18+
Кронштадтский тупик

Бесплатный фрагмент - Кронштадтский тупик

Все маски будут сорваны…

Объем: 254 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее
О книгеотзывыОглавлениеУ этой книги нет оглавленияЧитать фрагмент

Все персонажи и события романа вымышлены. Школы актерского мастерства «Райзинг» в Кронштадте и, насколько известно автору, нигде не существует.

Посвящаю моей маме — первому читателю и литературному редактору, моей лучшей подруге Наде Савченко и удивительному городу Кронштадту!

Уважаемой Д. А. Донцовой, в ответ на ее роман «Вставная челюсть Щелкунчика».

Всем был хорош роман, но финал не совсем понравился…

Может, я и консервативна, но я считаю хэппи-эндом для детектива то, что главный герой торжествует победу, а злодеи в наручниках следуют в автозак. А когда злодей с криком «У меня деньги-клиенты-юристы, вы ничего не докажете, убирайтесь вооооон» улетает в Париж, а герой уходит, поджав уши, это удручающе. Пусть хоть в беллетристике «красные побеждают» и «преступник будет сидеть в тюрьме», как говорил незабвенный капитан Жеглов!

Славный город Кронштадт —

Корабли. Якоря.

Храм великий Морской —

Высоки купола!

Остров Котлин —

Балтийское море вокруг,

Берег ждет корабли —

Он надежен, как друг.

/Ольга Бурыгина./

И ты споешь про свет в любимом окне,

Про звезды, что в тишине над горизонтом горят

И ты споешь, и тихо клены вздохнут,

И вновь тебе подпоют ребята с нашего двора.

/Из песни группы «Любэ»/

***

— Этот год выдался таким «прекрасным», что его будут, скорее всего, не провожать, а спроваживать!

— Я уже читала где-то эту шутку, Белла. И она мне понравилась: метко сказано! Я бы даже сказала — гнать его поганой метлой.

Наташа Навицкая поправила шапку, слетающую с головы под порывом ветра и натянула капюшон. Не лучшая была идея пойти гулять к Петровскому доку, где задувал свирепый северный ветер с моря.

Белла Измайлова сунула в глубокие карманы пальто замерзшие руки, нащупала теплые перчатки и натянула их. Пальцы онемели от холода, значит, дома опять будут пухнуть и болеть.

В Кронштадте они хотели провести последние дни перед Новым годом и встретить 2021 год. У Беллы в Кронштадте была квартира, где Измайлова жила до замужества — на Красной улице, выходящая окнами на местный Летний сад. Она прекрасно подходила для «новогоднего девичника».

Мужья Наташи и Беллы, Виктор Уланов и Ефим Коган, со своим коллегой Игорем Никольским уехали в Лугу, где накануне праздников на них свалилось очередное «интересное дельце», как говорил Фима.

Подвыпившая любовница какого-то местного «царька» объезжала пробку на дороге через двор жилого дома, не справилась с рулевым колесом и въехала на детскую площадку. Только чудом никто из играющих малышей не пострадал. Разъяренные родители разбили стекла в машине и до прихода полиции успели даже слегка поколотить горе-водительницу. Обозленный бизнесмен, ее возлюбленный, тут же нажал на все рычаги, чтобы возбудить дело о побоях и материальном ущербе, причиненном его красавице. «Ясно: решил свою мамзельку на Новый год порадовать туром на ВИП-остров на Мальдивах, — комментировал Коган, подписывая договор о защите интересов родителей, сгоряча побивших пьянчужку-водительницу, — конечно, ей надо нервы успокоить после того, как она чуть детей не задавила с перепою… Ладно, дети мои, плюньте мне в глаза, если он не подотрется своим иском, а его дамочка не будет лишена прав пожизненно! Им теперь Монголия заграницей покажется, не будь я Ефим Коган!».

Мужчины уехали.

Сын Наташи, Витя-младший, на праздники отправился с няней в Севастополь, к бабушке и родственникам в доме со шпилем. Тамара Ивановна Навицкая, мать Наташи, давно предлагала отправить внука к ней на праздники.

Оставшись в опустевших восьмикомнатных квартирах, Наташа и Белла решили не тосковать в одиночестве перед телевизором, а провести Новый год на острове Котлин.

Перед праздниками шкала заболеваемости снова стала расти, переплюнув все весенние показатели. Все шло к тому, что Новый год петербуржцам придется встречать дома, перед опостылевшим за весну телевизором, с тазиком «оливье» и скайпом для поздравления друзей и близких.

— Праздник для улиток, которым комфортнее всего в родимой раковине, — бурчала неугомонная Белла, — опять сидеть, жрать и тупо смотреть зомбоящик. Нас что, приучают так жить, как можно реже отрывая свои зады от дивана? А о вреде гиподинамии они не думают? Коронак страшнее всего?

Наташа была с ней согласна. Энергичная, деятельная, весной она тяжело переносила самоизоляцию, приходя в негодование от советов, как скоротать время, сидя дома, и шуток о втором медовом месяце и росте рождаемости к Новому году.

— Некоторые, сидя дома, на все забивают и, как Дикий помещик, теряют человеческий облик, — говорила Наташа. — Он лохматый, небритый, в мятых трусах, которые меняет хорошо если раз в три дня, сальной пятерней волосы немытые чешет. Она — расплывшаяся, с «гулькой» на голове, в халате или растянутых трениках, пахнущая потом… Очень романтично! Не знаю, как насчет бэби-бума, а статистика разводов точно в рост пойдет. Посмотрит женщина, как ее Прекрасный Принц в замызганной майке у телевизора чавкает — и куда вся страсть денется. Полюбуется иной муж, как его Джульетта, расплывшись по дивану, тусклыми глазами смотрит надоевшее «мыло» и уныло поглощает попкорн, и плюнет, пойдет порносайты смотреть; там хоть все девочки подтянутые и ухоженные, с чистыми волосами и без целлюлита.

— Для исправления ситуации кто-то из политической элиты предлагал в пятницу вечером все гаджеты и телевидение отрубать до понедельника, — пошутил однажды ее муж, Виктор Уланов.

— Мне не понравилась эта шутка, — поморщилась Наташа. — Бестактно и грубо. Людей как будто считают племенным скотом, который надо спаривать, чтобы к весне получить поголовье. Эта практика уже применялась в немецких «лебенсборнах», но из-под палки ничего хорошего не получается. Лучше бы подумали, как сделать, чтобы люди САМИ захотели иметь большие семьи. Чтобы они чувствовали себя уверенными в завтрашнем дне. Многие пары откладывают рождение ребенка потому, что не чувствуют твердой почвы под ногами, бесконечные кредиты выплачивают, ползарплаты тратят на съем жилья, например. И не хотят обрекать ребенка на нужду и вечную нехватку и того, и сего. И даже отключение электричества тут не поможет. Другие наоборот будут рожать ежегодно, чтобы получать маткапитал — но будут ли счастливы дети, которых родили не по любви, а за деньги? Грустно все это, Витя, и над такими шутками я не смеюсь.

А потом Ефим обратился к Наташе с просьбой о помощи. Тем более что это касалось ее подруги, журналистки Инги Макаровой. Инга была задержана по подозрению в убийстве своего мужа. Все улики на месте преступления указывали именно на нее. Но Наташа не поверила в виновность Макаровой и с головой нырнула в новое расследование, сразу воспрянув духом.

Ей удалось размотать немало запутанных клубков; под следствием оказалась организованная преступная группа медработников роддома, где работал покойный муж Инги. Параллельно Наташа помогла одной из несостоявшихся жертв «врачей-убийц», 19-летней «красотке-милашке» Ольчику бросить опостылевшую «профессию» и начать новую жизнь. Сейчас Оля снимала комнату на улице Алтайской у метро, училась на курсах дизайнеров интерьера и подрабатывала, продавая сувенирным магазинам хэнд-мейд на модную в Петербурге кошачью тематику. Наташу девушка считала своей доброй феей «типа как у Золушки». Инга была благодарна Наташе и Белле не только за освобождение из изолятора, но и за то, что они подтолкнули в лучшую сторону ее отношения с бойфрендом, популярным артистом театра и кино Стасом Вяземским. В начале декабря Станислав сделал Инге предложение руки и сердца… И Инга уже прислала подругам и их мужьям приглашения на свадьбу, Назначенную на начало января…

С квартирой Беллы на Красной улице тоже были связаны воспоминания. Именно сюда несколько лет назад прибежала Наташа, скрываясь после побега из-под стражи при этапировании. Отчаявшись доказывать, что обвинения против нее ложные, из-за решетки, Навицкая решилась на отчаянный шаг, чтобы найти доказательства своей невиновности на воле. Белла знала, чем рискует, укрывая беглую заключенную, но без лишних вопросов согласилась помочь Наташе. Силы были неравны: беглянку искали полиция, следователи, некие таинственные госслужбы и человек, который подставил Наташу под сфабрикованное обвинение. Но Навицкая и Измайлова выстояли в этом противостоянии и вышли победительницами. Так началась их дружба. Адвокат Наташи, сорокатрехлетний бонвиван Ефим, обратил внимание на отважную Беллу — байкершу и любительницу петербургских крыш. Белла охотно приняла его предложение, а потом сменила школу на улице Савушкина на офис юридической фирмы Ефима на Фонтанке. Два года назад она получила диплом о втором высшем образовании — юридическом, и стала полноправным партнером мужа. А год назад, после нашумевшего «дела о скифской диадеме» Белла и Ефим расписались…

— Еще одна пара сумасшедших трудоголиков, — смеялась Наташа по дороге в Кронштадт, — мы с Витей о своем пятилетнем юбилее едва вспомнили ближе к ночи — у меня презентация, у него — прения сторон. И Фима усвистал в аккурат перед вашей первой годовщиной.

— Ладно, у нас ведь есть скайп, — махнула рукой Белла, — поднимем бокалы на удаленке. Вполне в духе времени. Модно и в тренде, — протянула она, копируя «законодательницу мод» из топового дамского блога.

Подруги от души расхохотались, сидя на заднем сиденье кронштадтской маршрутки.

На время отсутствия Наташа отдала ключи своей дальней родственнице Жанне. Девушка училась в Университете профсоюзов Александра Запесоцкого и в учебное время жила в общежитии. На праздники Наташа предложила девушке погостить у нее на Фонтанке. Тем более что в Петербург уже спешила мать Жанны, 37-летняя красавица Лэтти, которая любила шутить, что книги о Шопоголике написаны явно с нее.

— Самолет уже прибыл, — Наташа посмотрела на часы, — интересно, Лэтти хотя бы отдохнут с дороги, или сразу с боевым воплем команчей ринется опустошать Гостинку и Пассаж?

— Неугомонная Лэтти, — засмеялась Белла, — даже наши пугающие цифры ее не остановили!

Лэтти, или Виолетта была вдовой Наташиного дяди Вилибалда. Его дети от первого брака, Геннадий и Алиса, были даже старше своей «мамочки». Сначала они без симпатии относились к юной жене отца, взбалмошной девице, транжирке и скандалистке. Немного примирились они после рождения Жанны, к которой привязались всей душой. Постепенно Лэтти растеряла свою склочность и язвительность, а Жанна переросла трудности пубертатного периода, и в семье воцарился лад. Алиса недавно расписалась с профессором Сергеем Светловым, которого в прошлом году чуть не осудили за кражу скифской диадемы и, если бы не самоотверженность Наташи, Беллы и Ефима, правду так и не узнали бы.

— Им, наверное, весело в такой большой компании, — заметила Белла. — В таком доме на любые карантикулы наплевать можно. И Игнат, как добрый волшебник, неизменно воздает вокруг своих хозяев уют и позитив. Прямо как Дживс…

— Я тоже все чаще думаю, что он волшебник, живущий среди людей, — ответила Наташа, — вот только понять бы, почему он выдает себя за дворецкого…

— Елку надо купить, — вслух размышляла Белла, — украшения, продукты для праздничного стола… Убрать тоже надо — я там с лета не бралась за пылесос. Ой-ой, забот полон рот!

— Дружно — не грузно, — улыбнулась Наташа, — до Нового года еще больше недели.

— Что бы я без тебя делала!

***

Квартира встретила их вывернутыми пробками, спертым воздухом и запахом нежилого помещения. Быстро подключив отопление, вкрутив пробки и открыв воду, Наташа и Белла переоделись в спортивные костюмы и занялись уборкой. Гудела стиральная машина, ей вторил пылесос, клацали, выжимаясь, швабры, пахло средствами для мытья полов и полироли для мебели… Обе молодые женщины трудились не покладая рук, только пару раз выходили покурить на лоджию. Потом, уже ближе к ночи, они вспомнили, что весь день ничего не ели, и Белла вызвала доставщика пиццы. Сил готовить даже бутерброды уже не было.

На другой день они снова заказали пиццу: холодильник радовал взгляд чисто вымытыми пустыми полками, и Наташа поспешила за продуктами. Белла же отправилась за елкой и мишурой. Вечером они встретились у дверей, нагруженные покупками. За Беллой шел курьер из магазина, пыхтя под тяжестью длинной коробки с елкой.

— Белла, куда столько мишуры? — ахнула Наташа. — Тут на две наших питерских квартиры хватит. Ну ты даешь, Лестрейндж!

— Ничего, — жизнерадостно ответила Белла, — все пригодится, а праздник должен быть на всю катушку! Ты посмотри, какое я себе платье купила! Завтра и тебе выберем. Не чертыхайся: нельзя встречать Новый год в джинсах и затрапезной рубашонке!

— Она не затрапезная, а от Хэрродса.

— Ладно, в очень хорошей рубашонке. Но для праздника нужно платье! И не спорь.

***

Как и все в этом году, погода частенько приносила неприятные сюрпризы. Порадовало только устойчиво теплое лето, зато потом его сменила затяжная осень с монотонными дождями и изматывающим стуком капель по подоконнику всю ночь напролет. В ноябре дождь превратился в мокрый снег. Под ногами чавкала холодная буроватая кашица пополам с солью, и не одна пара обуви пострадала из-за нее.

Но к Новому году зима вспомнила, что ее время уже давно пришло. Весь день шел крупный частый снег, и город к вечеру преобразился. Теперь праздничное убранство на улицах Кронштадта не выглядело диссонансом на фоне раскисших клумб и неопрятных луж на тротуарах. Лампочки весело мигали и переливались, отражаясь на свежем белом снеге.

— Представь, летом он был закрыт, — сказала Белла, когда они вошли в Екатерининский парк, длинный и прямой, как стрела. Он тянулся от проспекта Ленина и улицы Карла Маркса до Интернациональной, неподалеку от городского пляжа.

— Не только представила, но и помню, — невесело усмехнулась Наташа, — тогда многие парки и скверы были закрыты «до особого распоряжения».

Зимой смеркалось рано. В парке зажигались фонари. Снегопад усилился, и на алом капюшоне Беллиного пуховика уже наросла белая «опушка».

— Дед Мороз, выходи, — поддразнила ее Наташа.

— Сама ты Снегурочка, — не осталась в долгу Белла.

Первую половину дня девушки провели в местном Гостином дворе, выбирая новогоднее платье для Наташи. Навицкая наотрез забраковала все, что ей предлагала Белла: «Из этого платья я вывалюсь. А тут перебор со стразами, я же не клоун! У этого цвет слишком кислотный, я такие не люблю. У этого слишком много оборок, какая-то бэби-долл получится». В конце концов Наташа выбрала голубое платье с треугольным вырезом и разрезом от бедра.

— Ну, что же, это все-таки лучше, чем твоя суперкрутая и дорогая, но все-таки пацанская рубашонка, — вздохнула Белла, и ее глаза тут же загорелись:

— Так, а теперь к нему нужны туфли и бижутерия! Не будешь же ты встречать Новый год в пантуфлях и с одним только крестиком на шнурке!

Когда с покупками было покончено, Наташа предложила занести пакеты домой и погулять по городу.

— Выпал первый снег, — пояснила она, — а мы и не видим. Второй день носимся по магазинам, вытаращив глаза. Так и зима мимо нас пройдет…

— И правда, — Белла оторвалась от созерцания своего праздничного платья. Покупать свой любимый красный цвет она не решилась, помня, что Бык, покровитель наступающего года, не терпит этот колер. Измайлова выбрала платье огненного цвета, сверкающее и переливающееся, с необъятной юбкой и изобилием стразов. — То убираем, то покупаем, а когда жизни радоваться?.. Пошли.

У Морского собора девушки задержались минут на 15, делая фото и селфи. Купол Собора ярко золотился на фоне темного неба. Вокруг плавно парили крупные снежинки.

— Сестры, возлюбите юбки, — обратился к ним проходящий мимо крупный пожилой мужчина с длинной густой бородой.

— Летом возлюбим непременно, — пообещала Белла.

— Будьте здоровы, сестры, — кивнул бородач.

— И вам того же, — улыбнулась Наташа.

По Екатерининскому парку они дошли до Соборной площади, почему-то значительно отстоявшей от главного собора Котлина. Параллельно с парком протянулась улица, состоящая из двух- и трехэтажных домов. Украшенная снегом, она выглядела идиллически.

— Зимняя сказка, — произнесла Наташа.

— Похоже на городок Кая и Герды, — согласилась Белла. — Обожаю день первого снега, это мое любимое время года в Кронштадте. После белых ночей, разумеется.

Уже темнело, но снегопад не стихал. Всех охватила предпраздничная суета. Люди несли настоящие и искусственные елки и пакеты с покупками: продукты, подарки и новогодние украшения. Отовсюду доносились, перекрикивая друг друга, песни: «Расскажи, Снегурочка», «Новогодняя» «Дискотеки Авария», «Пять минут» и «Happy New Year». Трое мальчишек лет десяти играли в снежки. Небольшая компания девочек при помощи чьего-то отца лепила снежную бабу. Две девушка увлеченно фотографировали друг друга у парковой решетки.

— Странно, — сказала Наташа, — весной количество заболевших было куда меньше, но люди словно оцепенели от страха. А сейчас — такой душевный подъем, такое ощущение праздника.

— Вот! — подняла ладонь Белла, — ты сама ответила на свой вопрос. Ожидание праздника, Нового года, на который все так надеются. Нам хочется верить, что 2021 год будет лучше уходящего. И все рады тому, что уже через 6 дней придет Новый год. Даже в войну многих поддерживала вера в то, что победа не за горами, и тогда люди не разучились радоваться.

— Хотя радостей тогда было мало, — сказала Наташа, хорошо помня свою службу в «горячих точках» в составе ВДВ.

— Потому их больше ценили, — не замешкалась с ответом Белла, — что редко встречается, то выше оценивают.

— Хорошо, что люди сейчас верят в лучшее, — Наташа с наслаждением вдохнула чистый морозный воздух. — И не ведутся на прогнозы некоторых «вангующих»: все плохо, а будет еще хуже; смиритесь, коронавирус никуда не денется, он с нами навсегда и будет вечно диктовать свои правила; надо привыкать к тому, что сейчас потому, что как прежде уже не будет…

— Про чуму в Средние века говорили так же, — усмехнулась Белла, — а сейчас она осталась только в пробирках.

— Если вспомнить, сколько веков к этому шли, не лучший прогноз.

— За эти столетия наука так далеко шагнула вперед, что может, теперь понадобится меньше времени, чтобы загнать нашего непоседливого гостя в соседнюю пробирочку, — Белла всегда была оптимисткой.

***

Сами того не зная, девушки с каждым шагом приближались к месту трагедии, которая уже назревала в этот чудесный зимний вечер; уже витала в воздухе…

У памятника академику Капице прогуливался какой-то высокий крупный мужчина с телефоном, набирая чей-то номер. Когда ему ответили, он громогласно объявил:

— Але-ле-ле-ле-ле, зая, я уже тут! — судя по голосу, парень уже начал провожать Старый год. — Блин, а как тут еще может быть? Пустота и печаль, …! — он оглушительно, по-лошадиному, заржал. — Че-че-че-че? Ну ты красава! — снова взрыв хохота.

— Урод, — сверкнула глазами Белла, готовая растерзать любого, кто позволил себе нелестно высказаться о ее родном городе. — Не нравится, не приезжал бы.

Внезапно с улицы в парк вошел еще какой-то мужчина, тоже коренастый, но невысокий. Он быстрым шагом подошел к хохотуну:

— Сюда, значит, заехал?!

— Зай, подожди, я ща! А вы че?

— Не узнаешь, значит? — вполголоса спросил вновь пришедший.

— А че я должен вас узнавать?

— И дочку мою позабыл?

— Че за наезд?! — хохотун откашлялся и смачно харкнул на поребрик. — Телок много, всех не упомнишь. Перепих, блин, еще не повод для знакомства!

Мужчина ответил ему что-то так тихо, что девушки не расслышали ни слова. Зато весельчак с телефоном в ответ возмутился так, что его было слышно, наверное, за километр:

— Пойди, проспись, лошара! Хрень всякую несешь! И ваще помнишь, кто я? Я тебе запросто могу 15 суток устроить, а то и в дурку спровадить! Встретишь Новый год в компании Наполеона с Гитлером, блин! — он снова плюнул. — …й отсюда, пока я добрый, и больше не попадайся, а дочка твоя, — он длинно, витиевато выругался, — пусть вообще радуется, что легко отделалась!

Невысокий мужчина в растерянности замер, что-то бессвязно бормоча, а смехач снова взялся за телефон:

— Да ничего, зая, прицепился тут один чмошник. Я его уже спровадил. Че, холодец варить будешь? А платье какое наденешь? А белье какое к нему? А может ваще ну его на, — он назвал всем известный адрес и снова утробно загоготал.

Его оппонент вышел из оцепенения и со словами «Дочку мою не смей!» неловко ткнул кулаком — не целясь, даже особо не глядя. Удар пришелся по руке, державшей телефон. От резкого движения нога мужчины поехала на скользком пятачке замерзшей лужи. Он налетел на любителя холодца и девушек без нижнего белья. Оба не удержались на ногах. Хохотун ударился головой о пьедестал. Наташа издалека услышала треск и похолодела от ужаса. Она слишком долго прослужила в десантных войсках и побывала в горячих точках. И сразу поняла, что произошло.

— Белка, — тихо сказала она.

— Авада Кедавра, — выдохнула такая же бледная Измайлова.

— Вот именно…

Мужчина, кряхтя, поднялся и взглянул на поверженного. На секунду он в ужасе замер. А потом со словами «Туда тебе и дорога!» плюнул и опрометью помчался к выходу в конце парка. Его движения были нервными, порывистыми.

Наташа бросилась вдогонку.

— Куда? Крейзи! — надрывалась Белла.

— Полицию и «скорую»! — ответила на бегу Наташа.

— Убьют, домой не приходи! — крикнула вслед Измайлова и схватилась за телефон. — Полиция? Екатерининский парк! У памятника Капице произошла драка. Один человек ударился головой о пьедестал и лежит без признаков жизни. Второй побежал на Интернациональную. Спасибо! Жду.

Взглянув на лицо лежащего у подножия памятника мужчины и кровавую лужу вокруг его головы, Белла поняла, что «скорая помощь» ему уже не нужна. «Блин, Навицкая… Куда тебя занесло, Рэмбо фигова?»

***

Наташа мчалась, преследуя преступника и радуясь тому, что на ней не милые сердцу Лэтти ультрамодные зимние сапожки, годные только для подиума, а любимые ботинки с рифленой шершавой подошвой, не скользящие даже по льду.

Убегающий был уже немолод и явно растренирован. Он вскоре начал уставать, дышал тяжело, с хрипом. У оранжевой светящейся вывески «Дикси» он свернул и припустил по следующей улице, с такими же невысокими домами в голландском стиле. В окнах горел свет и переливались огоньки. Люди готовились к Новому году. И никому не было дела до убийства в парке. И до того, что задыхающийся убийца все тяжелее топает по заснеженному тротуару. И до бегущей следом Наташи.

Она не тратила силы на крик, а бежала, как ее учили в десанте, тщательно рассчитывая силы.

Откуда-то потянуло ароматом свежего хлеба. Значит, неподалеку хлебозавод. Белла не уставала нахваливать кронштадтский хлеб — «Такого нигде больше нет!». И правда хлеб на Котлине был вкусным…

«Улица Аммермана» — прочла Наташа на одной из табличек и поежилась, вспомнив, как пару раз забредала на нее в поисках городского пляжа. Почему-то отыскать правильную дорогу с этой улицы быстро не получалось, не спасали ни карта, ни навигатор, и Наташа часа по два блуждала по улочкам и проулкам. Белла только удивлялась: «Прямо заколдованная какая-то улица! Хотя со мной такого ни разу не случалось, а ты на ней каждый раз дорогу теряешь!».

С тех пор Наташа старалась обходить странную улицу Аммермана десятой дорогой, помня о предыдущих блужданиях. Стоило ей свернуть туда — и такой четкий и понятный Кронштадт превращался в лабиринт.

Наташа догадалась, что убийца зачем-то бежит в конец улицы, к тупику возле старого краснокирпичного дома. Дом выглядел неухоженным, как будто был давно заброшен. Рядом с ним высилась ограда Морского завода. «И зачем я бегу в такую глушь, да еще в темноте? — запоздало подумала Навицкая. — Да, он мог скрыться, а полицейские не стали бы землю носом рыть под Новый год, разыскивая его. Но мне что — больше всех надо?..»

Она остановилась. Улица в свете луны и фонарей была пуста. «Вот и я его упустила. Куда он делся? Провалился, что ли?»

Наташа перевела дыхание. Капюшон давно свалился, шапочка сбилась набок. Щеки онемели от встречного ветра. Майка под пуховиком и свитером облепила тело, как пластырь.

Наташа отряхнула шапку от снега и плотнее натянула на голову; сверху набросила капюшон. Охотничий кураж и прилив адреналина уже прошли. Теперь молодая женщина корила себя: «Ну, вот, как теперь к парку вернусь? Я и днем-то тут блукала, как слепой котенок, а сейчас, хоть и фонари горят, все равно темно, как в глубокой …опе, как говорит Фима. И снегопад такой, что в двух шагах ничего не видно!»

Девушка достала телефон, чтобы проложить маршрут и посветить под ноги. Вдруг ей послышался какой-то звук. Чей-то голос совсем рядом.

Она осмотрелась. Почудилось?

И снова раздался этот же голос, то ли стон, то ли призыв о помощи.

Наташа направила туда лучик света телефонного фонарика и увидела сидящего на тротуаре у стены дома беглеца. Выглядел он очень плохо.

— Ногу подвернул, — страдальчески морщась, посетовал он, когда Наташа подошла. — Боль аж в голову стреляет… И в груди колет чего-то, дышать тяжело.

— Вам нельзя бегать, — Наташа похлопала себя по карманам. В армии при ней всегда была походная аптечка, где нашлось бы все необходимое, вплоть до эластичного бинта. Но сейчас в кармане пуховика были только бальзам для губ «Зима» и пачка бумажных платочков. В сумке из медикаментов обнаружились пластинка цитрамона и пара пластырей. И Наташа поднесла к уху телефон.

— Что, врачей хочешь вызвать? — невесело усмехнулся мужчина и тяжело закопался в снегу, пытаясь подняться. Теплая кепка с «ушами» свалилась, открыв широкую лысину. Коренастый, круглолицый, полноватый, он напоминал отца главной героини перестроечного фильма «Авария — дочь мента». — А они меня сразу в полицию сдадут. Ох, беда, никак вывих! Болит-то как, на ногу встать не могу! Ты, поди, видела, девонька, что я в парке натворил?..

— Нельзя же оставить вас здесь замерзать, — ответила Наташа и осмотрелась. Ни одной скамейки, куда можно было бы отбуксировать пострадавшего. Как всегда: то, что нужно, не найдешь днем с огнем…

— А мне все равно, что будет, — махнул рукой мужчина, — только я тебе одно скажу: не раскаиваюсь ни на вот столько, — он показал на ноготь мизинца. — Знала бы ты, что это за человек, не ринулась бы так вдогон. О нем сейчас или хорошо, или никак, но я человек прямой, душой кривить не умею, и о нем добрых слов подобрать не могу…

Наташа сидела рядом с ним, смотрела в его простое открытое лицо и видела, как устал этот человек от долгого, многолетнего страдания и почему-то сразу поверила ему.

— Только сказать тебе, в чем дело, я не могу, — продолжал мужчина, — это не моя тайна, да и слишком она горькая…

Он внимательно посмотрел на Наташу и вдруг чуть потеплел лицом:

— А ты на дочку мою похожа, такая же гусар-девица. Только постарше чуток, и огонь в глазах не погас, хотя и тебя жизнь побила, да не сломила. А дочка моя… Ей не по силам бревно на хребет свалилось. Живет теперь изломанная. Как батарейки сели у человека. А он, смотрю, идет как ни в чем не бывало, весело ему, стакан, небось, принял, женщина ему заливное варит… И вишь, даже не сразу вспомнил, о ком я толкую. Видно, дочка моя не единственной была, кого он вот так перепахал походя…

Вдали взвыла полицейская сирена, взяла паузу, покрякала, словно откашливаясь, потом разразилась мощной трелью во всю силу.

— Ты ей скажи про меня, — попросил незнакомец, — а то не будет знать, куда отец подевался. Она за городской стеной живет, неподалеку от Каботажной гавани, там и работает в местном АТП. Степанова Василиса. Одни мы друг у друга остались.

Возле них с размаху осадила сияющая огнями полицейская машина.

— Вот он!

— Недалеко ушел!

— А ну пусти девушку!

— Руки за голову, твою мать!

— Перестаньте, он вывихнул ногу! — Наташа вскочила, загораживая мужчину. — У него плохо с сердцем! Вызовите «скорую»!

— А когда работника МВД убивал, здоров был! — огрызнулся один из патрульных.

— А ну встать! — второй грубо схватил Степанова за шиворот. Третий клацнул курком пистолета.

— Постойте! — из машины вылетела Белла. — Я адвокат! Если будете процессуальные нормы и права человека нарушать, по закону ответите! И правда, вызовите медработников! Ему помощь нужна…

Измайлова мигом поняла ситуацию и встала на сторону Наташи.

— У нас не Америка, — продолжала она, — но задержанных ухайдокивать тоже нельзя! Пусть с ним по закону разбираются, а не по суду Линча!

Сверкающая глазами Белла заставила троих полицейских смешаться и отступить. Один взялся за рацию, вызывая врачей, второй принес из машины аптечку, а Наташа спросила у третьего:

— Так убитый был вашим коллегой?

— Из Питера, — мрачно ответил парень, — вот же гемор на наши головы под праздник… Будут нам теперь мозг выносить… И что за год такой, даже закончиться нормально не может. Такой «сюрприз» нам преподнес в последние дни, — парень сдвинул на шею тонкую маску и еле удержался, чтобы не плюнуть от досады. — И сиги закончились, — обескураженно заключил он, вынув пачку «ЛМ» и увидев, что она пуста.

Наташа достала свои «Эссе» и протянула ему.

— Вот спасибо, — полицейский аккуратно вытянул сигарету и прикурил, — выручили. Ну и дежурство выпало! А вы смелая: вот так одна бросились за убийцей… А ну как он с оружием был, или тут его бы дружки поджидали?

— В десанте бывало и пострашнее, — ответила Наташа.

— Вы военная?

— Бывшая. Служила в ВДВ десять лет.

— Респект, — парень с интересом посмотрел на нее, и в его голосе прозвучало неподдельное уважение, — впервые вижу девушку-десантника. Там и вправду народ отважный.

— И я знала, что он один и без оружия, — продолжала Наташа, тоже закуривая. — И он не собирался убивать. Они о чем-то разговаривали, потом потерпевший грубо обругал его, а этот человек в ответ толкнул его, просто чтобы тот замолчал…

— Вы все видели? — обрадовался полицейский. — Проедете с нами для дачи показаний? Нам свидетели позарез нужны.

«Василиса Степанова, — напомнила себе Наташа, — Каботажная гавань… Завтра съезжу».

— Да, — ответила она, — проеду.

На улице показалась машина «скорой помощи».

***

Наташу и Беллу продержали в отделении несколько часов, дотошно выспрашивая, что они видели и слышали возле памятника академику. Узнав о том, что Белла — адвокат, дежурный офицер посмотрел на нее уныло: «Ну вот, високосный год продолжает нам „подарочки“ под занавес подносить: то питерского сотрудника МВД убили, то свидетельница — адвокат… Такую и не опросишь толком, она сильно грамотная, начнет статьями и параграфами мозг выносить…»

Опрашивая Наташу, он заметил:

— Фамилия у вас, как у писательницы. Знаете, детективы пишет, как раз о Питере. Сам не читаю, мне их на работе в реале хватает, но жене нравится. И пару фильмов на ТВЦ посмотрел, неплохо сделаны.

— Спасибо, — улыбнулась Наташа.

— Так это вы? — изумился дежурный. — Вы и есть писательница? И про лиговские «колодцы» ваша книга? И про Васильевский остров?

— Да.

Взгляд полицейского стал заметно теплее. Он достал пепельницу, потом предложил Наташе чай с крекерами. А потом достал настенный календарь на будущий год, сорвал целлофан и попросил расписаться на обороте: «То-то жена удивится!».

Задержанного отправили в спецблок городской больницы имени Иоанна Кронштадтского под стражей. У него оказались сложный вывих и подозрение на инфаркт. Его хотели предварительно допросить, но Белла категорически запретила это делать:

— Человека в таком состоянии допрашивать? Да вы что, о правах человека не знаете? Поправится, тогда побеседуете, а сейчас ему не следователь, а кардиолог нужен! Никуда он от вас не денется, тем более с травмой ноги!

— Может, вы еще и защищать его подпишетесь? — ехидно спросил следователь, молодой человек, похожий на Владимира Коренева в роли Ихтиандра. «Хорошо, что Ефим далеко, — подумала Белла, — а то уже позеленел бы от злости, глядя на этого красавца. Вечно Коган боится, что я поведусь на какого-нибудь молодого хлыща… Видно, по себе судит; я-то вижу, как он украдкой девиц глазами щупает!»

— Может, и подпишусь, — ответила она, тряхнув черными кудрями. — И смогу защитить клиента и его права человека!

Следователь взглянул на дорогую дубленку и сапожки Беллы, отметил ее сумочку от «Булгари», свежий гелевый маникюр на ногтях и хмыкнул:

— Да у него, наверное, квартира дешевле стоит, чем вы берете за свои услуги! Вы его защитите, а он потом бомжевать пойдет…

— Наша фирма хорошо зарабатывает и пользуется доверием клиентов, — парировала Белла, — и иногда мы можем себе позволить благотворительную акцию — беремся защищать человека, не имеющего возможности оплатить нашу работу, со стопроцентной скидкой.

— Пиаритесь, значит, — съязвил следователь, — небось, после такого красивого жеста к вам еще больше платных клиентов пойдет. В общем, так: меня ваша благотворительность не касается, но без договора о найме я вас к этому делу не подпущу. Мы законы соблюдаем, без адвоката задержанный не останется, дадим ему государственного защитника.

«Фима может спать спокойно. Этого надутого кретина я бы заигнорила даже на необитаемом острове после 10 лет вынужденного целибата!»

— Договор не проблема, — выпалила Белла вслух, — надо будет, принесу. И может, даже помогу вашему госзащитнику. А то вы уже изначально против задержанного настроились.

Выходя из отделения, Навицкая и Измайлова успели узнать, что задержанного зовут Егором Павловичем Степановым, ему 54 года. Он был в разводе и имел дочь Василису. 25-летняя девушка работала автомехаником в АТП. Сам Степанов — водитель городского автобуса и проживает на улице Восстания, а его дочь — в частном секторе у Каботажной гавани, в доме, завещанном ей бабушкой по отцовской линии.

Потерпевший, Богдан Данилович Гусев, 1977 года рождения, действительно оказался сотрудником МВД, почему-то всего лишь в чине капитана. Начинал он службу в Кронштадте и даже дослужился до майора, но несколько лет назад вдруг был переброшен, С понижением на одну звездочку, в Петербург. Там он занимал пост участкового в одном из районов Весёлого поселка. «Тоже мне, продвижение, — подумала Белла, — или его хотели выпихнуть хоть куда, или отослали от греха подальше, когда он влип в историю…»

«Зая», которой звонил Гусев, проживала на улице Мануильского. Перепуганная звонком из полиции нянечка детского сада, незамужняя Елизавета Архипова 1990 года рождения прибежала в отделение, когда Навицкая и Измайлова выходили. Она была похожа на хитроватую кассиршу, как их любили изображать в советских фильмах: сдобная блондинка с кокетливыми кудряшками вокруг свежего розового личика; губы в форме сердечка ярко накрашены. Как правило, такие девицы больше хихикают и строят глазки, но Архипова выглядела напуганной и обескураженной.

— Как же так? — жалобно вопрошала она, лихорадочно роясь в сумке в поисках паспорта. — Только что я с ним разговаривала… Приехать хотел, Новый год вместе встречать…

Наташа вспомнила разговор о холодце и нижнем белье и спешно вышла из помещения. Она все же сочувствовала чужому горю, и не хотела задеть подругу убитого неуместным смешком.

— Что, Наташка, новое расследование уже манит? — спросила Белла, выходя следом. — Я хорошо знаю этот твой блеск в глазах — как у снайпера, взявшего цель!

— А ты, Лестрейндж, явно собираешься добывать договор о найме, чтобы утереть нос местному следователю, я угадала?

— Госадвокат не спасет Степанова, — пояснила Белла, — тех, кто убивает полицейских, в правоохранительных кругах ОЧЕНЬ не любят. Тут же несомненное причинение смерти по неосторожности, аффект, ты же сама видела. А его могут запросто по сто пятой, часть 2 заказать на пятнарик…

— И я думаю, что не все так просто, как поначалу кажется…

***

В своей комнате, маленькой, но с окнами на заснеженный Летний сад, Наташа устало присела на кровать. Потом, чувствуя, что засыпает, с трудом заставила себя встать и стащить свитер и джинсы.

Было уже за полночь. На телефоне Наташа увидела три неотвеченных звонка — два от мамы и один — от мужа из Луги. «Перезвоню им утром», — устало подумала Навицкая. Слишком трудный выдался вечер…

За стеной Белла, тоже не зажигая свет, ходила, постукивала дверцами шкафа, потом скрипнула кровать.

Лежа в постели и глядя на закрытое плотными шторами окно с лепниной, Наташа еще раз напомнила себе о том, что утром должна разыскать Василису Степанову и сообщить ей о произошедшем с отцом.

Потом она вспомнила, что говорил ей Степанов об убитом. Якобы Гусев никаких добрых слов не заслуживал. «Ни вот на столько не раскаиваюсь», — сказал он Наташе, склонившейся над ним. И еще — о какой-то тяжелой и горькой тайне, которую не хочет разглашать…

«Утром поеду к ней», — Наташа повернулась набок и сразу заснула.

Проснулась она от аромата кофе и мерцания многочисленных лампочек, которыми они щедро украсили квартиру. Впрочем, настроение у Наташи было не праздничное. И судя по виду хлопочущей на кухне Беллы, подруга тоже была озабочена чем-то далеким от грядущего Нового года.

— Все думаю о вчерашнем, — сказала Белла за завтраком, — что-то тут не так, вот только не могу понять, что именно. Степанов этот не похож на убийцу.

— А мне он сказал, что Гусев слова доброго не стоил, — Наташа вспомнила смачно гогочущего через хмельной матерок потерпевшего. «Это он так со своей девушкой разговаривал… Или она сама сдабривает речь этой лексикой, или ему просто плевать на окружающих; как хочет, так и выражается. Выразительная черта. Видно, он был одним из людей, живущих по принципу „А что тут такого?“. И о дочери Степанова грубо высказался… Что у них случилось?»

После завтрака Белла сказала:

— Ты пока ничего не планируй. Нам могут позвонить из прокуратуры, вызвать к следователю. Нужно побыть дома хотя бы до обеда. А я уже думаю, как добыть договор о найме… Кстати, я бы посоветовала следователю, если бы он не был таким напыщенным индюком: пусть потрясет подружку Гусева, эту «заю». По-моему, она могла бы пролить свет на то, какой конфликт был у возлюбленного со Степановым…

— И как это коснулось дочери Степанова, — добавила Наташа. — Хотя, она могла и не вникать в такие дела, — она вспомнила глуповатые кукольные глаза Архиповой, ее губки сердечком и кудряшки.

— Она могла знать что-то о причинах его перевода с понижением, — продолжала Белла, — по-моему, они не один год в отношениях… У меня чутье.

— Его перевели шесть лет назад, — охладила ее пыл Наташа, — а с Архиповой он мог завести роман лет пять назад… Мне кажется, что разгадка — в другом. Если бы удалось понять, в каком направлении покопаться в первую очередь!

— Я правильно тебя поняла? — посмотрела на нее Измайлова. — Ты все-таки решила расследовать это дело?

— Попытаться можно, — Наташа бросила в кофе ломтик лимона. — Оно похоже на айсберг: над водой лишь малая часть, а основная — скрыта глубоко под водой…

Она замолчала, глядя в окно. Снова шел снег, и Летний сад уже приобрел праздничную чистоту. Ветви деревьев стали пушистыми и праздничными.

— Как было с моим делом, — тихо сказала Наташа, — с первого взгляда тоже все было ясно: преступление раскрыто, злоумышленница задержана и ждет суда. И никого не интересовала подводная часть айсберга. Публика в комментариях с удовольствием кинулась пинать мерзавку, которая мало того, что подозревается в убийстве и попытке теракта, так еще и смеет быть не такой, как все. Мне не простили того, что я служила в десанте вместо того, чтобы варить мужу щи и стирать носки. А следователь уже приценивался к коньяку, чтобы спрыснуть новую звездочку на погонах за раскрытие преступления года…

— Один гад в комментариях предлагал отправить тебя в мужскую камеру, «чтобы не выпендривалась», — брезгливо поджала губы Белла, — я ему в ответ пожелала самому туда попасть. С таким удовольствием это расписывал, прямо смаковал… Тьфу!

— Согласна, — тоже поморщилась Наташа, — наверное, ему нравится порнуха о женщинах в тюрьме и магазинных воровках. Он, может быть, не прочь проделывать то же самое. Это они считают признаком крутости и мужества. Я таким всегда отвечаю: хотят проявить мужество, пусть в «горячую точку» съездят, послужат на передовой.

Зазвонил ее телефон.

Наташа увидела на экране незнакомый номер и предположила, что это следователь Минский. Так и оказалось. Он пригласил ее в прокуратуру к одиннадцати часам.

Почти сразу он позвонил Белле и назначил ей время — полдвенадцатого.

— Ну, что? — спросила Белла, закончив разговор. — Сейчас проедем к нему, а потом поедем на Западный Котлин?

— Ты поедешь к Василисе со мной?

— Да. Я Котлин знаю, как свои пять пальцев. Без меня ты там заблудишься.

***

В прокуратуре они узнали, что Егор Степанов остается в больнице. Подозрение на инфаркт не подтвердилось, но вывих был очень тяжелым и пациенту был прописан строгий постельный режим.

Дмитрий Иванович Минский долго и дотошно опрашивал Наташу о том, что произошло в парке и тоже пытался скрыть свою досаду: надо же было Гусеву погибнуть в Кронштадте под Новый год. «И зачем его только сюда принесло», — читалось на лице следователя.

— Встречал бы уж Новый год в Питере, — не удержался он под конец, — был бы жив, и нам меньше проблем!

Наташа слегка изумилась, а Минский хмуро продолжал:

— Итак, с ваших слов получается, что изначально у задержанного Степанова не было преступных намерений, и трагедия произошла случайно? Мы будем проверять, проведем экспертизы… Его дочь вызовем. По идее, когда удается доказать несчастный случай, мы такие дела быстро закрываем. Но раз потерпевший — наш коллега, профессиональная этика требует досконально разобраться.

— Понимаю.

«Вряд ли вы понимаете, — подумал Минский, провожая ее. — Я тогда еще не работал, но до меня дошла история, из-за которой Гусева выперли в питерские трущобы… И репутация у него до этого была не лучшей. У многих были основания его недолюбливать. Притом, у многих коллег. И зачем он только шастал в Кронштадт? — Минский вспомнил первичный опрос Елизаветы Архиповой, любовницы Гусева. — В Питере, что ли, не мог себе кралю найти? Все с огнем играл, ездил в город, где его многие терпеть не могли, вот и доигрался. А мне это распутывать!»

Белла, ожидая своей очереди, успела познакомиться с гражданским защитником Степанова, и решительно настроилась на то, что нужно добыть договор и официально защищать Степанова. В одиночку паренек не справится с этим делом. Алексей Строков несколько месяцев назад окончил вуз, и это было его первое серьезное дело. Выглядел он моложе своих 22 лет, почти подростком. Внешне он напоминал благонравного мальчика из хорошей семьи: белоснежная рубашка в вырезе пуловера, брюки с навеки заутюженными стрелками, круглые очки. Мальчик был наслышан о знаменитой юридической фирме КУНИ и, услышав, что Белла — одна из «питерской четверки», смотрел на нее, как на кумира.

— Если Василиса Степанова согласится нанять меня, вы хоть поучитесь, как за нужный вердикт бороться, — пообещала Белла. — Иной раз так драться приходится!

— Я и в школе не дрался, — признался Строков.

— А я каждую неделю попадала к директору за чей-то разбитый нос. Так что поделюсь опытом.

Яркая внешность Беллы привлекала внимание в пасмурном Кронштадте с детских лет. Но дразнить маленькую цыганочку в школе быстро перестали. Белла никогда не обижалась и не плакала, а бросалась с кулаками на обидчика, не давая спуску никому. И в адвокатской практике ей это пригодилось…

Услышав, что Белла и Наташа собираются после встречи со следователем к дочери подзащитного, Алексей предложил подвезти их на своей машине. Он очень хотел, чтобы Василиса Егоровна наняла Измайлову. Работать в паре с такой акулой адвокатуры — об этом он, вчерашний студент, еще накануне и мечтать не смел. Это все равно, что мечтать спеть дуэтом с примой Ла Скала или аккомпанировать Денису Мацуеву…

Машина Алексея, чистенькая ухоженная «Дэу», несмотря на мороз, завелась сразу. Строков включил «печку» и восхищенно посмотрел на спутницу Беллы. Да, он узнал и эту молодую женщину с короткой стрижкой и энергичными серо-голубыми глазами. В ноябре по телевизору показывали презентацию двадцать пятой книги Натальи Навицкой в Доме книги в Петербурге. И Алексей чувствовал себя, как ребенок, которого посетил Дед Мороз.

***

С проспекта Ленина они свернули на улицу Велещинского — те же невысокие дома в голландском стиле, фонари и скамейки, стилизованные под старину. Наташу порадовало, что Кронштадт сохраняет свое лицо, остается неповторимым, а не стремится слиться с другими, стать «как все». Маленькие городки в окрестностях Питера ревностно хранили свою индивидуальность; ни один из них не копировал соседа. Наташа любила путешествовать по Ленобласти, в каждом городе открывая для себя что-то новое. Это будило вдохновение.

А на юге, по словам мамы, затеяли массовую реконструкцию курортных городов, подгоняя их под единый стандарт. «Видела я проекты в газете, — сказала Тамара Ивановна дочери, — красиво, конечно, но уж больно одинаково… Зачем нам „как в Сочи“ или „как в Ялте“, если каждый город хорош по-своему?»

Наташа посмотрела эту газету и вспомнила мультфильм, заставку к «Иронии судьбы»: земной шар, усеянный однотипными домами… «Да, тогда считалось, что выделяться — дурной тон, надо быть как все. Я думала, это осталось позади. Ан нет, сейчас снова к этому потянулись. Хорошо, что здесь берегут индивидуальность каждого города»…

— Вот тут бани, — сообщил Строков.

— Да, а вот фабрика-прачечная и администрация порта, — живо подхватила Белла. — «Здесь все мое, и мы отсюда родом»…

— А вот Морской кадетский корпус, — продолжал Алексей. — Хотя, вы же местная, вы все знаете.

— А вот Наталья Викторовна в Кронштадте, считай, впервые, — сказала Измайлова, — она с интересом нас слушает.

— Совершенно верно, — кивнула Навицкая.

Алексей снова зарделся от восторга и гордости за свой родной город, который понравился его любимой писательнице. А знаменитая Измайлова оказалась его землячкой…

Они проскочили поворот на Цитадельское шоссе в снежной круговерти, и поняли свою ошибку, упершись в глухую стену в конце улицы. В окно потянуло свежестью с Биржевого канала, запахами топлива, рыбы и слегка — мокрого дерева с Лесной биржи. Отсюда проехать к Южному Ботардо, возле которого трудилась Василиса, было невозможно. Пришлось разворачиваться и ехать медленно, чтобы снова не пропустить поворот.

Снег валил все гуще, на этот раз — в виде крупы. Катышки размером с горошину постукивали по крыше и капоту машины. «дворники» работали все быстрее, чтобы лобовое стекло не залепливало снегом. Строков включил фары и на этот раз безошибочно повернул в нужную сторону. Миновав заградительную стену, они оказались на Западном Котлине.

Машина проехала по берегу очередного канала, обогнула фрагмент еще одного оборонительного сооружение и оказалась рядом с большим автотранспортным предприятием, где ремонтировала технику Василиса Степанова.

— Брр, неприветливое местечко, — поежилась Белла, выйдя из машины, — и как девушку сюда занесло? Добро бы она в конторе работала, а то в мастерской!..

— А я служила в боевой роте, — ответила Наташа, — тоже на Смольный институт не похоже. Разные бывают девушки, и обстоятельства — тоже.

***

Из-под автобуса, стоящего во дворе, торчали чьи-то ноги в синих рабочих штанах. Человек чем-то брякал и ворчал:

— Ну, вот опять: заправляют хрен знает чем, а потом, конечно, все засоряется… Тебе бы, дятел, такого выпить, тоже бы заглох. Ну, так и знал: менять надо! Этот «паленый» бензин… — выбираясь из-под автобуса, ремонтник основательно изругал и некондиционное топливо, и тех, кто его покупает, экономя деньги, выделенные на заправку. Но при виде посетителей, тут же сменил тон:

— Добрый день, вам помочь?

Это был щуплый насупленный мужичок лет пятидесяти с седеющими усами и взлохмаченными волосами. Комбинезон был ему великоват.

— Вы не знаете, где найти Василису Степанову? — спросила Наташа.

— Васька! — неожиданно громко для своей субтильной комплекции гаркнул мастер. — Эй! Дядя Степа! Подь сюда!

— Тебе че, Михалыч? — заорали из гаража. — Не могу, я зад автобусу вправляю, какой-то «чайник» на светофоре стукнул! — человек зашипел от боли и выругался. — Чего надо?.. Блин, у этого дубака тормоз только в зеркале!

— До тебя люди пришли! — надрывался Михалыч, и Наташа сразу вспомнила учения на Кубани, возле какой-то станицы. Это там говорили с таким произношением и причудливыми речевыми оборотами. «Далеко же Михалыча занесло от родимой Кубани!», — Наташа на секунду прикрыла глаза, вспоминая шелестящую пшеницу, огромные подсолнухи, сладкий запах фруктов и мягкий говорок местных.

— Так че надо? — заорали из гаража.

— Сама выдь да спроси! Я те че, толмач?

Из гаража вышел человек в комбинезоне, на ходу вытирая ветошью измазанные смазкой руки. На первый взгляд женского в его облике не было ни капли. Мешковатый комбинезон, измазанный маслом и мазутом, мужская стрижка, тяжелая поступь. Но, когда он подошел, Наташа и Белла увидели лицо с тонкими мягкими чертами и ярко-синие глаза с пушистыми ресницами. И светлые волосы выглядели шелковистыми, совсем не мужскими.

«И правда гусар-девица, — подумала Наташа, — и я была такой же в армии…»

Тогда Наташа изо всех сил прятала, давила в себе женское начало, старалась не выделяться среди парней. Она стриглась под ноль, разрабатывала руки, чтобы появились мозоли, изматывала себя на физподготовке и злилась на свой высокий женский голос и пышную грудь. Она много курила, чтобы голос охрип и огрубел, а грудь безжалостно давила формой и бронежилетом, не лезла в карман за крепким словом и была скора на расправу. Кулаки у Наташи были тяжелыми, а реакция — молниеносной. Довольно быстро ребята поняли, что Навицкую надо воспринимать только как солдата, и никак иначе. Прочие проявления женской природы злили юную Наташу, вгоняли в краску, но поделать с ними они ничего не могла. Их приходилось тщательно скрывать.

Впервые она, образно говоря, ослабила бронежилет только в 32 года, встретив Аркадия Вальтера… Но после его предательства едва не замкнулась в своей броне уже навечно. Если бы не Виктор Уланов, который смотрел на нее преданными влюбленными глазами, бился за нее, как лев и даже сиганул в июньскую Оккервиль за ключевым свидетелем ее невиновности… В ноябре Наташа и Уланов отметили пятую годовщину свадьбы, первый юбилей. И Наташа поняла, что может быть не только бойцом и сильной личностью, но и женщиной — женой и матерью. И была благодарна мужу.

— Здрасте в нашей хате, — сказала Василиса, подойдя к ним, — чего у вас? Если можно, коротенько, у нас тут работы подвалило…

Наташе не хотелось сообщать девушке новость во дворе при всех. Она предложила куда-нибудь отойти.

Василиса отвела их под навес, где стояли стол, скамейка и несколько чурбачков для сидения, и два ведра с песком. Песок был густо утыкан окурками. Не приглашая гостей сесть, Василиса первой плюхнулась на чурбачок, достала пачку «Беломорканала», закурила и спросила:

— Так что у вас?

Строков умоляюще посмотрел на спутниц: пусть лучше они расскажут девушке, что случилось с ее отцом.

Белла взяла разговор в свои руки. Представившись и назвав своих спутников, она произнесла:

— Василиса Егоровна, речь пойдет о вашем отце.

— Он заболел? — обеспокоенно привстала Василиса.

— Он задержан, — Наташа тоже достала сигареты, жалея, что курит сейчас «элегантные дамские» «Эссе». Сейчас бы подошло что-нибудь покрепче…

— За что? — еще больше оторопела Степанова. — Он же мухи сроду не обидит!

Белла рассказала о том, что накануне произошло в Екатерининском парке.

— Мы сами это видели, — заключила она.

— Блин, — Василиса взъерошила пятерней короткие волосы. На висках и над лбом они были почему-то светлее, чем на макушке и затылке. «Да она седая, — догадалась Наташа. — В 25 лет!»

У нее самой первая седина на висках появилась в СИЗО, на 75-й день голодовки.

— Ну, папка, — тихо сказала Василиса, — чтобы он да драться полез…

— Потерпевшего звали Богданом Гусевым, — Белла тоже вытащила пачку, — он служил в Петербурге, а до этого — в Кронштадте, оперативником. Сюда приехал, чтобы встречать со своей подругой Новый год. Ваш отец говорил, будто Гусев слова доброго не стоил.

— Он прав, — глаза Василисы потемнели, а лицо застыло. — Удивляюсь, как его раньше никто не прибил. Все думала: тому, кто это сделает, премию надо дать, — она сжала руки в кулаки и добавила пару крепких слов, — такой мерзавец, каких больше нет…

Василиса немного посидела молча, глядя на стиснутые мозолистые кулаки. Потом спросила:

— Это что же? Отца теперь за этого упыря судить будут?

— Все к тому идет.

— А вы — адвокат и хотите помочь госзащитнику?

— Да, — ответила Белла, — но без договора о найме я не буду иметь официального статуса в этом деле.

— Цена вопроса? Сколько берете?

— Это новогодняя акция, скидка 100%.

— Я не нищая и адвокату заплатить могу, — гордо вскинула голову Василиса, — вы не думайте. Потом посчитаете по таксе.

«Вряд ли ты слышала о таких расценках, как в конторе Фимы. Нет уж, акция — так акция!»

— Пойду, отпрошусь, — Василиса растерла окурок подошвой. — Надо обговорить договор. Не хочу, чтобы отца засудили из-за этого…!

***

Василиса жила в частном секторе недалеко от места работы. Приземистый голубой домик с наличниками и трубой, с дороги почти не видный за деревьями, был уже старым, но еще добротным. Выглядел он вблизи опрятным и ухоженным. Видно было, что Василиса не ленится поддерживать порядок в своем жилище. Но внутри ничего не говорило о том, что в домике живет молодая женщина. Не было видно милых женскому сердцу украшений, безделушек и цветов на подоконниках. Из всего новогоднего декора — только маленькая настольная елочка в зале и простенькая гирлянда на окне.

Дом изрядно выстудился за полдня. Но Василиса, скинув в сенях тяжелые ботинки, в одних толстых шерстяных носках прошла куда-то вбок, что-то размеренно загудело, и пахнуло теплом.

— Сейчас прогреется, — сказала девушка, — а то печь топить — забомбишься. Я ее иногда, под настроение раскочегариваю, а то просто автономку провела, чтобы не мудохаться с дровами. Не убираю, как память, — она похлопала по могучему белому боку русской печи, занимающей почти треть домика. — И летом на ней спать хорошо… Чего стоите, проходите в зал. Вам чаю спроворить или выпить чего?

Гости согласились на чай.

Василиса включила чайник, ткнула в розетку штепсель гирлянды и выставила на стол печенье в жестяной коробке, коробку конфет и бутылку дешевого коньяка. Роясь в серванте в поисках рюмок, она сказала:

— А я выпью за новогоднее чудо. Сколько раз я Гусеву этого желала, и вот наконец сбылось! — она выставила на стол четыре «стопки».

— Я за рулем, — спешно сказал Строков. — Мне не надо.

— Правильно, — Василиса убрала четвертую стопку. — Сейчас бухим за руль садиться — это вообще капец. Пригнали к нам с утра микрик, маршрутку. Ему какой-то осел в бочину тюкнулся. Руки у него с перепоя тряслись, крутанул руль не в ту сторону. Додумался только, — Василиса указала на окно, за которым снова мела густая метель, — по такой круговерти с трясущимися руками машину вести! И маршрутку помял, и свою машину раскокал, и сам в травме лежит. Хорошо погулял!

— Василиса, вы ненавидели Гусева? — спросила Наташа, когда хозяйка дома наполняла три рюмки.

Загрубевшая, темная от въевшейся машинной смазки рука девушки дрогнула. Пара капель коньяка упала на серо-голубую клеенку на столе.

— Не то слово, — сказала Василиса. — Было за что… Погодьте, я сейчас нарезочку притараню, бутерброды сделаю. Может, кто лимона хочет?

Она принесла две вакуумные упаковки с сырной и колбасной нарезкой, нарезной батон и блюдце с лимонными кругляшками. Очевидно, Василиса не признавала вазочки, розеточки, пиалы и прочие предметы столового декора, милые сердцу большинства женщин. В ее обиходе были только блюдца, явно неновые, советские, с синей полосой по бортику.

— Отцу надо будет продукты отнести, — сказала девушка, проворно сооружая бутерброды, — а то в больницах кормят — сами, поди, знаете. Сегодня же в город смотаюсь, закуплю… Вы мне только скажите, что можно передавать, — она первой подняла рюмку. — Ну, за сбычу мечт!

«Интересно, она всегда была такой пацанкой? — подумала Наташа, тоже поднимая полную до краев рюмку. — Даже я в армии такой не была, а Василиса как будто пытается на корню задавить в себе все женское. Только что не говорит о себе в мужском роде, как гусар-девица Дурова… Не виноват ли был в этом Гусев?»

Василиса жевала сэндвич с сыром и салями и внимательно слушала, что Белла говорит ей о договоре. За столом Степанова сидела, широко расставив локти и закинув одну ногу в толстых зимних джинсах на колено другой. Поза была совсем не женской и не изящной, но похоже, что Василису это не волновало.

После чаепития Белла достала из сумки заранее приготовленные два бланка договора о найме адвоката. Василиса быстро убрала со стола и стала внимательно читать пункты договора. Она хмурила лоб, ерошила пальцами короткие волосы и покачивала ногами пол столом один из стульев. Читала девушка очень дотошно, всматриваясь даже в самый мелкий шрифт.

— Это что за Коган такой? — спросила она, приподняв голову. — Тот, что в Питере весной банду на Ваське накрыл? Статья в газете была на развороте, «Жуткие тайны реки Смоленки».

— Не совсем он, — уточнила Наташа, — полиция помогла.

— Зачёт, — Василиса продолжала читать.

Закончив чтение, она принесла ручку с простым прозрачным корпусом и синим колпачком и, размашисто расписавшись на обоих экземплярах, посмотрела на вырезанный из газеты листок, прижатый стеклом на столе:

— Ууупс, скоро автобус в центр пойдет… Сорян, мне бежать надо, а то следующий аж через два часа, они на перерыв пойдут…

— Мы на машине, можем подвезти вас до магазина, — галантно предложил Строков. — Как раз есть место.

— Вам какой магазин нужен? — спросила Белла.

— Лучше «7я» или «Дикси». В «Магнит» я принципиально не хожу. Секундочку, за кошельком смотаюсь.

***

На правах официально нанятого адвоката Белла по дороге в «7я» обстоятельно расспросила Василису о семье. О матери девушка отвечала коротко и неохотно: «Смылась. В Египет туристов развлекать».

— Аниматором? — уточнила Наташа.

— Ну. Только вряд ли в этом году у нее много работы было…

Почему и как давно они с отцом живут раздельно?

— Мне оттуда до работы рукой подать, — не сразу ответила Василиса, — да и чего домик будет простаивать? Хороший, крепкий, сто лет еще простоит. Бабушка мне его завещала, а я как раз поблизости на работу устроилась, все одно к одному.

Давно ли у нее появился такой интерес к технике?

— С детства. Отец, сколько я себя помню, за баранкой, ну и меня потянуло. Вот я в одной книжке читала, не помню название, как героиня хочет посвятить себя самым маленьким детям, типа, они такие беззащитные и нуждаются в заботе. А для меня автобусы — те же дети. Пригоняют его на починку, он стоит, смотрит круглыми фарами, а сказать, что у него не так, не может. Приходится самой докапываться. Зато потом так радостно смотреть, как он из мастерской бодрячком выезжает! И у каждого свой характер, это с виду они одинаковые… Вы, наверное, уже думаете, что я кукукнутая? Некоторые так и считают.

— А у машин тоже есть характер? — с интересом спросил Алексей.

— И у машин тоже. Вот ваша: с виду паинька, но может ни с того ни с сего закапризничать, фортель выкинуть…

— Верно, — удивленно кивнул Строков, — я ее регулярно проверяю на исправность, но иногда она без причин заводится только с десятой попытки…

— Я же говорю, характер показывает, чисто по-женски, — покивала Василиса.

***

В «7я» Строков спросил у Василисы:

— А почему вы принципиально не ходите в «Магнит»? С чем это связано?

— С пачкой масла, — коротко ответила девушка. — Вы что, не в курсах? Да вся область тогда на ушах была!

— Это же сто лет назад было, — удивленно посмотрел на нее юный адвокат.

— Хоть бы и тысячу — о таком забывать нельзя, чтобы не повторялось!

Оставив Степанову и Строкова в магазине, Наташа и Белла направились домой, чтобы разработать план дальнейших действий. Надо было перезвонить маме и Уланову… Наташа со стыдом вспомнила об этом только сейчас. Накануне ей морально не хватило сил на звонок, а утром они поспешили в прокуратуру, а оттуда- к Василисе… «Хорошо еще, что Виктор не ревнив, — подумала Наташа, набирая номер мужа, — а то уже решил бы, что мы тут ударились во все тяжкие!»

Уланов, впрочем, хорошо знал свою жену.

— Вы что, под праздник нашли новое расследование и ушли в него по уши? — спросил он. — Одни макушки наружу торчат?

Наташа ошеломленно промолчала.

— Я угадал, — констатировал муж.

— Верно, — сказала Навицкая. — Ты недаром в свое время выигрывал все интеллектуальные викторины.

— Что за расследование?

— На первый взгляд, несчастный случай. А на самом деле — настоящий айсберг.

— Который может потопить не один «Титаник»? — серьезно спросил Виктор.

— Очень может быть.

За стеной в большой комнате Белла включила «плазму» и смотрела по местному каналу выпуск новостей.

Разговаривая по телефону с мамой, Наташа думала о сравнении нынешнего расследования с айсбергом. Кто знает, какие тайны кроются «под темною водой». И сколько кораблей он может потопить…

Наташа закончила разговор и вышла в гостиную.

— Айсберг, — Белла кивнула, — хороший образ… Я звонила Фиме. Он тоже сказал: чует его чуйка, что мы что-то непростое нарыли.

После выпуска новостей началась передача о кронштадтской школе актерского мастерства «Райзинг». Репортаж был явно рекламным, ведущие не жалели хвалебных слов и не раз подчеркнули, что несколько выпускников школы успешно показали себя на сцене и экране и назвал имена трех новых кумиров теле- и кинозрителей. Две актрисы и актер, по словам ведущего, своим блистательным стартом были обязаны «Райзингу». Они неустанно работали, появлялись в рейтинговых сериалах, кассовых фильмах, клипах и социальной рекламе; готовились к новым ролям и в каждом интервью от души благодарили школу и ее директора — Лору Яковлевну Амелину-Фурштадтскую…

— Уж очень расхваливают эту даму с труднопроизносимой фамилией, — заметила Наташа, — по-моему, это уже Мэри Сью…

— Реклама, — пожала плечами Белла, — вот увидишь, в конце передачи объявят, что любой желающий может поступить в школу, и дадут реквизиты для желающих попытать свое счастье. Представляешь, сколько матерей, мечтающих увидеть своих детей на сцене или большом экране, побегут туда? И обучение явно не бесплатное… Куда ты собираешься?

— К Архиповой, — Наташа пригладила расческой свой короткий «бобрик», — попытаюсь расспросить ее о Гусеве. Может, она все-таки знает, из-за чего его перевели в Питер, да еще вот так, буквально коленом под зад подтолкнули. Или хотели спрятать подальше.

— А я озадачу кое-кого из местных, — Белла откинула крышку лэптопа и выключила телевизор, — конечно, ругаться они будут как извозчики за то, что я их перед Новым годом дергаю, но мне надо поискать связь между Степановыми и Гусевым. Может, тоже придется куда-нибудь сбегать, так что возьми вторые ключи.

Наташа выскочила из дома, забивая в поисковик на телефоне имя Елизаветы Архиповой с улицы Мануильского. Адресная книга не подвела и быстро выдала место проживания девушки и начертила маршрут.

Надеясь, что подруга Гусева дома, Наташа зашагала к Собору. Его купол золотился над деревьями даже в белой метельной мути.

Морозец щипал уши через шапку, и Наташа натянула капюшон. Простудиться под праздник было бы некстати.

Несмотря на пандемию, в городе царило оживление. Отовсюду сверкали цветные огоньки, играла музыка, люди шли нагруженные покупками — продукты к столу, украшения, подарки. Мальчишки играли в снежки. В парке возле памятника академику Капице уже убрали полосатую ленту, огораживающую накануне место преступления.

Кронштадт вовсю готовился к празднику. Люди были воодушевлены.

Снег громко хрустел под ногами. Наверное, мороз был градусов 10 — 12.

Выйдя из парка, Наташа сверилась с навигатором. Оказывается, Архипова живет неподалеку от Музея истории Кронштадта и Тулонской аллеи, ведущей к городскому пляжу. Навицкая даже слегка позавидовала ей: «Мне до ближайшего пляжа часа полтора ехать, а ей — десять минут ходьбы!»

Она ускорила шаг и вышла из парка. «Только бы опять не забрести на Аммермана!»…

Ее обогнала группка молодежи в красно-белых колпаках и ярких париках из фольги. Они смеялись и нестройно горланили «Новогоднюю» песню «Дискотеки Авария».

— Простите, только нету Снегурочки со мной, — усердствовал высокий рыжеволосый парнишка, — мы вместе шли с Камчатки, и она ушла… — парень не допел куплет и покатился от хохота.

— Такое простое слово забыл, Ванек? — поддразнила его румяная толстушка в зеленом парике. Компания свернула в один из дворов.

На Интернациональной улице Наташа еще раз остановилась, чтобы свериться с навигатором. Ей навстречу откуда-то сбоку выскочили два Деда Мороза. Красные шубы, шапки, бороды, посохи и мешки — все как положено. Но оба «дедушки» выглядели какими-то субтильными. И поравнявшись с Наташей, один из них спросил звонким девичьим голосом:

— Вам помочь?

— Да, вы не знаете, как пройти к дому №… по улице Мануильского? — спросила Наташа. «Хм… Дед Мороз — девушка?! Интересно, а Снегурочка — парень тут тоже есть?»

— Так это вам надо вон у того дома повернуть, — тоже звонким голосом сказал второй «дедушка», «седой старик, который нам подарки раздает из рюкзака», — там будет поворот на Мануильского, и напротив Водоканала — нужный дом.

Наташа поблагодарила их и с улыбкой заметила:

— Впервые вижу таких необычных Дедов Морозов.

— А ребят пока спроворишь, — сдвинула бороду на шею одна из девушек, — проще самим нарядиться. Мы как раз за своими Снегурочками идем, что-то они реально зависли со сборами.

— С Новым годом вас, — с энтузиазмом воскликнула ее подруга, — с новым счастьем! И здоровья побольше!

— Прекрасное пожелание, — ответила Наташа, — и вам того же желаю! С наступающим вас!

Возле «Дикси» на перекрестке с улицей Аммермана (Наташа поежилась; что-то не ладится у нее с этой улицей) двое моряков перекладывали большие пакеты с продуктами из тележки в багажник грузовой «Газели». На крыльцо взбежала женщина, на ходу обсуждая по телефону способ приготовления фаршированного гуся. Где-то хлопали петарды и доносился детский смех. А Наташа спешила к свидетельнице по делу, которое свалилось на них, как снег на голову… «Удачное сравнение, — молодая женщина подняла голову, глядя на крупные снежные хлопья, летящие с темного неба. — Как и с айсбергом…»

***

— Да заказали его, ясен перец, — шмыгнула носом Елизавета Архипова. Несмотря на свое горе и заплаканные глаза, она не забыла эффектно уложить свои золотистые кудряшки и щеголяла в угрожающе потрескивающем на ее аппетитных груди и бедрах розовом спортивном костюмчике с умопомрачительным декольте. И топик, и леггинсы сверкали и переливались в свете многочисленных гирлянд. «А я еще подкалывала Беллу за „цыганщину“, — подумала Наташа, — беру свои слова обратно, у нее вполовину меньше мишуры, чем у Елизаветы!».

Ей повезло, притом дважды. Елизавета была дома, взяв отгулы перед Новым годом. Она тоже смотрела недавний репортаж с презентации в Доме книги и узнала Наташу. После минутных ахов и охов Архипова впустила гостью в квартиру. Небольшая «двушка» в доме с окнами на Музей истории Кронштадта буквально изобиловала рюшами, кружевами, шелковыми подушечками, мягкими игрушками и всевозможными изображениями собак. Всего в этой квартире было «немного чересчур». На книжных полках теснились кулинарные книги, пособия по домоводству и цветоводству, сборники анекдотов, застольных песен и тостов и несколько полок со всевозможными ироническими детективами, набитыми, как сельди в бочку. Корешки книг были изрядно потрепаны — значит, все это читалось, и не раз. Непонятно как в это сборище иронизирующих писательниц затесались двадцать книг из серии «Армейский детектив».

— Даник подарил, — пояснила Архипова, увидев, как Наташа задержала взгляд на строгих корешках «камуфляжного» цвета с изображением голубого десантного берета, — сказал, харэ мутоту всякую читать, тут все получше расписано, как в реале.

Наташу совсем не порадовала эта похвала из уст все более малосимпатичного Богдана Гусева. И Елизаветин лексикон ее не удивил. Карамельная красавица, похожая на «блондинку в законе» из одноименного фильма, разговаривающая, как забулдыга из какой-нибудь «вороньей слободки», стала частым явлением. Мало кого коробил такой диссонанс. «Интересно, у себя в садике она тоже разговаривает, как мисс Дулиттл в первом действии „Пигмалиона“?»

Наташа подписала Елизавете свои книги, и беседа завязалась.

С Богданом Гусевым, или «Даником», как его называла Лиза, они встречались уже десять лет. Их отношения несколько раз прерывались — конфликты, два коротких замужества Елизаветы и бесконечные похождения Гусева на стороне. Каждый раз Елизавета горько плакала, думая, что все кончено. Но через месяц-два «Даник» снова звонил в дверь: «Ладно, зая, харэ дуться! Это у нас природа такая, одной бабы нам мало, и вообще, я же на тебя не дулся, когда ты замуж выскакивала!»

И обрадованная Лиза тут же кидалась варить Данино любимое заливное, параллельно успевая нанести макияж и переодеться во что-нибудь соблазнительное «секси такое, как Данечка любит… любил то есть». Рассказ Архиповой то и дело прерывался всхлипами и хлюпаньем носа: «Ой, Даник… Ну как же так?». И после целого часа слезливых воспоминаний и причитаний Елизавета вдруг выдала эту реплику…

— А кому и зачем было заказывать убийство Гусева? — спросила Наташа, обрадованная тем, что наконец-то услышала хоть что-то существенное.

Елизавета вытерла слезы бумажным платочком с ароматом бабл-гам и вздохнула:

— А то неясно! Кому-нибудь крутому хвост прищемил, вот его в Питер и спихнули. Загнали в самый отмороженный район, думали, там его гопота прирежет по-тихому. Да фига им с два, Даника так просто не возьмешь, видать, он чего-то реального нарыл, вот его и убрали…

— Я видела, как все случилось, — возразила Наташа, — это был несчастный случай. Они повздорили, Степанов ударил Гусева по руке, оба потеряли равновесие на скользкой дорожке, и Богдан Данилович ударился о пьедестал…

— Прям! — фыркнула Архипова. — Несчастный случай!.. Хренота!

Наташа решила слегка подтолкнуть собеседницу от причитаний и пустопорожних выкриков к рассказу по существу. Задачу ей облегчало то, что Лиза не выглядела особо умной.

— Я все видела и слышала, — повторила она.

— А что этому предшествовало, не знаете, — покраснела Елизавета. Даня тут многим был как бельмо на глазу. Он хотел, чтобы все по чесноку было, справедливо, он шваль всякую преступную не щадил, ну, нарушал иногда, типа, процессуальные нормы, зато у него порядок был! А есть такие люди, они не хотят честно жить, и если им кто мешает, они его живьем схавать готовы! Вы ведь знаете, небось: есть у нас тут одна распальцованная, со всеми вась-вась, во все кабинеты без стука входит, всем звездунам она бест френд и не подступись к ней. Что ты! От всего отмажут, везде прикроют, и все всё знают, а ни… не докажешь. Никто на нее и вякнуть не смел, а Даня посмел, — Архипова всхлипнула, — он думал, что реально сила в правде, как в том кино, помните, «Брат-2», Даня очень этот фильм любил… Да только жизнь — не фильм, ему и дали понять: ты на кого, мол, батон крошишь, на священную, блин, корову замахнулся, иди лучше, пьяных на 15 суток сажай да шпану уму-разуму учи и будь доволен. А он, ну, нашла коса на камень, решил, что хватит перед ней на задних лапках стоять, все боятся, а он докажет, что она, — Елизавета круто выбранилась, — и добьется, что ее в наручниках поведут. Ему и начали палки в колеса ставить, проверками и выговорами замонали. Вроде даже она сама к нему приезжала, ну, договориться по-хорошему, а Даня — человек прямой, сразу сказал, куда ей идти с ее деньгами. Он был простой, без этих всяких, ну, церемоний. А она, — сверкнула глазами Лиза, — как с цепи сорвалась, посадить его хотела. Но не вышло, так она Даню с работы «ушла» и из города выжила. Да еще подстроила так, что его в трущобы какие-то упекли, гопников гонять. Еще и сказала: мол, хоть бы его там поскорее прибили да в Обводный скинули, надоел, говорит, заноза в заднице, вот, — Архипова снова разразилась бранью. — Ну, Даня и понял, что против лома нет приема, и просто поезживал в Кронштадт, так, по родным местам, а ей и это не нравится, забоялась, с лица сбледнула. Вот и науськала, небось, этого бомжару, чтобы он Даню в темном парке подкараулил…

— Степанов вообще-то не бомж, — заметила Наташа, которую уже мутило от простонародной Лизиной скороговорки, бесконечных «говорит», «говорю» (у Архиповой получалось «грит», «грю»), от ее манер девицы из подворотни — любительницы пива, семечек и потных объятий с такими же полупьяными парнями. И неприятно было слышать, с какой злобой Елизавета говорит о Веселом поселке, представляя его чуть ли не клоакой. Да, конечно, там нет фешенебельного блеска, отличающего Невский проспект. Но и звания «трущобы» Поселок не заслуживает…

Она еще раз вспомнила свое мимолетное впечатление от Гусева в парке перед появлением Степанова. По манере держаться Богдан Данилович напоминал нахрапистого развязного парня, того самого спутника девочки из подворотни — любителя пива, футбола и скабрезного юмора. И как-то неладно на нем сидела маска борца за справедливость, которую ему усердно прилаживала Елизавета. И следователь Минский обмолвился о том, что у Гусева до перевода в Петербург была не лучшая репутация. И по обмолвкам и красноречивой мимике следователя, уходящего от прямых ответов на вопрос, причина перевода Гусева в Веселый поселок была очень некрасивой.

— Кто «она»? — спросила Наташа, прервав эмоциональную тираду Архиповой на полуслове. — Та влиятельная женщина, которая со всеми вась-вась и с которой боролся Гусев? Мне интересно, что это за донна Корлеоне в Кронштадте завелась.

— Да какая она, — Елизавета снова выругалась, — донна, блин? Местная одна, раньше, говорят, овца овцой была, трусов лишних не имела, в латаных ходила, нищета бесштанная, когда училась, картохой приторговывала, говорят, всех обвешивала, как борзота, сдачу вечно зажимала, удивительно, как ей гирей никто по башке не дал, всякое говорят, а теперь раскрутилась, ясно, говорят, каким образом, тьфу! — Елизавета еле сдержалась, чтобы не плюнуть по-настоящему, но пожалела розовый пушистый ковер. — Небось все диваны обошла, а теперь, блин, звезду врубила! Блин!

Наташе захотелось схватить Елизавету за шиворот и потрясти, чтобы та прекратила злопыхать и назвала имя таинственной антагонистки Гусева. «Может, хоть с ней разговор пойдет легче? С Архиповой беседовать — проще марш-бросок двадцать километров в зимней снаряге с полной выкладкой бежать… От нее пока чего-то толкового добьешься, умаешься!»

— Да есть у нас одна, — Елизавета скривилась, — учительница, блин, звезды она зажигает! То картошкой торговала, потом в школе работала, какой-то самой зачуханной, в районе Дамбы, а теперь, блин, Фабрику звезд открыла! По телику ее показывают, все шишки местные к ней на презентухи ходят, ученики ее, — Лиза добавила пару крепких слов, — в кино и сериалах мордами светят, — девица даже поперхнулась от злости, схватила и залпом выпила пол-литровую бутылку «Аква минерале». — Фамилия у нее самая простая была, то ли Чушкина, то ли Тютькина, а потом, блин, Амелиной заделалась! Графиня, блин! Тьфу! В школе работала, а в выходные в порту вертелась, — скривилась Елизавета, — с моряками шлялась. На зарплату-то учительскую не разгуляешься, а ей же, блин, хотелось жить красиво… Сейчас, блин, училку могут уволить за фотку в купальнике или за то, что она трусы покупает, а тогда, блин, всем пофиг было, что она мужиков в порту ловила! Мне Даня рассказывал, она, говорят…

— Лора Амелина-Фурштадтская? — догадалась Наташа. — Из школы «Райзинг»? — она вспомнила передачу, которую они с Беллой краем глаза смотрели по местному каналу. Фамилия «Амелина» была именно оттуда.

— Во, вам премию надо, что ее фамилию без запинки выговорили, — восхитилась Лиза, — во зафигачила, язык сломать можно! Да, она самая. Школу она основала, звезды зажигает, — повторила Архипова с застарелой злобой, — кузница талантов, как же!

— А разве нет? — спросила Наташа. — Это неправда, насчет выпускников, ставших знаменитыми на сцене или экране?

— Ха! — усмехнулась Лиза. — Это все сказочки, что любая босота может с улицы прийти, честно учиться на пятерки и потом на Манхэттене с Деми Мур делиться секретами! Лорка только блатных продвигает, чьих-то деточек, когда надо с родителями влиятельными законтачить, она и давай его сыночка или дочку продвигать! Ах, талант, ах, перспективы! Фи! Или тех, кто ей бабки хорошие подкинул. А если ни блата, ни денег — то ей угождать надо по-всякому, в задницу целовать! А если ни блата, ни денег, и в ножки ей не кланяешься — то вылетишь кувырком со всеми своими пятерками и талантами, и фиг тебе, а не Манхэттен! Там целая наука, как, типа, неугодного выжить: замечаний накидают, двояков поналепят — и коленом под зад: иди, мол, рылом не вышел… — в голосе Лизы прозвучала обида, и Наташа догадалась, что неспроста Архипова с такой яростью говорит о «Райзинге» и владелице школы. «Блата не было или денег? Или угождать Амелиной-Фурштадтской не захотела? Или просто способностей и усердия не хватало? Ты думала, что легко и без всяких затрат взлетишь в „звезды“? А не вышло. Без труда не вытащишь и рыбки из пруда, народная мудрость. Вот и злобится теперь. И наверное, потому она так восхищается своим Богданом: ведь он хотел заковать в наручники ненавистную „Тютькину или Чушкину“, которая посмела исключить ее из школы. Если бы „Лорку“ и впрямь повели под конвоем, Архипова считала бы это торжеством справедливости: мол, хозяйка „Райзинга“ получила по заслугам за то, что не захотела сделать из Лизаньки суперстар!»

— Реально, так и есть, — словно прочитала ее мысли Лиза, — там страшные вещи творятся, в школе этой, мне Даня рассказывал, но без подробностей, сказал, типа, не мое дело…

— А зачем женщине такого уровня нанимать для расправы с неудобным человеком простого водителя? — задумчиво спросила Наташа. — У нее ведь есть и возможности, и связи для того, чтобы найти профессионального исполнителя.

— У нее спросите, — огрызнулась Архипова.

— И как могут быть связаны хозяйка школы актерского мастерства, и водитель автобуса?

— Да чтоб его на зоне прибили, — жалостно взвыла Архипова, начиная сморкаться в очередной ароматный платочек, — урод! Его дочурка, лягушка бездарная, тоже намылилась актрисой стать, но ведь тупая же и страшнее Аленки, вот и пролетела. Говорят, с горя квасит не просыхая на пару с папашкой. От него жена свалила, он до сих пор бухает, и дочка такая же…

«Да, словно мухи тут и там, ходят слухи по домам, — вспомнила песню Высоцкого Наташа, — это уж точно. Вот уже и из Василисы алкоголичку сделали…»

Наташа помнила недавний скандал вокруг памятника народной героине в Нововоронеже. Из-за какой-то деформации металла лицо девушки получилось пугающим, и после шквала негодующих обращений граждан скульптуру демонтировали. Но сравнить с этой «Аленкой» Василису можно было только от большой злости или невеликого ума. И работница автомастерской на алкоголичку не была похожа. Детство Наташи прошло в Крыму, на родине виноградников и агрофирм, и любителей горячительного девушка научилась распознавать с детства.

— Так ее папаша все подкаты делал, — шипела Лиза, — хотел, чтобы его лягушку в школу взяли, готов был Лорке ноги мыть и воду пить. Небось, она ему и закинула: мол, уберешь Даню, будет твоя чучела в кино, он и побежал, из штанов выскочил! Думал, реально все шито-крыто будет. Да Бог шельму метит, — злорадно сказала девица, — говорят, когда от ментов убегал, навернулся, весь переломался, башкой долбанулся, лежит теперь овощем и под себя делает. Мамаши в садике с утряка терли, — пояснила Елизавета.

Наташа поразилась тому, какие изменения претерпевает информация, переходя из уст в уста. В армии приказ или доклад, который надлежало передать через несколько звеньев, повторялся дословно. А кумушки вроде Архиповой любили способ передачи информации, который мама называет «Не дослышит, так добрешет». Состояние Егора Степанова опасений не внушало, вывих ему вправили, а инфаркт не подтвердился. А местное «сарафанное радио» уже разнесло весть, будто он «лежит овощем и ходит под себя».

— А что произошло у вашего друга с дочерью Степанова? — спросила Наташа. — Я слышала в парке, что Степанов спросил: помнишь, мол, мою дочь? А Гусев ответил: пусть радуется, что легко отделалась. О чем они говорили?

— Без понятия, — пробормотала сразу побледневшая Елизавета, отводя глаза. — Реально, чесслово, мамой клянусь, не знаю. Все она врет, сроду бы Даня на такое уродище не позарился…

Наташа внимательно посмотрела на Архипову. Похоже, девушка что-то знает и боится своей осведомленности. И из нее сейчас слова не вытянешь.

***

— Она что-то знает, — сказала Наташа, рассказывая Белле о встрече с Елизаветой. — Но боится до оторопи. Вот только не знаю, чего. Или кого. О хозяйке артистической школы она вывалила мне полный набор сплетен местного агентства ОБС, о Василисе наврала с три короба, а когда я спросила о конфликте Гусева со Степановыми, замолчала, как обрезали, и начала клясться, что ничего не знает.

— Позже прижмем ее еще раз, — сузила черные цыганские глаза Белла. Свою яркую экзотическую красоту она унаследовала от бабушки-цыганки. — Посмотрим, долго ли она против меня продержится.

— Конечно, хозяйка актерской школы не «заказывала» Гусева Степанову, — вслух размышляла Наташа, — мы видели, что встреча была случайной и Егор Павлович не ожидал увидеть Богдана в парке. Другое дело, что он не жалеет о случившемся и говорит, что Гусев слова доброго не стоил. И по словам Елизаветы, получается, что гибель бывшего оперативника из местных органов на руку Амелиной.

— Ходили какие-то слухи, связанные с ее школой, — припомнила Белла, — но я не вникала. У меня тогда роман с Вяземским кипел и бурлил, а потом история с тобой началась… Не до того было, чтобы новости местные отслеживать. Ничего, сейчас инфу нарыть нетрудно, в наш век высоких технологий, — жизнерадостно сказала Измайлова, — в одном только открытом доступе много интересного можно выудить, а если еще знать кое-какие потайные закутки интернета… Да и при помощи адвокатской «ксивы» легко разговорить нужных людей и убедить их в том, что человек человеку друг и друзьям надо помогать. Жизнь такова, что на всякий случай адвоката лучше не огорчать: вдруг завтра понадобится!

Пока Белла звонила своим знакомым из нужных ведомств, Наташа включила лэптоп и зашла в поисковик. Сайт «Райзинга» ничем не отличался от сайта любого другого специализированного учебного заведения: информация, контакты, форум, онлайн-приемная, реклама… Навицкая забила в поисковик имя владелицы школы. Интересно, что правда и что ложь в эмоциональном рассказе Архиповой? Неблагополучное детство, торговля овощами, «подработка» в торговом порту… Конечно, обозленная Лизавета могла и приврать. Но эта ложь была перемешана с правдой…

«Девичья фамилия: Чумишкина», — прочитала Наташа и хмыкнула; хоть в одном Елизавета не солгала. Такую фамилию любая женщина захочет поменять. Так, что там дальше?

Но в открытом доступе по официальным каналам информации было мало. Скупые сведения о работе преподавателем географии и биологии в средней школе 16 квартала и кратковременное замужество с корифеем петербургской сцены и режиссуры, обласканным всеми властями Вячеславом Фурштадтским. Молоденькая учительница из Кронштадта стала последней любовью убеленного сединами артиста и режиссера, и якобы, чувство было взаимным. Тогда же, перед свадьбой, Лора и сменила неблагозвучную фамилию на Амелину, а после свадьбы прибавила к ней звучную фамилию мужа. «Райзинг» она открыла в родном городе, исполняя последнюю волю мужа. Вячеслав очень хотел открыть училище для юных талантов, жаждущих играть на сцене или в кино, но не успел…

Наташа открыла страничку о Вячеславе Фурштадтском в Википедии и покачала головой. История далеко не оригинальная, когда знаменитый (и состоятельный) мужчина на склоне лет встречает молодую чаровницу, и у них вспыхивает страстный роман, а потом — «картина „Неравный брак“ вживую», — как говорит острый на язык Ефим. Через шесть лет после свадьбы Лора осталась вдовой и единственной наследницей мэтра питерского искусства. Наташа решила, что более подробную информацию об этом лучше поискать по «каналам сплетен». Она смотрела в юности фильм «Люди в черном» и хорошо запомнила поучение агента Кея: лучшие источники оперативной информации — «желтая пресса». И ведь прав был киногерой!

В официальном сегменте Интернета мелькали все больше хвалебные или явно проплаченные материалы о школе, интервью с ее руководством, преподавателями и успешными выпускниками. Не найдя ничего интересного на первой странице, Наташа перевернула ее. «Обычно считается, что самая полезная информация всегда выходит первой. Но не в этом случае. Мне нужны именно слухи, кривотолки, скандалы. Надо просмотреть их и отделить пироги от мух. Нес потолка же Архипова взяла все, что вывалила мне! Она обмолвилась, что в школе происходили „страшные вещи“. И непритворно испугалась, когда я начала задавать слишком неудобные вопросы. Надо поискать в других источниках, может, там я узнаю, в чем причина столкновения Гусева со Степановыми и владелицей „Райзинга“…»

Наташа просматривала вторую страницу. Там были или неполные совпадения, или молодежные форумы, на которых обсуждались школа и методика преподавания.

А вот и упоминание о торговле овощами в юности. «Вечно сдачу недодавала, — делились воспоминаниями люди, якобы помнящие юную Фурштадтскую, — недовешивала внаглую. Бывало купишь пять кило картошки, дома перевесишь: всего четыре! Ты к ней, а она в ответ: может, вы дома килограмм отсыпали себе в суп, а теперь права качаете. И не докажешь ведь ничего…» Кто-то поведал о том, что в начале лихих 90-х Лора, тогда еще Чумишкина, увлекалась платными уроками. Делалось это по виртуозно отработанной методике. Выбранную жертву Чумишкина заваливала двойками и замечаниями: «Ленив, невнимателен». А потом вызывала в школу родителей. Напугав их перспективой второгодничества и ПТУ после восьмого класса, она предлагала помощь; разумеется, небескорыстно.

«Да она ходила упакованная по полной, и прикид имела, и украшения, — сказала одна из комментаторш темы, — еще хвасталась перед коллегами: мол, надо уметь правильно жить, и все у тебя будет в любое время».

Наташа хорошо помнила, о чем идет речь. Она училась в школе как раз в те самые 90-е годы и знала, что многие учителя так подрабатывают к своей невеликой зарплате — дают частные уроки или открыто объявляют сборы денег: на подарки, утренники, ремонты класса и так далее. Наташе пришлось наблюдать в восьмом классе, как ее соседку по парте, тихую пугливую девочку, дочь матери-одиночки, классная руководительница затравила из-за того, что та не может вносить свою долю. Зарплата санитарки в больнице в те годы была такова, что мать и дочь жили чуть ли не впроголодь, а о том, что такое новая одежда или обувь, вообще забыли, покупая самые дешевые вещи в секонд-хенде. Выражений учительница не выбирала, почти каждый раз доводя девочку до слез. Одноклассники же корчились от смеха. Наташа уже в детстве была борцом за справедливость и однажды не выдержала, встала из-за парты и возмущенно высказала все, что думает об этой травле и о том, что ее товарищи смеются вместо того, чтобы заступиться за одноклассницу. В те годы власть учителя в классе была практически неограниченной; о правах человека и тем более — ребенка слыхом не слыхивали, и учительница оторопела, получив такой отпор от ученицы, а одноклассники пристыженно затихли, пряча глаза. Наташа и в отрочестве не признавала непротивленческих постулатов «Плетью обуха не перешибешь» или «А что тут поделаешь, она же власть, надо смириться». Скандал был громкий, но Наташе удалось найти управу на злобствующую педагогиню.

Наташа открыла следующую ссылку. А вот история о том, как Лора воевала с родственниками мужа за его наследство… Почти детективный роман. Надо сохранить в читалку и детально ознакомиться. «Ну и щучка!»

— Ну и фрукт, — почти в унисон ее мыслям сказала Белла, опустив телефон. — Уфф, ухо онемело!

— Узнала что-то?

— Да. Василиса действительно училась в «Райзинге» два года. А потом была отчислена по состоянию здоровья. В 2014 году. А Гусева осенью того же года перебросили в Питер, сняв одну звездочку с плеч.

Она замялась, вертя в руках золотую зажигалку с гравировкой, подарок мужа.

— И еще, Наташ, — после паузы сказала она, — ходит слух, будто бы Василису отчислили не из-за болезни, а из-за того, что на нее собирались возбудить уголовное дело… Специально сделали официальную версию такой, чтобы не портить девушке биографию.

— А из-за чего? — изумилась Наташа.

Белла посмотрела на часы.

— Думаю, через час узнаю, — сказала она, — представляешь, человек, на которого я вышла по своим каналам, оказался моим бывшим одноклассником! Он сейчас занимает высокий пост в местных органах, и назначил мне встречу в «Норде» на Ленина!

Белла остановилась перед зеркалом, поворачиваясь то в фас, то в профиль и потряхивая роскошной копной черных волос. Выгнувшись, чтобы посмотреть на свое отражение со спины, Белла продолжала:

— В школе он все время дразнил меня Атаманшей, помнишь мультик о Бременских музыкантах? Там разбойничьей шайкой руководила очень экзотичная дама… Все предлагал «взять карты в руки, погадать на короля». Интересно, что он сейчас скажет!

— Белла, я не на острове в Голубой лагуне росла и тоже в детстве любила мультики, — улыбнулась Наташа, — и разбойников из «Музыкантов» помню. А что это ты так прихорашиваешься? Видел бы тебя Ефим.

— А пусть Коржик посмотрит, какова сейчас «бяка-бука», — Белла придирчиво перебирала «махрушки» для волос, — вот наградил же Бог гривой, все заколки ломаются! Хожу с махрушками, как девчонка!

— Зато махрушки у тебя очень стильные, — успокоила ее Наташа.

— Летом бы обруч надела, — Белла стянула волосы в тяжелый «хвост» алой «махрушкой» с золотыми стразами, — тот, из Каталонии… Смотрится — шикардос! Но сейчас, под шапкой, он все равно съедет. И будет у меня прическа «я упала с самосвала»…

— А разве у твоей киношной тезки не такая? — поддела подругу Наташа, зная, что Белла — многолетняя фанатка эпопеи о Гарри Поттере.

— Это было бы слишком даже для меня, — ответила Белла, — я все же на деловую встречу иду. Ну, как?

В алом свитере и узких черных брюках, с умело нанесенным «золотистым» макияжем Измайлова выглядела очень эффектно.

— Думаю, что твой Коржик пожалеет о том, как дразнил тебя в школе, — ответила Наташа. — Выйдем вместе. Я попробую толкнуться в «Райзинг», провести разведку на местности. Он как раз неподалеку от проспекта…

— Да, нам по пути, — ответила Белла. — Только вот застанешь ли ты там кого-нибудь?.. Сейчас все больше по дистанту учатся, и праздники на носу, может, школа уже закрыта.

— Попытка не пытка, — Наташа провела расческой по коротким густым волосам. — Пошли. До «Норда» не так уж и близко, а до Андреевской — еще дальше.

— А мы по Макаровской угол срежем, — Белла щедро обшикалась горьковато-терпкими духами, — да и к тому же, я, как дама, имею право опоздать на четверть часа!

На улице Наташа рассказала Белле анекдот:

— Запыхавшаяся дама подбегает к парковому сторожу: — Вы не видели тут моего мужа? Мы договорились встретиться в беседке два часа назад, но я слегка припозднилась! — Как выглядит ваш муж, мадам? — спрашивает сторож. — Думаю, синий от злости!»

Белла рассмеялась:

— Ну, это чересчур даже для меня… Но когда приходишь раньше и ждешь кавалера, прыгая по морозу, действительно чувствуешь себя дурой… ай, Навицкая, я же не тебя имела в виду! Ну, ты мне ответишь за этот снежок!

Сверкая и переливаясь, наспех скатанный снежный шарик рассыпался по черному пальто Наташи.

— Вот тебе! — звонко рассмеялась Белла и отряхнула от снега свой пуховик.

— А потом, — добавила она, — зайду к Архиповой. Ты ее расшевелила и, думаю, я смогу ее дожать, пока она в растрепанных чувствах!

***

В сумке у Беллы зазвонил телефон. Измайлова остановилась, отыскивая его, и в открытый ридикюль тут же посыпались крупные снежинки. Зловредный гаджет все не находился, продолжая распевать голосом Земфиры:

— Сказки мои любимые не читаешь, мне на ночь,

И я топаю на крышу.

Холодно, голо, антенны качает,

Последний троллейбус в депо не встречают…

— Что, Измайлова, наконец-то я приохотила и тебя к нормальной музыке, — сказала Наташа, наблюдая за поисками. — Все лучше, чем попсню всякую фиговую ставить…

Белла еще раз чертыхнулась; песня из сумки оборвалась на полуслове.

— Ладно бы еще прежние телефончики, размером с зажигалку, — проворчала Измайлова, — это они вечно терялись, но куда может завалиться в сумке такая здоровая дура, как смартфон? Да я часто меняю рингтоны, под настроение. В Питере перед отъездом у меня был «Петербург — Ленинград».

Телефон наконец-то нашелся. На экране Белла увидела пропущенный вызов Алексея Строкова и тут же перезвонила ему.

— Мы в больнице, — сообщил юный адвокат, — Василиса привезла отцу продукты и все необходимое. Нас не пустили, а все покупки сейчас проверяют и санитайзером обрабатывают.

— Ясно, — ответила Белла, — что-то еще?

— Да. Нам сказали, что мы зря такие торбы привезли — Егора Павловича хотят завтра-послезавтра перевести в СИЗО, в Колпино или Горелово…

— Они что, авадакедавра, совсем отшиблись?!

От гневного вопля Беллы стайка подростков, хохочущих около Мареографа, изумленно примолкла и уставилась на Измайлову.

— Ну, — забормотал Алексей, — следователь считает, что Егор Павлович может находиться вне стационара, его состояние не внушает опасений, и дальнейшее пребывание в больнице не обязательно… Завтра суд, будут меру пресечения избирать.

— Спасибо, Алексей, что сообщили, — голос Беллы опасно понизился на одну октаву. Так обманчиво затихает ураган перед тем, как взвыть в новом, свирепом, порыве, ломая деревья и круша дома. — Где? Во сколько?

— В суде, на Карла Маркса, в десять часов, зал номер… Число присутствующих в зале ограничено.

— Ясен пень. Удобная вещь этот коронак; под него что угодно спишется. Ладно… Теперь я тоже официально работаю с этим делом, и пусть только попробуют не пустить меня в зал! Я им тогда устрою танцы с волками на льду! Сами под суд пойдут!

***

— Молодо-зелено, — Белла убрала телефон в сумку, — всему его учить надо. Минский спешит поскорее спихнуть Степанова в изолятор потому, что не хочет заморачиваться перед праздником. В СИЗО ведь за заключенного отвечают работники ФСИН, а пока Степанов в спецблоке больницы, ответственность лежит на следователе. А Минский не хочет, чтобы, случись что, ему шею намылили. И плевать ему, что у человека были тяжелый вывих и подозрение на инфаркт — лишь бы до праздника сбагрить обузу и спокойно гулять в выходные.. А этот лопушок Алеша — нет, чтобы вспомнить, чему его учили в вузе, давай сразу мне звонить, задавать извечные вопрос «что делать». А если бы не я? Ладно, я им завтра в суде задам чертей, — зловеще пообещала Белла.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответила Наташа, — и согласна с тобой: просто варварство — отправлять человека из больницы в изолятор, когда он еще встать не может. У меня тоже бывали вывихи, и я знаю, что это такое. Хоть бы пару недель дали ему отлежаться!

— Считают, видите ли, что, если угрозы для жизни нет, то пребывание в стационаре не нужно, — возмущалась Белла, — авадакедавра, других слов у меня просто нет!

Они вышли на проспект Ленина и ускорили шаг. В спину со стороны Биржевого канала бил холодный ветер, проникая даже под теплую одежду, за шиворот и пытаясь добраться до ушей под шапки.

Увидев впереди уютно переливающуюся яркими огнями витрину «Севера», Белла остановилась, чтобы отряхнуться от снега и достать маску.

— Странные ограничения, — заметила Наташа, — без маски в кафе не пустят или обслуживать откажутся. Но ведь чтобы съесть заказ, ее все равно придется снять… И где тут логика?

— Фима ответил бы в рифму, — фыркнула Белла, — он тоже эти «намордники» высмеивает нещадно. Разве ты не знаешь последние новости, Навицкая? Оказывается, короныч, как добропорядочный зомби или вампир, активируется исключительно после 22 часов. До этого времени он ничем не угрожает посетителям общепита, тем более если они уже сделали заказ!

— Диалог двух собак на площадке для выгула, — пошутила в ответ Наташа. — "- Смотри, все люди в намордниках! — Да-а! Поймут теперь, каково нам!».

Они рассмеялись.

— Народ не унывает, — комментировала Белла, — так же остер на язык. И правильно, нечего вешать нос!

— Народное творчество нравится мне больше, чем юмор в СМИ, — заметила Наташа. — Все эти опухшие от безделья «ответственные граждане» в мятых «семейках»; девицы в стрингах и масках, «второй медовый месяц» и «очереди за маткапом к 2021 году», и шуточки насчет того, что карантин ввели для прироста рождаемости… Произошел естественный отбор: неудачные шутки забылись через несколько дней, а когда кто-то удачно сострит на злобу дня, эта шутка повторяется, запоминается и, может, войдет в историю народного фольклора. Белла, это не твой ли школьный антагонист у окна?

— По времени вроде он. А внешне узнать трудно. Я его уже лет 15 не видела.

За столиком у расписанного елочками, снежинками и оленями окна кафе-кондитерской восседал представительный мужчина в твидовом костюме, джемпере и очках, что-то просматривал в телефоне и размешивал сахар в чашечке с кофе. Потом он посмотрел на часы и выглянул в окно.

— Андрюха, — прошептала Белла, увидев его анфас, — кто бы мог подумать! А я думала, что он все такой же трясолоб, как в школе.

— Он теперь занимает высокий пост, — Наташа тоже с интересом рассматривала мужчину в твидовом костюме, — а это на многих влияет. Ноблесс оближ. До встречи!

За ее спиной звякнул колокольчик. Белла скрылась за дверью «Севера». Наташа слегка позавидовала ей: до Андреевской улицы, где находилась школа «Райзинг», нужно было еще дойти. И вспомнила, что в прошлом году пропустила двадцатилетний юбилей со дня окончания школы. Пришлось звонить и поздравлять одноклассников по скайпу из Воркуты, где они с Улановым участвовали в сложной многоходовой комбинации, помогая Ефиму вывести на чистую воду ключевого свидетеля обвинения в очередном запутанном процессе… «Пара сумасшедших трудоголиков, — думала Наташа о себе и муже, — у нас ведь в ноябре была пятая годовщина свадьбы. И что? Тоже по скайпу друг друга поздравляли. Витя умчался на процесс в Магадан, а я сидела в архиве, работая над очередной книгой с экскурсом в историю Петербурга… А встречу выпускников этой весной отменили. Может, в новом году уже можно будет провести мероприятие. Скайп и зум — это не то, что живое общение…»

Наташа увидела впереди величественный трехэтажный особняк с эркером и колоннами и сразу узнала его; именно этот фронтон появился в начале передачи о школе актерского мастерства… Золотые буквы «Rising», декорированная россыпью золотых и серебряных звезд, ярко светилась даже через белую муть и ранние зимние сумерки.

Наташа потопотала ногами на ступеньках, сбивая с сапог снег, поднялась по щетинистому покрытию гранитного крыльца и позвонила в домофон.

***

— Извини за банальность, но как тесен мир, — Андрей Корин поднялся навстречу Белле. — Ко мне обращается сотрудница великого и ужасного Когана и оказывается моей одноклассницей!

— Ой-ля-ля, Ой-ля-ля,

Погадать на короля, — пропела Белла, расстегивая пуховик, — помнишь?

— А как же, — Андрей принял у нее верхнюю одежду. — Позволь за тобой поухаживать в качестве компенсации за то, что отравлял тебе жизнь в школе, — он аккуратно повесил пуховик на стилизованную под старину вешалку в углу. — Вот дурак был, да?

— Двадцать лет прошло, ты прикинь, — Белла перед зеркалом поправила волосы, придирчиво осмотрела брюки и свитер и с удовольствием отметила, что фигура у нее снова безупречная, а бедра в черных брючках кажутся почти мальчишескими.

— С ума сойти, — Андрей отошел к стойке, рассматривая меню. — А мы даже юбилейную встречу провести не смогли из-за карантина этого дурацкого. Обидно как-то, — он потер ухоженную «модную» щетину на щеке, — школота тусуется, и никаких им запретов, как сидели на поребрике или в подворотне, так и сидят… А мы, взрослые люди в чинах, должны ждать, когда нам скажут «можно».

— Не могли же мы тоже сесть на поребрик, — ответила Белла, — взрослые люди в чинах в подворотнях с бутылками не тусуются. Это малолеткам все равно, где побеситься, а нам условия нужны.

Уютный зал «Норда» был маленьким, но очень симпатичным. В воздухе витали ароматы кофе, шоколада и ванили. За стеклом соблазнительно выстроились торты и пирожные. Мерцала и переливалась елка у входа в углу.

— Что закажешь? — галантно спросил Андрей, когда к ним подошла улыбчивая девушка-буфетчица.

— Тут отличный шоколадный чизкейк, — ответила Белла, — и еще макаруны. А к ним кофе, эспрессо. Двойной, — уточнила Белла, вспомнив, что после встречи с Кориным хочет навестить Архипову. Судя по рассказу Наташи, перед встречей с подружкой покойного Гусева нужно хорошо подзаправиться…

— Ого! Наш человек… — одобрительно покивал Андрей и передал буфетчице заказ Беллы. Себе он взял эклер и порцию обычного эспрессо.

Из вихрастого долговязого паренька он превратился в солидного, чуть полноватого мужчину. Стрижка явно была сделала в хорошем салоне; лицо холеное, очки — в модной и недешевой оправе, и даже руки безупречно ухожены. Бывший школьный «клоун погорелого театра», как называла Андрея замученная его выходками классная руководительница, изменился до неузнаваемости. Теперь это был вальяжный и немного высокомерный чиновник на руководящем посту.

— Сейчас у прекрасного пола в тренде всевозможные латте, — сказал Корин, вернувшись за стол, — а я не могу себе представить, как можно пить с удовольствием эту смесь молока, сиропа, еще Бог весть чего и пары капель арабики. И наконец-то я встречаю даму, которая, как и я, всем новомодным ухищрениям предпочитает старый добрый эспрессо!

Они еще немного поболтали, вспоминая школьные годы, одноклассников. Потом им принесли заказ, а в зал вошла пожилая супружеская пара и начала придирчиво выбирать торт к новогоднему столу, дотошно расспрашивая буфетчицу обо всех выставленных на витрине образцах, сроках приготовления и годности. Андрей негромко спросил у Беллы:

— Так о чем ты хотела узнать?

— О Василисе Степановой, — так же тихо ответила Измайлова, и уточнила:

— Ученица актерской школы «Райзинг». В 2014 году на нее собирались завести уголовное дело, но ограничились тем, что отчислили девушку из школы якобы по состоянию здоровья.

— Да, — Корин потер переносицу. — Я помню эту историю.

***

Ожидая, пока ей ответят, Наташа осмотрелась. На парковке сбоку от особняка выстроились в ряд несколько машин. Среди них особняком выделялся «Мерседес» «Luxury in Motion». На ограде парковки была прикреплена грозная табличка: «Только для преподавателей». Наташа вспомнила анекдот: «Табличка в университетском гардеробе: «Крючки только для преподавателей!». Рядом от руки приписано: «Можно также повесить пальто».

Хихикнув, Наташа позвонила в дверь еще раз.

Наконец-то она услышала за массивными дубовыми створками реакцию на свои звонки. Донеслись чьи-то шаги; обрывки фраз — «никого не ждем… какая-то девушка» и смешки. Потом шаги удалились и снова все стихло. «Хорошо же тут встречают посетителей, — подумала Наташа, — а если я пришла, чтобы поступить к ним на коммерческое отделение или пристроить сына или дочь?.. Они так всех желающих распугают! Тут что, режимная зона, что ли? Дверь не открывают и еще ржут за дверьми… Или они уже так Новый год встречают, что стыдно и на глаза показаться?» — от досады Наташа пнула колонну, и тут ожил домофон.

— Вы что делаете? — раздался сварливый женский голос. — С виду приличная, а хулиганите!

— А почему вы не открываете и даже не отвечаете на звонки? — спросила Наташа. — Откуда вы знаете — может, я поступать пришла! А после такого «теплого» приема…

— А потому, — злорадно ответил домофон, — что в связи с эпидемиологической обстановкой действует режим повышенной готовности и все посещения учебного заведения — только по предварительной договоренности. И поздновато вы пришли поступать, женщина, набор у нас был в сентябре! И уже давно закончен, до лета!

— Вы играете в хабалку или такая и есть? — вспылила Наташа, которая ненавидела, когда ее называли «женщина» или «мамаша». — Вы так распугаете всех желающих у вас учиться. Местом своим дорожите?

— Сказано: посещения по предварительной записи, — огрызнулась вахтерша, — и вообще, какое поступление? Новый год на носу, скоро школа на каникулы уйдет! И без маски, — припечатала она. — Не положено!

«Ладно… Прорвемся. Лагерь террористов штурмовать труднее было, и то я справилась, — Наташа отошла от домофона, и услышала, как за ее спиной открывается тяжелая створка. В морозном воздухе потянуло ароматом дорогих духов. На крыльцо вышла стройная дама в длинной серебристой шубе. Это была Лора Амелина-Фурштадтская, директор и владелица «Райзинга», Наташа сразу узнала ее лицо, отметив, что на фото в интернете оно не подретушировано — Лора Яковлевна и в жизни выглядела превосходно. Дама на ходу достала брелок, нажала на кнопку. «Мерседес» на парковке мигнул фарами и пискнул в ответ.

«Надо как-то заговорить с ней, — подумала Наташа. — И так, чтобы она меня не послала и не слилась. Но как?..»

И тут случилось непредвиденное.

Перемахнув через забор парковки с улицы, на капот «Мерседеса» прыгнул какой-то парень в капюшоне. Матерясь, он пнул по лобовому стеклу. Потом соскочил и бросился наперерез Фурштадтской. В руке у него блеснул металл. За спинами женщин взвыла сигнализация и заполошно заорала вахтерша: «Охрана! Охрана! Да что же это, Боже?»

Армейские навыки сработали. Удар снизу по предплечью, подсечка, и агрессор с разбега зарылся лицом в снег. Кастет отлетел в сугроб. Парень подвывал и матерился от боли. Наташа выкрутила ему руку и прижала коленом к земле.

К ним уже бежали двое дюжих ЧОПовцев. Они перехватили задержанного, а за углом уже завывала, приближаясь, полицейская сирена.

— Кажется, вы спасли мне жизнь, — сказала бледная от ужаса Лора Яковлевна.

***

— Я помню эту историю, — Андрей снял очки, помассировал переносицу и посмотрел в окно. На улице снова повалил густой снег и казалось, что уже наступили сумерки. — Дело вышло громкое. За девушку вступилась школа, блюли честь заведения, а оперативник, который принял дело, жаждал доискаться до истины.

— Так за что на Василису хотели завести дело? — нетерпеливо спросила Белла, забыв даже о любимом торте.

— Они тогда ездили с группой на гастрольный чес на Черноморское побережье, и на обратном пути в рюкзаке Василисы оказался сверток с наркопрепаратом. На вокзале обнаружили, уже в Питере. Служебная собака унюхала. Заподозрили, что она везла товар на реализацию, задержали девчонку, стали трясти, она уверяла, что понятия не имеет, откуда это взялось в ее вещах. Кстати, это было похоже на правду: на пакете не нашли ее отпечатков пальцев. И лежал он в наружном кармане рюкзака, легко могли незаметно расстегнуть «молнию» и сунуть, дело секундное. Ее отпустили, но здесь в нее вцепился местный опер, он давно искал, кто в город «дурь» поставляет, и решил хоть треснуть, но раскрыть эту сеть. Поэтому он и задержал Степанову и начал ее раскалывать: где взяла, кому везла. Задержал ее на трое суток, но тут возле ее дома взяли одного субчика, за которым уже давно люди из наркоконтроля охотились; одна бдительная соседка звякнула в отделение, когда он пытался в форточку к Степановым влезть. Он сознался, что вез «ценный груз» и от греха подальше сунул его соседке в рюкзак, а теперь хотел забрать. Василису выпустили, но у нее нервный срыв случился, пыталась покончить с собой, месяц лежала в клинике неврозов, а оперативника выдавили из Кронштадта. Директор школы, где училась Степанова, обозлилась на него, а к ее мнению на Котлине прислушиваются.

— Я в курсе, — кивнула Белла. — А ты слышал, что произошло на днях?

— А что случилось? Извини, не слышал. Конец года, горячая пора, подведение итогов, заседания, вожение мордой об стол — бывает некогда следить за новостями.

— Этот оперативник приехал в Кронштадт к своей подруге на Новый год и погиб, — Измайлова поведала о происшествии в Екатерининском сквере.

Андрей слушал молча, допивая свой кофе.

— И ты защищаешь Степанова, — сказал он. — Я угадал?

— Да. Потому, что это был несчастный случай, я сама это видела. А следователь шьет ему «сто пятую», зная, что у Егора Павловича с Гусевым давние счеты были. А госзащитник — салага, воробей необстрелянный, один не вытянет дело.

— Салаги сейчас есть такие, что и нас кой-чему научат, — заметил Корин.

— Этот не из таких. Я бы сказала, тургеневский юноша, тихий, интеллигентный, лишний раз голоса не повысит, глотку драть и локтями работать не умеет.

— У тебя быстро научится, — улыбнулся Андрей, — как в «Ералаше»: 2Научи плохому!». Я наслышан о работе господина Когана и понимаю, почему он принял тебя в свою гвардию.

— Степанов при встрече спросил Гусева: «Помнишь мою дочь?», — вспомнила Белла. — А тот ответил: «Пусть радуется, что легко отделалась!»

По лицу Корина пробежала гримаса отвращения.

— Легко, нечего сказать, — он замолчал, вылавливая кусочек имбиря из чашки и старательно отводя взгляд, но Белла уже навострила уши:

— Что они имели в виду?

Андрей молчал. Потом сказал:

— Белла, я все понимаю, работа у тебя такая, клиента вытаскивать… Но и ты нас пойми, мы стараемся не выносить сор из избы. И если кто-то из наших что-то натворил, мы и разберемся, и накажем. Но от общественности постараемся это скрыть.

— От чего у Василисы случился нервный срыв? — настаивала Белла. — Я с ней беседовала. Она не производит впечатления кисейной барышни, способной захворать от огорчения или хвататься за таблетки или веревку, если ей не купили модные джинсы. А после задержания на трое суток она пыталась наложить на себя руки и лежала в клинике.

— Гусев перестарался, — нехотя выдавил из себя Андрей, — подозревал, что наркотики с юга возят студенты «Райзинга» по приказу чуть ли не самой Фурштадтской. Вроде бы за хороший диплом и продвижение после выпуска они готовы выполнить все, что им прикажет владелица школы. Извини, но Гусев просто помешался на желании разоблачить ее, всем мозг вынес. И когда ему в руки попала эта девочка, Василиса, впился в нее, как клещ, хотел выбить признание, что привезти сверток ей поручила Лора Яковлевна. Ну, и пережал пружину, подробностей не знаю… Но после этого он попал всерьез. Лора Яковлевна задействовала все свои связи, чтобы его удалили с Котлина. До тех пор она молчала и игнорировала его наезды, для нее они были не страшнее осенней мухи.

— Но и назойливая муха может задолбать или разнести на своих лапках микробы, — заметила Измайлова.

— Так и вышло… Дело замяли по-тихому. Степанова заявление в полицию не подавала. Поэтому Гусева просто по-тихому перевели с понижением из Кронштадта в Питер, участковым куда-то в «спальный район».

— Меня это сразу заинтересовало, — Белла отрезала ещё кусочек чизкейка, — что он в сорок три года все еще капитан. Другие в этом возрасте уже полковники или генерала ждут.

— Пусть радуется, что вообще не посадили, — в голосе Андрея впервые прорвался гнев, — и не выкинули коленом под задницу, а дали спокойно дослужить до пенсии. Пусть с понижением, пусть в Веселом поселке, все лучше, чем зону топтать или вылететь со службы по статье. Не мелькал бы тут лишний раз… — Андрей прервался на полуслове, вспомнив, что говорить об этом уже поздно.

Белла отметила для себя, как единодушны в этом вопросе все, с кем она беседует о деле Степановых и Гусева. И ни у кого покойный не вызывает добрых чувств, кроме его пассии, Архиповой. Все единогласно твердят: «Нечего было сюда ездить, гусей дразнить. Перевели, ну и сидел бы у себя на Дыбенко! Доигрался с огнем, а мы теперь расхлебывай кашу!»

Но Егора Степанова готовятся обвинить в убийстве и тем самым замкнуть цепочку «Гусев — Василиса — Егор», оставив за скобками остальных участников тех давних событий. А ведь они были, это Белла отчетливо понимала. Та же Амелина-Фурштадтская, например. Или человек, которого арестовали у дома Степановых. И Архипова, которая говорила Наташе о каких-то темных делишках, которые творятся в «Райзинге»… «Ладно, сейчас проведаю ее. И если эта Бедная Лиза что-нибудь знает, я из нее душу вытрясу!»

— Спасибо, Андрюша, — сказала она. — Ты мне очень помог. И я была рада встрече. Как давно мы не виделись!

— И я тоже рад. И тому, что мы неизбежно встретимся по этому делу снова — тоже, Белла.

***

Наташа посмотрела на Лору Яковлевну. Та стояла все с такой же царственной осанкой. Но рука в теплой кожаной перчатке, прижатая к благоухающему духами меху, слегка подрагивала. Сквозь умелый макияж проступила нездоровая бледность, и Наташа на всякий случай подошла поближе. Как бы владелица актерской школы не упала в обморок прямо на гранитные плиты крыльца.

Задержанный дергался в руках охранников, витиевато матерился, требуя отпустить его и грозился обеспечить им крупные неприятности. Потеряв терпение, один из ЧОПовцев еще сильнее выкрутил ему руку, пнул под колени и приложил лицом в затоптанный, щедро сдобренный солью и реагентами снег.

Когда подъехала полицейская машина и парня заковали в наручники, он визгливо заорал, брызгая слюной и тыча пальцем в сторону Амелиной-Фурштадтской, чтобы у нее спросили, где сейчас его 16-летний брат, ученик «Райзинга».

Видимо, полицейским тоже надоел истеричный матерный визг задержанного, и парня на полуслове буквально зафутболили в автозак тяжелым форменным ботинком и грохнули дверцей.

Один из полицейских осматривал капот «Мерседеса» и качал головой: «Вот это отделал… И стекло разнес! Урод, ему на такую машину и за триста лет не заработать, так хоть чужую изнахратил… А что отвечать придется, не думал!»

Когда задержанного увезли, Лора Яковлевна уже справилась с потрясением.

— У вас какое-то дело ко мне? — спросила она у Наташи. — Или вы пришли, чтобы подать документы в школу?

«Приятно, что меня еще принимают за студентку», — подумала Наташа и ответила:

— Да. Я хотела поговорить с вами.

— Но вы не журналистка, — внимательно смотрела на нее Фурштадтская. — Журналист вряд ли бросился бы на помощь. Скорее он достал бы телефон и заснял эксклюзив для своего издания, — она снова содрогнулась, вспоминая о нападении.

— Нет, я не журналистка, — подтвердила ее умозаключения Наташа. — Я раньше служила в десантных войсках и действовала автоматически, как нас обучали.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.