Бесплатный фрагмент - Куба

Глава первая

День разыгрался солнечный и ясный. Уже миновал экватор. И близился вечерок. Веял тонкий ветер. Дали в сельских лесных окрестностях Мурома завораживали и завали за собой. Небо сияло. И прямо отдавала лазурью. Плавно тянулись белые облака. И те порой принимали чудные образы. Но те не всем далеко открывались. Светило сияло жарко и прямо порой палило. Наседала июльская жара. Но та уже немного сникла. На пригорке высоком открывались виду дома небольшого селения Мутары. Здесь всего несколько улиц и переулков с небольшой площадью для больших встреч и празднеств. Река узкая извилистая «М» таилась за горками и лесными долами. В селе наблюдалась тишина. Лишь изредка подавал голос местный пёс Мак. Так его назвали за любовь к маку. Он сначала на булочке мак вылизывает, а потом съедает саму булочку. Редкий тип. Он большой, светло-рыжего окраса шерсти. И та густая. Голова массивная. Глаза добрые дикие. Язык слюнявый багряный всегда висит на подбородке. Мак обожает всякую выпивку. Его научил выпивать нерадивый хозяин Паша Щеглинов. Тот невысокий, коренастый. Лик дурной, но не лишён симпатичности. Глаза тёмно-синие. Он работник местного колхоза. И там трудится пастухом. И часто напивается вдрызг. Его пять раз увольняли за пьянку. Но завсегда брали обратно на работу. Его должность почему-то, никто не хотел занимать. Сейчас Паша находился в психушке. Там он проходил лечение, увидев какие-то странные существа, как объяснял доктору Жлобярову. Он выпивал палёную водку вперемешку с пивом. И закусывал мало. И это оказала на него большое воздействие. И этого он сам не мог понять. Доктор по виду сам невменяемый. И мало вникал в суть дела. Он лишь выписывал всякие пилюли и табетик. Полный шизик. И несколько напыщенный вылупон. Паша же уже готовился к выписке. И жаждал пойти на работу. Он сильно соскучился по родному стаду и псу. Его дома ждала семья. Но он не рвался домой. Там он часто скандалил и со всеми домочадцами бился.

Повеял лёгкий ветерок. По улочке села лихо пронёсся небольшой самодельный трактор. И тот крепко испортил воздух. Где-то на отдалении громко закричал петух. И кто-то лихо пьяно стал браниться матом. Возле забора на скамейке дубовой восседали местный селяне. Здеьс находилась бабка Авдотья Макаровина, местная знахарка Анисья Мудирина и знатная роженица Дуняша Абрамова. Они восседали на скамейке уже более часа. Она точили свои языки. И те прямо без костей. И мелют, и мелю что-то без остановки. Казалось, они перемыли всем уже кости и мозги. Прямо всем жителям села от мала до велика. Но всё равно находилась мысль для большой беседы. Они переговорили и перелаяли даже собаку Джусику, которая часто бесилась и поднимала лай на всю округу. И она долго не утихала. Но всё же местные любители сплетен её перебили. Джессика, махнув хвостом, спряталась в будке. Она большая, мощная, У неё мохнатая тёмно-золотистая шерсть. Голова массивная. Глаза золотистые добрые. У неё приветливые пригожие хозяева. И прямо ничем таким себя не проявили дурно. Местные сплетники Авдотья, Анисья и Дуняша бегло переглянулись. И треская семечки, взяли перерыв в своей часто пустой нелепой болтовне. Авдотья и Анисья как сёстры. Они и есть сёстры двоюродные. И прямо походят друг на друга. Они доярки. Лица пухлые багряные. Глаза округлые, цвета золотой ржи. Лицо весьма приятные, щекастые, упитанные. Авдотья как бочка. Грудь больше седьмого размера. Анисья чуть стройнее. Но тело у неё большое массивное и неповоротливое. Характер боевой, как и у сестры. С ними шутки плохи. Как-то они лихо на пару скрутили сексуального маньяка. И крепко тому набили по бокам. Д��няша Абрамова милашка прямо. Лицо округлое щекастое. У неё много веснушек. Волосы тёмно-рыжие. Глаза с огоньком. Там всегда много похоти. Она страстная и бойкая. Тело плюс-сайз. Грудь большая упругая седьмого размера. Прямо сочные у неё «дыни». И она любит ту выставлять напоказ. Хоть и замужем за комбайнёром Феней Абрамовым. Они породили уже девять детей. И Дуняша вновь в положении. Но ещё скрывает свою беременность. У неё пока всего пара недель. Он скромна и щепетильна. И какая есть. Она работает на пекарне. И знает толк в приготовлении вкусных пирогов с разными начинками.

Повеял тонкий ветерок. По узкой дорожке лихо пронёсся мотоциклист. За рулём старого ржавого байка восседал пьяный Тима Дзюин. Он молодой и буйный. У него три класса образования. Он говорит по слогам. Читать и вовсе не умеет. Тело жилистое. Лицо загорелое, плоское. Глаза тёмные. Его как-то крепко избили панки у остановки, где он бухал. И теперь он сам на всех кидается с кулаками. Но драться совсем не умеет. И силы ещё не накопил. С ним легко справилась даже девятиклассница пышка Тоня. Та его раскрутила за руки. И бросила в кусты на три метра. Он хотел с ней по пьяному делу зажечь. И сказал прямо, что, мол, хочет красивого секса. Но нарвался на неприятности. И крепко тогда себе обжог лицо крапивой в густой траве. Сельские сплетницы проводили диковатым взглядом нерадивого гонщика. Тот уже все столбы, казалось, сбил в селении. И гоняет как полный псих. От него быстро след простыл. Но воздух испортил душный бело-серый дым. И тот расплывался неохотно. Но всё же уплыл, когда подул резкий ветерок. И чудно зашелестели листья на деревьях. И прямо как будто шептались о чём-то меж собой. Селянки Авдотья, Анисья и Дуняша бегло переглянулись. И слегка отмахнулись от неприятного дымка. И выказали те ещё гримасы. Они всё же быстро вернули себе свои обычные лица. Но языки острые и дикие дали о себе знать.

— Вот же прохвост проклятый… Сколько он воздух нам портит уже на своём этом тарантасе…, — сказала Авдотья, — Хоть бы в армию его забрали что ли…

— И не говори Кузьминична. Он недавно забор Игнату протаранил. Так того говорят, стрелял в него из ружья…

— Что, правда? — спросила Дуня.

— Да. Стрелял. Стрелял. Я даже слышала хлопки. Он дурень такой напился и давай кататься на своём этом мопеде… Или что там у него…, — начала свой очередной рассказ Анисья, — И проломил забор. Прямо во двор заехал… Пса напугал. Тот залаял громко. Этот Тима врезался в баню, как говорят. И лбом своим чуть стену не снёс.

— А сам что? — спросила Дуня.

— Сам. Чего ему будет…

— Ну как? Он же на скорости ехал… И забор снёс. Хихихихиии…, — улыбнулась Дуня, — И в баню ещё влетел… Неужели ему ничего…

— Совсем ничего. Может, шишку себе на лбу набил. Но побежал быстро. Ещё и мопед свой поволок…

— Хиихихихихиии…

— А Игнат наш стал стрелять в ирода этого… Хиихихихии… Но говорят солью стрелял. И даже попал прямо в зад…

— Что-то не похоже…, — возразила Авдотья.

— А когда это было?

— Да совсем недавно и было. Три или два дня назад.

— Хиихиххиииии…

— Тебе Дуня смешно. Игнату невесело. У него забор до сих пор лежит. Этот алкаш не собирается по ходу чинить…

— Хиихиххиихихии…

— Дуня не смешно…

— А мне смешно… Надо же так ехать, что забор протаранить. Он, видимо, плохо соображал.

— Управы на него нету… Сукин сын…

— Хиихихихииии…

— Дуне всё смешно…

— А тебе чего? Пускай девка смеётся. Она молодая у нас…

— Хиихихихихиии… Молодая…

— А что?

— У Дуни десятеро детей. И она молодая… Вот это забавно…, — сказала Авдотья.

— Хиихиххихиии… У меня не десятеро, как вы выразились. А девять детей…

— Хиихиххииии… Дуня когда за десятым пойдёте… А ну говори…

— Хиихихихиии…

— Ну, всё… Дуне в рот смешинка попала… Теперь будет хохотать весь день. Вечер тоже. И ночью мужу не даст спать от своего хохота…

— Хиихиххиихииии…

— Дуня ты давай заканчивай с этим делом…

— Хиихихихиииии…

— Ну. Всё девки. Дело труба… Анисья вызывай неотложку Дуне… Мы не поможем ей ужо…

— Хиихихихииии… Да вы что? Я так просто…, — ответила Дуня, — С каким это делом я должна заканчивать… Хиихихихихии…

— А вот с этим самым. Смеёшься дурно и без причины всякой…

— Хиихихихииии… Да вы смешно рассказываете… Как не смеяться… А то думала, что с другим делом я должна разобраться ужо…

— Хиихихихиии… Мы не про то… Это дело нужное…

— Да это же чудо…

— Хиихихихиии…

— Дуня, когда за десятым пойдёшь… Вернее, пойдёте…

— Куда пойду? В магазин… Хиихихихиихи…, — весело ответила Дуня.

— Вот дура девка. За дитём…

— Да я поняла… Хихиххиии…, — А я ужо…

— Что ужо?

— Ужо мы собрались… Я беременная. Две недели…

— Шутит она. Любит пошутить…

— А я не шучу? Хиихихихиии, — весело сказала Дуня.

— Хиихихихиии… Вот это да…

— Мама родная. Когда они успевают…

— Мы такие. У нас быстро… Хихиххиии…

— Это дело бы надо и обмыть…, — сказала Авдотья.

— Да погоди ты обмыть…, — добавила Анисья, — Дуня вот так дела… Мы всё гадаем. А она ужо беременная…

— Хиихиххихихии… Ну, молодец какая… Кого будешь рожать мальчика или девочку…

— Пока не знаю… Но хочу девочку…

— Хиихихихииии…

— А муж, поди, хочет мальчика…

— У нас пятеро девочек и четыре парня. Значит, девочка родится, — сказала мило Дуня, — Хотя…

— Что?

— Что за арифметика Дуня…

— Хиихихихииии…

— Она знает какая…

— Вот… Сначала я родила девочку… Потом мальчика. И так у нас чередовалось. Так что… Если это учитывать. То рожу мальчика…, — сказала Дуня.

— Хиихиххихииии…

— Я так ничего не поняла…

— А и не надо ничего понимать… Мы это дело обмоем завтра же…, — сказала Авдотья, — И родится тогда здоровый и крепкий, а самое главное счастливый малыш… Хиихихихииии…

— И то верно Авдотья…

— Хиихихихииии…

— Поздравляем милочка…, — сказала Анисья, — Наша хохотушка-веселушка.

— Хиихихихихииии…

— Дуня как тебя твой муж терпит. Я бы ужежала…, — сказала Анисья.

— Типун тебе на язык, — заверила Авдотья.

— Хиихихихииии…

— А Дуне всё смешно. И она смеётся. Ты глянь…

— Хиихихихииии…

— Дуня а ты точно любовника не завела случайно…, — сказала Анисья.

— А ты не завидуй…, — добавила Авдотья, — У неё может, три мужика… И чего? Её дело…

— Ой, не знаю… Не знаю… А если муж узнает…

— Хиихихихииии…, — засмеялась громко Дуня.

— Хватит трепаться Анисья. А то кто услышит нашу болтовню дурацкую. И начнут болтать. У нас такой тут народ, что скажи, сразу придумают с три крыши…

— Хиихихихиииии…

— Это точно… Дуня хватит смеяться…

— Хиихиххииии…

Повеял лёгкий ветерок. Селянки мило переглянулись. Авдотья и Анисья чудно прихватили подружку за руки. И ту благодарили и наполняли добром и силой. Дуня веселилась. И улыбка не покидала её розовой, щекастое, милое лицо. Она слегка погладила свой курносый нос. Глаза огненные прищурила. Там имелось много вожделения и страсти. Грудь открыта богато. Соски пухлые и острые. Прямо наливные у неё «дыни». Она те слегка оправила руками. И дышала ровно. И смотрела куда-то далеко. И немного погладила свой живот. Там уже зарождалась дитё. Мысли её томили. «Даже немного не вериться, что у меня снова будет ребёнок. Мне тридцать два года. Первого я родила в семнадцать. Вот это да… Я снова стану мамочкой. И буду возить малыша в коляске. Наверное, я счастливая. Дети мои растут быстро. Чего не скажу про семью Люлиных. У них четверо детей. Старший Иван полный дурень. Ему ведь уже скоро двадцать. А он всё в игрушки играет. Бегает детина с малолетними… И многих уже обидел. Есть же такие дураки. И второй сын. Его вроде зовут Федул. Он что губы надул ходит. Ни с кем не здоровается. Или немного не в себе. По нему видно. Уши торчком холодные. Ему уже вроде как семнадцать лет. А с виду так и не скажешь… Я бы ему дала десять. По уму он и вовсе дитё малое. Странные они все… И батька у них балбес как по мне. Настругал детей. А воспитывать не берётся. Он всё в пивнушках сидит. Я его как не увижу он всё время сытый. Пьяный идёт или под забором спит. Вот же балбес полный. Его бы на каторгу отправить… Вернее, в места не столь отдалённые за это дела. За пьянку его… Любу я знаю. Она настрадалась уже от такого мудака. У них часто брань слышно. И дерутся они. Я даже видела… Дети у них реально не растут. Такие видимо, и есть балбесы… Может, и лучше что так. Я что-то замечталась. Где мои сорванцы? Надо бы домой сходить… Но у них всё нормально… Чего там? Ещё посижу. Тут хорошо да ладно… Пускай они болтают. Я послушаю и посмеюсь немного… Уж больно весело с бабами… Прямо на смех всегда меня пробивает… И сейчас опять… Всё же бы надо домой сходить… Кто-то у нас в лес собирался. Не поздно… Ещё не поздно… Ещё посижу немного… Потом пойду домой… Не охота пока ничего делать…», — подумала она. Дуня глубоко вздохнула. И выглядела мило. Авдотья и Анисья бегло переглянулись. И засмотрелись на подружку. И быстро о чём-то переговорили. Дуня замысловато улыбнулась. Глаза прищурила. И сейчас напоминала на бойкую белку, которая готовила орешки и грибы на зиму. И знала всё прямо наперёд.

— Вы там. Хватит уже шептаться. О чём болтаете…, — сказала Дуня, — Мне интересно тоже…

— Да ты у нас на седьмом небе…

— Да вы что…

— До тебя не достучаться… Вот мы и болтаем…

— Что, правда?

— Да Дуня. Ты у нас мечтаешь… А то смеёшься, как дура…

— Я не дура…

— Хиихиихихиии… Да это я так…, — сказала Авдотья, — Хочу тебя немного подбодрить…

— Да у меня всё нормально…

— Хиихихиххииии…

— Вы о чём болтали? — сказала Дуня, — Я что-то отвлеклась…

Повеял тонкий ветерок. Авдотья и Анисья бегло переглянулись. И слегка взволновались. Но умело скрывали свои чувства. Дуня слегка напряглась. Но дышала ровно. И мило смотрела на сельских подружек. И слегка рукой погладила свой носик. И отмахнулась от назойливого комара. Тот сразу улетел непонятно куда. Авдотья выказала смешную гримасу. Но этого не замечала. Глаза немного диковатые округлила. И прямо посмотрела на селянок.

— Да так… Ходят слухи, что у нас в лесу поселился… Этот как его… Типа маньяка, который людей похищает… И он этот каннибал…, — смело сказала Авдотья.

— Чего? — недоумевала Дуня.

— Мне что-то не вериться…, — заявила Анисья.

— Правда, вам говорю, как на духу…

— Чушь какая-то…, — согласилась Дуня.

— Я вам отвечаю… И по телику показывали… И не нашли его… Он типа переселился… И говорят, теперь в наших лесах осел…

— Чушь полная…

— Верь не верь. А люди пропадают… Уже много он утащил…, — сказала Авдотья.

— Авдотья ты что… Веришь в эти сказки…, — сказала Анисья, — Это же выдумка, как про ети… Или снежного человека… Выдумали, чтобы в лес не ходили за ягодами и грибами… Наши и выдумали, чтобы меньше ходили на болото. Все известно, что там много ягод самых разных. А эта местная семейка полоумных Бузавых и придумала эту выдумку. Они там на болоте и живут. Сдают ягоду. И набивают карманы деньгами… Это они и придумали… К бабке не ходи… Те ещё негодяя. Один этот их Паша и Тимур чего стоят. Батя у них придурок больной на голове Гурик. Меня как-то напугал люто, когда я там ягоду брала. Притворился медведем. Ещё шкура на себя нацепил. Понимаешь, кто они такие. С ними лучше не связываться. Рожи у них буйные прыщавые у всех. Говорят, что там на болоте они даже кого-то утопили. И участковый с ними заодно. Вместе рыбачат и охотятся. Так что…, — заявила смело Анисья, — Скорее они маньяки. А не тот, кого тут придумали все в округе. И с ума сходят. Вот же дураки. И Оля сестра их хороша. Она милая с виду только. Длинноногая бестия. Но я видела, как она из ружья палит. Еле ноги тогда унесли. Она ещё и выпивала там что-то из бутылки. И, кажется, она там материлась во все тяжкие. И ведёт себя вульгарно… Много раз её видела на озере, как она купалась без одежды. И всё по барабану…

— Она красивая…, — сухо сказала Авдотья.

— Красивая да бестолковая. Говорят, что спит со всеми подряд… Прямо путана. И даже братьям отдавалась… Она же с головой не дружит… У неё три извилины, чтобы выпить, покрасоваться, оголив свою попу, и сами знаете что… Спит со всеми…

— Это враньё всё…, — заявила Авдотья, — Враньё полное. Оля не такая… Ты что Анисья. Говоришь глупости… Слухи это всё… И полная чушь…

— А твои слухи не чушь… Про этого самого маньяка…

— Вот и не чушь… Это правда. И по телику показывали его… Даже фото есть. И правда, пропал такой-то сякой. Из такой-то деревни. Громила я видела. И рожа у него страшная. Он мохнатый и псих одним словом. Это правда… Его найти не могут. И говорят, что логово нашли. И там были останки чьи-то. Он и зажрал кого-то в лесу…, — смело сказала Авдотья, — Так что это не выдумка. А твои слова глупости. Оля у них не такая. Эти братья Паша и Тимур. Те да. Они глупые и любят выпить… И на глупости всякие легко ведутся. Как их батька… Он их и приучил и дураками вырастил… Им уже по тридцать лет. А ума бог не дал… Оля не такая…

— Да сдалась мне их Оля…, — сказала Анисья.

— Вот и не говори чепухи, раз ни черта не знаешь…

— Я то знаю, это ты мелешь чушь полную…

— Какую я чушь мелю. Я по дулу говорю. А ты как бабка на базаре… Веришь всем… И слухи пускаешь дурные… Лучше помолчи дура…

— Сама ты дура… Вместе со своим маньяком…

— Чего ты мелешь?

— А то и мелю… Выдумала ты всё… Видимо, мужика хочешь… Вот и маньяка себе придумала… Авдотья так и скажи, что маньяка захотелось…

— Чего? — возмутилась Авдотья, — Ты видимо, совсем с головой то не дружишь… Заткни своё хайло.

— Это у тебя хайло… Небось, давно у тебя не было… Мужика захотела… Вот и болтаешь…

— Ну ты и дура Анисья… Хиихихихии… Сама небось, мужика захотела. Твой-то больной да сякой… Давно у него не стоит. Так бы не говорила тукую чушь. Хиихихихии…, — сказала бурно Авдотья, — Дуня, ты глянь, что она мелет. Совсем с дуба рухнула… Врезать бы тебе…

— Давай попробуй. Я тебе врежу…

— Ну, ты и глупая баба же…

— Хиихихихихии…

— Хиихихихииии…, — засмеялась Дуня, — Вот же дуры. Языки у них без костей… Сколько можно болтать, — подумала она, — Дуры полные… Вот же болтают без умолку…

Дали дикие лесные звали за собой. Повеял лёгкий ветерок. Дуня слегка заворожилась, глядя далеко. Глаза прищурила. И выглядела мило и красиво. Мысли её томили. «Вот бабы дуры. Болтают много лишнего и смешно просто. Сижу и слушаю их как сама дура… Дура и есть. Но ведь в этом есть и правда доля. В словах Авдотьи. Я тоже видела мельком по телику, что там показывали… И там была рожа какого-то упыря болотного. Другими словами и не назовёшь. И его до сих пор не поймали. И значит, это правда. И говорили что он душегуб редкий… И где-то рядом он жил. И сбежал в лес. И потом кого-то как говорят, загрыз… Жуть какая. Но как так можно. Я всё же сомневаюсь… Но люди в лесу и правда, что пропадают. Или просто блуждают. В наших местах уже много людей пропало… Иди разбери пропали они или их это чудище болотное схватило… И утащило куда-нибудь. Боже помилуй. Даже думать не хочу… А ведь Маруся вроде как собиралась в лес… Моя средняя дочь. Можно, и так сказать. Ей уже девятнадцать лет исполнилось недавно. Но она недотрога у нас. Милая крошка. Она красотка. И она же с подругами и приятелями собиралась в лес. Она собиралась. И говорила мне, что пойдёт ягоды собирать… Дикую землянику и клубнику. Там много в лесу. И они пошли вроде как на болото. Как бы это… Я что-то взволновалась… После этих разговоров всех. Теперь мне не успокоиться. Но одно хорошо. У неё собака любимая есть… Она её не оставит одну. Она всегда с ней… Наша булли Куба не даст в обиду хозяйку. Но как-то мне не по себе… После этих историй и слов. Вот болтают дуры… Но Авдотья дело говорит. Ведь, правда. Так и есть… Анисья мелет чепуху… У меня уже голова кругом от их пустой болтовни…», — подумала она. Дуня вздохнула неспокойно. Глаза округлила. И прямо посмотрела далеко, где красовались пики высоких тёмно-зелёных елей. Широкие поля тянулись долго. И где-то там терялись из виду.

Глава вторая

Небо дневное несколько помутнело. Наплыли неясные облака. И светило затаилось за небольшими тучками. Но те лихо расплылись. И яркие лучи озарили ясно лесную дикую округу. Чудно запели пернатые. И листья чутко зашелестели на деревьях, которыми наполнялась густая чаща. Та скрывала узкую глиняную дорогу, поросшую мхом и небольшой травой. И та тянулась долго и извилисто. И порой круто терялась из виду. Или прямо вилась как аллея. И места прямо красивые дикие. Подала голос кукушка. Но быстро умолкла. Дятел прилетел. И стал о себе напоминать. Он застучал своим клювом по дереву. Но его что-то спугнуло. Он запорхал весело. И куда-то лихо улетучился. Лес чудно зашумел. И очаровывал прямо. И звал за собой. По узкой дорожке лихо неслась собака Куба. Она веселилась. Она прыгала резко ввысь. Она игралась дико. И не хотела упускать из виду то бабочку, то стрекозу, а то какого-нибудь навозного жука. И норовила схватить. Но проигрывала своим оппонентам в лёгкости и невесомости. Глаза округлила. И слюнки текли густо по щекам. И она сейчас напоминала бешеного Джонни, который недавно сорвался с цепи. И уже наследил дико. Она по своей породе американский булли. И походит прямо на бульдога таранного типа. Цвет шерсти гладкий, буро-шоколадный. Рост средний. Голова массивная, как и развитая шея. Морда дикая игривая. Уши маленькие треугольные. Глаза золотисто-бурые. Но те часто меняют свой цвет. Прямо калейдоскоп там живёт и проявляется во всей красе. Нос мокрый тёмный и слегка алый. Пасть широкая и слюнявая. И порой слюнки отлетали далеко в сторону. Язык слизкий багряный висел на нижней губе. И забавно иногда болтался. Клыки большие белые. И те прямо отлично видно. Пасть открыта широко. И как будто как раскрытая нараспашку сумка. И замочек сломан. Куба молодая и дерзкая. Она живёт прямо в избе с хозяйкой. И ведёт себя смирно. Но не всегда. Она любит что-нибудь порвать и испортить. Так она порвала в клочья подушки и матрас. И за это её не гладили по голове. Куба посадили в клетку, где находился кролик. Тогда Куба перевоспиталась. Но лишь на время. Она вновь взялась кромсать небольшой кожаный диван, шкаф книжный и сами книги. Больше всего она не пожалела кресло и диван. И от того не осталось мокрого места. Хозяйка не стала сильно наказывать свою любимицу. Но всё же за ухо потрепала. И выставила её на улицу. Тогда пело лето. Куба спала на крыльце пару недель. И дала понять, что больше не будет. Она любит купаться и загорать. Она обожает жареные бульмени, пиво и чипсы. Как-то она убежала из дома. И влипла в одну любовную историю. На сеновале резвились любовники. Сам староста поселения Павел Кувшиновин нежился со своей любовницей Дарьей Касаткиной. И прямо страстно они охали и вздыхали. Куба прокралась на сеновал незаметно. И громко залаяла, глядя на оголённый любовников. И заявила о себе весело прямо лихо. Павел и Дарья испугались. И решили прогнать собаку. Она понеслась на выход. Но захватила штаны и платье пышной милашки. И сильно обслюнявила и даже порвала, пока тащила. Ещё испачкала в грязи заметно. Любовники встрепенулись. И побежали за собакой. Но тщетно. Куба лихо испарилась, крепко держа в пасти одежду. И ту бросила на пыльной дороге. Паша опупел. Он понёсся по улице в одних трусах. И его заметили селяне. И жена узнала. И поняла, что он ей изменяет. И врезала ему крепкую пощёчину. И сказала, что ты хренов бабник и я больше не хочу с тобой связываться… Паша ошалел. Он хотел подвесить псину на суку. Но быстро решил забыть этот маскарад. Тогда был уже вечер. И он заявил, что это был не он, а кто-то ещё из местных пьяниц. И ему всё равно не поверили. Несколько селян видели Пашу голым в одних трусах. И всё же он пережил этот небольшой позор. Он крепко напился. Жена его простила. Но всегда, когда он видит Кубу, ему не по себе. И он хочет порой её схватить и отправить куда подальше. Но биться к ней подходить. Он остерегается её большой клыкастой пасти. И не случайна. Пасть у милашки большая и крепкая. И с ней шутки плохи и даже опасны. Но она всё же милашка и душка. И никого просто так не обидит. И ещё не обижала вроде как. Она добрая. Прямо пупсик. Но лучше не злить.