок. Может, пророчество…

— В задницу пророчество! — Рамирез показал мне средний палец. — Все из-за девчонки.

Мне сделалось не по себе. Этот Рамирез сейчас практически моя копия. Если он сказал «в задницу пророчество», получается, что я сам так думаю?

— Что-то измотало ее силы, — пробормотал я. — Мне ее жалко.

— Ты ее хочешь, Марселино, — улыбнулся голографический Рамирез. — Это — древнейший инстинкт, противиться которому здоровый организм не может. Соблазни ее. Представь ее обнаженное тело. Как она выгибается в твоих могучих руках, как сладостно стонет…

Я отмахнулся от яркого видения, порожденного словами голограммы.

— Рамирезы — не любовники. Мы — бойцы, воины. Я не знаю, как себя вести, чтобы…

— Тебе ничего не нужно знать. Ты — доминантный самец, она — половозрелая самка. Будь собой и позволь природе делать свое дело. К тому же, кажется, у вас общие интересы. Покажи милашке тир.

Голограмма погасла, посчитав разговор законченным.

— «В задницу пророчество», — повторил я. Что ж, до тех пор, пока я себя контролирую, волноваться не о чем.

Я вернулся в спальню вовремя: Вероника просыпалась. Пока я стоял у двери, она зевнула, потянулась и проворчала в полудреме: «Альберто, я опять нажралась?»

Миг спустя она открыла глаза и рывком села в постели. Руки соблазнительно заскользили по телу, но она не собиралась меня соблазнять.

— Оружие я забрал, не ищи.

— Козел, — прорычала милая девушка. — Где мой брат? Где Николас?

— Запер их в кладовке. Больше негде. До утра останутся там, а утром мы всё обсудим. Поешь. — Я показал на тумбочку у кровати, где оставил поднос.

— Они сыты? — Вероника не шелохнулась.

— Из всех троих самая истощенная — ты.

— Много ты понимаешь! Николас трое суток лежал с температурой, а Джеронимо вообще держится на одной шизофрении. Отнеси это им.

Отвернулась. Безучастная. Только вот урчания в животе не скроешь. Я сел на край койки.

— Пока вы у меня на базе, будете соблюдать мои правила. До утра эти двое не погибнут. А вот ты можешь. Что тебя так измотало? Бой?

Вероника посмотрела мне в глаза. Быстро, едва уловимо. Добрый знак, наверное. Я говорю, как хозяин положения, и это работает.

— Все из-за прыжка, — сказала она.

— Какого?

— Не важно. Я — Альтомирано. Мы повелеваем распадом материи и выбросом энергии. Расщепление ядра атома — пик могущества. Лично я пока могу только вызывать мышечные разрывы, чтобы выйти за пределы человеческих возможностей по силе и скорости. У брата с мозгами примерно то же самое.

— Тогда тебе объективно надо поесть.

Вероника невесело усмехнулась.

— Мы в плену, или как?

Теперь усмехнулся я:

— Без понятия, что с вами делать. Пророчество весьма конкретно: «И придут три всадника постапокалипсиса, и заберут антиматерию из хранилища». Предположим, вы пришли. Но пока еще ничего не забрали.

— Двадцатикилометровый коридор с кучей пушек? — фыркнула Вероника. — Спасибо за предложение, Дэвид Блейн, но нам твоя магия на хер не нужна.

— Откровенность за откровенность: эта охранная система вышла из-под контроля, отключить ее я не могу.

Я ждал чего угодно, но только не этого. Хмыкнув, Вероника кивнула:

— Похоже, я тебя понимаю. Непростая ситуация.

Мое сердце растаяло. Голографический Рамирез был прав: в задницу пророчество, я ее хочу!

— Что это вообще за место? — Теперь Вероника смотрела мне в глаза.

— Поешь. А потом мы пройдемся, и я все тебе расскажу.

После секундного колебания она взяла поднос.

Глава 9

— Запереть в тесной, вонючей каморке величайшего гения! — сокрушался Джеронимо, лепя смартфон к двери на двусторонний скотч. — Скажи, Николас, у меня есть шрам на лбу?

— Нет, Джеронимо, — зевнул я в ответ.

Учитывая манеру поведения, шрамов у Джеронимо было на удивление мало. Ему бы впору передвигаться в инвалидном кресле и говорить через синтезатор речи.

— А очки? — не унимался он, соединяя проводами смартфон и металлическую карточку, вставленную между дверью и косяком. — Ты видел на мне круглые очки?

Я отрицательно промычал и откинулся на спину. Справедливости ради, ни тесной, ни вонючей, ни каморкой эта кладовка не являлась. Размером она была — почти с мою комнату в доме Риверосов. А у сына главы дома комната была отнюдь не маленькой.

Ящиков, правда, осталось многовато. Большие и тяжелые, они были сделаны из пластика, стилизованного под дерево. И, если бы не Джеронимо, разыгравший комедию, мы бы освободили больше пространства.

— А палочка? — продолжал Джеронимо; теперь он торопливо тыкал пальцем в экран смартфона, надев стетоскоп, которым слушал что-то в недрах двери. — Как по-твоему, волшебная у меня палочка?

Я молчал, лежа на жестких, неудобных ящиках, и смотрел вверх. На высоком потолке светила одна тусклая лампочка.

Вероника… Как она там? Что с ней сделает эта гигантская похотливая обезьяна?

— Нет, Николас, у меня нет волшебной палочки, — брюзжал Джеронимо. — И метлы нет. О чем это говорит?

— Кто говорит? — Я очнулся от грустных мыслей о Веронике, беззащитно лежащей в логове зверя.

— Я говорю: держать меня здесь — преступление. — Джеронимо встал, повернулся ко мне, уперев руки в бока. — Не намерен терпеть произвол. Ты со мной?

Я напряг мучительно болевший пресс, чтобы сесть, и уставился на Джеронимо.

— «С тобой» — что? Напишем на стене четырнадцать тезисов и устроим революцию в отдельно взятой кладовке?

В ответ Джеронимо сверкнул на меня безумными глазами и одним движением разорвал до пупа майку.

— Доколе?! — возопил он. — До каких пор наших жен и сестер будут похищать и использовать для своих гнусных потребностей всякие уроды, пользующиеся служебным положением?! Я намереваюсь прекратить это.

Я, зараженный его энтузиазмом, соскочил с ящика. Джеронимо уже рылся в рюкзаке.

— Вот. — Он вытащил и, встряхнув, развернул кусок полупрозрачной материи. — Мантия-невидимка.

Я скептически посмотрел на материю. Джеронимо нахмурился:

— Долго будешь думать? Каждая минута на счету! Я жрать хочу — караул просто, а еще дверь кухни взламывать.

Он запнулся и, подумав, добавил:

— Прошу прощения, оговорился. Вероника может быть в опасности, вот!

Я потрогал «мантию». Тюль, что ли? Как занавеска, только черного цвета.

— Ну, допустим. А как мы…

— Алохомора, — сказал Джеронимо и пальцем ткнул дверь.

Дверь отворилась.

Я накинул тюль на голову…

***

Лампы в круглом зале погасли почти все. В полумраке мы, укрытые черным тюлем, шли медленно и осторожно. Нашли маски — дело пошло веселее. Они так и валялись там, где мы их сняли, вместе с комбинезонами.

— Ты заметил, в какую дверь он ее унес? — прошептал Джеронимо.

— В эту, — ткнул я пальцем, всколыхнув тюль.

Дверь я точно запомнил: вторая по часовой стрелке, после гаража. А кладовка — первая после гаража, против часовой стрелки. Эх… Жаль, что часы мои сломались после болезни — понятия не имею, который час.

— Следовательно, кухня не здесь, не здесь и не здесь, — пробормотал Джеронимо, что-то черкая в блокноте.

Я скосил взгляд.

На маленьком листе Джеронимо изобразил круг, в центре нарисовал танк и для пущей уверенности подписал: «Танк». Черточками обозначил девять дверей и три из них зачеркнул.

— Мы сюда не жрать пришли, — напомнил я.

Джеронимо вздрогнул.

— А, да, — почесал он карандашом в затылке. — Значит, так. Ты полезай в танк и возьми оружие, а я побуду на стрёме. Автоматы не бери. Короткостволов хватит. Ты ведь сможешь убить человека?

Теперь вздрогнул я. Конечно, во время гонок Толедано я угробил никак не меньше десятка людей, но… Но ведь сражался я с машинами, видел — машины. К тому же — защищался. А вот так вот запросто взять и застрелить человека?.. Это я мог лишь в одном случае.

— Если он ее хоть пальцем тронул…

На последнем слове я не к месту всхлипнул, и Джеронимо ответил мне тем же.

— Мы — ее последняя надежда, Николас, — прошептал он. — Иди!

Без мантии-невидимки я сразу почувствовал себя голым и беззащитным. Торопливо взобрался на танк, откинул крышку люка, стараясь не шуметь. Спрыгнул внутрь…

— Джеронимо, — прошептал я минуту спустя, — здесь пусто.

— Насколько пусто по шкале от одного до десяти? — немедленно отозвался Джеронимо по рации.

Я поднял закатившийся под сиденье нож Вероники. Посмотрел на него. Нет. Даже если с Вероникой что-то случится, зарезать Марселино я не смогу.

Но умру, пытаясь.

— Десять, — отозвался я, спрятав нож во внутренний карман. — Урод все забрал.

Я вылез из танка и только успел нырнуть под мантию, как отворилась дверь, и в зал вышла Вероника.

Глава 10

Ремедиос приходила каждый вечер и звала меня кататься на лифте. Понятия не имею, как она открывала комнату. Камера наблюдения, стоявшая в коридоре, смотрела прямо на дверь, а компьютер, попиксельно сравнивая отснятые кадры, подавал сигнал о сколько-нибудь серьезных изменениях на пульт.

Значит, каждый вечер дежурный охранник видел, как девочка десяти лет вскрывает дверь в покои отпрыска дона Ривероса, скрывается за ней, а потом выходит обратно вместе с обитателем комнаты.

Я вспомнил об этом в тот миг, когда увидел Веронику и идущего вслед за ней Марселино.

— Давай, — прошелестел в ушах шепот Джеронимо. — Отведи ее в кухню, тебе же хочется!

Вероника была бледна, но жива и твердо стояла на ногах. Они с Марселино о чем-то тихо переговорили, и он показал на следующую дверь. Туда Вероника прошла в одиночестве.

Мы стояли так, что не могли видеть расположенного за дверью помещения. Но Джеронимо уверенной рукой вписал в план: «Туалет».

— Пять кандидатов, — прошептал он.

Я схватил его за плечо и потянул назад. Беззвучные и невидимые, мы перешагнули через невысокую скамейку и укрылись в тени танка. О том, что где-то под ним находится лепешка, некогда бывшая солдатом дома Альтомирано, я старался не думать.

Мы затаили дыхание, когда Марселино направился в нашу сторону. Я выключил ночное видение и расслабился. Зал погружен во мрак. Для Марселино даже танк должен представляться черной громадой неопределенных очертаний.

Марселино повернулся к нам спиной и сел на скамейку.

«Николас, ты охренел?» — появилась надпись в темноте.

Я закрутил головой, недоумевая, что за новая шиза решила меня осчастливить.

«Не крути башкой, — сменилась надпись. — Пишу со смарта, буквы на внутренней стороне маски. Убери нож, ради всего святого. Ударом в спину такого быка не свалить, а перерезать глотку не успеешь, у него реакции, как у мутанта».

Я обнаружил, что держу в правой руке нож Вероники. Свет экрана смартфона отражался от голубоватого лезвия. Когда я успел его вытащить? Сам себя уже боюсь.

Дверь, слабо освещенная неяркой лампочкой, открылась. Я как раз спрятал нож и торопливо ткнул кнопку на маске.

«Как выжить во время торнадо», — появилась надпись.

— Б… дь, — сдавленно шепнул я, нажимая кнопку еще раз.

Ага, вот. Вероника стоит в проеме, щурясь в темноту.

— Я здесь! — Марселино помахал рукой. — Иди на голос.

Вероника закрыла глаза и зачем-то надавила на веки пальцами, после чего быстрым шагом направилась к Марселино.

«Ты стал очень эмоциональным, Николас, — поползли перед глазами буквы, будто финальные титры фильма. — Сперва я списал это на последствия трансменструоза, но теперь уверен, что ошибся. В тебе пробудились чувства, ведь так?»

Я остолбенел. Ощущение было такое, будто меня приперли к стене. Ответить я не мог — Марселино сидел в паре шагов от меня.

«Не переживай, — выскочило новое сообщение. — Я помогу тебе, Николас. Вместе мы пройдем через это».

Да легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем нам вместе — «через это»! Как только останемся наедине — совру, что он ошибся. Пока же я сунул под нос Джеронимо средний палец.

Джеронимо его пожал.

«Договорились», — сообщила надпись.

Вероника села рядом с Марселино. Тростинка и булыжник! Они смотрели перед собой, на стену, дверь туалета и тускнущую над ней лампу.

«Романтично — ппц», — сообщил Джеронимо.

— Твой брат не совсем прав. Эта база — не хранилище антиматерии. Она — форпост, прикрытие. Основная ее задача — задержать взломщиков, пока Хранитель доберется до антиматерии и убежит.

Вот зачем мотоцикл. Желтая хромированная красавица. Я представил, как на нее забирается эта груда мускулов, и рука вновь потянулась к ножу. Стоп! Хватит эмоций. Думай. Что-то тут не клеится.

— Но ты ведь здесь один, — выразила Вероника наше общее замешательство. — Кто будет задерживать взломщиков?

Марселино молчал дольше, чем требовалось в ответ на простой вопрос.

«Интересничает, паскуда», — прокомментировал Джеронимо.

— Скажем так: база хранит свои секреты.

«Точно! Где-то здесь есть кухня, я чувствую ее».

— Интересное, должно быть, место. — Вероника мастерски изобразила равнодушие вкупе с вежливым интересом. — А что за той дверью?

Марселино повернул голову.

— Лаборатория.

— Правда? — восхитилась Вероника. — Мой брат — ученый, ему наверняка там понравится.

— В эту лабораторию твой брат не войдет никогда.

Голос прозвучал угрожающе, я вздрогнул, Вероника смешалась, но Джеронимо только фыркнул и сделал пометку в блокноте.

— Э-м-м-м… Окей, поняла, — кивнула Вероника и указала на дверь, соседнюю с туалетом. — А здесь что?

— Комната сексуального уединения.

В руках у меня ничего не было, поэтому я уронил челюсть. Судя по ощущениям, челюсть пробила пол, ушла глубоко под землю и сгорела в магменном ядре Земли.

— Ого… — Вероника изо всех сил старалась поддерживать видимость светской беседы. — И часто ты там уединяешься?

— Каждый день, таков порядок. Дольше двух дней задержка — запускается протокол зачистки и восстановления.

Возникла неудобная пауза, которую Вероника заполнила, как смогла:

— И кто же эта счастливица?

Марселино повернул голову к Веронике. Карандаш Джеронимо дрожал над листом блокнота. Я затаил дыхание. Неужели где-то здесь есть миссис Хранительница Базы?!

— Никто, — сказал Марселино. — Но я бы хотел, чтобы ею была ты. Ты согласна?

Джеронимо икнул и выронил смартфон с блокнотом. Ощущение было такое, будто бомба взорвалась. Марселино вскочил, развернулся. Вероника встала рядом с ним. Разом вспыхнули все лампы.

— Замри! — прошипел Джеронимо.

Марселино смотрел прямо на нас:

— Что за…

— Джеронимо? — нахмурилась Вероника. — Николас? Вы что, подслушивали?

Мы молчали. Не знаю, как Джеронимо, а я чувствовал себя идиотом.

— Джеронимо… — Вероника вздохнула и потерла лоб рукой. — Это не мантия-невидимка.

— Молчи, Николас, — прошипел Джеронимо. — Не двигайся, она блефует!

Вероника спрятала лицо в ладонях. Казалось, ей стыдно.

— Тебе было восемь лет, ты читал книжки о волшебниках, и я подбросила тебе сверток с этим тюлем. Чтобы играть, понимаешь?

Джеронимо снял маску — лицо его было бледным — и стянул с нас тюль.

— Так вот почему ты всегда замечала, когда я шпионил за тобой в раздевалке… Ты… Ты — лгунья!

Одинокий отчаянный крик заметался по залу, отражаясь от стен. По щекам Джеронимо текли слёзы.

— Тебе уже почти пятнадцать лет! — Вероника вытянула к брату руки. — А ты?! — Она посмотрела на меня, зажмурилась и покачала головой. — Нет, Николас, это просто клиника, мне нечего сказать.

— Как вы выбрались из кладовки? — громко спросил Марселино, оставшийся равнодушным к чувствам Джеронимо.

— С помощью веры! — повернулся Джеронимо к нему. — Я смел поверить, что у меня есть сестра, которой на меня не плевать. Но я ошибся.

Он поднял с пола смартфон и пошел в сторону кладовки.

— Тряпку забери! — окликнул его Марселино. — Скоро я запущу протокол «Утилизация», зал будет обработан сверхвысокими температурами. Иначе ваши «консервы» начнут вонять.

— Пусть горит! — не оборачиваясь, крикнул Джеронимо. — Как и вся моя жизнь, вся моя вера. Ничего не осталось.

Он ушел. Теперь эти двое смотрели на меня. Что ж, твой выход, Николас. Помни, какую роль должен играть.

— Мне было нужно в туалет. — Я слегка поклонился. — А потом появились вы, и… Ну, я не рискнул нарушить уединение, и Джеронимо любезно предложил мне мантию-невидимку…

— Туалет там. — Марселино указал на уже известную мне дверь.

— Да, спасибо. Я по-быстрому. У меня все равно обезвоживание, так что…

Голос подвел, и я пошел к туалету.

— Может, снимешь маску? — Вероника пытливо вглядывалась мне в лицо. — Светло ведь.

— Не, — отмахнулся я. — В маске круто.

Еще не хватало продемонстрировать ей мое лицо. Красное, наверное, как восходящее солнце.

Проходя мимо Марселино, я от горя и отчаяния обнаглел настолько, что похлопал его по плечу.

— Соболезную. Насчет уединения и… всего такого.

Я закрыл за собой дверь и выдохнул. Плохой день. Плохая база. Плохой Николас. Чтоб мне провалиться!

Глава 11

Вернувшись в кладовку, я застал там печальную картину. Джеронимо свернулся калачиком вокруг шарманки и не то притворялся спящим, не то изучал стену остановившимся взглядом. Вероника же стояла над ним, отчаянно жестикулируя. Мое появление застало ее на середине патетической речи. Речь оборвалась, мне достался недовольный взгляд.

Опять я всё испортил. Что поделать, такое я дерьмо. Вот если бы солдаты дона Альтомирано не стали тогда исполнять «не слишком строгий» приказ своего повелителя и пристрелили меня в отцовой комнате при попытке оказать сопротивление, все бы сложилось куда лучше. Для всех нас.

— Твоему нахальству вообще есть предел? — раздраженным голосом спросила Вероника, окинув меня взглядом.

Ну да, я был в трусах и нес в руках свою одежду.

— Прости, если мое телосложение тебя оскорбляет, — сказал я со всей доступной мне ядовитостью.

— Класть я хотела на твое сложение! Ты спросил разрешения, прежде чем лезть в душ? Может, у него тут ограничение на воду?

— Видишь ли, я хотел спросить. — Открыв один из ящиков, я вытащил кипу простыней и принялся их раскладывать. — Но когда включил стиралку, подумал, что это было бы уже глупо. Мой девиз: делай без разрешения, чтобы не нарушать запретов.

Я настелил простыней на ящики, потыкал пальцем — вроде мягко — и лег, укрывшись последней простыней. Разыскивать подушку сил не было, глаза слипались. Я позволил им слипнуться. Успел еще заметить, как в зале что-то пыхнуло. С таким вот звуком: «Пых!» Контур двери обрисовался красным, и до меня докатилась волна тепла. Уютная такая.

Последней горестной мыслью перед забвением была такая: «Теперь Вероника защищает Марселино…»

***

Сны мои были сумбурными и неприятными. Я видел, как Вероника бьется в объятиях Марселино, пытаясь вырваться. Я бегу ей на помощь, а она поворачивается и бьет меня по лицу, плюется оскорблениями под хохот этого перекачанного отморозка. Наконец, подбежал Джеронимо и накинул мне на голову мантию-невидимку. Удары стихли. А когда я избавился от куска материи, то обнаружил себя в гараже, смотрящим на красавицу Ройал.

«Прокатись, — позвала она. — Давай, тебе же хочется!»

Я вытянул руку, но в тот миг, когда должен был коснуться руля, — проснулся.

Вытянутая вверх рука касалась нависшего надо мной лица. В первые секунды пробуждения мне показалось, будто это — лицо Вероники, и сердце мое учащенно забилось. Потом я разглядел, что к Веронике лицо не имеет отношения. Сердце, получив новые вводные, решило ничего в своем поведении не менять и продолжило крушить в костную муку грудную клетку.

Лицо было металлическим. На нем слабо светились похожие на фары глаза. Рот — полоска рифленого стекла в форме улыбки — замерцал оранжевым в такт словам, что тихонько произносились искусственным голосом:

— Спи, моя радость, усни… В доме погасли огни…

Я заорал. Я шарахнулся и полетел с ящиков черт-те куда, в темноту. Моему безмолвному воплю вторил электронный визг. Равномерный, на одной ноте, он все же становился тише — визжащий удалялся. Хлопнула дверь, отсекая его совсем.

— Что? Что такое? — Появились заспанные лица Вероники и Джеронимо, подсвеченные смартфоном.

— Там… Там… — Мой дрожащий палец указывал в темноту, туда, где скрылась напавшая на меня тварь.

Не в силах объясниться, я уронил руку и попытался глубоко дышать. Подумал, как жалко выгляжу — валяюсь в трусах посреди кучи простыней.

Сонливость покинула Джеронимо. Взгляд его сделался хищным, впился через глаза мне прямо в мозг.

— Он ведь домогался тебя, да, Николас? Скажи правду, не бойся.

— К-к-кто? — пропищал я.

— Марселино. Трогал тебя, где не надо? Шептал нежные слова? Все так?

Говоря, он то и дело косился на Веронику с выражением лица типа «вот видишь, дура».

— У него было металлическое лицо! — выкрикнул я.

— Маску надел. Фетишист. А говорил, что не извращенец.

— Он пел колыбельную!

— Латентный педофил. Мне стоит быть особенно осторожным.

— Так! — Вероника рубанула воздух ребром ладони, пресекая разговоры. — Хватит пороть чушь. Что здесь произошло?

Она смотрела на меня, но ответил Джеронимо:

— По-моему, все очевидно. Наш дорогой хозяин пытался изнасиловать Николаса. А он умен! Я даже немного завидую его дьявольскому интеллекту. Подкатил к Веронике, чтобы усыпить нашу бдительность, а сам, глубокой ночью, надев маску и напевая похабную колыбельную, подкрался к моему дорогому, лучшему, единственному другу, сжимая в руках гигантский эрегированный…

Договорить Джеронимо помешал взрыв. Отдаленный и приглушенный, он все же долбанул так, что меня подбросило на полу, а где-то в темноте упал ящик. Протяжно и нудно завыла сирена. Женский голос, знакомый по поверхности, флегматично вещал: «Попытка несанкционированного проникновения на базу. Повторяю: попытка…»

— Да он серьезно возбудился! — воскликнул Джеронимо, спешно надевая шарманку. — Нужно быть готовыми ко всему!

Глава 12

Первый взрыв мгновенно пробудил инстинкты. Я уже зашнуровывал второй ботинок, когда проснулся мозг. Выла сирена.

Я бросил взгляд на монитор в стене, дающий панораму. Joder! Не скоро я привыкну к этому танку. Такое чувство, будто сюда уже ворвались захватчики. Но, помимо танка, все было чисто.

Что же гремело?

Я выскочил из спальни с автоматом наизготовку как раз когда прогремел второй взрыв. Инстинкт заставил меня припасть на одно колено и вскинуть оружие. По потолку расползалось зеленоватое свечение.

Бросился в Центр Управления, пробежался по мониторам. Физическая защита — пятьдесят процентов, очень плохо. Антирадиационный щит — девяносто процентов. Слава тебе, Августин Сантос. Ты все сделал мудро и правильно, а вот я оплошал. Но все еще можно исправить!

— На выход! — велел я, распахнув дверь в кладовку.

Брат Вероники понес какую-то чушь, но я его не слушал, не смотрел в глаза Веронике. Ситуация изменилась, теперь не до сексуальных уединений.

— Они пришли за вами — они вас получат. База не должна пострадать. Мелкий! Проверь, работает ли рация в танке.

Он захохотал:

— Браво, амиго! Сначала подвергаешь танк терминальным температурам, потом спрашиваешь, работает ли рация.

Я выстрелил ему под ноги. Мелкий подпрыгнул, заткнулся, даже перестал вертеть ручку своего идиотского устройства.

— Эй, полегче! — шагнула вперед Вероника. — Что ты задумал? Зачем тебе рация?

— Еще шаг — и стреляю на поражение. Мелкий — в танк. Быстро!

На малахольного я даже не смотрел. Мешок с биомусором. Зачем такие существуют?

Мелкий, ворча, неуклюже вскарабкался на танк. Я смотрел на него, ствол автомата — на Веронику, Вероника — на меня.

— Марселино! — Я чудом не вздрогнул — так непривычно слышать свое имя из чужих уст. — Вспомни, о чем мы говорили вчера.

Мелкий скрылся в люке. Я знал, что нельзя вступать в разговор с тем, кого держишь на мушке, но… Я несколько вечностей подряд не вступал ни с кем в разговоры. Кроме голографического двойника.

— Вчера базе не угрожала опасность, — сказал я.

Вероника оживилась, получив ответ. Зря я это, зря… Но как же она хороша-то! Мне будет больно с ней расстаться. Может, лучше досрочно клонировать следующего Рамиреза, а самому раствориться в биореакторе?

— Мы ведь толком ничего не обсудили. Джеронимо — гениальный техник, дай ему поковыряться в «охранке». Вдруг сумеем уйти все вместе?

— Не собираюсь рисковать.

— Даже ради меня?! — Она прижала руки к груди, захлопала глазами.

Я отвернулся к танку и заорал:

— Мелкий! Считаю до трех, и твоей сестре конец! Раз!

Скрежетнули и закашлялись динамики внешней связи танка. Послышался голос мелкого:

— Тысяча извинений, трусливое животное, но я не понял, что мне нужно сделать, чтобы избавить сестру от конца? Хотя бы твоего.

— Рация! — крикнул я.

— Яйцо! Ты на «о».

— Два.

— Рация работает, — покладисто отозвался мелкий.

— Вызывай тех, сверху, — приказал я. — Скажи им, что вы, все трое, выйдете на поверхность через пять минут, если они обещают оставить базу в покое.

— Что-нибудь еще? Бутылку «Шардоне», кальян, стриптизершу Кармен?

— Два с половиной.

Мелкий засуетился, из динамиков послышался треск помех.

— Зря отказываешься, — пробубнил малахольный. — Кармен — настоящий огонь.

Он ничего не заметил. Он все силы своей жалкой душонки вложил в этот нелепый выпад и теперь замер, трепеща в ожидании реакции. Смешно. Как будто пытается соответствовать чему-то, чему не соответствует. Будь у меня время, я бы присмотрелся, но времени нет.

Так вот, он ничего не заметил, но я-то видел, какой взгляд метнула на него Вероника. Очень непростой взгляд.

— Умный — лысому, умный — лысому! — заорали динамики голосом мелкого. — Прием, как слышно? Голос из-под земли вызывает землю.

От ласкового, мурлыкающего голоса, раздавшегося в ответ, мне сделалось не по себе:

— Неужели это малыш Джеронимо? Рад! Сердечно рад слышать вас в добром здравии. Как поживают ваши великолепные мозги?

— Ну, не так хорошо, как твоя зеленая лысина, — ответил мелкий. — Спасибо, что волнуешься, Рикардо, я ценю. Отложил все свои дела и примчался сюда только ради нас! Мы в порядке, можешь возвращаться. Как вернем солнце — скину фотку в «Telegram». Он, кажется, до сих пор работает.

— Солнце? — Рикардо захохотал. — О, нет, малютка Джеронимо. Солнце вернуть невозможно.

— Ага. Именно поэтому вы за нами и гонитесь всей толпой. И папаша в гробу переворачивается.

— Тут другое, — вздохнул Рикардо. — Ваш отец, в меру сил и возможностей, пытается спасти остатки мира, чтобы они протянули подольше. А вы своими опрометчивыми действиями собираетесь устроить окончательный Армагеддон. В вашем возрасте пора бы знать: не всё то солнце, что красное и встает. Финал путешествия вас разочарует. А я могу спасти от разочарования. Поднимайтесь ко мне, обнимемся, как старые друзья.

Малахольный, слушая, бледнел. О чем-то своем думал. Вероника с прищуром смотрела на меня. Я держал ее на мушке.

— Придется, Рикардо, — сказал мелкий. — Сервис тут никакой. Номера тесные, койки неудобные, горничная взбесилась и бегает с автоматом. Поднимаемся через пять минут, если обещаешь оставить базу в покое.

Пять томительных секунд я ждал ответа. Рикардо смущенно откашлялся:

— Видите ли, сеньор Альтомирано, я, хотя и погряз в пороках, делал это выборочно. И в их числе не водится лжи. Спросите у сеньора Ривероса, я всегда кристально честен. Будь я плохим, недостойным человеком, я бы сказал: «Да!» Но дело в том, что ваш отец, дон Альтомирано, давно искал эту базу и очень рад, что вы помогли ее обнаружить. Сделка невозможна, мой маленький друг. Термоядерный заряд уже готовят, через сорок восемь часов он будет здесь. Нет, если вы хотите, можете, конечно, выйти. Я с удовольствием всех вас переобнимаю. Но термоядерный заряд все равно привезут Передайте своей горничной. Или вы меня слышите, сеньор Рамирез? Судный День близок, как никогда. Постарайтесь успеть насладиться жизнью.

Глава 13

Должно быть, Марселино Рамирез был действительно хорошим солдатом, но слова «термоядерный заряд» его покоробили. Дослушав речь Рикардо, он как-то резко изменился в лице и удалился в неизвестном направлении.

На самом деле направление было известным, и даже видимым, но я спросонок и все еще встревоженный ночным визитером, никак не мог припомнить, что же находится за той дверью, где он, не говоря ни слова, скрылся.

— Трус, — заявил Джеронимо, выбравшись из танка. — Не то, что Николас. Да, Николас? — Он ткнул меня кулаком в плечо.

— Ничего не трус! — возмутилась Вероника. — Он — защитник базы, а тут выяснилось, что базу защитить не получится. У человека есть чувство долга и понятие о чести.

— А чувство гостеприимства у него есть? — проворчал Джеронимо. — Я, вообще-то, жрать хочу.

Закатив глаза и скорчив рожу, Вероника отошла к закрывшейся двери. Принялась тихонько стучать и что-то там вполголоса наговаривать. Я отвернулся с болью в сердце. Надо же, сколько внимания этому уроду, который чуть нас не вышвырнул на мороз. А про моего загадочного визитера — хоть бы вопросик лишний задала!

— И что теперь? — спросил я Джеронимо.

Тот в задумчивости смотрел вверх. На потолке таяли зеленые разводы

— Все будет зависеть от того, как поступит Марселино. Если он внемлет голосу разума и преклонит предо мной колени, даст ключи от всех дверей и облобызает кеды, у нас будет большой вероятностный процент выживания. Если же малодушно пустит пулю себе в череп — будет хуже.

Послышался приглушенный одинокий выстрел. Джеронимо, скорбно склонив голову, перекрестился.

— Его можно понять, — прошептал он. — В один день увидеть меня, понять, что дело твоей жизни обречено, да еще и столкнуться лицом к лицу с собственной гомосексуальной природой. Даже подготовленный разум, вроде моего, легко не справился бы с таким потрясением.

— Марселино! — Вероника заколотила в дверь ладонью. — Открой дверь! Поговори со мной, слышишь?

Сколько беспокойства в голосе! Может, тоже застрелиться? Так ведь подонок всё отобрал. Я могу лишь зарезаться, а у меня наверняка при этом рука дрогнет, и… Нет, лучше об этом не думать.

Еще один выстрел привел меня в замешательство. Как и последующие. Что-то около десятка. Потом Марселино, видимо, сменил обойму и стрельба продолжилась.

— Живучий, гад, — комментировал Джеронимо. — Ничего, где-то там рано или поздно встретится мозг. Хотя бы с точки зрения теории вероятностей. Если он, конечно, не долбит в одну и ту же дырку. Это худшее, что может сделать уважающий себя мужчина. Нужно искать новые пути, осваивать новые горизонты. Нет, у меня сердце разрывается… Вероника! Помоги ему!

Выламывать металлическую дверь толщиной полтора дюйма можно было и не пытаться, поэтому Вероника ее попросту пнула. Удар пришелся на паузу между выстрелами и, видимо, достиг ушей Марселино.

Стрельба утихла, дверь распахнулась, и на пороге возник Хранитель базы. Тяжело дыша, он вытянул перед собой руку с наушниками и указал пальцем не то на меня, не то на Джеронимо, не то он в принципе считал нас неким двуглавым чудовищем.

— Вы!!! — заорал он. — Вы привели сюда смерть!

— А ты!!! — Джеронимо скопировал патетическую позу Марселино. — Ты под покровом ночи пытался изнасиловать Николаса! Теперь мне придется спать с ним в обнимку, чтобы уберечь от бездны гомоада! Но я готов зарыть топор войны. Лизни кеды, сдай ключи и принеси пожрать, пока я работаю.

Марселино беззвучно разевал рот, давясь смыслами и пытаясь облечь их в слова, а я чуть сместился вправо и заглянул в помещение, вход в которое он перекрывал своей тушей.

Кажется, там был просторный зал, не меньше этого, круглого. Глаз выцепил силовую скамью, гребной тренажер, беговую дорожку, еще что-то. Спортзал ограничивался барьером высотой примерно по пояс, за ним вдалеке виднелись мишени в виде черных человечков на белом фоне. Вот куда он стрелял. А мы-то надеялись…

— Я — никогда!.. — начал Марселино, но высшие силы не посчитали нужным дать ему исповедаться до конца. Слова оборвались грохочущим гимном Испании.

Мы с Джеронимо закрыли уши руками. Видимо, это и была та самая «побудка», которая играет, когда вздумается. Марселино, что-то быстро и отчаянно говоря, схватился за голову. А рука Вероники коснулась его плеча.

Музыка оборвалась так же внезапно, как грянула. Тишина зазвенела сразу после того как затихло эхо, повторявшее голосом Марселино:

— …у́ка, у́ка, у́ка, у́ка…

В тишине Джеронимо достал блокнот со схемой базы и пометил новое помещение: «Тир. Тренажерный зал». Под вопросом оставались две двери, и Джеронимо, прищурившись, глядел на ближайшую. Марселино заметил его взгляд. Шепотом выругался, швырнул наушниками в тренажерный зал.

— Задержка синтезатора питания — две минуты, — процедил он сквозь зубы. — Надеюсь, успеете захлебнуться слюнями.

***

— Один биг-мак, картошку фри, большой набор суши, три порции салата «Радость», пиццу Пепперони, стейк из мраморной говядины, суп-пюре из шампиньонов, картофельное пюре, четыре жареных окорочка, большую колу… Вы что-то будете? — Джеронимо повернулся к нам. Синтезатор питания тут же торопливо пискнул, уведомляя, что заказ поступил в обработку.

— Ах, поздно, — всплеснул руками Джеронимо. — Простите, поторопился.

В маленькой, рассчитанной на одного, кухне четверым было тесно. Джеронимо занял единственный металлический стул и теперь ёрзал на нем, потирая руки в предвкушении пиршества. Я притаился у дальней стены, Вероника с Марселино стояли в дверях. Вместе.

Синтезатор питания гудел, мигал разноцветными огоньками, но транспортерная лента пока не шевелилась. Я сглотнул слюну…

— Смотри, — Джеронимо вернулся к прерванному разговору с Марселино, — допустим, ты — собака, которая лежит на сене. Сеновал подожгли скинхеды. А ты все лежишь и не даешь никому пожрать.

— Я же сказал, две минуты задержка, — отозвался Марселино.

Джеронимо закрыл лицо руками и трижды преувеличенно громко вздохнул.

— Ладно, другая метафора. Ты — старуха-процентщица, над тобой занес топор лысый зеленый студент, который…

— Он сумасшедший? — Марселино повернулся к Веронике. Та неопределенно пожала плечами. Джеронимо закатил глаза:

— Видит бог, я сильно упрощаю. Три маленьких веселых бельчонка резвились в лесу, но вдруг провалились сквозь землю на базу Судного Дня, где хранился вкусный орешек. Но орешек охранял гнусный тролль, который…

Историю оборвал призывный писк синтезатора. Джеронимо повернулся к транспортерной ленте, и глаза его округлились.

— Нет! Нет, ты не можешь так со мной поступить! Не сейчас, не после всего, что я пережил!

Под изумленным взглядом Марселино он вскочил на стол, схватил с двух сторон синтезатор и, будто в лицо негодяя, заорал в его жерло:

— Desgraciado! Carajo! Estulto panocha!

— Джеронимо! — ахнула Вероника, покраснев до корней волос. Как тебе не стыдно?!

Джеронимо тоже раскраснелся, но не от стыда — от ярости. Повернув голову к сестре, он зашипел:

— Стыдно? Мне? Это не я отираюсь рядом с жалким maricone, не я дарю детям лживые игрушки, и уж определенно не я подсовываю честным людям вместо еды это… Это… Ни-и-иколас…

— Остынет же, — оправдался я, ложкой соскребая остатки овсянки с металлической миски.

Глава 14

Синтезатор делал только овсянку и куриный бульон. Может, делал и еще что-то, но Марселино рассказывать не стал, а сами мы ничего другого не добились. Что ж, не тушеные грибы — и на том спасибо.

Джеронимо ел, закрыв глаза и шепотом матерясь. Мы с Вероникой — молча, стоя по разные стороны Джеронимо. Марселино, сложив руки на груди, прислонился к косяку. Смотрел на Веронику и на Джеронимо по очереди. Меня как будто не существовало.

— А что, — сказал он, когда синтезатор выдал нам по второй порции, — наверху совсем забыли о чести?

— Да, прости, вот, этого должно хватить! — Джеронимо швырнул в Марселино монеткой. Тот не обратил внимания на эту выходку. Он смотрел на Веронику и ждал ответа.

— Не понимаю, о чем ты, — отвернулась она.

— Ты — девушка. Ты выбилась из сил, спасая своих пассажиров. Почему на единственном стуле сидит твой брат? Тебя это устраивает?

Джеронимо поперхнулся и начал кашлять, расплевывая овсянку по столу. Вероника немедленно принялась стучать ему по спине.

— Прекрати меня бить, карга! — подскочил Джеронимо. — И хватит жрать! — Он отобрал у сестры почти пустую миску. — Сходи в зал, побегай, тебе полезно. Maricone тебя проводит.

Вероника, опять покраснев, не могла найтись со словами. На помощь ей неожиданно пришел Марселино.

— Идем. — Он тронул Веронику за локоть. — Мне предстоит трудное решение. Хочу пострелять. Ты ведь умеешь стрелять?

— Умею ли я? — тут же переключилась Вероника. — К твоему сведению, моя коронная фишка — македонская стрельба по движущимся мишеням со стопроцентной точностью!

— Македонская? — Марселино приподнял бровь. — Ого…

— Да-да, — вставил Джеронимо. — Вероника любит держать два ствола одновременно!

Но его уже никто не слушал. Вероника и Марселино удалились, негромко болтая о своих пушечных делах. Когда дверь за ними закрылась, Джеронимо сверкнул на меня глазами:

— Николас, — зашептал он, — ситуация — хуже некуда. Нам понадобятся все яйца, какие только сможем найти. Мы теряем ее! И я не намерен с этим мириться.

— Кого? Чего? — Я хлопал глазами.

— Вероника! — Джеронимо хлопнул по столу ладонью. — Я пятнадцать лет жизни угробил, чтобы подчинить ее, затащить в искусную ловушку из чувства вины, страха одиночества, ненависти и любви. И вот теперь какой-то Марселино придет на готовенькое, внушит моей сестре веру в себя и самоуважение, а меня отправит стоять в угол? Его я должен буду называть «папой»?!

Чем дольше он говорил, тем громче становился голос, тем ярче разгорались глаза. Он встал, влез на стул, потом — на стол, навис надо мной, испуская лучи безумия.

— Но ведь Вероника — не твоя мать! — возразил я.

— Она — больше, чем мать. Она мне как дочь! Да что я распинаюсь… Николас, скажи просто: поможешь ты мне, или нет?

Я гонял ложечкой чаинки в граненом стакане. Чай этот синтезатор еще мог сделать. Кофе не давал.

— Не нужно делать вид, будто тебе наплевать! — топнул ногой Джеронимо. — Я все феерично рассчитал. Твои чувства пробудились, ты втрескался в нее по уши, так почему сейчас ты смотришь, как она уходит с человеком, который час назад едва не изнасиловал тебя?

— Это был не он! — Я тоже стукнул по столу кулаками и вскочил. — Джеронимо, ты меня беспокоишь! Если ты и дальше будешь жить в мире собственных фантазий, то однажды двери в настоящий мир захлопнутся навсегда.

— Кто тебя тогда изнасиловал?

— Не знаю. Кажется, какой-то робот… Нет, черт, Джеронимо, ты меня запутал! Меня никто не насиловал!

Он свалился со стола на пол и скорчился в углу, обхватив голову руками.

— Отрицание, — прошептал он. — Первая стадия принятия анальной неизбежности…

— Да твою мать! — заорал я.

— Вторая стадия, — покачал головой Джеронимо. — Николас, соберись, прошу тебя. Ты все равно остаешься мужчиной. Для меня ты — эталон мужественности…

Я взвыл и шлепнулся на стул. Всех эмоций, что меня обуяли, я даже перечислить не мог, не то что усмирить их.

— Что мне сделать, чтобы ты заткнулся?!

— Торги. — Рука Джеронимо легла мне на плечо. — Третья стадия. Она уже конструктивна. Я расскажу, что тебе нужно сделать, Николас. Тебе нужно завоевать сердце моей сестры.

***

В тире было громко и вонюче — вентиляция, наверное, оставляла желать лучшего. Марселино, держа пистолет двумя руками, быстро, с равными перерывами, стрелял по мишеням, хаотично снующим у дальней стенки. Насколько я успел заметить, без пули ни одна не ушла. Вероника стояла рядом, наблюдала, на нас даже не обернулась. Джеронимо упер руки в бока и принялся ждать развития событий. Я осмотрел зал.

От дверей начинался тренажерный. Здесь было, наверное, все, что только могло понадобиться человеку, совершенствующему тело. Вплоть до скакалки, петлёй свисающей со шведской стенки. Количество и размеры блинов для штанги ввели меня в трепет. Дома тоже были тренажеры, но таких весов никто не поднимал. Я сам выжимал максимум пятьдесят килограмм, а мой тренер — сто пятьдесят. Здесь же только на грифе болталось четыре блина по пятьдесят. А ведь у этого монстра даже партнера для страховки нет…

Или есть?

Я вспомнил робота. Откуда-то же он взялся. Вряд ли Марселино о нем ничего не знает. Надо бы прояснить этот вопрос…

— Неплохо, — сказала Вероника, когда Марселино отстрелялся. — Теперь смотри, как надо.

Она вскинула руки, и два пистолета загрохотали, как пулемет. Мишени не успевали сменяться, и две последних, за неимением новых, Вероника буквально разорвала в клочья пулями.

Гимнастическое бревно знаменовало конец спортзала. За ним начинался тир. Пара десятков металлических ящиков, один из них раскрыт, внутри поблескивают черные смертоносные стволы в специальных углублениях. Трех не хватало.

— Неплохо, — качнул головой Марселино. — А сможешь провернуть такое с этими?

Он пнул один из ящиков, и крышка со щелчком отскочила. Пистолеты, лежавшие внутри, блестели как серебряные.

Вероника, отдав рукоятками вперед свои, опустошенные, склонилась над ящиком и шумно втянула воздух носом.

— Ах… — задрожал ее голос. — Как же меня возбуждает запах смазки…

Джеронимо, не говоря ни слова, достал тетрадь. Сейчас она лежала в боковом кармане рюкзака, и вытащить ее можно было одним движением. Вероника обернулась на шелест страниц. Рот приоткрылся, лицо стало багровым.

— «Как же меня возбуждает запах смазки», — процитировал Джеронимо с каменным выражением лица. — Супер. Спасибо, Вероника. За неполные сутки ты подарила мне две жемчужины.

Дальнейшее мне не понравилось. Вероника, вместо того, чтобы огрызнуться, поорать и забыть, она бросила быстрый взгляд на Марселино, который именно в этот момент сделал надменно-презрительное выражение лица.

— Так, всё! — топнула она ногой. — Пора это прекращать.

Джеронимо пытался ее остановить:

— Стоять, жирная старуха! Фу! Красный, красный!!!

Вероника с шага прыжком перешла на бег. Джеронимо, поняв, что переговоры безнадежно провалены, бросился наутек. В дверях он меня удивил: сбросил рюкзак под ноги Веронике. Рюкзак, в котором постоянно находилось что-то важное, нужное, незаменимое… Тетрадь ему почему-то была важнее.

— Отдай мне эту гадость, мелкий… — Крик Вероники таял в недрах базы.

Я с трудом сглотнул, сообразив, что остался наедине с Марселино. Посмотрел на него, тот как раз — на меня. Душа, что называется, в пятки ушла.

Марселино величественно кивнул на ящик:

— Интересуешься?

— Не-е-е, — проблеял я.

Марселино тут же зевнул и отвернулся, а меня как по команде разобрало зло. Он ведь меня вообще за человека не считает, а я, между прочим, личность!

— Мне не нужно доказывать свою мужественность, нажимая на курок пистолета!

Вообще-то я хотел тихо и со значением пробубнить это себе под нос, но голос подвел. Прогремел на весь тир, да еще высокомерно так. Марселино повернулся ко мне, а я застыл. Меня попеременно бросало то в жар, то в холод, то еще куда-то — там было особенно неприятно.

— Доказывать свою что? На что нажимая? — Марселино скорчил такую рожу, будто перед ним заговорил унитаз.

Несколько дней назад старый добрый Николас Риверос наградил бы Марселино участливым взглядом и сказал что-нибудь типа: «Я рулю машинами. Пушки мне не интересны». Но у меня сегодняшнего сердце колотилось, ладони потели, а язык с трудом выбирал что-то из беспорядочных импульсов раздираемого паникой мозга.

— Любой дурак может стрелять из пистолета!

Я был уверен, что Марселино после этих слов меня убьет. Но он лишь пнул ко мне ящик со словами:

— Ну, давай, попробуй. Нажми на курок.

— Не хочу! — отвернулся я, надеясь, что выгляжу гордым и равнодушным, а не пересравшимся.

— Да ладно. Справишься с «Диглом» — я отвалю от Вероники.

— С кем? — Я подошел к ящику и наклонился.

— «Иглы», — уточнил Марселино.

— Предлагаешь наркотики? Нет. Папа говорит, что наркотики — это плохо.

Блин, зря про папу. Как-то это по-детски, да?

— «Дезерт»! — прорычал Марселино.

Я по-прежнему ничего не понимал.

— Десерт? Я бы заел овсянку…

Марселино выдернул из ящика пистолет и сунул его мне рукояткой вперед. Хотя, мне казалось, что с бо́льшим удовольствием он бы приставил мне к голове ствол.

— «Дезерт игл», дебил малахольный! Понял?

Понял я лишь то, что десертом меня кормить никто не собирается. Но хоть на иглу не посадят — и на том спасибо.

Пистолет едва не оторвал мне руку. Я решил, что подвох именно в этом, и усмехнулся.