Бесплатный фрагмент - Ладога

Как все начиналось

— Закис ты в своей Америке, — сказал капитан, когда мы сидели в ресторане «Тарас Бульба» около метро «Автозаводская». — Тебе нужен морской простор и суровые мужские испытания.

Капитан — один из последних романтиков. Он уже двадцать лет ходит на яхтах. Бороздил просторы Атлантического океана, Средиземного моря и Пироговского водохранилища. Последние годы он избороздил просторы и шхеры Ладожского озера, храня свою яхту на берегу реки Вуокса в городе Приозерске.

Подошел официант.

— У меня раздельная диета, — сказал капитан. — Сегодня я ем только овощи. Несите все что у вас есть овощного, начиная с первой страницы меню.

Я решил не отставать.

— А мне несите все, что пропустит мой друг. Мы скажем, когда остановиться.

— Это ты правильно заказал. В плавании аппетит должен быть на уровне. Это не только морское здоровье, но и главное морское развлечение. Когда ты созреешь для Ладоги?

Я созревал три года. Капитан каждое лето проводил на Ладоге месяц, публиковал в блоге красивые фотографии и говорил, что яхтинг — это не развлечение, а стиль жизни.

— Могу часами смотреть на горизонт, слушая шум ветра в парусах, — писал он. — Сознание просветляется, в голове только чистые и правильные мысли.

Мне это казалось странным. Я сам любил смотреть на горизонт и слушать шум прибоя, но мыслей от этого не прибавлялось. Со стороны могло оказаться, что я о чем-то думаю, но это казалось только со стороны. Внутри же происходила беседа с внутренним голосом.

— Вот волны катятся, — сообщал я невидимому собеседнику.

— Ишь ты! — отвечал внутренний голос.

— Что-то я замерз.

— Зачем тогда сидишь?

— Вставать лень.

Потом, после стакана чая с бубликом в любимом кресле за компьютером начинало казаться, что волны и простор навеяли гениальные мысли, но ветер помешал их запомнить.

Ничего этого я капитану не говорил, считая это невежливым и неромантичным.

Наступил 2017-й год, принесший смятение и творческий кризис. Весной я три месяца занимался с преподавателями литературного мастерства, которые намекнули, что мне лучше заниматься ремонтом дома, а не проводить время за компьютером в ожидании прилета муз.

— Способности у тебя есть, — сказали они, — но работа над собой предстоит огромная. Для начала научись выкидывать местоимения и лишние фразы.

Перечитав старые рассказы, я догадался, что почти все фразы там были лишними. Тогда я позвонил капитану:

— Так что ты говорил про Ладогу?

— Идем?

— Ага.

— Высылаю список необходимого.

Список был внушительным. Начинался с плавок, заканчивался теплой курткой и лыжной шапочкой. Меня поразило в списке наличие «лабутенов» — дорогих женских туфель с красной подошвой.

— Ты уверен, что «лабутены» мне необходимы на яхте?

— Это будет сменная обувь. Они легкие, не тонут в воде. Если утонешь, будет легко найти твое тело.

— Может ты имел в виду «кроксы»?

— Может и «кроксы». Главное, чтобы с ног не слетали. Учти, пассажиров у нас не бывает. Ты будешь матросом со всеми вытекающими последствиями.

Я сразу догадался, что вытекающие последствия означают выполнение команд старших по званию. Деваться было некуда — пришлось согласиться. Это все равно выглядело лучше, чем страдания за компьютером.

Итак, меня берут на яхту матросом. Капитан написал много статей о яхтинге — я их проштудировал, чтобы от стыда сразу не упасть лицом на палубу. Так я узнал, кто такой матрос:

«матрос — „человечешко“, который всегда хочет есть, не хочет работать, при первой возможности ложится спать или садится играть в карты, а списавшись на берег — торчит в кабаке».

Ну что же, мой круг обязанностей стал яснее.

На яхте еще есть боцман. Читаю: «боцман — «старый матрос, который был всем, кем угодно, и думает, что он самый умный, опытный и может обойтись без капитана, рулевого и кока. Отвечает за все хозяйство». Неплохо, по крайней мере о запасах продуктов мне думать не придется.

Ну а что пишет капитан о самом себе? «Капитан — человек на судне, к которому положено обращаться „Господин капитан“, который постоянно всем недоволен, дает распоряжения в самый неподходящий момент. Эти распоряжения команда обязана выполнять беспрекословно. Отвечает за всех и за всё».

Осталось непонятным — а кто будет на яхте работать?

Говорят, что дневник путешествия на север должен начинаться и заканчиваться после пересечения Полярного круга. Что было до и после — неинтересно. Полярный круг пересекать не планировалось, и я хотел начать описание путешествия с Московского вокзала в Питере. Однако графоманский зуд и яркие впечатления вынудили написать о Москве 2017-го года. В моем блоге появилось нечто восторженное, что читатели сразу назвали гимном Москвы в прозе. Для плавности изложения этот «гимн» здесь опущен, его можно найти в приложении №1.

А восторгаться было чем. Я бродил по широким тротуарам, сидел в кафе, наслаждался московским темпом жизни, забредал в странные помещения, где собирались любители книг и кофе, встречался с друзьями, приобретал новых знакомых.

— Ничего, на яхте отдохну, — бормотал обессиленный путешественник, забираясь в кровать своей квартиры около ВДНХ и прислушиваясь к гулу проспекта Мира.

Проспект гудел всю ночь. После тягучей тишины американской деревни московский ночной шум казался зовом пионерского горна, напоминающим, что пора работать, иначе тебя опередят.

— Что за чушь! Я ни с кем не соревнуюсь.

— Отстаешь, отстаешь! — шумел проспект.

Приходилось вставать, заваривать чай и делать вид, что о чем-то думаешь. Становилось легче, казалось, что ты, как и все москвичи, вступил на тропу, на которой никто не останавливается.

Путь к яхте

Москва, Ленинградский вокзал, 23:30. Проводник «Красной Стрелы» взял мой паспорт и вздохнул:

— Вы в вагоне один не китаец. Но в купе, кроме вас, никого не будет.

Моя мечта о ночном разговоре с интересным попутчиком рассеялась.

— Я могу устроить вас в соседнем вагоне, — продолжил проводник.

Мечта вернулась, но ленивый внутренний голос сказал, что хочет тишины под стук колес.

— Ничего, я выживу, — храбро озвучил я желание внутреннего лентяя.

— Ну-ну, как хотите, — удивился проводник.

Засыпал я под птичий гомон и топот неведомых животных. Так я решил представлять суету в коридоре вагона, не смолкавшую полночи. Ко мне иногда заглядывал проводник, жалуясь, что китайцы не говорят по-английски.

— Я сам не говорю, но они и подавно.

Московский вокзал в Питере встретил серым утром, полусонными полицейскими и улыбчивыми таксистами.

— Куда? — чернявый мужчина в кожаной куртке протянул руку к мой сумке.

— Приозерск.

— Это где?

— На Ладоге.

— Командир, до Приозерска сколько будет? — спросил он у сурового мужика, внимательно рассматривающего будущего матроса.

— Десять, — так суровый оценил мои платежные способности.

Я знал, что предложенную цену надо делить на три и попытался отнять мою сумку у чернявого.

— Восемь, — сопротивлялся он.

— Три, — предложил я.

Чернявый сразу потерял ко мне интерес. До Приозерска ходил автобус от метро «Девяткино». Сумка была почти неподъемная, идти в метро не хотелось, я стоял и просто радовался, что нахожусь в Питере.

— За пять поедем?

Ко мне подошел мужчина лет шестидесяти, седой, солидный. Сумку он вырывать не стал, молча стоял и ждал.

— Торг, как я понимаю, неуместен, — поинтересовался я.

— Какой торг? — удивился седой. — Себе в убыток поеду.

— Хорошо, — я передал ему сумку.

— Еду за пять до Приозерска, — отчитался седой перед суровым.

Суровый кивнул, мы сели в машину.

— Дорогу знаете? — это первое, что спросил седой.

— Вы не питерец? — удивился я.

— Тридцать лет тут живу, но так далеко ездить не приходилось. Я на Невском живу, а вчера с парашютом прыгал.

— Зачем?

— Было предложение — два прыжка по цене одного. Я подарок приятелю сделал, заодно и сам прыгнул.

— И как?

— Ух!

— А приятель?

— Эх!

— Понятно.

— Сами кто?

— Физик.

— Профессор, значит. Я вас профессором буду называть. А я инженер, такси — это так, к пенсии прибавка.

— Убер и Яндекс-такси мешают работать?

— Да кто там работает! Ни хрена город не знают, едут по навигатору-шмамигатору. Кстати, у вас навигатор в телефоне есть?

Я достал телефон и проложил маршрут.

— Ни хрена не вижу, вы мне говорите: направо или налево.

— Сейчас направо, впрочем, мы уже проехали.

— Фигня эти ваши навигаторы! Едем прямо на север. У меня чутье.

Мы ехали прямо, пока не начались заборы каких-то предприятий. Водитель заволновался.

— Странный ваш навигатор, куда это он завел?

Навигатор сообщил, что нам нужно развернуться.

— Ладно, успеем. Вон заправка, сейчас спрошу дорогу.

На заправке работала девушка-таджичка, которая дорогу не знала. Она даже не знала, где находится заправка. «Меня муж привозит», — объяснила она. Помог шофер грузовика. Он долго махал руками, означая повороты. На пятом мой водитель сказал, что хватит, сел за руль и повернулся ко мне:

— Вы все поняли?

Я пожал плечами, пожалел, что не поехал на автобусе, и стал изучать маршрут в телефоне.

— Вы включите звук, чтобы он мне говорил повороты.

Я включил. После третьего поворота навигатор сказал, что ему надо рассчитать новый маршрут.

— Тихо он у вас говорит, — пожаловался водитель. — Китайский, небось.

— Все айфоны в Китае собираются.

— Я так и думал, что китайский.

Потом случилось чудо. Мы выехали на шоссе с указателем, что до Приозерска 130 километров.

— Вот видите! — сказал водитель. — Интуиция — лучший айфон. Щас газку прибавим и птицей домчимся. Вот только поездка нервной получилась, надо бы добавить. Профессор, как насчет тыщёнки?

«Профессор» сделал вид, что не расслышал и стал читать новости в телефоне. В новостях сообщалось, что президент сейчас на Ладоге, на острове Валаам.

— В правильное место еду, — подумал «профессор».

У моста через Вуоксы в городе Лосево я попросил притормозить. Под мостом бушевали знаменитые лосевские пороги.

— Тут у нас соревнования по гребному слалому проходили. Ностальгия…

— Ну и как? Побеждали?

— Нет, но и в последних рядах не был.

— Зря, надо было побеждать. Я вот вчера с парашютом прыгнул, жену победил. Теперь у меня уважение. Она сказала, что я старый дурак, но сказала уважительно.

— Не велика честь женщин побеждать.

— Это смотря каких женщин.

Вскоре позвонил капитан:

— Ты уже в автобусе? Куда доехал.

Я объяснил, что еду в такси и скоро буду. Капитан долго молчал. Его мысли были такими яркими, что передавались по телефону. Если кратко, то «американцу надо вправить мозги, чтобы не выпендривался», и напомнить, что «наши люди в булочную на такси не ездят». В конце он сказал уже вслух:

— Буду ждать тебя на заправке при въезде в город.

Я оценил капитанскую сдержанность.

Я давно бросил курить, но электронная сигарета всегда в кармане. Днем на яхте будет суровый сухой закон, а стресс по время шторма надо чем-то снимать. А шторма будут обязательно. Капитан написал мне письмо, где рассказал, сколько яхт гибнет на Ладоге, и чтобы я был готов к смертельным опасностям. Вот для этой готовности и необходима сигарета.

Капитанская «ауди» выделялась на заправке своей немытостью и самим капитаном. Могучий и веселый он стоял, скрестив руки и внимательно наблюдая, как я расплачиваюсь с водителем.

— Профессор, ты не забыл свое обещание о добавке?

— Я не мог забыть того, что не обещал.

— А ты забыл, какой сложной оказалась дорога?

Капитан подошел поближе. Бородатый, суровый.

— Есть проблемы?

Таксист как-то незаметно исчез.

— Привет, дружище! Что такой худой, не кормят в Америке?

Я пробормотал что-то про диету, творческий кризис и закурил сигарету, чтобы снять возбуждение. Даже на заправке пахло большой водой и приключениями. От здания заправки к нам побежал молодой человек, явно не с добрыми намерениями. Пришлось сигарету спрятать в карман и руками показать тысячу извинений. Капитан усмехнулся:

— Да, оторвался ты от российской жизни. Правила соблюдаешь. Ладно, поехали.

Приозерск оказался чистым и тихим городом. Тишину подчеркивали пустые улицы. Мы приехали в крепость Корелу и заказали персонального экскурсовода.

— Давай лучше я тебе сам все расскажу, — предложил я капитану, держа в руках телефон с открытой страницей Википедии.

Капитан сурово промолчал. Использовании Википедии для него — признак умственной отсталости. Лекцию экскурсовода мы прослушали, походили по крепости, где держали декабристов перед отправкой в Сибирь, и отправились на яхту.

Глория

Яхта Глория — одиннадцатиметровая красавица, сверкающая белизной бортов и парусов.

— Лучший парусник на Ладоге, — сообщил капитан и прополоскал тряпку, о которую надо вытирать ноги, прежде, чем ступить на палубу.

Но этого недостаточно. Потерев кроссовки о тряпку, надо их мгновенно снять, чтобы надеть кроксы. Кроксы непотопляемы. Я уже писал, что для салаг-матросов они необходимы — смытое за борт тело будет обнаружено по плавающей обуви. Спасжилеты на яхте есть, но…

— Во-первых, нехрена портить хорошие вещи, а во-вторых, если с яхтой что-то случится, то жилет не поможет — будешь только дольше мучиться. Надо бороться за живучесть судна, быть подвижным и веселым.

Дальше капитан сказал, что на первых порах он будет контролировать каждый мой шаг на яхте и около нее. Для убедительности добавил пару историй, что случается с членами экипажа, которые не слушаются капитана.

Я стоял на причале и размышлял — какую поднимать ногу, чтобы перелезть через стальные тросы-перила. Я еще не знал, как они называются, и решил ничего не спрашивать, а ждать инструкций.

— Отставить! — следует команда. — Делай как я!

Через секунду тело капитана оказалось на яхте. Кивнул, повторил движения и через минуту я оказался на пупырчатой палубе, по которой ползала муха.

— Кыш поганая с грязными ногами! — я рад, что и мне есть кому отдавать команды.

— Передвигаясь по палубе, держись за леера и ванты, — посоветовал капитан.

Догадался, что тросы-перила и есть леера. Что такое ванты пока не знал, но кивнул, показывая, что не лыком шит — плавал и на байдарках, и стилем кроль. Пошел на корму, держась за леера. Вспомнил прочитанное: на палубе одна рука для яхты, а другая для сохранения жизни. Вот этой другой рукой и надо держаться за леера, что не сразу упасть в холодную воду Ладоги.

— Не споткнись о грибок! — крикнули с причала.

Не знал, что это, поэтому шел, высоко поднимая ноги. Как журавль.

На корме уютное местечко с двумя деревянными скамейками, между которыми можно поставить стол с напитками и закусками.

— Это кокпит и банки, — пояснил капитан. — Под одной банкой рундук.

Банка-скамейка поднимается, под ней ящик, забитый инструментами, картошкой и огурцами. Меня поражает, что дерево на банках не растрескалось.

— Сделано из тика, — капитан любовно погладил плотную древесину.

Висит спасательный круг с лампочкой и антенной. Наверное, для того, чтобы хорошая вещь не потерялась. Рядом мотор для резиновой лодки и красивый латунный колокол с гравировкой названия яхты.

— Эту рынду мне подарили, — похвастался капитан и жестами бровей намекнул, чтобы я не стал в эту рынду трезвонить.

На стойке куча непонятных приборов, рядом сверкают лебедки с красивыми веревками. С другой стороны — огромный барабан, на который намотана толстая, но уже некрасивая веревка.

— На яхте нет веревок, — сказал капитан. — Есть концы, фалы, ванты, леера, шкертики…

— Отдать концы, якорь тебе в глотку! — радостно вспомнил я. Капитан укоризненно промолчал.

Оказалось, что на барабане намотана не веревка и даже не канат, а якорный конец. Рядом с барабаном белеет грибок. Как я мог о него споткнуться? Попробовал его на прочность, думая, что за него надо держаться во время шторма.

— Сломаешь — сам будешь чинить GPS-антенну.

— А что тогда грибок?

— Выхлоп для печки обогрева кают.

После этих слов яхта мне понравилась еще больше.

Из кокпита лестница в большую комнату с двумя диванами, огромным столом и креслом со столиком, на котором лежит судовой журнал. Рядом со столиком еще одна куча приборов и дисплеев. Догадываюсь, что это место для руководства.

— Кают-компания, — объясняет капитан. — В нее надо спускаться жопом вперед, держась за поручни.

В углу кают-компании кухня с холодильником, газовой плитой/духовкой и раковиной. На полу ковер, на полках книги, много закрытых шкафчиков. Никель, красное дерево, в иллюминаторах догорает вечернее солнце.

— Эта дверь в гальюн. Там же и душ. Есть горячая вода. Здесь капитанская каюта. За той дверью — твоя. Давай паспорт.

Капитан записал мои данные в журнал.

— Я отвечаю за твою жизнь и обязан сообщить в органы, если утонешь.

В моей каюте предбанник с шкафом и огромная постель.

— Я дал тебе белье с изображением долларов, — ухмыльнулся капитан. — Чтобы быстрее освоился.

— Давно не держал в руках доллары, — ворчу я. — Только кредитки.

Капитан бормочет что-то про меркантильных американцев, потом добавляет:

— За стеной у тебя дизель, но ночью мы стоим, будет тихо. Если, конечно, шторма не будет.

— И часто тут шторма?

Мне рассказывают, что шторма тут постоянно, описывают высоту волн, которые ломают яхты.

— Ковер намокнет! — охаю я.

Капитан как-то странно на меня смотрит и говорит, чтобы я не подходил к газовой плите. Она какая-то плавающе-летающая, рассчитанная на приготовление флотского борща в шестибальный шторм. Вводная лекция окончена, я начинал распаковывать сумку, чтобы сменить гражданскую одежду на флотскую.

Американский шпион

Боцмана тоже зовут Володя. Чтобы нас различать, боцмана зовут боцман, меня — американский шпион.

— Как зовут твоего куратора? — интересуется боцман. Он работает в МИДе, ему это важно.

— Абрам Семеныч, — разглашаю я военную тайну.

— Ты сразу на две организации работаешь? — изумляется капитан. — Вот она, сила доллара!

Боцман заявляет, что за умеренную плату готов рассказать все секреты. Он отвечает за организацию культурных встреч и выпивок с зарубежными странами.

— Если бы знал, какие тыщи уходят налево!

Тут он замолкает и ждет, когда я назову сумму вознаграждения.

— Абрам Семеныча это не интересует.

Боцман обиженно замолкает и заявляет, что «американский шпион» слишком долго выговаривать и он будет звать меня просто американцем.

— Доложи Абрам Семенычу, что прибыл на место, — подсказывает капитан.

Достаю выключенный телефон, говорю, что к выполнению задания готов, команда тоже готова, а в моей каюте полно долларов.

— Мы будем тебе помогать, — говорит капитан. — Только не забудь поделиться гонораром.

Киваю, и открываю шкафчик за моей головой. Там рюмки, бутылки и бочонок.

— Ром?

— Лучше! Флотская настойка коньяка, водки и целебных трав.

Рядом со шкафчиком темно-зеленая бутылка с мутной жидкостью. Открывая пробку, нюхаю.

— Спирт?

— Адская лечебная смесь. Содержит все известные целебные травы. Ядовита, только для наружного употребления. Тебя полечить?

Вспоминаю цитату из какой-то книги по яхтингу: «В тропических широтах организм подвергается постоянному перегреву. В результате наступает обезвоживание и ухудшение кроветворной способности организма. Морская медицина официально предлагает для борьбы с этими явлениями замечательный способ. Моряку в тропиках полагается полбутылки сухого красного вина. На флоте это называется „тропическое довольствие“. В связи с глобальным потеплением климата считаем полезным такое удовольствие и в более прохладных широтах».

Неделю назад в Миннесоте меня за ухо укусил клещ. Капитан достает палочку с ватой, мочит ее в бутылке.

— На, лечись! Я отвечаю за здоровье экипажа. Могу сейчас сделать тебе искусственное дыхание и поставить клизму.

Я сразу чувствую себя здоровым и интересуюсь, что за книги на полках.

— Это гости натаскали.

Беру книгу Александра Городницкого. Открываю, вижу автограф.

— Он тоже на Глории плавал?

— Нет, но мы знакомы. До твоего приезда я читал ее боцману вслух.

— Боцман не умеет читать?

— Это я еще не выяснил, но слушать он умеет.

Достаю привезенную бутылку бренди.

— Легкий. Пьется, как песня льется!

Боцман отвинчивает пробку.

— Нюхается легко, — заключает он, — но на работе нельзя.

С недоумением смотрю на капитана.

— Через пять минут отчаливаем, — объясняет он.

— В рынду будем звонить?

— Это обязательно. И по радио скажем, что яхта «Глория» выходит с акватории.

На причале собрались яхтсмены, чтобы нас проводить. Отвязываем швартовые концы от кнехтов, заводим дизель. Яхтсмены внимательно смотрят за нашими маневрами. Мне сразу вспомнился Гоголь:

— Вишь ты, — сказал один другому, — вон какое колесо! Что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?

— Доедет, — отвечал другой.

— А в Казань-то, я думаю, не доедет?

— В Казань не доедет, — отвечал другой.

Капитан ударил в рынду, распугав дремавших чаек, прибавил обороты, и мы отчалили. Кроме яхтсменов нас провождали две собаки, разбитые окна умершего целлюлозно-бумажного комбината и густой черный дым из трубы заводика по производству древесно-стружечных плит.

Из дневника капитана:

Готовимся к встрече нашего друга, как большого начальника, моем чистим и порядок наводим. Боцман думает о меню. Культурную программу начнем с посещения местного музея-крепости.

На причалах и в яхт-клубе пустынно, по такой дрянной погоде нет желающих выходить на воду. Нас встречает скучающий сторож, принимает наши швартовы. К ужину мы полностью готовы к встрече нового члена экипажа, который пишет в СМС и месенджерах о своем нетерпении и готовности.

Все по плану: Американца встретили, музей посетили, экскурсовода выслушали, жрачку закупили, отобедали, спокойно отвязались от причала, и отвалили в переход. Провожали нас девочки в полосатых купальниках на причале напротив, которые, согласно моде, ходили в мокрых полупрозрачных майках. Американцу все это понравилось, и, как нам кажется, он остался доволен приемом.

Еще при встрече Американец заявил, что привез нам хорошую погоду. Ну, вы поняли, кто погоду у нас испортил? И действительно, еще с утра серое небо разъяснилось, солнце согрело и нас, и воздух, ветер стих. Чудеса, скажете вы? Нет тут чудес — в связи с приездом Американца в Россию, временно отменены погодные санкции. Теперь мы точно знаем, что погоду нам портят американцы в ответ на наше вмешательство в их выборы и назначение Трампа их президентом.

О красоте. Первое философское отступление

Однажды юную корреспондентку взяли на корабль, бороздивший северные моря. Он нее ожидали захватывающих репортажей о героическом труде моряков и описания суровой северной красоты. Но у юной корреспондентки были свои представления о журналистике. Так, около острова Вайгач она пожаловалась на холод и порадовалась пришедшим мыслям о Пушкине. Далее в ее репортаже пошли страницы о пушкинском творчестве.

Я не спешу ее ругать. Мысли на море приходят самые разнообразные. Представьте, что вы пробираетесь на нос яхты, садитесь на палубу и начинаете смотреть на голубой простор. Первые минуты — эйфория. Кажется, что попали в сказочную страну, у вас выросли крылья, позволяющие бесшумно парить над волнами. Впереди красиво. Вы поворачиваете голову направо — там тоже красиво. Налево — еще красивее. Если писать штампами, то от восторга захватывает дух, а сердце готово выскочить из груди. Но вот дух освобожден, сердце не выскочило, дыхание ровное, пульс стабильный, с хорошим наполнением.

На красоту нельзя смотреть бесконечно. Даже на женскую. Женщина должна заговорить или хотя бы слушать и кивать. С морем поговорить нельзя. Всегда получается разговор с внутренним голосом. Вы ему про акварель вечерних облаков, а он о Пушкине. И карандаш в недоумении зависает над блокнотом. Хотели написать о просторах, а пишете о женщинах, любивших поэтов. Или вообще ничего не пишете, а погружаетесь в нирвану, когда сознание оторвано от тела, обремененного желаниями и страданиями.

— Писатель, — раздается голос капитана. — Спишь, что ли?

— Накапливаю впечатления.

— Красоту видишь?

— Угу.

— Не грусти, скоро причалим и будет five o’clock tea. С бубликами и медом.

Первая шхера

Вышли в море. Ладогу нельзя называть озером — она достаточно бескрайна. Вода до самого горизонта. Я сидел на носу яхты и смотрел в голубую даль, пытаясь сформулировать впечатления. Состояние восторженной невесомости? Парение под тарахтение дизеля? Свист ветра, которого нет?

Ничего не придумав, я взял телефон и решительно написал восторженный пост в Фейсбук. Подошедший капитан приказал передать привет всем виртуальным друзьям и добавил, что мы идем в место, где будем долго и мучительно умирать от счастья.

Надо быть объективным и не только восторгаться яхтингом, но и немного добавлять дёготь в большую бочку меда. Деготь заключался в причаливании. С байдаркой проще — увидел красивое место на берегу, крикнешь что-нибудь восторженное, и через полчаса на этом месте горит костер, варится каша и открываются банки с тушенкой. С яхтой не забалуешь — у нее эхолот, который гонит восторги прочь и заставляет искать для стоянки не пляжи со светлым песком и теплыми валунами, а почти отвесные каменные стены, возле которых глубина и тихая вода. С носа уходят к деревьям два швартовочных конца, с кормы оттяжка с якорем. Если повезет, то на берег перебрасывается трап, сколоченный из досок.

Вылезая из кокпита, я осторожно иду по банке, стараясь не задеть румпель и рынду, касаюсь релинга, придерживаюсь за леера и ахтерштаг. Потом, обходя утки и грибки, нагибаясь под гиком и, нежно касаясь гротфалов, добираюсь до штага с генуей, а там трап уже рядом. После трапа начинается суша, покрытая сухим белым мхом. Суша называется остов Килпола, а залив, где мы спрятались от стихии, называется шхерой.

— Если залезешь на гору, то там может быть телефонный сигнал, — кричит с палубы капитан.

Телефонный сигнал мне не нужен. Я сел на скалу, свесил ноги и смотрю на яхту. Красавица сверкает на темной воде. Вокруг сосны и тишина. В голове никаких мыслей — это хорошо. Вечерами около воды думать не надо, надо сидеть и смотреть, как окунь гоняет мальков. Погулять по берегу, взобраться на скалу? Это потом, пока от яхты и воды уходить не хочется.

Боцман приготовил ужин, капитан вымыл палубу, на которую ближайшая сосна тут же накидала иголок и шелухи.

— Непорядок! — капитан недовольно смотрит на испорченную работу. — Палуба должна быть всегда чистой и сухой. Даже во время дождя.

— Кстати, — теперь капитан обращается уже ко мне. — Ты знаком с правилами поведения на яхте?

Я киваю — читал его заметки в сети. Они у меня выписаны в блокнот:

1. Первым на судно поднимается Капитан, и он же последним его покидает.

2. Никто не приступает к еде пока за стол не сел Капитан и не произнес соответствующих слов.

3. У Капитана право первого тоста.

4. На лодке не принято: скакать по палубе, сидеть на леерах, лежать на гике, ходить в обуви для берега.

5. Не принято развешивать вещи для просушки во время хода яхты.

6. Под левой краспицей надо нести флаг страны пребывания, под правой — флаг страны членов команды, на корме флаг страны приписки яхты.

7. Чистота и порядок на судне характеризуют команду и капитана с лучшей стороны.

8. Ставьте Капитана в известность обо всем, что вы собираетесь делать.

9. Не используйте ненормативную лексику, тем более через громкоговоритель.

10. При подаче звуковых сигналов во время тумана не следует будить отдыхающую команду.

11. Если ваша яхта отшвартована и подходит другая яхта с намерением встать рядом, подскажите как лучше встать, сойдите на берег и примите швартовы.

12. Любой член команды, не способный после расслабухи самостоятельно вернуться с берега на борт, должен лежать головой в сторону яхты.

13. Не забывайте, что вся команда находится в замкнутом пространстве и каждое неловкое слово, движение или взгляд могут повлиять на настроение экипажа и взаимоотношения.

Когда я штудировал эти правила у меня был вопрос: какие есть звуковые сигналы, которые не будят отдыхающую команду? Потом я пойму: любые сигналы, кроме выстрела из пушки. Сон на яхте глубочайший и очень сладкий. Я даже забыл, где хранил коробочку со снотворным.

Первое время меня мучила совесть, что я валял дурака, пока команда работала. После ужина обычно совесть утихала — начинался вечерний разговор за чаем. Сначала я рассказывал о ДНК и ГМО, потом беседы стали более интересными.

Чудеса после чая

Когда рыбаки, охотники и моряки рассказывают о своих приключениях, то все упомянутые ими числа надо делить на число пи=3,14. Высота волн, размер морских чудовищ, число русалок и сирен после деления становятся разумными и почти правдивыми. Но то, что я услышал от капитана, не делилось ни на что.

— Прикинь, — сказал капитан, когда мы выпили весь чай, — как наука может объяснить такое?

Я сразу заскучал и через дверь кают-компании стал рассматривать темнеющие вечерние тучи.

— Ха, вы только на него поглядите! Я еще и слова не сказал, а он уже доказал, что это обман народа и теория вероятностей. Боцман, кого мы взяли на борт?

— Макнуть или сразу утопить? — поинтересовался боцман.

— Но-но! Что я тогда в судовой журнал запишу?

— Шел по палубе, споткнулся об утку, упал, не очнулся.

— Не пойдет, про уток ты ему лично давал инструктаж.

Я сделал заинтересованное лицо:

— Давай рассказывай, но помни: все сказанное пойдет в отчет Абрам Семенычу.