Дров было в изобилии и Нюкжин отметил, что крупные бревна можно распилить и обеспечить кухню дровами надолго.
Он уже думал, как поставить лагерь. Двум требованиям — вода и дрова — коса удовлетворяла. Однако, если уровень в реке поднимется, то убежать некуда.
«Вода падает, — подумал он. — Дождь не предвидится. По крайней мере сутки переждать можно.»
Он оглядел косу по-хозяйски, прикинул, где встанут палатки, где расположится кухня. Посмотрел, что направо от лагеря, что налево…
Правый берег прятался в тени, но Нюкжин все же разглядел, что породы там сильно трещиноваты, красновато-бурые и в верхней части берегового обрыва похожи на глины с бордюром из полос зеленого и белесо-серого цвета. Так выглядели коры выветривания — продукт химического преобразования пород.
«Нет худа без добра, — подумал он. — А то проплыли бы ходом».
Чайник уже повторно выплеснул в огонь тонкую струю кипятка.
— Поешьте, — предложила Ася. — Через полчаса будет готово.
Герасим только что завалил сохатого и, пока его разделывали и перетаскивали, они все здорово намаялись за день. А огонь костра привлекал. В казане булькали макароны. На горячих угольях шипела смазанная маслом сковородка, рядом, на дощечке лежали крупные куски вымытой печенки. Но Герасим сказал:
— На полный желудок много груза не поднимешь. А чайку выпьем.
Андрей с сожалением посмотрел на сковородку, но возражать не стал. Только оглянулся — как остальные?
Нюкжин думал так же как Герасим. Светлана в разговоре не участвовала, она зарисовывала привал. Ее внимание привлекли лишенные коры бревна, которые служили и за скамейку и за стол.
Полешкин и Светлана ставили женскую палатку. Герасим выбрал хорошее ровное место недалеко от кухни. Оттяжки он закреплял с одной стороны за сучья тяжелого бревна, с другой — за колышки, вбитые в песок. На кухне он уже успел соорудить постоянный вместительный очаг. Успел он и разгрузить лодки и вытащить их на галечник. Рядом, вразброс лежали мешки и ящики.
Большую палатку еще предстояло поставить, и все-таки Нюкжин испытывал чувство умиротворения. Грязная работа позади. Завтра они осмотрят правый берег и поплывут дальше. А сейчас…
— Можно подавать? — спросила Ася.
— Конечно!
Они расселись вокруг костра на бревнах и ящиках и завороженно следили, как Ася накладывала в мисочки печенку и макароны. Печенку она приготовила мастерски — сверху нежная корочка, а внутри сыринка с кровью. А к макаронам неведомая подлива.
— Самые витамины! — прокомментировал Герасим. — Мясо и рыба — овощи Заполярья.
Он говорил напыщенно и получалось не столько торжественно, сколько смешно. И щеки у него сейчас были как у хомяка, за ними ушей не видно.
Но и Нюкжин с аппетитом поедал печенку с макаронами, заправленными мучной и так же удивительно вкусной подливой.
Прямую конкуренцию им обоим оказывал Андрей. Он вообще слыл великолепным едоком.
— Жаль, кишки выбросили, — сказала Ася. — Я бы сделала ливерную колбасу.
— В другой раз, — пообещал Герасим.
— Я паштет сделаю, — размечталась Ася. — Печень сварю, проверну через мясорубку и смешаю со сливочным маслом.
— Не испортится? — спросил Нюкжин.
— Не допустим! — сказал Андрей с набитым ртом.
Все засмеялись.
— Растительным маслом залить, не испортится. — сказала Ася.
Солнце клонилось к горизонту. Лучи косо скользили по галечнику, делали его рельефным, выпуклым. И то тут, то там галька поблескивала.
Галька поблескивала, привлекая внимание. Нюкжин поднялся.
— Поставите палатку? — спросил он. — Я пройдусь посмотрю кое-что.
— Конечно! — первым отозвался Андрей.
Герасим и Андрей уже установили радиомачту. Высокий шест, подобранный тут же на косе, закрепили тремя оттяжками в вертикальном положении и обложили камнями. Его макушку оттягивала антенна, вторым концом привязанная за дальний куст тальника. Определив место и направление отвода, они теперь ставили «генеральскую» палатку-четырехместку. В ней жили мужчины и размещались штаб отряда и рация.
Светлана набрасывала в альбом эскизы возникающего лагеря. Подошли Герасим и Андрей.
— Порядок! — сказал Герасим.
Он уселся на толстом бревне, как на завалинке, и сразу потянулся за чайником.
— Завтра отберем пробы на анализы, ящика два-три, — продолжил свою мысль Нюкжин.
— Лодки перегружены.
Герасим не вспомнил про перегруженные лодки, когда стрелял сохатого. Но он прав: они уже отобрали пять ящиков проб и образцов, теперь еще сердолики и образцы с пестрого обрыва. И мясо! Увести такой груз на трех лодках невозможно, хотя две из них отличные понтоны-«пятисотки».
— Придется ладить лабаз.
— Вертолет нужен, — подсказал Гегасим.
— Хорошо бы…
— Я думал, лабазы устанавливают только в лесу, — удивился Андрей.
— То охотничьи, вроде высоких полатей. — сказал Герасим.
— А здесь, типа колодезного сруба, — пояснил Нюкжин. — Его заваливают камнями, чтобы «дурная» вода не смыла. Поверх ящики. А к срубу — шест с флагом. В горы летают часто. На обратном пути могут завернуть на наш лабаз.
— Лучше бы они прилетели пока мы здесь, — снова подсказал Герасим.
— Лучше! Так ведь не прилетят.
— Может запросим? — Герасим взглянул на часы. — Еще нет восьми.
— Что ж, попробуем, — согласился Нюкжин.
«Генеральская» выглядела не обжито. Спальные мешки в чехлах, ящик с канцелярией, рюкзаки хотя и на своих местах, но не распакованы. А, главное, нет жилого человеческого тепла, которое сразу чувствуется, когда палатка простоит несколько дней. И сумеречно, не то, что на солнечной косе.
Пока Герасим подключал рацию и настраивался на нужную волну, Нюкжин набросал короткий текст. Сообщил, что на косе оставят лабаз с пробами. Запросил: возможен ли попутный рейс завтра? Если «да», то пусть доставят хлеб, масло, пол мешка сахара и тарные ящики. Но ждать они не могут.
Герасим поймал волну базовой радиостанции и, выждав момент, послал в эфир свои позывные. Выслушал что-то и снова застучал ключом. Его лицо стало сосредоточенным и отрешенным.
Нюкжин не мог знать, о чем они переговариваются, но потому, как Герасим считывал текст радиограммы, догадался, что связь с базой установлена.
Но вот Полешкин переключил приемо-передатчик на микрофон.
— РСГТ! РСГТ! Здесь РЗПС! Как слышите? Прием!
— Здесь РСГТ! Слышу нормально, — ворвался в тишину палатки голос Прохорова. — Что у Вас еще? Прием.
— РСГТ! Небольшое уточнение. Мясную тушенку не надо. Категорически. Лучше новый комплект батарей. Прием.
«Какую тушенку? — подумал Нюкжин. — Мяса выше головы».
— РЗПС! Вас понял! — ответил Прохоров. — Постараемся. Завтра Главный собирается в Алазейские партии. У Вас есть что-нибудь для него?.. Прием.
— Конечно! — подсказал Нюкжин. — Кора выветривания!
— …Кора выветривания, — повторил Полешкин.
— Тогда ждите, — пообещал Прохоров. — У меня все. Конец связи.
Полешкин выключил рацию.
— Про какую тушенку ты ему говорил? — спросил Нюкжин.
— Я?
— Ну да! «Мясную тушенку категорически не надо»! Они что, предлагали?
Герасим весело засмеялся.
— Нет, я намекнул, что у нас есть мясо. Он понял. — И убежденно добавил:
— Прилетят! За свежим мясом — обязательно!
Они вышли из палатки.
Андрей направился к женской палатке, а Нюкжин вышел на берег. Он пытался рассмотреть обрыв, о котором так уверенно объявил: «Кора выветривания!» Но обрыв скрывался в тени. Поехать осмотреть его уже не было времени. Да и поздно — заявка сделана.
Ася мыла посуду. Нюкжин сказал:
— Завтра подъем на час пораньше.
Ася кивнула.
— Я как раз собиралась с утра хлеб печь.
Труд поварихи в геологическом отряде тяжелый. Вставай раньше всех, позже всех ложись. В любую погоду горы грязной посуды. Попробуй отмой, да не один раз.
— Хлеб, возможно, завтра привезут, — сказал он.
— Я уже завела.
Подошел Андрей. Через несколько минут вышла и Светлана, нехотя, вяло. Она уже успела вздремнуть. И не удивительно. День выдался насыщенный.
— Утром подготовишь ящики к отправке, — сказал он Герасиму. — А мы съездим на тот берег, надо еще успеть осмотреть обрыв.
Он не был уверен, что вертолет прилетит, но знал: быть готовым к его прилету — надо!
Утро выдалось погожее, солнечное. Лодки с вечера оставили на берегу, у кромки воды. Теперь они отстояли от воды метра на полтора-два. Бечевник еще темнел не просохшей полосой.
«Вода падает, — подумал Нюкжин. — Пока лагерь на косе это не плохо».
Правый берег светился на солнце сердоликовым ониксом. Выгребая против течения Андрей подвел лодку к заветному обрыву. В нижней части обнажения щебенка еще хранила серый цвет материнской породы, но мелкозем уже имел яркий красновато-малиновый оттенок. В верхней части преобладали глины кирпично-красные и ярко зеленые. Их перекрывали пески серо-желтые, белесые.
— Красные глины — собственно химическая кора выветривания. Выше располагаются продукты ее переотложения и речные наносы — консерванты. Внизу — зона дезинтеграции…
Нюкжин не столько объяснял Андрею, сколько сам для себя формулировал основные черты разреза. Находки кор выветривания в пределах Колымской низменности до сих пор еще не были известны.
Но обнажение оказалось сложнее, чем выглядело из лагеря. Он попросил Светлану:
— Зарисуйте, пожалуйста.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.