Бесплатный фрагмент - Криминальный адвокат

Глава первая

Всего пять минут назад, полумрак и сонная нирвана, царившие в комнате, внезапно были разорваны визгом бронзовых, давно не смазанных дверных петель. Дверь, созданная кем-то «до царя Гороха», внезапно распахнулась настежь, и, ударившись о стену, отколола знатный кусок старой, растрескавшейся штукатурки.

Облако серой гипсовой пыли с пронзительным, прогорклым запахом, взлетело под потолок и растеклось по шелку паутины и трещин. Перепуганные насекомые носились сломя голову в попытке найти хоть какую-нибудь захудалую щель. И вот уже эта дьявольская смесь из цемента, глины и гипса по волшебству, медленно и торжественно оседала на старый паркет, растворяясь в полудреме кабинета. Деревянное полотно облезлой двери, покачавшись на проржавевших завесах, замерло в новом и неожиданном для себя положении, слегка скособочившись.

От неожиданного грохота я невольно вздрогнул. С таким трудом наполненный стакан с недопитым ромом выскользнул из рук. Сердце всколыхнулось резким ударом и забилось быстрее. Старая привычка диверсанта, взяла свое над безмятежностью адвоката. Я резко выдернул ящик стола и резво потянулся за своим любимым «Зиг Зауэром». Всё происходящее было как во сне. Медленно летел стакан. Он со звоном лопнул, ударившись о дубовый пол. И пока он, разбрызгивая янтарную жидкость по облезлым половицам, звенел хрустальными осколками, в моей руке уже плясал самбу мой любимый пистолет.

Дверь, стремительно открывшаяся минуту назад, так и осталась нараспашку, впустив в комнату свежий уличный воздух и героиню в лёгком, летнем платьице в мелкий горошек. Новоявленное юное создание стояло, слегка отклонив голову назад, будто прислушиваясь к чему-то невидимому. В её глазах сверкала решимость, которая заставила меня насторожиться. Я смотрел на неё задумчиво, пытаясь разглядеть её тайны через призму бутылки с терпким колумбийским ромом.

— Добрый вечер! — её мелодичный голос разорвал тишину, будто звенящий колокольчик, и тут же затих, как щенок, испуганный громким звуком. Прозвучало это как сладкая трель, которая успела проникнуть в душу и устроиться там.

Похотливая тень гостьи отчаянно боролась со светом, то исчезая, то вновь появляясь. Эфемерное, созданное игрой света, бестелесное существо медленно взбиралось на облезлые и слегка обшарпанные стены моего кабинета.

— Да уж, не повезло… — пролетело у меня в голове, навевая смутные и забытые воспоминания о моей работе.

Она замерла в проеме двери и с неподдельным интересом и удивлением рассматривала меня.

— И зачем это вам? Кого боитесь? — её глаза не выдали ни страха, ни сомнения, лишь лукавый интерес. Она казалась знакомой, словно я знал её в другой жизни, до войны.

Я молча сидел оторопевший от внезапного визита, а она просто светилась интересом, с тонкими нотками подросткового прямодушия.

Её голос звучал как давно забытая мелодия арфы. Этот нежный перелив струн словно разрывал тишину моей обыденной, повседневной жизни. Я чувствовал, как её слова проникают в глубину моей души, вызывая вспышку воспоминаний о прошлом, о потерянных надеждах и разбитых мечтах.

— Извините! Добрый вечер. Поторопился, знаете ли. Чем черт не шутит. Кого, кого? Но вот вас точно, увы, я сегодня не ждал, — я улыбнулся новому собеседнику и неторопливо убрал в приоткрытый ящик стола своего вороненого любимца.

— Однако! Прошу вас, присаживайтесь. Что привело вас сюда в такой час? — я оглянулся вокруг себя в поиске чего-нибудь спиртного.

— М-да… Давненько здесь никого не было, в этой забытой богом адвокатской конторе! — Эта новая и шальная мысль выпрыгнула как черт из табакерки. Как гранитный окатыш в бурной горной реке, она весело выскочила из потока моего сонного сознания и теперь прыгала между сном и явью.

М-да уж… Теперь уже я, не торопясь и чертыхаясь про себя, тянулся к новому стакану и бутылке с дешевым ромом. Чудо древней стекольной промышленности блестело тусклыми сальными боками и уныло дремало на самом краю когда-то дорогого резного стола.

Мрачное осознание своего бытия внезапно навалилось на меня, принося с собой обреченность и терпкий запах ржавчины, смешанный с ароматом рома и едким вкусом пережжённого сахара, вперемешку с протухшими опилками старого дуба.

— Ну и что тебе здесь понадобилось, девочка, в такое время? — продолжал подумать я, морщась и вливая в себя тягучее колумбийское пойло, не забывая при этом проклинать его бывшего владельца.

Незнакомая странница с мягкой улыбкой на губах продолжала стоять на фоне потертого дверного полотна, словно излучая утонченное, только ей ведомое спокойствие. Её фигура, облаченная в лёгкое платье с мелким горошком, казалась невесомой и едва касалась земли. Взгляд, устремленный вдаль, был наполнен такой тихой мечтательностью, как будто она видела что-то особенное, недоступное для других.

Тёмные волнистые волосы спадали на плечи свободным каскадом, обрамляя её лицо мягкими линиями. Кожа её светилась естественным светом, как будто она была дочерью самого солнца, которое еще пять минут назад ослепляло окрестности города каскадом веселых искр. Тонкие плечи и изящные руки придавали ей хрупкость, которая, однако, скрывала внутреннюю силу и решительность.

Её образ напоминал портреты классических героинь. Женщин, что жили в романах прошлого, наполненных романтикой и тайной. Она была подобна свежему весеннему ветру, лёгкому и наполненному обещанием нового начала.

Её губы, слегка приподнятые в едва заметной улыбке, казалось, хранили секреты вселенной, а глаза, глубокие и выразительные, были полны мудрости, не присущей её юным годам. Эта девушка будто бы пришла из другого времени — времени, когда чувства были более искренними, а слова — более значимыми. Её присутствие наполняло пространство вокруг мягкой аурой спокойствия и благородства, заставляя забыть о суете современного мира.

Она стояла, слегка отклонив голову назад, словно пыталась поймать лучи заходящего солнца или прислушивалась к тихому шёпоту ветра, который нежно копошился в ветвях тягучей ивы. Этот странный момент был наполнен неуловимой магией, делая её образ ещё более загадочным и привлекательным. Она была воплощением утончённой женственности и внутренней силы, гармонично сочетающихся в одном человеке.

Я даже не мог предположить, что всё неожиданное и невероятное в моей судьбе начнётся именно сегодня, в этот злополучный вечер, который ничем не выделялся среди множества забытых и беспамятных ночей, проведённых в гордом одиночестве.

Внезапно она резко хлопнула в ладоши, словно разрывая тишину кинжалом. Её голос зазвенел, как колокол на рассвете, отражаясь от стен и наполняя комнату тревожными нотками и вибрациями.

— Простите, но, наверное, пить на сегодня достаточно?! Может, хватит, и вы наконец выслушаете??!

Её слова, как ледяной душ в июльскую жару, обрушились на меня. Внутри меня бушевал шторм, всё внезапно перевернулось с ног на голову. И вот я уже тону в её глазах, как корабль с порванными вантами парусов в бурю.

— Может, и хватит, но не мне и не сегодня… — думал я, уже потянувшись за очередной порцией неразбавленного рома, пытаясь скрыть своё неожиданное смятение.

Она снова улыбнулась, и её зелено-карие глаза, наполненные мудростью и тайной, быстро и беззастенчиво пробежались по моей фигуре. Они остановились только тогда, когда увидели, что и я рассматриваю ее таким же наглым взглядом, который уже начинал ее бесстыдно раздевать.

— Ой! Какой вы милый. Ну это, я… — она запнулась, оглянулась по сторонам в поисках нежданных свидетелей этого позднего рандеву и не найдя ничего особенного в этой, богом забытой берлоге, продолжила,

— Это просто комплимент, простите! Мне бы увидеть дежурного адвоката! Это ведь адвокатская контора?! Я правильно пришла?

— Удивительно, мадам, но да. Дежурный адвокат, это я. Вячеслав Буре, собственной персоной! — я еще пытался сохранять спокойствие и самообладание, но сердце начинало биться все чаще.

— Кто она и зачем ей нужен адвокат в такое позднее время? — эта мысль беспокоила и не покидала меня.

Она снова улыбнулась, но её глаза оставались серьёзными. Я не мог понять, что за мысли скрываются за этим взглядом, но чувствовал, что её присутствие навсегда изменит мою жизнь.

Сделав глубокий вдох, я отложил стакан и встал, приглашая её присесть. Мои движения стали суетливыми и почему-то неловкими, словно я забыл, как держать себя в руках в присутствии женщины.

— Расскажите, что случилось, — произнёс я, ощущая, как её близость меняет всю атмосферу вокруг нас.

Она на секунду замерла, прижав руки к груди и неожиданно для меня резко опустила их вниз, очевидно приняв важное для себя решение.

— Всё, хватит! Полюбовались друг другом и хватит… — безапелляционно заявила она, глядя мне прямо в глаза. Эта уверенность начала раздражать меня. Я подавлял это чувство понимая, что произошло нечто сорвавшее с места в карьер и передо мной стоит не совсем обычная клиентка.

— И, да не мадам, а мадемуазель! Или вы так перевозбудились от моего вида в этой своей берлоге, что наглым образом рассматривали меня? Я даже уверена, что в своих наглых мыслях, вы меня почти раздели, как я понимаю. Очень надеюсь, что не догола?! Я заметила, что вы уже и отличить не можете, где мадам, а где мадемуазель!

Я почувствовал, как волна давно забытых эмоций захлестнула меня. Воспоминания о войне, о страхе и боли, снова и снова плыли по моей памяти, ни на секунду не отпуская меня. А эта женщина будто еще шире открыла дверь в моё прошлое, заставив меня вновь столкнуться с моими собственными демонами.

Мой кабинет с устоявшимся запахом крепкого, дешевого алкоголя, был заставлен разношерстной несуразной мебелью. Одинокая лампа с порванным абажуром, который был заклеен малярным скотчем, светила еле-еле. Мне порою казалось, что она дышит уже на ладан и в последнее время составляет мне компания исключительно от скуки и без всякой надежды на мое и свое будущее. Это уставшее, припорошенное пылью создание довоенной эпохи, разваливалось на краю стола и блудливо сверкало оголенными проводами, которые норовили намертво вцепиться в первого встречного прохожего или посетителя.

О, столько невинности, обаятельности и наглости в этом потрясающем великолепии, которое было обёрнуто в дорогую материю восточного шелка, я еще не видел ни разу в своей жизни. Она, гордо выпрямив спину, присела на краешек одинокого венского стула у моего стола, поправила разлетевшиеся в стороны полы тонкого, прозрачного платья и невольно потянула убежавшую вниз по изящному плечу бретельку. Теперь, положив свои прелестные руки на стол, она задумчиво разглядывала меня, словно оценивала своего собеседника. Взгляд её глубоких, темных глаз пронизывал меня насквозь, заставляя чувствовать себя одновременно неловко и завороженно.

— Ты вообще боишься чего-нибудь? — спросила она с неожиданной улыбкой

Странный вопрос, который не был привязан ни к ситуации, ни ко времени, но однозначно требовал решения. Я мысленно перебирал ответы, отвергая их один за другим. В голове проносились образы прошлого, моменты страха и отчаяния, которые я хотел и пытался забыть. А она всё смотрела на меня, не отводя своих бархатных глаз. Мне сейчас казалось — мы с ней так давно знакомы, и она уже знает этот результат.

— Да, это всё, что я смог выдавить из себя в эту минуту. Голос звучал хрипло, отражая мои внутренние терзания.

— Да, на войне! Боялся!

— Со мною не бойтесь! Я рядом. — она пододвинула стул поближе.

И я слышал стук ее сердца, чувствовал легкое движение воздуха от взмахов ее ресниц. Она смотрела на меня так, как когда-то давно, в другой жизни, до войны, в поезде, смотрела на меня с любовью удивительная незнакомка, которая так же неожиданно и стремительно вошла в мою жизнь.

Я в замешательстве наблюдал, как она протянула свою тонкую руку и нежно взяла мою огрубевшую ладонь. Ее прикосновение было столь мягким, что казалось, она боится причинить мне боль. Она молча гладила мою руку, разглядывая линии судьбы и жизни, словно читала мою историю. И вокруг нас уже не было никого и ничего, не было времени и пространства, и только она сейчас объединяла для меня всю сущность окружающего мира.

На её левой руке, начиная от запястья и заканчивая локтем, извивалась изящная татуировка змеи. Черные, тонкие линии плавно обвивали руку, создавая иллюзию, будто змея скользит по коже. Голова змеи с детализированными глазами и тонкими, изящными клыками находилась у запястья, а её гибкое тело, украшенное мелкими чешуйками, извивалось и перекручивалось, словно оживая при каждом движении руки. Загадочный хвост змеи заканчивался аккуратным завитком у локтя, создавая ощущение завершённости и гармонии. Эта татуировка не только подчеркивала изящество и грацию её руки, но и добавляла образу таинственности и загадочности.

Я чувствовал, как её прикосновение возвращает меня в реальность. Воспоминания тревожили меня. Страхи и боли прошлого были позади. Сейчас передо мной новый шанс, новая история, которую нужно еще написать.

Забытое чувство сопереживания и нежности. Она снова провела пальцами по моей ладони. Её прикосновение было мягким и тёплым, словно она пыталась передать свои чувства через этот едва заметный жест. Вдруг её рука дрогнула, замерла, и она резко оттолкнула мою руку, словно испугавшись собственных мыслей и эмоций. Её дыхание участилось, и в глазах мелькнуло беспокойство. Она отвернулась, словно пытаясь собраться с мыслями, а затем, решительно повернувшись обратно, решительно потянулась к своей миниатюрной сумке.

Дрожащими пальцами она извлекла из неё слегка помятый конверт, сжав его так крепко, что побелели костяшки пальцев. Её взгляд, полный тревоги и решимости, снова встретился с моим, и в этой тишине повисло напряжение, словно она собиралась сделать важное признание.

— Вот, возьмите! — голос ее звенел от напряжения,

— Наверно это важно?!

Я молча взял протянутое письмо, и теперь с изумлением смотрел на пожелтевшую марку, изуродованную синим штемпелем почтовой службы «Correo Nacional de Panamá», на котором были только реквизиты получателя. Данные отправителя отсутствовали. И красовался штамп «remitente desconocido», что означало «отправитель неизвестен»

Ну вот, снова в мою жизнь врывается латинская Америка со своими извечными проблемами. Пальцы судорожно пробежали по шероховатости конверта. На миг остановились, и я медленно провёл по нему рукой, словно пытаясь разгадать всю его историю через одно прикосновение. Внутри меня нарастало любопытство и беспокойство, как тучи, сгущающиеся перед грозой.

Её грудь вздымалась в быстром ритме, отражая внутреннее напряжение и ожидание. Она хотела, но не могла скрыть своих эмоций. Она сейчас с трудом сдерживала суетливость своих рук, которые, как мне казалось, жили своей жизнью и это только усиливало моё волнение. С каждым её вздохом атмосфера накалялась, будто весь мир замер в ожидании развязки.

— Что в нём? -пытливо спросил я и, неожиданно для меня, мой голос захрипел от напряжения.

Пытаясь извлечь белоснежный лист с вензелем одного из самых роскошных и известных пятизвёздочных отелей в столице Панамы, Панама-Сити, «Waldorf Astoria Panama», я с удивлением заметил, как мои руки предательски дрожат. Каждое движение казалось неестественно медленным, будто я пробирался сквозь густую и вязкую тьму.

Почерк был неровным, рваным, словно слова были написанным в спешке и волнении. Каждая буква казалась мне орудием, способным изменить всё. Я посмотрел внимательно на нее и на миг мне показалось, что наши с ней сердца бьются в унисон, сливаясь в один ритм тревоги и надежды.

Не выдержав напряжения, я резко рванул конверт, едва не порвав его. Внутри оказалось меньше, чем я ожидал. Одинокий, плотно сложенный лист, покрытый наспех написанным рукописным текстом и какими-то символами, — это было все, что меня ожидало.

Развернув его, я не ощутил, ровным счетом ничего. Обыденный текст, написанный мелким, неровным почерком, вряд ли бы заставил моё сердце замереть, чтобы встретиться лицом к лицу с неизбежным. Слова, написанные на странице, вряд ли открывали дверь к фактам, о существовании которых я бы не знал или не догадывался.

Моя голова закружилась от выпитого, и я на мгновение закрыл глаза, чтобы прийти в себя. Передо мной снова ожили тени прошлого и воспоминания, которые я пытался забыть. Теперь я пытался понять и услышать не только слова, но и запахи, звуки, даже чувства тех дней. Она нервно теребила свою сумку пытаясь прочитать на моем лице новые детали, скрытые смыслы, загадочные намёки, которые она пропустила или не поняла.

Неожиданно мой взгляд остановился на странной фразе, которая казалась выделенной среди прочего текста. Сердце замерло, когда я осознал, что это был код — послание, адресованное только мне. Вспомнив старую легенду о «мертвой капле», я понял, что передо мной был ключ к разгадке тайны письма.

Слова, написанные в спешке, казались тяжёлыми, будто бы каждая буква впивалась в мою душу, открывая дверь к неизведанному. В этом послании был не просто привет из прошлого — это был призрак, вернувшийся, чтобы заставить меня вспомнить всё, что я пытался скрыть даже от самого себя.

С внезапной решимостью я сжал лист, чувствуя, как тяжесть содержания чужой исповеди передаётся в мои руки. Этот неожиданный поворот судьбы заставил меня осознать, что пришло время действовать. Привет из прошлого и неизведанного уже настиг меня, и теперь я должен был встретиться с ним лицом к лицу.

Письмо начиналось неожиданно и странно:

«Моя несбывшаяся мечта, моя Надежда. Я пишу это письмо, уже зная наверняка, что никогда тебя не увижу. Я ещё до твоего рождения знал, как мы с мамой тебя назовём. Мы с ней не сговариваясь выбрали тебе имя — Надежда. Я так и не стал твоим отцом, ни хорошим, ни плохим. Я просто им не стал, о чём всегда жалел. Мне было тридцать, когда наша секретная служба отправила меня в Америку. Моей задачей стало создание спящей диверсионной группы. Твоей маме сообщили легенду о моей гибели в результате затопления подводной лодки. Я просто исчез из вашей жизни.

Я был молодым идиотом, верившим в непогрешимость власти и уверовавшим в идеи нашего расового превосходства. Сейчас я сижу в темноте, окружённый чужими улицами и незнакомыми лицами, и думаю о тебе. Каждый день здесь напоминает мне о миссии, которую я принял. Каждый миг вещал о жертвах, которые я принёс. Но больше всего я думаю о том, что упустил шанс видеть, как ты появилась на свет, как растёшь, смеёшься, учишься. Я понимаю, что никогда не смогу вернуть это время.

Когда я согласился на это задание, я думал, что служу своей Родине, своему народу. Но с каждым днём здесь, вдали от дома, все эти годы, я с ужасом осознавал, насколько высока была цена этого решения. Я потерял возможность быть рядом с тобой, видеть, как ты взрослеешь, поддерживать тебя в трудные моменты и радоваться вместе с тобой.

К моему сожалению, скоро моя жизнь закончится. Моя страна и лично Президент объявили на меня охоту. Группа ликвидации из наркокартеля «Буентес», уже висит у меня на хвосте. Они очень хороши. Думаю, что протяну, скрываясь, ещё несколько дней.

Скоро я уйду из этого мира навсегда. Но ты должна знать всю правду обо мне. Запомни, что только звёзды, сияющие на просторах океана, способны отразиться в душе и вновь зародить надежду. Одно лишь крохотное пятнышко корабля, в последних лучах заката, даёт утопающему надежду. Я вижу его, но мой голос тонет в бушующем водовороте гремящего шторма. Когда-нибудь обломки моего погибшего корабля вынесет из сумбурного моря на спокойную землю обетованную.

Я люблю тебя, моя незнакомая дочь!

Пожалуйста, знай, что всё, что я делаю, я делаю с мыслями о тебе. Ты — моя надежда и моя сила. В этой чужой стране, выполняя свои обязанности, я всегда думал о том, что однажды смогу вернуться домой, обнять тебя и объяснить, почему я был вынужден выбрать этот путь.

Я мечтал о дне, когда наша семья сможет жить в мире и безопасности, без страха перед репрессиями и насилием. Я надеялся, что однажды ты сможешь понять мои мотивы и простить меня. Я осуждал себя за то, что был вынужден поступить так.

До тех пор, пожалуйста, знай, что я всегда с тобой, даже если физически я далеко. Ты — моя гордость и моя надежда, и ради тебя я готов пройти через все испытания, которые выпадут на мой путь.

С любовью и надеждой на лучшее будущее для тебя. Надеюсь, ты простишь меня за всё. Твой папа.»

— И это всё? — недоверчиво пробормотал я, глядя на мятый конверт и листок с беспорядочным почерком

— Я не знаю… — прошептала она. Её взгляд, полный мольбы и слёз, смотрел мне в душу.

Я ещё раз посмотрел письмо и, недолго думая, направился к старой китайской лампе, едва не попавшись в хитрые сети её оголённых проводов. Положив письмо на отверстие абажура лампы, я начал наблюдать.

— А вы что это затеяли? — её голос прозвучал с ноткой любопытства.

— Ищу хоть что-нибудь, — пробормотал я в ответ, переворачивая лист на другую сторону.

— Странно, ничего! — констатировал я.

— А что там может быть? И лампа вам зачем? — её слёзы высохли, и теперь передо мной вновь была амазонка во всей своей красе.

— Если следовать логике, то с учетом знаний и подготовки вашего отца, он непременно должен был оставить вам какую-нибудь зацепку или знак.

— Например. Если написать текст соком лимона на бумаге, дать ему высохнуть, а затем нагреть, то результат будет следующим: нагревание приведёт к тому, что текст станет видимым. — я улыбнулся, поднеся бумагу к глазам, и продолжил,

— Это происходит потому, что лимонный сок содержит органические вещества, которые при нагревании начинают обугливаться и становятся коричневыми, в то время как сама бумага остаётся светлой. Это один из простых методов создания «невидимых чернил, шпионские штучки, знаете ли! — я ещё раз перевернул письмо текстом вверх.

— Однако?! Что-то тут не так. Скажите, а ваша мама, когда рассказывала об отце, никогда не упоминала про море? Может они плавали на корабле в круизе? Может вспомните, что-нибудь о кораблекрушении?

Она на минуту задумалась и немного сумбурно замотала головой из стороны в сторону.

— Значит, не говорила! — утвердил информацию я.

— Нет! Хотя, постойте! Она как-то проговорилась, что он был морским офицером в управление разведки флота.

— Надо же. Как интересно. Послушайте, вы не могли бы мне еще раз передать конверт?!

Надежа послушно кивнула, встала, подошла ко мне и протянула мне конверт.

— Черт подери. Как же я раньше, осел, не додумался, — шептал я с остервенением рассматривая конверт и текст письма. На почтовой марке был изображен испанский галеон, тонущий на закате, в бушующем море.

Теперь я уже не стеснялся моей посетительницы, я снова был самим собой. Не адвокат, нет. Я снова был офицером службы внешней разведки. Память, как и навыки, восстановились мгновенно. Когда-то давно на уроке криптографии, старый полковник, оперативник от бога рассказал и показал один из приемов передачи секретной информации.

В его время не было такого развития цифровых технологий, да и интернета не было. Кому из «sleepers» (спящие агенты) везло, то они передавали всю полученную информацию обычно через систему закладок и оповещений, через дипломатических сотрудников. Кому не везло, обычно при передаче данных попадались в лапы контрразведки и получали на всю катушку.

Если случалась непредвиденная ситуация и у агента не было с собою никакого оборудования, то обычно прибегали к простому, но очень хитроумному способу. Брали колпачок от простой авторучки и ножом или лезвием делали в нем пропил, ближе его кончику. Обычно, с помощью жевательной резинки, закрепляли его на столе на расстоянии сорока сантиметров от объекта информации. На подставке, напротив колпачка крепили объект для фотосъёмки. Да, да, фото или лист бумаги с текстом. Обычно я использовал небольшой фонарик, которым освещал объект, ну а кто-то обыкновенную настольную лампу.

В темноте в пропил колпачка вставляли обыкновенную фотопленку. На секунду, две включали свет. И, вуаля, микрофотография готова. Состав для проявления и закрепления обычно был у каждого из нас с собою. На крайний случай помогала ближайшая аптека.

Кто бы мог подумать, но если смешать двадцать грамм аскорбиновой кислоты, пятьдесят грамм пищевой соды и разбавить все это ста граммами воды, то получится великолепный раствор для проявления. А для фиксации, все еще проще. Двести грамм дезинфицирующего средства — гипосульфита натрия, которого навалом в любой аптеке, просто растворяем в одном литре воды. Процесс проявки займёт около десять, пятнадцать минут, фиксации — минут пять или семь.

Не зря нас гонял Тимофей Андреевич, вечная ему память. Хороший был дядька, хоть и нудный.

— Господа офицеры! Ваша задача здесь не баб трахать и бухать, а учиться. — причитал он каждый раз в начале курса. Славное было время.

Я с остервенением рассматривал марку с тонущим галеоном. И вот оно то, что я искал. В левом нижнем углу, под маркой, припечатанная оттиском жирного почтового штемпеля, пряталась не привлекая внимания, черная точка микрофотографии.

— Всё сходится. Вспомните, ваш отец ведь служил в разведке на флоте? Не так ли?

— Да, — её голос звучал едва слышно, но твёрдо.

— Значит, это может быть план или координаты. Возможно, он хотел, чтобы вы нашли нечто важное, что он спрятал. — Я вздохнул, чувствуя груз ответственности. — Теперь осталось только увеличить микрофотографию. Если я прав, мы на пороге открытия.

— Но что это может быть? — её голос дрожал от волнения.

— Не знаю, но, если ваш отец использовал такие меры предосторожности, это должно быть нечто значительное. Возможно, документы или доказательства, которые могут изменить для вас всё.

В её глазах, еще секунду темных от боли, загорелся новый огонёк надежды. Тишина в комнате становилась почти осязаемой, как будто сама атмосфера задерживала дыхание вместе с нами.

— Нам срочно нужен микроскоп, — я с удивлением рассматривал маленькую точку размером не более двух, трех миллиметров, лежащую на кончике моего указательного пальца.

— А где мы его возьмем. Хотя, у меня есть микроскоп из школьного химического набора, но он правда дома, — она взволнованно смотрела на меня.

— Думаю, что нет! К вам, как я понял ехать далеко, а проблема требует решения здесь и сейчас, — и тут я себя ударил ладонью по лбу,

— Подождите, здесь недалеко, через переулок, есть аптека, а там дежурный провизор. Так что собирайтесь и пошли! — и я осторожно положил микрофото в небольшой полиэтиленовый пакет. Торопливо выхватив из ящика стола мой верный «Зиг Зауэр», я, передернув затвор, загнал скучающий патрон в патронник. Не торопясь, я засунул ствол в поясную кобуру, накинул потертый твидовый пиджак на плечи, и не забыв при этом прихватить три полных магазина патронов, двинулся на выход.

— Да бегу, я бегу! — она находу схватила свой ридикюль и уже в двери нагнав меня взяла под руку.

— А пистолет то вам зачем? — пытливо спросила она, пытаясь на ходу заглянуть мне в глаза.

— На всякий случай мадемуазель, на всякий случай! — проворчал я и как ледокол повел легкую и стройную шхуну через закоулки дворов и спящих перекрестков.

— Смотрите, запомнил! Где мадам, а где мадемуазель, — радостно рассмеялась она, и её смех прозвучал, как серебряные колокольчики, звонко разливаясь по закоулкам. Её глаза засверкали, как драгоценные камни, отражая радость, удивление, а щёки окрасились в лёгкий румянец. Этот смех, наполненный теплом и искренностью, словно луч солнца, пробился сквозь густые тучи тревоги, наполнив атмосферу ярким светом и надеждой. Она неожиданно для меня взяла меня под руку. Теперь она шла рядом, пытаясь периодически заглянуть мне в глаза.

Уставшая от своей скорбной доли и наглых воробьев, чуть живая лампа уличного освещения, колыхалась на легком ветру, разливая с переменным успехом желтый неоновый свет по спящему переулку. Приблудившаяся рыжая собака резво бежала впереди нас, как вожак стаи периодически останавливаясь и помечая захваченную территорию.

Они вывалились из-за гаражей как трио близнецов братьев. Одинаково перекаченные стероидами и спортивным залом, они казались мультяшными героями комиксов в своих черных майках с изображением орлов и потертых джинсах. Три безумца против меня и молодой девчонки, тот еще себе фильм о приключениях.

В руках у впереди стоящего, сверкнул нож бабочка, который он неумело, вертел пытаясь все своим видом показать, кто здесь и сейчас, главный боец. Два других качка, явно страдали слабоумием от недостатка витаминов группы В, а может даже и Д.

М-да. Ничего себе момент истины. Однако бить надо первым и надо постараться завалить сначала рыхлого, в момент, когда он закроет нож. Два олуха слева с арматурами не помеха для меня. Соображают туго, в переулке узко, плюс заросли колючего барбариса. В драке будут они будут мешать друг другу. Возможно, хотя и слабое утешение для меня, в этой ситуации, но они точно драться не умеют, явно не дворовая шпана. Удар старшему надо наносить в шею, в область сонной артерии. Там, как меня учили, находится каротидный синус.

Удивительная точка удара, расположена на боковой стороне шеи, немного выше кадыка, примерно на два, три сантиметра ниже угла нижней челюсти. Нанесение удара в эту область может вызвать кратковременную потерю сознания из-за изменения давления в сонной артерии, это приведет моего оппонента к рефлекторному снижению сердечного ритма и артериального давления, и как результат вызовет кратковременное прерывание кровоснабжения мозга и потерю сознания.

— Люди, принимающие стероиды, — подумал я, всегда имеют повышенный риск сердечно-сосудистых проблем, что увеличивает мои шансы и вероятность продолжительной потери сознания при ударе.

Я еще раз окинул взглядом своего первого визави. Легкая припухлость лица говорила о наличии у него сердечных заболеваний. Какой из всего это вывод? А тот, что мой удар может сделать даже такого качка более уязвимым к пазовальной реакции. Я был внутренне спокоен. Я знал, что другим последствиями удара будет полный нокаут, минимум на семь минут.

— Дебилы! Три шкафа в узком переулке, на двух метрах, в зарослях колючей поросли барбариса– вот чем подумал я, резко заведя Надежду себе за спину, и скинув пиджак намотал его на левую руку.

— Так, Надюха! Слушай меня внимательно. Держись у меня за спиной, стой подальше, и главное не кричи, — сказал я и отпустив ее руку стремительно двинулся в сторону ожидавшей меня гоп компании.

Я в три прыжка долетел до первого здоровяка, и пока он, настойчиво пытался, в очередной раз, открыть так неудачно сложенный нож, нанес ему первый удар. Он весь был сосредоточен на дешевой китайской подделке. Левой рукой он держал его на уровне своих чресл, а правой пытался открыть механизм, который фиксирует лезвие в закрытом или открытом положении. Но замок был пружинным, слегка приржавевшим и периодически заедал. Мне реально повезло. Я получал дополнительный бонус к своему выживанию.

Через полторы секунды все было решено. Глиняный колосс валялся у меня в ногах и даже не хрипел. Мгновенно оценив развитие дальнейшее ситуации, я без раздумий накоротке уже атаковал следующего гопника. Короткий и мощный удар в солнечное сплетение, он начинает сгибаться, следующим быстрый в пах. Эта двойка гарантированно должна временно вывести его из строя. На подходе уже маячил третий. Вот он тянется на замах металлическим прутом, ему мешает падающий подельник. Лоу-кик по ногам. Это позволяет мне быстро снизить его боеспособность и подвижность. Он начинает терять равновесие. И последний удар, снизу в верх в центр челюсти. Все он в ауте.

Я стою один между хрипящих и суетящихся тел, медленно разматывая скомканный пиджак. Я осторожно ощупываю себя, пытаюсь найти пораженные при контакте зоны. Но я на удивление чист. Нет ничего. Стресс еще сжимает дыхание. Оно с трудом прорывается через сухое першащее горло. Слышен стук летних балеток. Это летит моя спасительница.

Она влетает в меня, как сверхзвуковая ракета в тяжелый атомный авианосец и взрывается шрапнелью истерики. Она то бьет меня своими сжатыми кулачками, то обнимает и целует, замирает и растерянно смотрит по сторонам. Я подхватываю ее на руки и несу к неуклюжей лавочке, одиноко грустящей у входа в калитку частного двора.

— Не волнуйся. Все закончилось. Посиди пока тут, мне кое с кем поговорить надо!

Я разворачиваюсь и иду к одиноко лежащему телу, которое уже начало судорожно хватать спертый ночной воздух спящего города. Два его подхалима уже незаметно ретировались. Они, скорее всего, пошли зализывать раны. Думаю, что они вряд ли кого-то приведут на подмогу. Я переворачиваю этот «шкаф» лицом вниз, резко завожу руки за спину, и усаживаясь на него, как наездник на сонного мула. Мои колени поджимают поднятые вверх и заведенные за спину руки, не давая ему возможности ни то, что двигаться, но и даже думать об этом.

Его голова еле-еле поворачивается набок, и он смотрит на меня не столько с удивлением, сколько с уважением и даже с восхищением. Он даже не пытается дергаться. Что с него взять. Видно, что не профессионал, а так, дешевый наемник из ближайшего спортзала.

— Так, дядя, время поговорить. Все предельно просто. Я задаю вопросы. Ты говоришь правду. Кивни если понял.

Он молча кивает и растерянно смотрит на меня. Он сейчас в недоумении и пытается осознать, как я невзрачный на вид, по сравнению с его подельниками, а тем более с ним, его так быстро вырубил.

— Первое, совет тебе. Нельзя недооценивать противника. Второе большой шкаф всегда громко падает. И третье, у меня к тебе вопросы. Кто послал тебя и зачем?

Он молчит, все еще видимо приходит в себя, и закрыв глаза начинает свой рассказ.

— Вчера ко мне в спортзале, здесь недалеко «Muscle Forge». Ты можешь знать? Не важно. Подошел один тип, лет сорока, и предложил заработать. Отжать сумочку у одной молодой особы. Предложил штуку зелени. Показал фото. На фото тощая пацанка. Он сказал, что завтра вечером она будет по адресу адвокатской конторы. Показал твое фото. У нее надо забрать сумку с конвертом. Все.

— Что все? — и я слегка коленями поджал руки. Он болезненно поморщился и продолжил —

— Слушай, адвокат, какого хрена, я ведь и так говорю!

— Для профилактики! Продолжай. Сколько заплатил. Куда отнести конверт и сумку. Что сделать со мною и девчонкой?

— По девчонке ничего конкретного, тебя если что вырубить, поломать для острастки. Письмо и сумку отнести на автовокзал, положить в ячейку и забрать деньги. Да, забыл если это важно, он при мне позвонил какому-то Кириллу.

— Как вы должны были связаться после выполнения работы?

— Подписаться на открытый телеграмм бот «Иисус твой Бог» отправить в чат сообщение, 12.19. получить 3.48, и через два часа, положить вещи в ячейку номер 345 центрального автовокзала и там же забрать остаток, пятьсот долларов.

Я снова надавил на руки, и он уже скрипел от боли зубами, но пока держался.

— Хватит адвокат, руки вывернешь, а мне ими работать. Семья и дети!

— А что разбой — это то же семья и дети?!

— Успокойся адвокат. Что-то вроде того. Война закончилась. С фронта вернулся слава богу живым, но правда с легкой контузией. Работы нет, а семью кормить надо. Вот и подвернулась работенка. Я правда зла на тебя не держу. Сам виноват. Может слезешь с меня? Я даю слово офицера не сбегу и на вопросы отвечу.

Где-то сзади послышался тихий голос, умиротворенно-благостный, с ярками нотками «стокгольмского синдрома».

— Слава отпусти его. Все закончилось. А я очень устала! — она стояла, чуть дрожа то ли от ночного холода, то ли от пережитого.

— Как зовут тебя, офицер? — спросил я, покидая роскошную тушу, привольно раскинувшуюся у моих ног.

— Сергей Дубенко, бывший старший лейтенант, командир саперного взвода. Я так понял, адвокат, тебя Слава зовут. Ты уж меня извини, если сможешь. Ну и слезь с меня не сбегу!

— Ладно, проехали, Сергей! — подожди секунду. Я, не торопясь, поднялся на ноги и потянулся, повернувшись к нему спиной. Мои мышцы невольно напряглись, ожидая нападения. Но он стоял, как ни в чем небывало, засунув большие огрубевшие руки в карманы и что-то пристально разглядывал у себя под ногами. Я стянул с себя пиджак и накинул на плечи Надежды.

— Слушай, Слава, походу я твой должник. Вот что, что, но долги я отдавать умею! — он с дерзкой улыбкой смотрел мне прямо в глаза.

— Я, Сережа, этот долг заберу у тебя прямо сейчас. Мне нужна будет твоя помощь, до утра. Потом мы в расчете. Что скажешь?

— Отлично я готов, скажи, что делать!

— Да ничего особенного просто будь постоянно рядом! Ты как? — я приобнял Надю и заглянул в ее уставшие, почти сонные уже глаза.

— Я в норме. Я бы что-нибудь съела и выпила много, много кофе!

— Сергей забирай Надежду отведешь ее в офис, я надеюсь ты знаешь где он, раз за мною охотился. Недалеко, на перекрестке слева круглосуточная сицилийская пиццерия. Думаю, в это время там посетителей нет, так что вам там будет уютно и спокойно. Там вкусно и недорого, особенно рекомендую пиццы «Маргарита» или, например, «Сфинчоне»?

— Слава я «Маргариту» пробовала. А что это, как вы сказали, счинчоне?! — Надежда расслаблено посмотрела на меня.

— Да нет! Сфинчоне! Это традиционная сицилийская пицца. Там ребята, такое мягкое тесто и шикарная начинкой, с обалденным томатным соусом, сырами, а еще, анчоусы и хлебные крошки. Вы реально удивитесь, но пицца там не круглая, а прямоугольная. Это настоящая традиционная сицилийская кулинария. Настойчиво рекомендую. Давайте, закажите ее, поверьте мне, вам понравится.

— Так, Сергей, — вот деньги на пиццу, на кофе, ну и на все, что вам понравится. Забирай Надежду я буду в офисе не раньше, чем через час, а то и два. Там и встретимся!

— Хорошо, Слава, или лучше Кэп. Я вас узнал полковник! Вы были почти в самом конце войны, в моей бригаде, на позиции у меня в блиндаже, помните город Синур, у излучины реки «Глова»? Вы еще тогда мне зажигалку подарили с вензелем ваше службы! Черт бы ее побрал, так, где ж она? А… Вот! — он вытащил из заднего кармана джинсов потемневшую латунную зажигалку с выпуклым гербом службы внешней разведки.

Я стоял и вертел в руках память, память о тех, кого с нами уже нет. Город Синур, как же помню! Это была слабо подготовленная, но стремительная контратака. Построенная на кураже и на бахвальстве. Такое случается раз в сто лет. Вечером планирование, рано утром атака, малыми силами на превосходящего противника. И мы были тогда быстры и внезапны, как черный тайпан. И на плечах противника батальонная группа ворвалась в населенный пункт, на высоту 507 над уровнем моря. Ключевая высота.

— Я помню тебя старлей. Узнал, как только увидел!

— Так, что ж вы не окликнули?!

— А зачем! Ты ведь бой за Синур помнишь. Накоротке, к победе! Ты на той стороне я на этой…

— Помню, вы тогда сказали свой девиз «Накоротке, к победе!» Я готов. Денег не надо. Разберусь. Приказ выполню. Надежду накормлю, напою, в офис доставлю. До вашего прибытия буду охранять.

Сергей и Надежда уже скрылись на выходе из переулка, а я все стоял и ощупывал свои карманы, и, наконец-то нашел маленький заветный полиэтиленовый пакетик с микропленкой. Он лежал придавленный двумя магазинами в левом кармане пиджака.

— Ну слава богу, все на месте и все живы, — думал я, двигаясь навстречу неизвестности по широкому уличному проспекту, кое-где освещенному, одинокими уличными фонарями с козырьками фотоэлементов. Былое довоенное роскошество.

Ночная аптека в получасе быстрой ходьбы от моего офиса. Она занимала половину этажа дышащей на ладан пятиэтажки, чудом сохранившейся после войны. В этом уцелевшем под ракетами и бомбами доме, изредка тарахтел больной, кашляющий маслом генератор и светились заспанные огни не успевших убежать от войны жильцов.

Я постучал в закрытую дверь, и привалившись к косяку двери стал терпелива ждать дежурного провизора или на худой конец просто сторожа. Я уже собрался уходить, когда за толстым, треснутым стеклом, раздался еле слышный шорох, напомнивший мне шипенье наглых окопных крыс, которых ребята периодически придавливали своими берцами. Не прошло и получаса и в створе двери показался полноваты мужчина лет семидесяти. Я видел, как он устало шел, периодически останавливаясь, чтобы передохнуть и отдышаться. Наконец он приоткрыл дверь и пригласил меня войти.

В городе, когда-то пышущем жизнью, столице, забитой жителями и приезжими, не осталось даже четверти населения. Узкие улицы, ранее шумные и оживленные, теперь стояли пустыми и безмолвными, лишь ветер шелестел в выбитых оконных рамах, играя оборванными краями кружевных занавесок. Полуразрушенные здания, немые свидетели и призраки прошлого, возвышались над асфальтом, покрытым почерневшими обломками и терпкой пылью сгоревшего в яростном огне прошлого. Магазины, которые некогда манили покупателей яркими витринами, теперь стояли заброшенными, с облупившейся краской на вывесках и ржавыми решетками на дверях.

В этой столице, когда-то могучего государства, бродили редкие странники. В основном это были пожилые женщины, чьи хрупкие фигуры иногда мерцали в полумраке пустынных улиц. Они передвигались медленно, с осторожностью, словно боясь нарушить хрупкое спокойствие города. Мужчин можно было пересчитать по пальцам; многие из них были либо на фронте, либо погибли в ходе боевых действий. Молодёжи не было и подавно — они либо эвакуировались, либо ушли на войну, оставив за собой лишь воспоминания и леденящую душу тоскливую тишину.

Рынки, где когда-то кипела жизнь, теперь были покрыты сорняками, а пустые прилавки напоминали о голодных днях. Площадь, с высокой стелой в центре, некогда была центром общественной жизни. Теперь она выглядела как поле битвы: разрушенные памятники, поросшие мхом, и пустые фонтаны, в которых давно не было воды.

Так что для меня было неудивительно увидеть немолодого провизора, терпеливо приглашающего меня войти. Его усталые глаза, обрамленные въевшимися в пожелтевшее лицо глубокими морщинами, оценивающе смотрели на меня. И в этот миг они не говорили, а кричали о пережитых лишениях и утратах. В его движениях чувствовалась и обессиливающая усталость, и тихая решимость, и желание хоть как-то помочь тем немногим, кто еще остался в этом умирающем городе.

— Что вам молодой человек?! — тихо и учтиво спросил он. В его интонации и произношении чувствовались так давно забытые такт и учтивость.

— Я, наверно, представлюсь. Меня зову Вячеслав Буре. Адвокат!

— О… Очень приятно. А меня Самуил Маркович! Провизор и владелец этого небольшого заведения и ваш покорный слуга, — он по-отечески мягко улыбнулся.

— А ну-ка подождите молодой человек. Нет, не может быть! Вы, таки живы. Ой вей! Кому скажу, не поверят!

Я оторопел от неожиданности и теперь остановившись внимательно его рассматривал.

— А мы знакомы?!

— Нет вы посмотрите на этого молодого гоя, с которым я знаком с пеленок, — теперь провизор уже обнимал меня, отталкивал, смотрел из далека и снова обнимал.

— Вы сын нашего городского адвокаты Валерия Буре? А я тот человек, который чуть не устроил вам обрезание. Благодарите вашу матушку, спасла.

— И он меня таки спрашивает знаком ли я с вашим отцом?! — от удовольствия и возбуждения он уже пританцовывал на месте, как старый конь после укола «конского возбудителя».

— Что значит знаком? Я изволил быть его лучшим другом до войны. Кстати, а где он сейчас?

— Отец, большей частью дома с собакой!

— Ну тогда если увидите, то передавайте ему привет от Самуила Марковича Зибельзона. Что-то я по-стариковски только о своем, да о своем. Так что вам надо, Слава?

— Скажите, Самуил Маркович, у вас есть в аптеке микроскоп?

— Обыкновенный микроскоп? — старик на секунду замялся,

— Нет, к сожалению. Обыкновенного микроскопа у меня нет, — он внимательно и с удивлением смотрел на мое лицо, с которого медленно умирая сползала последняя надежда,

— Да шо ж вы так расстраиваетесь, Слава. Поверьте, старому еврею, все у вас будет хорошо. Просто микроскопа у меня нет, но есть новый электронный и к тому же подключённый к интернету, это сегодня уже большая редкость — он, теперь улыбаясь рассматривал мою реакцию и не стесняясь уже тащил меня в дальнюю комнату, рассуждая на ходу о чем-то своем.

Микрофотография начала медленно проявляться на мониторе, и я почувствовал, как сердце ускоряет ритм. С каждой секундой изображение становилось чётче, и вместе с ним росло напряжение.

— Сейчас главное вам не торопиться Слава. Крутите эту ручку помедленнее. Вот началось. Смотрите! — тяжело выдохнул провизор, увеличивая разрешение и указывая на едва заметные контуры, появляющиеся на экране.

Через пять долгих минут у меня в руках был адрес закрытого файлообменника и пароль доступа к нему и больше ничего.

— Странно подумал я, записывая на свой мобильник исходные данные.

— Ну, что, Слава, слава Богу, справились! Надеюсь, вы получили, что хотели. Ну, и, если вам ничего больше не надо, я вас мой друг провожу и пойду досматривать сон, благо снится пляж и мулатки, — он бодро засмеялся и нежно подтолкнул к выходу.

— Надеюсь дорогу домой вы найдете. Ну а папе передавайте привет. Скажите, что жду в гости!

Последнюю фразу я еле расслышал, так как уже не шел, а бежал в летнюю ночь в городе, разрушенном войной, закончившейся год назад. Я несусь по пустым, темным улицам, где время словно остановилось, замерло, подавившись секундами нового бытия.

Густой, задушливый до умопомрачения воздух и насыщен презревшими запахами, которые рисуют мрачную картину недавнего прошлого. Первое, что бьет в нос, заставляя задыхаться и кашлять на ходу — это стойкий запах гари и дыма. Он впитался в разрушенные здания, в асфальт, в каждый уголок этого погубленного войной города. Эта вонь напоминает о пылающих ночах, когда все вокруг было охвачено огнем, хаосом и смертью.

Амбре из пыли и бетонной крошки витает в воздухе, создавая ощущение, будто я бегу сквозь облака серого тумана. Мне зачастую, кажется, что любое мое движение поднимает в воздух миллиарды мелких частиц, которые оседают на коже и одежде, ослепляют слезящиеся глаза, оставляя сухой, горький привкус во рту.

Металлический аромат ржавчины и старого железа идет от покинутых машин и сломанных конструкций. Эти запахи противоречат моему восприятию, невольно создают резкий контраст с ночной прохладой, делая атмосферу еще более угрюмой.

Иногда, когда пробегаю мимо разрушенных зданий, в мои легкие врывается запах сырости и плесени. Влажность, которая накопилась за долгие месяцы, проникает в каждый угол, оставляя после себя затхлый, тяжелое зловоние.

Но даже в этой темноте и разрухе есть проблески жизни. Порою ветер приносит свежие ароматы диких трав и цветов, которые пробиваются сквозь асфальт и руины. Эти нежные нотки лаванды, полевых цветов и, возможно, даже цветущих акаций или липы наполняют воздух тонким ароматом надежды и возрождения.

Я бегу и остывший ночной воздух постепенно становится прохладен и свеж. Он врывается легким бризом и несет в себе слабые запахи из пригородов, где жизнь постепенно возвращается в нормальное русло. Эти ароматы смешиваются с остальными, создавая сложную и противоречивую палитру надежды, которая сопровождает меня на каждом шагу.

Остатки еды и пустые стаканы от кофе жалко маячили на моем письменном столе. Сергей, Надежда мило улыбались друг другу и о чем-то оживленно беседовали, словно не было тех пяти минут страха, боли и унижения.

— Ну что? Как вы тут без меня? О, я вижу вы уже подружились? — съехидничал я, валясь в одиноко стоящее в углу старое кресло.

— У вас из еды, хоть что-нибудь осталось или мне надо снова идти в пиццерию?

— Обижаешь, Кэп? Мы взяли и на твою долю и пиццу и кофе, два стакана. Держи! — Сергей наклонился к письменному столу и как волшебник достал, словно из ниоткуда две коробки с сицилийской пиццей и два стакана с теплым еще кофе.

— Слава, ты пока поешь, мы тебе мешать не будем, — мило улыбнулась Надежда

Вокруг моего письменного стола собрались заговорщики, ни дать ни взять картина Рембрандта «Заговор Клавдия Цивилиса». Мы сидели в полумраке, освещенные лишь оборванной еле живой настольной лампой с порванным абажуром и тусклым светом экрана моего нетбука. Бутылка рома, которую я держал в руках, отбрасывала дрожащую тень на стену и со стороны казалось, что я овладел мечом древних викингов — батавов. Что это было нашим символом союза и неразгаданной тайны, мне было все равно, главное сейчас загружалось из всемирной паутины интернета.

Взгляды каждого из нас были прикованы к экрану, в котором отражались лишь две коротких записи, написанные в волнении и безысходности и спрятанные на просторах «даркнета».

— Что это? — Надежда прижалась ко мне ближе, её глаза, словно большие тёмные озёра, заполнились страхом и растерянностью. Она крепко ухватилась за мою руку, её дыхание стало тихим и прерывистым.

— Кажется, данные частного файлообменника и пароль к нему — прошептал я, чувствуя, как кровь стучит в висках.

— Твой отец нашел надёжный частный файлообменник и зарегистрировал новый аккаунт, используя временную почту. Убедившись, что все настройки безопасности активированы, он загрузил файлы. Эти файлы закодированы сложным шифром, который он где-то взял, а может быть, разработал самостоятельно. Но как я вижу, каждая строка кода, каждый байт данных реально спрятаны за множеством слоёв анонимности и защиты.

— Ой, все так сложно! — она трепетно смотрела на меня и приобняла за шею,

— Дай я тебя поцелую, мой герой! — и она нежно чмокнула меня в небритую щеку, покрытую двухнедельной щетиной. Внутренняя дрожь влетела в меня огненным смерчем желания.

— Ну и как мы это расшифруем? Даже не представляю себе, что там может быть? — голос надежды дрожал от нетерпения и милого детского любопытства.

— Не знаю! Может быть все что угодно. Например, документы, фотографии. Не имеет смысла угадывать, сейчас все узнаем.

Я упорно смотрел на экран монитора, файлы были закодированы и в данный момент не представляли собой никакой ценности. Я просто не представлял, что мне с этим богатством делать. Но внутренний голос подсказывал, что за этими шифрами скрывается нечто важное, возможно, даже опасное.

Решив не терять времени, я начал с самого простого — анализа метаданных. Запустив «Hex Editor», я начал изучать структуру файлов. Данные казались абсолютно нечитабельными, только случайные символы и коды. Однако через некоторое время я заметил повторяющиеся шаблоны. Это могло быть ключом.

Моя голова была полна вопросов. Как отец Надежды смог создать эти файлы? Может ему помогли? Почему они были зашифрованы? И главное, как мне их расшифровать? Ответы на эти вопросы могли изменить все.

Вспоминая, где я нашел эти файлы, я решил вернуться на сайт файлообменника в даркнете. Может быть, я пропустил какие-то важные подсказки или намеки. Зайдя на сайт, я тщательно исследовал каждую страницу. Наконец, я нашел странную ссылку, которая была спрятана к коде страницы и почему-то не активирована. Я с трудом понимал, как раньше она ускользнула от моего внимания. На ней были странные символы и коды, которые на первый взгляд казались бессмысленными.

— Так ребята это я так понял надолго. В соседней комнате есть небольшой диван, а в кладовке старый, но чистый матрас. Постельное белье в трельяже. В общем дуйте спать. А мне надо в тишине поработать.

— Полковник может все-таки какая-то помощь нужна. Я готов, — Сергей подошел ко мне и положил свою руку мне на плечо.

— Нет, старлей. Пока от вас двоих мало толку. Идите спать. Утро, вечера мудренее. Если расшифрую раньше, даже не сомневайтесь, разбужу! — и не обращая на них больше внимания, я вернулся в мир, цифр, языков и теорем.

Невесть откуда-то взявшийся комар периодически жужжал над ухом, пытаясь куснуть меня хоть куда-нибудь, пока, обнаглев не поднялся к потолку, и там не запутался в старой паутине.

Я начал записывать эти символы и пытаясь понять их значение. Возможно, это был ключ к шифру, или по крайней мере подсказка, как его взломать. С каждой минутой я все больше погружался в эту загадку.

Зная, что одному мне не справиться, я обратился к хакерским форумам и сообществам. Мне просто сказочно повезло. Прыгая в запутанной паутине темного интернета, совершенно случайно я оказался на одном из таких форумов, и наткнулся на заинтересовавшее меня обсуждение, где люди делились своими методами взлома и дешифровки данных. Среди множества постов я нашел один, который привлек мое внимание. В нем говорилось о давно забытой программе, способной как шифровать, так и взламывать сложные шифры.

Я скачал программу и начал изучать инструкции. Это было непросто, но другого пути не было. Программа требовала ввода ключа для дешифровки, и мне предстояло его найти.

Понимая, что подобрать ключ вручную будет невозможно, я решил использовать «John the Ripper» — мощную утилиту для взлома паролей. Настроив словарную атаку, я запустил процесс перебора паролей. Часы шли, а программа продолжала работать, перебирая тысячи комбинаций.

Пока «John the Ripper» работал, я не сидел без дела, изредка позволяя себе сделать глоток кубинского рома. Решив вновь изучить символы, найденные на сайте, я начал искать в них логические связи. Вдруг меня осенило: это могли быть координаты, имена или даты. Решив проверить свою теорию, я ввел одну из комбинаций в программу дешифровки. Странно, но так заморочились для зашифровки, отец Надежды оставил для нее один ключ в конце пути, дату ее рождения.

Программа начала расшифровку. Процесс занял несколько часов, и я с нетерпением ждал, когда наконец смогу увидеть содержимое файлов. Наконец, экран монитора замерцал, и передо мной открылись документы, которые изменили все.

Это были данные о секретных операциях администрации Президента моей страны, скрытых финансовых схемах Правительства и темных сделках наркомафии. Каждый файл раскрывал новые детали, которые казались невероятными. Я понял, что теперь держу в руках нечто большее, чем просто закодированные файлы. Это был ключ к раскрытию крупной тайны.

Содержимое файлов было настолько шокирующим, что у меня перехватило дыхание. Я ожидал чего-то подобного, но только не этого. Передо мной лежали неопровержимые доказательства предательства со стороны моего правительства, Президента и его ближайшего окружения. С каждой страницей мои надежды рушились, как карточный домик. Это было подобно падению в бездонную пропасть, где каждый неверный шаг мог стать последним, отправляя меня в бесконечную тьму безвозвратно.

Однако мое внимание привлек небольшой видеофайл, который имел странное название «Луми». Похоже на финский диалект, моему это «Lumihiutale», так, а как это будет на нашем языке?

— Давай полиглот, вспоминай. Тебя же первый раз готовили к заброске нелегалом к свободолюбивым финнам. — я прокручивал в голове вереницы давно забытых слов и предложений.

— Lumihiutale hiljaa putoaa, yön pimeydessä se hohtaa. Kuin taivaan lahja, kevyt ja hento, maahan laskeutuu, hiljainen lento. Что означает, Снежинка тихо падает, в ночной темноте она сияет. Как дар небес, легкая и нежная, спускается на землю, тихий полет.

Надежда спала, свернувшись калачиком, на старом, потертом диване. В приоткрытое окно влетал утренний легкий ветерок. Он нежно ласкал и играл с прядями её волос, умилительно перебирая тонкие шелковые нити и вышивая на её лице удивительные и неповторимые узоры. Мне казалось, что лёгкий шорох листвы за окном читал ей сказку или любовную поэму, дополняя атмосферу раннего утра новизной и свежей прохладой. Солнечные лучи пробивались сквозь занавески, рисуя на её лице причудливые узоры света и тени. В комнате царила тишина и умиротворение, и казалось, что весь мир замер, чтобы не нарушить её сладкий сон.

— Просыпайся, соня! — я осторожно коснулся ее ладони.

Она открыла бездонную глубину своих карих глаз, пробуждаясь от сладких сновидений. Лениво потянулась, как ласковая кошка, наслаждаясь мягким утренним светом, который ласково касался её кожи. Присела на кровати и пристально окинула меня взглядом, откинув со лба непослушную челку. Ветерок, ворвавшийся в комнату через приоткрытое окно, нежно гладил её лицо и окружал её ароматом свежести, смешанным со сладкими, экзотическими и опьяняющими запахами лунного цветка и жасмина, с тонкими оттенками медовой сладости. Она улыбнулась, на мгновение задержала дыхание и снова прикрыла глаза, наслаждаясь моментом тишины и покоя, прежде чем начать новый день.

— Ау, барыня. Утро, просыпайся, лежебока! Умывайся, за пошел за кофе. И, да, разбуди Сергея!

Она еще полусонными глазами рассматривала меня, пытаясь оценить и примириться с утренним окружающим миром.

— Только мне возьми лате и какую-нибудь вкусняшку!

Ох, уж эти женщины. Нет, чтобы что-то сказать прямо. Одни загадки и намеки, в которых ты постоянно путаешься и спотыкаешься.

— Чуть не забыл, как тебя мама называла в детстве?

Она на секунду задумалась, в ее глазах загорелись яркие огоньки воспоминаний и событий. Она на миг вернулась в детство и сейчас давно забытые чувства переполняли ее всю.

— Снежинка! Мама меня ласково называла снежинка. Я и сама не знаю почему.

— Ну, отлично, Снежинка! У меня для тебя кое-что есть. Вернусь, покажу.

Святая троица сгрудилась возле экрана монитора в поисках святого Грааля, запивая стресс вчерашнего дня и бурной ночи терпким кофе и заедая свежими круассанами из французской булочной, спрятанной от надоедливых глаз в ближайшем переулке.

Глава вторая

Медленно, из далекого прошлого на нас смотрело уставшее лицо немолодого человека, устало сидящего в неглубоком кожаном кресле. Он был сосредоточен и собран. Его поза, с руками скрещенными перед собой, говорили о его уверенности и решимости.

В его, чуть сощуренных глазах, отражались глубокие чувства — смесь любви, гордости и, возможно, сожаления. Он тщательно подбирал слова, периодически останавливаясь, чтобы передать ей свои мысли и эмоции. Это был важный момент для него, и он хотел, чтобы его дочь почувствовала всю искренность и важность сказанного.

Его голос звучал твердо, но в нем чувствовалась теплота и забота. Он говорил о том, как много она для него значит, и о том, как он гордится её достижениями. Он искренне надеялся на то, что она сможет понять и простить его за возможные ошибки прошлого. Комната наполнялась невидимым напряжением, ведь это послание, возможно, самое важное, что он когда-либо записывал:

— Надежда, здравствуй, моя дорогая дочь. Меня зовут Игорь Новак и ты носишь мою фамилию. Если ты смотришь это видео, значит я уже мертв, как бы странно и обыденно это не звучало.

Он измученно улыбнулся, посмотрел по сторонам, взял наполненный темной жидкость стакан, медленно сделал несколько глотков, закашлялся и продолжил,

— Мы с твоей мамой, еще до твоего рождения, часто спорили, выбирая тебе достойное имя. Я хотел, чтобы ты носила имя Луми. В переводе с финского «Lumi» означает «снег». Я убеждал её в том, что это имя хорошо передает ощущение чистоты, холодной красоты и свежести, которое ассоциируется со снежинкой. Я дополнительно уточнил — твоя прабабушка была родом из Финляндии и родиться ты должна была в январе.

Мама не соглашалась. Она считала, что моя работа в управлении разведки морского флота, сделала из нее параноика. Каждый раз, по ее словам, когда я исчезал на некоторое время, она нервничала, переживала и жила лишь одним чувством надежды. Именно поэтому, я признал ее правоту, и ты получила прекрасное имя Надежда.

Судьба не дала мне шанса с тобою воочию познакомиться. За полгода до твоего рождения меня пригласил начальник штаба флота и предложил перейти в службу внешней разведки. Как потом оказалось, они имели на меня далеко идущие планы. В то время я был дерзким, молодым и неопытным, с разумом, затуманенным идеями о нашем расовом превосходстве. А еще я был отличным диверсантом и разведчиком с хорошими аналитическими и физическими данными.

Меня начали готовить к заброске в Финляндию, нелегалом, помня мое происхождение и знание языка. Но случился провал нашей структуры в Америке и было принято решение отправить меня туда с заданием сформировать новую, спящую группу диверсантов и ликвидаторов.

Я исчез из вашей жизни, за месяц до твоего рождения. Маме сообщили, что я погиб на затонувшей подводной лодке, при выполнении боевого задания. Говорят, были торжественные похороны.

Он неожиданно резко поднялся из кресла. Скрестив руки на груди Новак, медленно заходил по комнате, переживая произошедшее. Вот он остановился, снова наполнил свой бокал виски и присел в кресло. Немолодой диверсант, потерявший себя, семью и свою страну, упрямо смотрел с экрана монитора продолжая свой невероятный рассказ,

— Мне создали невероятно глубокую легенду специалиста по драгоценным камням. Одно из лучших прикрытий в разведке. Я поселился в Нью-Йорке, в самом известном месте торговли драгоценными камнями, на сорок седьмой улице, также известной как «Diamond District». Этот район находится между Пятой авеню и Шестой авеню в Манхэттене. Diamond District был одним из крупнейших центров торговли бриллиантами и другими драгоценными камнями в мире. Здесь находилось более трех тысяч ювелирных магазинов, мастерских и офисов компаний, занимающихся торговлей драгоценностями. Так что затеряться здесь было очень просто. Кто обратит внимание на Алекса Робермана, молодого торговца с великолепными связями в мире бриллиантов и ювелирных камней.

У меня появились партнеры и друзья. Через некоторое время я уже смело заходил в известные на весь мир семьи и проводил встречи с нужными мне людьми из государственного департамента и членами мафии. Пришло время создавать свою боевую группу.

Первым кого я завербовал, был Лиам О'Коннор, участник ирландского движения сопротивления и прекрасный стрелок-снайпер. Затем, нас стало трое. Из родных пенатов, прибыла яркая и дерзкая воительница, по совместительству великолепный фармаколог и врач, Валери Новак. Потом копаясь в сети даркнета, я нашел молодого, гениального хакера, индуса Арвинда Шарма.

Последним участником нашей золотой коллекции стал бывший спецназовец, бежавший из Северной Кореи, капитан Ким Чон Су, который в совершенстве владел навыками древнего искусства Хваранг. Я тогда не знал, что помимо ниндзя в Японии, существовали ещё более совершенные бойцы, в период государства Силла, в пятидесятых годах до нашей эры. Это были выдающиеся воины, известные своими навыками скрытного передвижения, шпионажа и боевых искусств. И хотя Хваранг не были исключительно разведчиками или убийцами, они являлись элитными воинами с высокими моральными и физическими стандартами, обученными в различных аспектах боевых искусств и тактики.

Он на минуту задумался, прикрыл глаза и невольно смахнул то ли каплю пота с испещрённого морщинами лба, то ли скупую, невесть откуда взявшуюся слезу. На журнальном столике лежали, наверное, какие-то заметки, он потянулся, пролистал их и внимательно прочитал, и продолжил,

— Я пережил двух президентов, не имея никаких проблем или поручений, выходящих за рамки человечности, пока вы не выбрали нового. Работа с последним их них стала для меня и моей группы сплошным адом. Мы перешли рубикон разведки и аналитики, и стремительно вошли в сумрачную чащу похищений, ликвидаций и диверсий.

Первым заданием, полученным мною от руководителя администрации новоизбранного президента, стала ликвидация здесь в Америке, в Вашингтоне, лидера оппозиции и по совместительству первого заместителя председателя нашего парламента.

За неделю до этого, мне позвонил директор службы внешней разведки и уведомил меня, согласно указа президента, я перехожу под прямое подчинение администрации, а точнее, лично к первому лицу государства. Для меня это был шок. И это мягко сказано. Но я привык исполнять приказы не думая. Думать я начинал исключительно на стадии планирования и исполнения.

Итак, Андрей Викторович Ковалев — первый заместитель председателя парламента, партия «Народное Возрождение». Он прибыл с неофициальным визитом в Америку для встречи с первыми лицами вашингтонской администрации. Его необъявленный визит был связан с предстоящими парламентскими выборами и перспективой импичмента нынешнего, действующего президента.

Отец Надежды ухмыльнулся, отхлебнул очередную порцию спиртного, слегка поморщился и продолжил,

— Первый заместитель председателя парламента, реально был не лучше нынешнего президента. Такой же жадный на деньги, продажный и самовлюбленный как нарцисс. Когда на общих встречах они стояли рядом, казалось, что они вылезли из одной и той же вульвы. Однако я отвлекся!

У нас было два дня на его ликвидацию. Приказы, как я говорил, не оспариваются, а исполняются. Группа, как единое цело работала уже более десяти лет. Мы привыкли, привязались друг к другу и никогда не задавали лишних вопросов.

Ковалев остановился в самом дорогом отеле Вашингтона «Four Seasons Hotel» в королевском люксе «Royal Suite», стоимостью пятнадцать тысяч долларов за ночь. Я не понимаю, что можно делать одному в люксе площадью четыре тысячи квадратных футов, да еще и с террасой площадью более тысячи квадратных футов с камином и барбекю. Эта стремящаяся к власти сволочь, нищей была только в период выборов. Вечно ходила в фуфайке и небольшой кепке, сдвинутой залихватски, набекрень.

Сейчас это был нувориш, соривший напропалую деньгами, щедро украденными у государства и щеголявший грантами, полученными от щедрых спонсоров политики. Так вот убрать его надо было за сорок восемь часов так, чтобы комар носа не подточил.

Как это сделать в столице самого могущественного государства на глазах у всех разведок мира, проломив незаметно защиту службы охраны президента страны нашего пребывания?! Все, что было предложено от снайперской атаки, до взрыва автомобиля или гарроты в номере в гостинице было обыкновенным терроризмом. Никаких новых идей.

Днем у нас была назначенная встреча со связным, прибывшим специально что бы контролировать нашу операцию. За два часа до назначенного времени я и Валери прибыли в «Rock Creek Park» который находится в северо-западной части Вашингтона. Это один из крупнейших городских парков в столице Америки, простирающийся от границы с Мэрилендом до самого центра города.

Нам повезло, что Four Seasons Hotel находился в районе Джорджтаун, недалеко от западного края Rock Creek Park. Расстояние от места пребывания нашей цели до ближайшего входа в парк составляло примерно от висьмиста метров до тысячи метров, в зависимости от того, какой вход вы используете. Самый близкий вход в парк из района Джорджтаун находился в районе «Dumbarton Oaks Park» или на пересечении улиц «P Street NW» и «23rd Street NW», что было очень удачно для нашей группы слежения.

Снова на экране небольшая задержка. Наш собеседник вышел из кадра, а в нашей комнате воцарилось молчание, прерываемое иногда тихими всхлипами Надежды. Сергей оторопело осматривался по сторонам в поисках причины происходящего на экране. И даже я, повидавший много в своей жизни, был сейчас ошарашен. Через минуту наш визави появился в кадре и ничего не объясняя продолжил,

— Солнце было еще в зените, но в парке было слегка сумрачно и влажно. Мы наблюдали за резвящимися детьми до тех пор, пока один из малышей не потянул себе в рот невесть откуда взявшийся красный мухомор. Валери взлетела с места, как истребитель «Тайфун» и на форсаже была через минуту около малыша и его матери. Без тени смущения она настойчиво вырывала отраву из рук ребенка.

Взъерошенная мать, еще секунду назад с кулаками набросившаяся на Валерию, теперь сжимала ее своих объятиях, рассыпаясь в искренних благодарностях за жизнь спасенного наследника. Валери с горящим победоносным взором воительницы, не торопясь шла в мою сторону неся трофей, вырванный с таким трудом из рук голосящего на весь парк пацана.

Я думал, что она выкинет его в ближайшую урну, но нет. Она стояла, и с вызовом амазонки смотрела мне в лицо словно вызывала на смертный бой. А дальше у нас с нею состоялся странный диалог:

— Удивительно, Игорь, но проблема, которая нас с тобою мучила со вчерашнего дня решена! — она бодро хлопнула меня по плечу и принялась пристально рассматривать отвоеванный с боем гриб. Я с удивлением смотрел на нее, не понимая ситуацию от происходящего.

— Да не смотри на меня так. Наше решение мускарин. Который тяжело определяется! — она ухмыльнулась и засунула красный в белых пятнах трофей в свою небольшую дамскую сумку.

— Я ничего из того, что ты сейчас сказала, не понял. Что такое мускарин? И что, в смысле, тяжело определяется? — я оторопело смотрел на Валерию и на мухомор, который она мне тыкала под нос минуту назад.

— Мускарин — это алкалоид, содержащийся в грибах мухоморах. Механизм действия мускарина почти тот же самый, как у ряда боевых отравляющих веществ, среди которых можно назвать зарин и заман, вот только он тяжело определяется! — она с удивлением, учителя, который смотрит на двоечника, посмотрела на меня и продолжила,

— Сложного ничего нет. Сначала найдем штук десять грибов, потом получим концентрированный экстракт, а в конце процесса бесцветные кристаллы, хорошо растворимые в воде, без вкуса и без запаха.

В приподнятом настроении духа, я что есть силы обнял ее и поцеловал в губы. Ответный поцелуй был коротким и яростным. Она нежно отстранилась от меня и прижавшись к уху прошептала: «Давно бы так! Ну теперь, Игорек, держись!»

— Все, пошли отсюда! — скомандовал я и подхватив ее под руку потянул в сторону выхода из парка. Она не особо то и упиралась. Вот только глядя своими влюблёнными глазами на меня, удивленно спросила,

— А как же связной из центра?

— Да, пошел бы он на хрен вместе с этой мелкой гнидой, главою администрации нашего президента! — и я скабрезно выматерился, указав четкий путь, в котором совместил руководителя администрации со скоростью и направлением его движения.

В небольшом съемном доме на окраине города мы определяли свои роли в предстоящем спектакле жизни и смерти.

— Так, Валери, повтори еще раз для всех присутствующих, последствия отравления мускарином, — я внимательно посмотрел на затихшую группу диверсантов.

Лекция Валери не заставила себя долго ждать:

— Мускарин — это решение нашей задачи! После проведения акции с его использованием у следствия начнутся проблемы. Им, на первом этапе, определение точной причины смерти не будет очевидным, при условии, что не будет свидетелей. Симптомы будут указывать на различные возможные отравления, но первоначальные анализы не дадут никакого точного ответа. — она мило всем нам улыбнулась,

— Этот алкалоид, редко используют для отравлений. И поэтому он реально трудно определим без целенаправленного анализа. Исходный материал мы с Игорем привезли, реактивы все есть. Осталось только получить результативный материал для использования. Ну, если ко мне больше нет вопросов? Я пошла работать, — она развернулась, дерзко стрельнула волшебством своих хитрых глаз в мою сторону и показав средний палец индусу удалилась в лабораторию

— Отлично, кроме Валерии, ей надо работать, всем пока отдыхать, я на рекогносцировку. — посмотрев на айтишника я продолжил,

— И да, Арвинд, посмотри, как взломать всю компьютерную сеть гостиницы.

Ближе к вечеру план операции был разработан и приведен в действие.

Лиам О'Коннор, участник ирландского беспредела и снайпер нашей группы, должен был стоять на крыше соседнего старого зданий напротив отеля. Его задача контролировать периметр операции и наблюдать за гостиницей через прицел своей винтовки. Он обладал превосходным хладнокровным. Методичные занятия спортом давали свои преимущества. Каждая его мышца была натренирована до предела. Наш стрелок всегда предпочитал оставаться в тени. Он умудрялся следя за каждым шагом любого объекта и обеспечивать прикрытие для участников операции. В группе он был лучшим в наблюдении и защите нас всех от неожиданных угроз.

Валери Новак уже изготовила яд. Её имя было символом точности и безупречности в нашей команде. Я часто задавал сам себе вопрос, как она умудрилась в наш сугубо мужской коллектив привнести с собой не только дерзость и харизму, но и выдающиеся навыки фармаколога и врача. Валери была родом из Чехии. Она получила образование в престижных европейских университетах, где изучала химию, фармакологию и медицину. Её научные работы и исследования в области токсикологии были признаны во всем мире, что обеспечило ей репутацию одного из лучших специалистов в своей области.

Её подготовка к миссии была идеальной: она изготовила смертельную дозу мускарина, тщательно рассчитав, чтобы не оставить следов.

Судя по ее рассказу, этот яд, известный своим мощным воздействием на нервную систему, был выбран неслучайно. Валери провела множество часов в лаборатории, исследуя все возможные варианты и последствия применения мускарина. Она знала, что именно этот яд парализует объект, не оставляя объекту покушения шансов на спасение. Мускарин действует быстро и эффективно, вызывая паралич и смерть в считанные минуты, при этом его следы практически невозможно обнаружить при обычном токсикологическом анализе.

Наш семейный фармацевт была не просто специалистом по ядам; её знания в области медицины и фармакологии делали её незаменимой в любой ситуации. Она могла не только разработать идеальное отравляющее вещество, но и оказать первую помощь в случае необходимости, а её глубокое понимание человеческой физиологии помогало предугадывать реакцию организма на те или иные вещества. Её уверенность и профессионализм внушали уважение и доверие, и каждый знал: если Валери взялась за дело, то можно быть уверенным в успехе.

— Командир, сеть взломана, можно работать! — это взглянул на секунду на меня Арвинд Шарма, молодой и гениальный хакер из Индии.

Это безалаберное чудо, снова уткнулось в свой компьютер и уже нежно урчало как ласковый кот, к которому вернулась его обожаемая игрушка. Я в свое время нашел его место в глубинах даркнета, где его навыки стали поистине легендарными. Я удивлялся, как родившись и выросший в Мумбаи, он достиг таких вершин. С его слов он с детства увлекался компьютерами и технологиями. Судя по следам, не до конца зачищенным в интернете, начиная со школы он показывая выдающиеся способности в программировании и кибербезопасности. А благодаря своей виртуозности и безупречному знанию современных технологий, Арвинд быстро заработал репутацию одного из лучших хакеров в мире.

Его задача сейчас состояла в том, чтобы взломать серверы и видеосистему гостиницы. Это была сложная операция, требующая не только технического мастерства, но и предельной концентрации.

Однако нет предела совершенству. Арвинд виртуозно управлялся с компьютерами, проникая в их самые защищенные уголки, чтобы отключить камеры и устранить все следы нашего присутствия. Он использовал сложные алгоритмы и программы, которые сам же и разработал, чтобы обойти системы защиты и сделать своё вмешательство незаметным.

Сегодня он виртуозно контролировал общую ситуацию, обеспечивая группе безопасный отход, а при необходимости и быструю, незаметную эвакуацию. Я постоянно был с ним на связи. Его задача — отслеживать наши передвижения и предупреждать о возможных угрозах. Не удивительно, что его навыки и способность принимать быстрые и правильные решения в критических ситуациях не раз спасали команду от провала. В мире, где каждый шаг может быть фатальным, Арвинд был незаменимым участником всех наших операций, обеспечивая нам не только успех, но и безопасность.

Последним участником команды стал капитан Ким Чон Су, бывший спецназовец из Северной Кореи, мастер древнего искусства Хваранг. Ким знал всё о скрытных передвижениях и шпионаже. Его задача заключалась в том, чтобы под видом сотрудника проникнуть в гостиницу и отравить воду объекта.

Я с восхищением теперь наблюдал, как он с легкостью и безмолвной грацией обошел охрану и камеры, добавил смертельную дозу в бутылки с водой, которые стояли на столе и в смарт-холодильнике в номере вице-спикера, и незаметно вышел из отеля

План был безупречен. Каждый знал свою роль и выполнял её с расчётливостью и профессионализмом.

Когда часы пробили полночь, игра в смерть началась. Никто никогда не узнает, что за этой трагедией будет стоять группа из непримиримых бойцов-диверсантов, каждый из которых сыграет свою ключевую роль в этом безупречном и смертельно точном плане.

Я был одним из тех, кто наблюдал и сопровождал на расстоянии Андрея Викторовича Ковалева в тот роковой вечер. Будучи первым заместителем председателя парламента от партии «Народное Возрождение», он славился своей неоднозначной репутацией. Многие считали его лживым политиком и проходимцем, использующим своё положение для личной выгоды.

Этот вечер начался с ужина в престижном ресторане, куда Андрей Викторович прибыл вместе с главой администрации президента Америки и несколькими другими высокопоставленными чиновниками. За столом царила атмосфера формального, но всё же непринуждённого общения. Обсуждались важные государственные вопросы, сопровождённые бесконечными тостами и обильными порциями виски, текилы, вина, водки и черной паюсной икры.

Когда ужин подошёл к концу, Андрей Викторович был изрядно выпившим. Мы наблюдали со стороны, как его помощник помог ему выйти из ресторана и с трудом усадил в роскошный лимузин. Через заднее стекло автомобиля политика было заметно, что в течение всего пути до отеля он всё время что-то бормотал, пытался поддерживать разговор с водителем, махая при этом руками, но слова очевидно путались, и речь от алкоголя становилась всё менее внятной.

Мы прибыли к отелю почти одновременно. Помощник помог ему дойти до его номера. Андрей Викторович внезапно начал раздражённо говорить, обвиняя помощника в том, что тот не позаботился о его комфорте должным образом. Слова становились всё более резкими и громкими. Помощник пытался успокоить его, но это лишь усиливало гнев Ковалева. В какой-то момент эта пьяная тварь в ярости оттолкнула помощника, сказала, что он больше не нуждается в его услугах этой ночью и все следующее утро. Это было как нельзя кстати.

Помощник, видимо, уставший от постоянных упрёков, ушёл, хлопнув дверью. Мы остались снаружи, в машине, с интересом наблюдая через полуоткрытые не зашторенные окна номера гостиницы. Вице-спикер на автопилоте, неуверенной походкой вошел в комнату, бросил свою сумку на кресло и направился к мини-бару. Спустя несколько мгновений он взял бутылку с водкой и жадно начал ее пить. С пьяной ухмылкой вертухая, он оглянулся по сторонам, показал кому-то кулак и с размаху своего тучного тела, плюхнулся в роскошное кожаное кресло.

Сейчас перед нами в роскошном номере люкс сидел толстый мужчина в темно-синем костюме, чья внушительная фигура явно не помещалась в резном итальянском кресле. Его округлое и смятое от пьянки лицо было затянуто в бледную, безжизненную кожу, напоминающую парафин. Лысая голова блестела под искусственным светом хрустальной лампы, а маленькие, прищуренные и пьяные глаза изучали мир с холодной, оценивающей настороженностью. В его взгляде чувствовалась расчетливость, скрытая за вежливой, но фальшивой улыбкой.

Он медленно дирижировал мнимым оркестром левой рукой с зажатой в ней полупустой бутылкой водки. Концерт, видно, закончился и он, сидя поклонился невидимым зрителям. Закончив представление и еле-еле поднявши свои необъятные чресла, он снова направился к мини-бару. Новый вождь будущего независимого народа достал холодную бутылку сельтерской воды и жадно выпил несколько больших глотков. Через несколько минут его поведение резко изменилось.

Сначала он начал потеть и часто сглатывать набегающую, обильную слюну, словно пытаясь справиться с неудобством. Затем он схватился за голову, покачиваясь на месте, словно теряя равновесие. Видя, как его лицо искажается от боли, я понял, что для него что-то пошло не так. Андрей Викторович схватился за живот и бросился в ванную. Через полуприкрытую дверь я увидел, как его тень, мечущуюся по стенам и потолку, сотрясает от рвоты и диареи.

Его сердце, скорее всего, начало биться медленнее, а каждый удар начал отдавался глухим эхом в его ушах. Дыхание стало тяжёлым и затруднённым. Вице-спикер едва мог стоять на ногах. Он чувствовал, как силы покидают его. В зеркале ванной мы увидели его отражение — бледное лицо, покрытое каплями пота, глаза с сузившимися зрачками, наполненные страхом и болью.

Внезапно его сознание начало затуманиваться, и реальность смешалась с галлюцинациями. Ему показалось, что в комнате появились невидимые существа, преследующие его. Он начал паниковать, пытаясь отбиться от них. В приступе бреда он начал срывать с себя одежду, пытаясь избавиться от воображаемых врагов. Он бегал по номеру, наталкиваясь на мебель, размахивая руками и кричал в пустоту.

Последнее, что он попытался сделать — позвонить в службу спасения, но телефон выпал из его дрожащих рук. Каждый вдох давался ему всё труднее, мышцы начали подрагивать от слабости. Он упал на пол, чувствуя, как его сознание постепенно затуманивается. Мир вокруг становился всё более размытым и нереальным.

Мы молча наблюдали как наш объект начал потерять сознание. Вот он споткнулся об невидимую преграду и упал на пол. Его начала бить последняя смертельная конвульсия, не прошло и пяти минут как его сердце остановилось. Я ухмыльнулся и посмотрел на секундомер своих часов. Весь процесс, от начала первых симптомов до смерти, занял всего около часа.

На следующее утро, новость об его внезапной смерти потрясла администрацию президента Америки и общественность, оставив множество вопросов без ответов.

Новак сидел, опустивши взор, словно собирался с мыслями. Его правая рука нервно теребила колено, а левой он пытался ее унять. Наконец он поднял затуманенный взор и медленно закрыл глаза. Сейчас перед нами сидел уставший, средних лет человек, обремененный обязательствами и разбитый событиями последних дней. Вдруг он резко поднялся и быстрым шагом приблизился к видеокамере, переставив ее ближе к креслу.

Он, не торопясь устраивался в своем уютном кресле, а мы, стиснув зубы от напряжения, впитывали эту новую и страшную по своей сути информацию. Это была последняя исповедь убийцы, приговоренного к неизбежной смерти. Череда событий напоминала мне сейчас старый американский фильм «Седьмая миля».

Игорь Новак, сидя перед нами, напоминал мне главного героев фильма «Зеленая миля» — Майкла Коффи. Мне сейчас казалось, что Игорь как и герои «Зеленой мили», столкнулся с неизбежностью своей участи. Он, как Майкл Коффи, нёс в себе глубокую рану, которую не могли излечить ни время, ни обстоятельства. Его смирение перед судьбой и попытка объяснить свои действия делали его трагической фигурой, чья исповедь была не просто рассказом о событиях, а последним криком души.

Когда он снова начал говорить, его голос был полон горечи и печали, но в нём также звучала непоколебимая решимость:

— Вы думаете, что я чудовище?!, — вдруг начал он, ухмыльнулся, достал мятую пачку сигарет и закурил. Дым от дешевой сигареты медленно заполнял комнату, создавая атмосферу густой, удушающей неопределенности. Игорь, сидя в своём кресле, сделал глубокую затяжку и медленно выпустил дым изо рта. Тонкие струйки табачного дыма сначала поднялись к потолку, а затем начали лениво рассеиваться по комнате. Затем продолжил,

— И, возможно, вы правы. Но позвольте мне рассказать вам, как я дошел до этого момента. Это может не изменить ваше мнение обо мне, но, возможно, поможет понять.

— Это была первая наша ликвидация. И начали мы ее с видного политического лидера моей страны. К моему удивлению, эта акция не оставила в моей душе ни разочарования, ни сожаления. Далее все пошло по накатанной колее. Мы гонялись за целями, которые указывал нам президент по всему миру. Африка, Европа, северная и южная Америка, не забывая о латинской, средний и ближний Восток. Единственное место, где мы не были с элиминациями, это Индокитай.

Мы уже около часа неотрывно слушали исповедь исчезнувшего в хаосе дней диверсанта. У Надежды уже не было даже слез. Она растерянно смотрела на мерцающий экран монитора, обнимала себя руками, словно пыталась укрыться от набежавшей на нее беды.

Каждое слово, произнесенное с экрана, било по нервам, разрушало последние остатки ее надежды. В комнате стояла тишина, которую нарушал гул вентилятора компьютера и редкие вздохи. Голос разведчика был холодным, отстраненным, но в нем чувствовалась глубокая усталость, словно он пытался передать тяжесть всего, что пришлось пережить. Он смотрел в экран монитора, как в бездну — безжизненно и отрешенно. Новак ухмыльнулся и продолжил свою исповедь:

— Я не знаю, смогу ли я вернуться. Там, где я нахожусь, выбраться живым мне будет трудно. Может быть, это последний мой день. Но я хочу, чтобы ты знала: я никогда не хотел причинить вам с мамой боль. Все, что я делал, было ради выживания, ради того, чтобы дать вам будущее.

Надежда не могла больше слушать. Она резко встала и отошла от стола, пытаясь собраться с мыслями. Но голос с экрана продолжал звучать, как будто преследовал ее:

— Надежда, если ты это слышишь, знай, что я всегда любил тебя. Прости меня за все. За то, что не смог вернуться, за то, что оставил тебя одну.

Она закрыла глаза, чувствуя, как боль и горе заполняют ее сердце. В этот момент она поняла, что уже никогда не сможет вернуть все назад. Голос с экрана — все, что у нее осталось от отца.

Образ немолодого диверсанта начинал преследовать нас, не оставляя наш разум ни на миг. Он продолжал излагать сухие факты, которые не укладывались в логику вещей. События, которые привели нас к войне и гибели стольких людей. Реальность событий и объективность суждений, я уже не подвергал сомнению. Все это совпадало с отрывочными данными Службы внешней разведки и печальными событиями начала войны. Игорь продолжал,

— Где-то за год до начала войны, я получил информацию и приказ провести встречу в Майами с руководителем наркоконтроля моей страны. Если вам его подробно не описать, то будет сложно понять с чем и кем я столкнулся.

Итак. Павел Ковач — шеф наркоконтроля. Это был мужчина средних лет, с хитрым и пронырливым выражением лица. Его кожа была загорелая, но с признаками нездорового цвета, что могло свидетельствовать о злоупотреблении алкоголем или другими вредными привычками. Слегка выпученные глаза постоянно бегали, словно он боялся быть пойманным за то, что скрывал. Взгляд его был холодным, лишенным искренности и всегда оценивающим. Он постоянно оценивал собеседника, составляя свою картину и характеристику собеседнику. Хитер как лис, но и труслив как шакал. Это было мое первое впечатление от знакомства с ним.

Внешний вид его всегда был безупречен: дорогие костюмы от известных брендов, белоснежные рубашки и шелковые галстуки. На запястье блестели дорогие часы, а на пальцах — массивные золотые кольца. Эти детали подчеркивали его статус и финансовое благополучие, но также намекали на источник его богатства, полученного нечестным путем.

Он вел себя высокомерно и властно, всегда стремясь подчеркнуть свое превосходство над другими. В речи часто проскакивали грубые и циничные высказывания, он не стеснялся хамить подчиненным и унижать тех, кто ему неугоден. В разговоре он всегда настаивал на своем, редко выслушивая других, и даже если слушал, то только для того, чтобы найти способ манипулировать информацией в свою пользу.

В его офисном кабинете, который служба наркоконтроля арендовала в Майами, царила роскошь: дорогая мебель из красного дерева, антикварные предметы и произведения искусства украшали стены. Но при этом там не было ничего личного — ни семейных фотографий, ни сувениров, ни чего-то, что могло бы намекнуть на его человеческую сторону. Все выглядело как сцена, тщательно продуманная для впечатления на окружающих.

За фасадом его богатства и власти скрывалась пустота, жадность и страх. Он постоянно опасался разоблачения и был готов на все, чтобы сохранить свои позиции и благополучие. Этот человек был готов продать и предать кого угодно, лишь бы спасти свою шкуру и продолжать жить в роскоши за счет чужих страданий.

Он встретил меня, сидя на роскошном диване с бутылкой бренди в одной руке и хрустальным стаканом, наполовину наполненным, в другой. Мельком взглянув на подчиненного, который сопровождал меня от автомобильной стоянки, он коротко кивнул ему. Последний исчез, словно растворился в жарком воздухе свежего утра.

Мы остались одни. Он пристально рассматривал меня, словно дорогую вещь на местном антикварном аукционе и молчал. Внезапно лицо его прояснилось. Он улыбнулся радушной улыбкой и предложил присесть в кресло напротив него.

— Я вас ждал Игорь Викторович. Кое-что о вас наслышан. Особенно вас хвалил президент перед моим отъездом. Однако у руководителя его администрации, при упоминании вашего имени, случались желудочные колики, — он искренне засмеялся и протянул мне напиток в новом хрустальном стакане,

— Попробуйте, это не плохо! — и он еще раз мило улыбнулся,

— Так, о чем это я? Ах, да! Но Кириллу, этому жидкому отморозку, главе администрации, ты определенно не нравишься! — тут он резко перешел на «ты» и снова живо окинул меня своим алчущим взглядом, оценивая мою реакцию, и добавил,

— Да он тебя просто ненавидит! Однако мне это на руку, — он приподнялся и двинулся в сторону огромной открытой лоджии на самом верху небоскреба «Brickell City Centre», расположенном в районе Брикелл, который являлся деловым и финансовым центром Майами.

Этот жилой престижный комплекс, так же, как и небоскреб «1000 Museum», расположенный в районе Даунтаун Майами, были разработаны архитектором Захой Хадид. Только эти два здания предлагали самые роскошные условия для жизни, включая просторные балконы и террасы для проведения времени на свежем воздухе.

Павел Ковач стоял в лучах восходящего солнца. Внизу, куда глаза глядят, открывался ошеломительный и захватывающий панорамный вид на городские небоскребы, залив Бискейн и Атлантический океан. Мимолетный бриз, сдувал с наших лиц усталость последних дней, а великолепный бурбон «Pappy Van Winkle’s Family Reserve» и окружающая нас обстановка с несколькими зонами для отдыха, включая обеденные столы, зоны для барбекю и лаунж-зоны с мягкой мебелью, заставляли забыть о настоящем.

— Этот бурбон часто называют «Святым Граалем» среди бурбонов, — вдруг обратился ко мне Павел, приподняв на уровень своих глаз сверкающий темный перламутр хрусталя и темного напитка.,

— Он известен своим богатым, сложным вкусом и редкостью, что делает его особенно ценным, как и нас с тобою на этой земле.

«Так он еще и пафосный, кроме того, что хамоватый!» — подумал я, молча кивнув в ответ.

Удивительно, но я не ожидал, что терраса, окруженная зеленью и декоративными цветами, может создать в центре Майами, такое забытое ощущение уединенности и конфиденциальности, необходимое для такого разговора.

Ковач повернулся ко мне и протянул небольшой кусок пергаментной бумаги с цифрами координат и паролем.

— Тебе надо это запомнить, — произнес он, и через минуту в пепельнице, где дымилась одна из самых известных и дорогих гаванских сигар «Cohiba Behike», медленно скручиваясь в шелковый прах, опадала информация о точке встречи с неизведанным.

Тебе надо быть там послезавтра. Это граница Мексики и Белиза. Координаты указывают на точку встречи в окрестностях города Коросаль. Учти, что город расположен на северной границе и имеет выход к морю, находясь на побережье Карибского моря. Это очень важно. Как туда добраться, не мне тебе объяснять, Игорь Викторович. Но 49 тонн кокаина наркокартеля «Буентес» под твоим контролем должны выйти в море строго по графику. Не ошибись. Это приказ президента, — он нетерпеливо хлопнул меня по-дружески по спине и протянул свою влажную руку для прощания.

— Если все пойдет по плану, значит, мы сработаемся. Твой заработок с каждой сделки я буду переводить на твои закрытые счета в Швейцарии, — он беззастенчиво, чокнулся о мой стакан, недолго думая влил в себя остатки бурбона и не прощаясь молча удалился куда-то в сторону безразмерных комнат.

— Да, Игорь! Ты мой дорогой гость! — услышал я отголосок его далекого голоса, нечаянно вырвавшийся из глубин роскошного офиса.

— Оставайся сколько хочешь. Выпивка, еда и девочки за мой счет. Не стесняйся и ни в чем себе не отказывай, — это были его последние слова, растворившиеся как утренний туман в заливе «Biscayne Bay».

В апартаментах все затихло. Я стоял на огромной террасе опершись на перила, потягивал медленно великолепный бренди и ни о чем не думал. Это была та минута отдыха и спокойствия, которые предшествуют неизбежности и смерти.

Спокойный тон собеседника с экрана монитора рассказывал обыденные, по его мнению, истории, описывал заурядные события. Мы заметили, что он стал более нервным, переходя, по-видимому, к главным событиям, ради которых это все и затевалось.

— Надежда, я прошу тебя, запомни! Павел Ковач, это ключевая фигура в моем рассказе. Найди его, если он жив! В том, что он в добром здравии, я уверен. Такую хитрую крысу очень трудно убить. Его живучесть при любых обстоятельствах поражала меня. То, что он уже прячется, скорее всего факт. Я думаю, что искать его надо у нас дома, возможно, где-то в столице. Как только найдешь его передай ему от меня привет. Все счета, на которые были собраны наши с ним деньги и те, что он собирался украсть, я заблокировал. На этом диске ты найдешь дешифратор, для доступа к счетам, но, к сожалению, только он имеет доступ к сейфу с документами, которые способны пролить вам всем свет на причины этой кровавой войны. Там есть данные о том, где сейчас находится бывший президент и его гребаная команда. Обменяй его деньги на документы. Если захочешь, передай их новым властям, однако прочтя их ты поймешь, кем я был на самом деле.

Он вдруг сильно закашлял и приложил носовой платок ко рту. Да же сейчас, несмотря на невысокое разрешение экрана, было видно темное пятно расползавшейся крови. Он скорбно улыбнулся, спрятал платок и обратился к Надежде,

— Рак легких, последняя стадия. Так что киллеры, посланные за моей душою, скорее всего не демоны, а ангелы спасители. Но, что это я о скорбном. Осталось только рассказать тебе о самом важном событии в моей жизни, не считая твоего рождения. Однако эта история круто изменила всю последующую мою жизнь.

Где-то за полгода до начала войны, я получил шифрограмму о подготовке секретного визита нашего президента и министра обороны в Нью-Йорк. Для такого мероприятия была выбрана усадьба «Fire Island Beach House».

Fire Island Beach House был настоящей жемчужиной на побережье Атлантического океана. Расположенное на просторной, уединенной территории, поместье сочетало современные удобства и традиционную восточноамериканскую архитектуру, создавая идеальное место для секретных встреч и роскошного проживания. Именно поэтому руководители ЦРУ, МИ6 и Администрации Президента Америки выбрали его местом встречи с нашим руководством.

Когда я впервые прибыл туда для рекогносцировки, я был не только изумлен, но и поражен его размерами. Поместье величественно раскинулось на большом участке, огороженном высоким забором и окружённом густыми лесами, что гарантировало абсолютное уединение и безопасность. Вертолетная площадка, скрытая от посторонних глаз, обеспечивала удобный и быстрый доступ к величественной усадьбе, делая её идеальным убежищем для тех, кто ценил конфиденциальность.

Когда я подошел к главному входу в центральный дом поместья, меня встретил Ричард Бренсон. Он был лысеющим полноватым мужчиной, всегда с дружелюбной улыбкой на лице. Его добродушие сразу располагало к себе, и казалось, что он мог стать лучшим другом каждому, кто ступал на территорию этого величественного имения. Он вежливо представился и мягко пожал мне руку.

— Молодой человек, я рад вас видеть! Я управляющий этим роскошным имением. Зовут меня Ричард Бенсон, а друзья Рикки. Мне поручили вас встретить и показать все, что вас заинтересует.

После такого вежливого и искреннего приветствия с ним поздоровался и я:

— Добрый день, мистер Бренсон! Игорь Новак, ваш покорный слуга. Спасибо, что нашли время для экскурсии,

Я искренне ему улыбнулся и осмотрелся вокруг, явно попадая под величие этого места, и продолжил,

— Я не думаю, что все секреты вашего дома вы мне покажите. Но надеюсь, увидеть именно то, что мне действительно важно.

Он необычно легко повернулся на своих лаковых черных туфлях с высокими и покатыми каблуками и двинулся вглубь парковой зоны, оглянулся через плечо и просил,

— Секреты — везде секреты. Так! С чего начнем?

— Знаете, я бы начал с основного здания. Оно выглядит потрясающе! — сказал я и протянул руку в сторону великолепной роскошной виллы огромными панорамными окнами, открывающими невероятный вид на бескрайние просторы океана.

— О, этот дом — шедевр Ричарда Майера. Архитектор

— Лауреат Притцкеровской премии, между прочим. Он умудрился разместить здесь несколько роскошных спален, каждая с собственной ванной комнатой и высоким уровнем комфорта. Ну, вот обратите свое внимание на эту величественную гостиную с камином, уютную библиотеку. Он умудрится запихнуть сюда и медиа-зал с современной аудиовизуальной техникой.

Представьте себя в комнате, в которой вас заворожит атмосфера изысканности и уюта. А чего только стоит полностью оборудованная кухня с техникой высшего класса и просторная обеденная зона. Вы, молодой человек в своей жизни, никогда не приглашали столько людей к проведению больших дружеских ужинов и деловых обедов.

Что ни говори, но меня это впечатляло. Я проходил быстрым нагом с ним по комнатам, утопая в мягких персидских коврах и гремя своими каблуками по натертому сверкающему паркету.

— А что там у вас снаружи? — нетерпеливо спросил я, пытаясь через тяжелый драп занавесей выглянуть на улицу.

— Ну, что сказать? У нас там несколько террас, где можно попить кофе утром или коктейль вечером. Бассейн с подогревом и зона для барбекю

— Моя гордость. Обожаю жарить стейки!

— А как насчет уединения и работы? — продолжал я заинтересованно. Его ответ меня удовлетворил.

— Тут все для уединения. Прямой выход на частный пляж, сады с зонами для медитации. Даже есть конференц-зал, где можно обсуждать важные дела. Но я иногда там просто читаю комиксы, — управляющий усмехнулся и показал куда-то в сторону.

— Действительно, все продумано до мелочей.

— Конечно, мой дорогой друг! Мы стараемся удовлетворить любые прихоти. Это место — настоящий укромный уголок. Я однажды даже заблудился в саду. Представьте, управляющий и заблудился!

— Кто бы мог подумать! — хохотнул я, представляя, как мой полноватый визави нелепо пытается укрыться где-то в этих тернистых кустах.

— Кстати, кто снимал Fire Island Beach House в последние годы?

— О, тут было достаточно интересного народу, — Ричард ухмыльнулся. — За последние пять лет здесь зависали и голливудские звезды, вроде Тома Хэнкса и Скарлетт Йоханссон, и те, у кого деньги куры не клюют, — как Безос. А ещё бывший президент Франции, как его там, Саркози. Все они сюда приезжали, будто на поиски своего личного оазиса. Никаких папарацци, никакой суеты — только океан и роскошь.

— Ну, теперь понятно, почему это место так популярно, — сказал я, усмехнувшись.

— Спасибо за инсайд, Ричард.

— Игорь зовите меня Рикки. Я всегда рад помочь. Если что-то нужно — обращайтесь. Я тут, чтобы сделать ваше пребывание незабываемым, и иногда даже повеселить.

Он снова мягко пожал мне руку и, довольный, растворился в глубине дома, оставив после себя роскошный аромат «Dior Homme Intense» с нотами ириса и амбры, который исчезая вслед за ним, оставлял ощущение теплоты и элегантности.

Ближе к обеду, я уютно сидел с бокалом терпкого «Шардоне» в лаунж-зоне, подставляя своё чуть загорелое тело океаническому ветру, несущему с собой терпкий запах йода, с непередаваемой смесью свежей соленой пены, легких минералов, смешанных с ароматами влажного песка и морских водорослей. Морской бриз, завершая вечерний моцион, приносил ощущение озона и наполнял затухающей солнечной энергией.

Маленькие цветки, похожие на кувшинки, раскрывали свои яркие лепестки, наполняя воздух сильным ароматом, который усиливался с наступлением сумерек. Вьющиеся по забору белые цветы добавляли к этой картине свой манящий запах, привлекая ночных опылителей. Фиолетовые бутоны раскрывались, источая нежный аромат, смешивающийся с легкими нотками других вечерних цветов. В густой зелени скрывались крупные цветы с белыми лепестками, их сладкий медовый аромат завершал симфонию запахов, создавая ощущение уюта и волшебства.

Где-то вдали раздался гул приближающейся винтокрылой машины. Я привстал и пристально посмотрел вдаль. Она величественно появилась на линии горизонта. Резвые лопасти, цепляясь за кромки перьевых облаков, несли её к нам, в роскошное поместье на берегу Атлантического океана. Корпус сверкал начищенным до блеска алюминием, покрытым изящными синими узорами, отражая небесную синеву.

Машина плавно и бесшумно скользила по воздуху, словно вечерний хищник, летящий на охоту. Широкие окна, отражающие умирающий закат, усиливали ощущение свободы и безграничных возможностей полета над океанскими волнами.

Подходя к поместью, геликоптер начал аккуратно снижаться, легким движением опускаясь на вертолетную площадку. Он приземлился плавно, едва касаясь земли своими шасси из высокопрочных сплавов. Шум винтов стих, и машина остановилась, погружая всё вокруг в тишину. Могучие двигатели замедлили свой бег и, наконец, замерли, оставляя лишь эхо прошедшего полета и ощущение спокойствия на этом уединенном берегу Атлантического океана

В приоткрывшейся боковой двери вертолета показалась хищная мордочка нашего правителя, заискивающе улыбающаяся встречающим. Его невысокая фигура терялась на фоне массивной машины. С нервной легкостью и ловкостью он спустился на землю. Его движения были быстрыми и резкими, как у опоссума, привыкшего к постоянной борьбе за выживание. Глаза — мутные, острые и беспокойные — метались из стороны в сторону, с каждой секундой еще быстрее, словно он был под воздействием адреналина или чего-то еще более сильного.

Он оглянулся вокруг, его дыхание было чуть более учащенным, чем обычно, и в его взгляде появилась ярость, граничившая с паранойей. Его осанка, несмотря на попытки казаться уверенным и властным, выглядела еще более жалкой, напряженной и дерганной. Приближаясь к ожидающим его людям, он выпрямился, стараясь придать себе больше значимости.

Однако сделав шаг, он внезапно споткнулся о низкий элемент шасси вертолета. Его нога задела опору, и он едва не упал, резко махнув руками, чтобы сохранить равновесие. Он попытался сделать еще один шаг, но снова неудачно зацепился за шасси, на этот раз с громким стуком ударившись коленом о металл. Его лицо на мгновение исказилось от злости и смущения, будто он не мог поверить в свою неуклюжесть.

Сохраняя баланс, он сделал несколько быстрых, нервных движений, пытаясь вернуть себе самообладание. Его глаза метались вокруг, проверяя, кто видел его неловкость, ища следы насмешки в глазах окружающих. На мгновение он выглядел как загнанный в угол зверек, готовый к любому нападению.

Он быстро взял себя в руки и продолжил движение. Его шаги были теперь более осторожными, но явно напряженными. Его осанка, несмотря на попытки выглядеть уверенным и властным, была скованной и дерганой, как у жадной и стареющей крысы.

Когда он подошел ближе, его рукопожатие оказалось вялым, влажным и липким, после которого хотелось немедленно вытереть руки. Его голос дрожал от напряжения и скрытой агрессии.

— Рад видеть вас, — произнес он с легкой насмешкой в голосе, которая теперь звучала нервозно и искусственно. Улыбка на его лице не достигала глаз, которые оставались настороженными и недоверчивыми. В его манере общения появились резкость и неуместная агрессия, словно он был готов к конфликту в любой момент.

Он обернулся и посмотрел на застывшую тушу вертолета и нервозно засунув руку в карман военного френча ворчливо закричал,

— Ну, Аркадий, ты где там? Мы все уже заждались, — бросив напоследок взгляд на встречающую челядь и не дожидаясь потерявшегося министра, он неспешно, разговаривая сам с собой, двинулся в сторону огромной веранды, где собрались все участники переговоров

Вслед за ним из необъятного чрева вертолета показалась неуверенная в себе фигура министра обороны, явно переборщившего с алкоголем во время полета. Он всем своим видом вызывал скорее раздражение, нежели уважение.

Лысеющая голова и тонкие черты лица, обрамленные очками, придавали ему вид слабого и ничем не примечательного человека. Его одежда была мятой и небрежной, словно он не придавал значения своему внешнему виду или не мог сделать это должным образом. Взгляд, даже через очки, был раздраженным, усталым или безразличным, что никак не передавало решимости или уверенности, которых можно было бы ожидать от министра обороны

На пафосных международных встречах, на фоне ярких флагов и символов, которые могли бы добавить значимости любой другой фигуре, он выглядел еще более мелким и незначительным. Этот контраст лишь подчеркивал его невзрачность и отсутствие харизмы. Всегда и везде казалось, что его присутствие здесь совершенно случайно и он сам не вполне понимает, что делает в этом месте.

За все время его службы государству в его манере держаться не было ни силы, ни власти. Напротив, она выдавала в нем человека, привыкшего к подчиненной роли, старающегося угодить и не вызвать лишнего внимания. Его согбенная фигура, медленные, словно вымученные шаги, опущенные плечи и усталое выражение лица не впечатляли окружающих. Тусклый взгляд, избегавший прямого контакта с окружающими, и нервные движения рук лишь усиливали это впечатление. Каждая деталь его поведения, от нерешительности в походке до робких попыток скрыть свое волнение, говорила о глубоком внутреннем смирении и неуверенности.

Я невольно ухмыльнулся сам себе и, оглянувшись по сторонам, направился к роскошному бару с напитками и молодыми официантками в строгих черных костюмах, украшенных галстуками-бабочками с роскошными фианитами.

Несчастный афроамериканец, окрашенный в странный лиловый цвет, налил мне стакан бурбона, нехотя кинул горсть льда и ни слова не говоря удалился в подсобку, показав мне перед исчезновением фак.

— Ну и хрен с тобою, козел, — подумал я и весело подмигнул пролетавшей в сторону переговорщиков официантки, протянул руку и взял не распечатанную бутылку виски и спокойным шагом двинулся в сторону неспокойной компании.

Я не знаю о чем можно было говорить в течение десяти минут, пока я отсутствовал, но судя по выражениям раздражённых собеседников, что-то было явно не так и не по протоколу.

Из соседнего со мной кресла поднялся раздраженный директор ЦРУ и, поманив рукою главу секретной службы МИ 6, двинулся на другой конец величественной террасы.

Директор ЦРУ, Майкл Донован — был ничем не примечательным человеком среднего возраста, с седеющими волосами и проницательным взглядом. Он всегда держался уверенно, излучая харизму и авторитет. В его манерах чувствовался опыт и решительность, каждый жест и слово всегда и везде были продуманы до мелочей. Внешне строгий и собранный, он способен был в одно мгновение перейти от дружелюбной беседы к холодной, аналитической сосредоточенности.

Шеф MI6, или «C», Лорд Джеймс Хэверсон, представляет собой типичного британского джентльмена старше пятидесяти лет. Его седые волосы были аккуратно уложены, а лицо носило следы многолетнего опыта и мудрости. Одет он был всегда безупречно: строгий костюм, идеально подобранный галстук и начищенные до блеска туфли подчеркивали его утонченность и элегантность. В его манерах и поведении всегда присутствовали характерная британская чопорность и заносчивость. Он держался с достоинством и был всегда сдержан, даже в самых напряженных ситуациях.

Его всегда была речь точна и выверена, без лишних эмоций, с легким оттенком высокомерия. Он мог показаться холодным и отстраненным, но за этим фасадом скрывался острый ум и непреклонная воля. Взгляд был его проницателен, и мне казалось, что он видит насквозь каждого, с кем разговаривает. При этом он всегда вежлив, соблюдая все правила приличия, и ожидал того же от окружающих. Его уважение нужно было заслужить, а доверие — выстраивать годами.

И эти два чопорных джентльмена вступили в перепалку с обыкновенной нашей неприкаянной дворовой шпаной. Так что мне было уже и не удивительно, наблюдать, как начавшиеся с мелкой моторики переговоры резко превратились в огромную кучу неуправляемых эмоций.

— Игорь, ты не мог бы подойти, — Майкл приветливо улыбался и махал мне рукою, призывая присоединиться к внезапно возникшим консультациям.

— Добрый день, Майкл, сэр Джеймс. Что-то случилось? — я стоял и с долей скептицизма рассматривал своих собеседников.

— А вы ничего разве не заметили? — взгляд сера Джеймса был холодный и беспринципный,

— Посмотрите в каком они состоянии! — и шеф Ми 6 резко поднял руку указывая на пьяную улыбку министра обороны и заторможенное поведение президента,

— Что скажите, Игорь! Мы планировали сегодня вечером начать и закончить переговоры. Ну а ты что скажешь, Майкл? — и руководитель секретной службы повернулся к директору ЦРУ.

— Что сказать, мы все здесь видим, что они оба в неадекватном состоянии! Может медиков? Или есть другие предложения? — Хэверсон посмотрел мне прямо в глаза, явно оценивая мое отношение в возникшей неприятной для них ситуации.

— Я не думаю, что нам нужны медики. Я так понимаю, своих врачей здесь нет? Придется приглашать со стороны! Будет утечка информации, — я внимательно посмотрел на Майкла, и продолжил,

— Посмотрите на президента! Все симптомы указывают, что действие кокаина начало спадать. Он, я так понимаю, жаловался вам, что чувствует себя измотанным, словно у него полностью закончились силы. Думаю, что в вертолете он принял очередную дозу. А сейчас эйфория закончилась и у него глубокая депрессия. Дайте ему возможность отлучиться в свою комнату, там я уверен, есть заначка с коксом. Что касается этой мямли, министра обороны, то он вам сейчас нужен?! Если нет, пусть дадут ему аспирин и отправят спать до утра.

Ступор моих собеседников можно было бы и не описывать, но эта животрепещущая картина негативом отпечаталась в моей памяти. Когда ты на чопорных лицах разведчиков видишь растерянность и безысходность, именно в этот момент тебе становится понятно, с кем ты имеешь дело.

— Хорошо, Игорь. Это неплохая идея и может сработать. Давайте сначала займемся президентом. Сэр Джеймс, можно ли устроить ему уединение на несколько минут? — Майкл Донован внимательно посмотрел на Хэверсона.

Как я понял, идея этой встречи полностью принадлежала Бриттам, а сам Сэр Джеймс Хэверсон был ее инициатором и организатором. ЦРУ и администрация президента Америки были просто статистами и гостями на чужом празднике жизни.

Сэр Джеймс Хэверсон, опомнившись от навалившейся на него непредвиденной проблемы, быстро закивал,

— Да, конечно. Мы сможем предоставить ему комнату в западном крыле. Я распоряжусь, чтобы никто его не беспокоил.

Отлично подумал я, это будет лучший вариант в текущей ситуации. Что касается министра обороны, если он будет мешать, то лучше отправить его отдыхать.

Майкл Донован, куда-то звонил по телефону. Он непрерывно кивал, соглашаясь с невидимым собеседником, потом повернулся к нам,

— Мы сделаем так. Но если их состояние не улучшится, нам придется искать другие варианты. Возможно, отложить переговоры на несколько часов или до завтра. Время терпит.

Лорд Джеймс Хэверсон периодически смотрел на свои часы и закрыв глаза, что-то считал в уме,

— Времени у нас мало, но попробуем. Я дам распоряжения.

Он подозвал ближайшего охранника, затянутого в черный шерстяной костюм, и скомандовал,

— Проводите президента в его комнату в западном крыле, пусть он немного отдохнет. Министру обороны дайте аспирин и отведите в его апартаменты.

— Спасибо, сэр Джеймс. Игорь, как только они будут готовы, нам нужно немедленно приступить к переговорам. Любая задержка может стоить нам слишком дорого. Будем держать ситуацию под контролем. Сообщу своим специалистам, чтобы были наготове, если потребуется дополнительная помощь, — и Майкл Донован, не прощаясь пошел в дом, кивнув на прощание в сторону неадекватной стороны.

Руководитель МИ 6 пригубил шотландского виски и протянув мне бокал с напитком, утвердительно прошептал, что бы сторонние не слышали его резюме,

— Слава богу, Игорь! Всё организовано. Теперь остаётся только ждать и надеяться, что они придут в себя. Благодарю за оперативность. Надеюсь, это сработает. Нам нужно сделать всё возможное, чтобы переговоры прошли успешно. Давайте будем на связи и координировать наши действия. Это слишком важно, чтобы позволить себе ошибку, — Сэр Джеймс пожал мне руку и в сопровождении адъютанта направился в библиотеку к ожидавшим развязку ситуации британцам.

Растерянность. Это то точное слово, которое полностью передало ситуацию. Согласен. Мы должны были действовать быстро и решительно. На этой ноте я развернулся и оправился в комнату президента. Я надеялся, что успею подготовить все материалы к началу переговоров, как только он будет в состоянии в них участвовать.

В небольшом конференц-зале собрались участники переговоров, отсутствовал только министр обороны, он так и не пришел в себя после тяжелой пьянки в вертолете.

Первым выступил директор ЦРУ и объяснил сложившуюся ситуацию на границе с нашим озабоченным, по его словам, войною соседом. Он витиевато говорил о защите западных демократических и культурных ценностей, о важности в сохранении мировой свободы, приводил факты и пытался развеять сомнения окружающих в своем основном выводе, что нам надо начинать готовиться к войне.

Затем выступил шеф МИ 6, организатор этой встречи. В его словах были только сухие цифры и резкие обоснования в необходимости начала войны в течении полугода. Он охарактеризовал военные силы, которые будут противостоять новому военному альянсу во главе с нашей страной и нашим президентом.

Если послушать его. То получалось, что война закончится в столице нашего противника, его капитуляцией, максимум через две, три недели после начала военной операции. Он красочно описал все преимущества нашего наступления в цифрах отмобилизованных и подготовленных войск, посчитал количество бронетехники и авиации которое мы получим перед началом наступления. Как я понял, по его отличному плану, мы должны были просто пройти победным маршем под стены столицы вероятного врага и там подписать его капитуляцию. Мне стало даже занятно.

Нам даже показали при полной тишине зала, захватывающий мотивационный ролик для жителей мой страны, в котором красочно расписали нашу могучую победу и будущую жизнь. Из всего этого каждый присутствующий в зале мог сделать вывод, что за три недели, максимум за месяц мы все сорвем джекпот.

Наша страна получит новые территории, наши партнеры защитят основы демократии и права Радужного мирового сообщества, на ближайшие сто лет исчезнет угроза безопасности и напоследок, в качестве небольшого бонуса, новые полезные ископаемые проигравшей стороны перейдут в собственность наших друзей.

Все было хорошо, но наш президент, погрязший в пороках, вдруг понял, что здесь и сейчас имеют не только страну, которой он пренебрегал со всей возможной беспечностью, но и его самого, вместе с семьей. Он безумно испугался, что все деньги, «заработанные своим непосильным трудом», одномоментно исчезнут, бросив своего бесноватого хозяина. И как только погас мотивирующий экран, наплевав на все дипломатические каноны, в общий зал, на высокой ноте влетел раздраженный комментарий нашего президента,

— А не пошли бы вы все на хер! Мы вам что, мыши или крысы лабораторные, чтобы на нас опыты проводить? Может, вы сами, вдвоем, два центра вселенной, полезете в эту драку? А мы — да что мы! Мы просто посмотрим, как вы сгорите за три дня в ядерном празднике апокалипсиса.

Он резко поднялся и, опрокинув кресло, двинулся к выходу,

— Не беспокойтесь, дорогу я и сам найду. Надо же чего придумали?! — вопрошал он сам себя, нервно потирая руки.

— Остановите его! И верните на место! — раздался гневный окрик Сэра Джеймса Хэверсона,

— Сядь на место, тварь! — он злобно смотрел на упирающегося президента, которого охрана Майкла тащила обратно за стол переговоров,

— Все вышли из зала, кроме меня, Майка Донована, Новака и этого мудака.

Перепуганные присутствующие с удивительной резвость кинулись на выход оставляя в зале четверых собеседников, двое из которых знали буквально все о своих визави, а мы с президентом только об этом догадывались.

Как только за охраной закрылась последняя дверь, я молча поднялся и подошел к столу у окна, задернул плотно шторы и не стесняясь налил себе полный стакан ржаного односолодового виски.

— Обалдеть! — только и смог произнести я и приподняв стакан на уровень глаз, залпом его опустошил.

— Игорь, это и тебя касается тоже! — это в бой вступил директор ЦРУ. Он неспешно поднял трубку внутреннего телефона усадьбы,

— Документы и видеоматериалы по президенту и Новаку в зал. Да, не забудьте аппаратуру! — он злобно оскалился и медленно подошел к президенту, оторопевшему от наглости и от беспринципной манеры общения хозяев этой вечеринки.

На первое лицо моего государства жалко было смотреть. Наркота и алкоголь, если они и были, то растворились в огромной порции выкинутого в кровь от страха адреналина. Сейчас гарант конституции был практически трезв и чист как стекло.

Просмотр нового мотивирующего фильма с участием президента и главы его администрации в Мексике, произвели на последнего отрезвляющий эффект. На экране гарант душил поясным ремнем одну за другой двух женщин, в огромной спальне какого-то дома на берегу Карибского моря. Затем были показаны видео с похорон в Америке. Выжившая и выздоравливающая жертва в госпитале в Мехико, убедительно описывала президента и все происходившее на обособленной вилле. Видео показания и следственный эксперимент на месте преступления, производили неизгладимое впечатление.

Молча без каких-либо объяснений шеф разведки Бриттов, разложил на столе, экспертизы отпечатков пальцев, ДНК, пакет с кожаным ремнем и так далее, все по мелочи.

Майкл навис над президентом, который вжимался в кресло, пытаясь найти в нем любой укромный уголок. Он взял своей твердой рукою его лицо и внимательно рассматривая его расширенные страхом глаза произнес,

— Слушая меня внимательно, паскуда. Жертва, хоть и проститутка, но гражданка Америки. Нам наплевать на твой дипломатический иммунитет, наша задача обеспечить справедливость и ответственность за убийство, — он резко и брезгливо отбросил от себя перекошенное от ужаса лицо гаранта. Он обернулся, ища поддержки Сера Джеймса. Тот усмехнулся и кивнул, подтверждая поддержку последних слов Майкла Донована.

— У тебя есть выбор. Ты сейчас, сию минуту, подписываешь все приготовленный нами документы и убираешься к себе в нору, домой, зализывать свои чертовы душевные раны. Следующий вариант, скорее всего, тебе это точно не понравится. Я вызываю охрану, и они с чистой совестью проводят силовое задержание убийцы и наркомана. В этом случае я даже не уверен, что ты доедешь, правильнее сказать, доживешь до тюрьмы. Для тебя все закончится сегодня, здесь и сейчас. Выбирай!

Что было выбирать? Нечего! Президент растеряно кивал в знак согласия, понимая, что он находится на пожизненном крючке у ЦРУ и МИ 6. Любое его телодвижение в не согласованную сторону и вся эта информация, выплеснется на первые полосы мировых изданий, и он станет не лучшей звездою интернета.

— Я согласен! — только и смог произнести он, с трудом освободив свой разум от эйфории и наркоты.

— Что и где подписать?! — его голос натужно хрипел, а руки предательски дрожали.

Я уже плюнул на все происходящее и просто не отрывался от дармового спиртного, с ужасом понимая, то, что они имеют против меня, предопределит мой конец сегодня.

Директор ЦРУ, оторвавшись от скорбящего гаранта конституции, теперь, обратил теперь все свое убийственное внимание на меня.

— А вот и наш будущий связной! — он улыбался и показывал лорду Джеймсу в мою сторону.

В его зверином оскале чувствовалась неопределенность выбора. Глаза, горевшие ярким пламенем, вдруг внезапно потухли, словно он только что, в эту минуту, принял такое важное для себя решение. Мое внутренне напряжение, смешанное с огромной порцией крепкого алкоголя, внезапно дало сбой. Я неожиданно почувствовал облегчение и улыбнулся ему в ответ,

— Ну господа, а вам то, что от меня надо? — мне сейчас было смешно. Я мог голыми руками порвать их обоих. Они даже не подумали, что это не я зашел к ним в дом, а они пришли в мою клетку — тесную и ограниченную стенами этой комнаты, да еще и без охраны.

— Не думаю, Игорь, что тебе надо что-то объяснять. Мы все про тебя знаем. Слава богу, эти последние четыре года, твой непосредственный шеф, — и тут он кивнул в сторону руководителя моей страны,

— Все свои действия в отношении оппозиции, да и по другим деликатным вопросам, в частности, ликвидации, поставки кокаина и героина, согласовывали с нами. Но это и хорошо. Однако ты теперь по уши в дерьме. Отныне, ты будешь находиться на прямой связи между этим олухом и нами. И не дай Бог, вам обоим, попытаться обмануть нас! Кончим! — он провел ладонью руки у себя в области шеи,

— Не вздумайте себе, не выполнить наши команды. — он резко обернулся, снова обращаясь ко мне,

— Кстати, увеличишь с завтрашнего дня объемы поставок в Европу. Дополнительный источник кроме наркокартеля «Буентес», мы тебе предоставим, — он неторопливо поднялся, хлопнул по-отечески меня по плечу и, подхватил под руку директора МИ 6, и, подписанные президентом документы. Они не торопясь и мило беседуя двинулись к высокой резной двери, которую услужливо открыла охрана. Вдруг он внезапно остановился и обратился к президенту, который все еще никак не мог прийти в себя,

— Господин президент, спасибо, что посетили нашу скромную обитель. Напоминаю вам, что с этого момента вы выполняете только наши распоряжения. Связным у вас будет Новак. Не вздумайте поделиться этой информацией с другими вашими подчиненными. На следующей неделе мы пришлем вам своих советников и консультантов. Обеспечьте им доступ во все службы и министерства, предоставьте все необходимые документы. И заберите из нашего дома эту пьянь, вашего министра обороны. Мы вам настойчиво советуем, поменять его. Идите уже, вертолет вас ждет.

С тихим визгом бронзовых петель закрылись огромные двери и в комнате наступил долгожданный покой, прерываемый редкими всхлипами разбитого гаранта конституции. Для него все было кончено. Корона, которую он сам себе создал и триумфально натянул на голову. Вдруг стала несоизмеримо большой. Сначала она сползла на уши, затем опустилась на шею и начала уменьшаться, сдавливая горло и пережимая сонные артерии. Я молча подошел к президенту, поставил пред ним на стол начатую бутылку янтарного виски и наполовину наполненный хрустальный стакан.

— Извини, Оскар! — обратился я фамильярно к руководителю моей страну,

— Кокса у меня нет, да он тебе уже и не нужен. Вот, пей виски. Он не плох, хотя мог бы быть и лучше. Возвращайся-ка ты домой, ну, а я по своим делам. Так что, прощай! До новой встречи, — я сильно со злости хлопнул его по спине и быстрым шагом направился на автомобильную стоянку к своему «Мустангу»

Игорь замолчал и теперь в упор смотрел на нас с застывшего кадра, на последней секунде видеозаписи. Темный экран компьютера погас и теперь напряженно заглядывал нашими отражениями к нам в пустые глаза. Последние слова растаяли в воздухе, как сладкое мороженное забытое на солнце в жару. Они липли к нам хватаясь за струны души. Наполненные искренностью и болью события, не давали нам забыться.

И мы, слушая его, начинали осознавать, что перед нами не преступник, а просто человек, оказавшийся в ловушке обстоятельств и собственных ошибок. Его исповедь была подобна открытой книге, страницами которой мы пролистали, понимая, что каждый поступок, каждое решение было частью более сложной и трагической истории.

Когда Новак закончил, тишина заполнила комнату. Мы были потрясены его словами и тем, что перед нами развернулась настоящая человеческая драма. Это была не просто исповедь, а откровение, которое заставляло нас задуматься о природе добра и зла, о справедливости и милосердии.

Глава третья

В комнате наполненной предрассветной тишиной и призрачным светом, смутно очерчивалась картина предстоящих событий и дней. Все, что могло с нами случиться, уже произошло. Наши поиски закончились очередным полным фиаско. Столько противоречивой информации лично я не получал никогда. Именно этот факт меня тревожил больше всего.

Надежда, успокоившись, сидела у настежь раскрытого окна, любуясь игрой теней и бликов, которые мягко танцевали на стенах и полу, подчиняясь первому утреннему лучу. Летний ранний рассвет в городе был наполнен нежным сиянием, которое постепенно разливалось по улицам и зданиям, окрашивая их в золотистые тона. Птицы уже проснулись и, наполняя воздух своими звонкими песнями, беззаботно порхали с ветки на ветку, разгоняя ночную тишину. Их легкость и радость казались такими естественными, что волей-неволей можно было позавидовать этой простой и искренней свободе.

Воробьи с оживленным щебетом сновали по тротуарам, собирая крошки и не давая нахальным голубям воспользоваться их находками. Голуби, возмущенно взлетая, лениво кружили над площадью, уступая настырным воробьям доходное место. Стрижи и ласточки, словно стрелы, проносились между домами, ловя неосторожных насекомых. Город вместе с птицами будто встрепенулся, приветствуя новый день, наполняясь энергией и свежестью раннего утра, словно пробуждаясь из долгого сна.

Тихо скрипнула входная дверь офиса. В дверях стоял Сергей, вернувшийся из ближайшего кафе, со свежей сдобной выпечкой и удвоенными порциями свежего перуанского кофе. Осторожно пройдя мимо, притихшей Надежды, он аккуратно опустил на стол наш утренний завтрак и пригласил за стол,

— Эй, господа, друзья, товарищи! Налетай, кушать подано! — и не дожидаясь ответа с удовольствием отправил в рот небольшую булочку с маком, улыбнулся и призывно замахал руками приглашая нас присоединиться.

М-да, странное дело. Мне, руководителю службы внешней разведки, еще до войны докладывали о встрече нашего прежнего президента с руководителями МИ6 и ЦРУ в Нью-Йорке. Информация была урывочная и неполная, но одно тогда установили точно: переговоры так и не состоялись. Однако оказалось, что всё обстояло иначе. Я отставил стакан с кофе в сторону и снова включил компьютер, решив вернуться к имеющимся данным и разобраться в деталях. Надо посмотреть остальные материалы. Чем черт не шутит, возможно, это еще не все фокусы, которые нам показали.

— Надя, ты как себя чувствуешь?! — я посмотрел на заказчика.

Её глаза, еще вчера сияющие от радости, теперь были затуманены болью и пустотой. Темные круги под глазами говорили о бессонной ночи, проведенной в мучительных размышлениях и слезах. Губы, когда-то улыбающиеся, были сжаты в тонкую линию, словно она сдерживала крик. Плечи опустились, как будто вся тяжесть мира легла на них. Побледневшие тонкие руки дрожали, несмотря на все попытки спрятать их в складках клетчатого пледа.

Ветер врывался в открытое окно и играл с её волосами, словно напоминая о жизни за пределами её боли. Но она не замечала этого, как будто её чувства утонули в глубокой, непроглядной тоске, отделяя её от всего мира. В её взгляде, устремленном на меня, читалась безграничная утрата, будто она больше не могла найти силы, чтобы принять реальность происходящего. Я нежно держал её руку, едва касаясь пальцами, гладил её кожу. Я пытался вернуть ей тепло и убрать дрожь, которая предательски передавалась всему её телу.

— Я даже не знаю, что тебе сказать сейчас! — я смотрел на неё, пытаясь найти слова, которых не было.

Она взглянула на меня пустым, отстранённым взглядом. Пауза затянулась, пока она собиралась с мыслями, прежде чем тихо произнести:

— Как я себя чувствую? — она тяжело вздохнула, опустив глаза к земле.

— Так, как будто весь мир рухнул, и я стою среди обломков, не зная, что делать дальше. Кажется, что внутри пустота, которую ничто не может заполнить. Боль не утихает ни на секунду, и я даже не знаю, как с этим справиться. Это как нескончаемый кошмар, из которого я не могу выйти или страшный сон, где я не могу проснуться.

— Я правда впервые понятия не имею, что тебе ответить. Первое, что пришло мне в голову, так это сказать, что мне жаль! Я сожалею, что тебе приходится через это проходить. Но это все ерунда, и идет не от сердца. Я понимаю, что тебе сейчас тяжело, но твои чувства вполне естественны. Все кто был с нами на войне не раз испытали то, что сейчас испытываешь одна. Просто знай, мы здесь рядом с тобою, — я обернулся и посмотрел в сторону затихшего Сергея.

— Спасибо… Но я ума не приложу, что делать дальше?! — она привстала со стула и медленно заходила по комнате, словно искала укромный уголок для своей нестерпимой боли.

— Надежда, ничего страшного в том, что ты не знаешь, как быть. Я понимаю, как тебе трудно. Просто дай волю своим чувствам, не держи их в себе. Позволь себе пережить всё, что испытываешь. Если тебе нужно поговорить или поплакать, мы с Сергеем рядом, чтобы поддержать тебя. И если что-то понадобится, просто скажи.

— Мне так тяжело… — она закрыла глаза руками и тихонько заплакала.

Мы стояли беспомощные. Два боевых офицера, прошедшие войну и выжившие, оказались безоружными перед её болью.

Я сделал шаг к ней, ощущая, что нужно что-то сказать, что-то важное.

— Надя, есть одна вещь, которую ты можешь сделать для себя и своего отца. Он был сильным и достойным человеком. Я думаю, он бы хотел, чтобы ты проявила стойкость. Возможно, нам стоит продолжить искать правду о его смерти, если ты этого захочешь. Это может дать тебе цель и силы двигаться дальше, но также может и разрушить тебя. Но, как бы ни сложилось, мы с Сергеем будем рядом, чтобы поддержать тебя.

Она медленно опустила руки и взглянула на меня. В её глазах блестели слёзы, но там появилось что-то ещё — проблеск решимости.

— Ты думаешь, я смогу? — её голос был тихим, но в нём слышалась надежда.

— Я уверен в этом, Надежда. Ты сильнее, чем думаешь. И мы не оставим тебя одну в этом поиске. Вместе мы сможем найти истину, которая уничтожила твоего отца и не даёт тебе покоя

Сергей подошёл ближе и кивнул, подтверждая мои слова. Мы все трое понимали, что этот путь будет нелёгким, но он был необходим. Даже минимальный шанс на успех стал той искоркой, которая могла озарить наш тёмный мир.

Очередной кусок пазла встал на своё место. Информация о зарубежных счетах бывшего руководства страны свалилась на нас, как удар молнии в ясный день. И снова всплыл Кирилл, последний руководитель администрации бывшего президента. Его след перескакивал со счёта на счёт, бродил по теням финансового мира и, наконец, засветился здесь, у нас дома, в столице.

Судя по метаданным, документ с откровениями отца Надежды был записан всего месяц назад. Это был достаточно короткий срок, чтобы Кирилл Мраз не успел исчезнуть из поля нашего зрения.

— Серый, напомни мне информацию о Кирилле. Что ты там говорил?! — я внимательно смотрел на Сергея, который пытался повторить информацию, сказанную мне ночью,

— Только я прошу тебя ничего не перепутай! Это важно!

— Я тебе уже сказал, по девчонке ничего конкретного нет. Нам поручили тебя, если что, просто вырубить и немного припугнуть. Её вещи — письмо и сумку — отнести на автовокзал, положить в ячейку, а потом забрать деньги. И заказчик при мне звонил какому-то Кириллу. Вот и всё!

— Не совсем то! Там было что-то было про автовокзал?

— Да, Кэп. Нужно было подписаться на какой-то телеграмм-бот, кажется, назывался «Иисус твой Бог». Отправить сообщение в чат — числа 12.19. В ответ получить цифры 3.48. Спустя два часа положить вещи в ячейку номер 345 на центральном автовокзале. Забрать оставшиеся пятьсот долларов.

Я в задумчивости смотрел то на Сергея, то на Надежду, то на темный экран затихшего монитора.

— Старлей, ты не в курсе, что это за цифры? — мой пытливый ум прокручивал сейчас невероятные сюжеты и вспоминал самые доступные программы взлома и коррекции.

Однако неизведанность все-таки нас посетила. Код шифра сообщения не оставлял нам и шанса на его разгадку.

— Слава, послушай! — затихшая было Надежда вдруг всполошилась и начала лихорадочно что-то писать телефоне и быстро прокручивать выплывающие из эфира сообщения.

— Все, я нашла! — Надежда радостно посмотрела на меня и на недоумевающего Сергея,

— Это, из библии Римлянам — стих 12:19. Дословно: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь.», а вот от Исаия 34:8: «Ибо это день мщения Господа, год возмездия за Сион.»

— Вашу мать, мстители хреновы! Это точно Кирилл Мраз. Эта сволочь никогда не верила в Бога. Он, скотина, всегда, насколько я помню, притворялся верующим. Куда ни попадя эта гнида вставляла цитаты из Библии. Чтобы казаться искренним и получить одобрение или выгоду от окружающих, эта гнида била поклоны в церкви. Но ни разу, от жадности, насколько я помню, не купила даже свечку. — меня просто коробили эти воспоминания. Я продолжал не в силах остановиться,

— Скотина чертова! Его слова и действия постоянно были лицемерны. Жирный гоблин никогда не разделял тех ценностей и убеждений, которые публично провозглашал. Этот отморозок был мотивирован только жаждой денег, безграничной власти и желанием манипулировать другими, скрывая свои истинные убеждения, — в непосильной злобе я сжал стакан с кофе.

Черная горячая жидкость обожгла руку, вырвавшись гейзером из моего кулака, и теперь ее остатки капали сквозь пальцы, оставляя темный след. Я встал и ни слова не говоря, стряхнул с руки налипшие остатки кофе и направился в кладовку, в глубине моего кабинета.

В небольшой кладовке, забитой старой мебелью, средствами для уборки и бумагами, скрывалась маленькая тайна — неприятный сюрприз для непрошенных гостей: сейф с оружием. Мой тщательно замаскированный секрет был спрятан за одним из металлических стеллажей, заставленных старой документацией клиентов.

Он казался обычным элементом захламленного пространства, но на самом деле был ключом доступа к тайнику. Чтобы попасть к сейфу, необходимо было выполнить несколько шагов. Вначале нужно осторожно снять верхние коробки с бумагами и предметами, которые, казалось, стояли здесь десятилетиями. Эти коробки создавали иллюзию, что стеллаж никогда не двигался. После снятия коробок становилась видна задняя стенка стеллажа, которая была плотно прижата к стене кладовки.

На одной из полок стеллажа была маленькая, почти незаметная щель. Это был скрытый механизм, замаскированный под обычную деталь. Требовалось нажать на определённое место, чтобы активировать его. При нажатии на нужное место раздавался тихий щелчок, и стеллаж плавно начинал двигаться. Он был установлен на скрытых рельсах, которые позволяли ему отодвигаться в сторону, открывая проход к тайнику.

За стеллажом находился массивный металлический сейф, встроенный в стену кладовки и закрытый на цифровой кодовый замок. Для открытия сейфа необходимо было ввести правильный код. Только я, и больше никто не знал этот код, и только я мог получить доступ к его содержимому.

Внутри тайного укрытия находились автоматические винтовки, пистолеты, гранаты, несколько комплектов полной амуниции диверсанта и украшали эту коллекцию три ПЗРК FIM-92 Stinger и пять гранатометов «Carl Gustaf M4». Все это оружие было тщательно уложено и готово к использованию в любой момент. Сейф был защищен не только механическими замками, но и системой сигнализации, которая активировалась при любой попытке несанкционированного доступа. Такой сложный и многослойный подход к скрытию сейфа обеспечивал его безопасность и незаметность в самой обычной на вид кладовке.

Я достал из сейфа два пистолета «Глока 19» и повернувшись к Сергею спросил,

— Серый, глупый вопрос, конечно, но, спрошу. Пользоваться умеешь? Или тебе предложить что-то другое?

Сергей медленно поднялся, отряхнул несуществующие крошки и пыль с джинсов и вразвалочку, не спеша подошел ко мне.

— Ну у тебя тут и запасы, полковник! Я смотрю на небольшую войну хватит. Подожди, я там вижу «Beretta 92F», я лучше возьму ее, если не возражаешь.

Я и не возражал. У каждого свои вкусы и особенно у бывших военных. Кто к чему привык.

— Ладно, собираемся. Сергей, набей, я думаю еще пару тройку запасных обойм. Чем черт ни шутит. Надя, — обратился я к недоумевающей спутнице,

— Мы отлучимся на несколько часов. Нам надо кое с кем побеседовать. Я офис закрою. Думаю, что тебе здесь будет спокойнее. Не беспокойся мы с Сергеем постараемся быстро управиться.

Мой старенький «Ниссан Патрол» явно сопротивлялся моим усилиям. Он возмущался, урчал дизельным двигателем, плевался черным дымом со смесью пережженной соляры и старого моторного масла. Откашлявшись на подъеме и бурча себе под нос, он упорно лез в гору, на вершине которой находился полуразрушенный, но всё ещё цепляющийся за жизнь автовокзал.

Приют усталых странников после войны выглядел печально и опустошённо. Полуразрушенные стены были обшарпаны, некоторые из них покрыты следами от пуль и снарядов. Крыша местами провалилась, пропуская дневной свет, который освещал пыльные обломки, обсыпавшуюся мозаику с настенного панно и оставшиеся части мебели. Мраморный пол был покрыт трещинами и мусором, который напоминал о былых, сытых временах.

Днём здесь всегда можно было встретить немногочисленных людей, которые бесцельно бродили по территории вокзала, пытаясь найти укрытие или что-то полезное среди рассыпавшихся руин. Некоторые из них сидели на остатках скамеек, устало глядя в пустоту, другие искали воду или пищу поблизости. Иногда встречались торговцы, пытавшиеся продать скудные товары, или беженцы, искавшие информацию о своих пропавших близких.

На площадке для автобусов стояли полуживые, старые модели Неопланов и МАНов. Некоторые из них покосились на бок, у других были выбиты стёкла и двери. Ржавчина покрывала корпуса, колёса были спущены или отсутствовали вовсе. Внутри автобусов царила разруха: сиденья были порваны, полы покрыты слоем пыли и грязи, на некоторых местах виднелись следы пожара. Тем не менее некоторые из этих автобусов всё ещё выполняли маршруты. Водители и механики делали всё возможное, чтобы поддерживать их в рабочем состоянии, несмотря на недостаток запчастей и постоянные поломки.

Внутри вокзала работали две кассы, у которых периодически выстраивались очереди пассажиров. Люди терпеливо ждали, чтобы купить билеты на свои маршруты. Кассиры выглядели усталыми и постоянно голодными. Мне казалось, что они еще не вернулись с войны. Эти две пожилые женщины, потерявшие своих близких, как будто все еще сидели под ночными ракетными обстрелами в городских подвалах или стояли на полупустых пунктах распределения продуктов.

Над кассами находилось старое металлическое табло с расписанием маршрутов. Периодически с едким металлическим шелестом оно вещало окружающим о своей жизни. На удивление, оно всё ещё работало. На нём мелькали номера маршрутов и время отправления, напоминая о временах, когда вокзал был в полном расцвете.

Камера хранения с ячейками находилась в дальнем конце зала и всё ещё использовалась. Это был ряд металлических шкафчиков, многие из которых были взломаны или сильно повреждены. Тем не менее некоторые ячейки были в рабочем состоянии и закрывались на ключ. Люди оставляли там свои вещи, надеясь, что они будут в безопасности.

Внутри разрушенных войной ячеек можно было найти разнообразные вещи: старую одежду, книги, поломанные игрушки, иногда даже личные документы. Ячейки были покрыты пылью и паутиной, но все ещё сохраняли следы былого порядка и структуры.

Этот вокзал, некогда наполненный жизнью и движением, теперь был лишь тенью самого себя, напоминая о разрушительном воздействии минувшей войны. Однако жизнь продолжала течь, и люди пытались приспособиться к новым условиям, стараясь сохранить хотя бы крупицу нормальности и себя в этих трудных обстоятельствах.

— Так, да где же она? Триста сорок три, триста сорок четыре, а триста сорок пятой ячейки нет! Смотри сам, полковник! — Сергей для убедительности провел рукой вдоль пыльного стеллажа показывая, что он прав.

Я оглянулся по сторонам, но ничего похожего на ячейку три сорок пять не обнаружил.

— Старлей, может ты ошибся? — я с надеждою посмотрел на Сергея.

— Нет, Кэп! Я сапер, мы ошибаемся один раз, да и память у меня хорошая. А ну-ка погоди! — он резво повернулся и подбежал к молодой девушке в старой, но чистой и выглаженной форме станционного администратора и что-то быстро ей затараторил.

Я даже опешил от такой наглости. У него ж молодая жена, двое детей, а он уже клинья подбивает к новой вертихвостке. Девушка тряхнула копной золотистых волос, похоже согласилась на предложение Сергея. Он нежно взял ее под руку и повел в моем направлении.

— Вот, Ирочка, я ж вам говорил. Смотрите какой красавец, статный, взрослый, адвокат и.., — тут он взял драматическую паузу, почти по Станиславскому,

— И не женат. Зовут Слава. Прошу любить и жаловать. Ирина! — и ловелас нежно поцеловал руку с мягкой, чуть потемневшей от загара, кожей.

Я почему-то ясно увидел слегка загрубевшие подушечки тонких пальцев, видимо, от постоянного использования клавиатуры и телефонов. Ногти были аккуратно подстрижены и покрыты прозрачным лаком. На запястье у нее виднеется тонкий серебряный браслет в виде ящерки, добавляющий элегантности её образу. Рука для поцелуя двигалась уверенно и ловко, как будто она принимала документы или давала указание направления опоздавшим пассажирам.

— А вы, что знакомы? — я протянул руку ей руку и слегка пожал ее ладонь в ответном приветствии.

— Да, — улыбнулся Сергей и подняв свою могучую руку, посмотрел на часы,

— Уже где-то десять минут. Но, — он еще раз поцеловал протянутую руку,

— Для меня это вечность. Ах, да. Ириша говорит, что, часть ячеек, в том числе и триста сорок пятая находятся у них в офисе. Так что наша, волшебница проводит нас туда. — он невозмутимо повернулся и, нежно шепча ей на ушко комплементы, двинулся в сторону офиса, периодически ощупывая ее круп, чуть ниже спины.

Я не мог не назвать Сергея «Шреком». Восприятие этой реальности вернуло меня в юность, в те дни, когда впервые вышел мультфильм «Шрек». Вспомнился тот момент, когда на экране появился мускулистый, накачанный монстр и хрупкая, нежная принцесса. События развивались в мультфильме столь нелепым и неадекватным образом, что это казалось отражением текущей ситуации. Сергей, со своей грубой внешностью и неожиданной добротой, казался воплощением того противоречивого героя, что вызвало у меня не только ностальгию, но и улыбку.

— Вот ваше хранилище! — Ира мягко показала на ячейку с номером триста сорок пять и махнув на прощанье роскошным лисьим хвостом волнистых волос удалилась вдаль по неширокому коридору.

— Присмотрись, Кэп, хорошая же баба?! — и Сергей слегка, по-дружески толкнул меня в плечо.

— Может и хорошая, Серый, я не знаю. Давай лучше займемся делом. Глянь на телефон пришел код для ячейки? — и я, не торопясь направился в сторону старого металлического шкафчика, потертого временем, с царапинами и следами ржавчины. Дверца скрипела при открытии, но замок, на удивление, всё ещё функционировал.

— Так, полковник, набирай сто тридцать два и четыре? — он внимательно смотрел то на номеронабиратель, то на свой телефон.

Когда я открыл дверцу ячейки номер триста сорок пять, она заскрипела, как будто долго не использовалась. Внутри было темно и пыльно, ощущался затхлый запах старых вещей и времени. Большая часть пространства ячейки была пуста, покрытая тонким слоем пыли и мелкого мусора: обрывки бумаги, маленькие камушки и засохшие листья.

Однако сразу бросались в глаза пять стодолларовых купюр, небрежно брошенных в спешке. Они лежали на дне ячейки, слегка помятые, но явно недавно оставленные. Купюры были почти чистыми, без следов пыли, как будто их только что положили сюда в панике или в торопливой попытке спрятать.

— Так, Сергей, клади сумку, жучок мы поставили. Давай в машину. Кстати, постой я установлю мини камеру, если, что сможем увидеть посетителя, — я повернулся к нему спиной и не торопясь установил камеру в выбоине от крупнокалиберного выстрела и теперь удовлетворенно наблюдал как старлей укладывает в ячейку сумку Надежды со старым буклетом и конвертом с вложенным в него чистым листом бумаги.

— Все давай! Двигаем отсюда! — пробормотал я и торопливо двинулся на выход из здания автовокзала.

Мы сидели уже второй час, но движения вокруг ячейки не было. Изредка на экране монитора мелькали потные спины грузчиком, пару раз появилась Ирина в обнимку с какой-то молодухой и средних лет мужчина, который из соседней ячейки достал свои вещи.

Мужчина был одет в легкую летнюю одежду: светлую футболку и старые армейские бриджи. Ему было около сорока. Он был лысый, без особых примет, кроме едва различимой татуировки на левой руке. Его движения были быстрыми и нервными, взгляд постоянно скользил по сторонам, как будто он кого-то ожидал или боялся быть замеченным. Он резко открыл дверцу и практически весь залез в шкафчик, почему-то там задержался и затем торопливо достал красную спортивную сумку, явно стараясь не задерживаться дольше чем нужно, быстрым шагом двинулся на выход.

Время было почти уже пять вечера, когда, он, минуя нас проследовал к своей машине, на другой конец стоянки. Потертый временем «Мерседес» двинулся в нашу сторону на выезд. Незадачливый пассажир с отекшим от жары или спиртного лицом, проезжая мимо помахал приветливо рукой и показал на пышущее жаром вечернее солнце. Машина нового знакомого уже поворачивала на ближайшем светофоре, а я уже лихорадочно заводил свою и кричал оторопевшему от моего крика Сергею,

— Бегом из машины к ящику. Проверь его! По-моему, нашу закладку уже забрали. Я за вот за серой машиной, — и я показал в сторону исчезающего за поворотом «Мерседеса».

Зря этот лысый помахал мне рукой. Издевался, это точно. Слава Богу, память у меня великолепная. Татуировка еле различимая через монитор, воочию включила во мне диверсанта. Тату с изображением Санта Муэрте (Святой Смерти), включающая характерный скелет в плаще, держащий косу и украшенный цветами, указывало на принадлежность ее владельца к самому могущественному мексиканскому наркокартелю «Буентес». Этот символ, хотя и невольно, но всё равно постоянно привлекал внимание окружающих своей мрачной символикой.

Мой подержанный «Ниссан» уверенно набирал обороты, разгоняя дребезжащий кузов до приличной для города скорости. И вот, я уже вижу несущийся вон из города светло-серый «Мерс» с беззаботно веселящимся наркодилером.

Не прошло и пяти минут, как телефон, разорвался резком звонком. На другом конце «провода» раздался прерывающийся неустойчивой связью рык Сергея,

— Кэп… Ты прав. Наша ячейка пуста. Между ячейками снята перегородка…, — это последнее, что я услышал, удаляясь от автовокзала. Объяснение почему не сработала радиозакладка было простым, скорее всего, внутри сумки були вшиты медные провода, которые и заглушили сигнал. Ничего нового просто — «клетка Фарадея».

Мерседес припарковался в глубине вечернего лиственного леса, освещенного последними лучами уходящего в негу дня. Лимузин стоял у невысокой лестницы при входе в крохотный деревянный дом, который был больше похож на спящую избушку сумеречной колдуньи. Несмотря на свои скромные размеры, дом выглядел довольно новым. Светлые деревянные стены были аккуратно обработаны и сияли в последних лучах заката. Крыша из свежих черепиц придавала дому уютный и ухоженный вид.

Я медленно приближался к дому держа в руке пистолет — «Зиг Зауэр», с навинченным глушителем и патроном, досланным в ствол. Мне определенно везло в том, что дом, как невеста, был опоясан гибискусом. Яркие, крупные цветы, распустившиеся на фоне тёмно-зелёных, блестящих листьев, придавали всему участку атмосферу волшебства с оттенком экзотического сада и выступали естественным укрытием. Цветы этого яркого кустарника, словно разноцветные фонарики, привлекали внимание и радовали глаз, создавая ощущение праздника и уюта.

В течение всего сезона гибискус цвёл непрерывно, наполняя воздух легким, едва уловимым ароматом. Его густая листва не только украшала дом, но и обеспечивала приятную тень в жаркие дни. Это естественное и густое укрытие становилось идеальным помощником, позволяя мне подкрасться к дому незамеченным. Прочные ветви и плотная листва гибискуса создавали естественный заслон, сквозь который сложно было увидеть движение. Осторожно двигаясь в тени этого роскошного кустарника, я оставался невидимым для посторонних глаз, постепенно приближаясь к своей цели.

Однако в воздухе витала ощутимая опасность, смешанная с интригой, и, я невольно ощущал это своей кожей. Окна дома, чистые и прозрачные, пропускали мягкий вечерний свет, создавая внутри теплую атмосферу. Но если присмотреться внимательнее, можно было заметить, что из глубины дома, сквозь занавеси, иногда мерцали странные огоньки, бесшумно двигались чьи-то бесплотные тени.

Стараясь остаться незамеченным, я быстро пересек, тропинку к дому, которая была усеяна мелким отсевом гранитных камней, светящихся в лучах уходящего солнца. Небольшие булыжники мерзко хрустели под моими ногами, словно пытались предупредить своих беспечных хозяев. Я осторожно передвигался небольшими перебежками и часто останавливался, прислушиваясь к любому, странному для меня шороху. Засыпающий лес, был наполнен звуками не совсем обычными: странное шуршание, тихие шепоты и иногда даже приглушенные смехи, словно лесные феи и духи переговаривались между собой, договариваясь на ночную вечеринку.

Уставший от жары и яркого света закат окрашивал дом в мягкие золотистые и оранжевые оттенки, придавая ему волшебный и таинственный вид. Лес вокруг тихо ворчал, обсуждая с «избушкой» свои вечные секреты, погружаясь в сумерки и готовясь к ночному покою. В этом месте было что-то магическое, что притягивало и одновременно пугало, словно каждый, кто решился бы войти в дом, мог бы узнать тайны, о которых лучше было не знать.

Никто меня не заметил. Я осторожно и медленно приоткрыл незапертую дверь. Массивная резная колода хотя и выглядела тяжелой, на первый взгляд, но легко открывалась и закрывалась, не издавая скрипов, как будто приглашала войти.

Главная комната встретила меня тусклым светом точечных светильников, стоящих на простых деревянных полках. На колченогом журнальном столике лежали журналы с обнаженными красотками и несколько старинных книг в потёртых кожаных переплётах. На некрашеном полу не было ковров, только голые деревянные доски, кое-где покрытые потертыми соломенными циновками.

В центре комнаты находился грубый деревянный стол с толстыми ножками, на котором лежали несколько документов и папок с личными делами. Стулья вокруг стола были простыми и крепкими, без украшений и мягких подушек. В углу приткнулась каменная печь, небольшая и функциональная, излучающая приятное тепло, но явно не украшающая комнату.

Окна были завешены льняными занавесками и недорогой тюлю, которые ненавязчиво защищали внутреннее пространство от любопытных взглядов. На подоконниках стояли несколько глиняных горшков с неприхотливыми растениями, придавая комнате чуть больше уюта.

В дальнем углу комнаты была небольшая деревянная скамейка, покрытая простым одеялом, на которой можно было отдохнуть. На стенах висели только несколько металлических крюков для одежды и один-единственный старый портрет, какого-то мужика.

Из смежной комнаты слышался неторопливый рокот взволнованного разговора двух мужчин. Один из этих голосов, был мне очень знаком, и я мысленно представил себе его владельца — бывшего руководителя администрации президента Кирилла Мраз, другой говор с яркими испанскими нотками, я слышал впервые.

— Что, это все! — звучал раздраженно голос Мраза,

— За что, я тебе заплатил деньги. Все было просто, надо было принести сумку той барышни и ее содержимое!

— Что, ты, орешь? А я, что принес? Все, что было в соседней ячейке, я выгреб. Вышел незамеченным. Вот, смотри, конверт и бумага, наверное, с тайнописью. Довоенный буклет, скорее всего имеет ко всему этому прямое отношение. Так что, не дерзи, изучай! Я сейчас, — на выходе из соседней комнаты показался давний знакомый с тату «Santa Muerte» на левой руке. Он двигался в створе двери, явно не замечая меня. Лысый сосредоточенно потянулся к документам на столе, когда тихий выстрел и яростная пуля резко прервали его движения.

Пистолет нервно дрогнул у меня в руке, и облачко порохового дыма слегка окутало глушитель. Наркоторговец с пулей посреди глаз медленно сползал вдоль деревянной стены, окрашивая пространство кровью, осколками черепа и липким мозгом. Он в агонии быстро моргал ресницами век, невольно тянулся к висевшему в наплечной кобуре «Глоку» и непроизвольно окидывал меня последним, возмущенным и обезумевшим от неожиданности, взглядом.

Пока соперник рассматривал меня затухающим взором, я уже влетал в следующую комнату и с размаха, не думая, наносил удар пистолетом в голову старого знакомого. От удара он пошатнулся, глаза его закатились, и он рухнул на пол. На мгновение показалось, что он потерял сознание, но затем он застонал и начал медленно приходить в себя.

Кирилл Мраз — это был он. Бывший руководитель администрации президента попытался подняться, но его движения были неуверенными и заторможенными. Я явно видел, что голова его трещала от боли, и он едва мог фокусироваться. Он пытался опереться на ближайший предмет, кровать, чтобы встать, но новый удар пистолетом заставил его координацию сильно пошатнуться. Несмотря на это, в его глазах мелькали злость, упрямство и решимость, хотя он явно был потрясен и дезориентирован.

— А, полковник, это вы! Признаюсь не ожидал, — он с трудом подтянул к себе ноги и теперь сидел на полу упершись спиною в деревянную стенку сруба.

Кирилл Мраз был мужчиной средних лет, около 45 лет. Его внешность была довольно неприметной, что помогало ему легко вливаться в различные социальные круги. Среднего роста, с немного сутулыми плечами, он выглядел как человек, у которого нет времени заботиться о своем здоровье.

Его лицо, казалось, никогда не выражало искренних эмоций. Глубокие морщины на лбу и вокруг глаз свидетельствовали о многолетнем напряжении и бесчисленных лицемерных ухмылках. Небольшие, проницательные глаза, холодного серого цвета, всегда выглядели настороженными и искали возможности для манипуляции. Тонкие губы часто искривлялись в усмешке, когда он чувствовал себя на высоте.

Кирилл был лысеющим, но тщательно скрывал это под короткой стрижкой. На его подбородке всегда была аккуратно подстриженная бородка, придающая ему вид респектабельности, который он старался поддерживать. Одевался он всегда со вкусом, но без излишеств: дорогие, но неброские костюмы, чистые рубашки и галстуки.

Его руки были сильными, с длинными пальцами, часто использовавшимися для жестикуляции, чтобы подчеркнуть его «искренность» в разговорах. На его руках как дань моде было несколько татуировок, скрытых под манжетами рубашек, которые никогда не предназначались для посторонних глаз. Одна из них принадлежала тайному обществу под названием «Орден Теней» (Ordo Umbrarum).

Она изображала чёрную маску с узкими прорезями для глаз, символизирующую анонимность и скрытность, на фоне серебристого полумесяца, олицетворяющего ночное время и тайные действия. Вокруг маски и полумесяца были стилизованные теневые фигуры, напоминающие дым или туман, подчёркивая тайну и недоступность. Под маской была выгравирована надпись «Ordo Umbrarum» изящным латинским шрифтом, добавляя элемент древности и традиции, подчеркивая долгую историю и наследие общества.

Физически он был в хорошей форме, но не из-за любви к спорту, а скорее из-за необходимости поддерживать своё здоровье на уровне, который позволял бы ему вести активный образ жизни, необходимый для достижения своих целей. Но постоянная полнота всегда догоняла его. И видимо он так и не успел от нее сбежать.

Я молча достал из бокового кармана военных бриджей две толстые строительные стяжки и с удовольствием резко нанес удар рукояткой пистолета в левый висок собеседника. Удар пистолетом в висок должен быть достаточно сильным, чтобы вызвать потерю сознания, но не настолько, чтобы проломить череп и нанести серьезные повреждения. Получилось с первого раза, да, спецподготовку не пропьешь.

После удара сидящий на полу вельможа сначала дернулся от боли и резко затих. Его глаза, перед этим сверлившие меня ненавистью, закатились, и он потерял равновесие, падая на бок. Голова бессильно опустилась, тело стало ватным и мягким — на несколько мгновений, которые мне были так нужны. Сейчас передо мной лежал и не шевелился мой давний враг.

Я перевернул его бесформенное тело на выпирающий живот, завел руки за спину и стянул большие пальцы вместе. Резкими движениями я снял с его ног шикарные ботинки из страусиной кожи вместе с носками и, не стесняясь, проделал такой же фокус с большими пальцами ног. Пока он был в короткой отключке, я подтянул к нему поближе небольшой прикроватный пуфик для разговора. Я успокоился и пользуясь оставшимся у меня временем, рассматривал вблизи эту ненавистную мне фигуру.

Спустя некоторое время, мой трофей, начал медленно приходить в себя. Он резко замотал головой, пытаясь сбросить острую боль. Кирилл попытался поднять руки к виску, но наткнулся на ограниченные возможности из-за стянутых за спиною рук. Его движения были неуверенными и заторможенными, как у человека, который только что вышел из глубокого сна. Глаза оставались полузакрытыми, взгляд был расфокусированным и пока, что безразличным.

Бывший контролер вождя нации, пытался что-то сказать, но язык его не слушался, и изо рта выходили лишь невнятные звуки. Он пытался приподняться, но силы покинули его, и он бессильно осел обратно на пол. Все его попытки двигаться были слабыми и не скоординированными, что свидетельствовало, о том, что удар всё-таки вызвал кратковременное оглушение и временную потерю ориентации.

— Оу, ты меня слышишь? — я внимательно вглядывался в перекошенное лицо своего визави,

— Если слышишь и понимаешь, просто пока кивни!

Его голова слабо дернулась из стороны в сторону. По левой стороне лица неуверенно подтекала кровь и спекшимися сгустками падала на шелковую рубашку и шведские шерстяные штаны.

— Что ты тут делаешь? И зачем тебе Надежда Новак? — я слегка ударил его по щеке приводя в чувство.

Его дыхание участилось, он делал несколько глубоких вдохов, пытаясь восстановить контроль над телом. Постепенно его сознание начало осознавать, что случилось и ситуацию, в которую он попал. Его движения всё ещё были неуверенными и медленными, и он явно испытывал дезориентацию. Мраз невольно пытался приподняться, но слабость и головокружение заставили его снова опуститься на пол.

— Да, уж, полковник! Но тебя я сейчас точно не ожидал! — он сплюнул кровяной сгусток слюны на пол и продолжил, глядя мне прямо в глаза. Они светились ненавистью и неуёмной злобой. Он был сейчас похож на черную мамбу, у которой вырвали отравленные зубы и завязали стремительное тело тугой морской узел.

— Надо было тебя убить сразу. Черт с ними с этими бумагами, разобрались бы как-нибудь. Но ты, падло… — и все-таки он не сдержался. Вся его гнилая зековская натура, отбросив туман загадочности, просто вырвалась на свободу и теперь неслась на меня во весь опор. Он откинулся на шлифованные бревна стены, тяжело закашлял и вопросительно посмотрел на меня,

— Дай хоть воды, Слава! — произнес он с упреком.

Это было даже неожиданно. Такой резкий переход от жгучей ненависти к мольбе. Что бы это могло значить? Так ничего и не придумав, я в размышлении подошел к небольшому холодильнику у двери комнаты и достал банку содовой.

Пока он судорожно большими глотками, захлебываясь глотал воду из моих рук, я внимательно присматривался к нему и окружающей его обстановке.

— Где Раймондо? — вдруг резко спросил он.

— О, так этого лысого из картеля «Буентес» зовут Раймондо? Ничего удивительного, впрочем, — я ухмыльнулся и закончил свою мысль,

— Твой наркодилер в соседней комнате с пулей в башке! Я бы его позвал, но он не придет. Умер, недолго мучаясь. — я улыбнулся стреноженному Кириллу,

— Ну все попил водички? Нам теперь надо поговорить. Насколько я понял, ты моих вопросов не услышал. Так я повторяю, — и я наступил на щиколотку своему пленнику,

— Зачем тебе Надежда Новак? И, что ты тут делаешь?

Он с вызовом посмотрел на меня. Сколько раз я в своей жизни видел такую оторву. Не многих, но этот был одним из лучших. Беспринципный и наглый нарцисс. Вот даже сейчас, он посчитал, что это меня поймал. А оказалось, что я его.

— Послушай, полковник, если ты думаешь, что загнал меня в угол, ты ошибаешься. Уже через десять минут здесь будут мои люди. И тогда, я уверен, наши роли поменяются.

Я ни слова не говоря встал с дешевого прикроватного пуфика и жестко схватив пленника за стянутые ноги, потащил к выходу из дома. Он от неожиданности начал извиваться как «уж на сковородке» пытаясь хоть чем-нибудь зацепиться и затормозить наше совместное движение, но все было напрасно. На самом выходе из дома, я приостановился и недолго думая зарядил тяжелым берцем ему в голову, после чего он расслабился и затих.

— Спасибо, гнида, что предупредил. Хвастун чертов, — думал я, стягивая безвольное тело со ступенек крыльца. Он был критически тяжелым. Я не мог понять, почему меня так позабавило, когда его голова тихо застучала по деревянным, дубовым ступенькам. Скорее всего это был адреналин, который начал постепенно приходить в норму.

Загрузить Мраза в багажник моей машины, это была еще та задача. Но, «дорогу осилит идущий» и с третьей попытки, мне это удалось. И теперь у меня в «Ниссане» пахло не только дизелем, но и говном. Мой визави от страха обосрался.

Пошла вторая минута, как я в задумчивости сидел в машине и принимал тяжелое для меня решение. Судя по словам Кирилла, они с покойным Раймондо здесь не одни. Для получения необходимой мне информации достаточно одного Мраза. Однако выяснять у него сколько бойцов здесь еще появится было проблематично, чиновник был неадекватным на данный момент.

За время службы во внешней разведке я четко усвоил иерархию в работе наркокартеля. Для выполнения особых задач, обычно, картель присылал подготовленных бойцов в количестве от трех до пяти человек за раз, очень редко больше. Война, которая длилась три года, закончилась и пересечь границу снова стало проблематично. Это значит, что группа, которая находится где-то в городе, скорее всего была заброшена еще до начала войны. Откуда такой вывод? Да просто, покойный Раймондо достаточно хорошо владел нашим языком, что означает, что он находится здесь с начала войны.

В багажнике послышалось слабое шевеление нового пассажира. Я с нетерпением, резко открыл дверь и направился в его сторону. Мне не хватало еще, чтобы он в самый не подходящий момент начал суетиться и кричать. Кирилл, напрягая мышцы, старался освободиться от мучивших его стяжек. Я бесцеремонно открыл дверь джипа, достал из небольшого ящика для инструмента обыкновенный строительный скотч, и, от души, замотал рот, руки и ноги нового сидельца.

Напоследок я достал парашютную струну и сняв заднее сидение, вынул шесть немецких гранат и улыбнувшись скрученному в пергамент, как селедка в магазине Мразу, щелкнул его по носу и сел за руль своего старенького «Ниссана».

Я спокойно, не торопясь отогнал свой черный джип в чащу леса и спрятал его за густыми зарослями дикого орешника. Под его плотной листвой автомобиль был едва заметен, словно сливался с окружающей природой. Я аккуратно разложил вокруг машины несколько упавших веток и листьев, чтобы окончательно замаскировать ее присутствие. Убедившись, что джип надежно скрыт от посторонних глаз, я поправил рюкзак на плечах и двинулся по тропинке, ведущей вглубь леса, туда, где меня, скорее всего, не ждали.

Два пистолета, «Глок 19» и мой любимый «Зиг Зауэр», восемь снаряженных магазинов, шесть немецких многофункциональных гранат DM51 — и вот я, универсальный солдат, а не просроченный и дешевый адвокат.

Насколько я помнил, эти гранаты были уникальными вещами, два в одном: и наступательные, и оборонительные. Всё очень просто: поверни её на 90 градусов, сними внешнюю оболочку, и случается волшебство. Эта универсальная граната позволяла мне быстро адаптироваться к изменяющимся условиям, превращаясь из оборонительной в наступательную с минимальными усилиями, и наоборот.

В оборонительном бою DM51 показывала свою истинную мощь. С осколочной рубашкой граната становилась значительно более смертоносной, разбрасывая большое количество осколков на обширную площадь, не оставляя шансов спрятаться. Это делало её идеальной для защиты периметра и создания опасной зоны для противника, вынуждая его отступить или перегруппироваться. В такой конфигурации её можно было забросить в зону, где скопились враги, создавая хаос и максимальное поражение.

Но я планировал наступать, и снятие осколочной рубашки уменьшало количество осколков при взрыве, делая гранату идеальной для ближнего боя. Теперь она могла поразить цель более точно, не создавая обширной зоны поражения, что снижало риск случайных жертв среди своих. Жалко только, что своих не было здесь и сейчас, и разгребать этот срач предстояло мне одному.

Они будут здесь часа через два. Стоило ли вызвать Сергея? Не знаю, я не был в нем уверен, да и отвечать за его непутёвую жизнь особого желания у меня не было. Стало быть, решение простое, и «один в поле воин».

— С чего начнем, Слава? — обратился я сам к себе.

— Наверное, с профессии сапера, чтобы как минимум иметь преимущество, — это я уже сам себя убеждал. Улыбнувшись про себя, я бодрым шагом, насвистывая прилипчивую мелодию, направился в сторону избушки.

Я стоял посреди центральной комнаты, обозревал окрестности и думал. Когда они приедут, то, скорее всего, разделятся. Двое, как минимум, войдут в дом, увидят лысого с пулей в голове. Затем они осмотрятся и пройдут по всем остальным комнатам и кладовкам. Кто-то из них вернется на улицу и предупредит оставшихся об опасности.

Значит, ещё один останется у двери, а кто-то пойдет осматривать периметр. Пока всё логично. Дальше… Кровь из носу надо, чтобы они подошли и сдвинули Раймондо. Для чего? Да потому что я собрался его заминировать. Я снова внимательно осмотрелся по сторонам. И… Передо мной на столе лежали личные дела и какие-то документы. Я их быстро пролистал, но особого интереса они у меня не вызвали. Какой-то компромат на новых мелких чиновников. Но если эти документы здесь, вероятнее всего, они им очень важны. Значит, действуем по старинке.

Я сгреб в кучу документы и личные дела, пару штук засунул в ещё не закоченевшие руки покойника, а остальные положил под него вместе с оборонительной гранатой, из которой предварительно выдернул чеку. Потихоньку отошёл от этого «милого памятника вечности» и направился к выходу из дома.

Недолго повозившись, я установил такой же подарок под крыльцом, предварительно оторвав половицу. По моему плану, здесь мне понадобится тонкая парашютная струна, совмещенная с чекой взрывателя. Я тщательно выбирал её, зная, что её длина метров пятнадцать — вроде и недалеко, но и не близко. Достаточно, чтобы спрятаться в укрытии и ждать посетителей. Вся операция прошла гладко, и теперь всё готово к вечернему банкету.

Солнце уже садилось, оставляя небо багрово-оранжевым, когда комары начали свой зловещий танец вокруг меня. Эти назойливые твари были не менее опасны, чем те, кого я ждал. Конечно, не факт, что взрыв поразит их всех, но это даст мне преимущество. Вглядываясь в сгущающиеся сумерки, я чувствовал, как адреналин наполняет мои вены, и мысленно готовился к грядущему столкновению. Блаженный вечер закончился незаметно. И вот уже серые тени оккупировали окрестности, а тяжелая тьма продолжила захват лиственного леса и рано пожелтевших опушек.

Злобные комары и ночная мошкара доедали мои лицо и руки, впиваясь в те места моего тела, о существовании которых я и не помнил. На дальнем конце едва видимой проселочной дороги показались яркие огни галогеновых фар.

Вечерние сумерки постепенно окутывали лиственный лес, погружая его в мягкий полумрак. По узкой грунтовой дороге медленно и осторожно двигалась кремовая Mazda CX-5. Как куница она переваливаясь из стороны в сторону на неровностях сельской грунтовой дороги. Ее фары дальнего света, недавно разрезавшие темноту, теперь были выключены, и только ближний свет мягко рассекая темноту, освещал начало гравийной дорожки к дому, выхватывая из тени вековые деревья и ярко цветущие кусты.

Кроссовер беззвучно скользил по тропе, будто растворяясь в вечерней тишине. Удивительно, но кремовый цвет кузова, отражая последние лучи заката, придавал автомобилю почти призрачный вид, гармонируя с окружающей природой. Прощальные лучи солнца, на последнем издыхании, прорвались через кроны деревьев и осветили бородатого, узколицего водителя с большим носом. Он, напрягая глаза, с прищуром осматривался по сторонам, в поисках опасности. Водитель был предельно внимателен и осторожен, объезжая неровности дороги, стараясь не нарушать тишину и хрупкое спокойствие леса. Тут не было смысла гадать, он точно знал, что в доме впереди его может ожидать засада и смерть.

В салоне машины, помимо водителя, находились ещё трое человек. Все они были затянуты в короткие бронежилеты, хорошо вооружены и не прерываясь следили за всем происходящим вокруг. В их руках были пистолет-пулеметы Heckler & Koch MP5, взведенные и готовые к бою в любой момент. Атмосфера вокруг меня постепенно накалялась.

«Однако, хороший выбор оружия,» — подумал я, потихоньку подтягивая парашютную струну с главным подарком на другом конце. Mazda CX-5 уверенно подрулила к небольшому деревянному дому, спрятанному в глубине леса. Шины мягко прошуршали по гравию, когда машина остановилась перед крыльцом. Водитель, плавно выключив двигатель, остался сидеть. На мгновение мне показалось, что он прислушивается к окружающим звукам. Невозможно, но возникло ощущение, что лес, как и я, затаил дыхание, ожидая, что будет дальше.

Перегретый вечерний воздух был наполнен ароматом свежей листвы и земли. В свете фар Mazda дом выглядел особенно уютным и незащищённым. Мерцающие огни внутри скрывали что-то гораздо более зловещее. Водитель и его спутники обменялись взглядами, готовясь к предстоящему сражению. Они знали, что это тихое убежище могло оказаться ловушкой. С оружием наготове, они медленно и осторожно покинули машину, готовые к любому развитию событий.

Как я и предположил, после короткого совещания двое направились в дом, один остался у входа, а последний, самый нервный и худой, отправился осматривать окрестности и периметр усадьбы. Пока что преимущество и время были на моей стороне. Оставалось только ждать срабатывания первой ловушки.

Я еще раз мысленно отрабатывал алгоритм действий. Если мина под покойником сработает, в доме останутся либо двое «двухсотых», либо двое «трехсотых». Оба варианта меня устраивали. Оставшиеся в живых бандиты рванут к машине у входа. Хотя… как только будет взрыв в доме, тот, что у двери, будет оглушен и дезориентирован. Значит, нужно подрывать закладку под крыльцом, чтобы устранить его.

Дальше, как учили на боевой подготовке, один на один. Худой будет в панике. Вероятнее всего, он рванет к машине, но, поняв, что ключей нет, побежит обратно в дом искать их. Это может быть мой шанс. Пока он будет занят поисками, я смогу незаметно проникнуть в избушку и ликвидировать его. Нужно постараться выполнить работу стволом, а в крайнем случае, если начнется плотный огневой контакт, использовать гранату.

Не прошло и трех минут, как мощный взрыв взбаламутил и оглушил пространство, выбивая окна и с треском вырывая тяжелую дубовую дверь из косяка. Ударная волна стремительно прокатилась по коридору, сбивая с ног стоявшего за дверью бандита. Его тело, расслабленно подпиравшее дверь, моментально покрылось глубокими порезами от разлетающихся стеклянных осколков. Тяжелые обломки дуба, как средневековые колья, торчали из его груди и бедер, заливая подмостки ярко алой кровью.

Что-то невероятно тяжелое, возможно бронзовая дверная ручка, замок или кусок железного косяка, с ужасной силой влетело ему в голову. Контузия лишила его слуха, и в голове, как обелиск на могиле, торчал кусок железа. Он медленно оседал на землю, пытаясь руками унять гулко пульсирующую и изматывающую боль. Лежа на осколках гравия, стекла и бетона в луже чернеющей крови, он безуспешно пытался прийти в себя. Но ранения были смертельными, и он ощущал, как с каждым вдохом усиливается головокружение и слабость. Наступил момент, когда сознание покинуло его бренное тело, устремившись за черной душой мафиози в вечность.

Я немного просчитался. Последний бандит никуда не побежал, ни к машине, ни в дом. Он стоял на коленях и выл, как ночной шакал, задравший голову вверх и прижимая к себе остывающее на улице тело. Со стороны это было очень трогательно. Я такие сцены часто видел, но только в кино. Он вообще никуда не оглядывался, и расчет «один на один» оказался верен отчасти. Мы действительно остались только вдвоем. Не было перестрелок, не было взрывов гранат, и моя подготовка сейчас свелась на нет. Я молча вынул из кобуры «Зиг Зауэр» и выстрелил, даже не окликнув. Разрывная пуля со скрежетом вошла в его затылок, покрытый густыми короткими волосами. Он тихо обмяк, завалившись влево, и через секунду затих, словно уснул.

Осколки стекла и деревянные обломки, брызги бетона и красного кирпича, четыре трупа. Это как минимум эквивалент четырем килограммам тротила. Только это могло превратить пространство вокруг меня в хаотичную картину разрушения, заполненную дымом и пылью. Единственная ошибка, которую я допустил, заключалась в переоценке умений и подготовки своих врагов. Судя по всему, у кого-то из братков с собой была взрывчатка, и ее было очень много…

Мой уставший от жизненных невзгод старенький «Ниссан» мерно урчал, пережевывая левый, слитый из грузовика и купленный у обочины дизель. Я в задумчивости постепенно отходил от пережитого приключения и материл себя за то, что снова повелся на свое неуёмное собственное эго эгоиста и авантюриста. Ну вот почему я не позвонил Сергею? Какой такой черт меня остановил и заставил дождаться прибытия четырех вооруженных до зубов головорезов? Мне сейчас просто несказанно повезло, и я не уверен насколько это везение долговечно.

В багажнике воняла и перекатывалась на неровностях дороги толстая тушка бывшего руководителя администрации президента. И что мне со всем этим богатством делать? На месте боевого столкновения остались разрушенный дом, машина и четыре смердящих трупа. Я периодически смотрел на часы, пытаясь определить время прибытия пожарной команды и полицейских.

Что такое везение, я знал не понаслышке. Команда противников дала мне фору, и дом, в котором они жили, находился на таком далеком отшибе, что хоть стреляй из главных орудий линейного корабля — никто не услышит. После всего, что произошло, я был почти разбит. Звуки взрыва и огневого контакта звучали у меня в ушах, пока я осторожно снимал установленную растяжку и, стараясь не оставить никаких следов, протискивался в проем внезапно исчезнувшей двери. Гостевая комната была разнесена в щепки, и определить местонахождение гостей визуально не представлялось возможным. Тяжело вздохнув, я поплелся на улицу и кое-как затащил внутрь бандитов, что оставались снаружи.

Слишком много улик. Я даже не надеялся на слабую новую власть с ограниченным контингентом неподготовленных «Шерлок Холмсов», но и оставлять это так, на самотек, не мог. Все, что скопилось на этой территории, надо было уничтожить максимально. В основном это касалось идентификации трупов и моего возможного ДНК, который, к моему глубокому сожалению, был в государственной базе.

Первое, что пришло в голову, — это огонь, пожар, но… Возник вопрос: а если пожарная команда все это быстро потушит? А если огонь не разгорится? Что мне тогда, стоять над покойниками с кучей оружия и гранат? Нет, так не пойдет. Придется идти по старинке и смастерить что-нибудь из подручных материалов.

Я вышел на улицу и достал из багажника своего джипа неполную канистру дизельного топлива, проклиная про себя сложившиеся обстоятельства, потащил ее к дому. Не знаю, как так получилось, но машина приехавшей на разборки бригады была открыта. Помимо неиспользованного боезапаса, который я, не торопясь перегрузил на заднее сидение своего джипа, обнаружились две канистры с высокооктановым бензином. «Хорошие вы мои, какие ж вы запасливые», — подумал я и поставил эти два красных пластиковых бочонка недалеко от канистры с дизелем.

В полуразрушенной кладовке я нашел банку с растворителем краски, два литра ацетона и разбитый лист пенопласта для термоизоляции. Я присел на еще живой стул, огляделся. Все, что мне нужно, было под рукой, чтобы сделать «Напалм В».

Мало кто знает, но «Напалм В» круче, чем просто «Напалм», который американцы десять долгих лет применяли во Вьетнаме. Это творение химической мысли можно было сделать просто в гараже из подручных материалов. Однако в отличие от простого «Напалма», эта густая, липкая желеобразная масса прилипала к поверхностям и горела с температурой, достигающей 1200° C.

Это даст мне возможность разрушить здесь абсолютно все — не только человеческую плоть, но и металлические и бетонные конструкции взорванного дома. Эта дьявольская смесь будет гореть долго и устойчиво благодаря своему простому составу. А «вишенкой на торте» было то, что она могла гореть даже на водной поверхности, и ни один напор брандспойта не был в состоянии ее потушить.

Медленно и осторожно я раздробил пенопласт на мелкие кусочки. Сейчас не было причин для беспокойства. Постепенно чувство напряжения и волнения покидали меня, оставляя равновесие, где каждое движение было продумано и отточено. Я поместил кусочки пенопласта в металлическую емкость и начал медленно добавлять ацетон, постоянно помешивая. Смесь начала густеть, превращаясь в липкую массу, которая уже сама по себе казалась опасной.

Когда пенопласт полностью растворился, я добавил бензин и тщательно перемешал смесь, ощущая, как запах топлива наполняет воздух. Затем пришло время для дизельного топлива — дополнительные литры влились в емкость, делая смесь еще более вязкой и смертоносной. Я знал, что на кону стояло многое, и этот план должен был сработать идеально.

Разлив смесь по трупам и полу дома в нескольких стратегических местах, я убедился, что след «Напалма» тянется к двум газовым баллонам на кухне, которые странным образом выжили при взрыве. Эта находка меня безмерно порадовала.

Я неспешно прошелся по дому, подобрал свалившийся с полки тостер с функцией отсроченного включения и, вставив несколько страниц из найденного личного дела, подключил его к розетке. В принципе, моя работа была закончена.

Покидая дом, я чувствовал безмерную усталость, а впереди была еще и бессонная ночь. Сердце, которое еще час назад бешено колотилось в груди, теперь билось равномерно. С каждой минутой росла уверенность, что, когда дом охватит пламя, я буду в безопасности. Через полчаса, когда я буду уже далеко, тостер включится, нагреется, страницы внутри него загорятся, и огонь быстро распространится по разлитой горючей смеси. Взрыв газовых баллонов завершит начатое, и дом моментально превратится в море всепожирающего огня. Шаг за шагом я удалялся от места, уверенный, что все пройдет по плану. С каждой секундой напряжение спадало, а адреналин отступал, оставляя за собой холодную уверенность в том, что все было сделано правильно.

Ночная прохлада влетала легким бризом в мое приоткрытое окно, и, смешиваясь с застоявшимся воздухом внутри джипа, разлеталась веером, оставляя за собой ощущение свежести и гармонии. Я чувствовал, как мое напряжение таяло, как лед на раскаленной сковороде, уступая место устойчивости и спокойствию. Дорога впереди была пуста, и только свет фар прорезал тьму, вырывая из темноты стройные ряды деревьев и редких кустарников, спящих в темноте волшебной ночи. Они казались мне мрачными стражами, охраняющими мои тайны. Луна веселилась в верховьях небосвода, как молодая девчонка, беспардонно и стремительно освещая мне путь.

Я уносился все дальше от места событий, чувствуя, как груз на плечах становится легче. Мысли о том, что все пройдет по плану, придавали мне уверенности. Я знал, что через полчаса тостер включится, и дом охватит пламя. Это был мой единственный шанс избавиться от всех улик и уйти без следа.

Вдалеке показались огни маленького городка, и я решил сделать остановку. Не доезжая до сверкающего здания с кафетерием, я припарковался в тени развесистого дуба, который скрывал и меня, и джип. Спокойно и не спеша достал ампулу с мидазоламом из аптечки. Каким бы образом Мраз ни извивался, наполненный препаратом шприц без спешки был введен в его плечо, аккурат в татуировку глазницы черной маски. В течение нескольких минут его веки начали тяжело опускаться, а тело постепенно расслабилось. Он погрузился в глубокий сон, и в машине воцарилась тишина. Я накрыл его куском старого брезента и удовлетворенно сел за еще теплый руль «Ниссана».

Заправка на окраине казалась идеальным местом для небольшого перерыва. Я подъехал к колонке с насосами, заглушил двигатель и вышел из машины. Ночной воздух был прохладным и бодрящим, напоминая о предстоящей долгой ночи.

На заправке никого не было. Одинокая сойка, перепуганная моим появлением, торопливо заверещала и, взмахнув серыми крыльями, скрылась в глубине черного поля, засеянного неспелой кукурузой.

За барной стойкой маячил полусонный продавец странной наружности. Его короткие, торчащие во все стороны волосы были выкрашены в отвратительный фиолетовый цвет с розовым оттенком. В оттопыренных ушах были огромные пластиковые кольца. Сам продавец был худощав и слегка неопрятен. «Наверно, мода такая,» — подумал я и слегка ударил ладонью по столешнице, привлекая его внимание.

Он с трудом разлепил спящие глаза и шатаясь, как пьяный гусак, отправился ко мне, переваливаясь из стороны в сторону.

— Что вам? — прогнусавил он, уставившись маленькими глазами мне в грудь.

— Полный бак дизеля, двойной эспрессо и что-нибудь пожрать, — я повернулся в сторону незатейливых магазинных полок.

— Кроме батончиков и снеков, еще что-то есть?

Он вообще не слышал меня и не обращал никакого внимания, как будто меня рядом не было. Это полуобморочное создание задумчиво и медленно, как ленивец, нажимало на клавиши кассового аппарата и что-то бурчало про себя.

Я уже начал нервничать. «Боже, что за тормоз. Неужели нельзя быть чуть повнимательнее? Надеюсь, он хотя бы кофе сварит, а не прольет всё на кассу.»

— Оу, мужчинка! — окликнул я его, помахав руками у его заспанного лица. — Можно чуточку побыстрее! Я тороплюсь.

Он снова поднял на меня сонный взгляд и, невзирая на меня, пошел к кофейному автомату, досыпал кофе, не торопясь поставил бумажный стаканчик и, наконец-то, нажал на кнопку запуска кофемашины. Божественный напиток, о котором я мечтал всю дорогу, медленно побежал в чашку, разливая вокруг волшебный запах свежеприготовленного колумбийского кофе.

«Наконец-то!» Я почувствовал, как терпение начинает возвращаться, хотя желание покинуть это место как можно скорее всё ещё не оставляло меня.

— Там сзади вас автомат с бутербродами. Выбор небольшой, но надеюсь, вас устроит. Выбирайте что хотите и ко мне на кассу. Ваша машина уже заправлена, — пробормотал он, протягивая мне сдачу,

— На улице есть столик, там вы можете присесть и перекусить. Если это все, я пойду спать.

Я с умилением смотрел на развитие его мыслительного процесса, но он уже спал, опершись головою в кассовый аппарат и что-то мыча во сне. «Вот это да, человек-улитка. Ну ладно, хоть что-то сделал правильно.»

Маленький магазинчик при заправке уютно освещал небольшой столик и два пластиковых кресла. В одном из них я расположился в предвкушении раннего завтрака. Тепло от стакана с кофе разливалось по уставшим рукам, очищая застывший мозг, даря немного уюта и удаляя из души все напряжение.

Я твердо знал, что впереди еще долгий путь, но был уверен, что пока все сделано правильно. Как бы сказал мой учитель боевой и тактической подготовки: «Почти идеально, салага!»

Запустив двигатель, я снова двинулся в путь, оставляя заправку и маленький городок позади. Впереди простиралась пустая дорога, и с каждым километром я чувствовал, как отдаляюсь от прошлого, приближаясь к новому началу. Вдали начали мерцать огни столицы, где я планировал затеряться и передохнуть, подальше от всех проблем и воспоминаний.

Я спокойно ехал по спящему городу и размышлял, что делать со спящим грузом у меня в багажнике. В городе было много забытых и покинутых жителями мест, которые я мог бы использовать для допроса. Но все они находились в основном в центре столицы, которая во время войны более всего пострадала. Жителей там осталось мало, поэтому одинокая машина в развалинах всё равно привлекла бы чье-то внимание, а это мне было не надо.

И тут мне пришла в голову шальная мысль: заброшенная промышленная зона на окраине. В годы до войны там кипела жизнь, работали заводы и склады, но теперь это место представляло собой лабиринт разрушенных зданий и пустых ангаров. Добравшись туда, я бы смог провести допрос, не опасаясь ненужных свидетелей.

Я успокоился и повернул направо руль, направляясь к восточной части города, туда, где когда-то находился большой металлообрабатывающий комбинат. Улицы были пустынны, только редкие огни уцелевших фонарей освещали путь. В тишине ночи мой джип казался единственным живым существом среди руин. По пути я вспомнил, что внутри одного из старых ангаров ещё оставался подвал, использовавшийся раньше для хранения опасных химикатов. Мы когда-то там держали последнюю оборону. Я отчётливо помнил лица своих друзей, стоящих плечом к плечу в этих катакомбах и руинах. Их глаза, полные решимости и без страха, и тяжёлый запах пота и крови.

Гришка и Вадим погибли первыми, пытаясь удержать врага на лестнице, которая напрямую вела к нам. Лёха получил смертельное ранение, когда подорвал себя гранатой, защищая нас в узком коридоре. Его последние слова всё ещё звучали в моих ушах: «Не сдавайся, брат.» Они пали один за другим, а я был единственным, кому удалось выжить. И я сегодня жил за них всех, отдавая дань их мужественности и нашей мужской дружбе.

Мужская дружба — это особая связь, скреплённая не только общими интересами и увлечениями, но и пережитыми вместе трудностями. Это доверие, проверенное временем, когда слова не всегда нужны, потому что друг понимает тебя с полуслова, с полувзгляда. Это когда ты знаешь, что можешь позвонить в три часа ночи, и друг приедет, не задавая лишних вопросов. Это когда он помогает тебе нести тяжёлый рюкзак, даже если сам устал, изнемогая на жаре в горах под обстрелом. Это когда ты чувствуешь себя частью чего-то большего, зная, что есть человек, который всегда будет рядом.

Мы с Лёхой дружили с детства. Нас связывали тысячи воспоминаний: от игр в детстве до ночных разговоров под звездами. Мы всегда были рядом друг с другом, поддерживали в трудные моменты и радовались успехам. В армии и военном училище мы делили последний глоток воды, прикрывали друг друга в бою и вытаскивали из самых сложных передряг. Он всегда знал, что я прикрою его спину. А я был уверен, что могу рассчитывать на него в любой ситуации.

В моменты отчаяния и радости его присутствие всегда дарило уверенность. Мы могли часами сидеть молча, но это молчание было наполнено взаимопониманием и поддержкой. Когда мы теряли товарищей на поле боя, мы оплакивали их вместе, и эта боль делала нашу связь ещё крепче.

С Лёхой мы прошли через многое. Он видел меня в самые слабые моменты и поддерживал, когда казалось, что выхода нет. Его советы всегда были честными и прямыми, даже если правда была горькой. Мы вместе смеялись, спорили и снова мирились, зная, что наша дружба выдержит любые испытания. И вот сейчас, в эту минуту, я вернулся в тот момент, когда огненный шар взрыва отбросил меня и пацанов назад, спасая от неминуемой гибели.

И вот я здесь и вновь я один. Как тогда на рассвете. Я стоял на месте гибели моих братьев и моего нового рождения. Место, где никто ни мертвые, ни живые не услышит крики и не увидит свет.

Приехав на место, я припарковал машину у одного из полуразрушенных зданий. Тишина ночи казалась почти осязаемой, как плотная завеса, окутывающая все вокруг. Я вытащил связанного и спящего Мраза из багажника и, с трудом перекинув его через плечо, направился к ангару. Внутри царила кромешная тьма, и только слабый луч фонарика освещал путь. Пробираясь по коридорам, я чувствовал, как холодок пробирает до костей. Спустившись в подвал, я заметил старую металлическую дверь, которая всё ещё держалась на проржавевших петлях. «Что ж,» — подумал я, разглядывая затянутое паутиной и загаженное крысами пространство, — «Отлично подойдёт, чтобы обеспечить немного уединения и тишины.»

Я привязал Мраза к стулу в центре комнаты, убедившись, что он не сможет сбежать. Присев на корточки, я огляделся вокруг. Тихо, темно, и только звук моего дыхания нарушал эту зловещую тишину. В голове пронеслись мысли о том, как всё должно пройти. Этот подвал, с его сыростью и холодом, казался идеальным местом для того, чтобы получить нужные ответы. Слова моего старого наставника всплыли в памяти: «В таких местах люди ломаются быстрее. Главное — держи себя в руках.»

Теперь оставалось только дождаться, пока он проснётся, и начать допрос. Время не терпело, но я знал, что здесь, в этом забытом богом месте, у нас будет достаточно времени, чтобы всё выяснить.

Я оглянулся по сторонам, провожая взглядом пятно света от фонаря на стене. В дальнем углу зала я увидел распределительный щиток и рубильник. Пленник еще не пришел в себя, и я направился к рубильнику, надеясь по дороге найти что-нибудь подходящее для удобной беседы. Не стоять же все время на ногах, тем более что общение обещало быть увлекательным и интересным, по крайней мере для одной стороны.

Скорбная тишина, изредка прерываемая сопением пленника, заполняла весь объем подвала промышленного здания. Царила кромешная тьма, и лишь мои шаги эхом разносились по холодному цементному полу. В руке я крепко сжимал фонарик, который, как волшебная лампа Алладина, выполнял все мои желания. Его тусклый свет периодически выхватывал из мрака прогнившие трубы, старые ржавые металлические ящики и покрытые седой пылью станки и механизмы. Воздух был спертым, тяжелым, пропитанным сыростью и запахом старого, окислившегося металла, перемешанным с едва уловимыми нотами плесени и мышиных экскрементов.

Свет фонаря выхватил из темноты массивный распределительный щиток. Он был прижат к стене, словно исполинский страж, усталый и покрытый следами времени. Металлическая поверхность щитка была покрыта маслянистыми пятнами ржавчины, а некоторые части казались почти проеденными коррозией. Дверца, держащаяся на изношенных петлях, казалось, вот-вот рухнет под собственным весом.

Я осторожно приблизился к щитку и, держа фонарик в одной руке, другой ощупал периметр и, не найдя ничего опасного, потянул за дверцу. Распахнувшаяся настежь дверца обнажила внутренности металлического трупа. Старая керамическая ручка рубильника казалась почти артефактом, пережившим десятилетия. Пальцы скользили по её гладкой, прохладной поверхности, и я чувствовал, как внутри нарастает напряжение. Всё вокруг затаилось в ожидании, и лишь гулкое эхо моего дыхания нарушало мёртвую тишину подвала.

С усилием я потянул ручку вверх, замыкая покрытые зеленым налетом медные контакты. Резкий скрежет прорезал тишину, и я ощутил, как что-то внутри щитка щелкнуло, словно готовясь выпустить запертую в недрах забвения энергию. Однако ничего не произошло. Тьма по-прежнему окружала меня, не давая никакой надежды на свет.

Осветив фонариком внутренности щитка, я увидел ряд старых тумблеров, покрытых пылью и паутиной. Они выглядели так, будто их не трогали уже много лет. Я начал включать их один за другим, каждый с резким, громким щелчком. И вот, наконец, последний тумблер встал на место, и в этот момент подвал осветился ярким, резким светом, исходившим от одинокой лампы под потолком, уныло висевшей недалеко от нашего места расположения.

Резко вырвавшийся из небытия свет ослепил меня на мгновение, вызвав наружу, казалось бы, давно похороненную нервозность. Весь подвал наполнился электрическим гудением, старые механизмы ожили, словно вновь вернулись к жизни после долгой спячки. Я стоял посреди этого возрождения, чувствуя, как древнее здание вновь обретает свою силу, а я невольно стал частью этого магического момента. Этот колючий и надоедливый шум выводил меня из себя и мешал сосредоточиться на главном. Я мгновенно потянулся и вырубил все тумблеры, кроме последнего. И вновь наступила чистая и невесомая тишина.

На обратном пути к очнувшемуся спутнику, я обнаружил около пробитой пулями колонны пустой снарядный ящик от 155 мм выстрела, который стал великолепной находкой и обещал давно забытый отдых моим усталым ногам.

С громким визгом и шелестом, обитый металлом ящик встал на свое законное место прямо напротив очнувшегося Кирилла. Его твердеющий взгляд снова с нескрываемой ненавистью смотрел на меня в упор. Он сидел на стуле, стреноженный как бесноватый шакал, пластиковыми стяжками, которые лишали его какой-либо возможности к бегству или сопротивлению.

Я шагнул вперед, наклонившись, чтобы лучше рассмотреть его лицо, и сдернул со рта грязный малярный скотч.

— Сука! — завопил он с отчаянием в голосе. Этот крик уже несся по темным казематам, отражаясь от разрушенных стен и пропадая в шахтах подземных лифтов и технических тоннелей.

— Я приказываю тебе, развяжи меня быстро! — верещал он, захлебываясь вязкой слюной. Еще недавное розовощекое, а теперь бледное лицо исказил нервный тик и мерзкий, шепелявый голос задрожал от охватившей его паники.

Я мягко улыбнулся и наотмашь ударил его ладонью по перекошенному от злобы лицу. От резкого и хлесткого удара кожа на щеке лопнула с характерным звуком, и алая кровь засочилась каплями, падая на покрытый цементной пылью и кирпичной крошкой пол.

— Всё! Успокоился! Иначе я начну буквально сейчас другой разговор. Ты меня понял, гнида? — он съежился, но затем снова встрепенулся.

— Ты, что сучонок, забыл с кем имеешь дело! — его звериный оскал чуть не вывел меня из себя.

Время допроса настало. Он до сих пор не понял, что я не уйду без нужных мне ответов. Подтянув к себе стул, я резко вырвал его из-под задницы Кирилла. Он мгновенно упал на пол и попытался вскочить, но я оказался рядом, мгновенно повернул его лицом вниз и сел на него сверху. Он, оказавшись лежащим на животе, теперь трепыхался подо мной, как пойманная в силок рыба. Его гнев теперь смешался с растерянностью и унижением.

Я сидел на своем неприятеле сверху. Его дыхание было тяжелым, прерывистым, и я чувствовал, как его тело снова напрягалось подо мной. Время — это обоюдоострый нож, и оно играло против нас обоих, но я знал, что должен действовать быстро и решительно.

Моя цель — седалищный нерв. Этот ключевой нерв проходит через ягодичную область и продолжается вниз по задней стороне бедра. Я нашел его местоположение — примерно посередине ягодицы, чуть ниже седалищной кости. Пальцами ощупал область, пока не нашел плотный, толстый нерв, скрытый под слоями мышц и кожи.

Я собрал всю свою силу и нажал на него большим пальцем, усиливая давление. Тело мелкой гниды резко напряглось, и я услышал яростный крик ужаса. Боль мгновенно пронизала его, как молния, разрывающая тишину, и распространилась по всей ноге, оставляя за собой жгучий след.

Его мышцы напрягались в непрерывных конвульсиях, словно струны, искажающихся в агонии, а лицо покрывалось липкой испариной. Вопль, полный хаоса отчаяния наполнял воздух, вибрируя в каждом звуке и проникая в каждую клеточку пространства вокруг. Любое движение, любое дрожание его стреноженного тела говорило о невыносимых страданиях, заставляя меня осознать всю мощь и разрушительность моего действия.

Я слегка ослабил давление, позволяя ему немного прийти в себя. В это мгновение его сопротивление ослабело, и я знал, что у меня есть шанс получить нужную информацию.

— Ну что, поговорим? — требую я, усиливая давление. — Где этот подонок бывший президент и его чертова свора?

Кирилл только мычал, постепенно приходя в себя и непроизвольно дергался подо мной, пытаясь меня стряхнуть, как старый иноходец, лихого наездника. Кирилл попытался отвернуться, но боль не давала ему возможности сбежать. Он с трудом проглотил слюну и прохрипел:

— Ладно, ладно, я всё расскажу! Только убери палец!

Я ослабил давление, но не убрал палец полностью. Каждое его слово теперь стоило ему боли и облегчения одновременно. В его глазах читались муки и страх, но также мелькнула искра решимости — что-то внутри него еще боролось, еще пыталось сохранить хоть крохи самоуважения и спрятать остатки нужной мне информации.

— Он в Канаде, — быстро выдохнул он, словно боясь, что я снова причиню ему боль.

— В Ванкувере. Его защищает группа наемников наркокартеля «Буентес». Они связаны с МИ 6 и ЦРУ. Там вместе с ним и бывший министр обороны.

Он запнулся, глядя на меня с мольбой в глазах. А я продолжал допытываться и выяснять все, что меня тревожило и волновало.

— Зачем тебе понадобилась Надежда и как я оказался у тебя на пути? — я приподнял его расслабленное тело и волоком протащил к ближайшему столбу. Усадив страдальца кое-как, я продолжил,

— Так повторяю свой вопрос. Какого хрена я тебе сдался, что посылаешь за мной то качков, то убийц?

Он медленно дышал, пытаясь восстановить повреждённый болью разум. Облизывая пересохшие губы и хрипя, попросил воды. Я достал из кармана бридж металлическую фляжку, наполненную тропическим ромом, и приложил ее к губам пленника.

Это странное пойло он хватал взахлеб, периодически останавливаясь и кашляя. Мраз откинулся спиной на разбитый, монолитный столб и прошипел, глядя на меня:

— Тебя, Слава, еще до войны надо было уничтожить. Жаль, что не успел, — он устало усмехнулся и продолжил свой монолог,

— Помнишь нашу первую встречу у президента в кабинете? Я тогда был просто одним из заместителей руководителя администрации. Это было за полтора года до начала войны. Мне позвонил один известный тебе олигарх и предложил встретиться. У меня это вызвало определенное недоверие. Зачем ему, человеку, наделенному властью, деньгами и уважением, видеть меня? Но я поехал.

Встреча произошла здесь, недалеко от столицы. Он не заморачивался, не обхаживал меня, а попер прямо в лоб. Спросил, не хотел бы я занять кресло руководителя администрации президента и получить некоторую сумму денег на мой заграничный счет в обмен на полную лояльность лично ему.

Это было далеко не самое худшее предложение, которое я слышал. Не раздумывая долго, я согласился. Как он это провернул, я не знаю. Тем более, что на момент моего назначения я не входил, как сейчас, модно говорить, в «пул» доверенных лиц президента. Никто не знает как, но предыдущий руководитель администрации был найден мертвым у себя на даче. Ходили упорные слухи, что его застрелили, но официально, если ты помнишь, это было самоубийство от неразделенной гейской любви.

Кирилл кинул взгляд на фляжку, приглашая меня предложить ему спиртного. Жалости ни к потере спиртного, ни к связанному Мразу у меня не было. Ничего нового я пока не узнал, но не подавая вида продолжал внимательно слушать. Несколько глубоких и стремительных глотков, и Кирилл вновь откинулся на столб, прикрыл глаза, и череда воспоминаний потекла медленной мертвой рекою Стикс.

— В один из вечеров президент вызвал меня к себе, а я уже был тогда назначен руководителем администрации, и попросил принести все имеющиеся у нас документы на заместителя председателя парламента. Не в моем случае стоит задавать вопросы, тем более что президент мне особо тогда не доверял. В принципе он после смерти предыдущего руководителя администрации перестал доверять кому-либо вообще. До моего назначения, нашего главного олигарха и моего спонсора, я видел в приемной президента от силы раза три.

— Однако к делу, — он смачно сплюнул на пол, вытер плечом потрескавшиеся губы, и мы опять попали в то время, когда еще не было войны.

— К моему приходу, в кабинете у президента был ты. — он победно и свысока улыбнулся разбитыми губами и посмотрел на меня дерзко и вызывающе.

— Я положил тогда перед вами на стол досье на Андрея Викторовича Ковалева, первого заместителя председателя парламента, лидера партии «Народное Возрождение». Он был руководителем оппозиции и планировал организовать импичмент президенту. Наш с тобою босс приказал тебе, чтобы ты нашел в архиве и уничтожил всю информацию, которая так или иначе была связана с нашим резидентом в США — Игорем Новаком. Он также дал указание послать Новаку шифрограмму, в которой указать, что вся резидентура переходит в прямое подчинение президенту и руководителю администрации. Затем он повернулся ко мне и попросил подождать вызова к нему в приемной. Я вышел.

Через минут тридцать ты, Слава, взъерошенный и взбешенный вылетел из кабинета президента и ни слова не говоря улетел к себе на «Скалу».

Пришло время и моим воспоминаниям. В моей голове вспыхнули кадры той беседы с президентом. Помню, я тогда его спросил, откуда у него закрытая информация о законсервированных агентах, и потребовал раскрыть мне источник. Он тогда сорвался и заявил, что это не мое собачье дело, и я обязан исполнять его волю. Эта речь вывела меня из себя, и я, послав его к «япона матери», унесся к себе на «Скалу». Из кабинета я позвонил бывшему исполняющему обязанности руководителя службы внешней разведки и приказал передать Новаку распоряжение президента. А вот о том, что я дал команду уничтожить личные дела агентов, хоть убей меня, не помнил.

Я взглянул на Кирилла и понял, что он в курсе моей внезапной задумчивости. Неожиданно он спокойным голосом попросил: