Бесплатный фрагмент - Коконы

Максим Кириллов

КОКОНЫ
Москва 2021 год
Хроника событий

17 мая 2016 года «Le Mond»

«Мировой конгресс научного сообщества, проанализировав доклады крупнейших научных центров, подтвердил приближающуюся катастрофу планеты. ООН обратился к правительствам всех стран с призывом употребить весь научный потенциал на разработку систем спасения человечества.»

15 июня 2016 года «The Times»

«Специальный комитет ООН объявил, что вероятность начала катастрофы определена и неминуема. Человечеству отведено от трех до девяносто семи лет.»

20 августа 2016 года «Ведомости»

«Ученые из Череповца создали систему индивидуального спасения людей. Кому принадлежат акции этого научного центра? Кому бы не принадлежали, технология должна принадлежать человечеству. «Это с какого же переляду? Наш центр, наша и технология. Мы не будем ничего скрывать от общества, просто приходите и покупайте». (Председатель совета директоров центра)

12 декабря 2016 года «New York Times»

«Научный центр вашингтонского университета подтвердил уникальность и стопроцентную эффективность коконов спасения, произведенных в городе Череповце»

30 декабря 2016 года «Коммерсант»

«Определена цена за один биокомплект „Кокон спаситель“ — один миллион долларов США. Череповецкий центр получил первый заказ на одну тысячу коконов от правительства США.»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Сборы

12 мая 2017 года. 8.29. Кабинет Управляющего делами Администрации президента Российской Федерации.

Андрей Васильевич тяжело вздохнул, открыл папку и стал перебирать бумаги. Взглянул на часы. 8.30., через час доклад у президента. А чего докладывать? Все и так ясно. Трендец советской власти, как говорится. Он откинулся в кресле и прикрыл глаза. Хамы, молодые. Никакой благодарности у них нет. Кто им этот комбинат за бесценок отдал? Власть! Кому они суки отказывают? Забыли из чьих рук едят? Уж я ли им не отец был родной? Подонки! Один кокон пожалели! А на хрен мне один? Мне минимум пять надо. Да какие там пять? Я, Маша, Леночка дочка, Артем сынок, непутевый, но ведь родной. Внучата Сереженька и Сашенька, муж Ленкин, Светка артемовская беременная, вот-вот родит. Сколько всего? Девять. Девять лимонов. Твою мать! А жить на что? И ведь никаких скидок! Я им говорю, что заказ кремлевский пробью на миллиард, а они ржут. У нас говорят, что не день, стопка заявок от неимущих всей планеты. Вон вчера шах какой-то заказ прислал для своей семьи 844 кокона. Мы ему ответить не успели, а утром уже самолет с бабками прилетел. Да, насчет нала, это они здорово придумали. Фиг их заблокируешь оборванцев. Это тебе не талибы. Заблокировал счета и пипец мировому терроризму. Ладно, пора идти. Хотя есть еще минут двадцать. Андрей Васильевич повеселел, затыкал по клавишам компьютера с необыкновенной проворностью. Насвистывая мелодию про пять минут, он нажал enter, потянулся, согнал с лица улыбку и вновь превратился в вальяжного, немного пожилого чиновника с тяжелым взглядом и медленными, но уверенными движениями. Однако, что и пора.

12 мая 2017 год. 9.02. Лимузин Президента Российской федерации

Березки, березки. Люди, люди. Машины, машины. Одно и тоже, каждый день. Эх, жить бы да радоваться. Ну чего я так переживаю? Подумаешь коконы? Тоже проблему нашел. Это же вообще подарок судьбы. Такой инструмент менеджмента господь послал. Сделали обыск, а у человека кокон на поясе. Иди сюда, мой дорогой. Это как же ты, мил человек, при зарплате чиновничьей на кокон скопил? Цена то всем известна — миллион! И никаких скидок, так что не отвертишься, касатик. А? Или еще можно служебные коконы выдавать. Пока служишь, вот тебе кокон, как уволен — сдай на склад. И все по рангу. Министру на всю семью, заму на него и на жену. Вот вам и порядок в стране. Не обеспечил рост показателей по отрасли — пошел вон, а кокон оставь. И новый не вздумай купить, следить будем строго. И на пенсию с правом ношения кокона, как раньше с правом ношения формы. И почетным дояркам по кокону вместе с орденом. И писателям с Госпремией по кокону, пусть прославляют. Славься, славься свет очей наших Иван Великий. И в конституцию изменения. Дескать, в связи с нависшей мировой катастрофой, учитывая сложный момент, правление пожизненное ну и так далее. А эти череповецкие пусть думают, что крутые, как яйца вареные. Сидят у себя в логове ну и отлично. Они нам не мешают. Да, государственный я все-таки человек. Другой бы обеспечил семью коконами и на Багамы. А я о стране думаю. Ладно, послушаю яйцеголовых своих, так для проформы. Они ведь яйцами думают, небось коконы то себе уже все заказали, ща запоют, птахи кремлевские, заслушаешься.

12 мая 2017 года. 7.15. Кабинет председателя федеральной службы безопасности российской федерации Калинина Павла Леонидовича.

— Павел Леонидович, к вам полковник Ракитин.

— Жду

— Здравия желаю!

— Садись, садись Семен, докладывай.

— Вот, списки купивших коконы. Они разделены на три категории. Х — это чиновники. О — бизнесмены. Т — прочие. В прочих пока представлены артисты, писатели, бизнесмены и чиновники на покое. В общем люди состоятельные и у нас к ним претензий больших нет. Список бизнесменов уже очень внушительный. Чиновничий список разбит на три категории, аппарат президента и правительства, другие чиновники и депутаты нижней и верхней палаты. Первые два списка практически пусты, и мы ожидаем всплеск активности на днях. Что касается депутатов, то здесь на лицо 95% заказавших коконы. Мы получаем информацию от наших осведомителей в Череповце. В настоящий момент нас информируют двадцать восемь человек. Агенты «Скорпион» и «Пигалица», наиболее ценные, так как имеют доступ к финансам комбината. Агент «Скворец» пытается решить задачу доступа к технологиям, но пока безуспешно.

— Ну это мне известно, что со встречей строителя с комбинатовцами?

— Андрей Васильевич Сварог, управляющий делами администрации президента, контактировал с представителями комбината дважды. 3 мая в ресторане «Le Procope» в Париже. Встреча продолжалась с 14.32 до 15.54. Со стороны комбината присутствовали Андрей Константинович Рогов и Эдуард Петрович Коницкий. Последний новая фигура на комбинате, занимается исключительно международными направлениями. Рогов, по-прежнему, возглавляет коммерческую службу комбината. Беседа велась непринужденно, обсуждались общие вопросы. Была затронута тема коконов, череповецкие отшучивались, а Сварог в тему не углублялся. С помощью визуального контакта было установлено, что собеседники обменивались записями в блокноте, произнося при этом ничего не значащие фразы. Содержание переписки неизвестно.

6 мая состоялась повторная встреча в том же составе. Переговоры шли на яхте «Ольга», принадлежащей комбинату и приписанной к порту Женева. Яхта оснащена самыми современными средствами подавления систем слежения. Был возможен только визуальный контакт. Судя по всему, разговор был острый и эмоциональный, но кипятился лишь Сварог. Представители комбината вели себя сдержанно.

Выводы. Сварог, во время второй встречи получил ответы на вопросы, поставленные во время контакта третьего мая. Ответы были отрицательными и Сварог пытался давить на комбинат. Можно предположить, что речь шла о доле в проекте по производству коконов. На какие-либо мелочи, как-то «дайте пару коконов», Сварог вряд ли стал размениваться. Для справки суммарный остаток на счетах Сварога, на сегодняшнее утро, составил 49 537 864 долларов США.

— Ну и что рогатый докладывать сегодня будет?

— Похоже, Павел Леонидович, речь пойдет о правительственном заказе.

— Я тоже к этому склоняюсь. Как идет подготовка к операции «Вихрь»?

— Все практически готово, но аналитики высказывают большие сомнения в успехе. Мы очень ограничены в средствах. Технология производства возможно весьма хрупкая, кстати, не исключено, что используется биочеловеческий ресурс. Так что бойцы могут использовать только боеприпасы со снотворным, которые действуют на людей по-разному. Со стороны комбината мы имеем великолепно вооруженную армию, состоящую из профессионалов высочайшего класса. Шансы на успех аналитики оценивают, как 0,3—0,5 процентов.

— Понятно, Ракитин. Оставь бумаги, я посмотрю. Проси все, что нужно для своей группы. Ты у меня приоритет номер один. Докладывать мне лично в любое время.

— Слушаюсь. Разрешите идти?

— Разрешаю.

Большая дубовая дверь закрылась бесшумно. Генерал механически перебирал бумаги полковника. Ох, что будет, что будет. Где же на всех коконов то напастись? Первый то небось ликует. Уже видит себя Иваном Великим красным солнышком. Царем всея Руси. А нам служивым что делать? Эх, если бы не примерка. Купил бы кокон, нашил бы карманчик на рубашку и носи спокойно. Он открыл ящик стола и вытащил рекламный проспект на девяти языках. Пролистав картинки апокалипсиса и схему кокона, он в который раз стал читать условия приобретения. «После получения приглашения на индивидуальную подгонку, покупатель должен явиться в Череповец и зарегистрироваться в центре продаж. Процедура подгонки легка и безболезненна, занимает около тридцати минут.» Вот козлы! Может эта подгонка и не нужна никому. Скоты. Специально небось придумали.

Раздался звонок.

— Кто?

— Вашингтон, 18 96.

— Соединяй.

— Павел? Привет.

— Здорово. Чего звонишь, предатель?

— Ну что ты, Паша, какая сейчас разница? Как у вас с коконами?

— Ты что Вова, совсем там охуел на харчах американских? Ты с кем разговариваешь? Ты как смеешь мне вообще звонить? Свалил в штаты, продал товарищей, ну и сиди там.

— Да не кипятись ты, Паша. Дело ведь действительно серьезное. Мы предполагаем некоторые шаги, но нужно согласовать с вами. А то, как бы не получилось как всегда.

— С тобой что ли согласовывать?

— Со мной Паша, со мной. Я теперь первый зам директора ЦРУ с такими полномочиями, что по коконам даже директору не докладываю, только президенту.

— Спасибо проинформировал, а то мы и не знали. Ну и чего предлагаешь?

— Прилечу я Паша поговорить. Вернее, уже лечу. Я сейчас над Ирландией. Давай пообедаем и поговорим обо всем.

— В Лефортово мы с тобой поговорим, на допросе. Ты что забыл, что к пожизненному приговорен заочно?

— Вот, и помилуете заодно. А то уж десять лет как приговорили, а я все живой и на свободе. В общем, через пару часов запрошу посадку, а в два буду готов встретиться. Договорились?

— Раскомандовался, прилетишь, посмотрим с чем приехал, тогда и решим.

— До встречи

— Не болей

Генерал грюкнул трубку на рычаг, встал и подошел к сейфу. Открыл дверцу, покопался в стальных внутренностях и выудил тонкую папочку. Достал листок, пробежал глазами и положил в портфель. Пора ехать, подумал он и почему-то жалобно посмотрел на часы.

Глава Вторая
Совет

12 мая 2017 года. 9.40. Зал совещаний. Кремль. Москва

«Опять он опаздывает. Вот привычку барскую завел. Небось пока у нас работал вовремя приходил. Ох, дела царские, неисповедимые.» Павел Леонидович вздохнул и зашелестел бумагами.

— Президент Российской Федерации!

Все встали, стул министра путей сообщений задел соседний и опасно накренился. Испуганный министр едва успел предотвратить его падение. Президент едва заметно поморщился, но ничего не сказал. Сев на свое место, оглядел присутствующих и тихо пригласил садиться. В зале водрузилась тишина. Президент всматривался в присутствующих на совещании людей. Глаза у него были не выразительные, как бы поддернутые едва заметной пленкой. В народе такие глаза зовутся «рыбьими». Пауза затянулась, но никто не шевелился. Все знали эту привычку. Таким образом, создавался психологический настрой. Иногда в глазах мелькала веселая искорка, но не сегодня. На присутствующих смотрел немигающий взгляд цвета легированной стали.

— Доброе утро — наконец-то выговорил президент.

Присутствующие изобразили поклон, наклонив голову вперед.

— Тема совещания известна. Надеюсь, что у каждого было время глубоко изучить проблему. Мы впервые собираемся в столь широком составе по данному вопросу и это не случайно. Время разведки и сбора информации прошло, пора переходить к действиям.

Произнося эти слова, президент посмотрел на право, где располагались министры связи, культуры и спорта. Зал для совещания был выбран не большой. В нем практически не было мебели, кроме огромного круглого стола, за которым и разместились присутствующие. Огромные окна, были зашторены легкой почти прозрачной тканью. Казалось, что через нее можно было разглядеть Москву. Но это была иллюзия. Ничего не возможно было рассмотреть. Да и не удивительно. Ибо зал этот носил гордое имя Петровский, а неофициально назывался «вечерний». Находился он во внутренних помещениях и никаких окон во вне не имел. Людям, не посвященным в эту тайну, не могло и в голову прийти, что до внешних стен от этого зала, где три, а где и все десять метров.

— То, о чем мы будем говорить сегодня, имеет колоссальную важность для нашей страны. Прошу всех быть внимательными, высказываться по возможности кратко и конструктивно. Итак, начнет Сварог. Прошу Андрей Васильевич.

— Уважаемый Президент, уважаемые Господа. Мне было поручено контактировать с представителями череповецкого комбината на полуофициальной основе, так сказать. Я встречался неоднократно и зондировал почву в разных, так сказать, направлениях. Выводы неутешительны. Нужно признать, что в настоящий момент, федеральная власть утратила свой контроль над череповецким комбинатом и городом Череповец в целом. Технология, которой обладает комбинат, дает возможность диктовать любые условия. На встречах, представители комбината, вели себя спокойно, агрессии не выказывали, но и заинтересованности в предложениях не ощущалось. Принцип равенства, провозглашенный собственниками

комбината, не нарушается. На любые предложения изменить существующие правила или цены, реагируют категорическим отказом. Вместе с тем, готовы сотрудничать с правительством на общих основаниях, в порядке общей очереди, так сказать. Кстати, об очередях. Я не в курсе насчет технологий, но производительность у них чудовищная. Несмотря на то, что заказы на коконы все прибывают, мне не показалось, что это хоть каким-либо образом беспокоит комбинат. Они явно не испытывают дефицита не в сырье не в прочих ресурсах. Мое предложение.

Андрей Васильевич на мгновенье остановился, обвел взглядом присутствующих, и произнес.

— Принять сложившееся условия, как свершившейся факт и разработать стратегию использования коконов на благо России и укрепление вертикали власти. Спасибо.

Сварог сел. Внешне он выглядел спокойным, только маленькая жилка, практически скрытая воротом рубашки, учащенно билась. Это проявление волнения было настолько малозаметным, что его почти никто и не увидел, кроме трех — четырех человек, близко знавших Андрей Васильевича.

«А предложение то не согласованное. Что-то это на рогатого не похоже», подумал Калинин.

Президент молча посмотрел на управляющего делами, слегка кивнул и посмотрел на Калинина.

— Что ж, мысль понятна. Вам слово, Павел Леонидович.

Калинин, немного наклонил к себе гибкую головку микрофона, нажал кнопку и заговорил.

— Уважаемый Президент, Господа. Служба федеральной безопасности, постоянно работает над изучением этого вопроса. В настоящий момент, многое стало яснее, чем полгода назад. Известны все ключевые фигуры комбината. Мы отслеживаем практически все заказы. Это дает нам огромные оперативные преимущества перед нашими коллегами из других стран. Вместе с тем, нельзя не отметить, что сам факт присутствия данного производства в нашей стране неоднозначен. Сегодня практически ясно, что едва ли мы сможем каким-либо образом контролировать производство и распространение коконов. Однако, практически ясно, что едва ли мы сможем каким либо образом контролировать производство и распространение коконов. не выка нельзя не отметить, что уникальность данной технологии дает нам возможность использование коконов в интересах поддержания порядка в стране и укрепления власти.

Нашей службой прорабатывался вопрос силового решения данной проблемы. В настоящее время, подготовка к военной операции завершена, но шансы на успех ничтожны. Разведки ведущих стран мира, весьма активно ведут разработку комбината, но по нашим сведеньям, продвинулись вперед много меньше нас. Мое предложение. Продолжать активную работу по данному направлению и использовать производство в интересах России.

Закончив выступление, Калинин отключил микрофон и слегка отогнул его от себя.

Президент поглядел на Калинина, ничего не выражавшим взглядом и произнес:

— Слово имеет министр обороны

Министр обороны, единственный из присутствующих, был одет в тяжелый маршальский мундир. Седовласый и статный, он откашлялся и резким движением нажал кнопку микрофона.

— Господин Президент! Что мы тут слышим? Над нашей Родиной нависла опасность. Кучка отщепенцев, предателей, узурпировала территорию и производит спасительные коконы для всяких миллионеров. Неужели мы, великая страна, будем продолжать смотреть на это безобразие? Мое ведомство тоже ведет разработку военной операции, и в отличии от Павла Леонидовича у нас совсем другие оценки. Я предлагаю немедленно утвердить план войсковой операции и силами специальных подразделений уничтожить мятежников. На случай если это не удастся, предусмотрен план «Б», по тотальному разрушению Череповца с применением самого современного оружия.

Маршал резко нажал кнопку микрофона и откинулся на спинку стула.

Присутствующие зашевелились, по залу пробежал легкий гул. Кое кто перекинулся парой фраз с соседом. Калинин усмехнулся, Сварог же, наоборот, потупил глаза и стал перебирать бумаги перед собой. Президент приподнял руку и поправил микрофон. В зале мгновенно смолкли.

— Господа. Как вам известно, время катастрофы не установлено точно. Если взять среднее арифметическое, то это получится примерно пятьдесят лет. Для того что бы обеспечить всех граждан страны коконами нам понадобится сто пятьдесят триллионов долларов. Это не реально даже для соединенных штатов. Вместе с тем, приняв поправки к бюджету, мы, конечно, смогли бы выделять значительные суммы на государственные закупки в объеме не более десяти миллиардов в год. Другими словами, мы сможем обеспечить сохранение генофонда страны темпами около десяти тысяч человек в год. Через пятьдесят лет в безопасности окажутся около полумиллиона человек. С одной стороны, цифры ужасны, но с другой…

Президент сделал паузу и еще раз оглядел собравшихся.

— Еще никогда, за всю историю государства российского у нас не было такого инструмента для того, чтобы сделать жизнь в нашей стране лучше. Перед нами открываются небывалые перспективы. Отныне, жизнь наших граждан наполняется новым смыслом. Теперь работать нужно не только за деньги, но и за идею. Очень простую и понятную многим идею — спасти свою семью и себя. Уверен, осуществляя правильную политику в отношении комбината, мы добьемся преимуществ. Деньги, поступающие на комбинат, со временем, будут использованы на инвестиции. Люди, будут стремиться выделиться из общей массы, что бы их старания были замечены, вырастет производительность труда. Паническим настроениям запада, мы противопоставим энтузиазм миллионов. Национальный валовый продукт вырастет на порядок. И все это на фоне жесточайшей дисциплины управления. А военные операции, господин маршал, я предлагаю отложить на неопределенный срок. Что конечно же не снимает ответственности с силовых министерств за работу по комбинату.

Президент отодвинулся от микрофона и посмотрел на загомонивших министров.

«Кажется вовремя я им все это подкинул», подумал он и сказал.

— А теперь, Господа, если нет принципиальных возражений, прошу высказываться конкретно и с предложениями.

Совещание у президента продлилось до 14 часов. Выезжая из Кремля, Павел Леонидович вопросительно посмотрел на помощника.

— Звонил два раза, находится в посольстве, ждет встречи.

— Соединяй.

Через минуту помощник передал трубку.

— Прилетел вражина?

— Прилетел, Паша, прилетел.

— Ну давай подъезжай. Или машину прислать?

— Не надо. Буду через десять минут.

Калинин, выключил трубку и откинулся назад. Он прикрыл ладонью глаза и еще раз прокрутил разговор с президентом. После совещания, его пригласили к главе администрации по пустяковому делу. Ровно через минуту туда зашел и президент. Они расселись в глубоких кожаных креслах и минут двадцать поговорили. Беседа была легкой. Уже давно эти трое понимали друг друга с полуслова.

— Ты Петя берешь на себя всю идеологию. Сутками сиди, ничем больше не занимайся, но заставь, слышишь, заставь страну возбудиться. Уламывай, угрожай, запугивай. Но что б вся страна в едином порыве уже через месяц. Понял? Вот Паша тебе поможет.

Тебе Паша комбинат. Внедряй, оттяпывай куски, наша задача, что бы комбинат только коконы продавал, а все остальное мы. Аэропорт, гостиницы, инфраструктура. В общем обложить их надо, как медведя в берлоге. Только нежно. Гладь, целуй, обнимай. А там глядишь и задушим в объятьях. Что с америкосами?

— Вовка подонок прилетел сегодня. Уже дожидается. Он у них теперь главный по коконам, с особыми полномочиями. Вот указ подготовил о помиловании.

Президент усмехнулся, взял из рук Калинина указ, пробежал глазами и подписал.

— И какие планы?

— Думаю, что прилетел согласовывать войсковую операцию на нашей территории.

— И?

— Да пускай проводят, Владимир Владимирович. Мои аналитики нам дали 0,3—0,5%, а им и того меньше. Пускай обделаются. Я вот тут о другом думаю. Не объявить ли после этого США агрессором? Бучу поднять в ООН ну и так далее?

— Сложный вопрос. С одной стороны заманчиво. Но рановато. Думаю, так сделаем. Они, конечно, под американским флагом выступать не будут. Замаскируются под какой ни будь Гринпис или талибан. Наша задача мировому сообществу доказать, что это америкосы. Конечно, не мы будем доказывать, а комбинатовцы. Вот этим и займись. вно через минутео пустяковому делу на минутку. нтом.

Проходя по коридорам лубянки, Калинин уже четко знал, что будет говорить.

Глава третья

БЫЛОЕ

Дверь в небольшую комнату, примыкающую к кабинету, открылась и Калинин увидел своего помощника. Лицо у него было суровое. Калинин усмехнулся

— Давай, заводи предателя Родины.

В кабинет, тесня помощника, уже врывался импозантный мужчина лет шестидесяти пяти, со щегольской бородкой, золотыми очками на веревочке. Внешне он напоминал преуспевающего профессора престижного университета. Только глаза, карие, бездонные с вихрями черной бездны, как-то не сочетались с внешностью. Профессор на ходу протянул руки к сидящему в удобном кресле Калинину, не заметив ответного жеста, развел руки в сторону, как бы открывая объятие и затараторил.

— Ну здравствуй Паша. Здравствуй друг мой закадычный. Вот это прием, вот это по-нашему. Что это у тебя? Огурчики соленые? Салатики, рыбка? Ай да Павел! Ну спасибо, уважил.

Гость присел, потянулся к графину, стоящему в ведерке со льдом, и налил две рюмки.

— Давай Паша выпьем за наше чекистское братство! Ты не смотри на меня так. Ты ведь сам разведчик и все понимаешь. В нашей профессии никогда черное не бывает только черным, а белое только белым. Это у сапогов все просто. Вот враг, а вот я. У нас так никогда не получалось, за всю многовековую историю разведки. Так что не серчай Леонидыч, когда ни будь, я тебе все это в подробностях расскажу.

— А куда торопиться? У тебя ведь пожизненное, времени много, рассказывай.

Калинин чокнулся с гостем, и тот рассмеялся удивительно молодым детским смехом. Выпили, захрустели огурчиками, вторую выпили стоя, не чокаясь и без тоста. Просто встали, посмотрели друг другу в глаза и выпили до дна. После третьей, Калинин достал из ящичка трубку, поелозил внутри ершиком, не спеша вставил фильтр. Не глядя на собеседника, стал аккуратно набивать табаком, утрамбовывая после каждой щепотки специальной металлической «топталкой». Затем взял красивую зажигалку и приступил к раскуриванию. Владимир Александрович Волгин, полковник службы внешней разведки федеральной службы безопасности России, бывший резидент СВР в Мексике, кавалер множества орденов, герой СССР, заочно приговоренный к пожизненному заключению, сбежавший к американцам, сдавший сети русской разведки в Латинской Америке, ненавидимый всеми бывшими сослуживцами, трескал салат оливье и поглядывал на Калинина. Раскурив трубку, внимательно осмотрев и оставшийся довольным тем, что в меру влажный табак раскурился должным образом, Калинин вопросительно посмотрел на гостя. Тот отложил вилку, откинулся в кресле, и начал.

— Я, Павел Леонидович, рад конечно встречи, но, если бы не коконы, фиг бы я сюда приехал. Вчера я был у Президента и два часа пытался отговорить его от военной операции. Но он уперся. «Никогда мы не будем договариваться с этими подонками», ну и далее по тексту. «Коконы принадлежат мировому сообществу, их нельзя продавать, ими нужно обеспечивать все население под присмотром специальной комиссии ну и так далее». Формально я отвечаю за операцию, но это не совсем так. Ответственность я с себя снял, на мне только согласование с вами. Операция, конечно, провалится, это ясно. Не знаю, что там комбинатовцы придумают, но вторжения они ожидают с первого дня и надо полагать подготовились. У меня другой вопрос к тебе. Как вы будете реагировать на вторжение?

— А вы что под американским гордым стягом на баррикады попрете?

— Да, нет, конечно, Паша. Но мы же с тобой не дети. Если у вас полковники сбегают, то уж американцев пленных расколоть пара пустяков. Какова будет реакция России?

— Глупый вопрос. Объявим США зоной наших интересов и пизданем ракет двести с ядерными боеголовками.

— Паша, ну я серьезно спрашиваю.

— А тебе то это зачем? Уж не в президенты ли собрался?

— Я нет, а вот человек хороший из нашей партии собирается.

— Уж не Гарри ли?

— Он самый.

— Понял я тебя. А нам то, что с этого?

— Теплота в отношениях, торговое партнерство, зеленая улица ну в общем договоримся.

— Дороговато вам это обойдется, денег то найдете?

— Спишем все долги в знак примирения, объявим Россию зоной благоприятных инвестиций, рейтинги международные изменим на А.

— На А +, ты хотел сказать.

— Ну на А +.

— И Кимскую волость отдадите?

— Да забирайте, на фиг она нам нужна.

Они засмеялись и выпили еще по одной. Волгин встал, вытащил из внутреннего кармана флэшку и протянул Калинину.

— Вот, Паша, здесь все подробности. В знак, так сказать, примирения и добрых намерений.

— Ну насчет примирения это тебе с вдовой Лисицына надо говорить, да с детьми его, с тремя, им будешь объяснять, как ты их папку на электрический стул усадил. А что касается добрых намерений, то, что ж, спасибо, рассмотрим. Когда начало?

— Послезавтра

— Ну бывай, предатель.

— Да брось ты, Паш, надоело. Тут судьба мира решается, а ты с сиротами. Если об этом думать, то ты вообще должен был давно застрелиться. К тебе такая очередь из русских и чеченских вдов, что мне с тобой и не тягаться.

— Поговори еще, морда бесстыжая. На вот, тебе индульгенцию.

Калинин протянул Волгину указ президента.

— Но помни, что это тебя президент помиловал, а здесь тебя никто не простил, да и не простит, не надейся. Все, бывай.

— Береги себя, Паша. Увидимся.

Калинин, проследил взглядом за уходящим посетителем, сел к столу и включил компьютер. Повозившись с паролями, он зашел на сайт комбината. Затем он нажал на кнопку «Заказ кокона», быстро заполнил анкету. Открыл почтовую программу, просмотрел немногочисленную почту, тем временем подоспело письмо подтверждение с комбината. Он скопировал платежные реквизиты и перенес их в банковскую программу. Ввел пароль, подтверждающий платеж и выключил компьютер. В этот момент пропищал селектор.

— Слушаю

— К вам Ракитин

— Пусть заходит

В дверях появился подполковник Ракитин.

— Ну что Семен Васильевич, не засиделся в Москве?

— Засиделся, Павел Леонидович

— А раз засиделся, то и собирайся. На завтра в 8.00 вылет закажи, в Череповец полетим.

— Уж не коконы ли примерять?

— Да уж не достопримечательности рассматривать.

— Слушаюсь.

— Ну все до завтра. Инструктаж в самолете. Никого не брать. Вдвоем полетим.

Глава четвертая

РАКИТИН

Семен Васильевич Ракитин, 1963 года рождения, шел домой пешком, нарушая все инструкции. С тех пор, как он возглавлял работу по проекту «Сталь», не было дня что бы вот так, просто сесть в метро, проехать три станции, и пройтись пятнадцать минут до дома, сокращая путь проходными дворами. Он и сам не знал почему ему это пришло в голову именно сегодня. Просто смылся с работы, отпустив водителя обедать. Помощнику сказал, что идет в аналитический центр, а сам просто вышел из здания и пошел к метро. За двадцать пять с лишним лет службы он привык к инструкциям и правилам, впрочем, также привык и нарушать все это подчас глупое, но в большинстве случаев, кровью товарищей написанные ограничения. Сегодня был особенный день. Каждый год, когда раз в два года, а когда и раз в пять лет, именно в этот день, Семен еще во сне, перед пробуждением, слышал нежный голос. Он просыпался от этого ощущения и с минуту лежал, не открывая глаз, наслаждаясь этим ощущением теплоты и какой-то детской радости. Весь день, он слушал, то переливы колокольчиков, то ласковое шептание ветра, но наступал вечер. И чем ближе были вечерние часы одиночества, тем громче звучали в его голове эти странные звуки. Теперь он знал, что будет за этим и ждал этого с каким-то смешанным чувством страха и любопытства. Обладая незаурядными энергетическими способностями, Ракитин, когда это случилось в первый раз, провел неделю на даче. Сказавшись больным и сославшись на усталость, испросил неделю у начальства и уехал. Начав с простых медитаций, потребляя лишь воду и столовую ложку оливкового масла в день, он уже на четвертый день вышел в астрал и начал поиски. Трое суток, он бился над решением этой странной проблемы, пока не получил главный ответ на свой вопрос. Это был не призыв к контакту. Это был сам контакт, и он не требовал от него никаких усилий по поиску другой половины. Как выяснилось, не нужно было изнурять себя медитациями и голодом. Контакт произошел и продолжения не требовалось. Это объяснение было получено практически на физическом уровне. Оно просто повисло в воздухе, в виде простого предложения, написанного красивым подчерком его жены. Он сразу узнал его, немного торопливые, но очень красивые прописные буквы, с легким наклоном и едва уловимыми старомодными завитушками на заглавных буквах. Дочитав до конца, он с пониманием воспринял, то, что строчки, доселе висевшие в воздухе, исчезли, оставив после себя легкий полупрозрачный дымок, похожий на пар изо рта. Впервые за семь дней, Семен почувствовал что-то теплое, сродни прикосновению, кого-то родного и заснул. И увидел сон. И проснулся…

Уже в лифте, пропищал пейджер. Семен усмехнулся, отстегнул от пояса маленькую черную коробочку, сдвинул крышку, на дисплее светились цифры «145326». Он полистал страницы отзывов, выбрал «224516», нажал кнопку «отправить» и убрал пейджер на место. Код «224516» был придуман им лично. В центре мониторинга сначала удивились, но потом согласились внести его в стандартные отзывы. Означал код: «Со мной все в порядке, думаю о жизни». Код подразумевал оставить сотрудника в покое, ибо он находился в высокой степени концентрированности над решением аналитической задачи. Это был код редкого использования, но сегодня был именно этот случай. Применение, практически забытых устройств, пришла в голову одному из, пожалуй, самому одаренному сотруднику технического центра. Этот юноша увидел пейджер в музее технических приспособлений и долго не мог понять для чего служило это устройство. Однако, выслушав снисходительные объяснения, он через неделю предложил начальству такую систему, что у всех глаза на лоб повылазили. Простая, кондовая и практически не расшифровываемая линия оперативной связи. Да, и верно, зачем лишние разговоры, когда есть простые ответы на конкретные вопросы? Так усовершенствованные пейджеры и вернулись в самую секретную службу страны.

Открыв дверь, Ракитин вошел в квартиру, привычно осмотрел метки чужого присутствия. Не снимая ботинок, заглянул в обе комнаты и на кухню. Он проделал это автоматически, не думая. Выработанная годами привычка. Вот уже много лет, как он жил один. В этот день умерла Светлана, пожалуй, единственный человек на планете, которому он доверял и любил. Сколько лет назад.

Они познакомились во Франции в маленьком городке Мерибель. Он тогда работал в добывании под прикрытием сотрудника отдела личной безопасности посольства. Три посольских семьи катались на лыжах. Отдых был спокойный, посольские едва ли кого интересовали, и сам Ракитин понимал, что сопровождение таких персон, это скорей всего форма поощрения самого Семена за предыдущие месяцы ишачки по добыванию в Европе. Каждое утро, позавтракав, вся компания выбиралась на склон, где и катались часов до трех. Через два дня к ним присоединилась милая девушка. Она была врачом. Работала в Москве, во Францию приехала в командировку для проведения курсов реабилитации некоторых сотрудников посольства. В советское время такой врач был редкостью. Она лечила иглоукалыванием, гипнозом, акупунктурой.

Невысокого роста, изящная, всегда в прекрасном настроении. От этой женщины исходила удивительная энергия свежести. На нее нельзя было не обратить внимание. Посольские жены встретили Светлану удивительно доброжелательно. Обычно чопорные и надменные, они сразу же стали оказывать ей небывалые знаки внимания. Вечером во время ужина, когда Семен удивлялся переменам произошедшими с номенклатурными матронами, он почувствовал на себе ее добрый и внимательный взгляд. Именно тогда он и услышал впервые ее голос. Не тот, который слышали все. А именно ее голос. Это было как шелест ветра. Что она ему сказала? Кажется «Добрый вечер, мой прекрасный рыцарь». Он поднял глаза, внимательно посмотрел на нее, обвел взглядом сидящих за столом и услышал продолжение: «Нас никто не слышит. Только не отвечай мне, ты пока не умеешь». После ужина, все вышли из гостиницы пройтись перед сном. Дети бегали вокруг взрослых, мужчины шли немного впереди, говоря о каких-то, как им казалось, важных делах, женщины чуть сзади, обсуждая, что-то другое. Семен все не мог успокоиться. Он, конечно, уже слышал о докторе Светлане, о ее удивительных способностях, но монолог на уровне передачи мысли — это было слишком. И дело тут не в том, что он не верил в такое. Будучи активным сотрудником одного из самых прогрессивных с научной точки зрения учреждений страны, где в ход шло все что давало хотя бы призрачный шанс опередить противника, Семен сталкивался в своей жизни и с экстрасенсами, и гипнотизерами, да и еще с дюжиной нетрадиционных специалистов. Однако, то, что произошло с ним сегодня, было не на что не похоже.

После прогулки все разошлись по номерам. Делая свой обычный комплекс упражнений перед сном, Семен все еще думал о произошедшем. А утром ему предстояло удивиться уже по-настоящему.

Обычно, они поднимались на фуникулере на самую высокую точку и только там надевали лыжи и начинали спуск. Все катались достаточно прилично. Дети занимались с тренером, где-то внизу и появлялись в районе обеда. Все хотели посмотреть, как покажет себя на горе московская докторша. Была суббота, народу прибавилось за счет приехавших на выходные французов. Их группе пришлось продвигаться к кабине маленькими шагами в довольно большой очереди. Такие ситуации не радовали Семена. Он все же был на работе и пытался обезопасить своих подопечных от возможных происшествий. Двигаясь в непосредственной близости от мужчин, он все же улавливал передвижение женской группы, которая была несколько сзади них. Когда все уже были на верху и выходили из здания станции, толпа рассосалась. Спустившись по ступенькам на снег, он оглянулся. По лестнице, весело переговариваясь, спускались жены и доктор. Все было нормально. Семена всегда забавлял вид горнолыжников. Тяжелые ботинки, блокирующие ступни, делали походку необычной. Казалось, ты находишься среди космонавтов на какой-то неизвестной планете. Особенно ему нравилось наблюдать за женщинами. Их походка не только менялась на космическую, но и выражение их лиц также неуловимо превращалось в какое-то особенное. Появлялась мечтательность и отрешенность. Навстречу поднимался какой-то француз с ребенком на руках. Одной рукой он прижимал к груди своего малыша, в другой нес лыжи. Когда мужчина был на две ступеньки ниже спускающихся русских и начал тесниться к перилам что бы пропустить женщин, из рук одной дамы выскользнули лыжи. Она оперлась ими что бы сделать очередной шаг вниз и в этот момент лыжи начали падать. Семен отчетливо увидел, как окаймленный железом кант лыж приближается к французу, вернее к смуглой головке его ребенка. До них было не менее пяти метров. Никто бы ничего не смог сделать что бы предотвратить трагедию. Иногда с Семеном случалось такое. В мгновения высочайшей концентрации, он начинал видеть происходящее в замедленном темпе. Один раз именно эта способность спасла ему жизнь. Так было и сейчас, лыжи наклонились и приближались к голове малыша, на солнце сверкнул обод, оставалось каких ни будь десять сантиметров и вдруг лыжи пошли обратно. Точно также как падали, вернулись на место в еще открытую кисть, упустившей их дамы. Словно в кино, рука в перчатке крепко обхватила лыжи. Семен недоуменно оглянулся. Никто из присутствующих ничего не заметил. Женщины преодолели последние ступени и приступили к одеванию лыж, продолжая беседу. Струйка пота противно бежала между лопатками. Кроме этого, да еще крепко стиснутых зубов, ничего не напоминало о происшедшем. Семен перевел дух, рядом стояла Светлана и улыбалась. «Нужно больше отдыхать, Семен. А то, что только не привидится», весело шепнула она ему глядя в глаза.

Через три дня Светлана уехала. Накануне вечером, они долго сидели у камина в баре гостиницы и разговаривали. О чем? Он не помнил. Она дала ему свой телефон и просила позвонить в Москве. Семен помнил, что не о чем особенном они не говорили. Но именно с этого вечера, он никогда не чувствовал себя одиноким. Она всегда была с ним. Ему даже не нужно было напрягаться что бы вспомнить ее. Она просто приходила. Это было необъяснимо, но он физически ощущал ее присутствие в себе.

Они встретились в Москве через четыре месяца. Начиналась очередные, и как всегда судьбоносные выборы президента. График был жуткий, работали сутками, практически никто не ходил домой ночевать. Приходилось урывать для сна часа четыре, где придется. Он звонил каждый день. Это был его ритуал. Прижимать трубку к уху, вслушиваться в длинные гудки, и слышать: «Я скоро вернусь, мой прекрасный рыцарь». Выборы прошли. Победил тот кандидат, который, как тогда, казалось, был нужен стране. Уже заканчивались бесконечные «разборы полетов», были написаны представления к наградам и приказы о взысканиях, а в трубке перекрикивая длинные гудки, все звучал ее голос. «Я скоро вернусь, мой прекрасный рыцарь». В этот раз он услышал «Привет, мой прекрасный рыцарь. Я вернулась.»

Они стали жить в месте с первого дня. Это было так естественно, что Семен этому не удивился. Ему было тогда не многим за тридцать пять. Перспективный сотрудник, обличенный большим доверием. Он мотался по всему миру, потеряв счет городам и странам. Прекрасно говорящий на трех языках, обладающий европейской внешностью, Ракитин привлекался к самым активным операциям. Ему посчастливилось миновать болото лубянки. Он не сидел в кабинетах, не лебезил перед начальством, не выгадывал зарубежных командировок. Его шеф, такой же как он сам, с незаурядными способностями, майор, Паша Калинин был неуловим. Они встречались с ним то в Париже, то в Андорре. Порой Ракитин даже забывал, где он работает, и кто он сам. Калейдоскоп имен и биографий, контактов и профессий. Их подразделение конечно имело какое-то название. Что ни будь типа «Б-1346-бис» или «отдел помощи ветеранам», он не знал, да его это и не интересовало. Они были фантомом. Все зависело от их фантазии. А уж этого было хоть отбавляй. Особенно отличался Вова Волгин. Однажды, когда они искали подходы к одному типу из комитета конгресса США по разоружению, именно Вовка придумал беспроигрышную комбинацию со слепым гомосексуалистом. Проблема была лишь в том, что никто не соглашался на эту роль. В слепого то поиграть были все согласны, а вот что бы ориентацию поменять, пусть и на благо великого отечества, с этим произошла заминка. И тогда тот же Волгин и придумал прекрасный выход. Он притащил из Мадрида секретаря нашего посольства, замеченного в нетрадиционной ориентации, красиво подвел его к конгрессмену в одном из баров Вашингтона и с фантастическим блеском разыграл комедию со своим слепым товарищем, за которым некому присмотреть до завтра, потому что сам Смит (то бишь Волгин) должен немедленно уехать по срочному делу. Перед таким приключением, осторожный как лис, конгрессмен не устоял. Румяный молодой европеец, с нежной кожей юноши, говорящий по-английски с таким милым испанским акцентом, беззащитный и трепетный. Расчет на голубые флюиды оправдался. И уже через час, «испанец», размякший от виски в кресле у камина в доме объекта, признался конгрессмену в своем тайном желании обнять мужчину.

Через неделю, Смит встретился с конгрессменом по пустяковому делу на ланче. На вопрос о юноше, Волгин поднял брови и после паузы достал из внутреннего кармана пиджака конверт, и передал его собеседнику. Слегка дрожащими пальцами, тот вытащил из конверта фотографию «испанца». Провел указательным пальцем по щекам и губам красавца, потом как бы разгладил фото ладонью и перевернул. На обратной стороне была надпись по-русски. Конгрессмен удивленно поднял глаза на Волгина. Здесь написано следующее. «Милый Бил, я никогда не забуду тебя. Это была лучшая ночь в моей жизни.»

— Кто он был?

— Секретарь советского посольства в Мадриде

— Ты вербуешь меня, Смит?

— Да, Бил.

— Я смогу его еще увидеть?

— Все зависит от тебя, Бил.

— Он знал, что это подстава?

— У него не было выбора.

— Что с ним будет?

— Если ты откажешься, он поедет в Сибирь и будет руководить комитетом профсоюза какой ни будь прачечной или химчистки.

— А если соглашусь?

— Все зависит от тебя, Бил.

— Хорошо. Что я должен делать?

Таким был Волгин. А потом наступили черные дни. Что-то поменялось на верху и выборы были лишь поводом собрать их всех вместе в Москве.

Сначала их прикрепили к разным направлениям. А после выборов рассовали по управлениям. Официально это выглядело весьма благопристойно. У них большой опыт, стало нецелесообразным таких специалистов использовать в добывании. К тому же многие офицеры вынуждены были проходить курс лечения. Всему виной жуткая запарка, еда в сухомятку на ходу в течение месяцев и так далее.

С другой стороны, командировки закончились. Жизнь Семена наполнилась новым, неведомым ему до сели смыслом. И все же он не любил вспоминать первые годы их жизни вместе. В его памяти это выглядело, как мгновение счастья и ему не хотелось думать о деталях. Помнилось, как однажды поздним воскресным утром, она объяснила ему его дар.

— Ты слухач, Сема.

— Что ты имеешь в виду?

— Сейчас я говорю с тобой мысленно, а ты слышишь меня как будто я говорю в слух.

Семен удивленно посмотрел на нее и понял, что она права.

— И что мне с этим делать?

— Слушать.

Она засмеялась, взъерошила его волосы и побежала умываться. Позже за завтраком, Светлана сама продолжила тему.

— Понимаешь, огромное число людей на планете обладают какими-то уникальными способностями. Многие их не чувствуют, иные чувствуют, но боятся себе в этом признаться. В то же время миллионы людей с помощью йоги, и прочих учений, мечтают эти способности у себя открыть или развить. Все это очень сложно для обычного осознания, и в то же время удивительно естественно и просто для понимания нас, обладающих даром. Но способности это не только благо и ответственность, но и большая опасность. Особенно для таких людей как ты, Семен. И дело тут не в твоей профессии. Ты обладаешь редким даром, но увы, ты можешь лишь наблюдать. Твои способности не делают тебя защищенным и это главная опасность. Пойдем гулять, я тебе покажу кое-что.

Они вышли из дома и пошли в парк. Был чудесный зимний день. Три дня шел снег, а сегодня небо было безоблачное, светило яркое солнце, большая редкость для Москвы. В сокольниках было довольно много людей. Они миновали главную аллею и дошли до места, где тренируют собак. Встав поодаль, от площадки стали наблюдать за тренировкой, переходя за группой собачников от упражнения к упражнению.

— Не напрягайся, просто прислушайся. Что ты слышишь?

Семен, почувствовал, что мир вокруг изменился. Он просто физически ощутил это. Все как бы вздрогнуло и чуть сдвинулось. Это было невозможно объяснить, но это было так. Послышались голоса. В основном это были обрывки фраз, довольно бессмысленные. Он поднял глаза и посмотрел на Светлану, сразу же ее голос стал громче и перекрыл другие голоса. «Когда объектов много, тебе нужно выделить того, кого ты хочешь слышать. Посмотри в его сторону или на него, если нет такой возможности, просто представь его образ и все». Семен перевел взгляд на ближайшего собачника. Это был довольно молодой юноша, в очках, с годовалой овчаркой вертлявой и не очень послушной. «Пальма, ну что ты меня позоришь, неужели так трудно слушать. Ну куда ты?» Он посмотрел на тренера, затем на другого. Так продолжалось до вечера. Когда они пришли домой, Семен был в состоянии близкому к ступору. Светлана нежно гладила его по волосам. Он успокаивался.

— Ты не должен этого бояться. Это дар, он свыше и от тебя здесь ничего не зависит. Просто ты избранный, так же, как и я.

— Но для чего мне это?

— На этот вопрос не может ответить никто. Живи чувствами. Взвешивай свои поступки на уровне ощущений. Выбрось из головы все эти чувства долга. У нас у вех одна Родина — наша планета. Все остальное, это запутанная игра в солдатиков, которую неизвестно кто и для чего начал. Миллион правил и условностей. Границы, нации, деньги, законы, браки, родственники и многое другое, это всего лишь условия игры.

— А какой у тебя дар?

— У меня все сложнее. Я слишком одаренная. И постоянно открываю все новые возможности. Не знаю, что будет дальше, но должно быть у меня есть какая-то миссия, которую я пока не осознаю. Мне доступно многое, но, наверное, еще недостаточно. Видишь эту вазу?

Семен посмотрел на стол. В довольно большой хрустальной вазе стоял букет цветов, подаренный им третьего дня. Ваза начала медленно двигаться к краю стола. Добравшись до кромки, остановилась. Потом двинулась дальше и стала падать. Он инстинктивно рванулся подхватить ее, но теплая рука Светланы мягко легла на его руку. Между тем, ваза висела в воздухе, примерно на пол пути к полу. Цветы наполовину выскользнули, вода практически достигла пола. Все это висело в воздухе, как бы в стоп-кадре. Потом от воды отделилась довольно большая капля и отлетела примерно на метр в сторону, где и зависла. Светлана толкнула его в бок и засмеялась. Семен оторопело смотрел на эту фантастическую картину. Вдруг вода стала возвращаться в вазу, все пошло вспять и вот уже ваза двигалась к центру стола по дороге поправляя цветы. Мир стал таким же каким он был за минуту до действа. Вот только эта капля… Она сплющилась, затем превратилась в тонкую серебристую змейку. Змейка проделала в воздухе замысловатое движение и превратилась в контур сердечка. Оно становилось то больше, то меньше, как бы пульсируя, потом стало приближаться к Семену и наконец достигло его лица. Он вздрогнул, инстинктивно провел ладонью по щекам, вытирая воду. Светлана чмокнула его в губы и сказала: «Это я специально, что бы ты не подумал, что я тебя просто загипнотизировала».

В тот же день, вернее ночью, когда Семен находился на верху блаженства после их близости, она научила его главному — защищаться.

— Ты можешь пользоваться своими способностями в любое время и в любой ситуации, но помни что ты не один такой. Люди, имеющие дар, очень чувствительны к попыткам проникновения извне. Таких людей больше, чем ты можешь себе представить. Проникая в их мысли, ты будешь сталкиваться с блоками. Если человек почувствует твое проникновение, ты наживешь себе вечного врага. Маскируй свои действия, внушай посторонние мысли, заставляй почувствовать физическую боль. У человека кольнуло в боку, и вот он уже думает об этой боли, пропуская тебя внутрь себя. Ты скоро научишься всем этим приемам, это не сложно. Но главное — защитить себя. Если кто-то попытается проникнуть в твои мысли, он наткнется на твой блок и поймет, что ты обороняешься. А если это так, то ты осведомлен о своих способностях, следовательно, представляешь потенциальную угрозу. Научись думать слоями. Первый слой — естественные надобности. Туалет, выпить, поесть, причесаться. Второй слой — бытовуха. Не забыть купить хлеб, позвонить родителям, встретить жену с работы, купить цветы. Третий слой — о работе. Что ни будь мало значимое. Такие слои можно выстраивать до бесконечности, в зависимости от того, с кем ты имеешь дело. Тебя будут все время тестировать в твоей конторе, особенно перед назначениями и переводами, пусть они лучше думают, что ты туповатый служака, чем раскроют тебя. Возможно, ты не станешь генералом, а может быть и наоборот станешь…

Уже весной стало ясно, что прежней команды больше не существует. Наверху приняли решение, и они расформированы. Паша стал начальником престижного отдела. Волгина направили в управление внешней разведки, откуда была прямая дорога в резидентуру. Ракитин готовился к курсам повышения квалификации, и его дальнейшая карьера была туманна. Они встретились в кафе, после работы. Это была небольшая стекляшка на Ленинградском проспекте, превращенная заботливыми узбеками под руководством новоиспеченных гениев ресторанного маркетинга, в прекрасный ресторанчик восточной кухни.

Волгина здесь знали, впрочем, едва ли было в Москве уютное местечко, где бы этот красивый молодой человек не был встречен радушной услужливой улыбкой. Их сразу проводили к дальнему столику и пока они рассаживались, принесли большой чайник с зеленым чаем и пиалы. Володя, на правах знатока, распоряжался официанту. Между тем Ракитин разлил чай по пиалам и услышал голос Калинина. Это был не обычный Пашин, слегка скрипучий голос, то был истинный голос человека, который он никогда ранее не слышал.

— Я рад, Семен, что ты наконец открыл в себе дар и мы сможем говорить на равных.

— Да уж заждались мы тебя, Сема — вторил голос Волгина

Ракитин удивленно посмотрел на товарищей, те продолжали беседу, начатую ранее. Сам Семен тоже принимал в разговоре активное участие. Говорили о хоккее, о тренерах, о видах на чемпионат мира. Между тем, другой разговор, более важный, собственно, наверное, впервые такой откровенный, шел своим чередом и догадаться о беседе глядя со стороны, было никак невозможно.

— Каждый из нас, начал свою жизнь ярко. Мы работаем не в самом плохой конторе мира. Во всяком случае, это ограждает нас от множества бытовых трудностей. Мы имеем огромные возможности и всех нас мучает лишь один вопрос. Что дальше?

— Паша, по-моему, ты несколько преувеличиваешь. Я насчет «мучает». Едва ли мы испытываем мучения. Мне кажется, что мысли о предназначении, вот что не покидает никого из нас.

— Ребята, а вам тоже не кажется, что мир состоит из черного и белого?

— Конечно, Сема. Но еще существует фон. Я его вижу, как зеленый с оттенком бирюзы, наверное, это не обладающие даром. Да и по поводу черного и белого все не так однозначно. Уж мы то с вами знаем, что в мире все не так явно. Я тут недавно с одним парнем из Моссада говорил. Знаете, какая у них одна из целей? Вернуть все древние еврейские рукописи в Израиль. На мой вопрос как они это собираются осуществить. Он ответил. Мы будем их покупать, воровать из библиотек, выманивать шантажом, убивать и все это называется одним словом — вернуть. Это как игра в шпионов и разведчиков, в которую мы и играем все эти годы. Но им проще, есть нация, есть миссия, прописанная еще в ветхом завете, служи себе на здоровье. А у нас? Коммунизм строить или демократию? Это что ли наша миссия? Для этого нам дана возможность предметы двигать и мысли читать? Или вон Пашка, научился в воздухе висеть и время останавливать. Что, будем штат Алабаму в Алабамский край превращать?

— А мне кажется, что все только начинается. Нужно в себе все это развивать и хранить. Так просто ни чего и никому не дается. Придет время, мы все сами поймем.

— И мне кажется, что Семен прав. Суетиться не надо. А вот продумать системы связи между нами, дело важное. Еще год-два и мы разлетимся по всему миру. Я уверен, что мы не зря встретились и не должны терять связи друг с другом. Из нас из троих, только Сема пока не раскрыт. Он прекрасно выстроил систему блоков и имеет все шансы оставаться в тени. Думаю, что будет разумно и в дальнейшем сохранять Семена в резерве. Что до нас с Пашей, то у нас ума прятаться не хватило. Теперь мы золотой запас КГБ СССР или как они нас теперь назвали, и нам в кустах отсидеться не придется. Будем на виду, это без вариантов.

Трое спортивных мужчин просидели в кафе довольно долго. Они съели лагман, манты, плов. Выпили две бутылки водки. Официант, который их обслуживал, слышал обрывки разговора, но ему это не показалось интересным. «Может быть, какие-нибудь спортсмены?» — подумал он. «То о хоккее говорят, то о футболе.»

ГЛАВА ПЯТАЯ

Она волшебная…

Сергей Лагунов, почти сорокалетний старший научный сотрудник научно-исследовательского института при череповецком металлургическом комбинате, шел по нечистому тротуару к проходной завода. Еще пятнадцать минут назад, если бы кто-то увидел Лагунова выходящим из подъезда заводской хрущевки, то охарактеризовал бы его примерно так: «Роста невысокого и не маленького, очкарик, шевелюра не густая, но и лысина не проглядывает, не блондин и не брюнет, одет бедно, но чисто, сутулый, походка нервная, вид жалкий.» Однако с каждыми ста метрами его ежеутреннего моциона, перемены были налицо. Постепенно распрямлялись плечи, походка становилась уверенней, отсутствующее выражение лица, менялось на задумчивое. Впереди показалось административное здание комбината, центральная проходная, за забором, прячась в небольшом парке выглядывало и здание института. Лагунов посмотрел на часы, удовлетворенно хмыкнул и свернул в сквер. Маленький садик недалеко от проходной, у памятника участникам великой отечественной войны, строго говоря, никаким сквером не был. Однако в нем стояло четыре скамейки, росли несколько чахлых деревьев. Трудно сказать, скамейки ли, либо деревца тому причиной, но он всегда называл это место сквером. Почти десять лет назад, вот таким же солнечным осенним утром, молодой специалист Сергей Викторович Лагунов, свернул в этот скверик покурить перед своим первым рабочим днем. Он попал в Череповец по распределению, во всяком случае так писалось в анкетах. Это было правдой, если не принимать во внимание то, что весь пятый курс биофака МГУ ему постоянно назначали встречи разные дяди с незапоминающимися лицами. Иногда такие собеседования проходили в кабинетах, но чаще в московских ресторанах. Одного из лучших студентов выпуска сватали. Предложения были очень заманчивыми. Москва, Ленинград, Киев, Новосибирск, Черновцы. Собеседники заливались соловьями, суля квартиры, надбавки, колесные, подъемные. Жена Сергея Лариса, два года назад ушла в академический отпуск по случаю беременности первым ребенком, после родов к учебе не вернулась. Активного участия в обсуждении вариантов не принимала, во всем полагалась на мужа. Между тем, выбор нужно было делать. Они с Ларисой ждали второго ребенка. Наступала весна, не успеешь оглянуться, как госэкзамены и диплом. Как-то в столовой к нему подсел лысоватый человек, невысокого роста. Он вежливо спросил разрешения присесть за стол. Ел он не спешно, то и дело поглядывая на Сергея. Вообще то ему в тот день было не до лысого. С самого утра, его тревожило что-то, накатило раздражение. Не к месту он заметил, что у его правой туфли начала отклеиваться подошва. Его всегда угнетали бытовые мелочи. Перспектива похода в обувную мастерскую, практически приравнивалась к геройству. Он сам удивлялся этим своим ощущениям, пытался понять откуда у него такая нетерпимость к быту, однако ничего так и не понял, а списал это все на неизвестных ему предков. К этой хитрости, восстанавливающей эмоциональный баланс, он выучился еще в детдоме. Если чему-то не находилось объяснения, значит это гены. В данном случае, все списывалось на голубую кровь аристократов предков, иначе откуда было бы взяться этим барским замашкам. Размышляя подобным образом, Сергей изредка посматривал на соседа по трапезе. «Хорошо, вы нам подходите» — услышал он. «Что? Кто это сказал?» — Сергей повертел головой по сторонам и уставился на сидящего напротив лысого.

«Я забираю вас к себе. Из вас может что-то получиться. Прав был Столповских, в вас чувствуется потенциал.»

«Какой к черту Столповских? Кто вы?»

«Зовут меня Андрей Михайлович. Я директор НИИ из Череповца. Вот заглянул на вас посмотреть, уж больно вас Столповских расхваливал»

«Да кто это, Столповских?»

«Какая разница? Главное, что вы действительно нам подходите».

— Я очень многим подхожу. Мне, к примеру, в Новосибирске трехкомнатную квартиру предлагают и работу по моей теме.

— Квартиру. Эка невидаль. Без квартиры вы и у нас не останетесь. А вот с темой сложней. С чего это вы взяли, что те жалкие вопросы биотехнологий, которыми вы начали заниматься здесь по недоразумению, действительно «ваша тема»? Да что вы вообще знаете о биотехнологиях? Вы хотя бы один биокирпич вырастили в своей жизни? Или может быть знаете, как его вырастить? Или хоть отдаленное представление имеете о том, что это такое «биокирпич»? А?

И тут Сергей что-то почувствовал. Он прислушался, посмотрел по сторонам, затем перевел взгляд на собеседника, который продолжал разоряться на тему биотехнологии. Что-то холодное и противное зашевелилось внизу живота, струйка пота потекла из-под левой подмышки, еще раз посмотрел вокруг, все было по-прежнему. Студенческая столовая гудела как улей, сновали люди с подносами, кто-то смеялся, вот только совершенно бесшумно, а напротив сидел лысый и говорил с ним не открывая рта.

— Вы что говорите со мной мысленно?

— Наконец-то дошло! Экой вы не внимательный, Лагунов. Я и фон отключил, и тембр повысил, а вы мне все про новосибирские квартиры рассказываете. Пойдемте-ка лучше на воздух, мой друг, потолкуем на природе.

Позже, вспоминая этот разговор, Сергей всегда испытывал прилив чувств сродни нежности. Он никогда не мог вспомнить детали, у него сохранились лишь ощущения. Умом понимая, что это была не беседа, а развернутый тест, тем не менее это было одно из самых сладостных воспоминаний жизни.

Потом начались будни. Теперь, по прошедшие времени, уже более чем пять лет, Сергей жил в ожидании какого-то события. Он совершенно точно осознавал, что это не будет иметь никакого отношения к его личной жизни. Он даже научился распознавать это чувство. Каждый раз, когда оно посещало его, все силы были сконцентрированы на том, чтобы не выпустить это ощущение. И тем не менее, всякий раз оно ускользало от него. «Я наверное еще не совсем готов, чтобы понять», успокаивал он себя, и ждал, терпеливо ждал. Сегодня предчувствие вернулось.

Бросив окурок в урну, Сергей направился к проходной. Проходя контроль, предъявляя пропуск, он был совершенно сконцентрирован на себе самом. В лаборатории кроме его помощницы Галины никого не было.

— Здравствуй, Сереженька — сказала она и привычно чмокнула его в щеку.

Их отношения уже давно не были секретом не только в институте, но и в семье Лагунова. Этот мучительный узел, или как принято выражаться «любовный треугольник», хотя это было весьма и весьма неточно. Ведь треугольник подразумевает троих любящих, а в нашем случае, любивших было двое. Так вот, этот двуугольник, коей фигуры, в сущности, не бывает, уже никого не интересовал, кроме самого Лагунова и Галины.

— Привет, рассеянно ответил Сергей. Галя, срочно вызови директора ко мне. Сейчас, немедленно.

Сказал он, уже на ходу проходя в свой кабинет. Галина внимательно посмотрела на за хлопнувшуюся дверь и выбежала из лаборатории.

В приемной директора института находилось не менее десяти человек. Когда Галина зашла, дверь в кабинет директора открылась и люди стали заходить в кабинет. Расталкивая их и даже не извиняясь, она проникла в кабинет одна из первых.

— Андрей Михайлович! Срочно к Лагунову!

Вошедшие сотрудники оторопели от такой наглости. Многие из них вообще ничего не о каком Лагунове не слышали. Иные же, которые знали Сергея, были удивлены еще больше. Реакция директора на вопль лаборантки, их вообще повергла в шок. Их всемогущий Груздь, как они величали директора Груздева за глаза, их мировой суперсекретный светило, заступник и жестокий князь биотехнологий. Буквально выскочил из кресла и устремился в коридор, успев лишь бросить на ходу: «Совещание отменяется». Спустя минуту, он уже влетел в лабораторию.

— Галя! Халат! Всем покинуть помещение! Код доступа три ноля. Всем быть наготове.

Выпалив все это, он стал медленно приоткрывать дверь в кабинет Лагунова. Осторожно, стараясь не произвести не одного звука, Груздев вошел в комнату, притворил дверь и стал приближаться к Сергею, одновременно натягивая на себя халат. Лагунов сидел в кресле и смотрел остановившимся взглядом прямо перед собой. Его зрачки были расширены настолько, что практически не оставили место для роговицы. Груздев заглянул в эти глаза и отпрянул, инстинктивно схватившись за лоб. Оправившись от болевого шока, он протиснулся за спину Лагунова и стал смотреть ему в затылок. Если бы кто мог увидеть эту сцену, то удивлению не было бы предела. В маленькой комнатке, метров десяти, за обшарпанным письменным столом сидел бледный, не дышащий человек, за его спиной нависал другой человек, склонив к затылку сидящего свою голову, и замерев в этой весьма неудобной позе. Так продолжалось около трех часов. За все это время ни Груздев, ни Лагунов не шевельнулись. Но вот что-то произошло, директор стал медленно и очень осторожно распрямляться, затем он скользящими шажками стал продвигаться к двери. Замерев на мгновение, он двумя руками взялся за ручку и плавно нажал на нее. Приоткрыв дверь, выскользнул из кабинета. Оказавшись в лаборатории, Андрей Михайлович перевел дух, присел к письменному столу и придвинул к себе телефон. Осторожно снял трубку, набрал четырехзначный номер. Трубку взяли после второго гудка.

— Слушаю!

— Тише. — шепотом проговорил Груздев

— Слушаю, еле слышно повторил голос на другом конце провода.

— В седьмую лабораторию доставить годовалого бычка, живого, срочно.

— Насколько срочно?

— Сейчас. — ответил Груздев и положил трубку.

Директор Череповецкого комбината, Ярославль Иванович Титов, осторожно, как будто она была сделана из тончайшего стекла, положил трубку на рычаг селектора. Громко выдохнув, он тут же схватил ее снова и застучал по клавишам.

— Семенов! В седьмую лабораторию доставить годовалого бычка, живого, немедленно. Времени? Времени вообще нет!

— Захаридзе! Закрыть сектор седьмой лаборатории по коду три ноля. Немедленно!

— Лена, соедините со Столповских, немедленно. Вадим? Кажется началось, вылетай. Жду.

Спустя час в ворота комбината, практически не снижая скорости влетела машина скорой помощи. Еще через минуту, шестеро мужчин, выводили из машины бычка. Эту странность едва ли кто ни будь мог заметить. Код оцепления три ноля предусматривал полную эвакуацию всех сотрудников института и комбината в радиусе пятисот метров от лаборатории. Заведя весьма спокойного бычка в здание института, странная процессия поднялась по лестнице на второй этаж и пройдя по коридору остановилась у дверей с цифрой семь. В это же мгновение дверь приоткрылась, из нее показалась рука в белом халате в которую тут же был вложен повод и бычок, поцокивая копытами по видавшему виду паркету исчез за дверью.

Груздев, а это был действительно он, не оглядываясь на животное открыл дверь в кабинет Лагунова, завел туда бычка и вышел обратно в лабораторию, аккуратно притворив за собой дверь.

Примерно в это же время на череповецком аэродроме совершил посадку истребитель МИГ-21. Из кабины второго пилота, снимая гермошлем, стал вылезать грузный немолодой человек в прекрасно сшитом номенклатурном костюме. При его сложении это было весьма и весьма не просто. Подоспевшие техники, с уважением, но и без лишних церемоний, практически выдернули его из кабины и помогли спуститься по лестнице на бетон. Торопливо пожав руку встречающему его Титову, человек сел на заднее сиденье директорской волги, и она практически сразу рванула с места. При выезде с территории аэропорта перед Волгой появилась автомашина ГАИ, такая же пристроилась сзади. На максимально возможной скорости, кортеж устремился в сторону комбината, производя огромное количество шума сиренами и гуканьем в мегафон. Тем временем, в салоне шел неспешный разговор.

— Ну что тут у вас, Ярославль?

— Я не уверен, Вадим, но по всем признакам это то, что мы ждали.

— Какие внешние признаки?

— Состоянии глубокой комы, отсутствие какой-либо реакции на что-либо. Контактирует только Груздев на ментальном уровне, но и он ничего не понимает, лишь только может различать указания

— И каковы указания?

— Привести годовалого бычка. Живого. И все.

— Что происходит сейчас?

— Пятнадцать минут назад доставили бычка, и Груздев получил сигнал, что в его услугах больше не нуждаются.

Спустя шестнадцать минут, кортеж остановился у входа в институт. Столовских с необыкновенной проворностью выскочил из машины и припустил вверх по лестнице. Директор комбината едва поспевал за ним. На мгновенье они остановились у дверей в лабораторию и переведя дух, медленно вошли внутрь.

Первое что бросилось им в глаза был бычок, который мирно лежал на полу и смотрел на вошедших. В углу помещения, прямо на полу сидели Лагунов и Груздев. Они курили и увлеченно беседовали. Заметив вошедших, вскочили и радостно улыбаясь направились на встречу.

— Что? «Что?» — нетерпеливо спросили вошедшие

— Кокон! — весело смеясь и переглядываясь, в один голос крикнули Груздев с Лагуновым.

— Ну и что это за зверь такой, кокон ваш? — тоже начав улыбаться спросил Столповских

— Да вот такой кокон, Вадим Михайлович. Самый обыкновенный, кокон вульгарис. — еще громче смеясь, радостно пояснял Сергей.

— ???

— Видите ли, многоуважаемые — начал Лагунов. Происходит какая ни будь катастрофа. Пожар, землетрясение, авария. Биококон, если он у вас, разумеется, есть, мгновенно обволакивает вас и защищает. Причем, будет защищать и питать энергией столько, сколько понадобиться для восстановления подходящей внешней среды. Хоть год, хоть тысячу лет, хоть миллионы. Без старения и прочих необратимых процессов. Это как остановившееся время для одного человека. Для всего вокруг время идет, а для кокона все эти тысячелетия меньше мгновения. Понимаете? Ну как же? Это ведь элементарно. Вот смотрите, я сейчас нарисую.

Сказав это, Лагунов сделал шаг к доске. Вдруг он оглянулся на присутствующих, беспомощно улыбнулся, взмахнул руками и рухнул на пол. Первым очнулся Груздев и бросился к телефону. Столповских склонился над ученым и уже рвал на груди рубаху. Директор побежал к раковине в углу помещения, на ходу схватив со стола какую-то лабораторную емкость. Через три минуты, в комнату влетела бригада реаниматологов. Оттеснив руководство, принялись за дело. Столповских жестом показал Груздеву и Титову на дверь. Троица незаметно удалилась в кабинет Лагунова. Плотно прикрыв за собой дверь, Столповских внимательно посмотрел на присутствующих и произнес

— Не из какой комы его врачи не выведут. Это ежу понятно. Для биомедиума, сам процесс создания не страшен и сил больших не требует. У меня лишь одно объяснение. Продукт создан слишком рано.

— Я тоже об этом подумал, честно говоря. Как только Сергей очнулся и рассказал о коконе, мне показалось очень странным, что вот так вдруг, на ровном месте, произведено устройство практически исключающую случайную смерть от внешних факторов. Ведь смотрите, если скажем на горизонте был бы какой-либо глобальный катаклизм, то еще бы ладно. Но сейчас, в период развитого социализма… — Титов едва заметно усмехнулся и решил не продолжать.

— Я тоже так считаю, только вот юмор тут не очень уместен, как мне кажется. Решаю так. Из седьмой лаборатории организовать палату для больного. Никаких контактов ни с кем, кроме закрепленного врача. Бычка сохранить. Галину в сиделки. Семью не пускать, только разок в качестве эксперимента. Хотя я в это не верю. Сам проснется, когда время придет. Однако проверить не мешает на всякие стрессовые моменты. Жена, дети, бычок тот же. Так, для очистки совести. Все засекретить. Дело темное, нам приключений на задницу не надо. Груздев главный по проекту. Титов прикрывает на местном уровне. Я закрою на верху. Докладывать исключительно мне лично. Да, кстати, Андрей, а образец у нас есть?

— Есть один, на нем.

— Как он выглядит?

— Как утолщение на коже, размером с почтовый конверт, на левой груди под сердцем.

— А нам эти эскулапы там ничего не повредят?

— Исключено. Пойдемте, сами посмотрите.