Бесплатный фрагмент - Квартира с видом на Кремль

Квартира с видом на Кремль

Сеня Пустокарманов решил повеситься. И были на это причины веские. Его, репортера газеты «Штопор», на днях уволили из-за проигранного суда по иску газеты «Бубен», которую Сеня Пустокарманов назвал подголоском Геббельса в одной из своих статей. Жена Татьяна велела собрать манатки и валить из ее квартиры на все четыре. Ибо она не желает жить с нищим и неудачником. Сегодня же на развод подаст.

Тогда осознал Семён, что в его тридцать восемь лет, когда жизнь уже прожита практически, ждать от Судьбы каких-то подарков добрых уже не стоит. Впереди только тяжкое одиночество, бедная, болезненная старость и медленная мучительная кончина в казенной койке.

…В магазине «Все, что хочешь!» на улице Кюхельбекера, куда зашел Сеня, народу с утра еще не было. Оттого девушка Варя продавщица отдела Веревок сидела без дел и всем своим существом внимала хиту сезона — громкой пронзительной песне в исполненье Владимира Асмолова:

— На веревке бельевой в ванной комнате

Ты повесилась сегодня на заре,

— вещал маэстро о драматической истории одной несчастной девушки.

— Долго бился одиночества колокол

В этой темной однокомнатной норе…

Красивое без угрей лицо девушки Вари было заплакано. Песня явно ложилась на ее личные девичьи переживания.

— Шли за гробом мы, и нас было семеро,

Ну ждала ли ты к себе такой кортеж?

Первым снегом осыпал ветер северный

Семь надежд, твоих обманутых надежд…

Как опытный репортер, Сеня Пустокармнов сразу учуял в повествовании о несчастной девушке несуразицу. Почему покойницу так быстро похоронили? Ведь повесилась она только сегодня на заре, а эти семеро уже понуро бредут за гробом, прозябая под северным ветром! А как же там судмедэкспертиза и прочие дела?

— Пусть тому что случилось не мы виной,

— объяснял поэт далее,

— А лишь тот, кто был с тобой последний раз,

Но боюсь, что в той веревке намыленной

Есть по ниточке от каждого из нас….

И все же песня Пустокарманову очень понравилась. Он тихо, почти что шепотом попросил девушку Варю:

— А можно еще?

Варя подняла красные заплаканные глаза, шмыгнула носом и поставила песню заново. А после еще и еще раз.

— Мне бы, это, кусок бельевой веревки, — сказал, наконец, Сеня, — метра три мне, наверно, хватит…

— Кусками не продаем, — тихо ответила Варя и даже натужено улыбнулась. — Берите все двадцать метров, — и протянула ему моток.

Сеня подергал веревку на разрыв.

— Не сомневайтесь, — сказала Варя, оглядывая щупленькую фигуру Пустокарманова, — капрон японский, любого выдержит.

— Спасибо, — ответил Сеня, отсчитывая рубли.

— Вам спасибо. Заходите еще! — сказала девушка, но тут же осекшись и покраснев, промолвила, — ой, простите, кажется я вам сказала глупость…

— Ничего, — ответил Пустокарманов.

Через пару часов Сеня вышел из электрички и прямиком через старое кладбище мимо деревни Тыкалки пошел на свое любимое место, достойное холста Левитана, на берег реки Кутёмы. Место любимое с детства, с пионерских костров — где в нем проснулись первые робкие чувства любви, ревности и щемящих надежд — смертельно притягивало Семена. И когда пробил час умереть, Сеня отправился прямо сюда, к истокам. Шел через скошенное ржаное поле к лесу, погруженный в свои черные думы, а над головой у него нетерпеливо кружили вороны, чуя на тонких полях своих намеренья человека. Но Сеня не замечал ни летучих падальщиков, ни их радостных криков.

Семен подходил уж к лесу, и тут дорогу ему перебежала черная кошка с белым пятном на левом ухе.

«Плохая примета!» — подумал Пустокарманов и резко остановился. Решил отложить до завтра мероприятие. Но куда податься? Денег на обратную дорогу в город не было. Да и что ему делать в городе? Ночевать-то негде. Хотелось есть, но в рюкзаке его ни сухарика. Дошел до деревни Тыкалки. За крайним домом на огороде в осеннем ватнике возилась женщина, лет тридцати пяти. Ядреная и лицом приятная, она выкапывала картошку, удавливая лопату кирзовым сапожком.

— Привет, хозяйка! Работа есть? — спросил Пустокарманов.

— Работ, как грязи, — отвечала она, — да денег нет заплатить тебе.

— Так я могу за еду работать, — ответил Сеня. — Картошкой поди накормишь? А то я в дороге поиздержался.

— Бродяга, значит, — сказала женщина, — и негде заночевать?

— Ага, — кивнул ей Пустокарманов.

— Бери лопату, копай картошку, пока я готовлю ужин. Но ночевать только в бане будешь. Ко мне нельзя. У меня траур. Сегодня, правда, последний день. Сегодня уж ровно год, как муж у меня повесился вон там, в лесу, — указала она в ту сторону, куда направлялся вешаться Сеня Пустокарманов.