Бесплатный фрагмент - Крылатая месть

Что тела боль, когда душа рыдает.

И мщенья ждёт!

Глава 1

В магазине, у кассы собралась очередь. Приличный хвост образовался не известно почему. Стоять мне было некогда, но подарок для мужа нужно было купить непременно. День рождения, это святое. Поэтому я пошла, выяснить, в чём причина. Когда я подошла к кассе, то увидела душераздирающую картину. Маленький мальчик, лет шести, или около этого заливался слезами, хотя неслышно было ни единого звука от него. Просто из его глаз потоком лились слёзы, а сам он молча смотрел с надеждой на кассиршу.

И ещё, в этих глазах была непередаваемая мольба. Так, наверное, ангел смотрит на душу, умоляя её не грешить. Я не переношу детских слёз и стараюсь по жизни сглаживать всевозможные острые углы, чтобы таких моментов, было, как можно меньше. Но это, если зависело от меня. Здесь же всё получалось в независимости от меня, но тем не менее.

Эти слёзы так разбередили мою душу, я поинтересовалась, чем вызван этот неиссякаемый поток, ожидая услышать очередную прихоть ребёнка. Но ребёнок продолжал плакать, а на мои слова ответила кассирша, с растерянностью в голосе. Ребёнок хочет купить куклу, но у него не хватает на неё денег. Сама я не могу сделать ему такой подарок, своих просителей трое по лавкам.

Будучи нерасточительной по жизни и противницей потакать детским капризам, я всё же была вынуждена, узнать причину этих обильных, да даже неиссякаемых слёз. Они тронули меня до глубины души, затронув самые глубокие струны. Так не плачут из — за простого каприза. Да и, ведь это была не машинка, не самолёт, а кукла.

Отведя ребёнка в сторонку, я попыталась узнать причину этого его Ниагарского водопада. Он не рыдал, просто слёзы лились беспрерывно. Но он ответил мне вполне внятным голосом, что кукла эта нужна его сестрёнке, которую, по словам его папы, боженька забрал на небо. Чтобы ей там не было так одиноко, а он, Серёнька, точно знает, что ей там очень одиноко без него, братишка решил купить ей эту куклу. Она очень хотела такую же, когда была ещё рядом с ним.

Глава 2

Как передать ей эту куклу, папа тоже сказал. Скоро к ней попадёт моя мама. Сейчас она в больнице. Её и сестрёнку сбила машина. Папа ещё сказал, что, когда мама уйдёт к сестрёнке, то и он не захочет жить без неё и постарается, тоже уйти вслед за ней.

Пока же ребёнок хотел, только одного, купить эту злосчастную куклу, которая так нравилась его сестрёнке, и на которую у него не хватало денег. Ещё ему хотелось купить маме белую розу, это её любимые цветы. Возможно, если бы она увидела её, может и не захотела бы уходить от них с папой. Всё это говорилось просто, естественно и бесхитростно. Чисто по — детски, без всякой доли разжалобить взрослых. Просто констатация фактов.

Слёзы продолжали литься из его глаз, а сами глаза смотрели с такой мольбой и надеждой, что у меня не хватило просто сил, не помочь в этом страшном и безмолвном горе. Я вынула из кошелька деньги и подвела мальчишку к кассе. Очередь безмолвно пропустила нас. Денег хватило на куклу и на белую розу. Из глаз мальчика продолжали, как и прежде литься слёзы, но в них появилась ещё и такая благодарность, что я не выдержав всего этого, ушла, так и не купив то, что собралась купить раньше этого инцидента.

Дома, включив телевизор, я услышала в местных новостях, что на днях в автокатастрофе, устроенной молодым человеком, сыном местного мэра, погибла маленькая девочка. Мать её тоже пострадала, но прожила ещё несколько дней и умерла сегодня, совсем недавно. Завтра состоятся её похороны. У меня сжалось сердце, и я снова увидела перед собой глазёнки, залитые слезами.

Назавтра, чисто из женского любопытства, я пошла на местное кладбище, там хоронили молодую, симпатичную женщину. В руке у неё была белая роза, рядом лежала кукла, купленная вчера малышом. Сам он стоял рядом с гробом матери, но сегодня он не плакал. Может, не понимал до конца всего смысла этой церемонии, может просто, уже не было больше слёз. Кто знает. Его ясные, по — взрослому умные глаза, строго смотрели на людей, что толпились вокруг. Хотя я думаю, он, конечно же, до конца не мог понять всего, что касалось этого страшного ритуала.

Из толпы выделялся молодой мужчина. Он был просто никакой. То ли пьяный от спиртного, то ли от безысходного горя, но он был просто жалок. Это, я так поняла, конечно же, был муж женщины, которую хоронили и отец малыша, с которым судьба столкнула меня по какой — то одной ей известной причине. Да, если так пойдёт дело и дальше, то, однозначно же, он не жилец на этом свете, подумала я о мужчине.

Но, всех не пожалеешь. Так устроена жизнь, одни рождаются, другие умирают. Видя всё это, я жалела только об одном, не стоило брать сына сюда, чтобы он видел, как засыпают его мать землёй. Детская психика очень хрупкая материя, чтобы не надломиться и не выдать какой нибудь сюрприз много позже. А, может и всё обойдётся, вздохнув тяжело, подумала снова я и с тяжёлым камнем на сердце ушла с погребения.

Глава 3

Эта история ещё долго держала меня в напряжении. Я искала в новостях продолжения этого дела. Что — то мелькало на экране, и на страницах газет, но это было больно видеть. Как оказалось, водитель, конечно же, был не виноват, так как мать и дочь якобы переходили дорогу в неположенном месте. Ну, это у нас принято так обставить всё, если нарушение совершал человек, хоть, как — то причастный к власти. Позже от своих знакомых я услышала, что муж и отец погибших спился и умер вскорости, а мальчика определили в детский дом.

Да, полнейшая трагедия. Прямо Шекспировские страсти. Пропала вся семья, ещё недавно живущая своими устоями, переживающая свои проблемы, радующаяся своим удачам и победам в жизни. Мёртвых, конечно же, не вернуть и им уже всё равно, а вот мальчонку очень жалко. Как повернётся к нему судьба? Лично меня эта история очень огорчила, но и научила по — другому смотреть на жизнь в целом и на родных в частности. Я больше стала любить их; супруга и детей, отца, маму. Стала ответственнее относиться к езде на дороге и вообще, стала более серьёзно смотреть на своё отношение к жизни.

После того, как Серёже незнакомая тётя помогла купить куклу, он пошёл домой. Городишко их небольшой, на детей там сроду никто и никогда не покушался, поэтому дети ходили смело без родителей. Да, родителей этих у Серёньки теперь уже не было. Мама умирала в больнице, а отец пил без перерыва.

То, что мама умирала и что это такое на самом деле, он ещё хорошо не понимал. Ему говорили взрослые чужие тёти, что люди иногда улетают на небо. Почему, зачем они это делают, его, ещё совсем несмышлёная головка не понимала до конца. Он просто ощущал, что без мамы и сестрёнки ему плохо, но и только. Ещё ему было страшно.

Он остался почти один, не считая отца, лежащего по большей степени на полу. Иногда на кровати прямо в одежде и обуви. Когда он бывал трезвый, хотя этого почти никогда не было последнее время, он горько плакал, бился в рыданиях и, гладя сына по пушистым волосёнкам, приговаривал только одно: Я не жилец без неё. Да и не хочу я жить без них. А во всём виноват он, он, он.

И он тыкал пальцем в фото из газеты, лежащее на столе. Потом, открывая очередную бутылку водки, он жадно выпивал содержимое её и падал замертво прямо там, где находился в данный момент.

Сердобольные соседи приходили к ним в дом, приносили еду. Серёжа не голодал. Покормив мальчика, покачав с сожалением головой в сторону хозяина, они уходили.

Когда Серёжа купил куклу для сестрёнки и розу для мамочки, он вообще, как будто успокоился. Теперь его самые родные, мама и сестрёнка будут довольны его подарку, — думал мальчик. Пусть их и не будет с ним рядом, зато они знают, что Серенька, помнит о них и любит их, как и прежде, раз не забыл об их любимых предметах. Может быть, они даже иногда будут приходить к нему, хоть на немножко.

Глава 4

О тонкостях таких дел, как смерть он не знал и поэтому не расстраивался по — настоящему. Шесть неполных лет жизни ещё не дали ему таких знаний. Да и ведь к этому человека никто не готовит, не смотря на возраст. Он, конечно же, успел соскучиться и по маме, и по сестрёнке Алине. Он не видел их больше, после того, как они ушли из дома. Папа сказал, что Алина уже на небе, а мама находится в больнице. Там её лечат.

Его самого, тоже лечили доктора, когда он заболел корью. Тётечки и дядечки в белых халатах делали ему уколы, давали таблетки, потому, что у него была высокая температура. От этого ему было очень жарко. Но, тогда с ним рядом была его мама. Она пела ему песни, рассказывала сказки и клала на его пылающий лоб свою мягкую и холодную руку, и Серёньке было так хорошо от прикосновения её руки. Он переставал метаться в жару и спокойно засыпал.

Теперь же с мамой никого не было рядом. Серёжа ещё очень мал для этого, а папа очень расстроен этой её болезнью. Но, мальчик думал, что мама взрослая и сильная, и сама справится. Да и подарки, купленные им, грели ему его маленькую душу и давали силы ждать маму домой. Хотя папа всё время говорил, что мама всё — таки уйдёт к Алине на небо.

Но, ведь Серёнька купил сегодня ей её любимую розу и возможно она передумает уходить и останется с ним и с папой. Он очень хотел, чтобы так и было, потому что без мамы очень плохо им обоим. И всё — таки мама умерла. Серёжу взяли со всеми вместе на кладбище, где было много чужих людей. Мама его лежала в красивом ящике холодная, и какая — то чужая. Отец был сильно пьян. Он кое — как держался на ногах, плакал, бился об этот ящик головой и на сына вообще не обращал внимания.

Когда ящик стали заколачивать гвоздями, Серёжа заплакал, но все вокруг стали уговаривать его, что так нужно, чтобы мама попала на небо. Ей совсем не больно, а хорошо и спокойно. Всё это нужно для того, чтобы попасть на небо и оттуда наблюдать за всеми нами. И Серёнька успокоился.

Потом взрослые увели его с кладбища, накормили и он смотрел мультики с надеждой, что скоро мама и Алинка придут к ним с папой в гости. Потом он рисовал их, сидящими на облаках в лучах яркого, летнего солнышка. Ему было очень грустно без них, но он не плакал. Он старался не плакать. И вот началась жизнь Серёжи без мамы и сестрёнки.

Папа продолжал пить. Когда не было водки, он плакал, бился головой об стены. От этого мальчику было очень страшно. А, вдруг и папа тоже уйдёт от него на это небо, которое принимает всех. Маленьких и больших и, он, Серёнька останется совсем один. Что тогда будет с ним? Ведь он же ещё такой маленький и не умеет жить без взрослых.

Соседи приходили к ним уже не так часто, как раньше и Серёжа часто теперь голодал. В такие дни он смотрел на фото, лежащее на столе, и в его маленьком умишке созревали свои планы.

Вот вырасту большой, куплю ружьё и убью этого дядьку. Это он забрал его маму и Алину. Это он сделал так, что отец его пьёт, а он сам, Серёнька сидит голодный. Когда трезвел отец, он говорил, тоже самое. Этот человек с фото стал для Серёжи самым страшным человеком на земле, разрушившим весь мир их счастливой, ещё совсем недавно семьи.

Глава 5

Сколько времени прошло с того момента, когда не стало его мамы, Серёжа не знал. Он не умел ещё ориентироваться во времени. Нет, он не был каким — то отсталым, просто он был ещё очень мал для этого. Дни сменялись ночами и наоборот, а у мальчика не изменилось ничего в жизни. Отец его всё также пил. В доме всё реже и реже появлялась пища, и мальчик всё чаще уходил из дома на улицу.

Там было весело, там были такие же, как и он мальчишки. Одни были его сверстники, другие чуть старше. Были ребята и совсем взрослые. Они кормили Серёньку, давали покурить сигаретку. Курить ему не понравилось. Он страшно кашлял, после каждой затяжки. Лёгкие будто разрывались, в горле першило, и он больше не пробовал. Но взрослые ребята давали ему всё равно сигареты, которые он обменивал у других мальчишек на еду, или конфеты, которые очень любил.

Домой он теперь ходил, только ночевать. Иногда водил с собой и ребят. Не всех, конечно же, но пяток сорванцов могли найти крышу в их доме. За это ему тоже платили, когда чем. Это была еда, сигареты, сласти, или какая нибудь игрушка. Ведь он оставался всё тем же ребёнком и ему, как и всем остальным детям не хватало детских забав.

Отец так и не выходил из запоя. Большую часть времени он так и лежал на одном и том же месте. От него несло неприятным запахом мочи и рвотных масс, но привыкнув находиться в местах, где обитали дети без присмотра родителей, Серёжа почти не замечал этого запаха.

А, однажды, когда он пришёл домой, чтобы взять кое что из вещей, которые взрослые ребята обменивали на необходимое для его компании, мальчик увидел, что отец его совершенно трезвый. Он сидел на кухне за столом. Был он чисто выбрит, в чистой одежде, с подстриженными ногтями и волосами. На столе стояла жареная картошка прямо в сковороде. Хлеб, помидоры и варёная колбаса были нарезаны крупными кусками. Увидав сына, отец быстро поднялся. Обхватил сынишку руками и прижал его к себе.

Он долго и до боли тискал его маленькое и похудевшее тельце. Потом, отстранив от себя, долго глядел на сына. Пойдём парень умываться и за стол, — сказал он и повёл сына в ванную комнату. После они ели очень вкусную картошку, прямо со сковороды. Отец пододвигал и пододвигал ему куски колбасы, будто хотел то ли наверстать упущенное, то ли накормить сына впрок.

Серёжа ел, ел и не мог никак наесться. Желудок его уже не вмещал больше, а глазами он бы съел ещё невероятно много. Когда же, уже не было сил есть, он отвалился на спинку стула и улыбнулся отцу светло и по — детски наивно. Ох, папка, как наелся — то я, кажется, столько за всю жизнь не съел, как сегодня, тихо сказал он. И отец увидел его совсем другим, будто повзрослевшим на много лет. Душа его перевернулась, и он снова посмотрел на стол, где лежало фото из газеты.

Глава 6

Потом Серёнька пил лимонад, вкуснее которого ещё не пил ни разу. Отец почти ничего не ел. Он только смотрел на сына и гладил его, то по голове, ероша ему вихры, то по щеке. То вдруг брал ручонку и начинал перебирать пальчики, будто считал и решал, какую — то задачу, одному ему известную.

Когда с едой было покончено совсем, они перешли в большую комнату, где заметно поубавилось вещей. Такие, как: ковры, паласы, хрустальные вазочки, телевизор. Серёжа вдруг испугался, что отец, увидав это, примется ругать его, а то и побьёт. Или хуже того, заявит в милицию. Но ничего этого не случилось. Отец вёл себя так, будто ничего не замечал. Он взял сына на руки, посадил себе на колени и сидя на диване, до боли прижал его к своему тоже исхудавшему телу.

От него шло тепло и Серёжу разморило совсем. Да ведь и, он же ещё был сыт, чего не было в последнее время больше месяца. Он сонно кивал головёнкой. Все члены его маленького, худенького тельца расслабились и радовались покою, теплу и сытости. Отец что — то говорил ему, но он уже почти не слышал его. На него нашло то умиротворение, которое исходит на детей от близости родных людей, излучавших силу, заботу, безопасность. Он спал на руках отца, сном самого счастливого из детей.

Отец тоже дремал, хотя и сопротивлялся настоящему сну. Ему хотелось побыть подольше с сыном. Он так давно не видел его, не чувствовал, не любил. Он даже забыл его из — за своего горя и, что он у него есть. А, теперь удивлялся и радовался тому чувству, что пришло к нему снова, с протрезвлением разума. Но сон всё же одолел ослабевший организм. Так они и проспали вместе на диване в обнимку, отец и сын до самого утра.

Наутро, они проснулись оба одновременно, как будто договорились с вечера. Так было, когда они ходили рыбачить на местную речку с красивым названием «Любава». Но это было так давно, ещё в той жизни, где была мама, жена, дочка, сестрёнка Алинка. Теперь они остались одни, большой Сергей и Серёжа маленький. Сергей Андреевич и Сергей Сергеевич. И большой, и маленький забыли, какой шёл месяц, какое было число. Просто они, как будто выпали из времени. Один от горя, другой, из вытекающих из этого горя последствий.

Но, вот старший будто вынырнул из бездны и стал осмысливать, что ему надо жить. Ведь у него же есть сыночек, а значит смысл для жизни. Ничего, как — нибудь нужно настраиваться, ведь жизнь — то продолжается, размышлял он. Ну, а если она продолжается, значит нужно приходить в себя.

Сергей старший прибрался в доме, вымыл всё, что было можно вымыть, протёр, постирал. Стал готовить регулярно еду. Работать он уже давно не работал, но, какие — то деньги в доме ещё были, не смотря, на двое похорон и возлияния его самого до умопомрачения. Эти скромные остатки от их жизни в достатке, были хорошо спрятаны, поэтому дружки Серёжи маленького и не смогли их прикарманить. Так они прожили полгода.

Отец, конечно же, знал, что деньги эти скоро закончатся и что ему нужно искать работу. Но сил никаких не было. Он совсем ослаб от постоянных пьянок, недоедания, а самое главное от горя, свалившегося на него, как снег на голову. Сил у него не было, а вот внутри горел какой — то огонь. Он испепелял его изнутри, и ему иногда казалось, что он скоро будет прямо изрыгать пламя из себя, словно, вдруг оживший вулкан.

Глава 7

На столе так и лежало фото того, кто сделал их с сыном жизнь такой, какой она была у них теперь. Невыносимой. И утром, и в обед, и вечером старший Сергей смотрел на это лицо, и ему хотелось закричать, что есть силы и побежать к этому человеку, и убить его ради справедливости.

Но, тогда тюрьма, а как же Серёнька? Тогда он останется совсем один, а ему всего шесть неполных лет. Он знал, что убийцу его жены и дочки даже не наказали, чисто элементарно. От этого ему было страшно больно, но он только сжимал кулаки и говорил, даже не замечая, что говорит вслух.

Если бы я имел две жизни, одну отдал бы, чтобы отомстить тебе. Смотри сынок, это тот, кто отнял у нас с тобой счастливую жизнь. Не забывай этого никогда, сколько бы ты ни прожил на этом свете. Ну да ничего, вот подрастёшь ты, и тогда я исполню то, что не могу сделать сейчас. Зло должно быть наказано. Он виноват в том, что мы теперь с тобой сироты. Он самый страшный враг для нас с тобой на земле. Он враг номер один.

Для сына он это говорил, или для себя самого он толком не понимал. Просто ему нужно было изливать свою боль наружу, иначе сердце могло не выдержать. А ему нельзя умирать, у него сын растёт, и месть стучит, не давая ни жить по — настоящему, ни забыть.

Но человек предполагает, а судьба располагает. Однажды, когда утром Серёжа проснулся, отца дома не было. Его уже увезли в морг. Сердце его всё — таки не выдержало. Соседка увидела, что дверь в их доме открыта. Вошла, чтобы узнать, не случилось ли чего, тут и увидела Сергея на полу, уже холодного. Она позвонила в скорую, милицию и в опеку.

После похорон Серёнька ночевал несколько ночей у этой же соседки, но однажды проснувшись, увидел, что в комнате с ним находились чужие люди. Они сказали мальчику, что папа его ушёл к маме и сестрёнке, а он сам поедет с ними в детский дом, где теперь будет жить до совершеннолетия. Он не знал, что такое жить в детском доме и, что такое совершеннолетие, тоже не знал, но пошёл с ними, потому что одному ему оставаться дома не хотелось, а жить у совершенно чужих людей, он больше не мог.

Хоть и был он приобщён к уличной жизни и, не смотря на свой юный возраст, знал уже её азы, но детдом поразил его своим беспределом. Старшие забижали младших, воспитатели старших; мальчишки издевались над девчонками, те в свою очередь над малышнёй обоих полов. Продукты разворовывались персоналом и руководителями, одежда передавалась от возраста к возрасту, невзирая на степень изношенности. Мебель была дореволюционных времён. Зимой в помещениях можно было волков морить от холода, а летом дети задыхались от жары, словно рыба, выброшенная на берег. В общем, Содом и Гоморра. В городских подворотнях было куда лучше.

Серёнька был в том возрасте, когда обижают со всех сторон. Старшие, взрослые, девчонки, мальчишки. В общем, все — кому не лень. От такой жизни, в которой были голод, холод, боль и издевательства, мальчишка всё чаще видел перед собой одно лицо. Это лицо не расплывалось, как было с лицами его родных. Да он начал уже даже забывать их лица. Это же лицо стояло перед ним ясно, а ухмылка, играющая на губах, виделась мальчику отлично, даже если он не видел это лицо долго.

Глава 8

Из всего приданого, что было у него с собой, он почему — то взял из дома, только это фото. Только оно было его богатством, которое он носил в конверте, сшитом из старой дамской сумочки. Этот конверт соорудила ему одна девочка, увидавшая у него фото. Отец? — спросила она Серёньку. Но он не ответил ей, сам не зная ещё тогда, почему так сделал. Вот она и подарила ему этот чехол, чтобы фото не испортилось от времени.

Он хранил его за батареей. Там отошли обои, ну, а сами батареи не нагревались никогда горячее парного молока. Когда ему было особенно плохо, он незаметно для других, доставал фото и, глядя на это усмехающееся лицо, в нём росла жажда мести. Да, это действительно только он виноват во всех бедах, что свалились на Серёньку.

Но, чтобы ни случилось с человеком, время не останавливается. Бежит себе, бежит, отмеряя года, меняя взгляды, пристрастия, мнения. Прибавлялись годы и у Серёньки. Ему было теперь уже десять лет. Пять лет с небольшим, прожить в этом вертепе, каким был настоящий детдом, это стоило дорогого. Он многому научился в местной школе, но ещё большему его научила сама жизнь.

Нет, он не был каким — то там малолетним бандитом. Просто он знал уже такое, о чём, живя в семье, он не узнал бы точно лет до шестнадцати. Теперь же он умел уже хитрить, обманывать, постоять за себя: воровать тоже умел.

А вот грамоте учился с завидной охотой и усидчивостью. Да, даже усердием и отличался тонким мышлением. Будучи ещё совсем юным, лет семи — восьми он уже тогда любил лепить из глины людские фигуры. Двор детдома украшал не один десяток таких фигур, выполненный его умелыми руками.

Но украшения эти жили недолго. Мальчишки, да и иные девчонки бросали в них всё, что было у них в руках на тот момент и фигуры становились похожими на раненых, на поле боя. То без руки, то без ноги, а то и головы недоставало, прямо на утро следующего дня, как её поставили во дворе. Серёжа ремонтировал свои поделки и снова выставлял их на всеобщее обозрение.

Ни гипса, ни тем более какого — то более крепкого материала в хозблоке не было и в помине, и мальчику оставалось, только набраться терпения. Чего у него было с лихвой. И ещё у него было немерено глины, которую он добывал прямо в углу, огороженного решёткой двора, на котором стоял трёх этажный детский дом. Также на заднем дворе в его распоряжении находилась печка для обжига этих глиняных шедевров. Когда он был мальцом, ему помогал в этом сторож и дворник в одном лице дядя Никифор, а теперь он обходился самостоятельно.

Он так полюбил свои поделки, так наловчился лепить их, что ребята намного старше его просили, чтобы он лепил фигуры похожими на невыносимых воспитателей, что он и делал. У него получалось это очень неплохо; сходство было поразительным. Ну, а те отрывались по — полной, вовсю уродуя фигуры и успокаивая этим свою боль сиротства и обиды, которые, не скупясь, доставляли им взрослые, но совершенно чужие для них люди.

Глава 9

Детям было ещё не понять, что в первую очередь многих из них страшнее всего обидели их самые родные, бросив их прямо в роддоме, или чуть позже. У немногих из них, конечно же, родителей не было совсем, как примерно у Серёжи Вяхирева. Но это были редкие случаи. Большинство же из них попадало сюда, в эту богом и людьми забытую обитель прямо из домов малютки, где от них отказывались самые родные их люди. Мамы.

Хотя, это не повод осуждать этих женщин. Ведь у многих была, наверное, такая безвыходная ситуация, что с ребёнком ей было просто не выжить и она, обливаясь слезами, рвя сердце на части, подписывала эту отказную. Уж пусть лучше государство позаботится о её ребёнке и возможно из него вырастет нормальный член общества, чем он пропадёт вместе с ней от голода, холода, одиночества, пока мать зарабатывает ли на хлеб насущный, или же топит в спиртном своё горе.

Плохо, что она не думала, как будет заботиться это государство, о её родной крови и плоти. Если бы им приходили такие мысли вовремя, может и не соглашались бы эти мамочки бросить свою кроху. Хотя дети, брошенные этими ли горе — мамками ни о чём и ни о ком больше не думали в этом доме, как только о них. Своих мамочках.

Любая, хоть даже пьяная, она была для них свет в окошке, воздух, которым они дышат. Сласти, которых им не хватает. Они ждут их все годы, проведённые в этом «оазисе» их жизни, как солнце в пасмурную погоду, как пирожного в день рождения.

Каждую, видевшую женщину, они воспринимают, как свою потенциальную мать и сердечки их замирают и жаждут, только одного, чтобы это оказалось именно так. Что поделаешь, так устроен мир. Женщина, которую только её ребёнок видел изнутри, должна быть рядом с ним, хотя бы до того времени, когда он становится самостоятельным. Или же, когда он решит, что он уже может жить без неё.

Много, конечно же, мамаш, кто целенаправленно дарит государству своих деток, даже не думая о том, как они будут жить и, нужны ли они этому государству вообще. Просто, выносив уже эту плоть, родив её, они бросают живое дитя можно сказать под мостом. Ещё страшнее, в мусорных контейнерах, на железнодорожных полотнах, гуманнее, в подъездах. Вот это мамочки! Ай да молодца! Ай да, сукины дети! Больше их ни как нельзя назвать.

Какое сердце у этой горе мамаки, да и есть ли оно вообще у неё? Этой кукушки, в человеческом образе. Нет, это не матери, это мерзкие, злые волчицы, пляшут на свадьбе у чёрной змеи. Разве матери это? Нет. Нас воспитали другие. Так у С. Острового, в стихотворении «Мать». Откуда, только берутся, эти пресмыкающиеся? Исчадия ада, пожирающие себе подобных? Ведь бросить своего ребёнка, подобно тому, что ты его сожрала.

Уничтожила свою кровь и плоть. Так делают, только свиньи. А они, как правило, смотрят, только в землю, не видя никогда небо. Вы же смотрите в это небо и возможно взываете, хоть иногда к богу, когда вам плохо. Эх вы, чёрные змеи, страшные чудовища. Нет вам больше имени.

Кто здесь был в выигрыше, так это отцы этих детей. Как говорится, мы посеяли, а всё остальное вам доделывать. Сеятели, не дожидающиеся жатвы. Позор вам и порицание во веки веков. Ведь многие даже не имели представления о том, что их ребёнок проживает в детдоме. Это мимолётное удовлетворение своего плотского желания. Главное — Я, остальное, хоть травка не расти.

А, если уж быть до конца справедливым, честным и правильно мыслить, то виноваты одинаково оба родителя, что допустили рождение на свет этого малыша. Родители получили удовольствие, а ребёнок потом страдает ни за что, ни про что. Как это мерзко, жестоко, безнравственно. И просто чудовищно.

А, ведь это же человеческий детёныш. В дальнейшем личность и он не может жить под забором и мостом, как скажем котёнок, или щенок. Да и тех жалко. Но человек пал слишком низко, и позволяет своей родной крови, в виде ребёнка, страдать и мучиться. Когда отец и мать их преспокойно живы и здоровы, и продолжают получать от жизни удовольствие. Не задумываясь о том, кого выбросили из своей жизни, как ненужную вещь. Боже, как это страшно!

Глава 10

Кроме фигур людей, Серёжа лепил всякие садовые скульптуры: животных, сказочных героев и прочую мелочь. На этом директор их, Павел Илларионович неплохо зарабатывал на свой карман, не выделяя тому, кто помог ему заработать эти деньги, хотя бы мизерную долю. Ну, скажем мороженое купить, или плитку шоколада, которые почти все дети любят, невзирая на возраст. Об этом знали все, вплоть до самого маленького воспитанника. Ещё одна причина для Сергея взглянуть на фото того, кто виновен во всех этих бедах.

Чем труднее жилось ему здесь, тем ярче вспыхивала мысль о мщении. Мальчик рос, а с ним росло и чувство мести. Он иногда уже начинал кое — что планировать в этом направлении, как это всё произойдёт. Правда, один случай, случившийся в их вотчине, немного остудил его пыл насчёт мести. В то же время он научил его быть умнее, изощрённее в своих задумках.

Самый старший из воспитанников, который готовился отправиться в самостоятельную жизнь, вдруг убил человека. Тоже отомстил за свою убитую им мать, много лет назад. Доказали быстро и его осудили на всю катушку. Серёже этого никак не хотелось. Из одной тюрьмы, да в другую? Ну, уж нет. Лучше забыть про эту месть и всё тут. Но этого ему тоже не хотелось. Да, причём тут, хотелось, не хотелось. Просто он не имел права забывать о том, кто погубил всю его семью и его самого сделал сиротой на всю жизнь.

Они не простят ему этого. Он хорошо помнил слова отца: Сынок, сколько бы ты ни прожил на земле, отомсти этому выродку. Это он оставил нас одних мучиться здесь. Если бы у меня было две жизни, одну я отдал бы, чтобы отомстить. Не забывай, пожалуйста, об этом сыночек. Мама с Алиной на его совести. Помни мальчик. Помни.

И он помнил. Он мог часами думать об этом, иногда даже притворяясь, что очень занят делом, чтобы не влетело от воспитателей — надзирателей. Сам же он в это время обдумывал, как лучше отомстить. Но главное, чтобы не подставить себя. Молодой, гибкий ум его работал чётко и скрупулёзно, выискивая в предложениях своего хозяина оптимальный вариант.

Сергей имел уже несколько вариантов, вполне обдуманных; в состоянии жить самостоятельно. И, даже способных осуществиться. Но в них ему нужен был помощник, а такого не имелось. Да и он нисколько не хотел втягивать в это дело кого — то со стороны. Это была только его месть и ничья больше.

Глава 11

Он часто представлял, этого убийцу его счастливой жизни с родителями, в доброй и уютной атмосфере родительской заботы. Свою любимую им сестрёнку Алиночку и боль с невероятной силой давила на грудь. А, потому, как он был ещё юн, то ему казалось, что это месть стучит в его грудь, отдаваясь ни с чем несравнимой болью.

Господи, как же трудно, как же невыносимо трудно ему жить без семьи. Ещё труднее с мыслью об этой мести. Но месть должна обязательно свершиться. Она ведь столько лет живёт в нём, она неотъемлема от него. Она срослась с ним. Да, она выросла вместе с Серёжей, как же можно теперь отказаться от неё. Нет, нет. Он должен довести это дело до конца. Только бы найти надёжный способ, чтобы не пострадать самому.

Да, действительно Серёнька рос. Вообще — то он уже был и не Серёнька в принципе. Парень ростом под метр восемьдесят. С густой, каштановой (в маму) шевелюрой. С красиво очерченными губами. Глаза так и остались с раннего детства серо — голубые и удивлённые. В то же время пытливые и с глубоко скрытой болью. И можно даже сказать обидой. На кого? На что? Да, на судьбу, наверное. Ведь это она и только она распоряжается нашими жизнями, как ей вздумается. И ещё вот такие индивидуумы, посредством которых, она исполняет задуманное.

Сергей учился уже после девятого класса на скульптора, так как голова его работала неплохо в этом плане. Преподаватели сразу узрели в этом симпатичном, с грустью в глазах парне, настоящего мастера своего дела. Он легко и просто ваял и колхозницу, и рабочего. С таким же успехом переходил к богам Олимпа, а мог сотворить животное, птицу, или же диковинного зверя из сказки, или же им самим придуманного мира. О его работах знали многие, ведь говорят же: Земля слухами пользуется. Так что к выпуску он считался настоящим мастером — скульптором.

Но за своими шедеврами он не отказался от своей основной миссии в жизни. Месть. Месть. Месть. Она стучала в двери, окна. Она рвала его душу, тело, подкашивала ноги, выбивала из рук работу. Она ослепляла, она звенела в ушах. Ты тут лепишь всякие игрушечки, а о своей семье забыл, — шептала она Сергею. Ты предатель. Трус. Слюнтяй. Недотёпа. Они там гниют, а тот молодец живёт себе припеваючи и горя не зная.

Глава 12

От всех этих мыслей голова гудела, сердце готово было выскочить из груди. Кровь буквально закипала в жилах, и ему становилось невозможно дышать. И тогда он бросал работу и шёл на улицу. Там он бездумно шагал среди толпы народа, вглядываясь в лица прохожих. Зачем он это делал, он и сам не понимал до конца. Он, будто выискивал кого — то в этой, похожей на стаю птиц, движущейся толпе.

Люди спешили, почти бежали, кто куда. Каждый по своим делам. Кто — то спешил на работу, другие в магазин, на свидание, в кино. Большинство торопились домой. Домой. У Серёжи не было дома. Нет, у него была комната в коммунальной квартире. Ему выделили её, как только он вы пустился из детского дома. Двенадцать метров под крышей, но дома, как такового у него не было. Там было пусто и скучно, и он не любил бывать в своей комнате. Друзей у него не было.

Имеется в виду, близких друзей. Он так ни с кем и не сошёлся близко за эти годы во мнениях, взглядах на жизнь из множества, таких же, как он сам отголосков счастливой, семейной жизни. По воле судьбы, или ещё почему — то превратившихся в эти отголоски и вынужденных влачить серую, убогую жизнь ущербных элементов общества. А, разве они виноваты были в том, что оказались здесь?

Самым главным, да можно сказать и единственным другом у него была Наденька. Девочка на пять лет младше его, которая так же, как и он потеряла в своё время родителей. Других родственников у неё не было, кто бы мог, оформить над ней опекунство и её определили в детский дом, как и когда — то самого Серёжу.

Ему девочка сразу понравилась, и он старался всеми силами оберегать её. Она напомнила ему его сестрёнку Алину, которую он не мог забыть, хотя и лица её почти уже не помнил, как следует. Просто родные его остались в его душе, и он помнил их, и очень страдал без них.

Все в детдоме называли их жених и невеста, но Серёжу это не обижало и не нервировало. Главное, что Наденька теперь была под его защитой, а после одного случая, никто не смел, не только ударить её, лишний раз не так посмотреть многие боялись.

Самая развязная и неуправляемая в их богадельне девчонка, Римма, даже старше самого Сергея, вдруг взяла и обрезала Надюше, её великолепные косы, то ли завидуя, то ли просто из хулиганских побуждений. Серёжа, не ожидая сам от себя, так поколотил её, что все сразу, раз и навсегда поняли это и уже никто не решался делать хоть что — то плохое Наде. Его потом за это посадили на десять дней в местный карцер, но он вынес это с завидной стойкостью.

Когда он покидал этот рассадник издевательств над беззащитными и ни кому не нужными в этом мире детьми, он предупредил всех, вплоть до персонала, что за эту девочку он убьёт любого. И очень часто наведывался к Наденьке, справляясь о её житье — бытье, и балуя её гостинцами, и подарками. Он сам получал от этого несказанное удовольствие, когда видел её радость, её неподдельное детское удивление и восторг.

Глава 13

Девочка радовалась каждый раз его приходам, как умеют радоваться только дети, да ещё и обделённые теплом и лаской родных. Она радостно хлопала в ладоши и гладила его по волосам. Эти движения будили в нём далёкие воспоминания, о которых он уже почти забыл, но которых ему не хватало, как воздуха. Они напоминали о маме с папой. И сердце его обливалось кровью. Их больше не будет никогда, его любимых родителей, сестрёнки милой.

Но у него появился маленький друг, в лице этой милой девочки, которая своим вниманием бередила его раны, но и согревала его душу. Они были оба ещё так юны, ни о чём не загадывали, ничего не планировали. Просто жили и радовались встрече друг с другом. Как брат и сестра.