Тишина
Ну, вот и всё, и занавес упал…
Разлуки час, пустых надежд финал.
А ветер чувств, запутавшийся в сеть,
Песчаных замков след успел стереть…
И вот — молчанье… Ночь и тишина.
А мне в ночи слеза твоя видна —
Она мольбою к небу вознеслась,
Как будто просит милости для нас.
Тиха морская гладь, туманна мгла,
И мы — два одиноких корабля,
Плывём с тобой неведомо куда,
Холодным светом нас ведёт звезда.
Мы навсегда расстанемся опять,
С надеждой продолжая встречи ждать…
И вновь — молчанье, ночь и тишина,
И — времени безмолвная стена…
Осень
Вот девица росла и румянилась,
Да созрела и в пляс ударилась.
Вся оделась в одежды пёстрые,
Бубенцы зазвенели звонкие.
Щёлкнет пальцами длинными с перстнями —
Разверзаются хляби небесные.
Каблучками пристукнет чёрными —
Взвоет ветер псами бездомными.
Под дождём танцевала с ветрами,
Лишь бы дни не казались серыми.
Да руками своими, ветками,
Угощала плодами спелыми.
Но ветра и дожди холодные
Все одежды сорвали мокрые.
Осень душу мою взъерошила
Да в постели морозные бросила.
Ни о чём
Почему? Отчего
Так нелепо смещается время,
Не звенит за окном
Сладкозвучная песня апреля?
Почему? Отчего
Прорастать не торопится семя?
Не войти в колею,
Не попасть, не пристроиться в стремя.
Только начал разбег,
И уже истекло твоё время.
Почему? Отчего
Ты добраться не можешь до цели?
А кому-то везёт —
Он шутя разбивает мишени.
Почему? Отчего
Одному только встать бы с постели,
А другому с небес бы на землю,
Третьи вовсе, как факел, сгорели?..
Это всё потому,
Просто всё оттого,
Чтобы мог ты спросить —
Почему?.. Отчего?..
Фригийский ми минор
Мелодия забытая слышна,
Мотив знакомый в воздухе кружится,
В импровизациях немыслимых Творца
Мелькают интервалы, ритмы, лица.
Влезаю снова в чей-то до мажор,
Но понимаю после очень быстро:
Он превратился для кого-то в ми минор,
Звучит печально, искренне и чисто.
Фламенко и восток, мотив еврейский…
На низкий старт я со второй ступени низкой
Срываюсь вспять, чтоб снова вверх упасть —
Мне так знаком мой ми минор фригийский.
Хайгейтское кладбище
Осенний Лондон. Грусть гоня,
Один по улицам брожу.
Вот — кладбище Хайгейт, и я,
Сорвав цветок, сюда вхожу…
Нет, фильмы ужасов во мне
Не пробуждали интерес,
А тут так явно, не во сне,
Я чувствую — они все здесь!
Унылые ряды гробниц
Обвиты лентами лиан.
Не помня временных границ,
Безмолвствует могильный стан.
Стволы деревьев к облакам
Шатры могучих крон несут,
И робким солнечным лучам
Нельзя пробиться сквозь листву.
Царит здесь вечный полумрак
И вечный ледяной покой,
Никто не потревожит прах
Тех, кто лежит в земле сырой.
Здесь, позабыв огонь вражды
И спрятав распри под кресты,
Спят пролетарские вожди,
Спят короли, тузы, шуты.
И принц, и нищий — все равны,
Равны должник здесь и банкир.
И нет причины для войны —
Здесь нерушимый вечный мир.
Иду к могиле и на ней
Читаю: «Карл Генрих Маркс»,
В былом — могильщик королей,
Гонитель буржуазных масс.
А грозный бородатый лик
За всем здесь будто бы следит.
Нет, он не умер и не сник —
Он просто сном спокойным спит…
Пройдут когда-нибудь дожди,
С гробниц молчанье унесут —
Вновь пролетарские вожди
Поднимутся и в бой пойдут.
И поведут опять полки,
Как сотни лет тому назад.
И снова встретят их штыки,
И — в небо журавли взлетят…
И снова из людских костей
Построят чудный город-сад,
Наговорят опять речей
О славном мужестве солдат.
А просвещённые сыны
Сплетут трактаты о любви,
О том, как предков развели
Длиннобородые волхвы…
Смог
Она долго ждала,
Но всё зря — он не смог.
Он хотел, но над городом смог.
Серой мглы пелена застелила глаза,
Небеса вдалеке и не видно огня,
Лишь вода да над городом смог.
Он всё тешил себя —
Есть, мол, выход всегда,
Если входа найти вновь не смог…
Он не понял, что смог
Притаился в душе,
Потому и не смог,
И казалось везде
Смог и нету огня,
Лишь тумана кругом пелена.
Времена года
Закрылись шторы летние,
Осенняя тоска
В снега укрылась белые
И снится ей весна.
Когда повсюду дивные
Распустятся цветы,
И песней соловьиною
Наполнятся сады.
Качнулись шторы летние —
Позёмкою пыля,
Грядёт метель последняя
В нарядах февраля.
Вот подобрался крадучись
Из-за угла к ней март —
Весна кипит от радости,
В снегах ручьи журчат.
Апрель же без стеснения
Сорвал с зимы меха,
А май уже последние
Ей произнёс слова.
С июня и до августа
Царили лета дни.
В похмелье погружались мы,
Нам пели соловьи.
Закрылись шторы летние —
Осенняя тоска
В снега укрылась белые
И снится ей весна…
Молчание
Я молчаньем своим всколыхну тишину.
Всё, что нажито честным, безмолвным трудом,
Без остатка лишь ей я теперь отдаю,
Застилая ей путь молчаливым песком.
В молчаливых садах мы с ней днём посидим,
О былом и грядущем я буду молчать.
Суету прогоню я молчаньем своим,
Молча будут вьюны её дом обвивать.
В молчаливых цепях я предстану рабом.
Молчаливые кольца я ей подарю.
На пути появлюсь молчаливым крестом,
Ожерельем молчанья её обниму.
А уж ночью смолчу так смолчу обо всём:
О несчастной судьбе, о тоскливой луне.
За обман буду жечь молчаливым огнём.
Не кричи, помолчи — я ж теперь в тишине.
И о главном смолчав, я смолчу о смешном —
Что когда-то, как конь, предавал тишину.
Но теперь всё ушло, унеслось журавлём.
Погрустив о былом, я с тобою молчу…
Ландыши
Отвоевался месяц март,
Выходит Майя на поля.
Дубы листвою шелестят,
Готова к празднеству земля.
Там в поле ландыши горят —
Звенят вовсю колокола.
Их нежный запах, как набат —
Победу празднует весна.
Цветочный благовест звучит,
За ним живое всё спешит
На литургию, в храм Творца —
Ликует, вертится земля.
Новый год
Новый год, будь поистине новым!
Старый пусть свой покой обретёт —
Пусть под сказочной ночи покровом
Незаметно он в вечность уйдёт.
Словно старец при встрече с младенцем,
Улыбнувшись, уснёт навсегда.
Всё, что важно, останется в сердце,
А пустое уйдёт в никуда.
Нет, я знаю, что зло не умолкнет,
И что счастье не всех нас найдёт.
Знаю, в этой безудержной гонке
Жизнью многих с дороги сметёт.
Но пусть души мечтой обновятся,
Пусть младенец растёт на глазах.
Наши дни пусть подольше продлятся,
Пусть поселится вера в сердцах!
Печаль и Грусть
Печаль и Грусть — две дамы в сером одеянии,
Две вечных спутницы измученной души.
Они и боль тебе приносят, и страдание,
Когда житейский ураган твой мир крушит.
Но если в пылком сердце, бьющемся неистово,
Две этих странницы приют себе нашли,
Надежду, веру и любовь ты всё ж не выстуди,
Печаль и грусть для вдохновенья лишь зови.
А жар огня от грусти больше раздувается,
И чудных слов ложатся строки на листок,
В душе твоей тогда негромко изливается
Надежды, веры и любви живой исток.
Ну а когда в твоей душе тепла нет более,
Придут за грустью и печалью сёстры их —
Хандра, уныние, и скорбь, и меланхолия,
И вот финал — опустошенье чувств твоих…
Не отдавайся мрачным мыслям ни на миг —
Надежды, веры и любви храни родник!
Петруха
Купили мы «Petrov» литровый,
Хотели скрасить бытиё,
Но так мешал мороз ядрёный
И не давал распить его.
Домой нельзя — там дети, жёны,
Там разыграется скандал.
Петруха только вышел с зоны,
«Идём к нему», — один сказал.
Да хоть к кому, к теплу бы только —
Окоченели ведь совсем!
Кругов уж намотали столько!
Часы показывали семь…
Подходим — серая хрущёвка,
Подъезд без света, в дверь звоним.
Спросили — кто? — за дверью звонко,
Ответил тут из нас один…
Перед собой, в потоке света,
Я увидал лик с бородой —
Казалось, он спустился с неба,
Глаза сияли добротой.
Вошли. Столь скромное убранство —
Кровать стальная, стулья, стол,
Под ним котят слепое братство
Сосало кошку впятером.
Налили, выпили, налили…
Уж завязался разговор.
«А долго ль за забором были?» —
Спросил я у него в упор.
«Да, уж лет сорок и поболе,
Я ж на свободе месяц, два…
Скорей, в гостях я тут, на воле,
Там за забором дома я»…
Сидел он с длинной бородою,
Глаза сияли добротою,
О, как обманчив мир подчас —
Я это понял в сотый раз.
8 Марта
Февраль, 23-е по старому стилю,
Стал 8-м марта, праздником — былью.
Был он суровый, морозный — теперь
Нежный, уютный, стал он теплей.
Раньше лишь Карл всегда воровал,
Вечно у Клары кораллы таскал,
А нынче и Клара нередко крадёт
У Карла кларнет, с Розой песню поёт:
Ах, розы, розы,
Ах, женское счастье,
Станем же, сёстры,
Теперь мы как братья.
Станут и братья
Как сёстры теперь,
Им не уйти никуда,
Верь — не верь.
С песней по жизни и только вперёд,
Там впереди Клара с Розой идёт.
Громче же пойте сегодня, друзья,
И без оглядки — назад ведь нельзя!
Хаос и суета
Хао́с и суета в союзе бесконечном,
Порядок и покой — их враг извечный.
Всегда преградою движеньям хаотичным
Бесцеремонно насаждают строй, унылый и статичный.
Но в столкновенье их — рожденье жизни.
Порядок ледяной, покой застывший
В движение приводят
Капля ха́оса и суетливость мысли.
Пускай осмысленность владеет жизнью,
Но ха́осу и суете предел да будет гармоничный.
В мелодии прекрасной диссонанса тонкой нитью
Пусть придают они оттенок лаконичный.
Знать бы
Зачем он себя не сокрыл от тебя?
Не высосан был бы любовью.
Не стоит теперь он уже и гроша
В пальтишке, изъеденном молью.
Ах, если бы знать мог, зачем он тогда
Зарёй не укрылся под небом.
И если бы знал он, где быль, а где небыль,
То стал бы метелью и снегом.
Тебя отгонял бы он стрелами молний,
Пугал бы грозою и ветром.
Он солнцем палящим стоял бы в безмолвии,
И землю усыпал бы пеплом.
В ковчег не пошёл бы, и повод нашёл бы,
И рогом упёрся бы в землю,
На склон Араратской горы не взошёл бы,
Под водной остался бы твердью.
А ты в океан потекла бы рекою,
Неслась бы, шумела, как прежде.
Пусть он и родится, но ведь родила ты
День новый в любви и надежде.
Пасмурный день и белая ночь
День и Ночь.
Между ними закат и рассвет.
Тьма встречает свой свет,
Свет блуждает впотьмах.
И сменяют свой бег
Миллионами лет,
Друг для друга — то дом,
То приход, то тюрьма…
Лишь из тьмы появляется свет.
Лишь из света рождается тьма.
Но была одна Ночь…
Как и был один День,
Тот, который хотел
И сиять, и светить.
Но разгневалась ночь
И решила в ответ —
«Что же, буду тогда
Беспощадно темнить!»
Ветер вмиг призвала.
Тёмных туч легион
Заслонил небосклон,
Стрелы молний метал.
Солнце спрятала тьма.
Залило всё дождём.
Стало мрачно кругом.
Гром гремел и пугал.
Чист, наивен был День.
Тьма его не смела.
Всё пытался лучи
Сквозь потёмки дарить.
Злилась Ночь, возомнив,
Что такие дела
Точно лучше и краше,
Чем солнцу светить.
Издевались над ним
Ветер, тучи и гром.
Бесновались, пытаясь
Надежды убить.
Всё шипели ему:
«Так тебе, поделом.
А то ишь, захотел
В светлом мире пожить».
Это был один день,
И была одна ночь…
Полоумный закат
Воскресает в рассвет.
Обессиленный День
Захандрил, изнемог.
В тучах спрятался свет,
Мир как будто раздет.
Чист, наивен был День.
Верил, что смерти нет,
Горизонтом укрыл
И лучами согрел,
И дивилась земля,
Что устала от бед,
Как настырная тьма
Превращается в свет.
Так бывает порой:
Мрачный пасмурный день,
Но за ним идёт ясная,
Белая ночь!
Когда солнце сокроет
Пытливая тень —
Бесконечного Севера
Летняя дочь.
Между стенами и зеркалами
Между стенами и зеркалами,
Поспевая за бегом минут,
По составленной кем-то программе
Люди в мире привычно живут.
Стены их от невзгод защищают,
Берегут от ненастий и бед,
Зеркала каждый шаг отражают,
Напрямую давая ответ.
Люди с этим давно согласились
И бежать никуда не хотят —
За высокими стенами скрылись,
В зеркала безмятежно глядят.
Ждать у зеркала можно часами —
Не устанет оно отражать.
И у стен можно плакать годами,
Но они так и будут стоять.
Суждено ли нам всем от рожденья
Непременно попасть в этот плен —
Видеть только своё отраженье,
Пряча сердце меж каменных стен?
Надо к свету идти, надо верить,
Надо мир в своё сердце впустить,
Если в стенах есть окна и двери,
Надо их поскорее открыть!
Но, отдавшись привычкам извечным,
Мы не можем уйти от зеркал —
Отражаемся мы бесконечно,
Возвращаясь к началу начал.
Вновь у стен — палестинской, кремлёвской,
У берлинской мы будем стоять,
И они, так сурово и жёстко,
Снова будут нас всех разделять.
Воровская ода
Ведь закон это тот же вор,
Он ворует чью-то свободу.
Запрещает кому-то то,
Что тот хочет сразу и много.
Значит, вор и закон — одно,
И один на страже другого.
И тот, кто преступит закон,
С вором встретится скоро.
И пусть суров приговор,
Но нам не дано иного.
И всякий вор — прокурор,
Это ясно, проще простого.
Гуляет народ в России
С древности и поныне.
Как дань за дела шальные
Горят купола златые.
Клевещут язы́ки злые,
О крахе разносят весть,
Но если воруют в России,
То есть, что в стране унесть.
Цветы, цветочки в горшочке…
Любил он цветы, цветочки,
В горшочке росли они,
Он их поливал, и почки
Весной вырастали в цветы.
Зимой раз, в одной сорочке,
Он пьяный глядел в окно,
Ругался он матом, и почки
Весной не раскрылись — зло
Убило цветы, цветочки,
В горшочке стоят они.
Простите ж его, листочки,
За пьяные злые дни.
Танцы под луной
Дитя стихий. В тебе пустыни зной,
Степей бескрайних вольный дух и воздух,
Дорог извилистых загадочный покой,
И на постой заглядывают звёзды.
Где приклонишь главу, там дом тебе,
Младая кареглазая царица.
Но не изведать, не узнать в мольбе,
Где царства благодатного граница.
Хотя всем тем, кто изнемог в пути,
Чьё сердце жаждой жгучею томится,
Даёшь миг краткий счастья обрести,
Из родника свободного напиться.
В твоих кругах не знают слова «раб»…
Мирское необузданное братство.
Но гордый дух здесь может стать и слаб,
Коль попадает в чувственное рабство.
Груди твоей волнительный подъём,
Изгиб плечей и глаз пытливых омут,
Волос пшеничных скрытый чернозём
Поселят в теле пленника истому.
И талии чарующий уклон…
И сочных губ так хочется добиться…
Увы, несчастный точно обречён,
Проигран бой, хотя победа снится.
Но это лишь опасные мечты…
За миг в змею способна превратиться.
То птицей хищной обернёшься ты,
То самкой леопарда, то тигрицей.
Волчица дерзкая, чья грациозна стать.
Тебе под стать шикарные наряды.
Ты сердце в клочья можешь разорвать,
Что для тебя обычная награда.
Но только скажет: «Всё, я побеждён», —
В котёнка ты готова обратиться.
И он уже как заново рождён,
Читая нежности запретные страницы.
Теперь и я окутан нежной тьмой.
Попал в полон, прекрасная царица.
О, горе мне… Я чувствую, с тобой
Мне суждено неистово сразиться.
Гитарный стан…
Натянутой струной
Душа твоя поёт и веселится.
От глаз и губ потерян мой покой.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.