Бесплатный фрагмент - Когда Бог смотрит в микроскоп

Люди и их дела имеют свою точку перспективы: на одних нужно смотреть вблизи, чтобы лучше судить о них, а о других никогда так хорошо не судят, как отойдя от них на известное расстояние.

Франсуа де Ларошфуко

ЖИЗНЕЛЮБИВЫЙ

Эдуард боролся. С момента зачатия. Он хотел быть и жить. Родители — не очень. Особенно его мама, когда узнала, что залетела.

Все произошло случайно — как-то ненужно и не вовремя. Она не любила. Власть захватили гормоны. И любопытство. Парень числился студентом на практике, а Валентина подрабатывала вечерами санитаркой в больнице. Девушка тоже училась. На повара-кондитера в техникуме через дорогу. Разумеется, там были одни девчонки.

В 17 лет ей хотелось чего-то красивого, запретного и романтического. А все случилось быстро, скомканно и в грязной кладовке.

Вскоре студент исчез. Вместе с фамилией.

Валентина плакала. Записалась на аборт. Втихаря, по блату. Но в тот день оступилась и потянула лодыжку. Нога опухла, идти она не смогла. Никуда. Даже на работу. Решила, что знак и, видимо, придется брать на себя позор и ломать судьбу.

Когда начался токсикоз, Валя молила Бога, чтобы случился выкидыш. Или ребенок родился мертвым. Да хоть бы и умер в ближайшие дни. Однако мальчик пришел в мир здоровым и красивым.

Молодой матери дали комнату в общежитии, пособие по уходу за ребенком и академотпуск. Помогали соседи, бывшие коллеги из больницы, однокурсницы — все, кроме родной семьи. Потому что ее не было. Валя выросла в детдоме. Поисками родителей никогда не занималась. Возможно, из-за обиды или из-за страха перед неожиданным.

Эдик рос веселым и задорным. Послушно ходил в детский сад. В школе хорошо учился, побеждал на олимпиадах.

Валя в техникум так и не вернулась. Устроилась в кафе мыть посуду. И прижилась. График удобный, всегда сыта и она, и ребенок, работа не ответственная. Со временем им дали квартиру на краю города в панельном доме.

Эдик поступил в институт. Сам, своей головой.

Валя гордилась. Подруге хвасталась. А Эдик все бросил и добровольно ушел в армию. Это был удар.

Но Эдик твердо решил, что жить как прежде он больше не может. Не хочет. И боится себе сознаться в том, что ненавидит мать и бежит от нее.

Да, он «сломал» ей жизнь. Да, он неуклюжий, неопрятный засранец, который делает все неправильно и наперекосяк. За него стыдно. У него не может быть ничего своего, во что не вмешалась бы мать. Даже трусы покупала она и решала, в какой рубашке выходить на улицу. Она выбирала, с кем дружить, как играть и с кем. Подробно объясняла, почему надо обходить стороной девочек и не драться с хулиганами. Эдик не спорил. Не мог. Не смел. Он же не хотел в очередной раз «убить» свою мать? В детстве он искренне винил себя, когда она демонстративно ложилась на диван с полотенцем. Мальчик боялся, что она на самом деле умрет. И тогда его отдадут в детдом или еще куда-нибудь. Что никому он кроме матери не нужен. Потому что вот такой убогий, тупой и никчемный. И лишь она его любит и терпит, жертвует собой и желает ему добра.

Эдик устал от этого «добра». Он хотел свободы. Но уже на второй день в армии понял, что попал в тюрьму. Женские слезы и истерики заменили глухие удары под дых и жесткие приказы. Жизнь заметно усложнилась. Накрыло отчаянье и безысходность.

Там, «на свободе», он презирал женское. Здесь по нему прокатывалось мужское.

Сам он потерял всякие ориентиры и держался только верой в справедливость. Пока не понял, что она противоречива и у каждого — своей масти и цвета.

— Что бабе на праздник, то мужику в убыток, — старик со скрипом устроился на скамейке. — Одна, говорят, любит пломбир, другая офицера.

— Простите, это вы мне?

— Тебе, тебе, сынок. Что хмурый такой? Никак побили малость?

— Не понял.

— Ладно, это дед шутит. Вкусное мороженое-то, а?

— Да-да, спасибо.

— Ну и славно, солдатик, и славно. Наслаждайся жизнью, пока молодой, да лишний раз под пули не лезь. Лучше к девкам. Там теплее. Хотя… Это еще тот народ. Ох, непростой народ.

Эдик хотел уйти, но вытер сладкую руку о сапог и протянул ее деду.

— Эдуард, приятно познакомиться.

— Дед Владимир. Иванович. Давно ты здесь служишь?

— Первый год.

— Сложно?

— Ну, привыкаю.

— Девушка есть у тебя? Письма пишет?

— Мать… Мама пишет…

— Понятно. Увольнительный, значит, сегодня?

— Угу.

— Тогда пошли ко мне в гости чай с пирогами гонять. Бабка моя утром еще спекла. Пошли, пошли, сынок. Отогреешься от казармы. Яблок из сада с собой возьмешь.

Эдик кивнул. Он никогда не был в деревенском доме с настоящей печкой. Запах молока, печеных яблок и свежего теста. Домотканые половики на деревянных половицах. Иконы под расшитыми салфетками над столом. Часы громко тикают на стене. Кошка сладко умывается под столом. И улыбчивая хозяйка с ухватом.

Засиделись до полуночи. Эдик знал, что попадет на гауптвахту за опоздание. Но принял это заранее и со смирением. Ему еще ни разу в жизни не было так хорошо, тепло и спокойно. Господи, неужели такое бывает? Чтобы легко и свободно за просто так, без условий и ограничений? Счастье.

У стариков были и дети, и внуки, и корова с курями, и две кошки с собакой во дворе. А еще много любви и сочувствия. И Эдик купался в них, как рыба, попавшая из мертвой воды аквариума в лесное озеро.

Он заходил к ним всегда, когда получал увольнительную. Помогал по хозяйству. Научился баню топить, дрова колоть и грибы чистить. Они много смеялись, пели народные песни и дегустировали соседский мед.

Эдик полез на чердак посмотреть проводку. Он не очень разбирался в электрике, но все же. Присел, чтобы не удариться головой о перекладину и машинально нащупал рукой что-то твердое. На свету разглядел, что это старая книга, без обложки, с тонкими желтыми страницами и мелким шрифтом.

Дед полистал и протянул ее Эдуарду обратно:

— Возьми себе. Штука стоящая. Я раза три читал. Давно, правда. Но помню, что потом пачку выкурил за ночь. Продрала меня эта история до костей. Тебе понравится. Хотел человек с судьбой побороться, да вишь что, не по силам это ему. Никому не по силам.

— По силам, Владимир Иванович. Было бы желание.

— А ты попробуй, потом приходи, расскажи.

Эдик кивнул.

Ночью на дежурстве осторожно вытащил книжку из-под кителя. Открыл. На первой странице от руки чернилами была выведена надпись: «Софокл. Царь Эдип».

Сколько времени прошло? Он не заметил. Только почувствовал ком в горле, который словно катался в разные стороны и мешал сделать вдох-выдох. Слезы наворачивались и щипали глаза.

Чёрт!

Надо же! Как такое может быть? За что? Почему? Очевидно же, что Эдип не хотел убивать своего отца и жениться на матери! Он бы точно не захотел. Даже под дулом пистолета. Встреть он сейчас отца, скорее всего, руки бы ему не подал, но бить… а тем более убивать… ну нее… зачем? Хотя, конечно, он, Эдик, не виноват, что двое молодых ребят увлеклись игрой в больничной подсобке. Что его мать забеременела. За что он расплачивался все свое детство? За то, что родился? Глупо и несправедливо, но как есть. Надо свою судьбу строить. Пусть, если даже наперекор. И очень постараться никого не обижать.

Однажды дед умер. Бабушку забрали дети. Дом продали. Животных раздали соседям.

Эдик горевал. Но был безмерно благодарен судьбе за эту встречу.

Отслужив свой срок, несмотря на мольбы и упреки матери, домой не вернулся. Улетел с другом работать на Север. Эдик хотел жить, но это казалось возможным только там, где у него не было никаких шансов.

БЕЗУПРЕЧНАЯ

Ниночка родилась отличницей. День в день, минута в минуту по прогнозу акушеров, астрологов и даже тетки Любы. Она как увидела бледную мать Ниночки у почтового ящика в подъезде, так сразу и выдала: срок 3 недели, девочка, конец января. Разумеется, ей никто не поверил. Это уже потом будущий папаша принес килограмм овсяного печенья. Позвонил в дверь, смущенно впихнул кулек в руки соседки и убежал.

Все сбылось точнее некуда.

Ниночка пришла в новый мир тихо, крикнув для приличия три раза и сразу же виновато умолкнув. Не дай Бог кого побеспокоить. Так хорошие девочки не поступают. Даже, если внутри все горит от больничного воздуха. Даже, если боль от перерезанной «на живую» пуповины дикая. И страх умереть от голода и холода. Она будет молчать, терпеть и улыбаться. Иначе может задеть чувства уставшей матери, задерганных врачей и подать плохой пример другому младенцу.

Ниночка была аккуратной. Никаких каш с фруктовыми пюре по ковру, рисунков на обоях, обливаний кипятком и пальцев в розетку. Все чинно, благородно, без эксцессов.

В школе — лучшая, в институте — первая, на работе… Ох! Коллеги бы с радостью ее сожгли и закопали где-нибудь, но кто тогда будет ночевать в офисе, спасая их задницы в конце квартала? Конечно, безотказная и безупречная Ниночка. Она не пьет, не курит, с чужими мужьями не спит, в барах в нижнем белье не танцует.

Ниночка идеальная жена, мать и вообще невозможно без слез на это все смотреть, но куда деваться.

Ниночка никогда не уставала, не жаловалась на проблемы, всех спасала, всем помогала, везде успевала и однажды проснулась в реанимации.

— Ба! Кто это у нас тут разлегся без дела и еще заботы требует?! Нина, ты што ль?

— Тетя Люба? Здравствуйте, извините, — прошептала Ниночка пересохшими губами и зажмурилась.

— Я-я! Уже лет пять в этой забегаловке для трупов швабрами заведую.

— Что?

— Санитарка я здесь. Карма-йогой занимаюсь, видишь? Чистоту навожу. Памперсы меняю, полы мою и там по мелочи всякое. Чего разлеглась?))

— Не знаю, простите….

— Эх, девочка! Доигралась. Воды попьешь? Давай немножко? Ага, глотай, глотай. Да, не торопись. Хорошо, молодец.

Ниночка подавилась, раскашлялась и заплакала. Стыд душил ее. Она не могла встать. Не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Господи, неудобно-то как.

— Что со мной, теть Люб? Как я тут оказалась?

— Инсульт. Нашла тебя на лестнице в подъезде. Хорошо, что не убилась. Доктора говорят, удачно упала, ничего себе не разбила. Сумки твои Генке отдала. Он пьян, как обычно. Муж твой грёбаный с диваном обрученный.

— Дети?

— Участковый приходил. Сашке колония грозит, если за ум не возьмется. А Ольку я к себе пока взяла. Аллергия у нее жуткая по всему телу. Чешется бедный ребенок. Займусь этим, свожу к своему гомеопату.

— Деньги…

— Потом, лежи молча. Сейчас сорочку тебе поменяю. Ты тут уже две недели, знаешь?

Нина не ответила. Не могла. Провалилась в небытие. Ей снилось, что горит в печи, а выйти не может. Голос хриплый кричит: «Выходи!»

А она упирается. Ей кажется, что все правильно, что так надо: терпеть… молчать… и ненавидеть… СЕБЯ!

За что?

Огонь превратился в черную смоляную лаву. Нина почувствовала, что злость, гнев раздирают ее сердце, а выхода им нет и быть не может. Это плохо. Она не должна. Пусть погибнет, но никто об этом не узнает.

Никогда. Она хорошая… она справится.

— Нин, ты как?

Муж смотрел напряженно и, что невероятно, трезвыми глазами. Он был выбрит, чисто одет и даже пах едой, а не водкой.

— Я работу нашел. Сашку в школу вернул. Олька пока у соседки, но так сейчас лучше.

— Вы без меня справились?

— Конечно. Все путем.

— А почему со мной не справлялись?

— Не хотели разочаровывать.

— …?

— Ты же у нас такая вся правильная, сильная, безупречная. Ну, а я говно. Слабак и алкоголик. Плохо мне, но выхода не вижу. А ты была счастлива?

— Нет.

— Тогда зачем это всё?

— Не знаю. Мне казалось, что так надо: постараться, потерпеть и все получится.

— Дотерпелась.

Гена покормил Нину. Поменял грязные вещи на чистые и ушел.

Вечером на смену заступила тетка Люба. Поделилась новостями.

Ольке легче. Она перестала чесаться. Сашка принес первую в жизни пятерку. Гена, наконец, починил всю сантехнику в квартире.

В то время как жизнь Нины рушилась, вокруг все как будто оживало и восстанавливалось.

Что она делала не так? Почему?

— Когда мы безжалостны к себе, то жестоки по отношению к другим — тетка Люба поправила Нине одеяло.

— Никогда об этом не думала. Мне казалось, что я должна быть комфортной и удобной, тогда всем будет хорошо со мной. Заботиться о других в первую очередь. Не быть эгоисткой.

— От осинки не родятся апельсинки. Страдание творит только страдание, боль отражает боль, и только радость умножает радость. Измучила ты себя, девочка.

— Да, нет. Хотела как лучше.

Из больницы Нина вышла через два месяца. Ей очень повезло. На своих ногах. Речь немного притормаживала, но это ее не пугало.

Дома было чисто. Гена пожарил картошки. Дети закидали больничные вещи в стиральную машинку. Позвали соседку. Отметили возвращение морсом из клюквы.

Утром Нина приготовила на всех завтрак и тихо ушла…. В кино. Одна. Присела за столик в кафе. Заказала капучино с ароматной пенкой. Закрыла глаза от удовольствия, развернув бледное лицо к солнцу, подпевая французскому шансонье знакомую песню….

И опоздала на сеанс (!) Как двоечница?! Господи! Ну, как так?

Зато счастливая и с кремом от пирожного на щеках.

ЦЕЛЕУСТРЕМЛЕННАЯ

Анжела отчаянно хотела замуж, но мужчины ей не нравились. Точнее, то, как они себя проявляли. Возможно, где-то (в кино, например), у кого-то и как-то существовали «нормальные», «адекватные», «симпатичные», «порядочные», «галантные» джентльмены благородных кровей, но именно ей такие никогда не встречались. А она искала. Уже 7 лет. Ходила на свидания два раза в неделю. Выделяла время в рабочем графике. Посещала салон, магазин и даже психолога-таролога-астролога. Готовилась. Наряжалась. Короче, убивала кучу времени и тратила деньги на «что попало». Однако от цели не отступала. Следовала завету мамы, которая получила его от бабушки, та от прабабушки — и так через каменный век поколений он пришел к самой Еве: терпеть, страдать, но своего добиваться. Нафига это всё? Ответа не было. Анжела работала над собой: фитнес, тренинги, мантры, ретриты, тантры… алкоголь, баня, еда… Хотя, нет. Это уже слишком! Еду вычеркиваем! В конце концов, это ее ЖИЗНЬ, и она на ней отыграется. Одним словом, Анжела была прекрасна. Настолько, что мужчины сомневались в ее реальности. Они начинали мямлить, хамить, сбегать, притворяться мертвыми, чем только усугубляли список причин своего ей несоответствия.

У любого серьезного и ответственного человека есть свой план и сценарий развития проекта. Как оно, по словам психологов-астрологов-гинекологов и духовных учителей, должно быть правильно, красиво и по-настоящему. У Анжелы он тоже был. С этапами, эвентами, бюджетом и сроками. Она же не про развлечения, секс, любовь и прочие глупости, а про брак, семью и четкие обязанности. Иногда мужчины соглашались сразу и на всё. Тогда отступала Анжела. Иногда только на часть. Анжела не соглашалась.

Однажды она заболела. Но встала с постели, прополоскала горло, закинулась таблетками и по привычке собралась на свидание. Пришла. Села. Заказала облепиховый чай с чизкейком и приготовилась дать бой.

Он опоздал. Нарисовался без цветов, улыбки, и в свитере времен викингов. Окинул взглядом хмурую Анжелу. Потребовал виски. Выпил. И мрачно произнес:

— Может, пойдем потрахаемся?

— …!!!!!! (Анжела подавилась, но не смогла даже откашляться)

— Ну а что тянуть? Ты вроде ничего. Жизнь коротка. Давай, пошли!

Пауза. Взрыв.

Конец цивилизации. Всемирный потоп.

Мат…

P.S. Через месяц они поженились. Ну, а что тянуть то?

ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНАЯ

Образ бедной рабыни Изауры произвел на Олю неизгладимое впечатление. Она резко начала скашивать глаза, покачивать головой и прихрамывать, подражая героине бразильского телесериала. Девушка казалась ей невероятно красивой и грациозной. Оля даже выучила невыразительное имя актрисы, не зная, что это первая роль бывшей порнозвезды.

Днем Оля аккуратно посещала школу, закрывая четверть тройками, а вечерами думала о судьбе рабыни. О ее нравственной чистоте и неприступности. Вот надо же что творится в этой самой Бразилии (где, как Оля знала из другого фильма, водится много диких обезьян) — одна девушка и столько претендентов! А тут сидишь себе в 15 лет, красишь ресницы маминой тушью, а вокруг тишина. Никто не только на твою честь не покушается — даже имени не спрашивает.

Странно. Видимо, социализм — не самый лучший вариант для жизни девушек.

У Оли и раньше были политические сомнения, но в тот вечер они как-то особенно уязвляли.

Она причесалась. Нашла модные колготки в черную сеточку. Накрасила губы яркой помадой. И резко захотела драмы. Про любовь и что-нибудь неприличное.

Весна подстрекала. Коты орали. Оля достала каблуки из-под кровати. Процокала неумело по паркету и вышла на балкон.

— Эй! Слышь! Ты это… выходи давай!

— Красильников?! Ты чего там делаешь?

— Жду. Пришел, но потом понял, что номера квартиры твоей не знаю. Пойдешь?

— Куда?

— Куда-нибудь.

— Ага.

Оля вышла быстро, но без каблуков. Красильников окинул одноклассницу взглядом и вздохнул:

— Изаура?

— Угу.

— Похожа. Но на самом деле, нет.

— ???

— Короче, посмотрел я на них в этом кино и разочаровался.

— В ком?

— Да в капитализме. Одна рабыня на всех мужиков и то страшная! Как они там живут? У тебя родители дома?

— Нет еще.

— Есть что пожрать?

— Макароны с котлетой.

— Пойдет! Угостишь?

— Ну…

— Тогда пошли скорее! Поиграем! Я буду хозяином, а ты рабыней. Я котлету съем, а ты посуду помоешь!

И Оля согласилась. Все-таки это вам не Бразилия. А про мексиканские страсти она фильмов еще не видела.

МИЗАНТРОП

Профессор был мизантроп. Лет тридцать как окончательно разочаровался в людях, студентах и, что особенно печально, — в блондинках. Он иногда мог на них смотреть, сквозь пальцы, прикрывая ладонью уставшие от напряжения глаза. Но слушать… Боже упаси!

Зачетки подписывал не глядя, чтобы сократить момент страдания. И убегал из аудитории, проявляя прыткость кенгуру и пунктуальность Канта.

Уже собирался окончательно закрыться в презрении к миру, как в двери появились Ноги. Профессор скосил заслезившийся глаз и гневно фыркнул. Потом он увидел тонкую талию, симпатичную грудь, длинную шею, сочные губы и беспардонные глаза.

— Простите… я на пересдачу… мне в деканате сказали…

— Да-да! Давайте зачетку!

— Но я… я сейчас не готова… я только записаться на время… когда вы сможете?

— Уже могу. Зачем откладывать? Что у вас там? Экзамен? Зачет?

— Экзамен.

— Без проблем. Тройка устроит?

— Ну-у-у…

— Что?

— Я же готовилась… хотела бы сдать на пять.

— Не сможете!

— Почему это?!

— Просто поверьте мне на слово, девушка. Мой предмет на пять знаю только я сам и двое моих коллег из Сорбонны. Вы слишком поверхностны для того, чтобы погрузиться в тему глубже, чем в чашку чая. Да, впрочем, в этом вы тоже не уникальны. Таких, как вы, тут целый легион. Давайте зачетку и не будем мучить друг друга.

— Ндаааа… Тяжелый случай. Слушайте, профессор, я, конечно, не Мария Кюри и даже не Герти Кори. На Нобелевскую премию не претендую. Но за свою оценку буду бороться честно и до конца. Это вот сейчас политически неправильно будет, но я скажу: вы — безусловно невероятно глубокий человек. Однако проблема в том, что вы достигли такой глубины, что для вас моя поверхность — уже недостижимая высота.

УПОРНАЯ

Аллочка была собой недовольна, поэтому взяла кредит в банке и записалась к пластическому хирургу. Она страдала, выносила боль и унижение всяких ее чувств. Даже молилась иногда. Ставила свечку два раза за 10 рублей в храме напротив. Аллочка хотела «чуда», и оно случилось. Через полгода в мире появилась девушка неопределенных лет с гривой нарощенных волос, метрами ногтей и ресниц; накаченных губ, груди, попы; с новым носом, подбородком и ногами. Еще Аллочка поменяла простые зубы на фарфоровые, откачала жир со всех мест и, наконец, смогла спокойно вздохнуть… и выдохнуть… Из зеркала на нее смотрел Майкл Джексон…

Аллочка рыдала… от счастья. Пусть следующие несколько лет она будет самоотверженно питаться только гречкой и запивать ее горячей водой, выплачивая кредит банку, зато уже сейчас она стала девушкой Мечты. Правда, пока только своей, но это уже что-то. С этого рекомендуют начинать все «великие гуру-психологи-коучи» интернета.

Аллочка начала!

Позвонила модному фотографу и заказала фотосессию. Выложила результат в инстаграм, выпила бутылку шампанского и раскинулась «роскошным» телом на бабушкиной софе.

Аллочка ждала. День, два, неделю, год…

Но ничего не происходило!

Он молчал. Даже лайк не поставил. Даже, гад, взял и женился второй раз! Не на Аллочке. Это было ужасно! Ситуация тянула уже не на бутылку шампанского, а на ящик водки. Причем лучше палёной, чтобы уже раз — и не приходить в себя никогда…

Жалко было денег банку и страданий в целом. Поэтому девушка решила брать ситуацию в свои руки. Она выяснила точку ближайшей дислокации подлого и такого непредсказуемого, однако, Мужчины ее мечты. И вызвала такси.

Аллочка вошла в Бизнес-центр так, что охранники попрятались за хрупкими спинами девушек на ресепшен. Она была в себе уверена, как никогда. В коротком платье, с пятым размером груди, на шпильках-высотках, создавая эффект морской бури взмахами гигантских ресниц. Она шла к ЦЕЛИ!

«Цель» в это время мирно пила растворимый кофе, замешанный на воде из офисного кулера, и (о, бедная!) ничего не подозревала.

Аллочка шла. И не заметила, как снесла по пути генерального директора фирмы, в которую так феерически ворвалась. Как не ответила на призыв его секретарши… как повыбивала из дрожащих рук сотрудников пластиковые стаканчики с непонятным содержимым, неудачно развернув крутой зад… Она шла…

И нашла ЕГО. Бледного худого очкарика-айтишника в застиранной майке и дешевых джинсах. Он увидел ЕЁ!

Господи… да что же это такое?! Это линзы что ли новые такой эффект дают? И вот ради этого червяка-заморыша она перенесла столько бед, влезла в долги и обрекла себя на постную диету?

Аллочка была потрясена… Она села… где получилось… на стол юриста…

Вошла в состояние, чтобы рыдать и метать проклятья. И тут в дверях появилась девушка. Она закричала:

— О, Боже! Анжелина! Анжелина Джоли?! Не может быть! Я люблю вас!

Так Аллочка сменила еще и ориентацию. Ну а что делать? А что если это и есть настоящая любовь и признание? И она их все-таки получила … от Галочки.

НЕПОКОРНЫЕ

Гульсина влюбилась. О, Аллах! Рассказала сестре. Та рассердилась, выплеснула все, что наболело о ветрености и безответственности младшей. Оно и понятно: Гульсияр старшая. Ей уже 83, а Гульсине всего 80. Завидует что ли?

Гульсина и замужем-то не была, детей своих не завела. Все работала, суетилась, за матерью ходила, за отцом ходила. Когда всех схоронила, переехала к сестре в город, помогать. Гульсияр с мужем развелась, малолеток вдвоем поднимали. По очереди на заводе дежурили. Бегали то в садик, то в школу, то по поликлиникам.

Мелкие подросли и «разлетелись» по чужим углам.

Дочь Гульсияр однокомнатную квартиру сестрам купила и стали они жить только вдвоем. С перебранками, но терпимо. Гульсина вообще покладистая, спокойная, услужливая всегда. А тут случилась с ней любовь. Что на нее нашло — сама не знает. Разругались сестры.

Младшая в пакет платки покидала и ушла.

Абдул-абы ждал ее на скамейке возле дома напротив. Тюбетейку подправил, на палочку уперся и с радостным скрипом поднялся навстречу. Он один в трехкомнатной живет. Дети, внуки — отдельно.

Как же он счастлив, что после нескольких месяцев осады «девушка», наконец, сдалась и сейчас бежит взволнованная навстречу.

Платок у Гульсины сбился. Куртка расстегнулась. Шнурки на ботинках развязались. А глаза впервые в жизни заблестели, румянец залил давно пожелтевшие от тоски щеки.

Они вцепились друг другу в руки и, задыхаясь от восторга, пошуршали домой.

Расписали их быстро, но только после того, как Абдул-абы надавил на администрацию ЗАГСа авторитетом.

Дочь его была категорически против, ссылалась на чрезвычайно «зрелый» возраст молодожена. 88 лет — не шутка. Смотря для кого.

Она все сокрушалась корыстолюбию невесты и подбивала соседей на осуждение ее поступка.

Жених на церемонию явился вовремя — в новом пиджаке, с цветами и с «молодой» под ручку.

Гульсина могла и в карман к нему поместиться. Хрупкая, маленькая, неловкая, застенчивая.

Родные не пришли. Им, видишь ли, стыдно. А молодоженам и без них душевно оказалось.

Они даже шампанское пить не стали. Сразу скрылись в спальне и затихли. Уснули оба сладко, как никогда. Впервые за последние несколько десятков лет. Бессонных и одиноких.

Счастье тихих прогулок, ночных разговоров и совместных обедов длилось три месяца. Однажды утром Абдул-абы умер. Сердце остановилось.

Гульсина все дни похорон горько и незаметно просидела в углу спальни. Никто ее не трогал. Потому что не замечал. Есть она не могла. Плакать уже устала.

Когда пришли убирать квартиру и делить имущество, то посчитали ее помехой. Дочь владельца прямо и без деликатностей предложила «молодой» жене вернуться туда, откуда пришла. И, собственно, освободить пространство для продажи.

Она не спорила. В этот раз даже платки не взяла.

Вышла во двор, села на скамейку, а очнулась уже в больнице. Говорят, скорая подобрала.

Три дня она спала, а на четвертый пришел Абдул-абы:

— Идем, Гульсина, вещи не бери. Не нужны они тебе больше.

— Ой, я ждала тебя. Не верила, что ты мог вот так и без меня…

— Не мог. Толпа людей все шла куда-то, и я вместе с ними. А потом остановился, подумал, что всю жизнь искал любовь, искал тебя, Гульсина, нашел и бросил, что ли, получается? Непорядочный я, что ли, человек? Увлек и обманул? Нет! Не бывать этому! Повернул назад. К тебе.

— Спасибо, Абдул!

— Пошли, Гульсина, любовь моя. Не плачь. Теперь мы будем рядом. Всегда.

И они ушли. Вместе.

КАК КОТ НА «ПРОГУЛКУ» ХОДИЛ

Кот был недоволен, но молчал. По молодости. Заголосил уже в глубокой зрелости. Прямо посреди ночи. В три часа. Понял, что терять больше нечего: орган для продолжения рода и удовольствий отрезали, когти отстригли, всех паразитов вывели. Зубы сами выпали. Остался только звук. Слабый, скрипучий, с шумами и однополосный. Какой есть.

Кот не привередничал. Использовал то, что еще имел в наличии.

Увещевания, просьбы, угрозы и даже прямое попадание тапком не могло изменить его намерений не скрывать накопившихся чувств и негативных эмоций. Он орал, срал и клал на все семейные традиции где попало.

Жизнь не приносила никакой удовлетворенности, а тут еще обитатели квартиры его явно разочаровывали. Из всех он был дружелюбен только с тетей Олей, которая отвечала за уют, чистоту и правильное питание. Ее супруг вносил в их идиллию суету и странный запах. Его, как и детей с внуками, он жертвенно терпел, спихивая то с дивана, то с других уютных мест, расположенных на «его собственной» территории.

Дядя Вася к Коту тоже относился с большой выдержкой, проявлял снисходительность. Но когда жену положили в больницу на операцию, возымел надежду изменить свои жилищные условия в лучшую сторону. В общем, непонятно, как это произошло, но так уж волшебным образом сложилось, что Кот выскользнул в приоткрытую дверь и исчез.

Дядя Вася — человек честный и совестливый. Он для приличия надел тапки и вышел поискать иждивенца в коридоре. Дети обошли вокруг дома. Внуки обежали свой двор и два соседних.

Затем все вместе написали объявление в подъезде и выдохнули. Переживали только за реакцию тети Оли. Но и тут все прошло гладко и даже с облегчением.

Кот не любил никого и мир отвечал ему взаимностью. Его уход семья восприняла как освобождение от не сложившихся за 10 лет отношений. Ну бывает. А что? Тут с родными детьми не всегда договоришься, а уж с Котом, которого ты не сам родил, — тем более.

Ночи в семье стали тихими. Уютные места в квартире — свободными. У мелкого Димки прошла аллергия. Жизнь наладилась.

Но Кот вернулся.

Грязный, голодный и несчастный.

Семья застыла на пороге.

Тетя Оля понесла его в ванну. Отмыла, накормила, приласкала.

Дядя Вася даже сам разморозил ему рыбу. Дети-внуки вернули на прежнее место коврик с балкона.

Что увидел и пережил Кот за порогом своего привычного и обжитого пространства — так и осталось тайной. Однако он стал подчеркнуто вежливым, деликатным и ласковым не только по отношению к хозяйке дома, но даже к ее супругу. А к детям-внукам его накрыли особенно нежные чувства. В результате таких невероятных перемен Коту перестали стричь когти и даже искренне пожалели, что не могут вернуть на прежнее место орган для размножения и получения удовольствий. Но он уже и не настаивал.

КАК АНДРЕЙ В МОНАХИ СОБИРАЛСЯ

Андрей хотел в Тибет, к учителю, в просветление. Вообще он ждал от жизни духовного роста, а получил женщину.

В детстве женщины были ему непонятны и непостижимы как вид, а уж в сознательном возрасте тем более. Андрей даже боялся их немного. Нет, инквизиция — это однозначно плохо, но можно же просто уехать в Гималаи и перепоручить свою жизнь тому, кто точно знает, что с ней делать, — ГУРУ. Потому что Андрей не знал. Он истово молился, читал, думал, медитировал, но ответа не находил. Уже лет пять «веганил», пил дистиллированную воду — и ничего. Он упорный: перешел на корм для птиц и хомячков. Исключил из рациона даже соль и останавливаться не собирался. А тут…

Непонятно как это все объяснить, поэтому он пошел на поводу у обстоятельств. Чувства оказались мощнее зеленого чая с жасмином (виски с колой он еще не пробовал). И Андрей не устоял.

Точнее, не так. Он пытался. Например, она ему улыбнулась, а он ей — нет. Даже наоборот: сделал равнодушное лицо и приподнял бровь.

Она так коварно засмеялась и ущипнула его. А он промолчал.

Точнее, не так. Ущипнул ее тоже и пересел на другой стул. Тут всё и случилось.

Ему понравилось.

Оказалось, что на ощупь она гораздо симпатичнее, чем он мог вообще вообразить. А дальше…

Ну, простите, это жизнь… Даже боль от укуса ревнивого кота в голую пятку не смогла испортить Андрею счастливого утра в ее постели.

Господи! Она такая мягкая, теплая, вкусная со всех сторон и так смешно сопит, уткнувшись носиком в подушку…

Андрей поджал длинные волосатые ноги к ушам и застыл в блаженстве охвативших его светлых и счастливых чувств.

Ему резко стало так хорошо и спокойно, так медитативно и светло, что в Тибет уже совсем не хотелось. Он даже поморщился, представив себе холодную келью, занесенную снегом и продуваемую всеми ветрами насквозь.

Она проснулась…

Господи!!!!

Это просто невозможно!

Грациозно изогнулась и ушуршала в ванну плескаться, умываться, смеяться…

А он глупо улыбался злому коту, готовый простить ему свои драные носки.

Потом был завтрак. Со скатертью, тонкими тарелками и даже с приборами. Как в кино. С красивыми чашками и марципаном.

Андрей ел. Нет, не так. Андрей вкушал, кивал и упивался (счастьем, разумеется).

Она хлопотала. Нет, не так. Она порхала по крошечной кухне в прозрачном халатике, спотыкаясь о недовольного кота.

Просветление уже подступало, накрывало и чуть было не поглотило потенциального послушника тибетского монастыря окончательно, как ВДРУГ… Он увидел, что только что съел яичницу с беконом и запил ее кофе со сливками… Он — веган! Это съел! УЖАС!

Ну, да, ужас. Но, ОМ НАМАХ ШИВАЙЯ, как же это было БОЖЕСТВЕННО вкусно!

И через месяц женился.

ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ

Им было скучно, поэтому они поженились. Родители на свадьбе «зажигали», отплясывая рок-н-ролл и даже бачату. Молодые постили фотки в инстаграм и перекидывались смайликами в WhatsApp.

Брачная ночь тоже прошла без излишеств: обменялись картинками с пожеланием доброй ночи и сладко заснули. Ну, а что? День был трудный. Они устали. Завтра на работу. Секс? Ой, да ладно! Кто его не видел? Слава Богу, WI-FI есть, комп пашет, порноиндустрия развивается.

Утром на семейном совете решили, что «выходить из зоны комфорта» и заморачиваться полноценным завтраком — не стоит. Мюсли с кипятком и растворимый кофе с порошком из сливок — и достаточно.

У них партнерство, а не подавление личности другого с ущемлением его прав на безграничное «зависание» в соцсетях. В конце концов, доставку еды никто не отменял. Надо будет — Siri позвонит, закажет.

Кстати, насчет пижам с хвостиками и ушами животных. Это так мило, так позитивно и отражает любовь к природе. Их тоже решили не менять. Да и вообще, спать лучше раздельно. Опять же, личные границы и все такое.

Прошла неделя. Скучно.

Пошли к психологу. Вернулись. Сняли пижамы. Сделали ребенка.

Сразу сели читать блоги, форумы и тусить в сообществах прогрессивных родителей. Первым делом позвали фотографа, закупили реквизит, наделали фоток на будущее.

Ах, да, за всеми хлопотами и делами забыли поменять статусы на страничках. Down!

Отдышались, доели мюсли, открыли банку с клетчаткой.

Скучно.

Родили ребенка.

Кошмар! Что с ним? Почему он не улыбается и не сидит в углу красивый с игрушками? Что не так? Откуда столько агрессии, непринятия себя и жидкости в его маленьком и таком тщедушном теле? А еще, кажется, у него целлюлит?!

Пошли к психологу. Отдали ребенка родителям.

Вернулись. Надели пижамы. Заказали пиццу с колой. Посмотрели на фотки друг друга в сети. Лайкнули из вежливости. Никаких упреков и назиданий. Толерантность и терпимость к куче мусора другого — это святое. Уснули с глазами в смартфонах. В понедельник развелись.

КАК ЛИДОЧКА ХОТЕЛА СЛАВЫ И НА КАНАРЫ

Лидочка гордилась своей работой. Администратор салона красоты — должность ответственная и волнительная.

Это так престижно: сидеть красиво и рассматривать ногти на стиле. Вечером она мыла полы и убирала «санитарную комнату» — по-научному, «туалет» — по-народному. Но это было в темноте и без свидетелей. Поэтому никто таких неприличных подробностей о ее прекрасной профессии не знал, а Лидочка никому о них не рассказывала. Главное, что в сумме зарплаты хватало не только на гречку с банкой сайры в собственном соку, но и на массаж лица. Иногда.

Лидочка любила жить красиво, поэтому приобрела в съемную комнату в Чертаново еще и кактус. Цветок неприхотливый, но с характером. Они жили с Лидочкой мирно. Да и в целом все было хорошо в Лидочкином мироощущении до тех пор, пока клиентка не забыла книгу на подоконнике

Разумеется, Лидочка ее прочла. За ночь. А как?

Зато утром проснулась другим человеком. Она поняла, что ее призвание — быть блогером. Выучила с десяток «умных» слов и открыла аккаунт в сети инстаграм.

Теперь все с чистого листа. По-научному. Чтобы каждый пост за деньги или за поездку на Канары.

Девушка оценила свой ресурс и в тот же вечер сделала фото самых «выдающихся» частей тела — прям в туалете салона, который продолжала убирать.

Частей выдающихся, конечно, было немного, но Лидочка не отчаивалась. В конце концов, у нее был «потенциал», и она могла им управлять.

«Потенциал» требовал вложений, и Лидочка купила новый iPhone.

Да, в кредит. Но кому какое дело?

Перестанет есть сайру и справится с ситуацией. Главное, что красота ее приобрела безграничные перспективы. Сколько фильтров, ракурсов, возможностей для творческого преобразования себя. Ох!

Лидочка «зажгла». Инстаграм взвыл от избытка обрушившейся на него «красоты». Подписчики тоже.

В ход пошли кулинарные изделия. Это требовало дополнительных затрат. Еще нужен был кот для «упаковки» уютного образа. Кактус выглядел слишком маргинально. Подписчикам он не нравился.

Лидочка старалась. Дело «блогера» продвигалось.

И чудо, наконец, случилось! Ей написал «крутой чел» (по его статусу в профиле, разумеется). Он плюет на всех и всегда идет своим путем. Или там было что-то про его взгляды на жизнь и собственное мнение? Лидочка не запомнила. У него на странице много разных машин, в марках которых она пока еще не разбиралась, а также — еды, бассейнов и пальм. Лидочка всколыхнулась. Вот оно — счастье! Канары? Мальдивы?

Влезла в долги, нарядилась фЭноменально. Поехала на свидание на такси.

Адрес пробила заранее. Ресторан из категории «у английской королевы не хватило бы денег на чай». Выходила из авто помпезно.

Голова немного кружилась, пальцы поджимались в чужих туфлях. Но Лидочка держась на высоте. Она уже «подплыла» к дверям РАЯ, как вдруг…

— Эй, ты Лида?

Девушка обернулась.

— Я здесь. Артур — это я.

Худенький паренек в черном пуховичке со сломанной молнией махал ей трикотажной варежкой. Лидочка превратилась в скульптуру. В начале из мрамора, потом из льда.

Что это? Кто это?

— Пошли уже скорее, а то я замерз тебя ждать. Я тут за углом живу.

Лида потеряла все навыки самосохранения. Она как заколдованная мышь из сказки про волшебную дудочку медленно двигалась навстречу… сама еще не знала куда, но двигалась…

На 12 этаже прозаичной панельки ее встретил накрытый стол с борщом, пельменями и пирогами. Зинаида Михайловна хлопотала с раннего утра. Это же чудо какое! Она, простая женщина из заводской канцелярии на пенсии, принимает у себя в квартире звезду ее инстаграма. Саму Лидо Миро! Господи, ну как в такое поверить?

Она бы никогда не решилась ее пригласить. Сын помог. Он у нее молодец!

Мама озвучила идею, «ребенок» нашел способ и реализовал. Ух, далеко пойдет пацан! Не даром «айтишник» называется. По-научному.

А Лидочка после роскошного обеда (впервые за последние 6 лет, как уехала от мамы из Нижнего Тагила) разомлела, сняла туфли…

Хозяйка смотрела на нее с восхищением. Артур — со смущением, приглаживая редкие волосы.

— Хорошо-то как! — подумала Лидочка. — Вот это жизнь! Тепло, светло, сытно. Не Канары, но тоже неплохо…

Через неделю она переехала в комнату Артура. Без кактуса.

КРАСИВАЯ

Зоя была вопиюще красива, но завидовали ей не поэтому. Женский коллектив еще мог простить коллеге «свои» губы, волосы, зубы и ресницы. Даже роскошную грудь, попу мячиком и ноги в два этажа. Брендовые шмотки из последней коллекции. Знали, что свекровь магазин держит. Мотается на распродажи в Европу, привозит. Квартира, машина? Ну, так это папа устроил, всем известно. Диплом там какой-то импортный, три языка? Так это мы еще посмотрим, как они ей пригодятся, если «выживет». Полгода работы в офисе — не показатель. И не надо тут добренькую из себя строить.

Главбух уже давно ее «раскусила», и дни этой выпендрежной красотки, однозначно, были сочтены.

Но суть не в этом. Ох, не потому лучшие девушки отдела перестали спать ночами и «убиваются» диетами. Они же столько тренингов прошли, бедняжки. Ходят в юбках и с длинными волосами. Пекут блины-пироги. Солнцу поклоняются. Женственность изо всех сил излучают.

А тут эта коза! Сидит и все их труды-старания обесценивает. А все потому, что супруг ее — образец всех лучших мужских качеств и эталон Голливуда. Высокий, красивый, заботливый, молчаливый, всегда улыбающийся… Не человек, а икона. Вот прям, Аполлон Бельведерский и Давид Микеланджело в одном флаконе, только в костюме и на крутом авто.

Господи, какая несправедливость-то!!! Как так можно? Почему кому-то все и сразу, а кому-то даже после стольких лет беспощадной работы над собой — ничего! Сосед с дрелью и непонятной должностью в заводской конторе не считается.

Этот «муж» затмил всех. Стал объектом вожделения даже для главбуха. Почтенных лет женщины, надо уточнить. С двумя детьми и тремя внуками.

Дни Зои в этой компании были сочтены. Такую жестокость бытия выносить больше не мог никто. Даже уборщица Зейнеп.

И тут зазвонил телефон.

Зоя задрожала, потом взяла себя в руки и ответила:

— Да! Да, это я. Да, знаю, да, он приедет. Нет, он не издевается, нет. Нет, говорю! Все хорошо! Послушайте, как вас, сержант, лейтенант, майор? Простите, не разбираюсь в звездочках… Он не может вам ответить, потому что… он немой, понимаете? Глухонемой! Он читает по губам, он все напишет, подпишет, машину заберет. Спасибо. До свидания.

— Зоя, что случилось?

— Муж попал в аварию. Ничего страшного. Эти полицейские решили, если он молчит, то издевается.

— П….ц!!! Вот это да! А давно он немой?

— С рождения. Он инвалид.

— Аааа!!!! Такой красавец?! Неееет!

— Да это ерунда. Вы главного не знаете…

— Что????

— Он гей.

— Ооооооохххх!!!!!!! Не может быть! Зоя! Как так?

— Просто я… как бы это правильно сказать? Феминистка, которая поддерживает людей нетрадиционной ориентации. Мы договорились, что поможем друг другу «выживать» в этом черством мире.

Тут Зоя горько заплакала. Главбух тоже. Девочки в отделе не могли справиться с шоком. Зейнеп принесла всем воды.

— Ну, ничего, у него свой друг, у меня свой — тренер из зала.

— Да ты что?!

— Да, он женат. Да, невысок ростом и стесняется лысины. Зато человек хороший. Животных любит. Кошку из приюта взял. Теперь жена блох, глистов и клещей выводит. А дети к добру приучаются. Мы завтра договорились встретиться и пойти мусор в парке собирать. Я очень природу люблю. Он меня поддерживает. И его совсем не смущает, что у меня аневризма аорты и я могу в любой момент умереть. Мы уже обсудили, что он поможет мужу, если что, развеять мой прах над Средиземным морем.

— Зоооояяяя!!!! Бедная ты наша девочка! Ох! А мы то… Господи, не вставай, сиди. Мы тебе документы из принтера принесем. Чаю хочешь? С печеньем? Я сама пекла. Все экологическое, на оливковом масле. Надо же, как бывает! Вот и завидуй после этого людям. Никакой веры ни во что не остается. Как жить?

Карьера Зои постепенно, но уверенно пошла вверх.

Муж, когда узнал про свои нетрадиционно-медицинские обстоятельства, в начале рассмеялся, потом согласился. Ну, а что? Ему все равно, а людям приятно.

КОГДА ТЫ КРУТ И НЕИСТОВ

Артем был крут. Нереально. Он так думал. Да, черт возьми, он в этом уверен. В профиль? Анфас? Животик втянуть, плечи разогнуть и талант… вот, что главное! Это его талант! Плевать, что денег нет, работы нет, тачки, хаты, бабы… Да нафига они нужны? Одни проблемы! А он — прогрессивный чел. Не материалист. В ж… все это потребительство! У него диплом, мозги.

Он умный, современный, почти спортивный. Ладно, последний пункт вычеркиваем, потому что он честный, мать вашу.

Так, сигарета, на балкон… Да, чтоб вас… где зажигалка? От плиты, ок.

Итак, на чем остановился?

Артем — личность. Этим не разбрасываются. Это ценно.

Голубь обосрал. Б….! Да, что за жизнь ваще?! Ну, как так?!

У него есть идея. Для офигенного стартапа. Ребята из Microsoft тоже в сарае начинали. Чем он хуже? Короче, он понимает, что и как делать, надо только поесть чего-нибудь. Что там в холодильнике? Синие пельмени и полсосиски. Ок. Сойдет.

Вот, сука! Он к ней вчера со всей душой, со всей сложностью натуры, нараспашку, а она даже чай пить не стала. Брезгливо фыркнула и ушла. Нет, свалила. Чтоб ее! Она еще пожалеет! И тот чувак из конторы по ремонту пылесосов тоже. Он еще приползет к нему в центр на Красной площади, еще будет умолять взять его на работу в его бомбический офис перед мавзолеем.

Артем отомстит. И этой дуре, которая вчера за чай не дала. И этому засранцу, который нагло так сказал: «Все вакансии закрыты».

И всем, кто еще не понял, не оценил, не увидел, не вник… в его ТАЛАНТ.

— Эй, мужик! Кота не видел?

— Нет! Голубь тут только. — и Артем потер грязную макушку.

— Нее, кот нужен. Рыжий такой. Вот, гад, опять сбежал. Ему тут бабу принесли для дела, ну, то есть, для бизнеса, а он! Вроде, балкон закрыт был. Куда делся, чертяга?! От людей неудобно. Одна польза от этого дармоеда и то собаке под хвост.

— Не знаю.

— А ты чего там стоишь один в трусах, как гусь ощипанный? Выпить что ли хочешь? Так, давай, заходи! Квартира 26.

— Не хочу. Я подышать воздухом вышел.

— Понял, бабла у тебя нет.

— Почему? Все есть, отстаньте!

— По кривой роже видно. Ты это, не стесняйся, заходи, отметим свадьбу сбежавшего кота. Стол накрыт.

Артем надел спортивный костюм и пошел. Поел, выпил, потом отправился кота искать. Всю ночь рыскал по кустам и детским площадкам. Не нашел.

Вернулся.

— Он сам пришел. Вон, видишь, морда какая наглая сидит в углу. Водителем ко мне пойдешь?

— Пойду.

— Тогда по рукам. Держи ключи. Завтра в шесть утра у подъезда.

— Понял.

Артем сел в новенький мерс, включил зажигание, медленно и со вкусом «подплыл» к дому и, блин, понял, что он, наконец, КРУТ.

Да! Он этого достоин! Потому что у него талант!

И через неделю купил себе нормальной еды и рубашку.

НЕЖЕНСКОЕ СЧАСТЬЕ

Танька дралась. Отчаянно и наотмашь. По-другому она не умела. С братом бегала на перегонки и всегда побеждала. По деревьям лазила быстрее мальчишек. Задачи по математике щелкала на спор со старшеклассниками.

Танька везде была первая. Самая смелая, самая быстрая, самая сильная.

Ведра с колонки она тоже таскала вприпрыжку.

Отец ей говорил:

— Учись, Танька, за себя постоять, сама себя всем обеспечивать. На мужиков не надейся. Не верь. Они поматросят и бросят, а ты, дочь, должна быть счастливой вопреки любым обстоятельствам. Поняла?

Танька таращила огромные синие глаза и кивала. Мать за штопкой белья в углу — тоже.

Парни ее уважали. Говорили на равных. Брали в поход. Даже курили при ней. Предлагали. Она попробовала, закашлялась и выкинула окурок в лужу.

Потом случился роман с Пашкой-ботаником. Тихий, нежный, уступчивый, эмоциональный. Он сам бы никогда не решился ее поцеловать. Тут Таньке тоже пришлось все брать в свои руки. Поэтому свадьбу сыграли через пару месяцев. Пашка не сопротивлялся. Даже выглядел счастливым. Потом понял, что так и есть. Готовила Танька совсем не хуже его мамы. И в целом, была первая во всех семейных делах и активностях. Пашка даже расцвел, посвежел, округлился на диване. Усы отпустил. Поступил в аспирантуру. Сидел в библиотеке, пока Танька «челноком» в Турцию моталась. Времена сложные, перестроечные. Кто будет семью кормить? А у них в аккурат двойня и кот Обормот со специальной диетой.

Танька брала все барьеры. Даже не заметила, как и диссер за мужа написала, в «бизнес-вумэны» выбилась, детей в элитные школы распихала. И, однажды, черт её подери, влюбилась.

Глупо, но приятно.

Вначале все было вполне прилично.

Кафешки, смс-ки, кино, домино. Но после «главного» Татьяна не узнала себя в зеркале. После этого самого «главного» ее жизнь круто изменилась.

Татьяна Александровна вдруг осознала, что она — НЕ ЖЕНЩИНА.

Не сама осознала. Помогли книги, психологи, ретриты, последовавшие после бурного, но недолгого романа.

Оказалось, что она всю свою жизнь что-то кому-то доказывает, борется, преодолевает барьеры, а счастья не чувствует. Вот этого самого тепла внутри, расслабленности и света. Нет их.

— Понимаешь, Танюш, ты прекрасна, ты молодец, но мужиком рядом с тобой я себя не ощущаю. Кем угодно — партнером, любовником, сослуживцем, собутыльником, но прости…

— В смысле? А трахался со мной тогда кто, если не мужик?

— Это без проблем, красавица, только от Маши своей я к тебе не уйду, скажу честно и сразу.

— Прости, конечно, но если тебя устраивает жизнь с овцой, которая без тебя трусы не выберет в интернет-каталоге…

— Да, это правда. Маша никогда сама не зарабатывала денег, и она не блещет интеллектом, но есть тут что-то другое… Она женщина, понимаешь?

— Нет.

Любовники расстались, но картина мира у Тани сильно усложнилась.

Она проделала огромную внутреннюю работу, чтобы лучше понять себя, разобраться в своих чувствах, желаниях и в других непонятных вещах.

Выводы не заставили себя долго ждать. Пашку надо выгонять. Не только с дивана, но и из квартиры.

Перестать откупаться от детей игрушками и собирать с ними LEGO.

Обормоту корм поменять.

И записаться, наконец, на прием к косметологу, стоматологу и массажисту.

Да-да! Решила — сделала.

Ничего не изменилось.

Дела в бизнесе, слава Богу, шли хорошо. Дети не болели. Любовник навещал по средам. Душа металась по углам и застенкам. И в ее красную изящную машину влетел черный внедорожник…

Прямо на светофоре. Блин! Татьяна перепугалась. Потом взяла себя в руки и…

— Вы меня простите ради Бога, девушка! Виноват. Все исправлю, все решу. Звонить никуда не надо. Можно ваш телефон?

Мужчина слово сдержал. История обошлась без последствий, кроме одного: она вдруг почувствовала себя ЖЕНЩИНОЙ!

Как это? Непонятно с первого раза.

Спокойно, легко, центрировано, без необходимости что-то доказывать, подстраиваться, отвоевывать, решать, брать на себя.

Машина осталась в мастерской. Мужчина решил все финансовые и организационные вопросы. Предложил подвезти. Таня улыбнулась, поблагодарила, но отказалась. Он уехал.

Купила рожок ванильного мороженого, села в случайный трамвай, прислонила голову к горячему от солнца стеклу и зажмурилась.

Встрепенулась, чтобы уступить пожилому мужчине место.

— Сидите, пожалуйста. Вы же барышня. Я буду стоять и любоваться вами. Это настоящее удовольствие.

— Любоваться?

— Конечно. Понимаете, несмотря ни на что, я все еще мужчина, а вы — красивая ЖЕНЩИНА. И Танюша впервые в жизни просто согласилась.

МЕЛОЧИ ЖИЗНИ

У Софьи Михайловны был сложный характер. Многие бы сказали — невыносимый. Но только не Геннадий Павлович. Он вопреки общественному мнению — своих родителей, родственников и друзей — делал все возможное и невозможное, чтобы усугубить ситуацию.

Отдавал жене зарплату, беззаветно выполнял все ее мелкие и даже крупные поручения. На премию покупал пирожные и гранатовый сок в стеклянных бутылках. Для нее. Прилежно утюжил ей кофточки и ел пересоленный борщ. И, что самое поразительное, — с улыбкой. Без гримас боли и страданий. Без жалоб и упреков. Легко и с удовольствием. Потому что никто не видел, как нежно она чесала ему за ушком и прижимала лохматую голову к роскошной груди. Как утешала и защищала в его собственных глазах от чужих мнений. Как задорно они хихикали под одеялом, рассказывая друг другу анекдоты. Кидались подушками и танцевали голыми танго.

Софья Михайловна страшно раздражала маму Геши (так она ласково называла «пропавшего» в омуте любви сына, глядя на его детские фото). Варвара Семеновна даже составила список всех недостатков невестки. Она имела обыкновение зачитывать его только коту Василию. По двум причинам. Во-первых, он древнейший член семьи. Во-вторых, не болтливый. Павлу Иосифовичу такого доверия оказано не было. Потому что супруг и отец «ребенка» не имел окончательной позиции относительно выбора сына и постоянно метался в предпочтениях. Один раз даже заступился за Софу вопреки «расстрельным» взглядам жены с дивана. Геша старался угодить всем. И, казалось, находил в этом счастье.

Дети уже давно оставили их Софочкой одних и навещали по праздникам и выходным. Кристина любила мать, но была к ней «несправедлива». Вадим вежлив и предупредителен. Все соблюдали дистанцию и старались как умели.

Софья Михайловна сетовала на холодность детей и их неблагодарность. Геннадий Павлович в этот момент бежал за каплями пустырника или валерьянки. А момент такой случался всегда, когда Кристина отказывалась принять советы любящей матери и, упаси Боже, применить их в своей жизни. Дочь начинала дерзить, бросать трубку и хлопать дверью. По ситуации. Мать — метать молнии. Геннадий Павлович — их усердно ловить. Молнии, разумеется.

Вадим «жил» в телефоне, поэтому конфликтов не создавал.

Соседи почитали эту пару за идеал. Зинаида Прокофьевна даже приносила варенье и всячески «прокладывала» себе путь на их семейную кухню. Ей хотелось узнать секрет этого поразительного «согласия». Но Софья Михайловна предпочитала обсуждать музыку и картины. Геннадий Павлович мог говорить только за футбол и успехи в огородном искусстве. А кот Василий, как известно, был нем и неподкупен.

Однако раз в год случалось самое страшное. И длилось ОНО от двух недель до месяца. Супруги ругались, замолкали и переселялись в разные комнаты. Страдали молча. Никому не рассказывали подробностей. Разве что коту Василию.

В эти дни «окружающий мир», состоящий из родственников, детей, друзей и соседей, замирал в ожидании. Сердца наполнялись смесью страха, сочувствия и сожаления. Никто больше никого не критиковал. Не хлопал дверью. Не дерзил. Все молились и ждали перемирия.

А когда оно по неведомым причинам однажды наступало, — радовались и собирались на ужин за одним столом.

Однажды в припадке благожелательности Варвара Семеновна даже пошила Софочке новое платье. Торжественно вручила его на глазах обомлевшего кота Василия и даже заплакала от своей чувствительности. Наступали дни благоденствия. Ненадолго. И никому не приходило в голову выяснить причину этой странной и регулярно повторяющейся «трагедии». Но предполагали самое ужасное. Кроме кота Василия. Он знал, что виной всему Гагарин.

По мнению Софьи Михайловны, его похитили инопланетяне. Геннадий Павлович же был уверен, что космонавт погиб в авиационной катастрофе, выполняя тренировочный полет на самолете. Так сообщали официальные источники. В этом вопросе позиции супругов были решительно непримиримы. На другие «мелочи жизни» они внимания не обращали.

ПРЕКРАСНАЯ И НЕСЧАСТНАЯ

Маша была прекрасна. Со всех сторон. Это было очевидно. Всем, но не самой Маше. Она сомневалась. Не верила. Смущалась. Говорила: «Да идите вы все…»

И прочие нелепости и неприятности в ответ на комплименты и похвалы.

Потому что скромная. И если будет себя ругать и запихивать под старый бабушкин комод, то люди непременно все правильно поймут и оценят. А что им, этим самым людям, больше делать нечего, кроме как разгадывать непростую Машину личность? Тратить время, внимание, усилия на распаковку ее нежной, загадочной и такой офигенной души.

Именно в душе, а не в другой какой части ее вполне себе симпатичного тела, Маша прекрасна: добра, щедра и любвеобильна. Все остальное — тлен и обман зрения.

Поэтому она будет честной, а значит, холодной и неприступной. Чтобы мужчины понимали, что не надо обольщаться выпуклостями, впуклостями и округлостями. А сразу зреть в корень. Сквозь пуховик, толстый свитер, футболку, лифчик, кожу, грудную клетку — и прямо в «туда».

Куда? Ну, в душу, сердце, чакру или что там еще живет из «настоящего»?

Короче, надо именно так. Как в сказке про Лягушку-царевну. Вот, она, типа, такая страшная из себя вся, но на самом деле нет. А ты, блин, хоть и царевич, но догадайся, напрягись, шкуру сдери, сожги и Кощея победи.

Зачем?

Ну, для счастья.

А пока царевна Маша будет ходить в старом халате, с пучком грязных волос и без макияжа.

Кому надо, тот разглядит бриллиант. Слепой, ленивый и не вдумчивый пусть идет лесом.

Собственно, таких оказалось большинство.

Вначале Маша только усмехалась. Лет так эдак до 25. Потом презрительно фыркала до 35. В 40 немного растерялась. Стала пересматривать концепцию бытия и искать новые места в своей привлекательности.

Например, научилась вкусно готовить, вышивать крестиком и медитировать. Помыла и расчесала свой пучок, заказала платье с доставкой. Сходила в салон, на массаж, фитнес и тай чи.

Привела себя в такой вид, что зеркало, если бы могло, женилось на ней решительно и бесповоротно.

Да, Маша была прекрасна. Но еще не уверена.

В дверь позвонили.

— Кто там?

— Курьер. Доставка.

— Но я ничего не заказывала. Простите…

— Вы — нет, вам — да.

— Господи, а кто?

— Не знаю. Распишитесь и забирайте.

Маша испугалась, но пошла на риск.

— Вот. Цветы. Записка внутри. И еще…

— Да?

— Вы прям… ну, супер-секси… Замужем? Парень есть?

— До свидания.

Замок защелкнулся автоматически.

Маша прочитала на открытке: