Бесплатный фрагмент - Лабиринт Минотавра

МОГУЧИЙ И ОДИНОКИЙ ВЛАСТЕЛИН

(СЫН ЗЕВСА И СЫН ПОСЕЙДОНА)

Пролог

Я знаю, как это делать. Остров царя Миноса

Мне приснился грозный царь Минос. Тот самый сын Зевса, получивший во владения остров Крит. Награда или наказание такой подарок, для владыки?

Вероятно, он говорил всем:

— Я знаю, как это делать, вы же должны исполнять и не задавать вопросов. По-другому цари не умеют общаться со своими подопечными. Особенно те, кто считает себя сыновьями Зевса.

Сколько раз я слышала эту фразу, от тех, кого любила в своей долгой жизни. Но не будем о личном, поговорим о царе Миносе. Он далеко, он не обидится, если придется сказать что-то веское, но не лестное в его адрес.

Наверное, остров вообще не слишком удобное место для проживания.

Туда, оставив материк, приходят люди однажды, чтобы найти покой и уединение, чтобы отрезать себя от внешнего мира.

На острове Крите оказались именно такие люди. Царица Пасефая, между прочим, дочь Титана Гелиоса самого, Дедал, пленники из Афин, а с ними юный царевич Тезей. Да мало ли кто посещает этот чудовищный остров во времена правления царя Миноса. Их тени до сих пор там остаются, и у каждого своя неповторимая история. Думаю, что какое-то время у каждого из них грозный царь вызывал даже восхищение, уж симпатию точно. Но что это за чертовщина такая, почему они все живые или мертвые убегают, уплывают, улетают с острова царя Миноса. А главное никогда туда не возвращаются больше. Почему им проще и легче умереть, чем остаться с царем? Что же было такого в этом властелине, со временем ставшем Тираном, что любовь очень быстро превращалась в ненависть и желание поскорее убежать без оглядки?

И понятно, Тезей, его ждали Афины, остальной мир. Но отчего с ним убежала любимая царская дочь Ариадна.

Влюбилась? Но только ли это? Не хотелось ли царевне просто освободиться от необузданной власти грозного царя? В любом другом месте ей вероятно, было лучше, чем на этот проклятом острове.

Каждый ли выдержит такое насилие, такой диктат? Да и многие ли смогут выдержаться? А может, союз с Тезеем ей казался спасением и возможностью пожить еще хоть немного свободной? Или самой стать Афинской царицей?

Мастер Дедал кажется, обрел на острове свободу, возможность творить. Чего он только там не натворил. И это заставляло ценить и удерживать его, такими мастерами не разбрасываются.

Но последнее творение знаменитого мастера — крылья, чтобы улететь вместе с сыном. Он страшно рисковал, погубил своего наследника, но остаться не мог. Лучше погибнуть в море, чем жить на острове царя Миноса.

Почему в Афинах оказался и погиб сын царя Миноса? Ему тоже хотелось быть подальше от родного острова? Он согласился участвовать в олимпийских играх. Он смог победить всех остальных, и потому был убит вероломным Эгеем, за что тот и поплатился жестоко. А может быть Минос мстил ему не только за смерть сына, но и за стремление того оказаться в Афинах, во власти чужака, а не отца родного. И вот остался он в одиночестве гордый, молчаливый и несчастный. Убиты чудовища — напоминания о грехах его тяжких, но не лучше ли Минотавру быть мертвым, чем живым, но загнанным в этот лабиринт?

Разбежались дети и герои. Они убегали не к кому-то, они убегали от царя, куда угодно, погибая, только покидая его все равно. Никто не собирается возвращаться. Никто никогда не вернется к царю Миносу.

Может быть, он иногда и снится им, только в кошмарах. Хочется поскорее проснуться и убедиться в том, что ты далеко, что ты в безопасности.

Где угодно, на дне морском, на чужом острове в объятиях Диониса, в своих Афинах, но ты защищен от него. Как приятно думать, что ты никогда не вернешься на остров царя Миноса, не заблудишься в лабиринте, не будешь страдать в этом заточении, никогда от царя не услышишь:

— Я знаю, как это делать, ваше дело исполнять и не задавать вопросов.

Все это только кошмарный сон. Пусть никогда никто не произнесет по отношению к вам этой страшной фразы.

А если и произнесет, то пусть у вас будет возможность убежать, уплыть, улететь куда угодно от грозного царя Миноса. Жизнь с тиранами невыносима. А она у каждого одна и так быстротечна, не успеешь оглянуться, и уже ничего от нее не осталось.

На снегу обнаженное тело,

и метель все резвится в тумане,

Это страсть уходила несмело,

И надежда внезапно обманет.

Это в облаке дивной печали

От мороза душа холодела.

Это серые птицы кричали,

Так пронзительно дико и смело.

Сон и явь сплетены воедино,

Мне не холодно больше, жива ли?

На снегу обнаженное тело.

И о чем там вороны кричали.

Грозный Минос на острове дальнем

Ждет в печали афинского принца,

Улетали они, убегали.

Как могла Ариадна влюбиться?

Дионис с ним сегодня согласен,

Он царевну себе оставляет.

На снегу обнаженное тело.

Одиночество в мире печали.

Лишь во сне за полетом Икара

Все душа безнадежно стремиться,

И куда-то уйдем мы устало.

Только остров покинет царица.

В лабиринтах бессильно шагая,

Будет снова Эрида резвиться,

На снегу обнаженное тело.

Отчего это нынче приснится.

Часть 1 В начале сЛавных дел

Глава 1 О Лучезарном боге

История наша начинается в те давние времена, когда боги только что появились в этом мире.

Они росли и мужали, и приходилось им так сложно, что страшно было даже себе представить. А если вспомнить, что перепуганный Кронос съедал всех только что родившихся детей, то и вовсе жутко делается. Из утробы материнской попадали они в темную и пустую утробу отца. Вот у многих пропадет желание и вовсе там оказаться в том странном до невероятности мире. Не очень хочется людям появляться на свет, но ничего они поделать не могут, никто их о том не спрашивает.

Но в те самые времена, когда удалось спасти и спрятать только Зевса, и Рея страшно волновалась за сына, оказавшегося в одиночестве в чужом мире, да только едва появившись на свет, в те самые времена Гелиос — бог света и повелитель тепла решил жениться. Его женой должна была стать одна из дочерей Старика Океана — Перса.

Первой ее приметил на берегу Гелиос, и понял, что он на ней женится обязательно и готов остаться рядом в бессмертии, что было конечно, очень решительным шагом, боги-то не умирали никогда, в отличие от людей.

И хорошо, если бы у Океана была одна только дочь, но не бывать этому, на свет появилось много дочерей, и любая из них была ослеплена красотой Лучезарного. И каждая хотела его женой стать непременно. Остальные сестры уразуметь не могли, почему выбрал он Персу, а мириться с таким решением Гелиоса не собирались. Каждая из них была уверена, что если и захотелось ему жениться, то на ней, единственной и неповторимой, а вовсе не на Персе, которая казалась спокойной и невозмутимой. Да и что ей было волноваться, если он уже выбрал ее, пусть волнуются те, кому не выпало такого дивного счастья — стать женой самого Гелиоса, разве с ним кто-то сравнится, тем более Зевс был пока еще мал и неразумен.

Как там разобрались сестры Персы, сказать трудно, ясно только, что все они отступили перед Гелиосом, и решили, что это он недостоин их, еще пожалеет, что Персу выбрал, да поздно будет. И только одна Климента

мириться и отступать не собиралась, наоборот, она решила все сделать для того, чтобы оказаться в его постели.

Говорят, когда желание так велико, то какие-то силы, добрые или злые, все равно помогут его осуществить. Так случилось и в тот самый раз. Она долго говорила с богиней раздора Эридой, которая оказалась в нужном месте в нужное время, а она всегда так вот оказывалась, было у нее какое-то такое качество, появляться там, где в тебе особо нуждаются обиженные и несчастные девицы.

И Эрида пообещала ей, что обязательно поможет добиться того, чего ей так хочется. Это придавало невероятной уверенности сестрице счастливой невесты, если у нее в помощницах оказалась сама Эрида, то ни терять, ни бояться ей нечего

Не только Климена, но и ее матушка Тефида слышала этот странный разговор, и она решила, что не стоит скрывать опасности от жениха, чтобы не стало еще хуже, и решилась обо всем предупредить Гелиоса. А он потом пусть решает, как хочет.

Вот и отправилась она к Гелиосу самому, чтобы обо всем ему поведать.

— В тебя влюблена другая моя дочь, ты бы подумал обо всем хорошенько, может быть оставить Персу и жениться на Климене, пока ничего не случилось, всем будет лучше?

Она смотрела в голубые глаза лучезарного и ждала от него ответа.

— Я сделал свой выбор, — гордо заявил он, — моей женой станет Перса, я не могу жениться на всех, кто мне нравится, а тем более, кому нравлюсь я.

Что это было, простое упрямство, или он любил спокойную девицу, кто его знает. Но от своего Лучезарный не отступился. Да и стоило ли потакать капризам вздорных девиц.

— Будь осторожен, — только и смогла сказать ему в ответ мать невесты Океанида Тефида, — против тебя сама Эрида готова сражаться. А с ней шутки плохи, добром это не кончится.

— Буду, — просто отвечал он, но даже не подозревал того, что станет происходить, какой упрямой может оказаться младшая сестра, и тем более богиня Раздора, которая так долго ждала своего часа.

Мужчины, боги, титаны, только думают самонадеянно, что они правят миром, им только кажется это, на самом деле все происходит совсем по-другому. Но в этом богу Солнца только предстояло убедиться. Да в те времена все только начиналось, откуда им было о том знать.

Глава 2 Сестры- соперницы

Лучезарный только казался добрым и мягким, и готовым всех согреть и осчастливить, на самом деле он был непримиримым и яростным и всегда добивался всего, чего хотел даже в незначительных делах, а уж когда все касалось такого важного дела, как женитьбы, и говорить нечего, никто не мог сбить его с пути. Но тогда он не ведал, какая сила ему будет противостоять. Ведь все для всех только начиналось

А между тем Климента не собиралась останавливаться, она ворвалась к Персе, как только заметила, что там никого больше не было и с порога заговорила о главном:

— Я долго думала говорить ли тебе о том или не говорить, но решила все-таки признаться, я влюблена в твоего жениха и отступать не собираюсь, не надейся. Думаю, я ему тоже нравлюсь, сестрица

Перса только смотрела на нее, не понимая, что она несет, а главное, что нужно было ей ответить, но Кли кажется и не ждала никакого ответа. Ей просто нужно было все это сказать для очистки совести. О чувствах других своенравная девица не думала.

— Выйдешь ли ты за него или нет, я его оставлять не собиралась. Я стану его возлюбленной, и буду всегда рядом с вами третьей, но не лишней. Видно, судьба у меня такая.

При этом она притворно вздохнула, словно это ее на самом деле волновало

— Но все решено, ты со мной так не поступишь, ведь ты же моя родная сестра, — робко отвечала та.

— Еще как поступлю. Тебе лучше отказаться от него, я все равно добьюсь своего, — усмехнулась она и почувствовала, что все у нее получается прекрасно.

— Хорошо, иди пока, я что-нибудь придумаю.

Но она не могла придумать ничего другого, как только отправиться к жениху и поговорить с ним. Как не робка была Перса, но в такие минуты она действовала смело, кажется, перестала всего на свете бояться.

Ярко светило солнца, оно могло спалить или ослепить, это как получится. Но девица храбро двигалась вперед. Пусть лучше спалит или поведает, как им всем быть дальше.

Гелиос удивленно на нее взглянул. Конечно, кто только перед ним не появлялся — всем хотелось его света и тепла, но, чтобы пришла Перса, этого он никак не мог ожидать.

— Что привело тебя сюда, ты бледна и тебе может стать плохо от такого жара. Тебе надо беречь себя, дорогая.

— Ничего, переживу как-нибудь, — тяжело вздохнула та.

Она с грустью смотрела, как темнела ее кожа, сгорая на глазах, наверное, она становилась безобразное, он не станет на ней жениться после такого, но волновало ее другое.

— Моя сестра, она была у меня и призналась, что всегда будет любить тебя и не отступится, что же нам делать. Я знаю ее с детства, она не отступится, и получит все, что хочет, а теперь она хочет тебя. Значит, она тебя получит, но ведь ты собрался жениться на мне.

— Ты хочешь отказаться от меня? — удивленно спросил Гелиос.

— Нет, конечно, не хочу. Но я не могу жить в постоянном страхе, зная, что она будет все время врываться в нашу жизнь. Ты мне нужен больше жизни, и я ни с кем не хочу тебя делить.

— Но я люблю только тебя, и почему ты решаешь, что мне лучше оставаться с той, которую я не люблю и вряд ли когда-то полюблю.

— Может и не лучше, — согласилась Перса, но нам всем будет плохо.

— Успокойся, ни о чем не думай, я люблю только тебя, и никто нам в том не сможет помешать.

Она немного успокоилась и даже улыбнулась. Но Перса и не подозревала, что Эрида была поблизости, а где же еще ей быть в такой важный момент. Последние слова Гелиоса разозлили ее не на шутку. Да как он вообще смеет такое говорить.

— Никто не сможет помешать, говоришь. Еще как смогут, — расхохоталась Эрида. Она таит давнюю обиду на Гелиоса. Хорошо, что он, увлеченный Персой, пока не видел и не слышал богиню раздора, но ведь увидит и услышит обязательно, вот тогда и попляшет.

Перса попрощалась и отправилась к себе, она дурно себя чувствовала, и хотела побыть немного в тени и прохладе. Эриды, мелькнувшей за огромным деревом, она не заметила, словно той и не было в этом мире.

В природе царило затишье, но было оно явно перед бурей.

Глава 3 Гелиос и Океан

Гелиос спокойно обходил свои миры на закате, чтобы спуститься в Аидов мир до рассвета, он ни о чем не волновался, в отличие от Океана, в водах которого он оказался в то время. Издалека за ним наблюдал Океан, и не скрывал даже тревоги, потому на воде нарастала страшная буря.

Накануне жена его рассказала о том, что не все так гладко в их семействе, и вряд ли они смогут порадоваться вместе с Персой, потому что их младшая дочь не собирается отступать и сдаваться.

— А разве все не решено? — удивленно спросил старик

— Решено, но для нас, а не для нее, говорит, что она любит Гелиоса, а ты ведь знаешь, если это любовь, то все вовсе не так прекрасно, как кажется. Мы не сможем ее остановить, она добьётся своего.

— Ты еще что-то от меня скрываешь? — встревожился старик.

— Здесь была Эрида, и она во всем обещала ей помогать, — тревога прозвучала в голосе еще жены.

Да и любой бы понял, что помощь Эриды, это что-то страшное, просто ужасное.

— И что же она?

— Она не собирается отступать и сдаваться.

Они помолчали немного, каждый думал о своем, и все-таки судьба бедной дочери была брошена на весы, и скорее всего ничего хорошего ее не ждет. Только Старик был бессилен как-то ей помочь.

— Но у них есть головы на плечах, и они предупреждены обо всем, — в голосе Океана появилась надежда.

Мужи отважные вообще чаще всего пытаются сгладить все страшные стороны, до конца в душах их живет надежда на лучшее.

— Да, если бы Эрида не задумала что-то страшное. А уж она еще себя покажет, конечно, ее мишенью всегда будут оставаться боги, но пока и нам достанется. Эрида всегда будет стоять на своемю

Гелиос, кажется, в первый раз слышал имя богини коварства, тогда Океану пришлось поведать о том, кто она такая на самом деле.

— Она пришла в этот мир, чтобы сеять раздор, дарить нам ссоры, и живет она по принципу: чем хуже всем, тем лучше будет ей самой. И ничего удивительного в том, что все другие стараются держаться от нее подальше, но вот это вряд ли возможно, потому что сама она старается быть как можно ближе ко всем, уж одной ей оставаться совсем не хочется.

Океан взглянул на своего гостя, ему хотелось понять, что тот думает, что он скажет в ответ.

— Ничего она не сделает, никак мне не помешает, — махнул рукой Гелиос, и на этот раз он был значительно дальше, чем остальные от земли и от жизни на ней.

— Тебе что, ты поднимешься на небеса, оттуда и Эрида, и все наши беды кажутся малыми и незаметными, а нам тут оставаться, и еще неизвестно, как все повернется.

Но сколько не говори, а надо было Океану готовиться к свадьбе дочери, раз уж так все складывалось. Дочери всегда выходят замуж рано или поздно, с этим надо было смириться. Вот только что им делать с Эридой? А ведь там еще и Клит хочет в лепешку расшибиться, но получить в возлюбленные Гелиоса, эти двое точно найдут друг друга. И союз их разрушит все, ведь ломать не стоить, это легко и просто

Глава 4 Свадьба Персы и Гелиоса

Свадьба между тем приближалась. Были приглашены самые разные гости, и если кого-то случайно забыли пригласить, то это была, конечно же, богиня раздора Эрида. Сколько раз еще это случится позднее, но тогда был самый первый раз, когда ее не должно быть на свадьбе.

Хмурился Океан, он понимал, что и пригласить страшно, и не приглашать еще страшнее, как бы не решили, все равно им не избежать беды. Эрида не была приглашена в конце концов.

— Она все испортит, — говорила Тефида мужу, оправдываясь, и тот согласно кивал головой.

— Что же ты молчишь?

— Но так будет еще хуже, она разозлится еще больше, врагов надо держать на близком расстоянии, тогда можно предупредить какие-то их действия.

— Потом и будем держать, а пока пусть она остается подальше, нам надо выдать дочь замуж

Океану показалось, что какая-то тень мелькнула поблизости, он поежился и отошел в сторону.

Эрида только усмехнулась, слыша эти речи.

— Мудрец, с ними не так просто справиться, как с богами, — подумала она про себя, — да и оставаться приходится все время одной, но ничего страшного, она и не с такими справлялась, и потом справится, и эта свадьба не будет такой уж веселой и безоблачной, как им хочется. Но это не ее вина, а еще родственники называются, да с такими родичами и враги отдыхают.

№

Грустно и одиноко стало вдруг Эриде, и решила она отправиться туда, где ей точно были рады. Она оказалась в просторном жилище прях — богинь судьбы, которые все знали наперед и рассказывали не только о том, что было, но и о том, что еще случится и не раз.

— Эта свадьба, только начала важных дел, а будет и совсем другая, та которая станет началом для большой войны.

— Войны, говорите, — усмехнулась Эрида, -не хотите же вы сказать?

Именно это они и хотели сказать, что и там все повторится, как и тут, потому что в мире нет ничего нового, все повторяется снова и снова, и на ту свадьбу, где миром станут править боги, Эриду не пригласят, и она все сделает для того, чтобы все перессорились и начали воевать. А что ей остается делать, если и люди, и боги и титаны такие негодники. Пусть все запомнят, не она начинает все это, она только отвечает тем же, и не может быть по-другому.

— Но та свадьба еще далеко, а я хочу понять, что будет тут, что мне надо еще сотворить, — размышляла Эрида.

Пряхи рассказали ей о сестре Персы, которой очень нравится Гелиос.

— Вот это уже что-то, нам надо встретиться с этой девицей и все решить., — тут же засуетилась Эрида.

И только ее и видели на небесах.

А между тем свадьба шла своим чередом, хотя накануне тревожились многие, но ничто не предвещало беды.

Глава 5 Эрида и Климента

Стоило только ненароком взглянуть на Эриду, и сразу становилось понятно, почему ее так часто забывали приглашать, — от нее исходил страшный холод. В воздухе начинало пахнуть ссорами и раздорами, и те, кто смотрели друг на друга улыбаясь, до ее появления, начинали злиться и яриться. Все менялось, все становилось невыносимым, стоило только ей где-то побывать, а порой и вовсе праздник заканчивался похоронами.

Сама же она считала, что без нее было бы скучно и грустно жит, да и жизнь казалась бы пресной и совсем не интересной.

Так было и на этот раз, с явлением Эриды все начиналось и заканчивалось одинаково. Правда, тут было и еще кое-что — накануне свадьбы Эрида умудрилась встретиться с Климентой и заявила, что все будет у нее хорошо, и более того, все будет так, как ей хочется. А Эрида была осведомлена в том, чего именно ей хотелось. Надо было придать уверенности этой несчастной деве, чтобы она действовала напористо и не останавливалась перед заданной целью.

— Но Гелиос против, — напомнила та, — значит и вовсе ничего не будет, не обманывай меня, не дари напрасную надежду.

— Пока против, а потом он обрадуется. Боги и Титаны странные создания, они не понимают и не хотят понимать, что хорошо, а что дурно, до них часто это очень долго доходит, может быть потому, что они так высоко находятся, а сверху хоть и видно все, но не так хорошо, как хотелось бы. Не раз убеждалась, что многого они просто не могут разглядеть.

И чем больше она говорила, тем больше убеждалась девица, что богиня права, и странно то, что ее так не любят все кругом. Должен же кто-то им правду говорить.

Невеста помнила слова своей матушки о том, что не стоит с Эридой связываться, тем более юной и беспечной деве, она мягко стелет, да жестко спать приходится. Но наказ этот девица помнила только до того момента, пока не встретила саму богиню, потом он как-то скоро забылся. Тем более что она решила бороться за Лучезарного до конца. Разве может быть в мире что-то, что ей недоступно, разве согласится она просто так оставить своего любимого?

Богине раздора нравился настрой этой девицы, она в чем-то была похожа на нее саму, потому та и решила, что стоит ей помочь во всем, пусть она добьётся того, чего хочет. Почему любимый, ее любимый должен доставаться совсем другой девице, которая будет сидеть и томно ждать своего часа, ничего для этого не предпринимая. Но как же все это устроить? А обещанное она собралась исполнить. Эрида решила прибегнуть к обману.

Она пользовалась своими трюками и позднее, правда они становились все более тонкими и непонятными, но в тот раз все было довольно просто и незамысловато. Да и что, собственно, стараться, если есть простые и очень действенные способы для того, чтобы добиться всего, чего хочется.

Если вы не верите, что древнейший из них, это объявить о своей беременности, и ни бог, ни человек не устроит перед тем, что зарождается новая жизнь, и он за нее отвечает, то знайте, что все это начиналось уже тогда. А люди потом только повторяли то, что делали боги.

Нет, конечно, Зевса не смущало и это. Не мог же он при живой Гере жениться на всех подряд девицах, так это Зевс, а вот с остальными, и особенно с простодушными Титанами, все было значительно проще. Они — то спокойно могли поверить во что угодно. Жен у них на примете была не дюжина, а одна, ну от силы две, потому они и впадали в радостное предчувствия того, что на свет должен появиться наследник. И это давало им право соглашаться на многое, если не на все. Так случилось и с нашими заговорщицами, одной из которых была не кто-нибудь, а сама богиня раздора. Ничего более простого и более действенного она придумать не могла, и хорошо, если влюбленная, потерявшая голову от любви девица ей в том поможет.

Глава 6 Белое и черное

А дальше все закрутилось, завертелось само собой. В тот день, когда счастливая Перса объявила о том, что она беременна, Эрида появилась у Клименты и сказала, что сегодня можно будет провести ночь у Лучезарного. Он ослеплен своей радостью и ничего не заметит, когда смотришь со света во тьму, то мало что разглядеть можно. А ей это просто необходимо, если она не передумала соперничать с сестрой. Конечно, она не передумала, отступать не собиралась.

Климента даже понять не могла, как она сама о таком простом способе не догадалась, почему для этого ей понадобилась богиня раздора. Но думать и размышлять было некогда. Надо побыстрее действовать, потому что все можно упустить, а потом об этом придется жалеть, когда еще выпадет ей такой случай, она к тому времени может уже и старухой стать.

Конечно, страх роился в ее душе. Ведь все было просто на словах, а когда все это надо было осуществить. Она не верила в то, что Лучезарный может от нее отказаться. Но не стоило сильно надеяться на то, что он возьмет и сразу согласится. Да еще в такой день, значит, надо было ничего ему не говорить, выдать себя за другую, за ту, на которой он хотел жениться, и, хотя Климента вовсе не хотела становиться Персой, ей было противно все это, ее пожирала зависть и злость, но ведь у нее не было никакого выхода.

— Завтра будет поздно, — твердила она, когда двигалась в сторону его чертогов, и по дороге ей удалось себя в том убедить.

Но чем ближе она подходила к покоям возлюбленного, тем яснее понимала, что она не может быть собой в такой ответственный момент, она должна быть другой, как бы странно это не звучало. Хитрая дева решила все изменить до неузнаваемости, чтобы никто ни о чем не догадался.

Тайна откроется потом, когда она убедится в том, что беременна, если этого не случится, то ничего не получится, и ей от всего придется отказаться раз и навсегда. Но не надо думать о плохом, у нее все получится, ведь она так страстно желает этого. И вот тогда она скажет о том, что была в покоях у Гелиоса, спала с ним и ребенок — его ребенок, плод если не любви, то страсти, внезапно их обоих охватившей. И самое главное, он должен выбрать, с кем он останется.

Но если даже он останется с Персой, и тогда она будет с ребенком, с его сыном, и он не сможет оставить их просто так. Он будет следить за сыном, помогать ему, а за это время она что-то придумает, обязательно придумает.

№№

В те времена Зевс еще не испепелил Семелу. И самого Зевса пока не было на свете. А потому и страшную историю никто не мог знать и на себя примерить, но Климента понимала, что такое может случиться. Тот, кто полыхает так, что освещает и согревает всю землю, может расправиться с ней, но она не слишком этого боялась, потому что лучше сгореть ясным пламенем, чем оставаться в одиночестве и без Лучезарного. Вот с такой решимостью она и шагнула в его покои. Там все было тихо и спокойно, хорошо, что она пришла еще до его появления и оказалась тут в то самое время, когда можно было укрыться от любопытных глаз, и потом, тот, кто освещает тьму, вряд ли сам может видеть хорошо то, что вокруг него происходит. Нет, у нее должно все получиться. Кажется, его явления она ждала целую вечность. Но вот уже все пришло в движение, и страшно усталый, но счастливый, обойдя всю землю, Гелиос появился в своих покоях.

Погасли его лучи, дома он не собирался сиять и светить, и комната снова погрузилась во мрак. Он шагнул к постели и только в тот момент обнаружил, что в постели его кто-то есть.

— Ты решила провести эту ночь со мной? — обратился он к Персе, понимая, что только она может сюда пожаловать. Это его явно обрадовало, хотя и оказалось неожиданным.

Климента что-то пробормотала, ей вовсе не хотелось, чтобы он узнал ее голос. Пусть до утра он остается в неведении, а там будет видно, что делать дальше. Обошлось, он опустился на ложе рядом с ней. Кажется, ничего не заметил, хотя они были такими разными, но он ничего не видел и не чувствовал, никакой разницы. Сам виноват, и нечего все сваливать на бедных девиц, когда ты и не подозреваешь, с кем оказался в одной постели, то вовсе не девицы в том виноваты.

Так для соперницы и разрушительницы покоя сестры все началось, и как она могла тогда думать, все было улучено. Никаких трудностей не возникло, ей просто надо было уйти вовремя. Это была по-настоящему волшебная ночь.

Ночь может укрыть все коварные тайны,

И спрятать в тумане иные грехи.

Очнись и скажи, что все было случайно,

Найди оправданье, ему уступи.

А утром уйди незаметно оттуда,

И жди пока тайное явным вернется.

И это надежда, надежда на чудо,

Печалью и радостью вдруг обернется.

Эрида молчит, если сделано дело,

И все, что подменой грозит роковой,

Она -то устроит спокойно и смело,

Ты будешь с ним снова, но что же с тобой.

Уж коли решила ты плыть, не сдаваться,

Куда отступать, в череве плод от него,

Ночь может укрыть и пора бы подняться,

И им отомстить, за себя, за него.

Но это потом, а пока виновато

Лепечет сестричка о том, что в тот час

Она заблудилась, за это расплата

Младенец, и свяжет навечно он вас.

Пусть Перса ночами глухими рыдает,

Пусть матушка злится, настанет твой час,

Младенца тебе Лучезарный подарит,

Он свяжет навеки обманщики, вас

Глава 7 И была ночь, и было утро

Если Гелиос ничего не заметил, то Эрида внимательно следила за тем, что творилось там теперь, потому что это был ее звездный час, в какие еще века и времена могло случиться что-то подобное.

Она как-то поколдовала немного, чтобы опьянел от всего происходящего Гелиос, хотелось затмение поселить в его душе, но больших усилий для этого не требовалось. Как вскоре она поняла, с ним легко было справиться и без всякой особой магии. Это с богами не знаешь, что делать и как быть с Титанами все значительно проще.

Но и ее подопечная молодец, сильная, смелая, бесстрашная, Эрида не могла оттуда видеть, как тряслись коленки Клименты, как она едва дышала и напрасно пыталась совладать с собой, хотя это можно было списать на страсть, но скорее было похоже на страх, переходящий в тихий ужас. Но детали от богини ускользнули, ведь на расстоянии видится только самое главное. Эрида видела, что в сиянии тьмы Лучезарный соединился с другой. Если бы бедняжка Перса могла это видеть, но она, к ее же счастью, ни о чем даже не догадывалась. Вот и пусть живет в неведении, это не последняя ночь и не последняя измена, которую ей еще продеться пережить. Так всегда было и будет в этом странном мире.

Правда, было и не слишком приятное явление, когда Гелиос называл ее Персой и обнимал так страстно, потому что верил в то, что он остается с ее сестрой, но это мелочи. Он не сможет ничего сделать, а потом и признаться во всем не захочет и не решится.

Ждать пришлось довольно долго, но богиня решила дождаться свою подопечную, чтобы поговорить немного с ней и похвалить за то, что она хорошо справилась со всем, что от нее требовалось. Но это они там времени не замечали, для нее оно тянулось очень долго, и все больше и больше ей хотелось поменяться местами с Клим, оказаться на ее месте и хотя бы получить от всего этого удовольствие, а не прозябать тут в сводящем с ума ожидании. Но Эрида прекрасно понимала, что она не может этого сделать, хотя справилась бы не хуже той самой девицы, уж она ли не знает, как обмануть и обморочить любого. А в постели это сделать еще проще, чем во всех иных местах.

№

Наконец Разлучница появилась и чуть ли не упала в объятья богини раздора. Хорошо, что ей не пришлось долго объяснять, она все понимала с полуслова, на том они пока и расстались, обе еще не знали самого главного, есть ли ребенок в чреве у Клим или придется повторить все это еще раз, пока он там не появится, потому что это самое главное. Но если внимательнее присмотреться к девице, то понятно, что она согласиться побывать там снова и снова, потому что сияла от радости. Ей явно понравилось все, что там с ней происходило. Ну значит жених был не так плох в постели, с одной стороны это хорошо, а с другой скверно, проблемы у них могут быть и дальше. И то, что казалось легкой шалостью, может со временем стать большой бедой.

Эрида удалилась на небеса, в свои чертоги, она чувствовала если не досаду, богиня не могла долго предаваться унынию, то усталость. А потом, там, у себя, она говорила пряхам и тем, кто там оказался в тот момент, о том, что потомство сестер все время будут соперничать и бороться за власть. А дети наложницы, понимая, что им не может достаться то, что полагается детям его жены, особенно яростно будут бороться с этими, другими.

— Ну и пусть так, разве напрасно меня считают богиней раздора, надо это просто подтвердить на деле.

Все, что произошло в покоях Гелиоса с Клим они обсудили позднее, как только снова встретились. Теперь, когда прошло время, обо всем можно было поговорить спокойно

— Чего ты хочешь еще? — спросила она у Клименты

— Чтобы он назвал меня моим именем, когда будет со мной в постели, мне это нужно слышать и знать, — дерзко отвечала та, и так взглянула на богиню, словно та появилась на свет именно для того, чтобы исполнять все ее капризы и желания.

Эрида едва скрывала ярость, за кого девица ее принимает, интересно, ее срочно надо поставить на место. Не будет смертная командовать богиней, да еще богиней раздора. Но вслух она только произнесла:

— Не проси слишком многого, иначе и малого не получишь. И запомни это золотое правило раз и навсегда.

В голосе ее послышалась явная угроза, и соперница замолчала. Пока замолчала, но это не значило, что позднее она не постарается исполнить все, что задумала. Так оно и будет потом, но все по порядку, пока ей хотелось убедиться в том, что в чреве ее есть малыш, потому что если его там нет, то все напрасно. И тогда никакая другая весть не обрадует ее так, как эта.

Глава 8 Рождение Ээта

Но жизнь шла своим чередом, и не только тайная, и непонятная, но и самая обычная тоже. В назначенный природой срок у Персы родился ребенок, мальчик, наследник, настоящий богатырь. Его назвали Ээтом. И был он могучим и прекрасным с самого начала, с рождения, настоящий Титан, готовый царствовать в том мире. Мать не могла налюбоваться на своего первенца, даже невозмутимый отец улыбнулся, когда его увидел, что же любимая жена подарила ему столько радости, было за что ее благодарить.

— Царствовать ему в этом мире, — усмехнулась Перса, она так боялась, что не оправдает надежды любимого мужа, и не свет появится девочка, потому что хотя она и приносила щедрые дары богине, просила о наследнике, но знать ничего точно не могла. И только когда взяла на руки странно большого и тяжелого малыша, только тогда она немного успокоилась. Богиня услышала ее мольбы и приняла дары, разве это не счастье?

Гелиос в те дни сиял ярче обычного, хотя куда уж ярче, а когда он к вечеру вернулся с небосклона, то сказал о том, что нашел прекрасное место, где будет жить и царствовать его сын. Надо же, он так рано стал заботиться о ребенке. Хотя Перса еще не ведала, что дети титанов растут не по дням, а по часам, и ей не придется так должно ждать и воспитывать его, как это бывает у людей. Должны же они чем-то отличаться от смертных.

Перса пока об этом и не думала, хотя про себя порадовалась, ведь ее муж так заботился об этом ребенке, это очень и очень приятно было. Он назвал то место, где должен будет появиться Ээт и провести все свои дни, но она тогда даже не запомнила его название, пропустила мимо ушей. Она следила только за тем, чтобы парень рос здоровым и сильным и никогда ни в чем не нуждался. Потом ей казалось, что он никогда не был маленьким, он родился уже взрослым, и с самого начала стал царем, даже младенцем у нее на руках он был уже царем.

Но не только Гелиос в те самые дни и Эрида говорила о потомках Гелиоса, ведь это были те давние времена, когда еще не было многочисленных детей богов, появлялись только дети Титанов на свет, а до появления Олимпийцев оставалась еще целая вечность. А богине раздора надо было чем-то заняться в этот час

— Он будет жить и править в Колхиде, — говорила Эрида Тефиде, — ничего особенного с ним там не случится, ну войны, схватки как обычно, да и только в свое время странник явится, чтобы отнять у него золотое руно — подарок его великолепного отца. Это событие и станет для него самым сложным испытанием, потому и пожар, и предательство своих он переживет, и смерть наследника, страсть все сокрушает на своем пути, ее огонь страшнее любого другого огня.

— И что же это ему удастся, победить пришельца? — поинтересовалась ее собеседница.

— Ну конечно, сам Ээт никому ничего не отдаст, но у него будет коварная дочь Медея. Вот она — то и сделает все, чтобы предать своих ради чужих, а с чужими все равно далеко не уехать, но, если бы это понимали безголовые девицы и богини любви, — Эрида при этом тяжело вздохнула, — но они ничего не понимают, им и море по колено.

Уже в те времена она ненавидела богиню любви, потому что не знала и не понимала, что это за чувство такие гибельные, если из-за них разрушается мир. Сама была обделена им, и как долго бы она не прожила, но никогда не сможет узнать и понять, что же это такое. А может и хорошо, что никогда не сможет узнать, если кого-то полюбит такая, как Эрида, то все пропало бы в этом мире раз и навсегда.

Вот и Перса, глядя на своего первенца спрашивала у матушки, как и что с ним будет в дальнейшем.

— Гелиос обещал ему какую-то прекрасную землю подарить, думаю, он будет счастливым, и они родят мне внуков, а тебе правнуков.

Вот об этом меньше всего хотелось говорить ее матушке. Хотя, пусть какое-то время ее бедная дочь поживет, не ведая, что ждет ее внуков, какие беды и страдания они могут принести в этот мир.

Перса, словно предчувствовала что-то страшное, потому ни о чем не расспрашивала. Пока ребенок был мал и не мог без нее обходиться, это было самое лучшее время для нее. Это потом она будет видеть его все реже и реже. Он перестанет в ней нуждаться и станет взрослым.

Но уже в самом начале Ээт отстранялся от ее объятий, словно бы стеснялся этого. Она видела, как часто он, выходя на берег на закате, смотрит в небо и ждет отца. Ему так хотелось побыть рядом с ним. Но тот, который дарил тепло всем и каждому, странно далек был от своего сына. Он считал, что вполне достаточно того, что он появился на свет. Он определился с его царством, что еще можно от него требовать? И как у любого Титана у него будет много детей, и от жены, и от наложниц, не может же он быть со всеми, так быть не должно.

Лучезарный чаще всего проходил мимо и отправлялся в свои покои, порой вовсе не замечая сына. Перса смотрела на то, как страдает парень от такого отношения отца, но никак повлиять на мужа она не могла.

№

Бабушка только укоризненно качала головой, и думала о том, что однажды этот холод даст о себе знать и все плохо закончится, если между ними нет любви и привязанности, то почему бы им не подняться против своих. Об этом она и сказала Эриде. Та загадочно усмехнулась, и заметила, что Титанида слишком проницательна.

— Я спрашивала о том у оракулов, не думаю, что страшное будет с твоим Ээтом. Недаром отец так высоко, а его он отправит на край света, а вот сыновья Кроноса окажутся не такими послушными, и туго ему придется, когда один из них спасется.

Персея отмахнулась от последних слов, зачем ей волноваться о детях Кроноса, какое ей до них вообще дело? Нет, ее волновали только свои отпрыски, только близкие, те, кому она дала жизнь, значит, за них отвечает. А то, что те другие могут перевернуть весь мир с ног на голову, об этом она как-то и думать не собиралась. И вот ведь какая штука, от этого и ее детям будет жить совсем не сладко, потому что мир не так велик, как кажется, он оказывается тесен, и все в нем связано воедино.

Однажды она услышала имя:

— Медея

Откуда оно долетело до ее слуха, кто его знает, может его просто принес вольный ветер, или еще какая стихия. Красивое, звучное имя, но она странно вздрогнула и сразу запомнила это имя. Решила, что у нее еще родится дочка, и станет утешением уже для нее самой, потому что сын никогда не был близок. А со временем он еще будет от нее отдаляться. Ей хотелось дочь, прекрасную, разумную, ту, которая обучится чародейству, и сможет защитить и себя и всех близких при помощи заговоров и заклинаний. И тогда их род останется цел и невредим.

Глава 9 Сон о Медее

Перса еще не помнила название того места, которое отвел для своего сына Гелиос, но имя Медея врезалось в ее память и оставалось с ней надолго. Она хотела спросить у Эриды откуда оно прилетело и что там написано в Книге судеб о Медее. Но та куда-то делась, долго около нее не появлялась, и занятая обычными делами, она немного отвлеклась и позабыла о том, что слышала. А скоро в утробе ее появился еще один ребенок, и это должна была быть девочка, как ей того и хотелось. Да и оракул предсказал наследницу — все должно быть гармонично в этом странном мире.

Но вот сон ей тогда приснился довольно странный, она видела деву в огненно-красном одеянии на золотом драконе, который наверняка подарил ей Гелиос. Только у него были такие чудо-птицы, только он мог ими управлять, и вот эта явилась эта огненная девица. И неслась девица куда-то, сокрушая все на своем пути, она то рыдала, то хохотала так задорно, что содрогались небеса и макушки деревьев, мимо которых она проносилась. Перса проследила за тем, куда же она держала путь, и заметила, что та неслась к Океану. Но вдруг она повернула назад, наверное, заметив ее, решила все-таки взглянуть на Титаниду. Перса обрадовалась, ей было довольно одиноко в своем мире, так хотелось с кем-то поговорить, ведь одиночество и безмолвие сведет с ума любого.

Дракон приостановился перед ней, она заслонила глаза ладонью, чтобы разглядеть незнакомку и тут же не выдержала и спросила:

— Приветствую тебя огненная дева, но кто ты такая? Никогда прежде тебя не видела, хотя этот дракон мне знаком.

— Я дочь царя Ээта и бывшая жена проклятого Язона, — отвечала гордая незнакомка из иного времени и измерения.

Услышав имя своего сына, Перса заволновалась еще больше, ведь это была ее внучка, и может быть Медея даже

— Почему ты такая дерзкая и упрямая, что там с тобой произошло? — ласково, чтобы не спугнуть девицу, спросила она

— Об этом спроси у Афродиты. Она все знает. А мне трудно о том поведать, правда.

Перса хотела узнать, кто такая Афродита, но дракон рванулся с места и помчался прочь, ее внучка так ничего не смогла ответить. Сколько загадок она принесла и унесла с собой опять.

— Афродита, кто такая Афродита, и какую злую роль она сыграла в судьбе моей внучки.

Сны порой нам могут рассказать многое, значительно больше, чем скучная и однообразная реальность. Но как только проснулась, она сразу побежала к матушке, чтобы рассказать про Дракона, внучку и спросить, кто такая Афродита.

С печальной усмешкой слушала ее та, и к разочарованию Персы она мало что могла о том сказать

— Я слышала это имя от Эриды, — отвечала та. — Но наши сны чаще всего говорят нам о грядущем, а потому не стоит напрасно гадать, когда нам ничего еще не ведомо, наберись терпения, и может быть, нам еще придется столкнуться с Афродитой, тогда и узнаем, кто она такая, а пока надо просто жить и радоваться жизни и ценить то, что у нас есть

Довольно смелое высказывание, но ни мать, ни дочь в тот час не знали, что лучше всего с нею не сталкиваться, им же легче и спокойнее будет оставаться в этом мире.

А между тем приближалось время, когда на свет должна была появиться дочка, о которой Перса столько и думала, и так давно просила ее у судьбы и богинь. Ей казалось, что с ее появлением все переменится в этом мире, что ей больше никогда не будет так тоскливо и одиноко. Но и тут она наивно заблуждалась, сама ведь мечтала, чтобы та была наделена чародейскими познаниями, а такие девы редко когда остаются в родном доме, выходят замуж, рожают детей, совсем в ином их предназначение, и они за ним следуют, понимая и ценя свою избранность. А если и не следуют, то ведь всем известно, что покорных судьба ведет, а упрямых тащит. Они умны и понимают этот закон вечности лучше других.

Глава 10 Рождение Цирцеи

У Персы в то самое время, когда во сне явилась Медея, и она смогла заглянуть в грядущее, родилась дочь. По воле оракула ее называли Цирцеей, хотя это имя показалось слишком торжественным, и она назвала ее дома Киркой. Так и жила девица с двумя именами, но чародейку и ее старшую подругу Эриду — богиню раздора, это совсем не смущало. Наоборот, та считала, что чем больше имен, тем лучше. Так можно за каким-то из них спокойно укрыться, и многие будут думать, что это разные люди, а не одна девица там оказалась. Но радость всегда ходит рядом с печалью, и когда она ждала своего любимого мужа, а тот все не приходил, то она решила навестить его покои тайно, поднялась, и, шатаясь от бессилия туда подалась. Каким же было ее удивление, когда она заметила, что он там был вовсе не один, а спал на ложе, увитом звездами и светильниками вместе с Климентой. Можно было не верить своим глазам, но так все и было… Ее сестра оставалась в объятьях ее мужа. И поняла Перса, что это всем давно было известно, только она обо всем узнала последней, как и полагается верной жене. Но рано или поздно тайное становится явным.

Персея едва удержалась на ногах, но все-таки удержалась, а потом она отправилась прочь, боясь, что кто-то здесь ее застанет, и не понятно было, как себя вести в таком случае и что делать?

Напрасно убеждала она себя, что надо передохнуть, а там все само переменится. Что-то ей подсказывало, что ничего не переменится, что он так и будет засыпать с одной, а просыпаться с другой, потому что ему плевать на все. И даже не важно, кто там с ним оказался на самом деле. И даже не видит он, кто с ним там спит, тот, кто греет всех, на себя не оставляет ни времени, ни сил. И наверное, она должна гордиться тем, что он женился на ней, но на душе было темно и скверно, ничем гордиться не хотелось. Она стала посмешищем даже для своих служанок, а как с этим можно было жить дальше?

№№№

Заснуть Перса так и не смогла и понять не могла, как она дошла до жизни такой.

— Как я могла верить в то, что он устоит перед ней, а Эрида не добьётся своего, — говорит она матери, как только та появилась у нее в покоях.

Она говорила и не могла остановиться, потому что думала, что если замолчит, то сразу умрет, и мир рухнет в тот миг. И по виду Персы сразу поняла, что той все прекрасно известно. А она — то надеялась, что это как-то можно будет от нее скрыть. Ничего никак не скроешь, не стоит и надеяться на это. И тогда она проявила всю твердость, да и заявила:

— А что с ним станется, твоего Лучезарного на всех хватит. Не всем, правда, так повезло, как тебе, но ты останешься его женой навсегда, а они будут только любовницами. Он взял в жены тебя, а не их, вот с этим тебе и остается жить и не тужить. Это твоя судьба.

Из слов матушки было понятно, что будет еще кто-то, но точно ли она это знала или только предполагала. Хотя какая разница, она и сама не сомневалась в том, что ее сестра не первая и не последняя прыгнула в кровать ее мужа. Но почему пусть и ради Лучезарного ее предает родная сестра? — вот что ей было очень трудно понять.

Матушка решила, что она со своими откровениями все-таки переборщила и заговорила о другом. Надо было как-то оправдать своего любвеобильного зятя. Ведь они бессмертны, и все будет длиться долго.

— Да и не знал он ничего, Клименте удалось его провести. Ты же знаешь, как она хотела этого, а когда хочется, то все сбывается.

— А может он и сам хотел быть проведенным, и ему все равно с кем в кровать ложиться, — не сдавалась Персея.

— Ты должна опасаться женского коварства, мы всегда умнее и проницательнее мужей наших, — не отступала и не сдавалась матушка.

Наверное, она знала, о чем говорит, и Персее надо было успокоиться, хотя бы ради малышки, которая только что появилась на свет, но как же трудно было это сделать.

— Ты не должна оставлять его и сдаваться, она не может торжествовать победу. Ты его жена, и ты будешь с ним, не позволяй своей сестре одержать над собой верх.

Твердости матушки можно было позавидовать, а вот за собой она ничего такого не чувствовала.

Но и у Клименты не было радости на душе, она понимала, что обманывает не только его, но и себя, ничего у них не будет по-настоящему, он

так и не назвал ее по имени. Он вообще не понимал, кто и почему там с ним был. А какая может быть от этого радость. Да вот именно, что никакой. Надо было все забыть, затеряться, отступить, пока все не раскрылось. Но она не отступала и не сдавалась, ей хотелось все-таки быть с ним, пусть и вот так вот, но это лучше, чем засыпать и просыпаться в одиночестве, значительно лучше. А когда у нее родится сын, ему придется признать ее своей наложницей и больше ничего не останется.

Так она старалась убедить себя в том, в чем убедиться было ну очень трудно, и все-таки можно. И стоило только подумать о сыне и наследнике, как тот уже зашевелился в ее утробе. Значит, не все потеряно, она сможет показать ему огненного своего сына. О том, что ей скажут матушка и сестра вероломная девица думать не собиралась.

Ты только наложница грозного бога,

И большее вряд ли случится с тобой,

И в жизни такой1 и немой и убогой,

Он просто играет порою с тобой.

Когда оче6нь грустно и хочется снова,

Остаться тумане забытых времен,

Он вспомнит на миг то ли жест, то ли слово,

Но все это сон, только призрачный сон.

И то. что сегодня и лживо и немо,

На миг веселит, а потом и в тоске,

Ты вспомнишь бескрайнее звездное небо,

И снова окажешься там налегке

А он позабудет и сны, и чертоги,

Усталый и страстный вернется к жене.

Ну что еще скажешь о призрачном боге,

Наложницы там, как всегда, не в цене

Глава 11 Рождение Фаэтона

Климента ждала ребенка, эта весть для Персеи была вторым ударом, не менее страшным, чем первый. И она не сомневалась в том, чей это был ребенок. Сестрица решила окончательно привязать ее мужа к себе, и у нее все должно было получиться, сын — наследник, это всегда очень важно и для бога, и для мужчины. Она сама вряд ли догадалась бы, ее кто-то научил, и научила, конечно, Эрида.

Все было не так просто, как хотелось бы, матушка, как только все узнала и поняла, решила, что пора отправить ее из дома подальше, чтобы где-то в горах, вдали от всех она родила этого ребенка и про нее позабыли скорее. Не только у людей, но и у богов память коротка, как только возникнет что-то новое, они быстро забудут о старом. А ребенок пусть растет, куда же от него теперь деться?

Но сделать это оказалось не так просто, как только за спиной у Клименты появилась Эрида, богиня раздора молчала, но никто не сомневался в том, зачем она явилась и почему тут оказалась. О молчании, забвении, о скрытии такого факта можно забыть навсегда.

И тогда, отступив перед богиней раздора, Перса бросилась к мужу, старик Океан все должен был решить сам, уж ему-то никакая Эрида не страшна точно. Он прогонит с глаз долой вероломную предательницу, и заставит Гелиоса оставаться с той, которая его ждала и любила, разве это не справедливо, не так должно быть меж титанами и богами?

И каково же было ее удивление, когда она узнала, что муж ее не собирался ничего такого делать. Он даже слушать ее не стал, махнул рукой, и заявил, что пусть все идет так как идет, и такова воля небес.

— Она останется здесь, потому что ни одна виновата во всем, тебе не хотелось связываться с Эридой, а девчонка и не рожденный младенец не должны за это отвечать.

Как просто у него все получилось, и ведь даже ее виноватой сделал.

Перса понимала, что в чем-то он прав и никак не могла ослушаться мужа. Он мог спокойно отправить ее подальше, заточить в башне на всю оставшуюся жизнь. Она же привыкла к свободе и воле…

Но, наверное, сама Эрида сидела в ее душе, от благоразумия скоро не осталось и следа. Перса не могла этого терпеть и впервые она стала спорить с Океаном.

— Пусть я виновата, но не останется же она тут, она не останется, это будет слишком тяжело, невыносимо просто, — не унималась Перса.

И тогда они решили, что Климента отправится со служанками на один из ближайших островов, там она и будет ждать появления на свет первенца и того, как события будут развиваться дальше.

— Не думай, что ты ее сможешь далеко отправить, я буду все время за тобой и за ней следить. Не должно так быть, чтобы одной было все, а другой ничего, не бывает так.

Понимая, что не стоит настаивать на своем, Перса на время замолчала, и рассказала обо всем дочери, которая с трепетом и нетерпением ждала решения отца.

Наложница на острове пустом

Останется, кляня своих служанок

И будет ждать, пока же Фаэтон

Появится, строптив жесток и ярок.

Он будет мать бессильно проклинать,

И на отца с земли взирать с презреньем

— Да как ты мог оставить нас опять,

Откуда появилось вдохновенье

Все выше он подняться захотел,

И доказать, что брошен он напрасно,

Куда-то в пропасть в тот момент летел,

Когда смотрел на море безучастно,

И только остров, таявший вдали,

Казался лишь подобьем дома снова.

И громко пел о небе и любви,

Он на краю прибежища земного.

№№№

Младенец, огненный, пламенный младенец появился в свой срок, и как сын Лето, он был рожден на острове, который правда не плыл в океане, а только омывался им, но никого из близких, кроме сурового деда, который часто у них бывал, ребенок в те дни не мог видеть. Да и вечно тоскующая мать, то рыдала, то смеялась, но все время была чем-то недовольна. Никакой любви и ласки он не видел и не чувствовал никогда и это породило в душе его спесь и гордыню.

Фаэтон — так они назвали младенца, как только что-то начал понимать, прислушивался к разговору матушки с дедом. И хотя пока много не знал, не понимал, но все-таки догадался, что их почему-то спрятали на том самом острове, где даже Сатиров невозможно было отыскать, а ведь сатиры были везде, только тут пустота и печаль. Но в чем же они провинились так пере миром?

— Я хочу вернуться домой, — твердила она, все время, как только к ним заглядывал его дед. — Там мой возлюбленный, и это я подарила ему сына, а не твоя Персея. Он, наверное, даже не ведает о том, но скоро он все узнает, и тогда вам всем будет туго.

Но Старик оставался злым и суровым:

— Надо было раньше думать, когда ты в постель к мужу сестры прыгала, — отвечал Океан, — а теперь оставайся пока тут, там тебе больше нечего делать.

Но оба они понимали, что отступать вероломная девица не собиралась. Она часами смотрела в небо, и говорила парню, что там остается его отец.

— Наступит день, когда и ты побываешь там обязательно, прокатишься по небу в золотой колеснице, потому что ты его сын. Он не сможет тебе в том отказать, а может и вовсе заберет с собой. Только подожди немного, и ты получишь все, что есть у детей Персы.

№№№№

Однажды на остров заглянула Эрида, она с самого начала знала, где они прячут девицу, но долго там не появлялась. И только после того, как парень повзрослел, она решила побывать там и все увидеть своими глазами.

Эрида долго разговаривала с Климентой, ничем ее утешить так и не смогла, только сказала, что так будет не только с ней и с ее сыном.

— Дочь Персы тоже будет жить на далеком острове почти все время в одиночестве, и редко кому ее захочется навещать. Ну если тебя это утешит, то знай, что судьбы ваши так похожи.

— Да, но это ее желание, ей не нужно ни от кого прятаться, — стонала Климента.

Она понимала, как она тоскует без Гелиоса, как ей становится плохо, скверно, и что может быть с нею на этом, покинутом богами краю земли, где даже ни один сатир не появляется. Ей все-таки придется расплатиться за то, что она совершила. Она не сможет уйти от расплаты.

Услышав о сатирах, Эрида усмехнулась:

— Тут можешь не волноваться, будут тебе сатиры, жаль, что раньше не знала. Я бы тебе парочку уж пригнала, но не плачь, долго их ждать не придется. Такого добра везде хватает, и у тебя они будут тоже

Говоря о Цирцее, Эрида умолчала о том, что сменятся времена, Титаны останутся на краю света, проигравшие в войне с богами и не могут жить иначе. И о новых богах она ничего говорить не стала. Пусть все остается как есть. Ничего другого ей и не хотелось больше. Всему свое время

Глава 12 Встреча с возлюбленной

Когда Эрида поспешно покинула остров, она там и так задержалась слишком долго, а ведь у нее были дела, ее ждали в других местах, а если и не ждали, то она все равно там появится, ведь самое главное –самой чувствовать себя нужной, а потом убедить в том остальных.

Климента совсем затосковала, и все таким постылым ей показалось, что хоть волком вой, но пока отчаиваться и паниковать она не собиралась, ведь все могло измениться в один миг.

Когда дева остается в одиночестве и печали с ребенком на руках, она способна на самые невероятные поступки, так было и на этот раз.

Как только появился обещанный Эридой сатир, она тут же отправила его к Гелиосу и пригласила в гости возлюбленного, давно пора кое-что прояснить и обрести какую-то уверенность, теперь она не одна, у них родился сын, это очень важно.

Сатир скептический усмехнулся, ему не хотелось туда подниматься, но делать все равно нечего.

— И не смей возвращаться, пока не добьёшься его согласия, — заявила Климента.

Сатир заверил, что он сделает все, что в его силах, а может и больше и исчез. Ему хотелось исчезнуть с этого пустого острова совсем, чтобы никогда не видеть несчастную дочь Океана. И он бы так и сделал, если бы не был уверен, что Эрида его из-под земли достанет, и жизнь на том самом острове ему покажется раем, по сравнению с той, какую она для него устроит потом.

Так что пришлось ему подниматься на небеса, жариться на солнце и рассказывать Гелиосу, почему он должен быть на острове и посетить свою возлюбленную. Сатир старался изо всех сил, но задача эта была не из легких, она оказалась еще труднее, чем он думал в начале

№

То, что последний сатир знает о его связи с Климентой, Лучезарного не обрадовало, но он постарался от этого отключиться, были дела и поважнее, он отшвырнул сатира назад и бросил в след, что он там скоро будет.

— Так и передай своей хозяйке, как только освобожусь, так и загляну на остров.

Сатиру оправдываться и отправляться во второй раз за Лучезарным не пришлось, уже к вечеру того самого дня Гелиос опустился на остров, о котором они говорили с Рогатым и увидел там ту, которую и ожидал увидеть, у нему вышла Климента.

— Сам без приглашения ты не мог нас навестить? — спросила капризная девица, явно за что тот его укоряя.

— Было много дел. Все надо осветить и всех согреть, я не принадлежу себе и никогда принадлежать не буду, — устало говорил Гелиос

Она то усмехалась, то хмурилась, но возражать ему не стала, если он разозлится, то может спалить ее вместе с островом и всем живым в округе, и тогда ей останется только тьма Пекла. Она быстро перешла к делу, времени у нее было не так много, как хотелось бы.

— Только не говори, что ты не знал, что иногда я была в твоей постели, заменяла твою милую женушку. Я понимаю, что нас не так просто различить, ведь мы же родственницы, даже матушка иногда путала. Но это не прошло бесследно. Вот твой сын, и разве ты сомневаешься в том, что это плоды нашей связи? Спроси у любого, я больше ни с кем не была.

Гелиос молчал, понять знал ли он это или не знал, она никак не могла, но какая теперь разница?

Перед ним стоял прекрасный юноша, очень на него похожий, одно лицо, только был он каким-то странным, глуповатым, что ли? Но может ему так показалось, потому что раздражение нарастало.

Надо было что-то сказать, Климента ждала и требовала, чтобы он ответил:

— Я не оставлю жену, и ты не нужна мне больше, — отвечал Гелиос, — из обмана никогда ничего хорошего не рождается, семьи точно не построить. Я никогда тебе ничего не обещал, отвечай часа за все, что совершила.

Оказалось все даже хуже, чем она могла себе представить, обманутая и обманувшая, хваталось за малое:

— Но он останется твоим сыном. Тебе не отвертеться от этого, это не только мой, но и твой сын тоже.

Если бы она знала, что так обернется, разве она бы согласилась на все это, стала бы прилагать столько усилий, чтобы заполучить его? Она всем расскажет, чтобы они не трогали тех, кто не хочет быть с ними, чтобы не тратили своего времени и сил на любовников.

— Даже Эрида не позволит тебе оставаться со мной, — бросил на прощание Гелиос, и мнение богини раздора вдруг оказалось таким важным для него, он хватался за любую соломинку.

— Но несчастными будут и твои и мои дети, я отомстила тебе за нелюбовь, — твердит она.

— Ты изуродовала свою жизнь, бездушная. А мне все равно, что и как у тебя там будет.

Так Гелиос наконец посмотрел правде в глаза и понял, что тайное не только становится явным, но за него надо отвечать.

В это время Фаэтон оставался с Сатиром, тот обучал его многим премудростям, да и хотел просто отвлечь от разговора, который велся между его родителями. И надо сказать, что ему это удалось.

Сын увидел отца, только когда тот вскочил на свою колесницу и быстро поднялся на небеса, только его и видели. Его с собой не позвал, хотя так хотелось там оказаться и лететь, расправив крылья.

Но по виду матушки он понял, что все было скверно, и легче им от его визита не станет, главное, чтобы не было еще хуже… Он был благодарен ей за то, что появился на свет, но так не хотелось оставаться на пустом острове в одиночестве, зная, что твой отец Гелиос. Ничего, он подрастет немного и все в этом мире для него изменится.

Глава 13 Прощание с женой

Что-то странное происходило во дворце самого Гелиоса. Он и прежде никогда не мог уйти и вернуться в свой дворец незамеченным, но теперь почувствовал, что там нет его жены. Она куда-то исчезла бесследно.

Так оно и оказалось на самом деле. Узнав о том, что Гелиос снова был у Клименты, и теперь возвращается от нее, увидев наконец своего сына, Перса ушла с детьми и еще не рожденной Пасифаей назад, к отцу. Она завила, что не собирается больше возвращаться к мужу.

Матушка восприняла все это спокойно, ее бы больше удивило, если бы та там осталась.

Океан негодовал, поднял такую бурю, что сирены тонули вместе с моряками, которых они пытались увлечь в морские глубины. И хотя они прекрасно умели плавать, но на этот раз просто не могли удержаться на волнах и летели вниз, ошарашенные и оглушенные тем, что там творилось.

— Да что ты себе позволяешь, у тебя был муж, а у твоих детей отец, а что теперь с вами будет? Ты собралась оставаться одна…

Перса оказалась на удивление спокойной. И разыгравшаяся буря ее совсем не пугала:

— Пусть он будет с кем угодно, но мне не жить с ним, и напрасно все это было когда-то задумано. Я была тогда наивна и глупа, а теперь поумнела.

Океану ничего не оставалось, как поспешить во дворец к Гелиосу и узнать, что тот собирается делать дальше. Он должен был это знать. Дело касалось двух его дочерей, и Лучезарный должен что-то предпринять для того, чтобы все наладилось.

№№№

Лучезарный сидел на своем троне мрачнее тучи, никого не хотел видеть, ни с кем не собирался говорить, но от старика нельзя было просто так отмахнуться. Поднимется буря до небес, и ему мало не покажется, вода океана может его и вовсе остудить.

— Она вернулась домой вместе с детьми и ни о чем слышать не хочет, зачем ты пошел туда? Что тебе нужно было от Клименты, думал, Перса не узнает или будет все терпеть? — наседал он на своего зятя.

— Чтобы поговорить со второй твоей дочерь, я не собирался там оставаться, я не верил даже Эриде, когда она говорила о том, что иногда вместо жены на ложе была ее сестра. Но скорее всего это правда, старуха не врала.

— Эрида? А сам ты не почувствовал этого или тебе было интересно сравнить их, понять какая лучше, а потом сделать выбор?

— Ничего я не сравнивал, для меня все они одинаковы, — тяжело вздохнул Гелиос, кажется, это было правдой.

— И что ты теперь будешь делать? — пытался выяснить Океан, — они обе были его дочками, но он жалел обманутую, ту, которая поверила и сестре, и этому красавцу. Нельзя обманывать доверившихся, а настоящая подлость.

— Я никогда не собирался быть с Клим и не буду с ней, — отрезал Гелиос, — даже если Перса не вернется ко мне.

— Я даже не знаю, что лучше, мы всегда бежим за теми, которые от нас далеко, а может быть стоит остановиться на той, которая сама идет в твои руки, особенно если для тебя нет разницы, кто лежит в твоей постели, — пытался задержать его Океан.

— Разницы нет, это правда, но я не собирался быть с той, которая вертит мной как хочет, а ты бы согласился?

Океан молчал, ему не пришлось оказаться в такой ситуации, и он радовался этому, но что же теперь делать с его дочками впереди у них вечность, и если бы кто-то захотел жениться на них, то пойдет ли он против Гелиоса?

№№

Климента узнала о том, что Перса ушла из дворца, сначала она хотела собрать вещи и рвануться туда, поселиться там, чтобы кто-то другой ее не опередил, потом решила, что делать этого не стоит, особенно так поспешно. Он вспомнит о свидании и сам к ней придет, и вот тогда она скажет, что он должен сделать, чтобы у них все было славно.

Но вместо Гелиоса снова появилась Эрида. И конечно, она принесла дурные вести. Эрида была так устроена, что никаких хороших вестей она не приносила сроду. Хотя на все можно посмотреть с разных сторон, и то, что кажется скверным, таким может и не быть на самом деле.

— Океан говорил с ним, он сказал, что ему никто не нужен, и он останется в одиночестве. Старик старался пристроить хотя бы одну дочку, но о тебе и твоем сыне Гелиос даже слышать не хочет.

Эрида помолчала немного, а потом прибавила:

— Но это было вчера, а нынче он отправился к Персе. Не знаю, что он от нее хочет, но что-то ему точно надо.

— Зачем, если она сама его бросила?

— Ну кто это может знать, зачем? — пожала плечами Эрида, — чувствует, что он виноват перед ней, он клятву давал ей, а не тебе. И скажу больше, мне показалось, что он и правда не ведал, что ты была вместо нее, ему и в голову такое не приходило. Бывают такие мужи им все равно с кем спать, они ничего не видят, не замечают, а во тьме для них все девы и жены одинаковы.

Эрида говорила очень обидные вещи, но скорее всего, это так и было,

Как по-другому объяснить то, что там творилось?

Климетна обрадовалась, что она не вторглась к нему и не пережила новые разочарования, но ей что-то надо было делать — ждать и догонять страшнее всего, но может ли быть иначе?

№

Эрида не лукавила, Гелиос и на самом деле оказался у Персы, хотя Океан и предупреждал его о том, что это бесполезно, но он пришел в дом отца своей жены, где до этого бывал только однажды.

Перса сразу сказала, что не собирается жить в обмане, и мужа и сестры для нее больше нет в этом мире, нет ни никогда не будет.

— Я не верю в то, что будет по-другому, она снова будет в твоей постели, и она родила тебе сына, вот и оставайся с ней, а я больше ничего не хочу, у меня нет сил бороться, и не появляйся больше тут никогда.

Слышать такое ему было очень обидно, но делать нечего, Гелиос развернулся и ушел. И все ему стало безразлично, он пожалел только о том, что женился когда-то, не стоило этого делать, тогда бы и волнений никаких не было вовсе. Больше такой грубой ошибки он не повторит и никогда не женится

— Ее бесполезно о том просить, -говорил на прощание Океан, — Мы вырастим твоих детей, но большего не получится. Большего я не могу тебе обещать. Все вышло так, как вышло и не будет по-другому.

Старику хорошо говорить, а ему совсем не хотелось возвращаться в пустой замок, оставаться там одному, ведь он уже смирился с тем, что у него есть семья.

Глава 14 Тефида и Никта

Так все постепенно вставало на свои места, Перса продолжала жить во дворце родителей и ждала появления на свет своего ребенка, перестав даже думать о Гелиосе. Она все чаще спала днем, на свет выходила ночью, когда его не было на небосклоне, и только тогда ей было хорошо и спокойно. Перса полюбила ночную прохладу и все, что творилось под покровом тьмы.

Тефида же волновалась из-за того, что обе ее дочери были с детьми и обе оказались не пристроенными, почему у них все так складывалось, как так вышло, об этом она говорила с Никтой- богиней тьмы, как только им довелось встретиться.

Она рассказала о том, что устроила Климента, решив заполучить Гелиоса, как поступила Перса, когда тайное стало явным, и как он пытался вернуться к жене, но ничего у него не вышло.

— Перса сама оставила Гелиоса? — удивленно спросила Никта, думая о своих дочерях, с которыми случалось всякое, но так решительна не была ни одна из них. Они воровали женихов, прятали, заставляли оставаться с ними, убивали соперниц, если те были смертны, но, чтобы отказаться и уйти — это слишком.

— Так в том –то и дело, что оставила и ты же понимаешь, что никто другой, помня о нем, не согласится стать ее мужем. Это он пока молчит, а как узнает, что творится, так сразу спалит все вокруг, вот и придется им оставаться одинокими. Об обманщице он тоже не хочет слышать, и о сыне ее не спрашивает даже. Та может и могла бы за какого сатира замуж выйти, так ей же Гелиос нужен, она от него никогда не откажется, какой там сатир.

Никта молчала и пыталась понять, что будет дальше, куда жизнь катится, она оставалась в недоумении все это время и понять ничего не могла

— Ну что с ней сделать, она проверяет всех на прочность, и даже Лучезарный не прошел испытания. Такой вот моя Перса уродилась.

В голосе матери чувствовалась гордость, ей явно нравилось то. что творилось с ее дочерью.

— Но он станет мужем второй твоей дочери, все уляжется со временем, и станет, — пыталась предугадать грядущее Никта, но богиня судьбы из нее явно не получилась.

— Не бывать этому, Океан никогда не согласится на такое, да и сам он не собирается ее брать в жены. Один раз ей удалось его заманить в свой дворец, но ничего не вышло. Никто не хочет быть обманутым, и я его понимаю прекрасно.

Никта долго молчала, а потом выдала такое, что очень удивило Тефиду.

— Перса сама во всем виновата, почему тот, кто дарит свет всем, должен быть только с ней? Он взял ее в жены, вот и пусть радуется, она же хочет всего, а так не бывает в жизни, а она у нас долгая, всякое еще случиться может, и пожалеет она о том, что так поступила.

— Когда мы говорим о чем-то, то не можем быть уверены в том, что люди или боги понимают нас правильно.

Жена Океана решила, что Никта намекает на то, что ее муж не всегда был ей верен.

И вспыхнула от ярости Титанида, Никта ведь говорила не просто так, она знала что-то, она точно что-то ведала.

И по тому, какими темными стали ее глаза, Тефида поняла, что оказалась права. Она забыла о несчастных судьбах своих дочерей, и стала думать о том, что разговаривала со своей соперницей, которая наверняка была, а может и сейчас остается любовницей ее мужа. Так странно может повернуться вдруг разговор совсем о другом.

№№№

Никта не стала задерживаться, она проявила участие, сказала о главном и отправилась дальше, посмотреть на весь остальной мир.

— Потому она и появлялась тут, и проявляла участие, что считала их почти родичами.

Ничего понять и доказать верная жена Океана не могла, но, когда сказала ему, что тут была Никта, заметила, как изменилось лицо ее мужа, оно стало другим.

Она могла все это оставить без внимания раньше, до этого разговора, но теперь, когда так много знала и о чем-то догадывалась, ничего такого не получилось.

Он ничего говорить не стал, и сказал, что навестит Клименту, отправился прочь, что подтвердила его виновность.

№

В те времена на земле еще не было богини любви, и титаны как-то обходились без этого чувства, Афродита должна была появиться через пару веков, тогда в мире все будет иначе, но ведь были какие-то чувства между титанами, пусть и не ясные, не четкие, но все-таки были. Проще или сложнее им было жить, да как знать, но они как-то жили, как-то, хотя потом не любили вспоминать те времена.

Ревность без любви одна отрава,

Как она сжигает души всем

Остается горечь и забава,

И печаль, забытая поэм.

Как на высоте ей удержаться,

Если ты не любишь. Странный миг,

Снова будут Демоны сражаться,

Проклиная странный этот мир.

Гелиос отчаянно осветит,

Все, что скроет призрачная ночь

Если счастья больше нет на свете,

Никому убогим не помочь.

Но они живут еще и дышат,

В лабиринте призрачной тоски.

И свои стихи ночами пишут,

Странные тревожные стихи.

Глава 15 Сон перед рождением дочери

Горько и обидно было Персе, в те стародавние времена она была первой женой, поступившей так решительно, это потом у Олимпийцев многие дети без отцов рождались. А тогда, во времена титанов, это было редкостью, и ведь главное, что она выходила замуж, а не тайно с Гелиосом встречалась, никакого не обманывала, а оказалась в таком вот кошмаре.

Одно знала Перса, что если она простит, уступит, то будет только хуже, и так ей было спокойнее, обижаться не на кого, вот и пусть светит всем, всех согревает, она же как-то это переживет, ее радость и счастье будет в детях.

Подарил детей Гелиос, и хорошо, их надо вырастить, пристроить в таком жестоком мире, как-то с ними еще оставаться придется. Она была плохой женой, но зато станет хорошей матерью.

Но накануне рождения Европы, а она в то время была еще в утробе матушки, Перса во сне увидела свою дочь в шкуре быка, и та рвалась и металась, но выбраться никак не могла. Что бы это могло значить, что за плен такой? И почему ее дочь страдать будет не меньше, а то и больше, чем она сама. Конечно, такой сон могла послать ей ее подруга Богиня ночи Геката, как знак и предупреждение. Но стали говорить о чем-то далеком, о каком-то Зевсе, который гонялся за всеми девицами и богинями, вроде бы это он оказался в шкуре быка и решил ее похитить. Что это такое, как это может быть? Она так хотела заглянуть в грядущее.

— Зевс, остров Крит, что это такое вообще, есть ли такой остров или он только еще будет.

Она видела стройную красавицу и какого — то грозного бога на том самом острове, ничем не примечательном, таких островов у батюшки сотни.

Тут же во сне появилась матушка, и она услышала:

— Вот видишь, -говорит ей мать, — а Гера все это терпит, и ничего.

— Я ничего не хочу и не стану терпеть, — заявила Перса, — но в шкуре была моя дочь, при чем здесь какая-то Европа. И кто такая эта Гера? Что она вообще себе позволяет?

— Судьбы людей, титанов, богов порой чудесным образом перекрещиваются, все может быть, — услышала она во сне.

Но кто это говорил, откуда все это было?

Просыпаясь, Перса повторяла имена:

— Европа, Гера, Зевс, шкура быка Крит, — кажется, она запомнит их навсегда.

Как только появился отец, Перса попросила его показать ей остров Крит, конечно если он существует

— Зачем тебе это? — спросил он, — я слышал что-то про такой остров, но сам там не бывал ни разу.

Она не собиралась от него отставать, и они отправились туда на закате, до рассвета ей не хотелось терпеть, словно решалась ее судьба.

Путь на этот остров оказался не близким, Океан пожалел о том, что согласился на капризы дочери, ведь она могла родить ребенка в пути.

Но ничего такого не случилось, добрались они благополучно, Перса ходила по пустому острову, такому же пустому, как тот, на котором оказалась ее сестра, когда рожала сына от ее мужа, ничего там такого не было, даже строений каких-то, только вода и кусок суши — все. Неужели наступят времена, когда тут окажется ее дочка, каким-то Зевсом украденная?

— И что ты хотела тут отыскать? — не удержался Океан.

— Сама не ведаю, — призналась она, — но видно, что ничего тут такого нет, и быть, наверное, не может.

— Давай возвращаться, я видел, как пустые острова становятся обжитые и уютными, может быть и тут все будет иначе со временем, но пока нет ничего такого. И в последний момент, когда они уходили на свой корабль, Перса остановилась на миг, ей показалось, что прекрасная дева в белом шагнула к ней навстречу и окликнула ее по имени.

— Ты видел? — повернулась она к отцу.

— Ничего я не видел, не знаю, что ты там разглядела, — ворчал старик.

Он не любил пустые, необжитые острова и старался там не появляться, но ни в чем не мог отказать дочери.

А Перса на острове Крите

Гуляет в тиши одиноко.

Но что там белеет, смотрите,

Какой там трепещется локон.

Кто девушка эта? –Европа,

Куда она нас уводила?

До света, до жизни, до вздоха.

По Криту Европа бродила.

И сын его — грозный властитель

Получит чудовище, знаю.

Туманна ночная обитель,

И там Минотавр изнывает.

Все это однажды случится,

И вечно останется с нами,

И Перса — печальная птица,

Здесь бродит одна вечерами,

Грядущее в прошлом пребудет,

Уже ничего не случится.

Там боги, и звери, и люди,

И мечется белая птица.

Глава 16 На острове Кирки

Но время шло своим чередом, подрастали дети и внуки и расселялись по миру. Их становилось все больше, теперь уже не только Океан, но и сама Тефида все реже их навешали, но иногда Тефида нарушала свои правила и отправлялась туда, забыв обо всем.

Особенно беспокоила ее внучка Цирцея, чародейка ненавидела отца и презирала матушку, ничего не хотела о них слышать даже, с ней надо было поговорить обо всем и попробовать рассказать о том, что было, может тогда она что-то поймет. Да и просто поговорить, посмотреть, как она там устроилась, чем занята. Не только люди, но и титаны всегда нуждались в общении.

Гордая Перса к дочери не заглядывала, она не хотела снова и снова говорить с ней о том, что случилось, и при этом видеть, что та повторяет ее судьбу. Сознавать это, чувствовать свою вину было очень горько.

Тефида же рассказала о том самом сне, который так мучил и мать, и бабушку до сих пор, уже тогда они были уверены, что девочка наделена удивительным даром, и ей ведомо значительно больше, чем им обеим. А так хотелось, чтобы тайное наконец стало явным.

— Да все очень просто, сестра моя будет связана с сыном Европы, и вероятно, они что-то такое породят, что прославятся на все времена. Такие сны просто так не снятся, и тем более, вы их запомнили навсегда…

— Все для нее так и закончится на этом острове Крите, а мне не нужен никакой грозный воин и тем более из сыновей богов, они погубят нас, разве не для этого они и завоевали этот мир, чтобы от титанов больше ничего не осталось. Мы же и можем только укрыться на островах и забыть о их существовании, пусть Прометей носится с ними, но они выбросят его, как только он хоть слово против скажет.

Не сразу поняли титаны, что время их прошло и прошло без возврата, только просвещенным удалось заглянуть чуть дальше, чем остальным. И они знала о том, но молчали, потому что никто не мог поверить в то, что такое может быть.

— Мы должны жить среди них, — говорила Тефида Цирцее, — мы не можем себе позволить такую роскошь как смерть, а раз так, то придется как-то с ними мириться. Ведь они победители, а не мы.

— Я не хочу с ними мириться, — отвечала та, — мы были раньше, если отец мой уйдет с небосклона, то они не протянут долго во тьме. Вот это было бы самое лучшее из всего, что можно ожидать.

— Но ты же знаешь, что он никуда не уйдет, — он останется с ними навсегда, и в этом наша главная беда. Да и куда нам уходить, если даже Никта и Геката выбрались из тьмы на свет, им, бывшим там с самого начала, не захотелось там оставаться, а куда ты предлагаешь уходить нам.

— На свои острова и дальние земли. Да куда угодно. Лишь бы не видеть и не слышать их, я не откажусь от такой жизни.

Тефида не переставала дивиться тому, какими странными созданиями были ее дочки и внучки. Если она сама не могла понять их, то кто же в мире этом поймет?

Но разве не о том же думала и страдала Гея, когда ей пришлось избавиться от Урана, а потом заставить Рею и внуков расправиться с Кроносом, тот оказался ничем не лучше своего отца. И стоило ли убивать, а вернее лишать сил Урана, если будет только хуже? Но разве можно о том узнать, пока не попробуешь и не проживешь все это сам.

Вернулась Тефида домой опечаленная еще больше. Вечером она рассказывала Океану о их внучке, сетовала на то, что та обрекала себя на одиночество.

— Какие-то залетные герои не в счет, — прибавила она

Океан молча смотреть на бесконечную водную гладь, ему нечего было сказать, нечего ей ответить

Молчит бессильно Океан,

Он видит грозную Цирцею.

Когда герои разных стран

Пред ней отчаянно немеют.

И превратив легко в свиней

Беспечных эллинов, девица,

Молчит и любит все сильней

Лишь одиночества страницы.

И солнца тот печальный круг

Пред ней в просторе проплывает,

— Скажи мне, батюшка, мой друг,

Счастливы боги не бывают.

Тогда зачем, тогда к чему,

Но Гелиос молчит сердито,

И поглощает эту тьму,

Тепло им дарит деловито,

Нет, ей Цирцеи не понять,

Что остров можно бы покинуть,

Влюбиться и родных обнять,

Поспорить с грозною богиней,

Одной остаться на пиру,

И быть собою в этой драме,

Но снова перед ней замрут,

Те, кто считал себя богами

Глава 17 В Колхиде

Ээт могуч и грозен,

Он в своей Колхиде

Снова видит солнце,

Снова небо видит.

И вдали растаял

Наглый тот мальчишка,

И за птичьей стаей

Он несется, слыша

Стон сестры Цирцеи

Возглас сына рядом,

О моя Медея,

Что же ты, не надо!!!

Ночь смыкает саван,

Там в долине смерти

Остается славный

Парень, только ветер.

Все поет о чем-то,

Ждет его обратно

Подлая девчонка

Погубила брата.

И царек беспечный

Будет с ней жесток там,

И несется снова

Племя на восток там

Ничего, вернетесь,

Вы еще придете

Глупые бараны

К Ээту приползете.

Снова видит солнце,

Снова небо видит.

Ээт могуч и грозен,

Он в своей Колхиде

Могуч и грозен сын Гелиоса Ээт. Если Цирцеи в наследство достался далекий остров в океане, то ему подарил Лучезарный Колхиду. Это всегда была прекрасная и богатая земля, завидная для многих. Но понимали самозванцы завоеватели, что не удержаться им там без поддержки Гелиоса, поцарствовав немного, они уезжали оттуда прочь, искали острова попроще, чтобы не дотягивались до них его лучи, что не вспыхивал пожар в разных местах, и не сгорело все вместе с царями

А вот Ээта туда привел сам Гелиос, и заявил, что будет он там царить, и не оставит он сына без внимания. Все, что от него требуется, сделает для Ээта, и подарил ему для начала символ власти — золотое руно, которое осталось в самом главном саду под охраной дракона.

Все эти годы Лучезарному было мучительно больно из-за того, что он так поступил с его матерью, что не смог ему дать то, что должен был. Парень вырос без него, и увидел в первый раз отца, уже став взрослым. Старик Океан, растивший внука, никогда не был ласков и сердечен, но сделал мужа настоящего, готового постоять за себя и за свой мир, правда, он не ожидал, что мир этот будет таким вот, преображенным.

Но оставалось только порадоваться за внука и поразиться щедрости его отца. Правда, Цирцея сразу сказала, что бед и разочарований будет больше, чем радости в судьбе брата, но может быть, она говорила это из зависти, его остров смешно было даже сравнивать с Колхидой.

Она никогда прежде не бывала во владениях брата, но Тефида уговорила ее отправиться туда, они должны быть вместе в этом чужом и опасном мире

— Вам на богов надеяться не придется, посмотри, как они разошлись, а вот своим помогать надо, не забывать о них.

№№

Ээт встретил родичей радушно, сам показывал свои владения, рассказывал обо всем, что там было, немного удивился таким гостям.

Тефида заглянула в покои, где несколько дней назад родилась дочь Ээта

— Ее назвали Медеей, — почти удивилась она хотя сомнений в том не было никаких, она в те времена все знали заранее, даже то, что будет связано с этой девицей

— Это внучка Лучезарного, потому она такая сияющая и яркая, — говорила Тефида.

Цирцея молча на нее смотрела. Все, что будет происходить дальше, придется в то вмешиваться ей самой, но пока можно было немного передохнуть

— Ей достанется много бед и страданий, и запомни, что кроме тебя у нее никакого нет. Старуха хотела хоть как-то их сплотить, заставить оставаться вместе, чувствовать себя родичами.

К тому времени, когда в Колхиде родилась Медея, в мире уже правила не только Эрида, но появилась и богиня любви Афродита, и те, кто ждали ее с радостью, теперь о том сильно пожалели, потому что столько бед и страданий в их жизнях не бывало никогда прежде, как теперь.

Вот Цирцея и напомнила бабушке о ее явлении в мире:

— Почему нас так любят богини Любви и Раздора? — с горечью спрашивает Цирцея.

Ее это сильно печалило.

— Они ко всем относятся одинаково, мне пора домой, там уже у твоей матери родилась Пасифая, и надо будет ей помочь с малышкой.

Старуха тяжело вздохнула, пророчество об этом ребенке тревожило всех в этом мире.

— Еще одна несчастная, — задумчиво говорила Цирцея, больше она ничего не сказала, но и так все было ясно и понятно без всяких слов.

Старуха сделала вид, что она ничего не расслышала. Если ничего нельзя изменить, то стоит ли даже пытаться? Оставалось только жить и смотреть на то, как и что будет развиваться.

Она бессильно усмехнулась, думая о том, что кто-то в грядущем будет искать бессмертия, расшибется в лепешку, чтобы его найти, но они даже не представляют себе какой это кошмар, и какое благо, точно знать, что рано или поздно ты покинешь этот мир.

Глава 18 Коварство Лучезарного

Тефида не ошиблась, она появилась в своих владениях в тот момент, когда на свет появилась милая и очень красивая девица — последний дар от Гелиоса, напоминания Персе о той жизни, которой больше никогда у нее не будет — это был последний лучик света в темном царстве бога Океана. Она держала малышку на руках и думала о том, что еще будет в их жизни, как все сложится потом.

Перса сидела неподвижно, можно было сказать, что она умерла, если бы, конечно, была смертна. Она не смотрела на ребенка, ни о чем не говорила, ей хотелось только одного — расправиться с Климентой, увидеть, узнать, что та страдает еще больше и сильнее, чем она сама, хотя куда уж больше, казалось бы. Но не богиня Эрида, а именно Климента стала главным ее врагом.

Очень медленно, но и до владений Океана доходили новости о том, что творилось во всем остальном мире. И вскоре всем обитателям этого мира стало ведомо, что не Климента была их главным врагом, что она такая же жертва, как и ее сестра, потому что Океан узнал, что Гелиос снова женился, и женился этот предатель титанов на дочери Олимпийца Посейдона — бога морей, потеснившего самого Океана — женился он на Роде.

Старик пытался понять, специально ли он выбрал эту девицу, чтобы досадить им всем им, Персе в первую очередь, или просто хотел заполучить в родственники Посейдона, как когда-то стремился к Океану. От прях он узнал о том, что Олимпийцы продержатся до конца света, и никто их не сменит больше, вот и хотел оказаться с ними в одной связке.

Гелиос был неравнодушен к повелителям именно водной стихии, потому что только вода могла немного остудить его жар и действовала благоприятное на душу его и тело. А с кем ему быть, если не с повелителем всех морей. Да и сам он большую часть времени двигался именно над морями и океанами.

Тефида поняла, о чем думает ее грозный муж, но в отличие от него, она могла признать, что время их прошло, и они были бессильны противиться новым его порывам.

— Дочь Посейдона, — усмехнулась Персея, — ему все равно, кто будет рядом, лишь бы получить еще что-то, кроме любви богини. Она ему не нужна, и потом мне даже жаль эту Роду, она не ведает, с каким чудовищем связалась. И Клименту тоже жаль, она, наверное, теперь страдает больше всех, столько усилий прошли даром.

Такие речи немного разозлили ее матушку

— А почему он должен оставаться в одиночестве, ведь это ты от него ушла, а не он от тебя. Он пробовал вернуться, был тут, но тоже все напрасно.

А Клим просто получила то, что и должна была получить, тут нет ничего удивительного, небеса ей отплатили той же монетой. Она моя дочь, но никто не должен так поступать со своими близкими, вот и пусть страдает.

№

Климента, как только узнала о том, что Гелиос женился на другой, вовсе не была так благодушно настроена, как ее сестрица. Она решила отомстить, только до вторжения Эриды не могла придумать, как же это сделать. Но ни о чем кроме мести думать не собиралась.

Она страшно мучилась от своего бессилия, но желание мести захватило ее полностью.

А тут и появилась Эрида, она решила отомстить всем и сразу, как она это делала и позднее. И орудием в ее изящных ручках должна была стать именно эта несносная девица, так похожая на нее саму, но не поэтому ли она всеми силами старалась ее устранить, зачем в мире быть двум Эридам?

— Они у меня все попляшут.

— И что ты предлагаешь? — спросила Климента и поморщилась.

— Отправь туда Фаэтона, это все-таки его отец, пусть у него погостит, может быть, ему дочь Посейдона понравится, это было бы лучшим вариантом, чтобы наказать твоего неверного мужа.

— Не хочу, чтобы парня впутывали в эти разборки, это плохо для него закончится.

— Ну не хочешь и не хочешь, мое дело предложить, а твое отказаться, но уж на колеснице то прокатиться он может. Пусть все видят чей он сын, да и сможет заменить батюшку, если что.

Климента знала, что отказываться следует от всего, что предлагает Эрида, но никак не могла с собой справиться. Ее манило в ту пропасть, из которой она не смогла бы выбраться.

Фаэтон слышал их разговор, и еще до того, как матушка это предложила, он решил туда отправиться. На земле парню было скучно и одиноко и самое лучшее, что он мог придумать, чтобы развлечься, это промчаться по небесам в огненной колеснице. Разве многим в этом мире доступно такое? Они навсегда запомнят, кто он такой и какой он. Эридина стрела попала точно в цель, да она никогда и не сомневалась в том, что все так и будет, как она того хотела.

Отец, я хочу прокатиться

На огненной той колеснице,

Я сын твой и права имею.

Конями я править посмею,

И страшное там не случится.

Мне очень нужна колесница.

Бог Солнца молчал виновато,

Он знал, что наступит расплата.

Не думал, что скоро случится.

— Опасна моя колесница,

— Но я с ней управлюсь, я знаю.

Коней к небесам поднимает.

И к солнцу безумец умчится,

И дышит огнем колесница.

С земли наблюдает Эрида.

Сочувствует, так лишь для вида

Коварная, горе случится,

Всю землю сожжет колесница.

Отвергнутый сын не зевает,

Он мир этот вновь убивает,

И будет убитым убийца,

Там Зевс все лютует, ярится.

В объятьях немых Океана

Останется внук его странный,

И скажет Старик — Он разбился.

Исчез, навсегда растворился.

И Гелиос с неба взирает,

Он знает, он все это знает.

Глава 19 Гибель сына Гелиоса

О чем думала или не думала в тот момент Клименка, соглашаясь с Эридой, сказать трудно. Но она не только не стала возражать против того, чтобы он туда отправился и прокатился на огненной колеснице, но улыбнулась, словно сама толкала парня в Пекло.

Какая –то эйфория царила на острове, словно бы все было настроено на эту волну.

Фаэтон, ушел нее оглянувшись, он был убежден в том, что оглядываться — это плохая примета, вот и не оглядывался. И Эрида подумала о том, что видели они парня в последний раз.

Климента ни о чем таком не думала, она считала, что пробил ее час, и тот, кто был зачат Гелиосом, наконец займет достойное место.

Гелиос царил, как и обычно на небосклоне, ничего в жизни его не переменилось, как было, так и осталось. Он взирал на взрослого сына и хотел как-то искупить свою вину. Парень не виноват в том, что его матушка так вот с ним поступила, да с ними с обоими.

Когда Гелиос услышал о том, что тот хочет колесницу, он нахмурился

л- Кто тебе о том сказал? Ты не мог об этом сам догадаться, не делай этого, не стоит, кроме беды это ничего не принесет, уж поверь мне, спроси у сивилл.

Но все сказанное было напрасно, парень не отступался от своего.

— Мои друзья не верят, что я твой сын, вот я и должен им все это показать. Пусть они все увидят своими глазами, ведь лучше один раз увидеть, — говорил парень и боялся остановиться.

Гелиос ему поверил, он почувствовал, насколько это было важно для самоутверждения. И хотя в глубине души он чувствовал подвох, но не собирался отказывать брошенному когда-то сыну.

Как же здорово было лететь в колеснице над миром, он летел все быстрее и все дальше — сын Гелиоса и Клеймены, рожденный обманным путем, он докажет всем, что они заблуждались, что он так же могуч и сиятелен, как и его отец, что никакая п мире сила не сможет его побороть.

В какой момент радость сменилась тревогой, сказать трудно. Просто он слишком быстро подлетел к земле, боясь, что друзья его не разглядят, решат, что там сам Гелиос катается, а вовсе не он.

И в какой-то миг там вспыхнул огонь. Но он еще не мог этого видеть, и несся дальше. Землю охватило пламя, и жарко стало везде, даже на Олимпе.

Зевс взглянул на то, что творилось там и схватился за молнии. Размышлять долго было некогда, в тот момент, когда колесница, пролетая над океаном, оставляя свой огненный след, он пустил одну, вторую, третью молнию. две из трех попали в строптивого юношу, и он вместе с колесницей сорвался с небес, а потом пошел ко дну.

— Весь мир узнал, что у тебя был сын, — простонал Океан, который пытался спасти парня, но оказался от него слишком далеко и дотянуться до него не смог. — Я всегда не верил и не доверял тебе и правильно делал, таким нельзя доверять. Ты сжигаешь, рушишь, губишь все, что смогло к тебе приблизиться.

Но что теперь было о том говорить, если дело сделано. Климента долго не могла поверить в то, что все это случилось, что сына ее больше нет, но урон, который он нанес земле, был страшен.

Гелиос только печально усмехнулся. Он видел, как Зевс убивает Фаэтона и тот упал в море. Кони же вернулись к нему домой.

Дети титанов и богов не получили бессмертие, и глупо было им рисковать жизнями ради забавы, что позволено богам, то не позволено их детям. Только порой все это бывает трудно объяснить, они –то считают себя равными отцам, и страшно ошибаются.

Глава 20 Явление мачехи

Слухи о Фаэтоне, его минуте славы и страшной гибели еще долго оставались жить в этом мире. А между тем подрастала младшая дочь Персы Пасефая и познавала этот странный мир.

Однажды во время прогулки по берегу океана, она любила гулять в одиночестве, потому что только так можно было встретить кого-то важного и значительного, познакомиться, подружиться, во время прогулки она и встретила дочь Посейдона Роду, ставшею женой ее отца. Та разыскивала своего отца, и поджидала Гелиоса домой, и тоже ощущала себя одинокой и неприкаянной, хотя и была теперь замужней, но оставалась все такой же одинокой.

Тефида видела, как долго они о чем-то разговаривали, это показалось ей странным. Они старались не рассказывать девочке об отце и о новой его жене, но почему она так наивна и доверчива? Они все-таки нашли друг друга, как бы не хотелось обратного. Тефида смотрела на все это молча, но как только увидела Перса и разглядела, с кем ее дочь, она тут же вышла к ним, не в силах оставаться на месте.

— Оставь мою дочь в покое, это только мой ребенок, и он никогда не станет твоим. «Рожай ему своих детей и не протягивай руки к моим», — в ярости прокричала она, так чтобы слышали все, даже Гелиос на небесах.

Рода увидела усталую и измученную жену, которая была с ним до нее, и поежилась, ей вовсе не хотелось быть такой, она боялась, что и с ней случится что-то подобное.

И пока она мучительно думала уйти ей или остаться на месте, появился Посейдон. Ему показалось, что эта озлобленная и брошенная дева опасна для его дочери. Они не должны даже разговаривать, иначе будет худо.

— Пошли отсюда, Титаны не понимают и не помнят добра, они всегда будут попрекать нас за то, в чем мы не были виноваты.

Перса пристально на него взглянула, этот тип старается ее в чем-то упрекнуть. Но ей вовсе не хотелось от него услышать то, что она сама прогнала Гелиоса и ей не о чем жалеть, это было бы слишком.

Перса смотрела им вслед, и когда Пасифая ее просила о том, почему она так жестока к невинной девице, та ответила:

— Я не собиралась с ней мириться. Он хочет породниться с богами, а мне это противно. И это плохо закончится.

№

Эрида в тот же миг появилось на берегу, стоило только Посейдону уйти подальше. Наверное, она все видела и выжидала где-то в укрытии.

— Зачем ты так, они стараются наладить отношения со всем миром.

— Не нужны мне боги и никогда не будут нужны, — заявила она, и всем своим видом показала, что говорить о том не станет.

— Ты вместе с Цирцеей можешь запереться на островах, но жизнь у нас длинная, и нам придется всегда оставаться с ними, хотим мы того или нет.

— Пусть они остаются там, где хотят и не вмешиваются в нашу жизнь.

— Может ты и права, — задумчиво говорила Эрида, — тут не знаешь, что лучше, Прометей был близок к ним, но ничего хорошего не вышло, ты далеко, тоже все это плачевно закончилось. Надо выбирать что-то среднее.

— Еще ничего не закончилось, — о чем-то думала Перса.

Но когда она это произнесла, Эриды не было рядом, она отправилась к Клименте, надо было навестить вторую сестру, та была в страшном горе, но тем интереснее взглянуть на нее со стороны.

Если Эрида спешит с утешеньем,

То для богини ты станешь мишенью.

В городе грез все печально и дико

Снова спешит в этот мир Эвридика

Только Климента от злости немеет

И никого уберечь не посмеет

Перса в тумане и Рода в обмане,

Это Эрида всех в бездну заменит,

И посочувствует только для вида.

Предана страсти одной лишь Эрида.

И Океан озирается хмуро,

И прогоняют Титаны Амуры.

То, что печально и то что тут свято

Все улетает в ту бездну куда-то

Глава 21 Рода и Климента

Климента пребывала в страшной растерянности и печали, она видела, как обернулась ее затея с Фаэтоном, хуже могло быть, да некуда. Земля и весь люд оказались в одном шаге от гибели, от полного уничтожения. И самое главное, она потеряла не только сына, но и связь с Гелиосом, теперь их точно больше ничего не связывало. Кому-то и ее сестре тоже, это казалось справедливым. Она обманом вырвала сына у Лучезарного и должна его вернуть назад, это так, но, с другой стороны, разве может быть этот мир к ней так жесток, бесчеловечен, ведь она хотела только счастья, обычного счастья и ничего более. И она так много отдала для того, чтобы быть счастливой.

Клименте хотелось встретиться с богиней любви и спросить у нее, что было не так, почему она лишена счастья, что нужно было сделать, чтобы он все — таки в ее жизни было?

Но не Афродита вышла из пены морской, чтобы поговорить с изгнанницей, богиня любви была сердита из-за того, что этот мальчишка чуть не спалил весь мир, а ведь им руководила не любовь, а всего лишь тщеславие, сколько Нарциссов развелось в этом мире, она пыталась их безжалостно истребить, а они появились снова. Афродита устала бороться с самовлюбленными идиотами.

Впрочем, с убитой горем матерью говорить было бесполезно, как и с Эридой, толкнувшей его на это, и никогда не признающей своей вины. Говорить надо с теми, кто еще не совершил страшного зла, а поди да угадай кто это. Так что Климента ждала богиню любви напрасно, но гостья в те дни у нее все-таки была. Это оказалась дочь Посейдона Рода, та самая, занявшее ее место рядом с ее возлюбленным. Вот уж точно никогда не знаешь, не ведаешь, что появится у тебя в гостях. Зачем она здесь, как посмела явиться, что ей нужно. Но Климента так обессилила, что не могла бороться и противиться тоже не могла.

Рода прошла по острову, и дивилась тому, как он пуст, больше похож на необитае6мый.

Клименту ей удалось найти с большим трудом, но та только волком на нее смотрела и не произносила ни слова, она знала, кто перед ней, но понять не могла другого — как та посмела тут появиться? Что ей нужно? Посмеяться, поиздеваться хочет?

— Почему ты молчишь, я пришла с добрыми чувствами, хотя столько беды на земле и во всем остальном мире, что трудно справиться с гневом.

— Это ты виновата во всем, — прохрипела Климента, она, кажется, перестала соображать.

— В чем же я виновата? — спросила Рода.

— Я должна быть на твоем месте. Если было бы так, ничего этого не случилось бы. Мой сын был бы жив.

В глазах ее горел какой-то странный огонь, она готова была броситься на девицу, казавшуюся такой наивной.

— Но он сам выбрал меня, наверное, ты что-то не то и не так делала. Гелиос не из тех, кто позволил бы собой управлять. Его можно обмануть, но обман быстро раскроется, вот тогда и наступит самое страшное

— Ну и радуйся, что он выбрал тебя, и отстань от меня и моих близких, — Климента злилась все сильнее.

Рода хотела сказать, что они не хотят ее знать, но не стала делать. Она всегда была непредсказуемой и дерзкой, а уж теперь — особенно.

Рода оглянулась по сторонам, разговора явно не получилось, и в тот момент заметила отца. Он скользил по волнам, явно искал ее, в последние дни дочь доставляла немало хлопот.

Посейдон узнал, куда она отправилась, и тоже поспешил туда. Если мужу не было дела до его жены, то он должен был позаботиться о ней и уберечь от расправы, ведь это он согласился отдать ее Гелиосу, значит несет за нее ответственность.

— Зачем тебе связываться с ними? — удивленно спросил он.

— Я должна была хоть что-то сделать

— Ты сделал то, что могла, большего и не получится. Не всегда получается так, как хотят эти девицы. Странно, что они пытаются навязаться к тем, кому они совсем не нужны. Нам придется жить с ними рядом, но не стоит пытаться примириться.

Рода ничего на это не ответила, но подумала о том, что и она не очень-то нужна своему мужу, да и вряд ли ему вообще кто-то нужен. Это просто союз между Титаном и Олимпийцем, договор, и она оказалась частью такого договора.

Но ей не хотелось упрекать отца, ведь это он во всем был повинен, с кем-то из богов она могла быть спокойнее и значительно счастливее, не то, что сейчас. Но она подчинилась его воле, потому и должна страдать.

Глава 22 Ссора с Гелиосом

Последним о том, что Рода побывала у его бывшей жены и возлюбленной, узнал Лучезарный. Сначала он удивился, потоми страшно рассердился, узнав обо всем этом. Да как и почему она туда отправилась?

И напрасно думала Рода, что его совсем не задевает то, что она делала, просто он был в неведении, хотя с небес видно все, но смотрел он не так внимательно на землю.

И вот теперь Гелиос понял, что ему нужно поговорить с Родой, он даже не стал выбирать слова и заходить издалека.

— Ты совсем не знаешь наших, тебе не сладить с ними не стоит и начинать, боги твои все равно победят. И не думай даже о том.

— Но надо как-то соединить богов с титанами. От этого всем станет лучше, — не унималась Рода.

— Так Прометей уже пытался это сделать, и где он теперь? — усмехнулся Гелиос, припоминая старую историю того, кто пытался подарить людям огонь и оказался прикованным к скале.

Рода молчала, но Гелиос догадался, что она был и у Прометея. С этим надо что-то делать, добрыми намерениями его жены дорога в ад стелется, это точно.

— Ты для него чужая, а Зевс тебе этого не простит, как только узнает, он пока ни о чем не догадывается, но ему это станет известно рано или поздно, и что мы тогда делать станем?

— Зато Гера на моей стороне, — вдруг произнесла Рода.

И муж понял, что он мало знает, что он, может быть, не знает ничего вообще о ней. И это показалось ему страшной бедой. С этим надо было срочно что-то делать.

— Гера уже висит вверх ногами, и ты будешь рядом, если Зевс о том узнает, — только и смог вымолвить он.

Но при этом он почувствовал такое бессилие., которого не ощущал до сих пор ни разу.

Назревал большой скандал. Гелиос не терпел неповиновения и самоуправства, она даже не ставила его в известность о том, что собиралась делать, а это никуда не годилось совсем.

Сначала он хотел поговорить с ее отцом, но вспомнил, что Посейдон позволяет своей любимой дочери все, что она не творит и все ей прощает.

— Из этого ничего не выйдет, он никак не сможет мне помочь

Зевс к нему относился настороженно терпеть его терпел, но доверять не собирался. Оставался только Аид из трех братьев, но к нему Гелиос собирался обратиться в последнюю очередь. В Аиде и в объятьях старшего из братьев никогда оказаться не поздно. Он сам выбрал Роду и самому придется с ней разбираться. Это было немного странным, ничего подобного не было с Персой и Климентой. Но все когда-нибудь начинается, ему придется воспитать ее по своему образу и подобию, о том, чтобы расстаться с ней не было и речи.

Он увидел насмешливый лик Океана, тот возник из тумана над море6м и рассмеялся:

— Что туго тебе приходится, не хотел жить спокойно с моей дочерью, теперь вот хлебнешь Лиха с этой.

— Ну почему же не хотел, только от моего желания ничего не зависело, одна оказалась коварна и хитра, вторая упряма, как сто быков, а мне пришлось все это расхлебывать.

— Зато эта покорна и мила, только ты не знаешь куда бежать и кому что сказать.

Старик вымещал свои обиды и пытался вывести его из себя, но Гелиос развернулся и ушел, ему надо было продолжить разговор с Родой. Один раз и навсегда все решить, чтобы ничего подобного больше случиться не могло.

Глава 23 Остров для жены

Гелиос очнулся от вечной спячки и понял, что он должен действовать, так дальше продолжаться не может.

Сначала происшествие с сыном, а теперь и с молодой женой не позволят ему оставаться в стороне и покое, они все словно извести его собрались. Времена такие настали, ему придется быть на передовой и что-то решать самому. Но, как и что он может решить? Не привык он к таким действиям, а придется привыкать.

Разговор, который он прервал пару часов назад, был теперь продолжен, и они с самого начала начали ссориться. Накопилось, накипело.

Рода за это время поняла, что она не желает быть ни спесивой Персой, ни хитрой Климентой, им ничего не удалось добиться в жизни с Лучезарным, она же останется самой собой, и это лучшее, что может быть у ее жизни. А Гелиос не так страшен, как кажется сначала, стоит только начать сопротивляться, и он изменится раз и навсегда.

Ссора была страшной, и никто не хотел уступать в этом противостоянии. Гелиос чувствовал, что он во всем виноват, и это заставило его злиться еще сильнее. Виноватый злится всегда –таков закон природы. Он ведь прекрасно понимает, что не прав, но ничего поделать не может.

Остановились они в полночь, когда на море разыгрался страшный шторм, сирены донесли Посейдону, что дочка его ссорится с мужем и никак успокоиться не может.

— О, Повелитель, без тебя там точно не обойтись, — верещали наперебой сирены, и ему ничего не оставалось, как только все бросить и повернуть упряжку с коньками туда.

Сколько раз в последнее время он рвался туда, где была Рода, но и оставить ее в беде тоже не мог. Вообще-то теперь вся ответственность была на муже, но Посейдон видел какой у нее муж, и не собирался на все это смотреть со стороны и не вмешиваться.

Когда он причалил к берегу, Гелиос был на том самом берегу, молча стоял и смотрел куда-то вдаль, все утихло, на время или на совсем, как знать.

Посейдон щадить его не собирался, разве не он правил всем этим миром? Вот и пусть тот живет если не в страхе, то в тревоге.

— Это твоя дочь во всем виновата, — не выдержал Гелиос

— Слова не мужа, а мальчишки, если ты, Титан, не можешь справиться с юной богиней, то не спирай все на нее. Да, ей скучно, нечем заняться, она хочет как лучше. А это твори родичи, между прочим, а не ее.

Чтобы как-то его остановить, Гелиос спросил:

— Как ты думаешь, что я должен подарить ей, чтобы загладить вину и она немного успокоилась?

— Ты можешь все, достань ей остров со дна морского и назови ее именем, Родос, пока она будет ее обустраивать, наводить порядок, все как-то и наладится со временем. Но главное, ей будет чем заняться, пока ты в небесах.

Дело оказалось не таким и сложным, как могло быть, вскоре на земле во владениях Посейдона появился остров Родос, и сам Гелиос отправил туда Роду.

— Я подарил тебе остров, все для тебя делал.

Рода вспомнила, что свой остров был у дочери его Цирцеи, да и у Ээта была Колхида, наверное, так заведено у титанов, вот и она приобщается. К этому миру. Наверное, это было лучший подарок к ее жизни. Она бросилась на шею к отцу и порадовалась такой прекрасной перемене.

Она радостно поблагодарила своего грозного мужа, и сказала, что только о таком острове и мечтала. И как предрекал Посейдон, тут же занялась делом, там надо было все устроить так, как ей самой того захочется.

И когда Гелиос понял, что подарку она обрадовалась, он только и попросил

— Обещай мне, что ты будешь советоваться со мной, прежде чем отправляться куда-то, а добрыми намерениями дорога в Аид часто стелется. А там у твоего дядюшки все вовсе не так красиво, как на небесах или на острове. И лучше тебе не видеть всего, что там теперь творится.

Она радостно кивнула, между ними возникло какое-то понимание. Жизнь явно налаживалась

№№

Я подарю тебе остров,

Чтоб было куда вернуться,

Когда тебе грустно очень,

И все от тебя отвернуться,

Ты знай, что в бескрайнем море

Есть Родос — твое спасенье.

Я подарю тебе остров,

Отметим там новоселье.

И дочь Посейдона рада,

И остров ее сияет,

Устроила все как надо,

И мужа в тиши встречает.

Туда не плывут сирены,

Скитальцы проходят мимо.

И жизнь течет постепенно,

Все вроде легко и мило.

И только ладья Цирцеи,

Однажды туда причалит.

— И как же живется, детка,

Не страшно тебе ночами?

В ответ улыбнется Рода.

Спокойна она как прежде,

Здесь всюду шмели и розы,

Прозрачны ее одежды,

И мир среди вод прекрасен,

И миг этой встрече темен,

И братец спешит на праздник,

Но он остался бездомен.

И в голосе чаек трепет,

Медузы вдали резвятся,

Здесь скоро появятся дети,

И будут галдеть и смеяться

Когда тебе грустно очень,

И все от тебя отвернуться,

Я подарю тебе остров,

Чтоб было куда вернуться,

Глава 24 Бабушка, мать и дочь

После того, когда Рода получила свой остров и занялась его устройством, жизнь стала налаживаться во всем остальном мире. Такое случается, если возбудителя спокойствия занять каким-то важным делом. Гелиос дивился тому, что он сам раньше о том не догадывался. И только на самом краю земли оставались на берегу океана — бабушка, мать и дочь.

Это старая наша знакомая жена Океана Тефида, ее дочка Перса, которая так и не вышла больше замуж и не думала даже о том и младшая ее дочь Пасифея, все еще оставалась рядом с матушкой и бабушкой. Она никогда не видела другого мира, но все время ей чего-то такого хотелось.

Жили они в уединении, почти не ссорились, и долгими вечерами, сидя на берегу океана, беседовали и пытались понять, куда катится мир и что будет дальше, потому что все были бессмертными, и хотелось хоть какого-то разнообразия в жизнь внести, чтобы происходило что-то, волновало, тревожило.

Все немного оживилось только в тот момент, когда появилась Эрида, только с ее явлением жизнь оживала, становилась совсем другой, и потому все трое странно ей обрадовались. Знали, что она может и поссорить их и какие-то беды принести, но они верили, что это лучше, чем такое вот прозябание в одиночестве.

Никакая Афродита, Афина, Гера сюда, на край света, сроду не заглядывали, а вот Эрида о них не забывала. И это она была вестником титанов и богов, когда появлялась тут, она рассказывала обо всем, что творится в мире, что, где и как происходит, да просто оживляла весь этот мир странный.

Вот и на этот раз глаза ее странно сверкали, сразу понятно, что она не просто пролетала мимо, а направлялась к ним с какими-то вестями.

— Хотя вы не звали и не ждали меня, но я с добрыми новостями, бояться вам нечего, на Критике только и говорят о вашей девице, сам царь Минос собрался на ней жениться, и скоро вы о том узнаете от его посланников.

И все трое в тот миг переглянулись, и вспомнили старый сон. Нет, они не сомневались, что сны сбываются, но может быть не прямо так, как и приснились, всегда оставалась надежда на лучшее.

— Я стану его женой? — спросила Пасефая и даже не стала скрывать, как ее такая новость порадовала. Теперь и ее глаза сияли так же, она радовалась всему, что происходило.

— Ты бы пока помолчала, дитя мое, — обратилась к девице бабушка.

— Но почему же, вон Рода управляется с батюшкой, он ей острова дарит. А я почем с царем земным не справлюсь? Я ничем ее не хуже.

Она была наивна, если не глупа.

— Детка, бог на небесах, который так редко на землю спускается и царь на земле, это совсем не то же самое. Богу не за что сражаться, у него все есть изначально, цари должны отстаивать и защищать свои земли, у них всегда много забот и противников.

— А еще и войны случаются, — усмехнулась Перса, упрек дочери ей пришелся не по нраву, она невольно на нее сердилась.

— Ну, если войны — этот как раз и не так скверно, уплывет он в какую-нибудь Трою, и только тогда ты и будешь свободна и беззаботна. Если с мужем не сильно повезет.

Она дивилась тому, насколько и старуха, и ее дочка не знали жизни, да и то сказать, нигде они не были, ничего не видели, все, что с ними успело случиться, случилось уже давно, а ведь самое интересное все может быть только впереди.

Она ничего не стала рассказывать Пасифее о будущем муже, пусть еще поживет хоть какое-то время в безмятежности, хватит на ее долю бед и страданий в грядущем. Молодость — это самое лучше на свете время, о котором потом останется только вспоминать.

Так далекий остров Крит и стал казаться младшей дочери Гелиоса домом родным, она видела могучего царя, который должен стать ее мужем и радовалась, что все так складывалось. Будь, что будет, но это лучше, чем то, что творится тут и сейчас.

Царь Минос суров и отчаян,

Но будет он преданным мужем,

И деве не спится ночами,

Ей Минос и остров ей нужен.

А здесь, на берегу океана,

Давно все девице постыло.

И словно тоска или рана,

Ведет ее к пропасти сила,

Какая-то злая бравада,

Какая-то боль и сомнения

Стоит она, словно бы рада

Над бездною в утро весеннее.

И где-то в тумане растаял

Тот мир и тот призрачный остров.

И берег родимый оставив,

Она уплывала в ту осень.

Она уносилась в ту зиму,

Мечтая о детях и счастье,

Как хочется быть ей любимой,

Какие герои ей снятся.

Не веря в беду и печали,

Она только видит в тумане

Таинственный острове ночами,

Заманит ее и обманет

Глава 25 Цирцея и Эрида

Эрида поняла, что она наделала немало шуму, ради чего и добиралась сюда через весь мир, и готовилась уже проститься с радушными хозяйками, но в тот самый миг внезапно появилась Цирцея. А как еще могла возникнуть на их пути чародейка? Только внезапно.

Наведывалась она в дом родной не так часто, как хотелось, далеко, да и не любила она разговоры эти унылые, ворчание матушки и все, что могло ей испортить настроение надолго. Она так привыкла к одиночеству на своем острове, что в них совсем не нуждалась.

Но на этот раз она должна была их предупредить, ведь речь шла о брате, о том мире, который коварная Медея разрушит, ради никчемного героя, даже не задумываясь. И хотя изменить ничего нельзя, но поговорить о том, и сразу станет легче. И хотя Цирка мало в ком нуждалась, но поговорить ей часто хотелось, а больше было не с кем, вот и приходилось терпеть своих близких

Бабушка и мать сразу поняли, что вторая новость будет не такой приятной, ну или безобидной хотя бы, предчувствия их не обманывали.

№№№№

Цирцея не стала оттягивать разговора, она сразу сказала все, что хотела

— Язон направился в Колхиду, и там уже Афродита. Она любит этого парня и сделает все, чтобы он получил Золотое руно. Если его нельзя получить по-хорошему, то всегда можно украсть

— Бедная Медея, разве она может устоять перед богиней любви, — всхлипнула старуха.

Она всегда реагировала острее, чем Перса на все беды и невзгоды, она так часто представляла себе эту историю, что порой казалось, что все уже случилось.

— Значит мы вместе выйдем замуж? — радостно воскликнула Пасифая.

Кажется ее все теперь радовало, она всем была довольна.

Но мать и бабушка не разделяли ее радости, Эриды хмыкнула, в Цирцея нахмурилась. Молодости прощается многое, но когда мир стоит на краю гибели, то радоваться нечему. Недаром многие считают, что свадьба так похожа на похороны. Надо было остудить радостный пыл младшенькой.

— Только она расправится со своим мужем, а ты не сможешь сладить с Миносом никогда — в этом и разница, — говорила Перса.

И в те минуты судьба дочери ее совсем не беспокоила, ей хотелось только отплатить то же монетой за то, что она напомнила о неудаче с Гелиосом. Пусть потом думает, о чем говорит, она вообще привыкла так легко обижать людей.

Старуха подумала, что возможно не просто так Гелиос оставил свою жену, было в ней что-то такое холодное и далекое, что не хотелось даже думать о том, как она могла такой уродиться.

Цирцея с Эридой переглянулись, им вовсе не хотелось ссориться из-за этих богом забытых Титанид, которые в новой жизни уже никакой роли не играли и играть не могли. Они просто в глуши и забвении доживали свой век.

В обратный путь они отправились вместе, Эрида стала убеждать подругу в том, что она должна помочь своей племяннице, ведь ей больше никто не поможет.

— А это несправедливо, Афродита слишком много на себя берет, она конечно богиня любви, ей позволено больше, чем остальным, но вовсе не столько как она считает. Только мы можем ее проучить, больше некому.

Эрида подивилась тому, как тяжело было подтолкнуть на что-то Цирцею. Она не чувствовала родственной связи, она была равнодушна к своим близким, впрочем, как и к дальним. И должно было произойти что-то такое невероятное, что могло бы ее толкнуть туда, на помощь к Медее и брату, который пострадает от всего этого больше других. Это должна была признать даже Эрида, хотя все для нее было легкой забавой.

Разразилась страшная гроза, они едва успели добраться до острова Цирцеи, чтобы там укрыться, но молнии так и носились где-то рядом

— Да уж, странные времена наступают, — покачала головой Эрида, вроде жили, не тужили, никого не трогали, и вдруг такое.

Часть 2 Путь Медеи

Глава 1 Медея и Язон. Тайны лабиринта

1

Прекрасна залитая солнцем Колхида,

Там девы чудесны и грозны цари.

Но что это вдруг? Зазвучит панихида…

О темном коварстве и светлой любви,

Слагаются дивные вечные песни.

И где-то в тумане все слушает царь,

О том, как погибнет и снова воскреснет

Прекрасная дева, вещать не устанут.

Внезапно волшебница в этом тумане,

Заметит с усмешкой богиню любви,

И тонет. И тонет она в океане

Страстей, только Гелиос светит вдали.

А где же Медея, куда твою внучку

Уносит во тьме золотистый дракон?

И дивно поют о любви и разлуке

Прекрасные барды далеких времен.

2.

Эрида была нетерпима и зла,

Когда к Афродите внезапно пришла,

— Ты снова с Язоном, зачем тебе он?

Печальная песня грядущих времен.

— Он мил и отчаян, грядущий герой,

Руно золотое мне снится порой,

И я награжу им, поверь мне, царя.

Эрида вздохнула, — пришла она зря.

Сам Зевс с Афродитой не сладит порой,

— Ну что ж, ты увидишь, какой он герой.

Плечом повела и капризно молчит.

Эрида страшна, скучен мир без Эрид.

И вот уж корабль для героя готов.

И он подчинился богине без слов.

3.

Цирцея с Ээтом в ту пору была,

Но брата утешить она не смогла.

— Придут испытанья, мой брат дорогой,

Я видела сон, больше Зевс не с тобой.

— Но разве не с нами наш звездный отец?

— Он слишком далек, и печали венец

Подарят упрямые боги опять.

И сыну Титана едва ль устоять.

И гневно на солнце взирает Ээт,

Что в жизни случится, но сил уже нет.

— Я с нашей Медеей спокойна была,

Пока Афродита сюда не пришла.

— Богиня любви? Ты о ней говоришь?

Она перед нею едва ль устоит.

4.

Но если б Эрида не спорила с ней,

Мы б все становились нежней и сильней.

Богиня раздора свой гнев не скрывала,

Когда об Язоне Афро ворковала.

— Язон, кто такой? — Я не знаю пока,

Но жди для Медеи своей жениха.

Он явится скоро, о брат, мне поверь,

И не было в мире страшнее потерь,

Чем этот нелепый и горький союз.

— Но как избежать? — Я судить не берусь.

— Так значит, повержен Титан здесь опять?

И боги готовы опять пировать?

Молчала Цирцея, и что ей сказать,

Царь будет сражаться с богами опять.

5.

В печали и неге бродила она.

А в милой Колхиде бурлила весна,

Сам Гелиос снова обнимает с небес,

Ей будут покорны и небо, и лес,

Лишь море готово беду подарить

Душа, словно чайка, над бездной парит,

Там тетушка где-то колдует вдали,

Медея живет в ореоле любви.

Когда Афродита заглянет тайком,

В Колхиду, любуясь драконом, руном.

За этой вещицей сюда устремясь,

И хан иноземный, и царь наш, и князь

Могли б о подарке чудесном мечтать,

Да только руна никому не видать.

6.

Лишь дерзкий юнец с Афродитой своей

Собрал аргонавтов, идет все быстрей,

Спокойно взирает во мгле Посейдон

На эту забаву грядущих времен,

Он все позволял Афродите своей,

Язон покорил все просторы морей.

И бродит устало Медея без сна

И грустною думой томится она.

Волшебнице небо покорно и лес,

Но грозное море — шкатулка чудес.

Раскрыть — о появятся чудища вновь,

Ей море подарит Язона любовь.

Она на скале в это утро была,

А даль так туманна, душа так светла.

7.

Но хмурился Гелиос в небе в тот час,

— Несет Афродита погибель для нас.

— Да разве же Ээта юнец устрашит?

— Любого сразит он, лишенный души.

Его ослепило однажды руно,

И всех он погубит, мальчишка шальной.

И снова умчался в туман Посейдон,

Немного виновен и вечно влюблен.

От всех Афродиту готов защищать,

Во мгле на Язона он сморит опять.

— Ну что же красавец, могуч и силен,

Но звезд не хватает на небе Язон,

Медее бы лучше сгодился жених, —

Властитель морей загрустил лишь на миг.

8.

Как царский дворец и огромен и нем.

— Зачем ты явился, Язон, о, зачем,

— Подарит мне власть золотое руно, —

Твердил он, от страсти немой и хмельной.

Да только губительна голая страсть,

Она безрассудна, как дикая власть.

И грозно шипит золотистый дракон.

Но воины снова спешат за руном.

И вот пред царем он стоит в тишине:

— Но если явился сегодня ко мне,

То должен ты поле вспахать, а потом,

Взрасти и сразишься с незримым полком,

А после невесту себе раздобыть,

Чтоб в мире безжалостном гордо царить.

9.

И лишь усмехнулся суровый Ээт,

— Быть может, отступишь? Язон ему: — Нет,

Я столько прошел, и теперь отступать?

И поле он начал уже засевать

Зубами драконов отчаян и нем.

Измаялся бедный царевич совсем.

И молча взирала из башни Медея,

От страсти, нахлынувшей вдруг холодея.

Забыла про дом и не помнит отца,

С Язоном остаться решит до конца.

Богиня исполнит наказы царя,

Старается Ээт испытать его зря.

Беда угрожает герою опять.

Он должен погибнуть, коварен наш царь.

10.

Но кто б с золотым вдруг расстался руном,

Гуляет Язон там от страсти хмельной,

Сама Афродита Медеею вдруг

Предстала, дракон засыпает от рук,

От ласк ее нежных, навеки пленен,

В объятьях богини затихнет дракон.

— Руно забирай, да и дочь прихвати, —

Богиня герою из мрака кричит, —

Я вас догоню. И послушен ей он,

Язон с золотым уносился руном.

О, как же Медея тревожно спала,

Но сладить с богиней любви не могла.

И где-то Цирцея молчала вдали.

Ей тоже хотелось тепла и любви.

11.

Лишь в море открытом очнулась она,

Медея тогда поняла — пленена.

Язон и Руно. Не простит ей отец.

А ей Афродита готовит венец,

Ну что же, до тетушки ближе теперь,

Душа исстрадалась от бед и потерь.

Но как объяснить деду, ей и отцу.

Язон же в объятьях, дриады несут

Любимцу богини такие дары.

Медея молчит в тишине до поры.

— Как страшно коварство богини любви.

И даже Эрида растает вдали,

Помедлив немного, она не смогла,

Медею спасти, так коварна и зла

12.

У нас Афродита, — Цирцея твердит,

И скроется где-то в пучине обид.

В печали Цирцея племянницу ждет.

К ней нынче Медея с Язоном придет.

И знавшая тайны коварных богинь,

Она в эту бездну печально глядит.

— О, тетушка, что же нас ждет впереди?

— Не знаю, дитя, этот путь ты пройди.

Отца задержу, только там, за чертой,

Держись, лишь Аид там пребудет с тобой,

А Зевс с Посейдоном теперь далеки,

Им проще с Язоном, себя береги.

И долго махала волшебница вслед,

Ведь это начало грядущих всех бед.

13.

Цирцея к Аиду устало спешит.

И зря говорят, будто он без души.

В свою Персефону навеки влюблен,

Не то, что наш Зевс или злой Посейдон

— О, грозный правитель, — она говорит.

Смотри, что Эрида в тумане творит.

Легко с Афродитой сцепилась она.

И тает Медея в безумных волнах.

Ты сможешь ее от кошмара спасти.

Прости, что угодно, ее защити.

И лишь усмехнулся устало Аид,

Когда Персефона ему говорит:

— Я знаю, как пусто ей в мире чужом,

И знаю, не любит Медею Язон.

14.

Иначе б Цирцея сюда не пришла,

Какой же жестокой Афро с ней была,

Но если б Эрида забыла о них,

Все скверно: богиня раздора, жених,

Спаси ее, милый, упрям Посейдон,

Не хватит ей силы, коварство кругом.

Вот так же когда-то весь мир ополчился,

Когда ты со мною в свой мир возвратился,

И матушка даже принять не могла,

А я ведь богиней, не девой была.

Медея становится верной женой,

Язон вновь бесстрастен глухой и чужой.

Он к милой царевне, забыв обо всем,

Все рвется в порыве безумном своем.

Глава 2 Лабиринт ошибок

1.

Царь тело наследника вдруг получил,

На трон опустился Ээт наш без сил,

— Скажи мне, что было там с ними потом,

Будь проклят коварный, безумный Язон.

— Он зять твой, ты дочь проклинаешь шутя? —

Спросила Эрида: — Не рады гостям?

Когда над Колхидой сгущается тьма…

— Медея свой путь выбирала сама.

— Не льсти, мой владыка, богиня любви

Ему помогала. Тревоги твои

И беды тебе принесла Афродита,

Медея похищена, сын твой убитый,

Руно у Язон, бессилен Дракон,

Все беды свалились, и ты побежден.

2.

И снится Медее Колхида родная,

И вольные степи, конца им и края,

Не будет, и странно вздыхает она,

Тоской этой дикой Медея пьяна.

— О, тетушка, что же мне делать теперь?

Как жить на чужбине средь бед и смертей?

— И это пройдет, только ты не грусти.

К тебе твой дракон золотистый летит.

Я вижу, как дивно-прекрасен дракон.

Но что ты грустишь? — Это видно Язон,

Готовит опять нам беду за бедой.

— Ее не зови, о, Медея, постой!

Но как успокоиться, если в глуши,

Лишь волком глядит он, лишенный души.

3

И хочется снова Медее домой,

Рыдает она без Колхиды родной.

И видит во сне, как царевна мила,

И с ней откровенна богиня была.

— Любовница ты, но не станешь женой,

Язон предназначен судьбой для другой.

Он станет царем, ты помеха теперь.

Перечить не смей, избежишь ли потерь?

А если ты любишь, смирись и оставь,

Дай царствовать, ты не царица, он –царь.

Царем он Карифа в бессмертье уйдет.

Оставь его, Главка царевича ждет.

Она обмерла, не могла говорить,

Богиню ль Медее за это корить?

4.

— Ну вот и прекрасно, о будь же мудра.-

Эрида взывает: — Отмстить нам пора,

Ты это потерпишь, Медея, опять?

Увидишь, как с Главкой он будет стоять

Пред богом, оставив тебя навсегда?

Но я не оставлю царя никогда.

Молчала Медея, к Эриде прильнув,

Она не посмеет забыть ту весну,

Она Афродите готова перечить.

Милы ей Эриды опасные речи,

А та приготовит и плащ, и венец.

— Проснись же, Медея моя, наконец.

Пусть всем неповадно любовь предавать,

И ненависть тоже способна пылать.

5.

Молчать, отпустить и вернуться к отцу,

Потом посмотри, как идут там к венцу,

И тот, кто твой мир разорил, он опять

С царевной готов до зари пировать.

— Медея, — взывает влюбленный Язон, —

Меня отпусти, я влюблен, я пленен,

О прошлом забудь и оставь нас теперь.

А я одарю здесь по-царски детей,

Тебя не забудет любимый твой царь.

Но ты не перечь, нас с царевной оставь.

— Конечно, мой милый, о чем разговор?

Земля тебе пухом, — и пламенный взор

Смущенный Язон больше медлить не мог.

К царевне бежит, да простит его бог.

6.

А что же Медея так странно бледна,

Зачем она нынче с Эридой дружна?

Готовит им дар, об обидах забыв,

И праздник, он будет по-царски красив.

Язон ошалел, он не верит, но ждет,

Когда же царевна в объятья придет,

— Венец золотой, от кого этот дар?

Эриде для Главки подарка не жаль.

Царевна примерила сразу венец,

Ну, вот и герой с ней теперь наконец.

Но что это? Пламя ее охватило,

И дикая боль гибкий стан пепелила,

Смеется Эрида, Медея молчит,

Пусть царь свою дочь от беды защитит.

7

— Останешься жив, о проклятый Язон, —

Эрида смеется, сжимается он.

От боли и страха бежит в никуда.

Аид усмехнулся: — С Язоном беда.

Молчит Афродита — с Эридой не спорит.

— Язона постигло извечное горе,

Но я ей впервые не стану мешать.

— Ни дна, ни покрышки тебе, о наш царь.

Богини закончили яростный спор,

А что остается, кошмар и позор.

Никто в целом свете его не поймет.

И снова куда-то, забывшись, бредет.

Хрипит, что во всем виновата Медея,

Меж жизнью и смертью висит, холодея.

8.

Дракон уносил ее снова куда-то,

В Афины пришла чародейка крылатая

И видит — Эгей ею вечно пленен.

Медее так верит в отчаянье он.

Она с ним спокойна и даже мила,

Надежду на молодость снова дала.

И к жизни второй возродиться готов,

Эрида смеется: — И будет любовь.

Не этот старик, я героя найду

И к милой Медее его приведу.

Мне будет служить, проиграв, Афродита,

И сын Посейдона готовится к битве.

— Герой, — усмехнулась устало Медея,

— Все будет, ты жди, дорогая, Тезея.

9.

Медея в Афинах прекрасных царит.

И ждет вдохновенно она до зари,

Но только не верит Медея в добро,

И в грозный свой час, то красиво, то зло,

Все видит те страстные, дивные сны.

— С Тезеем иначе поступим здесь мы.

Ты будешь все время в тиши ускользать,

Он будет стремиться, надеяться, ждать.

Едва обнимать, терять и манить.

Медея, позволь лишь страдать и любить,

Цирцея с Эридой не спорит опять.

И ей Одиссея в тумане встречать.

Но счастье, оно мимолетно, увы.

Царица сильна, если чувства мертвы.

10.

Отрава страстей посильнее иной,

И старый Эгей сына ждет и покой

С любимой Медеей решил обрести,

Но вот и герой уже вроде в пути.

Медея, на глади прозрачной воды

Чарует Тезея за миг до беды.

Эрида с усмешкой отметит: — Он твой,

Но делай, как надо, не спорь же со мной.

— Отравлен, — Афина твердит Афродите, —

И как ты могла уступить их Эриде.

— Хочу посмотреть, что же сможет она.

Тезей покорен, он скользит по волнам,

И с женщиной первой, от страсти сгорая,

Понять он желает, но кто же такая?

11.

Царица, богиня, волшебница, страсть.

Он знает Медеи безумную власть,

И что ему царства, и что ему мир,

Медея всевластна сегодня над ним.

И зла не скрывает теперь Афродита,

Пусть страсть торжествует, любовь позабыта,

Но хочет узнать, что же будет потом,

Медея сегодня играет с огнем.

Ее забавляет веселая власть,

Его покоряет безумная страсть

И все остальные в пылу роковом,

Уйдут незаметно, оставят потом.

И в том лабиринте тревог и страстей

Мечтает Тезей о Медее своей.

Глава 3 Благословление богини

Прекрасная девушка с распущенными золотистыми волосами стояла перед алтарем, усыпанным цветами. Она была так счастлива оттого, что из всех юных и прекрасных дев он выбрал именно ее. Да. Она дочь Колхидского царя, ее род восходит к богам, но ведь бог мог и не обратить на это внимания.

Учение это было и интересным, и захватывающим, и многозначным. Но когда оно завершилось, она стала самой могущественной из всех волшебниц в этом мире. Пророчица предсказала ей, что даже богини будут обращаться к ней за помощью, не говоря о героях и простых смертных. Она знала предназначение всех трав и могла изготовить любые снадобья и яды. Те, кто ценили молодость и радовались жизни, всегда станут обращаться к ней. И отдадут они ей все, чего бы она у них за это не попросила. Она знала, что будет обладать несметными богатствами, к которым, впрочем, никакой страсти не питала.

Медея было рождена в царском дворце, и никогда ни в чем не нуждалась. При помощи особенных заклятий Медея могла управлять природными стихиями. Она спокойно вызывала бури на морях, топила корабли, сгоняла тучи в одном место, и начиналась жуткая гроза, снимала с неба звезды и бросала их на дно морское шутки ради. Погруженные во мрак путешественники легко могли заблудиться, и даже погибнуть, особенно если поддавались панике. Она могла перемешать все пути дороги, когда все запутывалось. Она собиралась добиться самого главного, но со временем это стало казаться ей скучным и бесполезным. Стоял перед алтарем Богини Ночи, она приносила ей щедрые жертвы и благодарила за познания. Она знала, что Черная богиня должна благословить ее на новую жизнь. Радостно и восторженно затрепетала ее душа — о чем еще может мечтать царская дочка в свои восемнадцать лет? Чего у нее не было и не будет в дальнейшем?

Нет, этого просто не могло быть на свете, не существовало в природе, а если это и существует, она не могла ничего придумать, то рано или поздно это будет у нее.

№№№№

В тот миг она вздрогнула, ей показалось, что мраморное лицо ее богини потеплело и ожило. Оно стало живым. Хотя и длилось это только мгновение, но это было, и она сама, в знак величайшей милости приняла это.

Мимо проплывало облако, которое вело себя довольно странно. От этого облака отделился золотой Дракон, запряженный в колесницу. И не сомневалась она в том, что к ней пожаловала тетушка — великая волшебница Цирцея. Конечно, разве могла она не навестить ее в такое время, в такой знаменательный день. Она отпустила Дракона, что-то шепнув ему, и шагнула навстречу к племяннице. Она улыбалась, глядя на Медею, но глаза ее оставались грустными. Странно, на это мог не обращать внимания кто-то другой, но Медея за всем чутко следила. Она расстроилась от такого явления, и взглянула на нее вопросительно.

— Ты хочешь поздравить меня, но ты как будто не рада всему происходящему, — спросила она, не скрывая своего удивления, — о чем же печаль твоя, ведь в целом мире нет человека счастливее, могущественнее и прекраснее меня, так чего желаешь ты и о чем печалишься? — продолжала она задавать свои вопросы.

— Не знаю, — уклончиво ответила та, — когда человеку много дано, с него много и спросится, а каждый ли умеет распоряжаться тем, что ему дано. Страсти, разрывающие твою душу, вознесут до небес или погубят тебя, многие из тех, кто рядом будут, пострадают.

Как странно здесь в этот час звучали ее речи, кем бы она ни была, в это не хотелось верить, да и понять ее таинственных слов было невозможно.

— По — твоему я неразумна? — с обидой спросила племянница.

— Разум слишком слабый помощник, он бессилен в трудных ситуациях, — говорила она, в голосе ее звучал приговор.

Если бы они не были родственницами, то Медея подумала бы, что она завидует ее и желает зла. Но на самом деле это было не так. Скорее она завидовала тетушке.

Тогда что же ей известно такое, отчего она никак не может опомниться и так грустит?

— Но ведь Богини выбрали меня, — еще пыталась убедить себя Медея, она не могла не надеяться на лучшее. Она порядком растерялась после всего услышанного, и не знала, что думать обо всем этом.

— Выбрали, — насмешливо согласилась та, — только у них свои дела и свои игры — ты для них больше подходишь, чем кто-то иной, от этого мне и страшно за тебя. Но не обольщайся, ты останешься лишь игрушкой в их руках, а они и сами порой не многое могут изменить.

Теперь Медея испугалась за тетушку. Она так вольно и так непочтительно вела себя с богинями, что заслужила наказания.

Зачем же она вызывает на себя гнев, что она хочет сказать и что сделать после всего этого? Это странно сжало ее сердце, но только на одно мгновение, радость оказалась сильнее, и в следующий миг она была уже уверенна, что тетушка испугалась больше за себя, ведь она станет ее главной соперницей в чародействе, и это скоро увидят все. Вот она и хочет любыми путями запугать и остановить ее. Сейчас, когда Медея в самом начале пути, когда все только начинается, этому не бывать, — решила она. И упрямая девица почувствовала новый прилив сил, и уверенность ее удвоилась.

Это поняла и Цирцея, уж она ли не умела читать чужих мыслей, не знала, что у других на душе творится? Она сознавала, что пришла сюда напрасно, и добрые ее намерения обернуться полным провалом. Она еще раз убедилась, как слепы и глухи бывают те, кто даже овладел какими-то секретами магии. Что же, Боги видят, что она сделала все, что могла. Она рисковала, могла навлечь их гнев на свою душу, но ничего не вышло, и пора бы удалиться с чувством исполненного долга.

№№

Цирцея усмехнулась, позвала дракона своего, не желая продолжать бесполезной беседы, и не прощаясь, отправилась в свой мир. Но потом вернулась, сетуя на свою горячность, и решила все-таки преподнести ей подарок. Она улыбнулась через силу, и не могла простить заносчивости и высокомерия Медеи, но подала ей кольцо. Тоненькое золотое колечко, в котором не было ничего особенного, пришлось ей впору. И волшебница, и юная колдунья знали, что оно дороже самых прекрасных и бесценных украшений. Ведь оно позволяло ей владеть таким же золотым драконом, и в случае опасности или скуки, или неотложного дела, стоило только повернуть его обратной стороной, как он тут же появлялся перед нею, где бы она в тот миг не была.

Медея молча поблагодарила тетушку, склонив голову, и устыдилась своих темных мыслей. Может, она и на самом деле слишком плохо о ней думала. Но как только колесница с Драконом растаяла в воздухе. Она перестала думать о том, что теперь там происходило. У нее было весь день чудесное настроение.

И сама Цирцея облегченно вздохнула, как только покинула свою племянницу, она не собиралась участвовать в тех бесчинствах, которые будут тут происходить, на земле древней Колхиды. Словом, а не только заклинанием, можно было легко убить, хотя заклинания, это тоже слова, но особенные. Это был ее день, пусть Медея еще повеселится, потому что таких дней в жизни ее почти больше не будет.

№№№№

А Медея тем временем остановилась перед Отцом. Он смотрел на нее насмешливо. Он не верил ни сестре своей и ни дочери, считал, что все их чудеса — пустая блажь. Царь Ээт надеялся только на силу своего меча. И знал, что, если грянет беда, только сражение поможет ему. Чародейка капризна и своенравна, пусть забавляется, но это ничего не сможет ему дать. Она хочет властвовать, но только сильные и мужественные мужчины могут добиться всего, чего им хочется, а женщина навсегда останется женщиной, волшебница она, наложница или простая рабыня. Мужи будут захватывать чужие земли, чужие богатства, диктовать свои условия и подчинять себе этот старый мир. Женщины, такие прекрасные, как его дочь нужны совсем для другого. Не стоит преувеличивать их роль и придавать им большое значение. Он снисходительно улыбнулся, не подозревая даже, как дорого ему будут стоить эти слова и эта снисходительная усмешка.

Медея торжествовала. Она оставила отцу еще какое-то время для заблуждений…

Глава 4 Явление героя

.

Любовь, до сих пор она не думала о ней, не обращала на нее никакого внимания. Но что стало вдруг происходить в душе ее. Ведь Медея была уверена, что никогда подобная болезнь не коснется ее, волшебницу, почти богиню. Но говорят, что боги страдают и мучаются из-за любви, как и простые смертные. Но ведь такими были не все. Как она смеялась над сестрой свой, когда та убивалась из-за того, что ее возлюбленный обратил взор к другой. Да разве можно так страдать и отчаиваться? Да еще из-за пустого мужчины, не способного ценить чувства и страстные порывы. Из всех страстей, только страсть к власти и убийству имеет значение, а любовь лишит тебя радости жизни, и станешь несчастной, раздавленной и брошенной усталой бабой, на которую и взглянуть страшно.

Она никому не позволит измываться над собой, насмешливо игнорировать все ее желания. Да и кто он такой этот мужчина? По какому праву он должен вмешиваться в ее жизнь и что может от нее требовать?

А если он захочет воспользоваться для достижения своих целей ее даром? Заставит ее совершать все, и потом будет почивать на лаврах, не приложив для этого никаких усилий? И не вспомнит даже, кому он обязан всем, что имеет, а люди всегда отличаются черной неблагодарностью. Она не собиралась быть игрушкой в руках проходимца даже царских кровей.

Цирцея говорила ей о том, что богини наверняка будут использовать ее в своих играх. Пусть так, она не сможет противиться Гере или Афине, но уж с Афродитой как-нибудь справится. Она готова была служить самым могущественным из них и попросит защиты от коварной богини любви. Так думала она всегда и в те дни, когда беда уже стремительно к ней приближалась. Но Медея еще верила, что будет так, как ей того хочется. О страстях Цирцеи, о ее возлюбленных уже складывали забавные сказания. Но может быть тетушка и отлюбит за них двоих. Но она не позволяла себе думать о том, что та никогда не ошибается, и все, о чем она говорила, осуществится рано или поздно. Дни ее спокойствия были сочтены.

Мужчины в их мире и на самом деле не стремились даже приблизиться к царской дочери, они поглядывали на нее издалека, а оставались всегда с теми, кто попроще, для кого не надо звезд с небес доставать и подвиги каждый день совершать.

Никто и ничто не нарушила ее покоя до той минуты, пока в порт их не пошли корабли. Она в тот момент стояла на высоком откосе и любовалась морем, его вольностью и бескрайностью.

Сначала Медея хотела испробовать свои способности и передвинуть эту скалу на другое место, но потом решила, что это пустая забава и делать этого не стоило. Она любила эта место с детства, здесь можно было укрыться от всего остального мира и ей вовсе не хотелось, чтобы тут вдруг появилась пустота по ее милости. Нет, свои умения надо было использовать для полезных дел. В трудный час, когда нужна будет ее помощь, они увидят все, на что она способна. И все по-настоящему смогут оценить то, о чем сейчас только смутно догадываются. Она снова взглянула на гладь моря и порадовалась, что смогла остановить свои необузданные желания. Но через мгновение она уже забыла обо всем и больше не вспоминала.

В тот миг и появились корабли. Она удивилась, ведь не заметила их раньше. Не знала волшебница, откуда они взялись. Но ясно было одно, что-то странное и страшное произойдет в ее жизни, и связанно оно будет с ними.

Медея смотрела туда и не могла от них оторвать взора. Корабли, между тем причалили, люди стали выходит на берег. И все они были высоки, стройны и прекрасны. Но видела она только одного, самого высокого и самого красивого из них. Она не сомневалась в том, что этот человек и был их царем и предводителем. Он был так горд и так властен. Медея знала, что в их мире не было никого, кто мог бы с ним сравниться.

И потом, поняла Медея о них немного. Она узнала, что они эллины и направились к ее отцу совсем не с добрыми вестями и дарами. Привело их сюда вовсе не желание на мир посмотреть и себя показать. Знала она, что без ее помощи они не справятся со своими делами, и более того — не уйдут отсюда живыми.

Отец говорил что-то о видении пришельцев, но ей не было тогда до слов его дела, теперь же это ее интересовало, и виною всему стройный юноша с царственной осанкой.

Они не видели девушку, стоявшую около живописной скалу и почти слившуюся с ней. И только тот незнакомец, к которому Медея обратила взор, он, немного отстав от своих спутников, словно бы желая в чем-то убедиться, посмотрел туда, где она стояла, и пошел к царю последним.

Но Медея уже укрылась за скалой, словно бы испугавшись чего-то. Увидеть он ее никак не мог, как ей тогда казалось. Но странное предчувствие сжало ее сердце. «Он почувствовал, что я о нем думаю. Он оглянулся». И от такого открытия становилось и радостно, и по-настоящему страшно.

Она возвращалась во дворец по тайной тропинке, не желая встречаться ни с кем из них, в душе возникло такое чувство, будто она была в чем-то повинна.

Она знала, что не хочет их видеть и не хочет показываться им на глаза. Мало ли к ним кораблей причаливало, но такие настроения она замечала впервые и была от этого в полном смятении.

Напрасно ждала девушка, тревоги не исчезали. Со временем они становились сильнее. От ее безмятежного покоя ничего не осталось. Она была уверенна, что можно спрятаться до тех пор, пока они не уедут дальше. Они тут же исчезнут из ее мира и ее жизни, и она будет радоваться оттого, что оказалась такой благоразумной.

Но на этот раз она не была вольна в своих чувствах и порывах. Все было против нее. Вот и служанка рассказывала о гостях. И о том, что царь был с гостями не ласков, но они и не скрывали того зла, которое с собой привезли.

— Ему нечего бояться, — говорила Медея об отце, — он и не с такими расправлялся. А если не поможет меч, то он обратится к своей сестре Цирцее, она не сможет отказать родному брату в трудную минуту, хотя они и не всегда ладят.

Неужели эти люди так глупы, что не понимают, что они обречены. Как бы отважны они не были, но видно, они совсем не знают царя Ээта, если пожаловали сюда. Он расправится с ними, если только она не согласится им помочь. А с какой стати она должна помогать чужакам? Они никогда не предаст своего отца. А потому он непобедим. Но им некого будет винить в собственной гибели. Только тот, высокий, который обернулся, как же быть с ним? Но чем он от них от всех отличается?

Но уже вечером, когда она заснула, Медея увидела странный сон. Наверное, ее богини думали по-другому.

Глава 5 Сон Медеи

И снился Медее сон, будто пришла к ней какая-то незнакомая ведьма, и сообщила, что ее прислали богини. И сообщила, что читала она Книгу Судеб, на той странице, где ее судьба написана. И указанно там, что выйдет она замуж за Ясона и в Грецию вместе с ним отправится. И там, в Греции, сначала счастлива, а потом несчастна она будет. Большие блага и злодеяния большие совершить ей суждено. Но все на других направлено будет, а ее не особенно это коснется.

— Что ты такое говоришь? — возмутилась она, — не правда это, не может такого быть.

Но старуха только смотрела на нее и как-то странно смеялась.

— Не уходи от ответа, это не понравится твоим богиням, — произнесла она, но ничего на это не ответила ей девушка.

Она хотела проснуться, поскорее проснуться и забыть о кошмарном предсказании.

И показалось ей, что доброе и светлое ушло из ее жизни, а какие-то странные тревоги не исчезнут больше никогда. Странное совпадение. С невероятной силой вырвалась она из объятий Морфея. Но и проснувшись, ей не удалось забыться и успокоиться. Наверное, она застонала, просыпаясь, потому что поспешно вбежала служанка, и легонько тряхнула свою госпожу.

— Что случилось? — вопрошала она.

— Нет, ничего, — растерянно произнесла Медея, — но какие — то дурные предчувствия, наверное, вчера мне надо было передвинуть скалу.

— Скалу? О чем ты говоришь, — искренне удивилась девушка, — но зачем тебе это?

Но Медея не слушала ее лепета, совсем о другом она думала. И какие-то странные, вовсе ей непонятные видения и тревоги теснились в ее сознании. Ей было хорошо известно, что все это не случайно. Но сон только в первый момент так сильно тревожит, а потом он забудется и ничего от него не останется.

Девушка видела, что госпожа ее чем-то очень потрясена и странно тихо, словно заколдованная, двигалась по комнате. Она умела быть незаметной, не вмешивалась в чужие дела. Потому она так долго продержалась в покоях своенравной царевны. Она знала, что та может творить чудеса. Правда, никто ничего такого не видел. Но ведь о скале недавно она сказала серьезно. Хотя, разве такое возможно? Но служанка верила каждому ее слову.

Медея снова попыталась заснуть, но скоро поняла, что ничего из этого не получится. Она боялась засыпать. Боялась, что снова появится эта безобразная старуха (она тоже рано или поздно будет такой). Но она знала, как навсегда избавиться от старости, и ради этого можно было пожертвовать и самым дорогим — собственной душой. Темная кожа, скрюченные пальцы, морщины на лице, — никогда она не получит подобного. Старуха не говорила всего, что знала, и знания ее, конечно, страшны и злы, ведь добрых не скрывают так упорно, не прячут под мощными заклятиями. Лучше уж вовсе не спать, она знала, сон, который ей приснился и так ее волновал, не забудется весь день.

— Этот юноша с красивого корабля, как сон со всем этим связан? — спрашивала она и не находила ответа. И какое-то странное озарение снизошло к ней.

— Гела, ты не знаешь, как зовут предводителя наших гостей? — спросила она, словно о чем-то догадавшись.

— Кажется, его называли Ясон.

— Нет, нет, — яростно воскликнула она, — этого не может быть, так не бывает.

Больше в тот вечер Медея ничего не сказала

Глава 6 Герой. Выбор

Уже несколько дней стояли корабли эллинов в их порту. Несколько дней царь Ээт только и делал, что издевался над ними и намекал на то, что никогда не видать им Золотого руна.

Она знала, как только ей надоест эта игра (а греки оказались на редкость упрямы) он под каким — то предлогом от них отделался, и не будет слишком разборчив в средствах — отец всегда был жесток и несправедлив, а они слишком долго испытывали его терпение. Но за это она и любила его, и гордилась им. Сила — власть и гордость — вот те качества, которые необходимы любому мужчине, а тем более царю. Но сейчас все становилось слишком серьезно и грозило бедой. И смерть близка для красивых и упрямых людей, один из которых их герой. А по предсказанию он должен был стать ее мужем. Но это невозможно. В этой книге что-то очень сильно напутано. Она точно знала, что такого не может быть, но тогда почему все время избегала встречи с ним, боялась взглянуть на него? Это она-то царевна и самая могущественная волшебница. Но как бы могущественна она не была, она понимала, что богиня, владевшая ее душой, значительно сильнее, чем она. А они непременно выполнят то, что задумали, потому что, скорее всего им нельзя возвращаться домой без этого руна. Но пока Медея сопротивлялась, не желая поддаваться таким адским искушениям.

Уединенное место среди скал на долгое время стало любимым ее приютом. С утра она уходила туда и будто шахматные фигуры, двигала эти скалы, развлекалась, и ей это казалось любимой забавой. И как можно было не позабавиться, когда какой-нибудь путник, оказавшийся здесь и знавший эти места, видит вдруг, что не все находится на месте. Он почти уверен, что на пути не должно быть никакой скалы, а она возвышается, стоит, словно ее здесь поставили. Потом о таких чудесах он расскажет у себя дома, но кто же ему поверит?

Только на закате выходила Медея из своего укрытия и неизменно смотрела, не ушли ли прочь корабли греков. Но они все время стояли на том же самом месте. Она почти не интересовалась тем, что происходило во дворце, будто это не должно было ее касаться, и несколько дней этого Незнакомца не видела. Вероятно, он был где-то рядом, но на глаза ей не попадался, хотя Гела говорила, что он спрашивал о ней.

— Нет, сердито говорила она, — не говори ему ничего, я не хочу его видеть.

Даже служанке такой отпор казался подозрительным, но она ничего не могла возражать.

— Но почему, они так милы и обходительны, — напоминала она своей царевне. Медея все это время оставалась, непреклонна, говорить с ней об Язоне было бесполезно. А она сама уже поддалась его обаянию и сожалела, что он погибнет от рук их сурового царя, такой молодой и красивый, и помочь ему будет невозможно. Но неужели какое-то руно стоит человеческой жизни, и, скорее всего не одной?

Они встретились на следующее утро. В очень ранний час, когда Медея надеялась, что ей удастся незаметно ускользнуть из дворца, выбежала в сад и обратила свое лицо к восходящему солнцу, пытаясь угадать, что ждет ее нынче. Она почувствовала, что за ней кто-то следит. И незнакомец был так близко, что до него можно было рукой дотянуться. Но кто из безумцев посмел нарушить покой царевны. Он либо потерял страх, или не имел его вовсе. Помешать ей на рассвете общаться с духами и божествами не мог тот, кто хоть немного ценит собственную жизнь.

Зло и насмешливо взглянула она на смельчака и готова была превратить его в лягушку или кузнечика. Но, еще не взглянув на него, она уже знала, что это был Язон. Это он встал раньше всех и вышел полюбоваться рассветом. А может быть, он случайно хотел столкнуться с ней. Она не знала этого наверняка и не пыталась угадать, коли это совершилось. Встреча, которой она не желала и старалась избежать, все-таки состоялась. И это не могло обрадовать Медею. Он стоял перед ней, такой высокий и такой сильный и улыбался, хотя и во взгляде ее и во всех движениях было столько вызова и злости, что их хватило бы, наверное, чтобы свалить быка, но он не обращал на это никакого внимания.

№№№

Медея развернулась и пошла прочь. Она не произносила не единого слова, хотя и не могла оставаться равнодушной.

— Интересно, это и есть человек, который должен стать моим мужем по предсказаниям. Но этого не может быть, его жизнь висит на волоске. Хотя он и улыбается, но не может не знать об опасности, которая его подстерегает. А может он презирает ее? Но ему от нее не уйти — она это точно знала.

В этот день она больше не думала об Язоне. Она купалась в маленькой горной речке, вода в которой была всегда очень холодной. Но это ее только возбуждало и радовало. Она заставляла птиц комом лететь к земле и разбиваться, лишая их чувств. Ни одна из них перед ней не устояла. Она спокойно позвала барса. И он стоял перед ней на задних лапах, как котенок. И только на несколько мгновений ей снова показалось, что она не одна, что кто-то следит за ней, но она не обратила внимания. Она казалась свободной и веселой, могла повелевать и радоваться своей безграничной власти над этим миром.

И только когда она приблизилась к дворцу, лицо незнакомца снова мелькнуло в ее памяти. Она помнила все черты его до последнего штриха, будто видела и знала его все эти годы.

Это должно завершиться в ближайшее время. А может быть мне помочь ему, раз он так настойчив, ведь не так уж необходимо отцу это золотое руно. Он упирается скорее из-за гордости и честолюбия, а если Язон проделал такой долгий путь полный опасности и лишений, может быть, стоило ему все это и отдать, конечно, за определенную плату. Они уедут навсегда, она снова будет жить в мире и ладу с собой, — уговаривала себя Медея.

Но волшебница себя обманывала, никакого мира и лада больше быть не могло. Отец никогда не просит ее предательства, он отречется от нее раз и навсегда. Он прогонит ее, а пришельцам не будет до нее никакого дела. Она не может так рисковать, она не должна этого делать. Но этот парень так хорош, если он падет от вероломства ее отца, разве она простит себе потом это? А разве мало их, смелых, молодых и отважных уже беседуют с Богами в царстве теней по его милости. Она не задумывалась об этом прежде, но Язона было жаль, и самое главное — она еще могла его спасти.

Но как он может так бесцеремонно вторгаться в ее жизнь и требовать от нее чего-то. Хотя, если быть честной, он от нее и не требовал ничего. А она потом не простит себя того, что могла, но не спасла его от смерти.

Но тучи сгущались очень быстро. В тот вечер, когда Медея уже лежала в постели, прибежала ее сестра, испуганная и подавленная.

— Там что-то происходит, — выпалила она, — ты должна вмешаться. Я слышала, что отец поставил им какие-то особенные условия. Они все погибнут, если ты не поможешь им, — словно бы заколдованная, твердила она.

Медея старалась сохранить спокойствие. Но она понимала, что завтра на их земле разыграется трагедия. И тогда будет поздно. Никакие волшебные травы, ничто не воскресит его. Сестра все еще не уходила. И она понимала, что должна на что-то решиться.

— Веди его сюда. Его зовут Язон.

Она приняла решение, и почувствовала, что пути к отступлению нет.

Глава 7 Заговор обреченных

Девица уже исчезла, обрадованная, а ей оставалось только ждать их возвращения. Она еще не сознавала, что сделала и чем это может закончиться. В таких случаях не стоит задумываться, либо прыгать в холодную воду, либо уходить подальше и забыть обо всем. И тогда все запутается, она ничего не сможет для себя решить.

Она еще могла отступить и от всего отказаться в тот миг, пока этот человек не шагнул в ее комнату и не завладел окончательно ее душой. Если он войдет, то в один миг все решится, и она уже не сможет отступить. Она была готова сбежать, но в коридоре раздались едва слышные осторожные шаги, дверь распахнулась очень осторожно.

Он стоял на пороге ее покоев, никто в этом мире не знал, что Язон был у нее. Он молчал, кажется, забыл, зачем он тут появился. Язон был очарователен и очарован. А потом он поспешно стал говорить о том, что должен сделать. Она прекрасно знала, чего потребует от него отец, и знала, как он должен все это сделать.

Он слушал ее очень внимательно, кажется, все запомнил. Медея взглянула на него с вызовом. Он был не только красив и силен, но еще и умен, что очень важно.

— А теперь уходи, пусть ни одна живая душа не узнает, что ты был здесь, и я тебе помогала.

В голосе Медеи была твердость, парень должен был подчиниться.

№№№№

Медея хорошо понимала, что произошло. Как только бесшумно закрылась за ними дверь. Она все поняла, но было поздно. Ничего невозможно сделать.

«Господи, что же я наделала, — иступлено шептала она, — и что теперь будет?»

Об этом лучше было не думать вовсе. Но она не могла не думать. И хорошо понимала волшебница, что произошло что-то ужасное. И Зевс в своей колеснице уже мчался к ней навстречу. Он должен был поразить ее стрелой молнии. Но она даже не сожалела об этом, и не думала о том, что было совершено ею. Случилось только то, что случилось, нет ни желания, ни сил что-то изменять.

Отец узнает или догадается об этом немного позднее, когда они исполнят все невыполнимые его задания, перехитрят его и уедут с богатой добычей, а он будет гадать о том, как такое могло случиться. В тот день, она, узнав о его приближении и скорой расправе примет яд, и покинет этот мир. Вот тогда все и разрешится. Но уход — разве это выход из положения? А как же Греция, которая должна быть у ее ног? О, как хотелось ей хотя бы взглянуть на эту сказочную страну. Она станет там самой прекрасной и самой могущественной царицей.

Медее показалось, что Язон любит ее, что он уже успел влюбиться, хотя они еще и двух слов не сказали друг другу. И, скорее всего она просто заблуждается. Хотя мужчины не способны притворятся. Медея, как и любая женщина, готова была обманываться.

Все перепуталось в ее сознании, все сбилось в один сплошной комок. Она больше ничего не понимала.

Глава 8 Решение о бегстве

Медея решила все бросить и убежать. Она ни о чем не задумывалась в тот миг. Все свершилось само собой. Наступил момент, когда она не могла и не хотела больше тут оставаться. Она понимала, что невозможно исправить того, что при ее помощи натворил Язон. Но красавец — грек был спасен, ему больше ничего не угрожало. Но на душе ее было очень тяжело, потому что она воевала с собой и с собственным отцом. Она его предала ради чужестранца, и никогда не сможет после всего оставаться с ним рядом. Но еще больше ее испугало то, что она была по-настоящему влюблена. И ради него она готова была разрушить свой собственный мир — вот что такое любовь, которой наградили ее всемогущие боги. Хотя, впрочем, они и сами от нее страдали не меньше. Но ведь отцу ее ничего не грозило. Если бы они хотели убить его, она бросилась бы его защищать так же, как Язона.

Позор? Но что такое позор рядом со смертью и уничтожением. Пройдет время, боль утихнет, и он обо всем позабудет. Он поймет ее, может быть, даже простит, но она смогла спасти Язона — это главное.

В жизни всегда приходится выбирать и чем-то жертвовать. И она — гордая, непреступная, насмешливая Медея, выбрала вопреки всему любовь. Для всех, даже для нее самой это оказалось полной неожиданностью. Она знала, что еще не поздно отправиться к отцу и обо всем ему рассказать. Она снова и снова подходила к двери и останавливалась перед нею. Она убедилась в том, что не сможет этого сделать, долгу она сразу и безоговорочно предпочла любовь, с нею и останется навсегда. И этот выбор поднимает ее в небеса и бросает в бездну. Она спокойно и достойно приняла свою гибель. Она помнила то утро, когда надела лучшие наряды и отправилась в храм к своей богине. Там было тихо и светло. Никакого наказания не последовало. Все было светло и торжественно, казалось, что весь мир был на ее стороне.

— Но неужели я поступила правильно? Так вот о чем тогда твердила Цирцея. Но я женщина, полюбившая в первый и последний раз, а любовь многое оправдывает.

Она еще долго оставалась в храме, а потом отправилась на помощь чужестранцу. Они не справятся без нее. Она почти уверена была, что больше не вернется в свой дом, она сожгла мосты, с ним связывающие. «Не слишком ли велика жертва?» — снова и снова спрашивала себя Медея.

По дороге ее догнала сестра и радостно сообщила, что им все удалось, Язон уже собрался за руном. Да, конечно, она должна быть с ними. Это она должна усыпить дракона особенным заклятием.

Все происходило стремительно. Она не могла о чем-то думать и испытывать какие-то чувства. Язон любовался и восхищался ею, но в важном и опасном деле от него было немного толку. Зато она все делала точно и верно. Он будет ей за это благодарен, и будет гордиться ею. Они вернулись в Колхиду только за тем, чтобы забрать остальных спутников, поджидавших их в условленном месте.

Грек уговаривал ее отправиться с ними и дальше. Она порадовалась этому. И не стала долго раздумывать. Она понимала, что дома ее никто не ждет больше. Они оставались вместе. Герой больше не спускался на берег. И она понимала, что там на каждом шагу поджидают опасности.

— Прощай, — прошептала она еле слышно всему, что ей было дорого и мило в этом мире.

Медея не думала о том, что отец может догнать и убить ее, этого не было написано у нее на роду. В этот момент отец еще и не догадывался о том, что она задумала. Но Колхида растворялась и исчезала. Впереди была неизвестность, неведомый ей мир таил и радости, и беды, но там она останется совсем одна. Язон гордился, что сумел украсть не только Золотое руно, но и дочь грозного царя, тем более что у него самого царства еще не было и может быть не будет никогда. Правда, об этом он думать пока не хотел.

Факел сорвался с кормы, упал в воду и погас. Это было плохим знаком, но разве есть в мире такой знак, который остановит Медею? Его крепкие и сильные руки так нежно обнимали ее. Он радовался как ребенок тому, что они оставались вместе. Они давали клятву, убеждали ее, что никогда не забудут того, что она для них сделала.

Пока волшебница ни о чем не жалела. Пусть ее считают вероломной и коварной дочерью, но она преданная и любящая жена. Женщине всегда приходится выбирать между отцом и мужем. И не ее вина, что эти двое вынуждены враждовать. Она выбрала любовь. И не могло быть для нее иного выбора.

В глубине души чародейка знала, что все переменится, она заплатит за предательство. И богини возмездия настигнут ее. Так было со всеми, они никого не оставляют в покое.

Она рассказывала Язону о сне, который видела накануне. Она видела себя царицей в Греции.

— Да. Конечно, — подтвердил он, думая о том, что она одна из самых могущественных волшебниц, и она получит царство и сделает его царем. С ее помощью он всегда будет побеждать всех врагов. Это вдохновляло и радовало его. Да и как он мог ее не любить? К тому же, она очаровательна, хотя и диковата. Но Греция склонит перед ней свои колени. Какими радужными были его мечтания в тот летний, солнечный день. Главное, он не сомневался, что все так и будет.

№№№№

Наступил рассвет новой ее жизни. Она проснулась в объятиях Язона. И поняла, что счастлива, да так как никогда не бывала раньше.

Они по-прежнему двигались в неизвестность. Она не могла трезво оценить всего, что с ней произошло и того, кто был с нею рядом. И только предчувствие беды вдруг врывалось в ее душу и больно сжимало ее. Она старалась не обращать на них внимания. Снова вспомнились слова тетушки о том, как много она принесет всем несчастий. Но темные помыслы тонули в морской пучине. Она любовалась мужчиной, которого подарила ей судьба. Он тоже пробудился и сразу потянулся к ней, обнял, поцеловал. И она чувствовала себя самой желанной и самой счастливой в мире. В самые тяжелые минуты, она так часто вспоминала это утро, и все пыталась припомнить, когда и как это начиналось.

Но были ли эти светлые дни. Не обманывала ли она себя с самого начала? И с течением времени она больше не верила в это.

Глава 9 Путешествие в неизвестность

Слезы появились в глазах Медеи. В душе было что-то такое, с чем она не могла справиться. Но в тот момент Язон появился рядом.

— Не грусти, дорогая, Греция уже рядом. Нашу любовь ничто не разрушит, она сильнее смерти.

Ее возлюбленный был красноречив, и ее странно согревали эти слова и заверения его. Но призраки недавнего прошлого все-таки преследовали ее. Она усыпила Дракона, заставив служить себе бога сна. Она смирила бурю на море, она уничтожила огнедышащих быков, и воинов, родившихся из зубов драконов. Язон только следовал ее советам, ничего бы он не смог без нее сделать. Сознавать это было тяжело, груз на душе ее казался невыносимым. Но назад, на родину, брошенную к ногам чужестранца, дороги ей не было. И надо было как-то жить дальше. Пробуждение ее было тяжелы, даже любовь не могла скрасить всех потерь. То, что скрывает непроглядная тьма, обнажается при дневном свете, тогда трудно со всем этим справиться.

Но вдруг волшебница ясно почувствовала, что тревоги ее не в прошлом, а в грядущем. Она прекрасно знала своего отца. То, что промелькнуло, как смутная догадка, стало почти реальностью со временем. Он отомстит самым жутким образом. Не успокоится, пока не отомстит.

Она родилась в стране варваров — жестоких и безрассудных завоевателей. Они никому, и никогда не простят предательства. Но для нее то, что вчера было родным, теперь стало чужим и далеким. Она хорошо помнила слова Кирки о том, что разум отступит перед страстями. Но тогда она ни одному ее слову не поверила. А она — то наивно думала о том, что знала все, и никаких тайн для нее не существовало. Но дурные предчувствия и в самые светлые дни не отступали. Она знала, что не бывает счастья светлого и безоблачного, особенно если все начинается с вероломного предательства. Он сказал, что ничто кроме смерти не разлучит их. Значит, единственное, чего ей следует бояться — смерти. Но пока они живы, она уберет с их пути любые преграды. На смену недоверию и терзаниям в один миг пришла решимость. Назад пути не было, не стоит об этом и думать.

Факел любви и страсти не погаснет в ее душе. Он будет пылать как можно дольше. Она проводила все ночи в объятиях сильного и отважного вождя. Она отдаст жизнь за него и за свое счастья, и ничего менять не собиралась. Впереди было великое счастье и безмерная радость.

— Медея, опомнись, — услышала она голос где-то рядом, — счастье только короткий миг, оно оборвется даже быстрее, чем тебе кажется. Оглянуться не успеешь, оно исчезнет бесследно.

— Так было с другими, у меня все будет иначе, мы так любим друг друга, нас столько связывает. Нет в мире силы, способной разрушить его.

— Но кроме любви в мире есть и другие ценности.

— Нет ничего важнее любви и быть не может, — упрямо твердила она. — Я и сама недавно смеялась над чувствами, но теперь понимаю, какой это дар, как много он значит для меня. Только ради любви я готова принести любые жертвы.

Она победила, голос совести смолк навсегда, а может только на короткий срок. Наступил момент, когда наивная и упрямая девушка превратилась в верную жену — такой она себе нравилась еще больше. Она с недоумением думала о том, что могла тогда помедлить, изменить свое решение и навсегда остаться в своей Колхиде, несчастной, нелюбящей, нелюбимой.

Но Богиня бы не допустила такого. Только тревога и дурные предчувствия никак не давали ей покоя. Что же тогда заставляло так сжиматься ее сердце? Но она не позволит одолеть себя, для этого у нее дар богов — магия, и она сумеет ею воспользоваться.

А тревоги были не напрасными. Около берега, к которому они держали путь, их поджидало воинство ее отца. Колхидцы томились в бездействии и были готовы к схватке с аргонавтами. Первым среди всех она различила своего брата.

Медея побледнела, всматриваясь в то, что происходило рядом. Значит, все завершится, не успев еще и начаться? А она беспечно размечталась о счастье. Отец велел привести ее живой или мертвой, они расправятся в два счета и с Язоном, вернут назад то, что было украдено. За ночь блаженства она должна заплатить ценой великих мук. В один комок сжалось ее сердце. Ни о чем больше она не могла и не хотела думать.

Она размышляла только, что они обречены. Она забыла даже о чудесных своих талантах. Язон все время смотрел на берег и не подавал вида, хотя он понимал, что, скорее всего, им придется вернуть завоеванное и сложить здесь свои головы. Ее немного успокоило то, что он казался сильным, вроде бы мужество ему не изменило. Но почему он так спокоен? Страх ему неведом или с ней рядом он не знает никаких тревог? Он не мог не помнить, какие чудеса она вытворяла совсем недавно. Но как бы храбр и отважен он не был, без ее колдовства они бессильны, она знала, что надо идти до конца и на этот раз она не оставит его. Но сражаться придется против своих, на той стороне ее брат. И она пошла против них.

Язон выжидал. Он не хотел предпринимать опрометчивых шагов.

Корабли стремительно летели навстречу опасности. Он даже не пытался остановить их. Они не должны понять, что он чего-то боится. И когда гордые греки боялись варваров. Лучше смерть на миру, чем трусость на глазах у варваров. Но пока о смерти не было речи. Она не чувствовала ее приближения. А может, он просто слишком самоуверен. Это не так уж плохо для воина.

Хотя ему не хотелось даже себе в том признаваться, но он должен был положиться на женщину, его показное мужество должно было заставить ее сделать то, что было противно естеству. Но она спасет его еще раз и спасет свою любовь, ради того, чтобы стать царицей, и не в варварской Колхиде, а в прекрасной, величественной Греции.

Глава 10 Безрассудное коварство

Язон ждал с надеждой. Счастье их и жизнь сама зависела от нее одной. Это она безрассудно ринулась в сражение против брата своего, хорошо понимая, что как бы огромна не была его армия, без предводителя, без Аспира, она мало что значит. От этой догадки у нее странно заныло в груди. Но действовать надо сейчас, не теряя ни минуты, совсем скоро будет поздно. И тогда останется проклинать небо, себя и богов за сомнения и промедления. После того, когда она уже так много сделала, осталась малость, хотя об этой малости страшно и подумать. Она должна была уничтожить предводителя, их вожака, тогда они спасены. О том, что это был ее брат, Медея старалась не думать. Это был враг, который не посчитается ни с чем, и будет рад видеть ее муки и смерть саму. Время неслось стремительно. Она должна была действовать, если уже не поздно.

— Отправь к вождю послов, пусть они скажут ему, что я сама буду говорить с ним на острове. Он не может отказать мне, пусть будет благоразумен.

— Ты поедешь одна? — невольно воскликнул Язон.

В тот момент он не знал, что ему делать и как поступить дальше, когда лодка с посланниками их уже отчалила от берега.

— Ты и пара твоих надежных людей будет там, я не смогу сделать этого одна. Она пристально взглянула на возлюбленного. Он понимал, что она останется с тем, кто будет сильнее, и, хотя у него пока не было причины ей не доверять, но что, если она просто отдаст его на растерзание, чтобы как-то оправдаться перед отцом и братом. Он давно искал ответа на вопрос: женщина ли перед ним или сам Аид в женском одеянии. Но до сих пор, слушая ее советы, он побеждал, и стоит идти до конца, если он проиграет с ней, то без нее — тем более. Лодка, отделившись от корабля, направилась к необитаемому до сих пор острову. На корме сидела только Медея, остальные скрылись на дне. В полумраке ничего нельзя было различить.

№№№№

Остров казался пустынным. Они легко спрятались за уступами. Она прохаживалась по берегу, прикидывая, что нужно сделать, если брат решит применить силу. Но это вряд ли, он силен физически, но доверчив, и никогда не решился бы ее обманывать. Это должно сослужить им хорошую службу и спасти их от неминуемой смерти.

Она, как и прежде, быстро принимала решение и ни о чем не задумывалась. От этого зависело ее счастье, ее грядущее. Все это по его воле могло исчезнуть, и она окажется в аду. Брат вернется домой победителем, ее проклянут и навсегда забудут. Она была источником всех их бед, или просто пламенно влюбленной женщиной. Об этом она успела подумать перед тем, как в последний раз взглянуть в глаза Смерти. А что, если он не согласится с ней встретиться? Если Боги не на ее стороне? У них нет причин для того, чтобы ей помогать. Но показалась лодка, на которой тоже был один человек. И даже в полумраке она и видела, и чувствовала, что это был ее брат. Лодка причалила, и он легко ступил на берег. Он шел легко и смотрел на нее насмешливо. В полутьме она залюбовалась им, и забыла о последних событиях, словно бы он решил навестить ее. Он был хорош — ловок и силен. Жаль, что отец его впутал во все это.

— Что ты хотела от меня, подлая, — спросил он, чувствуя свою правоту.

Он взглянул на нее смело и прямо.

— Подлая, — повторила она, — а где ты был, когда они схватили меня. Когда они заставили меня все это сделать, ты со своими девицами развлекался, тебе не было до меня дела. Сколько я звала тебя, сколько молила о помощи, сколько раз слуг своих к тебе посылала, но ты явился только сейчас, не слишком ли поздно, братец мой милый. Целой войско собрал против сестры своей, опозоренной, подвергнутой насилию, — в голосе Медеи звучала тоска и скорбь, так что юноша невольно заколебался, и не было больше следа от его превосходства. И на самом деле тогда он оставался со своей возлюбленной в одном из дворцов отца, и не интересовался тем, что у царя творилось. Отец сам со всем спокойно справится, — думал он, уверенный в своей правоте. Он хвастался тем, что слуги отца его там никогда не отыщут. И это была чистая правда. Разве было ему дело до его сестры.

— Что ты хочешь от меня? — спросил он, понимая, что, несмотря на гнев отца, постарается ее защитить, если она захочет с ним вернуться назад.

Язон, слышавший ее речь, гадал, как же она поступит, и что она от брата потребовать хочет. Он уже убедился в том, насколько его возлюбленная непредсказуема.

— Я хочу вернуться домой, — голос ее прозвучал громко и отчетливо на пустом острове., — я сама отомщу насильникам- чужеземцам и верну награбленное домой. Но ты все должен объяснить отцу, меня он не станет слушать, а тебе поверит.

— Хорошо, я исполню все, что ты хочешь, — согласился он, — и тени его гнева не оставалось больше в душе.

Он не заметил движения за спиной Медеи. И только когда две тени метнулись к нему, он вздрогнул, и взглянул на нее широко открытыми глазами, словно все еще не верил в то, что она так сможет с ним поступить

— Проклятая, — во второй раз прошептал он.

Но клинок Язона уже вонзился в его сердце, и он рухнул на землю, словно подкошенный.

Медея в тот же миг отвернулась, она не хотела на это смотреть, не могла этого видеть, как не убеждала себя, в том, что им грозила смертельная опасности, и они просто защищались, но червь сомнения терзал ее душу. Все оказалось тяжелее, чем она полагала. Она повернулась, когда он бездыханный, уже лежал на земле. Она заметила кровь на своей одежде и невольно пронзительно вскрикнула. Это был знак того, что и на ней навсегда останется след этого преступления. Никогда не смыть ей кровь брата — это она понимала. Она опустилась перед ним и поцеловала его холодный лоб.

— Прости меня, мы встретимся в другом мире, и я расскажу тебе, как сильно его люблю, прости, из вас двоих мне пришлось выбрать его, но ты сам в этом повинен.

Глава 11 Снова в пути

Язон подошел к ней и сказал, что им надо торопиться, до рассвета добраться до своего корабля, чтобы ничего не видели те, кто пришли сюда вместе с ним.

— Они нагрянут сюда, тогда все наши жертвы будут напрасны, — тихо говорил он, словно убитый мог их услышать.

Она и сама все хорошо понимала.

— Его нужно похоронить, — прошептала она.

— Его похоронят воины, — твердо произнес Язон.

Всю дорогу они плыли, не произнеся больше ни слова. Это была почти полная победа, вряд ли еще что-то могло им угрожать. Но не только радоваться, даже говорить о ней не хотелось, так погано было на душе.

— Я не убивала его, не убивала, — твердила Медея, стараясь в этом убедить себя саму, — я подлая, коварная, но не убийца. Наверное, в тот момент она лишилась чувств, потому что небо со всеми звездами на нее тут же обрушилось. Кто-то склонился перед нею. Сначала ей показалось, что это был ее брат, но, приглядевшись, она поняла, что это ее возлюбленный. Она сделала свой выбор.

Тезей оставил Ариадну после того, как они благополучно уплыли прочь. Почему эта мысль первой предательски резанула ее сознание. На нее лили воду, она была соленой.

— Кровь, — едва слышно говорила Медея, — кровь брата, как же я люблю тебя, если настолько обезумела.

— Подумай, что бы он сделал с тобой, — твердил Язон.

Они перебрались на корабль, но она не могла понять, как это случилось.

— Мы отбились от них, у них паника, нет вождя, и они не знают, что делать, — говорил он, когда она пробудилась через какой-то срок.

Он склонился и поцеловал ее. Сначала она противилась, но потом прильнула к нему, и решила забыть обо всем на свете. Она была в объятиях своего любимого.

Когда Язон поднялся и отошел, она подняла глаза к небесам. Медея молилась, прося свою Богиню прекратить так жестоко ее испытывать

— Разве мало тебе жертв, отпусти нас, дай нам спокойно добраться до Греции, мы достаточно страдали. Позволь нам пожить спокойно, мы заслужили передышку, мир и любовь. Не заставляй меня больше страдать и убивать, этого достаточно.

И ей снова послышался голос. Но говорила не богиня, а Цирцея.

— Помнишь нашу последнюю встречу, — усмехнулась она, — ты не поверила мне тогда, но разве все не так, как я тебе предсказывала? Сколько несчастий ты перенесла, как могла, как смела ты на такое решиться? Ведь он доверял тебе, он гротов был спасти тебя, но тебе нужно было совсем другое.

— Я не могла поступить иначе, — говорила она сердито. — Без Язона мне не нужно ни спасение, ни прощение.

— Понимаю. Это не трудно понять. Но я не лгала тебе прежде, не стану лгать и теперь. Очень скоро ты раскаешься во всем, тебя постигнет жуткое раскаяние. Какая ты ослепительная, и представать себе не можешь. Вот тогда ты и останешься совсем одна в чужом мире. Это страшное злодеяние, возмездие будет страшным, — заговорила она. Голос ее растворялся и стал исчезать.

Нет, Медея яростно сопротивлялась таким словам. Старуха просто очень любила Аспира и никогда не сможет ей простить этого. Но пророчество не осуществится. Она сделает все, она спасала, и будет спасать свою любовь. Никакие угрозы ее не смогут остановить.

Корабль отправился дальше. На море начиналась буря. Но какая буря может испугать ее после всего, что случилось. Но если бы можно было смирить бурю в собственной душе. Несмотря на внешнее спокойствие, Медея понимала, что не скоро еще успокоиться встревоженная ее совесть. Может быть, в этой жизни она не обретет покоя никогда? Но главное — они все целы и любимый рядом. Они неуклонно следуют к намеченной цели.

Глава 12 Восшествие на Олимп

Дальнейшее путешествие было цепью горестей и радостей, которые переживала Медея. Они сменяли друг друга, и казалось, что им не будет конца. Она помнила волшебные песни Орфея, и рассвирепевших воинов, требовавших выдать ее. И мудрость царя, который заставил их еще по дороге жениться, и она не принадлежала больше отцу, Ээт не имел на нее никакого права больше. Она вспоминала в тревожных снах бури и жертвоприношения, изгнание из дома Цирцеи, а потом она совершала очищение от крови. Она смертельно устала качаться на волнах, это было невыносимо. Ей показалось, что Греция была на самом краю света. Иногда она не верила, что когда-нибудь доберется до заветных берегов.

Единственное, что скрашивало их путешествие — нежность и преданность Язона, он был так заботлив и ласков, он смог ее оценить по достоинству, и что еще нужно было юной и прекрасной женщине, вся жизнь которой до сих пор была только ожиданием любви. Все остальные беды и лишения были не так уж страшны, а со временем они вообще забудутся и перестанут ее мучить.

Она думала о том, как убедить Богов в своей невиновности и испросить у них прощение. Но полоска заветной земли уже показалась вдалеке.

О, как волновалась Медея в те минуты, она боялась чего-то непонятного и необъяснимого, иногда ей казалось, что не хватит сил справиться с этим страхом. Но может быть, она просто смертельно устала.

В последний момент она взглянула на Язона, какой гордый и независимый, стоял он рядом с нею — настоящий царь и герой.

Но волнения оказались напрасными. Как только она ступила на землю Эллинов, она была принята как царица. Но Медея еще не знала, что они приветствуют дочь могущественного царя, а не жену мальчики — Странника, у которого нет и, скорее всего никогда не будет своего царства. Но понять это в той суматохе было очень трудно. Она о многом еще не имела никакого представления.

Ясон сразу понял разницу. И странная тень ревности и разочарования пробежала по его лицу. Но она не видела этого, пока не было повода для беспокойства, но скоро он появится.

Медея торжествовала — это было время ее триумфа. От тревог и страха не оставалось больше следа. Они уже знали о ее колдовских способностях, боялись или уважали, сказать трудно, но они преклонялись перед нею, Язон почти все время был рядом и гордо улыбался. Сколько времени это продолжалось? Своего первенца она родила еще любимой и счастливой. И на земле, где они поселились в те минуты, Язон устроил праздник. Она уже знала маленькую тайну — Язон не был царем, и, скорее всего, не скоро еще им станет. Но она так любила его, что даже на это не обратила внимания.

Ей вспомнились слова тетушки о том, что ждут ее горькие разочарования, и улыбнулась — наверное, и знаменитые волшебницы иногда ошибаются. Да и как могло быть по-другому, если счастье завоевано такой ценой.

А потом Язон попросил омолодить его отца. И она согласилась — это было ей по силам. Семидесятилетний старик стал выглядеть лет на сорок. Она радовалась этому вместе с остальными. Они видели, на что Медея способна. Это был ее подарок новым родственникам. Но внезапно она вспомнила о собственном горящем ненавистью отце и перестала улыбаться. И этот мир все еще казался ей чужим, а тот, родной, она тоже видно навсегда потеряла. А если бы что-то случилось с ее мужем, что делала бы она здесь с ребенком на руках? Страшно даже представить себе. Но она знала, что страхи ее напрасны. С ним никогда ничего такого не случится, она об этом позаботится. Потом родился ее второй сын. Праздник был не так пышен, у них в мире были какие-то трудности, но она на многое привыкла смотреть сквозь пальцы.

№№

Муж сказал в те дни о том, что царь Пелий угрожает им, на старости лет он стал кровожаден. Но открытый бой для них смертелен. Он так коварен и жесток. В народе ходили невероятные тревожные слухи.

Она не задумывалась, когда реальная или мнимая угроза нависала над ее мужем и детьми.

Эллины настороженно переговаривались о том, что Медея решила сделать моложе их злейшего врага. Но если она предала отца и расправилась с братом, то почему бы нет?

Но Язон только усмехался, словно это его не касалось. Он отвечал, что жена его уехала на один из островов, отдохнуть. Но слухи о том, что это за остров и как она там отдыхает, быстро расползлись по их царству.

Они говорили, что Язон боится открытой схватки и хочет сделать врагу своему невероятный подарок, надеясь на то, что он не будет после этого нападать, но это было слишком рискованно, и только самонадеянный глупец может не понимать этого.

Они узнали почти одновременно и о возвращении Медеи, и о страшной смерти, которая настигла их врага. Говорили, что собственные дочери разрезали его на куски и бросили в кипящий котел. С царицей этого никак не связывали, никто не мог сказать наверняка, что она была там. Им легче и проще было думать, что в это время Медея была совсем в другом месте.

Язон торжествовал. На этот раз они все были целы и невредимы, и, наверное, не скоро кто-то решится идти против него войной. Она прекрасна, с ней не страшны никакие враги, о чем еще можно было мечтать тому, кто только готовился стать царем? Она уверила его, что только с ней он может добиться того, чего захочет.

И в дни этой радости только однажды ему приснился странный сон. Он увидел себя связанным, огромный котел с кипящей водой был рядом, и Медея, смеясь, склонилась над ним. Она набросилась на него и стала отрезать от него куски мяса, хотя ему вовсе не было больно, она со смехом бросала их в котел» Нет, — кричал он, — ведь ты любишь меня, ты любишь меня, нет».

«Я готова все для тебя сделать», — слышал он ее голос, и кошмар этот продолжался. До тех пор, пока он, наконец, не пробудился в холодном поту. Она мирно спала рядом с ним. Она была очаровательна, и он несколько минут смотрел на нее, залитую туманным светом луны.

Странное видение исчезло, забылось, кажется навсегда. Он старался не думать, не вспоминать, но тревога не исчезала. Она оставалась дерзкой и любимой, веселой и могущественной.

Это было чем-то таким красивым и пленительным, как песни Орфея, которые они слышали все это время. Она подумала о том, что если бы не Язон, то юный певец наверняка покорил бы ее душу. Но пока она только со своей высоты взирала на него с легкой усмешкой. Не стоит гневить бога, ничего кроме очаровательного голоса не было у этого юноши. Но сейчас счастье и покой ее были под угрозой. Но она сделала правильный выбор, и будет идти до конца.

Медея знала о легкомысленном отношении гречанок к семье и мужьям. Но она оставалась во власти его и так будет всегда. А за счастье заплачена слишком большая цена, потому оно и казалось ей таким огромным и замечательным. Она ничего не боялась. Даже если Язон начнет стареть, она знает способ, как вернуть ему молодость, она преподнесет ему этот дар, как самое дорогое, что у нее осталось.

Разочарования не наступит никогда, никто не смог бы ее в том разубедить, она была слепа, как и все любящие женщины. Для только, чтобы они прозрели, небо должно лишиться всех звезд.

Глава 13 Великое предательство

Все было так замечательно, но рухнуло в один день, так казалось Медее. В тот день, когда Медея обо всем узнала. Но и услышав обо всем, она не могла понять, как такое могло произойти.

Накануне несколько дней Язон казался странным и боялся поднять глаза, взглянуть на нее. Но это не насторожило ее. Она так привыкла к своему счастью, оно казалось ей таким незыблемым, что в тот момент, когда он вошел, и скороговоркой заявил, что женится на Главке, принцессе, дочери царя Кретона, чтобы взойти на царский трон самому. У него нет другого пути для того, чтобы стать царем.

Она молчала, не веря и не понимая, что могут значить эти слова. Ей показалось, что кто-то рассказывает ей занимательную историю, которая случилась давно и не с ней.

— Не гневайся, Медея, я все делаю для нас и наших детей. Им нужен будет трон, и я могу получить его для наших сыновей, Главка даст нам его без колдовства и без сражения, об этом можно было только мечтать, я и поверить не мог, что ее грозный отец согласится на такое. Я устал от крови, меня преследуют призраки, если ты любишь меня, ты должна согласиться, ничего другого я придумать не мог. Ты моя жена, единственная и любимая, но что весь мир, если ты никогда не станешь настоящей царицей, а я царем.

На этот раз он говорил слишком много. И заметив, что она спокойна, он решил, что ей давно все известно, и он должен просто договорить, и решить все раз навсегда. Он муж и мужчина и будет так, как он скажет. Зря он даже сомневался в этом, она не только умна, но и мудра. И все -таки, на всякий случай он прибавил:

— Не говори ничего, подумай обо всем хорошенько, и ты поймешь, что я был прав. Так будет лучше для всех.

Она по-прежнему молчало, но это не насторожило и не испугало Язона, он слишком был поглощен подготовкой к свадьбе с царевной. Та казалась такой кроткой и милой,

— Почему ты не сказал мне этого раньше? — словно речь шла о какой — то мелочи, спросила она.

— Мне не хотелось расстраивать тебя, пока еще ничего не решилось, — признался он.

Он чувствовал, что не знает и не понимает своей жены. Почему она была так спокойно, отчего ни о чем не говорила? Он даже обиделся, потому что она и не упрекнула его, словно ей было все равно, и она и прежде хотела от него избавиться. Может, и у нее есть какие-то свои планы, о которых ему ничего неизвестно?

№№№

Она сразу же поняла, что Язон лукавил, ему нужен был не только трон, но тихая, ласковая, юная царевна, уж это она почувствовала ясно с самого начала. Златокудрая принцесса — гречанка, мечта всех неприкаянных искателей удачи, богатства и власти, столько таких историй было уже сочинено, сколько их еще будет у них, даже представить себе трудно.

Так внезапно в один день все изменилось в жизни ее, никто и ничто больше не могло ей напомнить о вчерашнем счастье, которое исчезло в один миг, но разве не об этом ее предупреждала Цирцея? Любил ли он ее когда-то. Конечно, он был благодарен ей за то, что она для него сделала когда-то, но не больше. Любви не было никогда, страсть просто исчезла, она приходит и уходит. А страх перед ней оставался. Ее сменила привычка.

Он не мог забыть, что ему все время приходилось подчиняться этой женщине, от нее зависеть, а это для любого мужчины было гибельно, хотелось вырваться из сетей и забыть обо всем. Впервые в жизни он принял решение и хотел подчиниться всему, что дарила ему судьба.

И все те кровавые события пронеслись перед глазами, в свое время она не пощадила ни отца, ни брата своего, так почему ему даже упрека не бросила?

Он поспешил уйти. Оставаться рядом с ней было невыносимо. Разве не так же бежал когда-то Афинский царевич Тезей от спасшей его дочери Критского царя Ариадны, подарив ее богу виноделия Дионису? Но почему она не училась на чужих ошибках, а предпочитала совершать свои собственные?

№№№

Медея на самом деле потеряла дар речи. Она заперлась в своих комнатах, закрыла окна и двери и упала на мягкий ковер. Сколько времени она так лежала? Ее разбудил резкий стук в дверь. Но она крикнула: «Прочь, проклятый». И рыдала, катаясь по ковру.

Она только чувствовала, что рухнуло небо, и она полетела в бездну, из которой больше не выбраться. Язон женат на царевне, ей придется покинуть дворец, он говорил о сыновьях, но о ней не сказал ни слова, это было понятно и без слов. Она станет изгнанницей, и никогда больше не вернется в такую желанную Грецию.

Отец должен быть доволен, когда узнает, он отомщен, смерть родного брата, смерть царя — эти бесконечные жертвы, принесенные такому проходимцу и ничтожеству, как ее муж, теперь это в голове не укладывалось, но все это было и ничего нельзя вернуть назад.

За такой короткий срок, ее великая любовь превратилась в яростную ненависть, а тени всех убиенных сошлись вместе и плотной стеной окружили ее со всех сторон.

— Он будет женат и счастлив, — говорил ее брат и улыбался.

Она слушала его молча, но кроме мести ни о чем думать не могла.

И тени отпрянули от нее так же неожиданно, как и появились. Не будет она Медеей, если он не получит все, что заслужил полной мерой. Его жизнь станет настоящим адом, об этом она позаботиться. Как он, этот глупец и брехун, мог подумать, что она его просто так отпустит? Не бывать этому.

Если бы кто-то видел ее в тот миг, то он почувствовал бы, как содрогнулся этот мир. Но Медея пока была в полном одиночестве.

Ярость и ненависть оказались сильнее любви. Ни понимания, ни сочувствия и следа не оставалось в ее душе. Она не думала о последствиях, когда искала и творила яд, который действует не сразу, но уничтожает все без остатка. Но кто отнесет царевне прекрасную тунику и корону, которую она сотворила для соперницы своими руками? Она может поверить только детям, чужим или собственным сыновьям. Кажется, мальчиков по-настоящему любил он и гордился ими, значит так и быть нечего им оставаться с таким отцом и с таким наследством, которые они оба для них приготовили. Они все должны умереть на его глазах, а он останется, потому что недостоин смерти. Пусть он живет и помнит о том, что натворил, разве не так нужно поступать с предателями? И только принимая решение, она победно усмехнулась, ей стало после этого немного легче. Боль уже была не такой сильной, как прежде.

Она знала, что все получится так, как ей того хочется. До сих пор Медея и не думала, что она может так ненавидеть, но она мстила за всех преданных женщин, она одна за всех, пусть не думают, что им все простится, и они смогут делать все, что захотят.

Глава 14 Месть царицы

Она оставалась дочерью самого грозного из царей, и должна была сейчас сделать то, что не смогла и не захотела из-за наваждения сделать у себя дома, но лучше поздно, чем никогда.

Когда он, наконец, пожаловал, она снова была совершенно спокойна. И Язон снова подумал, что есть такой царь, с которым она готова связать свою жизнь.

— Я все решила, — торжественно объявила она, — я оставляю вас, у меня есть возлюбленный, мы квиты. Мне было жаль бросить тебя первой, но раз ты сам так решил, я рада, трудно жить без любви, а от нашей страсти, если она была когда-то, и золы уже не осталось.

Она говорила обидные слова, но Язон старался слушать ее молча.

— Я оставляю тебе твоих сыновей. Моя ненависть и презрение слишком велики, я вряд ли смогу им что-то хорошее о тебе сказать. Царевна будет лучшей мачехой, чем я матерью. Она так мила и так добра, думаю, она примет наших детей, как родных. И пусть мои дети принесут ей подарок, в знак моей признательности за то, что она освободила меня от такого пустого и никчемного человека, как ты, я не желаю вам счастья, вряд ли оно возможно с тобой, но живите, пока сможете. Я должна удалиться, больше ни дня рядом с вами оставаться не хочу.

От прежней радости и спокойствия в душе Язона не оставалось и следа. Она вроде бы была рада, но говорила такие обидные вещи, так унижала его мужское достоинство, что он облегченно вздохнул только когда она, наконец, удалилась. Она изменяла ему, как он мог терпеть такое до сих пор, почему ничего не замечал. Но поздно было выяснять и разбираться.

Дети оставались с ним — это главное, они уже говорили с Главкой и царем о сыновьях, они были рады принять их у себя — оставалось только провести свадьбу и забыть о Медее. Он жалел, что не успел поблагодарить ее за то, что она оставила их в покое, это самое разумное из всего.

№№№

Величественная, надменная, непреклонная, она словно благодарила его за все, но что на самом деле было у нее на уме? Дети взяли подарки и отправились с ним знакомиться с царевной. Ему хотелось поскорее увести детей из их дома на случай, если она передумает и захочет вернуться? Почему он даже не сделал вид, что хочет остановить и удержать ее?

Уже в полете на золотом драконе думала Медея о том, как ей хотелось пронзить грудь клинком. Но она задохнулась от радости полета, и поняла, что жизнь продолжается, если она будет подальше от этого мира.

Она остановила его на лесной поляне. Не удержалась и склонилась перед озером, чтобы при помощи заклинания, взглянув на его гладь, увидеть, что там происходило во дворце.

Царевна встречала их ласковой улыбкой. Она гладила по головкам их детей. Счастье светилось на лице ее. Она по-настоящему любила Язона. Что удивительного, если сама Медея обманулась, почему бы царевне ни сделать той же ошибки, и ей она так же дорого будет стоить.

Она не могла видеть злорадной усмешки Медеи, следившей за всем, что там происходило. Она благодарила их за подарки, решив, что купил их для нее сам Язон. Она примерила их. Дети и Язон стояли перед нею — счастливое семейство. Жаль, что эта идиллия могла длиться только мгновение, потому что яд начнет действовать. И ей не надо бросаться туда, громить и крушить все вокруг. И Медея ждала, терпеливо ждала, потому что хотела увидеть, как это будет.

Первым упал младший мальчик, он и нес эти зловещие дары, страшно пронзительно он воскликнул и стал кататься по коврам. Старший пошатнулся и упал на колени, будто кто-то его сильно толкнул в спину. Царевна уже сбрасывала с себя накидку. Но она не могла сорвать их с себя, они вросли в кожу. Страшные вопли заставили Язона содрогнуться. Обгорелый труп — все, что осталось от царевны. И сам царь бросился к дочери своей. Он смотрел на мертвых детей. Как она могла убить сыновей? Он смотрел и не верил в то, что это возможно.

Медея отпрянула от озера и снова вскочила на Дракона, она больше не хотела видеть и слышать этого.

— Ты получил все, что хотел, — зловеще усмехнулась она, отрезая себя от того мира и от той жизни. — Ты думал, что так просто от меня отделаешься, будешь счастлив, нет, ты будешь проклят навеки.

Она хохотала, так что тучи срывались с мест своих и уносились прочь.

Язон и сам уже не понимал, как мог быть так беспечен и доверчив. Язон бросился из дворца, чтобы разыскать ее, но и след Медеи уже простыл, он не мог верить, не должен был отпускать ее. Только что же он должен был сделать.

Она летела прочь, то хохоча, то рыдая. И слезы превращались в смех, а смех в слезы. Великая ненависть выросла из великой любви. Дракон не останавливался, они унеслись далеко от этого странного и дикого мира.

Глава 15 Прозрение

Медея неслась все выше и выше. И драконы, подгоняемые плетью, были неудержимы, как молнии. И чем выше поднималась Медея, тем быстрее слетал с нее налет земного, все дальше и нереальнее казалось случившееся с ней в мире чужом и жестоком. А через час она уже пронзительно смеялась над всем случившемся, так громко, что от ее мощного голоса в разные стороны разбегались облака. А драконы неслись все быстрее и быстрее.

— Что случилось такого? Есть ли в мире то, о чем стоит жалеть, я свободна, снова свободна. Да как могла я, верная подруга самой Гекаты еще вчера радоваться и быть довольной земной любовью и жизнью земной, быть служанкой, рабыней рядом с ничтожнейшим из людей. Что со мной случилось, какое затмение могло на меня найти? Разве не знала я и не понимала, как все закончится, но просто не хотела тогда ничего знать — и в этом моя беда. Но еще по пути к нему я должна была вспомнить о своей сущности и своем предназначении. Да разве я, ничтожная и жалкая, была тогда настоящей Медеей — волшебницей и пророчицей. В этом мой дар и судьба. И я должна быть благодарна этому безмозглому трусу, за то, что своей женитьбой он вернул меня мне, а не оставил рядом с ним влачить ничтожное и жалкое существование. Как орала и извивалась его царевна в отравленном наряде. Она-то думала, что я смирилась, что она победила саму Медею. Но они вполне достойны друг друга, и все мои усилия были напрасны, скорее всего. Но разве я могла так просто уйти и позволить им победить меня, Медею

Никогда и ни за что не допустила бы я этого. Он и понятия не имел тогда, с кем имеет дело. И только теперь он поздно понял это и обезумел от своего понимания. А я, вернувшая молодость и второе дыхание его ничтожному отцу, я сама возродилась. Я от всего отреклась и все позабыла. И никто больше мне в этом мире не страшен и не будет страшен никогда, — немного рассеянно думала она.

№№№

Где-то внизу в тот миг мелькнула Колхида и дворец Этта, и она повернула туда. Она не может умчаться, пока не увидит своего отца, не поговорит с ним, не повинится перед ним. Только он один и достоин ее в этом мире. Он ничего, даже войска своего не пожалел для того, чтобы вернуть ее. Он предугадывал большие беды и разочарования, или это была только отравленная честь и гордость, и уязвленное самолюбие?

Он единственный из мужчин в мире, которого она по-настоящему любила и перед кем чувствовала свою вину. Она вдруг поняла, что он находится в беде и ему необходима ее помощь.

Она поможет ему, потому что для Медеи нет ничего невозможного, она все может. Драконам нравилось летать, они вовсе не собирались останавливаться, но Медея властно направила их к земле. Она правила целым миром, они подчинились ей, как скоро подчинится и весь мир.

Она увидела родную землю, которую не видела столько лет, и поняла как она без них без всех соскучилась. Невозможно оставаться одной в этом мире, но что тогда произошло, как она могла бросить и предать такой прекрасный мир? Какое помутнение на нее вдруг нашло?

Она смотрела вокруг, словно видела все впервые, и ничего больше не понимала, как ничтожна и немощна была любовь в сравнении с ее предательством.

Мир, сотворенный богами — это то единственное ценное, что в этом мире существует. Только простые смертные, у которых ничего нет за душой, могут так смело расплачиваться за любовь рабством, предательством, отречением, жизнью, но она не может этого сделать. Она благодарила богов за то, что они вернули ее в ее собственный мир.

Драконы, недовольные тем, что им пришлось ждать, рвались вперед, и она потрепала их по гривам.

— Ничего, потерпите немного, я рассчитаюсь с самыми крупными своими долгами, и мы понесемся туда. И она приблизилась к царскому дворцу.

Она была так свободна, так вольна в своих помыслах, так радовалась тому, что видела вокруг, что навстречу разочарованию пришло невероятное счастье, ему не было предела. Никто не смог бы его отнять у нее.

.Даже Громовержец, взглянув на нее свысока. Хотел пошутить, но потом решил не связываться со вздорной бабой. И она только усмехнулась, на него спокойно взглянув.

Глава 16 Лабиринт Посейдона

Могуч и славен Посейдон,

В морских просторах каждый час,

Навечно с морем обручен,

Встречает корабли и нас.

Он то беспечен, то горяч,

И грозен голос в реве бурь.

И что там снова? Бури плач,

— О боге, путник, не забудь.

Ему ветра служили вновь.

Все остается в дивный час

И ненависть там и любовь,

Когда закат уже угас,

И где-то тают корабли,

И тихо бури умолкают,

На самом кончике земли

Трезубец грозный возникает.

2.

А тот, кто Реей был рожден,

В утробе Кроноса, во тьме

Он помнит этот дивный сон,

Он улыбается во сне,

Или ярится в грозный час,

Но кто же слышит бури шум?

— Освободи от плена нас.

Отец беспечен и угрюм,

И вдалеке рыдает мать.

И все тогда она решит.

— О, сколько можно Зевса звать,

Тому, в ком нет давно души,

Подбросит камень — пусть сожрет,

А ты немного потерпи.

— А Зевс? Он скоро подрастет.

И сможет брат тебя спасти.

3.

Ты будешь волен, мой сынок,

Где небо сходится с землей,

И мир морской бурлит у ног,

Там будет край тебе родной.

Богинь прекрасных голоса,

И нимфы сладостная песнь,

Не сможет грозный гнев отца

Тебя убить, и ты воскреснешь, —

Так пела мать, тогда, во мгле,

Едва ворочался Аид.

— Не будет места на земле,

Но мир подземный приютит.

Там пусто, только можно жить

С красивой кроткою женой.

Как голос милый задрожит.

И только снится нам покой.

4.

Они не верили в тот свет,

Укрытый за глухой стеной.

Текут века, а Зевса нет,

И только голос тот родной,

Он помогал им ждать во тьме,

Он освещал их долгий путь,

Мечтать о море и земле.

И вдруг, о, что же там за шум?

Как сотрясается утроба,

Свет от усталых горьких дум,

Останется лишь тихий ропот,

А мир жесток и так угрюм.

И снова выброшены в мир,

Они пойдут за ним сражаться,

И пусть отец угрюм и сир,

Ему в Италии скитаться

Богами видно суждено,

И крови не прольет хмельной

5

Наш юный Зевс, велела мать:

Пусть Кронос мечется вдали.

Его в Италию прогнать.

Лишенный света и любви.

А им в сраженьях дух крепить.

И дотянуться до небес,

И мир бескрайний покорить

Велел в немом порыве Зевс.

Победа стала им наградой.

Три сына Реи в этот час

Пируют в свете звездопада,

И мир затих, делить им власть

Богами жребий брошен был,

— Тебе я море отдаю,

Чтобы в просторах ты парил,

Я, Посейдон, тебя люблю.

Аид ты мрачен, вот и мир

Твой темен, одинок и сир.

6.

Хитер и яростен наш Зевс,

И так мила ему земля.

Сам дотянулся до небес.

— Да, буду править миром я.

Пусть правит морем Посейдон,

Нереиды в танце перед ним,

Но что же там? Там бури стон.

Да, грозный Посейдон любим,

И весел, — это видит Зевс,

Его дворец в пучине вод.

Достигший власти и небес,

На чудном острове встает.

И там, для всех недостижим,

— Не обойтись мне без жены,

Предастся думам он своим.

И в том нереиды не нужны.

7.

К Нерею грозный бог спешит,

Он видит Амфитриты тень,

Повеселившись от души,

И он пленен созданием тем,

Но скрылась средь морей она,

И так испугана в тот миг,

Царевна Лебедь влюблена,

И вдруг дельфин ее настиг.

И к Посейдону шел Атлант:

— Пусть будет счастлива жена.

Ты только забавляться рад,

А Амфитрита влюблена.

Пусть нимфы вас не разлучат.

Ты в вечной верности клянись,

И от нее не отлучат.

Где б не был ты, но к ней вернись.

8.

И Посейдон им слово дал,

Хозяйкой вечною морей,

Дворец прекрасен среди скал,

Предстала дева, вместе с ней

То ироничен, то пленен,

Веселый бог семи морей,

Морями вечно правит он.

И жить он и любить умеет.

К ним Гера гордая пришла.

— Я видела среди нереид,

Ну, как, сестра, твои дела,

Твой верный муж опять царит.

— Но он придет опять ко мне,

Мне ль обижаться на нереид?

Вернется в дивной тишине,

А Зевс пред ними устоит?

9

— Ты не пойдешь теперь за ним?

Ты не вернешь его назад?

— Нет, не пойду, ты за своим

За Зевсом носишься и рада?

И что? Опомнись, о, очнись.

Она наивна иль мудра.

Спокойна, и не удивилась,

Но вдруг закончится игра.

Ну что ж, придет сюда Тезей.

Он не ее, ведь знает, сын,

А Гере снится вновь Алкей,

И что же будет делать с ним.

Рожденный в бешенстве страстей.

И вот теперь в тиши ночной

Чужих встречаешь ты детей

Наивная, а что с тобой?

10.

С подругой Гера в эту ночь

Решила к Миносу сходить,

И море плещется у ног,

Владыка грозный говорит:

— Не ты ли Посейдона сын,

Проверим это мы сейчас,

И перстень в пустоту глубин

Швыряет: — Пусть он мне отдаст.

И Гера вздрогнула от грез,

И от обид она молчит.

А Амфитрита? Кто принес

Герою перстень. Странный вид.

Швырнула, улыбнулась вдруг,

И улыбнулся ей герой,

И взял его из дивных рук,

— Иди, пусть Посейдон с тобой

И в лабиринте будет там,

Спасен от чудища герой,

Где смерть несется по следам,

Он выдержит смертельный бой

11.

— Как можешь ты, -шумела Гера, —

Зачем ему так потакать.

Не скрыть богине грозной гнева,

Поступков этих не понять.

— Не удержу его скандалом,

И гневом прочь лишь прогоню,

Всегда я людям помогала,

И Ариадну погоню,

Чтобы не погиб Тезей прекрасный

От рук чудовища сейчас.

— Но это ты творишь напрасно.

— Не будет смерти тут у нас,

Да и тебе с Алкидом тоже

Как погляжу, не так везет.

— Но я героя уничтожу.

— Нет, имя он твое возьмет.

12.

— О чем ты? — Говорили пряхи-

его Гераклом назовут.

И Гера гневная отпрянет,

Забывшись лишь на миг, и тут

На корабли бегут герои,

Богиня стражу усыпит.

— Плыви, мой ангел, мы с тобою.

Лети, в Афины же лети.

Так все тогда в тумане было.

И Посейдон так счастлив с ней,

И Гера гордая забыла

Сюда дорогу и не смеет

О повелительнице моря

Вести спокойно разговор.

И с нею больше не поспорит

И знает — проиграет спор.

13.

Так Посейдон живет счастливый,

Свободен, волен в этот час,

Он слышит музыки разливы,

И вдруг мелькает среди нас.

И всем бродягам и скитальцам

Он добрый друг иль злобный враг,

Он с Амфитритой останется,

Переживать весь ужас драм.

И там, на море- океане,

Я вижу снова острова.

И солнце дивное в тумане

Ложится в море, и молва,

О грозном боге до Олимпа

Порой доходит в этот час.

Он снова где-то веселится,

И появляется средь нас.

То корабли беспечно топит,

То пыл свой бурный усмиряет,

Он так порой устало стонет-

Надежду с ужасом вселяет…

Так уж получается, что все повествование наше дальше будет крутиться вокруг бога морей, его возлюбленных, детей и тех, кто как-то связан с морем.

Сам Гелиос женат на дочери Посейдона Роде — так в один час породнились небо с морем, и хотя они отселили ее на остров в океане, но порой Лучезарный к ней наведывался и там оставался надолго. И главный остров в нашем романе Крит был близок Посейдону, хотя и подарил его своей возлюбленной его братец Зевс, и там она родила ему Миноса, грозного владыку, но в один прекрасный момент там появится именно Посейдон, чтобы в шкуре быка явиться к жене Миноса и зачать с ней чудовище, Минотавра, у Посейдона чаще всего чудовища и рождались, с ними чаще всего расправлялись дети Зевса, ставшие настоящими героями, но не на этот раз.

А тогда тут же оказался сын Посейдона Тезей, прибывший на остров вместе с теми Афинянами, которые должны были быть принесены в жертву сыну Посейдона Минотавру.

Так встёрлись братья по разные стороны лабиринта. Немало усилий пришлось приложить Амфитрите для того, чтобы не Тезей, а именно Минотавр погиб. Она выбирала из двух зол меньшее, так и вышло на этот раз.

Одинокий, запертый в лабиринте Минотавр должен был оказаться в Аиде, а Тезей вернуться в Афины, вот как это случилось, нам еще и предстоит узнать.

Ну а пока мы с вами посмотрим каким было противостояние между братьями и их женами. Это ведь дети богов и герои думают, что они сами что-то там решают, на самом деле ничего от них не зависит, хотя надо признать, что не всегда и не все так просто, вот об этом наша история

Часть 3 Зевс и Минос

Глава 1 Зевс во всей красе

Рожденный Кроносом спесивым,

Спасенный Реей в грозный час,

Малыш скитался сиротливо,

И заглушал лишь бури глас

Рыдания его в тумане,

Но где-то креп он и мужал,

И мать его отца обманет,

Хранивши сына среди скал.

— Ты должен в грозный час явиться.

И братьев от беды спасти,

Пусть он беснуется, ярится.

Но пожалей и отпусти.

И небо будет там с тобою.

И покорятся нам титаны, —

То с ненавистью, то с любовью

Твердила Рея неустанно.

2.

И Зевс пришел к отцу однажды.

— Жена, он говорит, что сын?

Но сын в утробе, что ты скажешь?

— Скажу, что спасся он один.

И камень выплюнул устало

Прозревший в это время бог.

— Тебе же спорить не пристало,

Беды ты отвратить не мог.

И Кронос в ярости трясется,

— О, ты, неверная жена,

Дитя обмана, воздается

Нам за доверие сполна.

— Детей губитель, мне упреки

Твои ли слушать в этот час?

За все заплатит муж жестокий,

Отец злодей, верни сейчас

3

Своих детей назад из плена,

Ведь ты потешился сполна.

И Кронос закричал: -Измена,

Сын, вероломная жена.

Но вот Аид уже выходит,

И вылетает Посейдон,

Богини снова на свободе.

Отец спешит покинуть дом.

Скитальцем станет одиноким,

Кровь не прольется в этот раз,

И Зевс бывал не раз жестоким,

Но Кроносу свободу даст.

— Тебя он устрашить не может, —

Любимцу Рея говорит,

— Иди, сражайся, там тревожно,

Там пламя бунта так горит.

4.

Титанов боги одолели,

И в Тартар сброшены в тиши,

Они о Кроносе жалели,

Но на Олимп наш Зевс спешил.

Он Посейдону дарит море,

В подземный мир пойдет Аид.

И кто со жребием поспорит?

Достанется ему Олимп.

Там гром и молнии сверкают,

И с ними он несокрушим,

Уже титаны точно знают,

Что нынче Зевс непобедим.

Но бабка грозная Тифона

Им на погибель породит,

И только молния со звоном

Чудовищ этих усмирит.

5.

И после бунтов будет много,

Но высится в тумане он.

А мир жесток, и жизнь убога,

И снится Зевсу бури стон.

Любви хотел властитель мира,

И добивался ото всех,

Кого-то вел легко и мирно,

Кого –то силой для утех.

Терпеть отказа не намерен,

Он был всегда на все готов,

Одной любви беспечно верен,

Он женщин покорял без слов.

И покидал их в одночасье,

Взглянув угрюмо на детей.

Сердца отчаянно стучатся

От бури яростной страстей.

6.

И что ему бедняжка Гера,

И что пленительная власть?

Любовь легко и неумело

Он обращал в немую страсть.

Лишь только ночь крылом коснется,

Завидев деву с высоты,

То лебедем над нею вьется,

То юношей прекрасным, ты

Покорена, то муж твой снова

К тебе в покои снизошел,

Но почему он так взволнован?

Как будто в первый раз пришел?

За что тебе упреки сыпет

Богиня в полночи опять?

Ребенка в тишине похитит,

По морю снова будет гнать…

7.

И в этом пламени пожара

Тебе, мой друг, не уцелеть,

И Афродита лишь лукаво

Махнет рукой: — Ну что ж ты, Зевс?

К чему такие страсти снова,

Ведь Геру ты сведешь с ума.

Как одинок он и взволнован,

Его всегда пугает тьма.

— И словно бы в горах заброшен,

Он матушку напрасно ждет.

Вот потому угрюм, не прошен,

Он ночью к женщине идет.

И только у ее порога,

И только у ее колен

Он успокоится немного

И в страсти он поймет, зачем,

8.

Забыв о небе и о власти,

Он снова к той земле спешит.

Любви лишенный, только страсти,

Как страх, хотел он заглушить.

В утробе и тумане, Гера,

Ты не осталась там одна.

Ты с братьями о свете пела,

И с сестрами, лишившись сна,

Ты о свободе говорила,

А он в горах под небом вновь

Взирал на звезды сиротливо,

И ждал лишь женщины любовь.

Он страсти пил, не мог напиться,

И убеждался каждый раз,

Что в деве можно раствориться,

Что женщина спасает нас, —

9.

Так говорила Афродита

Там Амфитрите в тихий час.

— Он эти ночи не забудет,

Он вспоминает каждый раз.

И где-то, где бушует буря,

На радость или в наказанье,

Спешить наш Зевс сегодня будет,

Опять на новое свиданье.

А страсть костер к рассвету гасит,

И плачет дева о герое,

И ждет властителя напрасно,

Всегда один, всегда с другою.

Не в силах больше верить в это,

Он хочет снова убедиться,

Что кто-то будет до рассвета,

Что в ком-то снова воплотится.

10

И дети не дают покоя,

Алкида Гера не оставит.

И Артемида беспокоит,

Ей жертвы б сниться перестали.

А Аполлон напрасно ищет

Любви, и ждет ее ночами.

И в ярости Арес там рыщет,

И никого не замечает.

Что делать с ними, и откуда

Пыл Прометею этот дан.

Все ждут и страсти здесь и чуда,

Но лишь раздор подарят нам.

И вроде Посейдон спокоен,

И с Персефоною Аид

И только он в безумье боя,

В объятьях женщин снова спит.

11.

Когда на пир собрались гости,

Лишь улыбается Гермес,

И Гера в ярости и злости

Про все обиды наконец

Им скажет, и уйдет достойно,

Он должен всех мирить потом.

Фетида бедная спокойна,

Фемида просит тут о чем?

Афина снова ждет ответа,

А он забыл ее вопрос,

Деметра, что же там Деметра

Вся высохла от горьких слез.

И это все его владенья,

И только Рея усмехнется,

— О, сын мой, тяжко, но забвенье

Тебя вовеки не коснется.

12.

А он молчит один, прикован,

И снова свергнут в грозный час,

Ну что ж пусть ищут все другого.

И снова этой бури глас,

И снова он ребенком где-то

До них пытался дотянуться.

И Люцифер, лишивший света,

С Аидом, больше не вернулся.

Пусть только звезды ярче светят,

Пусть грозы смирят свой порыв.

А Зевс всегда один на свете,

Он страстен, яростен, красив.

Опять гостит у Посейдона,

Аид обходит стороной,

И не любимый, но влюбленный.

Олимп всегда хранит родной.

Глава 2 Явление героя

Мы с вами знаем уже всю историю Медеи и Язона, но хотелось бы вернуться немного назад и посмотреть на других героев, почему это вообще стало возможным. Как она оказалась в таком водовороте событий и почему ни отец, ни дедушка не пришли на помощь той, которой одной пришлось сражаться со всеми злыми силами этого мира?

Мы помним о том, что полновластным властелином в то время был уже Зевс, и в отличие от спокойного Посейдона и равнодушного к миру живых Аида, он был переполнен страстями и разными, часто противоречивыми поступками, настороженно относился к титанам, и всегда чувствовал от них беду какую-то, был скор на расправу и особо с ними не разбирался, а творил то, что сам хотел.

Никто из титанид с ним не контачил, ну если случайно где-то приходилось провести ночку, то это даже и не считалось. Он их забывал в тот же миг, когда все заканчивалось, и больше старался не вспоминать и не думать о них.

Потому понимая, что ей могут помочь только два бога, Перса сразу отмела Зевса, помня, что творит его верная жена, как она если не убивает, то устраивает ад на земле для любой из тех, кто приблизится к ее мужу, и не важно, зачем он приблизится. Ревность Геры не знала границ.

Обратиться к Гелиосу ей было еще труднее, потому что у них было общее прошлое, но ведь она рожала ему детей, он должен ей в том помочь хоть как-то. Как странно было ее явление перед Лучезарным, но в мире случается много странного и невероятного, всего не понять и не объяснить даже с течением времени.

№№№