Бесплатный фрагмент - Ледяная Психея

Сын зари

«Человек, не перегоревший в аду собственных страстей, не может их победить. И они прячутся рядом, в соседнем доме, чего он даже не предполагает. А пламя в любой момент может перекинуться и сжечь дом, который он считает своим.«Карл Густав Юнг

Я взглянул в иллюминатор на необъятные просторы Вселенной. Звезды пролетали мимо меня, словно капли пролитого молока на черном покрывале ночи. Бескрайний космический океан вызывал у меня одновременно трепет и тоску. Корабль медленно продвигался сквозь темную пустоту, силясь доставить меня на место назначения, планету Химера.

Мои мысли погрузились в прошлое, во времена, когда я был всего лишь младшим стажером в школьных межгалактических экспедициях. Я помнил, как смотрел на звезды восторженными глазами, мечтая о великих открытиях и неизведанных мирах. Но сейчас, когда я летел в одиночестве на этом корабле, все это казалось лишь тусклыми воспоминаниями.

После трагической смерти моей жены я чувствовал себя пленником этой глубокой пустоты. Траур и горечь стали моими надежными спутниками. Даже не знаю, почему я согласился на эту миссию. Возможно, мне просто осточертело видеть бесконечные лица знакомых и родственников с жалостью в глазах. Каждый из них считал своим долгом убедить меня вернуться к нормальной жизни, найти новую цель или просто забыть прошлое. От этого становилось только хуже, и я просто убежал. Здесь, на корабле, посреди темноты космоса и мерцающих звезд я надеялся найти временное прибежище от боли, которая преследовала меня. Холодная металлическая обшивка корабля стала моим коконом, где я мог ненадолго укрыться от… Не знаю, наверное, от себя.

Бортовой компьютер издал настойчивый писк и на экране появилась синяя надпись: «Прибытие в систему Химера через десять минут». Я сел в кресло пилота и положил руку на рычаг тормоза, ощущая, как его поверхность холодила мои пальцы. Взгляд скользнул по панелям приборов, отражавшихся на глянцевых поверхностях корабля. В обзорном окне показалась она.

Планета Химера, закутанная в вуаль таинственности и холода, распахивала свои объятия перед моими глазами. Ее морозная безжизненная поверхность простиралась за края горизонта, создавая иллюзию вечного сна. Она была покрыта бесконечными полями льда и скал, словно пленница в заложниках собственного мрачного прошлого.

Химера была планетой, над загадками которой бились уже десять лет. Заложница своей неизведанности и устрашающая своей непредсказуемостью. Она была ровесницей Земли и находилась в зоне обитаемости родительской звезды. Плотная, хоть и бедная на кислород атмосфера могла бы поддерживать жизнь, а устойчивое магнитное поле предохраняло ее от разрушительного воздействия космических излучений. Однако, несмотря на все это, планета промерзла насквозь, до самого ядра. Это окутывало планету туманом тайны, вызывая бесплодные споры и сомнения в научных кругах.

Каждый из ученых, работавших на исследовательской станции Аврора пытался проникнуть в саму суть этого феномена, обнаружить ту тонкую нить, которая связывает все элементы этого загадочного пазла. Сухов Николай Семенович, выдающийся марсианский физик с его огромными базами данных и непоколебимой логикой, сталкивался с неразборчивыми и несуразными выводами, которые отрицали все теоретические модели. Лаптев Вениамин Петрович, экзобиолог с огромным стажем и глубокими знаниями о жизни и ее проявлениях боролся с отсутствием логического объяснения исчезновения тепла и энергии на Химере. Сикорский Виктор Сергеевич, экзогеолог со своим обостренным восприятием и философским складом ума глубоко погружался в исследования планеты, пытаясь разгадать ее тайны.

Они исследовали каждый камень, каждую трещину в земле, пытаясь найти хоть малейший намек на объяснения. Проникали в глубины ледяного моря, надеясь получить ответ на дне его бездны. Они анализировали атмосферу, бесконечно многоликую и обманчивую, исследуя каждую ее молекулу. Однако ответ оставался недоступным, словно призрак, скрывавшийся в самых потаенный уголках сознания.

К счастью, мне не придется здесь надолго задерживаться. Моя задача была предельно проста: забрать научную экспедицию с планетарной станции Аврора и доставить их на Землю.

— Станция Аврора! Станция Аврора, говорит Буран-5. Приближаюсь к планете Химера. Как слышите?

Мои слова растворились в пустоте, не найдя ответа. Я повторил вызов, на этот раз с более настойчивым тоном:

— Станция Аврора, говорит Буран-5. Дайте разрешение на посадку.

Но, опять же, тишина в ответ.

— Да что у вас там происходит?!

В то время как корабль продолжал монотонно гудеть, я погрузился в раздумья. Возможно, на станции случилось чрезвычайное происшествие. В таком случае аварийный маяк должен был быть активирован. Но я не слышал никаких сигналов, что могли бы указывать на неполадки в системе.

Может быть, станционный компьютер был критически поврежден? Это могло бы объяснить отсутствие ответа и отключение маяка. Если так, то мне придется садиться на Химеру, полагаясь только на корабельные приборы.

При мысли о посадке вслепую сердце учащенно забилось. Это был рискованный шаг, но время — слишком ценный ресурс, чтобы тратить его на сомнения. Тем более, когда на кону могли быть человеческие жизни. Я собрал все свои силы и сфокусировался на задаче. Буран-5 будет садиться на Химеру без разрешения станции.

Медленно и осторожно я начал выводить корабль на траекторию входа в атмосферу. Мне пришлось полагаться на инструменты и свою интуицию, чтобы найти подходящее место для посадки. Ожидание, напряжение и риски смешались в моей голове.

Звезды слились в мерцающий поток, а на экране навигационной панели засветился огонек, обозначавший точку входа в атмосферу планеты. Мой палец аккуратным движением потянул ручку тяги, и корабль начал замедляться, подчиняясь моим командам. Ветер, пронизывавший Химеру, обволок броню корабля словно холодный призрак, заставляя меня содрогнуться. С каждой секундой наше погружение становилось все глубже, и я ощущал, как планета притягивала меня к себе словно хищник свою жертву.

На мониторе передо мной мелькали образы замерзших земель, покрытых ледяными полями и заснеженными вершинами гор. Химера раскрывала свою суровую красоту, словно желая показать мне истинную природу. Я сглотнул комок в горле и наблюдал, как поверхность планеты приближалась, предвещая неизвестные опасности и тайны, скрывавшиеся в ее облачном покрове.

Все вокруг меня стало медленным и тяжелым, как будто само время замедлилось, чтобы усилить напряжение и ожидание. Я чувствовал себя как пешка на шахматной доске, на грани между двумя мирами, где каждый ход может стоить жизни.

Ощущая, как корабль начинает вибрировать под давлением воздушных потоков, я вошел в атмосферу. Передо мной открылся вид на ландшафт, испещренный острыми словно зубы ледяными скалами. Мне показалось, что корабль летит прямиком в пасть этому древнему чудовищу. От этой ассоциации по телу пробежал холодок. Мои руки с силой сжали штурвал, и не напрасно. Внезапный толчок вернул меня в реальность.

«Что за дерьмо!?» — пронеслось в моей голове. Корабль стало бросать из стороны в сторону, как игрушечную лодку в бушующем океане. Звуки скрежета и треска заполнили кабину. Мощный воздушный поток подхватил меня словно невидимая рука могущественного бога. Морозные вихри скручивались в плясках смерти, окутывая судно своим холодным объятием. Ледяные кристаллы как острые стрелы летели со всех сторон.

Мой корабль, некогда надежный и непоколебимый, теперь казался крохотной игрушкой, плененной и стискиваемой лапами безжалостного хищника. Силы природы, как будто ожившие, рычали и вопили, выжигая последние остатки моей надежды на спокойный полет.

Маневровые двигатели ревели, сопротивляясь внешним силам, пытаясь удержаться в воздухе, но они были безнадежно слабы перед беспощадной силой стихии. Внезапный грохот пронзил кабину будто крик умирающего слона. Панель приборов засветилась красным. Маршевый двигатель заглох.

— Этого еще не хватало! — сквозь зубы прорычал я. — Заводись, сволочь!

Судорожно барабаня по кнопкам, я попытался подключить резервные цепи. Бесполезно.

Мир вокруг меня исказился. Корабль, обреченный на падение, начал набирать скорость, и я почувствовал, как сила притяжения стягивает меня вниз. Земля стремительно приближалась, и я заметил заснеженные вершины гор, мерцавшие в сумерках словно украшения на шее безжалостной судьбы. Резкий толчок пронзил мое тело, и я упал на приборную панель, потеряв сознание.

Когда я открыл глаза, то увидел гротескную картину. В кабине царил полумрак, пронизанный едва заметным светом тусклой аварийной лампы, выделявшей лишь призрачные силуэты окружающих предметов. Красные отсветы расплывались по металлическим поверхностям, создавая зловещую атмосферу.

Повсюду вокруг меня простирались обрывки порванных кабелей и осколки разбитых экранов. Остатки механизмов и панелей валялись на полу словно покалеченные конечности, бессильно разбросанные по пространству. Металлические осколки выглядели как острые зубы, готовые рассечь все, что окажется в их пути. Воздух был пропитан запахом гари и электричества. Тишина, прерываемая лишь звуками потрескивания и шипения, распространялась вокруг словно зловещий хор из погасших звуков.

Все тело чертовски болело и едва подчинялось мне. Я с трудом поднялся с разбитой панели и осмотрелся. Сердце зашлось в сумасшедшем ритме, и в него проникли тревога и неопределенность. Почему-то мне казалось, что эта авария не может быть следствием обычной бури. Маневровые двигатели Бурана-5 были спроектированы для атмосфер газовых гигантов не меньше Юпитера. Что-то здесь было не в порядке.

Спотыкаясь об обломки, я медленно продвигался вперед, ощущая под каждым шагом хруст и треск разбитых предметов. Трясущимися руками я нащупал шкаф со скафандрами. Холод металла пронзил мои пальцы, когда я открыл его дверцу. Внутри были аккуратно выставлены бронированные ряды немых стражей. Они казались единственной надеждой на выживание в этом враждебном окружении.

Одним движением я сорвал с себя летную куртку и начал надевать жесткий комбинезон, ощущая, как его металлическая оболочка обнимает меня. Затянув ремни и активировав системы жизнеобеспечения, я ощутил, как свежий воздух заполнил пространство вокруг меня.

Потянув за рычаг аварийного шлюза, я почувствовал сопротивление, и тяжелая дверь начала медленно открываться, создавая скрипящий звук, который пытался заглушить шум ветра. Когда щель стала достаточно широкой, я проник наружу, в холодный неприветливый мир Химеры.

Передо мной раскинулся пейзаж, словно сотканный изо льда и мрака. Снег покрывал землю, образуя белые покровы, а пронизывающий ветер обвивался вокруг моего скафандра, создавая хрустальные звуки. Вдалеке виднелись скалистые горы, словно древние боги, возвышающиеся над этим замерзшим миром.

Температура, если верить датчикам, была минус семьдесят два по Цельсию, но благодаря скафандру совсем не ощущалась. Мои шаги оставляли следы на снегу, которые мгновенно замерзали словно осколки прошлого, плененные этой планетой.

Вдалеке виднелась обширная равнина, которая казалась безжизненной и одинокой. Как будто все живое изгнали с этой планеты, оставив лишь холод и тишину. Воздух в шлеме был пропитан горьким запахом металла, отдавая потом и отчаянием. Я стоял там, на пороге этого ледяного мира, готовый сделать шаг в неизвестность и невольно попытаться раскрыть тайну, что скрывалась в его сердце.

Подняв голову, я увидел небо, которое было непривычно ясным, но лишенным звезд. Вместо них надо мной простирались длинные полосы сияющих синих огней, словно замороженный свет, застывший на своем пути. Это были следы солнечного ветра, которые блуждали в атмосфере Химеры будто вечные путешественники, потерявшие свой источник тепла и света.

Включив аварийный передатчик в скафандре, я попытался связаться со станцией. Мой голос пронзил тишину ледяной пустыни, когда я произнес: «Станция Аврора, говорит Буран-5. Я потерпел крушение при посадке, можете прислать помощь?» Однако ответа не последовало. Мое сердце сжалось в груди, и я понял, что остался наедине с этой безжалостной ледяной пустыней.

Внезапно мой взгляд упал на зашкаливающий счетчик Гейгера, и в этот момент меня одновременно охватило осознание и ужас. В реакторе корабля произошла утечка радиации, и это была помеха. Я безуспешно пытался менять настройки передатчика, но его сигнал никак не пробивался. Мне стало ясно, что я должен был покинуть место крушения, как можно скорее.

Мой скафандр был способен выдержать излучение, но только на ограниченное время. Я понимал, что должен действовать быстро и решительно. Возвращение на корабль было исключено — все, что мне понадобится, находилось в аварийном наборе, который я носил при себе в скафандре. Быть рядом с источником радиации было неприемлемо, и я не хотел рисковать своим здоровьем, хватая лишние рентгены.

Сосредоточившись, я начал двигаться вдоль обломков корабля, оставляя его позади. В каждом шаге я чувствовал беспокойство, растущее внутри меня, как будто время сжималось, и моя жизнь стала игрой на секунды. Ледяной ветер продолжал виться вокруг меня, но я не останавливался.

Скафандр помогал мне сохранять жизненные функции в этом агрессивном окружении, однако я знал, что времени остается все меньше. Я приспособился к его ограниченным возможностям и ускорил шаг, направляясь к надежде на спасение. То, с каким трудом давался каждый следующий шаг, лишний раз напоминало, что медлить нельзя. Я не смотрел назад, но в душе надеялся, что корабль скоро исчезнет из моего поля зрения, а я смогу спастись от его смертоносной угрозы. В голове витали тревожные мысли.

Люди — странные создания, вечно неудовлетворенные. Нам не хватает покоя на Земле, мы стремимся к дальним звездам, надеясь покорить их пространство. Но зачем? Что на самом деле мы ищем в этой бесконечности? Если нам было суждено летать, то почему нам не были даны крылья? Если мы должны были достичь звезд, то зачем нам нужен этот воздух, которого так не хватает?

В нашей сути заложена жажда исследований, неукротимое желание познать и понять все вокруг. Но ведь чем больше мы пытаемся приблизиться к звездам, тем больше отдаляемся от самих себя. Величие и масштабы космоса заставляют нас чувствовать себя крошечными и бессильными.

Мы стремимся вырваться из обыденности, из своих земных оков в поисках чего-то большего. Может быть, мы ищем ответы на наши вечные вопросы о смысле жизни и нашей роли в этом мире. Но, проклиная свою судьбу, мы упускаем то, что истинная мудрость и смысл могут быть обретены не в самом далеком космосе, а внутри нас самих.

Мы — маленькие частицы в огромной мозаике Вселенной. Может быть, наша истинная природа не связана с полетами и экспедициями, а скрыта в том, чтобы найти себя внутри, разгадать тайны собственной души? Ведь все, в чем мы действительно нуждаемся, может быть уже здесь, у нас под рукой. И вся эта бесконечная погоня и стремление могут лишь увести нас от того, что по-настоящему ценно.

И вот я оказался здесь, в мертвой пустыне. Что здесь можно найти, кроме снега? Может быть, ответы на вопросы, которые преследуют нас вечно, не могут быть найдены среди звезд и пространства? Они зарыты глубоко в наших сердцах и уме, и мы должны обратиться к ним, чтобы истинно понять наше место во Вселенной. Возможно, это и есть то, что мне нужно? Просто быть.

В конце концов, я достиг безопасной дистанции и решил перевести дух. Нужно было восстановить силы и прояснить текущую ситуацию. Взглянув на датчики, я сразу почувствовал облегчение. Индикаторы показывали нормальный уровень фона. Отправив новый сигнал к станции, я с трудом поверил своим ушам, когда услышал ответ:

— Говорит профессор Сикорский. Мы засекли ваше падение в восьмидесяти километрах от станции. К вам уже направляется автоматический вездеход. Вы ранены?

— Я в порядке, профессор, — ответил я с облегчением. — Запасов воздуха хватит на шесть часов. Идите на пеленг моего передатчика.

Статический шум сменился четким голосом:

— Вас понял, будем там через три часа.

Я испытал смесь радости и облегчения, зная, что помощь уже на пути.

— Почему не отвечали на мой запрос? — спросил я, но ответа уже не было. Видимо, придется задать этот вопрос при личной встрече, а пока остается только ждать.

Отойдя немного в сторону, я уселся на обледенелый камень, погружаясь в размышления. Воспоминания охватили меня словно нежное прикосновение прошлого. Всплыло лицо моей жены Лиды с ее улыбкой, сияющей ярче самого солнца. Память перенесла меня на мгновение к тому редкому курортному полету, который мы совершили к кольцам Сатурна.

Мы ощущали себя невесомыми, паря над грандиозным газовым гигантом. Наш корабль плавно покорял безбрежные просторы космоса, словно его притягивало величественное зрелище, раскрывавшееся перед нами. Лиду охватило восторженное восхищение, и я не мог удержаться от улыбки, наблюдая, как она смотрит на эту бескрайнюю красоту с блеском в глазах.

Мы проводили дни, погруженные в магию этой экзотической поездки, наслаждаясь друг другом. Лидина рука легко лежала в моей, словно воплощая спокойствие и безопасность. Мы чувствовали, что наша любовь сильна и непоколебима, способна преодолеть любые трудности, даже в бескрайнем пространстве космоса.

Но теперь, в этой холодной и заброшенной обстановке, память о тех днях смешалась с горечью потери. Лишь воспоминания редкими лучами проникали сквозь мрачную тьму, напоминая о счастливых моментах, которые уже никогда не повторятся. «Нет, не сейчас!» — сказал я себе, пытаясь прогнать горькие мысли.

Внезапно тишину этого ледяного мира нарушил пронзительный свист ветра. Небо, которое казалось прежде ясным и спокойным, внезапно затянулось густыми темными облаками. Мощный вихрь начал клубиться вокруг меня, поднимая столбы снежных зарядов и сбивая с толку мой ориентир.

Ветер стал бушевать с необычной силой, валяя за собой сугробы и создавая белые завесы, которые мгновенно обволакивали все вокруг. Ледяные осколки, похожие на острые шипы, метались по воздуху, создавая опасные барьеры. Я понял, что оказался в ловушке природной стихии и моя жизнь находится в опасности.

Вихрь сметал все на своем пути, заставляя меня прижиматься к земле, чтобы не потерять равновесие. Скафандр скрипел и трещал под натиском ветра, словно он сам был на грани своей прочности. Минуты казались часами, а я боролся с силами природы, пытаясь найти спасение.

Снег утолщался с каждым мгновением, окутывая меня своим белым покрывалом и делая видимость практически нулевой. Я был практически лишен возможности двигаться вперед или найти какое-либо укрытие. Спасательный вездеход, на который я надеялся, все еще не появлялся.

В тот момент, когда меня начало охватывать отчаяние, мои глаза заметили смутное свечение вдалеке. Оно пробивалось сквозь завесу падающего снега, словно звезда во мраке. Я собрал все оставшиеся силы и пополз в сторону этого света, надеясь, что он приведет меня к спасению.

Несмотря на помощь гидравлики, каждое движение давалось тяжело. Однако я смог встать на ноги. Мои шаги были тяжелыми, но решительными, а сердце мое горело огнем надежды.

Постепенно свет становился ярче и ближе. Я приближался к источнику спасения. Наконец я пробился сквозь завесу снега и обнаружил маленькую пещеру, которая служила укрытием от бушующей стихии. С облегчением, я вошел внутрь и ощутил спасительную легкость.

Та сказочная иллюминация, которая освещала пещеру, не имела ничего общего с обыденными источниками света. Ее порождали люминесцентные кристаллы льда, создавая непередаваемое, магическое сияние. Эти природные драгоценности планеты Химера сверкали во всех оттенках голубого и фиолетового.

Первым, кто обнаружил исключительный феномен светящихся кристаллов льда на планете Химера, был выдающийся астрофизик и геолог Виктор Лысенко. Это произошло еще до постройки исследований станции на планете.

Первоначально он допускал, что светящиеся кристаллы могли быть связаны с деятельностью бактерий. Однако это предположение было быстро опровергнуто, когда более детальные исследования показали полное отсутствие живых организмов на планете.

Второй гипотезой, была химическая реакция, возможно, связанная с особым составом льда на планете. Однако и этот вариант оказался ошибочным, так как лабораторные исследования не показали никаких химических процессов, способных вызвать такой свет.

После многих неудачных попыток объяснения этого феномена, он так и оставался загадкой. Подобные пещеры находили и остальные экспедиции, но тоже не добившись никаких вменяемых результатов, вскоре потеряли к ним всякий интерес.

Забавно, как мы быстро пасуем перед чем-то, что не можем объяснить. Что-то непостижимое, неведомое, как будто сама природа нас смеется, бросая нам загадки, на которые мы не в состоянии найти ответы. Эта планета, Химера, могла бы быть нашей учительницей, но вместо этого она оказалась загадочной ведьмой, чьи секреты мы не способны разгадать.

Мы, люди, так уверены в своей способности понять мир, разгадать законы природы, но встречаемся с феноменами, которые нас просто высмеивают. В такие моменты, мне кажется, что мы, как человечество, слишком надменны, считая себя владыками вселенной, когда, на самом деле, мы всегда будем лишь маленькими детьми, бредущими во мраке неизведанных глубин.

Тем более, здесь, на этой забытой планете, где даже сам свет дает знать, что мы ничто перед величием вселенной. Мы так уязвимы, так малы, так ничтожны, и это напоминает мне, что наш путь к пониманию всего этого будет долгим и трудным, если вообще будет.

Ожидая прибытия спасательного вездехода, я пристально следил за показаниями моего скафандра. Время тянулось медленно, словно каждая минута превращалась в вечность. Осознание собственной уязвимости и ограниченности окружало меня, напоминая о непредсказуемости и хрупкости нашей жизни.

Вдруг в тумане снежной завесы, промелькнули сигнальные огни автоматического вездехода. Мое сердце застучало снова с надеждой. Я выскочил наружу, махая плазменным огоньком в его сторону. Свет от фар ослепил меня на мгновение, но я не мог оторвать глаз от приближающейся фигуры.

Вездеход, лишенный пилота, двигался с изяществом и точностью. Элегантные контуры металлической оболочки словно излучали неоспоримое превосходство технического прогресса над силами природы. Колеса, оборудованные прочными протекторами, безупречно скользили по поверхности, покрытой тонким слоем льда. Изогнутая форма кузова придавала вездеходу аэродинамичность, делая его идеальным для плавного скольжения по неизведанным мирам.

Наконец машина добралась до меня и остановилась на месте. Я подошел ближе, и её дверь плавно открылась, приглашая меня внутрь. Там было просторно. Сидения были обтянуты мягкой, но прочной обивкой, придававшей ощущение комфорта. Консоль управления блестела россыпью ярких кнопок и дисплеев, которые сверкали в полутьме словно звезды во мраке ночного неба.

Я уверенно забрался в кресло водителя. Дверь за мной закрылась, и вездеход отправился в путь.

Тени прошлого

На станции меня встретил профессор Сикорский, выдающийся ученый, известный своими исследованиями космических явлений и планетарной геологии. Когда я увидел его, вся сила покинула меня, и я чувствовал себя полностью истощенным. Он был высоким мужчиной с седыми волосами, глубокими глазами и строгим выражением лица. В его голосе слышалась нотка тревоги и облегчения, когда он сказал:

— Рад видеть вас живым, Буран-5. Мы беспокоились о вашей судьбе. Как вы себя чувствуете?

Я попытался улыбнуться, но усталость и стресс превратили это в слабую гримасу. Отпустив глубокий вздох, я ответил:

— Профессор, я чувствую себя как сыр под прессом. Этот рейс запомнится мне надолго.

Мои губы с трудом дрогнули, когда я начал рассказывать о крушении и последующей утечке радиации на корабле. Профессор молча слушал, его брови хмурились в озабоченности, а я видел, что его глаза наполнились состраданием и пониманием. Когда я закончил свой рассказ, он вздохнул глубоко и сказал:

— Это серьезная ситуация, но вы приняли правильное решение, покинув корабль. Пройдемте, вам нужно отдохнуть.

— Почему так долго не было связи?

— Передающая антенна вышла из строя. Мы слышали вас, но не могли отправить ответ. К счастью, Сухов смог наладить аварийный канал, это дало нам несколько секунд эфира.

Сикорский проводил меня в отдельную комнату, где я мог отдохнуть и восстановиться после напряженного дня. Перед уходом он добавил:

— Мы проведем расследование причин аварии и постараемся найти выход из ситуации. Отдохните, а мы позаботимся о вашей «птичке».

Створки дверей, шикнув, закрылись, и я остался один. Жилая комната на станции представляла собой уютное и функциональное пространство, созданное для отдыха и комфорта. Оно было небольшим, но хорошо продуманным, отчего не ощущалось сильно тесным.

Стены были покрыты светло-серым облицовочным материалом, который придавал помещению современный и чистый вид. Мягкое освещение было идеально распределено по всему объему, создавая приятную атмосферу релаксации. Несколько встроенных светодиодных ламп излучали мягкий, но достаточный свет, чтобы можно было читать или заниматься другими делами.

В центре комнаты находилась удобная кровать с мягким матрасом и качественным постельным бельем. Прилегающая к ней тумбочка с ящиками предлагала удобное место для хранения личных вещей. Напротив стоял небольшой комод с зеркалом.

В углу комнаты находился компактный рабочий стол с удобным стулом, предоставлявшим пространство для работы и досуга. На столе располагался терминал для связи с центральным компьютером станции. Рядом с ним покоился старенький органайзер для хранения канцелярских принадлежностей.

Окно в комнате было небольшим, но достаточным для проникновения света извне. Правда, смотреть в него мне совсем не хотелось. Пейзаж за окном был настолько тоскливым, что у меня сразу появилось желание отгородиться от него занавеской. В этот момент я проникся сочувствием к экипажу Авроры.

Весь этот ледяной ад здесь, на проклятой планете… И все, что тебя от него отделяет — это несколько сантиметров полиматериалов. Каково это — быть постоянно запертым в металлической клетушке, где каждый день сливается с предыдущим и каждый звук, каждый шаг, каждый вздох отдается равнодушным эхом?

В подобных местах, в сотнях световых лет от ближайшей человеческой колонии, мы тонем в собственных бесплодных мыслях. Мы исследуем планетарные явления, геологию безжизненных камней, мы дробим атомы знаний и рассекаем их на миллионы безмолвных частичек. Но к чему все это? Что мы ищем в этих затерянных галактических просторах?

Мы почти лишены солнечных лучей, которые бодрят и пробуждают жизнь. Здесь нет зеленых полей, нет свежего воздуха, нет шума городских улиц. Вместо этого мы смотрим на электронные экраны, на числа и графики, на бесконечные потоки данных, которые лишь напоминают нам о нашей оторванности от мира.

Все наши эмоции, все наши страсти, все наши мечты, — все они сжаты в этом ограниченном пространстве. Мы живем в тесноте как соленья в банке, и каждая наша мысль, каждое наше движение сжимается и исчезает без следа. И вместе с ними исчезает и наше человеческое бытие, исчезает то, что делает нас живыми.

И все это для чего? Ради чего мы здесь? Ради науки? Ради открытий? Но что значит наука, когда она оторвана от жизни, когда она становится лишь пленницей, запертой в металлических коридорах и холодных лабораториях? Что значит открытие, когда о нем никто не услышит, не увидит, не ощутит? Каков смысл, если мы сами себя окружили тишиной и пустотой?

И все же мы продолжаем здесь существовать, мы продолжаем жить этой иллюзией научного прогресса, этой нереальной экспедицией в никуда. Мы смирились со своей участью, с этим заточением на краю галактики. Мы смирились с тишиной, с одиночеством, с пустотой. Мы смирились с тем, что стали просто мертвыми звездами, свет которых уже давно погас, но тени их продолжают блуждать в бескрайнем космосе.

А может быть, именно здесь, в этой затерянной точке пространства, в этой тишине и пустоте, заключается настоящая суть всего? Может быть, здесь, вдали от шума и суеты, мы находим истину, которую потеряли в гуще жизни? Возможно, в этом отчужденном уголке мы можем найти ответы, которые так долго искали?

Я не знаю… Я уже не знаю, во что верить, что искать, чего ждать. Я просто стал невольной частью этого бесконечного цикла.

Сев на кровать, я ощутил сильную усталость и не заметил, как мое сознание медленно погрузилось в мир сновидений. То, что последовало дальше, было настолько странно и необычно, что это сложно описать словами, но я постараюсь передать это чувство.

Я обнаружил себя окруженным пустотой и темнотой. Никаких звуков, никакого движения, только безмолвная ночь. Сердце мое забилось сильнее, а воздух вокруг показался плотным и непроницаемым. Я был один в этой мрачной обители, лишенной даже самого малейшего сияния.

И тогда словно из ниоткуда передо мной возникла размытая человеческая фигура. Ее очертания были расплывчатыми, а контуры исчезали в голубовато-золотом свечении, которое окружало ее.

Сияние плавно начало проникать сквозь темноту, раскрывая передо мной все более отчетливые контуры фигуры. Я пытался сосредоточиться на ее облике, но она все еще оставалась загадкой, словно существо из моих самых запутанных снов. Голос из глубины сознания настойчиво шептал, что мне обязательно нужно к этому незнакомцу. Я не знал, зачем, но мне нужно было коснуться его.

Медленно и осторожно существо начало приближаться ко мне. Ощущение его присутствия было настолько интенсивным, что казалось, будто оно находится прямо передо мной, хотя между нами все еще была некая непреодолимая грань. Я пытался достучаться до него, пытался задать вопросы, но мои слова пропадали в безмолвии этой загадочной сущности.

Темное пространство наполнилось непонятными звуками и таинственным шепотом, словно миллионы голосов проникали в мои уши. Я смутно различал отдельные фразы, но их значение ускользало от меня. Все, что я мог почувствовать, это невероятная энергия, которая исходила от этого существа, словно она заряжала каждую клетку моего тела.

Однако с каждой секундой оно все больше растворялось в свечении, и мое сознание, словно туман, начало рассеиваться в бесконечности. Перед глазами возник образ моей земной квартиры. Ощущения были настолько реальными, что я начал сомневаться, что это сон. Я видел каждую деталь, словно она ожила передо мной. Стены, мебель, даже запах дома проник в мои ноздри.

Я смотрел на уютную гостиную с мягкими креслами и диваном, где мы проводили столько вечеров вместе. Рядом стоял столик, уставленный фотографиями, на которых были запечатлены счастливые моменты нашей жизни. Я вспомнил те чудесные вечера, когда мы готовили вместе в нашей просторной кухне, смеялись и наслаждались компанией друг друга.

Мое внимание переключилось на спальню, где находилась наша уютная кровать с мягкими подушками и пушистым одеялом. Я вспомнил, как лежали рядом, обнимаясь. Я слышал звуки ритмичного дыхания, которые успокаивали меня после долгих и трудных дней. Каждая комната была окутана атмосферой любви и заботы. Я закрыл глаза, стремясь оживить в памяти образ Лиды. Внезапно из гостиной раздался знакомый женский голос, проникавший сквозь пространство и время.

— Рома, куда ты положил фен? — прозвучали ее слова. Мое сердце застучало сильнее. Это была она, Лида! Невероятно, но правдиво. Я не мог поверить своим ушам. Слова ее проникли в самое моё существо, вызывая воспоминания и чувства, которые я так хотел бы забыть.

Я мчался в гостиную, подгоняемый мощным потоком эмоций. И вот она, Лида, стояла там, собирая чемодан. Мой мир остановился на мгновение. Я не решался подойти к ней, словно боясь, что любовь и нежность, которые я ощущал, растают как утренний туман.

Я стоял и наблюдал, не произнося ни слова. В этот миг я видел себя со стороны как некий наблюдатель, смутно осознавал, что это прошлое, наши общие воспоминания. Другой я подошел к Лиде с феном, который она искала, в руках и она, благодарная за заботу, поцеловала его.

Все встало на свои места. Передо мной развернулась точная реплика тех моментов, когда мы готовились отправиться в незабываемое путешествие к кольцам Сатурна. Я снова видел наши чемоданы, расставленные по порядку, смеющиеся лица, ощущал запах свежего воздуха и жажду приключений, наполнявшую наши сердца.

Мы тщательно выбирали одежду, складывали необходимые вещи, обсуждали маршрут и возможности, которые нам откроются. Этот момент сиял радостью и неуемным волнением. Каждая деталь воссозданной сцены воскрешала во мне тепло, которые я испытывал в то время. Однако внезапно видение изменилось, и все пошло совсем не так, как я помнил.

Как будто невидимая сила потянула его в другую реальность, где уже не было места для тех прекрасных чувств, которые когда-то оживали.

Каждая деталь воспоминания начала искажаться, размазываться и терять свои очертания, словно это были фигуры на картинах. Радость превратилась в тревогу, предвкушение — в беспокойство, а неуемное волнение — в непонятную тревожность.

Мои воспоминания, смешиваясь искаженными красками и неясными контурами, стали переплетаться с непонятными образами. Я пытался удержать эту сцену в своем сознании, но она ускользала от меня, становясь все более и более неуловимой.

В гостиной, где раньше были смеющиеся лица и живые чувства, теперь царил холод. Серый свет придавал окружающему пространству мрачный оттенок, словно предвещая нечто нехорошее.

— Ты не понимаешь, Лида! — воскликнул другой я. — Это не моя вина. Я не могу контролировать здоровье других пилотов. Дорончук был не готов к полету, я говорил это им тысячу раз. Тем более, даже в идеальных условиях он бы не смог осилить этот маршрут.

Она смотрела на меня с яростью в глазах, словно каждое моё слово усиливало её гнев. Я видел, как она сжимает кулаки, стремясь сдержать кипящие в ней эмоции.

— Так что, ты считаешь себя лучше всех? — прорычала она. — Ты просто решил, что нужно принимать решения за нас? Без нашего согласия?

Я почувствовал, как гнев поднимается во мне и не мог допустить, чтобы она принижала мои усилия или сомневалась в моих намерениях.

— Нет, Лида, это не так! — возразил я, стараясь сохранить спокойствие. — Я делаю всё возможное, чтобы обеспечить наше благополучие. Я не говорю, что я лучше всех, но я ответственный пилот, который думает о жизнях людей.

Она сделала шаг ближе ко мне, пристально глядя в мои глаза.

— Но это не оправдывает твоего решения! — вскричала она. — Ты не учитываешь, что это была наша мечта, наше общее желание! Ты просто бросил это, как будто оно ничего не значило.

Горечь пронзила моё сердце. Я знал, что она права. Я разочаровал её, разрушил наши планы и возможности. Но я не мог сказать ей, что всё это было ради нашей безопасности.

— Я понимаю, Лида, и мне жаль, что всё так вышло. Но я сделал то, что считал нужным, и не могу отменить своё решение.

Тишина окутала нас, словно предвещая наступление бури. Я видел в её глазах скорбь и обиду.

— Может быть, ты просто устал? — проговорила она тихим голосом. — Может быть, я тебе надоела, и ты пытаешься убежать от меня на свою работу?

Эти слова поразили меня как удар молнии. Они задели самое чувствительное место в моей душе. Я не знал, как отвечать. Мы оба запутались в страхах и ожиданиях, и это разрывало нашу связь.

— Солнышко, не в этом дело… — прошептал я, но мои слова затихли, не доходя до неё.

Она отвернулась от другого меня, и я увидел, как слёзы стекают по её щекам. Меня переполнили боль и разочарование. Я не хотел этой ссоры, но теперь она была неотвратима.

— Нет, все было не так. — проговорил я с дрожью в голосе. — Все было совсем не так. Это неправда!

Мои слова стихли в пустоте. Лида и другой я оставались неподвижными, не реагируя на мои крики. Я попытался подбежать к Лиде, чтобы донести до неё правду о нашем курортном полете к кольцам Сатурна, о том, как мы ощущали там величие Вселенной и нашу безграничную любовь, но ноги словно приклеились к полу. Разделённый между прошлым и настоящим, я отчаянно тянулся вперёд, стараясь пробиться сквозь невидимую стену.

Лида повернулась ко мне, её глаза выражали печаль и непонимание. Я видел, как она отдаляется, как каждая секунда уносит её дальше от меня. Моё сердце сжималось в муках, а мои крики затихали в безмолвии.

— Лида! — крикнул я ещё раз, силой воли преодолевая невидимое препятствие. — Поверь мне, это было настоящее! Мы были там, мы были счастливы!

Она остановилась на мгновение, словно услышав мой призыв. Взгляд её пронзил меня до самой души. Но затем она медленно отвернулась и продолжила свой путь, оставив меня в пустоте и одиночестве.

Открыв глаза, я осознал, что нахожусь в тесной комнате, окутанной зловещей тишиной. Все вокруг меня казалось искаженным и жутким. Место, которое раньше казалось уютным и безопасным, теперь стало мрачным и тревожным. Стены словно под влиянием непостижимых сил покрылись наледью, отражавшей бледное светлое пятно единственной лампы.

Холодный ужас охватил меня, когда я взглянул на свои руки. На них застыл иней, словно мою плоть окутала пелена смерти. Тонкая корка льда блестела на моей коже, создавая мерзкое колючее ощущение.

Мой дыхание было видимо в холодном воздухе, плотно обволакивавшем эту проклятую комнату. Я почувствовал себя запертым в стылой темноте, лишенным связи с внешним миром. Ледяные пальцы страха скользили по спине, заставляя содрогаться и ощущать безысходность моего положения.

Внезапно воздух в комнате стал гуще, словно в нем нарастала пелена зловещей энергии. Мне показалось, что тени скользят по стенам, приобретая формы неопределенных существ. Звуки неведомого происхождения заставляли сердце колотиться в ужасе. Я ощущал, как невидимые взоры пронзали меня из темноты и будто стремились разглядеть мою душу.

Задеревенелыми пальцами я попытался открыть дверь, но створки не поддавались. Они оказались запертыми или их заклинило от мороза. Сердце забилось быстрее, и я ощутил панику, которая начинала охватывать меня.

Я стал сильнее толкать дверь, прикладывая все свои силы, но она оставалась неподвижной, как будто кто-то намеренно не позволял мне выбраться из этой ледяной ловушки. Отчаяние охватило меня.

Я опустился на колени, чувствуя, как холод пробирает до костей. Мое дыхание стало тяжелым и прерывистым, а мысли запутались в море сомнений и страхов.

Но я не мог просто сдаться. Я отказывался принять, что эта комната станет моим последним пристанищем. Мне нужно было найти способ выбраться отсюда, освободиться от оков холода и безысходности.

Мое внимание привлекла маленькая щель в одном из углов. Я приблизился к ней и осмотрел ее внимательно. Возможно, это был мой выход, моя надежда на спасение.

Собрав все свои силы и сосредоточившись, я протянул руку через щель и ощутил ледяное прикосновение воздуха. Она с трудом пролезла через узкое отверстие, и я ощутил легкое дуновение свободы.

С упорством и решимостью я продолжал продвигаться сквозь эту тесную щель, игнорируя боль и холод, которые стали еще сильнее. Наконец, мои плечи и голова проскользнули сквозь края, и я оказался на другой стороне.

Я стоял в коридоре станции, взгляд застыл на открытой двери в мою комнату. Комната выглядела так же, как и всегда: стены, мебель, ничего необычного. Но что-то было не так. Что произошло? Может быть, я сошел с ума? Может, все это лишь иллюзия, порождение моего измученного разума? Я начал сомневаться в своем восприятии, в своей способности отличить реальность от иллюзии.

Пока я осматривал комнату, вдруг ощутил прикосновение на своем плече. Сердце мое замерло в груди, и я резко обернулся, встретившись с напряженным взглядом экзобиолога Лаптева. Всем своим видом этот пожилой мужчина демонстрировал обеспокоенность, которая отражалась в его глазах словно тлеющий огонь, не желающий угаснуть.

Лаптев был высоким и худощавым, с волосами, поседевшими от непростых научных исследований. Его тонкая фигура выражала сильную сосредоточенность, а высокий лоб, испещренный морщинами, свидетельствовал о многолетнем опыте и глубоком погружении в научные тайны.

Усталость и беспокойство отразились на его лице, которое было обрамлено короткой бородкой, уже седеющей словно от долгих часов, проведенных в лаборатории. Под его глазами от изнурения залегли темные круги, и в то же время там присутствовала неутолимая жажда знаний и желание раскрыть тайны этой богом забытой станции.

Когда наши взгляды пересеклись, я уловил нотку тревоги в его глазах.

— Все в порядке? — спросил он с волнением в голосе, явно чувствуя напряжение, которое охватило меня.

Я на мгновение задержался с ответом, взвешивая свои слова. Я не мог сказать ему всю правду о том, что происходило в моей комнате. Боясь, что меня могут принять за сумасшедшего, я решил оставить подробности при себе.

— Не уверен, — прошептал я, стараясь звучать спокойно, но все еще ощущая внутреннюю тревогу.

Лаптев кивнул, понимающе смотря на меня.

— После такого стресса, как авария, ничего удивительного, что вы чувствуете себя немного взвинченным, особенно, на чужой планете, — сказал он, пытаясь успокоить меня.

Он предложил пройти в его кабинет на чашку горячего кофе.

— Может, легкая беседа и немного теплого напитка помогут вам расслабиться и привести мысли в порядок? — добавил он.

— Да, думаю, не помешает, — ответил я.

Рабочий кабинет Лаптева был обставлен сдержанно и скромно. Непритязательная мебель, состаренная деревянная тумба, на которой располагались стопки пыльных документов и записная книжка с загнутыми уголками. Над столом висела гибкая лампа со старомодным абажуром, излучавшая теплый желтоватый свет, который создавал атмосферу спокойствия и сосредоточенности.

На полках стояли книги, уставшие от многолетнего использования. Изрядно поблекшие переплеты говорили о том, что они были частыми спутниками Лаптева в его исследовательских экспедициях. Здесь и там можно было увидеть термические колбы с образцами льда и фотографии, запечатлевшие важные моменты в его научной карьере.

Несмотря на скромность обстановки, в кабинете царила атмосфера уюта и уединения. Здесь Лаптев проводил часы, погружаясь в свои мысли, анализируя данные и строя свои гипотезы. Это было его личное пространство, где он мог свободно размышлять и исследовать несмотря на скромность его внешнего вида.

Лаптев налил две чашки горячего кофе и пригласил меня присесть в удобное кресло. Я благодарно принял его предложение. Утопая в мягкой обивке, я прижал чашку к губам, чтобы почувствовать тепло и аромат напитка.

— Астрокофе? — поинтересовался я.

— Да. К сожалению, ничего лучше нам не завозят, но на безрыбье и осьминог рыба. Признаться честно, я давно не пил добротного кофе, — ответил Лаптев с некоторой грустью в голосе.

— Понимаю вас, я тоже, — ответил я, и в воздухе повисло неловкое молчание.

— Как я понимаю, вы экзобиолог, — сказал я, пытаясь снять напряжение.

— Да, таков мой крест, — вздохнул Лаптев, его глаза переливались от страсти и ностальгии. — В прошлом я пытался раскрыть тайны новых форм жизни, проникнуть в секреты внеземного разума. Как и все молодые студенты, я горел желанием освоить неведомые горизонты. Мне выпала возможность принять участие в многочисленных экспедициях, где я неустанно стремился искать и исследовать. И вот непредсказуемый поворот судьбы привел меня сюда, на эту проклятую станцию.

В его слова звучали отголоски бурного прошлого, наполненного приключениями и охотой за неизведанным. В его голосе была горечь утраченной молодости, но искра страсти все еще горела в его глазах несмотря на сложности, с которыми он столкнулся на этой опустошенной земле.

— Звучит так, будто вы жалеете об этом, — сочувственно сказал я.

— Напротив! — возразил он. — Именно на этой станции я совершил самое великое открытие в своей жизни. Человеку не нужно ничего, кроме отражения своей собственной сущности. Подумайте об этом сами: мы проецируем свое начало на все, что нас окружает. Компьютеры, погода, животные — все подвержено нашей субъективной интерпретации, всемирному зеркалу нашей собственности. Я всегда знал, что человек безустанно стремится к самоопределению, но только здесь по-настоящему ощутил это. Мы обращаем взор к далеким звездам, стремясь познать себя. Так почему бы не обратиться к другим людям? Возможно, мы просто боимся увидеть собственное отражение?

Лаптев посмотрел мне в глаза и резко остановился:

— Прошу прощения, дорогой собеседник, я понимаю, что вы не здесь для философских дебатов, но эти мысли неотступно преследуют меня.

— Не стоит. Пожалуйста, расскажите кратко, чем вы здесь занимаетесь?

— Если совсем кратко, ищем признаки жизни.

— Насколько мне известно, безрезультатно.

— Далеко не все так просто и однозначно, — прервал он, проникая своими словами в глубины сознания. — Мы наблюдаем значительные количества органических веществ на поверхности планеты. И на глубине от ста метров их концентрация только увеличивается. Это фрагменты сложных белков и сахаров, которые не могли возникнуть иным образом, кроме как в результате биологической активности. По крайней мере, не в таком объеме. Если судить по их структуре, то местная флора и фауна должна не сильно отличаться от земной. Жаль, что мы до сих пор не смогли обнаружить ни одного полноценного образца.

— Полноценного?

— Даже земные организмы способны выживать в чрезвычайно враждебных условиях. Например, в ледяных просторах Антарктиды до сих пор обнаруживают идеально сохранившиеся простейшие. К сожалению, за все время нашей экспедиции нам не удалось найти ни одного даже полузамерзшего вируса.

— Возможно, это и к лучшему.

— Кажется, вы начитались фантастики. Вероятность найти здесь чуму двадцать второго века меньше, чем выиграть джекпот в трех лотереях подряд.

— Я не уверен насчет лотереи, но все же не разделяю вашего энтузиазма. Какие у вас дальнейшие планы?

— Дальнейшие планы… — задумался Лаптев. — Мне предстоит завершить исследовательские отчеты и подготовить образцы для отправки в институт. Если кто-то захочет продолжить мои исследования, пусть знает, что его ждет. Что же касается меня, то, пожалуй, я сосредоточусь на гуманитарных вопросах. К тому же, мой грант подходит к концу. Поиск фундаментального знания — это занятие для молодых умов. Они гораздо лучше справляются с неизведанным. А мне со своими седыми волосами пора искать новое применение.

— Звучит довольно пессимистично.

— Зависит от того, как на это посмотреть, — Лаптев на секунду задумался и задал неожиданный вопрос: — А что вы здесь ищите?

— Я ничего не ищу, это просто работа.

— Если человек не ищет что-то, значит, он от чего-то бежит. Вы уж простите старого дурака, что лезу не в свое дело, но можно я раскрою вам одну банальную тайну? Мы всегда ищем и бежим от одного и того же: от себя. Поверьте, оба занятия крайне непродуктивны.

Эти слова заставили меня задуматься, хоть мне и было некомфортно обсуждать такое с человеком, которого я впервые вижу. Он продолжил:

— Помните, мы всегда ищем что-то вне себя, встаем на путь новых открытий и познания, чтобы заполнить пустоту и неполноценность, которые чувствуем внутри. Но иногда самое важное путешествие — это путешествие внутрь себя. Потому что именно там, в нашей глубине, мы можем обрести ответы на самые сложные вопросы и понять свое место в этой огромной Вселенной.

Разговор явно уходил в глубокие эзотерические дебри. Наверное, при других обстоятельствах я был бы не против поддержать его, но именно сейчас в ушибленной голове всплыло важное дело.

— Мой корабль! — неожиданно подскочил я. — Нужно вернуться за ним, иначе мы тут застряли.

— Успокойтесь, голубчик, успокойтесь, — мягко проговорил профессор. — Машинки Сухова уже занимаются им.

— Где?

— В грузовом доке. Если хотите, могу проводить вас.

— Ведите.

— Сейчас, я только найду свой коммуникатор, — профессор хаотично пробежался глазами по помещению. — Где же он? Да пёс с ним!

Он отчаянно махнул рукой. Мы вышли из кабинета и спустились по коридору, направляясь к грузовому доку. Путь был освещен тусклыми лампами, воздух наполнялся запахом металла и озона. По мере приближения к доку звуки механических работ становились все громче.

Когда мы подошли на место, мои глаза не поверили увиденному. Мой корабль, который некогда был моим оплотом безопасности и свободы, выглядел ужасно изуродованным. Трещины и разрывы усеивали его поверхность словно болезненные раны.

Роботы усердно трудились вокруг, суетясь с инструментами и запасными деталями. Но их усилия казались тщетными перед той развалиной, которую представлял мой корабль. Оплавленные бронепластины и обломки деталей гнулись и искривлялись словно поникшие конечности, потерявшие последние силы. Куски обшивки отсутствовали, выставляя на показ его внутренности: сеть проводов, разорванных и переплетенных, словно паутина, сотканная из осколков надежд.

Вокруг меня был хаос, но я не мог оторвать глаз от своего корабля. Разрушенные образы смешивались с образами прошлого, создавая головокружительную мозаику воспоминаний и неопределенности. Трудно было представить, что этот металлолом сможет хоть когда-нибудь оторваться от поверхности.

Голова кружилась от вопроса: каким чудом я вообще смог выжить в этом разбитом и потрепанном судне? Благодарность и страх одновременно смешались внутри меня, охватывая каждую частичку моего существа. Как я смог покинуть этот корабль живым? Волнение охватило меня, а вопросы кружились в голове, не находя ответов.

— Вы пилот этой развалюхи? — неожиданно прозвучал вопрос от невидимого собеседника. Навстречу ко мне будто из ниоткуда вышел мужчина лет сорока. Это был инженер Сухов. Его серый комбинезон сливался с корпусами ремонтных автоматов.

— Движок Ц-1 номер четыре. Да как вы вообще додумались идти на посадку во время тахионного шторма? — раздраженно сказал он. — Где вы купили свою лицензию?

В этот момент я почувствовал настойчивое желание ударить его по лицу, которое быстро пропало, сменившись недоумением.

— Тахионный шторм? — переспросил я.

Такие штормы, на самом деле, являлись крайне редким и мистическим космическим явлением. Мало кому доводилось с ними сталкиваться. Тахионы — элементарные частицы, движущиеся быстрее света. Они создавали потоки энергии и нестабильности в пространстве-времени, что приводило к возникновению завихрений гравитационного поля.

Очень мало было известно о природе тахионных штормов. Они возникали в результате сложных физических процессов, связанных с высокоэнергетическими явлениями в космосе. Некоторые считали, что тахионные штормы имели связь с черными дырами или даже с иными измерениями. Но несмотря на множество теорий и догадок, их природа оставалась загадкой.

Такие штормы обычно сопровождались сильными энергетическими разрядами, магнитными возмущениями и частыми перебоями в работе электроники. Проникая в коллекторы двигателя, тахионы нарушали поток плазмы и буквально плавили кристаллы силового ядра.

Впервые с таким явлением столкнулся экипаж Целесты в конце двадцать третьего века, неподалеку от Тау-Кита — звездной системы, находящейся на границе исследованной человечеством галактики. Это было удивительное и захватывающее открытие, которое вызвало огромный интерес исследователей.

Плотный поток частиц обрушился на их корабль в недрах пространства между звездами. Он был совершенно непредсказуемым и разрушительным. Мощные энергетические вихри, порождаемые взаимодействием тахионных потоков, буквально разрывали космическую ткань и создавали опасные пульсации вокруг судна.

Экипаж Целесты оказался в беспомощном положении, борясь с безумной силой природы. Их корабль был сильно поврежден, обшивка потрескалась, компьютер и система управления вышли из строя. Лишенные связи, они продрейфовали в открытом космосе около трех недель. Лишь благодаря случаю им удалось остаться в живых. Если бы через систему не пролетал дейтериевый танкер, Целеста пополнила бы и без того немалый список без вести пропавших звездолетов. По всей видимости, теперь была моя очередь пройти через это.

— Центр не предупреждал меня о таком, — твердо ответил я.

— И почему я не удивлен?

Инженер резко вознес руки к небу, и мне показалось, что сейчас он упадет на колени и начнет молитву неведомому божеству.

— Видимо, никто так и не читает моих отчетов. Столько трудов, столько сил и нервов — и все в стол! Ну ничего-ничего, мы еще повоюем! Кстати, — Сухов перевел взгляд на Лаптева. — Сикорский просил передать, чтобы вы зашли в рубку. А от себя добавлю, что я — не ваш секретарь.

— Ох, как это неловко! — растерянно ответил профессор. — Я опять потерял свой коммуникатор. Передайте ему, что я скоро буду.

— Лучше сделайте это сами, у меня еще дела в реакторной.

— Голубчик, — обратился он ко мне. — вы меня извините, попозже встретимся.

Сухов повернулся ко мне и вручил пульт ремонтных автоматов. Небольшой компьютер размером с ладонь. Его матовый корпус был выполнен в серебристом цвете, а ряд кнопок аккуратно располагался под монохромным экраном. Мягкое сияние подсветки делало изображение очень комфортным для глаза.

— Надеюсь, вам повезет, иначе мы застрянем тут еще на полгода, — сказал инженер и скрылся за дверью вместе с Лаптевым.

Лицо Сухова выражало некоторое пренебрежение и недоверие, словно он смотрел на меня сквозь призму своего собственного превосходства. Его взгляд искал ошибки, слабости, и ничто не могло ускользнуть от его проницательного взора. Я понимал, что передо мной стоит тип, полный самомнения и недоверия к окружающим, но в данный момент это было несущественно.

Я отвернулся от Сухова и начал тщательно изучать отчет о повреждениях корабля. Список был длинным и захватывал все системы и отсеки. Складывалось впечатление, что каждый элемент на Буране был выведен из строя в результате столкновения. Видимо, ярость космической стихии оставила свой след на всей поверхности, на каждом проводе и каждом болте.

Мои пальцы легко скользили по экрану, перелистывая страницы отчета. Я делал пометки, выделял особо критические ситуации. Некоторые повреждения роботам уже удалось устранить, в частности, заделали трещины в реакторе. Другие без моего вмешательства не подлежали автоматическому восстановлению.

В центре меня за такое по головке не погладят. Хоть это была и их вина, но по прилете придется заполнять тонну макулатуры. Крысы кабинетные. Они никогда не поймут, что каждый полет в космосе — это шаг в неизвестность, полный рисков и неопределенности. Там нельзя полагаться на поверхностную информацию, нужно проверять и перепроверять каждую деталь, каждый параметр, чтобы обеспечить безопасность экипажа. Но им это сложно понять. Им легко сидеть за своими столами, делать предположения и принимать решения, основываясь на бумажных документах. Они не понимают, что в космосе нет места для ошибок, и всего одно неверное сообщение может привести к смерти целого экипажа.

В памяти опять всплыло лицо Лиды, но усилием воли я прогнал навалившиеся мысли. Масштаб работ был огромным и сейчас нельзя было отвлекаться.

Мои пальцы пробежали по клавишам пульта, вводя новую программу для ремонтных роботов. Монитор передо мной мигал, отображая схему работы и инструкции для каждого робота. Я точно знал, какой ремонт нужно провести и каким образом каждый из них должен выполнять свою задачу.

Роботы активизировались, их механические руки начали двигаться с точностью и скоростью, недоступными для человека. Они были моими верными помощниками, которые, несмотря на свою безэмоциональность, проявляли невероятную точность и предельную эффективность.

Стальные конечности поползли по всему кораблю. Некоторые из них были оснащены сварочными аппаратами, другие — манипуляторами и инструментами для замены поврежденных компонентов. Они перемещались по судну, словно танцуя.

Во время их работы я продолжал следить за процессом, координируя действия и внося необходимые изменения в программу. Мне требовалась не только техническая точность, но и гибкость в решении проблем, которые могли возникнуть в ходе ремонта.

Вокруг меня царил звук деятельности — режущий воздух свист, механический гул и скрежет металла. Автоматы работали с таким усердием, словно понимали, что от них зависит наше выживание. С каждой минутой я видел, как Буран восстанавливается на моих глазах. Так продолжалось несколько часов, пока механические работники не охватили все участки корабля, исправляя дефекты один за другим.

Ближе к вечеру я решил дать роботам передышку. Они хоть и не живые, но перерыва заслуживали. Тем более, от мелькающих строк кода и искр сварки у меня самого уже рябило в глазах. Я ввел команду «Режим ожидания» и быстрым взглядом осмотрел результаты нашего труда. Конечно, еще было много работы, но прогресс уже был явным, и у меня появилась надежда на успех.

Я положил пульт в карман и направился в небольшой отсек, где размещались ремонтные роботы во время перерывов. Их механические конечности замерли, а светящиеся глаза погасли, словно дремали. Каждый робот стоял на своей платформе, приготовленной специально для отдыха.

Погруженный в тишину отсека, я осознал, что усталость настигла меня. Мои глаза ощущали жжение от длительной работы, а ум уже не воспринимал окружение так ясно. Я нашел уютное место у стены и сел, опустившись на пол. Закрыл глаза и на мгновение отключился от напряженной реальности, окунувшись в тишину и спокойствие.

Откуда-то из глубины пространства возникли нежные и пленительные звуки флейты. Мелодия плыла в воздухе, словно создавала свою собственную действительность, отвлекая от окружающих проблем.

Музыка приносила волнение и надежду, создавая атмосферу магии и вдохновения. Она наполняла пространство и время, заставляя забыть о суете и напряжении. Моя усталая душа наслаждалась этим музыкальным утешением, словно она погружалась в недосягаемые горизонты и мир, свободный от забот и ограничений.

В моем воображении возник образ китайского музыканта, стоящего на вершине холма, на фоне бурного водопада. Его пальцы порхали по инструменту с благородным изяществом. Он воплощал в себе весь дух искусства, способного пробудить внутреннюю силу и вдохновение. Я позволил себе окунуться в эту фантазию, отдавшись мелодии и позволяя ей соприкасаться с самой глубиной моего существа.

Звуки флейты звучали все ярче и глубже, словно они проникали сквозь временные и пространственные барьеры, перенося меня в мир, где все было возможно. Они наполняли меня энергией и уверенностью, подарив надежду на то, что даже в самые трудные моменты можно найти внутренний покой и решение всех проблем.

Некоторое время я погружался в эту музыкальную фантазию, ощущая, как она омывает мою иссохшую душу. Но затем, я открыл глаза, а флейта никуда не исчезла.

Мне показалось, что я схожу с ума. Но с каждой новой нотой, которую я слышал, сомнения постепенно исчезали, и я убеждался, что звук настоящий. Кто-то действительно играл в грузовом доке. Я ощущал его присутствие, словно он звал меня, манил своей загадочной мелодией. Невозможно было устоять перед этой таинственной притягательностью. Я встал на ноги и направился вглубь отсека. Шаг за шагом, я приближался к источнику. Каждая нота была магической нитью, тянущей меня все ближе и ближе.

Док казался пустынным и мрачным, но флейта наполняла пространство жизнью и теплом. Она звучала ясно и проникновенно, создавая неповторимую атмосферу загадочности и волшебства.

Наконец, я дошел до погрузочной зоны. И там, в тени старого контейнера, я увидел Сикорского. Он сидел на небольшом ящике, скрываясь в полутьме, но его присутствие было несомненным.

Профессор был полностью поглощен игрой на флейте, его пальцы ловко прыгали по отверстиям, создавая потрясающие мелодии. В его глазах светилась страсть и глубокая концентрация, словно он переносился в другой мир через звуки своего инструмента.

Я осторожно приблизился, стараясь не прерывать его исполнение. Заметив мое присутствие, Сикорский не прекратил игру, но перевел взгляд на меня. Я уловил намек удивления в его глазах, будто он не ожидал, что кто-то найдет его здесь. Он продолжал играть, словно мелодия привязала его к этому месту.

Мои чувства были взволнованными и смешанными. С одной стороны, я был поражен его мастерством и глубиной музыкальных познаний. С другой стороны, вопросы терзали мое сознание: почему он играл здесь, в грузовом доке, скрытый от глаз остальных? Что его вдохновило на это?

Я решил просто наслаждаться звуками, которые наполняли пространство. Эта мелодия была непривычной и проникновенной, она вызывала во мне эмоции и открывала двери в глубины моей души.

Так я и просидел там, вместе с Сикорским, погруженный в его музыкальный мир. Время, казалось, остановилось, а мелодия флейты вела нас сквозь море чувств и воспоминаний. Никто из нас не говорил слов, но наши души находили общий язык в музыке.

И так продолжалось еще несколько минут, пока последние ноты не затихли, а звуки флейты не растворились в тишине дока. Мы оба сидели молча, созерцая необъятную пустоту нашего бытия.

— Не думал, что вы так хорошо играете, — нарушил тишину я.

Сикорский тихо улыбнулся.

— Здесь хорошая акустика. На самом деле, меня всегда манила музыка. Возможно, в прошлой жизни я был музыкантом. Вы верите в переселение душ?

— Я никогда не задумывался об этом.

— Представь, — говорил Сикорский. — что жизнь — это зеркало, в котором отражается наша душа. Каждая новая жизнь предоставляет нам возможность увидеть отражение самих себя и осознать свои ошибки и достижения. Эти проекции служат уроками для души, помогая ей расти. Через них мы можем улучшать себя и расширять свое понимание до тех пор, пока не достигнем идеального соответствия нашему истинному образу.

— А что делать, если зеркало разобьется?

Сикорский на мгновение задумался, а затем ответил:

— Если зеркало разобьется, это может быть моментом потери, разочарования или даже кризиса в нашей жизни. Но важно помнить, что его осколки не определяют нашу сущность. Они — всего лишь миражи, указывающие на физическую природу ума. В такой ситуации мы можем обратиться к нашей внутренней мудрости и интуиции, чтобы найти новый путь, новое отражение. — он на секунду закрыл глаза и сделал глубокий вдох, словно переводя дыхание. — Когда одно зеркало разбивается, открывается возможность увидеть себя в новом свете, обрести новые качества и перспективы. Вместо того, чтобы оставаться уязвимыми перед разрушением, мы можем использовать эту ситуацию в качестве катализатора для преображения. Мы можем пересмотреть свои ценности, переоценить свои приоритеты и начать строить новое отражение, основываясь на наших внутренних потребностях и истинных целях. В такие моменты важно помнить, что мы не одиноки. Многие переживают потери и разочарования в своей жизни. Обмен опытом и поддержка других людей может быть ценной, чтобы пройти через этот период и восстановить свою внутреннюю гармонию. И, наконец, стоит помнить, что зеркало — это всего лишь один аспект нашего существования. Хотя оно может быть полезным и информативным, оно не является источником нашего истинного счастья и самоопределения. В конечном счете, мы можем найти гармонию только внутри самих себя.

Слова Сикорского проникали в меня глубоко, и я пытался сосредоточиться, но усталость охватывала все сильнее. Ум боролся с сонливостью, но был уже на пределе. Я пытался скрыть свое состояние, напрягая веки и крепко сжимая руки, но все усилия были напрасны. Сонная тьма медленно погружала меня в свои ласковые объятия.

— Простите, все это очень интересно, но мне нужно немного отдохнуть.

— Конечно, понимаю вас. Я еще побуду здесь немного. Если у вас будут какие-нибудь проблемы, вызывайте в любое время.

Я поблагодарил собеседника и направился к выходу, вышел из дока и направился к своей комнате. Каждый шаг казался утомительным, как будто я тащил с собой невидимую ношу. В голове все еще звучали слова Сикорского, резонируя со струнами моей души.

Когда я достиг двери своей комнаты, сердце замерло на мгновение. Что-то было не так. Что-то было неправильно. Мое тело напряглось, готовое к неизвестности, которая ожидала меня за порогом.

С дрожащей рукой я вставил ключ в электронный замок и повернул его. Дверь медленно съехала в сторону, и передо мной предстала пугающая замершая картина. Комната была окутана холодом, словно зимний ветер проник внутрь и застыл во времени.

И посреди комнаты, как нереальный силуэт, стоял нечеткий образ человека. Он был облачен во мрак, его контуры исказились, а лицо окутала непроницаемая мгла. Я не мог разобрать, кто или что это было, но страх охватил меня целиком.

Мои руки дрожали, ноги отказывались служить. Я застыл на пороге, заклиная себя взглянуть на это существо и понять его природу. Но смелость медленно утекала, и я просто стоял там, ошеломленный и запертый в морозном воздухе.

Что это за существо? Что оно хотело от меня? Вопросы закружились в моей голове как ледяные снежинки, и я чувствовал, что ответы важны. Они проникали в самые глубины моего существования, обещая разгадку, но также и ужас, который таял в этом мрачном образе.

— Кто ты?! — прохрипел я. — Чего ты хочешь?

Я сорвал с аварийного стенда пневматический ключ. Сжимая инструмент в руке, попытался отбиться от этого таинственного существа, но силуэт только медленно искрился, словно смазанный карандашный набросок, и вновь приближался ко мне. В ужасе я осознал, что сопротивление бессмысленно.

Я в панике отскочил назад и, не раздумывая, бросил тяжелый ключ. Однако инструмент прошел насквозь, словно тот силуэт был всего лишь призрачной проекцией. Мои руки дрожали, а сердце колотилось с такой силой, будто хотело выскочить из груди. Взглянув на неподвижную фигуру, покрытую таинственной тенью, я ощутил, как жуткий страх охватывает каждую клеточку тела.

Изо всех сил я побежал по коридорам станции, с каждым шагом нарастающий страх толкал меня вперед. Ноги несли меня в бешеном темпе, воздух обдувал лицо, создавая иллюзию свободы, но я знал, что тень все еще преследует меня. Отзвуки шагов в глухих коридорах сливались с тяжелым дыханием, а глаза наполнились ужасом. Наконец, я резко свернул в сторону лабораторий, пробуя спрятаться от преследователя. Но мои ноги, скованные страхом, не смогли удержать баланс, и я неконтролируемо врезался в дверь.

Неожиданно я обнаружил себя в пустоте, лишенной всяких звуков и света. В этом мрачном абсолюте мои чувства размылись, а мысли превратились в беспорядочные теряющиеся фрагменты.

Тьма как голодное чудовище охватывала меня со всех сторон. Все вокруг было лишено формы и смысла, словно я стал частью неопределенного кошмара, где границы между реальностью и иллюзией растворялись в бездне.

Мои пальцы тщетно проникали в пространство, их прикосновения поглощала тьма, оставляя лишь холодный отклик на мою сущность. Я пытался ощутить хоть каплю реальности, но она ускользала от меня, как птица, пугливо взмывающая в небо.

Тьма глушила звуки моего дыхания, обволакивая их покровом молчания. В ее объятиях я терял чувство времени, словно оно остановилось, застыло в бесконечности. Я был одинок среди безмолвия, где мои крики утонули в бездонной пропасти, не найдя ни ответа, ни отзыва. Затем где-то вдалеке появился крохотный огонек.

Мои глаза уставились на маленькую точку, прорывающуюся сквозь непроглядную мглу тьмы. С каждой секундой она увеличивалась в размерах, словно семя надежды, посеянное в безжизненной почве, начинало прорастать и пробиваться к свету.

Маленькая точка превратилась в гигантскую сферу, окруженную ярким сиянием. Голубые и золотистые оттенки переплетались, создавая калейдоскопический мир, наполненный невероятной красотой. Этот свет был таким интенсивным, что его лучи проникали сквозь каждую мою клетку, оживляя мертвые уголки моей души.

Я приблизился к сфере, ощущая ее тепло и магическую притягательность. Ее сияние было настолько сильным, что в сравнении с ним тьма, что окружала меня раньше, показалась бледной и незначительной. С каждым шагом вперед я ощущал, как мое существование пронизывается новыми энергиями, которые пробуждали усталую душу.

Рука медленно проникла в границы сферы, и на мгновение я почувствовал невесомость, будто меня схватили невидимые руки и унесли сквозь время и пространство. Сфера распалась на тысячи мерцающих частиц, которые окутали своим светом и погрузили в поток Вселенной.

Какое странное это было чувство — погружаться в этот поток! Я словно становился одновременно частью космоса и наблюдателем его бесконечности. Звезды, планеты и галактики мелькали перед моими глазами, создавая эффект головокружения и потрясающую красоту. Я ощущал, что мое существо пронизывает каждую точку этого безграничного пространства, становясь частью его энергии и тайн.

И внезапно, как во сне, я очутился в месте, которое уже знал. Больничная палата распахнулась передо мной, и я снова вступил в ее безжизненную обитель. Помещение было пропитано холодом и пустотой, словно время остановилось.

Стены, обшитые белым металлом, отражали отсветы далеких звезд, создавая эффект зеркальности и чужой, немного пугающей атмосферы. Мониторы и инструменты, рассыпанные по комнате, мерно издавали гудящие звуки, словно призывая к тишине и молчанию.

Молодой врач стоял перед прошлым мной, обреченным на выбор, который никто не должен совершать. Я слушал их разговор словно застывший во времени свидетель, понимая, что мои слова и решения уже привели к этому.

— Мы не нашли её синхропрофиль, — произнес врач, слегка сомневаясь в каждом слове. — Можете назвать данные поставщика услуг?