Бесплатный фрагмент - Космос-2020

Сборник «КОСМОС-2020»

От составителей

В сборник вошли рассказы Литературного конкурса рассказов в жанре «Космоопера» — организаторы: Портал «Литмаркет», Проект СВиД — «Сказки для Взрослых и Детей», сообщество ВКонтакте «Леди, Заяц & К».

Оценивали конкурс жюри в составе: писатель, главный редактор Проект СВиД — «Сказки для Взрослых и Детей» Дмитрий Королевский, писатель фантаст, поэт, Вадим Кузнецов, композитор Андрей Гучков, художник-иллюстратор Юлия Ростовцева и модератор Клуба родственных душ «Элегиум» Татьяна Егорушина. Результатом конкурса стал замечательный сборник аудио-рассказов, озвученный Олегом Шубиным.

Вдогонку, Дмитрий Королевский, Вадим Кузнецов и я решили выпустить сборник «КОСМОС-2020». В соавторы пригласили друзей. Для них, как и для нас Космос — это всегда что-то непостижимо далёкое, а ещё неизвестно притягательное. Готовить сборник к печати помогал основатель группы «Леди, Заяц & К» Дмитрий Зайцев.

Перед вами сборник фантазий замечательных авторов. В нём есть всё: аномалии, пираты, гуманоиды, далёкие неизведанные планеты, сказка и даже своя маленькая опера. Читайте, наслаждайтесь.

Сергей Кулагин

декабрь 2020 года

Кристиан Бэд. ЧУЖОЙ СЛЕД

Планета встретила бесприютным пустынным пейзажем и свистящим шумом радиопомех в наушниках.

— Сели, — коротко доложил пилот Антон Краев, когда замерло последнее дрожание. Это слово показалось вдруг похожим на приговор — древний манускрипт на серой телячьей коже с золотой печатью.

Капитан Сайрус Гордон кивнул в ответ и перевёл взгляд на жёлтую песчаную пустошь. Перед ним на пульте лежала смятая магнитная карта. Не глядя можно было провести ладонью по тонкому пластику, и вшитый под кожу чип отправит информацию в мозг: «Экспедиция Клода Гросса» — вот что там было написано.

Сайрус Гордон не мог сказать, что у него теплилась какая-то особенная надежда на Клода, но… Ни одного следа. В эфире помехи. Проклятая планета.

Они должны будут найти Клода Гросса, как Клод Гросс должен был найти Мака Прейса, как Мак Прейс — Бориса Юровского, Как Борис…

Нет, тот ещё никого не искал.

Пятая экспедиция. Эфир чист, пусты экраны био- и магнитоискателей. Эдакая девственная планета, словно и не пропадали на ней четыре предыдущих экспедиции.

— А вы заметили, — спросил капитан, оторвав взгляд от поглощающей мысли желтизны. — У неё такой вид, словно она не желает контакта?

Судовой врач Ив Норн откинулся на спинку кресла, привычным жестом прикрывая ладонью портсигар.

— По-моему, — сказал он, — твой, — он подчеркнул, — твой вид подтверждает версию о сумасшествии экипажа под влиянием особенностей местного пейзажа.

— Хорошо, — пожал сухими острыми плечами Гордон. — Я схожу с ума и ухожу в пустыню без скафандра. А корабль?

— Уничтожаешь.

— Логично, — капитан поднялся, прошёлся по рубке и вопросил грозно: — Но изолировать меня уже бесполезно, не так ли?!

Человеку, не знающему Сайруса Гордона, было бы трудно поверить, что он шутит, но капитан шутил.

Антон еще не успел привыкнуть к неожиданным перепадам в настроении капитана и для верности посмотрел на Ива: доктор улыбался сдержанно и иронично.

— Значит, мы обречены, кэп, — сказал он вроде бы весело, но что-то настораживало и в его голосе. — Спустимся покурить, пока не поздно?

Антон одним движением отключил всю противоперегрузочную сбрую и с удовольствием потянулся. Потом, запустив пальцы в светлые пряди надо лбом, предложил неуверенно:

— А что, если радиация? После взрыва корабля должна остаться повышенная радиация?

— Не годится, Антон, — терпеливо пояснил доктор. — Чтобы засечь такой слабый источник радиации, нам пришлось бы буквально исползать планету на брюхе.

Он гибко поднялся из кресла и, разминая в пальцах сигарету, спустился в коридор. Гордон догнал его и тоже закурил, прислонившись к вентиляционной сетке.

— Возможно, обломки заносит песком? — между затяжками предположил капитан. — Пыльные бури, должны быть, не редки здесь. Пожалуй, нам остаётся лишь искать твёрдый грунт, только там могли сохраниться следы. Я знал Гросса. Твёрдый грунт привлёк бы его. Здесь это, пожалуй, единственная достопримечательность. Тем более что мы сейчас меньше, чем в двух милях от места, где садился Гросс… — размеренная речь неожиданно оборвалась, капитан редко ставил точки.

— Очень смутно, — покачал головой доктор.

— Я знаю, Ив, ты придерживался теории сэшей ещё на базе. Но зачем ты тогда полетел со мной? Да и что такое сэш? Я не видел человека, который мог бы сказать мне что-нибудь разумное насчёт сэшей.

— Когда-то считалась серьёзной только механика Ньютона, — осторожно заметил доктор.

Капитан не ответил.

Ив видел, что капитан старается казаться более уверенным и спокойным, чем обычно. Знал и причину его скрытого напряжения.

Гордону недавно перевалило за 90. Для человека, живущего на Земле, это не препятствие для продолжения карьеры, но не для космолётчика. По возвращению капитана ждала пенсия, списание на грунт.

Космос жесток. Хотя с виду кэп оставался всё так же сух и крепок, но его психика была уже психикой девяностолетнего. Особенно обострилось предчувствие событий. Вернее, одного события — собственной смерти. И теперь, хоть капитан и не подавал вида, для Ива, летавшего с ним восемь лет, не было секретом, что Сайруса Гордона одолевают самые дурные предчувствия.

— Ну что ж, искать — так искать, — весело подвёл итог доктор.

Через двадцать минут работа уже кипела. Антон готовил зонд, капитан царил над ним, проверяя каждую мелочь.

Ив решил, что в педагогической работе он капитану вряд ли поможет, и, усевшись, раскрыл электронный блокнот. Пальцы сами собой вывели в углу экрана временную диплоиду — конус, внешнюю поверхность которого охватывали кольца, расходящиеся друг от друга на пропорциональное расстояние, выражаемое уравнением Эрвинга-Гольца.

Один полусумасшедший (или гениальный?) математик доказал, что в точке времени «ноль» конус сходится в неизмеримо малую точку, а от колец остаётся только одно кольцо. Он же доказал существование между кольцами слабовыраженных перемычек, которые при определённых условиях могут восстанавливать кольца до спирали, и что при переходе в спираль любая из петель может иметь свою точку «ноль», в таком случае эта петля стягивается, пока её времявещество не будет поглощено соседними кольцами, причём на месте стянувшегося тут же возникает новое кольцо, и оно несёт информацию только до момента стягивания.

Математика звали Артур Сэш, а теорию стягивающихся временных петель называли теорией Сэша или просто сэшем.

Ив, задумавшись, рисовал в блокноте чёртиков вперемешку со спиралями, навинченными на конус.

Теория сэшей оправдывала что угодно: аварии и исчезновения кораблей, истории о перебросах в прошлое и будущее, все самые дикие шутки о времени из рассказов космолётчиков. В общем, все и ничего.

В конце концов, имя Сэша стало нарицательным, а теория — сродни байкам о летающих тарелках, снежном человеке и нашествии супервирусов.

Ив посмотрел на Антона. Все-таки наставничество имело что-то общее с дедовщиной.

О дедовщине доктор слышал от капитана: когда старик начал летать, ещё считалось нужным иметь свою армию. Капитан летал на «спасателях» сорок лет, Ив — десять, для Антона это был второй вылет. Хотя первый его «рейс» можно не считать совсем: снять двух зазевавшихся туристов с астероида — для спасателя такое не стоит и разговора.

Ив Норн пришёл на «спасатель» почти таким же зелёным, как и Антон, но его поучать было некому: судовой врач погиб под обвалом на одном из спутников Юпитера. Ив так и не узнал точно места его гибели — говорить и даже думать о мёртвых на «спасателях» считается дурной приметой.

Он ещё раз посмотрел на Антона. В каком-то смысле парню повезло: научиться летать по-настоящему сейчас можно только на спасательном или исследовательском судне, «торговцы» оснащены таким управлением, которое не требует уже ни риска, ни людей.

Но эта ситуация всё-таки совсем не для новичка. Пропала одна экспедиция — хотя, собственно, и не экспедиция вовсе, да и пропала, возможно, не здесь. Просто пришло сообщение, что связь с крейсером (как же он назывался?) «Глосса»? … прервалась в квадрате ЛСа7778.

«Глоссу» ждали только через два года, а со связью… со связью в гиперпространстве случается всякое.

Потом был Борис Юровский — первооткрыватель «Рыжего чудовища». Фанфары, исчез через четыре дня.

К «Рыжей» уже шла «Эриста» Клода Гросса, когда сатана занёс туда Мака Прайса. Идиот и авантюрист попал в метеоритный дождь и сел на Рыжую зализывать раны. Через восемь дней в эфир полетел сигнал SOS, а Мак исчез.

Наконец до «Рыжей» добрался Гросс…

Ив чувствует в этом имени фатальную предопределённость: Гросс — «Глосса». Он рассеянно закуривает.

Гордон открывает рот, но доктор и сам уже вспоминает, что они решили не курить при Антоне, и выходит во внутренний тамбур к вентиляционной сетке.

Гросс деятельно берётся за дело, но ничего не находит. Как раз в этот момент выясняется, что «Глосса» исчезла и, возможно, в этом же самом районе. Гросс держится три дня и исчезает. Тогда, наконец, вызывают команду спасателей из трёх человек, которых впору спасать самих, до того они струсили.

Стоп. Ив обжигает пальцы.

Кто струсил? Гордон? Ерунда, он с прошлого рейса мрачный от предчувствий. Антон? Радуется, как мальчишка — всё же второй рейс. Он сам? Вот так бы и сказал сразу! И нечего валить на других!

Ив швырнул окурок в преобразователь и вернулся в машинный отсек. Гордон, казалось, ждал только его. По похолодевшим глазам капитана Ив моментально определил, что именно сейчас последует: работа в режиме №1, пудовые скафандры высокой защиты…

«Ты думаешь, это спасло Гросса?» — взглядом спросил Ив.

Гордон не ответил.

* * *

Рыжей планету назвал Борис Юровский за золотисто-оранжевый цвет песков на заре. Антон дал себе слово встать с рассветом и убедиться.

Иллюминатор нежно светился. Антону представилось, что свечение исходит не от оранжевого карлика, похожего на взлохмаченный рыжий парик, а именно стекла. Он кончиками пальцев прикоснулся к иллюминатору и — остолбенел. К кораблю тянулся, извиваясь, полузанесённый след вездехода. Вчера они не выходили из корабля, только запустили зонды. Это был чужой след!

Антон включил внутреннюю связь. В рубке, несмотря на невозможно ранний час, разговаривали доктор и капитан.

Пилот уже не мог ничему удивляться. Он с глупой улыбкой шагнул в лифт.

По лицам дока и капитана пилот понял, что они спорили.

— Антон, — сказал врач, — ты должен немедленно улетать.

— Это пираты? — спросил пилот. — Аборигены, сумасшедшие?

— Не знаю, — внимательный взгляд и нервное покачивание головой. — След ведёт к кораблю, и обратного следа нет.

— Может, мистификация?

Ив Норн обнял Антона за плечи, подталкивая к выходу из рубки в сторону ангара, где находился аварийный модуль.

— Но так же нельзя! — возмутился Антон. — Я такой же спасатель, член экипажа! Это нечестно, в конце концов!

— Да, — сказал Гордон. — Это нелепо, Ив. Мы выезжаем все вместе.

Ветер уничтожал след прямо на глазах.

— Видишь, — оглянулся Гордон на доктора, — неровности почвы — вот причина тому, что обратный след исчез быстрее.

След смело, но, судя по всему, он мог вести именно к тому месту, где зонд обнаружил вчера твёрдый грунт.

Вездеход сполз с песчаной горки… Однако! И здесь уже кто-то успел побывать!

Проплешины твёрдой земли были размечены на квадраты, и заложено по диагонали 5 шурфов.

Ив осмотрел площадку раскопа: к сожалению, она могла принадлежать любой из трёх предыдущих экспедиций.

— Мы можем не торопиться, — сказал капитан. — Судя по метеозонду, раскоп занесёт песком при перемене ветра, а перемены ветра вообще не предвидится.

— Никаких следов, — Ив копнул песок носком тяжёлого сапога. — И все-таки, что же они искали?

— До следующей плеши — 125 километров. Разумеется, мы покопаем и там, но и тут нам тоже надо бы покопаться.

На следующее утро умытый и свежевыбритый Ив столкнулся в коридоре с капитаном. Тот тоже был сегодня особенно тщательно одет и выбрит. Ив подумал, что и Гордон оттягивал момент спуска к иллюминатору. Они кивнули друг другу и пошли вместе.

Чужой след снова тянулся по песку, извиваясь словно гадюка. Ветер улёгся, и след очень хорошо сохранился.

Он никак не мог быть ИХ следом. И доктор, и капитан точно помнили, что возвращались вчера с другой стороны. Но след упирался в люк вездехода, и обратного следа не было.

Раскопы тоже заметно углубились. Около одного из них Ив нашёл медный шарик, как две капли воды похожий на амулет, который капитан носил во внешнем кармане скафандра.

— Вы потеряли это вчера, капитан? — спросил доктор.

Капитан расстегнул молнию на кармане и достал точно такой же шарик.

«Сэш», — сощурились глаза Ива.

— Или нас дурачат. Кто не знает, что «костлявый Гордон» носит в кармане скафандра медный шарик?

Этот амулет и в самом деле служил причиной частых шуток на спасательных кораблях, и Ив знал об этом. Капитан продолжал рассеяно вертеть в руках шарик, когда из раскопа раздался радостный крик Антона. Характер грунта изменился.

— Мы погибнем, — констатировал доктор. — Или совершим открытие.

Капитан посмотрел, на прыгающего по раскопу Антона, на солнце… И ничего не ответил.

* * *

— Выходим, — сказал Сайрус Гордон. Он привычным жестом попытался нащупать амулет через застёгнутый карман, но, не почувствовав ничего, дёрнул молнию…

Шарик исчез.

Доктор поймал его взгляд, тоже дёрнул молнию и достал вчерашний медный шарик. Один.

— Я потерял шарик вчера, — тихо сказал Гордон, взяв амулет у Ива. — Видимо, там, на раскопе, когда вытащил его из кармана.

«А я нашёл его вчера, до того, как ты его потерял», — подумал доктор, но ничего не сказал.

— Это даже здорово! Что нас так разыграли с этим шариком! — обрадовался Антон.

Доктор посмотрел на капитана.

— Ты остаёшься? — спросил тот.

Ив нервно дёрнул плечами:

— В конце концов, это моя теория.

— Да, — согласился капитан. — Антон Краев, — он подал команду вездеходу и взял шлем от скафандра. — Ты остаёшься на корабле.

Антон обижено раскрыл рот, но возразить капитан не дал.

— Всё это время ты должен находиться в рубке. Ты приведёшь корабль к нулевой готовности по программе экстренный взлёт и переключишься через внешнюю антенну на частоту вездехода. Всё, что будет поступать по связи, ты запишешь. Лучше ввести информацию в память главного компьютера. Антон, — капитан тяжёлым, но спокойным взглядом смерил пилота. — После моей команды ты стартуешь, независимо от того, будем ли мы с Ивом находиться в это время на корабле. Ты понял?

Ив широко улыбнулся, подмигнул Антону и надел шлем.

Никаких правил ведения раскопок они уже не соблюдали. Роботы грубо взрывали и небрежно перелопачивали землю. Гордон смотрел на кучу песка, вынимаемого из раскопа, когда сверху упало что-то огромное, длинное, дымчато-стеклянное.

Капитан ещё несколько секунд смотрел безучастно, не пытаясь сообразить, что бы это могло быть, но пальцы уже привычно шевельнулись и заставили робота замереть с поднятыми кверху клешнями.

— Без сомнения, скелет, — сказал Ив, когда большая часть этого «чего-то», наконец, оголилась в раскопе, и они с капитаном спрыгнули, встав возле того, что напоминало череп.

Он был огромен. Уродливо-безглазый, но выпуклый по-щенячьи, с полукруглой верхней челюстью и огромными треугольными зубами, гладкими и полупрозрачными, как плохо сваренное стекло.

Череп вызвал у Гордона неожиданно острую жалость.

Робот по приказу доктора попытался вырезать один из зубов. Ив долго следил за его усилиями, потом дал сигнал прекратить работу и поднял бластер.

Капитан поморщился, но не возразил. Впрочем, добыть зуб Иву так и не удалось. Он отодвинул ботинок от струйки расплавленного песка.

— Они сожрали бы нас вместе со скафандрами, капитан. Слава богу, что они… — Ив не договорил, нагнулся, по локоть засунул руку «в пасть» черепа и стал выдирать что-то, застрявшее между зубов.

Гордон подошёл, чтобы помочь ему.

— Не идёт, зараза! — выдохнул доктор.

Лишь с помощью робота им удалось добыть то, что заметил Ив — смятую титановую пластинку в форме ромба.

Увидев её, капитан невольно дотронулся до такой же пластины на плече — это был номерной знак астролётчика.

— Фэй Харрингтон, — прочитал он.

— Я знал её, — тихо произнёс доктор. — Значит, она всё-таки улетела с Гроссом…

— Судовой врач из твоего выпуска?

Ив кивнул и стал выбираться из раскопа. Ему было больше нечего делать на Рыжей.

Вездеход набирал скорость.

— Боюсь, что мы уже не успеем, — сказал Ив.

— Антон, ты на связи? — спросил капитан. — Ты должен быть готов стартовать по первой команде.

— Да, кэп, — ответил Антон немного рассеянно, потому что Ив вертел в пальцах титановый ромб и наговаривал в микрофон вездехода:

— Я уверился в том, что это действительно сэш, когда мы увидели «чужой» след. Вернее, это был наш след.

— Ты включил запись, Антон? — спросил капитан.

— Да, но я…

— Конечно, мысль об этом возникла у меня ещё до полёта, но при виде обратного следа мои подозрения окрепли. Капитан не хотел мне верить. Да я и сам понимал, что сэш больше курьёз, чем гипотеза. Но факты словно играли с нами. Мы находились в центре временной петли, и петля эта стягивалась. Первый раз мы видели завтрашний след, второй раз — вчерашний, я хорошо запомнил его. Район раскопа сдвигался всё дальше в будущее, а за кораблём начиналось прошлое. Мы опережали себя. Теми, кто начал раскопки, тоже были мы сами. Там, на раскопе, хорошо видно, как ускоряется движение времени. Мы нашли скелеты, ты их видел, Антон. Эти звери вымерли 2–3 тысячи лет назад. Отчего они вымерли, мы не узнаем никогда. Практически неуязвимые… Возможно даже разумные… Ничто не могло причинить им вреда, кроме… голода. Я предполагаю, что ресурсы на планете истощились. Наверное, именно тогда эти существа научились забрасывать в будущее временные петли и уничтожать всё живое, что посещало их планету.

Ив замолчал.

— И все-таки, их это не спасло? — спросил Антон.

— Может быть, экспедиции инопланетян — слишком редкая добыча, чтобы выжить…

Гордон резко нажал на тормоз. Перед ними стоял другой вездеход, и в нём сидели люди: капитан Сайрус Гордон и судовой врач Ив Норн. Их лица были мертвы, оскалены и запрокинуты вверх.

— Мамочка, — услышал Гордон голос Антона.

«Старт», — подумал… — Старт! — закричал капитан. — Старт!

Себя он уже не услышал.

Вездеход с мертвецами растаял, и в ту же секунду небо разверзлось.

Из небытия надвигались фиолетово-кровавые джунгли, визжали от голода золотистые твари с треугольными зубами цвета дымчатого стекла.

Пасти, способные проглотить человека, раскрылись, люди застыли в ужасе, а их искажённые лица были направлены в небо.

Тимур Максютов. БАБУШКА В ОКОШКЕ

— Пожалуйста, сообщите цель вашего визита.

Вот это голос! До кишок пробирает и ниже. С хрипотцой, обещающий. Ведь знаю, что робот, а всё равно — потряхивает. Полгода просушки — это вам не жук чихнул.

Хотя джунгли Мегеры сухим местечком не назовёшь.

— Повторяю: сообщите цель визита и состав пассажиров.

Верзила хмыкает, гладит приклад своей трёхствольной дуры и бормочет:

— Кэп, ты чего завис? Скажи ей, что экскурсия школьников.

— Или монашек, — подхватывает Полоз, — таких, бледненьких. В белых шляпах и чёрных рясах, а под рясами…

Он давно расстегнул ремни и елозит на ложементе. У Полоза в заднице не шило, а пехотный штык-нож: он на пять минут покоя не способен, из-за чего сам вляпывается и других подводит.

— Заткнитесь оба, — шикаю я, прикрыв рукой микрофон.

Хлопаю Умника по плечу: тот кивает и танцует джигу на клавиатуре. Руки у него обычные, человеческие (я не люблю мутантов, ибо расист); но сейчас кажется, что у него то ли по паре лишних суставов в каждом пальце, то ли вообще суставов нет.

— Есть, — шепчет Умник и отправляет поддельный код красотке с умопомрачительным голосом.

— Добро пожаловать на независимую планету Мидас. Ваш причал номер тринадцать.

— Благодарю.

Вырубаю микрофон. Полоз протестует:

— Кэп, куда спешить? Возьми у неё телефончик. И передай, что её ждёт чудесный вечер в компании героя космических битв, плавно перетекающий в незабываемую ночь с ним же.

— Штекер у тебя коротковат для её разъёма, — натужно острит Верзила.

— Молчи уж, гуру мастурбации, не то я стащу у Умника пару вирусов и запущу тебе в комп. Останешься без своих подружек.

Бугай багровеет. Кулаки у него работают быстрее мозгов: он выбрасывает свою кувалду, но Полоз играючи подныривает под руку и приставляет палец к толстенной шее.

— Пиф-паф! Ты убит, тормоз.

Верзила сейчас лопнет от хлынувшей в лицо крови: такие вещи нельзя произносить даже в шутку. Сипит:

— Ну, ты…

— Ну, ты, трепло, — даю подзатыльник говоруну, — завали хлебало, мамина печень, пока я тебе его не заклепал.

Верзила медленно заводится, но ещё медленнее остывает:

— Кэп, дай, я этой змеюке лапки поотрываю.

— Придурок, у змей не бывает лап, только крылышки, — хихикает Полоз.

У обоих в головах давно перепутались останки школьной биологии с практической криптозоологией.

— Брейк. Или по трое суток карцера каждому.

* * *

Из Умника хреновый шкипер. Промахивается, и рог причального ограничителя жутко скрипит по корабельной броне.

— Куда! — орёт Полоз. — Раздолбаешь корыто, дай лучше мне.

Пытается протолкаться к штурвалу, но мы не пускаем:

— Только не змеюка!

— Не дай бог!

— Сядь, не отсвечивай.

Полоз слишком суетлив для управления кораблём; Верзила — наоборот: пока сообразит — проскочит все шлюзы и планетную систему заодно.

— Сида сильно не хватает, — произносит кто-то.

Тем самым нарушая неписанное правило: погибших не вспоминать. Пилот Сид остался гнить на Мегере, щетинистые черви давно высосали разорванный прямым попаданием бронескафандр.

— Надо было заплатить за автолоцмана.

— Чем платить? — взрываюсь я. — Сами знаете: касса пуста. Если не выгорит здесь, я не знаю, на какие шишы будем заправляться.

— Внимание, — звучит голос механической соблазнительницы, — вами повреждено оборудование порта. Штраф — десять монет.

— Сэкономили, — стонет Верзила, — лоцман обошёлся бы вдвое дешевле.

— Вчетверо, — язвит Полоз, — у нас ещё минимум одна попытка доломать причал.

Я выдираю Умника из пилотного кресла. Сажусь, щупаю джойстики. Холодная злость — лучший помощник при маневрировании.

— Ну ты даёшь, кэп, — восхищается Полоз, — но всё-таки поищи пилота на Мидасе. Тут, говорят, полно марсиан, а среди них попадаются неплохие шкиперы.

— Нет. Ещё худяка мне в экипаже не хватало.

Да, я расист, работаю только с гуманоидами. Я вылетел из Имперского Флота за свои взгляды.

Полоз морщится, но молчит. Он у нас — известный либерал, даже с цефеянской медузой трахался. Лечился потом от водяницы полгода.

— Возьми, кэп.

Умник протягивает мне линзы и таблетку.

— Зачем? Мидас — независимая планета, отсюда выдачи нет.

— Тут полно стукачей. Сомневаюсь, что планета будет скандалить с имперской полицией из-за какого-то наёмника. И «птичку» сними.

Умник сдирает с моего плеча эмблему: золотой лебедь, раскинувший крылья из звёздной плазмы.

Да, мы — наёмники, «дикие лебеди». Мы запрещены в Империи, законы планет предусматривают за наше ремесло всякое: от подвешивания за шею до полной дезинтеграции. Звучит по-разному, финал один.

Козлы с Мегеры этим и воспользовались: когда мы свергли дикого царька джунглей и приволокли хрустальный ящик с чертежами Странников, заказчики не расплатились. Просто вызвали карабинеров, и к обширному, как Млечный Путь, списку моих преступлений добавились расстрел взвода имперцев и угон корабля.

Вздыхаю. Вставляю линзы. Проглатываю таблетку: колотить начинает сразу, руки непроизвольно дёргаются, ноги дрожат.

Верзила растопыривает пятерню и перезвёздывает меня на дорожку.

— Удачи, кэп.

Я не отвечаю, боясь разжать зубы: челюсть ходит ходуном, так недолго и язык отхватить.

* * *

Терпеть не могу андроидов. Да, я расист; кажется, я это уже говорил? Но ничего не поделаешь, терплю.

— Стандартная процедура идентификации, — говорит андроид и пихает в лицо сканнер радужки.

Тычет иглой, берёт генетический материал. Таблетка Умника делает своё дело, андроид-таможенник произносит:

— Эсмеральда Жудь, гоминид, сто двадцать пять лет. Неоплаченных штрафов и судебных запросов не имеется. Добро пожаловать на Мидас, мэм.

— М-м-м, — мычу я, не разжимая зубов.

Ну, Умник, отгребёшь у меня. Хоть бы предупредил, что я — пожилая матрона. Всё-таки у гиков чувство юмора своеобразное.

Андроид включает функцию «доброжелательная улыбка, версия три», и зовёт следующего.

Меня перестаёт колотить, клетки приходят в норму. Если кому-то вздумается повторить анализ, я окажусь Максом Шадриным, тридцати стандартных лет от роду. Землянином.

Да! Не надо пучить глаза. Мы до сих пор существуем, чтобы там не врали в имперских новостях.

Шагаю через шлюз. Вот она, Миля.

* * *

Поёжился. Без боевого скафандра и оружия — как голый под прожектором. А света хватает.

Пространство Империи уже кончилось, территория Мидаса ещё не началась. Зона «дата фри»: здесь нет вездесущих цифровых сканнеров, видеокамер, записи разговоров. Шпионы тысяч миров в чёрных очках, подняв воротники, сидят в забегаловках за кружкой пива и строят вселенские заговоры. Воротилы подпольного бизнеса здесь назначают тайные встречи, а заказчик недаром построил дворец на границе Мили и Мидаса.

Тут нет полиции — только санитары, утилизирующие трупы переборщивших с развлечениями. Благо что разнообразных наслаждений хватает.

Миля обрушилась на меня, оскорбив все пять чувств. Сияло, грохотало, вспарывало ноздри убийственными ароматами, щипало язык непонятными привкусами и теребило кожу.

Рестораны, казино, театры и бордели на любую расу и кошелёк. Самое то для астронавта, вернувшегося из долгого рейса. Но, во-первых, общак пуст, а, во-вторых, впереди — важная встреча. Вот получу деньги — можно будет оторваться. Шёл, не привлекая внимания, шарахаясь от воплей уличных рэперов, летающих музыкальных автоматов и хватающих за ноги пауков-флейтистов. На то, чтобы пройти Милю до конца и не опоздать, у меня три часа.

Пьяная вдрызг меркурианка вывалилась из двери тату-салона. Увидела меня, растопырила голубые суставчатые конечности:

— О, земляшка! Симпатичный какой. Пойдём, предадимся блуду.

Не ожидал совершенно. Отпрыгнул к стене; но стерва выбросила двухметровый язык, обхватила горячей мокрой петлёй горло, подтянула.

— Бодренький! Ты и в постели такой же, красавчик?

Я не бью женщин. Вот такой я консерватор, а ещё расист и гомофоб. Все эти три установки сражались между собой в моей несчастной голове: с одной стороны, не мужчина же — но, с другой, инопланетная тварь, вот как тут выберешь?

Меркурианка уже проникла языком в мои штаны, но я оттолкнул курву, да так, что она шмякнулась о витрину тату-салона; хрустнул дешёвый пластик, посыпалась крошка; свежая татуировка бабочки сорвалась с пышной груди и, испуганная, исчезла в дымном мареве Мили.

Я бежал, перепрыгивая через коротышек с Титана и подныривая под брюхами многоногих непойми-кого; разбрызгивая лужи, воняющие прокисшим портвейном, сквозь туман с ароматом каннабиса.

Влетел в какой-то закуток: спокойный полусвет без идиотских вспышек стробоскопа и человеческая музыка. Мамина печень, блюз! Древний мастер Бонамасса. Снял шлем, бросил на стойку.

— Пива. Традиционного, никакого жидкого азота.

Кружка классическая, без трубочек и вентиляторов. Я едва не прослезился. Даже тот факт, что существо за стойкой поблескивало полудюжиной глаз и трещало крыльями, не испортил мне настроения.

— Добро пожаловать, — сказало существо, — не желает ли звёздный путешественник насладиться утехами плотской любви?

Тьфу ты. Весь кайф обломал.

— Я не фанат перепихона с медузами и стрекозами-переростками, уж извини.

— Понимаю, — затрещало крыльями существо, — боязнь нового, древние предрассудки. У партнёрши должно быть только четыре конечности и дислокация вагины в традиционном месте. Редкость, конечно, но вам повезло: буквально пятнадцать минут назад…

— Вам завезли партию человекообразных секс-роботов, — подхватил я, — спасибо, приятель. Но с микроволновками и пылесосами я тоже не трахаюсь, да и денег только на кружку пива.

— Тут не бордель, а дом свиданий. Непрофессионалы разных рас ищут здесь секс без обязательств; четверть часа назад меня посетила самка вашего вида с такими же консервативными взглядами: только с человеком, причём земного типа. Странная самка, да. Я ей прямо сказал, что вероятность близится к нулю, и тут появляетесь вы. Удивительно, правда?

— Значит, страшная или дура. Я не только консерватор, но и немного поэт с чувством вкуса…

— Любопытно, — прозвучало за спиной, — прочтёшь что-нибудь?

Я обернулся.

Она была именно такого роста, какого надо. С чёрными волосами и зелёными глазами.

И без всякого генетического анализа ясно: женщина Земли.

Планеты, которой нет.

* * *

Но время есть.

Возьми мою ладонь,

я покажу, что звёзды — не огарки,

Тобою очарованные кварки

станцуют нам задумчивый бостон.

Пока живу — люблю, отвергнув тлен.

Пока люблю — дарю Вселенной шансы;

галактики кружат в игривом танце,

подолы задирая до колен…

— Красиво. Ты и вправду поэт.

Нежные лепестки её пальцев скользят, словно исследуют незнакомый материк.

— А ты помнишь небо?

— Да. И траву. И птиц.

— Счастливчик, — лёгкий, как весенний ветер, вздох, — а я — нет. Совсем маленькой была. Но вот воздух…

Да!

Я дышал всякими смесями и суррогатами: теми, что закачивают в баллоны скафандров, и теми, что наполняют корпуса кораблей. Я даже побывал в Музее Миров Империи; но трава там была из адаптированного пластика, пластмассовые птички пели на пластмассовых ветвях, и воздух такой же искусственный. Хотя состав газов выдержан до сотых долей промилле, не было главного — Запаха Земли.

Наверное, потому что его не существует нигде, кроме моей памяти. И, оказывается, её памяти — тоже.

— Счастливчик.

— Да. У меня есть воспоминания. И даже есть Мечта.

Тут я прикусил язык. Рано. Может, потом. Спросил:

— Как тебя зовут?

— Зачем? Мы больше никогда не встретимся.

— Ну почему же?

Я, солдафон, «равнодушный убийца» и «продажный берсерк», замер дольше, чем на секунду. И повторил:

— Почему же? Знаешь, я давно живу, многое видел. Но такое у меня — впервые. Ты — удивительная.

Смешок в темноте.

— Ты — лучшее, что было со мной, — сказал я.

Влажный поцелуй. Вздох.

— Нет. У меня слишком странная жизнь, я ничего не могу обещать тебе. Я и себе-то ничего не могу обещать.

— Подожди! Давай обсудим.

— Я в душ. Вернусь, и обсудим.

Я слушал, как она шлёпает босиком, как шуршит одеждой. Как льётся вода, омывая её кожу — нежную, гладкую. Горячую.

А потом хлопнула входная дверь.

Она ушла.

Не оставив ни надежды, ни имени.

* * *

— Вы опоздали на четыре минуты.

— Бывает.

— Господин Спрутс передаёт вам своё неудовольствие.

В другой раз я бы сказал, в какое именно отверстие он должен засунуть своё неудовольствие. Но сейчас я любил весь мир, в том числе этого нескладного секретаря, составленного из хромированных трубочек и стекла.

Я даже Спрутса сейчас любил. Триллионера, торговца рабами и наркотиками, наживающегося на всех способах убийств и саморазрушений.

И дело было совсем не в полумиллионе монет. Ещё пара таких предложений, и можно будет завязывать с наёмничеством. Тогда хватит на Мечту. Да, дело было не в нулях, а в жарком дыхании и протяжном стоне, которые до сих пор бродили в моей голове и заставляли глупо улыбаться.

— Извини, приятель. Эта ваша Миля… Задержался немного.

— Ваш конкурент тоже шёл через Милю, но не опоздал.

— Ладно.

— Сдайте оружие.

— Я пустой.

Секретарь распахнул дверь:

— Господин Спрутс ждёт вас.

Тусклый фиолетовый свет. Запах плесени и сырость. Не сразу разглядел мерцающую алмазную ванну, из который на миг выглянули выпуклые глаза. Головорукий забулькал:

— Я рассмотрел кандидатуры лучших наёмников Галактики и остановился на двух. Первый — Макс Шадрин, без гражданства, гоминид.

Вспыхнул прожектор и осветил меня: я продолжал глупо улыбаться, но этого никто не видел — шлем скрывал лицо.

— Второй — Диан, система Дракона, раса не определена.

Я вздрогнул, упал на колено и начал хлопать себя по пустой кобуре. Мамина печень!

В двадцати метрах от меня чёртов рогач яростно дёргал клапан разгрузки, тоже ища оружие — и не находя.

Я отпрыгнул в сторону, чтобы уйти с линии огня, но только ударился о стакан силового поля. Спрутс застраховался от того, что участники перебьют друг друга до начала вечеринки.

— Пустите меня! — ревел трёхметровый урод, бросаясь на прозрачную стенку. — Я вырву ему кишки.

— Не лопни, пресмыкающееся. Ещё неизвестно, кто кому ливер выпустит.

Спрутс захихикал:

— О, я правильно выбрал соперников. По крайней мере, состязание будет бескомпромиссным.

— К чёрту состязание! Выключите поле, я сожру его требуху.

Как его прихватило, болезного. Ну да, я поступил непорядочно: подрезал контейнер с плутонием, который Диан отбил у имперских геологов. А нефиг зевать!

— Я половину экипажа потерял! Какие были ребята! А этот утырок увёл хабар без единого выстрела!

— Лошара ты, а не дракон, — парировал я, — кто же тащит ценный товар на буксире?

— Отдайте мне Макса! Я его два года ищу по всей Галактике.

— Я вам не передача гипервидения «Ищу тебя», — резонно заметил Спрутс, — после состязания хоть жрите друг друга, хоть в дёсны целуйтесь.

Целоваться с рогачом! Меня аж передёрнуло.

— Сообщите условия, — буркнул чужак. Торчащие во все стороны отростки топорщились на его скафандре, делая похожим на взбесившегося дикобраза.

— Я эстет и философ, — забулькал Спрутс, — ценю прекрасное, изучаю психологию низших рас. Ещё люблю игры. В моём дворце есть бесценная коллекция поющих жемчужин из метановых морей Юпитера, и библиотека, которой позавидует университет Империи.

К чему это он?

— Но жизнь моя скучна. Трудно найти новое развлечение. Поэтому вы сыграете в необычную игру.

— Лишь бы не в ящик, — не удержался я.

— Как повезёт. Итак, вы сыграете в игру, и кто победит — тот и получит награду. Если, конечно, кто-нибудь уцелеет до финального раунда.

— В каком смысле — «уцелеет»? — опередил с вопросом рогач.

— Состязание серьёзное, без дураков. Оружие боевое. Если кого-то из участников пристрелят, то это его проблемы. Но зато и приз достойный: пять миллионов монет.

Ого! Это в десять раз больше обещанного. И на Мечту хватит. Но я всё равно проворчал:

— Думал, будет привычная работа: свергнуть какого-нибудь короля или угнать танкер со столетним коньяком. А не бирюльки.

— Если окурок не хочет участвовать, то сразу отдайте деньги мне, — сипит рогач.

Вот уж хрен в грызло!

— Что за игра? — спрашиваю я.

— «Городки». Древняя игра твоих предков, Макс.

Диан проявляет неожиданную осведомлённость:

— Знаю! Надо называть планеты и поселения по очереди.

— Это «города», а тут «городки», — поясняет Спрутс, — уничтожение условных фигур методом бросания палок.

— Палки кидать — это другой вид спорта, — не удерживаюсь я.

Странно, но рогач хихикает. Спрутс, разумеется, не понимает.

— В моём варианте игры не обрезки дерева, а оружие разных типов. Я арендовал полигон местной гвардии, всё будет происходить там. В настоящей игре пятнадцать этапов, но вам хватит и трёх. Последняя точка — холм, на вершине ящик с монетами. Кто первый дойдёт, того и бабки. Стрелять друг по другу вам не возбраняется, но вряд ли у вас будет время на такие глупости, детки.

— Добро, — сипит рогач.

— Согласен, — говорю я.

И проваливаюсь в какую-то трубу.

* * *

Плюхаюсь в болото — только брызги в стороны. Испуганная цитрусовая лягушка надувается до размеров космокатера и лопается, забрызгав меня лимонными ошмётками. Пытаюсь встать — и тут же начинаю тонуть. Вонючая жижа заливает блистер шлема, сдув не справляется, ничего не вижу. Над головой бухает что-то горячее, даже сквозь грязь ослепляет вспышка, меня вдавливает в трясину. Что за ботва?!

Я ползу наощупь, выдирая ноги из проваливающегося ила. Сдираю шлем, отбрасываю — и вижу островок. Туда!

Вновь распухает оранжевый шар.

— Бамм!

Меня обстреливают, мамина печень. Шрапнель выбивает густые фонтаны из ряски.

— Первая фигура! — грохочет из выси голос Спрутса. — Для Макса — «пушка», для Диана — «стрелка». Ищите своё оружие. Удачи, ребятки.

Хохот переходит в бульканье.

Выкарабкиваюсь на островок. Лежу, пытаюсь отдышаться. Оглядываюсь и вижу зелёный ящик. Надеюсь, там самонаводящаяся ракета килотонн на двадцать.

— Бамм!

Похоже, меня взяли в вилку, и следующий разрыв снесёт мне башку. Метко бьют, зараза. А, вот в чём дело: над болотом жужжит небольшой коптер. Оттуда высматривают, гады, и корректируют огонь. Открываю ящик. Вытаскиваю содержимое, пялюсь. Трясу кулаком в небо:

— Спрутс, чтобы ты собственной икрой подавился!

Громовое бульканье мне ответом.

В ящике идиотский набор для дошкольника, забавляющегося в бассейне-лягушатнике: маска, трубка, игрушечный пружинный пистолет для подводной охоты. Из такого селёдку не оглушишь — только разозлишь.

— Бамм!

Напяливаю маску, закусываю загубник. Ничего не видно. Плыву по наитию. Изредка выныриваю, чтобы сориентироваться: чёртовы пушкари меня потеряли, снаряды рвутся позади. Где-то к востоку небо расцвечивают алые стрелки — там, видимо, бултыхается рогач. Не до него.

Пушка всё ближе. Я выглядываю на полглаза и немедленно погружаюсь в густую тьму, чтобы не засекли. Захожу с фланга.

Вот они. Расчёт возится у орудия: наводчик прилип к прицелу, командир что-то орёт в рацию. Замковый скучает, заряжающие стоят с тяжёлыми снарядами. Их пятеро, я не справлюсь.

Над позицией зависает коптер-корректировщик: это с ним ругается главный канонир. Пилот высовывается по пояс и размахивает руками: похоже, он растерян.

У меня один шанс из миллиона. Ничего, бывало хуже. Выныриваю, встаю (широко расставленные ноги сразу начинают погружаться в жижу, но я не думаю об этом).

Секунда. Успокоить дыхание, принять стойку.

Вторая. Вытянуть руки с пистолетом. Не дрожите, мамина печень!

Третья. Лётчик смотрит на меня. Близко: я вижу, как у него отваливается челюсть. Плавно нажать на спуск.

Хлопает пружина. Алюминиевый трезубец летит прямо в лицо пилота. Бедняга падает на рычаги, винтокрылая машина с рёвом врезается в пушку, калеча орудийный расчёт и расшвыривая лопастями кровавые ошмётки. Вспухает огненный шар.

Я едва успеваю нырнуть. Меня бьёт, крутит и несёт: сдетонировал боекомплект, осколки рвут болотные кочки и распарывают трясину в сантиметрах от меня.

Выползаю. Сдираю маску. Дышу, морщясь от удушливой гари. Надо мной качается ошарашенная стрекоза, вцепившаяся в обгоревшую ветку. Глаза у стрекозы огромные, глубокие, изумрудные.

Как у Неё.

* * *

— Макс, вторая фигура — «часовые». Снимешь караул — значит, повезло.

Оружие нахожу сразу.

— Чтоб ты сдох, животное! — кричу я в зенит.

Этим перочинным ножичком презерватив с первого раза не проткнёшь. Спрутс захлёбывается от хохота.

Ползу, забивая рот и ноздри жижей. Где же их искать? Осторожно осматриваюсь: над топью летают жёлтые мячики и взрываются. У рогача фигура «ракетка». Он — достойный соперник, надо признать.

Ветерок приносит запах дешёвого флотского табака. Морщусь: Полоз украдкой курит такой в корабельном гальюне, потом не продохнуть. Ползу на вонь.

Вижу три силуэта за кустами. Маску и трубку я бросил на прошлой точке, а зря. Вдыхаю поглубже, ныряю, стараясь запомнить направление. Чёртовы пиявки налетают стаей, лезут под комбез, грызут кожу — терплю.

Выныриваю, когда в лёгких не остаётся и молекулы воздуха. Сдерживаю хрип. В ушах звенит, и я не сразу слышу разговор.

— А с кэпом связи нет, Умник?

— Только аварийный канал, на крайний случай.

— Чёрт, долго тут торчать? — знакомый бас. — Тебе, Полоз, в болоте-то хорошо. Тебе и лягушка — невеста. А я бы прошвырнулся по Миле, там такие девки — о-о!

— Не вопи, Верзила. Что, уже кончил в штанишки?

Улыбка расплывается на моём грязном лице, увешанном надувшимися кровью пиявками. Пацаны, мой экипаж!

В последнюю секунду бью себя по готовому заорать рту. Откуда им тут взяться?

— Кабаны, кабаны, нападением сильны, — фальшиво напевает тот, что говорит голосом Верзилы. Вот тут у тебя прокол, Спрутс. Верзила возненавидел «Кабанов» после скандала со сдачей матча и теперь болеет за «Мразей».

Умник не скребёт щёку пятерней, а деликатно чешет согнутым указательным пальцем. А Полоз никогда не балуется с оружием, щелкая предохранителем: давным-давно он отстрелил себе половину ступни.

Я отбрасываю бесполезный ножичек и хватаю корягу. Вскакиваю и луплю лже-Верзилу по спине: он ближе всех.

Хрен бы я вырубил настоящего Верзилу с одного удара.

Гибкий дублёр Полоза уходит от прямого в челюсть, бьёт прикладом под дых. Неплохо: воздух застревает в глотке, в глазах темнеет. Падаю на колени.

В лоб упирается холодный срез ствола.

— Допрыгался, ушлёпок?

Я молчу. Мамина печень, Полоз ни за что не сделает такой ошибки: он выстрелит сразу. Только в дурацких сериалах тычут в противника стволом и ведут задушевные беседы. Почему? А вот почему.

Обхватываю ствол левой, правой — в пах. Вскакиваю, берцем — в колено, правой дёргаю приклад. Бластер у меня, а предохранитель уже снят игривыми пальцами покойника. Вспышка: парню вырывает половину живота. Жутко воняет горелым мясом.

Разношу на брызги валяющегося до сих пор дублёра Верзилы. Теперь — третий.

Он и вправду похож.

— Кэп, — губы его дрожат, — кэп, что ты наделал? Это же ребята… Это я, Умник. Не стреляй, кэп.

Останавливаюсь. Не может быть.

— Как зовут твою мать? Ну?

— Только не стреляй.

— Отвечай живо, ублюдок.

— Моя мать — Ирэн Ольга Якобс.

Вспышка. Голова исчезает, кровь из шейной артерии мгновенно запекается.

Хорошо, что Она не видит меня таким: с бешеными глазами, в брызгах дерьма и мозгов.

— Ты дебил, Спрутс! — кричу я. — У жителей внешних станций нет матерей и отцов. ИОЯ — это аббревиатура, «искусственно оплодотворённая яйцеклетка».

Спрутс недовольно сопит с небес.

— Да кто вас разберёт, теплокровных. Последняя фигура. Официальное название — «пулемётное гнездо», но мне больше нравится старое — «бабушка в окошке». Удачи не желаю.

— Я тебя тоже люблю, каракатица.

* * *

Грохочет без остановки. Отдельных выстрелов не разобрать: тысячи три в минуту, не меньше. Молодые осины толщиной в руку срезает, словно сухие былинки. Не знаю, что там за бабушка, но пулемётом она владеет отменно. В голове откуда-то всплывает странное: «Анка-пулемётчица».

Опять по-пластунски. Хороший пехотинец половину жизни ползает, уткнувшись мордой в грязь. А плохой приподнимается, чтобы оглядеться, на чём его жизнь и заканчивается.

Для последнего этапа скряга расщедрился: волоку музейную пороховую винтовку с оптикой. В магазине — всего два патрона, но и на этом спасибо.

Всё, ближе не подползти. Последние кусты, прореженные бешеной пальбой, дальше — голый склон. Там, на вершине, ящик с пятью миллионами монет. Но на пути — изрыгающий беспрерывные очереди пулемёт. Патронный завод у него там, что ли?

Прикрываю глаза. Загоняю сердце на восемьдесят ударов. Выставляю на прицеле дистанцию и ветер.

Огонь из пламегасителя в окне бетонной коробки слепит, но я знаю: за ним — фигура стрелка. Совсем рядом взлетают фонтанчики, песок бьёт в щёку, но меня уже не остановить. Прицеливаюсь. Палец нежно трогает спусковой крючок.

Я умею нежно, Она знает. Так, не отвлекаться. Возьму хабар и найду Её. Обязательно.

Перекрестье замирает на тёмном силуэте. Удар сердца, теперь есть секунда.

Внезапно пламя в амбразуре гаснет. Я вижу чётко, будто навели резкость.

Ласковая улыбка, лучики морщинок у глаз. Запах мёда и малины.

— Тебе со сливками, внучек?

Моя бабушка.

Палец рвёт курок, и пуля уходит выше. Пулемёт мгновенно оживает, я едва успеваю перекатиться в сторону. То место, где я только что лежал, распарывает очередь, расшвыривая обломки веток и каменную крошку.

Ору проклятия хохочущему Спрутсу. Этого не может быть. От моей бабушки не осталось даже пепла. Все они — мамы и папы, бабушки, смеющиеся зеленоглазые девчонки — превратились в электромагнитную волну, в фотоны, в ничто.

И только изрытый кратерами мёртвый шар зачем-то бродит в мёртвом вакууме.

Смаргиваю никчемную влагу с глаз. Снова чувствую щекой прохладный приклад. Вот она, мишень. Пулемётный выстрел в последний миг выбивает винтовку из рук, расщеплённое ложе распарывает щепкой лоб.

Я снова перекатываюсь. Лежу на спине. Патронов нет. Сил нет. Моя Мечта не сбудется.

Пулемёт смолкает. И отчётливо, сухо щёлкает винтовка. Потом тишина: секунду, две, вечность.

Понимаю не сразу.

Ревёт голос Спрутса:

— Да-да, на последнем этапе вам обоим досталась одна фигура. Диану повезло больше, он завалил пулемётчика. Но так как вы оба по странной случайности живы, вас ждёт бонус: личная схватка. Победителю и достанется ящик на вершине.

Встаю. Покачиваюсь: очень длинный день. Этот кальмар меня доконал.

Бреду по склону. Надо собраться: бью себя по щекам. Подпрыгиваю. Двойка, тройка, снова двойка. Хук, апперкот. Ничего, повоюем. Рогач здоров, но и я делан не пальцем, а совершенно другим устройством.

А вот и враг: метрах в пятидесяти, отстаёт. Его здорово потрепало: приволакивает ногу, обломок последнего рога торчит, словно пенёк сгнившего зуба. Как его взять, трёхметрового? Конечно, на нём не броня, но я понятия не имею, насколько прочны скафандры обитателей системы Дракона.

— Оружие будет? — кричу я Спрутсу.

— Только природное. Зубы, клешни, щупальца.

— И хвосты, — заканчиваю я, — толку-то, скафандр не разгрызёшь.

— Точно, — спохватывается мучитель, — уравняем шансы.

Нервно оглядываюсь, ожидая подвоха. Небо разрывает гром: из-за леса вылетает файтер и стреляет всего дважды, но нам хватает.

Комбез пылает: бьюсь об заклад, что мой рекорд по скорости избавления от снаряжения не будет побит никогда.

Катаюсь по камням, сбивая огонь, одежда превращается в разодранные обгоревшие лохмотья. Отдираю от кожи прикипевшие обрывки ткани и остаюсь голым.

Рогач стоит неподвижно, нелепо раскинув клешни, и только голубые язычки пламени пробегают по тёмно-зелёной поверхности скафандра. Раздаётся треск, и чужак распадается надвое, поднимая обломками тучу пыли.

— Ага, — кричу я, — спёкся!

Пыль оседает, и я вижу…

Поднявшись из обломков скафандра уродливого жителя системы Дракона, ко мне идёт девушка, одетая…

Скажем так: одетая очень легко.

— Что пялишься, хам, — кричит она, — сейчас ответишь мне за угнанный плутоний!

Я стою, замерев.

Чёрные волосы, зелёные глаза.

Она протирает закопчённое лицо.

Одновременно:

— Ты?!

Спрутс нервничает:

— Э-э, чего встали? Игра не закончена.

Я хватаю её за руку и бегу вверх по склону. Остаётся совсем немного, когда она просит:

— Не так быстро.

Я идиот. Её нога распорота и наспех смазана заживляющим гелем, но я не заметил: смотрел только в глаза.

Поднимаю её на руки. Несу.

— Пополам, — говорю я.

— Э, не так резво. А компенсация за контейнер плутония?

Целую в губы.

— Это аванс.

— Ладно. Тогда вот тебе плата за доставку на ручках.

Она отвечает поцелуем — чуть более долгим, чем позволяет ситуация. Опускаю её возле ящика.

— По два с половиной миллиона — неплохо, да?

Откидываю крышку. Замираю. Она смотрит на меня непонимающе. Заглядывает тоже.

— Эй, каракатица! Что за идиотские шутки? Где приз?

Спрутс хохочет. Хохот всё громче и громче, и вот уже заполняет всё вокруг грохотом. Мелкие камешки дрожат и с шуршанием скатываются по склону.

— Спасибо, детки. Развлекли старика. А вот и финал.

Рокочут роторы тяжёлого коптера имперской полиции. Жандармы выскакивают, окружают, берут на прицел. Наклоняюсь, ищу камень потяжелее. Она встаёт в боевую стойку. Мамина печень, я любуюсь, вместо того, чтобы драться.

Шипит парализатор. Последнее, что я вижу — огромные зелёные глаза, пылающие болью.

* * *

— Господин Спрутс, но я не получил приказа от начальства.

— Мне плевать на вашу бюрократию! Я выпущу вас из дворца только после оплаты.

Открываю глаза. Мы сидим спина к спине, она тоже в наручниках. Спрашивает шёпотом:

— Где это мы?

Щурюсь на фиолетовый свет:

— Во дворце этого ублюдка. Как ты?

— Голова трещит и во рту кисло.

— Так всегда после парализатора. Скоро пройдёт.

Диалог триллионера и жандарма продолжается:

— Вы препятствуете имперской полиции?

— Слушай сюда, майоришка, — визжит Спрутс, — здесь Миля, а не твоя вонючая Империя. Мне только знак подать — и вас переработают на консервы.

Я спрашиваю:

— Что тут происходит?

Спрутс плещется в своей ванне. Хихикает:

— Ничего личного, детки, только бизнес. Империя давно разыскивает двух самых опасных наёмников. Посулила за ваши головы или трупы, без разницы, десять миллионов. И закрытие парочки налоговых дел. Так что я и заработал, и немного развлёкся. Спасибо, вы меня дважды порадовали. А теперь заткнитесь, пока я обсуждаю с дядей детали.

Она возится, пытаясь что-то сделать. Потом шепчет:

— Мне никак, а у тебя руки сзади. Ты можешь дотянуться и порвать резинку на моих трусиках?

— Милая, это возбуждает, но не совсем ко времени.

— Делай, что говорю, балбес, — шипит она, — там сигнализатор тревоги на мой корабль.

— Остроумно. У меня был передатчик, но сгорел вместе с комбезом.

— Потому что мужчины просты, как шпалы.

Нащупываю тонкую проволочку. Разрываю.

Проходят бесконечные три минуты, и стена падает с жутким грохотом.

В пролом просовывается тупая морда драконовского броневика. Грохот заполняет зал, вспышки выстрелов опрокидывают жандармов. Алмазная ванна Спрутса раскалывается, хлещет синяя жидкость; в луже корчится, изрыгая слизь, тошнотворный комок щупальцев.

Рогачи прорываются. Поднимают нас и тащат к пролому.

— Сними наручники, — кричу я.

Чудовище достаёт резак; вспышка — и я потираю горящие от боли запястья. До пролома десяток шагов, когда в зал вваливаются стрелки из охраны Спрутса. Мой спаситель неуклюже разворачивается и получает заряд в грудь.

— Не прорваться, — хрипит другой рогач, — снаружи нас поджали имперцы.

— Вызывайте моих, — кричу я, — код двенадцать, второй диапазон.

Поднимаю чей-то бластер, стреляю по вспышкам. Она прячется за колонной и помогает мне из трофейного плазмогана.

Рогач протягивает гарнитуру:

— Твои на связи.

— Умник, — кричу я, — вы где?

И замираю, вспомнив тело без головы.

— Спалили имперский коптер, пять минут — и на месте. Держись, кэп.

— Живой! Как я рад, что ты живой, Умничек.

— Тебя там контузило, что ли? Отбой связи.

Отбрасываю пустой бластер. Вырываю из разгрузки мёртвого рогача гранату и швыряю. Взрыв сметает напирающих имперцев, но за колоннами появляются другие.

Вторая граната. И последняя.

— Как ты, милая? — кричу я.

— Хреново. Всего три заряда.

Оглядываюсь. Чем бы кинуть? В вазе какие-то шарики. Беру один и бросаю в жандармов: они падают, прикрыв затылки руками. Кругляш разбрасывает искры и визжит, словно от боли.

Набираю горсть шариков.

Снаружи доносится вой. Это пушка Верзилы, её ни с чем не спутаешь. Из гарнитуры:

— Кэп, чисто! Выходите.

Отходим. Последний рогач несёт майора-имперца под мышкой.

— Зачем тебе эта падаль?

— Сгодится в заложники, — хмыкает дракон.

Вываливаемся из пролома. Вся Миля на ушах: дым заволакивает улицы, под стальным потолком мечутся прожектора коптеров.

— Давай, давай! — Полоз хватает меня и затаскивает в катер.

Я успеваю бросить взгляд на броневик рогачей. Тонкая смуглая рука высовывается из люка и машет.

Надеюсь, что мне.

* * *

— Странное дело, — ворчит клерк, — на что годится этот кусок мёртвого камня? Двадцать лет никому не был нужен, и вдруг такой ажиотаж. И ведь недёшево — миллион!

— Тебе какое дело? — злюсь я. — У меня всё при себе. Давай документы, и разбежались.

Клерк втыкается носом в экран. Шмыгает.

— Так, система Гелиос, третья планета. Уровень радиации запретный, атмосферы нет, воды нет. Ну и труп. Хотя… Технологии позволяют: вложить ещё миллиона три, тридцать лет, и будет, как новенькая.

— Вот именно.

— За такие деньги можно купить отличную планету, высший сорт, под ключ. Хотите Наяду? Плюс тридцать, розовый океан, синие луга. А девчонки там какие, а? С фиолетовыми глазами.

— Запомни, дружок: трава и глаза девчонок должны быть зелёными.

— Ваше право. Оформляю.

Меня трясёт от волнения, мамина печень.

— Упс, — говорит клерк, — Извините, мистер, но нет.

Я хватаю шмыгающего ублюдка за грудки.

— Придушу. Что значит «упс»?

— Продано, — сипит клерк, — пять минут назад.

— Кому?!

— Не могу знать.

Опускаюсь на стул.

— Так, может, посмотрим Наяду?

— Нет.

— Не понимаю я вас.

— У меня была Мечта. У меня была любимая. А теперь ни того, ни другого. Сейчас понимаешь?

Я поднимаюсь. Надо идти, но куда и зачем — не знаю.

— Подождите. Давайте, я вам выпишу смотровую. Встретитесь с новым хозяином. И, быть может, перекупите.

— Это нарушение?

— Совсем небольшое, — хихикает клерк, ставший вдруг славным малым, — а вы мне за это покажете. Никогда не видел.

Я достаю футляр, вытряхиваю на ладонь шарик. Он просыпается, становится нежно-сиреневым и запевает «Улетай на крыльях ветра». И всё плывёт вокруг…

Клерк смахивает слезу.

— Вы счастливый человек. Быть обладателем такого богатства! Миллион — это совсем немного за поющую жемчужину.

Я унёс горсть таких из горящего дворца Спрутса. Разве я стал счастливым?

* * *

— Сэр, мы на орбите. Объект на обзорном.

Третья планета жёлтой звезды. Оплавленный геоид.

— Ого, — присвистнул капитан моей яхты, — а техники-то сколько нагнали! Этак они быстро реанимируют планету. Новый хозяин взялся всерьёз.

— Давай запрос на деловую встречу.

— Есть, сэр.

Я сел перед монитором. Тот, кто меня опередил, богат и решителен. Значит, никакого давления, только лаской. Натянул на лицо улыбку.

— … не собираюсь никому продавать. К чёрту переговоры.

Она отчитывала секретаря, стоя спиной к монитору. Чёрные волосы, силуэт из моих снов. Я замер.

Она обернулась. Глаза сверкнули зелёным.

— Ты?! Ну чего так долго, я вся извелась.

Рявкнула на своего пилота:

— Если ты не пристыкуешься к этой яхте через пять минут, то я подвешу тебя в дюзе. За яйца.

* * *

Мокрые от пота простыни сплелись белоснежными влюблёнными змеями. Пузырьки в бокалах всплывали к поверхности, как возвращающиеся на борт батискафы.

— … а у майора под бронежилетом — пачки купюр. Десять миллионов. Плата за нас с тобой. На радостях мы его даже не пристрелили, просто выкинули перед взлётом.

— Я искал тебя везде, — сказал я.

— А я — тебя. Перерыла все пылевые скопления и тайные астероиды. Всю Галактику из конца в конец. Почему мы не встретились?

— Потому что Галактика — спиральная окружность, у неё концов нету.

— Шпала, — захохотала она, — балбес.

— И тупой солдафон.

— Что же поделать, раз такого полюбила.

— Осознал. Сочувствую. Готов компенсировать. Иди ко мне.

Любопытные звёзды заглядывали в иллюминатор. Хихикали, краснели и переводили взгляд на обугленный геоид.

Там, ниже на тысячу километров, ревели на пределе мощности генераторы атмосферы.

Дмитрий Королевский. РАССВЕТ НА ЧУЖОЙ ПЛАНЕТЕ

Одна планета, два разных мира, разделённых искусственно воздвигнутыми горами, две древние культуры, две враждующие расы. Это Уган, затерянный жёлтый «шар» в созвездии Треугольника.

— Проклятые уганхи! Чёртовы обросшие дикари, как они посмели снова взяться за старое! — капитан Уг, казалось, вот-вот метнёт молнию из своих серых глаз прямо в броневое стекло обширного иллюминатора.

— На что они надеются! — подхватил сержант Уп, высокий, худощавый с продолговатым черепом, совершенно лишённым волос (растительность на теле уганцов отсутствовала вообще, кроме тонких бровей и длинных ресниц у женщин). — Захватить в плен двух пилотов грузового звездолёта, глупее поступка я еще не видел!

— Уверяю тебя, сержант, ты ещё не раз убедишься в их глупости! — раздражённо проговорил капитан. — Снижаемся! — это уже к пилотам, сидевшим за штурвалами.

Боевой крейсер произвёл посадку в нескольких десятках метров от селения дикарей. Мост-трап с грохотом повалился на обожжённую огнём турбин бурую растительность, и в один миг, словно горох из мешка, по нему на поляну высыпал боевой отряд.

— Клянусь, если они начнут сопротивление, я сравняю их жалкую деревушку с землёй! — Уг вступил на траву последним, одет он был в ярко-голубое одеяние, приталенное поясом серебристо-стального цвета, такого же цвета был стоячий воротник и сапоги.

Остальные солдаты, кроме сержанта, одетого в форму зелёного цвета, были в красном, неизменённый серебристый присутствовал лишь на воротниках и обуви, вооружение было лёгким, лучевые ружья и ручные гранаты. Уг поднёс бинокль, висевший у него на шее, к глазам.

— Попрятались, твари! — сквозь зубы процедил он. — Вперёд! — Он махнул рукой. — Осмотреть каждый дом, сарай, подвалы и погреба!

Капитан оглянулся назад, бросил взгляд на гигантские горы, над которыми повисло красное солнце, его всегда терзала безумная тоска, когда ему приходилось покидать родину, и, преодолевая восьмикилометровые скалы, перелетать на эту, чужую сторону.

Однако то чувство, что засело в его груди, сейчас было куда более сильное, на его глазах вершилась историческая картина, и он, простой капитан Уг-16, сын Уга-15, сам непосредственно принимал в этом участие. Девяносто три года прошло с того дня, как два воинствующих народа, уганцы и уганхи, заключили договор о перемирии и, разделив планету на равные части, отделились друг от друга стеной из скал. Но вчерашней ночью случилось непредвиденное — грузовой корабль по техническим причинам вынужден был произвести посадку на территории, принадлежащей уганхам (дикарям, как часто называют их уганцы). Пилоты были схвачены в плен, а корабль и груз утащен в неизвестном направлении. Заданием капитана было найти и то, и другое, и по возможности сделать это тихо, без применения оружия, новая война не должна начаться.

Деревня дикарей начиналась с ветхих деревянных шалашей, построенных под гигантскими деревьями и на них, но, углубившись дальше в джунгли, солдаты все чаще стали натыкаться на мощные бревенчатые сооружения, крепости, на обыск которых уходило много времени, а следов дикарей по-прежнему нигде не было. В домах было прибрано и по-могильному тихо.

— Как тебе это нравится, сержант? — спросил капитан после очередного безуспешного обысканного «здания».

— Не могу понять, капитан, они как будто бы испарились, оставив в домах чистоту и порядок! — развёл руками Уп.

— Не похоже это все на них, не похоже, — покачал головой Уг. — Я изучал материалы, просматривал хроники перед полётом сюда, да и ты в училище наверняка проходил историю войны, дикари никогда не бросали свои селения, тупые, обросшие, они выбегали с копьями и стрелами, и дрались с вооружёнными до зубов десантниками за каждый метр, за каждый дом!

— Девяносто лет — большой срок, что-то поменялось в их мозгах, капитан, они изменили тактику, — предположил сержант.

— Да, ты прав, за это время они смогли додуматься и до такого!

Пустые деревянные крепости закончились после километрового пути. Джунгли стали редкими, и сквозь широко растущие друг от друга деревья можно было видеть видневшиеся впереди скалы. Стрела со свистом рассекла воздух, и, ударив в грудь капитана, отскочила, как от бетонной стены, тонкая ткань защищала не хуже тяжёлого бронежилета.

— Дикари!! — заорал Уг, вскидывая лучевое ружье.

В тот же миг воздух зашумел от града стрел и копий, которые сыпались на отряд со всех сторон.

— Они на деревьях! — заорал сержант, шмальнув из ружья, не обращая внимания на точные попадания уганхов.

Отряд капитана Уга был довольно таки немолодой, здесь не было желторотых птенцов, однако ж, и те, что были в нем, никогда прежде не участвовали в настоящем бою, но, надо отдать им должное, солдаты не растерялись, и вот уже дикари отступают, неся потери.

Десятки обросших с ног до головы чёрной шерстью, одетых в набедренные повязки тел лежали, слабо дымясь, под мощными стволами деревьев. А кто еще мог двигаться, в панике отступали к скалам.

— За ними! — орал капитан. — Вперёд! Догнать и уничтожить!

Солдаты бросились вдогонку, ободрённые первой победой, им повезло, из боя вышли все, не понеся потерь. Десятка два раненых дикарей достигли, наконец, своих пещер-убежищ, выдолбленных прямо в скальной породе.

— Уничтожить всех! Не щадить никого! Дикари сами сделали свой выбор! Всю ответственность за нарушения приказа по применению оружия против дикарей я беру на себя! — голосил капитан. — Обыскать каждую пещеру, каждую нору, пилоты наверняка здесь!

Первые пять уганцов подбежали к пяти недалеко расположенным друг от друга входам в скалу, и забросили гранаты. Взрывы были глухие, и слегка сотрясли исполинскую махину. И сразу же из верхних черных провалов, к которым шли тонкие каменные ступени, показались кричащие дикари, и снова на солдат обрушился шквал ударов, только теперь в помощь стрелам шли булыжники и глиняные кувшины, которые взрывались, ударяясь о землю. Однако почти все удары уганхов пришлись впустую. Отряд успел укрыться в пещерах, пострадал лишь один солдат, его ранило в непокрытую голову (уганцы не носили головных уборов, чтобы не скрывать красоту голого черепа) осколком глиняной «гранаты» дикарей. Капитан Уг разделил отряд на пять групп, в каждой из которых было по пять человек, которые двигались по пяти разным пещерам.

«Ну до чего же они глупы! — со злостью думал Уг. — Зачем они захватили пилотов и развязали новую войну? Какой смысл им снова тягаться с нами, с прогрессирующей расой! Черт, надо было сровнять их с землёй ещё девяносто лет назад, а вместо этого Гуманное правительство отдало им полпланеты!»

Капитан с яростью сплюнул на гладкий пол пещеры, он и еще четверо солдат двигались по центральному, освещённому горящими факелами, коридору. Вдалеке показался свет, он был ярче, и хорошо заметен в полутёмном коридоре. И снова засвистели стрелы, ну что за дьявол, они взрываются, стоит им коснуться преграды. Слева от него раздался взрыв, вскрикнул и упал солдат. Уг краем глаза видел, как стрела разворотила лицо бедняге. После шквального огня уганцов дикари отступили, потеряв двоих товарищей, сражённых выстрелами капитана. Коридор закончился, и Уг с тремя солдатами, переступая через трупы, выскочил в круглый и большой, словно цирковая арена, зал. Из других проходов выбежали остальные группы.

— Наверх! — скомандовал капитан, указывая на широкие каменные лестницы.

Но, не успели солдаты забраться и на десяток ступеней, как со всех сторон (с верхнего этажа) полетели глиняные гранаты.

— Быстрей, наверх! Быстрее!

Капитан понимал, что, если они задержатся внизу, их просто-напросто закидают гранатами. Двое солдат с криками отлетели назад, повалив ниже забирающихся товарищей. Взрыв прогремел у их ног, однако тот, что был выше и здоровей, сразу же вскочил на ноги, осколки не принесли ему особого вреда, а маленький и щуплый остался лежать, голубая кровь струилась вниз по ступеням из-под лысого черепа, пробитого осколком.

Дикари с каждой минутой становились все яростнее и напористее, их новое оружие и тактика боя застала солдат врасплох. Капитан Уг точно знал, что в ту далёкую войну кроме деревянных стрел и копий у уганхов ничего не было. Однако то, что произошло потом, повергло капитана и солдат в шок. Из одного из проходов, лишь только уганцы успели взбежать на второй этаж, появились те же самые дикари. Но закованные с ног до головы в броневые костюмы, и в руках у них были лучевые ружья неизвестной модели.

— По тварям огонь! — заорал Уг, и отлетел от точного попадания лучом.

— Капитан! — сержант Уп подхватил падающее тело Уга.

— Все в порядке! — морщась, прошипел он. — Зацепило слегка!

— Но вас ранило в грудь! — возразил Уп.

— Нормально, сержант! Это не повод к отступлению! Мы почти на месте, видишь, как яростно бьются волосатые! Вперёд!!!

Солдаты устремились вслед, за напролом бежавшим капитаном. Несмотря на броневые костюмы (которые явно уступали в прочности ткани, что была на уганцах) и ружья, дикаре отступили.

— Стоп! — остановился капитан, привлекая внимание поднятой рукой. — Они ведут нас по ложному пути, не стоит преследовать их! Бежим по другому туннелю!

— Не понимаю, откуда у этих ублюдков, взялось оружие? Ничуть не уступающее нашему? — растерянно спросил сержант Уп, когда они продвигались вперёд, по вырубленному в скале туннелю.

— Не знаю я, сержант! — зло бросил Уг. — Ничего не знаю, черт возьми! Ничего не понимаю!

Неожиданно заголосили солдаты, что бежали сзади всех, уганхи пустились в погоню.

— Принять бой! Первая шеренга, пригнуться! Огонь! Вторая шеренга! Огонь!

Преследователи, понеся потери, отступили, бурно крича и сквернословя.

— А-а-а! Получили, скоты! — заликовал сержант Уп. — А-а-а!! — И повалился на пол, стрела вонзилась ему в глаз.

— Враг впереди! — завопил капитан, поливая из лучевого ружья.

Коридор закончился, и уганцы сквозь дым и огонь выскочили в небольшой зал. У одной из стен, прикованные цепями, лежали две женщины-пилота (грузовые судна мужчины-уганцы не водили).

— Проклятые дикари, как они посмели надругаться над вами! — дико завопил капитан.

Солдат по имени Ут наклонился к полуобнажённым, истерзанным телам женщин.

— Живы! — прощупав пульс у обеих, радостно объявил он.

— Уз и Уд, освободите и возьмите пилотов на руки! — приказал Уг.

Уходить из пещер было куда труднее, чем входить, дикари бросили на уганцов все оставшиеся силы. Один за другим на пол падали солдаты капитана Уга.

«Крейсер, крейсер, спасительный крейсер! — лихорадочно думал Уг, автоматически уворачиваясь от стрел и нажимая на курок. — Как же до него еще далеко!»

Из пещер выбрались ввосьмером, он, Уз и Уд с пилотами на плечах, и еще трое. Эх, знал бы капитан, что так выйдет. Оставил бы несколько своих людей в крейсере, а не бросил всех на активные поиски. Переведя боевой корабль в режим самозащиты. Стоило лишь тогда связаться с ними, и поселение дикарей превратилось бы в сплошной океан огня. Слева от бежавших заскрипели деревья, что-то большое и тяжёлое пробивалось сквозь заросли. Это был танк, тридцатиметровый стальной монстр!

«А вот это уже ни в какие рамки не входит! А что будет потом? Боевые звездолёты? Крейсеры? — напряжённо подумал Уг. — Ну и удивили же вы нас, дикари! Однако плохо вы знаете и наше вооружение!»

— Солдаты, приготовить гранаты! Уничтожить танк!

Пролетев по дугообразной траектории полёта, гранаты разорвались под гусеницами и на башнях железного монстра.

— Ему конец! — зло заорал капитан, на ходу поражая убегающих уганхов. — И вам всем придёт конец!

До своего крейсера, стоявшего спокойно на поляне, и не подвергающегося нападению (даже теперешнее оружие, которое видели уганцы у дикарей, не принесло бы ему особого вреда), они добежали уже в меньшем количестве. Еще трое солдат отдали свои жизни, прикрывая пилотов, находящихся в бессознательном состоянии.

Как только спасательный отряд, вернее сказать, что осталось от него, спрятался за бронированными стенами звездолёта, преследовавшие их дикари исчезли с поляны, как будто их тут и не было. Ну и плевать на них, думал Уг, с ними еще поквитаются десантники, которые обязательно прилетят сюда. А сейчас надо улетать, они спасли пилотов, им не удалось найти груз и грузолёт, да и это все второстепенно, главное — женщины живы. Он посмотрел на них, наспех положенных в раздвижные кресла. До сих пор не пришли в себя, надо как можно быстрее доставить их в госпиталь. Уз и Уд заняли места пилотов (в отряде не было четко обозначенных должностей, за исключением званий. Каждый солдат был универсалом, и мог в любой момент заменить выбывшего из строя), и крейсер взмыл ввысь. Уже вечерело, и это было видно даже несмотря на солнце. Стоило только взглянуть на спасённых пилотов, цвет их кожи был смуглый. Женщины-уганки изменяли цвет вместе с суточными изменениями на планете. Утром кожа была светлой, с наступлением сумерек становилась темной, а ночью — чёрной.

Как только они поднялись на высоту двадцати километров, их крейсер сотрясли серии мощных взрывов. На мониторе возникли цели, ими являлись мощные пушки и ракетные установки, гнездившиеся на скалах и в ущельях. Бортовой компьютер автоматически выбрал подходящее оружие для ответного удара и нанёс его.

«Цели поражены. Опасность. Возникла новая угроза. Советую покинуть место открытого огня», — возникло на экране.

— Что за бред! — По лицу Уга струился пот. — Они установили на скалах своё орудие!

По крейсеру снова нанесли мощные удары.

— Вверх! — закричал капитан. — Уходим в пространство! Мы не сможем перелететь скалы!

Они прошли атмосферу подобно стреле, пробивающей плоть, слегка накалились, но не беда.

— Капитан! — воскликнул Уд. — Нас преследуют два корабля!

«Вот, пожалуйста, накаркал! — вспомнив свои недавние опасения на счёт вооружения уганхов, подумал Уг. — Они не дадут нам сесть на планету, это факт! Ну ладно, поиграем в догонялки! Надеюсь, то, что мы сделаем, вам не под силу!»

— Включить ускорение! — скомандовал капитан.

— Капитан, вы хотите?..

— Да, Уз! «Большой прыжок» (гиперпрыжок) — единственный шанс на спасение!

Капитан понимал, что если все получится, и обстрелянный крейсер выдержит, то они, преодолев время и скорость, очутятся далеко от своей планеты. Так далеко, что никто не догонит их.

Перед тем, как вынырнуть в нескольких миллионах световых лет от своей планеты, крейсер сотрясли последние попадания.

— Куда мы попали? — наклоняясь к монитору, спросил Уг, включая динамик «бортового мозга».

«Неизвестная солнечная система, состоящая из девяти планет, вращающихся вокруг жёлтого карлика. Другой информации нет», — ответил металлический голос, и, спустя несколько секунд, добавил так же бесстрастно: «Отказ левой верхней и правой нижней турбины. Есть опасность отключения остальных».

— Надо приземляться! — наклонившись над пилотами, прошипел капитан. — Ну и вляпались мы ребята в дерьмо, по самое не хочу!

Уд удивлённо посмотрел на капитана, такой лексики от него он еще не слышал.

— Что пялишься! Садимся, садимся, пропади пропадом поганый род дикарей! — схватившись за голову обеими руками, процедил Уг. — И пусть эта планета, что сейчас под нами, окажется сборищем псевдоразумных животных! Ох, и надоели же мне все эти суперцивилизации!

Атмосферу проходили с большими перегрузками, обстрелянный крейсер, казалось, вот-вот разлетится на части, вышвырнув из стального брюха всех, ютившихся в нем. Однако корабль выдержал, хвала его сборщикам, и приземлился посреди тропического леса. В котором деревья и трава были зелёного, а не бурого, и не коричневого цвета, как на Угане. Правда, у самой земли вышла из строя еще одна турбина.

— Что показывает анализирующее устройство? — спросил капитан Уда.

— Воздух несколько отличается от нашего, однако вполне пригоден для дыхания, смертельных бактерий и вирусов не обнаружено, температура…

— Ну ладно, ладно, — оборвал его Уг. — Понятно. Значит, жить можно.

— Можно, — согласился Уд. — Ну, мы же собираемся…

— Конечно же, нет! Отремонтируем крейсер, и домой, а там война в самом разгаре! Как же у меня чешутся руки разнести этих ублюдков в клочья! — Капитан яростно потёр ладони друг об друга.

— И мне тоже! — услышали они один из женских голосов, и обернулись.

— Кто вы? — спросила вторая, приподнимаясь в кресле и прикрывая наготу.

— Капитан Уг, а это мои люди, мы спасли вас из плена!

— И мы уже дома? — спросила обладательница более высокого голоса, одетая в серебристый комбинезон, превращённый дикарями в лохмотья.

— Пока нет, — спокойно произнес капитан. — Но скоро будем. Мы уходили от погони, и были вынуждены применить «Большой прыжок». Надеюсь, понимаете, что это такое?

Женщины кивнули.

За то время, пока капитан Уг со своими подчинёнными приводили в порядок все системы крейсера, спасённые пилоты грузолёта Уифа и Уира поведали им о том, что пережили в плену дикарей. Их грузолет поставлял провизию на одну из космических станций, и вдруг неожиданно забарахлила система охлаждения. Женщины вынуждены были сесть на чужой территории, так как уже перелетели восьмикилометровые скалы. Приземлившихся сразу же окружили танки и несколько десятков дикарей. Они грозились применить оружие, если пилоты не выйдут к ним. А когда те вышли, их связали, а грузолет уволокли танками. В пещерах их долго допрашивали о том, какова сейчас мощь уганцкой армии, её численность, и тому подобное. После допроса, в котором применялась сила, вождь дикарей предложил им работу в обмен на сохранение жизни.

— И что это за работа? — спросил Уг.

— Мы должны были тренировать их, как они выразились, малоквалифицированных пилотов! — ответила Уифа.

— И что вы им ответили?

— Мы отказались! — твёрдо произнесла Уира

— Тогда они … — голос Уифы задрожал, глаза налились слезами. — Они, они…

— Изнасиловали нас! — с яростью впившись ногтями в подлокотники кресла, резко произнесла Уира. — А потом накачали какой-то дрянью, заковали в цепи и оставили там, где вы нас и нашли!

Копья, стрелы, набедренные повязки, дикарские выходки — это всего лишь маскарад, разыгранный спектакль, который уганхи играли многие тысячелетия. А, тем временим, их гениальные учёные с не менее гениальными планами, находясь под землёй или в недрах гор, а так же, в самой цепи великих Разделительных скал, создавали мощное оружие. Они хорошо изучили тактику и стратегию противника за время войны, притворяясь и разыгрывая из себя недоумков и дебилов. А потом была девяностотрёхлетняя передышка, им оттяпали полпланеты, ссылаясь на то, что даже псевдоразумные твари имеют право на жизнь. Эта информация из уст, спасённых пилотов вконец развинтила психику капитана и двух его солдат.

— Они блефовали на протяжении многих веков! Но зачем? — недоуменно спросил Уг, обращаясь, скорей, всего сам к себе.

— Этот блеф им был выгоден, — совершенно спокойно ответила Уира. — Притворяясь никчёмными тварями из джунглей, они нарочно зарекомендовали себя, как слабого противника, усыпляя тем самым нашу бдительность! Ответьте мне, капитан, после того, как нас разделили скалы, правительство что-нибудь сделало для укрепления своих границ? Увеличило ли оно армию? Её мощь?

— Нет, — несколько смутившись, ответил капитан, такие мысли никогда не посещали его.

— Вот именно, нет! — с нажимом на последнее слова сказала Уира. — Все уверенны, что с дикарями можно справиться и с этим, давно не меняющимся вооружением! Незачем тратить деньги на разработку новых технологий! А уганхи готовились, тщательно готовились! Для одного решающего сражения, в победе в котором они не сомневаются!

— Это значит, что сейчас на Угане война! А мы сидим здесь, и не можем помочь нашим! — взбеленился Уд.

— Да, именно так! — с горечью произнес капитан, и добавил уже решительно и громко. — Уз и Уд, берите сварочные аппараты, бронелисты, и живо наружу, заваривайте пробоины! В случае чего связывайтесь со мной!

— Есть! — в один голос произнесли солдаты, приложив сжатый кулак к груди, облегаемой красной бронетканью, и быстро удалились.

Капитан, морщась от боли, присел в кресло, голубая ткань на его груди была обожжена, и не менее голубая кровь пропитала её.

— У вас ранение, капитан, позвольте сделать вам перевязку? — спросила Уифа.

— Нет. Некогда, мне еще надо разобраться с системой управления! Хотя за заботу спасибо, Уифа.

Через десять минут в ухо Уга через микродинамик переговорного устройства ударили полные ужаса голоса солдат. Капитан выпрыгнул из кресла, словно на пружине, схватил лучевое ружье и, вдавливая кнопку электронного замка, крикнул недоумевающим женщинам:

— Оставайтесь здесь! Снаружи что-то случилось!

Когда он выбрался из крейсера, то чуть не упал в обморок, потому что увидел перед собой уганхов. Однако приглядевшись лучше, он понял, что это какие-то волосатые зверюги, радостно визжавшие и прыгающие на загрызенных телах его подчинённых. Животные были большеголовые, с мощными зубастыми челюстями, их руки были длиннее обычного, они отрывали куски мяса от убитых и, дерясь между собой, жадно поедали его.

— Ах вы, твари! — дико завопил Уг, так, что сорвал голос и осип.

Палец надавил кнопку-курок, и жёлтые лучи перерезали волосатые туши зверюг. От сильного удара по затылку у капитана померкло в глазах, и он упал на выжженную огнём турбин землю. Резко открыл глаза, пытаясь хоть что-то разглядеть, но в них сверкали ослепительные вспышки. Кто-то очень громко зарычал впереди. Уг моргнул, перед ним стоял и вопил во всю глотку самый огромный из всех находящихся здесь животных зверь. И бил лапищами в свою волосатую, широкую, словно вещевой шкаф, грудь. Капитан стрельнул, и тот распластался на земле, но из кустов, подпрыгивая и издавая гортанные звуки, выбралось еще с десяток тварей. Они неслись на него, не обращая внимания на сражённые лучами тела товарищей. И, не добежав метра два, остановились, повернув головы в сторону густых джунглей, широкие ноздри жадно всасывали воздух. Уг прекратил стрельбу и прислушался. В тот же миг на поляну, с треском ломая под собой деревья, выбежал исполинский ящер. Таких чудовищ Уг нигде не встречал, ростом оно было не менее девяти метров, длинные сильные ноги, короткие когтистые руки, большой череп с мощными зубастыми челюстями. Это была машина для убийства. Ящер бросился за убегающими волосатыми тварями, ухватил одну из них и, вскинув голову, проглотил. Все было бы отлично, и чудовище бы убралось с поляны, угнав с собой волосатых. Но открывшаяся с шумом дверь-панель крейсера и выбежавшие наружу женщины, вооружённые лучевыми ружьями, все испортили. Ящер заметил уганцов, и бросился в атаку.

— В крейсер! Прячьтесь в крейсер! — заорал капитан, вскакивая с земли, он еще так и не поднялся после внезапного нокаута. — Я что вам говорил!

Женщины не послушались Уга и застрочили из ружей, поддерживая его стрельбу. А ящер, не обращая внимания на попадания, настиг отступающего капитана. Тело Уга наполовину исчезло в пасти чудовища, челюсти сомкнулись ещё раз, и его не стало совсем.

* * *

Прошла неделя пребывания уганцов на чужой планете. Оставшиеся в живых женщины сидели в кабине управления и любовались восходом через обширный иллюминатор.

— На Угане я никогда не видела столь красивого восхода, — задумчиво произнесла Уифа.

— И не увидишь больше никакого, — без сожаления сказала Уира.

— И не увижу, — согласилась Уифа. — Эта тварь, когда ты попала ей в глаз, рухнула и разворотила половину нашего крейсера! Да что крейсер, она сожрала капитана, без него мы не смогли бы попасть домой!

— А знаешь, Уифа, я беременна! — вдруг неожиданно объявила Уира. — Я забеременела от уганха, от дикаря, понимаешь?!!

— Я тоже!

— Что???

— Да, я тоже, ты не ослышалась!

Несколько минут они сидели и молчали.

— Что же теперь делать? — наконец спросила Уифа. — На Угане такого еще не случалось, чтобы две расы смешались в одну!

— Случалось, — спокойно ответила Уира. — Давным-давно, когда наши народы жили в мире, рождались такие дети! Но потом их просто-напросто истребили, разрушив символ единения двух рас!

— А какие они, эти дети? На кого они похожи?

— Они не обросшие, как уганхи, но и не безволосые, как мы! Волос рос у них на головах и лишь слегка покрывал тело, женщину меньше, а мужчину больше! Цвет их кожи был разный, черты лица, цвет глаз, форма носа! А еще женские гибриды не могли менять цвет своей кожи, как мы!

— Мне наплевать, что мой ребёнок будет уганцем лишь наполовину! — резко заявила Уифа. — Мы остались одни в этом чужом мире, без шанса вернуться домой! Я буду растить своего малыша, я буду его любить!

— Я тоже! — В глазах Уиры стояли слезы. — Хотя и зачаты они были из ненависти и отвращения к нам!

— А ты понимаешь, Уира, что это рассвет! Рассвет новой жизни на этой планете, родоначальниками которой являемся мы! Появятся существа, гибриды, которые бы не смогли выжить там, на Угане! А здесь им предоставлен шанс, целая планета, красивая и богатая!

— Им придётся начинать все с начала! — с тревогой в голосе проговорила Уира. — Ведь это чужой, полный опасностей мир!

И снова они замолчали, уединившись со своими мыслями и любуясь восходящим над джунглями солнцем.

— Я хочу мальчика! — нарушив тишину, сказала Уира.

— Тогда у меня нет выбора, для продолжения потомства нужна девочка!

Они рассмеялись. Все так и будет, они это знали. Женщины-уганки обладали еще одной чудесной способностью — выбирать пол еще не родившегося ребенка, стоило только захотеть, сильно захотеть.

— А как ты назовёшь своего мальчугана? — спросила Уифа.

— Я об этом думала, и решила, что имя его будет отличаться от имён уганцов, начинающихся на первую букву алфавита «У»! Я назову его Адам, по самой последней букве «А»!

— Тогда мою дочь будет звать Ева, по предпоследней букве! Это будут новые существа, и имена их будут новые!

Окаменевший скелет гигантского ящера, сыгравшего революционную роль в появлении человечества на Земле, был найден многими миллионами лет позже. Учёные дали ему имя Тираннозавр — ящер-тиран.

Татьяна Осипова. ПОКОЙСЯ С МИРОМ

Хук слева. В сторону Макферсона полетели кровавые сгустки, выбитые зубы. Хук справа. «Что же он не отвечает? — крутилось в голове Томаса. — Давай, Мэтт! Ставь блок! Он же размажет тебя»!

Гладиаторам кричать или подбадривать участников запрещено.

Трибуны «Колизея» забиты до отказа. Зрители орали, улюлюкали, стучали ладонями по спинкам сидений. Бойцы сидели в нижнем ряду и походили на каменные статуи, хотя мускулы на лицах выдавали эмоции, как и игравшие желваки. Том не понимал эти правила, порой поддержка товарища на арене могла решить исход боя. Воины, закованные в металлопластиковые латы, напоминали истуканов, кивали головами, сжимали кулаки.

Администрация колонии считала, что своими драконовскими мерами она сможет пресечь неповиновение и драки. Управляющий тюрьмой решил, что самое верное решение — посадить на поводок особо опасных преступников, отнять у них возможность выплёскивать эмоции во время Смертельной драки. Их посадили на трибуне, в нижнем ряду. Хотя насилия хватало и в коридорах, и в клетках, и в камерах, там всегда правили жестокость и сила.

По меркам арены Колизея Томас уже считался опытным гладиатором, восемь лет — приличный срок. Он провёл пальцами по бритой макушке, сегодня вместо него кровь с песком смешивал Мэтт.

Томас повернул голову в сторону Вонга, ощущая его неодобрительный взгляд. Куратор грозил кулаком, обычно он не показывал эмоций. Макферсон опустил глаза, покусывал губы и молчал, выслушивая назидания Вонга. Знал, что сам виноват, ведь вернулся под утро, нарушил дисциплину.

— Хорошо хоть из комендатуры не позвонили, — прошипел Вонг, продолжая трясти кулаком перед носом провинившегося гладиатора. — Ты вроде на «Сагари» мечтал попасть?

Томас кивнул.

— Ещё один такой ночной круиз, и отправишься в «Рэдлл». Все знали, что это за поганое место. Макферсон тоже понимал, что срок заключения может увеличиться вдвое, и провести его в «Рэдлле» — перспектива не из приятных. Равносильно пустить себе пулю в лоб. Огнестрельное оружие вышло из обихода, а выражение так и осталось.

Отправиться в колизей на Сагари стало бы настоящим подарком — место дарило надежду, но и разбивало её в кровь о песок арены. Томас верил, что на планете Сагари у него есть шанс выиграть бой и получить статус освобождённого. Иначе ещё десять лет придётся выживать в круге колизея, если повезёт. Никто обычно не доживал до окончания срока.

Верзила нанёс новый удар Мэтту. Мощный апперкот подбросил противника. Томасу показалось, что он даже услышал хруст ломающихся костей. Кровь багровым соусом брызнула из ноздрей бойца, выплеснулась изо рта, медленно струилась по подбородку. Макферсон видел всё, как в замедленном кадре кинофильма — и то, как Мэтта отбросило назад, и то, как кровавые росинки замерли в воздухе, а потом окропили кулак ухмыляющегося динарийца. Верзила, двухметровый звероморф с планеты Динария, обошёл поверженного противника, поднимая вверх мохнатые руки, покрытые густой синей шерстью. Он выкрикнул что-то на своём языке, явно матерное, потому что судья динариец пошло ухмылялся и кивал, барабаня пальцами по столу.

Полянский с трудом поднялся, но пошатывался, потеряв ориентацию, словно не видя противника. Верзила развернулся и ударом ноги отбросил его.

Мэтт отлетел к стене, ударяясь затылком. Из горла поверженного воина вырвался стон и булькающий хрип. Гладиатор медленно сползал на коричневый песок. На стене расползалась кровавая клякса. Полянский закатил глаза, хватался пальцами за песок, а тело вдруг выгнула судорога. «Переверните же его! — умолял про себя Макферсон».

— Он же захлебнётся кровью! — выкрикнул, не выдержав накала эмоций Мак. Всякому терпению есть предел!

Удар электрического разряда в шею немного охладил вскипающую ярость. Том зажмурился и выругался.

Никому не было дела до разжалованного генерала Мэтью Полянского, руководившего сражением Космических Сил против галактических червей из созвездия Кита. Он истекал кровью, задыхался. Уборщики приехали после короткого сигнала Сумма Рудиса — главного судьи арены. Зацепили металлическими клешнями тело, сжимая расслабленные мышцы силача, и потащили за собой, оставляя на красном песке две кровавые дорожки.

Томас сжал кулаки. Правила оставались одинаковыми для всех.

Завтра бой. Завтра он отомстит этому Верзиле. В груди что-то ёкнуло, все-таки было жалко Полянского. Чувство несправедливости царапалось в груди, Том с трудом сдерживался, смотрел на пустую арену, где рытвины в ржавом песке напоминали воронки от взрывов, а пятна крови на каменных стенах дополнили пейзаж новыми оттенками красного.

Он вспомнил, как попал после суда на «Колизей», межпланетную тюрьму. Массивное сооружение кружило на орбите Пегас-112, белого карлика, умирающей звезды. Молчаливая зона космоса, рядом не проходили торговые пути или туристические трассы. Место это было глухим и мрачным.

— Ты как загремел сюда? — спросил подошедший заключённый, высокий, плотный, с гладко выбритым черепом. Руки у него походили на клешни, мускулистые, покрытые татуировками. — Я Мэтью Полянский, в прошлом генерал, — он протянул Макферсону руку. Рукопожатие сильное, рука жёсткая, Том кивнул новому знакомому. — После трибунала оказался на «Колизее». — Он сухо рассмеялся, и его смех напоминал кашель. Да и сам он, несмотря на внешний вид и мощь, человеком оказался мягким и добрым.

— Томас Макферсон, — представился новоприбывший. — Сержант КМВ (Космических Модернизированных Войск) Корпорации «Эдельвейс». Участие в восстании на Земле.

— Восстание?! — присвистнул Полянский, присел на низенькую металлическую скамейку и похлопал себя по карманам. — Курить хочется, — он словно осёкся, — запрещено. Из модернизированных войск, говоришь?

— Ага.

— Понятно, за что тебя на эту космическую жестянку отправили.

— Я смотрю, тут многое не так, как на Земле, другие порядки. — Макферсон посмотрел в сторону нагревающегося чайника. Агрегат менял цвет, а потом запыхтел, выдвигая из чрева большую стеклянную чашку. — На трибунах все молчат, тишина. Странно это, не находишь?

— Раньше я тоже так думал. А что тут возразишь, дисциплина. Такие порядки.

— Вместо охранников — роботы.

— Корпорация давно ввела их в охрану «Колизея», во избежание взяток и беспредела. Какой срок у тебя?

— Двадцать лет, — Томас вытащил чашку из агрегата, понюхал коричневую жидкость, приподнял брови и сделал глоток.

— Долго, — протянул Мэтью, — это тебе полтинник будет, если доживёшь, — он крякнул и закашлялся. — Я тут уже пятый год чалюсь, пока противники попадаются не слишком сильные, да и один бой в неделю. Мне уже скоро сорок семь, уставать стал, но гладиаторам хоть какие-то привилегии.

— Согласен, — кивнул Том, вытирая вспотевшую шею, в комнатушке Мэтта жарко, хоть и уютно. — А кто ж смотрит, если… Нет, это же не для нас схватка на арене?

— Том, — рассмеялся Полянский, сунул в жерло агрегата металлическую кружку и нажал на кнопку запуска. — Бой транслируют на станции по всему союзу, зрители делают ставки. Кто-то получает удовольствие, кто-то зарабатывает.

Мэтт рассказывал много, а Том больше слушал, кивал, попивая горячий напиток. Удивлялся, что в этой дыре, в зоне заключения, кофе совсем неплохой.

Полянский ему нравился. Жили они в разных блоках, но по соседству, и часто встречались, могли в определённое время заглядывать друг к другу в гости. Новый друг рассказывал новости, подсказывал, как и где лучше тренироваться, с кем подружиться, а кого лучше обходить стороной.

Несколько месяцев Макферсон присматривался, знакомился с гладиаторами и сочувствующими, так называли тех, кто не участвовал в боях. Несколько раз давал отпор местной шайке беспредельщиков. Они пытались «нагнуть» новенького, это было обычным делом в тюрьме. Его отпор и переломанные руки и ноги сделались неким пропуском в уголовный мир «Колизея».

Скрестив руки на груди, Вонг наблюдал за стычками, кивал и что-то говорил шавкам главаря клана гладиаторов. Больше Томаса не трогали.

Заключённые бойцы делились на несколько сословий — задиры, терпилы, беспредельщики и праведники. Томасу эта разделение казалось странным, пока он не изучил подробно всю иерархию космической тюрьмы и не вышел на первый бой.

Сражение оказалось быстрым, а победа, на удивление Макферсона, далась легко. Коротконогое, покрытое шерстью существо яростно подпрыгивало, пытаясь ударить лапой, метило в шею, выпуская когти. Том не раз сталкивался с инопланетными особями и быстро оценил сильные и слабые стороны противника. Быстро реагировал, разгадав стратегию «лохмача». Бил сильно, но аккуратно, избегал излишней жестокости. Гладиаторские бои никогда не привлекали Макферсона, но держать удар он умел. Комиссия об изоляции решила, что по физическим данным и группе здоровья бывший десантник должен развлекать толпу, играть мускулами, выбивать зубы и, если потребуется, прикончить соперника.

Никто из бойцов не получил никаких увечий или серьёзных травм. «Лохмач», житель планеты Риана, сдался. Судя по хлипким хлопкам и вялым перемигиваниям лампочек, бой прошёл на троечку. Зрители «не разбрасывались бонусами», а Макферсона сразу записали в праведники. Рианец, занимающий нишу терпил, радовался, что его не особо сильно поколотили. Через два дня, проходя мимо Томаса, он всякий раз кланялся и пытался коснуться его ботинок. Тому не нравилось подобное поведение рианца, но он не прогонял его и не отвешивал оплеух, как это бы сделали задиры и беспредельщики.

Высокий рост давал Тому преимущество в драке, к тому же он отлично бил не только правой, но и левой рукой. Местные «девочки» с вожделением смотрели на него, когда он проходил мимо. Дразнили розовыми языками и надували небритые щёки. Томаса они не раздражали, но он решил сбрить волосы наголо, тем более стало удобнее, чем с длинными волосами, стянутыми в хвост на затылке.

— Красавчик Мак, неужели ты решил постараться ради нас? — протянул один из «девочек», когда Томас проходил мимо. Сломанный нос навсегда отбил желание транса и его друзей донимать гладиатора. Да и Макферсону полегчало. Братия беспредельщиков одобрительно хлопала в ладоши, а задиры, вытянув одного голубка из камеры, потащили его в душевую. Кричит он больше для вида, говорил Полянский, сплюнул на пол и выругался.

Противники Макферсону попадались разные, несколько раз он проигрывал. Его не жалели, били ногами в лицо, разбивали нос, выкручивали руки, ломали пальцы. Всякое случалось, уже через год он знал всех сильных бойцов, изучил их тактику, стараясь удержаться на арене. Уйти в переработку было самым худшим, многие хорошие бойцы получали увечья и отравлялись в «трюм».

Однажды Полянский чуть не загремел туда. После трёх проигрышных боёв ему прислали уведомление о «нецелесообразности его содержания на данном статусе заключения». Мэтт перетрухнул не на шутку. Вот тут Томас и узнал, что грозит его другу, не дай Бог, если он отправится отбывать наказание на самый нижний уровень «Колизея».

О «трюме» знали лишь по слухам. Они ходили разные, и каждый приукрашивал жуткие подробности по-своему. Обычно, как говорили, кто спускался туда, больше не возвращался и исчезал в тёмном брюхе космической тюрьмы точно булавка, застрявшая в мусорном баке.

Рассказывали разное, кто болтал, что заключённые после «больнички» становились как зомби. «Их мозги изымают и после перепрограммирования вставляют новым андроидам-надсмотрщикам», кто-то доказывал, что провинившихся используют в переработку, и их умерщвлённые тела идут в пищу заключенным. Эту теорию часто доказывал Урбан, один из задир. Он отбывал срок на «Колизее» восемь лет. К удивлению Тома, Урбан был в отличной форме и говорил:

— Фартит мне, Мак. А вот Полянскому не свезло, поэтому система и забраковала его.

Томас опустил голову на сложенные руки, вытирая пот со лба. Ему не хватало шуток и историй Мэтью, он скучал по нему.

— Брось. Всё шло к этому, Мэтт был хорошим парнем, но не мы решаем…

— Не мы, конечно. Все уверены, что мы преступники! Система решает, кто виновен, причём всегда не в пользу осуждённого, чаще всего всех чешут под одну гребёнку! — внезапно выкрикнул Макферсон, вперившись в Урбана вытаращенными глазами. Лицо Томаса раскраснелось, а рыжий задира всё озирался по сторонам да прикладывал палец к губам.

— Тише, тише. Что ты задумал, Мак? Бунта здесь не потерпят.

— Уроды.

— Не кипишуй, брат. — Урбан приобнял Макферсона за плечи, потом тихо проговорил: — Они всё видят, каждый наш шаг, слышат каждое слово. В твоём случае битва на Сагари может стать счастливым билетом. Только так.

— Мэтт говорил мне об этом, — буркнул немного успокоившийся Томас. Смахнул капли пота со лба и сжал кулаки до боли в пальцах. — Но что-то я не видел объявления об отборе.

— Вонг скажет тебе, когда ты будешь готов.

— Он намекал.

— Это уже плюс, Том. — Задира кивнул, потирая рыжую бороду. — Знаю одно, для поездки в город мечты тебе надо выиграть все бои. То есть победить всех соперников, причем биться ты будешь каждый божий день и не с одним из нас.

— А ты откуда знаешь? — недоверчиво спросил Макферсон.

— Спроси Вонга, — Урбан мотнул головой в сторону камеры тренера, она была в конце коридора и занимала ближайшее место к душевой. Вонг первым мог попасть в столовую, да и его камеру можно было назвать скорее апартаментами, чем клеткой.

На этом разговор с Урбаном закончился. Макферсон вернулся в камеру, уселся на низкий табурет, что взял у Полянского. Вспомнил друга, и так на душе стало тошно, что захотелось завыть и пробить в стене дыру кулаками. Кусая губы, он сжал пальцы в замок, в висках пульсировало, в какой-то момент, который пришёл внезапно, Том понял, что выбор у него один — путь к свободе, это попасть на Сагари. Неважно, как он оказался здесь, и пускай мир полон несправедливости и лжи, его не изменить. Макферсон знал, что с каждым тысячелетием люди становились менее ценной единицей. «Мы расселились не только по своей планете, мы разлетелись по галактике, захватили звёзды и планеты, как вирус, как паразиты, пожирая и эксплуатируя самих себя».

Когда ему исполнилось пятнадцать, его направили на службу по распределению. Он не выбирал судьбы. Часто размышляя о своём предназначении, надеялся, что в его жизни что-то изменится. Не такой жизни он хотел, он мечтал о другом пути — исследованиях дальнего космоса, покорении Вселенной.

Сейчас для него появился шанс выжить. Макферсон знал, что упустить его, значит попрощаться с будущим или когда-нибудь загреметь в «трюм», чтобы сгинуть там, как Полянский.

— У тебя получится, — кивнул узкоглазый Вонг, хлопая Тома по плечу. — Лучше умереть в бою, чем жить, не имея цели, жалеть себя и проклинать участь.

— Согласен. Как думаешь, есть у меня шанс победить, вырваться отсюда?

— Шанс есть всегда, Мак, только и удача, бывает, отворачивается в самый неподходящий момент.

Куратор внимательно взглянул из-под бровей-домиков на Макферсона, словно оценивая его шансы на попытку завоевать свободу.

— Завтра и начнём. Готовься. Помни, победа не главное, тебе не хватает зрелищности боя. Зрители любят накал страстей, им нравится платить за удовольствие. Понимаешь?

Том кивнул.

Внимая словам Вонга, Макферсон не жалел себя. Теперь тренировки занимали всё свободное время. Поначалу беспредельщики и задиры посмеивались. Потом прозвище ему дали — Проповедник Мак. Из статуса праведников он был единственный, к кому приклеилось имя. Возможно, дело было в молитве, которую как-то раз прочитал Том над поверженным противником. Слова — «Покойся с миром» стали визитной карточкой гладиатора.

Он ненавидел жестокость и подлость в схватке, но чтобы выжить, прибегал к любым методам. После нескольких боёв он не мог прийти в себя, он ненавидел себя за то, что делал — убивал и калечил противников. Толпа с экранов рукоплескала и выла от наслаждения. Уроки Вонга усваивались, а куратор кивал, получая свои проценты от победных боёв лучшего из учеников.

Том знал, что зрителям нравятся мучения жертв. Только ему не доставляли эти победы удовольствия. Он не понимал, как у него получается выстоять перед более сильными соперниками. За месяц Проповедник Мак поднялся в третью позицию рейтинга, понимая, что постепенно, но неотвратимо он превращается в другого человека. Эта двойственность пугала, и постепенно Том понимал, что пути назад нет, и он ничем не лучше убийц арены, услаждающих толпу зрителей. Они смотрели с экранов мониторов, которые висели по периметру арены, и жаждали крови, смерти, облизывали губы, сжимали кулаки. Поначалу Макферсон вглядывался в их лица, а потом его мысли занимал лишь бой, поверженные воины становились ступенями, а победы — возможностью получить билет к свободе.

Заняв первую позицию в рейтинге, Проповедник Мак превратился в бездушную машину для убийства, его больше не захватывали эмоции зрителей. Наносил удары, ломал челюсти, шеи, пробивал головы и, склоняясь над умирающим противником, шептал:

— Покойся с миром.

Если раньше это были слова раскаяния, теперь они превратились в некий слоган, в особую метку Проповедника Мака, в его фишку.

Вонг получал дивиденды, хозяин «Колизея» зарабатывал как никогда хорошо. Том имел привилегии — отдельную камеру, хорошую еду, возможность получить ласки местных жриц любви и свидание, только некому было навещать его.

Несколько раз он встречался с Бозом, тучным, краснолицым управляющим арены. Боз, представитель расы пелеверов, был человеком, если не считать четырёх глаз на круглом покрытом выщерблинами лице. Мерзкая наружность и тошнотворный сладкий голосок, как у «девочки», добавляли ко внешности Боза неприятный осадок.

— Ты принёс хозяину хорошие деньги, Мак, — Боз сложил пухлые лапки с длинными выкрашенными в алый цвет ногтями на плотном животе. — Выпьешь?

Томас покачал головой, не проронив ни слова.

— Вонг сообщит тебе дату отправления на Сагари.

— Хорошо.

Боз приподнял редкие рыжие брови, видимо ожидая другой реакции. Пожевал губами, а потом приказал увести заключённого.

Сердце Тома Макферсона билось спокойно, несколько месяцев назад он бы кричал от счастья, узнав подобную новость. Теперь ему было всё равно, он больше не спорил с собой, не строил планов. Размышления о будущем погрузились на дно глубокого колодца, как и душа Тома, закрылась точно моллюск в раковине. Он знал одно, что всё будет так, как задумывалось, и просто шёл к цели.

* * *

Песок на арене Сагари другой, не такой, как на космической тюрьме. Колизей не меняет названий, в любой точке галактики сооружение для битв гладиаторов именовали одинаково.

Макферсон опустился на одно колено, зачерпнул пальцами чёрные песчинки. Песок пах странно, этот запах напоминал о страшных временах, о войне, о смерти. Том вдруг подумал, что это пепел сожжённых бойцов. Всего на мгновение сердце сжалось. Он закрыл глаза, попытался отрешиться от всего настоящего. Песок сыпался между пальцев, напоминая уходящее время. Сегодня первый бой.

Яркая голубая звезда к полудню превратила небо в белое марево. Жара заставляла воздух дрожать на горизонте, напоминала дыхание адской пустоши. Серебристые изломы зданий тянулись вверх, словно огромные колосья, зеркальные окна напоминали сияющие глазницы Бога.

Мак, прищурившись, приложил руку козырьком ко лбу и вгляделся вдаль. Колизей лежал на возвышенности, отсюда город был виден как на ладони. Горячий ветер, порывистый и сухой, обжигал дуновением. Том сделал несколько вздохов свободы и направился прочь со смотровой площадки.

В колизее Сагари к нему не была приставлена охрана, надсмотрщики были не нужны, ведь выбраться за высокие стены было невозможно.

Когда голубая звезда покинула зенит и медленно направилась в сторону горизонта, прозвучал сигнал для гладиаторов. Томас покинул комнату, где находился на время проведения соревнований, вышел, рассматривая разномастную толпу воинов. Рианцы, маленькие, покрытые шерстью; высокие высокомерные динарийцы; сагарийцы, похожие на людей, но имеющие в отличие от них по две пары рук; представители человеческой расы; жилистые марсиане с серой кожей. Макферсон многие виды не мог распознать, многоликая толпа напоминала реку, которая медленно втекала во вход, стилизованный под пасть дракона.

Мускулы напряглись, и Том сделал глубокий вдох и выдохнул. Сегодня он должен победить во что бы то ни стало.

Гладиаторы расселись на длинных скамьях, за спинами решётки. Арену закрывала металлическая сетка, через которую проходил плазменный ток. Правила оставались правилами и были неизменными везде в галактическом союзе. Шуметь, выкрикивать или вставать с места бойцам было запрещено.

Макферсон смотрел на огромные экраны, где транслировался бой, а ещё время от времени на нём появлялись яркая реклама и рейтинг участников.

Имена передвигались в списке на экране, кто-то выбывал, кто-то занимал более высокую позицию. Рядом загоралось имя претендента и количество набранных очков. Том вскоре увидел и своё имя в конце списка, рядом красовалась грозная морда сагарийца, с которым придётся сражаться.

Наблюдая за схватками противников, он видел, что на арене бойцы довольно-таки сильные. Жестокие приёмы в колизее космической тюрьмы были ничем по сравнению с битвой на Сагари. Оружие появлялось только у тех бойцов, кто набирал определённое количество баллов. Сдаваться здесь было не принято, проигравший должен был умереть.

Размышления прервал голос из громкоговорителя.

— На бой вызываются Проповедник Мак и Римус Клачнер.

В ногах небольшая дрожь, Макферсон выдохнул, размял шею коротким рывком влево-вправо и лёгким шагом направился к арене. Своего противника он увидел выходящим с другого конца Колизея.

Ростом сагариец был с Тома, и по телосложению не уступал, поигрывал бицепсами четырёх рук, бросал сопернику обычные угрозы в стиле «я размажу тебя, втопчу в песок». Том кивал, изучал соперника, выпадом вперёд проверял его реакцию.

Они ходили кругами, пока не сцепились как разъярённые псы. Разгорячённые тела пахли потом. Удары сагарийца короткие, резкие. Несколько раз Макферсон пропустил хук слева, выпустил коброй джеб, разбивая нос Римусу.

Крепкий орешек двигался быстро, не желая уступать. Вторая пара рук делала положение соперника более выгодным. Никто не хотел сдаваться, поражение в первом раунде означало выбывание из игры.

На третьем раунде из шести Макферсон получил длинный нож кукри и воспользовался им, отрубив одну из рук сагарийца. Теперь шансы немного сравнялись. Расслабляться было рано, следовало тянуть время, толпа не любила быстрых побед, ей необходимы зрелище, красивые удары и кровь, много крови.

В четвёртом раунде Римусу достался трезубец, которым он чуть было не проткнул врага. Пятый раунд решил исход боя нокаутом. Сагариец упал на бок, отлетел в сторону. Мощный удар ногой Макферсона, хруст сломанного позвоночника довершили сражение.

— Покойся с миром, — произнёс Проповедник Мак.

Ни сожаления, ни стыда за убийство. «Мы все сделаны из одинакового жёсткого теста, замешанного на крови и песке». Он поднял вверх руки, слыша крики с трибун, переходящие в истерию.

Взгляд упал на большой экран, он никогда не смотрел на себя со стороны, теперь увидел и не узнал. Отвёл глаза в сторону, чтобы не думать, что последний луч света погас, так и не отыскав путь.

Не проиграв ни одной схватки, Макферсон занял первую позицию в рейтинге, устал, ощущая, как ломило мышцы. За шесть дней состязаний он превратился в молчаливую машину, верно следуя цели. Дни сливались в часы — бои, штопанье ран, отдых, принятие пищи, сон, тренировки.

Последняя схватка остановила выбор на динарийце Дуллу. Томас вспомнил драку между его соплеменником и Полянским. Бой, который решил всё для Мэтью, отправив беднягу в «трюм» космической тюрьмы.

Дуллу не уступал ростом Верзиле, синяя шерсть на могучем торсе со следами прошлого боя, кровавые сгустки и грязь напоминали Тому день, когда его друг потерял надежду, потерял жизнь.

— Проповедник Мак, — осклабился Дуллу, поманив Макферсона пальцами шестипалой ладони. Показывая клыки, динариец пытался запугать соперника, но понял, что противнику всё равно.

Ударив по кулакам Дуллу сжатыми ладонями, Макферсон сделал шаг назад. Занял боевую позицию, сжимая кулаки, и рисовал в голове план атаки. Толпа, которая только что вопила на разных языках галактического союза, притихла. Жадные взгляды, алчущие зрелища, устремились на арену. Те, кто сидел на верхних рядах Колизея, смотрели на гигантские экраны, облизывали пересохшие губы, сжимали пальцы, проверяли значения ставок и вероятность исхода битвы.

Томас нанёс удар первым, ощущая, что противник на этот раз попался серьёзный. Он думал о Мэтте, и эти мысли мешали сосредоточиться. Пропустив джеб, Том ощутил, как хрустнуло в челюсти, мощный удар Дуллу заставил поморщиться, он сплюнул кровь в черноту песка под ногами и ответил боковым ударом по рёбрам динарийцу.

Выдержав боль, Дуллу заблокировал новый удар в лицо, наступал, скаля клыкастый рот. Ударив соперника в печень, Макферсон выиграл время, чтобы завершить бросок, подпрыгнул, делая выпад ногой, уронил навзничь Дуллу. Рычание и ругательства были обычным делом, зачерпнув песок, противник попытался засыпать глаза Проповеднику Маку. Он уклонился, не давая сопернику подняться, оседлал динарийца и наносил удар за ударом, разбивая покрытое шерстью лицо. Гладиатор заревел, а из его горла выплеснулись кровавые слюни. Улучив момент и изогнув спину, динариец сбросил с себя Тома. В его глазах пылала ярость — первый признак приближения поражения. Или нет? Противник выхватил оружие из стены — длинный меч с кривым лезвием. Макферсон уклонился от удара, до его «бонуса» необходимо было добежать метров двести. Соперники набрали одинаковое количество очков.

Том нанёс мощный удар в живот Дуллу. Динариец согнулся пополам и получил коленом в оскаленную морду, отлетел назад, но устоял на ногах, поднимая волну из песка.

— Бежать поздно, Проповедник Мак! — зарычал динариец. — Я твоя смерть!

Он сжал меч, направляя его в сторону гладиатора, и понёсся за ним. Взметая пыль, Дуллу выставил оружие перед собой и летел с рёвом, выплёвывая из перекошенного рта ругательства и проклятия.

Глаза стали словно лучше видеть, Томас сфокусировал взгляд на оружии, появившемся в проёме стены арены. Добежал и легко выхватил его, это оказался топор с длинной ручкой. Дуллу приближался. Рассекая воздух, Макферсон раскручивал топор в руках, не давай подойти динарийцу, а потом налетел вихрем. Лезвие вошло в голову противника, раскололо её надвое, как спелый фрукт. Фонтан крови забил вверх, он пульсировал, окропив чёрный песок и лицо Макферсона.

Дуллу рухнул на колени.

— Покойся с миром, — прошептал Томас и отрубил динарийцу голову. Посмотрел на экран, увидел себя, покрытого бордовой кашей из песка и крови. По трибунам пронеслась волна одобрительных возгласов — зрители скандировали имя Макферсона, махали руками, свистели и дудели в дудки, хлопали и стучали по сиденьям. Томас внезапно понял, для чего он здесь, почему он победил всех на арене Сагари. Осознание пришло внезапно, как будто он всегда знал о своём предназначении. Оно на время скрылось в ячейках памяти, а теперь походило на выстрел.

Том не придавал значения голосу из громкоговорителя, который вещал с перерывами на торжественную музыку. Движения, лица, звуки стали туманными образами. Время ускорилось, оно словно подгоняло его, мелькали — стены колизея, песок арены, андроиды, открывающие двери. Комната, звук щёлкнувшего замка, душ, постель.

Утро. Воздух чистый и свежий. «Всё не так, как обычно», — пронеслось в голове Макферсона. Он позавтракал, выпил кофе, вспоминая агрегат Полянского, улыбнулся, подумал, где же сейчас Мэтт. К полудню двери открылись, два улыбчивых андроида, не похожие на надсмотрщиков, активировали чип Томаса, внесли изменения, оповестили, что срок заключения завершён.

— Вы свободный гражданин.

Мак кивнул, не испытывая радости, он не чувствовал ничего. Машина для убийства скрылась внутри сознания, тело ныло, из желаний появилось одно — покой, тишина, и больше ничего.

— Вам необходимо выступить на торжественном вручении вольной грамоты победителю гладиаторских боёв 2121 года, — проговорил один из андроидов, он улыбался белозубо так, а светлые искусственные волосы каждый раз подпрыгивали, напоминая пружины. Томасу хотелось, чтобы робот скорее заткнулся, его мелодичный голос раздражал, как и кивки второго, в белой униформе, с гладкими ладонями, лишёнными отпечатков и линий.

Коридор до арены казался мучительно длинным, теперь время сыграло новую шутку, оно растянулось и болезненно посмеивалось над Проповедником Маком, победителем игр года.

Кровавая ковровая дорожка походила на гигантский язык космического кальмара. Голубая звезда ярко светила в зените. Над Колизеем появились защитные щитки, и тень опустилась на арену, на лицо Томаса.

Гомон голосов зрителей стих, они затаили дыхание, а потом начали бурно приветствовать победителя. Из рук мэра Сагари Макферсон получил пластиковое удостоверение свободного гражданина. В голове снова что-то щелкнуло, в уши крикнуло: «Уничтожить цель!»

Гладиатор, получивший свободу, выхватил оружие у одного из охранников и ловко выстрелом из бластера продырявил грудь мэра. Лазерная вспышка разрезала телохранителей, двух андроидов и секретаря градоначальника. С трибун послышались крики, на экране вспыхнула рваная трещина. Томас ринулся к трибунам, преодолевая высоту, не удивляясь появившейся силе и способности высоко прыгать, он взобрался в VIP зону. Убивал высокопоставленных персон, превратился в зверя без души и сердца, движимый будто чужой волей, не имеющий возможности остановиться. Рядом прогремели взрывы, лазерное гудение выстрелов резало толпу зрителей, как мясо на скотобойне. Бойцы в форме повстанческого союза появились словно ниоткуда, превращая людей в кровавую слякоть.

* * *

— Благодарю вас, агент 1205, за выполненную работу. — Голос генерала твёрдый, с металлическими нотками. — Командор сопротивления Сагари лично просил вас рекомендовать для дальнейшей службы.

— Спасибо за доверие. — Томас поднял ладонь под козырёк и щёлкнул каблуками.

— Отдыхайте. У вас десять дней отпуска, агент.

После очистки памяти остатки неприятных воспоминаний растворила программа. Космическая тюрьма «Колизей», схватка и победная битва на арене Сагари, дружба с Полянским и его поражение.

Капитан Макферсон поднимался по трапу на космический лайнер, отпуск на Земле стал отличным подарком. Знакомый голос выскочил словно ниоткуда, Том обернулся и увидел высокого мускулистого мужчину. Тот немного сутулился и, улыбаясь, махнул ему рукой. Он показался незнакомым, нет, капитан никогда не видел его прежде.

— Проповедник Мак! — воскликнул незнакомец. — Какими судьбами?! А я попал под амнистию, как власть переменилась… Что молчишь? Это же я, Мэтью! Полянский!

— Вы, наверное, ошиблись, — искренне проговорил Макферсон, надевая солнцезащитные очки. Он поднялся по трапу, оставляя на платформе удивлённого Мэтта, который ещё неделю назад наблюдал схватку Проповедника Мака на арене Сагари. Вся космическая тюрьма смотрела захватывающее шоу. Никто не видел финала, когда программа агента 1205 пришла в действие — ликвидация по указке генералов галактического союза неугодного правительства Сагари.

Мэтт выругался и сплюнул на гладкий вычищенный до блеска пол, рассуждая, как слава меняет людей: «Почему Мак сделал вид, что не узнал меня, да и кто вспомнит обо мне хоть что-то?»

Перед глазами Томаса стояло лицо незнакомца. Выцветшая рубашка в полоску, татуировки на мускулистых руках. Он повторил его имя. Ничего не всплыло в памяти. Чистильщики сознания всегда работали хорошо.

Клэр Вирго. НАХОДКА

«Ну вот, опять не успел», — пронеслось в голове, прежде чем нож распорол защитный комбинезон и вонзился в тело. Одновременно с разлившейся в левом боку болью в лёгкие проник ядовитый газ, и я закашлялся. Противник отбросил оружие и встал. Я не мог видеть выражение его лица за маской противогаза, но был уверен, что он усмехается. Ну как же, третий раз побеждает.

Окончательно задохнувшись от газа, я задержал дыхание, закрыл глаза и, уже теряя сознание, почувствовал, что окружающая действительность изменилась.

— Очнулся, Лэрт? — Рядом стоял Мирос, сегодняшний победитель, и протягивал мне руку. — Все нормально?

Я зло посмотрел на него, но руку всё же пожал. Что уж греха таить, выиграл он честно. Как и в прошлый раз.

— Сойдёт, — процедил я сквозь зубы, отворачиваясь.

— Ну что ты как маленький? Это же всего лишь игра.

В чём-то он был прав: это действительно была игра. Вот только от неё зависела моя дальнейшая судьба. Мы оба, как и ещё несколько десятков человек, проходили отбор для колонизации планеты Дельта-4. Сведения о ней были довольно скудны: воздух ядовит, дышать невозможно, но планета обитаема. На ней множество видов живых организмов, в том числе и один разумный. А вот как наладить с местными контакт — никто не представлял. Поэтому в первую очередь отбирали тех, кто сможет за себя постоять при любом раскладе. Вот и отрабатывали мы в виртуальной игре навыки ближнего боя, оттачивали реакцию. Пятеро с наилучшими результатами полетят на Дельту. Остальные останутся.

Полететь я очень хотел. Терять мне было нечего. Мать умерла недавно, отец пропал в первой экспедиции к Дельте: несколько человек ушли на разведку и не вернулись. Когда вышли всё сроки, а пропавшие так и не нашлись, экспедиция сочла их мёртвыми и улетела. Я лелеял надежду полететь на Дельту и найти отца. Поэтому проигрышам на тренировках огорчался, ведь это был мой единственный шанс.

— Для тебя это только игра. А для меня нет. — Историю о пропавшем Коэне Баретте знали все, поэтому Мирос посерьёзнел и кивнул.

— Ладно, прости. Давай, я тебя потренирую?

— Правда?

— Конечно. Я по результатам, считай, уже в команде, конкуренции почти никакой. А ты парень неплохой, целеустремленный. В отличие от этих, — Мирос кивнул на юношей, тренирующихся в виртуале, — точно знаешь, чего хочешь.

Неделя прошла для меня как в тумане, однако помощь Мироса не пропала зря: я попал в команду. Радости моей не было предела. Я полечу на Дельту! Найду отца!

Я старался не думать о тяготах пути, о сложностях, ожидающих нас на чужой планете… Всё это было где-то там, далеко. Сейчас же в голове билась лишь одна мысль: я лечу!

Месяц спустя наш шаттл с подготовленной командой на борту совершил гиперпространственный прыжок и вышел в обычный космос уже рядом с Дельтой-4. Мы приникли к иллюминаторам. Из космоса планета казалась очень уютной: белые барашки облаков, синие островки воды и желтые — суши. Все было похоже на нашу планету и одновременно не похоже. Даже спутником у Дельты была приличных размеров луна, вот только вращалась вокруг оси не так, как наша.

Шаттл вышел на орбиту планеты и подготовил челнок для спуска. Инженеры точно рассчитали место приземления: та же территория, куда спускалась первая экспедиция. Я об этом знал и именно поэтому так надеялся хоть что-то узнать об отце.

Разумеется, я был в составе тех, кто спускался на поверхность. Иначе и лететь было незачем. Мирос сел в соседнее кресло, пристегнулся и подмигнул мне. Я улыбнулся и приготовился.

Признаюсь, Дельта меня разочаровала. Было заметно, что относительно недавно на планете произошел какой-то катаклизм: обвисшие провода непонятного назначения, странные сооружения с дырками через равные расстояния, искривленные столбы с уродливыми утолщениями наверху… Все это уже начала забивать растительность, даже на зданиях пустила корни и тянулась к солнцу. Иногда приходили странные существа, которые глазели на нас из-за куч хлама и мусора.

Однажды, выйдя на разведку, я нашел неподалеку от нашего лагеря странную игрушку — грязного и потасканного медведя. У него не хватало глаза, и правая лапа висела на двух нитках. Однако в нем было что-то знакомое. Я подобрал его, сунул в рюкзак и пошел дальше, не переставая думать о нем. И тут я вспомнил! Такого медведя, только целого и чистого, однажды подарил мне отец. И я отдал мишку ему, когда он собирался в экспедицию. Сказал, чтобы тот напоминал обо мне. Теперь я был уверен, что отец был здесь.

Выйдя на какую-то площадку, я увидел странный черный круглый предмет. Подошел, пнул. Предмет оказался из какого-то пружинящего материала. Наклонился, чтобы взять образец и тут увидел их! Три существа, в непонятных балахонах и в таких же масках и перевязях, как у нас! Это были местные, я точно знал. У нас тяжелые ботинки, а у этих ноги были замотаны в какие-то тряпки. И никаких штанов.

Они стояли и смотрели на меня сквозь стекла противогазов. Зачем они им — ума не приложу. Насколько мы знали, местные дышали ядовитым для нас воздухом без особого вреда для себя. Я встал и поднял руки, как вдруг сбоку на меня кто-то налетел и сбил с ног. Противогаз на лице сместился (хорошо, не слетел, умер бы на месте!), и я не мог разглядеть нападавшего. Отбивался руками и ногами, колотил по его телу, пока не сообразил, что на противнике комбинезон. Что? Откуда? Кто он такой?

Я слепо шарил свободной рукой по камням, пытаясь найти хоть что-то, что бы помогло избавиться от навалившейся на меня туши, и нащупал что-то мягкое. Медведь! Ну да, конечно, из всего бесполезного я нашел самое бесполезное.

Удар по лицу вернул противогаз на место, и я увидел над собой руку с занесённым ножом. Накрыло ощущение дежавю. Крикнув: «Не надо!», я выкинул ненужную игрушку, пробуя защититься. Противник на секунду отвлёкся на медведя, а потом замер и опустил нож.

— Лэрт? — послышался глухой хриплый голос. — Это ты?

— Отец? — Я не верил своим ушам. Собирался найти отца, а тот сам нашел меня. Но как?

Человек откинул нож и стащил противогаз. Я в ужасе замахал руками.

— Надень немедленно. Умрёшь!

— Нет, Лэрт, этот воздух для нас не опасен. Первое время просто кружится голова от избытка кислорода. Попробуй.

Я решил поверить отцу. Медленно снял противогаз, принюхиваясь. Воздух был чистым и прозрачным, только словно чуть густоватым, я видел, как он струился вверх от нагретой поверхности. Голова закружилась. Отец помог мне встать, подвел к тем трем наблюдателям, и они помогли мне дойти до хижины отца.

Оказалось, что здания с дырками — это дома. В одном из таких и обосновался отец с товарищами, когда экспедиция улетела. Отец рассказал, что, когда он понял, чем на самом деле занимается их компания (работорговлей, ни больше, ни меньше), он отказался в этом участвовать и решил остаться на планете. Его поддержало несколько человек, и они сбежали. Местные помогли им. И теперь они общаются, защищают друг друга. А противогазы местные надевают просто так, в шутку.

Отец рассказал, что предположительно произошло с этой планетой — разрушительной силы оружие было применено в войне, и это послужило началом всемирной катастрофы. Немногие выжившие спрятались в подземных бункерах, а спустя много лет, когда очистился воздух, вышли на поверхность.

Я решил, что останусь с отцом. Дома меня никто не ждал. А здесь… Целый неизведанный мир лежал у ног.

— Я остаюсь на Дельте, отец, — сказал и посмотрел на него.

Он улыбнулся.

— Не на Дельте, сынок. Местные называют ее Земля…

Вадим Кузнецов. ДЖАМБО-ОСВОБОДИТЕЛЬ

Белокурые пленницы находились за прочными стеклянными перегородками. Они сидели, каждая в отдельной секции, закрытые на магнитные замки. Женщины вели себя по-разному. Одни хмуро прятались по углам, другие беспомощно били кулаками по стенам, эмоционально, но беззвучно кричали, ибо вопли не слышны через звуконепроницаемые преграды.

Лишь одна большеглазая девушка стояла и смотрела прямо на него, прижав открытую ладонь к прочному органическому стеклу.

— Что застыл, Джамбо? Нравится? — спросил Бумбака.

— Она… другая…

— Конечно! Но девка, как и все остальные — живой капитал! Эти белокожие самки с Гедонии позволят пополнить наш оскудевший счёт в Галактическом банке. Мы отремонтируем корабль и будем готовы к новым большим делам! Ты, Джамбо, особо не засматривайся! Сделка есть сделка! Жёлтым нужен непорченый товар! Девственницы! Нам хорошо заплатят за воздержание! Хватит глазеть, парень, пошли пить!

Джамбо нехотя подчинился. Темнокожий капитан Бумбака отечески похлопал юнгу по плечу и проводил в кают-компанию межгалактического корабля «Крокодайл», где другие матросы уже вовсю пьянствовали. Экипаж праздновал успешный гиперпространственный прыжок и будущие баснословные барыши.

Пираты славно потрудились половину временного цикла (временной интервал, примерно равный земному месяцу) назад. Корабль долго болтало по малозаселённым галактикам, заканчивалась провизия, а сам «Крокодайл» нуждался в серьёзном ремонте. Темнокожие волновались, пухли от голода, и уже назревал настоящий бунт, пока в галактической информационной сети не обнаружилась заявка на пятьдесят белых женщин. Бумбака не прощёлкал удачный заказ, взял курс на Гедонию, и эта успешная операция сплотила негров.

Экспедиция оказалась простой. Планета Гедония населена невежественными дикарями, они глупы и доверчивы. У этих первобытных народов нет ни письменности, ни культуры. Нет денег и государства. Люди живут за счёт первозданной природы, не пытаясь поставить её себе на службу. Охотятся на диких зверей, собирают плоды местных растений. Подобные люди — галактический мусор. Грязь. Бесплатная рабочая сила.

А Джамбо ждал настоящих приключений! У него первый рейд на настоящем пиратском судне. Парень прожил всего около двести пятидесяти циклов. Он очень молод, по сравнению с остальными членами экипажа, лучше выглядит. Юношеское тело ещё не обветрилось на задворках чужих планет, органы не износились после многочисленных сеансов гипносна и злоупотребления алкоголем. Такой красавчик — отличная приманка для глупых белокожих самок.

Бумбака приказал, а Джамбо выполнил. Одним тёплым вечером темнокожий юнга пробрался в тихое поселение дикарей. Их мужчины в этот цикл времени находились далеко, охотились на больших пушных зверей. Вернутся нескоро, поэтому можно соблазнять покинутых женщин.

Джамбо уверенно вошёл в ветхую хижину на отшибе, где жила одинокая белая девушка. Негр показал белоснежке продолговатый жёлтый плод, неведомый на Гедонии. Сладкий, как сахар, сочный, как нектар. Белая самочка попробовала неизвестный фрукт, и ей понравилось. На следующий день Джамбо принёс уже две связки больших бананов и раздал десятерым белым девушкам. Взамен он ничего не просил. Только улыбался во весь свой большой рот. Дикаркам нравилась белоснежная улыбка негра, они никогда не видели таких здоровых зубов. Ведь их мужчины не следили за собой, не посещали врачей. Первобытные люди вообще не ухаживали за своими телами. Никакой гигиены, никакой медицины. От любых болезней белые лечились сухими корешками, а мылись только тогда, когда грязь уже начинала сильно прилипать к телу.

Да, Джамбо понравилась самая первая девушка, с которой он познакомился, но естественная брезгливость не позволяла сблизиться. Паренька передёргивало от самой мысли оказаться с ней в одной постели. Поэтому Джамбо просто выполнял приказ капитана, отбросив иные чувства и желания.

«Это всего лишь товар! Его нельзя портить! Плохой товар воины Дракона не купят!» — неоднократно повторял Бумбака. Юнга не хотел портить товар. Он всегда слушался своего капитана.

К счастью, язык дикарей оказался примитивен, поэтому люди быстро поняли друг друга. На второй день Джамбо принёс девушкам несколько простеньких украшений. Обломки зеркал, сгоревшие керамические процессоры и конденсаторы, найденные в захламленном корабельном трюме.

Через три дня вместе с юнгой в поселение дикарей вошли еще несколько пиратов. Пришельцы подносили белым женщинам невиданные, удивительные для них, дары и звали за собой. Всё шло просто замечательно!

Прошла стандартная шестидневная неделя, и пираты сумели заманить около сотни дикарок на свой межзвездный корабль. Медицинский агрегат «Крокодайла» проведёт полное обследование белоснежек и отберёт особей, пригодных к продаже.

Когда белые мужчины возвратились в родное поселение, было уже поздно. Пираты с усмешкой наблюдали сквозь иллюминаторы, как эти грязные волосатые троглодиты орали, угрожали копьями и бросали камни в прочный металлический корпус корабля. Затем, когда это не помогло, варвары принялись складывать хворост возле входного люка. Высокий лохматый вождь, увешанный костяными ожерельями и украшенный перьями птиц, верещал больше всех. Он самолично запалил факел и уже собирался разжечь костер, как люк корабля открылся.

Пираты стали выпускать «бракованных» женщин, и это немного успокоило разбушевавшихся дикарей. Но, как только вышла последняя особь, познавшая мужчин, люк снова захлопнулся, и Бумбака скомандовал на старт. В трюме пиратского корабля оказалось пятьдесят шесть молоденьких девственниц. Победа! Прекрасно выполненная работа. Отличный товар.

Белокожие дикарки Гедонии пользуются исключительным спросом у людей Золотого дракона. Некоторым гедонийкам повезёт, они станут персональными наложницами богачей, а остальные отправятся в публичные дома Поднебесной Империи.

— Заходи, Джамбо! — Бумбака уверенно подтолкнул юнгу вперёд.

— А! Капитан! Выпей с нами рому! — послышалось из прокуренной комнаты.

Они прошли в душное помещение и сели за пустой столик.

В кают-компании шумно. Ром льётся нескончаемой рекой. Пираты орут и бесятся, словно безумные. Гремят по столам жестяными кружками, горланят песни. Одни пускаются в зажигательные пляски, другие тыкают пальцами в иллюминаторы, противно ржут, а чернокожие, уже изрядно вкусившие хмельного, лежат тёмными «трупиками» по углам каюты. Праздник продолжается.

— Капитан, когда мы выходим к месту встречи с торговцами? — поинтересовался Джамбо.

— Через два-три дня полёта. — Бумбака показал на карманную планшетную доску. — Видишь эту систему жёлтого карлика? На третьей планете от звезды установлен галактический маяк. Он приведёт «Крокодайл» к назначенному пункту.

— Мы продадим всех пленниц? Ведь у нас не пятьдесят, а пятьдесят шесть белокожих…

— Всех! И я даже планирую взять с этих узкоглазых тварей больше денег за срочность! А что такое? Тебе все-таки глянулась дикая самочка? Бледная, как мертвая рыба?! Ха! Извини, но порченый товар жёлтые не возьмут. Я не могу тебе разрешить покувыркаться с белоснежкой.

Бумбака даже представить себе не мог, что Джамбо интересовал не только животный секс. Молодому парню казалось, что он испытывает иные чувства к белой девушке. Несколько раз за последнюю неделю юнга тайком навещал пленницу. Они смотрели друг на друга через холодное стекло и обменивались безмолвными взглядами. Поговорить невозможно, но Джамбо помнил, что она называла себя Явга…

— Не дрейф, салага! — гаркнул главарь. — После успешной сделки я самолично отведу тебя в лучший бордель Черной планеты! Обещаю.

— Спасибо, капитан. Можно я сейчас пойду отдыхать.

— Да, ты что? Ты не с нами? Выпей рому, сопляк! Выпей, и всё пройдет! — Бумбака уже основательно захмелел и желал, чтобы остальные не отставали от него.

— Хорошо, капитан. Кок, налейте мне немного!

— Немного? Нет, пей, как все! — послышался пьяный вопль боцмана.

Пузатый бородатый кок быстро подошёл к столику. Его левая рука обхватывала большую кастрюлю, а в правой зажат металлический черпак. Старая традиция. На пиратских кораблях ром пьют только из металлической посуды, из неё же и разливают.

Джамбо неуверенно подставил кружку, и толстый Джим щедро опрокинул туда целый ковш высокоградусного бамбукового пойла.

— Пей, юнга! Пей!

— За капитана! — прогремело над столами, развеивая дым от едких древесных сигарет.

— Хэй! За Бумбаку! Наливай кружку ещё!

Праздник продолжался. Джамбо хотел незаметно улизнуть в свою каюту, но почувствовал, что пьянеет, поэтому решил немного посидеть, хотя перед глазами уже вовсю плыли радужные круги. А в голове ворочались невеселые мысли. Да, совсем не так представлял себе юнга вольную пиратскую жизнь. Парень мечтал сражаться с кровожадными монстрами и брать на абордаж корабли с рептилоидами. Но, получилось по-другому. Команда «Крокодайла» — не воины. Они стервятники и пьяницы! Только и ждут, чтобы схватить то, что плохо лежит, выгодно продать и на полученные деньги нажраться! Все предыдущие миссии были копиркой операции на Гедонии. Пираты постоянно кого-то ловили: диких зверей или первобытных людей, иногда экзотичных существ. Однажды набрали в железные сети разумных осьминогов, в другой раз — разорили улей пчел, стоящих на высокой ступени развития. Пьяные бездельники бездумно делали всё, чтобы иные расы не достигли высокого уровня сознания, никогда не полетели к звездам.

Обо всём этом Джамбо поведал толстый кок, пока капитан наслаждался обществом темнокожих собутыльников. Пираты бесились и чуть ли не дрались, обливали друг друга пойлом, рвали на себе синтетические тельняшки, стучали железными кружками по столу и безумно орали песни.

— Капитан! Капитан! Сэр! — послышался голос дежурного по кораблю, и Бумбака поднял вверх широкую ладонь, призывая к тишине. Не сразу, но пираты утихомирились.

— Мы запеленговали сигнальный луч. Выходим на орбиту третьей планеты.

— Уже? — удивился Бумбака, обиженно надув щеки. — Что-то рано…

— Простите, — продолжил единственный трезвый на корабле пират. — Произошёл сбой в системе навигации. Поэтому время контакта было рассчитано неверно.

— Через… Ох… Сколько времени до встречи?

— Не более одного стандартного часа.

— Прекратить попойку! — зарычал Бумбака. — Кок, убрать ром! Быстро! Весь ром — в трюм!

Вскоре почти вся весёлая команда расположилась на капитанском мостике. Кроме тех, кто физически не смог покинуть кают-компанию. Сам капитан Бумбака еле держался на ногах, но натренированные пальцы уверенно вели корабль по сигнальному лучу. Через осьмушку часа на настенных экранах показалась голубая, подёрнутая белыми облаками, планета. При многократном увеличении пираты увидели гигантскую пирамиду на жёлтой поверхности небесного тела, высокое строение испускало пульсирующий фиолетовый луч. Подобные сигнальные маяки расположены по всей галактике, но кто их построил — до сих пор неизвестно. Разные расы пытались проникнуть в тайну древних мегалитов, но так и не разобрались в сложных устройствах. Лишь повредили некоторые из них.

— «Крокодайл» зафиксирован, ик… — вытерев пот со лба, буркнул капитан. — Ждём гостей.

Открылся обзорный иллюминатор по курсу. Тёмная галактика недолго оставалась пустой, оживившись искусственным объектом. Слева блеснул корабль Великого Дракона. А на центральном дисплее вспыхнуло жёлтое узкоглазое лицо.

— Вы выполнили заказ, сеньор Бумбака?

— Да, ик… мастер Чао! — заплетаясь и заикаясь, начал беседу Бумбака.

— Вы собрали пятьдесят белых самок?

— О, да!

— Все — девственницы? — уточнил желтолицый.

— Ну, вы же не первый раз, мастер Чао… ик… имеете со мной дело? Откуда… ик… недоверие? Я собрал даже не пятьдесят, а пятьдесят шесть! Я хочу получить… ик… компенсацию за срочность и перевыполнение…

— Увы, но мой финансовый ресурс ограничен. Возможно, вы получите остаток денег чуть позднее.

— Чёрта с два, драный морской хвост дьявола! — выругался Бумбака, брызжа слюной.

— Вы отказываетесь от сделки?

— Нет, я готов передать вам белоснежек…

— Откройте шлюз для передачи генетического материала.

— Э… только после получения пятидесяти процентов оплаты на мой счет…

— Всё будет, сеньор Бумбака. Готовьте шлюз.

Капитан икнул, кивнул и хищно облизнулся, предвкушая получение навара.

— Джамбо и Флик! Бегом, ребята! Ик… Открывайте камеры и ведите самок в шлюзовой отсек! Мастер Чао, я… ик… жду перевода! — буркнул Бумбака и запалил огромную даже для его рта сигару.

Пираты побежали к прозрачным перегородкам грузового отсека. Джамбо быстро открывал камеры, а худой Флик следил за порядком, водя туда-сюда боевым бластером. Все под контролем. Пленницы неуверенно выходили наружу. Кто-то спотыкался и падал, другие рыдали и робко жались к металлическим стенам.

— Джампа… Джампа…

Это кричала Явга! Она звала тёмнокожего паренька, ждала помощи и поддержки! Но Джамбо оставался безучастным, ибо не знал, чем помочь.

И тут произошло необычное. Какая-то ненормальная девушка с диким звериным криком бросилась на своих тёмных хозяев, но беспощадный Флик выжал клавишу бластера и моментально прожёг дыру в груди белоснежки. Самка бессильно упала наземь, а другие, испугавшись пиратов, отступили.

— Зачем, Флик?

— Но, у нас же пятьдесят шесть… Нет, уже пятьдесят пять! А требуется всего пятьдесят! — рассмеялся пьяный палач, обнажая дырку между передних зубов.

— Джампа… Помогать… — вновь послышался жалобный голос Явги.

— А это кто тут у нас? А? — прыщавый Флик выдернул из орущей толпы большеглазую девушку и грубо бросил её на холодный пол. Глупо смеясь и потрясая горячим бластером, пират порывисто сдёрнул простенькую одежду с бедняжки, обнажая белые худые бедра.

— Встань на карачки, тварь! — заорал пьяный и возбуждённый пират. — Сейчас я тебя поучу, как уважать чёрного господина!

Явга лежала на животе и жалобно всхлипывала, остальные первобытные резко дернулись вперёд, но пират разозлился ещё больше и выстрелил по стенам несколько раз, ритмично выжимая кнопку огня. Дикарки остановились, плача и размазывая слёзы по щекам, а пьяный урод уже расстёгивал свои алюминиевые штаны.

— Не надо, Флик! — закричал Джамбо.

— А-аа, ты тоже хочешь?! Извини, брат, после меня. Ну, давай, вставай, сучка! — и озверелый пират огрел девушку по голове дымящимся бластером.

Явга вновь упала на пол, продолжая всхлипывать:

— Джампа… Джа… — еле слышалось снизу, но вскоре парню показалось, что в его собственной голове взорвался оглушительный салют, и Джамбо не выдержал. Он ударил Флика кулаком между лопаток, а когда тот удивлённо обернулся, добавил ребром ладони в чёрный мясистый нос. Противник не упал, ощерился и угрожающе поднял бластер, но Джамбо смог быстро перехватить руку насильника и развернуть к его потной груди. В этот момент пьяница как раз собирался стрелять. Но лишь прожёг сам себя насквозь и выронил грозное оружие.

Пленницы вновь дернулись вперёд, теперь Джамбо пришлось самому овладеть бластером и предупредительно пальнуть в воздух. Явга очнулась, встала и обняла оторопевшего юнгу за торс.

— Джампа… Джампа… Помога… Подмога…

— Да, да, я помогу! — подтвердил темнокожий.

Юнга лихорадочно думал, ища выход из создавшегося положения. Он только что убил товарища по команде, а приказ капитана так и остался не выполнен. Но нужно ли его выполнять? Джамбо уже не хотел, чтобы его Явга досталась кому-то другому.

В конце блестящего металлом коридора появились ещё два космических пирата, привлечённые лазерной стрельбой. Они еле держались на ногах, но угрожающе размахивали бластерами, а один даже достал широкий титановый нож.

— Что случилось? Флик!

— Джамбо, где худой?

Джамбо уверенно заслонил собой Явгу, поднял трофейный бластер, но окружённый кричащими дикарками, не мог стрелять, не задев при этом невинных женщин.

— Он убил Флика? Скотина! — закричал один из пьяных головорезов, но не успел ничего предпринять, как корпус корабля сотрясся от мощного удара. Загорелись сигнальные огни, и Джамбо почувствовал, как воздух с свистом покидает узкий тоннель. Пробоина во внешней обшивке!

— Тревога! Повреждён грузовой отсек! — послышался голос искусственного интеллекта.

Пираты пугливо дёрнулись назад, и переборка перед ними стала автоматически закрываться, быстро отсекая повреждённое помещение от остальной части космического корабля.

— Вперёд! — заорал Джамбо и побежал в противоположном направлении, таща за собой обмякшую Явгу. Остальные дикарки бросились за ними, кроме двух-трех, совсем ослабленных.

Юнга не мог уследить за всеми, он стремился быстрее покинуть повреждённый коридор, пока автоматика корабля не захлопнула отсек и с другой стороны. Пробоина могла быть совсем небольшой, но искусственный интеллект, отвечающий за жизнеобеспечение, обязательно перекроет доступ к аварийному участку, чтобы не допустить потери кислорода на всём космическом судне.

Когда они уже подбегали к дверному проёму, Джамбо заметил, что металлические створки предательски закрываются.

Не успеть! Чуть-чуть, но не успеть! Юнга поднял бластер и выстрелил в блок управления дверью, висящий на стене.

Не попал!

Ещё раз! Есть!

Ему удалось перебить питающие кабели.

Джамбо действовал на инстинктах, не понимая, что творит. Ведь даже, если не герметизируется этот отсек, то почти сразу закроется следующая дверь, в соседнее помещение, перекрывая уже два корабельных отсека. Умная автоматика любой ценой не допустит потери воздуха на всём «Крокодайле». Надо действовать быстро.

По створкам пробежали голубые искры, те остановились, и юнга не упустил момент. Он лихорадочно пролетел вперёд, таща за собой квелую девушку. Остальные пленницы живым гомонящим потоком спешили вслед.

А следующие створки далеко впереди тоже пришли в движение.

Быстрее!

Едва последняя дикарка втиснулась через узкий проём, Джамбо потянул ладонями обе створки друг к другу…

Получилось!

Они сдвинулись, а после, чавкая, захлопнули повреждённый отсек.

Юнга заметил, что металлические двери другого отсека остановилась на полпути.

Успели!

Настенные огни замерцали и восстановили нормальное освещение. Сверху послышался голос: «Давление восстановлено. Все показатели в норме. Повреждённый отсек герметизирован».

Что же случилось? Неужели воины Дракона напали на них. Или случился сбой в метеоритной защите?

В любом случае, мятежного юнгу не ждёт ничего хорошего, если он останется на «Крокодайле».

Надо спешить к спасательным капсулам! Это их единственный шанс!

Коридор долго не заканчивался. Медицинский отсек, жилые помещения, кают-компания. Пластиковые двери быстро мелькали надписями перед Джамбо, но он уверенно шёл дальше. Явга уже полностью пришла в себя и двигалась самостоятельно.

— Джампа… Джампа… — постоянно слышалось за спиной.

И вот лифт, ведущий к спасательным капсулам. Это хорошо, что подъемник вместителен. Предназначен для аварийной эвакуации доброй половины пиратской команды. С другой стороны корабля есть ещё один лифт, поэтому в экстренном случае, весь экипаж сможет быстро спуститься в ангар.

Джамбо задумался. Подъемник рассчитан на двадцать человек среднего веса. Девушки с Гедонии более худые и лёгкие, но даже таких не поместится более тридцати. А с ним сейчас порядка пятидесяти беглянок! Что же делать? Спускаться в два приёма? Но что если пираты уже воспользовалась резервным лифтом? Придётся рискнуть!

Створки подъемника разошлись и люди быстро зашли вовнутрь. Конечно, все не поместились. Джамбо пришлось кое-как объяснить оставшимся, что он за ними вернётся. Дикарки не понимали, вопили и пытались залезть в лифт, угрожая перегрузом и обрывом металлизированного троса. Опять пришлось стрелять из бластера, заряды в котором подходили к концу. Проклятье!

Через пару минут лифт опустился, и Джамбо, внимательно осмотревшись, выбежал в тёмный ангар. Явга следовала тенью, не отступая ни на шаг.

Пусто! Пиратов нет. Спасательные капсулы стоят ровными рядами, ожидая своих пассажиров. Эти маленькие челноки могут совершать полёты в околопланетном пространстве. На дальние расстояния им не хватает топлива.

Каждая капсула вмещает шестерых человек. Значит, нужно снарядить пять челноков для начала. Джамбо опять не знал, как поступить. С одной стороны, там наверху ждали ещё двадцать женщин, но и оставлять в ангаре дикарок, пришедших с ним, опасно. Юнга всерьёз боялся, что эти первобытные могут повредить сложное оборудование челноков. Капсулы никогда не закрывались. Ведь это спасательные капсулы. Их можно было блокировать только изнутри. Вот и сейчас десять капсул, рассчитанных на весь экипаж корабля, стоят посреди ангара, с открытыми стеклами кабин, обнажающими серые фюзеляжи. Все готово. Сложного ничего нет. При вводе координат и нажатии клавиши на старт, любой из маленьких челноков просто проваливается под пол, проходит короткий шлюз и отправляется в открытый космос.

Что же делать? И если лететь, то куда? На третью планету системы? А там есть условия для жизни?

Времени думать не оставалось. Джамбо быстро рассадил девушек по капсулам. Координаты? Юнга запомнил координаты галактического маяка, светящиеся на планшете Бумбаки. Так ему казалось. Были сомнения лишь по поводу предпоследней цифры. Тройка или семерка? Мысли путались, но нельзя в одних капсулах ставить «три», а в других «семь», ведь он сам, Джамба, не может приземлиться одновременно в двух разных частях планеты. А беззащитные девушки, попав в незнакомый мир, рискуют погибнуть без поддержки цивилизованного человека.

Пусть будет «семь», решил юнга. Вбил везде одинаковые координаты, пристегнул пассажирок, строго приказал ничего не трогать на приборных панелях.

В этот момент «Крокодайл» вновь сотрясся, загорелись аварийные огни, голубые искры посыпались с потолка, но ангар выстоял.

Джамбо нажал кнопку запуска первой капсулы и быстро убрал руки, едва не прищемив пальцы опускающейся кабиной. Челнок засветился изнутри, резко упал вниз и с удаляющимся свистом, вылетел к неизвестной планете.

Следующая. Пуск, закрытие кабины, старт. Пуск, закрытие кабины, старт.

Когда пять капсул было успешно отправлено, Явга ещё оставалась в ангаре. Джамбо понял, что девушка полетит только вместе с ним. А ведь нужно ещё спасти оставшихся наверху женщин!

Неожиданно раздался близкий гул электронного двигателя. Лифт! Кто-то спускается на лифте. Темнокожий обернулся и понял, что едет не основной, а резервный подъемник. Это пираты! Сейчас они ворвутся в ангар! Пьяные и взбешенные головорезы наверняка расправятся со всеми, кто попадется им под руку.

Юнга отправил последнюю капсулу, где сидело всего четыре девушки, а сам побежал к первому лифту. И тут с потолка прогремело:

«Джамбо! Ты думаешь, я глухой и слепой? Что старт спасательных шлюпок останется незамеченным? Твои белокожие подруги уже схвачены…»

Электрическое освещение замерцало, и голос прервался. Подъемник с пиратами тоже остановился.

Все ясно: теперь нельзя терять ни минуты. Джамбо быстро усадил Явгу в шестую спасательную капсулу, залез сам и начал лихорадочно набирать координаты.

Освещение восстановилось, послышался скрежет открывающихся металлических створок, заглушаемый нецензурной бранью. Раздались выстрелы…

Когда указательный палец застыл над кнопкой «пуск», Джамбо увидел приближающихся пиратов, но терять уже нечего. Нужно надеяться, что коварный капитан не успел заблокировать выходные шлюзы спасательных капсул.

Челнок ухнул вниз и застрял…

Проклятье! Неужели Бумбака успел обесточить помещение ангара?

Сверху ударил разряд бластера, но лишь чуть оплавил прочный корпус спасательной шлюпки. Джамбо в сердцах стукнул по приборной доске, нетерпеливо дёрнулся всем телом. Удивительно, но шлюз открылся, и капсула пулей вылетела в открытый космос, унося с собой воздух из ангара.

Юнге уже было все равно, что будет с оставшимися на «Крокодайле» людьми. Успеют ли пираты перекрыть днище ангара, чтобы не умереть от холода и нехватки кислорода? Какая судьба ждёт оставшихся женщин? Им уже не помочь! Всё — неважно! Нужно быстрее уносить ноги! Лететь на эту неизвестную планету, которая кажется милее, чем дружеские объятия дышащего перегаром Бумбаки.

Капсула покачнулась, клюнула носом, но Джамбо переключился на ручное управление и быстро вывернул руль.

Ослепительная вспышка озарила тёмное звёздное небо. Парень инстинктивно задрал голову и увидел, как два космических корабля щедро обмениваются ракетными залпами. Алые всполохи отмечали удачные попадания, но бой продолжался, ещё не выявив победителя. Видимо, люди Великого дракона решили напасть на Бумбаку. Или наоборот.

Неважно! Это уже чужая война! Противникам сейчас будет не до беглецов, этим надо воспользоваться!

Маленький челнок выровнялся и уже летел по заданной траектории, приближаясь к голубой, подёрнутой белыми разводами облаков, планете. Сзади раздалась очередная вспышка, Явга вздрогнула и болезненно сжала плечо своего спасителя. А капсула уже входила в плотную атмосферу неизведанной планеты. Через несколько минут внизу показались обширные зелёные леса, и умная автоматика выстрелила спасательный парашют.

Капсула приземлилась в самую гущу огромных деревьев, ломая ветки и царапая обшивку, но, тем не менее, купол парашюта значительно смягчил стремительное падение.

Джамбо очнулся, когда тонкий кровавый ручеек, текущий с виска, окропил пересохшие губы.

Юнга открыл глаза и увидел, как ловкий рыжий зверёк перебирает лапками с другой стороны кабины, пытаясь познакомиться с людьми.

Жизнь! Эта планета подходит для белковой жизни! Темнокожий обернулся на Явгу, та сидела с испуганными глазами и мелко дрожала.

— Успокойся! Мы спасены!

— Джампа… Герой…

Кабина аккуратно открылась, осыпая кресла мелкими зелёными иголками. Пушистый рыжий зверек испуганно отскочил в сторону, взмахнул хвостиком и прыгнул на ближайшее хвойное дерево. Джамбо вдохнул свежий воздух, отстегнул страховочные ремни от себя и своей подруги.

Вскоре люди вышли из спасательной капсулы. Джамбо осмотрелся некоторое время, не увидел ничего опасного и активировал поисковый маяк, который входил в необходимый набор любого аварийного челнока.

Не сразу, но электронный навигатор засёк ещё несколько похожих сигналов-импульсов. Юнга почесал голову, вспоминая, как вычислить расстояние до других аварийных капсул. Это удалось, но сразу стало понятно, что, если идти пешком до ближайшего маячка, путешествие займет не один временной цикл. Ещё стоило учитывать, что люди находятся на незнакомой планете, с абсолютно неизученной биосферой. Любой неосторожный шаг может закончиться травмой, болезнью и, даже стать последним.

— Джампа! — вывела Явга из задумчивости, и юнга вспомнил, что не сделал первое, что нужно предпринимать в таких случаях. Парень достал медицинский набор, открыл его и вколол себе и девушке универсальную вакцину, предохраняющую от большинства известных науке заболеваний. Надо надеяться, что это поможет на первое время, пока у них не выработался иммунитет к местной патогенной флоре.

Прошла половина стандартного часа и из густого леса вышли остальные спасённые девушки Гедонии. Это означало то, что координаты были введены верно, и почти все капсулы приземлились примерно в одно и то же место.

Когда Джамбо ещё раз осмотрелся и пересчитал женщин, он понял, что лишь одна капсула из оставшихся пяти потерпела крушение. Парашют этого челнока попал во встречный поток ветра, завернулся сам в себя, беспорядочно путая тросы. Обрывки плотной синтетической ткани вяло болтались на высоком дереве, окутываемым дымом из разбитого челнока.

Юнга лихорадочно думал, что делать дальше? Идти к ближайшему маячку, искать других выживших? Но там, на юге большого континента, наверняка упали либо пиратские капсулы, либо шлюпки Великого Дракона! Никто из ближайших в галактике людей не примет их, изгоев, с распростёртыми объятьями! А что ожидает женщин Гедонии? И у пиратов, и у желтолицых их ждёт одно и то же! Позор, бесконечные унижения и сексуальное рабство! Джамбо не мог вести на заклание людей, добровольно ему доверившихся, но и что делать дальше, он просто не представлял. Парень родился и вырос на индустриальной цивилизованной планете, не умел жить в лесу, не научился приспосабливаться к дикому, окружающему его сейчас, миру.

Совсем незаметно стало темнеть. Джамбо удивился, но женщины не казались испуганными, они начали собирать ветки и сухие палки для того, чтобы разжечь костер. Бывшие пленницы деловито ходили по еще светлой опушке и складывали найденный хворост в одну большую кучу. Другие уже раздобыли воды и набрали местных ягод. Создавалось впечатление, что эти дикарки чувствуют себя здесь, словно на своей Родине.

Джамбо подошел к сложенным шалашом веткам, вытащил бластер, в котором почти не оставалось зарядов и осторожно пустил луч в подножье будущего костра.

Пламя жарко занялось, и это дало необходимый импульс мыслям. Юнга вернулся к маяку-передатчику, настроил прибор на сверхсветовой режим. Теперь маяк будет поглощать больше энергии, зато сможет отправить сигнал бедствия далеко за пределы планетарной системы. Есть небольшой, но шанс, что их запеленгуют. Хотя, неизвестно, кто пожалует в гости, друзья или враги.

Маяк выпустил дополнительные рожки-антенки, весь засветился синим цветом, испуская невидимые лучи в космическое пространство. Джамбо удовлетворённо хмыкнул и позволил себе улыбнуться, первый раз за последнее время.

Юнга отвернулся к разгорающемуся костру, вдруг сзади что-то заскрежетало, посыпались искры, и маяк взорвался, разлетаясь на мелкие дымящиеся части.

В то же время посреди поляны возник странный шар цвета индиго, полупрозрачный и, казалось, совсем невесомый.

Все люди замерли и отошли подальше, страшась нового и непонятного. А шар быстро расплылся, становясь всё более прозрачным, вскоре в его середине показался высокий человек в белой одежде. Просторной и длиннополой.

Джамбо увидел, что странный незнакомец имеет белую кожу и такого же цвета бороду, которая аккуратно обрамляет умное лицо, спускаясь на сильную грудь. Голубые, небесного цвета глаза смотрят строго. Но не угрожающе.

Юнга молниеносно поднял бластер, но незнакомец предостерегающе покачал головой. Джамбо подчинился и опустил оружие.

А таинственный старец начал медленно говорить. Причём он говорил, абсолютно не разжимая губ, но все его слова были слышны и понятны.

— Люди! Я представитель высшей галактической расы. Я — Первый! Наша могущественная цивилизация давно изучает ваши первобытные народы и не может допустить, чтобы вы погубили себя…

Темнокожий хотел было возразить, но старик осторожно поднял правую руку с двумя сомкнутыми пальцами и уверенно продолжил:

— Ваши материнские планеты не ждёт ничего хорошего, ибо мы ведаем будущее! Все ваши миры станут тленом и пеплом, растворяющемся в вечной реке времени. Чёрная планета будет уничтожена примерно через сто-двести ваших циклов в ходе общемировой войны. Вы, чёрные люди, излишне агрессивны и не можете обуздать свои животные страсти. Лишь некоторые из вас, вроде тебя, юноша, способны на сочувствие, искреннюю дружбу и любовь. Ты, Джамбо, вместе с девушками планеты Гедонии создашь на этом континенте новую расу белых людей. Самый большой и плодородный континент, исключая юг, ограниченный горами и пустынями — ваш! Кстати, эта красивая женщина всего через пять циклов подарит новую жизнь!

— Это невозможно! Она девственна!

— Возможно! — ответил пришелец, и все поверили в его слова даже без доказательств. Но Первый продолжил: — Ваш медицинский аппарат совершил несколько ошибок…

— С юга белую расу будет ограждать от иных народов длинная стена, высотой в пять моих ростов. За нею поселится племя Великого Дракона. Эта жёлтая цивилизация на своей материнской планете выродиться через тысячу циклов из-за любви к роскоши и богатству. Люди, внешне благополучные, но напрочь гнилые изнутри. Погрязшие в разврате и кровосмешении, жёлтолицые перестанут рожать детей и вымрут, не оставив после себя никакого потомства. Так будет, ибо мы, Первые, знаем будущее. Но здесь, на этой Земле, люди Великого Дракона имеют второй шанс возродить своё былое величие. И пусть попробуют…

Все внимательно смотрели на необычного старца и чувствовали, что присутствуют при некоем, очень знаменательном событии.

— Чёрный народ будет размещен на большом южном континенте. Богатая растительностью и животным миром земля. Но это самая агрессивная область планеты. Пускай воины, умеющие и любящие убивать, преодолеют сопротивление дикой природы и займут достойное место. Но на север континента им расселяться нельзя. Там простирается пустыня с нашими галактическими маяками. Ни одна молодая цивилизация не может понять принцип их действия. Быть может, лишь ваши далёкие потомки смогут управлять маяками. Но сейчас, пока вы очень молоды и глупы, мы не можем позволить сломать эти чудесные механизмы.

— А что же произойдёт с Гедонией?

Старик улыбнулся, помолчал немного и ответил:

— Ничего. Мир Гедонии слишком ласков. Он кажется волшебным садом по сравнению с этой дикой планетой. Цивилизация Гедонии так и останется на самом примитивном уровне. А здесь, на этой Земле, вам, белым людям, придётся развивать свой ум, для того чтобы элементарно выжить. И вы станете взрослыми по сравнению с теми, кто живёт на Гедонии… Каждая раса будет воспитывать в себе те качества, которых у них изначально не было. Чёрные — научаться миролюбию, жёлтые — размножаться и жить в любви, белые — исследовать и развиваться. Да будет так!

Джамбо сразу не заметил, но все белые женщины уже стояли на коленях, покорно сложив руки лодочкой. Поддавшись всеобщему давлению и он, чёрный цивилизованный человек, опустился на холодную землю, чувствуя, как по щекам текут слёзы, даруя счастье и невиданную благодать. Тотчас он почувствовал, как чьи-то влажные губы целуют его в уголок рта и не стал противиться этому. Юнга обнял Явгу, чувствуя учащённое биение ее сердца.

А старец продолжал…

— Плодитесь и размножайтесь, возлюбленные дети мои! Живите с миром и создайте новую могущественную цивилизацию! Но, я прошу вас, будьте бережны к своему новому дому. Эта Земля считалась заповедной до вашего появления. Здесь собраны уникальные образцы животных и растений со всех краев бесконечной Вселенной. Будет жаль, если вы растопчете и уничтожите этот чудесный сад. Будьте милосердны к братьям вашим меньшим. Четыре, искусственно выведенных нами, животных помогут вам на первых порах. Вскоре вы встретите их и узнаете по повадкам. Пёс остережёт от диких зверей и поможет искать добычу. Конь поможет быстро изучать и исследовать этот мир. Баран даст пропитание и тёплую одежду вашим старикам и детям, неспособным обеспечивать себя. Кот подарит тепло, ласку и уют в каждом доме. Будьте счастливы, дети мои, и да поможет вам свет, что рассеивает любую тьму. Но нет тьмы, темнее, чем чёрная ночь человеческого разума. Помните об этом, и да пребудет с вами великая благодать!

Дарья Рубцова. В ЦЕНТРЕ ПОЛЯ

Коммутатор на двери пискнул и сразу затих, словно гость внезапно передумал общаться.

Давай, парень, решайся. Ты же не для того проделал этот путь, чтобы потом позорно слиться у входа.

— Мистер Полоз? — голос его звучал неуверенно. — Мистер Полоз, вы там?

Ну а где же мне быть? Что за идиотский вопрос, а ещё журналист. Или как это сейчас называется. Блогер?

Я нажал клавишу, и дверь бесшумно отворилась. Возникший на пороге тип оказался старше, чем я ожидал — лет тридцати, если не больше, а ведь сейчас эта профессия скорее для молодых. Впрочем, сейчас всё для молодых.

Чернявый и худой, как жердь. В модном флуоресцентном худи, с причёской ёжиком. Молодящийся живчик, бегущий за уходящим поездом.

— Алекс Гончаров, — он решительно шагнул вперёд и протянул мне слегка дрожащую руку. — Очень приятно познакомиться, мистер Полоз.

— Да неужели? — я приподнял шутер чуть повыше, направил дуло ему в голову. — Приятно познакомиться с чокнутым террористом, захватившим заложника? Да вы, батенька, извращенец.

— С одним из первых космопилотов, — его голос стал твёрже. — С первопроходцем и легендарной личностью. Я много читал о вас.

— Читал… да вы теперь вообще не читаете, только видосики смотрите, школота. Можете сесть вон там, — махнув шутером, я указал ему на боковое кресло у стены. — Это маленький шаттл — эконом-класс, без комфорта. Так что не обессудьте.

Он кивнул и молча прошёл к креслу. Сел в него, уставился на меня с подчёркнутым дружелюбием.

Кажется, уже совсем успокоился, ни следа волнения. Хм. А парень-то не прост. Я взглянул на него почти с симпатией. Такое знакомое лицо, кого-то он мне…

— Итак. Мистер Полоз, вы согласились дать интервью нашему изданию, и вот я здесь. Давайте приступим?

— Валяй, — я снисходительно кивнул. — Но разве не надо включить камеру или что там у вас сейчас за девайсы?

— Никаких девайсов. Я нео-блогер, это… современные технологии.

Точно. Нео-блогер. Придумали словечко. Теперь они вживляют в мозг микрочипы, био-робототехника в действии. Информация считывается со зрительных и слуховых нервов, и аудитория блогера может в прямом смысле находиться в его голове. Видеть его глазами, слышать его ушами.

— Ладно, Алекс. Давай свои вопросы.

— Для начала позвольте узнать, что с министром? Он в порядке, его здоровью ничего не угрожает?

Я усмехнулся.

— В порядке. Только это замминистра. Вам сказали, что министр? А это зам. Министром его должны были сделать на днях. Но не суть, верно? Важный человечек, которого мистер президент не хотел бы потерять. Он в порядке и будет в этом порядке, пока мои требования не выполнят. Или пока не истечёт время, и я не взорву этот шаттл к чёртовой бабушке. Вместе с собой и замом, пых! — и как будто не было никого.

Он откашлялся и с серьёзным видом покивал.

— Так. И давайте озвучим ещё раз ваши требования. Вы хотите, чтобы…

— Чтобы иные убрались отсюда на хрен! — я привстал и пристально посмотрел ему прямо в глаза. — Слышите меня, дорогие зрители? Вот мои требования — на хрен!

— И говоря «иные», вы имеете ввиду…

— Чёртовых пришельцев. Да. Знаю, слово не толерантное, но я вообще не особо толерантный человек. Пришельцы. Иные. Инопланетные гости, зеленоголовые… на хрен! Вот, что главное.

— А «на хрен» — это… — он замолчал, глядя на меня всё с тем же выражением лица — прилежный ученик старается понравится учителю. — Ну, я просто хочу всё прояснить, мистер Полоз, чтобы нашим зрителям было максимально ясно.

— На хрен — это домой, Алекс. На свою планету. Пусть убираются вместе со своими технологиями. Все, абсолютно все. И, когда ни одного из них не останется — не только на Земле, но и вообще в системе — тогда я отпущу вашего зама.

Он выдержал паузу — видимо, для того, чтобы подсматривающие из его глаз могли переварить услышанное. Потом шумно вздохнул.

— Чем же они так насолили вам? Я догадываюсь… да и читал, что у вас есть личные причины. Но неужели они настолько серьёзны? Неужели вы не можете принять и простить гостей? Послушайте, я бы хотел, чтобы наши зрители тоже узнали, из ваших, из первых уст… расскажите нам. Для начала о первом вашем контакте, как вы узнали о Прибытии? Я-то читал, но некоторые из наших зрителей могут быть не в курсе.

Читал. Вот опять. Читал он. Смотрел картинки, инфо-ролики, созданные такими же недотёпами, как он сам.

Конечно, он пришёл за этим. За историей, за драмой. За всей моей чёртовой жизнью, такой нелепой и скучной в сущности. Будет пытаться устроить из неё шекспировскую трагедию.

Ладно, парень, ладно. Будет тебе драма. Сегодня тебе предстоит увидеть конец истории вместе со мной — представляю, в каком восторге будут зрители.

* * *

Мне было двенадцать. И я собирался стать звездой футбола.

Играл за детскую команду «Сатурна» — клуб в то время фейерил в первой лиге и имел все шансы на вышку, а мы, малолетки, тянулись за старшими изо всех сил.

До сих пор помню день своей последней тренировки — ветреный и холодный. С самого утра было пасмурно, над городом клубились тучи, синоптики грозили дождями и грозами. Но когда мы вышли на поле, внезапно показалось солнце, золотое и яркое.

Помню запах травы, волнами поднимающийся от газона. Материально клуб был неплохо обеспечен, и газон постелили натуральный — никакой тебе синтетики, всё чётко. А форму мне выдали немного больше, чем нужно — на вырост, что ли, не знаю. И ветер надувал футболку, как парус, когда я стремглав нёсся вперёд, разгоняя атаку.

Мы играли двухсторонку: одиннадцать на одиннадцать со вторым составом. Каждый хотел в основу, и битва, конечно, была нешуточная. Все просто из штанов выпрыгивали, пытаясь проявить себя перед тренером.

И я забил.

В принципе, мог отдать пас, даже логичнее было бы. Параллельным курсом бежал наш форвард Пыря — имени уже не скажу, а вот погоняло запомнилось, — и опекал его только один защитник. Я мог подать ему на ход, он легко оторвался бы и выходил тогда один в один. Но у нас с Пырей были контры, и я ударил сам. И попал. С тридцати метров, в девятку. Фантастика, если честно. Заставь меня тогда ещё десять раз так ударить — ни разу не попал бы. А тут в девятку.

Ну, и все там давай кричать, смеяться, поздравлять меня. Хоть и тренировка, а всё-таки. Из раздевалки как раз взрослая команда начала выходить — так даже они похлопали. Все, кроме Пыри, поздравили, в общем. И я был так горд. Счастлив буквально. Ясно же было, что теперь я в основе закрепился. А следующий матч нам с московскими играть предстояло, и там даже ожидалась какая-никакая публика.

Словом, это был отличный гол в самый удачный момент. Михалыч, тренер наш, подошёл, по плечу меня похлопал. «Молодец, — говорит, — только в следующий раз пас отдай. На команду играем, а не на себя».

И вот когда мы с тренировки той шли, кто-то предложил не расходиться сразу, а сначала в парк зайти. Там аттракцион новый открылся, «Молот», и никто из нас ещё не катался на нём. А хотелось же вверх тормашками полетать, в детстве это кажется отличной идеей. И мы пошли.

Вечерело, солнце снова скрылось за тучами. Ветер поднялся опять.

Когда мы подошли к «Молоту», оказалось, что он уже закрыт. Да и народа в парке мало было — последние мамаши толкали коляски к выходу, парочки ещё не подтянулись. И мы уже было совсем собрались убраться оттуда, как вдруг это и началось.

Как-то резко стемнело, словно внезапно наступила ночь. Ветер стих, сыростью какой-то потянуло, влагой. Пыря первым закричал: «Гляньте, гляньте!» А на что «гляньте», не ясно. Я голову задрал — а там она, штука эта. Как тогда говорили: «Энэло», непознанный летающий объект. Что-то такое тёмное, приплюснутое, огромное, как дом. И огни красные по бокам.

Это я сейчас так рассказываю, чтобы ты понимал, что я чувствовал. Ты-то, конечно, знаешь теперь всё: никакое не энэло, а шаттл. Не приплюснутое, а оправданное с точки зрения аэродинамики. Но я был мальчишкой, футболистом. И никаких этих чёртовых гостей раньше не видел.

Мы замерли все, рты пораскрывали. В ступор какой-то впали, смотрим, глазами хлопаем. А шаттл этот приземлился — ровненько так, бесшумно. Сел прямо перед нами и стоит, огнями помаргивает. Что это за световой сигнал был, до сих пор не знаю. Они как-то по кругу шли — исчезали и появлялись последовательно. А мы смотрели. Потом кто-то, может Пыря, а может и я сам закричал: «Бежим!» И рванули оттуда все.

Я бы тоже рванул, но только ноги у меня к земле приросли. Стою, как вкопанный, шаг сделать не могу. Как во сне иногда бывает. Замер, словно муха в янтаре, трепыхаюсь, дёргаюсь, а всё зря. Потом смотрю — огни погасли, и вроде как дверь на боку этой штуки появилась. Прямоугольник световыми линиями очертился, а потом в сторону сдвинулся. И за дверью этой — туман и что-то в нём шевелится.

Дальше не помню, провал. Потемнело в глазах, очнулся возле дома, в палисаднике. Лежу на травке, мёрзну, а про себя думаю — приснилось или нет? Оказалось, нет, вечером уж все телеканалы трещали о Прибытии. Иноземные гости, ура, ура, дождались. Гости… вот вам и гости. То ли они меня до дома тогда довезли, то ли я сам в беспамятстве дошёл, точно не знаю. А только лежал я там, пока отец меня не нашёл и домой на руках не отнёс. И с того дня уж не выходил из дома лет семь.

* * *

Алекс немного помолчал, потом вежливо откашлялся.

— Хм. Так, понятно, да… Я читал, у вас начались приступы агорафобии? Это сразу после контакта или…

— Сразу. Утром я просто не смог выйти на улицу.

Я замолчал, мысленно прокручивая в памяти те дни. Какие там этапы принятия: отрицание, гнев, торг? Классика.

Сначала ни я, ни родители не поняли, что происходит. Думали, это просто шок после пережитого, пройдёт. Но дома я чувствовал себя довольно сносно, не сказать, что прям какой-то шок. А стоило приблизиться к двери — сразу начинались панические атаки. Ну, так это потом доктора объясняли, «панические атаки». Горло перехватывало, руки тряслись, а голова просто взрывалась от боли.

Световые пятна перед глазами, напряжение в плечах и шее… И страх, лютый страх. Казалось — вот сейчас выйду туда, и упаду, не удержусь на ногах. А небо сверху придавит, ляжет тяжёлой плитой и расплющит кости.

Приходили врачи: психиатры, психологи. Прописывали таблетки. Мануальщики, экстрасенсы, да кого только не было! Отец еще попробовал меня на машине вывезти закутанного в одеяло, а потом в безлюдном месте распаковать. Так чуть коньки не отбросил, дышать не мог. Ни единого вздоха не сделал, пока он меня обратно в машину не запихнул. В машине — оно ещё так-сяк, тяжело, но дышать хоть можно. А на улице…

В общем, с футболом мне тогда пришлось завязать.

— Ясно.

Я вздрогнул и с удивлением посмотрел на него.

Что ему ясно? Кажется, последние несколько минут я молчал.

Или это реплика к «не смог выйти на улицу»? Точно. Выдержал паузу, теперь намекает, что ждёт продолжения. Ну, хоть не начал качать головой и цокать языком с сочувствующей рожей.

Я показал ему большой палец — молодец, есть-таки определённый профессионализм.

— Вы были рады? — Он неверно истолковал жест. — Но разве…

— Не был я рад. Я. у меня жизнь сломалась. В тот день, понимаешь? Я рождён был для футбола. С трёх лет с мячом не расставался, соседи шутили, что и родился с ним, видимо. На поле… на поле я был живым. По крайней мере, более живым, чем где бы то ни было. Ни в школе, ни в родительской квартире, ни с друзьями никогда не было такого чувства — острого, яркого. Чувства… ну как тебе сказать? Драйва. Школа что? Так, ожидание. Самая жизнь — она всегда на поле.

Из-за перегородки за моей спиной донёсся слабый стук.

Алекс вздрогнул и бросил взгляд на перегородку. Потом снова уставился на меня.

— Это же министр? То есть, заместитель министра… Джордан Ларго, верно? Он там?

Я хмыкнул.

— Ну, других заложников у меня нет. Пытается привлечь внимание, засранец.

— С ним… точно всё в порядке?

— В полном.

Он помолчал, хмуря брови. Неуверенно кивнул.

— Что ж, у меня нет оснований вам не доверять. Вернёмся к нашей беседе. Итак, вы говорили, что в футболе и этих вот тренировках была вся ваша жизнь?

Стиснув зубы, я снова посмотрел ему в глаза.

— Верно. Но иные всё отняли. Да, это они. Они, не отрицай. Никому в точности не известно, почему у человека, с детства здорового, может проявиться эта болезнь. Но катализатор — всегда какое-то событие, эпизод. Моим событием стала плоская летающая дрянь, свалившаяся мне на голову в тот вечер. И вот, пока другие с восторгом обсуждали Прибытие, пока все каналы кричали о невероятной дружбе и новой эре… я просто сидел дома. Перед компом в своей крошечной комнатке с видом на мусорные баки. Сидел и сходил с ума. Скачивал какие-то кошмарные ужастики с монстрами и литрами крови, лазал на запрещённые сайты. Играл в симуляторы и FIFA — была тогда такая игрушка…

— Она и сейчас есть!

Конечно. И наверное, сейчас гораздо круче. Но всё же это не то, хоть сейчас, хоть тогда. Играл вот и думал — не то. Не то!

А по ночам снилось поле. Пружинил под ногами натуральный травяной газон, пахло ветром; орал, надрываясь, Михалыч. И сетка на воротах трепыхалась, как птица, когда мокрый от дождя мяч со свистом влетал в её объятия.

* * *

Школу я закончил, занимаясь на дому, без особых трудностей. Начал читать, хотя раньше мне это не особо нравилось, смотрел научные и околонаучные видео. Прокачал, короче, интеллект.

Но потом подвис.

Можно было поступать и учиться дальше, онлайн, но мир к тому времени изменился. Многие профессии, вызывавшие у меня интерес, уже исчезли. А взамен появились новые. Много новых — даже более предпочтительных для такого калеки, как я, но все они были теперь так или иначе связаны с новыми технологиями. Их технологиями. А их я ненавидел.

Пару лет провёл в бессистемном сёрфинге по сетям, перебиваясь подработками на опросах и рекламных акциях. Может, и дальше бы так жил, но внезапно умер отец. А вскоре слегла мать, и дальняя родня забрала её с собой в колонию на Марсе.

Да, это как раз было время первых колонизаций — тридцать второй год или… точно не скажу, середина тридцатых. Технологии иных уже вовсю использовались.

Те, что они отдали сначала. Поступательное обучение, так они говорят?

Сначала двигатели для Солнечной системы, потом межгалактические.

Сначала чипы под кожу, потом в мозг.

Сначала вылечим рак, потом СПИД. Поступательно.

Так вот, лечить рак они тогда ещё якобы не могли, а построить для нас колонию на Марсе — пожалуйста. Уже можно. Отвозили желающих на своих кораблях, помогали им там.

И вот эта родня, двоюродный дядя с женой — полетели поселенцами. А мать забрали, ей вроде как с ними удобнее — я-то, бездельник и псих, как я о ней позабочусь?

И я остался один. Старый наш дом-муравейник уже начинал разваливаться, а денег на новую квартиру не было. Опросы и реклама к тому времени почти не приносили прибыли. Выйти на улицу я по-прежнему не мог.

Нужно было что-то решать, но я не хотел. Сидел и играл целыми днями в новые игры.

И вот тогда-то среди этих игр и всплыл первый симулятор.

«Первый пилот», так он и назывался.

Одеваешь очки, перчатки и — ты внутри маленького шаттла. Перед тобой панель управления, над ней табло, на которое выводится нужное тебе изображение. Можно сделать прозрачным, будет иллюминатор. Я в первую же минуту сделал. И обалдел — такие натуральные звёзды. Словно в детстве в деревне и даже ярче. А управлять оказалось легко, там всё дело было в правильной постановке корпуса — кладёшь корпус вправо или влево, словно готовишься пробить по воротам, и шаттл поворачивает. По сути ты как бы сам становишься этим шаттлом, сливаешься с ним. И только переключаешь скорости и режимы на панели.

Что ж, честно скажу, подсел я. В первый раз целый день так пролетал — сначала по орбите гонял, потом спустился в атмосферу Земли. Летал над облаками, под облаками, над лесом. Открыл боковые иллюминаторы, смотрел. Вдыхал. Казалось, даже запах чувствовал, честно.

А вскоре объявили, что симулятор этот — не совсем игра. А это они так готовили нас к пилотированию. Поступательно, ага.

Когда открылся курс обучения, я одним из первых записался. Даже не посмотрел, что это ведь их, иных этих курс. Чувствовал — моё.

Поначалу обучение легко давалось, когда из дома на симуляторе пробовали. А вот когда настоящий шаттл подогнали, я чуть было не взвис по-крупному. Как же, выходить, ехать куда-то, потом там среди людей толкаться… но оказалось, всё просто. Указал в письме, что агорафоб, и они без вопросов пригнали эту штуковину к самому моему окну. Переходишь из одного помещения в другое — только и всего. Вот как ты сейчас из своего шаттла в мой, по стыковочному шлюзу.

А внутри всё было как в симуляторе. И летать оказалось легко.

И круто. Я пролетел над городом, где родился и провёл детство. Над парком, где встретил иных в первый раз. Потом над стадионом. Не поверил своим глазам, он всё ещё был на месте, только реконструировали его, конечно. Камеры новые везде понаставили, сиденья переделали — чтобы и иным, с их странными телами, и нам удобно было.

И газон новый постелили, по всем супер-технологиям.

В тот момент там как раз тренировалась юношеская команда. Я пролетел над ними, и чуть не заплакал.

Работа оказалась не пыльная. Когда первую категорию получил, возил граждан на экскурсии между городами. А потом стал между колониями курсировать, перевозить грузы. У меня тогда был «Flyer-7», так-то скоростной, конечно, но очень уж непослушный. Приятно было подчинять его, типа — кто тут босс, детка, а? А? То-то же.

В колониях поселенцы часто просили меня выйти, пообедать с ними. И мать на Марсе очень ждала в гости. Но я по-прежнему не мог. Внутри кабины отлично себя чувствовал, как у бабушки на печке, а вот любая попытка выбраться наружу — и всё, приехали. Боли, спазмы, страх.

Интересно, что иные были совсем не против моих особенностей. Агорафоб? Ну и ладно, это же вам не мешает. Окей, мистер Полоз, окей. Работайте. И я себя чувствовал… нет, не таким же, как все. Круче всех. Когда до Юпитера в первый раз долетел, то — словно с тридцати метров по воротам попал, как тогда.

Помню, как увидел его в иллюминаторе над приборной панелью. Карамельно-светящийся, странный. Полосатый, как мяч или, скорее, как конфета, разрисованная жжёным сахаром. Такие тёмно-коричневые полосы на белом. А вокруг него — чернота, бездна. И я тогда подумал — а может, и не для футбола я был рождён? Что футбол, игра просто. Может, я был рождён для космоса? Для того, чтобы покинуть старушку Землю и отправиться в бескрайние просторы, полные звёзд, планет, цивилизаций и чёрт ещё знает каких тайн?

И снова ощутил тогда счастье. Ну, почти счастье. Почти…

Но скоро всё кончилось.

* * *

— Разве? — Он медленно встал и посмотрел на меня сверху вниз. — Всё кончилось? Мне казалось, после этого-то всё как раз и началось.

— Эй, эй, сядь на место! — я снова направил шутер ему в лицо.

— Не волнуйтесь. Мне просто нужен этот ракурс, хочу, чтобы зрители увидели вас таким: печальным, сломленным… Опустите оружие. Впрочем, не опускайте — так даже лучше.

— Ракурс? — я прицелился ему в лоб. — А если я тебе мозги вышибу, красиво будет смотреться? А? Как думаешь? Огненная вспышка, а потом — бу-ум!

Он улыбнулся.

— Ну, мы ведь этого не узнаем, мистер Полоз. Нам уже будет всё равно, красиво или нет. А какой смысл создавать красоту, если сам её не увидишь?

Я пригляделся — ни следа волнения, как будто не этот парень боялся зайти ко мне всего час назад. Не прост, точно не прост. И теперь я понял, кого он мне напомнил: моего отца. Да, вылитый отец тридцать лет назад. Только папа не носил позёрские куртки и щетину на подбородке — он был инженером, а не блогером.

Из-за перегородки снова послышался стук.

Бам-бам-бам — теперь он барабанил изо всех сил. Вот засранец, я же надел на него наручники! Чем это он, ногами?

— Мистер Ларго! — Алекс резко засуетился, привстал для чего-то на цыпочки, глядя мне за спину. — Мистер Ларго, я представитель СМИ! Что с вами? Ответьте!

— Зря стараешься, я заклеил ему рот.

Ларго на мгновение притих, потом снова застучал в стену.

— Рот? Зачем?

— Выступал много, — я пожал плечами и недвусмысленно повёл шутером. — Давай, парень, садись на место. Не строй из себя героя. У него всё окей, у этого Джордана, я просто привязал его там и заклеил говорилку. Уж больно нагло он себя вёл: грозился тут, оскорблял. Страшил президентской карой. У них там какие-то связи с презиком, ты знал? Он мне тут…

— Послушайте! — перебил меня Алекс, выставив перед собой открытую ладонь. — Я вот всё хочу спросить. Предположим, ваши требования исполнят. Вы, конечно, понимаете, что это в буквальном смысле исключено, слишком глобальная задача. Депортировать всех гостей на их корабли… отключить все системы, работающие на основании новых технологий… вывести флот гостей из Солнечной системы… — говоря это, он сознательно делал патетические паузы, подчёркивая нелепость требований, — но предположим. И вот, представьте, вам докладывают, что всё исполнено. Каким образом вы собираетесь проконтролировать это? Отсюда, из шаттла на орбите?

— Меня должны убедить, — я демонстративно усмехнулся. — Пусть меня убедят, что всё выполнили. За выводом флота можно наблюдать онлайн, а насчёт всего остального — пусть найдут способ! Это ведь им нужно, не мне.

— Боже, — он покачал головой. — Не вам? Вы что же, не хотите жить?

— Пока эти чёртовы твари сидят на Земле — нет!

— Печально. Печально слышать, правда. Один из первых пилотов, блестящий навигатор, талантливый человек. Не желает жить. Да, они отняли у вас мечту детства, но у кого они вообще сбываются, эти детские мечты? Взамен вы получили космос! — Он посмотрел на меня с таким выражением, словно реально силился понять, в чём моя проблема. — И ведь вы сами сказали, что были готовы работать на них… Почему потом ваше мнение о гостях изменилось?

Я покачал головой.

— Оно не менялось. Я всегда их ненавидел, всегда. Но пока летал, отложил на время свою месть. От-ло-жил, знаешь такое слово? А потом эти твари снова отняли у меня смысл.

* * *

Вскоре наступил новый этап нашего обучения. Так они решили. Старые шаттлы были списаны, и появились новые — удалённо управляемые из дома.

Конец профессии пилота. Конец тренировкам и экзаменам. Каждый студент, да что там, каждый школьник или домохозяйка могли теперь считать себя пилотами. Ура, ура. Прогресс.

Чипы в головах позволяли пилотировать шаттлы, сидя дома в уютном кресле. Прихлёбывая чай или пиво. А научиться этому было проще пареной репы. Эгей, новая эра! Даёшь технологии для тюфяков! Каждой бездарности по шаттлу!

Такие, как я, стали не нужны. Да и колымаги, на которых я летал: все эти «Flyer» и «PilotOne» ушли в прошлое. Я снова остался один. Всё в той же квартире, которую так и не удосужился сменить.

О да, они предложили мне другую работу. Много вариантов и возможностей. Заманчивые предложения для больного одиночки, да к тому огромная денежная компенсация — их добросердечие поражало.

Но я ненавидел их. Ненавидел, ненавидел!

И следующие несколько лет беспробудно пил.

Жил на эту самую компенсацию и ничего не делал. Заказывал дешёвый алкоголь, бухал, иногда ел, иногда играл в симулятор. Последнее очень редко, в минуты просветлений.

А по ночам мне снилось футбольное поле.

Пахло травой и ветром, хлопала на спине футболка, ложился на ногу потёртый мяч. Кто-то просил подать, и я подавал, а иногда бил сам. Промахивался, попадал. Разгонял атаки, обострял, обыгрывал. Всё это в бесконечно вращающемся калейдоскопе.

Потом выныривал на поверхность — а тут смрад, тоска, головная боль. Снова пил, снова засыпал.

Иногда вместо футбола снился космос. Как я лечу на своём «Flyer-7». Или без него, просто лечу, сам по себе. Вокруг чернота и звёзды, мириады звёзд. И холодно, такой лютый холод, пробирающий до костей — леденящая космическая жуть. Хотя, на самом деле пилот никогда не мёрзнет, конечно.

Иногда всё перемешивалось. Футбол и космос. Вроде как бегу по полю, а над головой звёзды, и вдруг прямо передо мной вырастает Юпитер. Огромная космическая конфета. И я такой с носка — ба-ам — по нему. Он летит и — в девятку! Лови, голкипер!

Реальность была хуже снов.

Но когда алкоголь начал съедать мои мозги, то и во снах стало душно: спиральные галактики кружились вокруг, вызывая тошноту. Сетка на воротах рвалась. Мяч улетал за ворота, и никто в целом свете не мог мне его подать. Все болбои взлетали, как шаттлы, в чёрные космические небеса, я оставался один. И кричал, кричал до хрипоты.

Возможно, так и бы и помер однажды, в луже рвоты, разевая рот в безмолвном крике.

Но первой умерла мать.

Родственники связались со мной, чтобы сообщить, и так брезгливо морщились, словно и через визор могли чувствовать запашок от меня… Мать, как они сказали, отказалась от приёма лекарств. Хотя иные уже могли её вылечить и даже омолодить на десяток лет. Тогда как раз началась эта движуха с омоложением. Но мать предпочла умереть, так и не увидев больше Землю, под чёрным небом в холодных красных песках.

И я тогда ясно понял — она тоже их ненавидела. За меня, наверное. А может, и не только. И подумал, а сколько нас таких вообще? Может, не так и мало? Может, есть и другие люди, ненавидящие их всеми фибрами души?

И очнулся. Заставил себя выйти из запоя, привёл в порядок здоровье. Понадобилось время, да и деньги были на исходе, но я тогда пошёл на хитрость — начал писать и звонить во все инстанции: дескать, вот, заслуженный пилот, загибаюсь.

Умудрился продавить себе пенсию.

Привёл себя в порядок и начал понемногу копать. Искать информацию. Оказалось — очень даже много недовольных. И самоубийства были демонстративные, и организации целые есть, и акции несогласных. Но всё это замалчивается.

И понял я тогда — надо бороться. Нельзя просто так позволять о себя ноги вытирать. Нельзя!

Придумал план и стал воплощать его.

Вот и весь рассказ.

* * *

— Погодите, — Алекс покачал головой. — План — это намного позже, я же читал. Сначала вы открыли стартап…

— Читал. Алекс, да не читаете вы сейчас, не читаете! Зырите только в визоры свои!

Он обиженно пожал плечами, и я засмеялся:

— А стартап — это и был план. Первая его часть. Что ж, идея нормальная — выкупил списанный шаттл и стал катать пассажиров. Официально — такой вот эксклюзив для любителей старого способа пилотирования. А по факту — мои заказы не регистрировались в общей системе. Никаких отметок и маршрутов на открытых сайтах. Если нужно слетать куда-то инкогнито — самое оно. Кажется, я и в этом был первым или одним из первых, а сейчас-то многие скумекали.

— Сейчас эту лавочку прикрыли, — Алекс насупился. — Поэтому мистер Ларго и вышел на вас? Чтобы летать инкогнито?

— Ну, чтобы мистер Ларго на меня вышел, мне понадобилось сильно постараться. Привлечь его внимании, втереться в доверие. Стать его личным пилотом. Ну а потом… потом был наш последний полёт со взрывчаткой на борту. И вот мы тут, на орбите. Ожидаем решения правительства.

— Ясно.

Он встал и развёл руки в стороны. Потом медленно наклонился вниз, коснулся ладонями пола.

— Парень, ты чего?

— Разминаюсь. Тело очень затекло, мистер Полоз. Не представляю, как вы выдерживаете… Что ж, я выслушал вас. И думаю, зрители тоже.

— Если они не устали и не отключились ещё час назад, — я хохотнул, — зрители сейчас быстро устают!

— Да. Но продолжим… Если честно, я так и не понял, в чём именно выражается суть ваших претензий. У вас лично жизнь сложилась неудачно, это так. И я даже готов согласиться, что неудачной она получилась из-за Прибытия. Цепь событий, цепь несчастных случаев, одно за другое. Но на самом деле, во многом вы и сами виноваты — вам предлагали помощь, можно было найти варианты… а вы предпочли замкнуться в собственной обиде. Как ваша мать, как многие другие… И, мистер Полоз. Ведь человечество. Ведь оно получило невероятные возможности. Возможности, до которых своим ходом ему нужно было бы расти ещё много веков. И, кстати, не доросли бы, ваша страсть к войнам и саморазрушению погубила бы вас намного раньше…

— В этом-то всё и дело! — Теперь настал моя очередь перебить его. — Возможности. До которых самим — расти и расти. Вот и нужно было расти! И расти.

Он выпрямился и взглянул на меня со странным выражением — словно внезапно что-то понял.

— Да, однажды люди покинут Землю, это неизбежно! — с воодушевлением продолжил я. — Да, мы рождены для космических пространств, для пилотирования шаттлов, для колонизации планет. Но это будут наши колонии и наши шаттлы! А будут они не скоро. Через сто, двести, триста лет. Когда мы будем готовы. Когда мы сами — понимаешь — сами! — дорастём. А сейчас иные вломились в нашу жизнь примерно как в мою. Эй, долой вашу жизнь и ваше прошлое! Берите новое, чуждое! Становитесь нами!..

Внезапно я замолчал. Что-то в его словах… Что он сказал минутой ранее? Мне нужно было вспомнить.

Он стоял опустив руки по швам и смотрел на меня с грустью и лёгкой досадой.

— На мой взгляд, вы сейчас утрируете. Но зерно истины в ваших словах есть.

Что он сказал? «Возможности, до которых…».

Нет, не то.

«…ваша страсть к войнам и саморазрушению…»

Ваша?

«… погубила бы вас…»

Алекс кивнул.

— Вижу, вы поняли. Только не стреляйте! Для меня это не опасно, а для шаттла…

Но я выстрелил.

Луч ударил точно в центр его лба, проделав в нём аккуратное круглое отверстие. А потом опалил дверь за его спиной.

Обшивка на двери зашипела и лопнула, чёрная обугленная клякса всплеснула щупальцами, быстро увеличиваясь в размерах.

А вот ему было всё равно. Он просто стоял и смотрел на меня, а круглая дырка постепенно затягивалась — ни крови, ни мозгов. Ничего. Безмятежный взгляд и зарастающее отверстие.

Я опустил шутер ниже и снова нажал на спусковой крючок. Ударил лучом по его ногам, стремясь лишить опоры, заставить упасть. Мне почти удалось — он дёрнулся и взмахнул руками, когда луч прорезал его колени насквозь. Но почти сразу липкие волокна метнулись от разрезов вверх, затягивая раны, сращивая плоть. И он удержался.

Странно, я почти ничего чувствовал: ни страха, ни отчаяния. Разве что досаду. «Ну как так, — крутилось в моей голове на бесконечном повторе, — ну как так, как так-то?!»

Он поднял ладонь, растопырив пальцы, и шутер в моей руке погас. Я отбросил его и рванулся к Алексу, но воздух вокруг меня сгустился и застыл стеклистой холодной массой, и я повис в нём, как муха в янтаре. Только и мог, что таращить глаза.

— Мистер Полоз, эти шутеры — оружие для вас и вам подобных, против нас они бессильны. И… позвольте я…

Его тело начало меняться. Руки, ноги, торс — всё медленно оплывало, как свеча, плавилось и стекало воском. Он уменьшился в росте, кожа приобрела характерный зелёный оттенок. Через минуту передо мной стоял иной. Такой, какими их привыкли видеть — низкорослый приземистый бочонок с круглой зелёной лысиной и парой хитро поблёскивающих бусин-глаз.

— Мы — метаморфы, мистер Полоз, — он сказал это и замолчал, словно эта фраза всё объясняла.

Я рванулся что есть силы и услышал, как хрустнули кости, но не смог сдвинуться ни на шаг.

Тем временем Ларго за перегородкой кажется что-то почувствовал, он принялся барабанить с новой силой, яростно и исступлённо пинаться в перегородку. Но теперь мы оба были в ловушке.

— Что ж… — я разлепил губы, голос слушался плохо, но всё же я мог говорить. — Привет, зеленоголовая тварь… так вы и облик менять умеете? Во что угодно можете превратиться, да? Ну и зачем? Зачем тебе этот Дерьмо-джордан?

— Я пришёл поговорить. А остальное…

Он пожал круглыми плечами.

Такой земной человеческий жест, на нём это смотрелось странно. Я невольно хмыкнул.

— Что это сейчас было? Ты пожал плечами, бочонок?

— Да, мы перенимаем некоторые ваши жесты… — он, похоже, смутился. — Я хотел сказать, что это ваши дела — министры, похищения. Не наши. Но вы ведь не думали, что вам позволят взорвать дорогого президенту человека, мистер Полоз? Если не мы, то ваши спецслужбы позаботились бы… как вы считаете?

Я сплюнул. Вернее, попытался сплюнуть — во рту пересохло, губы одеревенели словно после анестезии.

— Стоило попытаться. К тому же у меня получилось высказаться на большую аудиторию, а это и была главная цель. Ну, это я так думал, что получилось. Облажался, конечно.

— Вовсе нет, — он покрутился передо мной — вправо, потом влево, имитируя, видимо, отрицательный жест головой. — Если речь об аудитории, то не облажались. Я действительно транслировал наш разговор для зрителей. И теперь мы анализируем реакцию, смотрим тенденции. Нужно выяснить, многие ли согласятся с вами… Возможно, эксперимент… стоит признать неуспешным. Это многие предрекали.

— Эксперимент… — я снова попытался сплюнуть и снова безуспешно, — так вот что это для вас.

— Ну а что же, — он подкатился чуть ближе, в его глазах замерцали два крошечных зелёных огонька. — Но это всё глобальные вопросы. Что же касается вас… мы признаём свою ошибку.

— Ошибку?

— Да. Я понял это, когда вы рассказали о первой встрече с нашим кораблём. Световой сигнал, который вы тогда видели… полагаю, это был не пилотируемый шаттл, а исследовательский дрон-разведчик. Вы оказались одним из первых встреченных им экземпляров, и… видимо вас… забрали для экспериментов.

— Что? — я дёрнулся с такой силой, что в шее что-то щёлкнуло. — Забрали? Вы похитили меня для опытов, как в дешёвых шоу моего детства? Для опытов? Да вашу ж мать!

— Вероятно, — он продолжал излучать спокойствие. — И ваша болезнь — непредвиденный побочный эффект. Мы наблюдали несколько подобных эффектов потом, никогда нельзя предсказать, как процедуры отразятся на новом объекте…

Я закрыл глаза. Потом снова открыл. Вот оно что — я оказался внутри этой штуки ещё в детстве. Кто знает, может поэтому меня и тянуло потом в космос — память подсознания?

— Мистер Полоз, — Алекс или чёрт его знает кто — я даже не знал, как его теперь называть — приблизился и посмотрел на меня снизу вверх, — мы собираемся всё исправить. Для вас.

— Это невозможно, — я невольно засмеялся, глядя на это нелепое существо, вероятно считающее себя богом. — Исправить ничего нельзя. Время не повернуть вспять, прикончи меня и…

— Это вы так думаете. — Огоньки в его глазах стали расти, теперь они заполнили все глазные впадины. — Мы просто не успели поделиться с вами этим. Но на самом деле…

Свет стал ярче, я хотел отвернуться, но не мог.

— На самом деле… можно.

* * *

Пахло дождём. Низкие тучи нависли над стадионом, как клочковатое серое покрывало.

— Эй, Полоса, — Пыря хлопнул меня по спине и наклонился, тараща и без того круглые зенки, — сегодня я забью трёшку, а ты облажаешься. Усёк?

— Поглядим-увидим, — уклончиво ответил я, и отбросил его руку.

Михалыч свистнул, и все наши потянулись к нему трусцой.

— Ну поглядим… — угрожающе пробормотал Пыря.

Я отвернулся. С самого утра в груди тлело хорошее предчувствие, я знал, что отличусь. Ну, трёшку не трёшку, а один голешник наверняка закатаю.

Внезапно вышло солнце. Золотое и яркое, залило стадион потоками света, и сразу стало тепло, даже жарко.

Ветер парусом надул футболку у меня на спине. Михалыч снова свистнул.

И я что есть мочи рванул к центру поля — как пиратский парусный фрегат, навстречу приключениям и славе.

Анастасия Венецианова. МАЛЕНЬКАЯ ОПЕРА

Люси заметно нервничала. Длинные тонкие пальцы теребили розу на облегающем вечернем платье. Светлая прядь волос выбилась из причёски, упав на чёрные густые ресницы. Девушка поглядывала в окно, то и дело поправляя непослушный локон.

Машина плавно скользила по идеально ровной дороге. На Артасе умели строить.

Рич взглянул на возлюбленную через зеркало заднего вида:

— Ты прекрасна, — он улыбнулся.

— Может, зря мы прикрепили этот дурацкий цветок? — нахмурилась девушка.

— Он только усилит эффект, — зелёные глаза лукаво блеснули.

— Ты думаешь? — она всё ещё сомневалась.

— Уверен.

Голос Рича был твёрдым, как и всегда. И вообще, все его действия совершались без колебаний. «Если решение принято, зачем тратить время на сомнения? Лучше разработать план действий», — эта фраза частенько звучала из его уст.

— А если они смогут уловить ультразвук?

— Милая, новое поколение этой планеты уже не то, что раньше, да и сигнал я включу, когда зал наполнит музыка. Они ничего не смогут понять.

Рич снова улыбнулся. Люси не помнила, когда у него появились нежные чувства. Это и удивило и обрадовало одновременно. Однако, взаимностью она не отвечала. На то были причины.

— Тебе не жалко их? — спросил мужчина после недолгой паузы.

Люси вскинула на него удивлённый взгляд:

— Я должна их жалеть? Они разрушили мою жизнь!

— Те, кто это сделал, давно канули в Лету. На Артасе жизнь коротка, и пока ты росла, здесь сменилось уже не одно поколение. Это раньше они промышляли разбоями, теперь же — вполне мирные инопланетяне.

Девушка закусила губу, посмотрела упрямо.

— В них течёт кровь убийц! Я должна отомстить за отца.

Через несколько минут автомобиль остановился.

Рич выскочил, предупредительно распахнул дверцу, и из салона показались стройные ножки оперной певицы, обутые в красные босоножки на высоком каблуке. Люси поёжилась. Прохладно и солнца не видно. Впрочем, здешним обитателям это вполне привычно.

Девушка подняла глаза и замерла. Сердце гулко ухнуло. Стены из какого-то непонятного прозрачно-жёлтого материала уходили ввысь, образуя подобие конуса. А на самой вершине мерцала зелёными огнями странная конструкция — то ли расплющенный мяч, то ли летающая тарелка. Окна-иллюминаторы были зашторены плотной тканью, на крыше возвышалась антенна.

— Что это?

Рич проследил за взглядом Люси.

— Опера. Точнее оперный театр. Небольшой, как и все строения этой планеты, — с губ мужчины не сходила улыбка.

— Ты не говорил…

— Я и сам узнал об этом в пути, не сказал, потому что ты могла передумать.

Люси негодующе фыркнула:

— Разве форма какого-то здания способна повлиять на моё решение?

— Не может, — примирительно поднял руки вверх Рич. — Сотни, а, может, и тысячи зрителей ждут тебя! Ты ведь всё помнишь?

Девушка кивнула. Да, она помнила всё. И даже больше.

С самого детства Люси проводила время вместе с отцом на небольшой космояхте, которая частенько дрейфовала от планеты к планете, подгоняемая солнечным ветром. Папа сам построил её, увлечённый тягой к путешествиям. Именно он научил Люси разбираться в тонкостях фотонных парусов и лихо отдавать команды бортовому ИИ. Иногда девочка даже сама прокладывала курс через гипер.

Ей нравилась вибрация корабля, набирающего нужную скорость и гул генератора нуль-перехода. Особенно запомнился первый вход в гипер. Люси с замиранием сердца любовалась на фантастические картины, в которые превращались пылинки тонкой межграничной материи. Даже секундная встряска корабля не испугала её. Другое измерение напоминало о прежнем только скоплением звёзд. Здесь всё словно утопало в тёмно-синих чернилах, пролитых на белый лист бумаги. Корабль двигался осторожно, обходя змейки созвездий. А впереди уже виднелась планета. Гигантская и неприступная. Казалось, она слеплена из мокрого песка, который струится по её оси. Компьютер корабля сообщал, что это ничем не примечательный необитаемый мир, однако Люси запомнила планету из-за её необычной визуальной текстуры.

Последующие перемещения через гипер уже не вызывали первобытного восторга. Девочка просто любовалась игрой теней и света. Всё больше её увлекала техника. Появилась мечта построить однажды свою собственную амфибию, способную приземляться на планеты и трансформироваться в средства наземного передвижения.

В тот роковой день они вынырнули возле голубого карлика, окружённого клубами космической пыли.

Звук сирены, заставивший сердце встрепенуться, а отца броситься к экрану управления, яркая вспышка, змеиное шипение воздуха, покидающего яхту. Люси не понимала, что происходит. Может, столкнулись с метеором? Или на них напали? Но почему? Они ведь никого не трогали, просто путешествовали.

ИИ информировал, что их атаковал дискообразный космический аппарат. Отец уже отдавал команду на разворот, когда их настиг второй удар. Девочка зажмурила глаза, а когда снова распахнула их, то поняла, что её вместе с креслом катапультировало в спасательной прозрачной капсуле. На маленьком экране мигал зелёный огонёк. Судя по приборам путь лежал на Землю. Капсула ныряла в ещё не закрывшийся гипер-переход, а Люси с ужасом смотрела, как разлетается на мелкие кусочки их космолёт. Папа спастись не успел. Что она скажет маме, когда вернётся? Как теперь жить?

Ей казалось, что среди металлических осколков она видит вальяжно проплывающую «летающую тарелку». Девочка со злостью сжала кулачки. «Вы ответите за это», — прошептала, чувствуя, как слезы застилают глаза.

Никаких ковровых дорожек, журналистов и восхищённых взглядов обожателей. Это на Земле Люси — оперная дива, голос первой величины, а здесь, на крошечной планете, она всего лишь гастролирующая певичка. Воспоминания разожгли в душе тлеющий костёр, пламя полыхнуло в карих глазах.

Рич остался в машине.

Местный немногословный антрепренёр проводил её к сцене через чёрный вход. Пройдя по полутёмным коридорам, Люси оказалась за кулисами. Осторожно отодвинув ткань пальцем, она сквозь щёлку всмотрелась в полумрак.

В зрительном зале не было свободных мест, тысячи глаз в ожидании смотрели на сцену. Инопланетные существа едва слышно переговаривались между собой. Люси прекрасно понимала их речь — пуговка наушника нашёптывала в ухо перевод улавливаемых фраз. Девушка вновь прикоснулась к алой розе на платье. Патент на это хитроумное устройство она выкупила перед тем, как вместе с Ричем отправилась в гастроли по галактике. Понадобилось много времени, чтобы найти нужную планету.

Артас — крошечный мирок, больше напоминающий ртутный шарик, затерявшийся в клубах галактической пыли. Даже не верилось, что именно отсюда в тот злополучный день прибыли те, кто погубил её отца. За двадцать лет они изрядно изменились, приобрели светский лоск и способность к дипломатии, подрастеряв былую ксенофобию, но для Люси они по-прежнему оставались убийцами.

Певица ещё раз окинула взглядом собравшуюся публику. Маленькие, коротконогие, но шустрые человечки с нежно-розовой кожей, большущими ртами и маленькими носиками-пимпочками. Глаза в форме маслин поблёскивали в свете огней. Жители Артаса обладали густыми волосами синего цвета, а крохотные уши были едва заметны на крупных головах. В их крови всё ещё играл дикарский дух. Это были очень живучие существа, но у них была своя «ахиллесова пята».

Музыканты заняли место в оркестровой яме. Зрители в нетерпении затаили дыхание. Кулисы разъехались в стороны. Выдохнув, Люси сделала шаг вперёд.

Голос девушки зазвучал плавно и не слишком громко.

После смерти отца она долгое время находилась в депрессии. Никаких интересов и никаких контактов со сверстниками. Люси редко разговаривала даже с собственной матерью, которая тоже нелегко перенесла гибель мужа. Однажды женщина уговорила дочь пойти в музей. Люси не хотелось. Что она может увидеть среди давно забытых вещей? Но мать настояла.

В музее было не так уж много людей. И не мудрено! В век технологий такие заведения посещают лишь старики, заскучавшие о прошлом.

Маленькая сухонькая старушка, на вид такая же древняя, как музейные экспонаты, проводила их в один из залов, где хранились музыкальные инструменты разных поколений. Люси с интересом рассматривала лихо закрученные медные трубы, барабаны, кларнеты и клавесины.

Экскурсовод прошла в глубину зала и остановилась возле непонятного устройства. Огромный рупор на небольшом плоском ящичке с резной ручкой и палкой, на конце которой виднелась игла. Рядом лежали круглые пластины из чёрной пластмассы. Взяв один из них, старушка поместила его на круглый диск, прижав иглой. Покрутила ручку, и устройство вдруг ожило — пластинка закружилась, заходила вверх-вниз игла.

— Что это? — Люси недоумённо взглянула на мать.

— Граммофон. Наши предки с его помощью слушали музыку, — с улыбкой объяснила мама.

— Музыку? — переспросила Люси. — Я слышу только треск и шипение.

— Тише, — старушка-экскурсовод приложила палец к губам.

Граммофон ещё немного потрещал, и вдруг разразился чудесной мелодией.

Люси затаила дыхание. Какой звук! Через минуту из рупора зазвучал женский голос. Люси забыла обо всём на свете. Забыла о людях, проходящих мимо, о боли, переполняющей душу. Музыка и удивительный голос наполнили сердце лёгкой радостью.

В тот день Люси многое узнала об опере и оперных артистах. Ей захотелось петь так же громко, чтобы даже отец смог услышать её.

Прошли годы. Маленькая девочка выросла и превратилась в светскую львицу. Она полностью изменила имидж и отношение к окружающим. Теперь она стремилась постоянно быть в центре внимания, достичь новых вершин. Несмотря на то, что опера стала её жизнью, девушка не забывала о своей боли. Но ей требовалось время на более тщательную подготовку. Ведь у неё был только один шанс.

Всё складывалось как нельзя лучше. Люси сделала головокружительную карьеру на Земле — она исколесила все страны со своей программой «Маленькая опера» — и теперь её взгляд устремился в космос. Рич помог ей выбить ангажемент для работы на Артасе. Жители другой планеты с интересом приняли их предложение.

Звенящий голос отражался от сводчатого потолка, струился лёгким ветром вдоль тускло мерцающих софитов. Люси не торопилась. Зрители с упоением наслаждались чистым голосом певицы, а она выжидала момент.

Внезапно хлопнула дверь, и в зале появился ещё один инопланетянин. Выглядел он так же, как и остальные, но опирался на трость. Вообще, выявить возраст жителей Артаса было сложной задачей. Они не старели внешне — на их коже не было морщин, волосы не имели седых прядей, осанка оставалась прямой, тело вполне гибким. Но внутри все органы с возрастом становились менее выносливыми и активными. То, что вошедший опирался на трость, говорило о затруднении в самостоятельном передвижении, тем самым давая понять, что пришелец уже не молод.

— Прекратите играть! — крикнул он на весь зал.

Зрители зашипели, но старик настоял на своём.

— Замолчите все! Тихо!

Музыка стихла, все в ожидании посмотрели на вошедшего.

— Как вы смеете прерывать мой концерт? — слова летели в сторону невежи, словно снежинки, гонимые ледяным ветром.

— Заткнись, — недобро зыркнул дед. Потом глянул на сидевших в зрительном зале: — Она пришла, чтобы уничтожить нас!

Дружное «ах» волной прокатилось по залу.

— В чём вы меня обвиняете? — вспыхнула Люси.

Старик не ответил, опираясь на клюку, поднялся на сцену.

— Расскажешь всё сама? — он зло прищурился.

Ответом ему стало гордое молчание.

— Тогда расскажу я. В моём возрасте тоже есть свои плюсы, — он подошёл ближе. — Я опаздывал на концерт, поэтому решил сократить путь, пройдя другой дорогой, и подошёл к зданию не с главного входа, а через задний двор. Там заметил машину. А в ней человека. Возможно, я бы прошёл мимо, не обратив на него никакого внимания, ведь мне было прекрасно известно, что у нас в гостях земляне. Однако, в его руках было это, — пришелец достал из-за пазухи планшет.

Люси смотрела равнодушно. Ей некогда было бояться, нужно было немедленно разрабатывать план «Б».

— Но привлекло меня не столько само устройство, сколько открытая программа, замеченная в нём. Однажды, когда я ещё работал в государственном архиве, мне доводилось видеть этот интерфейс. Программа, управляющая усилителем звука. Этот тип в машине отслеживал сигналы, которые передавались из зала на планшет. Он был так увлечён своей игрушкой, что мне не составило труда оглушить его палкой и забрать мини-компьютер, — голос старика звучал так, словно он рассказывает вполне житейскую историю. — Если мы с другой планеты, — инопланетянин пристально посмотрел в глаза девушки, — это совершенно не значит, что мы не разбираемся в технике. Именно техника и новейшие технологии помогли мне избежать смерти.

Он вдруг расстегнул ворот рубашки и ткнул пальцем чуть ниже горла, туда, где у людей расположена щитовидная железа. У старика в этом месте виднелся вживлённый в кожу прибор.

— Это устройство замедляет старение моего организма. Если другие умирают не прожив и десяти ваших лет, то я сумел уцелеть до шестидесяти пяти! — он грустно усмехнулся. — Достойная плата государства за мои былые заслуги.

Застегнув пуговицу, пришелец вновь потряс планшетом перед лицом Люси.

— Я просмотрел всё — от научных разработок до твоего пути сюда.

Внезапно он протянул руку и ловко цапнул алый цветок на платье Люси. Девушка тонко пискнула. Расправив лепестки, старик вынул из сердцевинки спрятанное устройство.