Бесплатный фрагмент - Кому молится Бог?

Переход

Растерзанная реальность

Абсолютно бестолковое состояние, будто какая-то невидимая стена вокруг. Стена незримая, но от этого совершенно не легче, — всё равно, дёрнуться в какую-либо сторону не можешь. Разум заставляет бежать, совершать никчемные поступки, куда-то звонить, что-то решать, а подсознание говорит: «Стоп! Не дёргайся, сиди спокойно. Все твои действия ни к чему не приведут, всё бесполезно».

Проходят минуты, часы и дни. Время неумолимо мчится: сокрушая выстроенные тобой планы, уничтожая жизненные ориентиры, втаптывая твою былую свободу и независимость в болото рутины и душевной тоски.

Крякнула, испустив последний дух, молодецкая одержимость жизнью. И глаза… Глаза стали пустыми и бесцветными, потеряв задор и блеск, присущие человеку, для которого, — всё ещё впереди.

Когда всё случилось? Когда мир вокруг окрасился в серое? Когда реальность стала безрадостной и предсказуемой, доведённой до высших порядков убогости?

Нет, не сразу, не мгновенно… Распад тела и личности проходил медленно и поэтапно, совсем незаметно для рационального разума. Душа, конечно, пыталась рыпаться, — но, кто её бедную-то слушал, если и на простые предостережения внутреннего голоса, иной раз, вообще, не реагируешь. А тут, уловить тончайшие вибрации души…. А ей-то, бедной, некомфортно было, когда бестолочь, укреплённая разумом, украшенная гордыней и самомнением, сворачивала с правильного пути на каком-то ловко подстроенном перекрёстке.

Проходят месяцы, и созерцание своей потерянной жизни становится более спокойным и совсем неистеричным, — правда, это спокойствие не избавляет от ощущения абсолютного тупика. Поднять лапки вверх и побежать в соседний винно-водочный? Можно, но не выход, тем более — пробовали уже…. А где, же свет этот, в конце туннеля? Нет…. А в голове понос глупых мыслей, вакханалия чувств, а в жизни — чудесный хаос, — и всё это при спящем, уже довольно давно, внутреннем голосе.

Это не тупик — это уже конец света, какой-то. Застой во всём. Когда жизнь превращается в болото, а её двигательно-активная часть в рутину, то всё — звиздец наступил.

Жизнь человека — беспрерывный творческий процесс: от рождения до смерти, на всём протяжении пути, а может быть и после…. Кто знает, что там за переходом? Но, о каком творчестве может идти речь, когда: человек погрузился в пучину боли, страхов, депрессии; когда — нелюбимая работа, семейные неурядицы и частокол других проблем, включая здоровье.

А борьба как же? И вечная борьба надоела. Цель где? Нет цели…. И творчества нет…. И любви нет, — тогда!

Уже и не вспомнить тот перекрёсток дорог, на котором свернул не туда — слишком много их было ответвлений и перекрёстков за долгую жизнь. Да и стоит ли вспоминать теперь?

Пройтись по совершённым грехам и больше не повторять…. А перекрёстки? Лучше попробовать идти дальше, только вот, кто бы мысль путную послал в бестолковку: как? А точнее: куда, как и зачем?

Но, что-то космос молчит пока, а тёмные тучи сгущаются. И где же мой друже, Ангел-Хранитель, почему никто не скажет на ухо: «No pasaran!»?! И куда дьявольская нечисть задевала радость: детскую радость жизни, восторженность и доблесть, — заложенные с рождения?

Нет, ну, у меня революция в мозгу уже давно. А, что вокруг творится? Мир, так вообще, с катушек слетел, впечатление такое — апокалипсис наступил. Нам бедным не повезло, наверное — живём на переходе, а длиться он будет, лет сто.

Вот, так и бывает: сидел, ныл, искал выход, прокручивал в голове всякие варианты развития своей дальнейшей жизни, порыскивал в интернете в поисках новых творческих идей, — балду гонял. И тут бац — авария…. Капец! Не тебе капец, а всему тому, что ты там в своём воспалённом мозгу напланировал.

Боль

Боль…. Нестерпимая круглосуточная боль на протяжении часов, дней, недель — она доводит мучающегося человека до отчаяния и даже безумства, — или делает мистиком, философом и бойцом. И скорее, здесь подходит понятие «Воин». Воин с большой буквы — Воин Духа.

Вначале, всегда: слёзы боли и отчаяния, когда прикованное к постели и почти разрушенное тело тебе не принадлежит, но при этом вызывает дикие муки, доводя разум до сумасшествия. И мечешься, потому, что мозг твой: не нашёл ещё точки опоры, он не успел обработать сигналы, посланные подсознанием и не смог ещё объединить своих усилий с такой одинокой душой.

А пока, только боль…. Нервы, как струны — вот-вот лопнут. Ты весь в поту, дожёвываешь очередную мокрую от слёз подушку, и, вроде бы, пытаешься бороться, но получается плохо. Ты беспомощен и зависим от других, а сосуд одиночества переполнен. И как бы тебя ни обхаживали — ты один на один со своей дикой болью. Когда, на мгновение, становится легче — раздражённо бросаешься на окружающих, грубишь и истерируешь. Потом снова мука и хочется выть, кричать…. Скрежет зубов, — кажется, развалятся, в труху. И тоска, гнетущая и безысходная: ты обуза для своих близких; кусок мяса, куча разрубленных костей, ни на что не пригодный и бесполезный.

Боль не уходит….Постепенно начинаешь спать, пока только урывками и уже сняться сны, пусть кошмарные, но сны. Просыпаясь весь мокрый, ныряешь в океан боли, пытаясь заглушить стон, ловишь обрывки мыслей, но сосредоточенности нет, — не за что ухватиться…. И, вновь, проваливаешься в липкую, беспокойную дрёму и чувствуешь в ней болевую пульсацию каждой клеточки тела.

Надежда продолжает теплиться, она слабая, но даёт толчок…. Тоненьким лучиком ощупывает пространство вокруг и внутри тебя в поисках чего-то важного…. Не находит…. Но лучик настойчив. И вскоре начинают проявляться, пусть пока слабые, но ростки Веры. Сквозь муки, всё чаще, приходят мгновения облегчения, как будто сбрасываешь с себя ненужный груз, очищаешься и кажется, что даже вес твоего тела становится меньше. Проблемы предыдущей жизни испаряются, и только одна мысль продолжает будоражить мозг: «Как жизнь твоих близких сделать лучше?» Ты не просто становишься подчёркнуто вежливым, — а доброжелательным и улыбчивым. Однажды, берёшь в руки карандаш, и, может неумело, пытаешься делать какие-то зарисовки, и в шахматы сам с собой играешь всё чаще.

А боль? Боль становится твоим другом и советчиком и, наверное — учителем, а воля, казалось, уничтоженная окончательно, заставляет тебя драться. Ощущение тупика проходит. Лежишь весь поломанный, но возрождённый, освободившийся от глупостей и предрассудков предыдущей жизни.

Валерка умер под утро

записки о боли

Валерка умер под утро.

Он лежал на кровати, свернувшись калачиком, словно эмбрион в утробе матери. В какой позе зарождался — в такой и покинул этот мир. Чувство жалости, тоски и какой-то потерянности накрыло меня всей тяжестью рухнувшего пасмурного неба и назойливого, хотя и мелкого дождя. «Погода — в дорогу», — не к месту, а может и к месту подумал я, вытирая слезящиеся глаза. В грудь давила какая-то плита, сильно — во всю ширь, пытаясь размазать мою душу и сердце по стенке, к которой я, прижавшись, стоял.

Эта смерть ожидалась. Валерка последний год уже и не жил вовсе — завис где-то между небом и землёй, двигаясь прозрачной тенью. Удивительно было, как он вообще перемещался в пространстве? Последнее время ел только пельмени, купленные в магазине по дороге домой, если более менее трезвым возвращался с работы. Хотя и раньше его отношение к еде отличалось странностями: не употреблял в пищу рыбу, ни в каком виде; лук с чесноком для него были табу; специи — ненавидел; а из зелени употреблял только свежие огурцы с помидорами, — ужасный привереда. Как-то приезжал в гости, — так в тарелке с жареной курицей полчаса колупался — тмин там, видите ли. Откуда мне знать, что он не ест тмин, — в первые дни-то нашей завязавшейся дружбы.

Познакомились мы в брокерской конторе, куда я пришёл работать после увольнения из вооруженных сил — он там был уже уверенным и постоянным сотрудником, можно сказать, зубром. С виду молодой парень, худощавый, но очень крепкий, не похож на брокера, — скорее на бандита. И взгляд такой — конкретный. Оказалось, внешний вид обманчив — светлая голова, умище некуда девать. Такие операции крутил, в свои двадцать два года! Ну, а молодость, стать и здоровье, как оказалось, быстро проходят. Моложе меня на четыре года — он гораздо лучше разбирался: и в окружающем мире, и в торговле, и в биржевых операциях — во всём, что творилось вначале девяностых в России. Мне, только что окунувшемуся в этот мир, оставалось учиться и наблюдать, мотая на подкорку новые для себя знания. Валерка понемногу унял свой холод, спущенный на меня вначале, и стал делиться своими секретами. Помогла в потеплении отношений совместная попойка, по случаю очередной удачной операции на бирже. Поразило умение Валеры пить не пьянея. Именно тогда, я, впервые, попробовал запивать водку пивом. Жуть просто… Но постепенно и мой организм привык полироваться — с кем поведёшься…, да, и молоды мы были… Эти редкие, вначале, возлияния сослужат плохую службу в подверженной постоянным стрессам жизни, особенно, если на грёбаный бизнес накладывается ещё и депресняк, вызванный семейными неурядицами.

Валерка учился в орловском училище связи (училище КГБ), но не захотел связывать свою жизнь с этой службой, после третьего курса написал рапорт и отправился служить срочную службу куда-то под Москву. Кем служил, где служил, как служил, — история умалчивает… Но, после увольнения в запас, Валерка сразу же занялся бизнесом. Не получилось — устроился брокером в компанию, куда через некоторое время, пришёл работать и я. Так начался, довольно продолжительный период, нашего знакомства и дружбы, который прерывался на некоторое время, когда мы разбегались работать по разным компаниям и встречались эпизодически — налету; но, через некоторое время судьба опять нас сводила, и мы занимались какими-то совместными проектами, бизнесами и соответственно — кутежами.

Генератором идей, Валерка, был мощным, причём — это касалось как бизнеса, так и развлечений. И жил он всегда — на всю катушку, словно знал, что дорога, данная ему, не будет долгой.

Свадьба Валеры и Тани прошла мимо меня — бизнес, дела-делишки… Таня — одноклассница, с Валерой была всегда. Бойкая и очень привлекательная блондинка, она гордилась своей, вызывающей у мужской половины восхищение, внешностью. Но всегда — только с Валеркой, — две неразлучные половинки. Сердце радовалось… Правда, праздник и гармония длились недолго.

После свадьбы и медового месяца, Татьяна устроилась секретарём-референтом в одну, очень крупную транспортную компанию, — и как-то всё сломалось. Частые задержки жены сначала раздражали, а потом родилась ревность. Валерка стал угрюмым, понеслись-поехали: пьянки, кабаки, бани и прочая дрянь, вскоре или почти сразу, — добавились бабы… На однажды заданный вопрос: «Что происходит?» Валерка погрустнел лицом и с каким-то надрывом произнёс: «Ей, что моих денег не хватало, я же говорил, что не нужно работать, — а она попёрлась», — и расстроено махнул рукой. Как итог: Таня стала гулять себе, а Валерка себе. Через некоторое время они начали жить отдельно — разбежались по родителям. Дружище «ковал» деньги из воздуха, — и тут же их просаживал в кабаках и казино. Воспитательные разговоры положительного воздействия не оказывали, да он и сам всё прекрасно понимал, говорил как-то: «Думаешь, я не понимаю, что слабак — понимаю, — только, брат, поделать с собой ничего не могу». На него пытались воздействовать все: и друзья, и родители, и даже партнёры, заинтересованные в работе. Но Валерка продолжал гибнуть. Встречи наши стали более редкими и непродолжительными — всё-таки, разная величина градуса, — а потом и вовсе не виделись целый год.

Встретились неожиданно в фирме, торгующей автозапчастями, — Валера работал там менеджером. Вышли покурить на улицу. Рассказ его о жизни вызывал жалость. Постепенно от него отвернулись друзья и партнёры, отвернулась и удача в делах — теперь вот работал наёмным сотрудником. Запои бывали иногда недели по две, но с работы не увольняли — очень классный «продажник». Татьяна с ним развелась и собиралась замуж за какого-то хмыря. Рассказывая мне всё это, Валерка тащился к павильону с продуктами. Зайдя туда, купил чекушку и тут же за углом выпил. На мой вопрос: «Как он будет работать?» Спокойно ответил: «Я уже полгода так работаю, — ценят, много денег приношу». По словам Валеры: по дороге с работы, он выпивал ещё пол-литра водки в баре возле дома, запивая двумя бокалами пива, и ещё бутылку водки покупал себе на ночь. Ночью спал мало, урывками, разбавляя эти промежутки глотками прямо из бутылки. Родители на него махнули рукой, — дома он вёл себя смирно, никому не мешал. Прощаясь, сказал: «Извини, брат, я умираю, мне уже недолго осталось. Может это и самоубийство, но справиться с собой я не смог, и найти кого-то вместо Таньки, тоже». Удивительным было то, что Валера не выглядел запойным алкоголиком, только лицо слегка припухло: трезвые рассуждения и, практически, трезвый взгляд. Пропал человек.

Я стоял и слушал дождь. Валерка умер, и дождь ему в дорогу. В голове мысли носились какими-то безумными стаями: совесть, самоубийство, отсутствие воли и ответственности — всё ерунда. Не стало талантливого парня. Он сгорел, и от любви, и от водки, — а мы не смогли помочь, занимаясь каждый своими делами. И Бог ему не помог, — Валерка не верил в Бога…

А может — и помог…

Аки-Ёши

А собаку им — не дарили. Игорь соврал окружающим: соседям, друзьям и просто знакомым. Очень уж велика была, по меркам их круга общения, реальная стоимость щенка. Правда — и они с женой не платили за собаку полной стоимости, а только половину, да и то — в рассрочку.

Получилось всё, довольно, случайно. Водитель, с которым работали в одной компании, показал фото щенка — и Игорь загорелся. Пугала цена. Ну, и с Ирой нужно было ещё договориться. Жена хотела кошку: всё время об этом напоминала, а тут собаку — в квартиру. Вообще-то, запахи домашних животных всегда раздражали, но узнав подробнее о породе, Игорь по-настоящему завёлся.