Бесплатный фрагмент - Леший

«Памяти моих дедушек. Эти чудесные люди любили природу, фотографии, жизнь во всех ее проявлениях, никогда не сдавались перед трудностями и за всю свою жизнь проиграли только каждый единожды — оба в схватке с болезнью.»

Так началась моя история

«Мне доводилось много раз ездить на поездах, в частности — в плацкартных вагонах, оттого я смогла повидать много людей, личностей и характеров. Те, кто занимается ориентированием, вообще много куда ездят за год — это и понятно, ведь они всегда окутаны соревнованиями, лесами, наградами. Я тоже в какой-то мере ориентировщик, однако часто выезжать куда-то за пределы своей области не стремилась — мне интересны были простые непринужденные путешествия, где не было вечных соревнований, надменных (возможно) мастеров спорта, громких тренеров и немного пугающей чащи леса.

Все же, каким-то странным образом я умудрилась попасть на всероссийские соревнования, которые проходили в Геленджике в марте-апреле. Для начала мы собрались всей командой на нашем вокзале за три часа до отправления поезда — тренер не любил задерживаться. Если говорить честно, та команда вовсе не была моей командой, а их тренера я видела впервые — благодаря этому я чувствовала себя не в своей тарелке. Я попала к ним благодаря рекомендациям моего тренера — он сказал, мол, возьмите с собой эту бедолажную, а то вымахала лет так до пятнадцати, а ничему за годы долгих тренировок и не научилась.

Так началась моя история, история Лешего. С этой кличкой тоже много чего связано — так меня дразнят еще со школы, как только мои одноклассники узнали про ориентирование как про вид спорта, и вдруг почему-то решили, что ориентироваться в лесу — это ходить пешочком по карте, мирно пить травяной чаек, попутно шаманя в бубен. Кто-то окрестил при всех меня Лешим, ну и понеслось — их даже не напрягало, что Леший, так-то — существо мужского рода, а я девочка.

Ну, Леший так Леший, что же с того. Если подумать, то как бы называли в старину девочку-Лешего? Лешунья? Лешесса? Лешиха? Нет, об этом лучше не думать.

Так вот, сейчас мы даже больше должны думать про поезд. Едем мы сначала в Железноводск — небольшой городок рядом с Минеральными водами, Пятигорском — все это Северный Кавказ. Там у ребят должны быть соревнования, а меня не заявили вместе со всем списком участников. Ну и что ж, даже лучше — больше свободного времени.

Все мне интересно было разглядывать личность тренера — он, все же, необычный человек. Тренер — Дядя Володя, грузный и большой, но смешной и добродушный человек лет пятидесяти, знающий почти на каждый случай жизни любой анекдот, постоянно подшучивал над мальчиком с верхней полки. Этот мальчик был самым мелким из нашей сборной разношерстной команды и самым активным и приставучим. Он задавал по тысяче вопросов, а то и больше, и даже забывал получить на них ответы и задавал новые. На шутки дяди Володи он, правда, обижался и заворачивался в колючий плед, как в кокон, а вслед за этим и засыпал на пару часов. Из-за того, что его в эти моменты мало что волновало, его прозвали Пофигон, а его кокон из одеяла — замок Пофигона — Пофигоний.

У дяди Володи, пожалуй, только один минус — он не бережет свое здоровье, очень много курит и выпивает. Вот, например, он шутит вечером в вагоне, играет в карты с соседями, громко смеется, а затем выйдет покурить на очередной станции в дождь и стоит с лицом, полным отчаяния, курит и смотрит вдаль. Я тоже выходила на таких станциях, как и некоторые ребята — до Железноводска мы должны ехать двое суток, и в пути часто затекают ноги, иногда бывает жарко, хочется есть или пить, а на станциях были магазины. Я никак не решалась спросить дядю Володю, что же у него в жизни такое произошло, что он забыл про себя, про свою жизнь и полностью отдавал себя воспитанию нового поколения таких же «леших»? Ничего, по любому когда-нибудь мне удастся у него спросить.» — вещал низкий и немного грубоватый тихий девичий голос. Серафима сидела на ступеньках мокрого моста одной из станций и надиктовывала эти строки в маленький диктофончик, который был с ней в качестве личного дневника уже довольно давно. Девушка мечтала стать писательницей, когда вырастет, правда, пока ей было сложно выбрать жанр. Она назвала дату, завершила запись и убрала диктофончик в карман. Девушка сидела в капюшоне под моросящим назойливым дождем и не хотела заходить в поезд.

Завтра утром они уже будут в Железноводске. Ребята сразу же уйдут на тренировку — вернее, убегут — Железноводск, как она выяснила, представляет собой одну длинную большую улицу Ленина с множеством ответвлений, а значит, далеко убежать им не удастся.

Сумерки постепенно превращались в ночную тьму, и в вагон уже зашел дядя Володя, бросив окурок куда-то под поезд и смачно сплюнув напоследок. Если уж дядя Володя зашел — ей уж тем более надо было заходить. В одном наушнике играли песни группы Placebo — их только и слушать, когда весенний ливень не хочет заканчиваться, когда все едут на соревнования неизвестно куда, да и ее все равно оставят присматривать за вещами.

— Кому я вообще сдалась со своим третьим юношеским разрядом, который и так скоро снимут из-за отсутствия стартов? Меня настолько, видимо, считают неудачницей, что поставили на охрану — плохой ориентировщик и от вещей-то никуда не отойдет, ибо боится леса и окружающего мира в целом? — сетовала она шепотом, проходя мимо проводницы и надеясь, что она не услышит.

Серафима зашла в вагон, сняв капюшон брезентовой зеленой куртки, которую накидывала на обычную футболку, и сразу же почувствовала запах Доширака. А это тема! Тем более, если она с утра ничего, кроме сухарей, не ела.

От дождя и влаги ее белесые волосы мигом свернулись плотными кудряшками — так всегда бывало, когда на улице шел дождь. Она прошла к своему отсеку и увидела множество подростков из их команды — они пришли из конца вагона, чтобы всем вместе поиграть в карты. Значит, все запасы дошика были уже давно съедены? Изверги. Просто изверги.

Она присела на краешек нижней полки и стала завязывать мокрые шнурки.

— На, пожри хоть. — раздалось сверху.

Серафима подняла голову и увидела Леху — они были давно знакомы, даже дружили немного. Он поставил одноразовую тарелку с лапшой около нее, пригладил торчащие в разные стороны русые волосы и ушел с полотенцем умываться.

— Пасиба, что-ли… — сказала Серафима ему в спину.

Так как на нее никто не смотрел, она взяла прямо руками одну длинную макаронину и начала есть, а вскоре, съев макароны, выпила бульон.

— Ну, Леший! Нас смотри не сожри!

Вот засада, на нее все-таки посмотрели. Она молча встала, надела капюшон и пошла в конец вагона к мусорному баку выбрасывать тарелку и мыть руки и лицо.

В тамбуре она встретила дядю Володю. Он стоял и курил уже какую-то …дцатую сигарету за день.

— Здрасьте…

— Забор покрасьте. Ты чего не спишь?

— Так никто же еще не спит! Вон сидят, в карты играют.

— А, вон оно что… — он затянулся и как-то отрешенно посмотрел в окно.

— У вас что-то случилось? Вы вроде бы веселый, шутите все время, но… Как будто что-то не так у вас.

— Я заявил тебя на соревнования в Геленджике. Они будут за пределами города, рельеф сложный, перепад высот — около двухсот метров. Смотри, не подведи.

— Переводите тему, значит. Но спасибо, что заявили. Только вот вопрос — что в вашем понимании — «не подведи»? Вы же знаете мой разряд.

— Я заявил тебя под вторым взрослым разрядом. Про свой нынешний временно забудь. Не подведи — значит не сойди с дистанции, не допусти, чтобы тебя сняли.

— Ого… А чего это вы вдруг так решили меня вывести на поле боя?

— Да видел, как ты за поездом из магазина утром с пакетом чипсов бежала, когда он тронулся уже. Это надо было! — дядя Володя рассмеялся.

— А, вон оно что…

— Да нет, шучу, конечно. Ну, сама посуди, какой же я буду тренер, если не смогу подготовить тебя? Поэтому ты бегала, будешь бегать и побежишь в Геленджике. Есть еще вопросы?

— Да, а можно мне еще в Железноводске стартовать?

— Нет, вот до этого ты точно не доросла.

— Ну, пожалуйста! Если вы сказали, что в Геленджике смогу — то и в Железноводске получится! Ну сами поймите, как скучно мне будет одной, когда все убегут, а я останусь! Да и позорище, прям…

— Позорище — ходить в таком возрасте с третьим юношеским.

— Да не виновата я! Недовес у меня! Дистрофия! Что я с этим могу сделать? — Серафима сама не заметила, как перешла на повышенные тона.

— Забыть про это и бежать. Пока ты помнишь про свою слабость — ты слабый человек.

— Даже обидно как-то… — Серафима посмотрела в другое окно. Воцарилась тишина, в которой присутствовал лишь равномерный стук колес по рельсам.

— Ну что, говоришь, не слабая? — вдруг повернулся к ней дядя Володя с хитрой ухмылкой.

— Ну, нет…

— Тогда продемонстрируй это прямо сейчас. Затянись хотя бы один раз. — он протянул ей целую сигарету с зажигалкой.

— Вы что, я ж спортом занимаюсь. — отодвинула она руку с сигаретой.

— Так и знал, слабачка. Таких хилых в спорт не берут. — усмехнулся он.

Серафима молча обернулась к нему, неумело взяла сигарету, зажгла и глубоко вдохнула. У нее тут же потемнело в глазах, и ей показалось, что ее легкие больше не способны дышать, хотелось кашлять, но она старалась не подавать виду и спокойно выдохнула. Когда она смогла разглядеть дядю Володю, она вернула ему зажигалку и сказала:

— Видите? Никакая я не слабая.

— Работай над своим эго. Пока тебя можно взять на слабо — ты уязвима. Вот только что ты навредила своему организму ровно на одну затяжку. А знаешь, сколько там вредных веществ? Твоей дистрофии не понравится.

— Вы что, издеваетесь? Сначала предлагаете, а потом же сами осуждаете? Это была проверка?

— В каком-то роде, да.

— Спокойной ночи. — девушка вышла из тамбура, громко хлопнув дверью и выбросив недокуренную сигарету в мусорный бак. Молча она вернулась в свой отсек, первым делом взяв в руки наушники и телефон.

— Сим? Ты чего? Плачешь? — тут же около нее присел Леха.

Она не плакала, просто у нее до сих пор разъедало глаза после недавней затяжки.

— Нет… — хрипло сказала она.

— Ты чего, курила? Ты? — он почувствовал запах табака и его глаза удивленно полезли на лоб.

— Иди в пень.

— Сим? Что-то случилось?

Она помотала головой.

— Я тут тебе сыру раздобыл. — он молча положил ей на колени круглую баночку плавленого сыра «Янтарь». Она любила этот сыр, только есть его опять было нечем. Она достала из рюкзака перочинный ножик, раскрыла его и начала зачерпывать им сыр и намазывать на сухарь, который тоже оказался рядом.

— Меня заявили на Геленджик… — отрешенно сказала она.

— Ну, круто… А там можно с твоим… Разрядом?

— А что, у нас разряд теперь определяет степень позора? Как-то сговорились вы все, что-ли!

— Да спокойно, я тебе говорю просто про классификации.

— Меня заявили под вторым. — сказала она, доела сухарь с сыром и полезла на вторую полку. Леха небрежно кинул ей одеяло:

— Укройся, а то простынешь ночью-то.

— Это потому, что я тощая?

— Нет, потому, что мне не все равно, балда.

— Придурок.

— Спи уже! — он расправил ей одеяло и спустился на нижние ярусы.

Серафима повернулась на спину, уткнувшись взглядом в нависавшую над ней багажную полку. Все уже закончили играть в карты, потому что в вагоне уже выключили яркий свет, и начинали расходиться по своим полкам. Краем глаза было видно, что один Леха только сидел на нижней полке и смотрел в окно, размышляя о чем-то серьезном, судя по выражению лица — осмысленный взгляд отсутствовал, а брови были сведены и образовывали две четкие морщинки на лбу. На мгновение Серафима залюбовалась. И почему они до сих пор дружат? Пора бы уже перейти на что-то более серьезное, чем просто дружба. Но дружба тоже важна. Например, когда она — плавленый сырок. Серафима перевернулась на другой бок, начала слушать мерный стук колес и сама не заметила, как заснула.

И у тебя можно найти плюсы

— Слушай, я тут подумал, ты не должна бежать в Геленджике.

Серафима перевернулась на другой бок поближе к говорящему и увидела перед собой Леху, который, встав на цыпочки на нижнюю полку, вещал ей что-то про роковое предчувствие и ночные кошмары.

— Ой, погодь… Дай проснуться. Сколько времени?

— Да почти восемь. Так вот, слушай…

— Ты прямо как назойливая бабулька у подъезда. А в приметы часом не веришь?

— Да ты чего? Не веришь что-ли? Ну ты даешь… Довелось же встретить настолько недалекого человека!

— Да, и ты каждое утро видишь его в зеркале. Я за чаем. — Серафима слезла с полки, попутно кутаясь в зеленую толстовку и накрываясь капюшоном, взяла термокружку с нарисованными на ней большими глазами и пошла к кипятильнику.

Попутно она заметила, как Леха опять сел и погрузился в тот странный транс, в котором она вчера его застала. Теперь это начинало ее беспокоить. Может, она все-таки его сейчас обидела? Вроде бы, Леха не из обидчивых. Его взъерошенные русые волосы и, суровые в данный момент, яркие зеленые глаза заставили Серафиму забыть про чай, и вспомнила она про него только тогда, когда сзади послышались недовольные замечания тех, кому она перегородила проход. Серафима еще сильнее натянула капюшон себе на макушку, налила чай и поспешила удалиться, попутно спотыкаясь о чужие ноги и тысячу раз говоря «извините».

Вскоре она пришла в свой отсек, но Леха не обратил на нее никакого внимания. Начинали просыпаться девочки с верхних полок, а мальчики постарше давно ушли в конец вагона играть в карты. Девочки сползли с полок, и одна из них стала приставать к Лехе — она достала косметику и пыталась накрасить ему ресницы. Все-таки, два дня безделья в поезде сильно сказывались на досуге и сумасшедших идеях.

— «Ну нет, он же мой друг! Только мой! Он же не позволит, чтобы какая-то кикимора красила ему ресницы?»

Леха посмотрел на ту девочку, тяжело вздохнул:

— Ну ладно, давай.

Девчонка обрадовалась, взяла кисточку туши и очутилась настолько близко к его лицу, насколько Серафима и представить не могла. Ну это было уже варварство!

— «Вот же швабра…» — Серафима сидела ближе всех к окну, вжавшись в стену, обнимая руками теплую кружку с чаем и с болью в сердце смотря на все это представление.

Тут девчонка закончила красить ему глаза, закрыла тушь, чмокнула его в щеку, взяла подстаканник и убежала.

Разъяренный взгляд Серафимы из-под чьей-то флисовой куртки, как она не пыталась его скрыть, стал заметен Лехе.

— Что? — спросил он.

— Выглядишь теперь как придурок. Эт кто вообще?

— Ленка это. Мы с ней, ну в общем… Встречаемся.

— И давно?

— Да дня два как… А ты ревнуешь, я смотрю?

— Тьфу, и ты туда же! Ерунду ванильную развел! — она схватила кружку, закрыла ее резиновой крышкой и выбежала в проход, дабы попасть в тамбур — ей надо было побыть на холоде, успокоить мысли.

Она зашла в тамбур, села на пол и ударилась головой об железную стену.

— Эгей, ты чего это? Мигрень, что-ли? У меня, если что, таблетки есть.

Оказалось, она настолько ушла в себя, что не заметила дядю Володю, стоящего на своем привычном месте около окна.

— Да нет, душевные терзания… Вы все время, что-ли, здесь стоите? — Серафима не знала, что ей еще ответить.

Дядя Володя задумчиво затянулся.

— Запомни три главных слова, как девиз: выдержка, самообладание, сила. Повторяй их себе каждый раз, когда происходит подобное, вот увидишь — все начнет налаживаться. Если ситуацию ты не поправишь — изменишь свою реакцию на нее и перестанешь трепать себе нервы.

Сначала его ответ показался ей слишком обобщенным, как будто он просто сказал, что все будет хорошо — такое вот клише, которое так часто повторяют все знакомые. Затем она отвернулась от дяди Володи, встала лицом к окну, глубоко вдохнула, с шумом выдохнула. Внутренний голос сказал ей:

— Выдержка. Самообладание. Сила.

Подождав еще немного, она ощутила, как постепенно душевная боль, шквал эмоций в душе потихоньку утихают, и на их место приходит холодность разума и расчетливость.

— Ну как, помогает? — участливо спросил дядя Володя.

— Кажется, да…

— Еще бы! Метод проверенный, его мне еще мой тренер показал. Эх, царствие ему небесное. — грустно улыбнулся дядя Володя.

— Извините… Можно вопрос?

— Эх, чую, разговор намечается серьезный. Может быть, даже серьезнее, чем вчера. Покурить, кстати, не хочешь? После вчерашнего не тянет?

— Не тянет, обойдусь. Почему мне кажется, что я не смогу стартовать в Геленджике? Тем более, я и так сначала сомневалась, а еще и Леха с утра про кошмары заладил.

— Леха? Известный шаман у нас, забыла что-ли?

— Ну, не знаю даже… Опять тему переводите.

— Беспокоится он о тебе. Как он тебе, кстати?

В ответ на это Серафима лишь презрительно хмыкнула.

— Ситуация проясняется. — улыбнулся дядя Володя.

— Чего это? — Серафима подняла одну бровь.

— Да ничего это. — передразнил ее дядя Володя. — Не парься, да и пройдет все.

Серафима лишь тяжело вздохнула. Она не понимала, как это может вот так просто — взять и пройти, не простуда ведь.

Она прошла в вагон и вернулась в отсек, кутаясь в большой пушистый капюшон. За время пребывания в тамбуре кружка с горячим чаем остыла и совсем не грела руки. Леха все так же сидел на нижней полке с отсутствующим взглядом.

Сначала в ней вновь вскипела вся та ярость, какая была до встречи с дядей Володей. Затем она опять сказала себе ту фразу, от которой и правда стало спокойнее, и мысли начали приходить в порядок. В конце концов, их уговор распространялся только на дружбу, да и то, что он ненароком ей понравился, Леха не знал. Не знал, и век бы ему еще не знать, как думала Серафима.

Ребят ни рядом с ними, ни на верхних полках не было — все убежали в вагон-ресторан со студентами, как договаривались ранее. И чего Леха не пошел? Там же это, наверняка, девушка его, или как ее там? Сквозь тишину спящих пенсионеров и стук колес Серафима услышала урчание живота. У нее самой не урчал — она мало ела и редко чувствовала голод — виной всему была эта проклятая дистрофия. А может быть, дистрофия была уже следствием того, что она не любила много есть?

Девушка сняла капюшон и первый раз за утро вагон смог увидеть ее короткие пепельные, практически седые кудри и светло-голубые, словно выцветшие, глаза. Несмотря на белоснежность волос, брови и ресницы у Серафимы были темными, и на щеках виднелись коричневые россыпи веснушек, а мама называла ее внешность «генной мутацией». Что ж, и тут она кому то не угодила. Вместо всем привычной естественной красоты — генная мутация.

Серафима легонько ткнула ногу Лехи кончиком своей тапочки:

— Эй, жрать, поди, хочешь?

— Ну, можно… — Леха зевнул.

— «Ишь ты, можно! Одолжение мне сделал, разрешил себя покормить!»

Серафима промолчала и не озвучила свои мысли — совсем портить отношения она не хотела. Девушка взяла из сумки с едой, что лежала под сиденьем, коробочку лапши быстрого приготовления и пошла к кипятильнику, попутно протыкая ее ногтем.

В отсек она вернулась уже с заваренной лапшой, поставила его на стол, но Леха есть не стал.

— Ты чего? Ты хотел есть, я тебе сделала. Почему ты сейчас не ешь?

— Это для тебя. Я хочу, чтобы ты поела, тогда и у меня живот урчать не будет.

— Но я не хочу! И с какой стати ты решил все за меня?

— Не «не хочу», а «надо». Тем более, раз ты собралась в Геленджике стартовать, то тебе за такой короткий промежуток времени надо набрать пару килограммов, причем не жира, а мышц.

— Я не собиралась… Я вообще не знала, что он меня заявит! И я даже не думаю, что у меня получится. — Серафима взяла руками лапшу и начала жевать.

— Поверь в себя уже, что-ли! Ощущение, что ты вечно стесняешься, себя жалеешь, прячешься в свой капюшон, хотя у тебя такие красивые волосы!

Серафима на секунду перестала есть, замерла с полным ртом лапши и посмотрела на него удивленными глазами.

— Что? Это я так, пример привел. Если подумать, то и у тебя можно найти плюсы…

— Ой, да иди ты… — Серафима опять вздохнула и продолжила есть. Ей не верилось, что у нее жизнь когда-либо сможет наладиться, что появятся такие дела, за которые она сама себя сможет уважать.

— Скоро станция… — как-то растерянно сказал Леха.

— Ага… — кивнула Серафима. Тут ей в голову пришла мысль: — Если не сейчас, то никогда. — сначала она даже не думала об этом говорить, но внезапно возникшие эмоции замучили ее настолько, что она просто хотела поговорить, и оставить это в прошлом. Девушка огляделась по сторонам — вокруг не было никого, кто бы мог ее услышать, кроме Лехи, конечно:

— Слушай. Надо обсудить кое-что.

— Давай, слышу.

— Ты, в общем… Не воспринимай все на свой счет, да я и сама, поди, виновата… — она почувствовала, что у нее холодеют руки и ноги, — ты, это… мне немного нравишься, наверное. Это случайно получилось.

— У тебя крыша, что ли, вслед за поездом поехала? — Леха посмотрел на нее немигающими глазами. — Ты ненормальная, что ли… Я пошел. — Леха покраснел, встал и стремительно убежал в сторону тамбура.

Серафима молча выдохнула и положила ледяные руки на красную горячую шею.

— Боже… Какой кошмар… Это что сейчас было? — прошептала Серафима. Она не понимала, что произошло, но чувствовала адскую боль где-то внутри.

Она вспомнила слова дяди Володи, и ей хотелось бы верить, что это все достаточно быстро проходит, если не париться.

Ночь, огни

«Железноводск, Железноводск… Ощущение, что мы приехали в какую-то деревню в горах, в какой-то чертов лабиринт, из которого я вот, например, самостоятельно не выберусь. Окей, придется записать, чтобы знать, как я сюда попала, если у меня ненароком отшибет память.

Вокзал находится в городе Минеральные Воды, оттуда мы поймали такси — ну как такси, большую маршрутку, куда еле поместились все наши сумки и, собственно, мы.

Природа здесь очень разнообразная — мне еще ни разу не доводилось бывать на Кавказе, и я еще не могу привыкнуть, что здесь вместо телебашен или небоскребов можно увидеть горы. Такие простые и такие величественные, они, куда ни глянь, всюду.

Скоро у ребят должны начаться соревнования, а я, хоть убей, не могу придумать для себя, чем же заняться. Наше место жительства меня, правда, удивило не в лучшую сторону — на всю команду нам сняли несколько квартир на самом краю Железноводска — там как раз рядом склон, и все время присутствует ощущение, будто мы живем на краю Земли. Мы с Лехой, и еще двое ребят — девочка и мальчик, живем в двухкомнатной квартирке на первом этаже, со старым ремонтом шестьдесят третьего года со времен постройки сего чуда архитектуры, и простейшим, но ужасно опасным устройством — газовой колонкой. Эта шайтан-машина, оказывается, умеет сама включаться, да и в отличии от более новых моделей, имеет ничем не закрытое квадратное окошечко, через которое видно небольшой костер.

Ребята уже убежали на первую тренировку, а Леха остался и сейчас лежит и спит — он сказал всем, что подвернул ногу, пока выходил из маршрутки, но мне почему-то кажется, что он просто не захотел идти и решил выспаться после поезда. Дядя Володя нашел здесь себе какого-то давнего знакомого, и они пошли в квартиру для тренеров, чтобы готовить термоядерный плов с тысячей специй, которые всем набором привез его знакомый, а также пить чачу, которая прилагалась вместе со специями.

Тренерам всегда веселее, чем бегунам — не им же бегать — их работа — это орать на старте, и еще громче — на финише, а в перерыве между этим есть с тренерами соседних команд шашлыки и серьезно размышлять, кто же на этот раз окажется в конце турнирной таблицы.»

— А сейчас прямо с горячей точки ведет репортаж наш журналист — Серафима Королева! Итак, Серафима, что вы можете сказать о горячей точке? Где вы находитесь сейчас? О чем вы повествуете нашим зрителям?

— Блин, Леха, из-за тебя пельмени подгорели! — девушка вздрогнула, остановила запись и положила диктофончик обратно в карман. Горячей точкой Леха назвал кухню — в этот момент Серафима жарила пельмени, и духота стояла такая, что не передать словами.

— Да ладно, прикольно же!

— Я что-то вижу, ты уже не хромаешь? Нога прошла?

— Как тебя увидел — сразу.

— Подлец, а еще и с девушкой встречается! И тренировку к тому же прогулял. Знаешь, где для тебя приготовлен отдельный котел?

— Ощущение, что прямо здесь, потому что я от жары сейчас точно под стол грохнусь. Я окно открою?

— Ладно, открывай. Я уже почти закончила.

— Наконец-то нормальная еда, а не доширак! За два дня в поезде он уже надоел. — улыбнулся Леха.

— И ты пельмени называешь нормальной едой? Просто это единственное, что хозяева этой квартиры оставили в холодильнике. Срок годности еще нормальный, так что можно кушать.

Серафима наложила в тарелку на две порции, а остальную гору пельменей оставила на сковородке.

— И все-таки, почему ты не пошел? Ты ведь не подвернул ногу, я видела!

— У меня были немного другие планы на тренировки.

— И это какие же?

— Ну, насколько нам с тобой известно, днем тебя на тренировки и даже на прогулки по городу одну не пускают, ибо некому отдать ключи, с ребятами ты не хочешь — остается только один вариант — ночью, и причем тайно.

— Ночные тренировки и прогулки? Ты рехнулся?

— Ну, знаю, затея идиотская…

— Да я точно за! — воскликнула Серафима.

— Останется только достаточно долгое время симулировать больную ногу. Ты, кстати, не помнишь, на какую ногу я хромал?

— На правую.

— А, точно! Тебе с чем-нибудь помочь нужно, пока никто не видит?

— Да, ночью мне надо будет помимо тренировки купить в магазине влажные салфетки и дезодорант, а сейчас мне нужно в душ, но надо снаружи покараулить, если кто-то придет — он вообще не закрывается! — выпалила Серафима.

— Вообще? И как мы все будем по вечерам мыться? Шикарные, блин, условия жизни!

— Да ладно, не злись. Надеюсь, никто не придет. Но ты все равно на всякий случай постой у входной двери.

— Ладно, ладно… Пойду доем пельмени.

— Лишь бы жрать! — шуточно возмутилась Серафима, взяла из своей сумки все необходимые принадлежности и пошла в душ.

Она спокойно выдохнула, надеясь, что Леха забыл о том разговоре в поезде.

«Ночь. Огни. Железноводск прекрасен, хоть ночью он и вовсе похож на отчужденный и забытый всеми поселок — фонари не горят практически нигде, нет ярких неоновых вывесок — все же, в этом есть какая-то особая романтика, особенно, когда ты бежишь в горку и задыхаешься. Да уж, моя физическая подготовка оставляет желать лучшего. Или она призывает меня задуматься, так ли мне нужно ориентирование. Странности этого вида спорта в том, что ты хочешь на соревнования и горишь желанием победить лишь тогда, когда засыпаешь и мечтаешь перед сном, или когда просыпаешься и мотивируешь себя что либо делать. В остальное время подготовка к соревнованиям включает в себя постоянный страх и неуверенность в себе, тренировки, «подыхательную» гимнастику, желание побыстрее умереть и не мучаться, сожаление, что вообще пошла на ориентирование и стыд перед Лехой, потому что на протяжении всей тренировки он подбадривал меня, а я, сцепив зубы, бежала сзади и вспоминала все знакомые мне молитвы.

Закончив пробежку, мы занялись поиском круглосуточных магазинов. В Железноводске, понятное дело, их не оказалось, да и тишина этих безмолвных и неподвижных улиц стала мозолить глаза, и мы чудом в час ночи поймали последний автобус до Пятигорска. Пятигорск находится всего в нескольких километрах от Железноводска, но все же это был очень необдуманный шаг с нашей стороны. Как я уже упомянула, автобус был последним, и мы не подумали, что застрянем там на всю ночь.

Приехав и немного поплутав, мы нашли круглосуточное кафе, в котором почти никого не было, кроме спящего пьяного мужика в углу. Мы заказали кофе и сэндвичи и тут же восполнили запас сожженных на тренировке калорий, а затем сидели и болтали около часа. Только потом мы поняли всю нашу оплошность, поняли и то, что сразу нам в Железноводск вернуться не удастся. На минуту меня охватила паника, потому что я была одна ночью в чужом городе, правда, со мной был Леха, но от него пользы было мало — его телефон выключился, а мой был без интернета, так что включить навигатор мы не могли.

Потом мы побежали ловить машину до Железноводска. Было уже около четырех часов утра, начинало светать, и тут я вспомнила, что в шесть утра наши должны выходить на утреннюю пробежку. Тогда и я, и Леха поняли, что как-то избежать раскрытия нашего плана вряд ли удастся — ребята точно все скажут тренеру.

Оставив попытки найти машину, мы решили расслабиться и просто погулять по утреннему городу. Пару раз нам встретились люди, очень сонные, которые, казалось бы, даже не понимали, куда они идут и зачем. Мы с Лехой впервые шли и держались за руки. Уверена, это было всего лишь по-дружески, да и для того, чтобы просто не упасть от недосыпа, но я шла и представляла себе, что мы пара, и от этого на душе становилось хорошо. Правда, это было ненадолго — до первого же возвращения в реальность. А реальность порой бывает сурова. Вернуться мы смогли только в семь утра, когда с автовокзала тронулся первый автобус до Железноводска — мы купили билеты на второй. Всего, чего только хотелось — это сна, но мы знали, что вернемся и обязательно наткнемся на весь гнев дяди Володи с похмелья. Если только представлять, что может быть — уже мурашки бегут по коже.

Вопреки моим ожиданиям, для меня воспитательная беседа с дядей Володей прошла очень даже мирно — у него болела голова, и он не стал попусту растрачивать свои силы на то, чтобы меня отчитать. Леху же он оставил на разговор, и они разговаривают уже долго — прошел, наверное, час. Сейчас мне очень хочется спать, и если я не отключу запись сейчас, я засну, она будет продолжаться и затрет абсолютно все предыдущие записи. Так что мне лучше идти высыпаться, ведь с последствиями нашей с Лехой вылазки лучше разбираться, отоспавшись, а то голова в таком состоянии вообще ничего сообразить пока не может. Спокойного сна, Серафима.» — девушка пожелала сама себе крепких снов, отключила запись, убрала диктофончик под подушку, разлеглась на маленьком полутораспальном диване и заснула.

У тебя Геленджик впереди

Узнав о плане Серафимы и Лехи готовиться к соревнованиям втихую и ночью, дядя Володя действительно рассердился. Рассердился больше на Леху, так как он считал, что тот только мешает Серафиме тренироваться.

— Этот путь она от начала и до конца должна пройти сама! Ну и что, что подросток, многие с детства уже начинают самостоятельно тренироваться! — дядя Володя был непреклонен и при их часовом разговоре с Лехой запретил ему когда-либо даже говорить с Серафимой о тренировках.

Девушка проснулась утром следующего дня, кое-как восстановив свой сбитый в пух и прах режим. Ей с трудом удалось открыть глаза. Перед собой она увидела Таньку — свою длинноволосую кареглазую соседку, которая была старше ее на пару лет. Она настойчиво пыталась вручить Серафиме ключи от общей квартиры и уверяла, что абсолютно все уже ушли на утреннюю тренировку. Серафима было попросилась с ней, но Танька вежливо отказала, мол, приказ старших, не положено ее брать.

— Ну правда, честное слово, я бы взяла, да и ты бегаешь неплохо, но если дядя Володя как-то узнает, мне… Не буду говорить даже, что будет.

— Да ну тут скукотища! Делать-то и особо нечего!

— Ты бы хоть на завтрак сходила. Это мы тут на консервах сидим, а для тебя и своего товарища дядя Володя взялся готовить настоящий кавказский плов! Он там с утра кулинарничает. И еще у него есть вай-фай, пароль — восемь единиц. Ну, это так, на всякий случай.

— О, спасибо! Ты, считай, разведчиком работаешь?

— Наверное… Блин, я уже на двадцать минут опаздываю! Сейчас все в горы убегут, и ищи их! Ладно, держи ключи, газ перекроешь, форточки везде закроешь.

— Ага… — рассеянно ответила Серафима.

Хлопнула входная дверь, в квартире воцарилась тишина. Странно, что дядя Володя запретил Серафиме тренироваться. Да и всем говорит, чтобы ее не брали с собой на тренировки. Неужели он совсем не верит в своих учеников?

— Так, Танька сказала мне закрыть форточки. И перекрыть газ… — Серафима прошла на кухню, успев поглядеться в отколотое сбоку зеркало — все те же белесые волосы, все те же бледные, будто отсутствующие глаза. Худая шея, острые плечи, на которых едва держалась огромная майка с нарисованной лампочкой.

— Жалкая. — сказала самой себе Серафима и повела плечами. Даже если просто обхватить руки — кости болят. Сжать кулаки — тоже больно.

— И такую еще берут на соревнования? — теперь она обхватила себя за шею.

— Пойти бы к дяде Володе, поесть, что ли…

Она осознавала, что есть ей не хотелось. Она смотрела на себя в зеркало, и ей расхотелось даже куда-либо идти. Серафима осознавала, что не может даже претендовать на внимание Лехи, потому что у нее мужская походка, короткие волосы, одеждой она тоже закупалась почти всегда в мужском, правда, даже самые маленькие размеры были почти всегда ей велики, но она все равно их покупала, и они сидели на ней как мешки из-под сахара. Серафима признавала, что она целиком и полностью похожа на какого-то странного мальчика, и, может быть, она и правда была Лехе настоящим другом, но… Не более того.

Девушка тяжело вздохнула и закрыла форточку на кухне. Потом она прислушалась и поняла, что в квартире еще где-то шуршит. Она пошла на звук и зашла в комнату мальчиков — и правда, тут была еще одна форточка, которая выходила прямо на проезжую часть. Закрыв форточку, Серафима пригляделась — комната мальчиков была, как всегда, неотразима — казалось, что носки, лосины и одинокие кроссовки свисали даже с потолка. Она немного прибралась, сложила Лехины вещи на его кровать и обнаружила забытый им телефон. На черном массивном телефоне стоял пароль, но даже на экране блокировки высвечивались сообщения, состоящие сплошь и полностью из сердечек, от «этой, как ее там», записанной у него в телефоне, как Милаш.

— Тьфу, святые ежики… Вот научусь драться, намотаю ее шикарные волнистые волосы себе на кулак и хорошенько оттаскаю!

Проходя мимо ванной, Серафима опять глянула в зеркало, скривилась и смачно плюнула в свое отражение. Затем она закинула на плечо пустой рюкзак, заправила постель и вышла на улицу, закрыв за собой дверь.

В квартире дяди Володи дым стоял столбом — и в прямом, и в переносном смысле. На втором часу готовки у него сломалась вытяжка, и весь запах плова, специй, сигарет и пива сейчас витал в воздухе и пропитывал буквально все: волосы, одежду, покрывала, ковры и многое другое. Как только Серафима зашла, она тут же оглушительно чихнула.

— О, сигнализация сработала! — захохотал дядя Володя.

— Здрасьте.. — Серафима положила рюкзак на пол, разулась и откинула капюшон, так привычно закрывавший ее половину лица.

— А ты как вошла-то?

— Там незаперто было. А где ваш приятель?

— Уехал в Кисловодск за медом. Ты садись, сейчас попробуешь плов и оценишь мои кулинарные навыки! Ей-богу, ты в этом капюшоне мне точно гнома напоминаешь!

— Я его и вообще, в целом, напоминаю… И весом, и ростом.

— Ну, скажем так, рост у тебя нормальный, по средним показателям, а вес — это проблема поправимая. Вот плов будешь есть — будет с весом твоим все нормально.

— Спасибо…

Дядя Володя поставил перед ней тарелку с ярко-красным пловом, в котором, чисто теоретически, присутствовали аджика, тмин, все виды перца, тархун, кинза и другие неизвестные науке приправы. Он сел напротив нее, и с искренним любопытством наблюдал, понравится ли Серафиме блюдо. Судя по всему, он старался.

Есть это, конечно же, было сложно, но девушка, чтобы не обижать тренера, съела все, что положили. Там было очень немного, так как дядя Володя знал, что Серафима ест, словно полевая мышь, но и этого хватило, чтобы у нее онемел язык.

Дядя Володя заботливо поставил рядом с девушкой чай, но и тот оказался каким-то очень травяным и пахучим.

— Дядь Володь, я очень страшная? Или не совсем?

— Ох, ну ты и спросила… У меня не получается с женщинами на такие темы разговаривать… Обижаются. — дядя Володя едва слышно фыркнул и поправил усы.

— Я не обижусь, скажите честно!

— По-моему — с твоей внешностью все нормально. Глаза — две штуки, нос — одна штука, волосы — имеются… Отклонений никаких не найдено. А чего это вдруг тебя так стала волновать эта тема?

Серафима молча потупила глаза, раздумывая, как было бы правильнее ответить.

— Леха? Ой, да брось… — кажется, дядя Володя и так обо всем догадался, — Неужели тебе сдался этот засранец? Ты не о том сейчас думай. У тебя Геленджик впереди. Да у тебя все впереди, Симка! С твоим-то бегом! Только надо немного стараться начать.

— Ага, конечно, после того, как вы запретили мне тренироваться?

— Я запретил ребятам тренироваться вместе с тобой. Дальше сама думай. Пойдем, я раздобыл для тебя карты.

Серафима хотела было отнести посуду в мойку, как он прервал ее и ушел в комнату:

— Оставь, я сам.

Она последовала за ним. Дядя Володя какое-то время покопался в своих документах и вынул затем три карты.

— Нашим будет выделено три дня соревнований. Ты участвуешь во всех. Придешь домой — внимательно изучи каждый уголок рельефа. Тебе это пригодится. Ну, а также оцени свои силы — они тебе понадобятся. Серафима взглянула на карты — они были полностью испещрены мелкими параллелями гор и впадин.

— Перепад высот двести метров… Двести пять метров… Двести десять метров… Ладно, спасибо. — сказала Серафима.

Она молча взяла толстую пачку карт, сунула их в рюкзак и пошла на кухню допивать чай.

— Ты, главное, не бойся сейчас. Время подготовиться есть, впереди еще целая неделя!

— Ага, супер. Я не знаю, что можно сделать за неделю, но горы за такой короткий срок точно не свернешь.

— А и не надо сворачивать, тебе ведь надо просто их оббегать. Придешь к финишу, не снимешься — уже будешь героем!

— То есть победить мне там нереально…

— Да там даже ребятам сложно будет хоть что-то занять, если уж честно. Вот за них я почему-то волнуюсь, а за тебя спокоен совершенно.

— Это потому, что я никакой ценности не представляю, да?

— Ну и характер у тебя! Не волнуюсь потому, что видел, как ты на областных соревнованиях болото на бревне переплывала, пока остальные матерились и оббегали его за тыщу километров. Ты ленивая, а значит у тебя смекался развита хорошо, а это в свою очередь значит, что в Геленджике ты не пропадешь.

— Вон оно что… Логическая цепочка запутанная, конечно, но проглядывается. — Серафима почесала пушистый затылок.

Тут в дверь оглушительно постучали разом много кулаков.

— Дядь Володь, мы все, открывай! Жрать хотим!

Дядя Володя прислушался, ничего не ответил, а затем обратился к Серафиме, положив ей на плечо свою тяжелую руку:

— Ты на ребят внимания не обращай. Они лишь временные твои попутчики в этом виде спорта. На дистанции — каждый сам за себя и отвечает, и бежит, и падает, и побеждает.

— И даже на Леху не обращать внимания?

— На него тем более. Я же вижу, тут глухо все. Ничего он к тебе не испытывает.

В дверь послышались более громкие и настойчивые стуки.

— Вы сейчас специально меня ломаете, чтобы со злости тренироваться начала?

— Твоя логика тоже отправляет меня в аут. Я помочь тебе пытаюсь, чтобы ты зря не фантазировала и время свое не тратила!

— Может быть, там не все так плохо?

— Ты видишь ситуацию со своей сугубо объективной, а то есть влюбленной и розовой точки зрения. Как только ты посмотришь на все глазами целеустремленного ориентировщика, чего я от тебя и жду, ты сможешь увидеть то, чего раньше не видела.

Серафима отрешенно кивнула.

— Ну давай, иди к себе. Нечего тебе с ними пересекаться.

Дядя Володя открыл дверь, и в квартиру к нему ввалилась голодная толпа ребят после тренировки, снося все на своем пути.

Серафиму никто даже не заметил, и она натянула на голову свой капюшон, накинула рюкзак, вышла и закрыла дверь.

Она спустилась медленным шагом на один этаж ниже и села на холодные ступеньки, достав было диктофончик, но потом решила ничего не записывать, а просто поговорить сама с собой.

— Ощущение, что ребята все меня считают тут каким-то отбросом общества! Относятся как к малолетке, для них разряд — самое главное! Нет высокого разряда — все, уже не человек что-ли, а так, крепостной? Вещи караулить на старте?

Серафима скинула капюшон и взъерошила волосы, ожесточенно почесала зудящую от нервов шею.

— Если я хочу кому-то что-то доказать, надо просто тренироваться… Ну, по крайней мере, так дядя Володя говорит. Может, и правда что-то получится? — это уже была в каком-то роде сделка с самой собой, чтобы убедить себя, что выход есть.

Девушка встала, подняла рюкзак с пыльного пола и вышла из дома. Она пошла в их с ребятами квартиру, нашла там запылившиеся лосины, старую и потертую зеленую брезентовую куртку, такие же ношеные кроссовки. Серафима приоделась, положила в карман телефон с наушниками и поглядела в зеркало. Леший, да и только! Лохматое, веснушчатое чудо в истертой до дыр куртке цвета леса или выцветшего болота, которое собралось достигать высот. Достигать высот она решила в буквальном смысле — Серафима собралась по навигатору добежать до горы, потом обратно, потом опять до горы.

В любом случае, надо было привыкать, что в лесу в Геленджике будут одни сплошные горы — она это уже поняла, пару раз глянув на карту — испещренная плотно расположенными горизонталями высот дистанция была похожа на зебру.

Сначала бежалось тяжело — хотелось остановиться, зайти в ближайший магазинчик и купить себе ледяной воды, позднее, когда она пробегала мимо шашлычных, ей ужасно хотелось есть. Все-таки, она представляла, как придет на соревнования, выступит и не снимется, и бежала дальше, вперед, где уже виднелась вершина горы Железной. По горе пришлось даже не бежать, а фактически активно карабкаться — там была пешеходная тропа с множеством камней. Вниз на овраги ей смотреть не хотелось, и так было ужасно страшно только представить, что будет, если она сорвется и упадет. Самой по себе высоты она не боялась, но ее бурная фантазия тут же представила в деталях, как она падает вниз, лежит в кустах, потом сбегаются люди, фоткают и показывают ее в новостях.

Серафима вздрогнула, поняв, куда ведут ее такие мысли. Нет, это надо прекращать. Она добралась до очень высокой точки, с которой открывался шикарный вид на Железноводск, находящийся рядом с ним Железноводский и гору Бештау. Ей вдруг вспомнилось, как дядя Володя еще в поезде рассказывал, почему Пятигорск так называется. Вроде бы, она что-то говорил про гору, у которой пять вершин, а город находится между ними. Насколько достоверна эта информация, Серафима не проверяла, но факт, по ее мнению, был красивым.

Она еще немного отдохнула, любуясь красотами Северного Кавказа, взяла себя в руки и продолжила тренировку, несмотря на усталость и настигший голод.

Пятигорск

Так ей удалось пробегать почти четыре часа, затем она нашла в кармане деньги и покушала-таки в той шашлычной, мимо которой она пробегала раз семь или восемь. Когда было уже приблизительно два часа дня, она приняла решение пока не приходить домой, а сесть на автобус и поехать в Пятигорск, дабы рассмотреть его в дневном свете и при работающих заведениях.

Если подводить итоги, почти весь оставшийся день она провела в исследовании Пятигорска. Она выяснила, что там есть достаточно большие торговые центры, даже купила себе пару книг и новые наушники, потому что старые порвались во время тренировки. Так же для нее было открытием то, что даже по узким улочкам города ходят такие же узкие трамваи и очень медленно разворачиваются, чтобы никого ненароком не задеть. Трамваи, однако, ходили только по ровным улицам. Были и наклонные, состоящие целиком из лестниц и домов, расположенных так, что окна одного дома на третьем этаже смотрели в окна соседского дома прямиком в первый этаж. Такие улицы Серафиме не понравились — они были целиком и полностью жилые, немного мрачные из-за кривых деревьев, а еще у девушки очень болели ноги, и ходить по таким лестницам после тренировки для нее было самой настоящей пыткой.

Находившись вдоволь, отбив пятки и даже успев поспать на скамейке в городском парке, приобщаясь к культуре местных бомжей, она приехала домой около десяти часов вечера.

Серафима зашла в квартиру — было не заперто. Трое ее соседей смотрели телевизор в комнате девочек. Девушка инстинктивно натянула капюшон и прошла в комнату мальчиков, ни с кем не здороваясь. Она понимала, что не сможет начать разговор первой. Ей хотелось называть свой характер самодостаточным, но она в глубине души считала себя нелюдимой. Из комнаты девочек кто-то вышел и пошел по направлению к соседней комнате. Серафима сначала подумала, что это Леха, ведь только с ним она в последнее время общалась. Пусть как с другом, но все-таки общалась.

Дверь в комнату тихонько скрипнула, и это оказалась Танька.

— Хей, тебя весь день не было, ты где ходила?

Серафима в ответ только сильнее натянула капюшон на голову.

— Ну ты чего? Тебя кто-то обидел? Ты утром от дяди Володи такая грустная уходила…

— Да так, просто… Соревнования, Геленджик.. Постоянно думаю о тренировках. Сегодня бегала четыре часа. До горы и вниз. Потом поехала в Пятигорск, осматривать и изучать. — Серафима постаралась ответить наиболее дежурно, чтобы Танька не приставала к ней с расспросами. Однако, к несчастью Серафимы, Танька была не из интровертов:

— Ничего себе… И прямо вот так бегала, все четыре часа? — Танька взяла в руки свои длинные волосы и начала расчесывать их пальцами и заплетать косу.

— Ну да… А чего такого то? Потом здорово было покушать и восполнить все потерянные калории. — Серафима улыбнулась, внимательно наблюдая, как Танька заплетает косу — ладно, ее еще можно стерпеть.

— Я тебе еще главную новость не сказала. — Танька закончила плести, взяла резинку из кармана и крепко перетянула косичку.

— Так, что еще за новость?

— Дядя Володя договорился с приятелем на бесплатную экскурсию в Кисловодск для всей команды! Он приходил, тебя искал, сказал передать это. Завтра за нами заедет его товарищ, приблизительно в восемь утра.

— Ого… Здорово! Я помню, что делала доклад про Кисловодский парк, может быть, там удастся побывать и все сфотографировать.

— Я уже изучила инфу по этому парку. Там настолько хорошо все охраняется, что с его территории нельзя выносить даже сосновые шишки! — Танька достала из другого кармана крем от прыщей.

— У тебя вселенная вся что ли в карманах? А кстати, почему нельзя? На них метки специальные стоят, как в магазинах?

— Космос в нас. — многозначительно кивнула Танька, как будто только что произнесла длинную речь с церемонии вручения Оскара. — Нельзя выносить только потому, что там какие-то редкие породы сосен. Половина занесена в Красную книгу, еще половина уже туда собирается.

Серафима выслушала, кивнула, хоть про себя и подумала, что вынесение шишек и расселение этих самых сосен вне парка может быть полезным, и попросила крем.

— Ну ладно, пойду я, мне еще вещи собрать надо и мальчиков выгнать.

— Окей… А крем?

— А, потом занесешь. — Танька махнула рукой и удалилась.

Серафиме не хотелось идти в комнату девочек, где было много народу.

— Выгнать мальчиков — и не такая уж и большая работа, Танька сама справится. — прошептала Серафима.

Однако мальчики все не приходили, постепенно время подошло к одиннадцати, девушка прилегла на кровать Лехи и заснула.

Утром Серафиму разбудили голоса, громкие шорохи и звуки громыхающей на кухне посуды. Девушка так и заснула на кровати Лехи, и когда он пришел, чтобы собрать вещи, ему ничего не оставалось, по-видимому, как аккуратно переместить Серафиму с кровати на пол. На полу ей тут же стало холодно, и она проснулась и немного поворчала.

Опять все куда-то собираются. Дым стоит коромыслом. Опять этот немыслимый поток оптимистов и жизнерадостных экстравертов подхватывает ее и несет куда-то в радостную глушь. Опять ей сорвали тренировку. Она пожелала Лехе доброго утра, он посмотрел на нее, скривился — видимо, он еще злился, что дядя Володя его отчитал, взял в руки телефон и принялся звонить той, которая записана у него в телефоне именем «Милаш». Серафима не пожелала смотреть на это и насиловать свою психику, которая итак уже изрядно пострадала за время пребывания в этой поездке, и пошла на кухню.

На плите стояла забытая сковородка с макаронами, газ горел. Серафима перемешала макароны длинной ложкой, выключила газ, попробовала, добавила масла, соли и растерла над сковородкой бульонный кубик. Теперь это было относительно съедобно.