Бесплатный фрагмент - Консьерж

НОВЕЛЛЫ

Консьерж.

1.

Родион Степанович вышел из парадной и посмотрел на небо. Тучи быстро неслись на запад, заслоняя собой солнце, которое, будто стесняясь, делало робкие попытки пробиться сквозь плотные водяные пары. Было только начало шестого тёплого летнего утра. Родион Степанович очень любил именно это время, когда все люди в доме ещё спали, и не мешали ему думать о разных вещах. Именно в это время суток ему в голову приходили почти гениальные мысли и идеи, которые, правда, в действительности осуществить было невозможно, или почти невозможно. Но иногда его голову посещали трезвые и практичные идеи, и тогда Родион Степанович начинал строить планы для их осуществления.

В эти утренние часы в голову так же лезли разные философские мысли, от которых настроение сразу портилось: ведь правильно говорят, что чем старше человек становится, тем больше у него возникает вопросов к жизни, к человеческому бытию. Иногда он додумывался до того, что не мешало бы этот шарик под названием Земля просто взорвать, ибо люди не правильно всё делают! Надо выпустить атом, стереть всё с лица земли, и начать потом всё сначала! Думая об этом, Родион Степанович сам ужасался своим мыслям, но те всё время лезли в его почти лысую голову. И всё же, как говорится, лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Ведь кругом твориться такая несправедливость, что будь там кто-то сверху, то он вряд ли бы допустил такое безобразие. Собственно, эти мысли и привели его к выводу, что никакого бога нет. Даже наоборот, будучи воспитанным в СССР, где атеизм считался единственно правильным восприятием жизни, Родион из упрямства и любопытства интересовался различными религиями, но скоро пришёл к выводу, что везде происходит великий обман, что служители религиозного культа просто используют верующих в своих корыстных целях. Нет, есть, конечно, те, кто искренне верит в бога, но этих людей Родион Степанович считал фанатиками, и относился к ним презрительно, считая их людьми ограниченными. Ну как так можно не видеть, или не знать простых законов физики, которые напрочь убивают все идеи религиозного толка?!

Иногда познать истинную природу того или иного явления давалось Родиону Степановичу с таким большим трудом, что он терялся и не решался идти до конца, словно в конце перед ним могла открыться страшная тайна, которую лучше не знать. Самое неприятное состояло ещё и в том, что философия приводила его к ужасному открытию: жизнь человека, как таковая, никому другому не интересна, кроме самого этого индивидуума. Получалось, что все устремления отдельного человека интересны другим только в том случае, если он сотворил что-то из ряда вон. Да, учёные и композиторы, неординарные спортсмены и другие деятели, которые стали известны всему миру благодаря своим трудам и открытиям, интересны всем, но как быть с другими, которые честно трудились, честно прожили свою жизнь, соблюдая все предписанные условности общества, но так и не стали интересны другим?! Вот, к примеру, отдельный индивидуум совершил преступление, но не громкое, а просто кого-то убил. Его деяния никому не интересны, а вот если он совершил зверское, из ряда вон выходящее преступление, то о нём все будут говорить, и его имя будут вспоминать потомки! Возьмём для примера того же Чикатило, или того же Джека Потрошителя! Их имена стали нарицательными, благодаря неординарности совершённого. Получается, что для того чтобы оставить след в истории, необязательно совершать что-то хорошее, полезное для общества. Главное, сделать что-то непривычное, совершить что-то из ряда вон!

Молодёжь старается выделиться среди толпы крашенными с причудой волосами, идиотскими причёсками, татуировками — лишь бы отличаться от других. Но так ли это важно?! В природе человека заложено чувство, которое называется простым словом — творчество. Люди, которые не в состоянии создать научный или музыкальный шедевр, таким образом пытаются выделиться из себе подобных. Значит, для человека это важно! Но как обратить на себя внимание остальным? Да просто надо жить так, чтобы о тебе потом могли хоть что-то сказать, и не важно: будет ли это отрицательный отзыв, или положительный. Главное, ВЫДЕЛИТЬСЯ из общей массы!!

Родион Степанович не хотел выделяться. Он просто жил, совершая в своей жизни немало плохого и немало хорошего. Если сложить эти противоположные понятия, то получится ноль. То есть, этот семидесятилетний мужчина был доволен тем, что его отрицательные поступки равнялись положительными, хотя это было довольно условно. На то, чтобы о нём забыли и даже не вспоминали, были свои причины.

Родился Родион в семье работяг, его родители всю свою жизнь трудились на одном и том же предприятии, вышли вместе на пенсию, так как разница в возрасте у них была как раз пять лет, и умерли почти одновременно. Родя считал их жизнь хоть и серой, но счастливой. Он не хотел повторять образ жизни родителей, поэтому всё время искал себя, всё время пытался найти ту работу, которая будет ему по душе. Двадцать лет он добросовестно искал своё призвание, перебрав уйму профессий, но так и ничего не нашёл. Повзрослев, и став Родионом Степановичем, он решил, что пора прекращать метаться, и, наконец, определиться. Выбор был у него огромный, ибо он имел опыт работы в многих профессиях. Подумав, Родион Степанович решил доработать до пенсии в качестве мастера на домостроительном комбинате, на участке, где делали сан-кабины. Выбор был сделан не случайно — именно там он совершил свой самый неблаговидный поступок в своей жизни, а преступника, как известно, всегда тянет на место преступления. Но это было бы не полной правдой, главное, работая на комбинате, он чувствовал себя наиболее комфортно.

Ещё, когда Родиону было двадцать пять лет, и он работал механиком в одном тресте, настало время подумать о женитьбе. Выбор пал на миловидную Валентину, которая работала в том же тресте диспетчером. Через год у молодожёнов родился очаровательный мальчуган, который должен был, по идее, скрепить брак, но вышло всё наоборот. Валентина, ссылаясь на ребёнка, требовала всё больше денежных средств. Родиона это раздражало, участились сцены со взаимными упрёками, и после одного такого скандала молодой отец не выдержал, убежав от сварливой жены с одним чемоданом. Пожив некоторое время на даче, которая досталась Родиону в наследство от родителей, он устроился работать в такси, чтобы побольше иметь карманных денег. В Советском Союзе эта работа считалась денежной и престижной, но очень нервной, ибо дело приходилось иметь с различными категориями людей — от откровенных бандитов до солидных номенклатурных работников. В это время Родион женился во второй раз, на этот раз его привлекла Зинаида, с которой он познакомился во время работы, подвозя её с огромными сумками к дому. Конфетно-букетный период длился три месяца, после чего они сыграли скромную свадьбу. Первая жена к тому периоду успела спиться до такой степени, что суд лишил её родительских прав. Родион забрал сына к себе и таким образом семья стала полноценной, ибо Зинаида детей иметь не могла по медицинским показаниям, а сын придавал семье статус «нормальной».

Шло время, сын Анатолий рос, постепенно превращаясь в трудного подростка, Родион менял работы, ища своё призвание, Зинаида трудилась заведующей в столовой, в общем, всё шло своим чередом, пока Союз не развалился. Именно в этот период Родион Степанович работал бригадиром на ДСК на участке сан-кабин, когда случился тот случай.…

Это произошло летом 1994 года, года разгула «демократии» и бандитизма. Родион возглавлял вечернюю смену, его бригада работала до часу ночи, но в тот день они закончили ещё до полуночи. Родион отпустил бригаду по домам, чтобы они успели на последние автобусы и не ждали развозки, а сам уселся в каптёрке, которая располагалась в углу цеха, и стал составлять смету на заказ бетона и керамзита для утренней смены, когда дверь открылась, и на бригадира уставились прищуренные глаза какого-то человека. Заросшая щетиной морда обвела каптёрку мутным взглядом и изрекла:

— Слушай, мужик, ты здесь один что ли?

Родион удивлённо уставился на непрошенного гостя и ответил:

— Один. А тебе какая печаль? Что ты вообще здесь делаешь?

Гость проник весь на территорию каптёрки, и Родион увидел, что перед ним парень лет двадцати пяти, одетый в почти новенький джинсовый костюм. Небритый ещё раз быстро оглядел помещение и сказал:

— Слушай, мужик, помоги немного, а то у меня там друг истекает кровью.

Был 1994 год, когда средства массовой информации ежедневно рассказывали то о зверских убийствах, то о разбойных нападениях, поэтому бригадир участка не очень удивился, только брови его чуть приподнялись от услышанного.

— Я не врач, парень, ты не туда попал, — ответил Родион чуть раздражённо.

«Джинсовый» осклабился, сунул руку за пояс и вдруг вытащил пистолет:

— Вылезай и помоги, а то превратишься в жмурика! — чуть повысил голос парень, тряханув для наглядности стволом «ТТ».

Родион вылез из-за стола, покосился на пистолет, и вышел на территорию цеха, конвоируемый небритым гостем. Справа от каптёрки сидел парень с бритой головой прямо на полу, опираясь спиной о стенку. Правая рука зажимала рану на животе, сквозь пальцы просачивалась тёмно-красная кровь. Родион сел на корточки перед раненым и спросил:

— Ножом, или пуля?

Несчастный что-то прохрипел, на его губах появились кровавые пузыри. Вдруг глаза раненого расширились, и он стал заваливаться на бок. Родион понял, что вот-вот тот уйдёт в мир иной, и резко сказал «джинсовому»:

— Всё, ранение в живот — это почти сто процентная смерть, парень. Теперь надо звонить не врачам, а в морг. Да спрячь ты свою пушку! — нервно закончил Родион.

Парень немного поколебался, но всё-таки убрал пистолет. Присев рядом на корточки, он озадаченно посмотрел на своего мёртвого подельника и сказал:

— Да, не повезло Гарику…

Он хотел ещё что-то добавить, но в это время послышался отдалённый лай собак и голос, усиленный мегафоном:

— Всем оставаться на своих местах, вы окружены!

Парень побледнел, вскочил на ноги и воскликнул:

— У, гады! Обложили, сволочи! Мужик, где мы находимся?

— На территории домостроительного комбината. Ты вместе со своим другом вошёл в цех через ворота, которые постоянно открыты, так как по этим рельсам, — тут Родион указал на узкую колею, идущую из цеха во двор комбината, где были хаотично сложены готовые панели, — ходит платформа.

— Чёрт, как ты думаешь, они далеко ещё? — спросил «джинсовый» затравленно оглядываясь.

Родион понял, что тот имеет ввиду преследователей, поэтому сразу ответил:

— Судя по всему, они ещё где-то около бетонного забора, который огораживает территорию комбината.

— Значит, минут десять у нас есть! — сказал парень, глядя на дымящуюся панель из керамзита, залитую, как и положено, сверху раствором. — Помоги!

Тут только Родион увидел, что рядом с телом убитого лежит пухлая тёмная сумка, парень схватил её за ручки, потом закинул на плечо, и ухватился за руки трупа.

— Бери за ноги!

Родион механически подхватил ноги покойника, после чего они подтащили тело к металлической опалубке, где томилась недавно отлитая плита.

Здесь надо сказать пару слов о помещении, где происходили события. Цех железобетонных конструкций был огромен, под его крышей, по сути, разместились несколько участков, которые отделялись друг от друга только колоннами, поддерживающими свод цеха. Между квадратными столбами стояли опалубки и станки. Справа от цеха сан-кабин находился так называемый кассетный цех, где делали железобетонные панели для внутренних перекрытий, слева — располагался арматурный цех, где на станках из металлических прутов различного сечения изготовлялась арматура для бетонных панелей. Дальше шли цеха с различными опалубками, предназначенные для наружных панелей зданий. Но в цеху сан-кабин были ещё две опалубки для керамзитных плит, которые шли для верхних перекрытий, и вот к ним-то Родион с незнакомцем и подтащили тело несчастного. Плита только полчаса назад была изготовлена, и теперь активно нагревалась паром, чтобы керамзит и бетон хорошенько схватились. Но сейчас плита была ещё мягкая, как масло, не успев как следует застыть, этим-то и хотел воспользоваться небритый незнакомец, чтобы избавиться от тела.

— Сюда сейчас никто не сможет прийти? — спросил «джинсовый», озираясь.

— Нет, если только менты, которые тебя преследуют, — ответил Родион, невольно прислушиваясь.

Парень ткнул пальцем в свежий раствор и распорядился:

— Берём и опускаем его в раствор.

— Ничего не получиться, — возразил Родион, — керамзит не даст.

Парень увидел лопату и приказал:

— Бери лопату и разгребай этот чёртов керамзит!

Родион выпрямился, прикидывая, как лучше напасть на «джинсового», ибо он ему уже изрядно надоел. Парень, видимо, почувствовал настроение Родиона и сказал:

— Не надо, дядя, я тебе не по зубам! Поможешь — отблагодарю.

Поколебавшись, Родион взял лопату и стал быстро снимать верхний слой раствора. Дойдя до арматурной сетки, он отложил лопату, взял огромные ножницы, и стал перекусывать ими арматурную сетку. Вырезав таким образом изрядный кусок, он снова схватил лопату и закончил углубление в плите. Они взяли труп за руки и за ноги, и аккуратно положили его в углубление. Затем Родион снова взял лопату и разровнял керамзит, потом сверху кинул несколько лопат раствора. Теперь труп надёжно был замурован в плите. Небритый отошёл на несколько шагов и посмотрел со стороны — вроде, ничего заметно не было. На всё ушло чуть больше пяти минут. Плита была толстая, где-то сантиметров сорок, поэтому тело несчастного обнаружить было проблематично. «Джинсовый» наклонил голову к плите и что-то пробормотал, потом поправил сумку на плече и только хотел что-то сказать Родиону, как совсем рядом послышался лай собак. Лицо парня затвердело, он дёрнулся было к воротам, чтобы выбежать из цеха, но вдруг остановился, и снял сумку с плеча.

— Они вот-вот будут здесь, я видел мента с собакой! Дьявол, с этой ношей мне не уйти далеко… Сделаем так!

Он схватил лопату и стал снова разрывать яму в плите. Запихав сумку рядом с телом, «джинсовый стал лихорадочно заравнивать ямку. Когда он укладывал сумку в плиту, та ненамного раскрылась, и Родион успел заметить, что сумка была под завязку набита долларовыми пачками. Сравняв поверхность, небритый посмотрел на дело своих рук, и сказал:

— Слушай сюда, мужик. Разравняй получше, чтобы ни одна сволочь даже не догадалась, что в этой плите. Пометь её… подожди, я сам.

Парень подошёл к дальнему углу плиты и нарисовал на растворе фигуру, похожую на ключ.

— Слышишь, мужик, я завтра приду, ты проследи чтобы плита никуда не делась, а то… — он схватился за рукоятку пистолета.

Во дворе цеха из-за плиты высунулась голова милиционера. Служитель порядка осторожно осмотрелся, не решаясь выйти из укрытия, но «джинсовый» успел его увидеть. Хлопнув Родиона по плечу, парень огромными прыжками побежал в противоположную от ворот сторону. Там находилась лестница, ведущая на второй этаж, и где днём сидел начальник цеха со своей свитой. Там же находилась и диспетчерская, куда Родион относил заказы на количество керамзита и бетона. Сейчас в конторе было пусто, и у парня был шанс спрятаться и отсидеться. Но потом Родион вспомнил о собаках и его всего передёрнуло. От собак не уйдёшь, а парень потом может рассказать, что Родион ему помогал! Эти мысли пронеслись в голове, но он себя тут же успокоил: я был вынужден, ибо парень грозил мне пистолетом.

В цех ворвались двое ментов с автоматами. Родион уже отошёл от плиты и стоял около своей конторки, когда услышал голос сержанта:

— Эй, здесь двое не пробегали?

— Нет, — Родион замялся, потом прибавил: — я здесь уже часов восемь работаю, никого не было.

Сержант оглядел цех, где было множество мест, чтобы спрятаться, потом сказал напарнику:

— Подождём Вальку с его псиной, а то выстрелят гады из-за угла. Мне что, медаль за это дадут?!

— Точно, — поддакнул второй милиционер, — венок на могилу от них только можно получить!

Вся ночная кутерьма закончилась через полчаса. Менты на территории цеха никого не нашли, и пошли дальше преследовать преступников, а Родион пошёл в душ, чтобы смыть рабочий пот вперемежку с бетонной пылью.

Утром он пораньше встал, чтобы проследить, куда положат панель, в которую были замурованы труп и сумка с долларами. Панель, как и следовало ожидать утренняя смена вывезла на электрической платформе во двор цеха, чтобы потом мостовой кран переместил её в штабель готовых изделий. Боясь, что она затеряется среди себе подобных, Родион рано утром пришёл на комбинат не в свою смену. Мотивировать свой приход особой нужды не было, так как все знали, что бригадир иногда является утром, чтобы получить указания начальника цеха. Родион беспокоился, что парень придёт за сумкой и предъявит ему свои претензии, а быть застреленным из-за чужих денег глупо и обидно. Навестив в конторе начальника для отвода глаз, Родион отыскал «свою» панель, и, дождавшись, когда люди ушли на обед, взял кувалду и отбил у панели угол. Отбил довольно приличный кусок, чтобы изделие уж точно забраковали. Негодные по каким-либо причинам панели обычно складывали в углу двора у самого бетонного забора, а вот куда они потом девались, Родион не знал. Когда закончился обед, Родион показал всем отбитый край, посетовав на низкое качество бетона и керамзита, после чего сам прицепил стропы к петлям и проследил, как кран укладывает испорченную панель в стопку себе подобных. Сделав дело, Родион отправился домой, благо жил он в паре остановок от комбината.

Всю смену он ждал, когда заявится «джинсовый», чтобы забрать сумку, но так и не дождался. Мысль заявить в милицию у Родиона даже не возникла. Когда смена кончилась, и все ушли домой, Родион опять сел в своей каптёрке и стал терпеливо ждать хозяина сумки. Промаявшись почти до утра, он наконец-то пошёл домой. А в дневных местных новостях увидел, как показывают «джинсового» по телевизору. Но как показывают! Парень лежал навзничь, а во лбу зияло отверстие от пули. Оказалось, ночью его всё-таки загнали в какой-то тупик и при задержании пристрелили, при этом группе задержания объявлена благодарность за ликвидацию опасного преступника.

Несколько месяцев Родион с тревогой ждал, что за сумкой кто-нибудь придёт, но время шло, а криминальные элементы не спешили предъявлять свои права. Куча денег, замурованная в плите долго не давала покоя Родиону, но постепенно другие насущные проблемы всё дальше отодвигали эти мысли на периферию сознания, тем более, что в стране постоянно шли какие-то перемены. Домостроительный комбинат так же коснулись эти процессы — снизилась потребность в его продукции, а через некоторое время и совсем упала до нуля, ибо строительство новых домов практически остановилось.

Родион решил уйти с комбината, так как денег кормить семью почти не оставалось. Он устроился работать слесарем в только-что открытый автосервис, но мысль о сумке, набитую долларами не отпускала. Раз в месяц бывший бригадир под каким-нибудь предлогом проникал на территорию комбината, чтобы удостовериться, что ЕГО плита на месте. Да и куда ей было деться, если производство остановилось! Родион подходил к плите, украдкой осматривался, и удостоверившись, что его никто не видит, гладил шершавый бок плиты, тихо бормоча какие-то слова. Идея завладеть сумкой его не оставляла, но как это сделать практически?!

Дело в том, что территория комбината была довольно обширной, бракованных плит было много, и их складывали в высокие штабеля, время от времени тасуя, как колоду карт. Это была своеобразная стихийная свалка негодных к употреблению больших железобетонных изделий. Со временем плита Родиона оказалась в штабеле, который располагался почти у самого бетонного забора, то есть у самой границы территории комбината. Но, самое главное, она была второй снизу, а сверху лежало ещё четыре плиты, и вот как освободить нужную Родион не знал. Даже, если бы он работал всё ещё на комбинате, то как объяснить начальству, что ему необходимо вытащить наверх испорченную плиту?! Во-первых, это вызвало бы нездоровое любопытство других, а во-вторых, чтобы достать сумку нужен отбойный молоток, или, на крайний случай, кувалда и лом. Родион представил, сколько бы народу собралось, чтобы посмотреть, как он крушит зачем-то бракованную плиту! А рядом с сумкой ещё находился труп неизвестного, и как всё это объяснить?!

Можно было, конечно, провернуть эту операцию ночью, но это надо было делать с самого начала, когда плита ещё была доступна, а в то время Родион с опаской ждал появления криминальных элементов. Время шло, за сумкой никто не приходил, и постепенно в сознании Родиона созрела мысль, что доллары теперь полностью в его распоряжении.

Так прошло несколько лет. За это время ДСК переходил из одних частных рук в другие, пока в двухтысячном году окончательно не перешёл во владение нескольких акционеров, которые наконец-то стали наводить относительный порядок. Родион следил за судьбой комбината, но пока не предпринимал никаких шагов, чтобы извлечь сумку с деньгами, да и что он мог сделать? Время от времени, Родион приходил на комбинат, трепался с вахтёрами о жизни, незаметно осматривая территорию. Удостоверившись, что его плита на месте, быстро прощался со служивыми и исчезал.

Штабеля испорченных панелей время от времени менялись, но до самых нижних, на радость Родиона, у правления руки так и не доходили, ибо брали и увозили куда-то, естественно, верхние. Он потом выяснил, что бракованные панели отвозят на строительство дач и особняков так называемых «новых русских», хотя некоторые шли на укладку дорог в сельской местности, особенно туда, где и на тракторе проблематично преодолеть почти полуметровую толщину грязи.

Незаметно пролетели года, Родиону к имени прибавилось отчество, а голову бывшего бригадира стала украшать обширная лысина. Деньги вместе с неизвестным убитым парнем покоились в плите на территории домостроительного комбината, но, как и раньше оставались для Родиона Степановича как бы запретным плодом. Мысль о том, что он обладает некой тайной, грела душу бывшего бригадира, наполняло его существование чувством загадочности и таинственности, и даже позволяло смотреть на мир как-то снисходительно. И теперь, когда Родион Степанович на старости лет устроился в элитный дом консьержем, он иногда думал о сумке с деньгами, которые так неожиданно оказались в его распоряжении, но оставались такими же недоступными, как и двадцать пять лет назад.

2.

Из парадной, в которой находилась конторка Родиона Степановича, вышел угрюмый господин. Он вяло кивнул консьержу и стал спускаться в подземный гараж. Родион не любил снобов, поэтому проводил господина враждебным взглядом, про себя пожелав этому первому пробудившемуся жильцу всяческих невзгод. Консьерж подразделял живущих в доме людей на две категории: приятных в общении и неприятных, наделив их простыми прозвищами. Неприятных он называл козлами, а приятных — называл просто хорошими. Этот ранний птах был отнесён к категории козлов, ибо снобизм так и пёр из него, а Родион Степанович этого терпеть не мог. Плюнув мысленно в спину неприятному типу, он закурил сигарету и окинул хозяйским взглядом дворовую территорию.

Работа была не пыльная, можно было бы её назвать даже синекурой, но под это определение эту службу нельзя было отнести из-за низкой заработной платы. Но в целом она устраивала Родиона Степановича, так как позволяла жить спокойно, не считая последние копейки, оставшиеся от пенсии, которую он называл пособием для нищих. В данный момент ему пришла в голову мысль, что жизнь человека полностью зависит от того, где тому посчастливилось, или угораздило родиться. Вот, к примеру, родись он в какой-нибудь «банановой» стране, где нет никакой промышленности, и, соответственно, плохо с работой, то тогда телевизор, или мобильный телефон считался бы верхом достижения человеческой цивилизации, а их обладатель успешным человеком. Но родись он сыном миллионера, то весь нынешний доход Родиона был бы воспринят, как несколько копеек, завалившихся за подкладку пиджака. То есть всё познаётся в сравнении — опять же истина, известная с незапамятных времён.

Из парадной вышла симпатичная молодая женщина и приветливо поздоровалась с Родионом. Степанович в ответ улыбнулся и пожелал женщине доброго утра, при чём сделал это искренне, ибо молодая женщина относилась к категории «хорошая». Родион аккуратно затушил окурок, бросил его в урну, и поспешил обратно в конторку, так как начинались утренние новости. Когда он вышел на пенсию, новостные программы стали интересовать его всё больше и больше. Когда человек стареет, у него естественным образом отпадают многие направления деятельности. Это связано и со состоянием здоровья, и с естественным изменением круга общения, поэтому в приоритете появляются новые увлечения, а также хочется осуществить отложенные планы, которые в молодости не удалось воплотить в жизнь.

Только Родион Степанович устроился в кресле и включил телевизор, как во дворе появилась молодая особа с множеством маленьких собачек на поводках. Консьерж знал, что эта молодая женщина живёт со старым грибом, который годится ей даже не в отцы, а в деды, и поэтому относился к ней с предубеждением, хотя и относил её к категории хороших, так как дама была приветлива и хороша собой. Родион не до конца понимал эти мезальянсы, он мог понять старого хрыча, которому нравится обладать молодым телом, но вот зачем молодая красивая баба живёт со стариком, понять никак не мог. Да, есть, конечно, такое понятие, как вырваться из нищеты любыми путями, но вот такой ценой? У Родиона в отношение таких дам проскальзывало лёгкое призрение, но только лёгкое, так как он не мог понять до конца мотивы таких браков, а значит и категоричность суждения обо всём этом ставилось под вопрос.

Начались новости, и Родион Степанович стал внимательно слушать повестку дня, выкинув молодую даму со сворой собачек из головы. Прослушав пятиминутные новости, он крякнул и вслух посетовал о терпимости нынешнего президента. Будь он на его месте, то давно бы гремели пушки, и страна воевала на многих фронтах. Но на то он и не президент. Только выдержанные, спокойные, и адекватно всё воспринимающие люди могут занимать такие посты — это Родион понимал, поэтому только обывательски ворчал и кряхтел. Степанович прикрыл глаза, и представил себе, что он президент. Первым делом он дал бы по зубам Америке, от которой, по его понятиям, исходит всё зло, потом… Он открыл глаза и усмехнулся своему ребячеству. Нет, так вопросы международной политики решать нельзя, но дать понять некоторым о пределах нашей терпимости стоит!

Немного расстроенный он вышел снова на крыльцо, чтобы выкурить очередную сигарету. Он всегда закуривал, когда немного понервничал. В это время из парадной вышел молодой человек с рюкзаком за плечами. Они обменялись приветствиями, после чего молодой человек сел в припаркованную у подъезда «Хонду», и через минуту выехал со двора. Родион Степанович нажал на кнопку пульта, и шлагбаум опустился, закрывая проезд на придомовую территорию. К этому молодому человеку из сотой квартиры он относился хорошо, ибо с детства уважал спорт, а парень занимался спортом и был поэтому на одной волне с Родионом Степановичем.

Наступила пауза. Консьерж знал, что первая волна проснувшихся жильцов схлынула, теперь через час пойдёт вторая, проснутся и поедут по своим делам те, у которых рабочий день начинается часов в девять, ну а последними появятся остальные, те, кому спешить некуда в связи со своим статусом. Эти относятся к категории богатых, они в основном владельцы каких-то предприятий, или просто живут на ренту. Среди этой категории, как ни странно, снобов меньше всего, они более демократичны, более уравновешены, но их статус предполагает некое почтение, и Родион, сам того не замечая, при встречи с ними старается быть лучше, чем он есть на самом деле. Откуда у него это чувство, он и сам не знает, скорее всего, от уважения, но никак не от подобострастия. Степанович уважал тех людей из богатых, про которых говорят, что они сделали себя сами, то есть добились успеха своим трудом, а не спекуляцией и не по праву рождения в богатой семье. Он не уважал тех, кто занимались сомнительным, с его точки зрения, бизнесом перепродажи, то есть сами ничего не производили, а только покупали в одном месте товар, чтобы потом продать его втридорога в другом. Да, есть такое понятие, как доставка товара потребителю, но этим занимаются люди, которые не смогли придумать своё ноу хау.

Родион Степанович снова посмотрел на небо, которое манило его своей прозрачной голубой бесконечностью. Его мысли снова настроились на философский лад. Действительно, а что такое бесконечность? Учёные до сих пор не могут толком объяснить, почему бьётся сердце, а здесь космос! Вот ряд цифр: один, два, три… Можно считать до бесконечности. Где он тот конец?! А в космосе? Родион Степанович никак не мог его представить, не мог и всё. Как это нет конца? Куда же ведёт эта голубизна? Он снова устремил свой взор на небо. В космосе темно, планеты и звёзды только излучают свет, а жизнь есть только на некоторых — это как-то понятно ещё со школы, а вот бесконечность? … Голова стала немного побаливать от этих дум. В это время со стороны шлагбаума раздался требовательный звуковой сигнал автомобиля. Консьерж нахмурился — подавать звуковые сигналы здесь запрещено. Родион Степанович направился к нарушителю спокойствия. Им оказался молодой кавказец, который с широкой улыбкой сидел за рулём чёрного «Мерседеса». Консьерж не любил этих выходцев с юга России, потому что они почти все вели себя нагло и не уважали местные законы и обычаи. Хорошо, вот ты приехал сюда работать, или просто жить, но почему ты не уважаешь людей, к которым ты приехал? Родион Степанович догадывался, что кавказцы ведут себя так, потому что, находясь в непривычной для себя обстановке, испытывают дискомфорт, и стараются под маской нагловатой хамской распущенности скрыть свою неуверенность. Языковой барьер тоже имеет место быть, хотя горцы достаточно хорошо изъясняются на языке Пушкина.

— Подавать звуковые сигналы здесь запрещено, — предупредил старик, но шлагбаум не открыл,

— Тебе какая разница, дед? Давай открывай! — ответил молодой горец, и нагло под ноги Родиона Степановича выплюнул жевательную резинку.

Старик вздохнул и пошёл в свою конторку, даже не собираясь открывать хаму шлагбаум. Как только он сделал пару шагов в направлении дома, в спину ударил требовательный громкий звук клаксона. Чертыхнувшись про себя, Родион Степанович продолжил движение в сторону парадной, решив не обращать на наглеца внимание. Он, конечно, рисковал получить нахлобучку от жильцов дома, или от председателя правления дома, но здесь уже был принципиальный вопрос, и консьерж взял на себя всю ответственность, ибо давать спуск этому «хозяину жизни» считал ниже своего достоинства. Спиной Родион Степанович чувствовал жгучий взгляд молодого человека, но оборачиваться не собирался. Уже дойдя до дверей парадной, он услышал, как тихо клацнула дверь породистой машины, после чего раздались торопливые шаги.

— Эй, отец, давай по-хорошему, ты чего не открываешь? — раздался сзади голос с небольшим акцентом.

Пожилой человек повернулся к наглецу и спросил:

— Ты и дома всех не уважаешь, или только у нас? Попробовал бы ты нахамить в своём ауле старейшине, я бы посмотрел на тебя.

Молодой человек смутился и, сбавив тон, примирительно сказал:

— Ладно, извини, старик, погорячился немного… мне к Сироткиным надо.

— Они тебя ждут? — спросил бдительный консьерж.

— Да-да, конечно!

— Ладно, сейчас открою.

Родион Степанович нажал на кнопку пульта, и шлагбаум пошёл вверх. Машина въехала на территорию, старик указал место, где её можно поставить, после чего скрылся в своей конторке. Инцидент был исчерпан и Родион Степанович выдохнул. Он в последнее время стал замечать, что любая несправедливость его сильно раздражает, отчего поднимается давление, а это в его возрасте опасно. Но очень часто приходиться видеть тут и там вопиющие случаи этой несправедливости. Нет, конечно, и раньше она была, но только теперь, на склоне лет, Родион Степанович стал больше обращать внимание на такие факты. После развала Союза люди стали какими-то озлобленными, стали более раздражительными, и это он для себя объяснял просто: пропала уверенность в завтрашнем дне. Раньше люди не боялись потерять работу, а теперь потеря работы — это катастрофа! Если у тебя на шее семья и ты остался не у дел, то есть все шансы оставить своих близких без куска хлеба, а это и есть катастрофа, причём вселенского масштаба для отдельно взятой ячейки общества. Можно долго рассуждать о преимуществах того или иного строя, но у социалистической системы было много плюсов, да ещё каких! Все всё это давно прочувствовали, особенно люди старшего поколения. Есть, конечно, и много плюсов в капитализме, но почему-то те, кто находится у власти, взяли от этой системы самое плохое. Родион считал, что самым лучшем для страны было бы объединить всё лучшее из обоих систем, но понимал, что это как раз и есть самое трудное, иначе давно бы это сделали. Хотя он подозревал, что так называемые лоббисты обоих систем готовы идти на всё только бы не допустить такое объединение. Грандиозные мысли консьержа прервал телефонный звонок. Старик взял трубку и произнёс:

— Дежурный слушает.

— Сейчас придёт курьер в девяносто пятую квартиру, пропустите, пожалуйста.

— Принято, — ответил старик и посмотрел на часы. До конца его смены оставался час. Ровно в девять приходил сменщик, некий Валентин, толстый мужик лет пятидесяти, с ярко выраженной отдышкой. Родион подозревал, что у него или астма, или ещё того хуже — туберкулёз. У самого старика со здоровьем было более-менее нормально, только в последнее время организм стал подавать сигналы, на которые он старался не обращать внимание. То там кольнёт, то тут заноет, особенно иногда сильно побаливали ноги, но в целом Родиону было грех жаловаться. Другие в его возрасте уже становятся пожизненными инвалидами.

К шлагбауму подъехал велосипедист с большим коробом за плечами — курьер, понял консьерж, и открыл ему проезд. Развозчиками обычно были представители бывших среднеазиатских союзных республик, к которым Родион относился довольно благодушно. Они жили в городе тихо в своих съёмных квартирах, или просто обитали табором прямо на каком-нибудь складе своего земляка, и что самое главное — они не старались привносить свой устав в чужой монастырь. В отличие от кавказцев азиаты плохо говорили по-русски, плохо понимали, что им говорят, но старались, учили язык, и не хамили местным жителям. Нет, конечно, и среди них были элементы, которые плохо относились к аборигенам, но это было, скорее, исключение.

Парень подошёл к парадной и спросил вышедшего ему навстречу консьержа:

— Мне девяносто пятую надо.

— Поднимайся на третий этаж, — подсказал Родион, открывая дверь.

Парень прислонил велосипед к стене дома и бодро стал подниматься по ступенькам, игнорируя лифт. Старик проводил его взглядом, после чего уселся смотреть новости, которые на этот раз передавали по другой программе. Прослушав вести, он не нашёл в них ничего нового, после чего достал журнал дежурств и стал неторопливо его заполнять. Когда он писал последнюю фразу появился курьер, которого старик выпустил, подняв снова шлагбаум. После этого до конца смены ничего не случилось. Ровно в девять появился Валентин. Родион Степанович передал ему ключи, посоветовал держать порох сухим и, повесив на плечо свою небольшую сумку на плечо, покинул придомовую территорию.

Проехав на автобусе пять остановок, Родион Степанович вышел у своего дома, после чего зашёл в парадную и на лифте поднялся на пятый этаж. Открыв дверь квартиры ключом, он переступил порог своего жилища, в котором они с Зинаидой жили уже тридцать лет. Двухкомнатная квартира была небольшая, но уютная, жена любовно ухаживала за цветами, которые в изобилии были разбросаны по всей площади. Увлечение флористикой проявилось у Зинаиды давно, и Родион это только приветствовал, ибо цветы придавали их квартирке необычно живой, и можно даже сказать экзотический вид. Королём цветовой экспансии был, конечно, огромный фикус, похожий на тропическое растение. Он занимал угол около балконной двери, рядом с растением стояло любимое кресло Родиона, в котором он частенько расслаблялся, тем более, что до домашнего бара можно достать рукой не вставая. По стенам висели лианы, которые заканчивались аж у самых дверей, а на подоконниках стояли красивые цветы в горшках, но как они называются Родиону Степановичу было неведомо. Он знал только кактус, и это считал достаточным, остальное было делом Зинаиды. Жены в данный момент дома не было, ибо она уехала на всё лето на свою малую родину в деревню, чтобы подлечить больные суставы, и банда цветов была теперь на попечении супруга. В ящике кухонного буфета лежала тетрадь, где было написано расписание полива — эта обязанность не тяготила Родиона, но относился он к ней очень ответственно, свято соблюдая режим дачи влаги цветкам в определённой последовательности. Он понимал, что это залог сохранения растений, их жизнеспособности в городских условиях.

Родион Степанович переоделся в домашний халат, потом прошёл на кухню, чтобы сделать ревизию холодильнику. Оказалось, что кроме пельменей и куска колбасы в нём ничего не было. Варить пельмени после суточного дежурства было лень, поэтому он поставил чайник на огонь, чтобы только перекусить бутербродами, а потом завалиться спать. Этого распорядка старик придерживался всегда. Каждый раз он, приходя с дежурства, заглядывал в холодильник, каждый раз выбирал между пельменями и бутербродами, и каждый раз выбор выпадал на последние.

Съев пару бутербродов, старик заваливался спать, но почти всегда сон его был недолог — два-три часа от силы. Ночью на дежурстве ему удавалось подремать пару часов и этого было достаточно, чтобы, придя домой поспать совсем немого. И сегодня Родион Степанович не изменил своим привычкам. Он попил чай с бутербродами, после чего прошёл в спальню и лёг на широкую кровать с мягким матрасом.

Через час его разбудил телефонный звонок, причём звонили на стационарный, который стоял в гостиной. Чертыхнувшись про себя, Родион Степанович решил не подходить, он повернулся на другой бок и водрузил на открытое ухо вторую подушку. Звонки, наконец, прекратились, но вдруг ожил мобильник, лежащий на прикроватной тумбочке. На этот раз тирада пожилого человека содержала матерные слова, Родион сел, и, после небольшого колебания, всё же взял телефон. На дисплее высветился номер сына.

— Толя, я же просил не звонить мне сразу после дежурства! — возмущённо воскликнул Родион Степанович.

— Папа, ну извини, я запутался в числах, — ответил виновато Анатолий.

— Ладно, — сменив гнев на милость, ответил старик, — что там у тебя случилось?

— Это не телефонный разговор, можно я к тебе сейчас приеду?

— Приезжай, если тебе невтерпёж, — разрешил старик, тихо вздохнув про себя.

Анатолий был головной болью для пожилого человека. Он уже был дважды женат, и оба раза неудачно, его постоянные прожекты раздражали Родиона Степановича, ибо сын, уже разменявший пятый десяток, так и не определился с профессией. Он так же, как и отец искал себе применение в жизни, но в отличие от отца, за плечами которого было много профессий, не стал специалистом ни в одном деле. Бросив институт на третьем курсе, Анатолий так и не приобрёл специальность, всё время тратя силы на поиск каких-то эфемерных способов обогащения. Родион Степанович понимал, что сын в какой-то степени повторяет его судьбу, но всё же было существенное различие между отцом и сыном: один имел множество специальностей, другой — ни одной. Сейчас Анатолию исполнился сорок один год, и он был одержим идеей разбогатеть при помощи аферы с акциями предприятий. Родион Степанович в этом ничего не понимал так как был продуктом советской системы, но чувствовал, что здесь что-то не так, что очередная затея сына может плохо закончится. Правда, один раз Анатолию повезло, и он удачно вписался в проект строительства жилого комплекса, что позволило ему даже купить квартиру. Тогда Родион ему немного помог с деньгами, лишь бы отпрыск стал жить отдельно, но это было давно, ещё в середине девяностых, когда бардак в стране позволял проворачивать сомнительные, с точки зрения закона, операции. После этой аферы окрылённый удачей Анатолий несколько раз пытался провернуть нечто подобное, но у него мало что получалось. Разбогатеть разом не получалось, но сын раз за разом вписывался в сомнительные прожекты, не оставляя надежды на мгновенное обогащение. Время шло, и неудачливому бизнесмену всё чаще Фортуна показывала свой зад, а однажды дело чуть не дошло до суда. Анатолий тогда обратился к отцу за помощью, и Родион Степанович отдал свои последние накопления, чтобы сына не посадили, но, видимо, та история мало чему научила его, ибо Анатолий по-прежнему пытался вместо того, чтобы честно трудиться, продолжал искать лёгкий путь к мгновенному обогащению.

Сын приехал через полчаса. Родион в это время как раз снимал с плиты кастрюлю с пельменями, чтобы вместе с Анатолием пообедать, но тот отказался. Родион Степанович пожал плечами и сел за стол один, а сын пристроился рядом на кухонном табурете и смотрел, как его отец насыщается, не решаясь нарушить этот священный процесс. Поев, Родион Степанович закурил, посмотрел на своего отпрыска и сказал:

— Чует моё сердце, что ты опять куда-то вляпался. Так?

Анатолий тоже закурил, не решаясь начать разговор, потом через минуту сказал:

— Верно, батя, но не так чтобы… но может быть и…

— Не тяни кота за одно место, Толя! Рассказывай!

— Ну… в общем… пап, ты, наверное, прав. — Анатолий опустил голову, что-то рассматривая на полу.

— Фу, детский сад, в самом деле! — воскликнул с досадой Родион Степанович. — Говори или уходи!

Анатолий собрался с духом и выпалил:

— Папа, мне надо пятьсот тысяч отдать через неделю, а я не знаю где их взять.

— Где же я тебе пятьсот тысяч возьму? — спокойно ответил отец, туша окурок в пепельнице. — Я же последние тебе отдал тогда, помнишь?

— Ну, поспрашивай у знакомых, я потом отдам, слово даю! — воскликнул Анатолий, прижимая мало натруженные свои руки к груди.

— Был бы жив Петя Сохнин, я бы к нему обратился, а он уже второй год, как лежит на Южном кладбище, а других богатых друзей у меня нет, — ответил старик, горестно покачивая головой. — Эх, хороший был мужик! Послушай, а твои друзья не могут разве тебя выручить?

— Ни у кого нет таких денег, папа, — поморщился Анатолий.

— Возьми кредит в банке, — посоветовал отец, — я знаю многих, которые берут у банков ссуду.

— Да кто ж мне даст такую огромную сумму! — чуть не заорал Анатолий.

— А чего там такого? Подумаешь, пятьсот тысяч! Да банкам это тьфу!

— Папа, я не рублей пятьсот тысяч должен, а баксов! — заорал Анатолий, сообразив, что отец его не так понял.

— Не ори! — в свою очередь повысил голос Родион Степанович. — Долларов, значит? Да как ты умудрился, дурак?!

— Долго рассказывать… ну, хотели мы с Вовкой провернуть операцию, но не сложилось, а деньги были чужие, понимаешь?

— Идиоты! — в сердцах воскликнул отец и правда схватился за левую сторону груди. — Сколько же это будет в рублях?

— Около тридцати пяти миллионов, папа.

— Сколько?! — Родиону почудилось, что он ослышался.

— Да, около того, папа.

Старик хотел заглянуть в глаза сыну, но это сделать ему не удалось. Анатолий явно не хотел встречаться взглядом с отцом. Родион Степанович встал и пошёл в гостиную, чтобы сесть в своё любимое кресло — в нём он чувствовал себя как-то уверенней и спокойней. Поколебавшись секунду, за ним последовали и Анатолий. Минут пять Родион Степанович молчал, глядя на сына, который уселся напротив него на диван, потом сказал:

— Даже если продать всё, что у нас есть, таких денег мы не наберём. Дача, примерно, полтора миллиона, твоя квартира миллиона четыре, наша — миллионов пять. Это всё. Ты чем думал, когда всё это затевал, Толик? — тихо спросил отец.

Анатолий сопел, смотрел всё так же в пол и молчал, потом тоже тихо произнёс:

— Они убьют меня, папа.

— Да, за такую сумму могут, — согласился Родион Степанович. — Кто орудует такими деньжищами, тот запросто даст команду тебя ликвидировать, — безжалостно констатировал старик.

— Но что делать, папа?!! — завопил Анатолий, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону. — О-о, что же делать?

— А нельзя обратно эту твою аферу прокрутить? — спросил с надеждой отец.

— Не-ет! — простонал Анатолий и из его глаз потекли горькие слёзы.

Родион Степанович с ужасом смотрел на своего сына в душе понимая, что перед ним сидит он сам, только в молодости. Он так же искал себя, меняя работы, ища лёгкий заработок, но в отличие от сына он при этом работал, не разгибая спины, а Анатолий был продуктом не советской, а буржуазной среды, где законы совсем другие, более жёсткие и бесчеловечные. Окажись Родион на его месте, то неизвестно, как бы он вёл себя в нынешних условиях. Эти мысли вихрем пронеслись в голове отца, он уже другими глазами стал смотреть на сына, жалея его, а не ругая. Опять же: всё познаётся в сравнении. Надо, конечно, искать какой-то выход, а выход только один — достать из плиты замурованные там доллары, иначе сына он просто потеряет.

Родион Степанович протянул руку к бару и, не вставая с кресла, достал из него початую бутылку коньяка, прихватив пальцами и пару рюмок. Поставив добычу на журнальный столик, он налил в рюмки янтарную жидкость и сказал:

— Что ж, пришло время поведать тебе, Толя, кое-что из моей жизни. Давай сначала выпьем с тобой, а потом я тебе расскажу.

Сын, наконец-то, поднял красные глаза от пола, схватил рюмку и залпом её опорожнил. Родион Степанович крякнул, потом сам медленно выцедил коньяк и поставил рюмку на стол.

— Принеси-ка из холодильника лимон, сынок, — попросил он миролюбиво.

Анатолий исполнил просьбу, потом с надеждой посмотрел на отца. Родион Степанович налил ещё раз, они снова выпили, и старик отставил бутылку подальше, показывая тем самым, что пить больше они не будут.

— Ну вот послушай, что я тебе расскажу, сын. Было это ровно двадцать пять лет назад. Мне тогда было, приблизительно, как тебе сейчас, где-то лет за сорок… да, тебе сейчас сорок один, а мне тогда сорок пять стукнуло… Так вот, работал я тогда на домостроительном комбинате бригадиром на участке, где делали сан-кабины и плиты из керамзита для верхних перекрытий… — и Родион Степанович изложил подробно все события того страшного вечера. В заключение он сказал: — Поверь, Толя, я двадцать пять лет думал о том, как незаметно достать те деньги, но так ничего толком и не придумал. Да, если честно, то и не особо стремился, ибо боялся сначала, что за ними придут уголовники, потом боялся, что меня привлекут за соучастие, если обнаружат труп, потом и вовсе думал, что ту плиту уже куда-то увезли, но… но оказалось, что она на том самом месте, где я её оставил двадцать пять лет назад! Я недавно заходил на территорию комбината и увидел её…

— Не может быть! — воскликнул возбуждённо Анатолий, перебивая отца. — Неужели за столько лет не убирали территорию?!

— Убирать-то убирали, но она лежит вторая снизу в штабеле себе подобных, не пригодных к употреблению. Брали, когда нужно, естественно, верхние, а до последних так очередь и не доходила!

— Невероятно! — Анатолий уже оправился от своих мрачных дум и горящими глазами смотрел на отца. — Невероятно! — повторил он.

— Раньше, при Союзе, её можно было аккуратно изъять, но я тебе уже говорил причины, из-за которых не делал этого, — сказал Родион Степанович. — Теоритически, вроде, всё просто, а вот как это будет на практике — вопрос. У комбината много раз менялись хозяева, последний понатыкал видеокамер, и теперь всё усложнилось. Теперь надо двадцать раз подумать, как провернуть дело, не привлекая внимания. Толя, я уже кумекал над этим, но здесь нужна подготовка, теперь достать треклятую плиту будет сложно.

Анатолий воспрянувший было духом сник, но почти сразу встрепенулся и сказал:

— Но ночью на комбинате вряд ли кто-то остаётся кроме сторожей, а с видеокамерами можно разобраться просто — перерубить кабель.

Родион Степанович посмотрел на сына и вздохнул:

— Теоритически, может, ты и прав, но практически… Думаю, что сначала надо провести разведку, сходить на территорию, осмотреться, прикинуть… в общем, всё проверить и предусмотреть, а то можем загреметь вместе в кутузку. Если так случится, то тебе точно не поздоровится, тогда твои кредиторы примут меры…

— Батя! — взмолился Анатолий, прижимая обе руки к груди. — Это единственный выход, помоги!!

Родион Степанович не выдержал, он снова взял бутылку и налил себе коньяку, оставив без внимания рюмку сына. Пожевав ломтик лимона, он спросил:

— Толик, а если бы этого варианта не было, то чтобы ты стал делать?

Анатолий снова стал изучать паркет под ногами, помолчал, и ответил:

— Честно, не знаю, папа, наверное, сделал бы что-то такое-этакое…

— Например?

— Ну…

Не дождавшись внятного ответа, Родион Степанович закончил за сына:

— Ударился бы в бега, так?

— Да, что-то такое в голове сидело, — признался Анатолий.

Интересно, подумал старик, а чтобы предпринял сын, если бы он сам оказался в подобном положении? Не найдя ответа на этот вопрос, Родион Степанович произнёс:

— Дурак. От проблемы надо не бежать, а решать её, какой бы результат после этого не был, а то можно всю жизнь бегать по кругу, а не жить.

Анатолий на этот раз осмелился посмотреть в глаза отцу, но это было так скоротечно, что старик не успел сфокусировать свой взгляд. Решительно убрав бутылку в бар, Родион Степанович сказал:

— Значит так, … я завтра пойду на разведку на комбинат, ты — осмотришь периметр территории снаружи, после чего сядем и обсудим план действий. Может случится так, что одной разведки будет мало, но это уже потом обсудим… Иди домой, Толя, а я немного посплю, а то так и не удалось отдохнуть после суточного дежурства.

— Извини, папа, но я хотел, как можно скорее с тобой поговорить, — смутившись произнёс Анатолий и засопел. — Отдыхай, конечно… я тебе вечером позвоню, ладно?

— Ладно.

Проводив сына, Родион Степанович разделся и лёг в постель, но заснуть сразу ему не удалось. Повертевшись около часа, он встал, наскоро перекусил, и вышел из дома.

3.

Автобус довёз старика до комбината. Родион Степанович окинул взглядом двухметровый бетонный забор, огораживающий предприятие по периметру, и пошёл вдоль него к задним воротам. ДСК имел два входа: один со стороны улицы Крылова, другой со стороны разбитой дороги, не имеющей названия. Весь руководящий состав предприятия находился в четырёхэтажном здании, фасад которого выходил на улицу, там же располагалась проходная комбината, рядом находились большие металлические ворота, но они мало интересовали Родиона Степановича. Его внимания заслуживали другие ворота, расположенные на противоположном конце огороженной территории, выходящие на безымянную дорогу, разбитую тяжёлыми грузовиками. Через эти ворота вывозили готовую продукцию, а именно железобетонные плиты различного предназначения и сан-кабины. Рядом с воротами на территории нашла пристанище небольшая будка вахтёра-сторожа, в обязанности этого стража входила регистрация въезжающего и выезжающего транспорта. Именно туда и направился старик, чтобы проверить не изменились ли порядки на комбинате.

Ворота, как всегда, были распахнуты настежь, ибо панелевозы не переставая сновали туда-сюда, что говорило о большой загруженности предприятия. Родион Степанович не постучав вошёл в будку вахтёра, и к своему удивлению увидел перед собой не пенсионера, а здоровенного молодого парня, на котором, по мнению старика, надо пахать и пахать. Видимо, концепция изменилась, подумал про себя Родион Степанович, и вслух произнёс:

— Раньше здесь сидели бабки с потрёпанными журналами для записей, а теперь, смотрю, одни компьютеры. Здравствуй, сынок, — поздоровался с молодым охранником старик.

— И тебе не хворать, отец, — ответил парень, поглядывая на монитор. — С чем пожаловал?

— Работал я здесь когда-то, парень, вот шёл мимо и решил заглянуть и спросить: не нужны ли вахтёры?

— Не нужны, батя. … Теперь всё изменилось… Ты когда здесь работал? — спросил молодой сторож, щёлкая компьютерной мышкой.

Родион Степанович смотрел, как на мониторе сменилась картинка, теперь на экране вместо въездных ворот появилось изображение правой части территории вместе с куском бетонного забора.

— Да лет двадцать назад, — ответил старик.

— О! Это ещё при Ельцине, так?

— Верно.

— Ух, я тогда ещё в садик ходил, — молодой человек снова бросил взгляд на монитор.

— А ты чего так часто смотришь туда? — спросил Родион Степанович, ткнув пальцем в изображение.

— Ну мало ли… Вообще-то здесь тихо, вот работал я на…

Старика меньше всего интересовало где трудился раньше молодой бездельник, поэтому он его перебил:

— Теперь получается, что и задницу отрывать не надо? Обходы территории делаешь?

— А на кой чёрт, если всё и так видно? — откровенно ответил парень.

— Послушай, можно я пройду здесь к зданию управы, а то обходить вокруг далековато с моими больными ногами?

— Не положено, отец, — проявил бдительность молодой трутень.

— Ладно тебе, здесь что, золото добывают, или боишься, что я плиту утащу на плечах? — хихикнул старик.

— Если увидят, что я пропускаю здесь кого-то, то мне влетит, папаша, — заупрямился парень.

— Так я не просто так, а к Григорию Михайловичу, — озвучил только-что пришедшею ему в голову идею Родион Степанович.

— Я не знаю кто это, — ответил молодой бездельник.

— Ну как же, это же начальник отдела эксплуатации.

— Да мне плевать, дядя, хоть министр.

— Ладно, тогда держи, — Родион Степанович протянул упрямцу сто рублей, — ноги болят говорю.

Парень, увидев деньги смутился:

— Что я зверь какой, иди папаша.

Старик спрятал купюру в карман и поблагодарил охранника:

— Спасибо, сынок. Так я пойду?

— Иди уж, — ответил парень, поворачиваясь к монитору.

Родион Степанович вышел из будки и направился в сторону своего бывшего цеха. Он шёл медленно, крутя головой, помня, что за ним наблюдает молодой охранник. Зайдя за штабель готовых панелей, Родион Степанович остановился, чтобы повнимательней рассмотреть интересующую его часть территории. Он без особого труда увидел груду испорченных панелей, но для того, чтобы опознать нужную ему, надо было пройти к забору. Поколебавшись, Родион Степанович вышел из укрытия и направился в угол двора, прямо к штабелю, плюнув на конспирацию. Если что, то у него был ответ на вопрос: на кой чёрт он пошёл в угол — ну не дотерпел старик, ему надо срочно опорожнить мочевой пузырь. Подойдя к штабелю, Родион Степанович сразу увидел СВОЮ панель, которая лежала второй снизу, сверху громоздились ещё четыре бракованных панелей из керамзита. С того места, где сейчас находился старик, территория не просматривалась, поэтому он внимательно не торопясь обследовал панель, чтобы избежать ошибки. Вне всякого сомнения, это была та самая панель, которую двадцать лет назад он испортил. Итак, Родион Степанович убедился, что задуманное может осуществиться, но до этого надо ещё кое-что проверить. Старик направился к цеху, где он раньше работал, ворота которого были распахнуты. В цеху было темновато, но это оказалось обманчиво, ибо на улице было солнечно. Родион Степанович остановился у ворот, выжидая, когда его глаза привыкнут к цеховому освещению, поморгал, потом с любопытством оглядел своё бывшее место работы. Здесь ничего кардинально не поменялось: всё так же гудели механизмы мостового крана, всё так же рабочие суетились вокруг большой бадьи, наполненной бетоном, всё так же за колонами можно было рассмотреть рабочих соседнего арматурного цеха.

Но Родиона Степановича, в первую очередь, интересовал мостовой кран, который работал на улице, то есть на территории, а не внутри цеха. Со своего места он прекрасно видел этот кран. Если это старый кран, то старик с ним легко справится, но если это новый, с навороченной электроникой, то тогда возникнут трудности. Он вздохнул с облегчением, узнав облупившуюся жёлтую краску. Без всякого сомнения, это был старый добрый мостовой кран, с которым Родион был хорошо знаком. Отыскав взглядом лежащий у заливной формы мощный железный треугольник с прицепленными к нему стропами, старик убедился, что и тот на месте. Рабочие были заняты своим делом, поэтому приход незнакомого человека остался без внимания, чему старик был рад. Теперь осталось посмотреть, как там дела на первой проходной, которая находилась в здании управления комбинатом. Там сидело всё начальство, но Родиона интересовало только одно: имеет ли вахтёр на первой проходной картинку задней территории, где намечалась акция по изъятию сумки с деньгами? Если да, то придётся искать место, где кабель имеет общую жилу, чтобы вывести из строя видеонаблюдение, а если нет, то вахтёр на первой проходной не сможет им помешать. Ещё работая на комбинате, Родион узнал, что шум с задней территории не доходит до управления — такую большую площадь занимало предприятие. Оставалась угроза только видеонаблюдения.

Старик быстро пересёк свой бывший цех, прошёл через здание, где находилось местное цеховое начальство, миновал душевые и раздевалку, после чего вышел из здания и направился к управлению. Войдя в полумрак вестибюля, Родион Степанович миновал его, и очутился возле стеклянного фонаря, где томился вахтёр. Выход преграждал турникет с автоматическим включением, которым управлял седой моложавый страж в форменной одежде. Охранник важно восседал на высоком табурете, теребя в руке шариковую ручку, чиркая ею периодически в кроссворде. У стража был умный задумчивый взгляд, взгляд человека, сильно занятого и сосредоточенного на неведомой для других проблеме. Старик легонько стукнул по стеклу и сразу открыл дверь небольшого помещения, протискивая своё грузное тело вовнутрь. Вахтёр оторвал взгляд от кроссворда и грубо спросил:

— Что надо?

— Здравствуйте, я хотел узнать у вас на счёт вакансии.

— Какой ещё вакансии? — брови моложавого стража полезли вверх.

— Так на счёт работы вахтёром, — ответил подобострастно Родион Степанович, преданно глядя на охранника.

— Ты, старик, чего-то не то говоришь. Здесь работают только люди из охранного предприятия «Атлет». Кто тебе сказал, что тут есть вакансия?

— Так в газете, вроде, напечатано было, — продолжал прикидываться идиотом Родион Степанович.

— Иди отсюда, дед, и не морочь мне голову, — отмахнулся от посетителя вахтёр. — Давай, проваливай!

— Извините, наверное, что-то напутал! — воскликнул старик, пятясь задом.

Через минуту Родион Степанович выскочил на улицу. То, что надо он уже увидел: на мониторе сердитого стража отражалось только территория вокруг здания управления, но видео с задней части у него не было! Был, конечно, вариант, что как-то можно переключиться на камеры, установленные на заднем въезде, но здесь можно только гадать, хотя время для проверки этого варианта ещё было.

Старик сел на автобус и поехал домой. Анатолий не звонил, и поэтому, как только Родион переступил порог своей квартиры, он тут же сам позвонил сыну. Но Анатолий не ответил. Родион Степанович озадаченно посмотрел на мобильный телефон, засунул его в нагрудный карман рубашки, потом снял обувь и прошёл на кухню чтобы перекусить.

Только в десять часов вечера позвонил сын, и захлёбываясь от своего же потока слов, стал рассказывать, что он успел выяснить. Старик выслушал его доклад и сказал:

— Да, я знаю, что по периметру камеры стоят, но нас интересуют только те, что направлены на второй вход со стороны плохой дороги, но ты молодец, Толя, нам теперь будет легче составлять план, — похвалил Родион Степанович сына, хотя его сведения делу никак не могли помочь, но он счёл нужным поддержать Анатолия. — Завтра будем думать, а сейчас спать — я очень устал.

Они договорились, что сын приедет к нему в десять часов утра, чтобы они вместе на месте всё посмотрели и обговорили. Родион Степанович выключил свет и лёг, на этот раз он быстро уснул, и тревожные сновидения его не преследовали.

Утром старик долго лежал в постели не вставая. Он всё думал о предстоящей акции, просчитывая варианты, но чем больше он ломал голову над проблемой, тем больше у него возникало сомнений в осуществлении своего плана. Больше всего его мучил вопрос, как нейтрализовать вахтёра у ворот. Силовой вариант отпадал сразу — убивать или калечить человека он не собирался. Да ещё неизвестно, кто будет дежурить в тот день, когда они наметят акцию, а вдруг там будет сидеть здоровенный бугай? Поди тогда справься с ним! Да и будь там тот же молодой, что вчера дежурил. Разве у него поднимется рука на парня? Конечно, нет! Надо придумать что-то другое, но, как назло ничего путного в голову не лезло. Родион Степанович вздохнул и стал одеваться, чтобы успеть позавтракать к приезду сына. Тот приехал, опоздав на десять минут, из-за чего был подвергнуть резкой критике. Отчитав безответственного отпрыска, Родион Степанович спустился вместе с ним вниз и сел в машину. Машина, кстати, у Анатолия была хорошая — годовалый «Мерседес» последней модели, и старик не преминул спросить:

— Авто это на те деньги приобрёл, что надо отдать?

Анатолий покосился на отца, и дрогнувшим голосом ответил:

— Папа, ну кто мог подумать, что так всё обернётся?!

— Ладно, рули, чего уж теперь, действительно…

Они быстро преодолели пять остановок. Остановив машину в стороне от распахнутых ворот второго въезда, Анатолий повернулся к отцу в ожидании его приказов.

— Слушай сюда, Толя, — Родион Степанович достал из кармана лёгкой летней куртки сложенный вдвое лист бумаги, на которой была начерчена схема нужной им территории. — В принципе, это склад под открытым небом. Вот здесь, — старик ткнул карандашом в один из прямоугольников на схеме, — находится нужный нам штабель. Видишь, он расположен почти у самого забора. Так… наша задача: пробраться на территорию, дождаться, когда все уйдут по домам, а потом сделать дело. Технически это сделать не трудно, но могут возникнуть проблемы, Толя. И первая, и я думаю, основная — это вахтёр.

— А как мы проберёмся на территорию, пойдём прямо через ворота, благо они открыты? — спросил Анатолий.

— Нет, на ночь они запираются. Тут есть два варианта… Собственно, это не Монетный двор, куда нет доступа никому из посторонних, но всё же… Думаю, надо или проникнуть до закрытия ворот и спрятаться за штабелями, или ночью через вахту, ну в этом случае надо хитростью, … но ведь вахтёр может с нами даже не разговаривать, а просто не открыть, — озабоченно возразил сам себе Родион Степанович. — Чёрт, как было просто это сделать при советской власти, и как трудно сейчас, когда у предприятия появился хозяин! Раньше здесь был проходной двор!

— Давай тогда перед самым закрытием ворот попробуем, — предложил Анатолий.

— Я уже думал об этом… понимаешь, эти чёртовы камеры… Так… Сделаем так, — пришёл к решению старик…

— Батя! — перебил сын, — у меня идея! Помнишь, ты говорил, что можно заказать бракованные плиты?! Давай их купим, вывезем, и спокойно где-нибудь выпотрошим!

— Не перебивай старших! Думал я об этом. Во-первых, надо заказывать много машин, ты посмотри, какие они большие эти плиты, во-вторых, их надо где-то разгружать, в–третьих, все всё будут видеть, и не дай бог плита сломается в неподходящий момент, а она может, ибо уже повреждена. Сверху лежат четыре панели и куда мы их денем?! Нет, Толя, надо аккуратно добраться до своей панели, но так, чтобы никто ничего не заподозрил. Не забывай, что в ней ещё находится труп!

При упоминании мёртвого тела, замурованного в бетон, Анатолий побледнел и прикусил губу.

— Сделаем так, — продолжил свою мысль Родион Степанович, — ты нейтрализуешь вахтёра, а я потом прохожу на территорию и занимаюсь…

Анатолий опять не выдержал и перебил отца:

— Батя, ну как я его нейтрализую?! — нервно запричитал сын. — Нет, я не смогу!

Старик про себя длинно выругался, а вслух сказал:

— Не ори, идиот! Деньги тебе нужны?! Что ж ты палец о палец не можешь ударить!?

— Да как я его нейтрализую? — чуть не плача снова заныл Анатолий.

Родион Степанович открыл дверь машины, смачно сплюнул и сказал:

— Ты — баба, а не мужик! Как обманывать людей, так ты горазд, а как человека успокоить… в общем, ладно, я возьму вахтёра на себя. Тебе было бы сподручней, ты с ними примерно одного возраста, но что имеем, то имеем.

Родион Степанович не собирался как-то физически вырубать вахтёра, у него возник другой план.

— Тогда будем действовать немного длинно.

— Как это? — недоумённо спросил сын.

— Надо выяснить, что за человек будет дежурить в ту ночь. Собрать о нём сведенья, узнать его слабые стороны… уж это ты сможешь сделать?

— На это уйдёт много времени, — справедливо заметил Анатолий.

— Так подсуетись, сынок! — задушевно произнёс отец. — Без труда и рыбку проблематично выудить из пруда.

— Блин, это прямо шпионская операция, — Анатолий почесал затылок.

— А ты как думал? Вахтёр на воротах — это главное препятствие! … Теперь смотри сюда, — Родион Степанович снова ткнул в схему: — вот здесь мы сложим плиты, которые лежат сверху нашей, их всего четыре. Мы аккуратно их переместим сюда, после чего доступ к нашей плите будет открыт. Ты, кстати, имеешь представление о работе стропальщика?

— Да чего там уметь? Подумаешь наука какая — подцепить груз!

— Со стороны оно так, но есть и нюансы, сынок. Если крюк не будет входить в ухо петли, что будешь делать? Я тебе не смогу помочь, ибо буду находиться в кабине крана.

— А что в таких случаях делают?

— Петли часто смещаются, или вообще бывает не выходят наружу при заливке формы, тогда надо аккуратно ломиком поддолбить там, чтобы крюк стропы вошёл в петлю. Справишься, сынок?

Анатолий пожал плечами: — Наверное.

— Я ещё раз тебе напоминаю, что не смогу сигать туда-сюда с крана, я уже не в том возрасте, Толик, поэтому тебе самому всё надо делать внизу. Усёк?

— Да-да, хорошо, папа.

Родион Степанович внимательно посмотрел на сына, пытаясь понять, проникся ли тот ответственностью. Вроде, проникся. Глаза внимательные, и даже можно сказать умные. Старик немного успокоился и закончил свой инструктаж: — Ты, главное, не суетись, Толя, я тебе сверху, если что, подскажу. Ну, пока всё. … Ладно, я сейчас сам узнаю, что за хрен будет сидеть на вахте в субботу.

— Почему именно в субботу? — спросил Анатолий.

— Потому что, именно в ночь с субботы на воскресенье лучше всего сделать дело.

Старик вышел из машины и направился в будку вахтёра. На этот раз дежурил смуглый тип лет двадцати пяти с весёлыми цыганскими глазами. Он радушно встретил старика, как будто знал его много лет.

— Вай, заходи, генацвале, сейчас чай пить будем. Отец, ты грузинский чай уважаешь?

Родион Степанович понял, что перед ним сидит жизнерадостный представитель грузинского народа.

— Гамарджоба, сынок, — поздоровался по-грузински старик, чем вызвал бурный восторг охранника.

Грузин вскочил со стула и стал суетиться вокруг тумбочки, на которой стояли стаканы и пузатый чайник. Родион Степанович воспользовался случаем и быстро огляделся. Вчера он не обратил внимание на стены помещения, но теперь заинтересованно оглядел их. Как он и предполагал, на одной из них старик увидел график дежурств. Пока жизнерадостный охранник наливал в стаканы чай, Родион Степанович увидел то, что нужно.

— Садись, дорогой, давай рассказывай зачем пришёл, пей чай и рассказывай, — по всему было видно, что вахтёру осточертело сидеть одному в тесной будке и пялиться в монитор, он был рад любому событию, которое хоть как-то разнообразит унылую вахту. Приход незнакомого старика разбавил однообразное течение смены.

— Сынок, тебя как звать? — спросил старик для того, чтобы расположить молодого человека к себе.

— Георгий, — ответил сын гор.

— Слушай, Георгий, я тут на графике увидел фамилию Кадетов, это не тот ли парень, с которым я раньше познакомился в Поти, он меня тогда здорово выручил, подарив мне спиннинг?

— Славка Кадетов? Да он рыбалкой никогда не интересовался! — воскликнул горячо охранник. — Его только машины интересуют! Вот если бы он тебе, отец, подарил что-нибудь из запчастей — я бы не удивился. И то, что-то дарить не в его привычке, так как он жаден до безобразия! Нет, батя, ты, наверное, не того имеешь ввиду.

— Жаль, а то я было подумал, что своего спасителя встретил, — вздохнул притворно Родион Степанович и отхлебнул из стакана вкусный чай. — Я чего зашёл, сынок, ты не подскажешь, работает ли на комбинате ещё Валентин Кузьмич Соколов, он был в моей бригаде когда-то, вот ищу его.

— Извини, отец, но я тут работаю всего полгода, да и по именам знаю только шоферов, которые привозят раствор. Это тебе надо обратиться в управление.

— Спасибо, парень. Ух и вкусный же чай у тебя! Вот ты знаешь, раньше во времена Союза грузинский чай не очень котировался, все гонялись больше за индийским и цейлонским.

Георгий, услышав такие отзывы о грузинском чае так и взвился:

— Вы просто не умеете его заваривать!! Грузинский чай — лучший в мире! Я тебе, отец, так скажу…

Но слушать горячего грузина, который поёт оду своему чаю, не входило в планы старика.

— Значит, этот Славка Кадетов разбирается в машинах? Послушай, а может он починить старую машину?

Георгий остановился на полуслове, его чёрные глаза обиженно посмотрели на собеседника:

— Слушай, при чём здесь этот Кадетов? Я тебе про Грузию рассказываю, а ты мне про какого-то дурака вопросы задаёшь!

Родион Степанович понял, что дальше расспрашивать грузина о сослуживце нет смысла, он может заподозрить что-нибудь, поэтому старик поспешил раскланяться.

— Извини, друг, я и правда, наверное, не так завариваю грузинский чай. Расскажи, как надо правильно это делать?

Охранник тут же улыбнулся, услышав просьбу старика, и быстро затараторил, захлёбываясь от возбуждения. Родион Степанович краем уха слушал грузина, думая о своих проблемах. Когда в монологе Георгия наступила пауза, он быстро поблагодарил за чай словоохотливого стажа, и выскочил из помещения. Усевшись в машину, старик сказал Анатолию:

— Того, кто будет дежурить в субботу, зовут Слава Кадетов, он не любит рыбалку, но любит машины, и ещё он очень жадный человек.

Сын удивлённо посмотрел на своего отца, и воскликнул: — Ну ты, батя, даёшь! Он что, тебе вот так всё и рассказал о своём сменщике?

— Во-первых, он не сменщик его, его меняет кто-то другой, я не запомнил, да это и не важно. Нам важен тип, который будет работать в ночь с субботы на воскресенье, а это и будет Кадетов. Жадный парень, который любит автомобили. Ты, Толя, лучше залезь в интернет и постарайся побольше узнать об этом типе, мне кажется, что можно найти его слабые стороны, вернее, они уже известны, но надо поконкретнее, чтобы наверняка на них сыграть. Вот тебе задание на сегодня… Как у тебя с Риммой?

Родион Степанович не лез в жизнь сына, мудро предполагая, что семейная жизнь человека — это запретная зона, куда посторонним вход воспрещён. Римма была последней пассией сына, с которой Анатолий прожил уже два года, но, как подозревал отец, в их отношениях не всё было гладко.

Анатолий развернул машину и только после этого манёвра ответил:

— Живём потихоньку, она, правда, иногда пытается меня перевоспитать, но это у неё плохо получается, папа.

— Иногда тебя надо встряхивать, Толя, а то тебя заносит… вот как с этим случаем.

Упрёк был справедлив, поэтому сын не нашёл, что ответить и только вздохнул. Они доехали до дома Родиона Степановича молча. Отец не хотел больше читать нотации взрослому разгильдяю, а сын молчал, не решаясь заговорить, чтобы не вызвать ответную гневную реакцию отца. Выходя из машины, Родион Степанович сказал:

— Сегодня вторник, в четверг я работаю, в пятницу отдыхаю после суточного дежурства, а в субботу мы идём на дело, сын. Ты давай не подведи, разузнай всё о Кадетове, потом мне позвонишь. Пока, и слушай иногда Римму — она, бывает, дело говорит.

4.

В среду Родион Степанович отдыхал, смотрел телевизор, ходил в магазин, чтобы купить продукты, в общем всё было как всегда, как если бы в ближайшую субботу ему не надо было идти на сомнительную операцию, которая неизвестно чем могла закончиться. Вечером старик собрал себе на суточную смену запас провизии, после чего лёг спать пораньше, чтобы хорошенько выспаться перед дежурством. Анатолий весь день не звонил, из чего Родион Степанович сделал вывод, что у него никаких новостей относительно охранника нет, или он опять не удосужился подойти к делу с полной ответственностью. Поворочавшись, он всё-таки уснул, послав мысленно сына с его проблемами подальше.

Утром Родион Степанович проснулся с чувством вины — не гоже отсылать своего единственного сына так далеко, ибо в том, что твой отпрыск такой разгильдяй есть и твоя вина, вина отца, который в какой-то момент не уследил, не проконтролировал, не додал, не договорил, упустил что-то важное в воспитании ребёнка.

Приняв смену от молодившейся пенсионерки, Родион Степанович расписался в журнале, после чего вышел на крыльцо для того, чтобы выкурить первую сигарету. Этот ритуал повторялся из смены в смену, и старик не собирался его нарушать. Неслышно распахнулась дверь парадной и рядом промелькнула тень жильца из сто одиннадцатой квартиры. Родион Степанович вежливо раскланялся с мужчиной средних лет в дорогом костюме, потушил сигарету, и вернулся на свой пост, чтобы открыть шлагбаум. Смена ничем не отличалась от других дежурств, Родион Степанович механически здоровался с жильцами своего подъезда, автоматически жал на кнопку, открывая и закрывая шлагбаум, а сам думал совсем о другом. Он думал, что в субботу весь этот отлаженный годами распорядок жизни может прекратиться, и он на старости лет запросто может загреметь в тюрьму. Печальные мысли прервал возглас, доносившийся из телевизора. Корреспондент допрашивал молодую пару, задавая им, казалось, простые вопросы, но те почему-то не могли на них ответить. Сосредоточившись на сюжете, Родион Степанович чуть не сплюнул на пол от досады: на те вопросы, что задавал журналист, любой советский школьник ответил бы без запинки. Ну почему эти идиоты взяли от Запада всё плохое? Почему те, кто был у власти в девяностые слепо ввели стандарты образования на западный манер, не удосужившись сравнить советскую и чуждую системы образования? В некоторых странах пресловутого Запада давно поняли преимущество советской системы образования, там уже стали вводить нашу систему, а эти олухи наоборот стали подражать и брать всё плохое из враждебной среды. Да Запад спит и видит, как бы развалить Россию, как её сделать отсталой и нетехнологичной, так почему в правительстве слепо подражают их образу жизни, который в России не приемлем априори?

Родион Степанович слушал, как корреспондент задаёт вопрос очередной паре молодых людей. А вопрос был простой: кто такие Ленин и Маркс? … После того, как большинство парней и девчонок не смогли ответить на вопрос о Курской битве, старик выключил телевизор и с досадой матерно выругался. То, что несли с экрана молодые люди, его советское воспитание и образование не смогли больше выдержать!

День подходил к своему экватору, когда позвонил наконец-то Анатолий:

— Пап, я полазил в Интернете, но что-то новое об этом Кадетове не обнаружил. Залез на его страничку в «Одноклассники», так там в основном он рассуждает о каких-то движках, и ещё много с кем-то переписывается в «Инстаграме», но там, в основном, речь идёт о бабах.

— Ну ещё бы, — ответил Родион Степанович, — ладно, я уже кое-что придумал. Ты, Толик, завтра приезжай ко мне часов в семь вечера, мы посидим, всё обговорим…

— Хорошо, папа, я буду ровно в семь, — и сын отсоединился.

То, что этот Кадетов интересуется девочками — это нормально. Чем ещё интересоваться в молодости, как не женщинами?! Родион Степанович и сам бы сейчас был не прочь побаловаться с молодой девицей — ружьё, как ни странно, ещё стреляет, но он отдавал себе отчёт, что самим девицам он вряд ли будет интересен в таком возрасте. Старик вообще не понимал, как девушки могут проводить ночь с дедушками? Вот в парадной, что он обслуживает, есть такая пара: он — старый пердун, она — молодая симпатичная деваха, и как существует этот мезальянс? Родион Степанович не был таким наивным, чтобы не понимать, что девушкой движет простая алчность, лень-матушка, не желание работать. Эти девицы не понимают одного: молодость проходит быстро, и по-настоящему насладиться этим периодом жизни в полной мере они не могут. Конечно, они водят за нос своих богатых папиков, удовлетворяя похоть на стороне, но настоящего чувства любви таким образом им не испытать, а это чувство и есть самое главное в жизни человека. Есть, конечно, исключения, когда девушка по-настоящему любит пожилого человека, но это, скорее, исключение из правил.

День прошёл без каких-либо событий, жильцы дома ездили на работу, возвращались, консьерж делал своё незаметное дело, следя за порядком, готовый в любую минуту прийти людям на помощь, но в основном, его работа заключалась в открытии и закрытии проезда на при-дворовую территорию, да иногда он придерживал входную дверь парадной, когда жильцы тащили домой тяжёлые сумки к лифту. Наступившая ночь давала возможность старику вытянуться на диване, стоящем возле окна. Родион Степанович поворачивал к себе монитор, чтобы лёжа наблюдать за территорией, иногда он начинал дремать, иногда даже крепко засыпал, но в основном, бдительно следил за порядком. Диван давал возможность отдохнуть спине, ибо провести всю смену сидя было невозможно.

Утром, как всегда в пять часов, старик завтракал, после чего выходил выкурить первую сигарету. И в этот раз всё прошло, как обычно. Родион Степанович любил эти утренние часы, когда все ещё спали, и не мешали ему думать о разных вещах. На этот раз он задумался о смерти. Да, его за последнее время частенько стали посещать такие мысли, но от этого никуда не деться. Будучи убеждённым атеистом, старик понимал, что после смерти тела, его сознание тоже угаснет, и он не превратится в какую-нибудь другую ипостась. Нет, всё будет кончено, и вот от этих мыслей ему становилось жутко. Родион Степанович завидовал верующим, они-то не боялись смерти, думая, что их ждёт какое-то другое бытие, вернее, они даже представляли какое именно, но вот старик никак не мог представить себя ПОТОМ. Нет, он видел мысленно, как его тело лежит в холодном морге, но он-то чувствовать это уже не сможет, ибо сознание его умрёт вместе с телом. Ты мыслишь, когда в твоей голове течёт кровь по сосудам, и от этого твоё сознание работает, но, чёрт возьми, как оно будет работать, если отрубят, к примеру, голову? Как верующие думают, что их дух, их сознание, куда-то переместиться?! Во что и как?!

Родион Степанович посмотрел на небо. Почему так всё устроено? Почему отдельный индивид не может жить столько, сколько ему нужно? Он ещё раз посмотрел на небо, вспомнив о бесконечности. Зачем человек живёт? В чём смысл жизни? На первый взгляд, всё просто: для того, чтобы произвести потомство, чтобы не прерывалась цепочка, чтобы жили дети, а потом и дети детей, и так далее. Но вот как человек проживает свою жизнь, как качественно? Вот что важно! Но важно это для самого этого человека, а для других?…

Родион Степанович вспомнил, как один его товарищ рассказывал, что говорила перед смертью ему жена, умирающая от рака. Так вот она сожалела, что не сможет узнать, что будет дальше! То есть ей было ЛЮБОПЫТНО, как человечество будет развиваться после её смерти! Любопытство, жажда познания — вот что движет человечество! Ну и, конечно, человек стремится реализовать себя в какой-нибудь сфере деятельности. Особенно это удаётся сделать одарённым от природы людям, чем бы они не занимались. Ведь правильно говорят, что талантливый человек — талантлив во всём. Главное, найти себя в этой жизни, главное, заниматься тем, что тебе интересно.

Старик потянулся за сигаретой, но отдёрнул руку. Что-то он стал часто курить, а здоровье уже не то, организм и так подаёт недвусмысленные сигналы: надо бросать. Родион Степанович снова посмотрел на небо, потом сплюнул, и возвратился в свою каморку.

Сдав смену, он поехал домой, чтобы выспаться перед приходом сына. Мысли о предстоящей операции его в данный момент не беспокоили, сейчас, в первую очередь, надо хорошенько отдохнуть, чтобы голова хорошо работала. Попив чаю и перекусив бутербродами, Родион Степанович лёг в кровать, отключив предварительно телефон, чтобы никто его не побеспокоил.

Вечером Анатолий приехал без опозданий. Старик усадил его напротив себя на диван, а сам устроился в своём любимом кресле. Оглядев сына, Родион Степанович заметил, что Анатолий за последнее время сильно сдал. На лбу появились морщины, резче обозначились скулы, да и куда-то подевалась бравада, с которой шёл по жизни его отпрыск. Крякнув, старик непроизвольным жестом похлопал сына по руке, как бы ободряя его и говоря, что не всё ещё потеряно.

— Толя, давай подумаем, как устранить главное препятствие в виде охранника. Ты что-нибудь придумал по этому поводу?

Сын тоскливо посмотрел на отца, и Родион Степанович понял, что тот понятия не имеет, как справиться с этим Славой Кадетовым.

— Вижу, что ты плодотворно поработал над этим вопросом, — не удержался от сарказма старик. — Ладно, давай вместе кумекать… Итак, ты заходишь к нему в будку и завязываешь разговор о девочках, например, я же…

— Папа, ну как я с незнакомым человеком буду разговаривать о чём-то?! — воскликнул Анатолий, перебивая отца.

— Послушай, Толя, неужели ты никогда ни с кем не знакомился? Ну это же так просто, найти тему для разговора для двух почти молодых людей, даже если они видят друг друга первый раз в жизни! Будь понахальней, Толя, и всё у тебя получится! Ты же как-то проворачивал свои дела раньше? Ты же как-то разговаривал с незнакомцами, и умудрялся их обманывать! Тебе уже за сорок, Толя!

— Господи, папа, это совсем другое, и я действовал не один, да и обманом это не назовёшь, просто…

— Заткнись, Толик! Ты мне мозги не пудри! — рассердился старик. — Ты думаешь, что я не в курсе, как ты с приятелем обманул некоего Рахманова?

Анатолий опустил голову и стал с интересом рассматривать паркет, как бы признавая правоту отца. Родион Степанович успокоился, вспышка гнева прошла, да и ругаться сейчас не время — надо думать о деле.

— Так расскажи мне, как ты будешь вести беседу с этим Кадетовым и как ты заставишь его закрыть глаза на то, что мы будем делать? Помни, Толик, что лишние свидетели нам не нужны. Надо как-то отвлечь или вывести из строя этого парня, иначе ничего не получится.

— А если сделать его сообщником?! — выдвинул идею Анатолий. — Мы посулим ему деньги, и он даже поможет нам вместо того, чтобы мешать!

— Ерунда! — отмахнулся от предложения сына Родион Степанович. — Ещё один свидетель нам не нужен по нескольким причинам. Во-первых, надо делиться деньгами, которые мы достанем из сумки, а сколько там будет — я не знаю, и тебе может просто не хватить, чтобы рассчитаться со своими кредиторами. Во-вторых, мы обрекаем себя на зависимость от этого охранника. Он может нас шантажировать в последствии, а может и просто сдать полиции, когда увидит труп, замурованный в плите. Нам неизвестна его реакция, он может запаниковать и тогда вся наша затея полетит к чёрту. И ещё не забывай, что меня при таком раскладе могут арестовать, и даже потом посадить. Нет, Толя, никого нельзя посвящать в это дело! Я двадцать лет хранил эту тайну, и хранил её не для того, чтобы в последний момент какой-то придурок всё испортил.

Анатолий через большую паузу кивнул головой, соглашаясь с доводами отца, но его напугало не то, что его отца могут посадить, а то, что часть денег придётся отдать, а из-за этого может не хватить оставшихся, чтобы рассчитаться с людьми, которых он так нагло хотел обмануть. Родион Степанович наблюдал за сыном, видел, как у того происходит внутренняя борьба, но даже не подозревал об истинных причинах этой борьбы.

— Вижу, что так ты ничего и не придумал, Толя, — старик вздохнул. — Ладно, я сам справлюсь, я тут кое-что сообразил, — Родион Степанович поднялся с кресла и пошёл на кухню. Вернулся старик через минуту, держа в руке тёмный пузырёк с какой-то жидкостью.

— Здесь находится зелье, которое я развёл, взяв из аптечки жены несколько таблеток снотворного, — пояснил он сыну, ставя пузырёк на журнальный столик. — Я зайду к охраннику в будку, мы поговорим, и через полчаса тот будет спать глубоким сном.

— А если он не согласится выпить это? — Анатолий опасливо ткнул пальцем в пузырёк.

— Выпьет! — уверенно ответил Родион Степанович. — Водку выпьет, а если откажется от водки, то уж от чая, наверное, не откажется.

Анатолий пожал плечами:

— Я надеюсь на тебя, папа. А вдруг он от этого того… — он сделал неопределённый жест.

— Не помрёт, — ответил отец, поняв, куда клонит Анатолий.

Они ещё час обсуждали детали предстоящей акции, после чего Родион Степанович выдворил сына, наказав завтра приехать ровно в одиннадцать часов вечера.

До двух часов ночи ворочался старик, пытаясь заснуть, потом встал, прошёл на кухню и выпил пару таблеток снотворного, после чего проспал аж девять часов кряду. Проснулся с тяжёлой головой, но с ясными мыслями. До вечера старик смотрел телевизор, читал книгу, питался, но делал всё это автоматически, ибо все его мысли были сосредоточены на предстоящей операции.

Анатолий приехал ровно в одиннадцать, но Родион Степанович не спешил выходить из дома, он усадил сына за стол, налил ему чай, после чего спросил:

— Не боишься, сынок?

— Да чего бояться, батя, мы же вместе пойдём! — наигранно бодро ответил Анатолий.

— Ну-ну, ты лучше попей чаю, остынь немного, а то я вижу, что ты нервничаешь, — сказал Родион Степанович, заметив лёгкую дрожь в руках Анатолия. — Это тебе не воровать через компьютер, когда ты не видишь своего оппонента, здесь надо самому провернуть дело так сказать в натуре.

Только через полчаса они вышли из дома, когда старик убедился, что сын успокоился. До комбината они доехали молча, и только когда машина остановилась в сотне метров от нужных ворот, Родион Степанович сказал:

— Итак, Толя, мы начинаем. Ты пока сиди и жди. Когда я выйду из ворот и подам знак, ты подгонишь машину поближе, и присоединишься ко мне. Понял?

— Я помню, пап, — ответил Анатолий, и старик заметил дрожь в голосе сына.

— Ну-ну, — сказал Родион Степанович, открыл дверцу автомобиля и, подхватив заранее приготовленный пакет, вышел в тёплую летнюю ночь.

5.

Старик вошёл в будку охранников и наткнулся на вопросительный взгляд водянистых газ молодого человека. Глубоко посаженные неприятные очи Кадетова с интересом изучали вошедшего, а их обладатель, лениво развалившийся на кресле-вертушке, молчал, не делая попыток начать разговор. Родион Степанович, в свою очередь, изучал того, кого в скором времени надо будет вывести из строя, то есть на время обезвредить. Парень ему активно не понравился, не понравился сначала из-за взгляда этих отталкивающих глаз, а потом и из-за того, что в позе их хозяина прямо-таки сквозила этакая пренебрежительность, граничащая с хамоватым вызовом. Во всяком случае, такое впечатление производил Вячеслав Кадетов на первый взгляд. Но старик не собирался с ним крестить детей, поэтому через силу улыбнулся и произнёс:

— Чёрт возьми, а где Виктор Ильич, ведь, кажется, его смена?

— Кто вы и зачем пришли, а также, кто такой этот Виктор Ильич? — задал сразу несколько вопросов Кадетов, но у Родиона Степановича был уже готовый ответ, поэтому он, не задумываясь выпалил:

— Как кто? Сегодня смена Виктора Ильича, я точно знаю!

— Послушай, дед, ты, наверное, не туда попал. Это домостроительный комбинат, может, тебе надо ЖБИ, так он следующий по этой улице, — охранник пока вёл себя сдержанно.

Родион Степанович хлопнул себя по лбу ладонью и воскликнул:

— Чёрт, я не был в этом районе почти год, прости, парень, запамятовал, наверно!

— Так и там нет уже давно старых охранников, — сообразил Кадетов, — ты, дед, опоздал года на три, на ЖБИ тоже работают ребята из нашей фирмы. Старпёров давно уже выгнали, — недипломатично ответил охранник с неприятными глазами.

Родион Степанович старательно почесал затылок и сказал:

— Вот незадача, а я хотел к Ильичу обратиться с просьбой. Понимаешь, парень, у меня есть ретро-автомобиль, и я хочу привести его в порядок, чтобы продать потом, а то деньги срочно надо. Ильич занимался этим делом, он восстанавливал машины, но вот теперь где его найти? Вот незадача! — старик снова с досадой почесал затылок.

— А что у тебя за машина, дед? — поинтересовался Вячеслав. — Наверное, какой-нибудь «Запорожец»?

— Ха! Понимал бы ты что-нибудь в машинах! — воскликнул возмущённо Родион Степанович. — Сын давно привёз из Америки эту… как её … «Кадиллак»! Знаешь, такой годов пятидесятых, у него ещё задние крылья, как у самолёта?

Старик увидел, как у Кадетова вытянулось лицо, он впился глазами в нежданного посетителя, сглотнул и спросил:

— Ты это, дед, постой, ты точно знаешь, что твоя старая развалина не «Запорожец», а этот «Кадиллак»?

Не давая усомниться в своих словах, Родион Степанович стал развивать свою легенду:

— Дык, это я ж такую видел в журнале заграничном, да и в документах написано, я сам читал.

— А чего сын не занимается машиной? — спросил возбуждённо Вячеслав.

— Так он за границей сгинул! Поехал и пропал! Ни ответа, ни привета, уже, почитай, года два будет, а машина та так и стоит. Вот я и решил, что пора мне её продать, а то на одну пенсию не проживёшь!

— Чего ты, дед, в дверях стоишь? Давай, проходи, садись… Так, а что там с машиной не в порядке? Я кое-что понимаю в автомобилях, может, смогу помочь.

— Значит, Виктора Ильича мне не довелось встретить… жаль… жаль, что я не знаю его адреса и телефона — всё как-то недосуг было спросить. Мы же с ним только здоровались, а так, чтобы дружбу водить…

— Да чёрт с ним с твоим Виктором, папаша! Ты мне лучше скажи за сколько ты хочешь продать своё старьё? Что там надо ремонтировать?

Родион Степанович пожевал губами, сделал важное лицо и сказал:

— Не заводится, зараза, да крыло чуть помято, а так машина красивая. Мы с сыном, пока он не сгинул, катались на ней раза два. Мягко идёт по сравнению с современными, — с видом знатока ответил старик.

— Какой год выпуска говоришь?

— В паспорте её написано, что тысяча девятьсот пятьдесят пятого.

— Так за сколько ты хочешь её продать, дед?! — наседал охранник, и его водянистые глаза даже чуть потемнели от возбуждения.

— Парень, тебя как звать? — спросил Родион Степанович.

— Слава, — ответил Кадетов и в свою очередь спросил: — А вас?

— Родион Степанович… так вот, Слава, я в этих делах не очень понимаю, но, думаю, что запасные детали к старой машине трудно будет найти, поэтому… долларов за триста-четыреста продам. А как ты думал? Это же всё-таки машина, а не велосипед! Вот только подлатать её надо маленько, поэтому я и пришёл к Виктору Ильичу, а он уже того… Слушай, а не помер ли он, не знаешь?

— Не знаю, батя, но ты мне лучше скажи… можно посмотреть на твоё авто, я ведь тоже соображаю в этом.

Родион Степанович понял, что клиент созрел, что он явно своим рассказом заинтересовал охранника. Пора было приступать к активным действиям, в которых мог помочь выдуманный стариком Виктор Ильич.

— Слава, я вот хотел выпить за встречу с Виктором, но раз его нет, то не выпьешь ли ты со мной, а то у меня в глотке пересохло.

Кадетов вздохнул, посмотрел на монитор и ответил:

— Вообще-то, нам на посту не положено, но если только чуть-чуть, чтобы к утру выветрилось. У нас с этим строго, Родион Степанович! Работу терять из-за каких-то ста грамм совсем неохота.

— Дык, и я напиваться не хочу, так, выпьем за Витю, может и он меня когда вспомнит. Я вот машину продам, так на курорт поеду после, — напомнил о диковинном авто старик.

— Ладно, садись, я сейчас закусь организую.

Кадетов шустро метнулся к тумбочке, что стояла возле узкой кушетки, и вытащил из неё пакет. Развернув бумагу, он положил на стол бутерброды с сыром и колбасой, присоединив к ним пару замызганных стаканов.

— Угощайся, Родион Степанович.

— Спасибо… вот, держи, — старик достал из своего полиэтиленового мешка бутылку тёмного красного вина.

— Вино, а я думал, что ты достанешь водку, батя, — немного разочарованно заметил Вячеслав. — Так это здорово, от вина не так развезёт… наливай, — сразу поменял риторику охранник, вспомнив о машине.

Родион Степанович усмехнулся, налил в стаканы вина на две трети, отставил в сторону бутылку и сказал задумчиво:

— Мне бы побыстрее покупателя найти, а то путёвки могут в собесе прогореть.

— Так там же, вроде, бесплатно должны давать, — заметил резонно Вячеслав, поднося ко рту стакан с вином.

— Верно, но это за проживание и еду, а как мне за дамами ухаживать, если в кармане пусто и ветер гуляет? — спросил Родион Степанович, и хитро посмотрел на собеседника.

Кадетов расхохотался:

— Ну ты даёшь, батя! Когда поедем смотреть машину, я намерен серьёзно поторговаться?

— Торговаться? Давай завтра и поедем, только уговор: сначала ремонт сделаешь, а потом уж о цене говорить будем, сначала товарный вид придать машине надо, не так ли?

— Ух и хитрый ты, папаша… только чур уговор — я первый претендент на покупку твоей машины!

— О чём разговор, Славик?! Конечно!

Они выпили, закусили, потом ещё пропустили по полстакана. Когда выпито было уже почти две трети бутылки, охранник вышел, чтобы накинуть цепь с замком на ушные створки ворот. Родион Степанович посмотрел на часы — было почти двенадцать ночи. Он быстро достал из кармана склянку со снотворным и вывил её содержимое в стакан охранника, подлив туда ещё немного вина.

— Какого цвета твоя машина, Родион Степанович, — спросил с порога Вячеслав, закончив возиться с запорами у ворот.

— Она двух цветов: кремового и белого.

— Ух, я такие видел по телевизору! Красивые! — не смог удержать возглас восхищения Кадетов. — Решено, батя, я тебе помогу с ремонтом, а ты мне её потом продашь, хорошо? — не хотел упускать свой шанс Вячеслав. И не мудрено — такую машину потом можно продать какому-нибудь коллекционеру за огромные деньги.

— Договорились! Давай закрепим нашу сделку, парень, — Родион Степанович поднял свой стакан.

Кадетов, ничего не подозревая, поднял свой, они чокнулись и выпили остатки вина. Старик не стал доставать вторую бутылку, которая у него была припасена на случай, если с одной бутылкой не выйдет подсыпать снотворное, но оказалось, что всё прошло удачно. Теперь надо просто немного подождать. Сколько надо Кадетову, чтобы почувствовать тяжесть в голове и непреодолимое желание прилечь, Родион Степанович не знал, поэтому стал монотонно говорить об автомобилях и о советском автопроме, в частности. Вскоре голова молодого человека опустилась на грудь, он что-то промычал нечленораздельное, и мутным взглядом посмотрел на стакан. Старик напрягся, он подумал, что Кадетов понял, почему его так неудержимо клонит ко сну, но это продолжалось лишь мгновение. Глаза молодого человека закрылись, дыхание стало ровным, он чуть покачнулся на стуле, грозя свалиться на пол, и чтобы этого не произошло Родион Степанович быстро вскочил, чтобы удержать тело от падения. Придерживая одной рукой и бедром бесчувственного охранника, он другой рукой достал мобильный телефон и ткнул пальцем в зелёный кружок, вызывая Анатолия на помощь. Через минуту тот появился, опасливо оглядывая помещение, но старик не дал ему время на раскачку:

— Толя, иди скорее сюда!

Родион Степанович подождал пока Анатолий пройдёт вертушку турникета и войдёт в будку охранника, после чего спокойно сказал:

— Бери этого фрукта подмышки и тащи вон на ту койку, — старик указал на узкое лежбище, предназначенное для кратковременного отдыха.

Анатолий закряхтел, подсовывая руки под спину неподвижного охранника, чуть не упал вместе с ним под стол, но тут ему на помощь пришёл отец. Родион Степанович наклонил тело чуть в сторону, схватил за ноги Кадетова и кивнул головой сыну, чтобы тот работал с ним синхронно. Оба, и отец и сын, с тревогой смотрели на лицо спящего, боясь что тот проснётся, но всё кончилось благополучно, и вскоре тело охранника уютно устроилось на узкой кушетке. Прежде чем покинуть караульное помещение, Родион Степанович закрыл изнутри входную дверь, что вела на улицу, на засов, потом кивнул сыну, приглашая его идти за собой. Старик видел, что Анатолия слегка потряхивает от нервного напряжения, но не стал ничего говорить по этому поводу, посчитав, что лучше так, чем быть спокойным и равнодушным — в конце концов, не каждый день идёшь на дело, и это нормальная реакция организма.

Они вышли на территорию, огляделись, но никого не увидели.

— Спокойно, Толя, — подбодрил старик сына, — здесь никого уже нет, только мы с тобой. Продолжаем действовать по нашему плану, пойдём.

Родион Степанович задрал голову, посмотрел на звёздное небо и пошёл к своему родному цеху, не оглядываясь. Луна высветила две тени, которые спокойно шли по территории, словно они были здесь хозяева. Правда, одна тень иногда спотыкалась, из чего можно было сделать вывод, что она нервничает.

Они пресекли склад готовой продукции под открытым небом, и пошли вдоль рельсов, которые вели непосредственно в цех сан-кабин. Когда они вошли в темноту под своды цеха, Родион Степанович привычно протянул руку влево, нащупал пакетник, и повернул рукоятку выключателя. Свет озарил ту часть огромного помещения, где они находились, то есть непосредственно у распахнутых ворот.

— Бери эту штуку и тащи её на улицу, — Родион Степанович указал на мощный железный треугольник, на котором крепились стропы. — Потом бери лом и кувалду, вот они в углу, и тащи их в нашему штабелю, но только после того, как оденешь стропы на крюк. Я же полезу на кран. Ты всё понял, Толя?

Сын кивнул головой, схватился за здоровенный треугольник, чтобы поднять его, но тут же опустил на землю — вес этого нехитрого устройства был больше пуда, да ещё стропы с крючками были прикреплены к нему. От неожиданности Анатолий чуть не опустил всю эту конструкцию себе на ногу.

— Я же говорил тебе тащить, а не нести, Толя!

Сообразив наконец, что этот треугольник ему не по силам, Анатолий потащил его волоком из цеха на улицу. Родион Степанович видя, что сын всё правильно делает, прошёл дальше в цех, чтобы подключить питание к крану. Он легко нашёл нужный рубильник, поднял рукоятку вверх, после чего поспешил на улицу к мостовому крану, который тяжёлой тушей нависал над территорией склада. Забираться по крутой длинной лестнице было для него трудновато, но Родион Степанович сделал всего одну остановку, чтобы от ног отхлынула свинцовая тяжесть. Добравшись до кабины, он внимательно осмотрел рычаги управления. Ничего мудрёного здесь не было, ещё работая на комбинате, он немного освоил управление мостовым краном, но чисто из любопытства, так сказать, для себя. Ему тогда было интересно, ему тогда всё было интересно, особенно то, что связано с какой-нибудь техникой. Обучал его тогда хороший парень Игорь Савицкий, который работал на кране, и который был душой их цехового братства. Да и Родиону по должности надо было иметь представление о работе машиниста крана, чтобы не отдавать ненужных и глупых приказов.

Старик удобно устроился в кресле и посмотрел вниз через прозрачный пластик кабины: внизу, задрав голову, ждал Анатолий. Родион Степанович тронул рычаги, вспоминая их назначение, потом нажал на педаль, останавливая движение крана, подёргал рычаги управления кареткой, и только убедившись, что навык остался, он начал работу. Осторожно подведя кран туда, где стоял сын, Родион Степанович начал опускать здоровенный крюк, на который Анатолий должен был повесить железный треугольник со стропами. Крюк удачно лёг в шаге от сына, и старик удовлетворённо хмыкнул. Сверху Родион Степанович наблюдал, как Анатолий навешивает на крюк треугольник, как он бежит в сторону нужного штабеля, чуть спотыкаясь от возбуждения, как тень бежит следом за сыном. Мысленно поплевав через левое плечо, он тронул рычаг, приводящий кран в движение. Одновременно он другой рукой передвинул ещё один рычаг, чтобы поднять крюк на нужную высоту. Анатолий уже залез на штабель панелей из керамзита и ждал приближения крана. Родион Степанович аккуратно подвёл крюк к стопке панелей и стал медленно опускать его, время от времени поигрывая рычагами управления кареткой, чтобы крюк точно навис над центром штабеля. Конечно, у него не сразу всё получалось гладко, приходилось на ходу приноравливаться, но всё же дело шло, и огромный механизм его слушался!

Мощный прожектор крана ярко светил, отчего Родиону Степановичу было хорошо видно, как его сын суетится внизу, подцепляя крючки строп к петлям панели. Анатолий довольно ловко произвёл крепление, после чего слез со штабеля и поднял голову вверх. Старик, не мешкая, тронул рычаги управления, и огромная панель поплыла над складом под открытым небом. Теперь требовалось аккуратно положить груз больших габаритов и веса в куда-нибудь сторону. Родион Степанович заранее определил место, куда он будет складывать верхние панели, но теперь, смотря на всё сверху, он понял, что сделать это будет не так-то просто. Расстояние между забором и другим штабелем испорченных панелей сверху казалось таким маленьким, что втиснуть туда огромную панель не представлялось возможным, хотя он точно знал, что она туда войдёт. У старика не хватало квалификации, чтобы проделать столь ювелирную работу. Родион Степанович оглядел с высоты ещё раз окрестности и решил складывать панели рядом с рельсами. План его был прост: они сначала доберутся до «своей», а потом сложат всё обратно, чтобы на рельсах и около них ничего не мешало работе. Он так и поступил, передвинув каретку крана дальше от себя и сдвинув сам кран на четыре метра влево. Анатолий терпеливо ждал, когда отец наконец положит опасно раскачивающийся груз на землю, и со второй попытке старику это удалось сделать. Он опустил крюк ниже, чтобы сын легко мог отцепить стропы. Теперь на очереди была вторая панель, с ней Родион Степанович и Анатолий справились гораздо быстрее. Чтобы добраться до нужной им панели осталось всего ничего — снять ещё две, последние преграды. И вот здесь произошла заминка. Подцепив три стропы, Анатолий замешкался. Старик сверху видел, как сын спрыгнул со штабеля и рванулся к лежащему неподалёку лому. Сверху было не рассмотреть, но Родион Степанович понял, что последняя четвёртая петля глубоко ушла в бетон, и что подцепить её крюком нет никакой возможности.

Старику оставалось только наблюдать, как его сын остервенело орудует ломом, долбя им по бетону, но, судя по всему, работа продвигалась медленно. Родион Степанович взял телефон и тыкнул пальцем по экрану. Он видел, как Анатолий положил лом и вытащил свой телефон из кармана.

— Что там у тебя, петля глубоко сидит в бетоне? — спросил старик.

— Да! Чтоб ей… — Анатолий не постеснялся отца и грязно выругался.

— Ты её хоть видишь, сынок? — стараясь говорить спокойно, спросил Родион Степанович.

— Чернеет там что-то, — отозвался Анатолий запыхавшимся голосом.

— Давай, попробуй ещё, время у нас пока есть, — подбодрил он сына.

В ночной тишине хорошо было слышно, как метал лупит по бетону. Прошло минут пять, старик хотел узнать, как идут дела у Анатолия, но звонить по остерёгся, понимая, что под руку что-то говорить не следует. Ещё через три минуты сын сам позвонил:

— Не, батя, ничего не выходит, она очень уж глубоко ушла вниз. Что будем делать?

Неужели это мой брак мне мстит через двадцать лет, мелькнула мысль у Родиона Степановича, но другая мысль перебила: не может этого быть, ведь столько бракованных панелей с тех пор сделали. Не может быть, чтобы мой брак лежал здесь так долго! Но тут же внутренний голос ему возразил: а как же та панель, которая нам нужна? Она же пролежала здесь все эти годы! Старик тряхнул головой, отгоняя негативные мысли. Сейчас надо думать, как поднять эту чёртову панель. Родион Степанович посмотрел вниз — Анатолий прекратил долбить бетон, и сидел на панели, обхватив ноги руками. Старик снова достал телефон и нажал на вызов:

— Чего ты там расселся? Давай я попробую её поднять на трёх тросах, — сделал попытку исправить положение старик. Он увидел, как сын встрепенулся, и услышал его голос:

— Папа, а ты сможешь?!

— Попробую! Слезай с неё и отойди подальше.

Анатолий соскочил с плиты и отошёл на пять метров в сторону. Родион Степанович взялся за рычаги. Поднимать плиту весом в не одну тонну на трёх тросах дело вообще опасное, а тут ещё за рычагами крана сидел дилетант. Старик сосредоточился и медленно стал приподнимать опасный груз. Поначалу, казалось, что всё пойдёт хорошо: плита отделилась от нижней, Родион Степанович осмелел и дёрнул рычаг больше, чем надо, и тут случилось непредвиденное. Ещё один крючок сорвался с петли и опасный груз повис почти вертикально на двух тросах! Мало того — сорвавшийся крюк пулей просвистел над головой Анатолия, чуть задев его по макушке. Старик видел, как трос с силой просвистел над головой сына, и как тот сразу упал, схватившись за макушку. У Родиона Степановича затряслись руки, он сильно тронул рычаг, и огромная плита стукнула по соседнему штабелю, грозя развалится на части. К счастью, этого не произошло, но многочисленные мелкие осколки бетона и керамзита упали на землю рядом с лежавшим на земле Анатолием. Старик сообразил ещё поставить плиту на ребро, прислонив её к испорченной сан-кабине, отчего та стала ломаться прямо на глазах, но Родиону Степановичу было не до этого. Он пулей метнулся к лестнице и как мог быстрее стал спускаться вниз, спеша сыну на помощь.

Когда Родион Степанович подбежал к Анатолию, то увидел, как из-под руки сына, которой он зажимал рану на голове, медленно сочится кровь.

— Всё в порядке, папа, просто трос кожу содрал на голове, — успокоил он отца.

Старик подавил в себе естественное желание погладить сына по голове. Он только вздохнул и сказал:

— Чёрт, теперь следы нашего пребывания здесь не спрятать, а я надеялся, что мы всё сделаем быстро и незаметно.

— Да какая разница, папа, ведь даже если бы мы всё сделали чисто, то видеозапись бы осталась.

— Так-то оно так, но, во-первых, можно было надеяться, что запись вообще не будут смотреть. На кой её смотреть, если всё нормально на территории, а во-вторых, я надеялся, что Слава Кадетов будет молчать — ведь ему не выгодно афишировать, что он проспал проникновение на территорию незнакомцев. А теперь всё иначе, теперь надо поскорее заканчивать и уносить ноги. Ты как, сможешь работать, Толя? Осталось поднять одну плиту.

— А с этой что делать? — Анатолий кивнул на плиту, стоявшую на ребре, и почти раздавившую сан-кабину.

— Да чёрт с ней, пусть так и стоит! Раз ты себя нормально чувствуешь, то давай побыстрее закончим.

Старик уже не лёгкой, а шаркающей походкой пошёл к лестнице, потом вдруг остановился и развернулся.

— Толя, пока я не залез, посмотри, все ли петли торчат на последней панели?

Анатолий влез на плиту, которую предстояло поднять, осмотрел все петли и кивнул:

— Порядок, папа, все видны!

Родион Степанович развернулся и пошёл опять к лестнице. Ноги вдруг стали чужими, когда он попытался подняться по ступенькам. Сильная, всё нарастающая боль охватила обе ступни старика. Он, превозмогая эту страшную дикую боль, заставил себя подняться на несколько ступеней, и остановился.

— Спокойно, Родя, сейчас отпустит и ты продолжишь карабкаться на Эверест, — успокаивая сам себя вслух пробормотал старик. — Ну сколько здесь этих ступеней… ну, не больше полусотни… давай, давай. Ты спокойно сейчас поднимешься, как к себе на третий этаж.

Но лестница оказалась очень трудной из-за крутизны. Родион Степанович забирался очень долго, делая длительные остановки. Наконец показалась маленькая площадка перед кабиной, он собрал последние силы и буквально ввалился во внутрь. Отдышавшись, старик сел за рычаги и посмотрел вниз. Предстояло сначала отцепить стропы от предыдущей панели. Родион Степанович дал слабину тросам, чтобы Анатолий смог без труда отцепить крючки. Вот и это было сделано, старик аккуратно опустил стропы на последнюю панель и стал ждать пока сын не зацепит крючки за петли. Анатолий быстро справился с задачей, слез с панели и отошёл на этот раз метров на десять от опасного груза. С этой, последней панелью никаких хлопот не возникло. Родион Степанович ювелирно для дилетанта положил её на первые две, после чего стал спускаться вниз — теперь на кране нечего было делать, теперь, главное, достать сумку с деньгами, замурованную в бетоне.

Анатолий ждал отца, обхватив нетерпеливо двумя руками ручку кувалды. Спускаться оказалось тоже трудно из-за крутизны лестницы, но всё же намного легче, чем подниматься. Родион Степанович подошёл к плите, с облегчением сел на неё и молча ткнул пальцем в то место, где надо крушить бетон — там, по его мнению, была замурована сумка.

— Видишь, где раствор лёг неровно? Я там разравнивал лопатой, а надо по грамотному если, то вибратором, длинным таким, который во всю ширину панели.

Родион Степанович слез с панели и сел на землю, чтобы прислонить спину к опоре — сидеть в три погибели он был уже не в силах. Раскинув ноги в разные стороны, он смотрел на звёздное небо, ища по привычке единственное ему известное созвездие Большой Медведицы. Анатолий в это время неистово крушил бетон, чувствуя близость цели. Родион Степанович равнодушно слушал удары по бетону, чувствуя, как он из пожилого человека превращается в старика. За эту ночь он так устал, что ни что-то делать, ни просто шевелиться у него не осталось сил. Вот это и есть пресловутая старость, когда ничего не охота, когда наступает равнодушие к окружающему миру.

Удары по бетону прекратились и раздался голос Анатолия:

— Папа, давай её шарахнем о другую панель — уж больно много здесь долбить.

— Не могу, Толик, пошевелиться, устал я очень сегодня.

Снова раздались удары, но по звуку Родион Степанович понял, что удары, скорее, символические, что его сын выдохся. Вот этого он предусмотреть не сумел. Цель была близка, но оставалась всё так же недосягаема. Посидев ещё минут двадцать и немного придя в себя, старик с трудом поднялся и потащил своё измученное тело к лестнице. Как он поднялся в кабину крана, он не помнил — сознание напрочь выкинуло это из памяти, и только боль, дикая боль во всём теле стучала во всех уголках черепной коробки.