Бесплатный фрагмент - Чужие дневники. Часть I. Трое в мире

Егор и Марина

С самого начала Егор не мог поверить, что это происходит именно с ним. Как-то слишком нереальным казался ему этот миг, будто нарисованными были люди вокруг — и он сам казался себе нарисованным на холсте. Однако, к несчастью, это происходило здесь, сейчас, наяву, с ним. Марина и впрямь была на него зла. Слова, которые она выбрасывала в Егора, — тяжёлые и твёрдые, как камни, — падали куда-то на дно сознания, больно ударяясь одно об другое. — Понимаешь? — наконец спросила Марина. — Понимаю, — Егор счёл за лучшее ответить именно так, хотя не то чтобы не понимал — не уловил ни одного слова, настолько громоздкими они были. — И дальше?
Егор пожал плечами. — Мне нужно подумать. Я зайду завтра. Марина кивнула. На улице шёл дождь — любимая погода Егора. В дождь ему казалось, что мысли идут легче, да и в целом дождь давал пусть и иллюзию, но зато такую ясную! — иллюзию счастья и благополучия. «И всё-таки — что это с ней?» — думал Егор, имея в виду, конечно же, Марину и её сегодняшний разговор — даже не разговор, а крик, местами переходящий в нечто невообразимо страшное и пугающее. Однако и дома, где Егор всегда чувствовал себя более-менее защищённым от внешнего мира и спокойным внутренне и наружно, без криков не обошлось. Едва зайдя домой, Егор услышал, как кричит его мама. И хотя кричала она явно не на него, Егору всё же стало не по себе. Проскользнув на кухню, он стал разогревать суп. Только бы это быстрее кончилось!.. Его отец и мама ругались постоянно — словно и не было у них другого занятия вот уже пять последних лет; они, как иногда казалось Егору, и поженились только для того, чтобы всласть ругаться — так как больше ничем они не занимались. Наконец в кухню вошла мама. — Вернулся? — спросила она; голос её при этом предательски дрожал и прерывался — словно она только что плакала или готова была вот-вот зареветь громко, на всю улицу. Именно зареветь — настолько больно ей было последнее время, так плохо, что ни плакать, ни кричать она уже не могла. — Да, — Егор кивнул. Ничего другого сказать всё равно он не мог — да и не находил нужных слов, чтобы утешить, подбодрить. Ему и самому было очень больно и плохо; и дело даже не в сегодняшнем разговоре с Мариной — ему было до слёз жаль маму, было обидно, что она — лучший человек на свете! — живёт в постоянных криках, скандалах и ругани. Хлопнула входная дверь — отец ушёл из квартиры. Это тоже было в порядке вещей — все пять лет, что они с мамой ругались, отец в конце концов уходил и пропадал где-то до утра. Поев, Егор прошёл к себе в комнату и включил магнитофон. Первая же фраза, раздавшаяся из динамиков, прочитала все мысли Егора начиная с того самого момента, как Марина начала говорить. Динамики вторили: Мама, это небыль, Мама, это небыль, Мама, это не со мной…
По телевизору начался «Последний герой». Не считая Марины, это было всё, что занимало и интересовало Егора больше всего на свете. Однако сейчас, сев в кресло, Егор вдруг обнаружил, что не получает прежнего удовольствия от просмотра. Такого с ним никогда раньше не было; и это состояние внутренней скованности и напряжённости было таким ярким и необычным, что Егор практически сразу после первой рекламной паузы ушёл в свою комнату и включил магнитофон.

Самое крутое впереди,

До него осталось полпути…

Егор и Жанна

Зазвонил телефон. Егор, будто догадавшись, кто звонит, подошёл и нехотя, вымученно буркнул в трубку: — Слушаю. — Ты дома? — заворковали на том конце провода. — Я сейчас, жди. Из трубки понеслись гудки. Егор лёг на кровать и закрыл глаза. Ну, вот… сейчас он, неизвестно по какой причине, будет краснеть и чувствовать себя рядом с Жанной маленьким мальчиком; будет бояться сказать ей что-то такое, что способно её обидеть или разозлить; но самое главное, он будет бояться — как боялся этого всегда и не мог пересилить свой страх, так как страх этот был внутри и был сильнее всех человеческих страхов вместе взятых — посмотреть ей в глаза. Егору всегда казалось, что в глазах Жанны плещется бездна — зелёная, тёмная, манящая, — и сидит паучок, который плетёт и плетёт свою невидимую сеть. А сеть эта затягивает вниз, в глубину, из которой нет возврата. Ещё более странным было то, что не появлявшаяся уже довольно давно Жанна появилась именно сейчас — словно почувствовала, что этот момент для её появления будет наиболее подходящим. Егор даже внутренне содрогнулся, представив на секунду, будто это Жанна приложила руку к сегодняшнему происшествию. Мысль об этом вкралась в сознание медленно и была омерзительной, как таракан; отогнать её не получалось — липкая, склизкая, она заполонила собой сознание, словно хотела остаться в нём навсегда. Егору стало противно от самого осознания этой мысли. Раздался звонок в дверь, и Егор пошёл открывать. Вошла Жанна. Она как-то натянуто улыбнулась, едва оказавшись в квартире. — Как дела? — спросила Жанна тем самым своим вкрадчивым мягким голосом, который Егор любил больше всего — и которого так же сильно, с необъяснимой дрожью в груди, боялся. — Нормально, — только и смог он из себя выдавить. Жанна улыбнулась. Улыбка получилась соблазняющей, немного торжествующей и вместе с тем будто виноватой. — Я хотела просто сказать… — начала было Жанна, но Егор остановил её нетерпеливым кивком головы. — Не надо. Пока ничего не говори. Жанна просто пожала плечами — Егор готов был поклясться, что в этом жесте было некое смирение, была даже определённая готовность и к этому ответу, и также к тому, что может последовать далее. — Как хочешь, — она вышла, успев уже из дверей послать Егору воздушный поцелуй. Как только дверь за Жанной закрылась, Егор почувствовал себя так, будто только что закончил многочасовой рабочий день в каменоломне.

Жанна и Марина

Ночью, сопровождаемый стуком и матом, пришёл отец. Конечно, он мог прийти тихо, но — согласно заведённому неизвестно с какой целью порядку — предпочёл оповестить о своём появлении весь подъезд. Вначале громко и безнадёжно хлопнула входная дверь; затем по ступенькам пронёсся тяжёлый томный топот — настолько обречённый, будто человек по ту сторону двери шёл на казнь; потом так же громко, издав множество звуков и стонов неотвратимой гибели, открылась и закрылась следом за отцом дверь квартиры. Тотчас же вся прихожая — а вслед за нею и квартира, так как голос у отца постепенно набирал силу — огласилась громами нецензурной брани. Впрочем, поток сей был временно прекращён появлением мамы. Она увела матерящегося уже чуть тише отца на кухню. Там, закрыв за собой плотно дверь, отец с мамой ещё какое-то время ругались вполголоса, быстро успокоившись. После чего, погасив свет везде в квартире, ушли спать. Однако Егор, разбуженный отцовской руганью, уснуть уже не мог. Он сел за стол, на ощупь нашёл кнопку включения магнитофона и нажал её — предварительно, конечно, сделав звук как можно тише, чтобы не разбудить отца с мамой.

Наша красота, подлая судьба,

Нас ещё погубит навсегда…

В дверь Марины Егор звонил, чувствуя смертельную усталость — криков и неприятных мыслей ему вполне хватило за вчерашний день и ночь, и их повторения сейчас он совершенно не хотел. Дверь открылась не сразу — Егор уже решил зайти позже, когда услышал так любимый собой тихий щелчок замка. Марина улыбнулась, но не так, как улыбалась до этого — сейчас её улыбка была скорее вынужденной, словно исполнением обязательного при встрече ритуала.

— Извини, если я не вовремя, — прошептал Егор, уже готовясь услышать отпор или другое негативное слово в свой адрес — он даже будто напрягся внутренне, словно ожидая страшного удара.

— Проходи, — Марина пропустила Егора в квартиру и сразу после того, как он поставил в углу свои любимые чёрные кроссовки и повесил на крючок возле двери кожаную куртку, проводила на кухню. Здесь она с почти неуловимой глазу скоростью налила себе и Егору чай и села за стол напротив Егора.

— Я чувствую, что должна извиниться, — начала Марина, чтобы не тянуть дальше это томительное и ненужное молчание. Егор промолчал — он весь обратился в слух, готовый внимать каждому слову Марины.

— На меня будто что-то нашло. Это как наваждение. — Марина помолчала секунд пять, словно подбирая нужные слова. — И, главное, я и сама объяснить не могу… Если сможешь, прости, пожалуйста, — она посмотрела Егору прямо в глаза, казалось, прожигая взглядом всю душу насквозь. Егор увидел в её глазах какую-то необъяснимую с точки зрения человеческих чувств тоску и… страх, что после вчерашнего, надо признать, довольно-таки неприятного инцидента ничего уже не будет таким, каким было до того. Этот страх словно пронизывал Марину и её взгляд, он трепетал в каждой реснице, прятался на самом дне её полного любви — с этим самым страхом пополам — взора. Егор положил свою руку на руку Марины.

— Конечно. С кем не бывает. Я ведь тоже могу иногда вспылить без причины.

Однако в это утро что-то явно было не так. Ещё гаже становилось Егору от того, что в сознании упорно свербила вчерашняя гадкая мысль о возможной причастности Жанны к Марининому «наваждению». Даже сегодня мысль не желала уходить; она проснулась вместе с Егором и стала напоминать о себе неотвратимо, с завидным и омерзительным, как и она сама, постоянством. Егор подошёл к Марине и обнял её.

— Я ведь тебя очень люблю. И не могу представить себе жизни, в которой нет тебя. Но — пойми, пожалуйста — вчера мне стало действительно страшно. Я ведь боялся, что на этом — всё. — Дальше Егор говорить не мог; слова иссякли, хотя он чувствовал, что шли они скорее из сердца, нежели с уст. И, словно выговорившись полностью, сердце замолчало.

Егор легко, будто боясь спугнуть, коснулся своими губами щеки Марины и прошептал:

— Я пойду, ладно? Зайду вечером.

По дороге домой Егор думал. А что, если и правда Жанна каким-то образом причастна к вчерашней истории? Хотя, конечно, допустить такое можно было только в кошмаре или бреду. Жанна и Марина никогда не встречались — более того, они и не знали о существовании друг друга. Поэтому Жанна и не могла рассказать Марине ничего такого, что стало бы причиной внезапного, неожиданного и тем страшного взрыва, последствия которого Егор вчера ощутил в полной мере. Из раздумий Егора вывел Коля; он подошёл откуда-то сбоку и похлопал по плечу, так что Егор, погружённый в свои мысли, чуть не умер от страха. Коля был человеком, с которым Егор познакомился совсем недавно — на какой-то вечеринке, посещать которые, впрочем, не любил, а пришёл просто из вежливости и чтобы отвлечься от опостылевшей, как казалось Егору, ежедневной суеты. И каждый раз, встречаясь с Колей после той вечеринки, Егор отмечал про себя, что они удивительным образом схожи. Настолько близкими оказались их интересы, и настолько одинаково они порой думали, что, казалось, в прошлой жизни были они с Колей одним целым — и по какому-то недоразумению в этой жизни оказались двумя людьми, живущими в разных частях города.

— Привет. Как дела? — спросил Коля, с лица которого никогда не сходила жизнерадостная улыбка — он, казалось, настолько любил и этот мир, и людей вокруг, что не существовало причины, способной это его жизнелюбие поколебать либо разрушить.

— Да так… По чуть-чуть, — в отличие от Коли, Егор таким жизнерадостным не был — правда, и у него особых причин быть чем-либо недовольным не имелось. Хотя именно в этот момент он был всерьёз обеспокоен вчерашним монологом Марины и, само собой, возможными негативными его последствиями для их отношений.

— Ясно. А то я тебя пригласить хочу. В воскресенье у меня собраться. Часам к четырём подходи.

— Хорошо, — Егор уже знал, что придёт. Ему было как воздух необходимо общение с людьми, большую часть которых он, правда, видел только на таких вот спонтанных вечеринках — но которые тем не менее говорили порой весьма умные вещи и тем самым, не сознавая того, давали Егору советы, как поступить в той или иной ситуации.

— Я приду. А Марину можно с собой привести?

— Конечно. На этом они и расстались. Коля пошёл к себе домой, а Егор — просто бродить по улицам. Почему-то со вчерашнего дня ему стало нравиться вот такое бесцельное хождение по улицам — может, потому, что помогало сосредоточиться и погрузиться в себя целиком? Погружаться в свои мысли Егор начал давно — с тех пор, как в его жизни появилась Марина. Такое общение с самим собой посредством своих мыслей настраивало на нужный Егору оптимистический лад, помогало выстроить правильную линию поведения. А сейчас Егору просто нужно было подумать. Поэтому он и пошёл куда глядят глаза.

Едва Егор пришёл домой, раздался телефонный звонок. Телефон словно ждал, когда Егор зайдёт, чтобы настойчиво и требовательно заявить о себе. Егор снял трубку и своим обычным бесцветным голосом, не дававшим собеседнику никаких шансов и возможностей угадать его настроение, сказал:

— Слушаю.

— Привет, я так давно тебя не слышала, — раздался на том конце провода такой родной, до боли знакомый голос, что сердце Егора сжалось в груди и, казалось, перестало биться — настолько Егор боготворил этот голос; и настолько же его боялся. Он даже не решился напомнить Жанне, что это самое «давно», о котором она говорит, было только вчера.

— Ты свободен? Я хочу зайти — я соскучилась.

— Лучше я к тебе, — прошептал Егор, в этот самый миг почувствовав, что привычная манера разговора его оставляет — голос предательски дрожит, переходя местами на еле слышный почти священный шёпот.

Жанна коротко рассмеялась.

— Ты же не знаешь, где я живу? А я не скажу — мне гораздо интереснее и, чего уж врать, приятнее самой к тебе приходить. Ну, так как? Я зайду попозже?